Роковой бал

Сегодня... что ж, сегодня он посмотрел на этих легкомысленных и инфантильных людей и твердо решил, что не допустит, чтобы какой-то тиран разрушил их наивный мир.

Он понял, что стал похожим на Джейн – теперь он уже не был дилетантом. Он был мастером.

Блэкберн был благодарен свету за его увлечение сплетнями, это делало людей пешками в его игре. Он очень надеялся, что ухаживание за Джейн отвлечет внимание общества от его сверхзадачи – поисков предателя. Взглянув на заинтригованных гостей, маркиз понял, что эта цель достигнута.

Посмотрев на Джейн, он подумал, что выполнение шпионского задания не будет таким уж неприятным.

Край одеяла колыхался от ветра. Один его угол придавила корзина со снедью, другой – вытянутые ноги Джейн. Ветер играл с подолом ее платья, натягивая ткань у лодыжек и открывая стройные ноги.

«Счастливый ветер».

– Что вы сказали? – Джейн смотрела на него как на сумасшедшего.

–Я сказал: «Что вы рисовали?» – Он сел на противоположный угол одеяла, но так, чтобы видеть ее.

– Мне кажется, вы очень четко выразили свое безразличие к моему искусству, милорд.

Она взглянула на него как на полного идиота, не способного ценить то прекрасное, что есть в жизни, и Блэкберн вспомнил, что Джейн могла не только забавлять его, но и раздражать. Подняв лорнет, он внимательно посмотрел на нее.

– Слишком четко, если мы даже не можем поговорить об этом.

– Мы снова ведем беседу, чтобы избежать злословия? Девушка вела себя ужасно самоуверенно, но он знал, как осадить ее.

– Нет, Джейн. – Блэкберн позволил себе рассматривать ее фигуру, останавливаясь на наиболее интересующих его местах. Когда он снова взглянул на лицо Джейн, ее челюсть была выпячена, а глаза сияли воинственным блеском. Он был почти искренен, когда сказал:

– Я веду беседу, потому что ухаживаю за вами.

Она, в свою очередь, была предельно искренна, когда ответила:

– А я хочу, чтобы вы перестали это делать.

– Это невозможно.

Наклонившись вперед, Джейн в ярости проговорила:

– А когда вы наиграетесь и снова смешаете меня с грязью, я буду гореть в аду, а вы будете продолжать свою веселую жизнь.

Блэкберн уронил свой лорнет, тот повис на цепочке, а его хозяин оперся рукой на колено и изрек:

– Моя драгоценная Джейн, если я и смешаю вас с грязью и заставлю гореть в аду, то для этого будет чертовски веская причина. – «Такая, как измена Отечеству», – добавил он про себя.

– На моем рисунке, милорд, изображены вовсе не вы.

Он говорил о предательстве. Она говорила о живописи. И ее серьезное выражение лица соответствовало ее мыслям, она говорила только то, что думала. Она была прекрасной актрисой, но его не проведешь. В конце концов, у него есть Виггенс с отчетом о ее занятиях.

– Я крайне огорчен потерей вашего интереса. Что, мои черты утратили былую привлекательность?

– Да. – Ее ответ противоречил взгляду, которым она быстро окинула его, словно не могла больше сопротивляться.

Снова играет? Он предпочел думать, что нет.

– Вы отправитесь в ад за ложь быстрее, чем за разговор со мной.

Джейн все еще сжимала папку, кончик одного листа развевался на ветру.

– О чем вы хотите говорить?

Он победил в этой маленькой перепалке и мог быть снисходительным:

– Я хотел бы принести свои извинения за то, что не придал значения вашему беспокойству на балу у Сьюзен. Я не отдавал себе отчета, сколько хлопот доставляет вам мисс Морант.

Сидя прямо, с отведенными назад плечами, Джейн нашла глазами племянницу и тут же смягчилась.

– У нее мало здравого смысла, а у мужчин, когда они рядом с ней, – и того меньше.

Сжав в руке веревочку от воздушного змея, Адорна весело бежала, наблюдая за его полетом. От ветра ее платье плотно прилегало к телу, и даже Блэкберн, которого было трудно чем-то удивить, признал, что юная девушка подобна прекрасной Афродите.

– Вам пришлось нелегко.

– Она слишком мила, чтобы с ней было нелегко, но с тех пор как... – Джейн бросила на него быстрый взгляд, будто только сейчас вспомнила, с кем говорит.

– С тех пор как что? – он пытался выглядеть заинтересованным, что было несложно. Слова повисли в воздухе, и Блэкберн ждал, пока узнает что-нибудь об этих десяти годах.

–С вами слишком легко говорить, милорд.

Большинство людей так не считало, но он не сомневался в том, что она говорила правду. Она уважала его меньше, чем все другие женщины. Возможно, поэтому он вел себя с ней, как избалованный ребенок.

– Я умею держать язык за зубами, – заверил он Джейн.

– Уверена в этом. – Сложив руки на коленях, девушка уставилась на носки своих туфель. – В четырнадцать лет она выглядела почти как сейчас, и один молодой джентльмен, живший по соседству, увлекся ею. – Джейн подумала и поправила себя: – Он страстно влюбился в нее. Мистер Ливермийер был сыном методиста, серьезный и работящий, и я никогда бы не подумала, что он похитит ее.

Блэкберн с интересом придвинулся ближе:

– Похитит ее?

– Они со служанкой выполняли мои поручения. Вдруг служанка, страшно взволнованная и напуганная, вернулась и сообщила, что молодой человек силой посадил Адорну в повозку и собирается ехать в Грета Грин, чтобы венчаться там. Я не находила себе места, и тут Адорна появляется как ни в чем не бывало. – Джейн посмотрела на Блэкберна. – Она убедила джентльмена, что совесть не позволит ей оставить меня одну с Элизером, и ради меня они вернулись.

– Боже мой, – Блэкберн по-новому взглянул на Адорну.

– Да. Отец взялся за него, и сейчас юноша учится в Риме, – хотя и продолжает каждую неделю писать Адорне письма.

– Боже мой, – повторил Блэкберн. Он направил лорнет в сторону Адорны и заметил, что она разговаривает с каким-то высоким нескладным человеком. Она смотрела на него так, будто была от него в полном восторге.

– Кто это?

– О Боже, это ее учитель французского. Бедная Адорна, – вздохнула Джейн.

– Он ей не нравится? Но она выглядит такой восхищенной.

– Она смотрит так на всех мужчин. Уверена, именно поэтому мсье Шассер так искренне надеется на то, что сможет выучить ее, – голос Джейн задрожал от смеха. – Она верит, что то, как женщина смотрит на мужчину, превращает его из обыкновенного ухажера в человека, который боготворит ее и преклоняется перед ней.

– Как все просто, – прошептал Блэкберн. И как верно. Джейн так посмотрела на него однажды, а он пренебрег ее вниманием, потому что был тщеславным юнцом, ценившим лишь внешнюю красоту и положение в обществе. Теперь он думал, что все могло быть иначе. Но казалась, что Джейн больше всего была увлечена созерцанием реки, носков своих туфель и наблюдением за племянницей. – Что вы будете делать, когда Адорна выйдет замуж? Будете жить с ней?

– Наверное, – руки Джейн на коленях быстро сжались. – Может быть, я осуществлю мечту своей молодости – отправлюсь искать свое счастье.

– И что вы будете делать? – Он знал: это прозвучало грубо, но ничего не мог с собой поделать.

Джейн посмотрела на папку, которую держала в руках.

– Обучать юных леди живописи.

Она не была похожа на человека, который шутит. Перед мысленным взором Блэкберна возникла процессия девиц, создающих из глины обнаженные статуи мужчин, которыми они восхищаются.

– Какой ужас.

Джейн ответила ему сердитым взглядом.

– У меня это хорошо получится. – Легкий соленый бриз подхватил ее чепчик и потянул назад, и Джейн пришлось придержать его одной рукой, защищая себя от жадного взгляда Блэкберна.

Ее платье скрывало грудь, не оставляя для обозрения ни кусочка кожи. Но то, что пряталось под одеждой, напомнило Ренсому отклик ее тела на его прикосновения. Тогда Джейн была невинной девушкой, которая, пугаясь страсти, в конце концов упивается ею.

Если верить его сестре, Джейн все еще оставалась девственницей, но он знал, что она уже не будет так непосредственно откликаться на его зов. Все чувства девушки раньше отражались на ее лице. Сегодняшняя Джейн была вся в себе, без той наивности, которая причинила ей страдания. Это его вина; он убил то, что ему не нравилось.

Эта мысль потрясла его, и он с изумлением понял, что хочет возвратить ее искренность. Молодой Блэкберн, неохотно подумал он, знал не все, что нужно знать в жизни.

– Я убежден, что мисс Морант, после того как выйдет замуж, предложит вам жить у нее.

– Я тоже в этом уверена, – ее тон был притворно-холодным.

«Или ты можешь шпионить для врага». Эта фраза вдруг возникла в его сознании, стремясь разрушить доверие к Джейн. У нее нет будущего, нет причин любить английское общество, зато есть неприятная привычка общаться с известным шпионом.

Этому не было определенных доказательств, но если Джейн действительно является частью той сети, которую французы сплели из иммигрантов и жуликов, он может заманить ее в ловушку и пригрозить. И возможно, небольшое наказание будет вполне уместным...

Стремясь закончить наконец этот фарс, маркиз сказал:

– Де Сент-Аманд – отвратительный тип, не правда ли?

Взгляд ее зеленых глаз, цвет которых так подчеркивало ее платье, спокойно остановился на нем. Как Виггенс их описывала? Глаза такие зеленые, как мох в канаве.

Затем она посмотрела на руки. Ее щеки залились румянцем.

– Я этого не заметила.

Она смутилась. Блэкберну стало не по себе, когда он смотрел на нее, жалея, что не может свернуть ей шею. Джейн недовольно съежилась под его взглядом и время от времени поглядывала на него сквозь полуопущенные ресницы. Это не актриса, это просто отчаявшаяся женщина, которую обстоятельства заставили шпионить для врага. Лучше думать так, чем знать, что она делает это, чтобы навредить стране, которая ее отвергла.

Но неужели он ищет оправдание для подлой предательницы?

– В таком случае вы в этом не одиноки, – его голос звучал спокойно, только немного холоднее, чем обычно... – Большинство дам, знакомых с де Сент-Амандом, находят его совершенно очаровательным.

– Я считаю, что так оно и есть. – Ее белые зубы закусили нижнюю губу, отчего та покраснела. – Он был очень любезен в ту ночь, когда спас Адорну. Видите, он сейчас с ней разговаривает.

Это была правда. Де Сент-Аманд перехватил Адорну, когда она возвращалась к своим воздыхателям, и она смотрела и отвечала ему с тем же вниманием, как и своему учителю французского.

– А вы говорили с ним раньше.

Джейн вытерла вспотевшую ладонь о бедро.

– Да, ему понравился мой эскиз. – Другая рука крепко сжимала злополучный альбом. – Тот, на котором нарисованы не вы.

«А что на нем нарисовано?»

Ее лицо казалось еще более розовым на воне чепчика, а устремленные на Блэкберна глаза имели виноватое выражение.

Пора закончить игру. Пора доказать себе, что она не предательница, или доказать ей, что он не идиот.

Блэкберн решительно схватил папку. Руки девушки на минуту напряглись, затем разжались.

– Правда, ничего особенного, – сказала она. – Любой бы смог так.

Все еще глядя на Джейн, он раскрыл альбом и опустил глаза. У него перехватило дыхание и занемели пальцы. Он даже непроизвольно смял край бумаги.

– Что это? – спросил Блэкберн. Словно сам не видел.

– Корабли, – очень серьезно ответила она. – Я пыталась выразить красоту этого дня, и они показались символичными... Другие леди, вероятно, нарисовали бы нечто подобное.

– А это? – он держал точное и подробное изображение «Вирджинии Белль».

– Тоже корабль. Де Сент-Аманд предложил... Его неистовый гнев вырвался наружу.

– Вы даже не можете взять вину на себя!

Он встал, схватил ее за локоть и рывком поднял. Ее перчатки упали на землю. Джейн наступила на подол платья и споткнулась. Блэкберн не обратил на это внимания. Крепко держа в одной руке альбом с эскизами, а в другой Джейн, он развернулся и быстро повел девушку в сторону дома.

–Куда мы идем? – она пыталась вырвать руку.

– Я дам вам один урок.

–Вы собираетесь учить меня живописи?

– Нет. – Он не смотрел на нее. Не осмеливался. – Жизни.

Глава 17

– Я не знаю, почему вы сердитесь. – Разъяренный Блэкберн грубо сжимал ее запястье, Джейн спотыкалась о кочки. – Это всего лишь эскиз, ничем не отличающийся от сотни других.

– Сотни других? Итак, вы добровольно признаетесь в этом, Джейн?

Ее не обидело то, что он назвал ее по имени. Ей не нравилась его усмешка, его поведение.

– Он лучше, чем остальные. Это преступление?

Маркиз резко развернул ее и остановился. Потрясая папкой, он сказал:

– Я не знаю. А сами вы как думаете?

Блэкберн, для большинства людей холодный и загадочный, пылал от злости. Вечернее солнце выглядывало сквозь кружевные облака и освещало половину его лица, лаская полные губы и ямочку над ними, созданную простым надавливанием пальца Создателя в сырую глину Его творения. Свет озарял сегодняшнюю щетину на подбородке Блэкберна, и она отливала золотом. Его нос выпирал так же гордо, как утесы Дувра. Широкий идеальной формы лоб напоминал лоб Аполлона, ветер играл его сияющими волосами.

Другая часть его лица находилась в тени, отчего синий глаз казался черным и выражал дьявольскую решительность.

С одной стороны – красота, свет. С другой – гнев, боль, темная сторона его души. Глядя на его лицо, Джейн видела картину, которую она напишет.

– Нет! – его рука, подобно клинку, решительно разрезала воздух. – Перестаньте так смотреть на меня. Вы не будете меня рисовать.

Ошеломленная Джейн попыталась отступить, спрятаться от его проницательного взгляда, но он не выпустил ее. Вместо этого он встряхнул ее руку и сказал:

– Что за самоуверенность, которая позволяет вам считать, что вы единственная, кто может видеть?

– Потому, что я единственная, кто видит, – вспыхнула она.

– Нет, – его губы сжались в злобной улыбке. – Нет. Клянусь, я отучу тебя принимать меня за идиота и дам тебе причину любить то, что у тебя есть в Англии.

Повернувшись, он потащил Джейн за собой. И хотя она яростно отбивалась, несмотря на ее рост и силу, Блэкберн был все-таки сильнее. Дело уже было не в эскизе, что-то большее руководило ими. Он взглянул на нее и понял, о чем она думает, и это было дерзкое нарушение ее личной свободы.

Она пыталась вырваться, надеясь убежать на пляж, но увидела, что за ними наблюдают, встревоженно и удивленно перешептываясь. Отчаявшись, Джейн помахала рукой племяннице. Но Адорна в ответ лишь вскинула руку и подпрыгнула на месте, словно ее тетя отправлялась в долгожданное путешествие.

По мере того как дикорастущая трава сменялась ухоженным газоном, расстояние между пляжем, компанией и Джейн увеличивалось. Она остановилась. Осока на краю тропинки зацепилась за кожаные туфли Джейн, и лишь благодаря Блэкберну, крепко обхватившему ее руку, девушка не упала на землю. Остановившись, Блэкберн спокойно посмотрел на нее. – Кричи, если хочешь.

Джейн набрала в легкие воздуха. Открыла рот. И поняла, что годы лишений и хорошие манеры оставили в ней свой отпечаток. Она медленно выпустила воздух и сказала:

– Я не кричу.

– Это я уже заметил, – его голос выдавал скрытое торжество. Взяв ее под руку, крепко сжимая папку, Блэкберн направился к ближайшей садовой тропинке. Джейн чувствовала, как сухожилия его руки напрягаются, чтобы держать ее, и как натягиваются мышцы бедра, пока он быстро вел ее вперед. Запах его лимонного мыла смешивался с бризом. Первое из встреченных ими качающихся от ветра деревьев накрыло их своей тенью. Джейн чувствовала, что какая-то неведомая сила поглотила, обезоружила и стремительно несет ее навстречу неизбежному, и она не могла этому противостоять.

Трава уступила место гравию. С обеих сторон тропинки росли высокие выстриженные кусты, усеянные цветами. Какая-то ветка зацепилась за чепец и наполовину стянула его с головы Джейн.

– Подождите! – Она попыталась остановиться, чтобы спасти головной убор. Чепец ей одолжила Виолетта.

Но Блэкберн прошипел:

– Ты и твои шляпы – просто катастрофа! – Одной рукой он развязал ленты и швырнул чепец на землю.

– Вы не можете этого сделать! – воскликнула Джейн.

Он проигнорировал ее слова с пренебрежением человека, который уже совершил преступление. Сжимая ее, словно железными клещами, он увлекал Джейн вперед.

Деревья все еще держали их в тени, а зелень вокруг стала гуще. Одна тропинка вилась по направлению к беседке. Другая вела прямо к открытому газону и широким ступеням дома.

Блэкберн продолжал быстро тащить ее в одном ему известном направлении. В свое время Джейн хорошо изучила Монтаг Хаус, национальный музей искусств. Но сейчас она чувствовала, что при попытке отличить одни насаждения от других у нее начинает кружиться голова. Девушка поняла, что они блуждают по лабиринту высоких аккуратно выстриженных кустарников, словно между живыми изгородями. И если бы ей вдруг удалось вырваться, она бы часами блуждала здесь под серым от туч небом.

Однако, взглянув на упрямый подбородок Блэкберна и холодный блеск в его глазах, Джейн решила все же попытать счастья и выбраться отсюда.

Но у нее не было ни единого шанса. Тропинка извивалась и петляла, уводя их все дальше и дальше, навстречу какому-то неизвестному ей безумию. Она пыталась отдышаться, утомленная быстрым темпом и петляющей дорогой, но Блэкберну, казалось, не было до этого никакого дела. Перед ним была цель, и сколько бы это ни заняло времени, – Джейн подумала, что они будут идти вечно – он достигнет ее.

Повернув за угол, который ничем не отличался от остальных, Блэкберн радостно вскрикнул. Они оказались в душистом теплом центре лабиринта. Ухоженная трава покрывала выпуклые холмики земли. С одной стороны росло маленькое декоративное дерево. Вдоль тропинки была укреплена железная решетка. Ее обвивало множество роз, источавших дурманящий аромат, – румяно-розовых, непорочно-белых и солнечно-желтых. Окружающие кустарники пропускали сюда лишь легкий ветерок, а насыщенный запах цветов был просто искусительным. Здесь находился журчащий источник с неторопливо струящейся водой, в которой со щебетом купались и чистили перышки небольшие птицы.

Это место могло бы стать чудом для счастливых любовников – и лорд Блэкберн вел ее именно сюда.

Несомненно, он и раньше приводил сюда женщин.

Стараясь вырваться из рук маркиза, Джейн ткнула его в ребра. Блэкберн согнулся пополам и выронил альбом. Джейн пыталась высвободиться, и перед тем, как лорд снова устремился к ней, поймала на себе его красный от ярости взгляд. Блэкберн сделал движение в ее сторону, но она схватила его руку и потянула вперед. Затем отпустила; послышался шлепок тела, падающего навстречу живой стене из розовых шипов.

Птицы пронзительно закричали и разлетелись. Не глядя на то, что натворила, Джейн подобрала юбки и побежала. Она уже повернула за угол, когда услышала, как Блэкберн взвыл от боли:

– Мои глаза!

Его глаза. Его прекрасные глаза цвета ночного неба. Выколоты шипами?

Она сделала еще пару шагов. Неправда. Это невозможно. Он блефует. Он пытается заманить ее в ловушку.

И хотя Блэкберн ничего больше не говорил, Джейн слышала, как он отмахивается от веток розы, ломает их, страдальчески стонет, слишком жалобно и слишком громко.

Джейн оправила юбки и быстро пошла прочь. Блэкберн – бог. Ничто не может повредить ему.

Она замедлила шаг. Но он человек. Война уже оставила на его лице шрам. Неужели колючки открыли его рану рядом с глазом?

Проклиная себя за глупость, она подкралась и заглянула за угол изгороди.

Он стоял к девушке спиной. Одной рукой Блэкберн сражался с цепляющимися за него шипами. Другую держал у лица. Джейн подошла ближе, стараясь идти по траве, а не по гравию, чтобы приглушить шаги, держась сбоку и зная, что чем ближе она приближается к нему, тем дальше уходит от безопасности.

Блэкберн убрал руку с лица, и Джейн заметила ржаво-красные пятна на его щеках и тонкую алую струйку, стекающую со лба.

– Лорд Блэкберн! Позвольте помочь вам. – Она поспешила к нему.

Джейн была всего в трех шагах от него, когда маркиз резко протянул руку и схватил ее. Его пальцы замкнулись на ее запястье, еще ноющем от предыдущего заключения. Лицо его было непроницаемым, когда он посмотрел на нее.

– Чтобы завоевать розу, нужно сразиться с ее шипами. Вырываясь, Джейн нечаянно ударилась о решетку. Шипы проткнули ее ладонь. Девушка вскрикнула. Блэкберн снова поймал ее, удерживая от новой раны при тщетной попытке вырваться.

– Стой смирно, – сказал он. Одну за другой он вытащил вонзившиеся в ее руку колючки. На ее глаза навернулись слезы боли – или унижения, что так легко попалась.

Но кровь все еще стекала с длинной царапины на его подбородке, пачкая накрахмаленный воротник. Лоб тоже был расцарапан, колючки проткнули его кожу сквозь одежду, отчего на ней появились красные пятна.

Какой они были парой в этот момент – в синяках и пятнах крови от борьбы с розами, друг с другом, со всем миром. По щеке Джейн пробежала слеза, и она поспешно вытерла ее свободной рукой.

– Почему ты плачешь? – спросил он.

– Больно.

– Я помогу. – Медленно подняв ее руку, он впился в нее губами. От такого интимного способа дезинфекции Джейн закрыла глаза, чтобы не видеть, как его гордая голова склонилась, оказывая ей услугу.

Это не помогло. Ей показалось, что он сильнее втянул губами ее кожу, чтобы полностью лишить ее рассудка. Его язык и губы ласкали ее ладони, и вдруг Джейн ощутила укус. Девушка вскрикнула, пытаясь вырваться, но он не выпустил ее. Наконец, подняв голову, Блэкберн выплюнул вытащенный им шип, затем опустил ее руку так, чтобы она могла все видеть.

На ее ладони была кровь. Он прижал свою израненную руку к ее руке. С точностью мастера он соединил их ладони. Его грудь бурно вздымалась от глубокого дыхания, и Джейн заметила, что дышит с ним в унисон. Сердце Блэкберна билось так громко, что она почти слышала его, и ее сердце стало стучать в том же ритме. Он многозначительно смотрел на нее из-под тяжелых век, и она услышала его голос:

– Когда смешивается наша кровь, мы соединяемся. Девушка вздрогнула, но его пальцы крепко держали ее ладонь, не позволяя вырваться. Блэкберн так сильно сжал ее, что на его руке выступили сухожилия.

– Кровное родство, – сказала Джейн, пытаясь уменьшить значение происходящего.

– Нет, дорогая. У меня есть сестра, и, уверяю тебя, то, что я испытываю к тебе, – отнюдь не братские чувства. На самом деле, – другой рукой он взял ее за подбородок и улыбнулся, – мой интерес к тебе абсолютно плотского характера. Я сейчас покажу тебе.

Глава 18

– Чего ты хочешь? – спросила Джейн, замирая от страха и желания.

– Тебя. Тебя, хорошего зрения, разгрома Наполеона, безопасных улиц и... тебя. В данную минуту будет достаточно, если я получу тебя.

Блэкберн держал их окровавленные ладони вместе, а другой рукой обхватил ее голову и притянул к себе.

Его поцелуй. Те же губы, тот же язык, те же прикосновения, как и одиннадцать лет назад. И все же другие. Произошедшее между ними разлучило их, а теперь обстоятельства и настойчивость Блэкберна вновь соединили.

Его поцелуй. Уже не жадный. Скорее жаждущий и сердитый, не такой как тогда. Тогда он был в бешенстве из-за того, что стал по ее милости посмешищем. Теперь он раздражен потому что... потому...

– Почему? – неожиданно для себя зашептала она его губам. – Почему?

– Потому что кому-то нужно надеть на тебя узду.

Притянув Джейн ближе, он повалил ее на траву. На один короткий миг она увидела затянутое серыми тучами небо, живую изгородь из роз и землю – совсем близко. Она лежала на мягком травяном холмике, словно на диване. Рэнсом опустился перед ней на колени, как слуга перед своей королевой.

Странная мысль, ведь этот тиран ни о чем не просил. Он наклонился и, не дав ей опомниться, снова поцеловал. Но она продолжала задавать себе вопросы, все больше негодуя. Как он посмел думать, что ее нужно обуздать?! И почему он так уверен, что сможет это сделать?

Они смешали свою кровь, теперь смешивалось их дыхание.

Джейн хотела этой близости одиннадцать лет назад. Сейчас она сопротивлялась. Она уже не та глупая девчонка, как раньше. Но и он не проявлял прежнего нетерпения, покрывая ее легкими, как дуновение ветра, поцелуями. И если бы не его мягкие губы, его нежный жар и ответный жар ее тела...

Она назвала его сумасшедшим. Но что за безумие овладело ею, если она вся горит и открывает губы навстречу ему?

Поцелуй. Только поцелуй.

Когда он прижал свои губы к ее губам, у Джейн перехватило дыхание от их сладкой влажности. Снова и снова. Он прикоснулся к ней. Сжал ее плечи и требовательно – как тогда – провел рукой по изгибам ее тела. Теперь она хорошо понимала, что это значит. Она сама предупреждала Адорну не уступать мужчине. Джейн была старше. Взрослая женщина, несомненно, сможет подавить желания плоти.

Большой палец, мягкий, как норковый мех, слегка коснулся ее соска через сорочку и корсаж легкого шерстяного платья. Возбуждение волной прошло по ее телу.

Оказывается, взрослая женщина может хотеть этого так же, как пылкий мальчишка.

А при своей искушенности и показной усталости от мира лорд Блэкберн довольно убедительно играет пылкого мальчишку, который неистово хочет ее, ничем не примечательную Джейн Хиггенботем.

Джейн не понимала его. Ничего в нем не понимала. Прежде она умела читать его мысли и видеть его насквозь, потому что он был таким поверхностным.

Она отгоняла эту новую и предательскую мысль, но мысль возвращалась.

Он был поверхностным. Поверхностным, беззаботным и небрежным.

Теперь все изменилось. Что-то изменило его. В нем появилась глубина. И если Джейн постарается, то, возможно, сумеет приоткрыть завесу его мыслей, его души. Но девушка напрасно вглядывалась – в этой глубине ничего не было ясно. Он не приглашал ее в свой закрытый мир. К тому же Джейн боялась, что, пристально вглядываясь, он увидит боль и одиночество, которые она испытала. Их кровь смешалась, сольются и их души, и не только она узнает его, но и он – ее. Ее мечты, устремления... и он будет смеяться. Все всегда смеются.

– Расслабься, я не причиню тебе боли. Ты перестаешь дышать, когда я целую тебя. Я хочу целовать тебя постоянно.

Он улыбнулся ее печальным и растерянным глазам. Нежно касаясь ее строгого воротника и рукавов, он сказал:

– Мне нравится этот цвет шалфея. Твои глаза... такие зеленые. Как мох.

Блэкберн нахмурился, словно был недоволен собой, но она хорошо поняла, что он имеет в виду. На улице, где жил лорд де Сент-Аманд, мох рос в тени и имел такой сочный зеленый оттенок, который может создать только Мать Природа. Джейн не терпелось перенести этот цвет на холст. Она даже завидовала Рэнсому. Его комплимент она оценила.

– Это платье, хоть и красивое, мешает. – Он ослабил завязки на шее, массируя ее, словно гладил кошку. – Позволь мне расстегнуть его. Дорогая, дай мне только взглянуть...

Вдали шумел океан, и этот звук отдавался в ее теле и в ее лоне. Он ласкал ее, словно сама Природа.

Она пыталась воззвать к своему разуму, но тщетно. Блэкберн все еще ненавидит ее? По-прежнему хочет наказать? Почему обыкновенный рисунок вызвал в нем такую ярость?

А это сейчас важно?

Этот мужчина с завораживающими синими глазами и великолепным телом спал с ней в одной постели, шел рядом по улицам, его образ преследовал Джейн на протяжении одиннадцати лет.

Приподняв шею, она позволила ему расстегнуть пуговицы под самым подбородком.

Спускаясь постепенно все ниже, он проговорил:

– Я мог бы быть проворнее, но прошло столько времени, когда я последний раз дотрагивался до тебя.

Она никогда не была знакома с нежным Блэкберном. С заносчивым – да. Временами невыносимым. Но, хотя она догадывалась, что за свою жизнь он расстегнул несметное количество пуговиц, он никогда не напоминал ей об этом. Он говорил лишь о ней. Как будто все это время вел такую же непорочную жизнь, как и она.

Прежняя грация его движений исчезла, заставляя его опираться на одну руку. На его щеках играл румянец.

– Я так сильно хотел увидеть тебя тогда. Ты это знала?

– Я ничего не понимала в тот день. – Тогда она была дурой. А сейчас? – Но я знаю это теперь.

Он расстегнул ее сорочку и неотрывно смотрел, словно не мог наглядеться.

– Восхитительно, – прошептал он. – Совсем как я себе представлял.

Она в смущении попыталась прикрыться, но он остановил ее руки, поцеловал кончики пальцев и положил рядом с головой.

– Жаль, что солнце не светит, – задрав голову, он посмотрел на хмурое небо. Затем – снова на нее, на ее мягкие розовато-коричневые соски. – Но еще достаточно тепло, да, милая?

Края корсажа и высокая талия платья выставляли ее грудь навстречу ему. Блэкберн в восторге склонился над девушкой. Он облизал губы.

Джейн заметила, что облизывает свои.

– Я поцелую тебя сюда, – он дотронулся до нижней части ее груди и почти, почти до самого соска, – и тебе будет так приятно, что ты будешь умолять меня о большем.

– Нет. – Она не будет умолять.

– Да! Я обещаю.

Он был прав. Джейн это знала. Каждая его ласка была для нее настоящим произведением искусства. Она согласна на все, лишь бы быть скульптурой в его руках. Готова даже умолять.

Но он отпустил ее и потянулся к сломанной ветке на розовом кусте. Блэкберн оторвал розу, цвет которой напоминал перламутр морской раковины, оборвал шипы, и вдохнул ее аромат. Его глаза закрылись в чувственном восторге, ресницы коснулись янтарно-золотой кожи.

Затем он открыл глаза, улыбнулся и поднес цветок к лицу Джейн. Она ощутила сладкий запах, словно согретая послеполуденным солнцем зелень в преддверии дождя. Блэкберн снова поднял розу, и Джейн заметила, как чудесно завивается каждый лепесток, образуя бутон.