— Если... ты не возражаешь, — сказал Билл, слегка заикаясь после быстрого бега, — я бы хотел обсудить один личный вопрос...

— Да ради Бога! — яростно взорвалась она. — Продолжай в том же духе, строй из себя идиота! Как будто меня это волнует!

Она взбежала по ступеням к люку и спустилась внутрь корабля. Билл с несчастным видом смотрел ей вслед. Позади него послышался смешок.

— Я бы на вашем месте не волновался, — произнес голос высокого человека. — Она скоро вернется.

Билл резко повернулся. Перед ним стоял все тот же худой длинноносый тип, которого он впервые встретил в качестве офицера, сменившего место его назначения с Денеба-17 на Дилбию. Он улыбался с неуместной веселостью. Билл не улыбнулся ему в ответ.

— Почему вы в этом так уверены? — огрызнулся Билл.

— Во-первых, — ответил высокий, — потому что я знаю ее значительно лучше, чем вас. Во-вторых, я знаю еще кое-что, чего вы не знаете. Прежде всего, нетрудно догадаться, что она влюблена в вас.

— Она... что? — переспросил Билл, оборвав фразу на полуслове, и вытаращился на собеседника.

— Она ничего не может с собой поделать, — сказал тот, и его улыбка стала еще шире. — Видите ли, сердцем она — дилбианка. И вы тоже.

— Дилбианин? — Билл окончательно утратил способность соображать.

— Ну, ваше тело и разум человеческие, — сказал высокий. — Но вы в большой степени дилбиане — особенно вы, Билл, — исходя из черт вашего характера. Вас обоих тщательно отбирали. Грубо говоря, вы обладаете личностью героя-дилбианина настолько, насколько может обладать ею человек. А Анита, соответственно, обладает личностью героини-дилбианки. Вы вряд ли могли бы что-то поделать с вашим влечением друг к другу...

— Вот как? — мрачно прервал его Билл, возвращая разговор к главной теме, которая была у него на уме. — Давайте забудем об этом на какое-то время, ладно? Вы ведь Лейф Гринтри, так?

— Боюсь, что так, — ответил высокий, продолжая улыбаться.

— И вы никогда не были офицером по назначениям? И никогда не ломали ногу, верно?

— Нет, и я боюсь, что это был тот минимум необходимой дезинформации, которую нам пришлось вам дать, — засмеялся Гринтри. — И это того стоило, — от того, что вы здесь совершили, захватывает дух. Понимаете, вас использовали без вашего ведома...

— Это я уже понял, спасибо, — язвительно сказал Билл. — Собственно, я понял несколько больше, чем вы могли подумать. Я знаю, что здесь произошло на самом деле, и могу предположить, какого рода план вы представили вашему начальству, чтобы меня направили сюда. Мюла-ай сказал мне, что меня швырнули сюда, без подготовки и информации, для того, чтобы внести замешательство в возникшую ситуацию и дать вам шанс закрыть безнадежный проект, не потеряв при этом лицо. Вот какую идею вы предложили своему руководству. Но у вас было на уме кое-что еще, не так ли?

Улыбку на длинном лице Гринтри сменило озадаченное выражение.

— Кое-что еще... — начал он.

— Именно! — бросил Билл. — Вы не просто хотели, чтобы я спутал здесь все карты; вы хотели, чтобы меня убили!

— Я хотел, чтобы вас убили? — изумленно переспросил Гринтри. — Но Мюла-ай никогда бы не пошел на такое, если только...

— Я вовсе не имею в виду Мюла-ая, и вы это знаете, — прорычал Билл. — Я имею в виду Костолома и поединок!

— Но мы никогда не думали, что вы будете драться! — запротестовал Гринтри. — Все, что вы должны были сделать, — укрыться в Представительстве. Костолом со своими разбойниками никогда не пошел бы за вами в деревню. Вы были бы в полной безопасности...

— Ну конечно, — сказал Билл, — так вы и объяснили вашему руководству, верно? Вот только сами вы знали лучше. Вы знали, что мне придется участвовать в этом поединке — если Красотке пришлось буквально тащить меня туда!

— Красотке? — сказал Гринтри. — При чем здесь вообще Красотка?

— Только не притворяйтесь, что вы не знаете. Анита не знала, — сначала я думал, что она знает, но было ясно, что она вообще не понимает мужчин-дилбиан. Она думала, что Еще-Варенья — всего лишь посмешище, а не главный в деревне. И Мюла-ай этого тоже не знал. Но вы должны были понять это несколько раньше, и вам стало ясно, что вы вели себя с дилбианами совершенно не так, как следовало. Официально Служба Внеземных Культур не могла обвинить вас в том, что вы не поняли этого вовремя, но неофициально то, как вы опростоволосились, стало бы предметом для шуток на всех уровнях Службы. И это могло бы лишить вас всех надежд на дальнейшую карьеру. Так что вы подстроили так, чтобы я был убит, и тогда проект был бы закрыт не «временно», но полностью замят, а все записи были бы похоронены в файлах; и никто не узнал бы о вашем провале!

— Подождите минуту, — недоуменно сказал Гринтри. — Как я уже сказал, вас использовали без вашего согласия и ведома. Я подтверждаю это. Но все остальное — я даю вам слово, что я не больший злодей, чем Анита. Правда, я знал, зачем вас послали сюда, а она нет. Так что там насчет Красотки, которая притащила вас на поединок с Костоломом?

— Будто вы сами не знаете! — огрызнулся Билл, беря себя в руки как раз в тот момент, когда его голос угрожал сорваться на крик, слышный внутри курьерского корабля. — Вы думаете, вам удастся меня убедить? Вы слишком хорошо все организовали, чтобы это было случайностью; а раз вы все организовали, вы должны были понять дилбиан; а если вы их поняли, вы не могли не знать, к чему стремился Костолом.

— Я не...

— Да бросьте! — сказал Билл. — Вы все прекрасно знаете не хуже меня. Костолом хотел оставить разбойничью жизнь и остепениться, прежде чем начнет терять свою ловкость и силу. Он хотел уйти и стать добропорядочным жителем деревни, пока он еще был наверху, но не мог просто так отказаться от роли вожака разбойников без достаточных на то причин, если только не хотел потерять лицо, а это главное, на чем держится дилбианское общество. Так что он решил жениться на Красотке, а Еще-Варенья в качестве приданого разработал план, как ему перестать быть вожаком разбойников, не потеряв при этом лица.

— Какой план? — На нахмуренном лице Гринтри начало появляться заинтересованное выражение.

— Вы сами знаете! — прорычал Билл. — Всей Дилбии известно, что дилбианин — Ужас Стремнины — однажды боролся с человеком и проиграл, так что Еще-Варенья тоже запланировал устроить Костолому поединок с человеком, и Костолом мог бы сделать вид, что тоже проиграл. Поскольку проиграть он должен был человеку, он все равно оставался бы сильнейшим среди своих собратьев-дилбиан; но он мог бы воспользоваться своим поражением как оправданием для ухода из разбойников в новую жизнь в Мокром Носу. Это вас Еще-Варенья выбрал в противники Костолому, но, когда вы увидели надвигающийся поединок, вы устранились и подставили вместо себя меня. Предполагалось убить сразу двух зайцев — спровоцировать закрытие проекта и убраться с Дилбии до того, как поединок состоится. Потому что если бы вы прошли через этот поединок и остались в живых, вам пришлось бы объяснять своему руководству, как это у вас получилось, а тогда выплыла бы наружу вся история о том, как вы поняли секрет дилбиан и держали этот факт в тайне!

Билл замолчал. Гринтри как-то странно смотрел на него.

— Признавайтесь! — потребовал Билл. — Я полностью изобличил вас, и вы это знаете!

Но несмотря на сердитый тон его голоса, в душу Билла начало закрадываться некоторое сомнение. Трудно было поверить, чтобы Гринтри продолжал изображать полную невинность, услышав то, что сказал ему Билл. Если только он действительно был невиновен, но при всем том, что было известно Биллу, это было невозможно.

— Может быть, вы расскажете, — странным голосом сказал Гринтри, — что означает этот, как вы говорите, секрет дилбиан?

— Вы сами знаете! — рявкнул Билл.

— И все-таки расскажите, — настаивал Гринтри.

— Ладно, если вам так хочется и вы хотите удостовериться, что я все понял! — яростно сказал Билл. — То, что стало ясно вам, в конце концов стало ясно и мне — как раз вовремя, чтобы намекнуть об этом Костолому, в конце концов согласившись на поединок. Если бы он не понял этого, ему, вероятно, пришлось бы устроить настоящий поединок — лишь для того, чтобы быть уверенным, что я потом не расскажу другим дилбианам, что он преднамеренно мне проиграл. А настоящий поединок наверняка закончился бы для меня весьма печально!

— Но, — сказал Гринтри, — вы все еще не рассказали мне, что это за секрет дилбиан.

— Да они все делают иначе, вот что! — раздраженно выпалил Билл. — Дилбианин никогда не лжет, за исключением крайних обстоятельств...

— Мы знаем об этом, — начал Гринтри. — По законам горных племен это считается величайшим оскорблением...

— ...Но он никогда не говорит полной правды, если может как-то исказить ее, чтобы произвести иное впечатление! — сказал Билл. — Он ничего не признает и ничего не подтверждает. Он преувеличивает, чтобы преуменьшить, и преуменьшает, чтобы преувеличить. Он хвастает и бахвалится, когда хочет проявить скромность, и буквально трепещет от скромности и кротости, когда делает последнее предупреждение другому дилбианину, чтобы тот уступил или готовился к неприятностям. Короче говоря, дилбиане всегда поступают наоборот, наизнанку и задом наперед, из принципа!

Лицо Гринтри прояснилось.

— Вот, значит, как... — сказал он, трезвея. — Нет, это не может быть ответом. Мы давно пришли к выводу, что дилбианам присуща некоего рода всеобщая политическая система, или ментальность, в чем они сами бы не признались, — они достаточно хорошо взаимодействуют друг с другом как отдельные личности, и общество не играет для них особой роли. Но то, о чем вы говорите, не может быть ответом. Ни одна политическая система не могла бы существовать...

— О чем вы говорите? — резко сказал Билл. — У них совершенная политическая система. То, что имеет место здесь, на Дилбии, — это стопроцентная, подлинная, классическая демократия. Никто среди дилбиан не говорит другому, что ему следует делать. Под прикрытием набора внешне непоколебимых правил, таких как запрет на ложь, лежат невидимые, легко изменяемые правила, которыми и руководствуются дилбиане в своих действиях. Кроме того, независимо от обстоятельств, каждый дилбианин имеет равное право убеждать любого другого дилбианина согласиться с ним. Если с ним будет согласно большинство, для всех начинает действовать новое невидимое, непризнанное правило. Вот почему Еще-Варенья и Костолом являются хозяевами положения — они чемпионы по умению убеждать... короче говоря, они создают невидимые законы.

Гринтри уставился на него.

— В это трудно поверить, — медленно произнес он. — В качестве вожака разбойников Костолом возглавлял могущественную банду...

— Которая лишь забирала у селян то, что они были в состоянии отдать! — бросил Билл. — А если они брали у кого-то больше, селянин жаловался Костолому, который заставлял вернуть все обратно.

— Но, очевидно...

— Очевидно! — фыркнул Билл. — Вся суть поступков дилбиан в том, что то, что кажется очевидным, лишь маскирует реальность... — Он внезапно замолчал. — Что вы вообще здесь делаете? Пытаетесь убедить меня, будто то, что я вам рассказываю, вам неизвестно? Вы не хуже меня знаете, что дилбиане подвергли испытанию вас и Мюла-ая, чтобы посмотреть, кто в конце концов победит, — это вовсе не было состязанием между ним и вами в попытках склонить примитивных туземцев на свою сторону, как вам вначале казалось, — и именно эту историю вы старались любой ценой похоронить. Даже ценой моей жизни.

— Испытание? — Гринтри не отводил взгляда от Билла в течение всего разговора, но сейчас его взгляд был совсем другим. — Испытание?

— Вы сами знаете, — сказал Билл, но уже не столь уверенно. Или, подумал он, Гринтри говорит правду, или он лучший актер из всех когда-либо живших на земле.

— Расскажите, — хрипло сказал Гринтри.

— Что ж... сама идея сельскохозяйственного проекта по усовершенствованию дилбианского земледелия была спорной. Дилбиане размышляли, действительно ли им будет польза от тех преимуществ, о которых вы заявляли, или же во всем этом есть какой-то скрытый вред — так, как они обычно поступают. Селяне приняли вашу сторону, а те, кто принял другую, присоединились к разбойникам и стали поддерживать Мюла-ая. Затем они все сели и стали ждать, кто — человек или гемноид — нарушит возникшую патовую ситуацию, склонив ее в свою пользу. Послушайте, — почти умоляюще сказал Билл. — Вы же все это и так знаете!

Гринтри покачал головой.

— Я клянусь вам, — медленно сказал он, — я даю вам слово — я этого не знал. Никто в Службе Внеземных Культур этого не знал!

На этот раз Билл уставился на него.

— Но... — помолчав, сказал он, — если вы этого не знали, как же мог я все выяснить...

Он замолчал. Снова посмотрев на Гринтри, он увидел вновь возникшую улыбку.

— Я вам расскажу — если вы будете слушать, — сказал Гринтри.

— Я слушаю, — осторожно сказал Билл.

— Вы все выяснили, — начал Гринтри, и широкая улыбка озарила его лицо, — потому что вы — уникальный субъект важнейшего эксперимента по воспроизведению инопланетной психологии, который когда-либо проводился!

Билл подозрительно посмотрел на него.

— Это правда! — энергично сказал Гринтри. — Я собирался рассказать вам об этом, но вы начали говорить первым, и оказалось, что вы добились даже большего успеха, чем мы могли мечтать. Видите ли, вас послали сюда, на Дилбию, чтобы нарушить патовую ситуацию, возникшую между проектом и противостоянием гемноидов. И вы это сделали, но вы также дали нам совершенно новое понимание дилбианской натуры и доказали, что мы получили инструмент для взаимодействия с другими инопланетными расами, с которыми гемноидам не сравниться!

Билл нахмурился сильнее. Все, что он смог сделать после только что услышанного.

— Вы вовсе не были брошены на Дилбии на произвол судьбы, — сказал Гринтри. — Но кое с кем это однажды случилось. Это был Джон Тарди, тот, кого дилбиане прозвали Пол-Пинты. Лишь по чистой случайности и из-за нашего непонимания дилбиан он оказался в невероятной ситуации — перед лицом поединка с Ужасом Стремнины, и Ужас действительно хотел выиграть этот поединок.

— Я не понимаю, — слабо сказал Билл.

— Видите ли, — сказал Гринтри, — Джону Тарди удалось — почти чудом — оказаться на высоте. Ему удалось выиграть поединок с Ужасом и с честью выйти из ситуации. Это вопреки всем правилам. И выяснение того, как это могло произойти, стало проектом с высшим приоритетом, на который ушло несколько лет. Наконец был найден ответ — что-то вроде ответа.

— Какой?

— В ходе расследования выяснилось, — серьезно сказал Гринтри, — что склад личности Джона Тарди случайно оказался близок к дилбианскому. Было высказано мнение, что, вероятно, ему удалось выбраться из возникшей на Дилбии ситуации потому, что он мог мыслить в большей степени по-дилбиански, чем все прочие. Короче говоря, он, видимо, оказался как раз нужным человеком в нужном месте в нужный момент. И возникло новое понятие: понятие под названием «невольный агент».

— Невольный... — Даже сами эти слова звучали глупо в устах Билла.

— Верно, — сказал Гринтри. — Невольный агент. Человек, который не получает абсолютно никакой предварительной подготовки и, таким образом, не имеет видимых связей со своим начальством, но настолько хорошо вписывается в ситуацию, в которой оказывается, что в состоянии путем импровизации найти из нее выход. Разница между невольным и обычным агентом примерно такая же, как между старомодным водолазом в шлеме со шлангом, связывающим его с насосом на поверхности, и свободно плавающим аквалангистом двадцатого века.

Билл снова покачал головой.

— Невольный агент не только свободен импровизировать, — продолжал Гринтри. — Он вынужден импровизировать. И, идеально вписываясь в ситуацию вместе со всеми ее участниками, он не может потерпеть неудачу — мы надеемся — и обязательно найдет идеальное решение.

Последние слова глубоко проникли в душу Билла.

— Вы надеетесь... — горько повторил он. — Значит, я был невольным агентом?

— Именно, — сказал Гринтри. — Первым, — думаю, теперь их будет много. Конечно, мы подстраховались, делая ставку на вас, снабдив вас под гипнозом общей информацией о дилбианах и еще одним человеком со складом личности, близким к дилбианскому, — это была Анита. Но решение вы нашли самостоятельно. А теперь я узнал, что вы также догадались о таких чертах дилбианского характера и культуры, о которых мы до сих пор не знали. Но лучше всего то, что вы доказали работоспособность кое-чего, чем обладаем мы и в чем с нами не могут сравниться гемноиды.

Билл нахмурился.

— Почему? — спросил он. — Вы имеете в виду, что они не могут найти и послать своего собственного невольного агента? Почему?

— Из-за их эмоциональной ущербности! — Улыбка Гринтри стала чуть шире. — Вы не знали? В характере гемноидов есть одна жестокая черта, которая не дает им возможности испытывать хотя бы малейшую способность к сочувствию. Сочувствие — это, с эмоциональной точки зрения, способность влезть в чужую шкуру. Это то, чем обладаем мы, люди, но не обладают они. И вот почему ваша похожесть на дилбиан сработала именно таким образом. Это ничем бы не помогло, если бы вы инстинктивно не пытались думать так же, как они, чтобы понять их поступки.

Конечно, подумал Билл. Он сразу же вспомнил свою первую догадку о том, что, возможно, в характере дилбиан есть нечто большее, чем известно даже подготовленному агенту вроде Мюла-ая. Он вспомнил, как Мюла-ай воспринял как само собой разумеющееся, что Билл не сочувствовал Костолому, и даже воспользовался этим для объяснения собственной, гемноидной природы. Но Гринтри все еще продолжал говорить.

— Если бы вы только знали, — говорил он Биллу, — сколько миллионов людей на Земле и на вновь заселенных мирах мы просеяли, прежде чем найти вас — человека, ближе всего стоящего к дилбианам. И насколько наши будущие взаимоотношения с инопланетными расами зависели от вашего успеха или неудачи здесь. Знаете ли вы, что теперь перед вами открыта дорога к любой работе или учебе? Знаете ли вы, что с этого момента вы стали наиболее ценным человеком вне Земли, во всей зоне Инопланетных Культур...

Он продолжал говорить, и постепенно настроение Билла стало подниматься, словно пробка, отпущенная на глубине и стремящаяся к поверхности. Внутренне — хотя он никогда и не признался бы в этом Гринтри — он вынужден был согласиться, что он человек не мстительный, и если было хоть какое-то оправдание тому, что, по его мнению, совершил Гринтри, он никогда не стал бы метать в его адрес громы и молнии. Особенно после того, как Билл вышел из возникшей на Дилбии ситуации невредимым, и даже с некоторой выгодой, приобретя новые знания и опыт.

Таким образом, появились весьма существенные смягчающие обстоятельства, и не было никаких причин не пользоваться ситуацией. Подсказывала ли ему его дилбианская природа, как себя вести? Как только он перестал задавать себе вопросы, внезапно, словно луч света в неожиданном разрыве среди тяжелых туч, перед его мысленным взором возник новый аспект сложившейся ситуации.

Если он был подобен дилбианину, а Анита была подобна дилбианке, ему сразу же стало понятно, почему она была столь непокорна и мрачна последние несколько дней. Конечно! Оказавшись главным действующим лицом, он продолжал делать вид, что не совершил ничего особенного, в то время как Анита ожидала от него проявления авторитета и силы.

Благодаря Красотке ему во многом стало понятно, каков мог быть образ мыслей Аниты. Он очнулся от своих мыслей и обнаружил, что Гринтри пожимает ему руку и прощается.

— В конце концов вы во всем разберетесь, Билл, я знаю, — говорил он. — Сейчас мне нужно идти. Кто-то должен держать под контролем исполнение проекта. Но я скоро отправлюсь на Землю, следом за вами и Анитой. Тогда мы еще поговорим. Всего хорошего...

— До свидания, — сказал Билл. Он смотрел, как высокий силуэт Гринтри удаляется в сторону леса — туда, где все еще одиноко стоял Брюхо-Бочка — Не-Пьяный, поправил себя Билл. Бедный старина Мюла-ай, подумал Билл; он по-настоящему проиграл, и он был единственным настоящим злодеем во всей этой истории. Но затем Билл содрогнулся, вспомнив эпизод с Папашей Скрипом, а еще — обрыв над Разбойничьей Долиной, когда достаточно было легкого толчка гемноида, чтобы Билл рухнул вниз на неминуемую смерть. Мюла-ай был серьезным злодеем и врагом. Билл перевел взгляд на другую часть поляны. Солнце заходило за верхушки деревьев, и Костолом, закончив разговор с дилбианином поменьше, наконец направился в, сторону Мокрого Носа и своего обеденного стола. Билл уставился вслед уходящей фигуре...

— Билл! — послышался раздраженный голос Аниты из открытого люка курьерского корабля позади него. — Поднимайся! Мы улетаем!

— Одну минуту! — крикнул он в ответ.

Он нетерпеливо прищурился, стараясь против солнца различить силуэт высокой фигуры Костолома. Да, действительно. Не было никакого сомнения.

Женитьба явно повлияла на Костолома положительно. Это было заметно лишь тогда, когда его черные очертания отчетливо выделялись на фоне яркого солнца, но так или иначе, это было несомненным фактом.

Костолом начал прибавлять в весе.