— Слушай, ну ты голова! — восхитился Соломон. — А ведь ты права. Я как-то об этом не подумал.

А у меня из головы не идет твоя Марта, — сказал вдруг Сергей. — Мы вот сейчас держим в руках медальон, в котором зашифровано место, где зарыт клад, а ведь этот медальон у тебя в свое время украла Альбина. А что, если Альбина и Марта — заодно?

— Да с чего ты это взял? — раскипятился Соломон. — Что ты такое говоришь?!

— Я думаю, неспроста Марта прячется под париком и гримируется под старуху. И эти ее ночные прогулки на лодке. А что, если они на берегу встречаются с Альбиной и вместе ищут клад на островах?

— У тебя богатая фантазия, — Соломон многозначительно покрутил пальцем у своего виска. — Это полный бред.

— А это не бред, что взрослая женщина привечает тебя у себя дома, заботится о тебе и позволяет приводить в ее дом кого угодно… Вот нас, к примеру.

— Ну и что? Мы с ней просто друзья. Она добрый человек, только и всего.

— Но зачем-то она носит парик… Значит, от кого-то прячется.

— Но только не от меня… — вспыхнул Соломон. — И вообще, мы зачем сюда пришли? Давайте смотреть дальше.

— А с чего ты вообще решил, что клад в Саратове?

Да потому что моя мать нашла у своего деда в документах целую кипу билетов на какой-то теплоход, на котором он плыл именно до Саратова. Мы потому и поплыли с мамой сюда, чтобы попытаться отыскать этот клад. А за нами увязался этот противный Буффало.

— Странная фамилия, — пожала плечами Маша. — Какая-то клоунская.

— Это я его так называл, а на самом деле у него фамилия еще более странная.

— Думаешь, он знал, зачем вы приехали в Саратов?

— Если и не знал, то мама ему наверняка сказала, ведь они хотели пожениться.

— А кто твой настоящий отец?

— Не знаю. Я его никогда не видел. Но мама говорила, что он военный. Вот вырасту и найду его.

А мне только что пришло в голову, — сказала Маша, — что Альбина украла у тебя медальон специально для Буффало. Думаю, это произошло следующим образом. Буффало украл тебя у матери и запросил у нее клад. Он был уверен, что твоя мама знает, где он зарыт, но понимал, что даже если она и найдет его, то сделает все, чтобы о нем никто не узнал. Он быстро увозит тебя и запирает на какой-то квартире, а потом приходит к твоей матери и предлагает вернуть тебя за клад. Она говорит, что не знает, где он, и это правда. И тогда Буффало дает ей какое-то время, за которое она должна сама найти клад и отдать его ему. Быть может, твоя мать и нашла клад, да ты сбежал, а потому этому типу было нечего ей предъявлять. Кроме того, он мог испугаться, что твоя мать обратится в милицию, и его привлекут к ответственности… и посадят в тюрьму. Поэтому он исчезает. Возможно, живет за границей.

— Можно я добавлю? — спросил Сергей. — Думаю, перед тем, как исчезнуть, он знакомится с воспитательницей интерната Альбиной и просит ее, чтобы в случае, если в городе появится мальчик с такими приметами (он описывает ей тебя), она дала ему знать. Понятное дело, он обещает ей за это хорошо заплатить. Кроме того, он упоминает и о медальоне, и даже о нашивках на твоей одежде, Соломон, без которых тебя навряд ли нашла бы твоя мать… И ты попадаешься в расставленные сети, едва приезжаешь из Москвы в Саратов. Молено себе представить радость Альбины, когда она находит тебя в детдоме. Ведь это благодаря ей ты оказался в интернате, где она пасла тебя до приезда Буффало.

— Бефани, — вдруг вспомнил Соломон. — Его фамилия Бефани!

— Без разницы… Бефани нашел тебя, теперь ему есть с чем появиться перед твоей матерью. Ты помнишь ее имя?

— Ева, Ева Бауэр, — прошептал Соломон.

Так вот, ему теперь надо найти Еву. Он ищет ее в усадьбе Мудупи, — Сергей произнес название усадьбы верно, потому что у него как сейчас перед глазами стояла фотография этой усадьбы в газете, которую выкрал из гостиничного номера Пузырек. Ведь только из газеты они и узнали о Фаберже и предках Михаэля Бауэра.

— Ищет, но не находит. Ему говорят, что она уехала. И тогда он случайно видит фотографию женщины, похожей на Еву, на афишах… Он находит ее, этой женщиной оказывается Лариса Ветрова. Но он уверен, что видит перед собой Еву и насильно увозит ее в Саратов, чтобы предъявить ей ее сына, Михаэля. Лариса, естественно, ничего не понимает, но когда слышит о сыне, то вспоминает брошенного ею сына и некоторое время думает, что Бефани шантажирует ее… Потом Бефани понимает, что она не Ева, что снова погорячился и теперь ему нужно во что бы то ни стало избавиться от находящейся в трансе актрисы, он запирает ее в чемодан и собирается таким образом вывезти из гостиницы… Он, возможно, занялся поисками машины и вышел на некоторое время из гостиницы, а в это время туда являемся мы и находим Ларису в чемодане.

— А в это время приходит Альбина… — подсказывает Соломон. — Очевидно, она собиралась получить с Бефани деньги за то, что нашла меня… А тут как раз и я сам, собственной персоной…

— У нее был медальон, который она собиралась продать ему, но не успела…

— Все так, но не вижу связи между Бефани, Альбиной и Мартой, — сказал Соломон.

— Похоже, что у нее какие-то свои причины носить парик… — махнула рукой Маша. — Но она мне все равно нравится.

И они, во всем разобравшись, снова уткнулись в карту Саратова.

— Надо посчитать, сколько в Саратове районов или каких-нибудь объектов, число которых соответствовало бы восьми, — предположил Сергей. Но это не дома, а именно какие-то другие объекты, по форме напоминающие эти кругляши. И вот еще что. Обратите внимание на то, что только одна-единственная буква «В» накладывается на один из этих объектов. Значит, он расположен на самой окраине города. А что обычно находится на окраине?

— Садовые товарищества, леса, парки…

— …и кладбища, — Маша, сощурив глаза, рассматривала что-то на карте и при этом считала: четыре, пять, шесть, семь и… восемь. Вот, пожалуйста, немецкое кладбище. И по очертаниям очень даже подходит под твой кругляш, на котором буква «В».

— Кладбища? Кладбища… Бауэр… Машка, ну ты даешь… Ну конечно, восемь кладбищ! — и Соломон клюнул Машку в щеку.

Кладбище было небольшим, ухоженным, и на могилках пестрели цветы.

«Ребята, вы, конечно, можете меня презирать, но я боюсь и не пойду дальше… Смотрите, на небе тучи собираются, было так хорошо, солнечно, а теперь жутко, темно… Видно, кто-то там, наверху, не хочет, чтобы мы приходили сюда. Да и нет здесь никакого клада, все это ерунда…» — но все это Маша говорила про себя, а не вслух.

Таблички с немецкими фамилиями мелькали перед ее глазами, вызывая страх и ужас. Ей захотелось домой, к маме… Кроме того, она скучала по Никитке и волновалась, куда это они могли с Мартой уехать, даже не предупредив ее, Машу…

Шли минуты, сливаясь в часы, уже стало совсем темно, несмотря на ранний вечер, а мальчишки упорно продолжали двигаться в самую глубь кладбища, в сиреневые заросли, где не было видно уже и тропинок. Однажды Маша застряла между оградками и даже закричала — ей показалось, что это невидимое привидение схватило ее и держит, не отпускает…

Соломон шел впереди и светил себе под ноги фонариком. Перед тем, как пойти на кладбище, ребята заехали к нему «домой», под мост, и взяли одну маленькую саперную лопатку, веревку и фонарь. Больше у Соломона для подобного случая ничего не оказалось.

И вдруг он остановился, направив луч фонаря прямо на табличку, при виде которой Маше стало и вовсе нехорошо.

«Михаэль Бауэр».

— Похоже, — глухо проговорил оторопевший Сергей, — это ТВОЯ могила…

— Дурак, — ухмыльнулся Соломон. — Так звали брата маминого деда, в честь которого меня и назвали Михаэлем. Вот только я не знал, что он похоронен в Саратове.

— И что мы теперь будем делать? Раскапывать могилу?

Соломон снова достал медальон и раскрыл его.

— Нет, там больше ничего такого нет… Дальше надо думать.

— А что это за бугорок из красного кирпича? — спросила Маша. — Посвети вот сюда…

Соломон посветил, присел на корточки и стал разгребать землю вокруг кирпичей.

— По-моему, это вход в склеп… Только он как будто провалился под землю… А похоже на козырек… Смотрите, а вот и буквы какие-то…

Первые капли дождя упали Машке на щеку, и она подняла голову к небу. Никогда в жизни ей не было еще так страшно. А как она пожалела, что не взяла из машины «Анти-дог».

— Тсс… — услышала она голос Сергея. — Вы ничего не слышите?

— По-моему, — отозвался из темноты Соломон, — кто-то идет, наверное, какая-нибудь бродячая собака…

— А там что-то светится… — сама не своя от страха прошептала Маша и, схватив Сергея за руку, прижалась к нему. — Сережа, я боюсь…

— Не бойся, я с тобой, — и Сергей обнял ее за плечи. — Маша, ничего не бойся…

Но у него и у самого голос задрожал, когда он увидел приближающиеся к ним пляшущие желтые огоньки, мазавшие своими лучами оградки и кресты, черные ветви шумящих на ветру деревьев и скользящие по портретам покойников.

И вдруг они услышали:

— Соломон, Сергей, Маша… Где вы?!

— Машка, сдавайся, вам пришел конец!.. Маша узнала голос своего брата и от счастья чуть не заплакала.

— Вот черт, испугал… — и она, забыв обо всем на свете, оторвалась от Сергея и, не чувствуя ни холода, ни потоков воды, заливавших ее сверху с крон деревьев, бросилась наперерез бегущему ей навстречу Никитке.

Она схватила его, такого маленького и теплого, мокрого и хохочущего, в свои объятия и поцеловала в кончик носа:

— Как же ты меня напугал… — тут она заметила стоявшую рядом с ними Марту. Она улыбалась из темноты.

— Но как же вы нас нашли? — спросила Маша.

— Вы же машину оставили прямо у ворот кладбища, — как всегда уклончиво ответила Марта, делая вид, что не понимает истинную суть вопроса.

В это время появились из зарослей и Соломон с Сергеем.

— Марта? Вы? Но как вы нас нашли?

— Вот по этому медальону, — сказала Марта и, раскрыв ладонь, показала его Соломону. — Михаэль, меня зовут Ева Бауэр, я твоя мама…

Даже Никитка, знавший о том, будто Ева собирается объявить Соломону, что она его мать, не ожидал, что объяснение произойдет в таком зловещем месте, как кладбище.

Поднялся ветер, и их всех осыпало водяными каплями, рухнувшими с крон старых тополей и кленов.

— Ты говорил, что не хочешь видеть ту, которая тебя бросила на набережной, но я искала тебя все это время. И нашла.

И Соломон, забыв о том, что носит эту величественную и драгоценную кличку, забыв обо всех пяти годах страданий, через которые ему пришлось пройти, чтобы доказать себе и всем остальным, что он и сам по себе стоит не так уж мало, со слезами бросился к матери.

— Мой маленький Михаэль, прости меня, прости…

Маша, глядя на эту душераздирающую сцену, тоже разрыдалась. А уж когда Соломон начал говорить на непонятном языке, а Марта-Ева стала отвечать ему по-тарабарски, и все поняли, что они перешли на латышский язык, даже Сергей отвернулся, чтобы не выдать своего волнения…

Спустя некоторое время, когда Соломон успокоился, Сергей напомнил им, что они находятся возле склепа Бауэров. Ева посмотрела с заговорщицким видом на Никитку и вдруг расхохоталась, вспомнив, какие вопросы он задавал ей на острове.

Обменявшись мнениями по поводу того, каким образом им проникнуть в склеп, все, забыв о том, что находятся все-таки на кладбище, решили попробовать прозондировать почву в буквальном смысле — ломом, который был у Евы.

Сергей с Михаэлем взялись за лом и со всей силы вонзили в засыпанную землей арку под кирпичным полукружием, являвшимся входом в склеп. Им помогали, светя фонарями, Ева, Маша и Никита.

Раздался странный глухой звук как будто из-под земли.

— Лом провалился… — сказал Михаэль. — Там совсем мало земли, можно разрыть лопатой.

И действительно, раскопав вход, им открылось отверстие, куда первыми бесстрашно полезли Михаэль и Сергей. Они спрыгнули куда-то глубоко вниз, и теперь осматривались при свете фонариков.

— Вы что-то там видите? — спросила их Ева, почти просунув голову вовнутрь.

— Здесь постамент, а на нем что-то вроде каменного гроба…

— Отодвигайте крышку… не бойтесь. Даже, если там и тело, то оно лежит там давно и уже давно истлело. Но если там что-то другое…

— …то мы с тобой, Соломон, полетим на Мадагаскар… — шепнул немного оробевшему Михаэлю Сергей.

Они стояли возле темного массивного гроба и не решались открыть его. Затем все же Сергей первым поднял с каменного пола лом и, просунув его в небольшую щель между крышкой и основанием, надавил… И крышка поехала вправо, причем довольно легко.

Тогда Сергей просунул руку и, дрожа от отвращения к тому, в какую мерзость сейчас может вляпаться, наткнулся на что-то жесткое и холодное. Ощупал и понял, что это ручка. Что-то вроде ручки от чемодана.

— Ну, нашел? — спросил Соломон. — Не томи…

— Нашел… Помоги мне сдвинуть крышку, а то трудно доставать…

Соломон сдвинул крышку, она с грохотом упала на пол, и Соломон, наступив на нее, подтянулся и заглянул внутрь гроба. Затем забрался на постамент и посветил фонариком.

Он не поверил своим глазам, когда увидел на дне мрачного гроба покрытый пылью кожаный оранжевый саквояж.

Сергей осторожно достал его и опустил на пол.

— Открывай, наследник Бауэр, — сказал он, обращаясь к Соломону. — Может, там корзинка с яйцами Фаберже?

— Ребята, что там у вас? — услышали они голос Евы сверху.

— Сейчас посмотрим… Какие-то кости, — пошутил Сергей.

Соломон осторожно открыл саквояж (с трудом, потому что замок заело) и увидел несколько круглых жестяных банок. Достав одну из них с нарисованным негром в красном тюрбане, сидящим на огромной плитке шоколада, он открыл крышку и увидел золотые слитки. Открыл вторую банку — ив тусклом электрическом свете засверкали всеми цветами радуги бриллианты, составлявшие одно крупное колье…

— Соломон, ты богат, как и положено, — прошептал Сергей. — Вот это ничего себе…

— Эй, мальчики, где вы? — слышали они уже как сквозь пелену времени и пространств голос Евы Бауэр, и отвечали, как во сне:

— Мы на Мадагаскаре…