The Happily Ever After Co. - Брак по завещанию

— Это значит, что ею управляет кто-то другой в твоих интересах. Твой опекун. Я и есть это лицо, стало быть, я веду наблюдение за вашими с Джейни фондами и вкладываю деньги для вас.

— Так же, как деньги дяди Оуэна?

— Нет. Оуэн распоряжается своими вложениями при известной доле риска. Я не рискую ни твоими средствами, ни средствами Джейн. Они в безопасности и постоянно растут. В свое время они будут предоставлены в твое распоряжение.

— Когда?

Джек глубоко вздохнул.

— Когда тебе исполнится девятнадцать, если ты к этому времени выйдешь замуж. Или в двадцать два года, независимо от того, замужем ты или нет.

— А если они мне понадобятся раньше?

— Если ты чего-то захочешь, тебе только стоит попросить. Ты это знаешь. К счастью, я вправе снабдить тебя деньгами с моего счета. Вот почему я так бережно обращаюсь со своими средствами, радость моя. Ты ведь слышала, что дядя Оуэн склонял меня сделать несколько рискованные инвестиции. Но я этого делать не стану ни в коем случае.

— Из-за меня и Джейни?

— Из-за того, что папа доверил мне вас, девочек, и я не могу поставить ваше будущее под угрозу. Хотя… — Джек взял маленькую ручку сестры в свои ладони. — Я открою тебе один секрет: я собираюсь вложить часть своих средств, только своих, а не твоих и не принадлежащих Джейн, в «Сломанную шпору».

— Как это здорово! Дядя Оуэн всегда радуется, когда ты делаешь это для него. Я очень рада, что ты на этот раз получишь что-то для себя.

— Правда? — Джек внимательно вгляделся в лицо Мэри. — Я еще не совсем решил. Я мог бы предложить это Оуэну, но если риск окажется небольшим, возьму его на себя. А если это покажется чересчур рискованным даже Оуэну, мы вернемся в Бостон.

— Я надеюсь, что мы останемся. Не хочу, чтобы Тринити потеряла свое ранчо.

— Я тоже. — Джек похлопал Мэри по руке. — Я не говорил ей, что собираюсь вложить свои средства, так что ты не проговорись ей об этом. Если я решу предложить эту возможность Оуэну, мне не хотелось бы, чтобы мисс Стэндиш восприняла это как недостаток доверия к ней.

— Я ничего не скажу. — Мэри склонила головку набок. — А у Луизы тоже есть средства под опекой?

— Да.

— И ты ее опекун?

— Да.

— Она знает об этом?

Джек кивнул.

— Надо отдать ей должное, она никогда не выпрашивала у меня деньги. При всей ее бурной несдержанности, ей несвойственны жадность и стяжательство.

Мэри улыбнулась:

— Если бы Джейни знала о своих деньгах, она бы все их истратила на сладости и на кукол.

— Это вполне естественно для ребенка. Поэтому и не разрешают маленьким детям управлять своими денежными делами самостоятельно. Но когда ты станешь постарше, я посвящу тебя в твои дела.

— А мы не могли бы вложить мои средства в «Сломанную шпору?»

— Почему ты этого хочешь? — удивился Джек.

Голубые глаза его сестры заблестели от радостного возбуждения.

— Я уверена, что это было бы самым успешным твоим проектом!

— Я и сам это чувствую, — признался Джек. — Но о вложении твоих денег и речи быть не может. Придется тебе удовлетвориться прибылями твоего родственника.

— Да, Джек. — Мэри неожиданно обняла его. — Спасибо, что ты заботишься о нас.

— Не за что, — пробормотал Джек и крепко обнял Мэри. — Ты и Джейн.., и Луиза составляете весь мой мир.

Без вас я был бы одиноким и потерянным. Ты это знала?

— Особенно с тех пор, как тебя покинула Эрика? — спросила Мэри, уткнувшись лбом Джеку в грудь.

— Это было к лучшему. Мы с ней были неподходящей парой, как сказал бы Рассел Брэддок. Кстати, я никогда не мог поговорить с ней спокойно о моем бизнесе, как поговорил вот сейчас с тобой. И очень рад этому, Мэри.

Она высвободилась и посмотрела на Джека с улыбкой, явно польщенная.

— Я хочу научиться всему, чтобы уметь управлять своими делами, если еще не выйду замуж в двадцать два года.

— А если ты и будешь к тому времени замужем, твой супруг может не иметь склонности заниматься бизнесом. И будет счастлив, что у него такая деловая женушка. А теперь тебе пора спать. Я и сам хочу сегодня лечь пораньше.

— Ты, наверное, устал разъезжать на Рейнджере? Завтра собираешься заниматься этим? Было так интересно слушать рассказы Клэнси за обедом.

— Моя карьера в качестве букару закончилась в один день. Но Клэнси обещал научить меня бросать лассо, так что будут еще поводы для веселья. — Он поцеловал Мэри в щеку и встал, протянув руку девочке, чтобы помочь ей подняться. — Иди ложись, солнышко. Попозже я зайду взглянуть на тебя.

— Спокойной ночи, Джек.

Мэри обняла его еще раз и выбежала из комнаты, предоставив ему удивляться тому, как она быстро повзрослела. Он гордился сестрой. Надо же, она и в самом деле говорила с ним о делах с неподдельным интересом! После истории с Эрикой ему казалось, что ни одна женщина не имеет к этому склонности.

Как случалось нередко после его приезда в «Шпору», воспоминание об Эрике навело его на мысли о другой упрямой красавице с бурным темпераментом, которая, как он подозревал, тоже не имела склонности к бизнесу. Он представил себе, как она сидит у себя в спальне — или скорее на балконе, — погрузившись в мечты о приключениях в дальних странах. Однако через пару недель ей придется уяснить себе, что она должна заниматься своим ранчо в одиночестве. Не пора ли подготовить ее к такому повороту событий?

* * *

Тринити сидела у себя в спальне у камина, обложенная со всех сторон географическими картами собственного изготовления, и пыталась сосредоточиться на своем так хорошо спланированном будущем. Как только «Шпора» будет спасена от Краунов, она отправится путешествовать по следам отца, который подробно рассказывал ей о своих странствиях в неисчислимых письмах, накопившихся за многие годы.

«Первым долгом Марокко, — напомнила она себе с меланхолической улыбкой. — Там он находился в момент твоего рождения, стало быть, это самое подходящее место для начала. Вспомни письмо, которое он написал матери в тот самый день. Он даже не знал, что стал отцом, хотя его приводила в восторг сама мысль об отцовстве. Разумеется, он считал, что родится мальчик. — Здесь Тринити прервала ненадолго свой внутренний монолог и втянула воздух носом. — Но письмо, которое он прислал, узнав о рождении дочери, было таким радостным, что его разочарование явно оказалось мимолетным».

Теперь Тринити обратилась к карте Каира. Отец находился именно там шесть лет спустя, когда мать Тринити стала жертвой жестокого приступа чахотки и умерла прежде, чем отец успел увидеть ее в последний раз. Тринити плохо помнила те дни — только маму, невероятно исхудавшую и сотрясаемую ужасным кашлем, а потом отца, рыдающего на кладбище о своей утрате.

Тринити вздрогнула от резкого стука в дверь и поспешила смахнуть выступившие на глазах слезы. Она инстинктивно почувствовала, что к ней явился с визитом не кто иной, как Джек. Вовсе ни к чему, чтобы он увидел ее в таком состоянии. Он уже поверил, что она не в меру темпераментна и сентиментальна.

— Но ведь это он меня целовал, — вслух напомнила она себе, задетая несправедливостью предполагаемого обвинения. — И разве он сам не проявил излишний темперамент сегодня, когда швырнул Фрэнка через всю комнату? Подобное поведение совершенно неразумно, а теперь стучит среди ночи в дверь моей спальни! Что там такое важное не терпит до утра? Неужели нельзя было выбрать более подходящее время и место?

И вдруг ее поразила неожиданная мысль. Может, он явился к ней в комнату с намерением снова целовать? Если так, его ждет глубокое разочарование, а у нее есть право и основание заявить ему, что она более не желает следовать советам Рассела Брэддока насчет необходимости получше узнать друг друга, если Джек воспринимает это как позволение являться к ней в спальню в любое время.

Напустив на себя самый неприступный вид, Тринити распахнула дверь.

— Что-нибудь случилось, мистер Райерсон?

— В постели у моей младшей сестры обнаружено безволосое визгливое существо, — с улыбкой сообщил Джек. — За исключением этого все в порядке.

— Безволосое? Ox! — Тринити невольно расхохоталась. — Как это мило!

— Элена уверяет, что, как только Джейни уснет, она проберется в комнату и унесет незваного гостя к его собратьям. — Зеленые глаза Джека потеплели. — Я знаю, что уже поздно, однако понадеялся, что мы сможем немного поговорить.

— Конечно. Я приду к вам в кабинет или… — Она повела рукой в сторону балкона. — Ночь так хороша. Видите, как вырисовываются на фоне неба силуэты гор?

— Да, это великолепно. Но я отниму у вас не больше минуты. Хотел сказать вам, что завтра утром собираюсь поехать в сиротский приют…

— О! — Тринити хлопнула в ладоши в полном восторге. — Значит ли это, что вы решили остаться? Так скоро?

Джек слегка поморщился, входя в комнату.

— Останусь я или нет, я должен провести переговоры с опекунами «Дельта-Вэлли».

— Ах, разумеется.

— Вы намерены сопровождать меня?

— Сопровождать вас?

— Да, в приют для сирот. — Он посмотрел на Тринити очень серьезно. — Наверное, вам полезно знать все подробности.

— На тот случай, если вы уедете? — спросила она тихо, сразу приуныв при мысли, что ей самой придется управляться с ранчо.

— Даже если я останусь, вы должны быть равноправным партнером в нашем предприятии, не правда ли? Я рад вашему доверию, однако в ваших интересах разобраться в ситуации самой. Это весьма интересно.

— Уверена, что это завораживает, Джек. И рада, что вы хотите взять меня завтра с собой. Но не вызовет ли мое присутствие сомнений в умах опекунов?

— Простите?

— Пойдемте присядем ненадолго. — Тринити направилась к выходу на балкон и уселась там на ближайшей скамейке, предоставив Джеку более удобное кресло-качалку. — Если вы поедете один, вас сочтут человеком, управляющим моими делами. Они рассудят, что вы остаетесь и намерены жениться на мне, если они настолько глупы, что откажутся от вашего великодушного предложения. Если я поеду с вами, они придут к заключению, что отношения между нами неопределенные, чтобы не сказать больше.

— Разумные слова и разумная точка зрения, — признал Джек. — Вы лучше разбираетесь в делах, чем я предполагал. — Он несколько раз энергично кивнул. — Пока вопрос о приюте не улажен, мы с вами должны являть единое целое.

— В таком случае вдвойне хорошо, что вы своей оплеухой привели Фрэнка в бессознательное состояние сегодня днем, — поддразнила его Тринити. — Возможно, они решат, что вы готовы на все, вплоть до женитьбы на мне.

Джек усмехнулся.

— Я подумывала, не стоит ли мне извиниться перед Уолтом Крауном за то, что в лицо назвала его убийцей после того, как обещала прекратить подобные обвинения, — добавила Тринити удрученно. — Вы не считаете, что они станут преследовать нас по суду?

— Им невыгодно рассказывать в суде о подробностях этой встречи, — заверил ее Джек. — Не позволяйте им выводить вас из себя. Я поступлю так же.

— Попробую. И постараюсь узнать об управлении ранчо как можно больше. Кое-что мне уже разъяснил нотариус, которого мистер Брэддок нанял для расчетов в связи с выплатой процентов по закладной.

Взгляд Джека смягчился.

— Расе говорил мне, что ради этой выплаты вы продали свои драгоценности. Это очень прискорбно, и я постараюсь избежать повторения. Если я здесь не останусь, то составлю опись имущества ранчо, особо выделив то, что вам следует продать, чтобы сохранить ваши личные ценности.

— Это сомнительное преимущество, поскольку личных ценностей у меня больше не осталось. — Заметив, что Джек снова поморщился, Тринити поспешила его заверить:

— У меня есть все, что нужно. Плюс твердое предложение работы от Портеров, так что не тревожьтесь.

Некоторое время Джек молча смотрел на нее, потом спросил:

— Вы читали дневники своего деда?

— Нет. Я читала и помногу раз перечитывала его письма. А дневники не читала. Еще нет.

— Это в большей или меньшей степени азбука управления преуспевающим ранчо. Он был гением бизнеса — вы это знали? Он добивался потрясающих результатов, предвидел и использовал любую возможность.

— Почему это звучит знакомо?

— Простите? О! — Джек покраснел. — Признателен за сравнение.

— Он был бы рад иметь такого сына, как вы. Его собственный сын — мой отец — был импульсивным и недисциплинированным — А почему и это звучит знакомо?

Тринити выпрямилась, удивленная и обиженная.

— Значит, я недисциплинированная? Вы это хотели сказать?

— Я не вкладывал в свои слова обидный смысл, — заверил он. — Вы склонны к приключениям, как и ваш отец. Таким, разумеется, был и Эйб, но он сочетал любовь к авантюрам с холодным, логическим расчетом.

— Вот как? Выходит, я и нелогична, и недисциплинированна.

Джек наклонился вперед, и глаза у него заблестели.

— Вы впутали себя в самую нелогичную, иррациональную форму человеческих взаимоотношений — кровную вражду. Вы бы смогли лично накинуть петлю на шею Уолтеру Крауну, если бы шериф допустил это. Вы готовы вступить в брак с чужим для вас человеком ради спасения ранчо, которое в принципе вам и не нужно. И вы одержимы стремлением путешествовать по экзотическим странам без сопровождения.

Тринити с трудом удержалась от улыбки.

— Я считаю это еще одним не правомерным сравнением с вашей бывшей нареченной.

— Что ж, это верно, — со смехом согласился Джек.

Потом кашлянул и добавил:

— Я просто дразнил вас.

— Да ну? — Тринити выразительно подняла бровь. — Пожалуй, нам стоит переменить тему. А еще лучше, — сказала она, резко вставая, — вам уйти к себе. Надо отдохнуть перед сражением с опекунами, если вы хотите завтра уговорить их принять ваше предложение.

— Тринити. — Джек встал и взял ее руки в свои. — Вы неотразимо красивая девушка, которая любит путешествия и выискивает ошибки в каждом моем слове. Признайте это. Вы находите мою позицию безумной, мое внимание к подробностям и мелочам скучным, а мою приверженность к делам тягостной для окружающих. Прошу прощения, если во всем этом я вижу неуловимое сходство с Эрикой.

— А внешне я на нес похожа?

Джек покачал головой.

— Нисколько. У нес рыжеватые волосы, а глаза золотисто-карие. Вы так же красивы, как и она, даже красивее, но этим и заканчивается ваше с ней физическое сходство.

Ревность Тринити улетучилась при этих искренних и сердечных словах.

— Мне жаль, что она причинила вам боль, Джек. Вы сильно страдали все прошедшие с того времени месяцы?

— Вряд ли можно сказать, что я страдал. Скорее был разочарован. И сбит с толку. И принял твердое решение не повторять ошибку.

Тринити нахмурилась:

— Что верно, то верно. Вы до безумия аналитичны.

— Точно. — Глаза у Джека снова заблестели. — И поскольку это нами доказано, не вернуться ли нам к проблеме обучения вас ведению дел на ранчо?

— Мне очень хотелось бы прочитать дневники дедушки, особенно первую тетрадь, в которой он рассказывает о тех шпорах, историю которых поведал нам сегодня Клэнси за обедом.

— А почему вы думаете, что есть дневник именно того времени?

— Простите, но вы же сами говорили…

— Да, и я предполагал, что вы уже прочли тетради, которые я просматривал в библиотеке. Но я не обнаружил тетрадь тех времен, когда Эйб служил старшим рабочим на ранчо Краунов. Я просто подумал, что ее не существует, но, судя по вашим словам, она есть.

— Она существует или по крайней мере существовала. — Тринити вернулась в спальню и взяла большую конторскую книгу, в которую вкладывала письма деда одно за другим начиная с того времени, когда была еще маленькой девочкой. Быстро перелистав страницы, она остановилась на том письме, которое дед написал ей перед тем, как она уехала в Европу с Портерами. — Вот смотрите. Он пишет, что готовит мне сюрприз. Придумал спрятать здесь на ранчо брошку, чтобы я сама ее отыскала в свой следующий приезд и тогда взяла бы ее себе.

Тринити грустно улыбнулась:

— Он постоянно совершал такие поступки. Старался заманить меня сюда. Разжечь во мне интерес к «Шпоре».

По правде говоря, я-то знала, что он так или иначе отдаст мне эту брошь. Она принадлежала моей бабушке и хранилась в нашей семье четыре поколения. Кому же еще следовало ее отдать?

— Очаровательная история, — произнес Джек. — Но какое отношение она имеет к дневнику?

— Ох, извините! — спохватилась Тринити. — Прочтите вот здесь. Он обещает положить брошь и некоторые другие ценные вещи в крепкий ящичек и потом спрятать.

Видите? Одной из таких ценностей была первая тетрадь дневника. Он больше всего хотел, чтобы я прочитала именно ее и поняла, как он любит это ранчо.

— Значит, тетрадка где-то здесь?

Джек спросил об этом так горячо, что Тринити стало весело.

— Если она отсутствует в кабинете, значит, да. Когда я узнала о дедушкиной смерти и о подробностях его финансового положения, особенно о закладной, мне пришло в голову, что он отказался от этой игры в прятки и продал брошь, чтобы спасти «Шпору». Но может, он этого и не сделал. Хотя это странно. Брошь достаточно дорогая. Цена ее не выше закладной, но она украшена бриллиантами и…

Тринити вдруг замолчала, завороженная блеском его изумрудных глаз.

— Вы хотели бы, чтобы я нашла для вас этот клад, Джек? — спросила она после долгой паузы.

Джек покраснел, но кивнул.

— Я очень хотел бы, чтобы он попал мне в руки. Я имею в виду дневник, — поспешил он добавить, — а не брошь. Я ничуть не претендую…

— Отлично, — перебила Тринити, довольная его смущением. — Мы с девочками начнем охоту за кладом завтра же, не оставим необследованными ни одну доску в полу, ни один кирпичик. Если повезет, мы найдем его еще до вашего возвращения из приюта.

— Ну хорошо, тогда… — Он явно не решался о чем-то попросить и, потрогав стопку писем Эйба, сказал:

— Это замечательно.

— Вы не хотели бы взять их и прочесть?

— Что? О да, со временем. — Джек начал осторожно переворачивать страницы книги с вложенными между ними исписанными листками. — Вы поступили прекрасно, сохранив письма так бережно. И даже сделали к ним аннотации.

Настал черед Тринити краснеть.

— Это глупая привычка, которую я усвоила с тех пор, как стала получать письма от отца. Каждый раз писала внизу на странице конторской книги, о чем письмо, где находится отец и что он там видел. Для меня это был как бы способ приблизить его к себе.

Заметив сочувствие в его зеленых глазах, Тринити негромко рассмеялась и показала на карты, разложенные на полу.

— Вот видите, как родилась моя тоска по дальним странам. Полагаю, это еще одно доказательство в пользу вашей теории о моем духовном родстве с Эрикой, вопреки моим неизменным протестам.

Джек выпятил губы и медленно наклонил голову.

— Полагаю.

— Завтра вам предстоит долгая поездка верхом, — напомнила Тринити. — А в постели вашей младшей сестры находится безволосое существо, которое надо удалить без промедления. Но сначала… — Тринити облизала губы и предложила еле слышно:

— Не поцелуете ли вы меня на сон грядущий? Если приют отвергнет ваше предложение, порадуемся практике. А если они его примут, это будет наш последний поцелуй.

Секунду он молча смотрел на нее, потом прижался губами к ее губам — нежно и бережно, без малейшего намека на вожделение, свойственного их прежним поцелуям.

— Спите спокойно, Тринити. Я вернусь до наступления темноты, и, надеюсь, с добрыми новостями. Или по меньшей мере с новостями разумными.

Тринити еще долго смотрела на дверь после того, как Джек исчез, затворив ее за собой.

— Если не добрые новости, то новости разумные, — пробормотала она, понимая, что Джек прав: как бы они ни были привлекательны друг для друга, любое иное решение опекунов, за исключением положительного, нанесет удар как их партнерству, так и их дружеским отношениям.

Глава 8

Джек отправился в двухчасовую поездку в «Дельта-Вэлли» в хорошем настроении, уверенный, что оставляет сестер в добрых руках. Джейни встала на заре и помогала Элене кормить мелкую живность. Мэри еще спала, и лицо у нее было безмятежным, когда Джек просунул голову в дверь ее комнаты, чтобы взглянуть на девочку перед отъездом. А Тринити предстояло провести весь день в поисках спрятанного дедом ящика.

Даже Луиза казалась счастливой, появившись во время раннего завтрака, чтобы попросить у Джека разрешения поехать верхом вместе с Клэнси на пастбище. Прежде чем Джек успел возразить, она объяснила, что берет с собой книжку и просидит все время на вершине холма, на том самом месте, где они накануне устраивали пикник.

— Я только хочу посмотреть на парней, — сказала она сладким голоском. — Мистер Клэнси разрешает мне пользоваться его подзорной трубой. Он говорит, что не подпустит ребят к тому месту, где я буду сидеть. Я просто хочу на них посмотреть.

Получив от Клэнси заверения, что ковбои будут слишком заняты, чтобы беспокоить Луизу, а Луиза не станет, в свою очередь, беспокоить их, Джек дал согласие на такой порядок действий.

Когда впереди показался сиротский приют, маленький мальчик, который до того сидел на заборе, спрыгнул со своей жердочки и побежал навстречу Джеку, приветственно махая ему рукой. С тоской подумав, что несчастный мальчуган совершенно один на свете, Джек перевел Плутона на медленный шаг, поднял руку, приветствуя мальчика, и крикнул:

— Хелло!

Мальчуган глянул на Джека, и плечи его опустились, но он продолжал идти Джеку навстречу, пока расстояние между ними не сократилось до нескольких метров.

— Доброе утро, мистер. У вас быстрый конь.

— А у тебя хороший глаз, — ответил Джек, разглядывая худенькую фигурку недокормыша.

Мальчик был в том же возрасте, что и Джейни, может, на год или два старше.

— Мой папа разбирается в лошадях.

— И научил тебя? Это хорошо. — Джек, свесившись с седла, предложил:

— Не хочешь вернуться в приют верхом? Я бы с удовольствием прошелся пешочком, чтобы размять ноги.

— Мне надо быть здесь на случай, если папа приедет.

Он долго не может здесь оставаться, будет спешить, и я хочу подготовиться.

Джек озабоченно выпятил губы. Так, выходит, отец у мальчика не умер. Но почему ему надо спешить? Значит ли это, что он скрывается от правосудия? Для ребенка это, пожалуй, не менее тяжко, чем потерять отца окончательно.

— Ты ждешь его сегодня?

— Он приедет, как только узнает, что я здесь.

— Понятно. А как давно ты здесь находишься?

Мальчик пожал плечами:

— Не знаю. Наверное, две недели.

— И ты сидишь тут каждый день? Ждешь?

Мальчик кивнул.

— Как тебя зовут?

— Николас Холлоуэй, сэр. Рад с вами познакомиться, — добавил ребенок и поднял руку вверх для рукопожатия.

Джек поспешил пожать ему руку и сказал:

— Я Джек Райерсон.

— Если вы ищете помощников для перегона скота, то они большей частью уже уехали.

— Приют отдает мальчиков внаем?

— Только совсем больших. Не таких, как я. Но я бы все равно не поехал, мне нельзя прозевать папу.

— Верно. — Джек взъерошил темно-каштановые волосы мальчугана. — Ты уже позавтракал?

— Конечно. Мне велят есть, даже если я не голоден.

Джек засмеялся.

— У меня есть сестренка твоих лет, и должен признаться, я придерживаюсь с ней той же политики.

— Правда?

— Ей вечно не хочется есть, когда мы все садимся за стол, но я настаиваю, чтобы она съела хотя бы кусочек тоста.

— Тосты я люблю. Ей столько же лет, сколько мне?

— Примерно.

— Мне семь лет.

— А Джейни шесть, — Она выше меня ростом?

— Намного ниже.

Мальчик снова кивнул, в глазах у него появилось отсутствующее выражение.

— Мои сестры тоже были меньше меня. С тех пор как я с ними расстался, я не видел ни одну девочку.

Здесь их нет.

— Так мне и говорили. Это кажется странным.

— Да.

Джеку хотелось расспросить мальчика о его сестрах, но он не знал, как это сделать. И стоит ли. В словах ребенка определенно было что-то тревожное, пугающее.

— Мне надо встретиться с директором приюта, Николас. Ты уверен, что тебе не следует на какое-то время уйти с солнцепека?

— Вы можете называть меня Ники, мистер. Николасом меня называют, только когда ругают.

— Ладно, идет, Ники. Ну как?

— Я останусь здесь. На всякий случай.

— Хорошо, тогда вот что… — Джек не договорил. Ему было тяжело оставлять мальчика здесь. — Вот что, я привезу тебе чего-нибудь холодненького попить, когда поеду обратно. Как тебе это нравится?

— Мне это очень нравится, мистер.

— Джек.

Ники прикусил губу, потом кивнул:

— Мне это нравится, Джек.

* * *

— Мистер Эверетт примет вас прямо сейчас, мистер Райерсон.

Джек поблагодарил служителя, который встретил его в дверях, и прошел в кабинет Джозефа Эверетта, начальника приюта для мальчиков «Дельта-Вэлли». Как и все помещения здесь, кабинет был обставлен с почти аскетической простотой. До сих пор Джек не видел ни одного мальчика, кроме Ники, и хотя рабочие, снующие по двору, казались достаточно молодыми — и достаточно угрюмыми, — их вряд ли можно было принять за недавних сирот.

— Мистер Райерсон! Простите, что заставил вас ждать. — Крупный, плотного сложения мужчина с густой седой шевелюрой вышел из-за письменного стола, чтобы пожать Джеку руку. — По словам моего помощника, вы приехали поговорить об имуществе мисс Стэндиш. Грустная это история. Вы были близким другом Абрахама?

— Нет. Я деловой компаньон и Друг его внучки.

— А, милейшей мисс Тринити! Я не имел удовольствия познакомиться с ней, но слышал только похвальные отзывы. Она отдыхала в Европе, когда произошел несчастный случай, не так ли?

Джек нахмурился:

— Она была в Париже по делам.

— Да, разумеется. Я не имел в виду ничего плохого.

«Возьми себя в руки, Джек», — строго приказал он себе, удивленный собственной реакцией на слова «отдыхала» и «несчастный случай». Если он не будет осторожным и сдержанным, то, не дай Бог, ввяжется в эту проклятую кровную вражду и утратит способность рассуждать логически, как это произошло с Тринити.

— Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Райерсон. Могу я предложить вам что-нибудь освежающее? Лимонад? Или что-то покрепче?

— Спасибо, ваш помощник уже дал мне стакан воды.

Я к тому же обратился к нему с просьбой. Речь идет о мальчике за воротами, маленьком Ники, которому тоже надо попить. Солнце сегодня припекает не на шутку, и у мальчика вид не наилучший.

Эверетт прищурился:

— Мы делаем все, что возможно, для этого ребенка, но он настаивает на том, чтобы сидеть за воротами целый день, в дождь и в жару. Если он сказал вам нечто иное…

— Он не жаловался, и я вовсе не предполагаю, что с ним плохо обращаются.

Джек глубоко вздохнул, обеспокоенный тем, что разговор принимает неприятный оборот. Такт и обаяние, его обычные союзники в деловых переговорах, нынче ему изменили. Надо срочно перестраиваться, если он хочет преподнести свое предложение в наилучшем свете.

— О вашем учреждении я не слышал ничего, кроме похвал, сэр, — заверил он Эверетта. — Сам факт, что Эйб Стэндиш делал ежегодные пожертвования приюту, не говоря уже о его завещании, свидетельствует в пользу вашей солидной репутации.

Эверетт явно почувствовал облегчение.

— Маленький Ники — это особо печальный случай, сэр. Поверьте, мы все отреагировали на него точно так же, как вы. Хочется ему помочь, но ребенок делает это почти невозможным.

— Есть ли надежда на возвращение его отца?

— Возвращение? — Эверетт сдвинул брови. — Его отец мертв, сэр. — Он усмехнулся и покачал головой. — Он сказал вам, что ждет его? Это он говорит каждому, потому что несчастный малыш этому верит. Правда слишком ужасна, чтобы он мог ее принять.

— И какова же эта правда?

— Грегори Холлоуэй убил свою жену и двух дочерей выстрелами в голову, а потом выстрелил в себя.

— О Господи!

— Это чудо, что Ники не было дома в ту ночь. Он гостил у друзей семьи.

— Ему повезло, — пробормотал Джек. — А эти друзья?

— Вы удивляетесь, почему он здесь, а не с ними? Представьте себе, каково иметь дело с мальчиком, который настойчиво твердит, что его отец жив и ни в чем не виноват.

Предположение, что отец все-таки виновен, приводит ребенка в сильнейшее возбуждение.

— И нет никаких сомнений?

— Прошу прощения?

— Вы сказали, что отец выстрелил в себя. Если заряд сильно изменил черты его лица, возможно, что идентификация была неверной.

— О, я понимаю, что вы имеете в виду. Нет, лицо его не пострадало. Дело в том, — добавил он, и в голосе его прозвучала, как ни странно, обвиняющая нота, — что Ники сам опознал тело.

Джек почувствовал сильный спазм в желудке.

— Не может быть, чтобы вы говорили такое всерьез.

— А кто еще мог это сделать? Жена была мертва. Люди в Стоктоне едва знали Холлоуэя. Он перевез семью в город в прошлом году, но едва они там обосновались, уехал в Мексику, надеясь быстро разбогатеть там. Ясное дело, что из этого ничего не вышло. Он вернулся в отчаянно скверном состоянии и убил себя и свою семью. Ники уцелел чудом. Мы надеемся, что мальчик когда-нибудь осознает это. — Эверетт поморщился. — Я занятой человек, мистер Райерсон. Если вы здесь затем, чтобы обсудить вопрос о наследстве мисс Стэндиш…

— Именно за этим я и приехал, — согласился Джек. — По завещанию приют для сирот не получает ничего, если Тринити Стэндиш проживет полгода на ранчо со своим мужем до того, как исполнится год со дня смерти ее деда.

Я здесь затем, чтобы сообщить, что мисс Стэндиш намерена так и поступить, если не будет достигнуто иное соглашение.

— Иное соглашение?

Джек постарался говорить как можно убедительнее.

— Я уверен, что вы сочувствуете положению мисс Стэндиш. Она глубоко скорбит о потере любимого родственника. Это самое неподходящее время для вступления в брак.

Однако она непременно хочет сохранить за собой ранчо. Я предложил, и она с этим согласна, чтобы мы передали вам, а точнее, опекунскому совету существенную сумму в обмен на ваше обещание не настаивать на скрупулезном соблюдении условий завещания. Здесь вы найдете все подробности.