– Ничего себе! – вознегодовал лорд Тарлин.
– Но красивый. У него волосы такого необычного цвета. Не совсем золотые, но и не желтые. Какой цвет вы бы выбрали, если бы рисовали его, тетя Джейн?
– Не знаю, – кисло ответила Джейн, – желто-золотистый. Адорна задумчиво приложила палец к ямочке на подбородке:
– Может, это называется бронзовый.
– Желтая охра, – исправила Джейн. – Основным тоном была бы желтая охра.
Адорна непонимающе уставилась на нее.
– Светлый, – пояснила Джейн.
– Точно! Светлый. А его глаза такие синие. Синие-пресиние, почти фиолетово-синие. Тетя Джейн, если бы вы собирались...
– Небо в полночь. – Джейн не хотела о нем думать, но вопросы Адорны вынуждали ее. – У него глаза цвета ночного неба.
– Небо. Да, это похоже на правду. – Адорна обмахивалась рукой. – Если бы я была художницей, мне бы очень хотелось нарисовать его. Он чрезвычайно хорошо сложен. Он не носит накладных плеч и корсетов, как другие лорды. Готова поспорить, он занимается боксом. Как иначе ему удалось бы иметь такое соблазнительное тело? – Глядя на проплывающие мимо холмы, Адорна, казалось, не замечает нарастающего раздражения Джейн. – Что мне действительно нравится в лорде Блэкберне, так это его лицо. Он всегда выглядит таким строгим, почти сердитым. Кроме моментов, когда он смотрит на вас, тетя Джейн.
– А как он тогда выглядит? – спросила Виолетта.
– Думаю, это называется... вожделение.
–Довольно, Адорна, – сурово оборвала ее Джейн.
Она не могла припомнить, когда бы еще так сердилась на племянницу. До конца поездки Джейн чувствовала себя в экипаже, как в тюрьме. Более того, она с ужасом представляла, что, когда они наконец приедут, половина Лондона будет с интересом глазеть на нее, задаваясь вопросом, жертвой какого психического расстройства пал лорд Блэкберн, если так открыто проявляет свои симпатии.
Джейн поняла, что совсем потеряла чувство юмора.
– О! – Адорна выглядела удрученной. – Я сказала что-то не то?
Но тут экипаж вдруг остановился, избавляя Джейн от необходимости отвечать, а лорда Тарлина – от очередного приступа веселья.
Они по одному вышли из экипажа. Поместье леди Гудридж было расположено в устье Темзы, недалеко от океана, и легкие Джейн наполнились свежим морским бризом. Бескрайние просторы радовали ее душу. Солнечный свет, чистое небо, лазурная вода, пенящаяся у поросших кустарником холмов, песчаные дюны – все это питало дикую часть ее натуры, угнетенную теснотой и условностями города.
Отвернувшись от реки, Джейн увидела поместье Гудридж, возвышающееся, как памятник цивилизации. Дом являл собой яркий пример величавого стиля эпохи короля Георга и был построен из светло-желтых камней, которые сверкали на солнце. Вокруг красовался хорошо подстриженный газон, который зеленым ковром уходил вдаль. Кое-где виднелась лишь одинокая беседка, едва заметная тропинка или огороженный сад для уединенных прогулок.
За газоном местность была уже не такая ухоженная. Трава постепенно становилась выше и жестче. Здесь чувствовалась работа реки и ветра: покатые утесы окаймляли холмы снизу на всей протяженности берега.
Это благословенное место представляло собой прекрасное сочетание дикой природы и продуманного вмешательства человека. В какой-то момент Джейн даже испытала эгоистичную зависть.
Виолетта, должно быть, прочитала ее мысли.
– Поместье лорда Блэкберна – Турбийон – расположено на морском побережье. Дом стоит на утесах и совсем не похож на этот – он строже и более древний. Но атмосфера там такая же. В таком месте хочется вечно сидеть за чаем и смотреть на океан.
Джейн знала, где находится Турбийон. В другое время ее бы страшно заинтересовало, что поместье Блэкберна находится недалеко от Ситтингбоурна, где она жила в доме у Элизера. Но сейчас Джейн это было безразлично, и ей было досадно, что Виолетта уверена в обратном.
– Твоя фантазия унесла тебя слишком далеко, – угрюмо ответила Джейн.
Она решительно завязала ленты чепца и выхватила у лакея свою туго набитую сумку. Девушка пошла по гребню холма, который лежал параллельно берегу, в поисках места, где могла бы остаться одна.
Остальные последовали за ней. Они говорили вполголоса, и Джейн уже начала жалеть о своей вспыльчивости. Но ей были ни к чему замечания племянницы насчет красоты Блэкберна. К тому же не хотелось, чтобы Виолетта решила, что Джейн мечтает жить в таком же доме. Ситуация выходила из-под контроля, и такое положение нужно было исправить.
Для этого следует выяснить, действительно ли Блэкберн сошел с ума или он просто играет ее чувствами, используя такой коварный способ мести.
Фигура, отделившаяся от дома, привлекла ее внимание. И в самом деле, не заметить ее было трудно. Лишь прямая осанка хоть как-то сдерживала колыхание розового платья. Зонтик в тон наряда придавал коже женщины розоватый оттенок. Леди Гудридж стремительно шла вперед, не позволяя доходившей до лодыжек густой траве препятствовать ей. Вместе с ней шел мистер Фицджеральд, держась немного в стороне и волоча ноги, словно непослушный мальчишка.
Когда леди Гудридж наконец одолела эту непростую дорогу и подошла поближе, раздался ее звучный голос:
–Мисс Хиггенботем, я так понимаю, что именно вам обязана этим нашествием.
На минуту решимость оставила Джейн. Но затем она взяла себя в руки и повернулась к леди Гудридж. Кто-то должен преподать урок этому высокомерному семейству, и Джейн вполне подходит для этой роли. Присев в реверансе, она ответила:
– Винить следует не меня, миледи, а вашего брата.
– Ба! Да он рядом с вами теряет рассудок. Рада видеть вас, Тарлин, Виолетта. Мисс Морант, вы, как всегда, очаровательны.
– Благодарю вас, миледи, – ответила Адорна своим мелодичным, слегка вибрирующим голоском, – но моя тетя Джейн все время говорит мне, что красота – всего лишь обложка.
Леди Гудридж фыркнула.
– А чего бы вы хотели? Восхитительную печень? Глаза Адорны округлились.
– Надеюсь, она у меня есть.
Леди Гудридж с трудом сдержала улыбку.
– Ну разумеется, дорогая. – Она помахала им рукой. Мистер Фицджеральд остался. Оглядываясь на Джейн, леди Гудридж заметила: – А у вас – у вас есть ум.
Джейн случалось слышать такие слова и раньше, поэтому она не восприняла это как комплимент.
– Для девушки, конечно, лучше иметь красоту, чем мозги.
– Да, мужчины видят лучше, чем думают. – Леди Гудридж сердито взглянула на мистера Фицджеральда, затем указала на лорнет, висевший на розовой веревочке у нее на шее. – К счастью для вас, мисс Хиггенботем, зрение Рэнсома упало вследствие ранения.
– Я не настолько жестока, чтобы назвать это счастьем, миледи, – ответила Джейн, – или чтобы находить удовольствие в чужом несчастье.
– Разумеется, нет. Если бы вы не проявили ваш мягкий нрав наряду с вашим умом, я бы вовсе не обращала на вас внимания, – леди Гудридж выразительно махнула рукой. – Он где-то поблизости. Он даже снизошел до того, чтобы говорить со всеми этими штатскими, которые осмелились здесь появиться. Мисс Хиггенботем, из-за вас он просто обезумел от страсти.
– Он всегда был сумасшедшим, – холодно парировала Джейн. Мистер Фицджеральд расхохотался, запрокинув голову.
– Этим он и отличается от других.
– Прекратите, – леди Гудридж шлепнула его по руке сложенным веером. – Это ваша вина, что я сюда сегодня притащилась.
Продолжая скалиться и уворачиваясь от ее удара, мистер Фицджеральд ответил:
– Охотно признаю. Но я готов танцевать на задних лапках перед вами, чтобы искупить свои грехи.
Леди Гудридж оставила нападение, и что-то – что в другой женщине Джейн бы назвала болью – мелькнуло в ее глазах.
– Наглый мальчишка, вы называете ухаживание за своей хозяйкой искуплением грехов?
– Да, ведь вместо этого я мог бы быть на берегу и запускать воздушного змея.
– Я же сказала вам идти.
– А я сказал, что вы должны пойти со мной.
Леди Гудридж обиженно смотрела на него и тяжело дышала, отчего полная грудь ее бурно вздымалась.
– Женщина моего возраста не запускает воздушных змеев.
– Женщина вашего возраста может просто посмотреть.
– Женщина моего возраста не ходит по песку и грязи. В туфли кое у кого набьется песок, и чьи-то коленки будут непривлекательно подкашиваться.
– Вы можете их снять.
– Мистер Фицджеральд, вы очень дерзки и... вы очень молоды. Слишком молоды. – Леди Гудридж смотрела на своего спутника, словно сильно сожалея об этом.
– Не настолько молод, как другие, миледи, – Фиц придвинулся ближе, – но достаточно молод, чтобы вас занять.
Леди Гудридж отступила и церемонно ответила:
– Я и так достаточно занята. – Потом она посмотрела на Джейн. – Мисс, если вы слишком широко будете открывать рот, в него залетит муха.
Джейн со щелчком захлопнула рот.
– Как я пыталась уже вам сказать, мисс Хиггенботем, я бы настоятельно рекомендовала вам выйти замуж за Рэнсома во время этой короткой вспышки здравомыслия. С мужчинами, – она сердито посмотрела на своего спутника, – никогда не знаешь, сколько это продлится.
– Но вы только что назвали лорда Блэкберна обезумевшим, – Джейн говорила это уже в спину леди Гудридж.
Мистер Фиц поспешил за Сьюзен и усмехнулся Джейн через плечо.
– Вы никогда не переспорите ни леди Гудридж, ни ее брата. Они упрямы, как мулы, и в два раз капризнее.
Леди Гудридж резко остановилась:
– Мистер Фицджеральд!
Кинув озорной взгляд на свою спутницу, он сказал:
– С этим знатным народом есть только один способ поладить. Джейн не хотела спрашивать, но никто все равно бы не услышал, и она не удержалась:
– Какой?
– Сообразительность. Хитрость. – Он перевел взгляд с негодующей леди Гудридж на ошеломленную Джейн и громко засмеялся. – И любовь.
Глава 15
Один за другим разноцветные воздушные змеи, подхваченные ветром, поднимались в воздух и парили высоко над дюнами. Ими управляли денди, которые стремились произвести впечатление на такое блестящее собрание молодых леди. На траве расстелили одеяла трех основных цветов – красного, синего и голубого, придавили их камнями и корзинами с провизией, чтобы каждая желающая матрона могла присесть. Шепот реки служил постоянным фоном для смеха сотни людей – всех, кто приехал из города на этот праздник.
Под руководством лорда Тарлина лакей расстелил их плед немного поодаль. Возможно, Тарлин опасался, что Джейн в сегодняшнем настроении будет отпугивать важных гостей.
Маловероятно. Когда ей надоедала вся пошлость светского общества, чтобы изменить свое настроение, Джейн лишь вспоминала бесхитростную Адорну.
– Может, присядешь, Джейн? – сказала Виолетта, подойдя ближе. – Я хочу пройтись с Джорджем.
– Конечно. – Джейн поставила сумку на одеяло и помахала им рукой.
Виолетта взяла мужа под руку и улыбнулась ему, а он посмотрел на нее с такой любовью, что Джейн не выдержала и отвернулась. Ей было приятно, что Виолетта счастлива, но иногда она не могла на это смотреть. Безоблачное счастье подруги причиняло боль одинокому сердцу Джейн.
Адорна положила свою белокурую головку на плечо тетушки.
– Я посижу с вами.
Сочувствие девушки растрогало Джейн. Она любила это дитя и те хлопоты, которые оно доставляло. Несомненно, Адорна будет привлекать внимание, – она всегда привлекала внимание – и скоро их мирный уголок заполнится роем молодых людей.
– Тут тепло. Подержите, пожалуйста, мою пелерину, – попросила Адорна.
Пока Адорна снимала жакет, казалось, что смех, разговоры, даже ветер – все умолкло. Джейн так и думала – даже природные стихии умолкают при виде племянницы.
– Теперь лучше. – Адорна глубоко вздохнула, в это время один молодой джентльмен с воздушным змеем упал прямо лицом в песок. – Вам тоже жарко, тетя Джейн?
Джейн было жарко, так как ее платье было предусмотрено для этой загородной прогулки. Длинные рукава и высокий воротник защищали ее от солнца, и никто, даже Блэкберн и закоренелые сплетники не могли бы назвать этот скучный бледно-зеленый цвет соблазнительным. Джейн расстегнула пуговицы, и Адорна помогла ей снять пелерину.
Они опустились рядом на плед, глядя на пляж. Ветер развевал их юбки, поэтому они плотно подоткнули подолы и принялись любоваться рябью на воде и песком, который раздувался ветром.
По крайней мере, Джейн любовалась. Глаза Адорны следили за группками смеющихся джентльменов, рисующихся перед дамами. Время от времени она смотрела на дорогу и давала беглое описание вновь прибывших.
– Взгляните! На мистере Саусвике вечерний костюм, не правда ли, он выглядит в нем глупо? А вон мистер Браун, ухаживающий за мисс Клэптон. У нее лошадиное лицо, но он, должно быть, скоро женится, иначе его имение пойдет с молотка.
– У тебя прекрасная память на имена; Почему ты не делаешь таких успехов во французском, как в сплетничанье?
– Потому что запомнить их имена легко. Просто смотришь на лица, – пожала плечами Адорна, – и вспоминаешь. А французский ничего не значит.
– Но это не так! – запальчивость Джейн объяснялась ее любовью к языку. – Этот язык романтичен, и когда на нем говоришь, он звучит, как музыка.
– Очень гнусавая музыка. – Адорна наигранно вздохнула. – Мсье Шассер начал учить меня в день по фразе, которую я должна запомнить. Он говорит, что, пока я помню эту одну фразу, он доволен моими успехами.
Джейн не была уверена, что ей это нравится, но все знакомые ей аристократы имели довольно поверхностные знания во французском, и нужно было что-то предпринять, чтобы Адорна выучила его. Если он думает, что такой способ сработает, Джейн не будет ему мешать.
– Иногда я делаю исключение и забываю лицо, – губы Адорны, напоминающие розовый бутон, презрительно поджались. – Как сейчас. Приехали лорд и леди Атоу.
Джейн посмотрела было в сторону экипажей, но Адорна схватила ее за руку.
– Не смотрите. Может быть, они не заметят нас.
– Они тебе не нравятся? – Джейн неотрывно смотрела на море.
– После того, что они говорили на балу у леди Гудридж? – Адорна вскинула голову. – Свиньи.
– Она была груба, но не помню, чтобы он сказал что-либо неприятное.
– Ну разумеется, не сказал. Держу пари, он никогда не говорит ничего неприятного своей жене. Но он – самый отвратительный тип, словно червь.
Вспомнив его исчезновение много лет назад, Джейн согласилась.
– Кто тот пожилой мужчина? – Адорна повернула голову в сторону человека, который шел вдоль гребня, и на этот раз, ввиду ее крайней молодости, вопрос девушки не мог быть неправильно истолкован.
Он в самом деле был старый. Сгорбленный и крючковатый, он шел, опираясь на трость, а за ним двигался лакей, поспешно кидающийся следом, куда бы старик ни направился.
– Это виконт Рускин, раньше просто мистер Дэниел Маккауслэнд. – Джейн толкнула Адорну локтем. – Перестань так смотреть. Он адвокат, страшно богатый. Поговаривают, что он изобрел какое-то оружие, определившее ход военных действий, и Принни пожаловал ему титул.
– Значит, он не из знатной семьи.
– Очень не знатной. Он бы не получил титул, если бы был молод и имел наследника мужского пола, а так титул умрет вместе с ним. – Джейн улыбнулась Адорне и шепотом добавила: – Это своеобразный способ высшего сословия защитить привилегированность своего класса от простолюдинов.
– Таких, как я, – Адорна вскинула голову. – Ему нужно жениться на молодой женщине и завести ребенка назло им.
Джейн засмеялась.
– Восхитительная мысль.
– Жаль, что моя мать не встретила его, когда выходила замуж. Джейн услышала грусть в голосе девушки и бодро сказала:
– Но она встретила твоего отца и сделала его очень счастливым.
– Конечно, она сделала его счастливым. – Переводя дыхание, Адорна продолжала: – Ей нужно было выйти замуж очень быстро из-за денег.
Джейн в изумлении спросила:
– Что тебе известно о браке твоей матери?
– Я сама это поняла. – Адорна приложила палец к ямочке на своем прелестном подбородке. – Вы, сестры, осиротели после смерти вашего расточительного отца, вам тогда было десять лет, а ей семнадцать. Мама очаровывала торговцев, приобретая себе платья, чтобы пустить пыль в глаза, и, прежде чем ее заставили платить, подцепила папу.
Джейн медленно созревала, а после смерти отца и вовсе замкнулась в себе. Она не задавалась вопросом, на какие средства Мелба содержала их семью до поспешного брака с Элизером. Теперь племянница объясняла ей, и Джейн соглашалась с каждым словом.
– Ты очень хорошо помнишь свою мать.
– Конечно, – губы Адорны дрогнули. – Она была прекрасна даже во время болезни.
– Как ангел. – «Как ты», – добавила про себя Джейн.
Адорна одарила тетю своей ангельской улыбкой, которая, однако, сразу исчезла, когда девушка посмотрела поверх плеча Джейн.
– О нет. Что мсье Шассер здесь делает?
Джейн удивилась, когда увидела долговязого учителя одиноко идущим по гребню холма. Он, несомненно, был джентльменом, но, словно женщина из хорошей семьи, ставшая гувернанткой, не мог быть принятым в высшие круги общества.
– Лорд Блэкберн пригласил всех желающих, поэтому, полагаю, что мсье Шассер имеет полное право здесь присутствовать.
– Он нас скоро заметит, он хочет, чтобы мы начали заниматься каждый день. – Адорна поднялась на ноги. – Тетя Джейн, вы ведь не позволите ему?
Снова удивившись, Джейн сказала:
– Ты не говорила мне об этой его идее.
– Я надеялась, он забудет. Но он здесь и сейчас заставит меня заниматься. О тетя Джейн... – Адорна нетерпеливо переступала с ноги на ногу, желая уйти.
Джейн стало жаль ее. Сегодня не день для уроков или времяпрепровождения с незамужней теткой.
– Иди. Найди своих друзей, но оставайся в компании и не забывай время от времени наведываться.
– Конечно, тетя Джейн. – Адорна поспешила прочь.
– И не ходи с молодыми людьми смотреть на солнечные часы, – бросила ей вдогонку Джейн.
– Хорошо, тетя Джейн.
Ветер донес ее слова, и Джейн осталась одна. Было довольно странно находиться рядом с множеством людей и все-таки в стороне, без друзей, которые бы приветствовали ее. Никто не подходил к Джейн, шлейф старого скандала следует за ней по пятам.
Появление мсье Шассера не развеяло ее тягостных дум.
–Мадемуазель Хиггенботем, – он торжественно поклонился – Это мадемуазель Морант я только что видел убегающей отсюда?
Джейн чуть не взвыла от тоски. Никогда ей не привыкнуть к таким неприятным обязанностям дуэньи, как сообщение, что Адорна хочет заниматься лишь два раза в неделю. Храбрая женщина – леди Гудридж, например – прямо бы сказала об этом мсье Шассеру. Джейн заметила, что мило улыбается.
– Она расстроится, что вы ее не застали. Его торжественное лицо просияло.
– Правда?
– В самом деле, ведь она говорила мне о вашем предложении заниматься с ней каждый день и особенно о своем разочаровании, когда отец в письме запретил ей это.
Его брови снова нахмурились.
– Он грубый, невоспитанный человек, варвар.
– В любом случае Адорна обещала заниматься в промежутках между уроками.
– Мадемуазель Морант так сказала? – спросил он с легким недоверием.
– Поразительно, не правда ли? – Джейн надеялась, что молния не ударит в нее при этих словах.
– Я думаю, что должен... да, я должен... предложить учить мадемуазель Морант бесплатно.
Облегчение Джейн сменилось испугом.
– Нет. Это невозможно!
– Но когда леди настолько хочет говорить по-французски, это мой долг – нет, мое удовольствие – учить ее. – Молодой Шассер, казалось, был восхищен такой идеей.
Джейн осознала, что была не столько тактичной, сколько поощряющей.
– В самом деле. Мы не можем позволить вам...
– Я пойду и переговорю с ней. Сдержанно, мадемуазель, обещаю. Мне известно, какого мнения английская знать об эмигрантах вроде меня.
– Разумеется, ничего плохого.
– Ну да, они считают меня неблагодарным и недостойным их общества. Уж я-то знаю. – Его глаза гневно блеснули. – Но я скажу мадемуазель Морант о своем намерении и буду давать ей по фразе в день... Она говорила вам фразу, которую мы будем учить?
– Да, но...
– Спасибо, мадемуазель, – он низко поклонился, – я не разочарую вас.
Он ушел широким шагом, и протест дуэньи повис в воздухе.
Как бы там ни было, у Джейн есть свое развлечение, если она осмелится, конечно.
Виолетта взяла себе за правило класть в ее сумку толстую папку с бумагой и остро наточенные карандаши. Рисование – типично дамское занятие, как игра на фортепиано и собирание цветов. Некоторые леди уже достали свои альбомы. Почему бы Джейн не сделать то же самое?
Ведь никто здесь не хотел рисовать так, как она.
Джейн в последний раз удостоверилась, что поблизости никого нет и, держа спину прямо, устремив глаза на Темзу, стянула перчатки. Не имеет значения, что обнажать руки не принято, рисовать в перчатках невозможно, поэтому она положила тонкую лайковую кожу на колени.
Не отводя взгляда от реки, она наклонилась вперед, нащупала грубую шерстяную сумку и скользнула пальцами внутрь. Кожаная папка была под рукой. Девушка взяла ее и, все еще боясь, что это могут заметить, вытащила наружу.
Никто не заметил. Она годами подавляла в себе эти склонности и теперь хотела совершенствовать свое мастерство, вдохновленная созерцанием бесконечного океана, перегороженного вдали плотиной.
Приподнятое настроение покинуло ее, когда она вспомнила о Блэкберне. Джейн представила возможную катастрофу, которой, однако, не могла противостоять.
Девушка нащупала деревянную коробку и украдкой открыла ее. Пробуя пальцем кончики карандашей, она выбрала самый острый.
Что она будет рисовать?
Джейн опять подумала о Блэкберне и огляделась.
Должно быть, ее мысли притягивали его. Одетый в простой костюм для верховой езды, поглядывая в лорнет, он ходил между расстеленными одеялами и болтал с гостями с дружелюбием, которое показалось девушке неправдоподобным.
Казалось, Блэкберн не видит ее, и она изучала его с интересом художника. Блэкберна можно было бы изобразить как символ британской отваги или написать красками как бога, управляющего силами природы, либо же вылепить из глины и отлить в бронзе, чтобы плакать, когда этот сон закончится.
Нет. Только не его.
Джейн отвернулась.
Она могла бы добавить к своей коллекции портретов беглые наброски, изображающие мсье Шассера, девушку, подметающую улицу, леди Гудридж, Элизера или Атоу.
Вместо этого она будет вновь и вновь переживать день, навсегда оставивший в ней ощущение глубокого сомнения, острого интереса и непрошеной надежды.
Так что же она изобразит? Само сборище? Нет, людей слишком много, и они почти неподвижны. Покатые холмы и Темзу? Нет. Это дом леди Гудридж. Могут подумать, что она завидует. Нет, она должна нарисовать что-то другое, что-то...
Флотилия кораблей огибала мыс Темзы, направляясь в открытое море. В дни блокады континента Наполеоном, когда Британия находится на краю пропасти, эти корабли – единственное, что защищает невинных людей от вторжения оккупантов. Да, она нарисует корабли как символ надежды.
Джейн приступила к работе. На белом листе бумаги словно сами собой наметились общие контуры. На горизонте видны серые облака, но паруса колышутся от сильного ветра, и темные фрегаты напоминают морских птиц, кружащих над водой.
Занятая поиском нужной формы, Джейн не услышала скрипа шагов. Лишь когда чья-то тень упала на альбом, девушка с досадой подняла глаза.
– Прошу прощения, мадемуазель! – Все еще закрывая собой солнце, ей улыбался лорд де Сент-Аманд. – Вы сейчас похожи на строгую учительницу.
– Милорд де Сент-Аманд, какая радость видеть вас!
– И так скоро.
Он смеялся над ней так, словно они были хорошими знакомыми, но Джейн было не смешно. Однажды она уже погубила себя в похожей ситуации; она не позволит этому повториться.
– Я не приду к вам снова, если вы меня дразните. Он тут же перестал смеяться.
– Это была бы трагедия, и я бы страдал. Можно взглянуть?
Наклонившись, он посмотрел на темно-красную папку, затем на корабли, потом снова на папку. Джейн не могла определить, что было при этом на его лице – восхищение или разочарование.
– Magnifique! – сказал он. – Восхитительно! Вы прекрасно изобразили корабли.
– Спасибо, но работа не готова. Я закончу ее позже.
– Нет, ваши корабли просто прелестны. Мне бы хотелось иметь этот рисунок, – он протянул руку, пальцы его дрожали. – Вы позволите?
Джейн почувствовала угрызения совести. Эскиз был действительно хорош – именно такой, как ей хотелось, он отражал этот день.
Де Сент-Аманд убрал руку.
– Но я излишне дерзок. Я вижу, вы хотите оставить рисунок у себя. Как воспоминание, не так ли?
– Да. – Джейн почувствовала себя глупо, волнуясь при мысли, что этот фактически чужой ей человек так легко читает ее мысли.
– Вы женщина, а женщины сентиментальны. Это так мило. Но, прошу вас, не рассказывайте никому, что я тоже сентиментален, – он подмигнул ей. – Эти чопорные англичане засмеют меня.
Ободренная его словами, Джейн сказала:
–Я могу сделать эскиз и для вас тоже.
–Вы слишком добры. – Он взглянул на реку. Разрезая водную гладь, корабли на всех парусах стремительно уносились вдаль. – Вот очень красивый.
Она посмотрела туда, куда указывал его палец, затем на реку, где корабль, – «Вирджиния Белль» – темный и величавый, шел по течению.
– Это живой пример высокоразвитого кораблестроения Англии.
– Совершенно верно. У вас такие познания. – Лорд де Сент-Аманд льстил ей. – Если бы вы нарисовали для меня этот корабль, у меня бы тоже осталось воспоминание.
Взяв чистый лист, Джейн размашистыми штрихами принялась изображать «Вирджинию Белль», пока де Сент-Аманд, сидя на корточках позади, нахваливал ее мастерство и указывал на упущенные ею детали.
Когда флотилия исчезла за горизонтом, Джейн сказала:
– Вот. Это лучшее, что я могла сделать. Я возьму домой, чтобы закончить...
– Нет-нет! Я хочу взять эскиз таким, какой он есть. Быстрота исполнения каким-то образом передает всю мощь корабля.
– Чепуха. Это не самая удачная работа.
– Но она закончена. Она достаточно хороша. Мои соотечественники будут хранить этот рисунок вечно, – он взялся за папку и потянул.
Джейн потянула папку на себя, смущаясь и немного злясь. Де Сент-Аманд оказал ей любезность, это так, но он не учитель рисования. У него нет права говорить, когда работа закончена, а когда нет.
– Нет.
– Мадемуазель, прошу вас. Вы сделаете так, как я скажу. – Он схватил ее пальцы и начал грубо выворачивать их, во что бы то ни стало добиваясь исполнения своей воли.
– Лорд де Сент-Аманд! – в ее голосе слышались изумление и раздражение. – Что вы делаете?
– Ш-ш. – Он посмотрел вокруг, чтобы увидеть, не привлек ли ее крик внимания. – О Боже! – Он выпустил ее папку, словно она обожгла его. – Кто я такой, чтобы говорить художнику, что делать? Вы возьмете рисунок домой и закончите его. – Он поднялся и попятился от нее. – Мы встретимся, и вы отдадите мне его. А пока, возможно, вам лучше спрятать это.
Ничего не понимая, Джейн спросила:
– Прошу прощения?
– Лорд Блэкберн идет сюда.
Глава 16
Как только де Сент-Аманд умчался прочь, Блэкберн увидел, что Джейн спрятала рисунки в папку и поспешно закрыла ее. Затем, словно щенок, застигнутый за жеванием хозяйских тапочек, она вскинула голову и прямо посмотрела лорду в глаза.
В них мелькнуло предчувствие чего-то мучительного. Сердце Блэкберна дрогнуло, он захотел развеять ее страхи. А потом – увезти в Турбийон и запереть там, пока не научит ее хоть какому-то благоразумию.
Поэтому он довольно живо сказал:
– Мисс Хиггенботем.
Она улыбнулась с очень неестественным воодушевлением и так же бодро ответила:
– Да?
Такой ответ его не устраивал и, понизив голос до интимного шепота, он произнес:
– Джейн.
Ее улыбка погасла.
– Я счастлив, что вы приняли приглашение приехать в дом моей сестры.
– Я сочла, что не в силах его отклонить, – невинно взмахнула ресницами Джейн.
Злая ирония была ее новой чертой, но Блэкберн ее заслуживал, и... это забавляло его.
Удивительно, сегодня многое его забавляло. После возвращения с Полуострова он с ужасом думал о возвращении в свет. Но только что он говорил с людьми, с которыми никогда не общался раньше. Он подслушивал всякие разговоры и заставлял женщин выбалтывать секреты их мужей, – занятие довольно гнусное для джентльмена, но необходимое для выполнения его работы. И даже шпионя, он обнаружил, что с нетерпением ждет, когда встретится с Джейн, снова попадет под ее колкие шутки и будет ухаживать за ней – нет, правильнее сказать преследовать ее, пока она в испуге не убежит.
Если бы только его не мучили эти подозрения.
– Можно присесть?
– Как вам угодно, – сказала она с безразличным видом.
На пикнике она была единственной, кому это удалось. Все вокруг вытянули шеи, наблюдая за новой интригой. Эти глупцы не интересовались сражениями на Полуострове и делали вид, что не замечают шрамов Блэкберна, полученных в боях за их безопасность.
Когда он вернулся в первый раз, израненный и циничный, ему хотелось трясти всех и вся, чтобы общество осознало, как ужасно близко был Наполеон к тому, чтобы разорить Англию. Наполеон подверг бы страну унижениям во имя Франции. Он обокрал бы их, чтобы накормить свою армию. А высший свет продолжал ничего не замечать и лишь жаловался на качество чая.