Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Роковой бал

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Додд Кристина / Роковой бал - Чтение (стр. 17)
Автор: Додд Кристина
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


– Я не бездомная, – сказала Виггенс. – Я живу в Англии, так же, как и ты.

Блэкберн смерил Вента взглядом.

– Приготовь ей ванну, дай чистую одежду и накорми досыта.

– Ванна! – пронзительно закричала Виггенс.

Не обращая внимания на разыгравшуюся битву, Блэкберн поспешил в библиотеку. Там, на полу рядом с дверью в сад он нашел еще один непонятный лист бумаги. Наверное... Рэнсом поднял его, посмотрел и увидел Атоу – с клыками и шерстью. Выглянув во двор, он заметил рядом с воротами следующий рисунок.

Джейн оставила следы, чтобы он нашел ее.

Глава 31

– Джейн. Можно мне называть вас Джейн? – Атоу дружелюбно улыбался поверх дула маленького пистолета, направленного на нее.

– Я бы предпочла, чтобы вы воздержались от этого.

– Джейн, – самоуверенно сказал он. – Вылезайте из экипажа.

Его кучер открыл дверь и имел такой вид, словно происходящее было обычной ситуацией. Так бы, вероятно, и было, поработай он у Атоу чуть подольше.

Джейн медленно поставила ногу на ступеньку, а затем – на грязную мостовую.

Темза, наполнявшая воздух удушливой вонью отбросов, билась о док, выступающий в море. Стоявший у берега корабль качался от сильного течения. На конце дока был мостик, ведущий на палубу.

Джейн оглянулась, понимая, что у нее не было никаких шансов на побег. С тех пор, как они вышли из экипажа, Атоу продолжал держать ее под прицелом.

Она посмотрела на воду, сверкающую в лучах заходящего солнца, и прикинула, сможет ли нырнуть. Наверное, нет. Если даже она нырнет, Атоу выстрелит, если она останется жива, ее все равно поглотят сточные воды.

Но если она не нырнет... она нервно сглотнула, глядя на мостик. Да, если она не нырнет, она будет заперта на корабле вместе с Атоу, обезумевшим от жадности и – ей было невыносимо даже думать об этом – от вожделения к ней.

– Я нужна вам только из-за вашего чувства вины, вы это сами знаете, – Джейн попыталась переубедить Атоу, роняя очередной рисунок и втаптывая его в грязь. – Вы все еще не можете простить себя, вспоминая, как скрылись, когда мне нужна была ваша помощь.

– Да, это так. – Он был довольно дружелюбен, когда все получалось так, как он запланировал. – Поэтому, отправляя вас в Италию, я возвращаю свой долг.

– Но я не хочу ехать в Италию, – сказала Джейн, сотни раз мечтавшая туда попасть.

– Со мной, – дуло пистолета уперлось ей в спину. – Вы, наверное, хотели поехать туда с Блэкберном?

– Он мой муж. Это кажется более логичным. Может, вы возьмете Фредерику и мы совершим путешествие все вместе? Две пары, разглядывающие достопримечательности...– Она шагнула на док, не зная, как остановить все это.

– Не будьте такой наивной. Квинси в жизни не поедет в Италию любоваться произведениями искусства. Он никогда не позволит своей жене рисовать. И особенно – заниматься скульптурой. – Дуло надавило на нее сильнее. – Не так ли, Джейн?

Конечно, Рэнсом не позволит. Она не хочет возвращаться – на самом деле, она не сможет вернуться к жизни, которая будет убивать в ней все творческие порывы. Ей нужно писать красками, ваять, делать эскизы, отдавая весь жар своего сердца.

Атоу злобно засмеялся за ее спиной:

– Похоже, грузное тело Блэкберна состоит главным образом из скелета закостенелых условностей. Поторапливайтесь. Мы должны воспользоваться приливом.

Джейн уронила еще один рисунок и ногой вдавила его в испещренную гвоздями гнилую древесину.

– Что вы делаете? – раздраженно спросил Атоу, поднимая рисунок. – Вы и вправду думаете, что Блэкберн найдет это? – Он смял лист бумаги. – Квинси не понесется вас разыскивать, словно птичка за украденным червяком. Он достаточно легко откажется от вас.

Будущее Джейн было таким же темным, как Темза, но одно она знала точно. Повернувшись к Атоу, она проговорила:

– Боюсь, что вы его перепутали с собой. Плоское лицо Атоу покраснело.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы отказались от меня слишком легко. Мой муж никогда не оставит свою жену.

С противоположного конца дока донесся знакомый голос:

– Истинная правда, Джейн.

Джейн и Атоу обернулись и увидели Блэкберна. Он стоял, сжав кулаки, с каменным лицом, исподлобья глядя на Атоу. Он выглядел как человек, у которого украли самое драгоценное из того, чем он владеет. Как бык, приготовившийся к схватке.

– Атоу, я собираюсь тебя убить.

В его голосе звучала угроза, Атоу отступил и попытался схватить Джейн.

Увернувшись, Джейн ударила его по голове острым краем своей любимой кожаной папки. Раздался глухой звук удара, и Атоу качнулся назад.

Быстро разворачиваясь, Джейн толкнула его плечом. Пистолет выпал из рук Атоу в Темзу.

Это был самый приятный для слуха всплеск, когда-либо слышанный Джейн.

– Черт бы тебя побрал, мерзкая женщина! – кулак Атоу сделал резкое движение в сторону ее живота.

Блэкберн набросился на Атоу, и они стали драться.

Джейн ринулась помогать. Звуки ударов и тяжелая возня раздавались совсем рядом. Поняв, что вмешиваться все же не стоит, она поковыляла к концу дока. Подальше от драки. Подальше от Атоу и его безумия. Подальше от Блэкберна с его недоверием и ничем не обоснованным превосходством.

Конечно, Блэкберн выиграет бой. Джейн была убеждена в этом. Никто так не знал силу его мускулов, как она. Блэкберн изобьет коротышку Атоу до потери сознания. Легко. Без особых усилий.

Так почему же она смотрит туда? Атоу поставил Блэкберну синяк под глазом, и Джейн уже готова была броситься на помощь.

Но увидев, как от непрерывных ударов из носа Атоу захлестала кровь, взяла себя в руки.

Несомненно, Блэкберн победит. Он выигрывает каждый бой, который начинает.

Но ей особенно хотелось, чтобы он выиграл именно этот. Только... она устала быть его всегда побеждаемым противником.

Джейн остановилась и принялась собирать разбросанные рисунки.

Это занятие сопровождалось непрерывными ударами и пыхтением за ее спиной.

Атоу, задыхаясь, запросил пощады.

Джейн старалась не слушать.

Наконец наступила тишина, и громкий всплеск эхом прокатился под доком.

Она обернулась и с радостью увидела, что окровавленный Блэкберн стоит, все еще сжимая кулаки, на краю и вглядывается в мутную воду.

Как Джейн и ожидала, он победил.

– Рэнсом, – она разглаживала смятые эскизы. – Не прыгай за ним. Ты потом месяцами не отмоешься.

– Этот ублюдок удрал! Спрыгнул. – Он перевел взгляд на Джейн, и его ярость сменилась беспокойством и тревогой. – Он не причинил тебе боли?

– Нет, хотя, по-моему, умело и довольно ловко пользовался пистолетом.

– Да. – Его голос как-то странно прерывался и дрожал. Джейн подумала, что это от боли, которую он испытывал. Она с трудом удержалась от порыва кинуться к Рэнсому, перевязать его раны, обнять и утешить так, как только женщина способна утешить своего победителя.

– Джейн?

Она подумала, что Блэкберн делает все возможное, чтобы найти в ней необходимый отклик. Противясь этому, Джейн спросила:

– Что?

Он вздохнул.

– О Джейн.

Подойдя к противоположной стороне дока, Блэкберн позвал своих слуг. Они тотчас же прибежали, и он сказал:

– Когда Атоу подберется к берегу, вытащите его и свяжите. Я кого-нибудь за ним пришлю.

Лакеи поспешно убежали выполнять приказание.

Джейн даже не смотрела на них, – перед ней был изодранный и грязный эскиз «Вирджинии Белль», и она горевала об утраченной красоте. Разумеется, она может сделать его снова, но пережитое вдохновение не повторится. Чувства, которые она испытывала в тот день, перешли на бумагу, их невозможно было утаить. Она художник. Художник! Ничто не сможет этого изменить.

– Джейн, я следовал за тобой по оставленным тобой рисункам. Они теперь в экипаже. – Блэкберн медленно шел к ней, словно она могла убежать.

Но зачем ей от него убегать? Он не имел для нее большого значения.

Важнее была Италия. Она манила Джейн, увлекала ее за собой, подобно течению реки. Если она поедет в Италию, то увидит настоящее искусство, дотронется до него, вдохнет и испытает полет вдохновения. Она сможет вырасти как художница и состариться без сожалений о том, кем могла бы стать.

– Ты очень хорошо придумала, что оставляла их на пути. – Блэкберн прервал ее мечты, вынуждая вернуться к ненужной реальности. – Теперь давай поедем домой, пока солнце полностью не зашло.

Но мечта была рядом и еще могла стать реальностью.

Реальность также была здесь. Реальность – это Блэкберн. Подняв глаза, Джейн пристально рассматривала его.

Он был красив. Слепое увлечение юности не обмануло ее. Он шел по жизни, избавляясь от притворной шелухи, каждый раз открывая новую черту, становясь чище и благороднее. Синяки не могли испортить его истинную натуру, они лишь добавляли его внешности мужественный колорит.

Джейн посмотрела на корабль. Мостик был опущен. Он манил в новую, неизведанную жизнь. Она может сесть на этот корабль, оставить боль и несбывшиеся мечты позади.

Блэкберн слегка подтолкнул ее, стремясь завладеть вниманием.

– Здесь опасно ночью.

Жадно вдыхая бриз, Джейн наслаждалась запахом свободы. Ну и что, если свобода отдает Темзой? По крайней мере она не пахнет разрушенными иллюзиями и утраченными надеждами.

Джейн приняла решение.

– Я здесь, на пристани. Вот корабль. Я еду в Европу, и это то, чего я хочу.

– Джейн.

Она знала, что Блэкберн размышляет, пытаясь найти способ заставить ее остаться. Зачем ему это? Затем, что будет унизительно, если жена его бросит. Потому что он, возможно, испытывает к ней чуть-чуть симпатии и, конечно, довольно настойчивое плотское влечение.

Но это не такие уж важные причины, если сопоставить их с ее мечтой. Он довольно скоро найдет себе другую.

Когда она уедет, женщины будут вешаться на него гроздьями, стараясь утешить.

При этой мысли что-то укололо Джейн, это можно было бы назвать ревностью... если бы Рэнсом имел для нее значение.

Она подумала о себе, своей живописи, Италии. Блэкберн – это ее прежняя жизнь, которая скоро останется позади, и Джейн не волновало, какого он мнения о ее планах.

– Я проживу жизнь, о которой всегда мечтала. Я уезжаю из Англии. Ты должен быть доволен.

– Нет.

Она не обратила на него внимания. Слишком поздно для фальшивых сожалений.

– Я поеду в Рим и буду там изучать живопись. Я буду рисовать на улицах, говорить с итальянским акцентом и продавать свои работы английским туристам.

– Джейн, прошу тебя...

В его голосе чувствовалось отчаянье – слишком сильное, чтобы в него поверить, – а также привкус обиды и разбитых надежд.

– Это будет довольно ненадежное существование, но все же лучше, чем работа гувернанткой.

– Тебе не нужно быть гувернанткой. Ты маркиза Блэкберн. Она проигнорировала это ненужное напоминание.

– И уж, конечно, будет приносить гораздо больше удовлетворения. Мне не терпится начать.

– Джейн.

Резко отвернувшись, она принялась разглядывать корабль. Моряки быстро сворачивали снасти. Капитан выкрикивал команды. Борта судна поскрипывали, когда его покачивали волны, которые так же ударялись о док под ногами Джейн.

Она была готова сделать это. Она уплывет на этом корабле из Англии, чтобы никогда больше не возвращаться. На один короткий миг она снова ощутила себя восемнадцатилетней, когда будущее манит захватывающими приключениями и вся жизнь впереди.

Джейн высоко подняла голову, глубоко вздохнула и улыбнулась.

И вдруг Блэкберн сказал:

– Джейн, пожалуйста, прости меня.

От таких неожиданных слов у нее закружилась голова.

Одно мгновение она даже не видела его.

А потом увидела.

Он стал на колени. В своих изысканных брюках опустился на грязную шершавую поверхность дока, склонив перед ней голову.

– Пожалуйста, Джейн, послушай меня. Ты не заслуживала моих подозрений.

Он стоял на коленях, умолял ее о прощении и это... это было больше, чем она могла себе представить.

Но он так ничего и не понял. А она ничего не будет ему объяснять. Она просто уйдет.

Вместо этого она услышала, как говорит:

– Мне были ненавистны не твои подозрения. А твое снисхождение.

– Да, я был неправ.

Это неожиданное признание не уменьшило ее ярость. В ней все словно кипело, ей хотелось закричать, топнуть ногой, наброситься на него с кулаками.

Но она этого не сделает. Однажды в своей спальне она уже так поступала, и это не заставило его понять ее чувства. Нужно просто сесть на корабль.

Сесть на корабль.

Джейн заметила, что руки ее сжались в кулаки, а голос звучал спокойно и холодно:

– Я не знатная и не богатая, но в одном моем пальце больше характера и таланта, чем во всей твоей яркой личности.

– Знаю.

– Ты думал, что я шпионка. – Рэнсом по-прежнему стоял на коленях, склонив голову, и Джейн подумала, что он улыбается своей отвратительной высокомерной улыбкой. Он стал перед ней на колени не для того, чтобы просить прощения, а потому что это самый простой способ предотвратить позор. – Ты осмеливался считать, что я должна быть благодарной за то, что ты женился на мне.

– Я был идиотом, – он наконец посмотрел на нее.

И когда Джейн заглянула в полуночную глубину его глаз, она поняла, насколько глупыми были все ее предположения. Блэкберн стал перед ней на колени не потому, что это был самый легкий путь вернуть ее. Он и так мог схватить ее в охапку, отнести к экипажу, принуждая, а не умоляя подчиниться. Он мог бы запереть Джейн дома, ведь она его жена, и закон допускал это.

Нет, он сделал это не потому, что не было другого выхода. Публичное унижение было для него невыносимо. Он ненавидел его всеми фибрами души. Он дрожал от стыда, ему хотелось встать и кричать о своих благородных предках и своей гордости.

Но для нее он стал на колени на глазах у своих лакеев, любопытных проституток на пристани и обыкновенных моряков.

И умолял:

– Джейн, прошу тебя. Я не хочу, чтобы ты уходила. Да, я женился на тебе, подозревая, что ты шпионка, но ты не задумывалась, почему? Я уходил от тебя раньше, но не смог сделать этого снова. Ты привязала меня своим острым умом, тем, как ты двигаешься – как хорошая лошадка, а когда ты улыбаешься, я понимаю, что ты делаешь это нечасто, и мне очень хочется сделать так, придумать... что-нибудь, чтобы ты улыбалась больше.

На его лбу виднелся большой фиолетовый синяк, подбородок был запачкан грязью. Растрепанные волосы косо падали на лоб, и галстук был безнадежно испорчен. Он выглядел разгоряченным и взъерошенным.

Он был прекрасен.

– Если ты хочешь жить в Риме и рисовать на улицах, мы будем делать это вместе. – Блэкберн поерзал, словно на досках было не слишком удобно стоять. – Вместе, Джейн. Мы можем делать это вместе. Не думаю, что у меня получится рисовать, но, может, я смогу петь или...

– Ты хорошо танцуешь. – Дурочка! Зачем она отвечает ему?

– Танцевать. Хорошо. – Его глаза посмотрели на ее руки, и она поняла, что разжимает их. – Как ты думаешь, будут ли туристы бросать монеты в мою шляпу?

Она была слабой глупой женщиной, поэтому ответила:

– Я бы бросила монету в твою шляпу, чтобы посмотреть, как ты танцуешь.

– Правда, Джейн?

Он посмотрел на нее своими необычайно синими глазами, и то, что она в них увидела, можно было бы назвать.... Если бы так на нее смотрел любой другой мужчина, она бы поняла, что является для него идеалом.

– Или, может, ты останешься со мной в Англии, воспользуешься моим искренним раскаяньем – о Джейн, мне, правда, очень жаль – и позволишь построить тебе самую лучшую студию, которую только может иметь художник.

Он готов это сделать. В одном она была точно уверена: он – Квинси и он сдержит свое слово.

Должно быть, она слишком долго молчала, потому что Рэнсом схватил ее за юбку.

– И не одну студию. Студию в каждом нашем доме. У тебя будет все, что тебе понадобится, а также учитель живописи. Пусть даже француз.

Вспомнив о своей замечательной неоконченной скульптуре в студии на чердаке у Тарлинов, Джейн спросила:

– Ты будешь мне позировать?

– Кто же, как не я.

Она почувствовала в пальцах привычный зуд. Если вылепить его из глины еще раз...

Рэнсом, вероятно, заметил это. Он почувствовал близость победы. Тем не менее он опять склонил голову.

– Пожалуйста. Прости меня.

Рука Джейн сама потянулась к его взъерошенным волосам.

Но вдруг она вспомнила. Унижение, когда он отверг ее в первый раз. Годы бедности и одиночества. Его высокомерие, когда он снова встретил ее. Его знаки внимания, то, как он ее соблазнил, их брак. Не потому, что он хотел ее и обожал, как она втайне надеялась, а потому, что нужно было скрыть от французов и общества его истинные цели.

Ее пальцы согнулись и вздрогнули. Рука напряглась и сжалась в кулак.

– Джейн, – тихо сказал он, – я люблю тебя. «Я люблю тебя».

«Я люблю тебя».

Он это сказал?

Да, сказал. Ну и что?

Она смотрела на свою руку – вены и кости под нежной кожей, побелевшей от напряжения. Если она разожмет руку и положит ладонь ему на голову, если она простит ему это самое жестокое, немыслимое предательство, значит, она сошла с ума.

Или любит его.

Любит ли она Блэкберна? Не так, как любит увлеченный ребенок или благодарная взрослая женщина, а по-настоящему?

Ее рука медленно открылась.

Да. Она любит. Любит Блэкберна, по поводу которого у нее не осталось ни одной иллюзии, но который является для нее совершенством.

Джейн положила руку на его волосы.

Рэнсом поднял склоненную голову, и рука Джейн скользнула по его щеке. Он не выглядел униженным или счастливым. Но его ноздри трепетали, зубы засверкали в улыбке. Он был сейчас похож на дикого зверя, который бросается и хватает то, что хочет.

А он хотел ее.

Рэнсом поднялся, обхватил ее талию и крепко прижался – тело к телу и душа к душе. Джейн услышала его ласковое рычание:

– Женщина, ты заплатишь за то, что заставила меня ждать.

Рэнсом нежно целовал ее, и его поцелуи одновременно обещали и требовали, и, пока Джейн еще способна была что-то понимать, она подумала о том, что эти поцелуи – самый убедительный довод. Поцелуи, а еще – сила его мускулов, в которые вцепились ее пальцы, и то, как он держит ее, – словно она тончайший и драгоценный фарфор, хотя Джейн знает, что крепка, как глиняная ваза.

Когда они разжали объятия, Джейн услышала чьи-то возгласы. Открыв глаза, она увидела, что команда корабля смотрит на влюбленных, свесившись за борт, и выкрикивает им грубые ободрительные слова.

– Как неловко, – тихо сказала Джейн.

– Что? – Блэкберн подхватил ее и положил себе на плечи, как бесценный шарф.

По мере того как они удалялись, крики становились все громче. Джейн подняла голову и приветливо помахала морякам рукой.

– Я также разрешаю тебе вылепить из глины наших детей, – сказал Рэнсом.

– А мы назовем старшего Фигги?

Он сразу ответил:

– Нет. Но я не позволю тебе лепить никого другого. Не с твоей досадной склонностью к обнаженной натуре.

Почувствовав в себе остатки неизрасходованной иронии, она хитро сказала:

– Ты не можешь остановить мое воображение. Он остановился.

– Джейн...

Он выглядел сейчас не очень уверенным в себе, и Джейн поняла, что ей это не нравится.

– Но ты единственный, кого мне хотелось лепить обнаженным.

– Правда? – он снова пошел.

– И если ты согласишься позировать мне, когда мы вернемся домой, я смогу закончить ту статую.

– Я буду позировать для тебя. – Поставив Джейн на ноги, Рэнсом засиял улыбкой, о которой она мечтала всю свою жизнь. – Если ты позволишь мне потом смыть с тебя глину.

Джейн поняла, что этот брак действительно будет удачным.

1

Пиренейский полуостров.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17