— А в чем это они у вас выпачканы? — тихо произнесла она.
И тут к своему ужасу я увидел отчетливые бурые пятна крови на кайме подошв.
— Сам не знаю, — пробормотал я и убрал ноги под стул. — Может, кирпичная пыль? Я вчера на стройке рабочих опрашивал.
— Ну да, — произнесла женщина. Губы ее были напряжены. — Очень похоже на кирпичную пыль. Просто поразительное сходство…
Я встал, чувствуя, как начинает полыхать мое лицо.
— Больше не буду вас мучить своими вопросами, —пробормотал я, пятясь к выходу. Мною овладело жуткое желание снять с себя кроссовки и вышвырнуть их из квартиры.
— Я вас не провожаю, — произнесла женщина и прикрыла глаза.
Я быстро вышел из квартиры, закрыл за собой дверь, спустился вниз и там, у окна, внимательно осмотрел подошвы кроссовок. Проклятье! Это, конечно, кровь. И вдова это поняла сразу. Теперь мне остается только гадать, что она обо мне подумала и как скоро позвонит в милицию. Выходит, это я вчера выпачкался и до сих пор не обратил внимания. Позор мне! Такое головотяпство!
Я вышел на улицу, пересек проезжую часть и по ступенькам спустился в сквер Руданского. Газоны были влажными, всю ночь работали поливальные системы. Я пошел по траве, подошвы кроссовок со свистом скользили по ней. У неработающего фонтана, бордюр которого служил бомжам и нарами, и столом, я остановился и еще раз осмотрел подошвы. Вроде чисто. Но дотошная экспертиза может найти мельчайшие частички засохшей крови.
— Какой размер нужен? — спросил меня торговец обуви. — Сорок второй? Но носим сорок третий? Тогда возьми этот сорок первый, как раз будет.
Как ни странно, торговец совершенно точно определил размер моей ноги. Я примерил предложенные им кроссовки — почти такие же, как и мои, только с серыми вставками — и ноги почувствовали комфорт. Старые я положил в пакет и по пути на пункт приема платежей отправил их в мусорный бак.
Я зашел в офис, где принимали оплату за мобильные телефоны. На двери воззвание: «Закрывайте дверь, в зале работает кондиционер!» Судя по невыносимой духоте и жаре, в зале работал не кондиционер, а нагреватель для финской сауны. Я встал у бронированного стекла, за которым сидела оператор. Выдвинулся лоток для денег, словно загребущая ладонь попрошайки.
— Говорите номер, — сказала женщина через динамик.
Я по памяти назвал номер, который набрала на моем мобильнике девушка в красной юбке и который, по моему недавнему заблуждению, принадлежал убитому водителю «девятки» Вергелису. Оператор защелкала по клавиатуре компьютера, глянула на экран и уточнила:
— Зинчук Олег Иванович?
— Ага, — кивнул я.
Оператору что-то не понравилось, она нахмурила выщипанные донельзя ниточные брови, еще несколько раз щелкнула по клавиатуре и сказала:
— Ваш телефон временно заблокирован. Обратитесь в отдел финансового контроля.
Я сразу забыл про оператора, про финансовый контроль и вышел на улицу. Наконец-то туман немного развеялся и прояснились робкие контуры Истины. Я заполучил ФИО преступника, щедрого клиента Вергелиса, который два дня катался в его машине по городу, а на третий день влепил бедному водителю пулю в затылок. Этот человек, Зинчук, следил за агентством, требовал от Ирины номер моего телефона, подослал ко мне пуделя, а позже звонил мне, выдвигая свои требования. В тот момент, когда я перегородил «девятке» путь, Зинчук, испугавшись, что сейчас будет разоблачен, убил водителя и незаметно выбрался из машины. По злому умыслу или случайно, но тем самым он решил две задачи: убрал свидетеля и кинул на меня тень.
Вынув из чехла мобильник, я сжал его в ладони, словно гранату, которую собирался метнуть. История с наглецом, который пытался меня запугать, не закончилась. Она продолжается и уже оставила первые кровавые следы. Я включил телефон. Он быстро загрузился и пискнул, известив о приходе электронного письма. Латинскими буквами, но по-русски на дисплее было написано: «Ту zrja pytaeshsja sprjatat'sja ot menja. Ne delai sebe huzhe!» и второе сообщение: «Posmotri pochtu па Internete!» Вот же подонок! Он продолжает запугивать меня! Я остановился и прикусил кончик антенны. Оба сообщения были отправлены сегодня утром. Наверняка убийца пытался позвонить мне, но мой телефон был отключен.
Что самое скверное в этой истории — — негодяй Зинчук может расправиться с Ириной, как с легкостью поступил с водителем. Я немедленно позвонил ей домой и прослушал ровно десять длинных гудков. Ее нет дома или же не поднимает трубку. Вот же упрямая у меня сотрудница! Я позвонил Никулину.
— Опять с соседями пьянствуешь? — строго спросил я. — Да брось ты! — охрипшим голосом ответил Никулин. — Все расползлись. Боятся заразиться вирусом. Моя квартира напоминает им секретную биологическую лабораторию по созданию смертельных штаммов.
— Ты где слов таких нахватался? — усмехнулся я. Каждое мгновение бездействия угнетало меня, как и пустой разговор с больным сотрудником, но я не хотел демонстрировать Никулину своей озабоченности. Нечего пока поднимать панику, вызывать на себя шквал упреков и незаслуженных обвинений: «Ты чудовище! Ты же угробил девчонку!»
— Просьба к тебе, — нейтральным голосом произнес я. — Позвони Ирине, попроси ее срочно связаться со мной.
— А почему ты сам ей не позвонишь?
— Она определяет мой номер и не снимает трубку.
— А я, значит, должен исполнить роль троянского коня?
— Не самая ведь тяжелая роль, верно? И не часто я обращаюсь к тебе с просьбами.
— Никак не пойму, что между вами происходит? — проворчал Никулин, но я понял: он сделает, что я попросил.
7
Я должен был убедиться, что Ирина в безопасности. Надо попытаться вразумить ее, объяснить, что к угрозам человека, застрелившего водителя, надо относиться серьезно.
Я пил кофе в прибрежном кафе и не замечал его ужасного вкуса.
— Не отвечает Ирина, — сказал Никулин, когда я допил кофе. — Не отвечает ни по домашнему телефону, ни по мобильному. Это плохо. Очень плохо.
— Мобильный отключен или не отвечает? — уточнил я.
— Не отвечает.
Я кинул на стойку какую-то купюру и выбежал на улицу. Попытался призвать себя к спокойствию, но ничего не получилось. Какое, к черту, спокойствие! Быстрым шагом, чтобы не слишком привлекать к себе внимание, дошел до машины. К Ирине домой, как можно быстрее! Ее дом на улице Халтурина, рядом со сквером. С ее балкона, если чуть сдвинуть в сторону, как жалюзи, разросшийся виноград, видна полоска моря и корабли, похожие на расставленные по игровому полю фишки. В прошлом году, Восьмого Марта, мы с Никулиным приволокли к ней мангал, поставили его на балконе и стали жарить шашлыки. Пили «Киндзмараули», танцевали с Ириной по очереди…
Я звонил и стучался в дверь ее квартиры. Потом стал звать ее, прикоснувшись губами к замочной скважине. Эхо металось по этажам. Открылась дверь напротив. На пороге появился худой парень в кухонном фартуке, одетом на голый торс. Руки у него крупные, угловатые, красные. Вместе с ним на лестничную площадку выплыл тяжелый запах жилья, насыщенный букет стирки, детских несвежих ползунков, подгоревшей молочной каши и еще какого-то варева — порошкового супа, что ли?
— Иришка, что ли, нужна? — спросил он, вытирая руки липкой от жира тряпкой.
Никогда не привыкну, что у Ирины есть своя личная жизнь, свои соседи, друзья, которых я никогда не видел и возможности существования которых даже не предполагал. Мне не только странно было слышать слово «Иришка» из уст незнакомого мне человека. Мне показалось кощунственным, до наглости фамильярным, что этот пропахший вареными помоями и пеленками типчик смеет называть так девушку, которая стоит на недосягаемой для него высоте. Какая она ему Иришка? Ирина Юрьевна в лучшем случае! А еще лучше — госпожа Гусарова.
— Где она может быть? — спросил я.
Соседу было приятно оттого, что сейчас его слова будут внимательно выслушаны, что они имеют большое значение для меня. Счастье для дурака —обладать информацией, которой ни у кого нет. Смакуя мгновение, он начал тянуть время, нарочито почесываться, морщить узкий лоб.
— Так, — сказал он и посмотрел на потолок. — Где может быть Иришка? Будем рассуждать логически…
Пока он загибал пальцы и мычал, строя догадки про магазин или работу, работу или магазин, я еще несколько раз ударил по двери кулаком — уже в полную силу, вкладывая в удары раздражение.
— Вашей балконы рядом? — оборвал я его глубокомысленный вывод о том, что, скорее всего, Иришка на работе.
— Чьи балконы?
Он был не в состоянии так быстро менять темы, и я, оттолкнув его в сторону, зашел в дурно пахнущую квартиру. Заглянул на кухню, где на веревках сохли какие-то тряпки, а на залитой бурой жижей плите испускал зловонный пар облупленный бак; забрел в комнату, не менее омерзительную, прошелся по разбросанным по полу трусам, носкам, лифчикам, газетам, соскам и погремушкам к балконной двери и распахнул ее.
— Помочь чем-нибудь? — участливо спросил меня хозяин.
Я встал ногами на перила, перебрался через перемычку и оказался на балконе Ирины. Чтобы сойти на него, пришлось оторвать несколько лоз. И вот я в совершенно другом мире! Чисто. Под ногами коврик из вьетнамской соломки. У перегородки — кресло. Рядом с ним столик из дубовой столешницы с кручеными можжевеловыми ножками. Ирина любит красивое. У нее замечательный вкус. В мебели, еде, литературе, машинах, одежде, макияже она знает толк, знает меру, и этой изысканной избирательностью выделяется среди толпы… Вот только одна штучка портила вид балкона — местами поржавевший мангал. Тот самый, который приволокли на Восьмое Марта мы с Никулиным. Могла бы выбросить или подарить соседу. Нет, оставила, хотя прошло уже больше года. Тихая память о шумном празднике.
Через форточку я открыл запор балконной двери и зашел в комнату. Гнездышко одинокой, романтической женщины. Вещей мало, но каждая из них — красива. И ворсистый овальный ковер с греческим рисунком, и деревянные резные стулья из темно-красного дерева, и африканские маски на стенах, и керамические сосуды-портреты моче, и картины: море, скалы, сосны и чайки. Я зашел в спальню. И здесь безупречный порядок. Если бы я не знал Ирину, то можно было подумать, что хозяйка нарочно навела марафет, будучи уверенной, что к ней сегодня припрется мужчина с обыском. Холл, кухня, ванная — все в идеальном сочетании, без громоздких излишеств, поистине аскетический интерьер, в котором улавливается спокойное, терпеливое ожидание счастья. Нечто подобное я видел в дорогих журналах о дизайне и искусстве оформления жилища.
Я снова пошел по квартире, на этот раз пытаясь найти хоть какую-нибудь деталь, по которой можно было бы судить о том, каким было для Ирины утро, с каким душевным настроением она вышла из дома. Ванная. Щетинка зубной щетки влажная. Дно раковины покрыто капельками воды. Мыло еще не высохло… Теперь снова на кухню. Раскрыл холодильник. На верхней полке размораживается кусочек ровной телятины. В прозрачном пакете прохлаждается кудрявый зеленый салат. В масленке — масло и сыр. В пластиковых коробочках всего понемножку: ломтик ветчины, несколько долек апельсина, морковь по-корейски, соленые каперсы… Чем-то это похоже на тот набор, который я купил в ночном магазине. Я потрогал чайник — теплый.
Я вернулся в комнату и сел в кресло рядом с телефонным аппаратом. Придвинул к себе коробочку с листочками для записей. Листочки чистые, но на верхнем отчетливо видны вмятины от шариковой ручки. Ирина что-то торопливо писала, по своему обыкновению сильно нажимая на ручку. Возможно, взяла листочек с текстом с собой, возможно — выбросила. Но если очень постараться, то по вмятому следу можно прочесть… Я поднял коробочку с листочками и, покачивая ее на ладони, стал выбирать ракурс, чтобы тень была наиболее выражена… Так, вижу: «Гор. болн. № 1». На следующей строке: «4 отд. 12 палата». Что это может значить? Координаты больничной палаты. Кто-то передал их по телефону?
Телефонный аппарат поближе. Давай, родной, выдавай информацию! Определитель номера и память входящих звонков — гениальное изобретение. Я стал нажимать на клавиши, выясняя, от кого поступали сюда звонки. Самый последний — в десять часов тридцать минут. Номер неизвестный, но, скорее всего, это я звонил из кафе. Минутой раньше я звонил с мобильного… А вот еще один входящий — в десять часов десять минут, но определитель его не распознал, на дисплее значатся одни прочерки. Может, это звонил Зинчук? Вот же негодяй! Похоже, мокрушник добрался до нее! Что он ей говорил? Угрожал? Или же пытался хитростью выманить из квартиры?
Я снова взглянул на листочек бумаги с вмятиной от шариковой ручки. Кажется, все складывается. Зинчук позвонил Ирине и что-то сказал ей про Первую горбольницу. Может, солгал, что со мной стряслась какая-то беда. Ирина быстро собралась и поехала.
Я вскочил на ноги. Необыкновенно сильное вол-. нение охватило меня. О-е-ей, не опоздал ли я? Не слишком ли я долго испытывал терпение Зинчука? Ирина, где ты? Что с тобой? Уже без всякой надежды услышать ее голос, я позвонил ей на мобильный. На этот раз оператор ответила, что «абонент недоступен». Это может означать, что телефон отключен, или у него разряжена батарея, или он испорчен, разбит вдребезги, расплющен под колесами…
Прочь, прочь дурные мысли! Я глянул на часы. Одиннадцать десять. Прошел уже час, как Ирине позвонил Зинчук. Прошел уже целый час, как Ирина перешагнула грань, за которой властвовала беда. — Справочная? — громко говорил я, нервно расхаживая с трубкой по комнате. — Дайте мне телефон Первой горбольницы! Четвертое отделение долго не отвечало. Ну, давай же, давай! — мысленно подгонял я то ли дежурную медсестру, которая отлучилась со своего поста, то ли врача из ординаторской. Наконец, кто-то ответил: старческий, немощный голос.
— Пожалуйста! — взмолился я. — Позовите кого-нибудь из двенадцатой палаты.
— Из какой?
— Из двенадцатой! — рявкнул я с такой силой, что тонким мелодичным пением отозвались из бара хрустальные бокалы.
•— Из двенадцатой! — протянул старичок. — Да нет у нас такой. У нас всего десять палат в отделении, молодой человек…
Я кинул трубку в гнездо и схватился за голову. Худшие опасения сбылись. Гнус Зинчук выманил Ирину из дома. Наверняка он перехватил ее где-то на полпути к больнице… Я принялся набирать номер его мобильника. Пусть ставит мне любые условия, но оставит Ирину в покое. Но — проклятье! «Абонент заблокирован». Исчез Зинчук!
Кто-то позвонил в дверь. Мое сердце встрепенулось с робкой надеждой, и я кинулся в прихожую. Может, это она. Из магазина. С увесистыми пакетами. Нахмурится, увидев меня, скажет, что в гости меня не ждала и что негоже без спросу шарить по ее квартире. Я возьму из ее рук пакеты. Она скинет туфли, босиком пройдет на кухню, устало опустится на плетеный стульчик…
Я распахнул дверь. На пороге стоял сосед.
8
— Вы так кричите, что я не слышу телевизора! Я захлопнул дверь перед его носом. Чуда не произошло. Я торопливо я набрал номер справочной. — …Мне ну ясен домашний адрес Зинчука Олега Ивановича!
Монотонный голос продиктовал мне адрес: Зинчук Олег Иванович живет на улице Гоголя. Это в двух шагах от стадиона «Авангард». И в трех шагах от дома, где я живу!
Я вышел из квартиры Ирины через дверь. Сосед подглядывал за мной через узкую щель. Я толкнул его дверь ногой и захлопнул ее, чтобы он не отравлял вонючими миазмами лестничную площадку, по которой всего час назад ходила Ирина. Понесся вниз, перепрыгивая через ступени. Где сейчас негодяй Зинчук? Вряд ли он дома. Как гад ползучий, затаился где-нибудь… Сев в авто, я помчался по улицам, не обращая внимания на красные сигналы светофоров.
Вот и улица Гоголя. Я наехал на клумбу, заглушил мотор и выскочил из машины. Пробежался вдоль ряда двухэтажных особняков, где же этот дом? Нумерации не было никакой. Я спрашивал адрес у старушек, сидящих на лавочке в тени деревьев. Все показывали в разные стороны. Тогда я назвал фамилию.
— С этого бы и начали. — Маленькая, исхудавшая женщина с блеклыми водянистыми глазами стала охотно и подробно разъяснять: — Нумерация домов у нас ни о чем не говорит. Каждый расширяется и пристраивается как хочет. Зинчук живет наверху, в чердачной надстройке.
Я поднялся по красной от ржавчины лестнице к самой верхней надстройке. Перед тем как постучаться в дверь, я подумал, что же я скажу ему? Драться? О какой драке речь? Нет, я иду сдаваться. «Я готов принять все твои условия, но если с головы Ирины хоть волосок упадет…» Я произнесу эти слова с порога, сразу же…Постучал. Затаив дыхание, прислушался. Шаги, явно мужские шаги, широкая, твердая поступь. Распахнулась дверь. Я увидел парня в широких шортах и майке. Слова, которые я приготовил, застряли у меня в горле. Без удивления и даже приветливо он смотрел на меня.
— Ты Зинчук? — спросил я.
— Я.
— Э-э-э… Олег Иванович?
Парень кивнул, подцепил ногами шлепанцы, надел их и вышел ко мне, на хлипкую площадку из листового железа.
— Это мой батя. Он внизу, в гараже, ждет вас.
— Ждет?
— Ну да, он предупредил, что вы придете, и чтобы я вас проводил к нему. Идемте! — Парень стал спускаться. — Тут осторожней, пожалуйста, можно здорово навернуться. Нога попадет между прутьями арматуры, и готово. Я уже как-то раз спикировал…
Я не был уверен, что Зинчук ждал именно меня — это было уже слишком, почти что мистика, — и все же покорно пошел за мальчиком. Вот еще одно доказательство того, что образы преступников далеко не всегда вписываются в наше представление о них. У Зинчука есть сын, его знают соседи, внизу у него гараж. А знает ли сын, что сотворил вчера вечером его папаша?
Мы спустились вниз. Старушки с нездоровым любопытством уставились на нас. Теперь весь двор будет знать, что в полдень к Зинчуку приходил гражданин в джинсах и темно-синей футболке. Может, таким простым способом Зинчук на всякий случай обезопасил себя? Вдруг я иду к нему с одной конкретной целью — прибить ударом молотка по голове? Парень обошел кучу угля и приоткрыл створку гаражных ворот.
— Па! — сказал он в сумеречную утробу гаража. — Тут к тебе! — И жестом пригласил меня зайти.
Проем оказался слишком узким для моих плеч, и я сдвинул створку сильнее. В нос шибанул запах бензина, смазки, резины. Посреди гаража темнела груда железа, отдаленно напоминающая автомобиль. На многочисленных полках и крючках лежали и висели инструменты, шланги, измерительные приборы, бутылки с темной маслянистой жидкостью, зубчатые ремни, старые, почерневшие от пыли фильтры, камеры, колпаки от колес. Среди всего этого хлама я не сразу заметил рослого мужчину с темной жесткой бородкой. Увидев меня, как давнему приятелю, кинул: — А, здорово! Проходи!
Переступив через лоток, доверху наполненный отработанным маслом, он протянул мне черный от грязи кулак, подставляя для пожатия относительно чистое запястье. Слесари на автосервисе здороваются только так.
— Видел мою коллекцию? — спросил он, не дав мне раскрыть рта, и кивнул на стену, где висели колпаки для колес. — Сорок две модели из двадцати стран мира! И что самое интересное — все это я собрал на обочинах и мусорках нашего города. А теперь люди ко мне приходят и просят: Иваныч, продай колпак, я свой где-то потерял… Впечатляет, да?.. А как тебе вот это? — Он обошел раскуроченный автомобильный агрегат, сорвал промасленную тряпку и, с гордостью подбоченившись, кивнул на огромный зеленый мотоцикл без заднего колеса. — Ты на фирму, на фирму смотри! Настоящий «Хам— мер», между прочим! Хочешь посидеть? — Нет, не хочу, — признался я, не в силах привести в порядок мысли.
— Напрасно, — без особого сожаления ответил хозяин гаража. — Такой шанс я бы не упустил. Ну а твоя тачка где?
— Там, у клумбы, — ответил я.
— А чего не подгоняешь? Я что, у клумбы ее делать буду?
И тут я понял, что ошибся. Либо это был не Зинчук, либо Зинчук, да не тот, который мне нужен. Я сник. Бородатый заметил это и уточнил:
— Какой-то ты вареный… Или это не ты? — Он отступил на шаг и склонил голову, глядя на меня под другим ракурсом. — Это с тобой мы договаривались насчет промывки инжектора у «десятки»?
Я отрицательно покачал головой.
— Так чего молчишь? — с недоумением произнес он. — Машина у тебя какая? Что с ней?
— С машиной у меня все в порядке, — ответил я, вынимая из чехла мобильник и выводя на дисплей номер убийцы. — Як вам по другому поводу. Посмотрите, этот номер вам знаком?
Бородатый пригнул голову, глядя на дисплей, и обрадовано протянул:
— У-у-у! Да это ж мой номер! Точнее, бывший мой номер. Посеял я свою мобилу на пляже. Или сперли у меня ее, не знаю. Да я уже себе новую купил! А ты ее нашел, что ли?
— Нет, не нашел, — упавшим голосом ответил я. Зинчук меня уже не интересовал. Я слишком много поставил на него, и проигрыш оказался катастрофическим. Опять я никак не мог повлиять на судьбу Ирины, а время шло, и я ничего не знал о ней, и не располагал ни единой, даже самой пустячной зацепкой. Убийца по-прежнему был недосягаем.
— А откуда эк у тебя этот номер? — спросил Зинчук, но, как мне показалось, без всякого интереса. Он посмотрел на полку, где стоял ряд бутылок с маслами, тормозной жидкостью, тосолом, омывателем, выдернул из строя одну из них, ополовиненную, с прозрачной бесцветной жидкостью, и поставил на столярный стол.
— Вчера вечером мне позвонили с этого телефона, —рассеянно ответил я, раздумывая, куда мне теперь мчаться, кому звонить, кому бить морду.
— Вот же подлюка где-то ходит! — покачал головой Зинчук и налил из бутылки в пластиковые стаканчики.
— Украл, так еще и названивает всем подряд… Ну, давай, бери! Спасибо, что побеспокоился. А я уже себе новый телефон купил. Классная модель, в ладонь умещается. А тот заблокировал. Хрен воришка теперь моей карточкой воспользуется!
Я держал в руке пластиковый стаканчик. Мне еще ни разу не доводилось пить техническую жидкость, но я уже был морально готов сделать это. От тоски еще не то выпьешь.
— И давно украли?
— Да дня три уже прошло, — ответил Зинчук, ловко вытряхнул из залапанной пачки сигарету, поймал ее губами и прикурил от зажигалки. — Да, точно, три дня назад. Во вторник. И чего меня на пляж понесло? Я на море как-то не очень люблю ходить. Там же раздеваться надо. А я, когда был молодой да глупый, сделал себе такую татуировку на груди, что сейчас даже сам без стыда смотреть на нее не могу. Поверишь — увижу себя в зеркале и краснею. А тут думаю: дай схожу, искупнусь, приезжие за это удовольствие бешеные деньги тратят, а мне как бы на халяву достается. Телефон, дурила, в штанах оставил и пошел в воду. И только дома заметил, что мобильник — ку-ку… Да ты пей, не горюй!
— Это что, тормозная жидкость?
— Вряд ли, — ответил Зинчук с самым серьезным видом, но при этом все же пожал плечами.
Вряд ли, так вряд ли. Я выпил залпом, даже не почувствовав вкуса жидкости, и молча вышел из гаража.
9
Время шло. О судьбе Ирины мне по-прежнему ничего не было известно. И об убийце я не знал ровным счетом ничего. К центру я катился в полной прострации, с упертой настойчивостью названивая Ирине то домой, то на мобильный. Результат был все тот же: она не отвечала.
Я притормозил рядом с женщиной средних лет, которая стояла на обочине и кидала вопросительные взгляды на машины. Она немедленно подошла к машине, поставила локти на опущенное стекло и очень мило улыбнулась.
— Хотите отдохнуть? У меня все девочки как кошечки: и симпатичные, и ласковые, и нежные…
— И приучены к лотку, — добавил я.
— Что? —не расслышала сутенерша. — Как вы хотите?
Я кивнул, приглашая женщину в машину. Торопясь, чтобы я не передумал, она села рядом.
— Для такого видного мужчины я подберу самую-самую, — пообещала она, глядя на меня, как голодный на бифштекс. — Вы предпочитаете блондинок или брюнеток?
— Подождите, — остановил я ее красноречие взмахом руки. — Спокойно… Мне очень понравилась одна ваша девочка…
— Так, — кивнула женщина, уже мысленно прикидывая, сколько с меня можно будет содрать, ежели девочка «очень понравилась».
— Как зовут — не знаю. Высокая, метр семьдесят пять как минимум, — стал обрисовывать я портрет путаны. — Тоненькая, как карандаш. Волосы прямые, черные, до плеч. В ушах серьги в виде тонких золотых колец. Была в красной юбке и маечке «боди». У нее белая сумочка с золотым замочком…
Я шпарил как по написанному. Сутенерша слушала меня очень внимательно, от старания даже наморщила лоб. Ей очень хотелось помочь мне разыскать эту девушку, и все же она отрицательно покачала головой.
— Что-то я не припомню тонкой, как карандаш, девушки в красной юбке, — пробормотала она. — У меня девчата все как на подбор, что спереди, что сзади — весь рельеф в наличии. Сейчас мужчинам нравятся рельефные девушки, а не тонкие. Может, вы ошиблись?
Нет, я не ошибся. Я закрывал глаза и видел ее вытянутое личико как наяву. Сутенерша потеряла ко мне интерес. Она вышла, заняла прежнюю позицию на обочине и стала провожать долгим взглядом каждую проезжающую мимо машину.
Опять облом. Облом по всем фронтам! Мне никак не удавалось выяснить личность убийцы, незаметно приблизиться к нему и навязать ему свои правила игры. Слишком рискованно было испытывать его терпение, и мне ничего не оставалось, как смириться и делать то, что он мне приказывал. Текстовые сообщения, которые он прислал мне утром, остались в памяти мобильника, и я снова прочитал их. «Ты зря пытаешься спрятаться от меня. Не делай себе хуже!» И второе: «Посмотри почту в Интернете!» Коль краденый телефон Зинчука был уже заблокирован, то, по-видимому, убийца решил присылать мне инструкции по электронной почте.
Мне не терпелось узнать, какое послание отправил мне убийца по «мылу». Я спустил с поводка воображение, но даже приблизительно не мог представить, что от меня потребует незнакомец. Не доехав до своего подъезда, я притормозил. Милицейская машина сдавала назад по узкой пешеходной дорожке, и люди вынуждены были сходить на газон. Дебелая мамаша, сделав безуспешную попытку выкатить коляску с дорожки, стала почем свет ругать милиционеров. К ней присоединился пенсионер в белой кепке. Машина остановилась. Из нее вышел милиционер. Не обращая внимания на шумных граждан, он поправил головной убор, дернул плечом, на котором висел автомат, и пошел прямиком к моему подъезду. Нет, это не совпадение. Блюститель порядка идет по мою душу. Или вдова Вергелиса пустила милицию по моим следам, или тот гаишник, который напомнил мне про фары, с опозданием поднял тревогу.
Пришлось уносить ноги через чужие дворы. Машиной пользоваться слишком рискованно. Это клейменый объект, в ней я как ряженый, которого увидишь за версту и в любой толпе найдешь.
Выйдя на дорогу, я остановил такси. Сел на переднее сиденье. Машина качнулась на рессорах.
— Прямо езжай!
Адрес агентства не стал называть. Таксисты слабо запоминают внешность клиента. Зато адрес, куда его надо везти, остается у них в голове надолго. Адрес — это трансформированные деньги, коммерческий интерес. Такие вещи не забываются. Потому лучше гонять его по городу «вслепую».
— Теперь правее… За светофором налево…
Водитель уже думает не о конечной цели, где произойдет расчет, а о том, чтобы не нарушить правила, выполняя прихоти клиента. По себе знаю, как это раздражает.
Мы проехали мимо агентства. Окна закрыты, шторы задернуты, у подъезда не видно ни машин, ни людей. Проехали еще квартал. Я попросил остановиться и рассчитался. Водитель остался доволен, и я тоже: если вдруг его станут допрашивать, он не сможет внятно объяснить, какая улица мне была нужна. К агентству я шел не самым коротким путем, словно Сталкер из фильма Тарковского: кратчайший путь, движение напрямик смертельно опасны.
Я присел у бордюра, делая вид, что перешнуровываю кроссовки. Дверь в агентство закрыта, на наличнике, словно капелька крови, алеет лампочка сигнализации. Но, может, это приманка? Не ждут ли меня внутри агентства бравые парни, лениво развалившись в креслах и без интереса перебирая бумаги?
А вот и надежный информатор! У входа в агентство, вытянув пыльные лапы, развалился пес Байкал. Млеет на солнце, греет тощие ребра. Я прикормил его, и с тех пор барбос с усердием изображает службу: когда в агентстве никого нет, он его «сторожит». Стоит только зайти в офис, как пес «сдает дежурство» и уходит по своим делам. Если бы внутри сидели гости, Байкал не лежал бы сейчас у порога.
Я доверился мохнатому бродяге и направился к двери. Услышав шаги, Байкал открыл глаза, пошевелил бровями, будто настраивал резкость и, не вставая, стал шлепать хвостом по асфальту. Я открыл ключом дверь, отключил сигнализацию. Байкал лениво поднялся на лапы и тотчас принялся неистово чесать за ухом. Я позвонил на пульт и сказал пароль. Байкал глянул на меня, мол, ты ничего не забыл мне дать? — и побрел в сторону мусорных баков… Я зашел к себе, сел перед компьютером и придвинул клавиатуру. Чудак я, однако. Моя непредсказуемость и парадоксальная непоследовательность иногда меня же и пугает. Насколько я был осторожен в такси, насколько осмотрительно приближался к двери агентства, настолько сейчас был шалопутным. Самолично доложил оператору вневедомственной охраны, что, мол, я, Кирилл Вацура, только что открыл дверь своего агентства и зашел внутрь. Приезжайте, берите меня, тепленького. Почему же я спокоен? Полагаюсь на интуицию?
Компьютер загружался, урчал электронными мозгами, булькал, словно закипающий чайник. Как долго! Быстрее же, быстрее! Сейчас многое прояснится. Сейчас я получу хоть какую-то информацию! Даже самая скверная новость станет для меня, что глоток свежего воздуха для задыхающегося под водой аквалангиста.
Компьютер издал звук, похожий на тот, с каким пачка газет падает на пол. Пришло электронное письмо. В графе «От кого» значилось «ComClub4». Тема — «Привет, дружище!» Отправлено сегодня утром в десять часов три минуты. Я открыл послание. «Кирилл! Я не намерен доставлять Ирине излишние страдания. Я буду вести себя с ней обходительно, гарантируя ей комфорт, тепло и сытость, насколько это возможно в моих условиях.
