Глава 23

Не заметив бордюра, Джейн оступилась. Чья-то грязная рука вовремя подхватила ее, не дав упасть, и ребенок, подметавший мостовую, сказал:

– Осторожнее, мисс.

– Спасибо, – ответила Джейн. – Мне нужно смотреть, куда иду. – Чтобы колеса экипажа не раздавили ее, вспоминающую вчерашние события, оскорбительное предложение и ее шутливое согласие сегодня.

Она ждала, пока девочка – Джейн решила, что это девочка, хотя разве можно понять, кто находится под этими лохмотьями – подметала песчаные булыжники.

Этот ребенок стал появляться на углу Кавендиш Сквер два дня назад. Ребенок терпеливо ждал, когда мимо нее пройдет знатный пешеход, чтобы подмести перед ним улицу. Джейн не понимала, как девушке удается заработать таким образом чаевые в месте, где все ехали в экипажах или на лошадях. Однако девочка казалась вполне довольной и рьяно размахивала метлой каждый раз, когда видела Джейн.

А Джейн сегодня уже дважды после возвращения из поместья Гудридж появлялась здесь. Один раз, чтобы посетить дом де Сент-Аманда с его тайным источником удовольствия, а другой – чтобы сбежать от бесконечных расспросов Виолетты и Адорны.

И каждый раз, когда она садилась за вышивание – а не рисование, – ее охватывали воспоминания о долгом возвращении в Лондон.

После ее пылкого признания, что она теперь бездомная, Блэкберн... тьфу, пропасть! Ей нужно называть его Рэнсом. В конце концов, их отношения зашли уже так далеко.

Джейн перевела дыхание и закрыла глаза, не желая себе признаться в этом.

Но это было правдой. Она знала его слишком хорошо и в то же время совсем не знала. Она знала его запах, его дыхание, его прикосновения.

Но она не знала, что у него на уме. Совсем. Никогда.

Она сказала, что брак с ним лучше, чем жизнь на улице, и подразумевала это... но не совсем. Тайно, где-то в самой глубине души она надеялась, что Блэкберн прижмет ее к груди и остановит ее рассуждения. Она возьмет его имя и примет его защиту, и эта отвратительная неуверенность, сопровождающая каждый ее шаг, исчезнет.

Вместо этого, когда она сказала: «У меня нет дома», он посмотрел на нее с таким отвращением, словно его на самом деле стошнило.

Прикрыв дрожащие губы рукой в перчатке, Джейн хотелось навсегда стереть из памяти выражение его лица.

Ведь она думала, что он не настолько глуп, чтобы судить о человеке, особенно о женщине, по его материальному благополучию.

– Мисс?

Джейн открыла глаза и вздрогнула. Прямо перед собой она увидела детское лицо, с беспокойством разглядывающее ее.

– Все чисто, мисс. Эта маленькая неприятность расстроила вас? Я могу помочь вам перейти улицу.

– Спасибо, все в порядке. – Достав из сумки медную монету, Джейн протянула ее девочке.

Та взяла монету, расплывшись в обаятельной улыбке семилетнего ребенка, который лишился двух молочных зубов.

– Пожалуйста, мисс. Смотрите, куда идете.

«Буду смотреть». Туда, куда она идет, но не туда, где она недавно была.

Когда Джейн подошла к высоким ступеням особняка Тарлинов, она задумчиво оглянулась. Девочка слегка поклонилась ей.

«Милый ребенок», – рассеянно подумала девушка. Она подняла руку, чтобы постучать в дверь темно-зеленого цвета.

Сегодня утром на Блэкберне был жилет такого же цвета. До того, как она сделала свое заявление, его взгляд пылал такой страстью, что казалось, он мог поджечь даже холодную глину. Но после ее слов он пересел на противоположное сиденье.

Что он чувствовал? Разве она могла знать, если сама раскачивалась, как маятник от одного чувства к другому?

Она стояла в нерешительности. Вдруг дверь резко открылась.

– Мисс, вы, кажется, хотели войти? – Спрингол, дворецкий Тарлинов, с невозмутимым видом ждал, пока Джейн зайдет, словно топчущиеся перед закрытой дверью гости были обычным делом в его работе.

Рука Джейн безвольно упала.

– Да, спасибо.

Она заметила, что лакей улыбнулся, принимая у нее приталенное пальто и чепец. Джейн посмотрела на него, ничего не понимая. Спрингол обычно не позволял таких вольностей.

– Мисс, вам пришло письмо от мистера Моранта. – На серебряном подносе, который подал ей дворецкий, лежало запечатанное письмо.

Джейн взяла его, мысленно усмехаясь.

Письмо от Элизера, несомненно, было достойным завершением этого ужасного дня. Стянув перчатки, девушка сорвала печать и стала читать.

Все было как обычно: сколько денег они потратили? Скоро ли Адорна заключит выгодный брак?

Не считая одной новой особенности – лишнего повода для разочарования Джейн – послания от Дэйм Олтен, написанного рукой Элизера.

В ее сообщении не было ничего неожиданного. Они с Элизером поженятся к лету, и ей не нравится перспектива жизни под одной крышей с падчерицей. Она также надеется, что Джейн не будет умолять приютить ее на лестнице. Поэтому, если Джейн не хочет конфликта, ей придется подыскать себе другое жилье.

Джейн представила, как злорадствовал Элизер, когда писал эти строки, и негромко засмеялась: два человека, упивающиеся своей жестокостью и откровенным хамством, считают себя очень умными, но своим поведением доказывают обратное.

– Хорошие новости, мисс? – спросил Спрингол.

– Ничего особенного, – ответила Джейн. – Но, как всегда, довольно забавно.

Суровое лицо Спрингола казалось теперь почти благосклонным.

– Ну и прекрасно. Леди Тарлин и мисс Морант с нетерпением ждали вашего возвращения. Не окажете ли вы любезность?

– Конечно. – Ей все равно придется объяснять им вчерашние события. – Где я могу их найти?

– На чердаке.

– На чердаке? – Джейн смотрела на него с неподдельным изумлением.

– Да, мисс. – Он с поклоном провел ее к лестнице. Джейн отправилась на чердак, но настроение при этом у нее было самое скептическое. Она не могла избавиться от терзавших ее подозрений насчет Виолетты и Адорны. Слишком хорошо она знала обеих. Если они узнают о предложении Блэкберна, они пойдут на любой обман, чтобы поженить их. Здравый смысл подсказывал Джейн, что эта парочка вряд ли способна с какой-то особой целью связать Блэкберна и затащить его на чердак. Должна быть какая-то другая причина, по которой они позвали ее на пыльный чердак. Но ее воображение молчало.

– Сюда, мисс. – Служанка, улыбаясь, сделала реверанс и провела Джейн по узкой скрипучей лестнице, распахнув перед ней некрашеную деревянную дверь.

Помещение, заставленное мебелью в пыльных чехлах, освещалось ярким солнцем и сияющими улыбками двух самых дорогих для Джейн женщин.

– Сюрприз! – Адорна хлопнула в ладоши. – Сюрприз! Тетя Джейн, вы не удивились?

– Очень удивилась. – Джейн зашла на чердак. Помещение было большим, двадцать футов в длину и около сорока футов в ширину. Сквозь слуховые окна, выходящие на север, в комнату проникал свежий воздух. Никакой пыли или плесени по углам, не считая старых чехлов. Здесь стояли старая кушетка и ширма для переодевания.

Не было никакой связанной мужской фигуры на деревянном полу.

Джейн облегченно вздохнула.

– Что это?

Адорна взялась за один угол чехла, Виолетта за другой. Они вместе стянули его, и Джейн увидела простую деревянную консоль, гончарный круг и большой крепкий стол, на котором было полно инструментов.

Джейн молча смотрела на это великолепие.

– Тетя Джейн, вы не выглядите счастливой. Вам не нравится? Джейн не двигалась и не дышала.

– Это твоя студия, Джейн, – объяснила Виолетта.

– Студия. – Джейн закрыла глаза. Конечно, это ей кажется – резец, деревянные шпатели и наточенные инструменты.

– Это чтобы вы лепили свои скульптуры. – Адорна готова была расплакаться.

– Это особый сюрприз от Адорны. – Виолетта побуждала Джейн что-то сказать, что-то сделать, а не просто стоять и смотреть.

– Это... очень мило. – Не просто мило. Это чудо. Если все правда, то это возвращает Джейн самую большую радость в ее жизни. – Это... я... я не знаю, что сказать. – Смешно. Ее голос дрожит, а перед глазами стоит туман.

Виолетта смягчилась, хмурая складка между ее бровями исчезла.

– Но вам нравится? – Адорна все еще хотела убедиться.

– Нравится? Нравится? – потрясенно переспросила Джейн. – «Нравится» – это не то слово, чтобы передать мое...

Адорна радостно засмеялась.

– Это была моя идея. Когда я услышала историю о статуе, то сразу поняла, чего вам не хватало все эти годы. Я захотела дать вам это, потому что вы были так бесконечно добры ко мне. Лорд Тарлин предложил чердак, а леди Тарлин достала инструменты.

Служанки торопились убрать здесь, потому что это был просто склад старья. И все так старались, чтобы сделать вам приятное, потому что мы любим вас, тетя Джейн!

Все улыбались ей. Виолетта, Адорна, служанки, собравшиеся в дверях, Спрингол и лакеи за ним. Джейн знала о привязанности Виолетты и Адорны, но чтобы сделать такой восхитительный подарок! А лорд Тарлин, который выкроил время, чтобы позаботиться о месте, где она могла бы заниматься своим искусством! А слуги! Все, что она сделала, это было просто любезным и необременительным поведением гостьи. По возможности она помогала Виолетте и учила Адорну преодолевать подводные камни светской жизни.

И делала это из рук вон плохо из-за одного тупого, глупого, красивого и трогательного Блэкберна.

Но она не может сейчас о нем думать. Она не позволит ему вторгнуться в этот прекрасный момент, как он уже проник во множество других.

– Вы так добры. Я не знаю, что... как поблагодарить вас. – Джейн вытерла глаза. – Всех вас.

Спрингол не одобрял проявления эмоций у аристократов. Он дважды звонко хлопнул в ладоши, привлекая внимание слуг.

– Хорошо, возвращайтесь к работе.

– Спасибо, – сказала Джейн уходящим слугам. Ей нужен был носовой платок.

Виолетта протянула ей свой.

– Смотрите, тетя Джейн! Вот глина – здесь, в ведре. Рабочая одежда висит за ширмой. Здесь кувшин с водой и таз, чтобы вы смогли умыться, когда закончите работу. Лорд Тарлин сказал, что тут очень хорошее освещение для скульптуры. – Адорна вела себя как бойкий уличный торговец, убеждающий потенциального покупателя купить жареный картофель.

Джейн обменялась улыбками с Виолеттой.

Обняв тетю за шею, Адорна спросила:

– Вам правда нравится?

– Очень. – Джейн обняла ее, эту маленькую девочку, которую она растила, когда сама еще была не готова к такой ответственности. Она всегда боялась, что отсутствие родной матери отрицательно скажется на развитии Адорны. Но, к счастью, этого не произошло.

Единственная проблема, беспокоящая Джейн здесь, в Лондоне, заключена в ней самой.

Но Адорна любит свою тетю, несмотря на все ее недостатки. Глаза Джейн снова заблестели от слез.

– Не переживайте, тетя Джейн. – Адорна похлопала ее по спине. – Мы как раз на пути покорения Лондона. Когда нам это удастся, все будет иначе.

Джейн недоверчиво засмеялась. Неудивительно, что малышка уже получила дюжину предложений.

– С этим трудно не согласиться. – Она посмотрела на закрытое ведро рядом с консолью.

– Мы подумали, что ты захочешь что-то слепить. – Виолетта направилась к двери.

– Или кого-то. – Адорна последовала за Виолеттой.

Но Джейн не нуждалась в советах. Ее пальцы уже почти ощущали холодную глину, из которой она лепит его мужественный подбородок.

– Вы навлекаете бедствие, – предупредила она.

Джейн могла бы поклясться, что слышала, как Виолетта пробормотала:

– Да, надеюсь, он согласится.

Затем они ушли. Джейн осталась наедине с ведром глины, множеством инструментов и мыслями о Блэкберне. Прекрасном, сводящем с ума, вероломном Блэкберне, чье тело она уже почти увидела вчера.

Она скользнула за ширму. Дрожащие непослушные руки пытались снять платье. Вместо него она надела серое рабочее платье с пуговицами впереди, свободное и удобное. Поверх халата она нацепила простой черный фартук.

Сев на кушетку, Джейн сняла туфли и чулки – она могла работать лишь босой. Потом медленно подошла к консоли. Сначала девушка положила руку на гладкую поверхность гончарного круга и тихонько повернула его. Потом она стала вращать его сильнее и радостно засмеялась: гончарный круг – совсем как у настоящего художника. Она с нежностью провела рукой по инструментам – новеньким, блестящим, словно умоляющим, чтобы их скорее использовали. Сняв крышку с ведра, Джейн посмотрела на глину. Глина пахла сыростью, там не было и намека на скрытую в ней красоту.

Но Джейн знала, что красота там была. Она нагнулась и погрузила руки в холодную глубину ее любимой глины.

По дороге на площадь Кавендиш Блэкберн старался покрепче держать поводья. Многолюдные улицы Лондона требуют особой осторожности, особенно если учесть, что он ехал в экипаже с высоким сиденьем, правя парой своих лучших гнедых лошадей. Он был взволнован и задумчив.

А кто бы на его месте не беспокоился? После этого мучительного разговора с мистером Смитом Блэкберн вернулся домой и нашел приглашение от Джейн.

Она приглашала его к себе. После сказанных ею жестоких слов, после упреков, которые она обрушила на его голову! Он лишь рассеянно заметил, что у Джейн детский почерк, с крупными открытыми буквами, с трогательным сердечком вместо точки над буквой i. Это удивило его, но еще больше удивил необычайно любезный тон письма. Если бы он был дураком, то подумал бы, что письмо послано кем-то другим.

Но нет. Нужно смотреть правде в глаза. Как и предупреждал его мистер Смит, Джейн что-то нужно от него.

Она вернулась в Лондон, отчиталась своему французскому начальству о проделанной работе, и ее, несомненно, выругали за то, что чувства помешали ей выполнить задание. Возможно, ей дали указание как-нибудь выманить у него эскиз с кораблем. Или выяснить все, что ему известно о сотрудниках министерства иностранных дел. А может, – маловероятно, но все-таки – ей приказали попросить у него прощения и умолять жениться на ней.

Если она начнет просить прощения, это лишь увеличит его подозрения, но нельзя не признаться, что ему этого ужасно хочется. Хуже того, он представляет себе, как соглашается. В конце концов, сделав Джейн своей женой, он сможет лучше контролировать ее.

Она всего лишь женщина. Он может ее контролировать.

«Проклятье!» Свернув за угол, он заметил длинный ряд экипажей перед особняком Тарлинов. «Проклятье!» Он резко остановил экипаж. Сегодня здесь собрались все холостяки лондонского общества, поклонники мисс Морант, и нет никакой возможности проскользнуть незамеченным. Он уже четко дал понять, что ухаживает за мисс Джейн Хиггенботем. Он использовал этот флирт как прикрытие для своей деятельности. Поэтому логично было бы радоваться лишнему поводу для сплетен... но как-то незаметно Джейн стала главным интересом его жизни. Мысль о том, чтобы еще раз бросить ее на растерзание хищникам из высшего общества, даже ради Англии, была ему отвратительна.

Как и говорил мистер Смит, Блэкберн не может предать Джейн.

Остановив экипаж на углу, он сказал ребенку, подметавшему мостовую:

– Прошу прощения. Скажи пожалуйста, дома ли мисс Хиггенботем?

Девчонка дерзко усмехнулась и подмигнула ему.

– Да, милорд. Два раза сегодня выходила, но теперь вернулась.

– Правда? – Блэкберн оценивал ситуацию. – А ты случайно не знаешь, ходила ли она в одном, известном нам направлении?

Девочка огляделась, проверяя, не подслушивает ли кто, и кивнула.

Блэкберн кивнул в ответ.

– Спасибо, Виггенс.

– Прекрасные лошади, милорд, – сказала Виггенс.

– Лучшие в моей конюшне, – ответил Блэкберн. «И предназначенные для того, чтобы произвести впечатление на женщину», – добавил он про себя.

Услышав сзади нетерпеливые крики, он попрощался со своим маленьким шпионом и подъехал к дому Тарлинов. Выходя из экипажа, он заметил множество направленных на него насмешливых взглядов. Передав свою касторовую шляпу Спринголу, лорд Блэкберн спросил:

– Мисс Хиггенботем дома?

– Дамы сидят в гостиной, – ответил Спрингол. Блэкберн пошел туда.

– Но мисс Хиггенботем там нет. Блэкберн остановился.

– Где же она?

– Вам нужно спросить у леди Тарлин, – строго сказал Спрингол. – Она в гостиной.

Блэкберн подумал, что дворецкий как раз под стать своей хозяйке – высокомерный и снисходительный одновременно. Но сейчас у лорда не было настроения терпеть выходки Виолетты. Он ей так и сказал, застав ее среди дам из высшего света.

– Я желаю говорить с мисс Хиггенботем, и немедленно. Виолетта, казалось, была нисколько не удивлена его нетерпением.

– Боюсь, что Джейн... она сейчас занята. Но я могу передать ей, что вы заходили.

«Занята». Блэкберн вспомнил слова Виггенс. Джейн сегодня была у де Сент-Аманда, возможно, чтобы сделать рисунок «Вирджинии Белль» по памяти и получить следующие инструкции.

– Чем она занимается?

– Откуда мне знать? – Виолетта отвела взгляд.

– Лучше уж скажи, иначе Тарлин узнает о том, как ты однажды на спор скакала в его упряжке по Гайд парку.

Одна из подслушивающих дам захихикала, но осеклась, когда Виолетта сурово посмотрела на нее, а затем на Блэкберна.

– Ты невыносим, Рэнсом.

– Да, а ты выглядишь в чем-то виноватой. – Теперь ему уже всюду виделась измена. Или он сходит с ума, или предательство стало новым развлечением светских дам Лондона. Он не может всерьез подозревать этих легкомысленных и глупых существ, но не позволит Виолетте дурачить его.

– Лучше не участвуй в занятиях Джейн, Виолетта. Это не игра.

– Никто не знает этого лучше, чем я, Рэнсом. – Она вскинула голову. – Хорошо. Она на чердаке.

– На чердаке? Что она там делает?

– Что люди делают на чердаке, – холодно ответила Виолетта. – Иди и посмотри.

Он поклонился, развернулся на каблуках и вышел, едва заметив, как Виолетта с Адорной обменялись довольными улыбками.

Спрингол указал ему дорогу наверх, а рассеянная служанка кивнула в сторону узкой лестницы.

– Мисс Хиггенботем там, милорд. Вы легко найдете нужную дверь, – мисс Хиггенботем поет.

Не очень хорошо поет, если судить по поджатым губам служанки. Блэкберн со стуком поднялся по деревянной лестнице и услышал, как Джейн громко и радостно распевает.

Чем бы она там ни занималась, это доставляет ей удовольствие. Он принялся громко стучать тростью из красного дерева в дверь, но вдруг остановился. Он подумал о том, что стучит, чтобы предупредить ее, что нужно спрятать улики. Но его, конечно, ничто не остановит. Если он откроет дверь и увидит, что она рисует все корабли и адмирала военно-морского флота, он, не колеблясь, исполнит свой долг и отправит Джейн на виселицу.

Взявшись за ручку, он повернул ее, распахнул дверь – и увидел Джейн, одетую в рабочий халат и стоящую возле глиняной статуи в человеческий рост. Благородный подбородок, гордый нос, мускулистая грудь... и... он взглянул украдкой. Да, каждая деталь была как прежде.

Включая этот чертов крохотный, будто детский, фиговый лист.

Глава 24

Предательство? Вероломство? Измена Англии? Все это мигом улетучилось у него из головы.

Его охватила злость. Злость и разочарование. Она еще раз создала статую, чье видимое сходство может обмануть кого-нибудь, но не его, и которое оскорбляло его самым жестоким образом. Ни один мужчина не сможет прикрыться таким маленьким фиговым листком.

Особенно Квинси.

Как и много лет назад, такое унижение привело его в неистовую ярость.

– Ты все еще делаешь это неправильно! – он зашел в комнату, захлопнув за собой дверь. – Черт побери, Джейн. – Он рывком избавился от галстука и накрахмаленного воротничка. Он в бешенстве стянул с себя пиджак и жилет и швырнул их на пол. Он так порывисто рванул рубашку, что порвались завязки на ее горловине. – Вот так! Вот так я выгляжу на самом деле!

Джейн неподвижно стояла, ее руки были в серой глине. Она с интересом смотрела на него, и на один короткий миг здравый смысл возобладал над яростью. Может, она считает, что он сошел с ума?

Но нет. Она смотрела, и в ее глазах было удивление и отрешенность. Работа изменила ее. На смену девственной стыдливости пришло жадное любопытство. Джейн осторожно положила инструменты. Вытерла руки о передник. Приблизилась к нему, медленно обошла вокруг, глядя на его наготу, как на чудо. Без тени смущения она протянула руки и распахнула тонкую льняную рубашку, открыв плечи Рэнсома.

– Восхитительно, – прошептала она. – Лучше, чем я себе представляла.

И положила ему на плечи свои руки.

Она ничего не имела в виду. Он знал это. Ею руководил интерес художника; она не думала в этот момент о приличиях.

Но он был здесь. Он осознавал, где они, какие существуют правила поведения, видел себя, ее, их прежнее взаимное притяжение, предчувствовал их будущую страсть.

Его ярость остыла. В нем загорелся огонь желания.

Джейн провела пальцами по его шее.

Рэнсом сглотнул, пытаясь избавиться от напряжения в горле. Она с восхищением проследила за этим движением, дотрагиваясь до кадыка, лаская мышцы, когда они натягивались и расслаблялись.

Она вытащила его рубашку из брюк, проведя рукой по каждому ребру.

– Дай я... – он пытался снять рубашку через голову.

Он наклонил голову, поднял руки, и рубашка скользнула на пол. Она широко раскрытыми глазами смотрела на его соски. Затем обернулась на статую.

– Я сделала их почти такими же. Как ты думаешь?

Не дожидаясь ответа, она обвела маленький кружок, дотронувшись до тугого кончика.

– Да. Они почти не отличаются от моих собственных.

Он надеялся, что вчера она чувствовала его прикосновения так же остро, как он сейчас.

Она взглянула на него и повернула, чтобы рассмотреть спину. С ненасытным интересом она обхватывала лопатки, пробегая пальцем по каждому позвонку его спины, исследовала выпуклости бицепсов.

Она была художником. Он давал ей то, чего она хотела – живую модель.

Его сердце тяжело и глухо забилось. Кровь прилила к щекам. Та его часть, которой он так гордился и которую она настолько оскорбила, зашевелилась и выросла во внезапном юношеском приливе желания. Она хочет видеть его. Она обожает его не за его деньги, ум или титул, но за его тело.

Это была опьяняющая мысль.

Джейн повернула его лицом к себе. Она гладила его руки, разглядывая каждый волосок, каждую вену. Она исследовала каждое сухожилие его кисти. Она обращалась с ним так, словно каждая его часть была для нее драгоценностью.

– Смотри. У тебя здесь шрам. – Она дотронулась до белой линии – свидетельства его детской глупости. – Как это произошло?

– Фиц подговорил меня...

Она смотрела на его губы, когда он это говорил. Наблюдала за их движением.

Перед его глазами стоял вчерашний поцелуй.

– Он подговорил меня выпрыгнуть из окна студенческого общежития. Джейн?

– Тебе было больно!

– Сломанная кость. Немного крови. Джейн?

– Такой совершенный, и все же такой обыкновенный.

– Джейн!

Отчаянье в его голосе вывело ее из отрешенного состояния.

– Что?

Он взял ее за запястье и потянул к ширинке.

– Здесь.

Она, нахмурившись, посмотрела на него. В ее глазах не было ни робости, ни смущения. Она не знала, что увидит, но ощущала живой неподдельный интерес.

– Да, – сказала она. – Это то, чего я хочу.

Он никогда еще так не хотел женщину, как сейчас. Уверенными четкими движениями она расстегнула брюки, ее рука скользнула по бедрам, и брюки упали на пол.

– Джейн, развяжи завязки кальсон, – его голос был хриплым от нетерпения.

Он торопил ее, но она не нуждалась в его советах. Она смотрела на него как на мраморное изваяние.

Но мрамор не был таким твердым, как он. Она уже освободила его от последнего лоскута одежды. Не считая его ботинок, но на них ему сейчас было наплевать.

Ему просто хотелось, чтобы она увидела его. По-настоящему увидела, таким, какой он есть, а не таким, каким она его представляла.

Наконец она увидела.

– О!

Только «о!», но его желание стало еще больше, хотя ему казалось, что это уже невозможно.

– У меня были неверные пропорции. – Она взяла его за бедра и наклонила свою голову набок, изучая. – Как глупо с моей стороны. Ну конечно. – Она отошла, чтобы посмотреть с одной стороны, затем с другой. Она смотрела как завороженная. Рука Джейн медленно поднялась, и кончик пальца коснулся его.

С тем же успехом она могла дотронуться до него раскаленным железом. Его яички сжались, диафрагма напряглась. Забыв о гордости, он застонал.

Она вздрогнула и резко отдернула руку:

– Я сделала тебе больно?

Тревога в ее голосе насмешила его. Слово «боль» не могло бы описать его ощущений.

– Помнишь, когда я дотронулся до тебя вчера?

– Да.

– Больно... примерно также.

Ее прекрасные зеленые глаза засияли. Она снова взглянула на него, и творческая отвлеченность сменилась ярким воспоминанием о его прикосновении.

– Действительно. Так значит, тебе это нравится. – Она осторожно взялась за головку члена и отвела крайнюю плоть.

– Слишком сильно. – Положив руки ей на талию, он посмотрел на нее, настоящую, с горящими глазами, готовую прожить ту жизнь, в которой он когда-то отказал ей. – Джейн, давай покончим с этим.

– Я могу быть тем, кем захочу. – Она махнула рукой в сторону статуи. – Я буду жить там, где захочу. Я была угнетена, ото всех заперта, но я могу еще вырасти.

– Я тоже. – В его голосе звучало вожделение, но Джейн не поняла, что он имеет в виду.

– Я хочу, чтобы ты снял ботинки.

Она хотела видеть его полностью обнаженным. Он предоставлял ей свое тело в обмен на то, что она будет иметь с ним близость.

Но имело ли это теперь значение?

Опустившись на деревянный пол, он взялся за ботинок.

Она стала на колени рядом и отвела его руки.

– Я сама.