— Привет, парень, — поздоровался с конем Клэнси и почесал его за ухом. — Познакомьтесь с Рейнджером, мистер Райерсон. Самый лучший ковбойский мустанг, какого я вырастил и обучил.
— Было бы только справедливо, чтобы завтра на нем ездили вы, — сказал Джек. — Я возьму своего Плутона.
Вот увидите, какая это превосходная лошадь.
— Что за имечко у него? Больно заковыристое.
— Его назвали именем римского бога подземного царства, Плутона.
— Нам тут нет нужды в римских богах, — рассмеялся Клэнси, — но воля ваша, сынок. Езжайте завтра на этом самом Плутоне, и посмотрим, как он справится.
Джек не обиделся на старого лошадника, прекрасно понимая, что на скотоводческом ранчо нет чистокровных арабских скакунов, подобных Плутону, и вполне логично, что Клэнси считает таких коней ненужной роскошью, причудой приезжих из восточных штатов Америки. Плутон и был собственностью приезжего с востока страны, умершего полгода назад в Стоктоне от сердечной недостаточности и оставившего своего чистокровного жеребца в уплату за номер в гостинице и за доставку бренных останков хозяина в Сан-Франциско.
— Он вас наверняка удивит, мистер Клэнси.
— Все может быть, хотя такого заядлого лошадника, как я, удивить трудненько. Когда бы вы хотели начать объезд, в котором часу?
— А вы когда его начинаете?
— На восходе солнца.
— Вот и отлично.
— Наденьте вашу большую черную шляпу и ваши красивые перчатки не забудьте.
— Что-нибудь еще? — со вздохом спросил Джек.
Улыбка Клэнси потеплела.
— Вы, сынок, шутки понимаете, как я погляжу. В тех местах, откуда я родом, это считается добрым знаком.
— В тех местах, откуда я родом, это тоже добрый знак.
— В Бостоне? Я малость беспокоился насчет этого, — признался старик. — Думал, увидим мы этакого бледного коротышку, который толкует только о цифрах и заморочит ими голову мисс Тринити. Но я понял, что вы за парень, как только увидел вас в седле. И она тоже поняла.
Вы так сидели на вашем большом жеребце, словно родились в седле, и шляпу сняли перед ней как надо. Для меня оно было большим облегчением, да и мисс Тринити почувствовала себя лучше. А теперь вот услышал, что вы не собираетесь вступать с ней в брак… — Клэнси протянул Джеку руку. — Когда я сказал вам, что рад вашему приезду в «Шпору», то говорил от души. Вы только что объяснили мне, что вам нужно, и я помогу вам. Хочу уговорить вас остаться здесь, это уж точно.
Джек крепко пожал руку старика.
— Как вы сами сказали, я не предпринял бы такое долгое путешествие, если бы не рассчитывал на хорошие, даже очень хорошие возможности для себя, если я останусь на ранчо. Я рад сотрудничеству и тому, что увижу ранчо завтра на заре.
— Взгляни-ка, Джейн. Мой отец нарисовал это в Египте. Ты знаешь, что это такое?
— Котенок?
Тринити рассмеялась.
— Его зовут Сфинкс. Это полулев-получеловек. Легенда гласит, что он загадывал путникам загадки. Ты любишь загадки?
Джейни зевнула, помотала головой и устроилась на подушках в головах кровати.
— Я не умею их разгадывать.
— Мой дедушка очень любил загадки. Хочешь, попробуй разгадать самую легкую?
— Но я же не умею, — повторила девочка, явно подавленная.
«Господи, ну что ты натворила! — молча упрекнула себя Тринити. — Огорчила бедную девчушку, гостью в дедушкином доме!»
Желая исправить ошибку, она ласково похлопала Джейн по руке.
— Ну попробуй, одну-единственную, только для меня!
Я уверена, что ты сразу угадаешь.
Девочка поморщилась, но кивнула.
— У кого длинные каштановые косы, большие зеленые глаза и самое милое личико из всех гостей на этом берегу Миссисипи?
Склонив голову набок, девочка робко спросила:
— Это я?
— Вот и угадала! Умница.
Девочка вскрикнула от восторга и вдруг крепко-крепко обняла Тринити за шею.
— Вы такая чудесная леди!
Тринити погладила маленькую гостью по спине и, не зная, как вести себя дальше, напомнила себе, что она и маленькие дети несовместимы. А этой девочке всего лет пять или шесть. Что бы она делала, если бы девчушка расплакалась?
«Ты просто должна вести себя так, чтобы этого никогда не случилось, по крайней мере до тех пор, пока не выйдешь замуж за человека, который наймет целую армию слуг для своих детей», — решила она, как уже, между прочим, не раз бывало в прошлом.
— Я никогда, никогда раньше не угадывала, — ворковала довольная Джейни.
— А меня раньше никогда, никогда не обнимала маленькая девочка.
Джейни отпрянула и недоверчиво уставилась на Тринити.
— Только маленькие мальчики? Они такие ужасные! А это вам больше понравилось?
— Меня не обнимал и ни один маленький мальчик. Я знала очень немногих детей и никого из них не знала хорошо.
Джейни была явно сбита с толку, и Тринити объяснила:
— Моя мама умерла, когда мне было столько же лет, сколько тебе, и после этого я провела большую часть жизни в школах-интернатах среди учениц моего возраста. Дети помладше учились в другой школе, по соседству. Иногда младшие братья и сестры моих подруг приходили к нам в гости, но у меня не было ни братьев, ни сестер.
— А ваши мама и папа навещали вас?
Тринити почувствовала, как вспыхнули у нее щеки от сочувственного взгляда ребенка.
— Отец без конца путешествовал. Он навещал меня примерно раз в два года, и это было чудесно, только… — Тринити умолкла и слабо улыбнулась. — Знаешь, ты очень славная девочка. И мы с тобой следующие полгода будем много раз говорить с тобой о нашем прошлом. А теперь мне надо одеваться, а ты закрой глазки и отдохни хоть несколько минут. Потом мы пойдем пить чай вместе со всеми. Идет?
— Но я не хочу спать.
— И не надо спать. Просто отдохни. Давай-ка уберем все это. — Тринити собрала свои карты и рисунки и уложила их в обтянутый бархатом ящичек. — Вот так. Теперь ложись. Ты можешь посоветовать мне, какое платье надеть, чтобы оно понравилось твоему брату.
— А почему вы хотите сделать Джеку приятное? — спросила Джейн, послушно укладываясь и уютно свернувшись калачиком.
— Потому что я хочу, чтобы он решил остаться на ранчо. И еще хочу, чтобы он забыл, как я повысила на него голос.
Джейн кивнула.
— Джек не любит, когда кричат.
— Да я не слишком.., ладно, хватит. Я тоже не люблю, когда кричат.
Тринити вскочила, быстро сбросила с себя пеньюар и отворила белый гардеробный шкаф. Восемь платьев, и все они несравненно лучше того черного уродства, которое она отшвырнула ногой в угол комнаты. Припомнив, что дед всегда любовался ею, когда она одевалась в розовое, Тринити достала из шкафа мягкое и свободное платье из розового шелка, отделанное белыми кружевами, и повернулась к кровати.
— Что ты скажешь об этом… ox, — выдохнула она, очарованная видом маленькой девочки, успевшей крепко уснуть всего за несколько секунд.
Негромкий стук в дверь спальни привлек внимание Тринити. Кто бы это мог быть? Еще одна маленькая гостья? Хорошо, что у нее такая широкая и мягкая кровать!
Тринити не хотелось, чтобы старшая сестра, хорошенькая маленькая Мэри, почувствовала себя обиженной. Набросив на себя розовое платье, она поспешила к двери и отворила ее, опасаясь, что постучат еще раз, погромче, и стук разбудит Джейн.
— О! — Тринити уставилась в большие зеленые глаза Джека Райерсона и пробормотала невнятно:
— Какой сюрприз!
— Я умудрился потерять сестричку, — объяснил он с виноватой улыбкой.
Тринити улыбнулась в ответ.
— Она здесь. Взгляните сами. Право, мистер Райерсон, она очаровательна. — Взяв Джека за локоть, Тринити подвела его к кровати. — Видели вы когда-нибудь более милое существо?
Джек откашлялся.
— Я отнесу ее к ней в постель.
— Ну что вы! Девочка очень устала. Пусть поспит здесь немного.
— Если вы не против.
Он взял с изножья кровати плед, развернул его и укрыл сестру, потом наклонился и легонько поцеловал разрумянившуюся щечку. Тринити смотрела на эту сценку с восторгом, от души желая научиться такому же нежному и заботливому отношению к детям.
— Все остальные ждут нас пить чай на крыше, мистер Райерсон?
— Да. Если вы и в самом деле не против, я оставлю Джейн здесь и присоединюсь к ним, пока вы одеваетесь.
— Вы не могли бы задержаться на минуту? Вот… — Она повернулась спиной к Джеку. — Могу я попросить вас застегнуть мне пуговицы сзади?
Он снова откашлялся, и Тринити порадовалась, что не видит его лица. Покраснел ли он? Или, что вероятнее, смущен и задет тем, что она позволяет ему дотрагиваться до себя, будучи полуодетой? Она и сама была порядком смущена, но если им предстоит через две короткие недели стать мужем и женой, не лучше ли уже с этого времени привыкать к такого рода соприкосновениям? Не рекомендовал ли Рассел Брэддок — опытный брачный агент — именно такой вариант?
«Используйте эти две недели для того, чтобы мало-помалу увеличивать ваши с ним соприкосновения. Не только интеллектуальные, но и физические, — советовал он. — Некоторые из моих невест выходили замуж в тот же день, когда познакомились с женихом. Отнеситесь к этому как к некоей возможности. Если вы с толком воспользуетесь временем, которое он проведет, оценивая разумность инвестиции, первая брачная ночь окажется менее устрашающей».
Тринити чувствовала себя униженной при одной мысли об этой сакраментальной ночи, но вынуждена была признать, что в совете Брэддока есть здравый смысл. Кроме того, под платьем она не голая, и пальцы Джека не прикасаются к обнаженному телу. Белая шелковая сорочка создает определенную, хоть и возбуждающую преграду.
Пальцы Джека начали застегивать крошечные пуговки — их ряд тянулся от воротника платья до талии. Быстрые, уверенные движения убедили Тринити, что Джеку приходилось застегивать платье бесчисленному количеству женщин. Приступ ревности, похожий на тот, что она испытала из-за частых упоминаний о бывшей нареченной Джека, охватил Тринити.
«Ты просто гусыня, — выругала она себя. — Радуйся, что он опытный мужчина, и прикосновения его легки и нежны».
Слегка расслабившись, Тринити начала не без удовольствия прислушиваться к тем необычным для нее ощущениям, которые возникали при продвижении быстрых пальцев вверх по ее спине, слегка задерживаясь, когда пуговица не поддавалась. К тому времени, как пальцы добрались до выреза воротника, она была порядком возбуждена.
— Дело сделано, — объявил наконец Джек.
Тринити быстро повернулась, чтобы застать врасплох и уловить возможное смущение, однако выражение его лица оставалось совершенно бесстрастным, когда он спросил:
— Так идемте к остальным?
— Еще минуту. Мне надо сказать вам несколько слов наедине. Только не в комнате, чтобы не побеспокоить вашу сестренку. — И Тринити, снова взяв Джека за локоть, подтолкнула его к двери на балкон.
Ей показалось, что на какое-то почти неуловимое мгновение он воспротивился ее настойчивости, и приписала это смущению. Ее поведение шокирует Джека? Что ж, оно и к лучшему. Джек приехал сюда со своим особым планом, и Тринити его не осуждала за это — ведь его решительность и есть залог успеха, однако она надеялась уговорить Джека перепробовать каждую возможность и обойтись без нарушения предсмертной воли ее деда.
— Здесь хорошо, — произнес Джек, вглядевшись в даль, где на фоне предвечернего неба снежные вершины Сьерра-Невады образовали причудливый и захватывающий дух величественный силуэт.
Тринити отступила к самым перилам балкона и сосредоточила взгляд на своем госте.
— Я должна извиниться перед вами, мистер Райерсон. Можете ли вы простить мне то, как я вела себя в кабинете?
— Это уже забыто, — заверил он.
— Я не имела права реагировать подобным образом. Я повела себя как ревнивая женщина, но именно ею я в тот момент и была.
— Простите?
Тринити вернула Джеку его теплую улыбку.
— Не глупо ли это? Но тем не менее правда. Шесть долгих недель я относилась к вам как к своему нареченному. Очевидно, я проявила собственнические чувства в личных отношениях при обстоятельствах, которые не давали мне на это ни малейшего основания.
— Я понимаю, что вы имеете в виду. Полагаю, то же самое произошло бы и со мной, если бы я с самого начала не знал, что в обусловленном завещанием браке нет необходимости. — Джек склонился перед Тринити в преувеличенно почтительном, почти театральном поклоне и добавил с веселой усмешкой:
— Приношу извинения в том, что бесцеремонно рассуждал о своей бывшей невесте, в то время как наши с вами брачные дела еще не решены официально.
Тринити рассмеялась.
— Вы прощены, сэр. И пожалуйста, упоминайте об Эрике свободно, сколько ваша душа пожелает. Как вы уже сказали, вы застали меня врасплох. Но теперь этот сюжет меня весьма привлекает.
— Неужели?
— Я хочу в последующие две недели получше изучить вас и все о вас. А больше всего можно узнать о мужчине, узнав о женщине, которую он любил. К примеру, ваша сестра сказала мне, что Эрика никогда с вами не пререкалась.
Джек кашлянул в кулак, прежде чем задать вопрос:
— Вы говорили об Эрике с моей сестрой?
— Не я вызвала этот разговор. Просто какое-то случайное замечание. Вы с ней никогда не ссорились?
Джек переступил с ноги на ногу.
— Мы ссорились беспрестанно, но это правда, что Эрика никогда не пререкалась со мной в обычном смысле этого слова. Когда я огорчал ее — а такое случалось часто, — она открывала кампанию с целью изменить мое суждение.
Кокетничала, дулась, извращала смысл моих слов, поддразнивала. Именно это ее оружие, и владеет она им отменно. Она очень редко пользуется логической аргументацией, ибо не в ней ее сила.
— Она кажется очень привлекательной. Боюсь, что вы найдете мою тактику чересчур прямолинейной, — протянула Тринити.
— Вы снова ревнуете? — Прежде чем Тринити успела ответить, Джек сменил поддразнивающий тон и серьезно заверил Тринити:
— Я предпочитаю прямоту, особенно со стороны делового партнера.
Тринити прикусила губу, досадуя на себя, потом подступила на шаг ближе к Джеку и решилась посмотреть ему прямо в глаза.
— Вы сожалеете, что приехали сюда?
— Нет, — негромко проговорил он. — Никоим образом.
— Мне пришло в голову, что я напугала вас своей вспышкой. А ведь я хотела этого меньше всего. Я так отчаянно нуждаюсь в том, чтобы вы остались, мистер Райерсон! Просто скажите, что я должна делать и как себя держать, и я вас послушаюсь. Даю слово.
Некоторое время он, видимо, тщательно обдумывал ее слова, потом положил руки ей на плечи; взгляд его казался твердым и успокаивающим.
— Я ошеломил вас сообщением о лазейке. И разумеется, было непростительной бестактностью распространяться о моей бывшей невесте. Не начать ли нам сначала?
— Я бы предпочла именно это.
— Держитесь со всей доступной вам прямотой. Потенциальные деловые партнеры всегда должны быть максимально искренними и откровенными друг с другом.
— Это верно, — согласилась Тринити, чувствуя, как спадает напряжение. — Я признательна вам, сэр, за ваше терпение.
— Теперь мы уже можем присоединиться к остальным?
— К остальным? О! — Тринити отшатнулась, вся вспыхнув. Пусть и на короткое время, но она совершенно забыла о существовании «остальных» и теперь до смерти боялась, что Джек это заметил. — Конечно, мы должны присоединиться к ним. Идемте.
— После вас.
Джек отступил в сторону, пропуская Тринити в дверь.
Все еще пылающая румянцем смущения, она проплыла мимо него с достоинством и с безразличным видом, потом подобрала юбки и поспешила выйти в холл — от греха подальше.
Глава 4
Джейни еще спала, уютно свернувшись клубочком, когда Тринити поднялась на крышу, овеянную теплом летнего дня.
Элена подала на стол разные вкусности, начиная с крохотных хрустящих пирожных и кончая слоеными лепешечками pan dulce [3], окрашенными в соответствии со старинным семейным рецептом в розовый цвет. Мэри и Луиза потягивали горячий шоколад, а Тринити и Джек наслаждались свежим, терпким лимонадом и переговаривались.
— Если верить Брэддоку, ваш отец был своего рода антикваром. Так ли это?
— Да. Он был принят на службу человеком по имени Дэриен Портер. — Тринити с удовлетворением отметила про себя, что Джек широко раскрыл глаза, услышав это имя. — Вы о нем слышали?
— Импортер сахара, я полагаю.
— Да, это его основное занятие, — подтвердила Тринити. — Но его страсть — коллекционирование редкостей и уникальных артефактов. Мистер Портер путешественник, так сказать, на свой лад, но большую часть времени предпочитает проводить в Париже и Лондоне. Отцу он платил за то, что тот разъезжал по всему свету в поисках драгоценных предметов для его коллекции.
— Восхитительно.
— Когда отец умер, я написала мистеру Портеру, попросив нанять меня вместо отца. Это его позабавило. И в особенности позабавило его жену, которая вступила со мной в переписку. Они, разумеется, посмеивались над моим предложением, но Эмелия Портер не оставила без внимания мой интерес к путешествиям и, в свою очередь, предложила мне должность ее личного секретаря. Они уговорили меня вернуться на восточное побережье. Оттуда я сопровождала их в Лондон и Париж.
— Впечатляющая возможность. И вы оставили эту должность ради спасения ранчо?
— На самом-то деле… — Тринити сделала паузу и неуверенно улыбнулась. — Я оставила эту должность еще за месяц до того, как убили дедушку. Я как раз была на пути в Калифорнию, когда получила известие о его смерти.
— А почему вы отказались от места? — спросила Луиза, явно потрясенная тем, что кто-то мог отказаться от столь восхитительной жизни.
— Лондон, Париж и другие города, которые посещали Портеры, замечательны и прекрасны, но меня тянуло в более экзотические места. В Багдад, Каир, Куско, Афины, Санкт-Петербург… Я собиралась попросить дедушку, чтобы он финансировал мои путешествия. Его рас ходы я возмещала бы из средств от продажи собранных мной редкостей.
— Восхитительно, — повторил Джек, и что-то в его тоне насторожило Тринити. Неодобрение? Или обида?
Луиза тоже это заметила.
— Джек плохо относится к тому, что и женщинам нравятся приключения. Он считает, что мы должны быть послушными и не фантазировать, а риск и приключения — удел мужчин.
Тринити пригляделась к выражению лица Джека, припомнив, как он говорил, что вовсе не хочет, чтобы его сестры и кузина были обречены на полное послушание и не более того.
Неудивительно, что в ответ на реплику Луизы он негромко произнес:
— Но разве не ради этого я привез вас с собой на ранчо? Не ради новых и сильных впечатлений и, конечно же, приключений?
— Это правда, — вмешалась в разговор Мэри. — Столько недель у нас были одни приключения! На пароходе и особенно в джунглях Панамы. А здесь много лошадей и такие просторы, по которым можно скакать верхом! Если бы Джек хотел, чтобы мы сидели смирно и больше ничего, он ни за что не взял бы нас сюда.
— Я согласна с тобой, — сказала Тринити. — Я все свои детские годы упрашивала отца взять меня с собой — хотя бы один раз! — в какую-нибудь необыкновенную и опасную страну, но он всегда отказывал мне и просил потерпеть. А потом было уже поздно. Мистера Райерсона стоит похвалить.
— Он привез нас сюда только потому, что боялся, как бы мы не сбежали, пока его нет дома, — заявила Луиза. — В прошлом году от него ушла невеста. А в прошлом месяце я вылезла из окна, чтобы встретиться с одним молодым человеком. Вот почему он привез нас. Хочет, чтобы мы были у него на глазах и не искали приключений.
— Каждый день, проведенный в твоем обществе, уже приключение, — сухо заверил Джек свою кузину.
С трудом сдерживая смех, Тринити обратилась к Мэри:
— А ты, дорогая? Ты тоже хочешь путешествий и приключений?
Девочка выпятила губы и, подумав, ответила:
— Я хотела бы читать книги. И я хочу выйти замуж и чтобы у меня было очень много детей. А вы не хотите выйти замуж и родить детей?
Взглянув на Джека, чтобы убедиться, что он не обижен и не смеется над ней про себя, Тринити сказала:
— Я не против замужества и не против детей, но я в твоем возрасте и даже раньше начала мечтать о путешествиях и хочу удовлетворить свое желание, прежде чем осесть на месте.
— Если вы хотите путешествовать на корабле, мы можем познакомить вас с Эрикой. Она наш любимый друг, и у них с мужем есть свой корабль, — предложила Мэри.
— Понятно.
— Довольно об Эрике, — вставил Джек. — Девочки, почему бы вам не подняться к себе и не отдохнуть до ужина? У мисс Стэндиш наверняка есть дела, а я собираюсь начать просмотр счетных книг ранчо.
— Не следует ли и вам отдохнуть, сэр? Вы проделали долгий путь, — посоветовала удивленная Тринити.
— Джек никогда не отдыхает, — снова встряла в разговор Луиза, нетерпеливо тряхнув головой. — Он только и делает, что работает. Читает книги и работает, работает, работает.
Джек протянул руку и взъерошил кузине волосы.
— Полагаю, мы уже установили, какой я глупый и скучный.
— Спасение этого ранчо — занятие отнюдь не скучное, — возразила Тринити и обратилась к девочкам:
— Мистер Райерсон будет настоящим героем, если найдет способ спасти «Сломанную шпору». И знаете почему?
Не только потому, что это мое наследство, но и потому, что это предотвратит совершение огромной несправедливости.
Мэри широко раскрыла голубые глаза:
— Какой несправедливости?
— На своем ранчо к югу от нашего живет бесчестный и злой человек. Его имя Уолтер Краун, и он всегда завидовал успеху моего дедушки. Изо всех сил старался причинить ему вред. Он даже привозил сюда зараженных коров и пускал больных животных в наши стада, чтобы распространить заразу. Потом он начал принуждать дедушку продать ему ранчо, а когда тот отказался, убил его.
— О Боже! — хором воскликнули девочки.
— Если мы потеряем «Шпору», значит, Краун победил. Но если мистер Райерсон найдет способ спасти ранчо, тогда Краун будет побежден. Вот почему, как я считаю, работа мистера Райерсона — далеко не простое дело.
Это героическая задача, и я признательна ему за то, что он пытается ее решить. — Обратившись к Джеку, она мягко добавила:
— Если я не сказала этого сразу, то говорю сейчас. Благодарю вас за то, что вы приехали.
По лицу Джека разлилась краска.
— Я признателен за подобные чувства, однако…
— Я прекрасно знаю, что вы собираетесь сказать, — перебила его Тринити. — Вы еще не приняли решения остаться. Я просто хотела быть уверенной, что вы поняли, что поставлено на карту.
Джек откашлялся.
— Если обвинения в убийстве справедливы…
На этот раз его перебила Луиза:
— Да, если мистер Краун убил вашего дедушку, почему он не попал в тюрьму?
— Он туда попадет, — заверила ее Тринити. — Я уж за этим прослежу.
Джек откашлялся еще раз.
— По этому поводу у меня для вас плохие новости, мисс Стэндиш. Я разговаривал с шерифом в Стоктоне, пока ваш кучер переносил с платформы наш багаж. Он сказал, что провел расследование и убедился, что ваш дедушка скончался от естественных причин.
— Он ошибается.
— А как это произошло? — опять подала голос Луиза.
— Он упал и расшибся насмерть, — сказал Джек. — Мисс Стэндиш убеждена, что его столкнули, но шериф не нашел никаких доказательств. А личный врач мистера Стэндиша говорит, что его пациент страдал приступами головокружения.
— Как это удобно, — заметила Тринити. — Правда заключается в том, что и шериф, и врач, и вообще все жители Стоктона запуганы Крауном. В глубине души они убеждены, что это убийство, но никто не хочет докопаться до истины. Поэтому я и хочу найти неопровержимые доказательства.
— Прошу прощения?
Тринити очень серьезно посмотрела Джеку в глаза.
— Я предприняла собственное расследование. И в отличие от шерифа не намерена бросать его преждевременно.
— Ясно. — Джек взглянул на детей и понизил голос, — Мне понятны ваши чувства, мисс Стэндиш, но такого рода дела лучше представить на усмотрение властей. Если Краун виновен, вы подвергаете себя опасности, а если он не виноват…
— Он виновен. Не думайте об этом деле, сэр. У меня нет намерения впутывать вас в него. Займитесь, прошу вас, спасением ранчо, а я тем временем продолжу расследование преступления.
— Вы уверены, что было преступление?
— Я уверена, что вы можете спасти ранчо, — ответила Тринити, задетая его самонадеянным тоном.
— Вы не позволите мне помочь вам? — спросила Луиза. — Это такое захватывающее дело! Я просто ненавижу этого мистера Крауна! Он убивал ваших коров, а потом убил вашего дедушку! Это ужасный человек.
— Я тоже помогу, — заявила Мэри.
— Довольно! — тряхнул толовой Джек. — Луиза! Мэри!
Ну-ка живей наверх, посмотрите, как там Джейни. Она в комнате мисс Стэндиш. Побыстрее!
Явно удивленные и даже испуганные, обе девочки вскочили со своих мест и выбежали из комнаты.
— Право же, мистер Райерсон! Если вы не хотите, чтобы девочки вмешивались…
— Я не хочу, чтобы хоть кто-то вмешивался, — отрезал Джек. — Каковы бы ни были ваши личные чувства…
— Это не просто чувства. Я убеждена…
— На основании чего? Кровной вражды?
— Это нечто большее.
— Нет, именно то самое. — Джек сделал медленный вдох и так же медленно выдохнул воздух, как бы набираясь сил. — Если хотите, я еще раз поговорю с шерифом.
Если он признает, что его заключения не были достаточно аргументированными, я попрошу его вновь открыть дело и продолжить расследование. Но если он работал тщательно и выводы его логичны, вам следует их принять.
— Никогда! Я не успокоюсь до тех пор, пока Уолтер Краун не сядет на скамью подсудимых. Но вас это дело не касается.
— Как раз касается. С какой стати мне тратить время и энергию, если вы намерены подвергнуть и ранчо и себя опасности?
Теперь она казалась взбешенной и одновременно напуганной.
— Не понимаю.
— Вы только что в недвусмысленных выражениях сообщили девочкам, что Краун убил вашего деда.
— Да, убил.
— Очевидно, вы то же самое сказали шерифу?
— Разумеется.
— А другим?
— Я не сказала им ничего более того, что они уже подозревали. Любой человек в городе знает, как сильно Краун ненавидел дедушку.
— Любой человек в городе? Ничего себе! Да вы поймите! — Джек тряхнул головой в сильнейшем возбуждении. — Вы не можете предъявлять столь дикие обвинения.
Краун оправдан, свободен от обвинений, по крайней мере сейчас. Заявлять во всеуслышание о нем как об убийце всему городу — это же наказуемая законом диффамация.
Он имеет право преследовать нас по суду и может завладеть этим ранчо в порядке возмещения по своему иску.
Тот самый результат, которого вы так боитесь, но это может случиться.
— Диффамация? — поморщилась Тринити. — Как он может преследовать меня по суду, если я говорю правду?
— Правда — это оружие, — согласился Джек. — Но ее надо доказать. А шериф и доктор присягнут в обратном.
— Вы предлагаете, чтобы мы позволили чудовищу разгуливать на свободе?
— Я предлагаю вести себя благоразумно. Подождите, пока ранчо начнет приносить доход. Тогда мы наймем профессиональных сыщиков…
— Все улики к тому времени исчезнут!
Джек твердым взглядом призвал ее к спокойствию — и почти добился успеха.
— Я намерен сказать вам нечто важное и прошу выслушать меня внимательно, — заговорил он. — Постарайтесь сдержать ваш темперамент.
Тринити скорчила недовольную мину, однако кивнула:
— Постараюсь.
— Характеризуя мне вас, Брэддок утверждал, что вы «здоровая девушка и прекрасная собеседница». Он забыл упомянуть о том, что вы к тому же и очень красивы. И ничего не сказал о том, насколько вы упрямы и импульсивны. Если бы он не умолчал об этом и хоть единым словом обмолвился о вашей жажде мести, я бы сюда не приехал.
— Понимаю. — Тринити выпятила подбородок — как бы в свою защиту. — Прошу извинить меня, сэр. Мистеру Брэддоку следовало быть с вами более откровенным.
Она собиралась покинуть комнату с пренебрежительным и гордым видом, однако ее бравада уже угасла и вместо этого она снова села в кресло.
— О чем он только думал? Мог бы в конце концов сообразить, что мы с вами не поладим и даже не сможем стать деловыми партнерами.
— Согласен. Он обязан был рассказать мне все с самого начала.
На губах у Тринити появилась слабая улыбка.
— Не могу же я просить прощения за то, что я такая пристрастная и так предана памяти дедушки.
— А я не могу просить прощения за то, что так практичен. — Он развернул свое кресло таким образом, чтобы видеть ее лицо; колени их почти соприкасались. — Итак?
— Мне невыносима мысль о том, что Краун разгуливает на свободе, в то время как дедушка лежит в холодной могиле.
Джек взял ее руки в свои.
— Насколько мне стало известно, вражда началась после того, как отец Уолтера Крауна, Рэндольф, оставил половину своей земли вашему дедушке. Уолтер не простил отца и сделал все, что в его силах, дабы убедить вашего деда продать ему эти угодья. Именно так обстояло дело?
— Рэндольф Краун имел все основания упомянуть дедушку в своем завещании. — Тринити высвободила свои руки. — Вам известна эта часть истории?
— Жажду ее услышать, — сухо заверил ее Джек. — Но в данный момент я предпочел бы договорить.
— Продолжайте.
— Уолтер Краун предпринял попытку вернуть себе эту землю. Если мы сумеем предотвратить это — в том случае, если ранчо начнет давать доход, — Уолтер останется в проигрыше. Верно? — Он снова взял ее руки в свои и добавил твердо:
— Как только мы уладим это дело, наймем опытных сыщиков и посмотрим, не удастся ли нам отправить Крауна за решетку.
Его спокойная, твердая уверенность заражала Тринити, и она благодарно наклонила голову.
— Ну как? Мы поняли друг друга?