Проект «Миссури»

— Это Багалия подружка, — сообщила Ленка. — Помнишь, на той гулянке?.. Третий курс.

— Андрейчик — солнышко, — вздохнула я.

Солнышко, но занят. Я и не рыпаюсь: такое у меня правило. Не, я бы запросто, но чтобы потом какая-нибудь коза вцепилась в патлы? Себе дороже. Тем более что вокруг столько незанятых, и даже еще покруче… тот же Русланчик, например. Кстати, где он там?.. Неужели пропустила?!

Тем временем девки на том краю стола о чем-то шушукались. Когда я развернулась по-нормальному, Ленка ухохатывалась и одновременно кашляла, захлебнувшись соком, а Хулита пожала плечами и выдала:

— Ну и дура.

— Вы это про что? — угрожающе спросила я,

— Расслабься, Натаха, — бросила Хулита. — Не про тебя.

— Али-на… с на… шего блока. — Ленка уже вся побагровела и не могла выдавить ни слова, только махнула рукой мне за спину. — Вон!

Я опять извернулась — черт!.. но интересно же. И вправду увидела Альку, которая как раз заходила в «Шар»… нет, я умираю! — чуть не под ручку с Багалием! Они о чем-то оживленно болтали и смотрелись настоящей парочкой. До тех пор, конечно, пока Андрей не увидел в очереди у стойки свою девку в суперовых сапожках. И подорвался к ней, а Альке досталось только «пока» через плечо. Я думаю!..

— Дура, — повторила Хулита.

— А может, это любовь? — серьезно сказала Ленка и запила соком.

И мы почти минуту ухохатывались все трое. За мокрой стенкой «Шара» прогрохотал подъемный кран — чистая Годзилла. А потом Ленка дернула меня за рукав: в дверях появился Русланчик.

Я тоже дернула за рукав — Хулиту:

— Позови его. Попроси ту статью… Глена-как-его-там… ну, Юльчик!..

Она посмотрела на меня так, будто делает бог знает какое одолжение. Сильно умная; ну да ладно. Я ей потом припомню, а сейчас…

— Цыба! Можно тебя?

Русланчик обернулся — вылитый Брюс Уиллис с Мелом Гибсоном, только еще красивее. Солнышко мое! Подошел и вежливо так сказал:

— Приятного аппетита, девочки. Что тебе, Юля?

Хулита глянула на меня и выцедила раздельно, чтобы каждый дурак догадался:

— Хотела спросить, где ты взял статью Гленна Райта.

— Скачал с одного американского ресурса, англоязычного. — Русланчик улыбнулся и поправил очки. — Я бы дал распечатку, но ты ведь испанский учишь.

И уже собирался идти — но не тут-то было. Я развернулась, перекинула ногу на ногу и послала ему самый что ни на есть сексуальный взгляд:

— Садись, у нас одно свободное место… Тут прикольно. — И побарабанила пальцами по стенке «Шара»; полночи рисовала цветочки на ногтях.

Он замялся:

— Я, девочки… Сейчас куплю себе что-нибудь, и…

— «Дипломат» оставь, — приказала я.

И он оставил. Куда бы он делся?..

Я нарочно не стала смотреть в его сторону. К «Шару» прилип желтый лист, принесенный ветром. Если б не дождь, я бы смылась с последней пары. Тем более что на специализации мы с Русланчиком в разных группах: он в политике, а меня матушка засунула на менеджмент. Еще и приплатила тому козлу из ректората, который следил, чтобы мне на всех экзаменах натягивали трояк. По баллам я бы, конечно, пролетела, но матушка заранее узнала, что баллы в «Миссури» — фигня. Главное было пройти собеседование в конце, а это для меня дело техники. В комиссии-то сидели почти одни мужики.

Русланчик отошел от кассы с подносом в руках и направился к нам; я помахала ему и тут же уткнулась в стенку. Пусть не думает.

Через две секунды он подбежал — но уже почему-то без подноса. Подхватил со стула свой «дипломат»:

— Девчонки, сорри. Там наша компания, меня позвали… в общем, увидимся. Пока!

И ускакал на другой конец «Шара», где, сдвинув два столика, расселись местные пацаны и навороченные, упакованные будь здоров, тоже все до единой столичные девки.

Ленка и Хулита молча хихикали. Ненавижу!

Убью гада.

Дождь кончился. В луже на остановке плавали желтые листья и кусок газеты с заголовком «Бывшая жена Сильвестра Сталлоне тре…». Что она такого «тре…», тонуло в мутной воде. А интересно.

Автобус не шел. Пилять три остановки пешком было влом, тем более одной: с девками я поругалась. Когда у Ленки в сентябре была несчастная любовь, я ее утешала, а они?!. И пусть только попробуют таскать мое турецкое печенье!

— Привет, Наташа. Ты в общежитие?

От неожиданности я чуть не вляпалась каблуком в лужу. Обернулась: Влад Санин из третьей группы. Вообще-то курс у нас такой агромадный, что всех в лицо я до сих пор не знаю. Но этот пацан пару раз приходил к нам в общагу, к Линичуку и Герке-гитаристу в четыреста пятую. Кажется, он какой-то компьютерщик. И местный!..

Я улыбнулась:

— Привет. Ага.

— Может, пройдемся? — предложил он. — Смотри, какая погода хорошая.

И правда — выглянуло солнышко, и сразу стало очень-очень красиво: желтые деревья на темно-синем небе, а среди них здание «Миссури» с блестящим шаром. Я вообще люблю осень. Почему бы и не пройтись?.. тем более что как раз подходила столичная компания с нашего курса, среди которой возвышался Русланчик в длинном светлом плаще. Пусть не думает!..

Сунула Владу свою сумку:

— Пошли.

Пожалела я об этом минуты через две. Он летел, как электричка на пожар, широченными шагами перескакивая через лужи и размахивая своей и моей сумками; а если расстегнется и вся косметика повыпадает?!. Я уже молчу про каблуки. Представляю, как оно выглядело со стороны: здоровая девка на шпильках-семерке, спотыкаясь, метется за пацаном, к тому же мелким, худющим и в очках. И дернуло же меня!.. а все потому что местный. Местными перебирать — так можно через пять лет в родной Полесск вернуться… Но не настолько же!

Между прочим, поболтать с ним, прощупать почву насчет жилплощади и предков, не было никакой возможности. В спину, что ли, вопить: кто твой батя?.. и есть ли у тебя девчонка?.. Хотя девчонка у такого задохлика — вряд ли.

Возле дороги он притормозил — потому что на светофоре горел красный свет. Но уже начинал мигать, когда я отдышалась и поправила прическу. До общаги оставалось еще две с половиной остановки; на фиг, я так не играю! Забираю сумку и сажусь на троллейбус напротив «Макдоналдса».

На плакате под светофором была нарисована закругленная буква «М» и написано «100 метров». Давно, блин, стометровку не бегала… на каблуках.

И тут меня осенило.

Включился зеленый свет, и Влад рванулся вперед по «зебре». Я вцепилась ему в локоть — а что, может быть, девушка боится сама переходить через дорогу, — и, наклонившись к самому уху, прокричала:

— Я есть хочу!

Санин отреагировал только на другой стороне. Остановился; слава богу! Цепляться за него было уже неприлично — пусть не думает. Перевела дыхание и протянула нежным, чуть виноватым голосом:

— Понимаешь, в «Шаре» не пообедала… А в общаге пока что-нибудь приготовишь…

И улыбнулась Владу так, словно это был сам Русланчик.

До него дошло. Умный!

— Может быть, зайдем в «Макдоналдс»?

* * *

— Что тебе?

— «Биг-Мак меню», — не задумываясь, ответила я. — И клубничное мороженое. И…

Его мелкие глазки за близорукими очками вроде бы пока не лезли на лоб. Наглость — первое счастье. Да и когда еще… В общем, я решилась:

— …и пирожок с вишнями!

— Хорошо, — кивнул Влад. Поставил сумку на сиденье напротив и пошел к кассам.

А я сняла плащик, перекинула его через спинку стула. Села за столик, локтями подперла подбородок. Типа я здесь уже в черт-те какой раз.

Хотя на самом деле — в первый. А что, если мне матушка денег дает только на проезд; все остальное — продукты там, косметику, даже туалетную бумагу! — натурой, «чтоб не развращать ребенка»! Вообще-то ее просто жаба давит. Матушка у меня за копейку… ну да ладно.

А что я здешнее меню назубок знаю — так оно снаружи на плакате написано, даже с картинками. Мы с девками, когда пешком из «Миссури» пиляем, всегда останавливаемся почитать. И посмотреть, как народ лопает, стенки прозрачные, все видно…

Глянула в окно: вот бы кто-нибудь из наших мимо проходил!.. Вот бы Русла…

— Забыл, какой ты пирожок хотела, — сказал Влад. — Взял и с вишнями, и с яблоками…

Я кивнула:

— Солнышко.

Он опустился напротив; из-за высокого стакана «кока-колы» одни очки поблескивали. Оно, конечно, стремно сидеть в «Макдоналдсе» с дохлым очкариком. Но пригласил ведь, и два пирожка!!! — себе Влад, правда, взял только гамбургер. Значит, не такой уж он башлятый… но и не жмот, как некоторые. Да и перебирать местными… тьфу ты.

— А ты компьютерами занимаешься, да? — начала я разведку, пережевывая биг-мак.

Молча кивнул. Что ты хочешь: рот занят. Я спохватилась и перед следующим вопросом все проглотила — вкуснотища! С этими очкариками надо и себе косить под воспитанную:

— Наверное, интересно?

— Интересно. — Он опять кивнул.

Укусил свой гамбургер и снова замолчал; нет, я так точно не играю! Сам пристал на остановке и сам же молчит, как рыба об лед. Правда, его глаза из-под стекол так и уткнулись в мою кофточку, туда, где я две пуговки верхних никогда не застегиваю, хоть уже и холодно. Та-ак, все ясненько: хочет, но боится, бедняжка. Наверняка ведь еще мальчик.

Попробовала картошку из пакетика. Супер!

— Я тут начал одно исследование, — внезапно заговорил Влад. — Мне нужна статистика. Вот ты, Наташа, — как ты поступала в «Миссури»?

Теперь он смотрел мне в глаза — скорее всего потому, что я их вылупила, как идиотка. Нет, они все сговорились, что ли?..

Но хамить я ему не стала.

— Как все. Сдала экзамены, собеседование прошла… А что?

— И какие у тебя были оценки?

— Испанский — пять, сочинение — четыре. — А как он, спрашивается, проверит? — А по тестам не помню уже. Столько времени прошло… Так зачем тебе?

Санин отправил в рот остаток гамбургера и аккуратно сложил в несколько раз упаковочную бумажку, так что получился малепусенький квадратик. Я тянула через трубочку «кока-колу»: губы при этом складываются так сексуально, что кому хочешь отшибет думать про какие-то там экзамены. Владичек, солнышко, покраснел и, кажется, чуть было не подавился.

— Просто есть одна гипотеза, — наконец выговорил он. — Я придумал прогу по сравнительно-статистическому анализу… Понимаешь, Наташа, такое впечатление, что наш курс набирали, исходя не из… В общем, не столько по уровню интеллекта и образования, а…

— По-твоему, я дурочка, да?!

Я выплюнула соломинку и обиженно поджала губки. Обычно действует безотказно.

Влад совсем смутился; похоже, он так и думал. Ну и по фиг! Зато не какая-нибудь умная. Посмотрела б я на того идиота, который поведет Хулиту в «Макдоналдс»!

Подобрала последние палочки картошки и взялась за мороженое. Объедение!.. только клубника не очень-то настоящая.

— Нет, что ты, Наташа, я… Или вот, например, если посмотреть, как народ у нас относится к учебе. Октябрь месяц — а на пары уже ходит меньше половины курса. Герки сегодня опять не было… и Гэндальфа… Ты не знаешь, он не заболел?

— Утром был вполне здоров, — сообщила я, облизывая мороженое с ложечки острым язычком. — И даже собирался в институт. Обломался, наверное. А вообще старшие курсы говорят, ничего нам за пропуски не будет. А на сессии вообще халява.

— Вот именно! В институте такого уровня, как МИИСУРО, не должно быть халявы! Ладно еще, если бы мы платили за обучение. Но в нас, наоборот, вкладывают колоссальные средства — и что, совсем не нужна отдача? Тут что-то однозначно не так. Я пока начал с анализа вступительных экзаменов, а если в этом направлении не удастся ничего нащупать, то…

Он очень смешно сказал — МИИСУРО, с ударением на «о». А дальше я и не слушала: понес какой-то совершенно левый груз. Нет, я не въезжаю: пригласить девку в «Макдоналдс» и битый час втыкать ей про «Миссури»?!. Это ж умереть можно. При том, что я ему уже минут двадцать глазки строю, задохлику местному! Да любой бы пацан…

Хотя что он тут предпримет, бедненький? Все ведь на нас пялятся, и с улицы тоже. Даже что под столиком делается, и то каждой собаке видно. Кстати, по стеклу снова закапал дождик — маленький, но под него можно закосить от прогулки — пробежки — пешком. В конце концов, Владичек, наверное, потому и несет пургу, что очень хочется, но здесь в упор никак…

К тому же я уже налопалась по самое не могу. Выковыряла из прозрачной креманки последнюю ложечку мороженого и покосилась на пирожки. Запакованные, так что можно взять с собой в общагу. И пусть Ленку с Хулитой жаба задавит!..

Встала:

— Спасибо, солнышко. Пошли. Ты ведь к нам?..

На слове «к нам» я улыбнулась и еще раз облизала губы — вроде от мороженого. Владичек закивал и рыпнулся подать мне плащик. Только у него не очень получилось, пока не вытянул руки вверх и не встал на цыпочки. Да ладно, это все из-за моих каблуков.

Распахнул передо мной стеклянную дверь, и я в последний раз вдохнула вкуснющий «макдоналдсовский» запах. Хотя кто сказал, что в последний?

— Были бы деньги, — задумчиво произнесла я, не глядя на Влада, — каждый день бы тут обедала…

Но он ответил совсем не так, как я ожидала:

— Не советую, Наташа» Одна девушка в Америке таким образом за месяц набрала сто двадцать кило. Тут очень калорийная пища.

Да? Стало по-настоящему обидно.

Ну почему от всех хороших вещей обязательно толстеют?!.

— В четыреста пятую, — сказал Владичек вахтерше.

Я его мысленно похвалила. Бабе Соне вовсе не обязательно знать, куда он идет. Хотя она, старая стерва, по-любому догадалась; глазищами чуть мне дырку в заду не прожгла.

Он хотел подниматься по ступенькам, но я вызвала лифт: когда он исправный, надо этим пользоваться. В кабинке валялась бумажка от «сникерса» и было страх как накурено; наверное, поэтому Владичек зашуганно отступил в угол, стараясь к тому же не прижиматься к стенке с разными надписями. Столичный ребенок. Ничего, я понимаю.

Мы прошли через блок. На кухне торчал один Женечка. Выглянул, поздоровался с Владом и странновато посмотрел на меня; он вообще странноватый, хоть и солнышко. Возле мусоропровода по-прежнему валялись бутылки: поубиваю четыреста восьмую!..

Моя дверь была закрыта: йес! То есть я еще в троллейбусе вспомнила, что девки говорили про какую-то экскурсию после пар — они обе на одной специализации, социологички. Так что это надолго. Провернула ключик и распахнула дверь: хорошо, что я последняя уходила, а то наверняка оставили бы бардак…

— Ребята есть? — спросил Владичек у меня за спиной.

— Ага, — ответил ему Женечкин голос. — Они там новую песню сочиняют. А мне к семинару готовиться…

Я обернулась — и вылупила гляделки,

Владичек как ни в чем не бывало протягивал мне сумку:

— Счастливо, Наташа.

— Ты что это, не зайдешь? — Я вздохнула, поджала губки, ненавязчиво выставила вперед ножку в чулке — все это, конечно, игнорируя его руку с сумочкой. — Ну, Влад… Посмотришь, как я живу.

И в этот момент, как назло, распахнулась дверь четыреста пятой. Наверное, им Женечка, гад, сказал.

— Влад!!! — заорали в один голос Герка и Линичук.

И пришлось взять сумочку.

…А все тетрадки в ней оказались в жирных пятнах: один «макдоналдсовский» пирожок выпал из своей картонной коробочки с нарисованными вишнями. Хорошо хоть, не взяла конспект у Русланчика… С горя надкусила пирожок: гадость!.. может, потому что холодный.

Переоделась в тигровый халатик и вышла на блок. В четыреста восьмой было закрыто: ну ладно, вы мне еще попадетесь, стервы! Из-за дверей четыреста пятой гремело что-то разноголосое и под гитару. Бедный Женечка. Но так ему и надо.

А Владичек еще пожалеет.

Я поднялась без лифта на шестой этаж и постучалась в шестьсот одиннадцатую. У Вовика сидели двое пацанов, но при виде меня он сразу предложил им погулять.

— Ну что, Натаха, опять скучаешь? — сказал Вовик, спустил с моих плеч воротник тигреночка и умело расстегнул на спине бюстгальтер.

Вовик — солнышко. Жалко, что не местный.

ГЕОРГИЙ, 33 года

Голос в трубке был хриплый, содранный, будто кожа:

— Мне очень нужно с тобой поговорить… Нет, по телефону— никак… Приезжай… Очень нужно, понимаешь?..

В паузу пробился какой-то чужой разговор, затем коротко пикнуло: звонивший говорил из автомата. Но ведь у него еще месяц назад была казенная мобила… названивал, хвастался. Значит, снова уволили с работы. Черт возьми. Георгий вздохнул:

— Хорошо. Завтра попробую вырваться. Где встретимся?..

— Кто это? — крикнула с кухни жена.

— Мне, один приятель, — отозвался он. Если Светка узнает — точно закатит скандал, запрещая ехать в город «на пьянку к этому алкоголику». Зачем лишнее сотрясение воздуха?

Георгий вышел из сеней на крыльцо. Было еще совсем светло: как-никак начинается весна. В воздухе облачками зудели мошки, с соседского огорода за плетнем несло запахом известки и навоза. Старый вяз посреди двора неизвестно когда успел взорваться коричневыми сережками. Кстати, мальчишки уже замучили просьбами повесить качели… а жене он обещал на эти выходные побелить деревья в саду — вон у дяди Коли уже все побелено. Ну да ладно. Выехать в субботу рано утром, первой электричкой, к вечеру вернуться, а в воскресенье…

Еще диктанты четвертого класса. И контрольные изложения шестого. Вот так всегда — откладываешь до последнего, на те же выходные… он негромко выругался. Ничего не поделаешь: надо прямо сейчас садиться и проверять. И что-нибудь придумать для Светки: зачем он, собственно, ни с того ни с сего срывается в город. Сказать, что в райцентр. Если заикнуться про столицу — без свары не обойдется…

— Дядь Гера! — донесся из-за плетня писклявый голос. — А я ту книжку уже прочитала. Можно еще попросить?

— Цыть, малая! — гаркнул на дочку дядя Коля. — Думаешь, учитель их печатает?.. Ну-ка, марш в хату! Как здоровье, сосед?

— Не жалуюсь, — усмехнулся Георгий. — Зря ты так, дядя Коля. Вон моих пацанов полстранички прочитать не заставишь. Все больше по селу гасают как сумасшедшие, на гитаре бряцают… а толку?

Сосед закурил, спустился с крыльца, навалился необъятным пузом на плетень. Георгий тоже раскурил дешевую папиросу, пряча легкое раздражение. Два мужика под вечер по-соседски точат лясы — это святое куда в большей степени, чем бабьи сплетни. От дяди Коли теперь не отвертишься самое малое полчаса. Штук шесть-семь тетрадок… черт побери.

— Ты не волнуйся, сосед, — изрек дядя Коля. — Твои пацаны дураками не вырастут, при таком-то батьке… Я тут вчера хвастался куму из райцентра: мол, в нашей школе учитель «Миссуру» закончил, а у вас?.. Накося выкуси!

Довольно похохотал и неожиданно спросил:

— Голосовать за вашего будешь, за Багалия?

Георгий пожал плечами:

— Не решил еще. А ты?

— Я за Владимира Палыча, — солидно протянул сосед. — Владимир Палыч мужик толковый… сколько уж лет в правительстве, знает, что там к чему. Ты извини, конечно, может, твой Багалий тоже ничего, но я уж как-то…

— Какой он мой, — отмахнулся Георгий.

— Я вот думаю, — дядя Коля посмотрел на краснеющее небо, — подморозит еще или можно уже клубнику сажать? Ты как себе мыслишь, сосед?..

…Он отложил предпоследнюю тетрадь. Взглянул на часы: полпервого. Запредельное время для большинства односельчан; Светка, к примеру, даже не признавала телесериалов, начинавшихся после десяти… Ее дыхание с ритмичными всхрапами заполняло горницу. Из-за перегородки на разные голоса посапывали мальчишки. Георгий зевнул и раскрыл последний диктант. В тусклом свете ночника строчки прыгали перед глазами.

Вообще-то жена права, когда пилит его из-за тесной родительской хаты. Конечно, давно пора взять у ее отца— предлагает же! — деньги на кирпич с цементом и начать строить дом. Долгое, серьезное, стоящее дело. Возможно, оно действительно если не придаст его жизни смысл, то, во всяком случае, довершит необходимую атрибутику сложившейся мужской судьбы.

Ведь, в конце концов, у них со Светкой трое сыновей. И он, Георгий, уже посадил чертову прорву деревьев.

Поставил восемь баллов и небрежно бросил тетрадь на покосившуюся стопку. Вот воскресенье и свободно: для дома, для хозяйства, для семьи. А завтра — первая электричка и встреча со старым другом, которому, как и в те полузабытые, почти мифические времена, приспичило срочно поговорить.

Подтолкнул жену в бок — подвинься, — пристроился на краю перины, поднырнув под нагретое женским теплом пуховое одеяло. Светка что-то пробормотала, сонно обняла мужа за плечи, провела рукой по бороде и привычно коснулась пальцами мочки уха.

Там так и не заросла дырочка. Хотя он уже целую вечность не носил серьгу.

Станция метро «Вокзальная» была точь-в-точь разозленный пчелиный улей. Хаотично-целенаправленное движение гигантского роя, необходимость подчиниться ему и хамские жала при каждом неосторожном движении. Еще в студенческие годы, обязанный хотя бы раз в месяц приезжать на выходные домой, Георгий ненавидел эту станцию.

Хотя вообще метро любил. Особенно его запах — душноватый, здоровый дух земли, придавленной мегаполисом. Когда-то давно даже песня написалась — «Запах метро»…

Шагнув на эскалатор, он попытался мысленно восстановить ее: а ну, не слабо?.. Тяжелое жутковатое соло на басах, переходящее в отрывистый бой дисгармоничных, на грани какофонии, аккордов. Первый куплет — свистящим речитативом:

Данте под кайфом

Вергилий пьяный

добро пожаловать

глубокий вдох

он проникает вам в души и раны

запах

метро!

…Тьфу ты черт, ерунда какая. А ведь когда-то пол-общаги заслушивалось и называло его гением. Георгий хмыкнул; тут же, оттертый от поручней, посторонился. Забыл, что стоять надо по правой стороне: слева какому-нибудь обкуренному Данте непременно приспичит спускаться своими ногами. Прямиком в ад.

Штурмовать первый поезд Георгий даже не стал пытаться. Нет, определенно, таких масс народу в его студенческое время в столице не было; но, может, на вокзал прибыли сразу несколько составов? Поезд отгрохотал, электронное табло обнулилось и начало новый отсчет секунд. Людей на станции, казалось, не стало ни на голову меньше. Георгий протиснулся ближе к краю платформы: кое-как удалось пристроиться во втором ряду.

Последний раз он приезжал в столицу лет пять назад; кстати, на свадьбу Гэндальфа. Вдвоем со Светкой — вот кто панически боялся метро: и турникетов, и эскалаторов, и зовущего, по ее мнению, провала с рельсами. Рядом с ней Георгий чувствовал себя вполне бывалым горожанином, почти хозяином мегаполиса…

А ведь был, был момент истины — еще тогда, в «Миссури», — когда удалось в полной мере осознать себя его хозяином! Был?.. Да черт его знает.

Дверцы разъехались прямо перед тем, кто стоял перед ним, — повезло. Георгий ввинтился в вагон, схватился за кожаную петлю на перекладине, уткнулся в стену. Чуть выше резиновой окантовки окна: «Голосуйте за Будущее!» Еще выше — значок на лацкане серого пиджака. Слегка небритый подбородок и белозубая улыбка. Андрюха Багалий, надо же… хотя что тут удивительного. Давно не виделись. Привет.

— Привет, — сказал Гэндальф. — Дай сигарету.

У него заметно дрожали руки.

Но закурил Сашка с первого щелчка зажигалки, подменяя человеческую координацию движений жестко выверенной последовательностью действий старого автомата. А закурив, стал-таки немного похож на человека. Заросшего, помятого, смертельно усталого — но на себя самого.

— Хорошо, что ты приехал, — затянувшись, хрипло выговорил он. — Надо что-то делать, Герка. Тут такое… В общем, началось.

— Что началось? — спросил Георгий.

Хотя, конечно, сразу и вспомнил, и понял.

— То, о чем говорил Влад.

Они сидели в дешевой забегаловке с пластмассовыми стульями и винно-сигаретным коктейлем вместо воздуха. Произвольно взятое, не помеченное старой памятью и попросту неприятное место. Черт его знает, почему Сашка предложил встретиться именно здесь. Можно подумать, что он скрывается от кого-то… да нет, что за ерунда.

— Нашу газету закрыли, — сказал он.

Георгий вскинул глаза: выходит, почти угадал насчет мобилки.

— …и новости четвертого канала. С этого всегда начинается, Герка. Вопрос только в том, как быстро оно наберет ускорение.

Толстая официантка в засаленном переднике поверх мини-юбки с крайним презрением швырнула на столик два бокала пива. Георгий уже успел забыть, что заказывал его. Гэндальф все так же автоматически подгреб бокал к себе, приподнял над столом и начал хлебать длинными неопрятными глотками.

— Подожди. — Георгий тоже отпил немного; поморщился. — Ваша газета… Кого вы поддерживали? Виерского?

Он интересовался политикой ровно настолько, чтобы не выглядеть «чайником» перед теми учениками, которые имели обыкновение смотреть вечерние новости по первому каналу. Конечно, изображать знатока политических и масс-медийных подводных течений перед Сашкой, у которого вся жизнь была непосредственно связана… Да, собственно, только из этого она и складывалась, его теперешняя жизнь.

Гэндальф досадливо помотал головой. Громко глотнул. Рукавом вытер пену с потрескавшихся губ:

— Правоверные мы были, николаенковские… Но не в этом дело. Наша газетенка — мелочь. Начинать и положено с мелочей. Если сразу по-крупному, может выскочить резонанс. А так— мы, новости четвертого… пустили с утра пару клипов, никто и не заметил.

— Н-да, — выдавил Георгий.

Уж он-то не заметил точно. Он и не помнил, когда последний раз включал телевизор. Включала Светка — сериалы, или пацаны — футбол и мультяшки, а ему приходилось поневоле присоединяться, готовясь к урокам или проверяя тетрадки тут же, в горнице… Но не по утрам. Утро в селе — время не для телевизора. Утром не до новостей, есть они или нет.

— Я пытался дозвониться Андрею, — сказал Сашка.

— И что?

— И фиг. В штабе трындят про поездку по регионам — хотя вчера он еще по-любому был на месте, жеребьевка же. Мобилу со времени того интервью, что я с ним делал, он уже раз двадцать, наверное, поменял. Удалось раздобыть домашний, так там вечный автоответчик. — Он усмехнулся. — Хотя нет: пару дней назад попал на нее… на Алину… черт!!!

— Если это то, что ты думаешь, ее тоже касается, — заметил Георгий.

Гэндальф сумрачно помотал головой:

— Нет. Алька — такая же, как мы с тобой. Я уверен. Процент погрешности, как говорил Влад.

Повисла пауза. Из разряда тех, когда неловко, что кепка уже снята и лежит на столе, а из-за стойки несется жизнерадостная попса. Георгий залпом допил пиво, смахнул пену с усов.

— Тебе кажется, он все-таки был прав?

— Мне ничего не кажется. Я сам там был — сам! — в той лаборатории. Я же вам тогда рассказывал… Знаешь, Герка, я ведь не сомневался, что рано или поздно это начнется. Дай сигарету. — Он снова произвел дрожащими пальцами заученный комплекс движений. — Но сейчас я без понятия, что делать.

Глаза у Сашки были припухшие, воспаленные, в густую красную сеточку. Ясно, что со времени увольнения он ежедневно прикладывается к чему-нибудь покрепче, нежели пиво. Может, с товарищами по несчастью, а может — вообще неизвестно с кем. Неудивительно, что ему начинают чудиться всякие… Георгий поймал свою мысль за слово «чудиться», будто за воротник. Ты ему не веришь. И скорее всего ты прав.

Это все город. Чересчур большой город, из которого Гэндальф не сумел вовремя сбежать — в отличие от тебя самого. Эх, если бы можно было вывезти его на пару недель к себе… но Светка… и потом, это не поможет. Ему срочно нужна хотя бы иллюзия настоящего дела.

— Проведи журналистское расследование, — предложил Георгий. — МИИСУРО — это актуально, у тебя с руками оторвут. Устроишься в хорошее место… сейчас, перед выборами, это не проблема. А потом…

— Хотел бы я знать, на что будет похоже «потом».

Он затянулся и продолжал:

— Фигня все это. Я года четыре назад взялся типа за расследование, когда еще в «Столичной правде» был, помнишь? Причем ни слова о том, что сам видел… Только неоспоримые факты. Собрал мощную статистику по выпускникам «Миссури» разных лет, встретился кое с кем из наших. Черт, ты не представляешь, как мне не хватало той информации, что Влад… Но все равно вырисовывались разные штуки. Например: после нашего с тобой курса проект и вправду был свернут. Понимаешь? Если по первым трем выпускам мы имеем процент погрешности на блестящем фоне, то затем — скорее наоборот. С четвертого года и контрактников начали брать… В общем, много было фишек. Материалец на раз воротище… может, помнишь?

Георгию очень захотелось вспомнить; врать было бы глупо и неуместно. Покачал головой.

— Вот именно. Никакого резонанса. Из ректората «Миссури», правда, пришла писулька, требовали опровержения. Я и дал— жалко, что ли?.. Олька ходила беременная… Я ведь думал, хоть кто-то почешется… из НИХ.

Сашка умолк. Георгий отодвинул бокалы из-под пива на другой конец столика; официантка и не думала их забирать. Толстуха за стойкой с непристойным звуком продула сифон. Бодренькая песенка в пятнадцатый раз повторила рефрен и наконец сдохла. Почти без перерыва началась другая песня — впрочем, вполне приемлемая. Звенислава, усмехнулся Георгий. Кстати, любимая Светкина певица.

Некоторое время они молча слушали ее.

— Попса, — сказал Гэндальф. — Профессиональная, даже талантливая — но попса.

Георгий равнодушно пожал плечами.

— Тебе все по фиг! — внезапно вскипел Сашка. — Сидишь тут, весь на своей волне… А ты хоть помнишь, КАК она пела твои песни?! Твои!!! «Балладу выбора», «Королеву»… помнишь?! Да ведь она могла бы… и ты, между прочим, тоже… Когда ты последний раз держал в руках гитару?

Проняло. Огрело жгуче, словно хлыстом по щеке.

— При чем здесь это? Я в любом случае за свою жизнь отвечаю сам. Как и ты, Гэндальф.

Сашка сузил опухшие глаза: