Народ не слишком много путешествовал, за исключением торговцев, моряков и менестрелей. В Мире не было ни газет, ни телестанций.
      - Ты очень хорошо поработал, новичок! Это очень важная информация. И тебе удалось все это выяснить за очень короткое время.
      Катанджи покраснел, явно довольный собой, наслаждаясь словами похвалы.
      - У меня не было времени поговорить с кем-то еще, милорд.
      - Ннанджи, научи своего подопечного сутрам семьсот семьдесят второй, семьсот восемьдесят третьей и семьсот девяностой.
      Ннанджи кивнул - эти сутры касались военной разведки и шпионажа.
      - И восемьсот четвертой, милорд брат! - Он слегка улыбнулся - про кошек.
      - Однако, - сказал Уолли, - твоя метка заживет как следует через несколько дней, новичок. Не думаю, что нам придется плыть обратно в Аус, но если придется, не пытайся повторить тот же трюк снова, ясно?
      - Конечно, милорд, - ответил Катанджи, однако не слишком охотно, и Ннанджи подозрительно посмотрел на него. Затем его внимание оказалось отвлечено. Из двери на баке вышла изящная Тана, встреченная широкими улыбками. Не этого ли ждали моряки? При ней не было меча. В пределах видимости не было никакого оружия, если не считать кинжала капитана.
      - Итак? - заметил Хонакура. - Ты думаешь, теперь ты низко пал, и обрел знание от другого? Как насчет того, чтобы поднять войско, или замкнуть круг?
      Уолли яростно уставился на него.
      - Это ты мне скажи!
      - Это твоя загадка, милорд.
      - Да, но ты ведь кое-что понял, не так ли?
      - Думаю, да. - Старик хитро посмотрел на него. - Ты сам сказал это, милорд, но это кажется столь очевидным, что вряд ли мне...
      - Кажется, у нас проблемы! - сказал Ннанджи.
      Тана держала две рапиры и две фехтовальных маски, направляясь на корму к воинам.
      - Адепт Ннанджи! - Она остановилась рядом с главной мачтой, стройная и восхитительная, одетая все в те же два коротеньких куска желтой ткани, заманчиво улыбаясь. - Ты обещал мне урок фехтования!
      Ннанджи громко сглотнул.
      - Как я могу я сражаться с такой красавицей? - прошептал он.
      Уолли беспокоило другое.
      - Это какая-то ловушка. Ради всех богов, проверь ее рапиру, прежде чем начнешь. - Высказывая подобные опасения, он руководствовался вовсе не сутрами или воинскими инстинктами Шонсу - у Шонсу никогда не возникало мыслей о подобного рода вероломстве. Шонсу никогда не видел "Гамлета", акт пятый.
      Ннанджи недоверчиво взглянул на него.
      - Так или иначе, здесь нет места, чтобы вытащить оружие, не то что фехтовать! - Он посмотрел в сторону более просторной площадки на кормовой палубе. Места все равно было мало.
      Уолли покачал головой.
      - Видишь, какие короткие эти рапиры? А если на нас нападут пираты, бой будет именно здесь, так что имеет смысл потренироваться.
      Самое широкое свободное пространство на "Сапфире" находилось перед грот-мачтой, где стояла Тана, но оно было миниатюрным по меркам сухопутного воина, зажатое между шлюпками и передним люком. Команда собралась вокруг, с нескрываемым весельем ожидая продолжения.
      - Я польщен, ученица Тана, - голос Ннанджи звучал не слишком убедительно.
      - Дай мне подержать твой меч, - сказал Уолли, думая о канатах над головой. - И не недооценивай ее!
      На лице Ннанджи снова отразилось недоверие - он мог подозревать о возможных проблемах, но явно не сомневался в своей способности одолеть девушку-Вторую. Уолли не был в этом столь уверен. Воины упражнялись на очень длинных мечах, таких длинных, что с ними с трудом можно было управляться одной рукой, и притом обожали головокружительные прыжки и удары, что явно оказывалось бесполезным на борту корабля.
      Ннанджи взглянул наверх, осторожно вытащил меч и подал его Уолли. Потом подошел ближе, чтобы проверить рапиры, которые предлагала Тана. Нахмурившись, словно догадавшись о предупреждении Уолли, она протянула ему обе и предложила выбрать. Ему явно не понравилась ни одна из них, но он взял одну и попытался сделать несколько выпадов. Потом вышел на середину свободного пространства и повернулся к ней лицом. Они надели маски.
      - До семи, адепт?
      Ннанджи опустил рапиру.
      - Я думал, это должен был быть урок, ученица?
      - Конечно, адепт. Какая же я глупая. - Она встала в позицию.
      - Попробуй чуть выше, - сказал из-под маски Ннанджи. - Лучше. Давай?
      Тана сделала выпад, Ннанджи отступил и упал на спину на крышку люка.
      - Один! - крикнула Тана. Толпа взвыла.
      В следующий раз он продержался на долю секунды дольше, стараясь изо всех сил устоять на ногах, пока в воздухе мелькали клинки. Но затем он снова начал отступать, и то ли он не был уверен в том, что находится позади, то ли попытки вспомнить помешали сосредоточиться. Последовал укол в голову.
      - Два!
      Он не учел возможности вскочить на крышку люка, что дало бы ему больше пространства для маневра, но Ннанджи никогда не видел фильмов о пиратах. В третий раз он яростно атаковал, сумев сохранить равновесие. Тана без труда отступала к мачте. Это был быстрый и дьявольский поединок, не похожий на тот стиль, к которому Ннанджи привык. Он зацепился рапирой за ванты, и Тана ткнула его под ребра.
      - Три!
      Команда вопила, словно стая попугаев. Уолли, стиснув зубы, тихо ругался. Если Тана была Второй, то водяные крысы оценивали ранг намного выше, нежели сухопутные жители, но на него произвела впечатление подобная демонстрация воинского мастерства, и он подумал, что и сам не отказался бы от подобной тренировки.
      Корабль качнулся...
      - Четыре! - торжествующе крикнула Тана. Она сорвала маску и раскланялась под громкие приветствия.
      С пунцовым лицом Ннанджи побрел к своим друзьям, словно побитый пес, все еще держа в руках рапиру, килт и маску. Он шел почти три минуты. Избегая взгляда наставника, он перегнулся через поручни, словно готов был сложиться пополам и стравить за борт.
      ----
      Непрошеные гости опозорились, так сказать, на собственной территории. Время забавы кончилось, пора было переходить к делу.
      Томияно медленно пересек палубу, вскочил на крышку кормового люка и упер кулаки в бока. Трое моряков скользнули позади него, встав напротив гостей - поближе к пожарным ведрам.
      - Мы намерены высадить вас на первой же пристани, Шонсу. Оттуда вы сможете добраться пешком.
      Ннанджи выпрямился и повернулся к ним.
      Корабль вышел на середину реки и двигался на безопасном расстоянии от берега. Уолли увидел фермы. Там должны были быть и пристани.
      - Напоминаю тебе, капитан, - с деланным спокойствием сказал он, - что я оплатил дорогу до первого порта, где я смогу набрать себе отряд воинов.
      Моряк криво ухмыльнулся.
      - Кто станет тебе служить, Шонсу? Первые же воины, которых ты встретишь, отдадут тебя под суд за трусость. Наш договор никогда не сможет быть выполнен. Вы сходите на берег, и скатертью дорога!
      Назвать воина трусом - это влекло за собой кровь, столь же однозначно, как молния влечет за собой удар грома. Томияно, возможно, хотел спровоцировать драку, чтобы иметь возможность убить пассажиров, завладев в итоге седьмым мечом и прочими ценностями, которые им принадлежали. Зловещим признаком было отсутствие детей. Однако присутствовали подростки вроде Матарро, так что, возможно, кровопролитие не входило в его главные намерения. Но подобный вариант явно не исключался.
      С этим вариантом Уолли согласиться никак не мог. Ннанджи только что продемонстрировал собственное бессилие в условиях корабля, и даже Шонсу не смог бы противостоять буре летящих ножей.
      Он не мог и обратиться за помощью к Броте, даже если бы это позволила ему собственная гордость, поскольку она была предупреждена заранее и потому вынуждена была бы согласиться. Он мог бы уступить и сойти на берег, рассчитывая на то, что Богиня не даст кораблю уйти, но моряков явно более не беспокоило божественное вмешательство, и Уолли решил, что они, вероятно, правы. Он не мог более требовать помощи от этой компании. Он получил "Сапфир", как мог бы получить необъезженную лошадь, и ехать на ней было его делом. В эпосах герои никогда не падали с лошадей.
      Подчиниться и сойти на берег сейчас означало отказаться от своей миссии - он был в этом уверен. Это могло быть очередным испытанием, или началом наказания. Но удовлетворительного выхода попросту не было.
      А Ннанджи ждал, что он станет делать.
      Будь же теперь воином!
      Уолли все еще держал меч Ннанджи.
      - Лови! - крикнул он и бросил меч рукояткой вперед. Томияно подхватил его, словно цирковой жонглер. Другие моряки опустили руки к ведрам и застыли.
      - Какого дьявола? - разъяренно спросил капитан.
      Уолли взял рапиру и маску из вялых рук Ннанджи, не обращая внимания на его удивленный взгляд.
      - Лови! - снова крикнул он, бросая маску.
      Томияно увернулся. Маска ударилась о ванты, упала и покатилась по палубе.
      - Что ты делаешь, ради всех демонов? - прорычал он.
      - Как хочешь, - Уолли подошел к краю люка. - Моряк Томияно, я, Шонсу, воин седьмого ранга, настоящим наделяю тебя правом оказывать сопротивление пассажиру, вооруженному рапирой.
      - Что? Ты с ума сошел!
      - Посмотрим.
      - Что ты задумал?
      Уолли вскочил на крышку люка.
      - Моряк, ты наглый пес. Тебя следует высечь. Защищайся!
      Он прыгнул вперед и нанес удар рапирой. Томияно отразил его и инстинктивно сделал ответный выпад. Уолли парировал его и снова нанес удар. Где-то позади послышался голос Ннанджи: "Дьявольщина!"
      "Дзынь-дзынь-дзынь..." За несколько мгновений Уолли оценил противника. Он двигался быстро и владел несколькими очень хорошим приемами. Намного лучше, чем Тана. Возможно, примерно как Шестой? Затем Уолли перешел к делу. Он скользнул острием по груди моряка, оставив красный рубец. Капитан выругался и сделал выпад; Уолли парировал. После ответного выпада Уолли острие рапиры снова прочертило полосу по ребрам моряка. Затем Уолли преднамеренно ткнул его в нос; было опасно наносить удар столь близко от глаз, но это должно было быть больно. Поток крови был весьма впечатляющим.
      Приходя в себя перед бешеной атакой, Томияно спрыгнул назад с крышки люка. Уолли последовал за ним и погнал его спиной вперед по его собственной палубе, нанося безжалостные удары.
      Зачем он позволил себя втянуть в подобное безумие? Не только лишь для того, чтобы произвести впечатление на Ннанджи или на моряков. Он как бы давал сигнал богам: "Вот моя плоть, а вот меч. Если я утратил право на жизнь, возьмите ее. Если объявлен приговор - приведите его в исполнение".
      Рапира против меча - силы были явно неравны. Томияно мог идти на риск, который Уолли не мог себе позволить, поскольку все его неприятности сводились к очередной царапине, в то время как первая же ошибка Уолли могла оказаться последней. Ему приходилось также наносить сильные удары, в то время как в руке Томияно был меч Ннанджи, острее которого просто не было он мог разрезать плоть столь же легко, как воздух; его прикосновение могло быть смертельным.
      Однако у Уолли было два преимущества. Просто удивительно, какое ускорение могли придать мускулы Шонсу рапире за несколько дюймов ее движения, и сколь тяжкий удар он мог нанести. И, хотя капитан был удивительно ловок, Шонсу был лучшим в Мире.
      Это было не состязание. Это была бойня.
      И команда ничего не могла сделать. Их капитану не угрожала реальная опасность. Они вряд ли бы стали вмешиваться, если только он не позвал бы на помощь. А Томияно не стал бы звать на помощь, хотя исход поединка складывался явно не в его пользу - Уолли правильно его оценил.
      Не слышалось ни звука, кроме тяжкого дыхания, отрывистого лязга металла и тяжелого топота сапог Уолли, когда он переступал с правой ноги на левую. Перепуганные моряки столпились вокруг. Ему уже приходилось заниматься этим прежде - Шонсу знал, как драться на палубе корабля. Его стиль полностью изменился. Ни суматоха, ни уходящая из-под ног палуба нисколько ему не мешали.
      Мелькание рапиры и меча, казалось, превратилось в звенящий серебристый туман. Томияно отступил назад почти до предела, парируя удары, как только мог. Уолли неумолимо наступал, отбивая защиту противника, словно тот был паралитиком, пробивая ее, словно бумагу. Вскоре оба тяжело дышали и вспотели, но с капитана, кроме того, потоками текла кровь. Его спина, грудь и ребра были исцарапаны и ободраны, словно его высекли.
      - Хватит! - выдохнул Уолли. - Бросай меч.
      Однако бой продолжался.
      Томияно был гордым человеком. Он не мог сдаться. Он не мог позвать на помощь. Он испробовал все, что знал, и несмотря на это оказался побежден. Тем не менее он не мог сдаться.
      Уолли перестал наносить удары, продолжая парировать выпады противника.
      - Я сказал, брось меч!
      Томияно все еще пытался убить своего противника. Их безумная погоня по палубе закончилась, и выпады его становились все слабее и неувереннее, но он не собирался сдаваться.
      Уолли решил, что придется сломать ему ключицу.
      - Последний шанс, моряк!
      Внезапно капитан перехватил меч обеими руками и нанес мощный, протяжный, медленный удар сверху вниз, словно косой или клюшкой для гольфа. Уолли попытался парировать его, но меч выбил у него из рук рапиру и прорезал килт, повредив бедренную артерию. Вот это удар!
      Он лежал на спине, глядя на пару торжествующих, обезумевших от боли глаз позади лезвия, занесенного для последнего удара, на фоне ослепительно ярких парусов и неба, слыша лишь удары собственного сердца, выталкивавшего из его тела жизнь алым фонтаном. Время застыло навечно. Никто не дышал. Затем моряк выругался и отвернулся, убрав меч.
      Уолли попытался сесть, и тут кто-то погасил свет.
      Книга третья. МЕЧ НОСИТ ДРУГОЙ
      1
      Ннанджи бросился вперед, на ходу вспоминая сутру "Как останавливать кровь", но его опередил один из моряков, уже зажимавший пальцами пах Шонсу. Появилась Тана с ведром воды - речной народ явно знал, что делать, когда рядом нет лекарей.
      Ннанджи оставил раненого воина на их попечение, удовлетворившись тем, что убрал с дороги Джию. Она бы все равно ничем не помогла, только перемазалась бы в крови. Над Шонсу возникла тень опустившейся на колени Броты, явно знавшей свое дело.
      - Ему нужна теплая постель, - сказал он Джии, ведя ее назад к рубке. Там в сундуках есть одеяла.
      Подойдя к двери, они услышали странный рыдающий звук. Он исходил от Телки, которая, вероятно, выбралась наружу, чтобы понаблюдать за схваткой. Она и раньше уже так завывала, сердито вспомнил он - что за ошибка природы! Он дал ей пощечину. Она сразу же вернулась к своему обычному тупо-молчаливому состоянию. Джия прошла мимо нее.
      Жрец все еще сидел на ступенях, словно постаревший на тысячу лет, потрясенный до глубины души.
      - С тобой все в порядке, старик? - спросил Ннанджи. Хонакура кивнул, потом взял себя в руки и улыбнулся.
      Катанджи...
      - Мух ловишь, новичок?
      - Э... нет!
      - Нет... дальше?
      - Нет, наставник.
      - Тогда закрой рот и стой смирно.
      "Ответственность", - говорил Шонсу.
      Из толпы доносился голос Броты:
      - Он приходит в себя. Вставь ему рукоятку ножа между зубами... иглу... - Да, она явно знала, что делает.
      Ннанджи глубоко вздохнул и огляделся по сторонам. Общее настроение переменилось. Даже речные крысы должны были оценить демонстрацию воинского мастерства, свидетелями которой они только что были - невероятно! Они не могли отправить подобного героя на корм рыбам, а сейчас, похоже, им этого и не хотелось. Так что он мог немного расслабиться и подождать, пока Шонсу придет в себя. Однако ему нужен был его меч; он снова двинулся вперед в поисках капитана.
      Томияно стоял, опираясь на фальшборт, судя по всему, едва держась на ногах. Рядом с ним хлопотала пожилая женщина, пытаясь обтереть его полотенцем. Он сопротивлялся ее попыткам, прижимая одной рукой тряпку к кровоточащему носу, а в другой сжимая меч Ннанджи. Его глаза были затуманены от боли, и он все еще с трудом дышал, весь в царапинах, порезах и ссадинах, от пропитавшихся потом волос до измазанных кровью Шонсу ног.
      Для штатского он выдержал неплохую схватку, вероятно, лучшую из всех, какие Ннанджи когда-либо видел. Даже если Шонсу и сумел его как следует отделать, моряку удалось парировать многие из ударов, и даже одна удачная попытка была подвигом в поединке с Шонсу. Он продолжал держаться на ногах, что недвусмысленно говорило о его силе воли. Он с усилием сосредоточился и увидел Ннанджи; женщина предусмотрительно отошла.
      Ннанджи протянул руку.
      - Могу я получить назад свой меч, капитан?
      Томияно убрал тряпку от лица и поднял меч, так что его острие почти касалось пупка Ннанджи. Рука моряка тряслась, что было не удивительно, и острый конец покачивался перед мишенью.
      - Что ты станешь с ним делать, сынок?
      - Уберу его в ножны, моряк.
      Несколько минут они продолжали пристально смотреть друг на друга. Кровь текла из разбитого носа капитана и сочилась из его порезов. Если бы моряки были пиратами, и собирались скормить Шонсу пираньям, это был самый подходящий момент для того, чтобы воткнуть Ннанджи в живот его собственный меч. Однако ему уже не в первый раз угрожали мечом, и ничего не оставалось делать, кроме как ждать и смотреть, и он ждал. Рука его была неподвижна рука же капитана тряслась. Другие моряки наблюдали за ними. Это было очень важно
      Они оба стояли так достаточно долго, пока дыхание моряка постепенно успокаивалось, но в конце концов Ннанджи почувствовал, что они меняются ролями - уже не моряку было интересно, боится ли он меча у своего живота, а ему самому было интересно - не боится ли моряк вернуть ему меч. Наконец Томияно опустил меч, вытер лезвие тряпкой и протянул его Ннанджи, рукояткой вперед.
      Ннанджи взял меч, убрал в ножны и сказал:
      - Спасибо.
      И ушел.
      Все прошло достаточно гладко.
      Толпа вокруг раненого еще не разошлась, так что он направился к рубке, чтобы посмотреть, приготовлена ли уже постель... и у двери снова столкнулся лицом к лицу с Хонакурой. Старик явно оправился от потрясения - он иронически улыбался, в своей обычной манере.
      - Ну, старик? Этому у тебя тоже найдется объяснение?
      - Объяснения - как вино, адепт, - ответил жрец. - Когда их слишком много за один день, это может быть вредно.
      Проклятые стариковские увертки!
      - А может быть, как хлеб, который печет моя мать: очень хороший, пока свежий, но чем дальше, тем труднее его проглотить.
      Старик лишь покачал головой, и Ннанджи выпалил:
      - Почему Она его не защитила?
      - Она это сделала.
      Он взглянул на собравшихся вокруг Броты и раненого воина.
      - Это защита? Я не видел никаких чудес.
      Хонакура сухо усмехнулся.
      - Я видел два! Ты смог бы получить подобную взбучку, а потом не довести дело до конца?
      Ннанджи задумался.
      - Наверное, нет. А ведь его унизили перед всей командой.
      - В чем-то это помогло.
      - Как? Впрочем, неважно. Какое второе чудо?
      Старик снова хихикнул, отчего можно было прийти в ярость.
      - Я даю тебе возможность самому догадаться, адепт.
      - У меня нет времени играть в игрушки, - огрызнулся Ннанджи. - И без того дел по горло.
      Он направился в рубку, ощущая странное раздражение от глупой ухмылки старика.
      ----
      Шонсу перевязали, отнесли в рубку и уложили на синий ватный матрас. Брота посмотрела на него, молча бросив взгляд в сторону Ннанджи, затем вперевалку вышла. Остальная команда последовала за ней.
      Джия начала смывать кровь с тела своего господина. Он был без сознания и бледен как... просто очень бледен. Ннанджи взял его заколку для волос, перевязь и меч. Он сел на один из сундуков и проверил мешочки. Шонсу говорил ему о сапфирах, но Ннанджи лишь присвистнул при их виде и поспешно положил их в собственный мешочек, прежде чем кто-либо увидит. Затем он пересчитал все деньги своего наставника. "Мое добро - твое добро", но он намеревался хранить их отдельно. Пока он выложил свои собственные монеты на сундук. Из окна подул холодный ветер, шевеля его косичку.
      Он снял свои ножны, заменив их на ножны Шонсу, а затем сел и какое-то время разглядывал седьмой меч, прежде чем убрать его в ножны за спиной. Он пожалел, что у него нет зеркала - наверняка ни одному Четвертому еще не приходилось носить подобного меча. С некоторой неохотой он спрятал в свою сумку и зажим для волос.
      Появился Катанджи, все еще бледный. Ннанджи подозвал его к себе.
      - Сколько у тебя денег, подопечный?
      - Пять золотых, две серебряных, три оловянных и четырнадцать медных, наставник, - удивленно ответил Катанджи.
      Откуда у этого сорванца столько?
      - Ладно. Пересчитай мои, хорошо?
      Катанджи моргнул, но присел возле сундука и сосчитал, не прибегая к помощи пальцев:
      - Сорок три золотых, девятнадцать серебряных, одна оловянная и шесть медных.
      Правильно.
      - Тогда возьми их и позаботься о них для меня, - сказал Ннанджи.
      Его брат повиновался, сунув монеты в свою сумку.
      - Они не собираются высаживать нас на берег, - сказал он. - Другие хотели, но Брота не позволила - пока. Капитана отвели в трюм. Он... он будет жить?
      - Шонсу? Конечно.
      Катанджи с сомнением посмотрел на раненого, затем его лицо приобрело выражение, которое их мать называла "вареным".
      - Ннанджи... Они не хотят со мной разговаривать, когда у меня меч.
      Ннанджи открыл рот, чтобы изречь несколько истин о поведении, подобающем воину... и вспомнил.
      - Тогда сними его.
      На лице мальчишки отразилась неподдельная радость. С невероятной быстротой он обернул вокруг бедер дурацкую повязку - словно боялся, что Ннанджи может передумать. Затем он привязал к поясу мешочек с деньгами и убежал. Однако будет еще достаточно времени, чтобы сделать из него воина, когда они все покинут этот проклятый плавучий сарай.
      Прошло два или три часа; Ннанджи решил оставаться там, где был. Это была лучшая оборонительная позиция, какую только можно было найти, и при этом он мог следить за Шонсу. Раненый находился в сознании, но не полностью. Когда к нему обращались, он открывал глаза и, похоже, понимал, но большую часть времени просто лежал и постоянно метался, часто прося пить, и Джия давала ему воды через соломинку. Потом он снова ложился и закрывал глаза. Он непрерывно дрожал и потел. Она не покидала его. У двери был положен свернутый матрас, чтобы Виксини случайно не уполз, но ребенок пока вел себя хорошо.
      Ннанджи немного поиграл с Виксини и немного поговорил с рабыней, но в основном он думал об искусстве фехтования. Техника боя на борту корабля была очень интересной; очень мало работы ногами, и лишь короткие шаги. Огромная работа для руки и плеча - уколы, а не удары лезвием. Он бы не смог сражаться на равных с Томияно, даже на суше. Но он наверняка победил бы там Тану - она бы даже не сумела приблизиться к нему. И тем не менее, на корабле он со всей очевидностью снова выглядел новичком. Хороший воин должен уметь сражаться в любых условиях, и Шонсу определенно умел.
      Насколько хорош был Томияно? На два или три ранга ниже Шонсу. Но он сражался более длинным мечом, чем тот, к которому он привык. Добавим ему за это пол-ранга и отнимем один, поскольку он находился на собственной палубе, и по крайней мере два за то, что сражался мечом против рапиры. Проблема была в том, как оценить Шонсу. Уровня Седьмых никто не измерял. "Чтобы быть Седьмым, - любил говорить Бриу, - нужно просто быть непобедимым". Шонсу был лучшим в Мире, может быть, и не в одном?
      В конце концов он решил, что ранг Томияно мог бы быть где-то между пятым и шестым. И притом он был моряком! Где он научился так сражаться? Вероятно, от своего покойного брата, о котором упоминала Тана. Если не от него, то, вероятно, вокруг были и другие не хуже него, поскольку очень трудно намного превосходить своих партнеров по фехтованию.
      Да, ему следовало бы научиться сражаться в новых условиях. Для начала он вспомнил свой поединок с Таной, а затем поединок Шонсу, тщательно воспроизводя в памяти каждый шаг и каждый выпад.
      ----
      Утреннее солнце всходило очень медленно, сверхъестественно медленно для женщины, прожившей всю свою жизнь в тропиках. Дул легкий ветер, и Река была широкой и светлой. Следовало признать, что день был прекрасный; для ее комплекции это был лучший климат. В Аусе говорили, что в этом направлении безопасно, нет отмелей или неожиданных преград. Движение было не слишком оживленным. Команда предусмотрительно держалась поодаль от нее, пока она размышляла над своим решением, так что она сидела в одиночестве у руля, и ничто ее не отвлекало.
      Она спала плохо, и проснувшись, не приблизилась к решению ни на шаг, хотя обычно оказывалось, что сон часто помогает в разрешении возникших проблем. Единственное, что пришло ей на ум во сне - она поняла, чего именно не хватает. Она была уверена, что оно - он - непременно появится, и нужно лишь ждать. Хороший торговец умел быть терпеливым, так что она могла предоставить ему сделать первый ход.
      Воин был все еще жив, и каким-то образом она знала, что он будет жить. Казалось, он понимал обращенную к нему речь, но мог отвечать, лишь мыча и кивая головой. Она никогда прежде не видела, чтобы из одного тела вытекло столько крови. Даже в Йоке ее палуба не в такой степени напоминала бойню.
      Том'о все еще находился под действием снотворного, и она намеревалась какое-то время продержать его в таком состоянии. Если он оскорбил богов, то со всей определенностью должен был за это ответить. Слава Всевышней, у него не была сломана ни одна кость, но он был основательно избит. Снотворное могло помочь ему легче перенести полученные увечья. Он начал становиться раздражительным, еще до того, как началась эта пытка, и Тана тоже. Тана начинала все больше отбиваться от рук. После Йока, казалось, вернулась прежняя ровная, рутинная жизнь, за исключением того, что они не зашли в Хул и даже не проходили мимо Йока или Джуфа; так или иначе, туда они заходили лишь раз в год, за весенним урожаем. Однако все было уже не так, как раньше. Перемены носились в воздухе, хотя она отказывалась это признать. Теперь же перемен было намного больше, чем им когда-либо хотелось.
      Что-то происходило... люди начали собираться на главной палубе. Она искоса наблюдала за ними, не показывая, что обращает на них внимание. Затем она увидела появившуюся миниатюрную фигурку, с трудом поднимавшуюся по ступеням у правого борта. Вот и он. Именно его и недоставало.
      Он медленно приблизился, слегка задыхаясь, и улыбнулся ей. Не поздоровавшись, он сел рядом с ней на скамейку, не дожидаясь приглашения. Лишь пальцы его ног касались палубы.
      Она свирепо взглянула на его сверкающую макушку.
      - Тебе нечего здесь делать, когда я держу руль. - Он поймал ее в ловушку, вынудив заговорить первой.
      - Я ненадолго. Ты что-нибудь решила, госпожа?
      - Я решила, что мне столь же не нравятся нищие на борту моего корабля, как и воины.
      Его глаза были удивительно ясными для его явно преклонного возраста.
      - Я выше тебя рангом.
      Лина была права - он был жрецом. Это было ясно по манере его речи. Шестой? На какое-то мгновение у нее возникло желание потребовать у него доказательств, затем она передумала. Судя по настроению команды, они готовы были пасть перед ним ниц, если он действительно жрец-Шестой. Тогда приказывать им будет он, а не она.
      Она что-то проворчала, пытаясь заставить его сказать что-либо еще, но он продолжал молчать, сложив руки на коленях и глядя прямо перед собой, и болтал ногами, словно ребенок. Конечно, он ждал ее ответа. Какая наглость! Затем ее внимание снова переключилось на главную палубу.
      - Что там происходит? - Она надеялась, что ее догадка неверна,
      - Еще один урок фехтования.
      О, нет! Она потянулась к свистку.
      - Это его идея.
      - Не верю! Мужчина-Четвертый просит дать ему урок женщину-Вторую?
      Старик, улыбнувшись, кивнул, не глядя на Броту. Вероятно, ему было больно поворачивать шею на такой угол.
      - Адепт Ннанджи - тщеславный молодой человек. Он говорит, что вы фехтуете по-другому. Это так?
      - Да. Но я никогда не встречала сухопутного жителя, который признал бы, что у нас это получается лучше.
      - Не уверен, что он зашел столь далеко. Но он всегда охотно учился.
      Бойцы заняли исходную позицию; большая часть команды встала вокруг, чтобы наблюдать за новым состязанием. Старик снова замолчал, позволяя ей продолжать разговор.
      - Я могла бы высадить вас всех на берег, - сказала Брота. Она видела по пути множество небольших пристаней, к большинству из которых "Сапфир" с его скромной осадкой мог бы пристать. Однако рядом не было никаких поселений, где мог бы найтись лекарь, способный отличить рану от меча от укуса змеи.
      - Однако ты не собираешься этого делать.
      - Посмотрим.
      - Я уверен, что ты этого не сделаешь, госпожа. Я не говорил, что ты не можешь попытаться.
      - Значит, ты пришел меня предупредить?
      На этот раз он повернул голову, обнажив десны в улыбке, затем снова вернулся к наблюдению за поединком. Доносился звон ударяющихся друг о друга рапир, но толпа была странно молчалива.
      - Ты жрец!
      - Да.
      - Что делает жрец среди воинов?
      - Собираю чудеса.
      - Например?
      - Например - твой сын не прикончил Шонсу, когда тот упал на землю. На палубу.
      - Ты думаешь, он до сих пор посланник Богини, после той глупой выходки в Аусе?
      Маленький человечек устроился поудобнее на скамье.
      - Не пытайся предугадать поступки богов, госпожа Брота. Если она хотела, чтобы так поступил воин, Шонсу был единственным, кого она могла выбрать. Верно?
      - Но почему...
      - Не знаю. Но я это выясню, если проживу достаточно долго... или нет, если так будет угодно судьбе. Я научился терпению много лет назад.
      Она взглянула на вымпел и поправила курс. Паруса наполнились сильнее, и корабль радостно накренился.