Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Проект «Миссури»

ModernLib.Net / Научная фантастика / Дубинянская Яна / Проект «Миссури» - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Дубинянская Яна
Жанр: Научная фантастика

 

 


Яна ДУБИНИНСКАЯ

ПРОЕКТ «МИССУРИ»

Часть первая

Пролог

Зеленые глаза электронных часов светились симметричными цифрами — 02:20. Затем левый глаз подмигнул — 02:21.

За стеной до сих пор орала музыка, забивая смазанные, словно следы кроссовок в слякоть, голоса. Грохнул очередной залп хохота; после полуминутной паузы — 02:22 — еще один. Но ведь когда-нибудь они лягут спать, им же тоже с утра на пары… 02:23.

Она повернулась на бок, чтобы не видеть часов. Глаза уже давно свыклись с темнотой. Рубашка Андрея, раскинув рукава, смутно белела на полу; из-под нее выглядывал фрагмент брюк, стянутых, оказывается, прямо вместе с трусами: вон цветастая резинка за кожаным хвостиком ремня. И рядом — смятый квадратный пакетик с рваным краем.

Снова заворочалась. На животе, лицом в подушку, было удобно от силы пару мгновений — потом захотелось дышать. В который раз перевернулась на спину и, едва помещаясь на самом краю кровати, сухими бессонными глазами уставилась в лысую лампочку под потолком. Мимо наискось пробежали лучи от автомобильных фар.

Музыка вдруг утихла, и она успела вздохнуть с облегчением, прежде чем нестройные девичьи голоса потребовали: «Включи!», — и кто-то немедля исполнил их требование.

Вот тут-то и захотелось плакать.

Все должно было произойти совсем-совсем не так. Не здесь и, наверное, не сейчас. И не… она прикусила губу, обрубая Щупальце незваной, холодной и скользкой мысли

С ним. Только с ним.

И ей совершенно не было больно…

Андрей сказал, что так тоже бывает. И вовсе не сразу уснул: они долго разговаривали про любовь и про жизнь и даже о том, как после института — пять вечных лет! — можно будет пожениться… Просто он-то не первый раз ночует в общежитии. Он привык, что музыка за стеной и зеленые часы прямо в глаза…

02:30. Полтретьего.

Она опять повернулась на бок — теперь уже лицом к Андреевой спине. Теплой, тихонько посапывающей. На узкой пружинной кровати нос почти касался его кожи; от щекотки захотелось чихнуть.

И вдруг она взвилась в диком, неправдоподобном ужасе.

Отшатнулась, едва не потеряв равновесие. Расширенными глазами смотрела на эту смуглую, поросшую редкими кустами курчавых волос, абсолютно чужую спину.

И он — не Андрей!!! — зашевелился, перекатился на другой бок, сотрясая пружины, и приподнялся на локте. Короткая шея в буфах волосатых плеч, маленькие сонные глазки на орангутаньем лице. Утробный зевок, переходящий в ухмылку. И тянущиеся к ее груди толстые пальцы с обкусанными ногтя…

05:45.

Она вросла взглядом в зеленые цифры, не веря, что проснулась.

В рассветном полумраке комната Андрея была похожа на старую черно-белую фотографию. Темно-серый шкаф с покосившейся дверцей, чуть посветлее стол у окна. Вторая кровать — голая, без матраса. Большой плакат на стене: какой-то голливудский спаситель мира с шерстью на могучих плечах… н-да. И ни единого звука; общежитие таки сдалось и заснуло.

Ее все еще сотрясала нервная дрожь. Как в детстве после кошмарных снов, было страшно шевельнуться. Маленькая, испуганная, одинокая девочка… нет.

Теперь она не одна.

Одеяло сползло с нее, разделив их с Андреем. Холодно. Она потянула на себя одеяльный угол, придвинулась, прижалась к теплой спине, обняла за плечи. Андрей что-то пробормотал, не просыпаясь, заворочался и вслепую нашарил ее грудь.

Она медленно убрала его руку. Села на краю кровати; смаргивая, щурясь, рассматривала в упор его безмятежное лицо с полосками светлых пушистых ресниц и трещинкой на губах. Его лицо…

Это было как ледяная вода, как зовущее дыхание колодца. Ночной кошмар показался просто корявой шуткой по сравнению с…

Он был НЕ ТАКОЙ. Чужое лицо, чужое тело. Посторонний человек, с которым она никак не могла… она вообще никогда его не знала.

Андрей. Это — Андрей?..

— Андре-е-е-ей!!!

Ей казалось, что от крика сотрясаются стены… Как всегда — во сне.

05:50.

Симметричные зеленые глаза.


РЕКЛАМНАЯ ПАУЗА

Международный Институт Интеллектуальных Стратегий Управления и Развития Общества

Впервые!

Объявляется набор студентов на универсальные специальности Будущего в сферах политики, международных отношений, экономики, информации, науки, культуры и пр.

Вступительные экзамены:

Математика Экономическая география

История Иностранный язык (по выбору)

Сочинение

Индивидуальное собеседование

Медалисты и льготные категории абитуриентов допускаются к экзаменам на общих основаниях. Прием на контрактной основе строго ограничен. Студенты обеспечиваются стипендией в размере прожиточного минимума, иногородние — общежитием.

МИИСУРО — институт, доступный каждому, кто обладает интеллектом!

Наши выпускники — люди, от которых зависит Будущее!

Именно они изменят мир!

АЛЕКСАНДР, первый курс

— Гэндальф, — представился я,

Только не подумайте, что я толкиенутый. То есть творчество Профессора, конечно, уважаю и на игрушках пару раз был — но не фанатею, как некоторые. Просто меня все так зовут. И друзья, и в школе… звали. И вообще, согласитесь, «Гэндальф» звучит значительно круче, чем «Саша». И запоминается сразу. Могу себе представить, сколько здесь Саш.

Всего на курс набрали двести пятьдесят человек. Я слышал, первый набор три года назад был семьдесят, но с тех пор МИИСУРО раскрутили до невозможности. Когда приеду на каникулы домой, стану миллионером: столько народу спорили со мной на десятку, что не поступлю. Все-таки восемь с половиной на место. И мама пыталась повлиять, она у меня панически боится армии, хотя вообще прогрессивная.

Не то чтобы мне было стыдно идти на наш местечковый филфак к ней под крылышко, как она думала. Просто, знаете ли, тянет прочувствовать, как это: от тебя лично зависит будущее, то есть Будущее с большой буквы. Да и в мире я, честное слово, кое-что с удовольствием бы изменил.

Конечно, я в курсе, что реклама — двигатель торговли и т.д., и т.п., но способ узнать правду по-любому один — проверить самому. Ну и не без того, чтобы всем наглядно доказать, что Гэндальфу не слабо.

Математику я списал гениально. Не со шпоры или бомбы, а из толстенной книжки для двенадцатого класса. Когда грымзы из комиссии ходили по рядам, прижимал ее коленом к столу: там по периметру бортик сантиметров десять — как раз. Конечно, бортика могло и не оказаться — если б, скажем, посадили не в той аудитории, где была консультация, — но кто не рискует, и далее по тексту.

С географией проблем не было — я ее всегда любил, из-за карт. А вот с историей вышел облом: я-то привык на экзаменах выезжать на нестандартных трактовках событий и личностей, а тут сдавали по тестам, сплошные даты.

Попробовал списать у стриженой девчонки впереди — закрылась, зараза. Тогда я решил идти ва-банк и, прочитав на незакрытом краю листочка ее имя — Алина, вежливо обратился с просьбой подсказать мне такую-то дату. Стриженая хмыкнула: мол, нашел идиотку. Но затем обернулась через плечо, скользнула взглядом по моему тесту — и подсказала, издевательски шепнув, что я все равно ей не конкурент. Возможно. Однако за счет тех полутора баллов мне удалось просочиться в следующий тур; при случае скажу спасибо.

На иностранном захотел вымахнуться и подался в испанскую группу, хотя английский знаю лучше. И чуть было не провалился на глаголах — но чуть-чуть не считается. А за последний экзамен и не волновался особенно: мамина школа. Еще перед отъездом я пообещал ей, что если дотяну до сочинения, то напишу как надо, а не как думаю; а накануне повторил эту клятву по телефону. Четыре, и то из-за каких-то пары запятых.

Но главные приколы разразились, разумеется, на финальном собеседовании. К тому времени нас осталось мало, человек четыреста. Если учесть, что две трети поприходили с родителями, а то и с бабками-дедками-жучками, в коридоре было не продохнуть и не протолкнуться. И покурить не выскочишь, потому что могли вызвать в любую минуту. В общем, к моменту предстания пред ясны очи комиссии я уже был готов заявить, что зовусь Гэндальфом и на этом основании жажду управлять Будущим, а также изменять мир. Запросто.

Но ни о чем таком меня не спрашивали, в смысле — ни имени, ни высоких стремлений. Интересовались другим: например, насколько крепко я сплю по ночам. Какую музыку слушаю. Боюсь ли высоты и глубины. Кого из близких считаю главным авторитетом (можно подумать, у меня широкий выбор!). Еще заставили сцепить пальцы замком, а потом сложить руки в позе Наполеона… В общем, бред. Я был порядком озадачен.

Но еще больше удивился, когда на следующий день отыскал-таки свою фамилию в списках. В самом низу, под номером двести сорок семь.


— Гэндальф.

— Георгий. Гера.

Парень справа по линейке был в джинсах, с длинными волосами и серьгой в левом ухе. Государственный гимн он тоже уважал не настолько, чтоб не познакомиться с однокашником, тем более что мы стояли во втором ряду и не отсвечивали.

— Влад, — присоединился пацан слева, худой, в очках и при костюме.

Мы потрясли друг другу руки. Пораженческая мелодия гимна отстонала свое, и к микрофону подошел ректор института. Он уже обращался с речью перед экзаменами ко всей толпе абитуры, и я примерно представлял, что он скажет.

— Студенты! Сегодня перед вами открылись двери самого демократичного и в то же время самого элитарного из вузов нашей страны — МИИСУРО…

Он сделал паузу, чтобы мы прониклись. И мы прониклись.

— Прикольно звучит, — шепнул Георгий. — Что-то японское, вроде как имя самурая… Миисуро-сан.

— Лучше б ударение на последний слог, — отозвался Влад. — Смотри, если по аналогии: НИИЧАВО, например. Стругацких читал?

— Ректор, наверное, лучше знает, — предположил я.

Но про себя решил, что с этим Владом будет про что поговорить. А Гера мне вообще сразу понравился. Когда человек приходит на торжественную линейку в драных джинсах, это уже что-то.

— …Через каких-нибудь пятнадцать-двадцать лет именно вы, наши выпускники, будете определять, куда двигаться государству и обществу. Именно на вас ляжет великая ответственность за судьбы…

Если честно, я еще во время первой ректорской речи удивился, что он несет такое пронафталиненное гониво. Во всех теле— и радиопередачах о МИИСУРО рассказывали совсем по-другому: захватывающе, современно. Так, что и вправду хотелось в зубах притащить сюда аттестат. А тогда, на абитуриентском собрании, даже подумалось: туда ли я вообще попал?

— Ты сам откуда, Гэндальф? — спросил Гера. Ему тоже было неинтересно.

— Из Мареевки, — сознался я. И, как всегда, уточнил: — Это не деревня, это город.

— Будешь в общаге жить?

— Ага.

— Я тоже. Я из Александровки Приреченского района. Это деревня.

Первым заржал Влад— мы с Геркой уже вслед за ним. Ржали мы шепотом, интеллигентно, можно сказать, — но какие-то барышни из первого ряда обернулись и зашикали. У обеих были скучные физиономии отличниц; н-да, а на экзаменах, помнится, попадались прикольные девчонки. Увы, плоды противоестественного отбора. Я невольно опустил глаза: вправо и влево уходил частокол из разнообразных ног, и кое-где виднелись ножки что надо — правда, фрагментарно. Ничего, разберемся.

Герка и Влад смотрели на меня и продолжали хохотать уже абсолютно беззвучно, как два Кожаных Чулка.

— А я местный, — сказал Влад. — Столичная штучка.

Одна из отличниц снова обернулась в гневе — или, может, горя желанием познакомиться со столичной штучкой, — но в этот момент ректор поставил в своей речи жизнеутверждающую точку, и со всех сторон раздались аплодисменты. Я тоже пару раз приложил ладонью об ладонь. И тут же наша ровная шеренга зашевелилась и в один момент превратилась в бесформенную толпу, где мгновенно сгинули и Влад, и Герка.

Народ бодро двинулся в сторону корпуса, по архитектуре похожего на футурологические навороты фантастов времен застоя; раньше, я слышал, здесь располагалось нечто марксистско-ленинское, так что без высшего смысла явно не обошлось. Хотя лично мне нравилось. Особенно полупрозрачный шар, выпирающий боками на месте второго этажа. Как я понял, в шаре помещалась столовая, но зайти внутрь пока не выпало случая: кто ж станет кормить орду голодных абитуриентов?

В вестибюле случилось небольшое столпотворение: все стремились побыстрее отыскать свои фамилии в списках групп с номерами аудиторий. Ну, к толпам я уже привык во время вступительных экзаменов; но это было не совсем то. Тогда массы народу вокруг составляли что-то вроде войска, которое надо расшвырять по сторонам, — а теперь изволь научиться узнавать их всех в лицо, запомнить по именам и прожить среди них ни много ни мало пять лет.

Короче, мрак; не знаю, может, вы и не поймете… Мареевка — город. Но очень маленький.


Меня записали в группу номер шесть. В аудитории нас набралось человек двадцать — и, конечно, ни одной знакомой физиономии. То есть ни Георгия, ни Влада. Ни даже той стриженой девчонки, которая точно поступила, раз я уже тогда не был ей конкурентом.

Я собирался сесть в третьем ряду, чтобы не слишком отсвечивать, но, разглядывая народ, прозевал все хорошие места и оказался под самой кафедрой. По левую руку поместилась пухленькая барышня в прозрачной кофточке, очень даже ничего. Повернулась ко мне и состроила глазки. Я совсем было взбодрился, но вовремя догадался проверить правый фланг.

Ну-ну; там возвышалось нечто лощеное, насквозь проодеколоненное и с булавкой на галстуке. Оно как раз готовило ответный залп из-за модной оправы очков. Барышня, не прекращая маневров, успела достать тетрадку, нарисовать на последней странице рожицу и подписать «пренцеса» — авторская орфография сохранена.

— Все готовы? — сурово спросил преподаватель.

Вот так фишка, а я его и не заметил. Вечно отвлекаюсь на пустяки. А мужик был никак не мелкий, седоватый, с усами щеточкой. Звали его, как я узнал из конспекта Прозрачной Кофточки, торжественно открытого завитушками, «Александр Виниоминович». Тезка, запомню. Но как она писала сочинение?..

Я достал тетрадь и запустил руку по локоть в рюкзак, нашаривая ручку. Нашел транспортир, перочинный ножик и железное кольцо с толкиеновской игрушки — уже пару месяцев думал, что потерял его. Но ручки, похоже, не было, и пришлось искать помощи у правого фланга — не у Кофточки же.

Он посмотрел на меня сквозь очки, как солдат на вошь. Вот уж точно «столичная штучка». Потом светски ответил:

— Да, пожалуйста, — и протянул мне письменную принадлежность чуть ли не с золотым пером. То, чем он пользовался сам, было еще круче.

Не знает, что я, как правило, забываю возвращать всякую мелочь — нет, не тырю нарочно, а правда забываю. Так ему и надо.

Тем временем препод вовсю проводил перекличку, и я точно пропустил бы свою фамилию, если бы прямо передо мной по списку не шла Кофточка — в миру Лановая Наталья. Надо было слышать, каким томно-сексуальным голосом она протянула свое «есть». Я отрапортовал значительно более кратко.

Стены в аудитории были гладкие, без всяких учебных пособий или портретов великих. И, главное, практически без окон; только ближе к потолку выстроились в три ряда маленькие круглые иллюминаторы — в стиле все тех же футуристических фантазий. В один из кругов с внешней стороны заглянула ворона, но сразу улетела.

Последним в списках значилось чудо в золотых перьях — фамилию я не запомнил, кроме того, что начиналась она на букву «Ц»; звали его Руслан.

— Значит, так, — отчеканил препод. — Я не буду произносить перед вами вступительных речей. Я продиктую список литературы. Литературы. Которую. — Он подчеркивал каждое слово. — Надо. Взять. В библиотеке. И. Законспектировать. Без конспекта никто не будет допущен к зачету. Вы меня поняли?

Воцарилась тишина. Наташка нервно рисовала в тетрадке очередную «пренцесу». Руслан поправил на переносице очки и расчетливо, со сноровкой первого ученика, бросил реплику с места:

— Александр Вениаминович, мы же знали, в КАКОЙ институт поступаем.

Жаль, что я убежденный пацифист. Иначе пообещал бы себе при благоприятных обстоятельствах смазать его по морде.

— Вот именно. Записывайте.


Когда я вернулся в общагу, сразу стало ясно, что в комна-те-«тройке» я больше не один, как это было еще утром. Во-первых, на остальных кроватях появились матрасы. Во-вторых, на одной из них поверх стопки белья лежала гитара, а из-под покрывала торчал край большой сумки. В-третьих— возле другой, уже застеленной, стоял крепкий пацан в спортивном костюме. Мой приход оторвал его от увлекательного занятия — расклеивания по стене над кроватью фоток полного состава нашей сборной по футболу. Человек семь-восемь уже висели, прилепленные за уголки полосками скотча.

— Вам кого? — спросил он, чем насмешил меня до чертиков.

Но я героически справился с собой и, кусая губы, спромогся на ответ:

— Вообще-то я здесь живу.

— А-а, — спортсмен и не подумал улыбнуться, — меня вот тоже поселили. Жека.

— Гэндальф.

Рукопожатие у него было зверское — а меня еще угораздило после занятий нацепить кольцо. Кровоподтек обеспечен, но будь доволен, что кости целы. Физиономия Жеки, как и следовало ожидать, не тяготилась печатью интеллекта. В детских карих глазах маячил незаданный вопрос: конечно, вряд ли этот юноша когда-нибудь слышал о Профессоре и Средиземье. Впрочем, справедливости ради я тоже не знал и половины имен Жекиного футбольного иконостаса.

Пацан вернулся к прерванному делу, так ни о чем и не спросив. Я уже был готов бескорыстно заняться его просвещением, когда дверь хлопнула, и я начисто забыл о существовании первого соседа.

— Герка!

— Гэндальф, и ты здесь? Вот это да!

Оказывается, в институт Георгий надел очень даже пристойные джинсы — по сравнению с теми, что бахромились на нем сейчас. Шевелюра в спутанном виде казалась в два раза пышнее, а на шее висела витая веревочка, скрываясь за воротом растянутой майки; наверняка не крест, а какой-нибудь амулет.

— Нет, ну надо же! — не переставал удивляться Герка. — В одной комнате!!!

— Везуха, — согласился я. — Это твоя? — кивнул на гитару. Хотя чья же еще?

— Ага.

Он повалился на кровать, закинув на спинку ноги в драных кроссах. Подцепил гитару за край обечайки, описал грифом полукруг и, пристроив инструмент на груди, с ходу взял несколько аккордов. Заинтересованный Жека обернулся от своих бумажных кумиров. Лежа на спине, Герка прилично сбацал соло из последнего альбома «Арии», а потом без всякого перехода изобразил джазовую импровизацию. Словом, надолго отбил у меня охоту просить гитару для извлечения блатного ля минора и «шагов на кладбище».

— Круто, — признал я.

Герка махнул рукой: мол, фигня это все.

— Как оно тебе? — спросил он. — В смысле первый день?

Я пожал плечами:

— Не знаю пока. Загрузили по самое не могу — списки книжек, внеклассные работы… или как это здесь называется?.. В общем, будем посмотреть. Группа подобралась хреновая. Одни местные пижоны и девки-дуры. А у тебя?

— Мы с Владом вместе попали. Он классный парень, программист, уже работает на одной фирме… могут же люди! И вообще народ продвинутый. Городские… — Он и не думал скрывать зависть; даже стало обидно — посмотрел бы я на этих «городских» с гитарой в руках. Кто-кто, а Герка никак не тянул на простого сельского парня. Впрочем, у каждого свои заморочки.

— А как с девчонками? — поинтересовался я как можно развязнее.

Краем глаза отметил, что Жека демонстративно вернулся к своим футболистам. Еще и женоненавистник; н-да, ну и соседство. Что ж, не может же везти сразу во всем.

Герка присвистнул и пробежался пальцами по грифу:

— Супер. Что не может не радовать!

Я был с ним солидарен. Правда, в Мареевке у меня осталась Большая Любовь, но если учесть, что она со скрипом соглашалась целоваться в подъезде, я не верил в наше общее будущее. И вообще старые связи портят вкус новой жизни; афоризм вышел прикольный, и я решил его записать. Хотя уже тогда знал, что забуду.

Тем более что как раз в тот момент в дверь постучали.

— Привет, ребята. — В полуоткрытую створку заглянул высокий светловолосый парень. — Меня зовут Андрей, будем знакомы. Тут этажом ниже вечеринка по случаю начала, присоединяйтесь! Там уже есть люди с вашего курса. О, у вас гитара, здорово! Пошли!

Мы с Геркой переглянулись, и он вскочил, напоследок ударив по струнам. И только Жека, непонятный юноша, буркнул, зашнуровывая кроссовки:

— Не могу, мне надо в библиотеку.

Мы его не уговаривали.


— За новую волну «Миссури»! — сказал Андрей. — Дзень!

Мы подняли одноразовые стаканчики и все хором рявкнули «дзень». По-приколу, мне понравилось. Что «Миссури» — это законное прозвище МИИСУРО, я допер чуть позже. Тоже прикольно.

На кухне четвертого этажа собралось человек двадцать; кто попритягивал стулья из комнат, кто сидел на столе, а кто прямо на полу. Андрей (без него, ясно, не было бы никакой вечеринки, а учился он на третьем курсе) расположился на подоконнике, свесив ногу. Он обнимал девчонку с длинной черной косой. Очень красивую, причем совершенно не попсово, это прямо-таки било в глаза. Еще у нее было какое-то непопсовое имя: такое должно запоминаться с первого раза и навсегда, а я почему-то тут же забыл. С меня станется. Впрочем, она все равно девчонка Андрея…

Другие барышни ей в подметки не годились. В том числе Наташка Прозрачная Кофточка, одетая сейчас непрозрачно, зато очень обтягивающе и ярко: кровавая водолазка и ядовито-фиолетовые лосины. При ней имелись две подружки-соседки, но их как-то и видно не было. А на столе неожиданно обнаружилась сидящая по-турецки Алина с экзамена— вот это номер, я был уверен, что она самая что ни на есть столичная штучка. Меня она в упор не узнавала; ну и ладно, не очень-то и хотелось.

— …я и говорю: элементарный пиар-проект. — Выпив за тост Андрея, она продолжала что-то доказывать пацанам, сгрудившимся вокруг. — Но этот пиар-проект работает на нас же. Образование здесь дают в любом случае не ниже уровня других столичных вузов, а на рынке труда мы изначально оказываемся в выигрышном положении. Диплом «Миссури» — и тебя берут в самую солидную контору! Хотя лично я не собираюсь ждать диплома. И пять лет прожить в общаге тоже не…

Нет, я при желании тоже могу нагрузить на какую хочешь тему. В школе так и поступал с училками, если не был готов к уроку. Но чтобы по доброй воле и своих же парней-однокашников… «Рынок труда»! Зануда стриженая.

Раздался негромкий, пробный звук гитары, и я повернул голову. Теркин инструмент уже был в руках Андрея. Подтянув пару колков, он начал играть простым боем; все разом замолкли и приготовились слушать.

Андрей улыбнулся:

— Нашу?

И вполголоса запел из Цоя:


Я сажаю алюминиевые огурцы — а-а —

На брезентовом поле…


Многие подхватили припев сразу— наверное, старшие курсы; хотя кто не знает эту песню? У Андрея не то чтобы был голос, но пел он действительно здорово. Он — как бы это объяснить? — держал нерв песни, не давая ее испохабить нашему вразнобойному хору. Его девчонка тоже подпевала. А тот куплет, где про кнопки с дырками и никто никогда не помнит слов, она сообразила сама — соло, так это называется. Не знаю, как вы, а я еще не слышал, чтобы девчонка пела настолько… да, непопсово. По-другому не скажешь.

Потом Андрей пел еще — из «ДДТ», из Гребенщикова, из Высоцкого… Кто подпевал, кто слушал, кто не очень, кто курил, кто трепался по углам. Алина продолжала втыкать что-то глобальное, Наташка обнималась возле мусоропровода с длинным третьекурсником, Герка с тихим вожделением косился на гитару, но пел увлеченно, даже азартно. Пацаны и девчонки, постепенно обзаводясь именами и лицами, по очереди поднимали тосты, и мы изо всех сил, кто кого переорет, вопили «дзень»… В общем, было классно. И я проникся наконец тем, что не зря поступил в этот супер-пупер МИИСУРО. То есть раньше я и не думал, что сомневался, но раз так, то, значит… а, черт с ним. Проехали.

А затем девчонка Андрея что-то прошептала ему на ухо. Он спрыгнул с подоконника, и она тоже спрыгнула, положив ладони ему на плечи. Только тут я заметил, что Андрей и его девчонка одеты не так, как остальные. Я имею в виду, не по-простому, для общаги, а… ну, вы поняли. Н-да, похоже, я уже малость перебрал: трудновато стало подбирать слова, это у меня первый признак.

— Всем счастливо! — объявил Андрей. — Гуляйте дальше без нас. Жалко, здорово тут… может, я еще вернусь.

Девчонка бросила на него взгляд — короткий-короткий, — но лично мне стало ясно: если он доставит ее домой, а сам вернется к нам, она будет реветь полночи. А может, и нет, это было бы попсово, не в ее стиле. Но все равно. Я бы на его месте не возвращался.

— Андрей живет в общаге? — спросил я после их ухода у третьекурсника Вовки.

Тот пожал плечами:

— Местами. Комната у него тут есть, иногда остается ночевать. Но вообще у Андрюхи своя хата в городе, батя купил. Батя у него… — Вовка присвистнул. Наверное, хотел, чтобы его и дальше расспрашивали с пристрастием. Но лично я не по этим делам, в смысле сплетен. Тем более что к нашему разговору уже вовсю — ушки на макушке! — прислушивалась Алина.

Когда Андрей с его девчонкой ушли, вечеринка в один момент увяла. То есть никто не расходился, и тосты вроде были, и Герка, завладев наконец гитарой, подбирал на подоконнике что-то, кажется, из «Металлики»… Не то. Я даже начал потихоньку продвигаться к выходу.

И тут неожиданно подала пьяноватый голос Наташка. Обращалась она, по-видимому, к Георгию:

— Слушай, как тебя… Спой чего-то, а? А то скучно.

Герка заметно смутился. Прошелся с баррэ по всему грифу, потом изобразил на двух струнах «Турецкий марш» — думал, что бы спеть. И придумал — не сказать, чтобы очень в тему.

— Из классики. — Он кашлянул. — Старинная студенческая песня.

Заиграл ля минор перебором. И запел тихо, медленно, постепенно повышая голос и самую малость дурачась:


Поднявший меч на наш союз

Достоин будет худшей кары.

И я за жизнь его тогда

Не дам и самой ломаной гитары…


Никто его не слушал. Народ постепенно разбредался, временами громко хлопала дверь.

— Старье какое-то, — недовольно пробормотала Наташка.

…А мне понравилось.

АЛИНА, 33 года

Когда утро начинается с возвращения домой, трудно осознать, что это именно утро.

Заспанный охранник ночной смены снял входную дверь с сигнализации и широко распахнул створки перед хозяйкой. Горничной еще не было, она приходила к семи. Алина прежде всего заглянула на кухню, засыпала в кофеварку кофе и установила готовность двадцать минут. Потом передумала, перепрограммировала на пятнадцать. Пятнадцати хватит с головой.

В ванной она сбросила одежду прямо на пол и забралась под контрастный душ. Холодно-горячо-холодно; по телу пошли жгуче-щекотные волны, однако ощущения утра все равно не было. Захотелось на все плюнуть и принять горячую ванну.

Запищала мобила — Алина не сразу сообразила откуда. Конечно: сумка осталась погребена в клубке одежды на полу. Перегнувшись через борт джакузи, попыталась дотянуться до нее; ну да, вот если бы руки на полметра длиннее… Интеллигентно выругалась, закрутила кран и спрыгнула на пружинистый коврик.

— Это я. — Звонил муж. — Ты где сейчас?

— Дома, разумеется.

— Отлично. Я сейчас приеду. Нужно проговорить пару моментов.

— Давай, жду.

Перед тем как набросить махровый халат, Алина покрутилась перед зеркальной стеной. Последние недели две категорически не удавалось выкроить время на тренажерный зал, и очевидно, что ближайшие три месяца свет в конце тоннеля не появится. Ничего, она пока может себе это позволить. Ни грамма жира, ни сантиметра целлюлита. Полукруглая черточка на животе дает знать, где в будущем ждать появления складки, но до самой складки еще далеко. Впрочем, хороший комплекс массажа не помешает. Сразу после выборов.

Она подсушила феном короткие волосы и нанесла на лицо и шею освежающий крем. Запахнув халат, вышла и начала спускаться по ступенькам; нет, все-таки не стоило в свое время настаивать на размещении кухни и ванной на разных этажах. Кофе, наверное, уже стынет.

Разумеется, как всегда и всюду, она успела вовремя: кофеварка как раз отключилась с тоненьким сигналом. Алина прошла с чашкой в холл, села в кресло и клацнула телевизионным пультом. Семь часов: по четвертому каналу пятиминутный утренний выпуск новостей, а потом по первому десятиминутный с обзором ожидаемых событий дня… Черт возьми, неужели только семь? Она не могла избавиться от ощущения, что уже хорошо за полдень.

На четвертом, похоже, были какие-то технические проблемы: вместо новостей вторую минуту крутили клипы. Алина не без удовольствия посмотрела запись «Битлз», которая считалась старой-престарой еще во времена ее ранней юности; жалко, что застала самый конец. Следующий клип по контрасту ошеломлял новизной, разгулом немыслимых компьютерных эффектов. Честное слово, она захотела переключить канал мгновением раньше, чем на экране появилась певица. И, честное слово, никогда раньше не слышала этой пес…

— Алина Игоревна, оставьте! — взмолилась горничная. — Это же Звенислава!

Понадобилось пару секунд, чтобы взять себя в руки и холодно бросить через плечо:

— Ну и что?

Она отключила звук телевизора, заткнув певичке рот. Дело, конечно, не в ней. Просто если эта девчонка не разучится вот так неслышно, как призрак, появляться за спиной, придется ее уволить. И вкусы у нее, однако. И манеры.

— Доброе утро, Люба.

Горничная спохватилась:

— Доброе утро, Алина Игоревна! Я…

— Убери в ванной.

Звезда на экране беззвучно шевелила губами, ее длиннющие накладные ресницы переливались, как крылья бабочки. Крупный план, видно даже пушок на щеке. Кстати, ей уже тридцать пять… неплохо сохранилась.

Однако новостей на четвертом канале, похоже, вообще не будет. Алина клацнула на первый и вернула звук:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6