1

Приближаясь по спирали к большой голубой планете — в шлюпке-челноке с корабля, который доставил его сюда, на Дилбию, — Билл Уолтхэм уныло размышлял над ситуацией, в которой оказался. Большую часть пятидневного полета он провел в гипношлеме. Но, несмотря на то, что теперь его голова напоминала компактную энциклопедию сведений о лежавшем внизу мире и о его внушительного размера обитателях, ему казалось, что он практически ничего не знает о том, что ему, собственно, предстоит делать.

Челнок должен был высадить его в долине, недалеко от селения под названием Мокрый Нос. Там его, по-видимому, встретит Лейф Гринтри, тамошний представитель Земли по сельскому хозяйству, и его второй ассистент-стажер — земная девушка по имени Анита Лайм. Сколь невероятным это ни казалось, она отправилась сюда добровольцем на спецподготовку перед поступлением в колледж — так же, как и сам Билл первоначально вызвался добровольцем для участия в проекте по освоению Денеба-17. Эти двое должны были познакомить Билла с его местным напарником — дилбианином с гор, по имени Холмотоп. Холмотоп, в свою очередь, должен был познакомить его с местными фермерами, жителями Мокрого Носа, после чего Билл смог бы приступить к выполнению важной задачи, для чего его сюда и направили. Он уже слышал мысленно собственные слова...

— Это лопата. Берешь ее за этот конец. Второй конец втыкаешь в землю. Да, глубоко в землю. Потом наклоняешь ее, вот так. Потом поднимаешь ее вместе с землей и отбрасываешь землю в сторону. Отлично. Вот так копают яму...

Он резко оборвал ход своих мыслей. Не стоит, мрачно подумал он, язвить по этому поводу. Он уже был на месте, и ему придется сделать все, что будет в его силах. И все же перед его мысленным взором потянулись один за другим заполненные невыразимой скукой предстоящие дни — и так в течение двух лет. Он снова подумал о великой симфонии науки и техники, каковой был проект по освоению Денеба — изменение поверхности и погоды целой планеты, чтобы сделать ее пригодной для жизни людей, — сравнивая его с мелкой, скучной работой, которая ему предстояла. Казалось, две эти задачи нельзя было даже сопоставлять.

Однако он не стал давать волю своим мыслям и эмоциям. Когда-нибудь он сможет участвовать в проектах по освоению других планет. Пока же не стоило забывать, что за свою работу на Дилбии он получит соответствующую оценку. Эта оценка не будет высокой, если он сразу же начнет ненавидеть громадных медведеподобных туземцев и все с ними связанное. По крайней мере, подумал он, у дилбиан есть чувство юмора — судя по именам, которые они давали друг другу.

Последнее соображение, однако, не столь обрадовало его, как можно было бы ожидать. Это напомнило Биллу кое-что из того, что сказал ему офицер в космопорту на Арктуре-3, где его первоначальное назначение было отменено и выдано новое. Офицер — высокий, худой, словно щепка, с длинным носом — отнесся к отзыву Билла с проекта Денеб-17 значительно спокойнее, чем сам Билл.

— О, конечно, — весело сказал офицер, — когда вы окажетесь там, вы обнаружите, что сами получили дилбианское имя...

Билл нахмурился, пытаясь вспомнить. Единственный раз в прошлом, когда ему пришлось столкнуться с прозвищем, был не слишком удачным. В команде по плаванию в школе он так и не сумел привыкнуть к прозвищу «Обезьяна», полученному вовсе не из-за каких-либо обезьяньих черт в его открытом и заурядном лице под шапкой черных волос и не из-за его не слишком мускулистой, коренастой фигуры. Прозвище возникло потому, что он единственный в команде обладал неким подобием растительности на груди. Билл решил про себя, что ему не следует снимать рубашку в присутствии дилбиан в течение ближайших двух лет — на всякий случай. Конечно, подумал он, у них все тело покрыто волосами...

В челноке раздался мелодичный звонок, сигнализировавший о посадке. Билл выглянул в иллюминатор рядом со своим креслом позади пилота и увидел, что они медленно опускаются на средних размеров лужайку среди вспаханных полей, перемежавшихся рощами, — примерно в полумиле от строений, которые, вероятно, и были селением Мокрый Нос. Он посмотрел вниз, ища взглядом Гринтри или его помощницу, но не увидел ни одной человеческой фигуры. Собственно, там вообще не было ни одной фигуры. Где же комитет по встрече?

Он продолжал размышлять об этом и пять минут спустя, уже стоя в одиночестве на поляне, с чемоданом у ног, когда челнок скрылся в небе над его головой. Пилот челнока ничем не мог ему помочь. По его словам, он ничего не знал о том, кто должен был встретить Билла. Более того, пилот должен был как можно скорее вернуться на свой корабль. Он подал Биллу в люк чемодан, закрыл люк и улетел.

Билл взглянул вверх, на ярко-желтое местное солнце, стоявшее почти в зените. Был чудесный, безоблачный день. Воздух был теплым, и со стороны близких деревьев доносился щебет каких-то птиц. Что ж, подумал Билл, по крайней мере, одно хорошо — сила тяжести на Дилбии поменьше, чем на Земле, так что тащить чемодан до Представительства, будет полегче. Он поднял чемодан и направился к деревне — туда, где, как он запомнил, глядя с высоты птичьего полета, она должна была находиться.

Прошел между деревьями с одной поляны на другую и услышал впереди, за дальней полоской деревьев, громкие голоса. Остановился.

Голоса послышались снова — хор невероятно низких голосов, ниже любого человеческого голоса, какой Билл когда-либо слышал, и, как ему показалось в первый момент, угрожающих.

Он уже собирался свернуть и благоразумно обойти это шумное место, когда в мозгу запоздало всплыла полученная под гипнозом информация по дилбианскому языку и он смог разобрать отдельные слова, а слова сложились в песню. Вернее, «песня» было громко сказано — дилбианское пение напоминало монотонное завывание. В грубом переводе это звучало примерно так:

Билл внезапно передумал. Судя по песне, за деревьями скрывалось какое-то веселое сборище. Информация, которую он получил под гипнозом по пути на Дилбию, говорила о том, что дилбиане обычно добродушны и достаточно дружелюбны — только несколько шумны и склонны получать удовольствие от соблюдения буквы закона, тщательно избегая его духа. Кроме того, у Мокрого Носа было соглашение с членами земной Программы сельскохозяйственной помощи, что официально ставило Билла под защиту любого члена здешней обочины.

Так что ничто, собственно, не мешало присоединиться к этой компании и, по крайней мере, узнать дорогу к Представительству, а может, и попросить помочь донести его багаж до деревни. Ситуация также позволяла кое-что разведать о наземных жителях, прежде чем он поступит в распоряжение Гринтри и тот изложит ему свою, возможно субъективную, точку зрения. Билл до сих пор не мог понять, почему для того, чтобы разъяснять дилбианам сущность столь примитивных вещей, как мотыги и грабли, потребовался он, будущий инженер-механик.

Билл поднял чемодан и направился прямо к деревьям. Миновав рощу не шире пятидесяти-семидесяти футов, он вскоре оказался, похоже, во дворе с бревенчатым фермерским домом.

Тут стоял дощатый стол на козлах, и за ним сидело полдюжины громадных медведеподобных существ, около девяти футов ростом, заросших коричнево-черной шерстью. Они не нуждались в одежде, лишь на ремнях у них висели чудовищных размеров мечи и разнообразные мешочки и сумки. Участники застолья ели, пили из больших деревянных кружек, окуная их в бочку с проломленной крышкой. Футах в десяти от стола громоздились куча каких-то корнеплодов, половина туши, вроде говяжьей, неоткупоренная бочка и мелкий скарб, в том числе трехногий деревянный табурет. Похожее на свинью животное, привязанное веревкой к тяжелому мешку, с хрюканьем жевало веревку. Ясно было, что скоро оно освободится.

Но никто из собравшихся не обращал на животное никакого внимания. Билл появился перед ними, когда они, прекратив петь, глазели на существо поменьше, с округлыми формами — можно сказать, полненькое, — на голову ниже девятифутовых гигантов за столом и с голосом на октаву или две выше, чем у остальных. Меча у существа не было, и Билл заключил, что это женщина. Она кричала на присутствующих — в особенности на сидевшего во главе стола, лицом к ней. У него, как заметил Билл, тоже не было меча, а выглядел он пьянее остальных.

— ...Посмотрите на него! — кричала она, когда Билл вошел во двор и приблизился к столу никто, похоже, его не никто замечал. — Ему это нравится! Нам приходится жить здесь, вне деревни, потому что он, видите ли, не желает выступить в поддержку нашего права жить на постоялом дворе, хотя он и знает, что я двоюродная сестра покойной жены Еще-Варенья. Нет, вместо этого он сидит здесь и напивается вместе с мошенниками и бездельниками вроде вас всех. Почему ты с ними связываешься, Жестяное Ухо? Ну, отвечай!

— Они меня заставляют, — пробормотал сидевший во главе стола, которого, очевидно, звали Жестяное Ухо. Язык его слегка заплетался, но выражение на его морде, насколько мог понять Билл, было далеко от несчастного.

— Так почему ты им позволяешь? Почему ты не можешь сразиться с ними, как подобает мужчине? Если бы я была мужчиной...

— Не поить гостей невежливо, — заплетающимся языком возразил Жестяное Ухо.

— Невежливо! Гостей! — закричала женщина. — Бывшие бродяги, грабители, воры...

— Успокойся, Штучка-или-Две! Вовсе незачем злиться! — угрожающе прорычал один из вооруженных сотрапезников. — Все честно. Если в этой куче есть что-нибудь, — он указал туда, где было привязано животное, — без чего ты действительно не можешь обойтись, никто не мешает тебе пойти и поговорить с Костоломом...

— Ну да, конечно! — воскликнула Штучка-или-Две. — Поговорить с Костоломом, как же! Он не лучше вас всех — позволяет Красотке совать всюду свой нос и относиться к себе так, как она! Если бы здесь были настоящие мужчины, они давно бы превратили таких, как он и вы, в капусту! Когда я была молода, если девушка не хотела покидать свой дом, она могла говорить об этом сколько угодно. Мужчина, который хотел ее, просто приходил однажды, сбивал ее с ног и уносил...

— Так же, как поступил с тобой Жестяное Ухо? Да? — прервал ее вооруженный, и все за столом разразились могучим хохотом, от которого у Билла зазвенело в ушах. Даже Жестяное Ухо чуть не подавился от смеха содержимым деревянной кружки, хотя, насколько мог понять Билл, смеялись и над ним.

Штучка-или-Две что-то кричала в ответ, но ее слова тонули в хохоте, утихнувшем лишь через несколько минут.

— Я даже слышал, что это ты, Штучка-или-Две, ворвалась однажды ночью в дом папаши Жестяного Уха и утащила его! — прогремел сидевший за столом, как только стало потише, и снова раздался оглушительный хохот.

Последняя реплика явно произвела необычный эффект, на мгновение лишив Штучку-или-Две дара речи. Воспользовавшись этим, а также тем, что хохот начал стихать, Билл решил привлечь внимание к собственной персоне. Все это время он стоял при ярком свете солнца рядом со столом, но по какой-то странной причине его, казалось, никто не замечал. Он подошел к дилбианину, бранившемуся со Штучкой-или-Две, и ткнул его под ребра.

— Эй! — сказал Билл.

Дилбианин резко повернулся. Его мохнатая морда, хотя он и сидел, оказалась на одном уровне с лицом Билла, и он смотрел на него почти в упор, с отвалившейся челюстью. Смех и оживление мгновенно стихли, наступила гробовая тишина, все за столом недоверчиво таращились на Билла.

— Извините за беспокойство, — напряженно произнес Билл на своем лучшем дилбианском, — но я только что прибыл и направляюсь в Представительство Коротышек, в селение Мокрый Нос. Не мог бы кто-либо из вас показать мне дорогу и, может быть, оказать любезность — донести мой чемодан?

Он подождал, но они по-прежнему молча и зачарованно смотрели на него. Тогда он осторожно добавил, зная, что заключение сделок — столь же неотъемлемая часть дилбианской культуры, как и дыхание:

— Пожалуй, я смог бы наскрести с полпинты гвоздей для того, кто согласится мне помочь.

Он снова подождал. Ответа не последовало. Дилбиане смотрели на Билла как на странное создание, материализовавшееся из воздуха. Биллу стало не по себе. Ему подумалось, что они никогда до сих пор не видели человека, что странно. Судя по гипноинформации, Коротышки — как называли людей дилбиане — были хорошо известны обитателям Мокрого Носа. Возможно, он все-таки совершил ошибку, остановившись здесь.

— Коротышка! — выдохнул дилбианин, к которому он обращался, наконец нарушив тишину. — Чтоб мне провалиться! Настоящий, ходящий, говорящий, маленький Коротышка! Прямо здесь, собственной персоной!

Он повернулся на своем сиденье и медленно протянул длинную лапу, от которой Билл уклонился, отступив назад.

— Иди сюда, Коротышка! — сказал дилбианин.

— Нет, спасибо, — ответил Билл, окончательно поняв, что что-то здесь не так. И отступил еще на шаг. — Забудьте, о чем я просил.

Самое время, решил он, напомнить им о своем статусе. Тип с мечом, с которым он только что говорил, начал подниматься из-за стола с явным намерением заключить его в объятия.

— Я подумал... кто-нибудь из вас поможет мне, — поспешно сказал Билл. — Видите ли, я сам член Представительства.

Дилбианин уже стоял на ногах, а остальные поднимались со своих мест. Сигнал тревоги прозвучал в мозгу Билла с отчетливостью пожарного колокола.

— Что с вами? — крикнул он приближающимся дилбианам. — Разве вы не знаете, что у нас, Коротышек, соглашение с жителями Мокрого Носа? В соответствии с этим соглашением, вы должны обеспечивать мне защиту и помощь!

Дилбиане замерли и снова уставились на него, прежде чем разразиться хохотом, более диким и громким, чем Билл слышал до сих пор.

Билл озадаченно смотрел на них.

— Эх ты, дурачок-Коротышка! — послышался позади яростный голос Штучки-или-Две. — Ты что, не можешь понять, кого видишь? Это вовсе не честный народ вроде нас из деревни! Это воры и грабители из Разбойничьей Долины! Это разбойники — и они никогда не подписывали никакого соглашения ни с кем!

2

Предупреждающий крик Штучки-или-Две объяснил ситуацию, но было поздно. К тому времени, когда она закончила говорить, предводитель разбойников уже почти нависал над Биллом, а Билл уже рванулся с места.

Он бросил чемодан и в отчаянии присел, когда громадные лапы дилбианина уже готовы были схватить его. Тот промахнулся, а Билл внезапно обнаружил, что бежит не в ту сторону. С воинственными возгласами вся толпа разбойников кинулась за ним. Каждый раз, когда он поворачивался, он обнаруживал перед собой могучую девятифутовую фигуру, отрезавшую путь к бегству.

Вначале Биллу показалось, что немедленная попытка может вполне увенчаться успехом. Первая его реакция была такой же, как у любого маленького животного, за которым охотятся звери покрупнее, — присесть, увернуться и воспользоваться преимуществом собственных рефлексов, более быстрых, просто потому, что он был меньше. Дилбианские разбойники, вдвое крупнее Билла и в несколько раз тяжелее, из-за одного этого были куда медлительнее и неуклюжее, чем он. Собственно, после первой попытки увернуться он обнаружил, что относительно легко избегает их лап.

Но, даже понимая это, он видел, в какой переплет попал. Сначала он пытался лишь найти просвет, через который можно было бы проскочить и убежать в лес. Теперь было ясно, что просто так сбежать не удастся. Реакция дилбиан могла быть медленнее, чем у него, но своими громадными шагами они могли преодолевать равное расстояние с удвоенной скоростью. Они без всякого труда могли схватить его, если бы он попытался обогнать их.

Единственной надеждой, понял Билл, все еще отчаянно метавшийся по двору, было доконать их на этом небольшом пространстве, пока они не начнут уставать, а потом попробовать убежать. Лишь бы ему удавалось нырять в сторону от покрытой темной шкурой лапы толщиной с человеческую ногу — хотя бы еще несколько минут...

— Держите его! — рычал предводитель разбойников. — Не давайте ему уйти, вы, драные шкуры! Окружайте его! Окружайте его! Загоняйте его в угол!

Все надежды Билла испарялись. Он метнулся в сторону, но разбойники уже образовывали полукруг, вытянув в стороны длинные лапы, оттесняя его назад, к стене дома. Они приближались...

Билл сделал ложный вправо, а потом рванулся к левому краю, с дикой мыслью нырнуть между ног предводителя разбойников, стоявшего возле угла дома. Но в последнее мгновение разбойник шагнул вперед и прорычал могучим голосом, который Биллу был уже знаком:

— ПОПАЛСЯ, КОРОТЫШКА!

Билл резко затормозил. Взглянув через плечо, он увидел, что остальные преследователи быстро приближаются к нему. Он снова посмотрел на предводителя разбойников, который стоял наготове, полуприсев, возле пересекавшихся концов бревен на углу дома. Предводитель расставил лапы и шагнул вперед... И внезапно рухнул мордой вниз, под тяжестью обрушившейся на него с воинственным ревом мохнатой фигуры.

— Я — житель Мокрого Носа и горжусь этим! — торжествующе проревел все еще полупьяный голос Жестяного Уха. — Беги, Коротышка!

Но бежать Биллу было некуда. Разбойники уже перегородили все пути. Дико озираясь по сторонам, Билл посмотрел вверх и увидел там, где крыша дома соединялась со стеной, отверстие, ведшее куда-то в темноту, вероятно на сеновал или чердак. Концы бревен передней и боковых стен соединялись друг с другом, пересекаясь под прямым углом, словно пальцы двух рук. Для Билла это была вполне подходящая лестница. Все-таки он не зря выиграл медаль на соревнованиях по верхолазанию в Школе Выживания на Земле. Он взбежал по концам бревен, словно белка.

Мгновение спустя он нырнул в темное, напоминавшее сеновал пространство. Секунду лежал там, тяжело дыша, на каких-то грубых балках, держащих потолок комнаты или комнат внизу. Затем, слегка отдышавшись, выглянул наружу.

Жестяное Ухо неподвижно лежал там, где он прыгнул на предводителя разбойников. Сам предводитель был уже на ногах вместе с остальными разбойниками, а один из них пытался взобраться на высоту шестнадцати или семнадцати футов по тем же бревнам, что и Билл.

Однако концы бревен были слишком малы для больших лап дилбианина. Взбиравшийся по стене находил достаточную опору для ног, но он мог подтягиваться выше только с помощью кончиков пальцев. Все его внимание было сосредоточено на этих кончиках пальцев, и на Билла внезапно снизошло вдохновение. Высунувшись наружу и вытянув руку на расстояние в несколько футов, отделявших голову карабкавшегося от входа, он положил руку на макушку твердого мохнатого черепа и изо всей силы толкнул от себя.

Голова откинулась назад, и кончики пальцев потеряли свою ненадежную опору. Послышался вопль, глухой удар, и дилбианин упал на спину в грязи двора. Рыча от ярости, он вскочил на ноги, словно собираясь снова лезть наверх, но остановился и опустил поднятые вверх лапы.

— Бесполезно! — прорычал он, поворачиваясь к предводителю разбойников. — Здесь совершенно не за что ухватиться. Ты видел, что он со мной сделал!

— Иди принеси немного огня из очага в доме, — сказал предводитель разбойников, осененный счастливой мыслью. — Мы выкурим его оттуда!

— Нет! — протрубил в ответ голос Штучки-или-Две. — Платить дань разбойникам — это одно, но сжечь наш дом я вам не дам! Только попробуйте, и я тут же отправлюсь в Разбойничью Долину и все расскажу Костолому! Только попробуйте!

Ее слова остановили разбойников, двинувшихся было к входной двери дома. Разбойники о чем-то посовещались друг с другом, время от времени поглядывая вверх на дыру, откуда смотрел вниз Билл. Наконец предводитель позвал Билла.

— Ладно, Коротышка! — сурово произнес он. — Спускайся вниз!

Билл мрачно рассмеялся.

— Что тут смешного? — сердито уставился на него предводитель разбойников.

Внезапно в голову Биллу пришла отчаянная мысль. Он вспомнил два факта из гипноинформации. Во-первых, сохранение своего лица — в человеческом смысле — означало очень многое для дилбиан, поскольку любой дилбианин добивался положения в обществе лишь благодаря своему уму или мускулам. Во-вторых, в разговоре с дилбианином чем больше ты оскорблений наносил собеседнику, тем скорее он терял лицо. Может быть, Биллу удалось бы выкрутиться из этой ситуации, сделав ее настолько унизительной для разбойников, что они предпочли бы уйти и оставить его в покое.

— Что смешного? Да вы сами! — ответил он. — Почему, вы думаете, я торчу здесь, вместо того чтобы просто сбежать? Чтобы посмеяться! Да я с трудом удерживаюсь от смеха, глядя, как вы все с ног сбиваетесь, пытаясь меня поймать. Зачем же мне спускаться и прекращать забаву?

Разбойники уставились на него. Предводитель нахмурился.

— Забаву? — прорычал он. — Ты хочешь сказать, что устроил всю эту беготню ради забавы?

— Ну конечно, — ответил Билл, снова для пущей убедительности рассмеявшись, — вы же не думаете, что я вас испугался, не так ли?

Они захлопали глазами.

— Что ты имеешь в виду? — прорычал предводитель. — Ты не испугался?

— Испугался? Кто? Я? — весело сказал Билл, высовываясь чуть дальше из своей дыры. — Мы, Коротышки, никого не боимся, ни двуногих, ни четвероногих. И вообще никого!

— Вот как? Так чего же ты тогда сейчас не спускаешься? — спросил сдаю из разбойников.

— Ну да, как же, — сказал Билл, — вас шестеро или семеро, а я только один. Если бы не это...

— Эй, в чем дело! — прервал его новый густой голос.

Билл поднял взгляд, и разбойники тоже обернулись. Из леса выходил такой высоченный и худой дилбианин, каких Билл до сих пор не видел. У него не было оружия, но он был настолько же выше вооруженных разбойников, насколько те выше Штучки-или-Две, его шкура была светлого, рыжевато-коричневого цвета.

— У тебя здесь что, какие-то дела, горец? — прорычал предводитель разбойников.

— Да в общем-то нет, — ответил пришелец, подходя к группе. — Но вы, похоже, загнали кого-то на крышу Жестяного Уха, и...

— Это Коротышка, — прорычал предводитель разбойников, поворачиваясь, чтобы еще раз взглянуть на Билла, и, похоже, без дальнейших протестов соглашаясь на присутствие пришельца. — Он забрался туда, а если ты попытаешься влезть по стене, он столкнет тебя вниз. Он сидит там и насмехается над нами.

— Вот как? — сказал высокий дилбианин. — Что ж, я знаю, как его оттуда вытащить.

— Ты? — фыркнул предводитель. — Как ты можешь до него добраться, если мы не можем?

— Мне вовсе не нужно туда лезть, — спокойно сказал пришедший дилбианин. — Вы же видите, я немного выше ростом, чем вы все. Хотите, попробую?

— Попробуй, — проворчал предводитель, и разбойники согласно кивнули. Лежавший на земле Жестяное Ухо сел и ошеломленно огляделся по сторонам.

— Но ничего хорошего из этого не выйдет.

— Ты так думаешь? — невозмутимо сказал высокий дилбианин. — Давай-ка я сначала посмотрю. — Он направился напрямик к убежищу Билла. — Смотри, Коротышка, — я иду!

С этими словами он внезапно присел, потом подпрыгнул, вытянув вверх свои невероятно длинные лапы. Билл инстинктивно отодвинулся назад, когда вместе с глухим ударом на краю дыры появились десять могучих мохнатых пальцев. Мгновение спустя появилась и морда пришельца, с интересом разглядывавшего его.

Высокий дилбианин очередным усилием слегка просунул голову в дыру. Билл приготовился сопротивляться. Но, к его удивлению, он услышал хриплый шепот пришельца:

— Послушай! Ты — Коротышка Кирка-Лопата?

— Ну... да, — в замешательстве прошептал Билл в ответ. — Меня на самом деле зовут Билл Уолтхэм, но меня предупреждали, что мне дадут...

— Ну конечно! — раздраженно прошептал дилбианин. — Именно это я и сказал. Ты — Кирка-Лопата. Теперь послушай. Я сделаю так, что они уйдут. После этого ты выскочишь, и я заберу тебя отсюда. Понял?

— Да, но...

Билл обнаружил, что говорит с пустотой. Глухой удар возвестил о том, что его собеседник спрыгнул вниз. Билл наклонился и выглянул. Внизу высокий дилбианин что-то говорил разбойникам, которые стояли тесной группой, низко опустив головы. Видимо, разговор предполагался конфиденциальный, но слова отчетливо доносились до ушей Билла.

— Этих Коротышек нужно брать хитростью, — говорил высокий дилбианин. — Сейчас я сказал ему, что уговорю вас уйти и оставить его в покое. Так что спрячьтесь, а когда он спустится вниз, вы сможете выскочить и схватить его. Понятно?

Разбойники весело согласились. Головы их поднялись.

— Ну ладно, — зевнул предводитель разбойников, говоря достаточно громко и намеренно не глядя в сторону Билла, — пожалуй, будем двигаться обратно в долину. Пошли, мужики.

С показной беспечностью разбойники скрылись за углом дома, оставив на месте груду своей добычи; мгновение спустя Билл услышал тяжелый топот множества ног позади дома: дилбиане прятались за углом прямо под ним, вне его поля зрения.

— Ну вот, Коротышка, — громко сказал высокий дилбианин, глядя на Билла. — Как я и сказал, они все ушли обратно в долину. — Его голос внезапно понизился, и он протянул к Биллу свои огромные лапы. — Все в порядке, Кирка-Лопата, давай прыгай!

Билл, балансировавший на корточках у входа в свое укрытие, колебался, не зная, чему верить, — тому, что высокий дилбианин сказал ему, или тому, что он же только что сказал разбойникам внизу. Однако Билл вспомнил, что дилбиане готовы пойти на все, чтобы избежать прямой лжи, хотя можно исказить истину настолько, что эффект будет тем же самым.

Высокий дилбианин сказал, что унесет Билла от разбойников. Сказав это, он связал себя обязательством выполнить свое обещание. Кроме того, как раз вовремя вспомнил Билл, разбойники называли пришельца «горцем», а Билл располагал информацией, что горцы и нижнеземельцы, мягко говоря, недолюбливали друг друга.

Билл прыгнул.

Огромные лапы приняли его с ловкостью профессионального вратаря. Мгновение спустя они уже бежали.

Вернее, бежал дилбианин, а Билл трясся в его объятиях.

Позади Билл мог слышать яростные вопли разбойников. Выставив голову из-за размеренно двигавшегося мохнатого локтя, Билл увидел разбойников, толпой высыпавших из-за дома и бросившихся в погоню, и почувствовал, что высокий дилбианин поднимает его себе на плечо.

— Забирайся... мне на спину... — на бегу бросил тот. — Усаживайся в седло! Оно такое же, каким я пользовался для Пол-Пинты. Тогда я смогу бежать по-настоящему.

Посмотрев из-за мохнатого плеча, Билл увидел грубое подобие седла, притороченного на скрещивавшихся ремнях на спине дилбианина. Повиснув на толстой шее, он перелез через плечо и, повернувшись, уселся в седло, ухватился для надежности за плечевые ремни и зацепился ногами за ремни внизу.

— Все в порядке, — наконец сказал он, выталкивая слова изо рта прямо в ухо собеседника.

— Отлично, — проворчал тот. — Теперь мы заставим их наглотаться пыли. Смотри, как бегают настоящие мужчины, Кирка-Лопата!

Ритм шагов высокого дилбианина изменился — разница была примерно такая же, как между рысью и галопом лошади. Билл, держась за ремни, обернулся и увидел, что они волшебным образом удаляются от своих преследователей. На его глазах разбойники начали замедлять шаг и сходить с дистанции.

— Они отстают! — крикнул он в ухо дилбианину.

— Ясное дело, — ответил тот. — Я знал, что они сразу поймут, что им меня не догнать. Никто не может меня догнать, Кирка-Лопата. Никто и никогда — ни с гор, ни с долин, никто!

Он перешел на размеренный, покачивающийся шаг. Билл задумчиво посмотрел на мохнатый затылок в восьми футах от собственного носа.

— Ты ведь Холмотоп, верно? — спросил он.

— Кто же еще? — проворчал тот. Билл понял, что Холмотопа обидело бы, если бы Билл его не узнал. Дилбианин продолжал нараспев: — Холмотоп — мое имя и слава! Кто на двух ногах может уйти от меня? Ни на твердой почве, ни на сыпучих камнях! Когда я гляжу на холм, он знает, что уже покорен, и стелется под моими топчущими его ногами!

— Э... да, — сказал Билл.

— Тебе повезло, что придется иметь дело со мной, — заявил Холмотоп без каких-либо признаков ложной скромности. — Просто повезло. Когда другие Коротышки решили прислать сюда тебя, они сразу обратили внимание на меня. Мог ли я оставить свою работу по доставке почты между деревней Хамрог и Диким Лесом и спуститься сюда, в долину, чтобы позаботиться еще об одном Коротышке? Что ж, это было не так просто, но, к счастью, я нашел себе подходящую замену и спустился сюда. Десять фунтов гвоздей — это неплохо, но мне нечего было с ними делать.

— Нечего делать? — переспросил Билл.

Холмотоп фыркнул, словно взрыв на небольшой фабрике, и Билла тряхнуло в седле, будто от небольшого землетрясения.

— Конечно! — сказал Холмотоп. — Это хорошая плата, но всегда хочется большего. Это вопрос репутации. Уже один раз позаботившись о Коротышке, мог ли я позволить, чтобы еще один из них попал без меня в беду? Конечно, нет!

— Что ж... спасибо, — сказал Билл. — Я высоко ценю твою помощь.

— Ты оценишь ее еще выше, когда твоя миссия закончится, — добродушно сказал Холмотоп. — Я нужен тебе вовсе не только для того, чтобы защищать тебя от этих слабосильных нижнеземельцев с их дубинками, ножами, мечами, щитами и прочим. Понимаешь? Тебе здесь нужна не защита, Кирка-Лопата. Тебе нужен опыт, и приобрести его тебе может помочь только кто-то вроде меня. Ну вот мы и в селении Мокрый Нос.

Они действительно были уже на месте.

Билл посмотрел вперед. Они шагали по грязной главной улице некоего туземного поселения. Биллу стало теперь понятно, каким образом деревня получила свое имя.

Сначала, пока они шли между двумя рядами бревенчатых строений по сторонам улицы, на них мало кто обращал внимание. Однако вскоре их начали замечать дилбиане, сидевшие возле домов, и глубокими басистыми голосами стали звать тех, кто был в комнатах. Билл понял, что над ним и Холмотопом подшучивают, и лишь некоторые вопросы были вежливыми — относительно его личности и его ближайших намерений.

Однако Билл не имел никаких шансов ответить, поскольку Холмотоп шагал быстро, величественно игнорируя суматоху вокруг, словно аристократ, шагающий среди крестьян, замечать которых было выше его достоинства. Билл пытался подражать невозмутимости почтальона. Холмотоп наконец остановился в дальнем конце улицы у более крупного и более современно выглядевшего бревенчатого здания, несколько в стороне от деревни. Билл, внимание которого обострилось из-за всех событий, случившихся после приземления на этой планете, заметил, что входная дверь этого здания имела достаточный размер, чтобы через нее мог пройти такой высокий дилбианин, как Холмотоп. Однако окна здания находились достаточно низко — из них мог выглянуть человек.

— Ну вот, мы на месте, — сказал Холмотоп, останавливаясь. — Слезай, Кирка-Лопата, и бери все, что тебе нужно. Потом ты сможешь узнать обо всем от самой Красотки, и мы отправимся в Разбойничью Долину и посмотрим, как нам заставить Костолома отпустить Грязные Зубы.

Билл соскользнул с широкой мохнатой спины, с облегчением ощутив, что снова стоит на твердой поверхности. Он увидел залитое приятным солнечным светом некое подобие холла с дилбианских размеров скамьями вдаль стен и довольно большим пустым пространством посредине. Полуоткрытая дверь явно вела дальше, в глубь здания.

— Что? — переспросил он, когда до него дошел смысл последних слов Холмотопа. — Подожди минуту. Я не думаю, что я пойду куда-либо прямо сейчас. Я должен оставаться здесь, пока не поговорю с Представителем и его... я имею в виду, с другим Коротышкой, который находится здесь.

— Ты что, глухой, Кирка-Лопата? — раздраженно пробасил Холмотоп.

Билл удивленно повернулся к нему.

— Ты что, не слышал, что я тебе только что сказал? — спросил Холмотоп. — Ты не можешь просто сидеть здесь и ждать Грязные Зубы или Хитрого Учителя. Вы что, Коротышки, ничего не знаете друг о друге? Можешь сидеть здесь сколько хочешь, но ни один из них здесь не появится.

Билл уставился на высокого дилбианина. В его перемешавшихся мыслях наконец всплыла гипноинформация о том, что Хитрый Учитель — это дилбианское имя Представителя, Лейфа Гринтри, а Грязные Зубы — это имя, которое местные жители дали девушке, его стажеру-ассистенту, видимо после того, как однажды заметили, как она чистит зубы, и сделали из этого очевидный вывод, что тот, кто регулярно чистит зубы, должен испытывать в этом крайнюю необходимость. Но даже при всем при этом последние слова Холмотопа не имели никакого смысла.

— Почему? — наконец спросил Билл.

— Да потому, что Хитрый Учитель несколько дней назад сломал ногу, и ящик вроде того, что всегда сваливается с неба, чтобы привезти вас, Коротышек, или увезти обратно, забрал его, чтобы вылечить! — раздраженно сказал Холмотоп. — За него здесь осталась Грязные Зубы, и, конечно, она отправилась в Разбойничью Долину и ввязалась в ссору между Красоткой и Костоломом — просто как женщина. И, конечно, с тех пор как она оказалась в долине Костолом держит ее там, чтобы заставить Красотку быть более благоразумной. Что ж, вы, Коротышки, позволяете разбойнику вроде Костолома держать в плену одну из ваших женщин и думаете, что здешние фермеры обратят хоть какое-то внимание на вас, когда вы попытаетесь учить их всяким штучкам с вашими кирками, лопатами, плугами и прочим, что вы с собой привезли!

Он замолчал и посмотрел на Билла с высоты своего десятифутового роста.

— Так что первое, что ты должен сделать, — это сейчас же отправиться в Разбойничью Долину и забрать оттуда Грязные Зубы. Теперь, когда Хитрого Учителя нет, сделать это больше некому, — сказал Холмотоп. — И нам лучше выйти сразу же, как только ты поговоришь с Красоткой, если мы хотим попасть туда сегодня. Разбойники запирают ворота в долину с заходом солнца, и любого, кто попытается войти или выйти, превращают в котлету. Ну, что тебя удерживает? — зарычал Холмотоп на Билла, который продолжал неподвижно стоять на месте. — Ты же не собираешься позволить разбойнику из Нижних Земель держать в плену одну из ваших женщин и ничего не предпримешь? Идешь или нет?

3

— Нет, — машинально ответил Билл.

Это был чисто инстинктивный ответ. Из лавины странных имен и фраз, которую только что обрушил на него Холмотоп, Билл понял лишь, что его просят сделать нечто, выходящее за рамки обучения дилбиан пользованию сельскохозяйственными орудиями. Похоже было, что Лейф Гринтри сломал ногу и его забрали с планеты для лечения, оставив Аниту Лайм одну. И, судя по всему, она ввязалась в какие-то местные делишки, чего вовсе не следовало делать, и угодила в плен.

Холмотоп издал рык, вновь привлекая к себе внимание Билла.

— Нет? — недоверчиво прорычал Холмотоп. Билл с некоторым облегчением — он уже приготовился было бежать дальше — понял, что в голосе его звучит не столько ярость, сколько оскорбленное чувство. — Он говорит — нет! Женщина-Коротышка находится в плену, а ты говоришь, что не пойдешь за ней! Да если бы я знал, что у тебя нет ничего общего с Пол-Пинты, я бы никогда не позволил себе взяться за это дело! У меня бы даже и мысли такой не возникло!

— Пол-Пинты? — переспросил Билл, когда дилбианин сделал паузу, чтобы набрать в грудь воздуха.

— Конечно! — рявкнул Холмотоп. — Он тоже был всего лишь Коротышкой, но разве он хоть немного колебался, вызывая на поединок Ужас Стремнины? Я тебя спрашиваю!

— Не знаю, — ответил Билл, полуоглохший от голоса собеседника в замкнутом пространстве. — Кто такой Ужас Стремнины?

— Самый известный скандалист Горных Земель от деревни Хамрог до Дикого Леса! — сказал Холмотоп. — Да он бы этого самого Костолома на завтрак сожрал... — Холмотоп внезапно понизил голос, и тон его стал более рассудительным. — Я, конечно, не говорю, что Костолом легкий противник. Просто он привык сражаться со своим мечом и щитом в своей изнеженной нижнеземельской манере. Без оружия, могу поспорить, Ужас запросто бы его победил. А Пол-Пинты победил Ужаса.

Эта дополнительная, невероятная информация буквально ошеломила Билла.

— Ты хочешь сказать, что этот Коротышка — человек, такой же как я, — сказал Билл, — сражался с этим Ужасом Стремнины, о котором ты говоришь, без оружия?

— Разве я не сказал? — спросил Холмотоп. — Голыми руками и один на один. Более того, возле горного ручья — в любимом месте Ужаса. И Пол-Пинты победил его.

— Откуда ты знаешь... — начал Билл, но Холмотоп прервал его.

— Откуда я знаю? — оскорбленно прорычал Холмотоп. — Разве не я нес Пол-Пинты на собственной спине, пока мы не встретились с Ужасом? Разве не я стоял рядом и наблюдал за их поединком? Ты спрашиваешь меня, Кирка-Лопата, — меня, официального почтальона между деревней Хамрог и Диким Лесом?

— Нет... конечно, нет, — сказал пораженный Билл. — Я просто ничего до сих пор об этом не слышал.

Он лихорадочно размышлял: вероятно, Холмотоп сказал далеко не все, было нечто такое, из-за чего поединок не превратился неминуемо в чистую расправу над человеком.

Кроме того, возникла новая мысль: если Гринтри действительно улетел, а его ассистентка действительно попала в беду, тогда он обязан сделать все возможное, чтобы вытащить ее из беды. Для начала нужно пойти поговорить с захватившим ее — очевидно, весьма важной персоной среди разбойников, если не их вожаком. Со всем прочим можно и подождать до возвращения Представителя. Обычный перелом ноги, как правило, не отрывает человека от работы больше чем на три-четыре дня, необходимых для полета на госпитальный корабль и обратно.

Билл пытался найти подходящие слова, чтобы объяснить свой первоначальный отказ отправиться в Разбойничью Долину на помощь Грязным Зубам. Сочинять он не умел, а готовых оправданий не было. К счастью, он вспомнил, что здесь, на Дилбии, как это ни удивительно, существовала организация — проект «Космическая Лапа»; самое мудреное предприятие, когда-либо размещавшееся за пределами земной орбиты, официальной системой субординации и правил.

— Теперь послушай меня! — сказал он Холмотопу. — Я ничем не хуже этого Пол-Пинты или других Коротышек, с которыми ты встречался, и я вовсе не намерен допустить, чтобы мою соплеменницу против ее воли держали в плену, если я могу ей помочь. Но ты должен помнить, что я здесь не главный Коротышка. Прежде чем я отправлюсь в Разбойничью Долину, мне нужно узнать, не оставил ли мне Хитрый Учитель какого-либо послания, где говорится, что я должен делать. Если так, то мне придется выполнять то, что он сказал. Если нет — я смогу поступать по собственному усмотрению. Тебе нужно лишь подождать, пока я выясню, не оставил ли он мне такого послания.

— Что же ты сразу не сказал? — с явным облегчением спросил Холмотоп. — Вовсе незачем объяснять дважды официальному почтальону, когда речь идет о чем-то вроде письма. Если Хитрый Учитель оставил тебе письмо, чтобы ты его прочитал, тогда это важнее всего. Хотя ему следовало бы отдать его мне, чтобы я доставил его тебе. Он мог быть уверен, что ты письмо получишь. Конечно, — сказал Холмотоп после паузы, — если подумать, он не мог этого сделать, потому что я пришел сюда только вчера, и он уже улетел; и, вероятно, он не хотел доверять письмо кому-то из этих нижнеземельцев. Они способны уронить письмо в колодец или уйти и оставить его валяться где-нибудь...

Холмотоп снова замолчал.

— Так или иначе, иди и прочитай послание, Кирка-Лопата, — сказал он, — а я пойду и притащу сюда Красотку.

Он направился к двери.

— Погоди минуту, — крикнул вслед ему Билл. — Кто такая эта Красотка?

— Я думал, ты знаешь, — удивленно ответил Холмотоп, открывая дверь. — Естественно, дочь Еще-Варенья; Еще-Варенья — это хозяин здешней гостиницы. Она вполне разумная женщина, но, как и любая нижнеземельская женщина, заговорит тебя до смерти, даже если бы она не слушала сумасшедших заявлений Грязных Зубов. Ладно, увидимся через несколько минут...

Когда он вышел, Билл повернулся и направился к полуоткрытой двери в жилые помещения Представительства.

Он знал, что искать в первую очередь. Где-то в этом здании должен был находиться официальный журнал проекта — и вероятнее всего, в помещении, где располагались оборудование внепланетной связи и архив.

Ему потребовалось четыре-пять минут на открывание дверей, прежде чем он нашел то, что искал. Это было квадратное помещение с белыми стенами, с двумя группами пультов, которые по отдельности управляли компьютерами Представительства и оборудованием внепланетной связи. На одном из двух столов он увидел тяжелую книгу в черном переплете, которая, судя по всему, была журналом проекта. Он поспешно сел за стол и раскрыл ее в поисках самых последних записей.

Он нашел их за несколько секунд, но они оказались удивительно бедны информацией — в них перечислялось оборудование, переданное фермерам, и сообщалось время и содержание встреч Гринтри или Аниты Лайм с местными жителями. В записях не было никакой свойственной дневникам болтовни, которую пребывающие в одиночестве участники проекта обычно добавляли к записям в журнале. Три дня назад сделана короткая запись прямым, резким почерком Гринтри:

На следующий день запись сделана наклонным, явно женским почерком:

Это была последняя запись в журнале, два дня назад. Нет никакого послания для Билла ни от Гринтри, ни от Аниты, что крайне необычно. Разве что девушка искренне предполагала вернуться в тот же день.

Билл закрыл журнал, поднялся из-за стола и направился к оборудованию связи. Это был стандартный пульт, предназначенный для связи с релейной станцией на орбите планеты, которая, в свою очередь, должна была передать сообщение на скорости, во много раз превосходящей скорость света, в пункт назначения. Билл умел им пользоваться, так же как и прочим оборудованием, применявшимся во внеземных проектах. Он щелкнул выключателем питания и нажал кнопку микрофона.

Тихо. Лампочка на панели не загорелась. Микрофон не издал гудения, сигнализировавшего, что он готов к работе.

Передатчик не работал.

Какое-то мгновение Билл тупо смотрел на него, затем быстро пробежал пальцами по пульту, щелкая переключателями и пытаясь найти неисправность. Но — никакой реакции. Его пальцы пробежали по винтам, удерживавшим панель на месте. Где-то в здании должно быть тестовое оборудование, с его помощью, при наличии времени, можно отыскать причину молчания передатчика.

— Кирка-Лопата!

Это из холла ревел Холмотоп. Мгновение спустя послышался женский дилбианский голос, тоже звавший его. Билл опустил руки и угрюмо покинул пульт. С ремонтом оборудования связи придется подождать.

Он быстро вышел из комнаты и направился по коридору в холл, где обнаружил Холмотопа в компании дилбианки; она первой увидела Билла в дверях.

— Наконец-то, Кирка-Лопата! — сказала Красотка, поскольку эта невысокая, крепко сложенная незнакомка могла быть только той самой дилбианкой, за которой отправился Холмотоп. — Тебе давно пора было появиться здесь, в Мокром Носу!

— Вы знали о моем прибытии? — спросил Билл во внезапно наступившей тишине, когда Холмотоп успокоился и добродушно кивнул Биллу.

— Естественно, знали! — резко сказала Красотка. — Разве Она не говорила, что Она посылает за тобой? Конечно говорила. Она знала, как поступать, даже если этого не знал никто другой. Как Она сказала, пришло время побороться за наши права. Она сказала, что...

— Дай же ему хоть слово вставить! — прорычал Холмотоп, глядя, как Билл доблестно пытается что-то сказать в ответ на это словоизвержение.

— Кто такая Она? — поспешно спросил Билл в момент тишины, последовавшей после реплики Холмотопа.

— Она? — удивленно переспросила Красотка. — Грязные Зубы, естественно! Та, кто наконец подняла нас на борьбу за свои права против тех, кто постоянно говорил нам, что мы должны делать!

Холмотоп фыркнул.

Красотка фыркнула тоже.

— Подождите... — быстро сказал Билл, прежде чем ситуация не переросла в спор между двумя дилбианами. — Я хотел бы сперва знать, почему Костолом держит Грязные Зубы в плену?

— Да потому что Она — чемпион среди нас, женщин! — вспыльчиво ответила Красотка. — Это все из-за того, что он наслушался Толстяков, вот из-за чего! Костолом хочет заставить меня жить в этом его разбойничьем логове. А я этого не хочу! Можешь так ему и сказать. Даже если он изрубит Грязные Зубы на кусочки на корм рыбам, я своими принципами не поступлюсь!

Нос Красотки снова уставился в потолок.

Биллу стало несколько не по себе при упоминании о том, что Грязные Зубы могут изрубить на корм рыбам. Положение, видимо, серьезнее, чем он думал. Какое отношение к этому имели Толстяки — так дилбиане называли гемноидов, — было еще одной загадкой. Но, не придавая этому пока значения, Билл решил придерживаться главной линии поведения.

— Ты имеешь в виду единственное, что спасет Грязные Зубы, — это если ты пойдешь жить в Разбойничью Долину? — спросил Билл.

— Нет, конечно! — возразила Красотка. — Все, что ты должен сделать, — это пойти и забрать у него Грязные Зубы. Почему, по-твоему, Она послала за тобой?

— Ну, собственно...

Билл замолчал. Он уже хотел было возразить, что вовсе не Грязные Зубы ответственна за его появление здесь. Однако вовремя сообразил, что ситуация уже и без того достаточно усложнилась. Трудно сказать, какие последствия вызовут его слова о том, что вызывала его вовсе не эта девушка, которая, похоже, стала кем-то вроде местной героини для Красотки, если не для всех женщин Мокрого Носа.

— Ты говоришь, я просто должен пойти и забрать ее?

— Что ж, я намерена преподать ему урок, пока ты будешь им заниматься — Костоломом, я имею в виду, — сказала Красотка. — Представь себе саму идею — держать в плену Грязные Зубы! Что возьмешь с паршивого разбойника! Скажи ему, что один раз ты его стукнешь и за меня!

— Стукну один раз... не понимаю... — начал Билл, прежде чем Красотка снова разразилась потоком слов.

— Не вижу, что здесь непонятного! — яростно закричала она. — Я все время объясняю и объясняю, и даже Коротышка вроде тебя должен был бы сообразить. Я не выйду замуж за Костолома, пока он не оставит свои разбойничьи занятия и не станет фермером здесь, в Мокром Носу, — так же, как, по вашим словам, должен поступить каждый нижнеземелец. Это все чушь насчет того, что девушка должна поступать так, как велит ей муж. Это только женщины вроде Штучки-или-Две делают вид, что верят, будто мир рухнет, если изменится хоть какой-то из старых обычаев. Ха! Она горой стоит за старые обычаи, надеясь заставить меня покинуть гостиницу и на правах ближайшей родственницы занять мое место хозяйки. Она за неделю сведет моего бедного старого отца с ума! Нет, нет, — Грязные Зубы все это нам объяснила! У нас столько же прав выбирать, где нам жить, сколько и у мужчин! Костолом ничем не лучше остальных, но он совершил ошибку, забрав Грязные Зубы с собой в долину. Хотела бы я видеть его лицо, когда ты сделаешь это!

— Сделаю что? — ошеломление спросил Билл.

— Вызовешь его на поединок, конечно! — бросила Красотка, поворачиваясь и открывая дверь на улицу. — Естественно, он не отдаст тебе Грязные Зубы, пока ты не сразишься с ним за нее и не победишь, как сделал Пол-Пинты с тем горцем, который сбежал с женщиной-Коротышкой. Так что отправляйся лучше в долину и сделай это. Я достаточно долго ждала Костолома, и совершенно ясно, что во всей округе больше нет никого с достаточно крепкими нервами, чтобы справиться с ним.

Она вышла, захлопнув за собой дверь.

Мгновение спустя дверь открылась снова, и она сунула нос внутрь.

— Не беспокойся, что застанешь его не в духе, перед тем как вызвать на поединок, — добавила Красотка. — Он уже знает, зачем ты придешь. Несколько дней назад я сообщила ему, чтобы он ждал тебя.

4

Нос Красотки исчез. Дверь снова захлопнулась. Билл уставился на нее; в голове у него творилось нечто неописуемое. Чего он в любом случае не собирался делать, так это вызывать на поединок вожака разбойников, или кем бы он ни был, вроде тех, от кого он убежал и скрылся во дворе Жестяного Уха.

— Что ж, как видишь, — пробасил позади него Холмотоп. Билл обернулся, чтобы взглянуть на почтальона, и Холмотоп кивнул в сторону закрытой двери: — Она сумасшедшая, словно весенняя гроза. А с отцом, который больше думает о собственном брюхе, чем о собственной дочери, она скорее проникнется этими сумасшедшими идеями Коротышек...

Он замолчал, виновато глядя на Билла.

— Конечно, я ничем не хотел тебя обидеть, Кирка-Лопата, — прогремел он. — Что касается идей Красотки...

— Погоди минуту, — поспешно прервал его Билл. — Разве жители деревни не могут собраться и помочь кому-то вроде Жестяного Уха...

— Мог бы и сам догадаться! — возмущенно сказал Холмотоп. — Действительно, если сосед взывает о помощи, ты можешь протянуть ему руку — когда ты слышишь его зов. Но ввязаться самому и всей своей семьей в кровавую вражду с кем-то, кто тебе вовсе не родственник? Что ж, можно быть достаточно, сумасшедшим для этого. В конце концов, есть уважаемые разбойники. Костолом, пожалуй, принадлежит к таким. Они забирают свою дань из того, что жители Мокрого Носа могут им дать, — они не берут ничего из того, что необходимо местным жителям, чтобы остаться в живых. Если бы они это сделали, жители Мокрого Носа выступили бы против них, временно объявив себя кланом. Мы должны попасть в долину, прежде чем ворота закроются. — Он повернул свои массивные мохнатые плечи к Биллу и присел. — Забирайся, Кирка-Лопата.

Секунду поколебавшись, Билл забрался в седло на спине почтальона. Слушая Красотку, он пришел к выводу, что так или иначе ему не избежать путешествия в долину и разговора с вожаком разбойников. В отсутствие каких-либо распоряжений от начальства у него просто не было выбора. Но он вовсе не собирался вызывать на поединок Костолома, что бы там ни думала Красотка. Что он мог и должен был сделать, так это затянуть переговоры до возвращения Гринтри, максимум на четыре-пять дней.

— Конечно, — неожиданно сказал Холмотоп, когда деревья сомкнулись вокруг них, — теперь понятно, почему Хитрый Учитель не добился особых успехов, пытаясь научить нижнеземельцев пользоваться всеми этими орудиями и штуками, которые привезли вы, Коротышки.

Билл начал уже привыкать к неожиданностям дилбианского мышления. Он сообразил, что Холмотоп продолжает разговор, начатый внутри Представительства после ухода Красотки.

— Почему? — с интересом спросил Билл.

— Потому что нет никакого смысла учить крестьян всем этим новшествам, чтобы они могли выращивать больше еды, — ответил Холмотоп. — Разбойники все равно забирают все излишки. Чем богаче урожай они вырастят, тем больше они будут обеспечивать разбойников.

— Как далеко до долины? — спросил Билл.

— Пара шагов, — лаконично ответил Холмотоп.

Однако «пара шагов» в представлении Холмотопа казалась несколько большим расстоянием, чем можно было предположить человеку. Добрых полчаса Холмотоп быстро шагал по пересеченной местности. Дилбианское солнце почти касалось вершин холмов впереди, когда Холмотоп наконец резко свернул и начал круто спускаться по узкому ущелью, из которого внезапно открылся вид на напоминавшую парк зеленую долину, окруженную отвесными голыми скалами высотой от пятидесяти до ста футов. Покрытая мягким зеленым ковром травы, долина сияла в лучах вечернего солнца, освещавших черные бревенчатые стены строений в ее дальнем конце.

Солнечный свет падал и на сложенную из бревен стену высотой футов в тридцать, примерно в пятидесяти ярдах впереди. Тяжелая деревянная дверь в ней была открыта, а по сторонам ее стояли двое дилбиан, не только вооруженных мечами, которые Билл видел у разбойников на ферме Жестяного Уха, но и с тяжелыми квадратными деревянными щитами на левом плече. В мозгу Билла всплыли слова Красотки о поединке с Костоломом, оставив неприятный осадок.

Холмотоп, однако, явно не испытывал перед ними никакого страха. Приблизившись к воротам, он проревел двоим стражникам:

— А ну, с дороги! У нас дело к Костолому!

Стражники не двинулись с места. Их фигуры ростом в девять футов и весом, вероятно, в три четверти тонны продолжали загораживать дверь. Холмотоп вынужден был остановиться перед ними.

— Отойдите в сторону, я сказал! — рявкнул он.

— Кто это — я? — спросил стражник повыше ростом.

— Я — это я! — прорычал Холмотоп. — Не притворяйтесь, будто не знаете, кто я. Официальный почтальон имеет право входить в любой город, деревню или лагерь! Так что освободите проход и пропустите нас!

— Сейчас ты не почтальон, — возразил тот же дилбианин. — Сейчас ты не более чем обычный горец, который хочет войти в частные владения. Тебя кто-нибудь звал сюда?

— Звал меня? — Голос Холмотопа превратился в яростный рев, и Билл почувствовал, как могучие мускулы дилбианина напряглись. — Это Коротышка Кирка-Лопата, который намерен сразиться с Костоломом, сели это потребуется!

— Он? Сразиться с Костоломом? — Стражник расхохотался. — Хо, хо, хо!

Его напарник присоединился к нему.

— Ты считаешь это забавным? — прорычал Холмотоп. — Сегодня днем ваши друзья-грабители имели весьма глупый вид на ферме у Жестяного Уха. К счастью для них, этим все и кончилось... — Голос Холмотопа приобрел зловещий оттенок. — Помните, что Коротышка, такой же, как и он, победил Ужаса Стремнины!

К удивлению Билла, это напоминание произвело впечатление на стражников. Если Билл не верил, что Коротышка может победить дилбианина, эти двое так не считали. Их смех оборвался, и они бросили тревожный взгляд через плечо Холмотопа на Билла.

— Ха! — сказал один, делая слабую попытку ухмыльнуться. — Ужас Стремнины. Горец!

Билл почувствовал, как седло под ним приподнялось, когда Холмотоп набрал в грудь воздуха. Но, прежде чем он успел что-либо сказать, стражник внезапно отошел в сторону.

— Впрочем, какая разница? — прорычал он. — Давай пропустим их, Трехпалый. Костолом сам с ними разберется!

— Самое время! — рявкнул Холмотоп.

Не тратя времени на дальнейшие разговоры, он направился к воротам и мгновение спустя уже шагал по травянистому склону к видневшимся вдали бревенчатым строениям, красным в лучах заходящего солнца.

Когда они подошли ближе, Билл увидел, что строения различны по размеру — нечто вроде лыжной базы с разбросанными вокруг коттеджами для гостей. Главное здание, длинное, одноэтажное, стояло поперек дороги: его большие двойные двери были широко открыты, и за ними скрывалось черное, неосвещенное нутро. Когда Холмотоп приблизился к зданию, Билл почувствовал запах жарившегося мяса и каких-то овощей. Очевидно, наступал ужин, который, как было известно Биллу из гипноинформации, подавался у дилбиан примерно в это время. Холмотоп вошел внутрь и остановился, давая глазам привыкнуть к царившей там темноте.

Глаза Билла тоже привыкали к темноте. Постепенно из мрака возникли очертания длинного узкого помещения с голыми балками над головой и каменным очагом в стене справа. В нем потрескивали поленья, хотя день был теплым. Возле очага стоял небольшой квадратный стол, четыре табурета, дальше тянулись длинные столы со скамьями. Взгляд Билла словно магнитом потянуло к столу перед камином — его заинтересовал не высокий дилбианин с угольно-черной шкурой, сидевший на табурете, а его собеседник напротив.

Этот второй не был дилбианином. Закутанный в темные блестящие одежды, он был на полголовы ниже дилбианина — чуть меньше восьми футов роста. Лицо покрыто складками, напоминавшими жир. Но Билл знал, что это не так. Собеседник черного дилбианина был представителем инопланетной расы, которая серьезно конкурировала с человечеством в борьбе за влияние на планеты типа Дилбии и вообще за жизненное пространство в космосе.

Существо, с которым разговаривал черный дилбианин, было гемноидом, а его кажущийся жир — мощной мускулатурой, необходимой расе, развивавшейся на планете с гравитацией в полтора раза выше земной.

Слишком поздно Биллу стало ясно, что имела в виду Красотка, когда упоминала о совете, полученном от Толстяков. Где-то внизу живота он ощутил неприятный холодок.

Очевидно, Костолом воспользовался советом Толстяков — или, в частности, этого Толстяка. Неожиданно Билл оказался лицом к лицу с гемноидом в щекотливой ситуации, ради избежания которой и было подписано соглашение между землянами и гемноидами о невмешательстве в дела Дилбии. Он понял, что ввязался в инцидент, который мог разрешить лишь человек ранга Представителя Дипломатической службы. А не ассистент-стажер — будущий инженер-механик, которого, словно вытащенную из воды рыбу, бросили на сельскохозяйственный проект. Тем более он не в состоянии был связаться со своим начальством и действовал без какого-либо разрешения по собственной инициативе.

— Поворачивай обратно! — неистово прошипел Билл в ухо Холмотопу. — Мне нужно немедленно убираться отсюда!

— Убираться? Почему? — удивленно спросил Холмотоп. — Впрочем, все равно уже поздно.

— Поздно?..

Билл так и не договорил.

Прямо из-за двери позади него донесся звук, несхожий на удар металлического гонга. Чей-то голос прокричал:

— Солнце село! Закрыть ворота!

Последовала пауза в секунду-две, а затем из долины, во всю мощь дилбианских легких, донесся ответный крик:

— Ворота закрыты!

5

Едва стих протяжный крик от ворот, Холмотоп направился к столу перед очагом. Билл открыл было рот, пытаясь протестовать, но тут же осекся, разглядев, что помещение заполнено дилбианами, и стоявшими, и сидевшими на скамьях. Сначала вся эта толпа не заметила в дверях Холмотопа и Билла, но, когда они двинулись к квадратному столу перед очагом, все взгляды обратились к ним. Тишина распространилась по комнате, словно круги от брошенного в пруд камня. Когда Холмотоп подошел к столу, где сидели гемноид и черный дилбианин, тишина стала абсолютной.

Холмотоп остановился и с высоты своего роста глянул на сидящих гемноида и дилбианина.

— Добрый вечер, Костолом, — сказал он дилбианину и перевел взгляд на гемноида. — Добрый вечер, Брюхо-Бочка.

— Добрый вечер и тебе, Почтальон, — ответил Костолом.

Его невероятно низкий бас отдавался эхом, от которого, казалось, все вокруг звенело. Вожак разбойников почти настолько же превосходил размерами среднего дилбианина, как и Холмотоп. Возможно, он был и не столь высок, но более мощного телосложения и определенно шире в плечах. По спине Билла пробежала холодная дрожь. В самой внешности этого дилбианина, отличавшегося от других представителей той же расы, которых Билл встречал до сих пор, чувствовались ум и авторитет. Глаза, глядевшие на него из полуночной черноты мохнатой морды, внимательно, пронизывающе изучали его. Мог ли такой держать в плену человека — по причинам, которые приписывала ему Красотка?

Но у Билла не было возможности подумать над этим вопросом. Гемноид уже обращался к нему, глядя поверх мохнатого плеча Холмотопа; голос его, хотя и не столь низкий, как у дилбиан, был тягучим и густым, словно тяжелое масло, вытекающее из огромного кувшина.

— Мюла-ай, к вашим услугам, — пробулькал гемноид с каким-то зловещим весельем.

Он говорил по-дилбиански, и это заставило Билла, проявив бдительность, ответить на том же языке — и не совершить ошибку, заговорив на языке людей или языке гемноидов, который он изучил под гипнозом.

— Или Брюхо-Бочка, как меня здесь называют наши друзья, — продолжал Мюла-ай. — Я журналист и нахожусь здесь, чтобы написать серию статей об этом очаровательном народе. Что привело сюда вас, мой юный друг-человек?

— Билл Уолтхэм, — осторожно ответил Билл. — Я здесь в качестве участника нашего сельскохозяйственного проекта в деревне Мокрый Нос.

Мюла-ай действительно мог быть журналистом, но, без сомнения, и секретным агентом — для гемноидов это в порядке вещей.

— Только участника?

Мюла-ай издал хлюпающий звук, будто бочку патоки опорожнили в глубокую цистерну. В этом звуке чувствовалась насмешка, он как бы приглашал остальных пошутить вместе с ним над Биллом. Любовь к жестокости, насколько знал Билл, была характерна для гемноидов. Их культура скорее превозносила ее, нежели порицала. Оказаться объектом шутки Мюла-ая, какой бы она ни была, не слишком приятно. Почувствовав себя нелепо, Билл освободил ноги от ремней упряжи Холмотопа и, соскользнув вниз, оказался на полу.

Теперь, стоя лицом к сидящим Мюла-аю и Костолому, Билл мог смотреть на гемноида чуть свысока и глаза в глаза Костолому.

— Присаживайся к моему столу, Кирка-Лопата, — прогремел предводитель разбойников. Тон был официальным, слова прозвучали как приказ. — И ты тоже, Почтальон.

Без колебаний Холмотоп плюхнулся на свободный табурет. Билл вскарабкался на другой и оказался между Костоломом и массивной фигурой Мюла-ая, на лице которого, напоминавшем маску Будды, все еще блуждала насмешливая улыбка. Сидевший напротив Холмотоп, единственный союзник Билла, казался далеким и пассивным.

Алые языки огня, красноватые отблески на голых закопченных балках над головой, громадные фигуры, окружавшие Билла, внезапно вызвали у него ощущение, что он провалился в преисподнюю, населенную черными гигантами и странными чудовищами. На мгновение его охватило чувство собственной беспомощности. Ситуация показалась ему непосильной — физически, эмоционально и даже профессионально. Он поспешно повернулся к Костолому.

— Как я понял, у тебя здесь находится Коротышка — Коротышка по имени Грязные Зубы?

В течение долгих секунд разбойник молча смотрел на него.

— Что ж, да, — ответил Костолом. Затем неожиданно мягко добавил: — Она появилась здесь недавно, и я думаю, все еще где-то поблизости. Она говорила мне вчера, что пока не собирается уходить — нравится мне это или нет.

Он продолжал пристально смотреть на Билла, расстроенного собственной неосторожностью и прямым ответом Костолома. Пока Билл приходил в себя, Костолом заговорил снова:

— Но не будем сейчас об этом, Кирка-Лопата, — сказал предводитель разбойников, все так же удивительно мягко. — Самое время поесть и выпить. Чувствуй себя как дома. Сначала пообедаем. Потом поговорим.

Билл видел, что Мюла-ай все еще улыбается, явно наслаждаясь его смущением и замешательством.

— Что ж... спасибо, — сказал Билл Костолому.

К столу подошли две дилбианки с огромными деревянными блюдами — в них было что-то напоминавшее то ли вареное, то ли жареное мясо, громадные, неправильной формы коричневые куски чего-то похожего на хлеб — и с большими деревянными сосудами для питья.

— В чем дело, Кирка-Лопата? — мягко спросил Костолом, пока деревянные сосуды наполнялись темной жидкостью, чем-то вроде пива. — С едой и питьем все в порядке, верно? Вгрызайся.

— Вполне, — эхом отозвался Мюла-ай с маслянистым кудахтаньем, набивая свой вместительный рот хлебом и мясом и поднимая деревянную кружку. — Лучшая еда на многие мили вокруг.

— Не совсем, — ответил Костолом, с той же обманчивой мягкостью обращаясь на этот раз к гемноиду. — Я думал, я тебе говорил. Красотка — лучший повар в этих краях.

— О да, да, — поспешно согласился гемноид, громко сглатывая и лучезарно улыбаясь разбойнику, — конечно. Как я мог забыть? Как бы все это ни было вкусно, Красотка готовит много лучше. Ну конечно!

Костолом, додумал Билл, обладает железным кулаком внутри бархатной перчатки, судя по реакции гемноида. Взгляд черного разбойника снова обратился к Биллу, и тот поспешно начал жевать кусок мяса. Ладно, подумал он, кто не рискует, тот не выигрывает.

Разговоры стихли, не только за главным столом, но и по всему залу, по мере того как дилбиане приступали к серьезному процессу поглощения пищи. Выглядело это с человеческой точки зрения достаточно устрашающе. Билл никогда не считал, что ест мало, — в Школе Выживания его упрекали как раз в обратном. Но в сравнении с дилбианами и гемноидом его возможности едока казались смешными.

Для начала на его деревянной тарелке оказался кусок вареного мяса весом фунтов в шесть-восемь и не меньше двух караваев хлеба. Деревянный сосуд рядом с тарелкой, вмещавший около двух кварт жидкости, был наполнен до краев.

После первой попытки не отстать от чудовищных аппетитов тех, кто его окружал, Билл сдался. Он раскидал еду по своей тарелке настолько, насколько было возможно, чтобы создать видимость, что он поел, и сделал вид, что всецело занят деревянной кружкой, которую, по мере того как она пустела, легче было держать.

Едва ему удалось сделать последний глоток из этого чудовищного сосуда и поставить его обратно на стол, он, к своему ужасу, увидел, как Костолом повернулся и поднял тяжелую лапу. Одна из прислуживавших дилбианок подошла и вновь наполнила кружку.

Билл судорожно сглотнул.

— Очень хорошо. Очень хорошо, — пробулькал Мюла-ай, опрокидывая одним глотком свою вновь наполненную кружку, которая была ничуть не меньше, чем у Билла. — Наш Коротышка недурно ест и пьет. — И с издевкой добавил: — Для Коротышки.

— Мир не завоюешь, лишь набивая брюхо, — прорычал Холмотоп.

Инстинктивно Билл удержался от признательного взгляда в сторону Холмотопа. Тем не менее его согрела и ободрила поддержка долговязого дилбианина.

— Но человек, однако, сумел в свое время завоевать мир, — сказал гемноид с громким кудахтаньем. — Не так ли, Кирка-Лопата?

Билл помедлил с ответом и поднял тяжелый сосуд, чтобы выиграть время.

— Ну... — сказал он, поднося кружку к губам.

Притворяясь, что делает глоток, он внезапно заметил маленькую стройную фигурку, которая двигалась вдоль дальней стены. Она дошла до больших дверей, все еще открытых навстречу сумеркам, и исчезла. Билл, глядевший ей вслед поверх края сосуда, не сомневался, что это был человек, и притом женщина.

Он поспешно поставил кружку на стол и повернулся к Костолому.

— Не была ли это... — ему пришлось на мгновение задуматься, вспоминая ее дилбианское имя, — Грязные Зубы — та, кого я только что видел выходящей за дверь?

Громадный дилбианин, предводитель разбойников, снова уставился на Билла темными непроницаемыми глазами.

— Ну, не знаю, Кирка-Лопата, — ответил Костолом. — Говоришь, ты ее видел?

— Совершенно верно, — мрачно ответил Билл, — она только что вышла через те двери. Ты ее не видел? Ты же смотришь в ту сторону.

— Ну, — мягко сказал Костолом, — я не помню, чтобы я ее видел. Но, как я говорил, она где-то здесь поблизости, Возможно, это была и она, Почему бы тебе самому ее не поискать, раз уж тебе так хочется?

— Я так и сделаю, — ответил Билл.

Он повернулся на стуле и соскочил на пол. От долгого сидения на остром краю его правая нога онемела, ее, казалось, пронзали тысячи иголок, и Билл с трудом мог ею пошевелить. Стараясь не спотыкаться, он повернулся и направился к открытым двустворчатым дверям.

Наконец он добрался до дверей и с облегчением вышел в сгущающиеся сумерки. Посмотрев направо, налево, увидел, что лениво бродившие вокруг стражники исчезли. На какое-то мгновение, вглядываясь в опускавшиеся над долиной сумерки, он испытал чувство досады и раздражения. Стройной девичьей фигурки, которая прошла через зал, нигде не было... И вдруг Билл различил ее неясные очертания.

Он прыжками спустился по ступеням и побежал к ней, но тут она завернула за угол здания и исчезла.

Мягкая почва поглощала звук его бегущих ног. Он быстро свернул за угол и чуть не налетел на нее, поскольку она с низко опущенной головой, казалось, пребывала в глубокой задумчивости.

Что можно сказать в подобной ситуации, подумал Билл, притормаживая. Она, задумавшись, продолжала медленно идти вперед, явно не слыша его. Он попытался вспомнить ее настоящее имя, но на ум приходило прозвище Грязные Зубы, которое дали ей дилбиане. Наконец он позвал, подходя к ней сзади:

— Эй!

Она подскочила и обернулась. С расстояния в несколько футов, в сгущающихся сумерках, он мог различить, что лицо ее было овальным, с тонкими чертами, каштановые гладкие волосы окружали голову почти как шлем, а огромные глаза были удивительно зелеными. При виде его они расширились еще больше.

— Это вы! — воскликнула она по-английски. — Ради всего святого, зачем вы явились сюда? Почему вы ведете себя в столь деликатной ситуации будто слон в посудной лавке?

6

Билл уставился на Аниту Лайм, не в силах вымолвить ни слова.

Он был не в силах вымолвить ни слова не потому, что ему нечего было сказать в ответ, а потому, что ему нужно было сказать сразу очень многое, и слова сражались друг с другом в его мозгу за право первыми воспользоваться его языком. Если бы он был склонен к заиканию, он бы начал заикаться от недоумения и неприкрытой ярости.

— Послушайте, — наконец сумел выговорить он, — ведь вы же сами оказались здесь...

— ...и знала, что делаю! А вы нет! — бросила она, ловко перехватывая у него инициативу. — Вам просто повезло, что я оказалась здесь, чтобы вытащить вас из этого переплета. Если бы я не услышала от жен разбойников о том, что Красотка сообщила Костолому о вашем появлении, вам сейчас пришлось бы участвовать в поединке с Костоломом! А знаете, почему этого не случилось? Потому что, как только я услышала об этом, я пошла к Костолому и сказала ему, что мне очень здесь нравится и я не собираюсь никуда и ни с кем отсюда уходить! После этого вам не имело никакого смысла сражаться за меня!

— Не имело, — мрачно сказал Билл. — Но все дело в том, что у меня и намерений таких не было. Между тем вы все еще торчите здесь, Гринтри на планете нет, а я остался один на один с Представительством и проектом, о котором не имею ни малейшего понятия. Я не специалист по сельскому хозяйству или социологии. Я инженер-механик. То, чем я занимаюсь...

— Ну, это вы можете выяснить сами, — сказала Анита. — Свяжитесь с Лейфом и спросите его...

— Связь не работает.

Она уставилась на него.

— Этого не может быть, — наконец сказала она. — Вы просто не включили ее как положено.

— Естественно, я включил ее как положено! — сдавленно сказал Билл. — Я вам говорю, она не работает!

— Естественно, она работает. Она должна работать! Возвращайтесь и попробуйте еще раз. И главное... — сказала она, внезапно спохватываясь, — главное, прежде всего — вы не должны были ни в коем случае здесь появляться. Здравый смысл должен был подсказать вам...

— Красотка сказала, что вас нужно спасать от Костолома.

— И вы ей просто так поверили? Ну, знаете! — раздраженно сказала Анита. — Вы должны были немедленно связаться с Лейфом...

— Я пытался. Я же вам говорю... — сказал Билл, почти не разжимая зубов, — радиостанция не работает!

— А я говорю, что работает! Она работала, когда я уходила в долину, два дня назад, — а что могло с ней с тех пор случиться? Подождите... — Анита протянула руку, словно останавливая готовый сорваться с его языка поток слов. Она понизила голос до более разумного тона. — Послушайте, давайте не будем спорить на эту тему. Ситуация и без того непростая. Главное, я спасла вас от поединка с Костоломом. Единственное, что вы должны сейчас сделать, — вернуться в деревню как можно скорее и оставаться там. Займитесь своим настоящим делом.

— Каким настоящим делом? — воскликнул Билл, уставившись на нее.

— Организуйте жителей деревни, чтобы они все вместе могли противостоять разбойникам!

— Что?

— Именно так. — Она еще больше понизим голос, почти до шепота: — Послушайте меня... э... мистер Уолтхэм...

— Зовите меня Кирка-Лопата... я имею в виду, Билл, — ответил Билл, в свою очередь понижая голос. — Почему мы говорим шепотом?

Она огляделась по сторонам в сгущающихся сумерках.

— Этот гемноид понимает по-английски так же хорошо, как вы или я понимаем язык гемноидов, — прошептала она. — Позвольте мне объяснить вам некоторые детали проекта «Космическая Лапа»... Билл.

— С превеликим удовольствием, — с чувством сказал Билл.

— О, перестаньте! Вовсе незачем вести себя столь вызывающе, — сказала Анита. — Послушайте меня. Все это начиналось как самый обычный сельскохозяйственный проект, учитывая тот факт, что, когда было подписано соглашение между землянами и гемноидами о невмешательстве в дела Дилбии, ни гемноиды, ни мы не знали о существовании достаточно крупных дилбианских сообществ, которые не были организованы и не подчинялись клановой структуре, типичной для дилбиан в горах, где живет девяносто процентов местного населения.

— Я все это знаю, — перебил Билл. — По пути сюда я провел пять дней в гипношлеме. Я могу даже процитировать ту часть, где говорилось о целях проекта. «Задачей проекта „Космическая Лапа“ является попытка распространения технологии среди дилбиан; в буквальном переводе на дилбианский его название должно означать „рука помощи со звезд“ — за исключением того, что, поскольку дилбиане считают себя единственными, кто обладает руками, предполагается, что Коротышки и Толстяки имеют „лапы“.» Я все это уже знаю. Но меня послали сюда, чтобы учить местное население пользоваться сельскохозяйственными орудиями, а не организовывать... — Он запнулся в поисках подходящего слова.

— Отряды гражданской обороны! — подсказала Анита.

— Гражданской обороны... — Он вытаращился на нее в сгущающейся темноте.

— Почему бы и нет? Название ничем не хуже любого другого! — быстро прошептала она. — Теперь послушайте кое-что, чего вы не знаете. Я сказала, что все это начиналось как рядовой проект. Здешние равнинные дилбиане происходят из пятидесяти или шестидесяти различных горных кланов. Соответственно, у них нет клановой организации и у них нет никаких Старейшин Клана, которые могли бы осуществлять ненавязчивый контроль над их образом мыслей и поступками. Кроме того, они не разделяют идею горных дилбиан о том, что пользоваться инструментами или оружием недостойно. Таким образом, они казались самым подходящим обществом для того, чтобы мы могли продемонстрировать горным дилбианам, что орудия и технология позволяют собирать больший урожай, строить лучшие дома и все такое прочее — в общем, выводят их на дорогу к современной цивилизации.

— И заодно делают их в большей степени нашими друзьями, чем друзьями гемноидов, — скептически вставил Билл.

— И это, конечно, тоже, — сказала Анита. — По крайней мере, если дилбиане будут обладать некоторыми знаниями в области современной технологии, они лучше смогут понять психологическую разницу между нами и гемноидами. Можно гарантировать, что, если мы сможем поднять их средний технологический уровень, они захотят стать нашими партнерами. Гемноиды не хотят, чтобы они стали технологически развитыми. Они скорее хотят вовлечь дилбиан в сферу влияния гемноидов, пока те достаточно примитивны и вынуждены быть технологически зависимыми.

— Вы собирались, — заметил Билл, — рассказать мне о чем-то, чего я не знаю.

— А я что делаю? — яростно прошептала Анита. — Когда мы начали делать успехи в осуществлении проекта, гемноиды стали предпринимать ответные шаги. Они послали сюда Мюла-ая, одного из их лучших агентов...

— Агентов? — переспросил Билл.

Он, конечно, подозревал это, но при мысли о том, что ему придется противостоять хорошо подготовленному инопланетному агенту, у него пробежал холодок между лопаток.

— Именно. Агент. И Мюла-ай не терял времени, воспользовавшись местными условиями, которые могли бы расстроить проект. Он подружился со здешними разбойниками и объяснил им, что чем больше жители деревень смогут производить на своей земле, тем больше излишков разбойники смогут у них забирать. Как вы знаете, разбойники забирают только то, что крестьяне в состоянии отдать. Дилбианские обычаи в этом отношении очень строги, даже без Старейшин...

— Знаю, — нетерпеливо буркнул Билл. — Так почему же мне в таком случае не сказали, что здесь гемноид, да еще и агент? В гипноинформации ничего об этом не говорилось.

— Предполагалось, что вам сообщит об этом Лейф после вашего прибытия — по крайней мере, так он сказал мне, — ответила она, понизив голос настолько, что он едва мог ее слышать. — Гемноиды слишком хорошо умеют перехватывать и расшифровывать межзвездные передачи, для того чтобы передать ту информацию, которую я вам сейчас сообщаю, с использованием обычных гипнолент. Суть в том, что то, о чем Мюла-ай рассказал разбойникам, дошло от разбойников до жителей деревни, и те начали задавать себе вопрос, какой им смысл пользоваться орудиями, если улучшение их жизни попросту означает улучшение жизни разбойников. Видите ли, разбойники бродят вокруг, собирая свой так называемый налог, и обитатели Мокрого Носа ничего не могут с этим поделать.

— Почему, собственно? — спросил Билл. — Их же наверняка значительно больше, чем разбойников...

— Именно об этом я и пытаюсь вам сказать, — прошептала Анита. — Да, их больше, чем разбойников. Но без клановой структуры они не могут объединиться, а разбойники устраивают налет на одну ферму за один раз и забирают у фермера все излишки. Фермеры даже не пытаются защитить свою собственность — по той простой причине, что их всегда превосходят в численности. Кроме того, большинство из них скорее восхищаются разбойниками.

— Восхищаются?

— Именно, — сказала Анита. — Они жалуются на то, что разбойники отбирают их имущество, но, если вы их послушаете, вы заметите, что они по-своему гордятся тем, что их грабят. Это нечто вроде романтического эпизода, праздника в их жизни...

— Да, — внезапно задумчиво сказал Билл.

Он вспомнил пьяную, но счастливую улыбку Жестяного Уха, когда тот сидел за столом, через силу глотая свое собственное пиво.

— Все дело в том, — закончила Анита, — что усовершенствовать сельское хозяйство Мокрого Носа невозможно, пока это разбойничье гнездо продолжает существовать. Мы оказались в патовой ситуации: разбойники превосходят силой селян, влияние гемноидов превосходит наше. Что ж, мне удалось добиться некоторых успехов, пытаясь объяснить человеческую точку зрения местным женщинам. Лейф сказал мне, что, по мнению нашего начальства, кто-нибудь... скажем так, разбирающийся в механике, вроде вас, мог бы попытаться договориться с местными жителями. Так что, как я уже сказала, возвращайтесь и попытайтесь организовать силы гражданской обороны...

— Ясно, — сказал Билл. — Прямо так, сразу?

— И вовсе незачем ехидно усмехаться, — парировала она. В ее голосе зазвучали нотки энтузиазма — словно, подумал Билл, ее захватила собственная идея. — В сущности, мужчинам деревни нужен только лидер. Вы можете им стать, — конечно, вам придется действовать за сценой. Но почему бы вам для начала не поговорить с деревенским кузнецом? Его зовут Плоскопалый. Он достаточно крупный и сильный для того, чтобы быть достойным противником для самого Костолома, если они выйдут на поединок без оружия. Вы могли бы привлечь его на свою сторону...

— Понятно. Подождите минуту! — прервал ее Билл. — Я понятия не имею, какое отношение к происходящему имеет вся эта затея с силами гражданской обороны, но я прилетел сюда не за этим. К вашему сведению, меня направили сюда, когда я готовился к участию в проекте по освоению Денеба-Семнадцать, и моя задача — научить жителей Мокрого Носа пользоваться сельскохозяйственными орудиями. Короче говоря, таково данное мне поручение, и никто, на то уполномоченный, его не отменял. Пока это не произойдет...

— Ясно!

Впервые Билл услышал в ее голосе подлинную ярость. В полнейшем изумлении он замолчал на полуслове.

— Ясно, вы один из этих! — В голосе Аниты звучало горькое обвинение. — Вас в самом деле совершенно не волнует ваша работа в космосе! Все, что вам нужно, — с выгодой использовать ваши два года и заработать денег, чтобы поступить дома в университет и получить диплом вместо ограниченной профессиональной лицензии! Вас не интересует, что станет с проектом, в котором вы участвуете, или с делом, которое...

— Да подождите же... — начал Билл.

— ...вас ничего не интересует, кроме того, как наиболее выгодно использовать свое время...

— Если хотите знать, — начал Билл, — то, как я отношусь к попыткам цивилизовать целый мир...

— ...и черт с ними, всеми прочими — людьми и туземцами! Что ж, так уж вышло, что меня волнуют дилбиане — в достаточной степени для того, чтобы не позволить гемноидам стать на пути их прогресса к развитому, технологическому обществу и дать им возможность присоединиться к нам и гемноидам не как бедным родственникам, но как независимому, самостоятельному, выходящему в космос народу...

— Если вы хотя бы минуту меня послушаете, я вовсе не имел в виду...

— Значит, никто не давал вам никаких поручений, так? — яростно прошептало неясное пятно в окончательно сгустившейся темноте, в двенадцати дюймах перед Биллом и на восемь дюймов ниже его носа. — Что ж, мы это запросто исправим! Вы стажер-ассистент, верно?

— Конечно, — сказал он, вновь получив возможность говорить.

— И я тоже. Но кто из нас оказался здесь раньше?

— Вы, конечно, — сказал Билл. — Но...

— Так кто здесь старший? Я. Вы сегодня же вечером возвращаетесь в селение...

— Вы прекрасно знаете, что я не могу сегодня вернуться, — в отчаянии сказал Билл. — С заходом солнца ворота закрываются!

— Что ж, их снова откроют, если так скажет Костолом. Попросите его! — бросила Анита. — Затем возвращайтесь в селение, оставайтесь там и начинайте организовывать селян на защиту против разбойников. Это не мое предложение, это приказ — от меня как вашего начальника! А теперь отправляйтесь и выполняйте, мистер Пикхэм... я имею в виду, мистер Риллхэм... я имею в виду... в общем, спокойной ночи!

Послышалось яростное женское фырканье, почти дилбианское, и Билл услышал звук шагов, удалявшихся от него в черноту ночи.

Билл ошеломленно остался стоять на месте. Впервые с тех пор, как он высадился на Дилбии, он оказался в столь неординарной ситуации — в подчинении у женщины-стажера, которая, похоже, не имела абсолютно никакого понятия о том, что касалось туземцев. И что теперь? Следует ли ему подчиниться приказу Аниты, организовать дилбиан Мокрого Носа — даже если бы он в состоянии был это сделать — в боевые отряды и попасть под космический трибунал за необоснованное вмешательство во внутренние дела Дилбии? Или вернуться в деревню, обучить туземцев пользоваться кирками и лопатами и попасть под трибунал за отказ подчиняться приказу непосредственного начальства?

7

Это было для него уже чересчур, и Билл в конце концов сдался. Как следует все обдумать можно было и завтра. Пока что перед ним стояла задача добраться сегодня ночью до деревни — и до человеческой постели в Представительстве, чего ему, признаться, давно уже хотелось. Возможно, Анита была права насчет того, что достаточно лишь попросить Костолома отпустить его и Холмотопа восвояси.

Он неуверенно повернулся, вглядываясь в ночь, и, к своему облегчению, обнаружил горевшие невдалеке, словно маяки, огни разбойничьих строений. Он направился в их сторону и, по мере того как подходил ближе, обнаружил, что приближается к задней стене главного здания. Он свернул за угол и направился к главному входу.

Подойдя ближе, Билл увидел группу дилбиан, стоявших перед крыльцом, — среди них, чуть в стороне, была тучная фигура того, кто мог быть только гемноидом, Мюла-аем, а рядом с ним двое необычно высоких дилбиан, один из них повыше и худее второго — явно Костолом и Холмотоп. Билл подошел к ним. Над горным пиком все выше и выше поднималась ясная луна, и укрепленную долину заливал яркий серебристый свет — так что, когда он остановился рядом со всей троицей, он отчетливо мог видеть выражение их физиономий.

— Хо-хо, вот и он, — благодушно пробулькал Мюла-ай. — Ну как, нашел свою маленькую самочку, Кирка-Лопата?

— Я с ней разговаривал, — коротко ответил Билл. Он повернулся к предводителю разбойников: — Она полагает, что я мог бы попросить тебя... Не позволишь ли ты Холмотопу и кие выйти за ворота, даже если они заперты на ночь. Я бы хотел до утра вернуться в деревню.

— В самом деле? — переспросил Костолом все тем же обманчиво мягким тоном.

Билл не в состоянии был понять, позволит или запретит дилбианин им с Холмотопом уйти. Холмотоп кашлянул — по непонятной для Билла причине. Мюла-ай тоже откашлялся.

— Надо понимать так, — сказал Мюла-ай, — что ты собираешься уйти и после всего, что произошло, оставить это маленькое создание здесь?

Билл почувствовал, как у него вспыхнули уши.

— В донный момент, — ответил он, — да. Но если потребуется, я вернусь.

— Вот и прекрасно! — радостно сказал Холмотоп. — Разве я не говорил? Он вернется. И я его отнесу!

— В любое время, — мягко проворчал Костолом. — Только лучше днем.

— Конечно, я приду днем, — сказал Билл. — Я бы и сейчас не уходил, но после того, как я поговорил с... э... Грязные Зубы, мы решили... то есть я решил... отправиться назад в деревню сегодня же ночью.

— Почему бы и нет? — прогрохотал Холмотоп голосом, в котором почти чувствовался вызов.

— У меня нет возражений, — мягко сказал Костолом. — Отправляйтесь когда хотите. Идите, а я прослежу, чтобы открыли ворота и выпустили вас обоих.

Предводитель разбойников направился к краю долины, где находились стена и ворота. Холмотоп с отсутствующим видом двинулся следом, так что Биллу пришлось совершенно недостойным образом бежать за дилбианским почтальоном; он дернул за ремень его упряжи, давая Холмотопу понять, что не в состоянии поспеть за его шагами.

— О? Извини, Кирка-Лопата, — пробормотал Холмотоп, словно что-то отвлекло его внимание. Он подхватил Билла своими могучими лапами и опустил в седло у себя на спине. — Я как-то на мгновение совсем забыл о тебе... ты там как, в порядке?

Билл ответил утвердительно, и Холмотоп вновь двинулся следом за Костоломом.

Только сейчас Билл начал понимать, какую честь оказывает ему Костолом, отпуская его именно сейчас. Открытие ворот было далеко не простой процедурой. Сначала стражникам пришлось найти факелы из смолистого дерева и зажечь их. Затем с помощью Костолома и Холмотопа они убрали две тяжелых перекладины с внутренней стороны ворот. Наконец, после усилий и пыхтения, ворота начали с грохотом открываться, со скрипом и скрежетом поворачиваясь на напоминавшем жернова устройстве, состоявшем из двух деревянных колес, одно из которых катилось по плоской поверхности другого. Однако в конце концов ворота распахнулись.

— Ну что ж, спокойной ночи и счастливого пути, Холмотоп. И тебе тоже, Кирка-Лопата, — сказал Костолом.

Билл и Холмотоп пожелали в ответ спокойной ночи, и Холмотоп направился по дороге во тьму за воротами, куда не проникал свет факелов. Когда тьма полностью поглотила их, Билл снова услышал скрежет закрывающихся позади ворот и могучий голос, который мог исходить только из легких Костолома.

— Помни, Кирка-Лопата! — услышал он. — Только днем!

— В чем дело, Кирка-Лопата? — прорычал снизу Холмотоп. — Ты же не собираешься давать ему обещания?

— О... — удивленно сказал Билл. Он приподнялся на своих ремнях, повернул голову и крикнул назад так громко, как только мог: — Я обещаю — только днем, Костолом!

Холмотоп откашлялся. Позади Билл мог видеть предводителя разбойников, который удовлетворенно кивнул. Билл снова повернулся вперед и опустился в седло, приспосабливаясь к покачиванию крупного тела шагающего под ним Холмотопа. Долговязый дилбианский почтальон ничего не говорил, лишь пару раз что-то пробормотал себе под нос. Поскольку Билл слишком устал для того, чтобы задавать вопросы, оба молчали, пока вновь не вступили на главную улицу селения Мокрый Нос и перед ними в лунном свете не замаячили очертания Представительства.

— Приехали, слезай, — сказал Холмотоп, внезапно останавливаясь перед дверями Представительства.

Билл подчинился.

— Ты останешься здесь?.. — начал было Билл, но Холмотоп его опередил.

— Что касается меня, то я отправляюсь на постоялый двор, — ответил дилбианин. — Если я тебе понадоблюсь, ты сможешь найти меня там — я имею в виду, до рассвета, — прогремел Холмотоп.

— Ну что ж... гм... у меня, наверное, будет куча дел завтра утром...

— Не сомневаюсь! — перебил его Холмотоп. — Говорят, этот кузнец, Плоскопалый, неплохой работник, но, как я догадываюсь, ты намерен простоять у него над душой все время, пока он будет занят делом. Что ж, я буду рядом с тобой. Завтра утром отправимся к нему в кузницу и посмотрим, что удастся от него добиться.

— Плоскопалый? — озадаченно переспросил Билл. — Кузнец? Зачем мне может понадобиться кузнец?

Холмотоп лукаво усмехнулся:

— Ну как зачем — чтобы сделать тебе эту самую нижнеземельскую штуку для сражений, которую они называют мечом, и щит, конечно! Ты же не думаешь, что подобные вещи валяются вокруг, только подбирай в случае нужды? Вы, Коротышки, слишком многое считаете само собой разумеющимся.

— Меч? — переспросил Билл, окончательно сбитый с толку. — Щит?

— Я тебя ни в чем не обвиняю, — сказал Холмотоп, снова усмехаясь. — Конечно, мне тоже до мозга костей отвратительно сражаться такими безделушками. Но выбирать не приходится. — Он сделал паузу, с хитрецой глядя с высоты своего роста на Билла. — В конце концов, ведь это ты вызвал на поединок Костолома, так что за ним было право выбора места и правил, а я готов спорить на что угодно, что он не станет ввязываться в драку без щита и меча. Можешь поверить мне, нижнеземельцу.

Билл стоял, остолбенев, глядя на громадные мохнатые очертания нависавшего над ним дилбианина.

— Я вызвал Костолома на поединок на мечах? — наконец с трудом выдавил он.

Холмотоп разразился внезапным, похожим на рык смехом, который потряс сонную тишину погруженной в темноту деревни.

— Ты думал, что случайно что-то упустил? — бросил он, наконец успокоившись. — Я бы мог сразу тебе сказать, как только мы вышли из долины, но я решил, что тебе стоит сперва самому поразмышлять над своей горькой долей. Я тебе не говорил, что тебе очень повезло, что у тебя есть я? В ту минуту, когда я услышал от Костолома, что Грязные Зубы находится здесь, потому что ей так хочется, я понял, в чем дело. У нее возникла какая-то женская идея насчет того, что тебе не стоит драться с Костоломом. Верно? Так что потом, когда ты ушел с ней поговорить, я отвел Костолома в уголок и сказал ему пару слов...

— Пару слов?.. — переспросил Билл, в голове у которого начало возникать неясное подозрение.

— Именно так, — сказал Холмотоп. — Я сказал ему, что это будет большой позор, если ты и он не выйдете на поединок — особенно если, как ты сказал, ты находишь это интересным, а я уверен, что он считает так же. Я сказал, что после всего, что произошло, нам даже не требуется явно выраженный вызов, как считали его парни. Я сообщил ему, что он может сказать своим парням, что, как ты мне говорил, тебе повезло, что Грязные Зубы не нужно спасать, потому что ты мог бы справиться с ним, даже если у тебя одна лапа будет привязана за спиной.

Билл судорожно сглотнул.

— И он заявил мне, — радостно продолжал Холмотоп, — что никогда не верил в историю о Пол-Пинты и Ужасе Стремнины, что никогда не верил в то, что какой-либо Коротышка мог бы продержаться хотя бы две секунды против такого, как он, и что его не волнует, если я сообщу об этом тебе. Я так и сделал, и ты, естественно, тут же немедленно вызвал его на поединок, на мечах или как он хочет.

— На мечах... — ошеломленно пробормотал Билл.

— Я знаю, как ты себя сейчас чувствуешь, — с внезапным сочувствием сказал Холмотоп. — Немножко не по себе, верно, когда у твоего противника есть еще клыки и когти, с которыми он родился? Так или иначе, мы можем сделать тебе подходящее оружие, и начнется поединок. Сейчас об этом знают все. Вот почему мы договорились с Костоломом, что он крикнет тебе вслед, чтобы ты возвращался днем, а я подсказал тебе, чтобы ты крикнул ему в ответ, что вернешься — как только это будет удобно для поединка, днем и в присутствии свидетелей. Но я согласен с тобой насчет этих мечей. Это действительно отвратительный способ сражаться.

Холмотоп тяжело вздохнул.

— Конечно, может быть, мне и не стоило бы об этом беспокоиться, — сказал он. — Может быть, вам, Коротышкам, нравится драться с применением орудий. Похоже, вы используете их почти всегда. Что ж, желаю тебе спокойной ночи — и встретимся на рассвете!

8

Сквозь сонные видения Билл слышал тяжелый, раскатистый грохот, на фоне которого медведи-кодьяки, вставшие на задние лапы и одетые в доспехи, вели нечто вроде средневекового турнира, к которому его принуждали присоединиться. Придя в себя, он понял, что грохотом был рык дилбианина, произносившего его собственное имя, Кирка-Лопата, и что кошмар был не сном, но лишь искаженными во сне событиями его предыдущего дня на Дилбии.

Он открыл глаза и увидел потолок одной из свободных спален Представительства. Выбравшись из кровати, он натянул штаны и, пошатываясь, босиком направился к двери. Посреди холла стоял дилбианин и все еще звал его по имени. Но это был не Холмотоп, как предположил Билл. Перед ним стоял представитель дилбианской расы с самой странной внешностью из всех, кого Билл до сих пор встречал. Самый громадный из двуногих, каких Билл когда-либо видел живьем или на изображениях любых инопланетных рас, открытых человечеством. За сутки, проведенные среди дилбиан, Билл успел привыкнуть к их размерам, так что готов был ко многому, но субъект, на которого он смотрел сейчас, казался просто невероятным.

Рядом с тем дилбианином Мюла-ай показался бы заморышем. Он был на целую голову выше гемноида. Что же касается его веса, Биллу не хватало воображения, чтобы его себе представить, — по крайней мере вдвое тяжелее среднего мужчины-дилбианина. То, что он был мохнатым и круглым, придавало ему забавный, хотя и чудовищно нелепый вид плюшевого мишки; но это впечатление мгновенно рассеялось, когда, услышав шаги Билла, толстый дилбианин резко развернулся к нему на цыпочках, словно балетный танцовщик, — так, будто его огромный вес не имел никакого значения.

— Хо-хо, вот и ты, Кирка-Лопата, — радостно произнес он голосом, напоминавшим грохот гигантских литавр. — У меня было такое предчувствие, что, если я буду стоять на месте и звать тебя, ты рано или поздно прибежишь.

— Гррм! — откашлялся Билл. Он еще не до конца проснулся и к тому же был не из тех, кто сразу же просыпается в хорошем настроении. Ко всему прочему, тот факт, что его бесцеремонно разбудили и вынудили босиком идти по холодному полу, будто подозвали к себе собаку или кошку, тоже не добавил ему радости. — Я думал, это Холмотоп!

— Почтальон? — Смех дилбианина сотряс потолочные балки. — Я что, похож на этого тощего горного кота? Ну нет... — Его смех оборвался, доброе настроение улетучилось, и голос приобрел жалобный тон. — Путешествия по холмам не для меня, Кирка-Лопата. Уже много лет. Все, что я теперь могу, — ходить вперевалочку с места на место. Видишь почему?

Он глянул на свое огромное брюхо и ласково похлопал по нему, испустив тяжелый вздох.

— Полагаю, ты догадываешься по моему виду, что я люблю хорошо поесть, а, Кирка-Лопата? — грустно сказал он.

Билл уставился на него. Потом, вспомнив о своих обязанностях стажера, назначенного в эту местность, сумел подавить инстинктивное согласие, которое уже готово было сорваться с его губ.

— Ну, я... э... — смущенно начал он.

— Нет, нет, — вздохнул дилбианин. — Я знаю, о чем ты думаешь. И я тебя ни в чем не виню. Местные жители наверняка рассказывали тебе о бедном старом Еще-Варенья.

— Еще-Варенья? — нахмурившись, переспросил Билл. Где-то он уже слышал это имя.

— Именно. Я хозяин здешнего постоялого двора, — сказал Еще-Варенья. — Ты уже разговаривал с моей дочуркой. Да, это именно я, бедный старый отец Красотки, вдовец в течение последних десяти лет, — ты можешь в это поверить?

— Весьма сожалею, — смущенно пробормотал Билл.

— Старый, измученный вдовец, — горестно поведал Еще-Варенья, с несчастным видом садясь на скамейку, которая тревожно заскрипела под его тяжестью. Он тяжко вздохнул. — По моему теперешнему виду этого не скажешь, верно, Кирка-Лопата? Но я не всегда был изношенной развалиной, которую ты видишь перед собой. Когда-то давно — много лет назад — я был чемпионом Нижних Земель по борьбе.

— Давно? — с некоторым подозрением переспросил Билл.

Он постепенно просыпался, вспоминая дилбианские словесные выражения. У него начало возникать неясное подозрение, что Еще-Варенья чересчур уж жалуется на свою слабость и возраст, чтобы это было правдой. Он вспомнил, с какой легкостью и быстротой толстый дилбианин развернулся на цыпочках, когда Билл вошел в комнату. Если Еще-Варенья все еще мог перемещать эту гору мяса, которую он называл телом, с такой скоростью и ловкостью, вряд ли он мог быть настолько изношенным и древним, как сам заявлял.

И не только это, подумал Билл, разглядывая дилбианина сквозь полуприкрытые веки; весь опыт, до сих пор приобретенный Биллом на Дилбии, подсказывал ему, что ко всему, что любой из них говорит о самом себе, следует относиться критически.

— Послушай, — сказал Билл, все сильнее ощущая холод досок под босыми ногами, — зачем ты хотел меня видеть?

Еще-Варенья снова вздохнул — еще с большей грустью, чем перед этим.

— Дело касается моей дочери, Красотки, — тягостно ответил он. — Зеницы моего ока и радости моих уходящих лет. Но почему бы тебе не забраться на скамейку, Кирка-Лопата, и мы могли бы все детально обсудить?

— Ну... ладно, — сказал Билл. — Но если ты подождешь пару минут, я бы хотел одеться.

— Одеться? — спросил Еще-Варенья с искренним удивлением. — А, эти штуки, которыми вы, Коротышки, покрываете свое тело. Вы и Толстяки. Никогда не мог этого понять, — но давай, не обращай на меня внимания. Я подожду, пока ты будешь готов.

— Спасибо. Я быстро, — с благодарностью сказал Билл.

Он снова нырнул в дверь спальни, одетый и обутый вернулся в холл, где его ждал Еще-Варенья.

Еще до того, как открыть дверь в холл, он по гудению дилбианских голосов понял, что Еще-Варенья уже не один. Однако даже после этого не был готов к зрелищу, которое предстало его взгляду, когда он шагнул в холл. Там были еще двое дилбиан: Холмотоп и дилбианин с серовато-черным, как бы опаленным мехом на передних лапах, столь же крупный, как и Костолом. Все трое заполняли помещение, словно целая толпа. Их голоса, звучавшие одновременно, просто оглушили Билла.

— Вот он! — гордо произнес Холмотоп, заметивший его первым. — Кирка-Лопата, познакомься с Плоскопалым — здешним кузнецом. Тем самым, про которого я тебе говорил.

— Так это он? — хрипло прогудел кузнец, глядя с высоты своего роста на Билла. — Если я сделаю ему обычный меч, тот окажется больше его самого! А щит — если я сделаю ему щит, он же упадет на него и раздавит его в лепешку!

— Да и тебя тоже, а? — прорычал Холмотоп, так что у Билла зазвенело в ушах. — Ты что, никогда не слышал о Коротышке, который победил Ужаса Стремнины? Разве я тебе о нем не рассказывал?

— Слышал. Ты рассказывал мне об этом несколько раз. — Плоскопалый задумчиво потер свой медвежий нос. — Тем не менее это вполне разумно. Я еще раз повторяю, обычный меч и щит слишком велики для него. Кто здесь специалист, ты или я? Я подковываю лошадей, делаю оружие и чиню котлы уже пятнадцать лет, и я говорю, что обычные щит и меч слишком велики для него. И все!

— Ладно! — быстро крикнул Билл, прежде чем Холмотоп смог возобновить спор. — Меня не интересует, какого размера будут мой меч и щит. Это не имеет никакого значения!

— Вот! — прогремел Холмотоп, поворачиваясь к кузнецу. — Полагаю, теперь ты понимаешь, чего стоит ваше убогое нижнеземельское оружие! Даже Коротышку не волнует, что оно из себя представляет, когда ему приходится им пользоваться! Хотел бы я посмотреть на кого-нибудь из вас, если бы вы забрели в горы и попытали счастья один на один на моей территории. Да если бы я не был на официальной службе, вместе с Киркой-Лопатой...

— Гррм! — вмешался Еще-Варенья, слегка откашливаясь, — деликатно с точки зрения дилбианина. Так или иначе, это заставило Холмотопа замолчать и перевести взгляд на его массивную фигуру. — Я далек от того, чтобы вмешиваться в чужой спор, — грустно сказал Еще-Варенья. — Особенно если учесть, насколько я стар, немощен и толст, и у меня слабый желудок, и я давно забыл о том, каков я был в дни моей молодости...

— Да что ты, Еще-Варенья, — запротестовал Плоскопалый. — Мы все знаем, что ты не настолько стар и болен.

— Рад это слышать, Плоскопалый, — дрожащим голосом произнес Еще-Варенья, — но это правда, насчет моего слабого желудка, который вряд ли в состоянии переварить что-либо, кроме как немного варенья и хлеба или чего-нибудь в этом роде, хотя я стараюсь заставить себя проглотить немного мяса и прочего, просто чтобы поддерживать в себе жизнь, — и я счастлив, если мне удается покинуть дом. Но это правда... — он искоса посмотрел на Холмотопа, — что когда-то я мог голыми руками победить любого горца.

— Никто не принижает твоих достоинств, Еще-Варенья, — прогрохотал Холмотоп. — Тебе никогда не приходилось сражаться с помощью кучи заостренного железа!

— Верно, верно, — вздохнул Еще-Варенья. — Это правда, что наше молодое поколение не желает поступать так, как поступали раньше. Как правда и то, что мне никогда не приходилось иметь дела с оружием, — в то время, когда мне случилось оказаться в горах и встретиться с Одиночкой...

Он произнес это имя с особой выразительностью, и Билл заметил, как и кузнец, и Холмотоп напряглись, внимательно слушая. Холмотоп уставился на него.

— Ты сражался с Одиночкой? — с благоговейным трепетом спросил Холмотоп. — Да ведь никто никогда не выходил против Одиночки один на один. Никто! — Он искоса посмотрел на Билла. — Никогда не было никого, подобного Одиночке, Кирка-Лопата, — объяснил он. — Он горец, как и я, и его прозвали Одиночкой, потому что, хотя он сирота и у него нет родни, которая могла бы ему помочь, он вел войну с целым кланом, один, — и выиграл!

Холмотоп снова повернулся к Еще-Варенья; казалось, он в чем-то его обвиняет.

— Ты никогда не мог сражаться с Одиночкой! — повторил он.

Еще-Варенья с сожалением вздохнул.

— По сути дела, нет, так уж получилось, — задумчиво прогудел он. — Я слышал о нем, конечно, там, в горах. Так же, как и он слышал обо мне здесь, в долине. Потом однажды мы случайно наткнулись друг на друга в предгорьях.

Еще-Варенья сделал паузу, чтобы передохнуть. Плоскопалый и Холмотоп изумленно глядели на него.

— Ну, продолжай, Еще-Варенья! — прогремел Плоскопалый после некоторой заминки. — Говоришь, ты встретился с ним — и вы не подрались?

— Нет, так уж получилось. Нет, — сказал Еще-Варенья, пристально глядя в глаза Биллу. — Это целая история, — собственно, именно это привело меня сюда сегодня утром, чтобы поговорить с Киркой-Лопатой. Я хорошо помню эту историю, и она начала мучить меня — странные события, которые удержали двух здоровяков от драки, хотя они были к ней готовы и едва и дождались!

9

— Ты имеешь в виду... — Холмотоп уставился на Еще-Варенья. — Несмотря на то что вы оба оказались в одном и том же месте и горели желанием вступить в схватку, случилось нечто, что этому помешало?

— В общем, да. Случилось несколько вещей... — сказал Еще-Варенья, задумчиво потирая нос. — То место, где мы с Одиночкой наткнулись друг на друга, называлось Глинистый Брод...

— Знаю. День хорошей ходьбы отсюда, — поспешно заметил Холмотоп.

— Да, я догадываюсь, что ты об этом знаешь, Почтальон, — сказал Еще-Варенья. — Так вот, когда мы оба одновременно оказались там, там шло какое-то празднество — забыл, какое именно. Но когда тамошний народ увидел, что Одиночка и я наконец-то встретились, они попросили нас отложить нашу схватку на следующий день, чтобы они могли сообщить всем своим друзьям и родственникам и те пришли бы посмотреть. Что ж, мы не могли поступить невежливо и сказать «нет»... Но о чем это я?

Еще-Варенья внезапно смолк на середине фразы и снова пристально посмотрел на Плоскопалого и Холмотопа.

— Болтаю тут неизвестно о чем, старый пустомеля, — сказал Еще-Варенья, — нет, чтобы подумать, что вы пришли сюда обсудить важное дело с Киркой-Лопатой. Что ж, я вас больше не задерживаю. Я приберегу свою историю на другой день.

— Нет у нас никаких дел. То есть никаких, которые не могли бы подождать, — быстро перебил его кузнец. — Рассказывай дальше свою историю. Я никогда ее раньше не слышал.

— Что ж, может быть, я действительно должен рассказать всем, что тогда случилось, — задумчиво произнес Еще-Варенья. — Хотя, по-моему, я пришел сюда рассказать эту историю Кирке-Лопате, она интереснее будет ему, чем у нас в горах. Я просто хотел сказать... о чем я говорил?

— Жители Глинистого Брода попросили тебя и Одиночку отложить поединок до следующего дня, — напомнил Холмотоп.

— А, да... так вот, как я уже сказал, произошло несколько вещей, из-за которых наш поединок не состоялся. — Еще-Варенья обвел всех взглядом, как-то странно еще раз задержав его на лице Билла. — Можно сказать, по одной на каждого из нас. Видите ли, раз уж нам приходилось все равно ждать до завтра, не было причин, чтобы не принять участия в вечеринке накануне ночью. Так что народ Глинистого Брода устроил нам восторженный прием. В общем, вскоре мы с Одиночкой вышли прогуляться, и у нас появилась возможность спокойно поговорить. Вы же знаете, как это бывает, когда встречаешь кого-нибудь, с кем есть о чем поболтать...

Еще-Варенья посмотрел на Плоскопалого и Холмотопа. Кузнец и Почтальон кивнули со всей серьезностью посвященных профессионалов каждый в своем деле.

— Мы немного поговорили, — продолжал Еще-Варенья. — Даже довольно хорошо узнали друг друга. Наконец отправились отдыхать; естественно, каждый из нас думал о предстоящем назавтра поединке.

— Естественно, — прогрохотал Плоскопалый.

— Но потом случилось это, — сказал Еще-Варенья.

Он грустно посмотрел на Холмотопа и Плоскопалого, а затем его взгляд вновь безотчетно встретился со взглядом Билла.

— Что? — спросил Холмотоп.

— Вы не поверите, — сказал Еще-Варенья, глядя на Билла, — что после того, как я расстался с Одиночкой — уже, конечно, была кромешная ночь — и возвращался назад на постоялый двор, я наткнулся на неизвестного, который сообщил мне, что только что умерла моя родная бабушка — здесь, в Мокром Носу!

— Твоя бабушка? — начал Плоскопалый, озадаченно морща нос. — Но я думал...

— Ну, конечно, — спокойно продолжал Еще-Варенья, не обращая внимания на кузнеца и не отрывая взгляда от Билла, — ни один нормальный человек не мог бы и подумать о том, чтобы добраться оттуда, где я был, сюда, в Мокрый Нос, отдать последние почести бабушке и успеть обратно к поединку на следующий день. Ни один нормальный, как я уже сказал. Но в те дни я был в чрезвычайно хорошей форме, и я не колебался ни минуты. Я отправился в путь.

— Но твоя бабушка... — попытался снова начать Плоскопалый.

Еще-Варенья снова спокойно прервал его.

— ...как оказалось, конечно, вовсе не умерла, — сказал Еще-Варенья, все еще глядя на Билла. — Как вы знаете, она дожила до ста десяти лет. Это были сплетни, которые этот странный тип подхватил и передал дальше. И, конечно, когда он говорил мне об этом, было так темно, что я даже не знаю, как он выглядел. Я никогда не смог его найти.

— Могу поспорить, ему повезло! — пробормотал Плоскопалый. — Значит, ты потратил время на дорогу домой и не успел вовремя обратно на поединок? Так, Еще-Варенья?

— Не совсем, — сказал Еще-Варенья. — Как я сказал, в то время я был в великолепной форме. Как только я узнал правду, я тут же повернулся и отправился назад в предгорья. И я успел. Я вернулся в Глинистый Брод, когда только забрезжил рассвет. Но когда я добрался до двери постоялого двора, я упал без чувств. Всем было ясно, что после такого путешествия я не в состоянии драться.

— Истинная правда, — сказал Холмотоп с рассудительностью опытного путешественника.

— Так вот почему ты не стал драться с Одиночкой? — вставил Плоскопалый.

— Ну... и да, и нет, — мягко сказал Еще-Варенья. — Видите ли, с ним тоже произошла забавная вещь, как я обнаружил после того, как проснулся. Когда Одиночка возвращался на постоялый двор прошлой ночью, после разговора со мной — я уже говорил, как тогда было темно...

— Говорил, — согласился Плоскопалый.

— Так вот, было темно, — сказал Еще-Варенья, — Одиночка не заметил яму, шагнул прямо в нее и вывихнул ногу. Думаю, даже сломал, хотя трудно сказать: у него были очень мускулистые ноги. Конечно, — неодобрительно добавил Еще-Варенья, бросив взгляд на Плоскопалого и Холмотопа, — никто бы не назвал Одиночку лжецом, если бы он сказал, что сломал ногу.

— Ха! — проворчал Холмотоп. — Это уж точно!

— И конечно, — мягко добавил Еще-Варенья, — никто бы и не подумал усомниться в моих словах, что я действительно столкнулся с кем-то в темноте и узнал ложный слух о том, что моя бабушка якобы умерла.

— Пусть бы только попробовали! — прорычал Плоскопалый. — Хотел бы я это видеть!

— Так или иначе, — подытожил Еще-Варенья, вновь переводя взгляд на Билла, — после случившегося ни Одиночка, ни я были не в состоянии драться. И так уж получилось, что больше мы никогда не встречались. Хотя я слышал, что он до сих пор живет где-то в горах.

— Наверняка он жив, — сказал Холмотоп. — И теперь, наверное, говорит, что он изношенная старая развалина. Он — старая развалина! — Холмотоп снова что-то недоверчиво проворчал.

— Не стоит делать поспешных выводов, Почтальон, — мягко перебил его Еще-Варенья. — Вы, молодые, в расцвете сил, не знаете, что это такое, когда твои кости начинают скрипеть и стонать. Что ж, некоторые могли бы, посмотрев на меня, подумать, что во мне осталась по крайней мере тень моей прежней силы. Но я вам говорю, если бы не кулинарное искусство моей дочери — а мой желудок теперь настолько слаб, что я не могу переварить ничего другого, — я бы давно уже был мертв. Вы можете и не поверить, что Одиночку подкосили его собственные годы, но старый увалень вроде меня знает лучше.

Холмотоп что-то пробормотал, недостаточно громко или недостаточно скептически, чтобы это прозвучало как явный вызов утверждению хозяина гостиницы.

— Ну вот, Кирка-Лопата, — грустно сказал Еще-Варенья, поворачиваясь к Биллу. — Эта моя история о том, как я имел шанс сразиться с Одиночкой и упустил его — хотя и не по своей вине, — занимала мои мысли уже много дней. Я решил, что должен рассказать ее тебе, чтобы это могло стать для тебя предостережением. Я знаю, ты с трудом можешь дождаться поединка с Костоломом, так же как и я когда-то не мог дождаться поединка с Одиночкой. Но события, о которых ты даже не предполагаешь, могут помешать самому многообещающему поединку в мире.

Он тяжело вздохнул, очевидно вспоминая Глинистый Брод.

— Я хотел тебя предостеречь, — продолжал он. — Может произойти что-то, что поставит под угрозу твой поединок с Костоломом. Но если так случится, тебе нужно только позвать Еще-Варенья, и он постарается сделать все, что в его немощных силах, чтобы помочь. Потому что твоя победа над Костоломом очень много для меня значит.

— Много значит? — озадаченно сказал Билл. — Почему именно для тебя?

— Из-за моего нежного желудка, — сказал Еще-Варенья, поглаживая себя по брюху. — О, я знаю, некоторые в Мокром Носу считают, что я поступаю вопреки традициям, не давая забрать мою дочь в Разбойничью Долину. Но если Костолом заберет ее, кто будет готовить еду бедному старому отцу? Я не могу отправиться туда вместе с ней и превратиться в разбойника, пока я жив, даже если мои старые кости выдержат все лишения. С другой стороны, если он поступит так, как хочет она, и поселится здесь, в Мокром Носу, я знаю, что мне всегда найдется место за их столом. Или, может быть, он даже захочет держать гостиницу вместе со мной. Так что, если ты вдруг окажешься в ситуации, когда тебе придется думать о том, чтобы не сражаться с Костоломом — ради него, конечно, — остановись и подумай о старом Еще-Варенья и посмотри, не на пользу ли это тебе!

Он закрыл глаза, нежно похлопал себя по объемистому брюху и замолчал. Билл, окончательно сбитый с толку, уставился на него.

— Ладно, Кирка-Лопата! — раздался голос кузнеца.

Билл повернулся и обнаружил, что Плоскопалый склонился над ним с кожаным шнуром в громадных лапах.

— Вытяни руку, — прогремел дилбианин, — и я сниму с тебя мерку для твоих маленьких меча и щита — хотя для тебя они должны быть...

В голове у Билла все перемешалось задолго до того, как Еще-Варенья закончил свой рассказ. Его удивляли странные взгляды, которые бросал на него грузный дилбианин, пока рассказывал свою историю о том, как он едва не сразился с чемпионом гор, Одиночкой. Еще-Варенья явно хотел что-то ему сообщить. Но что? Билл пытался как-то связать историю о несостоявшемся поединке с тем, что говорила ему прошлым вечером Анита Лайм. Может быть, организовать селян с целью бросить вызов разбойникам было важнее, чем он думал. С другой стороны, Еще-Варенья откровенно предлагал себя в союзники. Анита советовала ему привлечь на свою сторону кузнеца. Но каким образом? Плоскопалый явно был не слишком высокого мнения о Коротышках. Кузнец вряд ли согласился бы принять в качестве лидера кого-либо, кто не производил на него впечатления, а какое впечатление мог произвести на него Билл — внешне, по крайней мере? Биллу было не сообразить, в чем он мог бы сравниться с кем-нибудь из громадных мужчин-дилбиан. Явно не в беге, и не в прыжках, и не...

Размышления Билла оборвались на середине. Фрагмент полученной под гипнозом информации об уровне дилбианской науки и техники, застрявший где-то в голове, внезапно начал требовать внимания. Дилбиане, вспомнил он, никогда не слышали о полиспасте* [Полиспаст (от греч. polyspastos — натягиваемый многими веревками) — грузоподъемное устройство, состоящее из системы подвижных и неподвижных блоков, огибаемых канатом или цепью. Полиспаст позволяет получить выигрыш в силе.]. Он повернулся к кузнецу и, воспользовавшись возникшей на долю секунды паузой в споре между ним и Холмотопом, вставил несколько слов от себя.

— Так ты не слишком высоко меня ставишь? — сказал он.

Внимание обоих дилбиан вновь обратилось к нему. Кузнец разразился внезапным громоподобным смехом.

— Я вовсе не хочу тебя обидеть, Кирка-Лопата, — сказал он, смеясь. — Но ты же не думаешь, что я считаю тебя равным настоящему взрослому мужчине?

— Что ж, нет, — отпарировал Билл, растягивая слова. — Я, честно говоря, надеялся, что ты считаешь меня чем-то лучшим, чем настоящий мужчина — такой, как ты, например!

Кузнец уставился на него. На какое-то мгновение Биллу показалось, что его слова оказались чересчур дерзкими и оскорбительными, что, впрочем, как сообщалось в гипноинформации, считалось обычным в разговорах между дилбианами. Затем тишину нарушил Холмотоп, в свою очередь разразившись громким торжествующим хохотом.

— Хо, хо, хо! — прорычал Холмотоп, нанося кузнецу могучий шлепок между лопаток. — Как тебе это нравится? Я же тебе говорил! А ты думал, он такой же нежный и слабый, как какое-то комнатное животное!

Хлопок по спине, который, вероятно, расколол бы Билла надвое, вместе со словами Холмотопа, похоже, вывел кузнеца из столбняка, в который повергли его слова Билла.

— Ты? — недоверчиво сказал он. — Лучше меня?

— Что ж, нам вовсе незачем драться, чтобы это выяснить, — сказал Билл со всем безразличием, какое только был в состоянии изобразить. — Я полагаю, ты считаешь, что можешь поднять что-нибудь достаточно тяжелое?

— Я? Поднять? — Хриплый голос Плоскопалого почти застрял у него в горле от изумления, смешанного с яростью. — Да я могу поднять в двадцать раз больше, чем ты, Коротышка!

— Я так не думаю, — спокойно сказал Билл.

— Да ты, ты... — прорычал кузнец, угрожающе сжимая громадный мохнатый кулак. Холмотоп вклинился плечом между ним и Биллом. — Ты действительно хочешь... — Плоскопалый терял дар речи. — Ты хочешь попытаться превзойти меня?

На Билла внезапно нашло вдохновение, подкрепленное тем фактом, что дилбиане строго соблюдали букву закона, но весьма свободно обходились с его духом.

— Конечно, — осуждающе сказал Билл, заимствуя кое-что из манеры Еще-Варенья, — я всего лишь Коротышка и у меня никогда не хватит смелости предположить, что я мог бы превзойти тебя в поднятии тяжестей. Но я мог бы это сделать, если нужно, и я готов это доказать, сдвинув с места что-нибудь, чего ты сдвинуть не сможешь!

Плоскопалый снова уставился на него.

— Да он попросту болен! — приглушенным голосом сказал кузнец, поворачиваясь к Холмотопу. — Несчастный парнишка окончательно спятил!

— Ты так думаешь? — самодовольно спросил Холмотоп. — Давай пойдем в твою кузницу, возьмем что-нибудь потяжелее и выясним!

— Э... не прямо сейчас, — поспешно сказал Билл. — Мне нужно сначала кое-что сделать. Как насчет сразу после обеда?

— Меня устраивает... — сказал кузнец, качая головой и все еще как-то странно глядя на Билла, словно тот стал жертвой некоей непонятной болезни. — После обеда будет в самый раз, Кирка-Лопата. Приходи в кузницу и найдешь меня там. А теперь вытяни руку.

Качая головой, он начал измерять Билла, отмечая снятые мерки узлами на шнуре. Потом, не говоря ни слова, повернулся и вышел.

— Не беспокойся ни о чем, Кирка-Лопата! — ободряюще сказал Холмотоп, направляясь к дверям следом за кузнецом. — Я иду рассказать об этом всем. Надеюсь, вся деревня придет посмотреть и все, кто будет достаточно близко, чтобы добраться сюда к середине дня.

Он вышел. Дверь захлопнулась за ним, и Билл обнаружил, что остался наедине с Еще-Варенья, который, казалось, заснул на своей скамье. Он тихо повернулся и направился обратно в заднее помещение Представительства.

Билл не терял времени зря — даже несмотря на предстоящее соревнование по поднятию тяжестей с кузнецом. Он сразу же направился в комнату связи, снял панель управления и приступил к проверке компонентов оборудования, одна за другой.

Разборка и проверка требовали времени. Билл слегка вспотел, тянулись минуты, а маленькие кварцевые окошечки на каждом из блоков, которые он проверял, оставались, неповрежденными. Он вспотел еще больше, когда наконец проверил все и не обнаружил ни одного неисправного блока. Оставалось только одно место, куда еще имело смысл взглянуть.

Как можно быстрее он вновь собрал блоки оборудования и поставил панель на место. Затем начал проверять силовой кабель на стене позади панели.

Поиски направили его из комнаты в коридор и в конце концов привели в помещение в задней части Представительства, заполненное блоками питания. Кабели следовали к так называемому вечному батарейному модулю. Такой модуль вряд ли мог отказать или исчерпать запас энергии за обычное время существования проекта, подобного этому, в Мокром Носу, а судя по полученной Биллом информации, проект продолжался менее трех лет. Но когда он подошел ближе к батарейному модулю, он понял, почему не работает оборудование связи.

Силовой кабель, ведший к оборудованию связи, был отсоединен от разъемов батарейного модуля.

Он не был откручен или оторван. Кто-то воспользовался механическим гаечным ключом, чтобы отвернуть плотно завинченные гайки на разъемах.

...Но ни один дилбианин не знал, как пользоваться механическим гаечным ключом, даже если бы понял, для чего предназначен этот инструмент.

Билл поспешно отыскал гаечный ключ на полке с инструментами в помещении, оборудованном под мастерскую. Там были не только ручные инструменты, но лазерный сварочный аппарат и программируемый универсальный токарный станок. С помощью ключа он снова подсоединил силовой кабель и побежал обратно в комнату связи. На этот раз, когда он сел перед панелью управления и включил аппаратуру, перед ним янтарным светом вспыхнула лампочка, сигнализируя о готовности. Секунду спустя из сетки громкоговорителя над головой послышался механический компьютерный голос, слегка нарушенный помехами.

— Станция МРК-3. Станция МРК-3... — произнес голос. — Говорит Наблюдательный Пост 49. Повторяю, это Наблюдательный Пост 49. Принимаю ваш сигнал, станция МРК-3. Принимаю ваш сигнал. Это Представитель в селении Мокрый Нос, Дилбия?

— Наблюдательный Пост 49, это станция МРК-3, — ответил Билл в микрофон, расположенный перед ним на панели. — Это Представительство в сселении Мокрый Нос, Дилбия. Но я не Представитель. Повторяю, я не Представитель. Я стажер Уильям Уолтхэм, прибыл в это Представительство только вчера. Другой здешний стажер в данный момент недоступен, а Представитель, насколько я понимаю, сейчас находится за пределами планеты ввиду необходимости оказания ему медицинской помощи из-за перелома ноги. Не могли бы вы найти его? Я бы хотел с ним поговорить. Если его не удастся найти, не могли бы вы соединить меня с вышестоящим начальством? Не могли бы вы соединить меня с Представителем или кем-либо из начальства? Прием, Наблюдательный Пост 49.

— Говорит Наблюдательный Пост 49. Говорит Наблюдательный Пост 49. Ваше сообщение принято, станция МРК-3, стажер Уильям Уолтхэм. Мы можем передать ваше сообщение только на госпитальный корабль «Лаар». Повторяю, сообщение с вашего передатчика может быть передано только на корабль «Лаар». Ждите. Повторяю, ждите. Мы передаем ваш вызов на госпитальный корабль «Лаар».

Голос над головой смолк. Билл откинулся на спинку кресла и стал ждать.

— Станция МРК-3, селение Мокрый Нос, Дилбия, стажер Уильям Уолтхэм, говорит госпитальный корабль «Лаар», Центр Информации, ваш вызов для пациента Лейфа Гринтри принят. Говорит госпитальный корабль «Лаар»... — Фраза повторилась несколько раз. Затем голос продолжил: — Вы слушаете, Уильям Уолтхэм на станции МРК-3?

— Говорит стажер Уильям Уолтхэм со станции МРК-3, — ответил Билл. — Слышу вас хорошо, госпитальный корабль «Лаар», Центр Информации. Продолжайте.

— Говорит компьютер Центра Информации госпитального корабля «Лаар». Отвечаю за пациента Лейфа Гринтри.

— Могу я поговорить с самим мистером Гринтри? — спросил Билл.

Последовала более длительная, чем обычно, пауза, прежде чем компьютер ответил снова.

— Пациент Гринтри, — объявил он, — в настоящее время не может говорить. Повторяю, пациент не может говорить. Вы можете говорить с компьютером, который в настоящий момент обращается к вам.

— Но мне необходимо поговорить с ним, — запротестовал Билл. — Если я не могу поговорить с ним лично, не могли бы вы передать мой вызов вышестоящему начальнику?

— Пациент Гринтри не может говорить, — повторил голос после обычной паузы. — Я не уполномочен передавать ваш вызов кому-либо еще. Вы можете говорить с компьютером, который в настоящий момент обращается к вам.

— Слушай, ты, компьютер! — в отчаянии сказал Билл. — Послушай меня. Это срочно. Срочно! Мэйдэй! Срочно! Отклонись от своей нормальной программы и немедленно соедини меня с моим ближайшим начальником. Если ты не можешь соединить меня с моим ближайшим начальником, соедини меня с любым другим человеком на борту госпитального корабля! Повторяю, это срочно! Отклонись от обычной программы!

Снова последовала пауза дольше обычной. Затем вновь ответил голос компьютера:

— Отказ. Сожалею, но ответ отрицательный. Это военный корабль. Я не могу отклониться от программы без распоряжения уполномоченного на то лица. Вы не обладаете такими полномочиями. Следовательно, я не могу отклониться от программы. Я не могу позволить вам говорить с пациентом Гринтри. Если вы желаете, я могу сообщить вам последние данные о состоянии пациента Гринтри. Это все.

Стиснув зубы, Билл уставился на передатчик. Как и любого стажера, его учили пользоваться подобного рода аппаратурой. Но ему, естественно, пока не сообщили о местных кодах и процедурах привилегированного доступа. В обычных обстоятельствах эту информацию он должен был получить от самого Представителя. Он оказался в положении человека, который снимает телефонную трубку и обнаруживает, что соединен с автоответчиком, тупо повторяющим одно и то же записанное сообщение.

— Ладно, — наконец устало сказал он. — Скажи мне, как себя чувствует Представитель Гринтри и как скоро он сможет снова приступить к исполнению своих обязанностей.

Он подождал ответа.

— Состояние пациента Гринтри оценивается как хорошее, — сказала машина. — Период его госпитализации остается неопределенным. У меня нет информации о том, когда он сможет вернуться к исполнению своих обязанностей. Это вся информация, которую я могу сообщить вам об этом пациенте.

— Принято, — мрачно сказал Билл. — Конец связи.

— Конец связи, станция МРК-3, — ответил громкоговоритель.

Наступила тишина.

Механическим движением Билл протянул руку и, выключив питание передатчика, остался сидеть, тупо глядя на погасшие лампочки. Подозрение, впервые возникшее у него вчера, когда, прибыв в селение, он обнаружил пустое Представительство, теперь подтвердилось и приобрело практическую определенность.

Что-то на Дилбии пошло не так, в особенности в ближайших окрестностях селения Мокрый Нос; по этой причине он оказался в весьма затруднительном положении, причем во многих отношениях. Если бы у него было время тщательно проверить аппаратуру связи сразу же по прибытии, он бы никогда не покинул Представительство, не разобравшись предварительно в ситуации и не ввязываясь в местные дела.

Силовой кабель, отсоединенный руками либо гемноида, либо человека, держал его в неведении о том, что фактически он находится в изоляции — достаточно долго для того, чтобы вляпаться в историю. Как теперь выяснилось, он был отрезан от какой-либо помощи извне, отрезан даже от своего непосредственного начальника, Гринтри, и ему угрожал не только хорошо обученный и опытный вражеский агент, но и перспектива поединка, означавшего столь же неизбежную смерть, как если бы он шагнул вниз с одной из отвесных скал, окружавших Разбойничью Долину.

Одно можно было сказать с определенностью. Каковы бы ни были другие цели тех, кто спланировал эту ситуацию, его собственная смерть была частью общего плана. Если бы он остался в живых и мог рассказать о том, что с ним случилось, это разрушило бы тщательно составленные планы. Возможно, была запланирована и смерть Аниты, по той же самой причине.

Он, в сущности, стоял перед лицом неизбежной смерти, в ситуации, в которой были замешаны неизвестные инопланетяне, на планете, к условиям которой он не был подготовлен; и он был предоставлен самому себе, наедине с инструментами и аппаратурой. Начиная с этого момента, он должен был спасать свою жизнь всеми возможными способами и без какой-либо помощи из-за пределов планеты.

...Что практически означало отказ от любых правил.

10

Билл не долго сидел в задумчивости перед панелью передатчика. Бросив взгляд на часы, он обнаружил, что осталось меньше четырех часов до обеда, а именно после обеда он обещал победить деревенского кузнеца. Самое время было заняться делом. Он встал с кресла перед панелью и направился в заднее помещение Представительства, где находился батарейный модуль, надеясь, что найдет там то, что ему нужно.

С одной из необходимых ему вещей у Билла проблем не было. Он нашел среди сельскохозяйственных орудий моток веревки толщиной в четверть дюйма, отмерил и отрезал кусок в сорок футов. Затем он начал искать вторую вещь, относительно которой был уверен, что найти ее не удастся.

Так оно и оказалось. То, что он искал, было ни больше ни меньше как готовым к употреблению полиспастом. В течение сорока минут он не нашел ничего подобного и понял, что больше не может тратить время на поиски. Придется сделать полиспаст самому.

Это было не так сложно, как могло показаться, если знать как теоретические, так и практические основы столь простого механизма. Еще раньше, когда он вошел в полутемный склад, где пахло пластиковыми обертками и картонными коробками, он заметил полуавтоматический токарный станок и множество инструментов, лежавших на полках и висевших на стенах.

Он поискал металлические заготовки, но тщетно. Нужно воспользоваться чем-то иным. Стены Представительства, как и стены большинства дилбианских строений, были сделаны из тяжелых бревен. Взяв механическую пилу, Билл отнес ее к двери в задней стене здания и, открыв дверь, отпилил четырехфутовый кусок бревна в дверном проеме.

Бревно Билл разрезал на токарном станке на четыре части, примерно по одному футу в длину и по футу в диаметре. Затем он отложил куски дерева в сторону и повернулся к экрану программирования станка. Взяв световое перо, начал набрасывать на экране чертежи блоков, которые он хотел сделать.

Детали приобрели достаточно точные очертания во всех трех измерениях, и программный блок станка считал их с экрана. Под экраном загорелась красная лампочка, подсвечивая черные буквы слова «готово». Билл нажал клавишу воспроизведения, и перед ним на экране появились полные и скорректированные трехмерные чертежи деталей полиспаста.

Станок теперь был готов к работе. Билл заложил в него один за другим куски дерева и через пятнадцать минут получил двенадцать обработанных деревянных деталей, из которых собрал два отдельных блока. Первый блок состоял из двух двойных шкивов, соединенных вместе, или четырех подвижных шкивов. Это был неподвижный блок, с тормозом и фиксатором, а также с большим деревянным крюком наверху. Второй блок, подвижный, состоял из трех шкивов. Два блока, соединенные вместе тросом, давали в распоряжение Билла полиспаст с подъемной силой в семь раз большей, чем сила, приложенная к тросу. Плоскопалый, который был несколько крупнее большинства дилбиан, весил, как подсчитал Билл, примерно в пять раз больше, чем он. Иначе говоря, деревенский кузнец, вероятно, мог поднять примерно свой собственный вес в девятьсот фунтов. Однако полиспаст, который соорудил Билл, давал ему семикратное преимущество. Таким образом, если он сможет приложить к тросу усилие, равное весу его собственного тела в сто шестьдесят пять фунтов, он сможет поднять груз в полтонны с лишним. Билл удовлетворенно посмотрел на творение своих рук.

Он взглянул на часы. Стрелки, настроенные на дилбианское время, показывали примерно полчаса до полудня. Внезапно он вспомнил, что не завтракал и не ужинал накануне, если не считать дилбианской еды, которую он, давясь, проглотил в Долине Разбойников. Он помнил, что видел хорошо оборудованную кухню, когда обследовал Представительство. Он оставил полиспаст на верстаке и открыл дверь в коридор, ведущий в жилую часть здания. В коридоре было темно, но ему показалось, что он заметил какое-то движение за дверью, когда она открылась перед ним.

Но это было все, что он успел увидеть. Мгновение спустя на его затылок обрушился сокрушительный удар, и он провалился в рассыпавшуюся искрами темноту.

Когда он снова открыл глаза, сначала ему показалось, что он все еще спит в своей кровати в Представительстве. Затем он начал ощущать головную боль, она постепенно нарастала, пока не заполнила весь его череп, а следом за этим почувствовал неприятный вкус в носу и во рту, словно надышался какого-то наркотического газа.

Он осторожно открыл глаза и обнаружил, что сидит на лесной полянке, на берегу ручья шириной в пятнадцать-двадцать футов. Поляна была окружена невысокими зарослями, за которыми прятались стволы деревьев.

Билл заморгал. Перед ним на земле сидел, скрестив ноги, словно огромный Будда в пышных одеждах, Мюла-ай. Видя, что его узнали, гемноид издал характерный булькающий звук.

— Добро пожаловать обратно в мир живых, э... Кирка-Лопата, — приветливо сказал Мюла-ай. — Я уже начал беспокоиться, придешь ли ты когда-либо в себя.

— Что это значит — стукнул меня по голове, притащил сюда... — начал было Билл, но звук его собственного голоса и работа мускулов его челюсти настолько заполнили его череп головной болью, что он вынужден был замолчать.

— Я? — удивленно переспросил Мюла-ай елейным голосом, удобно сложив руки на закутанном в ткань животе. — Как ты мог подозревать меня в подобном? Даю тебе честное слово, что я просто гулял в лесу и нашел тебя здесь, связанного.

— Связанного?.. — начал Билл, слишком потрясенный этими словами, чтобы обращать внимание на приступ боли, вновь охвативший весь череп от попытки заговорить. Он осознал, что у него связаны запястья за стволом дерева, на которое он опирается спиной. — Ты так просто не отделаешься! — набросился он на Мюла-ая. — Ты прекрасно знаешь, что ни один дилбианин не способен ни на что подобное. Ты нарушаешь договор между людьми и гемноидами на Дилбии. Твои собственные начальники сдерут с тебя за это шкуру!

— Продолжай, мой юный друг, — пробулькал Мюла-ай. — Насколько я знаю, мои начальники достаточно рассудительны. А где свидетели, которые могли бы назвать меня лжецом? Я гулял в лесу, случайно увидел тебя здесь и сел подождать, пока ты придешь в себя.

— Если это правда, — сказал Билл, полностью игнорируя головную боль, — как насчет того, чтобы развязать мне руки и освободить меня?

— Ну, я не знаю, могу ли я? — задумчиво сказал Мюла-ай. — Это похоже на вмешательство в местные дела, что категорически запрещено, как ты сам отметил, соглашением между людьми и гемноидами. Насколько я знаю, тебя схватили во время совершения какого-то преступления, и жители привязали тебя здесь, пока тебя не доставят обратно и не предадут их суду. — Он покачал головой. — Нет, нет, мой дорогой Кирка-Лопата. Я не могу взять на себя такую ответственность и развязать тебя, как бы мне этого ни хотелось.

— После таких заявлений тебе так просто не отделаться! — взорвался Билл. — Ты...

Он увидел явное удовольствие на круглом лице напротив него и тут же замолчал. Наградой ему была легкая тень разочарования, омрачившая улыбку, с которой Мюла-ай созерцал его до сих пор.

— Ладно, — сказал Билл холодно, как только мог. — Позабавились, и хватит. Теперь, я полагаю, ты расскажешь мне, что все это значит. Ты хочешь заключить со мной какую-то сделку, а твоя идея похитить меня и привязать здесь должна с самого начала поставить меня в невыгодное положение? Так?

Мюла-ай снова издал кудахчущий звук и потер свои большие руки.

— Очень хорошо, — сказал он. — Очень, очень хорошо, мой юный Кирка-Лопата! Будь у тебя еще немного подготовки и опыта, ты бы мог быть неплохим тайным агентом — для человека, разумеется. Конечно, это последнее, чего хотелось бы в данном случае твоему начальству, — кто-нибудь с подготовкой и опытом. Самое последнее!

Он опять закудахтал.

— Прекрати! — ровным голосом сказал Билл. — Я уже сказал, позабавились, и хватит. Кончай ходить вокруг да около и выкладывай прямо, что хотел сказать. Я не собираюсь перед тобой пресмыкаться лишь для того, чтобы доставить тебе удовольствие.

Мюла-ай покачал головой, и улыбка улетучилась с его лица.

— У тебя действительно нет никакой информации, верно, Кирка-Лопата? — сказал он. — Все, что ты знаешь о моей расе, — лишь сплетни, которые циркулируют среди людей, наслушавшихся сказок о гемноидах. Ты думаешь, что мое пребывание здесь, на Дилбии, позволяет мне отдаваться особому искусству моего народа, которое вы, люди, считаете проявлением вкуса к преднамеренной жестокости? Честно говоря, меня вполне удовлетворяет твоя реакция, когда она граничит с саной, нашим великим искусством. Но не здесь об этом говорить.

— Действительно? — с иронией сказал Билл.

— Действительно, — крайне серьезно произнес Мюла-ай, — это так. Проведу параллель с твоим человеческим опытом. Вы, люди, обладаете реакцией под названием эмпатия — эмоциональной способностью влезть в чужую шкуру и ощутить самому то, что чувствует другой. У нас, гемноидов, такого нет. Но наша сана — аналогичная реакция, хотя вы, люди, могли бы счесть ее прямо противоположной. Сана, как и эмпатия, устанавливает особые отношения между двумя индивидуумами. Как и ваша эмпатия, она требует больших усилий от пребывающего в ней индивидуума.

— Но в данный момент, я полагаю, ты в ней не пребываешь?

— Твой скептицизм, — ровно сказал Мюла-ай, — свидетельствует о закрытости твоего разума. Вы, люди, не слишком легко входите в состояние эмпатии, так же и мы не можем войти в сану с легкостью или случайно. Я мог бы рассматривать тебя как субъект саны на основе нашего случайного знакомства не больше, чем ты мог бы находиться в состоянии эмпатии, скажем, с Костоломом иди с любым из дилбиан, на основе своего нынешнего знакомства с ними.

Билл уставился на гемноида. Мюла-ай явно был откровенен с ним настолько, насколько мог, в его собственном понимании. Аргументы гемноида были убедительны. Но именно в этот момент у Билла внутри сработал некий сигнал тревоги, заставивший усомниться кое в чем из того, что только что сказал Мюла-ай.

— Так что, как ты понимаешь, — продолжал Мюла-ай, — по этому поводу ты можешь не беспокоиться. Точно так же, — Мюла-ай снова коротко прокудахтал, — ты можешь оставить идею о том, что я притащил тебя сюда, чтобы заключить с тобой какую-то сделку. Дорогой мой юноша, ты не из тех, с кем заключают сделки. Ты лишь пешка в игре, которая ведется здесь, на Дилбии, и притом пешка, не осознающая этого.

Он замолчал и с лучезарной улыбкой посмотрел на Билла.

— Понятно, — сказал Билл, лихорадочно пытаясь сообразить, что же было не так в объяснениях Мюла-ая. Ему хотелось услышать больше от гемноида. — Значит, ты полагаешь, я должен был спросить, зачем я здесь? Что ж, считай, что я спросил.

— Но ты же этого не сделал, сам знаешь, — прокудахтал Мюла-ай, глядя вверх на кудрявые облака, плывущие в голубом небе над вершинами деревьев, окружавших поляну.

— Ладно! — сказал Билл. — Зачем мои начальники послали меня сюда, по твоему мнению?

— Ясное дело, — Мюла-ай снова перевел взгляд с облаков на Билла, — чтобы тебя прикончил Костолом во время поединка, для чего же еще!

Билл уставился на него. Но Мюла-ай не желал продолжать разговор без особого приглашения.

— В самом деле? — наконец сказал Билл. — И ты думаешь, я в это поверю?

— Поверишь. Придется поверить... — пробормотал Мюла-ай, все еще наблюдая за лицом Билла. — Как только хорошенько подумаешь и поймешь, что ты здесь один, без связи со своим руководством. Да, я про все это знаю. И ты обречен на поединок, о котором я упоминал. Тебе не кажется, что это довольно странное совпадение — Представителя нет на планете из-за сломанной ноги именно тогда, когда ты оказался здесь, а твоя юная помощница оказалась, так сказать, невольной гостьей Разбойничьей Долины? Тебе не кажется странным, что ты оказался почти в том же положении, что и другой молодой человек, которого дилбиане называли Пол-Пинты и которому пришлось драться с местным чемпионом в другом селении? Давай, давай, Кирка-Лопата, наверняка тебе хватит ума, чтобы сопоставить эти факты!

Действительно... Билл невольно ощутил отчетливый холодок в груди. Против фактов нечего возразить — и это те самые факты, с которыми он столкнулся, когда утром сел перед консолью передатчика. Их невозможно перепроверить: существует ли официальный заговор, в соответствии с которым Билл должен был погибнуть? Но тем не менее факты таковы, и...

— Почему? — спросил Билл, как бы про себя. — Зачем им это нужно? Это не имеет никакого смысла!

— Имеет, имеет, Кирка-Лопата, — сказал Мюла-ай. — Между Представителем Гринтри и мной возникла — как я это называю — патовая ситуация. — Мюла-ай снова тихо закудахтал, использовав то же самое слово, которое использовала Анита в разговоре с Биллом прошлой ночью. — Вы, люди, не сможете получить никакой выгоды от этого проекта в Мокром Носу. Местные фермеры не примут вашей помощи, а разбойники под предводительством Костолома лишь развлекаются, глядя на все это, — с моей скромной помощью.

Он лучезарно улыбнулся Биллу.

— Самое лучшее, что могло бы предпринять ваше руководство, — продолжал он, — это закрыть этот неудачно спланированный проект, пока не стало еще хуже. Но как это сделать, не потеряв лица как перед дилбианами, так и на межпланетном уровне? Это равносильно признанию, что мы, гемноиды, выиграли раунд здесь, в Мокром Носу. Ответ, естественно, заключается в том, чтобы закрыть проект, но сначала найти для этого подходящий повод. А что может быть наиболее подходящим поводом?

Он замолчал и снова лучезарно улыбнулся Биллу.

— Ладно, — мрачно сказал Билл. — Я спрошу. Что?

— То, что в проекте участвовал неподготовленный юнец, который, к несчастью, — не по своей вине, но из-за злополучного стечения обстоятельств, — до того запутался в отношениях с местным населением, что в конце концов ввязался в поединок и погиб от лап местного чемпиона, Костолома.

Мюла-ай сделал паузу и закудахтал с таким усердием, что вся его тяжелая туша затряслась.

— Сколь прекрасна была бы такая ситуация! — сказал он. — Во-первых, это потребовало бы от людей временно закрыть проект и отозвать свой персонал — проект никогда не был бы возобновлен, и они бы не вернулись. Во-вторых, они бы сохранили свое лицо перед дилбианами, поскольку, хотя их глупый юнец и погиб, он все же проявил боевой дух, необходимый для схватки с Костоломом, и потому репутации Коротышек, проявляющих личное мужество в иных мирах, ничто не угрожает.

Билл уставился на него.

— Ты, похоже, абсолютно уверен, что я обречен на проигрыш, — сказал он, хотя в груди у него снова возник холодный комок. — Однако ведь Пол-Пинты не проиграл.

Мюла-ай невозмутимо закудахтал.

— Если быть до конца честным, Кирка-Лопата, — сказал он, — этой вашей маленькой хитрости мы не смогли до сих пор понять. Но мы не сомневаемся — и ты тоже можешь не сомневаться, — что эта победа была достигнута не только усилиями одного из вас — маленьких созданий, якобы превзошедшего дилбианина. Собственно, это наше мнение вряд ли нуждается в подтверждении. Я спрашиваю тебя — можешь ты представить себе человека, который мог бы одержать подобную победу, не обладая невидимым, неэтичным преимуществом?

Билл такого представить не мог. Холодок в его груди усилился.

— Нет, нет... — Мюла-ай покачал головой. — Сама мысль о человеке, выигравшем честную схватку с дилбианином, смешна. Но не беспокойся, маленький Кирка-Лопата. Я собираюсь спасти тебя от твоих бессердечных начальников, так же как и от Костолома.

Билл уставился на него.

— Ты?.. — начал он, но вовремя успел скрыть свои эмоции.

— Непременно, — сказал Мюла-ай, мягко поднимаясь на ноги и прислушиваясь к звукам, доносившимся из леса позади него. — А вот, если я не ошибаюсь, идут те, кто нам в этом поможет. Успокойся, Костолом тебя не убьет.

— Да? — Билл старался говорить хладнокровно и безразлично, как только мог. В этот момент он тоже услышал звук тяжелых шагов приближающихся дилбиан.

— Да, — сказал Мюла-ай, — вместо этого ты проиграешь свой поединок и свою жизнь самому слабому и дряхлому дилбианину в окрестностях. Пусть твои начальники попытаются после этого сохранить лицо, следуя твоему идиотскому заявлению, что ты лучший воин на мили вокруг!

Он повернулся в сторону от Билла. В этот момент на поляну ввалились две дилбианки и худой, трясущийся дилбианин, настолько старый, что у него кое-где вылезли волосы на шкуре. Одна дилбианка была невысокой и полной и выглядела удивительно знакомо, а вторая, помоложе, довольно стройная и высокая, ростом почти со старца.

Они остановились, окинули взглядом поляну и увидели Билла.

— Вот он! — сказал старик, удовлетворенно хихикнув, пронзительным (для дилбианина) голосом. — Прямо там, где нужно! — Он весело потер лапы.

— Передаю тебя в хорошие руки, Кирка-Лопата, — промурлыкал Мюла-ай.

Подмигнув и кивнув на только что пришедших дилбиан, но не сказав им ни слова, он мягко скользнул в окружавшие поляну заросли и исчез.

11

— Ладно, Кирка-Лопата, — сказал старик-дилбианин, когда все трое подошли к Биллу, — ты готов предстать перед судом, а? Ты готов принять приговор Старейшины?..

Его прервало фырканье высокой, молодо выглядевшей дилбианки. Он сердито повернулся к ней.

— Ну что тебе еще, Совершенно Очаровательная? — крикнул он. — У меня ведь есть внуки, верно? У меня не меньше прав быть Старейшиной, чем у любого другого!

— Слава Богу, — ответила Совершенно Очаровательная, презрительно фыркнув, — по крайней мере, я не одна из них!

— Совершенно Очаровательная, — строго сказала вторая дилбианка голосом, который Билл внезапно вспомнил по эпизоду на ферме Жестяного Уха, — оставь-ка Папашу Скрипа в покое! Он здесь для того, чтобы исполнить что следует, вот и все. Если ты и дальше будешь ему мешать, он никогда не сможет этого сделать!

Папаша Скрип разразился издевательским смехом.

— Верно, Штучка-или-Две! — хихикнул он. — Скажи-ка этой молодой нахалке пару ласковых! Давай, давай! А то она, понимаешь, считает, что раз она такая симпатичная, то всегда выйдет сухой из воды! Что ж, с молодыми наглецами такой номер, может быть, и пройдет, но не с Папашей Скрипом. И, судя по тому, как идут дела, с Костоломом это, во всяком случае, не слишком-то сработало! Последнее, что я слышал, — насмешливо добавил он, — он все еще волочится за Красоткой!

— Вот как! — воскликнула Совершенно Очаровательная, яростно разворачиваясь в сторону старика, который благоразумно спрятался за коренастой фигурой Штучки-или-Две. — Некоторые, — бросила Совершенно Очаровательная, — могут говорить все что угодно! А некоторые другие это повторяют! Но это ничего не меняет. Это я всегда сильнее всех нравилась Костолому.

Она подняла голову и изогнула шею, удовлетворенно разглядывая себя.

— В конце концов, — продолжала она спокойнее, — это я Совершенно Очаровательная. Все всегда так говорили. Разве можно себе представить, что такой высокий, могучий мужчина, как Костолом, захочет такую маленькую толстушку вроде Красотки? Да, конечно, она умеет готовить, я этого не отрицаю. Я считаю, что каждому следует отдавать должное. Но в жизни все-таки есть нечто притягательнее еды.

— Сейчас это не имеет никакого значения, Совершенно Очаровательная! — огрызнулась старшая дилбианка. — Мы здесь не для того, чтобы обсуждать Костолома. Мы здесь для того, чтобы разделаться с этим Коротышкой. Учтите, вы оба: то, что здесь происходит, — древний и почетный обычай нашей деревни. Мы не собираемся помешать этому Коротышке помочь Красотке получить Костолома только для того, чтобы доставить тебе удовольствие, Совершенно Очаровательная!

— Эй, хватит вам! — вмешался Папаша Скрип, весь дрожа от переполнявшего его рвения. — Пустите меня к нему, ладно? Я с ним разберусь! Я решу, что с ним делать!

Папаша Скрип приблизился к Биллу и склонился над ним так, что его дыхание пошевелило волосы на макушке Билла. Билл задержал дыхание, ибо у Папаши Скрипа ужасно пахло изо рта.

— Эй ты, Коротышка! Кирка-Лопата! — обратился к нему Папаша Скрип.

— В чем дело? — спросил Билл, отворачивая лицо.

К его облегчению, старик-дилбианин выпрямился, отодвинув вонючую морду на терпимое расстояние.

— На свое имя он отзывается, все в порядке, — прокомментировал Папаша Скрип двум дилбианкам. — Это решает вопрос о том, кто он.

— Почему бы нам не найти камень и не стукнуть его по голове? — предложила Совершенно Очаровательная приятным голосом.

— Давай дальше! — поторопила Штучка-или-Две Папашу Скрипа. Папаша Скрип сглотнул комок в горле и подчинился.

— Эй ты, Кирка-Лопата, — сказал он, — ты пришел сюда, чтобы помочь Грязным Зубам и Хитрому Учителю разрушить наш старый почтенный образ жизни. Мы позволили тебе это, и ты решил, что можешь поступать как вздумается. Разве ты не встал на сторону Красотки против такого прекрасного молодца, как Костолом, подговорив девочку обсудить с ее будущим мужем, где он хочет, чтобы она жила? Разве ты не вмешался в дела, которые никак тебя не касались? И кроме того, разве ты не предложил нашему деревенскому кузнецу состязаться в поднятии тяжестей сегодня днем?

— Конечно, предложил! — отпарировал Билл. — И я как раз собирался отправиться в его кузницу...

— Это не имеет никакого значения! — прервала его Штучка-или-Две. — Продолжай, Папаша Скрип.

— Я сейчас найду камень, и тогда мы сможем заткнуть ему рот, — весело сказала Совершенно Очаровательная, роясь в высокой траве.

— Конечно, ты вызвал его на состязание! — сказал Папаша Скрип. — А потом ты сбежал в лес и спрятался, чтобы тебе не пришлось встречаться с ним — я имею в виду Плоскопалого, — и таким образом оскорбил честь нашей деревни.

— Эй! — крикнул Билл. — Что значит «сбежал»? Ты что, не видишь, что у меня связаны руки?

— Чепуха! Продолжай, — сказала Штучка-или-Две, увидев, что Папаша Скрип опять сбит с толку.

— Но его руки... — неуверенно начал Папаша Скрип, поворачиваясь к Штучке-или-Две.

— Чепуха, говорю я тебе! — отпарировала Штучка-или-Две. — Ты ведь не можешь видеть его руки с того места, где стоишь, верно? Таким образом, это только его слова, не так ли? Ты же не собираешься верить словам аморального типа, который считает, что наши молодые женщины могут начать рассказывать своим будущим мужьям, как им поступать, и что делать, и где они собираются жить после замужества? Ведь не собираешься?

— Конечно, нет, — сказал Папаша Скрип. Он выпрямился, расправил плечи и снова обратился к Биллу с достаточно важным видом: — Исполняющий обязанности Старейшины — то есть я — считает тебя виновным во всех проступках. В соответствии с этим он приговаривает тебя — исполняющий обязанности Старейшины, то есть я — к отрубанию головы и к оставлению твоего тела в здании Представительства в назидание следующему Коротышке, который придет сюда после тебя.

Он оставил важный тон речи и вернулся к своей обычной манере.

— Я положил топоры в лесу, недалеко отсюда. Сейчас пойду принесу.

Папаша Скрип повернулся в сторону зарослей, но тут появилась Совершенно Очаровательная с камнем размером с небольшую дыню.

— Стукни его этим по голове, — радушно предложила она, — тогда он не сможет больше...

— Нет! — огрызнулась Штучка-или-Две. — Папаша Скрип собирается зарубить его, а никто не поверит, что это был честный поединок, если мы получим мертвого Коротышку с большой шишкой на голове...

— Подождите! — закричал Билл, которому отчаяние придало сил. — Вы что, все с ума посходили? Вы не можете просто так меня убить...

— Почему же, вполне можем, Кирка-Лопата, — перебил его Папаша Скрип, пошатываясь под грузом двух тяжелых дилбианских топоров, массивных, с треугольными лезвиями, сделанными из серого местного железа. — И это не значит, что у тебя нет никаких шансов. Как исполняющий обязанности Старейшины, я даю тебе шанс побороться за свою жизнь, вместо того чтобы просто зарубить тебя на месте. Я возьму один топор, а ты можешь взять другой. Держи!

Он бросил топор перед Биллом, и его рукоять ударилась о землю в шести дюймах от его ног.

— Что ты имеешь в виду? — крикнул Билл. — Я же тебе сказал, я связан! Ты что, не видишь, что у меня связаны руки...

— Что значит — связаны? — спросила Штучка-или-Две. Взглянув на старшую дилбианку, Билл обнаружил, что ее глаза крепко зажмурены. — Я не вижу никаких веревок на его руках. А ты, Совершенно Очаровательная?

— Я тоже! — воскликнула Совершенно Очаровательная, закрывая глаза. — Знаешь, что я думаю? Я думаю, что Коротышка испугался. Он просто испугался — вот почему он не берет топор.

— Ладно, Кирка-Лопата! — прогудел Папаша Скрип, исполняя нечто вроде неумелого воинственного танца со своим топором. — Испугался меня, а? Давай, выходи, как подобает мужчине! Свидетели не видят никаких веревок на твоих руках... — Он поспешно зажмурился. — И я тоже! Бери топор, если тебе достанет смелости сразиться со мной, или я сам начну рубить тебя на куски. Это твой последний шанс, Кирка-Лопата...

Однако в этот самый момент его прервал голос, раздавшийся над ними, словно удар грома:

— Что вы делаете с моим Коротышкой?

На мгновение трое дилбиан застыли как вкопанные. Потом они резко развернулись в направлении голоса, и между ними образовалось достаточно пространства, чтобы Билл мог видеть.

На поляну сквозь заросли ввалилась еще одна дилбианка, пониже Совершенно Очаровательной и Штучки-или-Две. Сначала он никак не мог сообразить, кто это, хотя голос, только что громоподобно прозвучавший в его ушах, показался ему явно знакомым. Он вдруг понял, что, кажется, приобрел союзника, если не спасителя, а в данный момент это было важнее всего.

Затем Штучка-или-Две невольно пришла ему на помощь.

— Красотка! — вырвалось глухое ворчание из горла старшей дилбианки.

— Она самая! — рявкнула в ответ Красотка, приближаясь, и остановилась в пятнадцати футах от остальных. Она не уперла руки в бока, но у Билла сложилось сильное впечатление, что, если бы это было свойственно дилбианам, она наверняка бы это сделала. — Что вы делаете с моим Коротышкой? — Ее взгляд, казалось, был готов испепелить всех троих, но остановился на Папаше Скрипе. — Что ты с ним делаешь?

— Эй, послушай, — запротестовал Папаша Скрип с ощутимой дрожью в голосе, явно контрастировавшей с той энергией, которую он проявлял несколько мгновений назад.

— Что вы делали с Киркой-Лопатой?

— Не твое дело! — огрызнулась Штучка-или-Две.

— Кирка-Лопата! — развала Красотка. — Что они с тобой делали?

— Они, кажется, собирались предать меня суду или что-то в этом роде, — крикнул в ответ Билл, удивляясь тому, как мог в свое время, впервые увидев Красотку, сомневаться, из-за чего она так понравилась разбойнику. Сейчас она выглядела для него чудом. Единственным, кто мог бы показаться ему еще большим чудом, был Лейф Гринтри, с шиной на сломанной ноге, если нужно, но с пистолетом в руке. — Этот Старейшина...

Он попытался показать головой в сторону Папаши Скрипа, но ни этот жест, ни окончание фразы уже не были нужны.

— Старейшина! — крикнула Красотка, снова испепеляя Папашу Скрипа взглядом. — Ты — Старейшина? — Она презрительно рассмеялась. — Славный, скрипучий Старейшина! Ты же носа от пивной кружки с утра до вечера не поднимаешь! Тоже мне, Старейшина! Погоди, я скажу моему отцу! Я скажу Еще-Варенья, что ты изображаешь из себя Старейшину...

— Нет! — в отчаянии воскликнул Папаша Скрип. — Красотка, ты же не поступишь так со стариком? Ты не расскажешь своему отцу об этой маленькой безобидной шутке? Ты не...

— В таком случае лучше убирайся отсюда, и чем быстрее, тем лучше, — зловеще сказала Красотка.

— Ухожу, ухожу...

Папаша Скрип не стал терять времени даром. Он поспешно проковылял через поляну и скрылся в зарослях еще до того, как произнес «ухожу» во второй раз. Красотка перевела взгляд на двух дилбианок. Однако те не собирались реагировать так же, как Папаша Скрип.

— К твоему сведению, Красотка, — мрачно сказала Штучка-или-Две, — можешь говорить об этом своему отцу каждый день и два раза по воскресеньям, и это ничего для меня не значит!

— Однако что будет значить для тебя, — спокойно ответила Красотка, — когда мой отец расскажет всей деревне, как вы выставили их на посмешище, подговорив бедного Папашу Скрипа вести себя так, словно он из тех, кого они могли бы выбрать в Старейшины? Ты не думаешь, что это может тебе несколько повредить?

— Что... — Штучка-или-Две внезапно замолчала. Она поколебалась. — Да они никогда не поверят в подобное. Никогда в жизни!

Тем не менее, отметил Билл, голос ее звучал уже далеко не с тем воодушевлением, что прежде.

— Не поверят? — переспросила Красотка с невинным интересом. — Даже если Еще-Варенья расскажет им, что видел это своими собственными глазами?

— Видел? — Штучка-или-Две нервно окинула взглядом безмолвные заросли, окружавшие поляну. Ее голос стал жестким. — Еще-Варенья не может солгать целой деревне. Он не способен на такое!

— Даже если я откажусь готовить ему еду, пока он этого не сделает? — все тем же невинным тоном спросила Красотка. — Конечно, Штучка-или-Две, ты намного старше меня и знаешь лучше. Но я думаю, что, если я действительно скажу моему отцу, что больше не буду готовить для него, он, не колеблясь, расскажет всем о том, что видел собственными глазами здесь, на поляне.

Штучка-или-Две сердито взглянула на молодую дилбианку. Но мгновение спустя ее напряженность, казалось, начала ослабевать. Она что-то раздраженно проворчала, но сдвинулась с места. Высоко подняв голову, она широким шагом пересекла поляну и скрылась в зарослях. Билл слышал ее удаляющиеся шаги. Он снова посмотрел на Красотку, которая теперь стояла лицом к Совершенно Очаровательной, единственной из трех заговорщиков оставшейся на поляне.

— Ты тоже можешь идти, — сказала Красотка весьма неприятным голосом.

— О, — беспечно ответила Совершенно Очаровательная, — все знают, какая я послушная девушка и поступаю как велят старшие, — Штучка-или-Две и Папаша Скрип сказали мне, и я пришла сюда.

— Сейчас никто не говорит тебе, что делать, — сказала Красотка.

— О, не знаю, — повторила Совершенно Очаровательная, с отсутствующим видом глядя на те же плывущие над головой белые облака, что недавно интересовали Мюла-ая, — но в то же время не забывая искоса поглядывать на Красотку. — Сначала мне сказали, чтобы я посмотрела, не освободился ли Кирка-Лопата и не сбежал ли. Больше они ничего не говорили. Они просто ушли. Может быть, они собирались вернуться позже. Или, может быть, они решили, что я останусь здесь и посторожу Коротышку для них. Я в самом деле не знаю, что еще я могла сделать, — сказала Совершенно Очаровательная, беспомощно отводя наконец взгляд от облаков и переводя его на Красотку, — кроме как оставаться здесь и следить, чтобы никто не трогал этого Коротышку.

Пока Совершенно Очаровательная говорила, Красотка медленно перемещалась вперед. Когда она оказалась на расстоянии вытянутой руки от нее, та уклонилась вправо. Совершенно Очаровательная говорила и поворачивалась к Красотке лицом. Они кружили, словно пара борцов, а после того, как Совершенно Очаровательная замолчала, продолжали кружиться в тишине в течение долгих секунд.

Билл зачарованно глядел на них со связанными за стволом дерева руками. Совершенно Очаровательная, хотя и высокая по-женски, вряд ли смогла бы достать макушкой до плеча Холмотопу, а Красотка была на полторы головы ниже своей соперницы. Каждая существенно превосходила весом и мускулами борцов-профессионалов, и, похоже, решать спор они готовы были только силой. Их когти мало чем отличались от медвежьих, а зубы куда больше напоминали клыки гризли, чем человеческие. Так что Билл испытывал непреодолимое желание оказаться по другую сторону дерева, к которому был привязан.

Дилбианки некоторое время кружили, пригнув плечи, выставив головы и полусогнув руки в локтях, и вдруг Совершенно Очаровательная нарушила напряженную тишину мелодичным смехом.

— Так ты полагаешь, это забавно? — весело спросила Красотка, не прекращая движения и не отказываясь от своих намерений.

— Это? Вовсе необязательно, — ответила Совершенно Очаровательная столь же весело, но точно так же не отказываясь от своих намерений. — Я только что представила себе, сколь ничтожной ты должна выглядеть в глазах Костолома.

— О, я не думаю, что он считает меня ничтожной, — спокойно ответила Красотка. — Может быть, и ты не сочтешь меня таковой.

И она, в свою очередь, весело рассмеялась.

Они продолжали кружить почти на расстоянии вытянутой руки друг от друга.

— Но, — заметила Совершенно Очаровательная, — быть ничтожной худо, а представь себе, как ты будешь выглядеть с оторванным ухом!

Билл убедился, насколько выше и тяжелее Красотки была Совершенно Очаровательная. До сих пор сторонний наблюдатель, он представил, что произойдет, если Совершенно Очаровательная выйдет победителем в предстоящей схватке.

— Но я намерена сохранить оба моих уха, — сладким голосом говорила Красотка. — Я надеюсь, что оба моих уха будут со мной еще много лет после сегодняшнего дня, — извини, я имею в виду, после того, как ты потеряешь свои зубы. Знаешь, я часто слышала, как мой отец и другие мужчины говорили о том, как забавно выглядит женщина с выбитыми зубами.

— О да, конечно! — коротко возразила та. Очевидно, в соревновании, кто первый выйдет из себя, Совершенно Очаровательная начала ломаться. — Если ты только попытаешься дотронуться до моих зубов, ты пожалеешь!

В это время, покрывшись холодным потом, Билл впервые всерьез попытался освободить руки от веревки. Он был связан туго, но обнаружил, что толщина веревки в сравнении с размером его запястий такова, что позволяет освободить правую руку. Очевидно, Мюла-ай не учел малости человеческого запястья в сравнении с запястьем гемноида. Ему удалось наполовину освободить правую руку от пут, но дальше она застряла.

Билл в отчаянии глянул на середину поляны, где две дилбианки продолжали кружить друг возле друга и обмениваться оскорблениями. Их раздражение рвалось наружу, выражаясь в непереводимых дилбианских эпитетах.

— Сниг! — шипела Совершенно Очаровательная на Красотку.

— Пилф! — ворчала в ответ Красотка на Совершенно Очаровательную.

Внезапно где-то далеко в лесу послышался звук, который мог принести спасение. Это был зычный крик Холмотопа.

— Кирка-Лопата! Кирка-Лопата, где ты?

— Здесь! — заорал Билл так громко, как только позволяли его легкие и горло. — Здесь! Я здесь!

— Слышу тебя! — раздалось в ответ. — Продолжай кричать, Кирка-Лопата, и я сейчас буду рядом! Только продолжай кричать!

Билл открыл рот, но прежде, чем он успел издать хоть какой-либо звук, его крик потерял всякий смысл.

Обмен оскорблениями между Красоткой и Совершенно Очаровательной достиг апогея. С воплями, напоминавшими ссору из старинного кинофильма между, по крайней мере, полудюжиной землевладельцев и таким же количеством скотоводов, Красотка и Совершенно Очаровательная сошлись в схватке в центре поляны.

12

Билл сжался в комок возле дерева, к которому был привязан. Ему ничего не оставалось, кроме как наблюдать за происходящим. Происходящее, однако, обернулось великолепным зрелищем.

Но не сразу. Сначала Билл ничего не видел, кроме клубка мохнатых тел, лап, сверкающих когтей и зубов, катавшегося туда-сюда по земле — и время от времени угрожающе двигавшегося в его сторону. Затем этот клубок скатился с берега ручья, бежавшего через поляну, и плюхнулся в воду в то же мгновение он распался на две части. Красотка и Совершенно Очаровательная, не теряя времени зря, выбрались на берег и вновь схватились друг с другом.

Очевидно, во время первого раунда Красотка была слишком возбуждена, чтобы воспользоваться своими знаниями из области борьбы. Теперь же, несколько остыв после купания в ручье, она начала демонстрировать все свое мастерство, чтобы компенсировать разницу в размерах между ней и Совершенно Очаровательной. На глазах у изумленного Билла Красотка провела прием как бы из дзюдо — удар под ребро, затем предплечьем в челюсть, коленом в живот и, наконец, бросок через плечо, от которого Совершенно Очаровательная перевернулась в воздухе и с глухим ударом, от которого содрогнулась земля, грохнулась спиной о траву.

Именно в этот момент из зарослей выскочил Холмотоп и случайно налетел прямо на Красотку.

Красотка, то ли ослепленная яростью, то ли приняв Холмотопа за кого-то из союзников Совершенно Очаровательной, заключила Почтальона в объятия и попыталась проделать с ним точно такой же бросок через плечо. Однако на этот раз результат оказался не столь успешным. Красотка была достаточно опытной, и желания ей было не занимать, но в лице Холмотопа она получила неравного противника. Она оказалась примерно в таком же положении, как женщина в пять футов ростом, пытающаяся бросить наземь мужчину ростом в шесть с половиной футов. Теоретически все было великолепно, но на практике вес и рост предполагаемой жертвы сыграли свою роль.

Красотке удалось оторвать одну из длинных лап Холмотопа от земли и вывести его из равновесия. Однако Холмотоп оперся о землю другой лапой, чтобы не упасть, и секундой позже более или менее вежливо освободился из ее объятий и держал ее за бицепсы на расстоянии собственных вытянутых лап и мордой от себя.

На этом вопрос мог бы быть исчерпан. Красотка не в состоянии была причинить какой-либо вред зубами, когтями или лапами. Но ее ярость к этому времени стала так велика, что она буквально взлетела в воздух, пытаясь освободиться, и Холмотопу пришлось опрокинуть ее на землю и сесть на нее верхом, прижав ее лапы так, чтобы она не могла до него дотянуться.

Билл ошеломленно продолжал смотреть. Красотка, истратив все средства нападения, прибегла к помощи языка. Она говорила Холмотопу, что она сделает с ним, как только он ее отпустит. Это интересовало и Билла. Холмотоп в данный момент лишил Красотку возможности двигаться — все это очень даже хорошо. Но рано или поздно ему придется ее отпустить — и что тогда?

— Мой отец... Костолом... руки-ноги поотрывает... — предупреждала Красотка долговязого Почтальона.

Билл не видел возможности для последнего выйти из крайне неприятного положения, сохранив в целости жизнь и шкуру. Но он не учел, что эмоциональная реакция дилбианина способна приспосабливаться к обстоятельствам. Холмотоп спокойно подождал, пока Красотка сделает паузу, чтобы набрать в грудь воздуха, а затем сказал, похоже, то, что и следовало сказать.

— Я искренне прошу прощения, что прервал вашу великолепную схватку, — добродушно заметил он. — У кого такая девушка, как ты, могла научиться так здорово драться?

Последовало долгое молчание Красотки. Затем она обрела дар речи.

— Еще-Варенья, — сказала она спокойнее и явно польщенно. — Не помнишь? Мой отец был чемпионом Нижних Земель по борьбе.

— Что ж, тогда все понятно, — сказал Холмотоп, позволяя ей встать.

Красотка поспешно вскочила на ноги.

— Где она? — На ее лице появилось разочарование. — Сбежала...

Билл тоже окинул взглядом поляну. Факт не подлежал сомнению: Совершенно Очаровательная исчезла.

— Ну что ж, — философски произнесла Красотка. — Она все равно где-то рядом. Я могу поймать ее в любое время, когда только захочу.

Она и Холмотоп повернулись и посмотрели на Билла.

— Как насчет того, чтобы развязать меня? — спросил Билл.

— Само собой, — сказал Холмотоп.

Он обошел вокруг дерева, к которому был привязан Билл, и начал освобождать его запястья от веревок.

Билл терпеливо переносил боль, пока толстые пальцы Холмотопа неуклюжими рывками освобождали его руки от пут. Как только он встал на ноги, тут же спросил:

— Как вы меня нашли?

— Ну, я не знаю, как он тебя нашел, — слегка фыркнув, сказала Красотка, — но Штучка-или-Две и Совершенно Очаровательная весь день болтали, и я почувствовала, что что-то затевается. Когда они и Папаша Скрип отправились в лес, вместо того чтобы присоединиться ко всем остальным у кузницы, я пошла следом. На несколько минут я их потеряла в лесу, а потом пошарила вокруг — и нашла их, с тобой вместе.

— Значит, вот как все было, — сказал Холмотоп, любуясь ею с высоты своего роста. — Твой старик, Еще-Варенья, неожиданно подошел ко мне, когда я ждал у кузницы. «Хочу с тобой поговорить, Почтальон, — сказал он мне и отвел меня за сарай. — Ты не видел мою дочь?» — спросил он у меня. «Нет, — сказал я. — Почему я должен был ее видеть?» — «Потому что все немного странно, — задумчиво сказал Еще-Варенья. — Я только что видел, как Совершенно Очаровательная и Штучка-или-Две вместе с Папашей Скрипом ушли в лес, а моя дочь следом за ними. Естественно, я не придал этому особого значения, хотя наступило время приготовить что-нибудь горяченькое, чтобы ублажить мой нежный желудок, а Красотки могло не оказаться поблизости...» — И он по своему обыкновению погладил себя по брюху. — «Это действительно странно, особенно если учесть, что к этому времени Кирка-Лопата уже должен был появиться у кузницы». Что ж, — сказал Холмотоп, многозначительно глядя на Билла, — мне тоже казалось, что тебе время появиться там. Так что я спросил его, где он видел Красотку и остальных и в какую сторону они все пошли. Затем я отправился в Представительство, но тебя там не было. Я пошел в лес и, подумав, решил, что не будет ничего страшного, если я попробую позвать тебя по имени и посмотрю, не ответишь ли ты. Что ж, — закончил Холмотоп, — ты ответил. И вот я здесь.

— Понятно, — сказал Билл. — Интересно, как это получилось, что Еще-Варенья все видел?

Красотка и Холмотоп уставились на Билла, озадаченно наморщив носы.

— Будем считать, что просто так получилось, Кирка-Лопата, — сказал Холмотоп.

— Понятно, — снова сказал Билл.

В его голове возникло множество вопросов, на которые он хотел бы получить ответ у Красотки и Холмотопа — в особенности у Холмотопа. Но он вспомнил, что еще не закончил свои дела в деревне.

— Отвези меня лучше обратно в своем седле, — сказал он Холмотопу. — Я уже на добрых три часа опоздал к кузнице.

Холмотоп в ужасе уставился на него, так же как и Красотка. Наступила тишина.

— Что ты, Кирка-Лопата, — наконец сказал Холмотоп, — тебе сейчас туда нельзя!

Билл уставился на него:

— Почему нельзя?

— Почему? Да потому что... нельзя! — потрясенно сказал Холмотоп. — Тебя же вся деревня поднимет на смех, если ты сейчас там появишься, Кирка-Лопата. Ну сам подумай — ты пришел, организовал соревнования по поднятию тяжестей, а потом не явился в положенное время.

— Но я же не виноват, что меня там не было, — сказал Билл.

Он коротко рассказал, как гемноид стукнул его по голове, отнес в лес и связал. Однако, к его удивлению, когда он закончил, настроение Красотки и Холмотопа отнюдь не улучшилось. Холмотоп медленно покачал головой.

— Я должен был предполагать нечто подобное, — тягостно произнес Холмотоп. — Но это ничего не меняет, Кирка-Лопата. Я не сомневаюсь, что у тебя была вполне уважительная причина не явиться на место вовремя, но суть в том, что ты туда не явился. Откуда народ может знать, что ты не сбежал и не придумал в оправдание всю эту историю? Я тебе верю, поскольку немножко знаком с вами, Коротышками. Но эти мокроносцы тебе не поверят. Они решат, что ты, вероятно, знал, что не сможешь победить Плоскопалого, и потому не пришел.

— Что ж, я намерен победить его сейчас, — сказал Билл.

Но Холмотоп снова покачал головой.

— Ты не понимаешь, Кирка-Лопата, — сказал он. — Плоскопалый не собирается вновь подставлять свою шею, соглашаясь снова состязаться с тобой. Один раз он уже согласился, а ты не пришел — да, я знаю, что это не твоя вина. Но он подумает — предположим, он согласится соревноваться снова, а ты опять не придешь, или притворишься больным, или еще что-нибудь? Если подобное произойдет два раза подряд, все будут смеяться над ним из-за того, что он позволил себя одурачить.

Холмотоп опять покачал головой.

— Нет, на твоем месте я бы не возвращался в деревню прямо сейчас, Кирка-Лопата, — сказал он. — Лучше будет, если ты останешься несколько дней здесь, в лесу. Я пойду и принесу твои щит и меч, которые должен сделать кузнец, — это его работа, и он от нее не откажется. Затем, когда ты получишь свое оружие, ты сможешь отправиться на поединок с Костоломом, а после того, как выиграешь, может быть, тебе позволят вернуться в Мокрый Нос, не катаясь по земле от хохота.

— Значит, — мрачно заметил Билл, — Брюхо-Бочка сумел-таки выставить меня на посмешище перед деревней? То, что ты меня спас, никак не помогло, верно?

И у Почтальона, и у Красотки был смущенный вид. Однако Красотка быстро перешла в атаку.

— Почему бы тебе немного не подумать? — спросила она. — Вас, Коротышек, все считают такими хитрыми и трусливыми! Хитрый Учитель считался таким умным, когда думал о разных вещах и крутился среди народа; но где он теперь, когда Она так в нем нуждается? Его здесь нет! Вместо него здесь ты, Кирка-Лопата. Так почему же ты что-нибудь не придумаешь? Я знаю почему! Потому что ты Коротышка-мужчина. Она бы что-нибудь придумала, если бы Она была здесь. Я знаю, что Она бы придумала. Она...

Продолжающееся настойчивое повторение слова «Она» вряд ли было способно поправить настроение Билла, нервы которого были и так порядком издерганы всем случившимся. Единственная мысль, не покидавшая его, была о том, что скорее пальмы зацветут на леднике Уэддела в Антарктиде, на Земле, чем он позволит какому-либо стечению событий удержать его за пределами Мокрого Носа. Он грубо прервал Красотку.

— Ладно, — бросил он. — Я кое о чем подумал. А теперь давайте вернемся в деревню.

13

Холмотоп все еще колебался.

— Ты уверен, что знаешь, что делаешь, Кирка-Лопата? — спросил он. — Как я уже сказал, Плоскопалый не будет сейчас с тобой состязаться...

— Это он так думает! — сказал Билл.

Холмотоп внезапно оживился.

— Ты хочешь сказать, что придумал способ его победить? — радостно спросил он. — Что же ты сразу не сказал? — Он повернулся к Красотке: — Как тебе это нравится? Тебе и твоим женщинам-Коротышкам?

Красотка презрительно фыркнула.

— О, конечно, — сказала она. — Она бы об этом сразу подумала.

— Полезай в седло, Кирка-Лопата, — сказал Холмотоп, игнорируя ее слова и подставляя спину Биллу. — И пошли.

Билл взобрался на спину Холмотопа с помощью ремней дилбианской упряжи и устроился поудобнее. Все трое направились через лес обратно к деревне.

Пока они шли, головы встречавшихся на улице дилбиан поворачивались им вслед, и ушей Билла начали достигать комментарии, грубые и не очень. Он держался за ремни упряжи Холмотопа, глядя прямо перед собой. Билл заметил, что Красотка и Холмотоп не испытывали особой радости, хотя сами и не были мишенью насмешек и свиста. Холмотоп раза два что-то проворчал себе под нос. Красотка остановилась и развернулась вполоборота назад, словно намереваясь задать насмешникам хорошую трепку. Билл заметил, что Еще-Варенья нигде не было видно.

Однако, когда они наконец прошли по улице, словно через строй, и добрались до владений кузнеца, Плоскопалый не обратил на них никакого внимания. Он старательно избегал взгляда Билла и что-то проворчал в ответ на приветствие Холмотопа.

— Ну ладно, — сказал Билл настолько весело, как только мог, в ухо Холмотопу. — Я здесь сойду.

Плоскопалый был занят работой, яростно колотя по куску раскаленного докрасна железа. Холмотоп сел на скамью, а Красотка встала рядом с Холмотопом. В непосредственной близости от навеса начала собираться толпа. Толпа стояла и смотрела, молча, но с широкими ухмылками и явно ожидая худшего. Билл снова ощутил внутри холодок, подобный тому, который ощущал в присутствии Мюла-ая. Однако он улыбнулся и повернулся к толпе спиной, стараясь казаться как можно более безразличным.

— Так, значит, — громко сказал он Холмотопу, не обращая внимания на кузнеца, который перестал стучать и бросил раскаленный кусок кованого железа в темную и грязную бочку с водой, стоявшую у стены кузницы, — это и есть мастерская Плоскопалого?

— Именно так, Кирка-Лопата, — ответил Холмотоп.

Билл не задавал больше вопросов и начал прохаживаться между грудами дерева и железа, сваленных под навесом, останавливаясь, чтобы потрогать сломанный подсвечник или провести пальцем по лезвию сломанного меча. Плоскопалый, отложив в сторону кусок железа, который он обрабатывал, поднял то, что, видимо, было сломанным обручем для бочки, и стал внимательно разглядывать.

— Здесь куча интересного, — громко комментировал Билл, изучая балки навеса над головой.

Это были действительно очень прочные балки из бревен на высоте двенадцати футов с лишним, вне пределов его досягаемости, если только не забраться на штабель пяти— и шестифутовых бревен толщиной в фут — очевидно, дров, — которые были сложены неподалеку. Он придвинулся поближе к поленьям и начал внимательнее их рассматривать. Потом повернулся к Красотке и, наклонив ее голову примерно до уровня своего собственного рта, что-то тихо прошептал ей на ухо. Красотка вышла наружу сквозь толпу, сопровождаемая любопытными взглядами, и скрылась в дверях Представительства. За ней продолжали бы следить, если бы Билл снова не заговорил и не привлек к себе внимание.

— Да, — задумчиво сказал он, глядя на бревна. — Это позор, что я не смог прийти сюда вовремя, чтобы посостязаться с кузнецом в поднятии тяжестей.

— Точно, позор! — послышался голос из толпы, вызвав хор басовитого смеха.

— Да, действительно позор, — продолжал Билл, не обращая внимания на реакцию толпы и кивая в сторону Холмотопа. — Это было бы достойное зрелище.

Он посмотрел на Плоскопалого, который с мрачным видом сунул сломанные концы обруча в раскаленные угли и угрюмо раздувал меха.

— Да... — продолжал Билл, проводя пальцем по одному из бревен и пытаясь оценить его вес. Оно было около пяти футов в длину и на вид могло весить примерно фунтов сто. Бревна под ним были такого же размера и, соответственно, веса. — Уговор есть уговор. Если опоздал, то все. Надеюсь, Плоскопалый не обидится, если я предположу, что он мог бы состязаться со мной прямо сейчас, раз я уже упустил один свой шанс.

— Так ты ничем не рискуешь, Коротышка! — прогудел чей-то голос из наблюдающей толпы, и последовал новый взрыв смеха.

— Нет, — задумчиво сказал Билл. — Могут подумать, что я снова смошенничаю. Так что, полагаю, мне здесь больше нечего делать...

Он замолчал, когда сквозь толпу с сосредоточенным видом протолкалась Красотка, с висевшим на плече полиспастом, который сделал Билл. При виде ее в толпе послышался гул голосов, но она не обращала на это никакого внимания. Она подошла к Биллу и сбросила полиспаст ему в руки.

— Держи! — сказала Красотка.

Она отошла в сторону и села на скамью рядом с Холмотопом с таким видом, будто совершила нечто выдающееся, ставя все на свои места. Толпа с интересом уставилась на Билла и полиспаст. Даже Плоскопалый, склонившийся над горном, исподтишка бросил взгляд в сторону Билла.

— С другой стороны, — продолжал Билл словно про себя, но достаточно громко, чтобы слышали все окружающие, — почему бы мне просто не поднять что-нибудь, а потом оставить лежать на месте; может быть, Плоскопалый потом заметит, а может быть, и нет.

С этими словами в лучшем стиле Еще-Варенья он взобрался на небольшую груду бревен и перебросил конец веревки, прикрепленной к полиспасту, через балку, а затем проверил, легко ли она скользит. Балка, которая сама представляла собой гладкий круглый отрезок бревна, полностью очищенного от коры, позволяла веревке скользить вокруг нее почти так же свободно, словно она тоже была блоком.

Билл спустился вниз, взял веревку за нижний конец и накинул петлю на пять бревен. Он подвинул веревку к их середине и туго завязал ее, так что нижний блок полиспаста находился примерно в шести дюймах над узлом. Затем он закрепил верхнюю часть полиспаста с помощью отдельной веревки на перекладине и еще раз перебросил через балку длинный, рабочий, конец веревки, проходивший через шкивы полиспаста.

Толпа успокоилась и заинтересованно следила за его манипуляциями. Краем глаза Билл видел Плоскопалого, тоже следившего за ним.

— Ну что ж, — сказал он, когда все было закончено, — посмотрим, смогу ли я поднять эти пять деревяшек.

Он как следует ухватился за веревку и начал тянуть. Веревка со скрипом сдвинулась с места. Деревянные блоки полиспаста жалобно застонали. Веревка рывком дернулась в его руках, но сначала, казалось, пять бревен даже не сдвинулись с места.

— Тяни сильнее, Коротышка! — послышался возглас из толпы, за которым снова последовал взрыв смеха, но затем смех внезапно оборвался, ибо все вдруг увидели, как связанные вместе бревна зашевелились, и оказалось, что они уже приподнялись на долю дюйма.

Билл, задыхаясь, еще приналег на веревку, и пять бревен повисли в воздухе над поленницей.

Из толпы послышался изумленный и одобрительный ропот. Оставив бревна висеть в воздухе, удерживаемые тормозом полиспаста, который не давал веревке двигаться в обратном направлении, Билл вытер руки и подошел к Холмотопу. Зрители замолчали.

— Как ты считаешь, Холмотоп, — беззаботно сказал Билл, — сможет Плоскопалый это поднять?

Холмотоп задумчиво посмотрел на связку из пяти бревен.

— Да, — наконец сказал он, — должен сказать, я думаю, сможет, Кирка-Лопата.

— Ладно, добавлю пару бревен, — сказал Билл.

Он подошел к поленнице и опустил связку вниз. Затем развязал удерживавшую бревна веревку, водрузил сверху еще одно, затянул петлю и с помощью полиспаста начал поднимать потяжелевший груз. Он снова подошел к Холмотопу.

— Что ты думаешь теперь, Холмотоп? — спросил он. — Плоскопалый сможет поднять столько?

Билл старался говорить весело, но ему было несколько не по себе от осознания, что Плоскопалый стоит в полудюжине футов позади и все слышит. Однако близость кузнеца, казалось, вовсе не беспокоила Холмотопа. Он еще раз тщательно изучил связку бревен.

— Если хочешь знать мое мнение, Кирка-Лопата, — наконец рассудительно сказал он, — я думаю, что кузнец сможет поднять столько и еще, скажем, два бревна.

— Как, по-твоему, он сможет поднять столько и еще три бревна? — спросил Билл.

Холмотоп задумался.

— Ну, — наконец протянул он, — должен сказать, что я так не думаю.

— Предположим, я добавлю сюда еще четыре бревна, — сказал Билл. — Ты уверен, что он не сможет их поднять?

— Конечно, уверен, — быстро сказал Холмотоп.

— Что ж, тогда я добавлю эти четыре бревна, — сказал Билл.

Он вернулся к поленнице и так и сделал. Когда он ухватился за веревку, перекинутую через балку к полиспасту, и навалился на нее всем своим весом, сначала его охватила неуверенность в своих силах. На другом конце было свыше полутонны груза. Полиспаст мог поднять такой груз, но вопрос в том, сможет ли это сделать он, Билл? Во-первых, добавленный вес делал трение между веревкой и балкой, через которую она была перекинута, весьма существенным фактором. После первых усилий Биллу показалось, что груз не сдвинется с места. Потом Билл вспомнил ярость, которая охватила его в лесу, куда уволок его Мюла-ай. Он стиснул зубы, изо всех сил вцепился в веревку — и потянул.

В течение томительно долгой секунды ничего не происходило. Затем веревка подалась, сначала немного, затем чуть больше. Вскоре он смог перехватить веревку, и она начала медленно, но верно двигаться. Однако он все еще не считал состязание выигранным, пока внезапный вздох толпы позади него не сказал ему, что связка из десяти бревен наконец повисла в воздухе над поленницей.

Он с облегчением отпустил веревку и обернулся. Между грузом, который он только что поднял, и грудой бревен четко просматривалось свободное пространство.

— Ну вот, — спокойно сказал Билл. — Полагаю, мне в конце концов удалось чуть-чуть их приподнять.

Он вытер ладони, повернулся и отпустил тормоз полиспаста. Груз с грохотом снова опустился на верхушку поленницы. Билл незаметно поставил тормоз на место, повернув большим пальцем специально предусмотренный для этого рычажок. Затем подошел к скамье, где все еще сидел Холмотоп.

— Ну что ж, — сказал Билл, — полагаю, мы с тобой спокойно можем отправляться обратно в Представительство. Я хотел показать, что бы я мог сделать, будь у меня такое желание. Но я вовсе не рассчитываю на то, что Плоскопалый тоже пойдет и попробует поднять тот же самый груз. Так что я просто оставлю его здесь, а мы пойдем...

Холмотоп поднялся на ноги, и Билл уже направился было в сторону Представительства, когда сердитое ворчание за спиной заставило его остановиться.

— Одну минуту, Кирка-Лопата! — прорычал кузнец.

Он шагнул к веревке, все еще свисавшей с противоположной стороны балки, к которой был подвешен полиспаст, и крепко ухватился за нее своими громадными мохнатыми лапами.

Затем, без всякого предупреждения, он навалился на веревку всем своим весом. Резко натянувшаяся веревка зазвенела как струна, и Билл не на шутку встревожился. Веревка, которую он подобрал, вполне соответствовала тому грузу, который он только что поднял, — иначе бы она оборвалась. Однако он знал, что веревка, которая не рвется под постоянным натяжением, может лопнуть от резкого рывка. Какое-то мгновение, слыша басовитое гудение натянувшейся веревки, Билл был уверен, что именно это произошло с ней в громадных лапах Плоскопалого.

Но потом он увидел, что веревка выдержала. Несмотря на героическое напряжение могучих мускулов под черной шкурой Плоскопалого и жалобный скрип полиспаста, груз не двигался с места.

Веревка теперь натянулась так, что напоминала прямой железный стержень. Тело кузнеца содрогалось от неимоверных усилий. Но бежали секунды, и становилось очевидным, что поднять груз ему не удастся.

Из толпы послышался короткий, язвительный смешок. Со скоростью, казавшейся невероятной для столь крупного существа, Плоскопалый внезапно отпустил веревку, развернулся и, сделав три больших шага в толпу, секунду спустя появился снова, таща за шею и за лапу дилбианина поменьше. Выбравшись на свободное пространство, кузнец встряхнул его, словно терьер крысу.

— Хочешь попробовать, Толстогубый? Вместе с одним из своих приятелей — хочешь попробовать поднять это? — прорычал Плоскопалый.

Он отпустил Толстогубого, и тот, пошатываясь, с трудом удержал равновесие. Однако, облизнув губы, бросил взгляд на веревку и повернулся к толпе, выкрикнув чье-то имя.

В ответ на его зов из толпы вышел другой дилбианин примерно такого же роста. Ухмыльнувшись, они вместе навалились на веревку.

Но, несмотря на все их усилия, тормоз полиспаста удерживал веревку. Если Билл тянул за веревку, свободно проходившую по шкивам, то они, как и Плоскопалый, пытались преодолеть вес не только бревен, но и самого полиспаста. Попытки оказались безуспешными. Потребовалась помощь третьего дилбианина, чтобы связка бревен наконец со скрипом поднялась в воздух.

По толпе пробежал изумленный ропот. Зрители уставились на Билла каким-то странным взглядом.

— Ну что, Кузнец? — спросил Холмотоп с явным торжеством в голосе. — Полагаю, все ясно?

— Не совсем, Почтальон! — ответил кузнец.

Он подошел к горну и взял с небольшого стола рядом с ним довольно длинный острый нож. Подойдя к связке бревен и отодвинув в сторону троих, пытавшихся ее поднять, он обрезал веревку над полиспастом и под ним, отшвырнул его в сторону и снова привязал обрезанный конец непосредственно к веревке, связывавшей бревна вместе. Затем он отступил назад и повернулся к Биллу.

— Отлично, Кирка-Лопата, — зловеще сказал он. — Посмотрим, как ты теперь это поднимешь.

Билл не двинулся с места. Ему показалось, что его сердце перестало биться.

— Зачем? — спросил он.

— Я скажу тебе зачем! — сказал Плоскопалый. Он наклонился, поднял полиспаст могучей лапой и сунул его под нос Биллу. — Ты что думаешь, профессионал вроде меня, видя нечто подобное прямо у себя под носом, мог не понять, в чем дело? Ты смог поднять эти бревна лишь потому, что пользовался этим! Вот этой самой штуковиной! — Он яростно потряс ею перед самым лицом Билла. — Не знаю, как ты сделал так, что она работала у тебя, но не работала у меня, — но именно так тебе удалось поднять эти бревна!

— Ты прав, — спокойно сказал Билл, чувствуя, как пот стекает ему за воротник.

— Эй! — встревоженно крикнул Холмотоп. — Кирка-Лопата, ты же не хочешь сказать...

— Пусть он сначала ответит мне, — угрожающе прорычал кузнец.

Глаза на его мохнатой морде внезапно покраснели и налились кровью.

— Я сказал, — отчетливо проговорил Билл, — что это правда. Как вы все знаете, — он повернулся к толпе дилбиан, стоявших вокруг сарая, — моя главная задача здесь — научить вас всех пользоваться орудиями, которые мы, Коротышки, привезли вам для того, чтобы, прилагая меньше усилий, вы могли бы выращивать больший урожай. Так вот, я решил продемонстрировать вам пример того, что может делать одна из наших штуковин.

Он показал на полиспаст, который все еще держал кузнец.

— Вот одна из них, — сказал он, — и вы только что видели, как легко с ее помощью удалось поднять эти бревна. Разве вам не хотелось бы иметь нечто подобное...

— Хватит! — угрожающе прорычал Плоскопалый. — Не пытайся увильнуть, Кирка-Лопата! Ты вызвался на состязание по поднятию тяжестей. Ты заявил, что сможешь победить меня. Но когда дошло до дела, ты воспользовался этой штукой. Ты смошенничал!

Эти слова громко прозвучали в теплом полуденном воздухе. Со стороны окружавшей их толпы не доносилось ни звука. Билл знал, что подобное обвинение считалось у дилбиан самым тяжким.

Это была старая история — насчет противоречия между духом и буквой закона. Не меньшую силу, чем закон, имели устные договоренности и личные обещания. Билл придумал полиспаст как вполне разумный способ выполнить явно невыполнимое обещание. Но по словам Плоскопалого выходило, что Билл обещал одно, а сделал совсем другое.

Для дилбиан это была существенная разница. То, чего намеревался добиться Билл, было с его точки зрения разумным и потому достойным похвалы. То, в чем обвинял его Плоскопалый, было проклятием с точки зрения любого дилбианина.

Дилбианскую культуру цементировало абсолютное послушание букве закона. Это было единственное, чему крестьяне, разбойники, обитатели Нижних и Верхних Земель следовали инстинктивно. Даже Холмотоп не стал бы на сторону Билла, если бы все согласились с тем, в чем обвинил его кузнец. Наказанием за мошенничество была смерть.

Толпа вокруг кузницы молчала, ожидая ответа Билла.

14

Билл про себя поблагодарил судьбу за вдохновение, снизошедшее на него ранее, когда он пытался бросить вызов кузнецу. Это вдохновение должно теперь помочь ему выпутаться из переплета, в котором он оказался, — твердо сказал он себе. Но несмотря на подобную твердость намерений, он почувствовал, как его желудок ухнул куда-то вниз, пока он смотрел на мрачные мохнатые физиономии. Он заставил себя говорить как можно более безразлично и изобразил на лице беззаботную улыбку.

— Ну, я бы этого не сказал, — спокойно произнес Билл. Он повернулся и посмотрел на толпу. — Где Еще-Варенья?

— При чем здесь Еще-Варенья? — прорычал за его спиной Плоскопалый.

— Притом, что он присутствовал здесь при нашем с тобой разговоре, — не оборачиваясь, ответил Билл. — Он мой свидетель. Где Еще-Варенья?

— Иду! — прогудел голос откуда-то сзади из толпы.

Мгновение спустя Еще-Варенья расчистил путь через передние ряды и присоединился к Биллу и остальным под навесом.

— Ну, Кирка-Лопата, — сказал он. — Ты меня звал?

— Да, — ответил Билл. — Ты был сегодня утром в Представительстве и, может быть, слышал нашу беседу с Плоскопалым. Мне интересно, не мог бы ты вспомнить, что именно я говорил насчет того, зачем я хочу встретиться с ним в полдень? Я говорил, что намерен победить его в поднятии тяжестей?

— Посмотрим, — прогремел Еще-Варенья. — Насколько я помню, Кирка-Лопата сказал следующее: «Я всего лишь Коротышка, и мне никогда не хватило бы мужества предположить, что я смог бы победить тебя обычным образом. Но, если бы пришлось, я мог бы сделать это, и я готов это доказать, сдвинув с места нечто такое, чего ты сдвинуть не сможешь».

Еще-Варенья наклонил голову, глядя на кузнеца.

— Как мне ни жаль, Плоскопалый, — грустно сказал отец Красотки, — но именно так и сказал Кирка-Лопата. Потом он предложил тебе встретиться после обеда, и ты сказал: «Меня это устраивает...», — продолжал Еще-Варенья, воспроизводя разговор с такой точностью, словно внутри у него был магнитофон.

Билл облегченно вздохнул. Как он знал, дилбиане владели довольно примитивной письменностью, что делало работу Холмотопа в качестве почтальона возможной. Но Биллу помог тот факт, что, как и у большинства первобытных культур, в обычаях дилбиан было полагаться в любых соглашениях или сделках на память живых свидетелей.

Однако, отметил Билл, приговор еще не был вынесен. Толпа все еще молчала.

У Билла снова перехватило дыхание, но тут же в его ушах звоном отдалась нарастающая волна громоподобного, басовитого дилбианского хохота. Все смеялись — даже сам Плоскопалый. Кузнец даже проявил опасное намерение дружески хлопнуть Билла по спине — намерение, которого Биллу едва удалось избежать, поспешно отступив под защиту дородного брюха Еще-Варенья.

— Хо, хо, хо! — прогудел наконец кузнец, когда смех начал стихать. — Ты действительно маленький хитрый Коротышка, а я первый, кто с этим согласился! Надеюсь, ты на меня на обижаешься за то, что я сорвался с тормозов и назвал тебя мошенником? Если считаешь себя обиженным, можем сразиться прямо сейчас...

— Нет, нет, не обижаюсь! — быстро сказал Билл. — Ни в коей мере!

Толпа приветствовала это проявление великодушия со стороны Билла одобрительными возгласами. Жители деревни полностью окружили навес. Билл решил, что настал подходящий момент, чтобы привлечь их на свою сторону против разбойников, как говорится, куй железо, пока горячо. Он взобрался на груду бревен.

— Э... народ Мокрого Носа, — сказал Билл.

На мгновение ему показалось, что слова застряли у него в горле. Несмотря на доброе настроение толпы, Билл не мог забыть зловещую тишину, повисшую над ними совсем недавно, когда кузнец обвинил его в мошенничестве. Это немного напоминало публичное выступление перед сборищем медведей-гризли. Тем не менее Билл призвал на помощь все свое упорство и решимость и продолжил свою речь.

— Как вы все знаете, — сказал он, — моя главная задача — помочь вам получать со своей земли больший и лучший урожай. Но, как вы все тоже знаете, мне пока ничего не удалось сделать, поскольку мне мешали проблемы, связанные с Грязными Зубами и бандой разбойников под предводительством Костолома, которого вы все хорошо знаете. Я уверен, вам понятно, каким образом это могло мне досаждать, — продолжал Билл, — поскольку те же самые разбойники уже давно досаждают вам, народу Мокрого Носа. Так что я хотел бы заметить, что, возможно, пришло время нам с вами объединить силы и разделаться с этими разбойниками раз и навсегда, — сказал Билл. — Когда я впервые высадился здесь, мне дали понять, что вы не слишком заинтересованы в том, чтобы последовать за Коротышкой, который хочет избавить местное население от угрозы, исходящей из Разбойничьей Долины. Я могу это понять — вы ничего обо мне не знали. Но теперь, хотя мне и не следовало бы говорить об этом самому, вы видели наше скромное соревнование с вашим деревенским кузнецом, который ничем не хуже их...

Билл махнул рукой в сторону Плоскопалого, и Плоскопалый повел головой слева направо — что было дилбианским аналогом поклона при публичном упоминании.

— Во всяком случае, я подумал, что, может быть, теперь мы могли бы объединиться и начать строить планы, как нам избавиться от разбойников...

Только сейчас Билл начал осознавать добродушное, но очевидное отсутствие какой-либо реакции со стороны собравшейся перед ним толпы. Со своей позиции на верхушке груды бревен он мог видеть, как некоторые из его слушателей поворачиваются и не спеша уходят прочь.

— Поверьте мне, — сказал он, повышая голос и стараясь говорить как можно более убедительно, — селение Мокрый Нос не сможет стать богаче и сильнее, пока не избавится от разбойников. Так что я подумал, что, может быть, нам стоит организовать общее собрание жителей...

Толпа, однако, явно рассасывалась. По одному и небольшими группами они начали расходиться, поворачиваясь спиной к Биллу и удаляясь в сторону деревни. Билл продолжал говорить, почти в отчаянии. Но это было бесполезно. Скоро аудитория сократилась до ее ядра, то есть Красотки, Еще-Варенья, Холмотопа и Плоскопалого. Чувствуя себя глупо, Билл кончил говорить и слез с поленницы.

— Похоже, мне не слишком удалось их убедить, — с искренним недоумением сказал он оставшимся.

— Не говори так! — строго сказал Плоскопалый. — Ты убедил меня, Кирка-Лопата! И я могу заменить любых троих в нашей деревне, в любое время... — Он запнулся и, словно извиняясь, посмотрел на родителя Красотки. — Я имею в виду, троих моего возраста.

— Ну, спасибо, кузнец, — тяжело вздохнув, сказал Еще-Варенья. — Очень любезно с твоей стороны, что ты не включил в это число меня, хотя, конечно, я всего лишь тень того, кем был когда-то. — Он повернулся к Биллу, и его голос посерьезнел. — Собственно, в моем лице ты тоже приобрел друга, Кирка-Лопата, как я тебе уже сказал вчера. Но это ничего не меняет. Если ты рассчитывал, что вся деревня стройными рядами пойдет следом за тобой сражаться с разбойниками, то тебе следовало бы лучше их знать.

— Наверняка следовало бы! — вмешался Холмотоп. — Я мог бы сказать тебе, Кирка-Лопата, что твои хитрости не произведут на этот народ никакого впечатления. Они знают, что Коротышки могут быть очень хитрыми, и Хитрый Учитель это только подтвердил. В значительно большей степени их интересует, насколько крепки твои мускулы и хватает ли тебе храбрости. Все, что от тебя требуется, — это сделать то, что ты и собирался сделать, то бишь сразиться с Костоломом. Положи его на обе лопатки! Вот тогда народ пойдет за тобой против разбойников.

— Я немедленно займусь мечом и щитом для тебя, Кирка-Лопата, — добавил Плоскопалый. — Посмотрим, смогу ли я найти здесь подходящий материал для клинка...

— Мускулы... храбрость... — задумчиво пробормотал Билл, повторяя слова Холмотопа. Похоже, все страстно желали, чтобы он показал себя именно с этой стороны, включая, в первую очередь, тех, из-за кого он оказался в этой ситуации.

Трудно было представить, что Мюла-ай говорил правду сегодня утром в лесу, когда заявил, что Билла преднамеренно подставили люди-начальники, просто чтобы сохранить лицо в отношении проекта в Мокром Носу. С другой стороны, кое-что из того, что говорил гемноид, неприятным образом вполне согласовывалось с тем, что говорила Анита, когда он разговаривал с ней в Разбойничьей Долине.

Либо Анита столь же глубоко заблуждалась относительно истинного положения дел, как и Билл, либо... Биллу пришло в голову, что расклад может оказаться еще меньше в его пользу, чем он считал, даже когда в задумчивости сидел перед пультом связи после неудачных попыток связаться с Гринтри или кем-либо за пределами планеты. Казалось, поединок с Костоломом был неизбежен, если только ему не удастся выяснить, из-за кого или из-за чего он оказался в подобной ситуации и каковы были истинные цели и мотивы всех замешанных в этом деле.

Так или иначе, некоторые ответы на эти вопросы могла дать Анита. Это означало, что он должен был снова поговорить с ней, что, в свою очередь, означало очередное проникновение в Разбойничью Долину, а это вряд ли было возможно при свете дня...

— Мускулы? Храбрость? — снова повторил он, глядя на Холмотопа. — Полагаю, потребуются некоторые мускульные усилия — и храбрость тоже, — чтобы пробраться в эту самую Разбойничью Долину, а потом выбраться оттуда, после того как ее закроют на ночь?

Холмотоп изумленно уставился на него. Красотка и Еще-Варенья тоже. Невдалеке от них кузнец удивленно поднял голову.

— Ты с ума сошел, Кирка-Лопата? — вопросил Плоскопалый. — Ворота в эту долину закрываются и запираются в ту же минуту, когда заходит солнце, и их охраняют двое вооруженных стражников, пока они не будут вновь открыты на заре. Никто не может ни войти в долину, ни выйти из нее после захода солнца!

— Я смогу, — мрачно сказал Билл. — Думаю, я загляну туда сегодня ночью и принесу оттуда тот кусок металла, который разбойники используют в качестве гонга возле своей столовой, чтобы доказать, что я там был!

15

— Мы доберемся туда до темноты? — спросил Билл.

— До темноты? — Холмотоп, шагавший под Биллом, бросил взгляд сквозь деревья на заходящее солнце, отсвечивавшее красным на фоне чернеющих стволов и ветвей. — Ну что ж, в долине будет уже темно. Но на вершине утеса еще останется немного дневного света. А тебе ведь нужен северный утес, верно?

— Верно, — сказал Билл. — Если там еще светло, тогда это все, что мне нужно.

— Все, что тебе нужно, вот как? — пробормотал Холмотоп. — Может, все-таки расскажешь, каким образом ты собираешься попасть в долину?

— Когда придем, я тебе покажу, — сказал Билл.

Хотя Билл и был искренне уверен, что сделает это тем или иным способом, он не мог бы в точности сказать, как именно, пока не окажется на вершине утеса и не проведет некоторые измерения. Вокруг его запястья под рубашкой было намотано сто футов мягкой прочной веревки толщиной в четверть дюйма, а с помощью программируемого токарного станка он изготовил некоторое количество крючьев, карабинов и легкий металлический молотах с киркой на противоположном конце. Все это лежало в рюкзаке за его спиной.

Как и предсказывал Почтальон, когда они добрались до северного утеса, нависавшего над Разбойничьей Долиной, закат еще опускался на крыши домов внизу. Холмотоп остановился и опустил Билла на землю, но настроен он был явно скептически.

— Что ты собираешься делать, Кирка-Лопата? — спросил Почтальон. — Спуститься в долину на крыльях?

— Не совсем, — сказал Билл.

Он достал из кармана складной нож и раскрыл его. Пока Холмотоп с нескрываемым любопытством наблюдал за Биллом, тот нашел и срезал две небольших ветки с развилками на концах. Подрезав развилки, он воткнул ветки длинными концами в землю, одну за другой, так чтобы проходившая через развилки воображаемая линия пересекала долину.

Затем Билл нашел и срезал еще одну прямую палку, достаточно длинную для того, чтобы лечь на развилки, словно стрела, указывающая на вершину противоположного утеса. Покопавшись в рюкзаке, он достал один из самодельных крючьев, выглядевший словно толстый гвоздь, заостренный с одного конца и с петлей на другом. Он привязал один конец веревки к петле, а другой к середине палки, лежавшей на развилках двух врытых в землю столбиков. Затем он подрегулировал столбики так, чтобы крюк висел в точности параллельно двум стоикам над точкой, находившейся посередине между ними.

— Что это? — спросил Холмотоп, не в силах скрыть своего интереса.

— Еще одна наша коротышечья штучка, — сказал Билл.

Для обозначения того, что он только что сделал, в языке дилбиан не было слова — это было нечто вроде примитивного теодолита. Подвешенный крюк играл роль отвеса, который позволял проверить горизонтальность линии наблюдения, проходившей вдоль прямой палки, лежавшей на двух развилках на верхушках столбиков. Убедившись в этом, Билл присел у заднего конца палки, так что он мог видеть вдоль нее вершину противоположной скалы. Казалось, они лежали почти в точности на одной прямой. Это должно было означать, что два утеса были примерно одной высоты.

Он достал из кармана транспортир, который нашел в Представительстве, и, держа его у конца палки, стал поворачивать, пытаясь грубо оценить угловые размеры противоположной скалы от ее основания до поросшей деревьями вершины.

Получив угол, он оставил теодолит и достал карандаш и блокнот. В блокноте он набросал угол, который только что определил. Затем на глаз попытался оценить расстояние до противоположного утеса от той точки, где стоял.

Поскольку обе скалы были более или менее вертикальными, расстояние от точки, где он стоял, до вершины противоположной скалы должно было быть примерно тем же, что и ширина долины в этом месте. Насколько он помнил размеры разбойничьей трапезной, ее общую длину можно было оценить примерно в восемьдесят футов. Чтобы заполнить расстояние от одного утеса до другого, требовалось чуть больше двенадцати подобных строений. Двенадцать на восемьдесят будет девятьсот шестьдесят — грубо говоря, расстояние между скалами составляет примерно тысячу футов.

Он снова сел, взял блокнот и карандаш и — под пристальным взглядом присевшего неподалеку Холмотопа — произвел простые геометрические расчеты, которые дали ему примерное значение высоты противоположной скалы в шестьдесят с небольшим футов по вертикали. Если высота другой скалы составляла шестьдесят футов, вряд ли расстояние от того места, где он сидел, до лежавшей внизу долины могло быть намного больше. У него с собой сто футов веревки, этого более чем достаточно, чтобы с наступлением темноты спуститься в долину.

— Что ж, полагаю, могу тебе рассказать, — сказал Билл. — А именно, я собираюсь спуститься по этой скале в долину и взобраться по ней обратно, после того как в моих руках будет гонг, который, как уже говорил, я намерен принести с собой.

Холмотоп уставился на него. Какое-то мгновение казалось, что даже дилбианский почтальон окончательно лишился слов. Затем он обрел дар речи.

— Вниз по скале! — повторил он.

Он поднялся на ноги и под прикрытием зарослей, густо росших вдоль обрыва, и окружающих деревьев двинулся к тому месту, откуда можно было заглянуть за край скалы, как до этого делал Билл. Он долго смотрел вниз, а потом вернулся обратно, грустно качая головой.

— Кирка-Лопата, — сказал он, — ты или совсем свихнулся, или лучше любого Коротышки, которых я когда-либо видел.

Именно такой реакции Билл и ожидал. Склон скалы был вертикальным, но не гладким. Темная гранитная порода, из которой она состояла, была неровной, и ее покрывали выступы и трещины, достаточно большие для того, чтобы обеспечить подходящую опору для того, кто, как Билл, имел опыт скалолазания. Вместе с двумя другими опытными скалолазами, которые могли бы его подстраховать, и соответствующим снаряжением Билл был бы почти уверен, что сможет одолеть ее без дальнейшей помощи. Однако то, что было подходящей опорой для рук и ног опытного скалолаза, могло оказаться недостаточным, чтобы сделать подобный путь проходимым для другого человека, не обладающего соответствующим опытом — не говоря уже о дилбианине, с его значительно большим весом и неуклюжестью. Соответственно, не было ничего удивительного в том, что Холмотоп счел его затею нелепой, — несомненно, точно так же решили бы и разбойники, и любой другой дилбианин из живущих по соседству.

Честно говоря, Билл и сам считал свою затею слегка нелепой. Спускаться по отвесной скале не при дневном свете, без команды с соответствующим снаряжением, в одиночку и в темноте... Однако у него была припрятана в рукаве — вернее, вокруг запястья — веревка, о которой он не сказал даже Холмотопу.

— В долине уже темно, — как можно более безразлично сказал он. — Давай пройдемся вдоль обрыва, пока я не найду подходящее место, откуда можно было бы отправиться вниз.

Они вместе двинулись вперед — дилбианский почтальон скептически качал головой. Пройдя немного вдоль края скалы в быстро сгущающемся мраке, они подошли к месту, где часть скалы отвалилась, оставив выемку шириной примерно в восемь футов, которая уходила вниз, расширяясь по мере того, как исчезала в темноте внизу.

— Вот подходящее место, — весело сказал Билл, хотя ему совсем не было весело. — Давай договоримся: ты придешь сюда за мной перед рассветом. Я буду тебя ждать.

— Твоя шея, — философски изрек Холмотоп. — Я приду. Надеюсь, что и ты тоже.

— Обо мне не беспокойся, — сказал Билл. Сопровождаемый любопытным взглядом Холмотопа, он начал осторожно спускаться вниз в расселину.

Надежно закрепившись обеими ногами и левой рукой на выступе скалы, он правой рукой расстегнул рубашку и начал разматывать с запястья веревку. Чтобы размотать ее всю, потребовалось несколько минут. Наконец веревка, извиваясь, ушла между ног вниз, а один ее конец он крепко сжимал в руке. Он поискал вокруг какую-нибудь надежную точку, где можно было бы закрепить веревку, и нашел чуть приподнятый каменный выступ, примерно в полуфуте справа, у самого края расселины. Он несколько раз обмотал конец веревки вокруг выступа и завязал. Затем, очень осторожно, начал переносить свой вес на привязанную веревку, пока не повис на ней всей своей тяжестью.

Веревка, привязанная к выступу, держалась прочно. Осторожно, с учащенно бьющимся сердцем, несмотря на всю свою решимость и опыт, Билл покинул безопасный уступ скалы, и теперь его удерживала лишь веревка.

Какое-то мгновение он раскачивался словно маятник, у него закружилась голова. Затем его ноги коснулись каменной поверхности, и движение прекратилось. Медленно и осторожно он начал спускаться по отвесной скальной стене, крепко держась руками за веревку и упираясь ногами в вертикальную поверхность.

И долина внизу, и окружающие ее скалы уже полностью погрузились во тьму. Солнце несколько минут как зашло, но луна пока не появилась. Билл осторожно двигался в темноте вниз по веревке, останавливаясь лишь время от времени, когда находил надежную опору для ног, чтобы дать отдохнуть рукам — на них приходился весь вес его висящего на веревке тела. Подобным образом, медленно, со многими остановками, Билл спускался в темноту.

Он заранее сделал на веревке узлы через каждые десять футов. Он уже насчитал их больше семи — что означало, что расстояние до подножия скалы было больше, чем он предполагал. Ощущая первые легкие уколы паники, он уже начал думать о том, что его расчеты могли оказаться ошибочными и скала оказалась выше, чем было у него веревки, как вдруг его нога внезапно натолкнулась на ровную и твердую поверхность.

Оглядевшись по сторонам, он увидел, что достиг подножия скалы.

Билл поставил на землю вторую ногу и отпустил веревку. Со вздохом облегчения он повернулся, опираясь теперь лишь на собственные ноги. Сейчас, оказавшись на земле, он с трудом мог различить в темноте близлежащие кусты и деревья. Он начал осторожно на ощупь пробираться сквозь них, царапая лицо и руки о паучьи лапы ветвей.

На ходу он обернулся и взглянул вверх на скалу, с которой только что спустился. В лунном свете он мог различить выемку у вершины, откуда он начал свой путь в долину. Она была отчетливо видна теперь, когда взошла луна, и он отметил в памяти ее местоположение, поскольку ему нужно было снова найти свою веревку, чтобы выбраться обратно из долины.

Определившись, Билл повернулся и окинул взглядом погруженное в сумрак открытое пространство долины, еще не освещенное восходящей луной. На расстоянии примерно в пятьсот ярдов виднелись строения разбойничьего поселка, едва различимые более темные очертания, на фоне которых тут и там мерцали желтые огоньки, их свет изнутри просачивался сквозь щели в тяжелых занавесках.

Подойдя ближе, Билл легко смог отличить большую столовую от других зданий. Там еще кто-то был: сквозь занавеси кое-где просачивался свет, и его ушей отчетливо достигали веселые голоса о чем-то споривших дилбиан. Стараясь держаться от здания подальше, Билл обошел его слева и начал одно за другим исследовать встречавшиеся ему строения поменьше.

Заглянув через щель в занавеске в одно из окон, откуда просачивался желтый свет, Билл обнаружил ни больше ни меньше как целый полк молодых дилбиан, явно занятых чем-то средним между борьбой на подушках и игрой в крикет, с каковой целью они разделились на две команды, каждая в своем конце здания, откуда они время от времени бегом мчались в другой конец, рыча во всю силу своих легких и яростно лупя любого бегуна, оказавшегося в пределах их досягаемости.

Билл до сих пор не видел юных дилбиан, так что с интересом наблюдал за ними сквозь щель в занавеске, пока звук открывающейся двери в дальнем конце комнаты и появление взрослого дилбианина не только положили конец игре, но и напомнили ему, что он здесь незваный гость. Он снова вернулся к своим поискам.

Билл обследовал все здания, кроме двух, когда его ушей достиг звук далекого, но несомненно человеческого голоса. Повернувшись, он последовал в его направлении к одному из зданий, где он еще не был, нашел окно и заглянул в щель — вернее, прореху — в занавеске из шкур.

Он обнаружил там Аниту. Но, к несчастью, она была не одна. Она сидела окруженная как минимум дюжиной могучих дилбианок, с сосредоточенным видом трудившихся над чем-то напоминавшим большую сеть.

В группе доминировала толстая пожилая дилбианка, выглядевшая как уменьшенный женский вариант Еще-Варенья. Вся группа производила благопристойное впечатление сидящих в кружок и вышивающих дам там, на Земле. Билл вряд ли мог бы просунуть голову в дверь и попросить Аниту выйти наружу и поговорить с ним. Но каждая минута, пока он стоял на открытом пространстве Разбойничьей Долины, увеличивала шансы, что на него наткнется какой-нибудь местный житель.

А быстро восходящая луна очень скоро должна была ярко осветить долину.

16

Пока Билл продолжал наблюдать через прореху в занавеске, не в силах решить, что делать дальше, на ум ему пришли отрывочные сведения из полученной под гипнозом информации — сети, подобные той, над которой трудились дилбианки, применялись на Дилбии для ловли напоминавших мускусных быков диких травоядных, бродивших по дремучим лесам. Анита явно развлекала остальных каким-то рассказом, поскольку, как мог видеть Билл сквозь разрыв в занавеске, вся группа разразилась смехом, вряд ли менее громогласным, чем Биллу приходилось слышать от их мужской половины в столовой.

— Конечно, — сказала Анита, когда смех утих, очевидно возвращаясь к истории, которую она только что рассказывала, — мне бы не хотелось, чтобы Костолом пришел в ярость и подвесил меня вниз головой.

— Пусть только попробует, — многозначительно сказала толстая матрона, окинув всех взглядом. — По крайней мере, пока мы рядом. Верно, девочки?

Ответом было всеобщее согласие, прозвучавшее достаточно мрачно, и у Билла, наблюдавшего за ними в окно, пробежал холодок по спине.

— Мой отец — прадед Костолома, — продолжала матрона, торжествующе оглядывая остальных, — был Старейшиной Клана Охотников возле Дикого Утеса. И его отец, до него, был Старейшиной.

— Как насчет собственного деда Костолома? — спросила самая маленькая из дилбианок, почти прямо напротив Аниты, которая сидела слева от двоюродной бабки Костолома. — Он тоже был Старейшиной?

— Нет, Четверть-Пинты, — величественно ответила двоюродная бабка Костолома. — Он был кожевником. Но он был отличным кожевником, одним из самых сильных мужчин, кто когда-либо ходил по этой земле, и намного умнее всех прочих, насколько я могу судить как его кровная сестра.

— Ну конечно. Без-Устали, — вступила в разговор довольно упитанная дилбианка, сидевшая в четверти круга от Аниты, — мы все знаем, как ты прогибаешься, когда заходит речь о твоих родственниках.

Донесся согласный ропот — Билл не смог разобрать, подлинный или притворный.

— Но вернемся к маленькой Грязные Зубы, — сказала Без-Устали, поворачиваясь к Аните. — Последнее, чего бы нам хотелось, — это лишиться тебя и твоих интересных историй, которые ты нам рассказываешь о ваших женщинах-Коротышках. — Из круга послышались одобрительные возгласы. — Это самые забавные истории из того, что я слышала, и, кроме того, они так познавательны.

Последнее слово было произнесено с особым нажимом, что вызвало гул одобрения остальных.

— О, что вы, — скромно сказала Анита, завязывая, так же как и все вокруг нее, узлы в сети. — Конечно, как вы знаете, в соответствии с соглашением между нами Коротышками, и Толстяками, предполагается, что я не должна говорить ничего, чего не сказали бы они. Но я не вижу никакого вреда от этих историй, которые я вам рассказываю, — чтобы вы знали, я их придумываю на ходу.

— О да, — сказала Полтора-Слова, подмигнув и кивнув остальным. — Конечно, придумываешь!

— Ну что ж, — сказала Анита, — однажды моей бабушке потребовался некоторый предмет мебели... — Анита замялась, — нечто вроде стула — мы называем это мягким креслом. Это похоже на кресло Старейшины, на скамейку со спинкой. Но, кроме этого, оно набито внутри, и потому оно мягкое, не только сиденье, но и спинка, на которую можно откинуться.

По группе пронесся заинтересованный и удивленный гул.

— Кресло! И мягкое! — сказала Полтора-Слова довольным, потрясенным голосом. — Как же она смогла...

— О, у нас, женщин-Коротышек, есть много самых разных вещей, — задумчиво сказала Анита. — И, в конце концов, почему у женщины не может быть такого же кресла, как и у Старейшины? Разве она тоже не устает?

— Конечно, устает! — сурово сказала Без-Устали.

— Разве женщина не становится с возрастом старой и мудрой, так же как и Старейшина? — сказала Анита.

— Абсолютно! — прогудела Без-Устали. По группе снова пронесся одобрительный ропот.

— Продолжай, Грязные Зубы, — поторопила Без-Устали, взглядом успокаивая остальных.

— Так вот, как я уже сказала, — продолжила Грязные Зубы, внимательно разглядывая узел, который она завязывала, пока говорила, — моей бабушке хотелось иметь такое кресло, но она знала, что не попросит своего мужа изготовить его для нее. Она знала, что он найдет какую-нибудь причину, чтобы этим не заниматься. Так что, вы думаете, она сделала?

— Стукнула его по голове? — с надеждой спросила Четверть-Пинты.

— Нет, конечно, — сказала Анита. Послышались смешки и фырканье. Четверть-Пинты снова замолчала. — Она сразу же решила, что следует брать хитростью, и однажды, когда ее муж сидел и дремал после обеда, он вдруг услышал снаружи звуки топора. Единственный топор в доме был его собственным; он встал, вышел посмотреть, что происходит, и увидел мою бабушку, которая рубила полено. «Что ты делаешь? — закричал мой дедушка. — Женщинам не положено пользоваться топором! Это мой топор!» — «Я знаю, — спокойно ответила бабушка, опуская топор, — но я не хотела тебя беспокоить. Я хотела сделать одну вещь...» — «Ты? — заревел дедушка. — Да ты даже не знаешь, как держать топор! Откуда ты вообще знаешь, как и что делать?» — «Я просто пошла и спросила, — спокойно ответила бабушка. — Я не хотела тебя беспокоить, я пошла к соседке и спросила ее мужа...» Тут дедушка взревел от ярости. «Его? Ты спросила его? Этого пустоголового, который ничего толком не умеет, кроме как связать две палки! — закричал он. — Что он мог тебе рассказать? Скажи мне — что он тебе наговорил?» — «Значит, так...» — начала бабушка; и она стала описывать вещь, которую она хотела сделать, вместе со спинкой, обивкой и прочим. Но прежде чем она успела договорить, дедушка вырвал у нее из рук топор и стал объяснять ей, насколько неправ был муж ее соседки, а потом сам начал делать кресло.

Анита сделала паузу, вздохнула и окинула взглядом аудиторию.

— Вот и все, — сказала она. — Меньше чем через неделю у бабушки было мягкое кресло со спинкой, такое, какое она и хотела.

Послышалось сначала хихиканье, затем взрыв смеха, он постепенно нарастал, пока некоторые из дилбианок не бросили сеть и буквально покатились по полу.

— Я так и думала, что вам это понравится, — спокойно сказала Анита, работая над сетью, пока все не успокоились. — Но я должна вам сказать, что это было только начало.

— Начало? — в ужасе переспросила Четверть-Пинты. — Ты хочешь сказать, потом он сообразил, как она с ним поступила, и...

— Вовсе нет! — фыркнула Без-Устали. — Чтобы мужчина сообразил, что его выставили на посмешище? Да он не захочет об этом думать! Даже если начнет что-то соображать, он предпочтет не думать об этом, поскольку это может ему очень не понравиться! — Она повернулась к Аните. — Ведь так, Грязные Зубы?

— Ты, как всегда, права, Без-Устали, — сказала Анита. — Как я уже сказала, это было лишь начало того, что пришлось делать моему дедушке. Видите ли, это самое кресло было лишь началом. Она захотела, чтобы весь дом был полон подобной мебели.

Со стороны слушателей послышались вздохи и возгласы искреннего изумления. Даже Без-Устали, казалось, была слегка потрясена.

— Целый дом, Грязные Зубы? — спросила разбойничья матрона. — Не слишком ли далеко она зашла?

— Мой дедушка так не считал, — серьезно ответила Анита. — В конце концов, мужчина добивается всего, чего он хочет, верно? Всего, что женщина имеет в доме, и ее детей, разве не так? А дети достаточно быстро вырастают и покидают дом, верно?

— Верно, — сказала Без-Устали, грустно качая головой. — Да, верно, с точностью до каждого слова. Продолжай, Грязные Зубы. Как твой дедушка заполнил мебелью весь ее дом?

— Никогда не догадаетесь, — сказала Анита.

— Она стукнула его по голове... — с надеждой начала Четверть-Пинты, но остальные зашикали на нее, требуя тишины.

— Нет, — сказала Анита. — Моя бабушка просто-напросто отправилась к своей соседке — к той самой, чьего мужа она просила сделать кресло, — потому что она действительно его об этом просила.

— Ага, — многозначительно сказала Без-Устали, кивая головой, словно это ей было известно с самого начала.

— И, — продолжала Анита, — она, естественно, пригласила свою соседку домой перекусить и взглянуть на новое кресло, которое сделал ее муж. Что ж, соседка пришла, кресло очень понравилось, и она снова вернулась домой. И что, вы думаете, случилось еще до конца недели?

— Соседка потребовала, чтобы ее муж сделал ей точно такое же кресло! — живо сказала Полтора-Слова. — Она рассказала ему про кресло, и он пошел, и увидел его, и весь загорелся, и, вернувшись домой, сделал точно такое же!

— Совершенно верно, — спокойно и одобрительно сказала Анита. — И, конечно, соседка пригласила мою бабушку посмотреть на ее кресло. И моя бабушка пошла, и оно ей очень понравилось.

— Итак, у них у обеих появились кресла, — сказала Четверть-Пинты. — И на этом все закончилось?

— Нет, — сказала Анита. — Это все еще было лишь начало. Потому что на следующий день мой дедушка пришел и увидел, что кресло, которое он сделал для бабушки, стояло не посреди комнаты, а было задвинуто в угол, где было темно и его почти не было видно. Естественно, он спросил, почему оно оказалось там. И бабушка рассказала ему о кресле соседки. От этого он пришел в ярость!

— Почему? — спросила Четверть-Пинты, продолжая играть роль собеседницы, от которой воздерживались ее старшие мудрые сестры.

— Ну как почему, — сладким голосом сказала Анита, — ведь моя бабушка была столь скромной, доброй, непритязательной представительницей женщин-Коротышек, что она никак не могла даже пытаться в чем-то превзойти свою соседку. Так что, когда она рассказала моему дедушке про кресло, которое сделал муж соседки, ему почему-то показалось, что это самое кресло было больше, солиднее, мягче и лучше отполировано, чем то, которое сделал он сам, — почти так, словно муж соседки сделал лучшее кресло, чем мой дедушка, просто ему назло. Так что, как я уже сказала, дедушка пришел в ярость, и что, как вы думаете, он сделал?

— Стукнул ее по голове? — спросила Четверть-Пинты, но еле слышно и с угасшей надеждой в голосе.

— Ты слишком много думаешь насчет того, чтобы стукнуть по голове, моя девочка! — огрызнулась Без-Устали непреклонно-авторитетным тоном. — Лишь самая беспомощная женщина пытается поступать подобным образом со своим мужем. От этого всегда мало проку. Во всяком случае, большинство женщин не бьют своих мужей, поскольку это лишь приводит их в ярость, и ничего больше!

Четверть-Пинты вновь склонилась над своей работой, в очередной раз получив по заслугам. Без-Устали снова повернулась к Аните.

— Ну, Грязные Зубы, — сказала двоюродная бабка Костолома, — продолжай. Расскажи нам, что случилось потом?

— Ничего особенного, — спокойно сказала Анита. — Хотя к тому времени, как все это закончилось, у моей бабушки был лучший набор мебели из всех, какие вы когда-либо видели. Но суть в том, что она продолжала проявлять весь свой талант и хитрость в течение остатка своей жизни с моим дедушкой. И ко времени своей смерти он стал одним из самых богатых и известных Коротышек в округе.

Группа некоторое время в тишине обдумывала это заключение. Затем Без-Устали вздохнула и скрепила историю печатью одобрения.

— За спиной мужчины всегда стоит женщина, — глубокомысленно заметила она.

Билл, который прислушивался к разговору, отвлекся от дыры в занавесях из шкур и начал всматриваться ослепленными светом глазами в окружавшую его темноту. Времени терять больше нельзя. Он должен был каким-то образом вызвать Аниту наружу и увести ее из круга плетущих сеть подруг, прежде чем их осветит восходящая луна. Он повернулся и снова заглянул в окно. Дилбиане, как он вспомнил, из-за отличного от людей строения челюстей и губных мускулов, не могли свистеть. Билл набрал в грудь воздуха и просвистел первые две строчки «Когда Джонни идет домой».

Результат превзошел все его ожидания. Руки Аниты, завязывавшие узел в сети, замерли, а лицо побледнело в свете лампы. Но воздействие, которое свист произвел на Аниту, было несравнимо с воздействием на остальных.

Все дилбианки в помещении замерли и почти перестали дышать. Они сидели, словно живая картина, прислушиваясь. Какое-то время тишина, казалось, звенела в ушах Билла. Затем Четверть-Пинты начала отчаянно трястись.

— Ч-что эт-то за существо?.. — простонала она.

— Тихо! — приказала Без-Устали яростным шепотом, настолько полным ужаса, что Билл содрогнулся. — Ни одно существо, ни одна птица, никакой ветер среди деревьев никогда не издавал подобных звуков!

Четверть-Пинты охватила все нараставшая неудержимая дрожь. Остальные дилбианки начали ежиться и трястись.

— Это Коббли! — прошептала Без-Устали, и Билл, стоявший снаружи, замер. Ибо Коббли был сверхъестественным существом из дилбианской легенды — разновидность злобного, могучего эльфа. — Коббли, — повторила Без-Устали. — И он пришел сюда за одной из женщин!

Глаза дилбианок медленно и мрачно повернулись к Четверть-Пинты.

— Это все ты, со своими разговорами насчет того, чтобы стукнуть мужа по голове! — яростно прошептала Без-Устали. — Ты знаешь, что делают Коббли с непокорными женщинами! Теперь один из них тебя услышал!

Четверть-Пинты тряслась так сильно, что под ней скрипел пол.

— Что будем делать? — прошептала одна из дилбианок.

— Есть лишь один шанс! — заявила Без-Устали все еще шепотом. — Может быть, нам еще удастся прогнать Коббли. По моему сигналу, девочки, все мы позовем на помощь. Вы и моргнуть не успеете, как сюда прибегут из домов мужчины с факелами. Сейчас я сосчитаю до трех, и мы все закричим. Ясно? Приготовьтесь и наберите в грудь побольше воздуха!

17

— Подождите! — послышался голос Аниты.

Билл, который готов был сломя голову кинуться прочь, предвидя могучий хор призывающих на помощь дилбианок, остановился, и как раз вовремя.

— Не надо кричать, — поспешно продолжала Анита. — Вы ведь не хотите, чтобы мужчины проснулись и примчались сюда, а потом обнаружили, что Коббли исчез еще до того, как они здесь появились, и нет никаких доказательств, что он вообще здесь был. Коббли не беспокоят нас, Коротышек. Разрешите мне выйти наружу и взглянуть на него.

На предложение Аниты немедленного ответа не последовало. Билл повернулся и снова заглянул в прореху в занавеске. Дилбианки сидели, пристально глядя на Аниту. Если бы она предложила подняться по стене, пройтись по потолку и спуститься по другой стене или, скажем, взлететь к вершинам скал, окружавших долину, они бы не выглядели столь подавленными. Мысль о том, чтобы женщина одна — неважно, местная или Коротышка — встретилась лицом к лицу с Коббли, очевидно, была столь невероятна, что лишила дара речи даже Без-Устали. Но Без-Устали все же заговорила.

— Не беспокоят вас? — переспросила она, от удивления забыв, что следует говорить шепотом. — Но... но... — Она не могла найти подходящих слов, пытаясь выразить извечный женский страх перед Коббли.

— Да, и у нас, в мире Коротышек, есть некоторое подобие Коббли, — сказала в наступившей тишине Анита. — Конечно, у нас они называются иначе. Но Коббли и им подобные не любят мест, где много строят и делают разные вещи, — вы это знаете. Вы знаете, что они предпочитают леса селениям и местам, подобным этому, особенно днем.

Последовало несколько испуганных, неуверенных кивков.

— Так что наши Коббли просто тихо удалились прочь, — сказала Анита. — Точно так же, как, возможно, когда-нибудь поступят и ваши. Так или иначе, почему бы мне не выйти и не посмотреть?

Снова последовала долгая пауза. Но затем Без-Устали явно взяла себя в руки. Она выпрямилась и решительно заговорила.

— Очень хорошо, Грязные Зубы, — сурово сказала она. — Если ты не боишься выйти и взглянуть на Коббли, мы все высоко ценим это.

— Я просто посмотрю, — сказала Анита, поспешно поднимаясь на ноги. — Но если я не вернусь минут через пятнадцать-двадцать, вы всегда можете выйти и позвать мужчин с факелами, так, как вы и собирались.

Она быстро скользнула к двери, открыла ее и вышла наружу. Для Билла, глядевшего в темноту, она казалась темной тенью, скользившей на фоне внезапно осветившегося проема, который немедленно снова стал темным, как только дверь быстро закрылась за ней. Вслед за этим последовал звук задвинутого изнутри засова.

Билл направился навстречу ее темному силуэту. Она сделала три шага по траве и остановилась, вероятно ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Билл бесшумно подошел к ней сзади и тронул ее за плечо.

Она издала некоторое подобие сдавленного крика и развернулась столь внезапно и резко, что он отступил на шаг.

— К-кто здесь? — прошептала она по-английски. — Это вы, Кирка... я имею в виду, мистер Уолтхэм?

— Билл, черт побери! Зови меня Билл! — яростно прошептал в ответ Билл. — Идем, давай выберемся отсюда куда-нибудь, где можно поговорить.

Не говоря ни слова, она повернулась и направилась вдоль здания, сквозь темноту, пока не подошла к стене длинного, узкого, почти лишенного окон строения, внутри которого было абсолютно темно.

— Это нечто вроде склада, — тихо сказала Анита и повернулась к нему, когда они остановились. — Здесь нет никого, кто мог бы нас услышать. Что, черт возьми, ты делаешь здесь, в долине? Ты что, не нашел ничего лучшего, как прийти сюда, да еще ночью?

— Тебя не касается! — огрызнулся Билл.

К его удивлению, внутри у него все кипело от искреннего гнева. Он рисковал собственной шеей ради того, чтобы найти ее, а она продолжает разговаривать с ним тем же ироническим, авторитетным тоном, что и во время его первого визита в долину. Это была последняя соломинка, упавшая на тяжкий груз безнадежных усилий и мучительных испытаний, свалившихся на него с тех пор, как он поставил ногу на землю Дилбии.

— Я здесь для того, чтобы получить ответы на некоторые вопросы, и ты мне в этом поможешь!

— Ответ? — почти беспомощно переспросила она.

— Именно! — бросил Билл. — После того как я виделся с тобой в последний раз, я провел пятнадцать поучительных минут в обществе нашего друга гемноида, будучи привязанным к дереву во время беседы... — И он рассказал ей о своем вчерашнем похищении и спасении.

— Но ты не должен ему верить! — воскликнула Анита, когда он закончил. — Мюла-ай — гемноид! Руководство не могло послать тебя сюда для того, чтобы тебя убили, — лишь бы выкрутиться из затруднительного положения! Ты сам это знаешь!

— Знаю? — сквозь зубы процедил Билл. — Как и то, что меня послали сюда, чтобы делать то, чему меня никогда не учили? Как и то, что, когда я оказался здесь, выяснилось, что не работает связь, — да, я разобрался, в чем дело, и починил ее... — Он рассказал ей, как обнаружил отсоединенный кабель питания. — Но кто умеет пользоваться электрическим гаечным ключом? Уверен, что из дилбиан никто. В таком случае, ты или Лейф Гринтри — единственные, кто мог его отсоединить!

— А как насчет Мюла-ай? — спросила она.

— Мюла-ай не управляет нашими ретрансляторами и компьютерами госпитального корабля. Мне не удалось связаться ни с кем, кроме госпитального корабля, куда, по всей видимости, был отправлен Гринтри, и тамошний компьютер не соединил меня ни с кем из живого персонала и не сообщил мне ничего, кроме бюллетеня о состоянии его здоровья. — Билл рассказал ей о своих переговорах по радио.

— Но... — В голосе Аниты слышалось отчаяние, почти рыдание. — Это ничего не доказывает! И руководство вовсе не хочет закрывать проект! Разве ты не знаешь, что означает само название проекта...

— Прекрасно знаю! — перебил Билл. — Мне об этом рассказывали. «Космическая Лапа — Лапа Помощи со Звезд», в переводе на дилбианский, поскольку дилбиане считают, что они единственные, у кого есть руки, а у нас, Коротышек — «лапы». — Билл коротко рассмеялся. — Попробуем другую версию, а? Проект «Лапа» просто-напросто слепое орудие в руках тех, кто пытается выбраться из каши, которую сами же и заварили на этой планете!

— Билл, ты же прекрасно все знаешь! — в отчаянии сказала Анита. — Если бы ты только знал, как тяжко трудился здесь Лейф, ты бы знал, что он ни за что бы не согласился на закрытие своего проекта, не говоря уже о том, чтобы сделать тебя слепым орудием, как ты говоришь. Все это простое совпадение — то, что я оказалась здесь, и то, что он сломал ногу...

— Ты была здесь, когда он сломал ногу? — перебил ее Билл.

— Ну, я... нет, — нехотя сказала Анита. — Меня не было в Представительстве. Когда я вернулась, оказалось, что он не стал меня ждать. Он уже наложил шину на перелом и вызвал помощь, попросив доставить его на госпитальный корабль...

— То есть ты даже в точности не знаешь, действительно ли он упал и сломал ногу, — угрюмо сказал Билл. — Ладно, может быть, расскажешь мне, что за трюк выкинул этот самый Пол-Пинты, о котором я постоянно слышу, будто он одолел горного дилбианина голыми руками.

— Да не было никакого трюка! Честное слово... — горячо сказала Анита. — Вернее, единственным трюком, которым он воспользовался, был его ремень. Пол-Пинты — я имею в виду, Джон Тарди — в прошлом был олимпийским чемпионом по десятиборью. Он ухитрился заманить дилбианина в воду, сумел зайти сзади него, накинул ремень Ужасу Стремнины на шею и слегка придушил его. За исключением того, что он воспользовался ремнем и оказался более маневренным в воде, чем Ужас Стремнины, это был честный поединок.

— Но я-то не олимпийский чемпион по десятиборью! — с чувством сказал Билл. — Даже если бы я им и был, как бы я смог сражаться на мечах и со щитом под водой? Но я, похоже, уже был обречен на этот поединок с Костоломом, с точки зрения практически всех — людей, дилбиан, гемноидов, — даже еще до того, как оказался здесь...

— Вовсе нет! — Анита в отчаянии стиснула руки. — Поверь мне, Билл...

— Поверить тебе? Ха! — горько сказал Билл. — Похоже, ты прекрасно вписываешься в остальную часть плана. Ты находишься здесь якобы в качестве стажера-ассистента по сельскому хозяйству, но сначала ты поссорила между собой деревенских женщин, Красотку и Штучку-или-Две. Теперь, как я вижу, ты пытаешься поссорить разбойничьих женщин. Почему я должен верить тебе больше, чем Гринтри или еще кому-либо из тех, кто втянул меня в эту историю?

Она улыбнулась слабой, подавленной улыбкой, и он увидел, как ее темная фигура резко поворачивается и удаляется от него на несколько шагов. Однако она остановилась. Билл с удивлением смотрел ей вслед. Он не знал, какой именно реакции ожидать на свои слова, но наверняка не такой. Несколько мгновений спустя, видя, что она все еще не оборачивается и молчит, он подошел к ней и остановился у нее за спиной.

— Послушай... — начал он.

— Думаешь, мне это нравится? — не оборачиваясь, прервала она его тихим яростным голосом. — Думаешь, я делаю все это лишь ради собственного удовольствия?

Он смотрел на ее темный силуэт.

— Так для чего же? — спросил он.

В ответ она наконец повернулась к нему. Он увидел бледный овал ее лица, серый в полумраке, выражения которого невозможно было разобрать. Но тон ее голоса был достаточно ясен.

— По множеству причин, которых ты даже не понимаешь! — сказала она. — Но я попытаюсь объяснить тебе хотя бы часть. Ты хоть чуть-чуть разбираешься в антропологии?

— Нет, — напряженно сказал он. — Моя специальность — техника, ты же знаешь. А ты хоть немного в курсе? Ведь твоя специальность — сельское хозяйство, не так ли?

— У меня, между прочим, есть еще и диплом по культурной антропологии! — бросила Анита.

— Диплом... — Он уставился на нее. — Но разве ты не стажер по сельскому хозяйству?

Он изо всех сил пытался разглядеть в темноте ее лицо. Он был совершенно сбит с толку, готов был поклясться, что она не старше его самого.

— Конечно. Но... — Она осеклась. — Я имею в виду, да, я стажер. Но я также прошла специальную подготовку и ускоренный курс обучения после окончания школы. Например, у меня есть удостоверение о медицинской подготовке, а также удостоверение о прохождении курса ксенобиологии...

— Гррм! — невольно вырвалось у Билла, глядевшего на нее сквозь мрак. Очевидно, сообразил он, она была из тех супергениев, кого в колледже называли «тепличными экземплярами», — студентов, способности которых позволяли им параллельно изучать с полдюжины дополнительных курсов. Что ж, прекрасно. Еще одна причина, почему он чувствовал себя на Дилбии последним идиотом.

— Что? — озадаченно переспросила его Анита.

— Ничего. Продолжай, — прорычал он.

— Так вот, я пытаюсь тебе кое-что объяснить, — продолжала она. — Ты когда-нибудь слышал о яганах — почти вымершем племени индейцев, когда-то населявшем южную оконечность Огненной Земли и острова мыса Горн в Южной Америке?

— Откуда? — кисло проворчал Билл. — И какое это имеет отношение к делу? Мне нужно знать...

— Да послушай же! — яростно сказала Анита. — Яганы были крайне примитивным племенем, но их в числе прочих изучал немецкий антрополог по фамилии Гузинд, он написал о них монографию в 1937 году. Гузинд обнаружил, что законы или общественные нормы жизни яганов устанавливались не каким-то местным руководством, но тем, что он называл «Allgemeinheit», что означает «группа как целое». Но среди них были люди, выступавшие от имени этой «группы как целого», и этих людей яганы называли «тиамуна». Гузинд описывает «тиамуна» таким образом: «Это люди, которые по причине их пожилого возраста, незапятнанной репутации, большого жизненного опыта и интеллектуального превосходства стали столь влиятельными в моральном отношении, что это практически означает их своеобразное доминирование в группе».

Анита замолчала. Билл смотрел на нее сквозь темноту. Он понятия не имел, какое отношение имеет эта лекция к существу дела. Подумав, он так и сказал.

— Разве ты не слышал, как дилбиане говорят о Старейшинах? — спросила Анита. — Эти Старейшины — те же «тиамуна» для дилбиан. Вся дилбианская культура в большой степени основана на индивидуализме — в еще большей степени, чем наша, человеческая, культура. Но ее стабильность основывается на очень гибкой системе неофициальных сдержек и противовесов. Это только кажется, что очень легко внести в дилбианскую культуру новые идеи. Но проблема в том, что любая новая идея угрожает нарушить существующую культурную систему этих сдержек и противовесов, и потому новая идея отвергается. Есть только один путь внести новую идею, а именно, сделать так, чтобы «тиамуна» — Старейшина — согласился с тем, что, возможно, это принесет пользу всем дилбианам. Другими словами, если ты хочешь внести в дилбианскую культуру некий элемент прогресса, ты должен получить поддержку Старейшины. Естественно, Старейшины, поскольку они стары и глубоко погружены в существующую систему, крайне консервативны и вовсе не рвутся оказывать поддержку каким-либо переменам. Но это ничего не меняет — если ты хочешь перемен, ты должен найти «тиамуна» и разговаривать об этом с ним!

— Но здесь нет никаких Старейшин, — сказал Билл. — По крайней мере, в деревне или здесь, в лагере разбойников.

— Вот именно! — настойчиво сказала Анита. — Почти все дилбиане живут в горах, где есть Старейшины, и Старейшины ДЕЙСТВИТЕЛЬНО управляют всем. Только здесь, в Нижних Землях, где влияние старых племенных обычаев начало ослабевать перед лицом иных потребностей сельскохозяйственной общины, с которыми Старейшинам не приходилось сталкиваться.

— Но ты сказала, — пробормотал Билл, — что сначала нужно, чтобы с новой идеей согласился Старейшина, прежде чем с иен согласятся все остальные дилбиане. Но если здесь нет никаких Старейшин...

— Здесь нет Старейшин, — сказала Анита. — Но здесь есть своего рода «тиамуна». Мужчины-дилбиане, которые при соответствующих условиях — в горах или в соответствующем возрасте — могли бы быть Старейшинами.

— Ты имеешь в виду, — сказал Билл, который, окончательно запутавшись, только теперь начал что-то понимать, — кого-то вроде Еще-Варенья или Костолома?

— Естественно, не Еще-Варенья! — сказала она. — Костолом — да, пожалуй. Но в деревне ближе всего к «тиамуна» — Плоскопалый. Вот почему я говорила тебе, чтобы ты привлек его на свою сторону.

— Но Еще-Варенья... — начал Билл.

— Еще-Варенья — чушь! — энергично сказала Анита. — Я знаю, что все в деревне относятся к нему с уважением и он имеет определенный вес как хозяин местного постоялого двора, не говоря уже о его прошлой славе чемпиона Нижних Земель по борьбе, — дилбиане очень лояльны. Но из-за своего огромного брюха, которое, как он утверждает, может выдержать лишь самую утонченную пищу, он стал объектом для шуток на многие мили вокруг. Помни, лидер никогда не может быть посмешищем...

— Ты уверена? — с сомнением спросил Билл.

Но она продолжала говорить, не слушая его. У Билла кружилась голова. Он вспомнил, что говорил накануне Мюла-ай насчет того, что Билл вряд ли способен проникнуться чувством к кому-либо типа Костолома, и сейчас он услышал нечто подобное в утверждении Аниты насчет Еще-Варенья.

18

«...Я не в большей степени мог бы рассматривать тебя как субъект саны на основе нашего случайного знакомства, чем ты мог бы находиться в состоянии эмпатии, скажем, с Костоломом или с любым из дилбиан...»

«...Еще-Варенья — чушь!.. Он стал объектом для шуток на многие мили вокруг. Помни, лидер никогда не может быть посмешищем...»

Что-то в этих двух утверждениях не так, подумал Билл. Если бы он только мог связать эту несообразность с той странной ситуацией, в которой он оказался на Дилбии, возможно, он был бы на пути к ее разрешению. Здесь явно сыграли свою роль какие-то человеческие махинации, иначе бы он вообще здесь не оказался. Анита явно ничего о них не знала. И столь же явно гемноиды в лице Мюла-ая пытались эту ситуацию использовать. Но никто из этих индивидуумов или групп, казалось, не переставал рассматривать возможность того, что дилбиане могли преследовать во всем этом хитросплетении свои собственные цели.

Дилбиане — даже Холмотоп, — казалось, были кровно заинтересованы в той ситуации, в которой оказался Билл и о которой ни гемноиды, ни люди — даже Анита, с ее познаниями в антропологии, — похоже, не имели никакого понятия.

Не имея тому каких-либо доказательств, Билл тем не менее ощущал это подсознательно — так же как он ощущал какую-то несообразность в понимании дилбиан, сначала у Мюла-ая, а затем у Аниты. Анита все еще говорила. Внимание Билла вновь переключилось на нее.

— ...так что забудь о Еще-Варенья и сосредоточься на двух важных фигурах, Костоломе и Плоскопалом, — говорила она. — Это те, на кого следует повлиять, и я стараюсь, так же как и ты, повлиять на них. Вот почему я работаю вместе с дилбианскими женщинами — как здесь, в долине, так и в деревне — и веду себя с ними таким образом. Полагаю, ты этого до сих пор не понял?

— Э... нет, — смущенно признался Билл.

— Тогда позволь мне объяснить, — сказала Анита. — Это связано с тем, что единственный, чей совет «тиамуна» может выслушать, не потеряв лица, — это его жена! Вот почему он может обсудить какие-то вопросы с ней наедине, а потом объявить результаты публично, словно это была его собственная идея, и она не станет этого оспаривать. И, конечно, ввиду его физического и социального превосходства над другими мужчинами-дилбианами никто из них не станет предполагать, что идея не была его собственной.

— О, — сказал Билл.

— Так что, как видишь, — закончила Анита, — я знаю, что делаю. Ты же не знаешь — и потому ты должен слушать меня. Чего ты не должен был делать, так это приходить сюда, в долину, ночью, чтобы найти меня и поговорить со мной. Может быть, и есть нечто странное в том, что тебя оставили одного. Но Лейф не имеет к этому никакого отношения — можешь мне поверить!

Билл ничего не сказал. Анита, желая загладить впечатление, с минуту помолчала, а затем перевела разговор на другие темы.

— Так что, — сказала она, — тебе следует как можно скорее вернуться в деревню и оставаться там! Костолом за тобой в деревню не явится — это будет чересчур, даже для обитателей Мокрого Носа. Даже если бы Костолом привел с собой все свое воинство, все равно жителей деревни им не одолеть. Пока ты не покидаешь пределов деревни, ты в безопасности. Отправляйся и обрабатывай Плоскопалого так, как я говорила. А я вернусь к Без-Устали и остальным, пока они не подумали, что меня сожрали Коббли! Полагаю, ты не будешь терять времени и немедленно покинешь долину? — Казалось, ее внезапно поразила некая мысль. — Кстати, как ты сюда попал?

— По веревке, — рассеянно ответил Билл, мысли которого были все еще заняты новой информацией, — вниз по скале.

— Значит, возвращайся к этой самой веревке и поднимайся по ней как можно быстрее! — сказала Анита. — Я могу в этом на тебя рассчитывать?

— Что?.. — переспросил Билл, выходя из охватившей его задумчивости. — Да, конечно. Само собой.

— Что ж, хорошо, — сказала Анита. Голос ее неожиданно смягчился. Она положила ладонь ему на руку, и он почувствовал ее легкое прикосновение. — Пожалуйста, будь осторожен.

С этими словами она убрала руку, повернулась и скрылась во мраке. Какое-то мгновение он стоял, глядя в темноте туда, где она только что была, все еще ощущая прикосновение ее ладони даже сквозь рукав рубашки. Ему казалось, что там, где она коснулась его, сохранялось тепло ее руки.

Затем он стряхнул с себя оцепенение, вновь отдавая себе полный отчет в происходящем. Конечно, нужно было как можно скорее выбираться из долины, но перед этим нужно было сделать еще кое-что.

Он повернулся и поискал взглядом обширные очертания столовой. Найдя ее, он направился к ней, прячась в тени. Пять минут спустя он подкрался к ступеням крыльца и остановился. Между занавесками из шкур, закрывавшими окна изнутри, кое-где все еще виднелись проблески света. Но возле больших дверей — которые были сейчас закрыты — не было стражников. И сигнальный гонг разбойников висел, никем не охраняемый.

Билл подошел к гонгу и дотронулся до него. Это был всего лишь кусок железного бруса, подвешенный на веревке к выступающему концу балки, поддерживающей кровлю. Однако Билл внезапно сообразил, что совершил ошибку, похваставшись перед селянами, что принесет его с собой назад, — гонг был по крайней мере пяти футов в длину и двух дюймов в толщину. Тяжело тащить с собой эту штуку, карабкаясь с помощью веревки по скале.

Билл замешкался, сбитый с толку. Если правдой было то, что дилбиане в нынешней ситуации могли преследовать свои собственные цели, важнее всего для него было представить доказательство, что он был этой ночью в долине. Но если он не сможет унести гонг, как обещал, что ему в таком случае остается?

Внезапно его осенило. Он повернулся к стене из облупившихся, изъеденных непогодой бревен прямо за гонгом. Пошарив пальцами по поверхности стены, он нашел то, что хотел, и отцепил от крюка удерживавшую его ременную петлю, продетую через отверстие в одном из концов. Он отнес эту штуковину подальше от стены, поближе к лунному свету, так что ее можно было рассмотреть. Это был просто кусок железа. Но в нем было не более полутора футов в длину, на конце было отверстие, к которому был прикреплен ремень, а ниже этот конец был обернут тряпкой, обеспечивая удобный захват для могучей лапы дилбианина. Короче говоря, это была колотушка, которой обычно били в гонг, и ее Билл легко мог унести с собой в деревню.

Засунув свой трофей за пояс, так чтобы обмотанный тряпкой конец не давал ему выскользнуть, Билл повернулся и двинулся в обратный путь к отчетливо видимой в лунном свете скале, с которой свисала невидимая с этого расстояния веревка.

Долину освещала круглая полная луна, но прерывистая облачность время от времени скрывала ее лик, и лунный свет стал слабее. Это выглядело хорошим предзнаменованием — у него был шанс пересечь относительно открытое пространство между последним строением и краем зарослей кустарника у основания скалы, оставшись незамеченным каким-нибудь случайным наблюдателем, выглянувшим из окна. Добравшись до края тени последнего здания, он подождал, пока облака не скрыли луну, а затем кинулся к ближайшему укрытию, небольшой ложбине примерно в пятидесяти ярдах.

Достигнув цели, он упал ничком на землю как раз в тот момент, когда луна вышла из-за облаков. Он замер.

Он лежал лицом вниз, повернув голову в сторону и прижавшись ухом к все еще теплой земле в невысокой траве. Ухо уловило мгновенный звук топота ног — он внезапно оборвался, и настала тишина.

Облако начало закрывать луну своим курчавым тонким краем. Оно выглядело достаточно длинным для того, чтобы Билл мог преодолеть оставшиеся сто ярдов до скалы, под прикрытие зарослей. Он задержал дыхание, когда темная часть облака начала закрывать луну. Свет внезапно померк, и сразу же наступила темнота.

Билл в одно мгновение вскочил и бегом бросился к скале. Но на этот раз он напряженно прислушивался и был почти уверен, что слышит, кроме звука собственных бегущих ног, чей-то тяжелый топот позади. Задыхаясь и выбиваясь из сил, но все еще под безопасным прикрытием темноты, он увидел глубокую тень кустарника и деревьев у подножия возвышающейся над ним скалы. Наклонив голову, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветви, он пробежал еще футов тридцать и застыл на месте, пытаясь восстановить дыхание.

Долина была все еще погружена во тьму. Но теперь не было никакого сомнения: Билл ясно слышал приближающиеся тяжелые шаги своего преследователя, который вломился в кусты у подножия скалы и затем остановился.

Билл стоял, затаив дыхание, а где-то, скрытый во мраке, менее чем в двадцати или тридцати ярдах от него, стоял, затаив дыхание, тот, кто его преследовал.

Билл ощутил за поясом тяжесть колотушки от гонга. Он отступил к подножию скалы и огляделся по сторонам, пытаясь отыскать свою веревку или, по крайней мере, выступ у верхнего края скалы, с которого она свисала.

Однако прямо под скалой сквозь ветви деревьев над головой веревки нигде не было видно. Он поколебался, пытаясь решить, в какую сторону идти на поиски, и в это мгновение услышал звук, который заставил его замереть.

Это был шорох в зарослях, менее чем в двадцати футах от него.

Его преследователь был ближе, чем он думал. Билл в отчаянии обернулся к скале за спиной. В ней было достаточно трещин и выбоин, так что, вполне возможно, он мог бы по ней взобраться. Он повернулся и начал карабкаться по скале.

Он поднимался настолько бесшумно, насколько это было возможно. Первые восемь или десять футов он преодолел легко и быстро. Но затем, когда он поставил правую ногу на маленький выступ скалы, тот обломился под его ботинком.

Со звуком, который показался напряженному слуху Билла ревом лавины, отвалившийся кусок камня и несколько обломков скалы, которые он увлек за собой, каскадом обрушились на заросли внизу. После этого события начали разворачиваться очень быстро.

Он лихорадочно искал опору для повисшей в воздухе ноги. Но в это время внизу послышался шум, словно кто-то ломился сквозь заросли, и раздалось нечто напоминавшее торжествующий звериный рык. В то же мгновение его руки и нога, отчаянно цеплявшиеся за скалу, не выдержали веса его тела.

Его вторая нога внезапно потеряла опору, и он рухнул вниз, в темноту, с высоты в пятнадцать или двадцать футов.

19

Падая сквозь тьму, Билл инстинктивно попытался перевернуться в воздухе, как его учили в Школе Выживания, и приземлиться на ноги. Но высота была слишком мала. Пытаясь расслабиться, в ожидании сокрушительного удара о твердую землю у подножия скалы, он вдруг почувствовал, что его падение неожиданным образом прервалось.

Он обнаружил, что его подхватили в воздухе как бы огромными и ловкими руками.

— Так это ты, Кирка-Лопата! — прогремел над ним голос Костолома. — Я так и думал, что это ты. Разве ты не обещал мне, что больше не появишься здесь иначе как днем?

Он поставил Билла на ноги. В тот же момент луна наконец освободилась от облачной завесы, и они отчетливо увидели друг друга. Билл посмотрел вверх на возвышающийся над ним угольно-черный силуэт дилбианина. Мысли отчаянно метались у него в голове. Никогда в жизни ему еще не приходилось думать столь быстро.

— Ну что ж, — сказал он, — я хотел поговорить с тобой наедине...

— Наедине? Ну ты и скажешь, Коротышка! — ответил Костолом. — Ты что, не знаешь, что если бы кто-нибудь обнаружил, что мы о чем-то беседовали насилие, всякое могло бы случиться? Все начали бы строить самые невероятные догадки! Но тут появляешься ты...

Он замолчал, уставившись на Билла.

— Кстати, — озадаченно спросил он, — как ты вообще попал сюда? Стражники у ворот тебя не пропускали. Через частокол ты в темноте тоже не мог бы проникнуть.

Билл глубоко вздохнул и решил, что правда сослужит ему лучшую службу, чем какие-либо попытки вывернуться. Он показал вверх на скалу позади них.

— Я спустился оттуда, — сказал он.

Костолом продолжал пристально смотреть на него. Затем предводитель дилбианских разбойников медленно отвел взгляд от него и взглянул вверх, на отвесную поверхность скалы.

— Ты... — медленно, с невероятно длинными паузами между словами произнес он, — спустился... по этой скале?

— Ну конечно! — решительно и весело сказал Билл. — Мы, Коротышки, умеем взбираться по любой поверхности. Так что, что касается моего обещания, то...

— Неважно, — прогремел Костолом. Его взгляд сосредоточился на лице Билла. — Если ты здесь спустился, то, я полагаю, сможешь и снова подняться?

— Ну... да, — с некоторой неохотой сказал Билл, вспомнив свое недавнее падение. — Да, я могу взобраться наверх.

— Тогда лучше будет, если ты так и сделаешь, — сказал Костолом — не столько сердито, сколько настойчиво. — Ты даже не знаешь, как тебе повезло, что именно я заметил, как ты прятался за домами, а не кто-нибудь из наших стражников. Тебе повезло, что я люблю прогуляться по окрестностям перед сном, чтобы проверить, все ли в порядке. Ты же мог все испортить!

— Испортить? — нахмурившись, переспросил Билл.

— Ну конечно, — укоризненно прогремел Костолом. — Каждый бы подумал, что ты здесь не иначе как для того, чтобы сразиться со мной! А какой смысл устраивать поединок посреди ночи, когда ничего не видно и нет никого вокруг? Нет, нет, Кирка-Лопата. Ты должен хорошо понимать подобные вещи своей коротышечьей головой. Такое событие, как наш поединок, должно происходить при ясном свете дня. И при участии зрителей. Я хочу, чтобы собрались все жители долины. И все жители деревни, которые смогут сюда добраться. — В его голосе, казалось, послышались тоскливые нотки. — Жаль, что мы не можем послать гонцов по окрестностям. Но я полагаю, это уже чересчур.

— Э... да, — согласился Билл.

— Так или иначе, — сказал Костолом, оживившись, — лучше будет, если ты сейчас отправишься в путь. И помни — чтобы ты ни делал, Кирка-Лопата, прежде чем возвращаться сюда, убедись, что светит солнце! Яркое солнце!

— Запомню, — пообещал Билл.

Без дальнейших колебаний он повернулся к скале и осторожно полез наверх. Примерно в десяти футах от земли он сделал остановку и посмотрел вниз. Луна вышла из-за облаков, и в ее свете он увидел глядевшего на него предводителя разбойников. Костолом слегка покачал головой, словно чему-то удивляясь, а затем повернулся и направился в сторону домов, как раз в тот момент, когда луна снова скользнула за облако и все вокруг погрузилось во тьму.

Когда тень накрыла скалу, Билл прекратил подъем. Осторожно нащупывая путь во мраке руками и ногами, с отчаянно бьющимся сердцем, он снова медленно спустился на твердую землю. Уже крепко стоя на ногах, он обнаружил, что лицо его стало мокрым от пота. Любой неверный шаг во время спуска мог стоить ему падения, как это уже случилось один раз. Но теперь не было Костолома, который мог бы его подхватить.

Однако, снова оказавшись внизу, он начал пробираться вдоль подножия скалы, пока не достиг места, где растительность полностью скрывала его. Он подождал, пока луна снова выглянула из-за облака, и, посмотрев вверх, смог различить выступ у вершины скалы, с которого спускалась его веревка.

Выступ был чуть дальше, по правую сторону от Билла. Он прошел еще некоторое расстояние и наконец достиг веревки, почти невидимой в лунном свете на фоне ярко освещенного камня.

Восхождение потребовало многочисленных остановок для отдыха. Он отдыхал каждый раз, когда находил место, где можно было бы прижаться к поверхности скалы, чтобы дать отдых мускулам рук и ног, на которые приходился во время подъема весь его вес. Несмотря на это, к моменту, когда он смог посмотреть вверх и увидеть нижнюю часть выступа в десяти или двенадцати футах над собой, Билл выдохся, как еще никогда в жизни.

Он понятия не имел, делая последнюю остановку на каменном уступе, как долго продолжалось его восхождение. Казалось, для этого потребовались часы. Однако до сих пор не была поднята тревога, что означало, что никто его не заметил. Отдохнув на скальном уступе столько, сколько он мог себе позволить, не рискуя, что его утомленные мускулы сведет судорога, Билл собрал в кулак всю свою волю и оставшуюся энергию для последнего рывка к вершине. Затем он начал карабкаться вверх.

Это был тяжкий труд. С каждым футом подъема он ощущал, как таят и без того уже почти исчерпавшиеся запасы его энергии. Наконец показалась вершина, но до нее еще было не дотянуться рукой. Билл сжал ногами веревку и начал отпускать правую руку, чтобы подтянуться вверх.

...И его уставшая левая рука едва не разжалась.

Отчаянно вцепившись в веревку обеими руками, Билл застыл на месте. Казалось, у него больше не осталось сил. На какое-то мгновение он представил себе, как его руки в конце концов не выдерживают и он летит к подножию скалы, на верную смерть.

...А потом что-то потащило его наверх.

Вместе с веревкой его подняли фута на четыре, пока край скалы не оказался на уровне его глаз. Прежде чем он успел сообразить, что происходит, верейка снова потащила его вверх. Кто-то тянул за нее, вытаскивая его на вершину скалы.

Неожиданно у него возникла дикая мысль, что, возможно, вернулся Холмотоп, или, может быть, он оставался на скале, а теперь вытаскивал его на безопасную ровную землю. Билл посмотрел вверх, ожидая увидеть темную мохнатую фигуру глядящего на него дилбианского почтальона. Но это оказался не Холмотоп.

Он увидел освещенную луной, напоминающую лицо Будды физиономию Мюла-ая. Руки Мюла-ая сжимали веревку. Мощные, привыкшие к большой силе тяжести, мускулы инопланетянина легко удерживали ее, и на лице Мюла-ая играла искренняя, радостная улыбка. Беспомощного, словно попавшая на крючок рыба, Билла тащили наверх, прямо в руки врага.

Сколь бы ни были сильны потрясение и ужас, охватившие Билла, в тоже мгновение их пересилила возможность выбраться на ровную вершину скалы, неважно, с чьей помощью. Он отчаянно вцепился в веревку и позволил тащить себя наверх, пока не перевалился через край скального выступа и не упал без сил на мягкую землю.

Какое-то время он делил, не имея сил двигаться, с дрожащими от только что перенесенного напряжения руками и ногами. Затем с трудом выпустил из рук веревку и, шатаясь, поднялся на ноги.

Перед ним, менее чем в шести футах, сложив руки на груди в объемистых складках своего желтого одеяния, в свете луны удовлетворенно улыбался Мюла-ай.

— Так-так, мой юный друг, — сказал Мюла-ай с кудахчущим звуком, — и что же ты здесь делаешь в такое время, посреди ночи?

Билл попытался собраться с мыслями. Так же как и тогда, у подножия скалы, когда он первый раз оказался лицом к лицу с Костоломом, он быстро перебрал в уме возможные варианты.

— Я вышел прогуляться, — сказал Билл, с трудом переводя дыхание, несмотря на все старания казаться спокойным, — и немного поупражняться в скалолазании. Надеюсь, ты мне расскажешь, что ты здесь делаешь?

Мюла-ай снова рассмеялся.

— Что ж, конечно, я мог бы солгать, как и ты, мой юный друг, — ответил гемноид, — и сказать, что просто вышел прогуляться при луне. Но такие, как я, всегда говорят правду — особенно когда эта правда неприятна, — и я скажу тебе правду. Я искал здесь тебя и, как видишь, нашел.

— Искал меня? — переспросил Билл. — Почему ты решил, что можешь найти меня здесь? Более того, почему ты решил, что можешь найти меня здесь в такое время?

— Я подумал, что ты, вероятно, вскоре захочешь навестить свою сообщницу там, в долине, — прокудахтал Мюла-ай. — И оказался прав.

Билл пристально посмотрел на круглое, словно луна, лицо. То, что сказал Мюла-ай, имело смысл, но лишь до определенной степени. Его бешено работающий разум обнаружил брешь в утверждении гемноида.

— Ты мог предполагать, что я попытаюсь пробраться в долину и встретиться с мисс Лайм, — прямо сказал Билл, — но откуда ты мог знать, что я попытаюсь попасть туда, спустившись по скале, и откуда ты мог знать, какое именно место я для этого выберу? — Его взгляд стал еще более пристальным. — Ты установил вокруг долины автоматическую охранную систему, так? А это нарушает соглашение между людьми и гемноидами.

Он наставил указательный палец на Мюла-ая.

— Как только я доложу об этом, — бросил он, — твое начальство будет вынуждено отозвать тебя с твоего поста на Дилбии!

— Ты имеешь в виду — если ты им об этом скажешь, мой юный друг? — довольно промурлыкал Мюла-ай. — Кажется, я кое-что припоминаю о том, как ты не сумел связаться с собственным начальством, не так ли? А если ты это сделаешь, это будут просто твои слова против моих.

— Я так не думаю, — угрюмо возразил Билл. — Любая достаточно эффективная охранная система требует большого расхода энергии, а любая достаточно хорошая аппаратура может обнаружить следы перерасхода энергии, если знать, где искать, — а они будут знать, как только я расскажу, каким образом ты узнал о моем появлении в долине. Тебе, вероятно, пришлось окружить кольцом датчиков всю долину.

— А если даже и так? — пожал плечами Мюла-ай. — Даже если аппаратура действительно обнаружит следы? Это еще большой вопрос, сумеешь ли ты об этом рассказать.

Последние слова были произнесены тем же беззаботным тоном, которым изъяснялся Мюла-ай с самого начала. Но что-то в его голосе внезапно заставило Билла содрогнуться. Он вдруг осознал, где, собственно, находится.

Все прежние преимущества этого изолированного места на краю скалы, плотно окруженного зарослями, теперь обернулись своей оборотной стороной. Прямо перед ним могучая фигура гемноида перегораживала единственный путь к бегству сквозь ночной лес. Позади него был край скалы, и один лишь шаг привел бы к падению в бездну. Справа и слева стеной стояли густые заросли, сквозь которые дилбианин или гемноид, возможно, могли бы с усилиями продраться, но человек наверняка бы в них застрял и легко был бы пойман.

Заросли простирались почти до самого края скалы. Лишь полфута осыпающейся почвы отделяли последние кусты от обрыва. Билл был окружен со всех сторон, словно бык в загоне на бойне. В его распоряжении оставались лишь его рефлексы, более быстрые, чем у гемноида, привыкшего к большей силе тяжести, и более быстрые, чем у дилбиан, из-за его меньших размеров. Но в данный момент он не видел, как они могли бы ему помочь.

— Ты же не... — поколебавшись, начал он, — ты же не собираешься делать глупости и напасть на меня? Сразу же начнется расследование и рано или поздно выяснится, что в этом виновен ты.

Мюла-ай покачал головой.

— Я? — сказал он, и его улыбка стала шире. — Кто станет интересоваться мной, если с самого начала будет ясно, что твой дилбианский почтальон оставил тебя здесь после твоего явно выраженного намерения спуститься вниз по веревке? И когда твое тело найдут у нижнего конца веревки, по которой ты спускался, причем все будет указывать на то, что ты сорвался и разбился насмерть?

Мюла-ай закудахтал и, высвободив руки из рукавов, начал сгибать и разгибать свои толстые, широкие пальцы.

— Вот как? — спросил Билл, надеясь, что в голосе его звучит убедительная насмешка. — Если ты действительно собирался поступить именно так, почему же ты сразу этого не сделал, вместо того чтобы рассказывать мне об этом?

Мюла-ай снова закудахтал, продолжая сгибать и разгибать пальцы.

— Разве ты забыл, — весело ответил он, — что мы, гемноиды, любим наслаждаться страданиями своих жертв? — Он опять закудахтал. — А душевные страдания доставляют нам значительно больше удовольствия, чем самые тяжкие физические. Я хотел бы сказать тебе спасибо — прежде чем столкнуть тебя с обрыва — за то, что ты оказался столь любезен и вновь попался мне, после того как имел счастье спастись от расправы, которую я тебе устроил руками Папаши Скрипа...

— Ладно, Холмотоп, — поспешно прервал его Билл, глядя куда-то над правым плечом Мюла-ая. — Он подтвердил то, что я хотел от него услышать. Можешь его хватать.

Мюла-ай снова закудахтал.

— Ты же не думаешь, что можешь меня одурачить подобным образом... — начал он.

Но на какое-то мгновение он бросил взгляд назад, через правое плечо. В ту же секунду Билл сорвался с места.

Резко развернувшись, он бросился влево, вдоль узкой полоски между краем зарослей и обрывом. Он почувствовал, как земля уходит из-под ног, но он уже углублялся в темноту леса, чувствуя под ногами твердую почву. Позади он услышал сдавленный крик Мюла-ая, сопровождавшийся треском ветвей, ломающихся под тяжестью могучей туши преследователя. Билл продолжал бежать, не останавливаясь, используя преимущество каждого открытого пространства и просветов в растительности, какие только удавалось найти.

Таким образом он преодолел, наверное, семьдесят пять или сто ярдов. Затем, полностью выдохшись, остановился. Прислушавшись, он услышал — на некотором расстоянии позади него — шум, производимый продиравшимся сквозь заросли гемноидом. Тяжело дыша, чувствуя, как с него градом катится пот, Билл стоял на месте, не издавая ни звука.

Через несколько секунд шум преследования оборвался. Билл представил себе, как Мюла-ай стоит, прислушиваясь и ожидая любого звука, который мог бы подсказать ему, в каком направлении Билл пытается бежать. Но Билл вовсе не собирался давать ему подобную подсказку. Он продолжал неподвижно стоять на месте, и в течение долго тянувшегося времени, наверное минуты две с половиной, ничто не нарушало тишину леса.

В конце концов Мюла-ай снова зашевелился. Он явно пытался двигаться тихо, но звуки раздвигаемых листьев и ломаемых ветвей безошибочно достигали ушей Билла. Примерно через полминуты Мюла-ай, видимо, понял, что не сможет двигаться столь же тихо, как Билл, и не сможет найти Билла в темном лесу, пока тот будет там прятаться. Призрачное кудахтанье гемноида поплыло над освещенными луной зарослями и деревьями и достигло ушей Билла. Затем послышался голос Мюла-ая, достаточно отчетливый, хотя и приглушенный расстоянием.

— Очень хорошо. В самом деле, очень хорошо, мой юный друг... — Снова послышалось призрачное кудахтанье. — Но у меня будут еще и другие возможности, и другие способы. А пока всего хорошего — и приятных снов.

Вместе с последними словами послышались звуки, явственно говорившие о том, что гемноид удаляется прочь. Шум и треск становились все тише, пока не пропали где-то вдали. Билл сел на упавшее бревно, чтобы перевести дыхание.

Тот факт, что гемноид готов был пойти на открытое преступление в отношении представителя человеческой расы здесь, на этой нейтральной планете, подтверждал то, что Билл понял во время разговора с Анитой Лайм в долине. Теперь не было никакого сомнения, что ставка в игре между людьми и гемноидами здесь, на Дилбии, была значительно выше, чем казалось на первый взгляд. Почему Биллу об этом не сообщили, оставалось загадкой.

Билл вздрогнул и поднялся на ноги. В лесу стояла полная тишина. Он повернулся и, двигаясь бесшумно, что было результатом его длительной практики и тренировок, снова вышел к обрыву у входа в долину. Там, при свете луны, он измерил угол падения от поворота тропинки, ведшей к воротам в частоколе примерно в пятидесяти ярдах от этого места, и затем прошел расстояние от поворота до ворот, чтобы точно его измерить. Затем вернулся вдоль обрыва к тому месту, где оставил его Холмотоп. Вытащив наверх веревку и обмотав ее вокруг пояса под рубашкой, он выкопал руками углубление возле большого валуна, соорудил вокруг него грубое подобие шалаша из веток и забрался внутрь этого примитивного укрытия. Оно было получше многих подобных укрытий, которые он построил в Школе Выживания на Земле. Свернувшись внутри него и ощущая тепло собственного тела, Билл почувствовал себя вполне уютно... и заснул.

20

Билл проснулся от странного ощущения, что он плывет по воздуху. Резкий толчок окончательно вывел его из сна. Он обнаружил, что его несут. Какое-то мгновение он висел, пытаясь привести мысли в порядок, пока улетучивались последние остатки сна.

Затем он понял. Очевидно, Холмотоп, придя и обнаружив его спящим, подобрал его и без лишних слов забросил к себе в седло. Это вполне соответствовало стилю поведения дилбиан. Во всей этой ситуации был даже какой-то жутковатый юмор. Билл открыл рот и рассмеялся, но смех его больше напоминал кваканье.

— Ты там как, живой? — спросил Холмотоп, не поворачивая головы и не замедляя шага. — Ты спал без задних ног, когда я тебя нашел. Как прошла ночь?

Вместо ответа Билл отпустил ремни Холмотопа правой рукой, повозился за поясом и, достав колотушку от разбойничьего гонга, выставил ее перед глазами Холмотопа.

— Хо, хо! — весело сказал Холмотоп. — Хотя я думал, что ты принесешь сам гонг.

— Эту штуку было легче нести, — сказал Билл со всем безразличием, на какое был способен. — Полагаю, она вполне заменит гонг в качестве доказательства, что я действительно был этой ночью в долине?

— Думаю, да, — рассудительно ответил Холмотоп. — Ты же не мог принести ни то, ни другое, не спустившись вниз и не вернувшись обратно.

Однако Биллу показалось, что в одобрительном тоне Холмотопа звучит некоторое сомнение.

— Что? — спросил Билл. — Что-то не в порядке — насчет того, что я спустился по скале в Долину Разбойников и таким же образом вернулся обратно?

— Не в порядке? Нет, я бы этого не сказал, — задумчиво ответил Холмотоп, — но совсем другой вопрос в том, что Коротышка может сделать то, чего мы сделать не можем, — не потому, что Коротышка умнее, а просто потому, что он такой маленький, что ему это сделать легче. Скажем, чтобы залезть в небольшую нору в земле, надо быть достаточно маленьким, и потому никто из нас этого сделать не в состоянии.

— О, — сказал Билл, почувствовав себя так, словно из него выпустили воздух.

Он знал, как тяжело было спускаться и подниматься по той скале. Ему никогда не приходило на ум, что связанные с этим трудности и опасности могут ничего не значить для дилбианина — из-за того, что дилбианин не в состоянии повторить это сам. Спуск по отвесной скале переставал быть для дилбиан подвигом и становился чем-то вроде магии. Никто не ожидал от человека на Земле, что он будет плавать так же хорошо, как рыба. В конце концов, он не был рыбой.

— Видишь ли, — помолчав, сказал Холмотоп. — Я подумал, что тебе следует знать, каковы дела, Кирка-Лопата. Насчет твоих трюков — все это очень хорошо, все знают, что вы, Коротышки, способны и не на такое. Но какая от этого польза для нас, реальных мужчин, женщин и детей? Вот что мы хотели бы знать! Так что, если ты снова заберешься мне на спину, мы продолжим наш путь в деревню.

Билл молча последовал его совету. Он пребывал все в том же задумчивом молчании, пока они не вступили на главную улицу деревни. Казалось, и Холмотоп не стремился прерывать течения его мыслей.

Однако, когда перед ними возникло Представительство и Холмотоп направился мимо него в сторону кузницы, Билл начал протестовать.

— Эй! — сказал он, наклонившись к правому уху Холмотопа. — Опусти меня здесь на землю. Мне еще нужно кое-что сделать, прежде чем я начну, разговаривать с народом, — в том числе съесть что-нибудь на завтрак. Ты, наверное, забыл, что я сегодня ничего еще не ел?

— Ты знаешь, — удивленно сказал Холмотоп, — это как-то совсем вылетело у меня из головы. Что ж, полагаю, это естественно. Если сам позавтракал, то считаешь, что и все остальные тоже.

— Встретимся через полчаса у кузницы, — сказал Билл, направляясь в сторону Представительства.

Ему крайне необходимо было кое-что выяснить, прежде чем он предстанет перед собранием жителей деревни. Это была главная причина его задержки, но тем не менее нужно было и позавтракать. Поэтому он снова отправился на кухню, и лишь после того, как соорудил себе завтрак, почти дилбианский по объему, принялся за поиски необходимой ему информации.

Он без особого труда нашел ее в информационном компьютере — полный текст сказки о трех поросятах и краткие сведения о методах и тактике средневековых войн. Ознакомившись с информацией, он сунул колотушку за пояс, откуда ее вытащил, пока завтракал, вышел из Представительства и направился к кузнице.

Он обнаружил там не только кузнеца с Холмотопом, но и других жителей деревни, а из домов выходили новые, идя следом за ним, пока он двигался к кузнице, и, когда ступил под навес, приветствуя Холмотопа и Плоскопалого, собралась уже порядочная толпа.

— Доброе утро, Кирка-Лопата, — ответил кузнец, не отрывая взгляда от предмета за поясом Билла. — Твой щит и меч готовы. Хочешь попробовать?

— Сейчас, — с наигранной беспечностью ответил Билл. — У тебя не найдется гвоздя и молотка?

— Надо полагать, — ответил кузнец.

Он повернулся к одному из стоявших рядом столов, покопался в хламе, которым тот был завален, и извлек нечто вроде короткой кувалды и самодельный гвоздь из местного железа.

С кувалдой нелегко было управляться одной рукой, держа другой гвоздь. Сам гвоздь был примерно восьми дюймов в длину — треугольный клин из серого местного железа, с утолщением на одном конце вместо головки и довольно тупым острием на другом. Тем не менее Билл сумел забить его в один из столбов, поддерживавших крышу навеса. Затем он вернул кувалду кузнецу, достал из-за пояса колотушку и подвесил ее на только что забитый гвоздь.

По толпе, которая теперь плотным кольцом окружала навес кузнеца, пробежал удивленный ропот. Кузнец искоса посмотрел на колотушку.

— Да, — сказал он минуту спустя. — Я помню, как сам сделал для Костолома эту железяку. Это было лет восемь или десять назад. До этого они били в свой гонг деревяшкой.

Он повернулся к Биллу. Сзади, над опаленной шкурой на широком правом плече кузнеца, Билл увидел выжидающе смотревшего на него Холмотопа.

— Значит, ты в самом деле был прошлой ночью внизу, на территории разбойников, верно, Кирка-Лопата? — сказал кузнец. — Как тебе это удалось?

— Что ж, могу рассказать, — ответил Билл.

Толпа вокруг навеса смолкла, и Билл понял, что от него ждут чего-то большего, чем простого рассказа о его ночных похождениях. Сейчас не время было проявлять скромность. Собственно, скромность не слишком высоко ценилась среди Дилбиан, за исключением тех случаев, когда она служила прикрытием для тайного бахвальства. Дилбиане в этом отношении напоминали хороших рыболовов, которые всегда преувеличивают размер, вес и количество своей добычи.

— Могу рассказать, — повторил Билл. — Все вы знаете, что из себя представляет долина. Со всех сторон ее окружают высокие скалы, единственный вход перегорожен частоколом. А ворота в частоколе закрываются с заходом солнца. Вы думаете, что в долину даже муха не пролетит. Но я туда пробрался и не хвастаюсь этим. Знаете почему?

Он подождал, пока кто-нибудь не спросит почему. На помощь пришел кузнец.

— Почему, Кирка-Лопата? — спросил Плоскопалый.

— Потому что это было совсем просто для Коротышки вроде меня, — сказал Билл, помня о том, как отнесся к его скалолазанию Холмотоп, когда они возвращались в деревню. — Даже если бы это было тяжело для настоящего мужчины, тот факт, что для меня это было легко, не позволяет мне особенно этим гордиться. Вы спрашиваете, как я проник в долину? Мне хватит двух или трех слов, чтобы рассказать, как я проник в долину. Я спускался по одной из скал, пока не оказался внизу. А когда я собрался возвращаться, я взобрался обратно по той же скале!

На мгновение наступила абсолютная тишина, а затем из толпы послышался недоверчивый ропот. Билл остановил их, подняв руку.

— Нет, нет, — сказал он. — Как я уже говорил, я этим не особенно горжусь. Конечно, вы можете сказать, что я поступил весьма самоуверенно, отправившись в это разбойничье логово в одиночку, и никто не смог бы мне помочь, если бы меня обнаружили. Кто из вас решился бы на подобное, особенно после захода солнца?

Билл замолчал, ожидая ответа. Но из толпы не отозвался ни один доброволец, которому доставила бы удовольствие подобная экскурсия.

— Но, повторяю еще раз, — продолжил Билл, — так или иначе, я не могу поставить себе этого в заслугу.

В ответ на такое заявление послышался изумленный гул, отчего на ум Биллу пришло довольно забавное сравнение с басовитым гудением роя огромных шмелей. Он подождал, пока шум утихнет, и продолжал:

— Нет, я не испытываю особой гордости по этому поводу. Мне, собственно, совсем не было страшно идти в одиночку среди разбойников, чтобы стащить эту колотушку, которая здесь висит. Видите ли, я знал, что, если столкнусь с кем-то из них, то смогу справиться с ним без особых проблем.

— А если бы ты столкнулся с целой компанией? — спросил голос из толпы. — Что тогда, Кирка-Лопата?

— Это меня вовсе не волновало, — ответил Билл. — Я мог бы справиться с любым их количеством, с каким мне пришлось бы столкнуться. — В толпе прямо перед ним возникло какое-то шевеление, и он увидел невероятно толстую фигуру Еще-Варенья, скромно пробиравшегося в первые ряды. — Мы, Коротышки, знаем, что в таких случаях делать. Вот почему я не боюсь поединка с Костоломом. Вот почему, несмотря на то, что мы настолько меньше вас и Толстяков, мы, Коротышки, ни перед кем не тушуемся. Все это благодаря тому, что мы знаем. И именно потому я без страха отправился в долину и принес эту колотушку.

Билл замолчал. Толпа вокруг навеса, как он теперь мог видеть со своей позиции наверху бочки, была даже больше, чем накануне, когда он состязался с кузнецом в поднятии тяжестей. Все с нескрываемым интересом смотрели на него. Он молчал, ожидая вопроса, который кто-то из них должен был задать, если от него ждали продолжения. Наконец вопрос задал из первого ряда Еще-Варенья.

— Все это крайне интересно, Кирка-Лопата, — мягко сказал Еще-Варенья. — Может быть, расскажешь нам, что же такое знаете вы, Коротышки, что помогает вам управляться с разбойниками? Дело в том, — продолжал Еще-Варенья, бросив через плечо быстрый взгляд назад на своих соплеменников, а потом снова повернувшись к Биллу, — я не думаю, что большинству присутствующих здесь это понравится, но старой толстой развалине вроде меня это простительно. Мы не в состоянии справиться с этими разбойниками, они нападают целой бандой на какого-нибудь одинокого крестьянина, а что может один против толпы? Мы никогда не знаем, когда они придут, а к тому времени, когда мы собираемся вместе, чтобы выступить против них, они уже в полной безопасности, в своей долине. Так что мы почти оставили все попытки справиться с ними. Но ты говоришь, Кирка-Лопата, что есть какой-то способ? Может быть, расскажешь нам какой?

— Ну что ж, — ответил Билл, — как вы знаете, у нас, Коротышек, есть соглашение с Толстяками не говорить больше необходимого о делах своей родной планеты. Если Толстяки не говорят лишнего, то и мы не говорим — и наоборот. Так что я не могу прямо рассказать вам о том, что знаю.

— Ты имеешь в виду, Кирка-Лопата, — голос Еще-Варенья приобрел странный вкрадчивый тон, прозвучавший сигналом тревоги в голове Билла, — что ты знаешь нечто, что могло бы помочь нам, здесь, в деревне, и отказываешься рассказать нам об этом?

— Извините, — сказал Билл. В толпе поднялся глухой ропот недовольства, начавший перерастать в гнев. Билл поспешно продолжал: — Я дал слово, что не буду ничего говорить, как и все Коротышки и Толстяки, которые прилетели сюда, чтобы познакомиться с вашим народом. Но... — Билл сделал паузу, глубоко вздохнул, мысленным пинком вышвырнул Договор о Невмешательстве между людьми и гемноидами за окошко и позаимствовал страничку из книги Аниты, когда наблюдал за ней сквозь щель в занавеске из шкур, — позвольте мне рассказать вам историю про моего дедушку.

21

— Все это началось с истории, которая в свое время была широко известна среди нас, Коротышек...

Едва Билл успел произнести первые слова, как его прервали.

— Само собой, как же! — крикнул кто-то из первых рядов, и, посмотрев вниз, Билл увидел нескольких дилбианок, стоявших одной группой. Он узнал в говорившей Штучку-или-Две, рядом с которой возвышалась высокая фигура Совершенно Очаровательной. — И, само собой, сейчас ты собираешься рассказать нам еще одну такую же. Это позор, вот что это такое, — самый настоящий позор — то, как мужчины этой деревни стоят вокруг и выслушивают всю чушь, которую несут Коротышки вроде тебя, не обращая внимания на обычаи, манеры и традиции! Почему никто из вас не выступит и не скажет этому Коротышке, чтобы он шел подальше со своими историями?

— Заткнись! — огрызнулся другой женский голос. Билл увидел, что рядом с Еще-Варенья появилась Красотка и теперь смотрела из-за его громадного брюха на старшую дилбианку, словно терьер, рычащий на незваного гостя из-за приоткрытой двери. — Ты ждешь не дождешься, когда я уйду из гостиницы, чтобы вы вместе с Жестяным Ухом могли прибрать к рукам моего отца. Так вот, я никуда не уйду! Ты дашь Кирке-Лопате говорить, или...

— Вы слышали? — завопила Штучка-или-Две, поворачиваясь к толпе. — Вы слышали, что она мне сказала, — мне, которая годится ей в матери! Вот до чего дошло! Хорошо, что я не ее мать, а не то...

— А не то что? — воинственно спросила Красотка, направляясь к ней. Еще-Варенья преградил ей путь, подняв тяжелую лапу.

— Тихо, тихо, дочка, — миролюбиво проворчал он. — Держи себя в руках...

Все еще ворча, но подчиняясь, Красотка позволила отодвинуть себя назад, по другую сторону от Еще-Варенья.

— В то же самое время, — продолжал Еще-Варенья, перекрывая голос Штучки-или-Две, которая снова попыталась было что-то сказать, — насколько я помню, Кирка-Лопата собирался нам о чем-то рассказать. И, я полагаю, большинство из нас согласится со мной, что, поскольку он совершил весьма интересный поступок, отправившись в Разбойничью Долину за этой колотушкой для гонга, мы должны, по крайней мере, выслушать то, что он собирается сказать сейчас. Это само по себе может оказаться интересным.

— Так вот, — начал Билл, — как я уже начал говорить, все началось с истории, известной у нас, Коротышек. В ней рассказывается о некоей разновидности Коббли, из тех, что были у нас, Коротышек, — сейчас там, откуда я прибыл, их почти уже не осталось, но когда-то они у нас были. Эта история — про такого Коббли и про трех братьев.

Толпа озадаченно замолчала. Билл внезапно осознал, что все смотрят на него каким-то особенным, зачарованным взглядом, какой он иногда встречал у детей, слушающих сказку или смотрящих представление.

— У этого Коббли... — Он сделал паузу, чтобы откашляться, затем продолжал: — Была одна могучая способность. Он мог сдувать камни — даже огромные булыжники — со своего пути. Он мог даже, дунув, свалить дерево, словно буря. Так вот, эти трое братьев начали строить себе дома. Никто из них еще не был женат, так что они отправились в лес, и каждый выбрал себе место, чтобы построить дом.

Билл на мгновение замолчал, чтобы убедиться, что внимание слушателей полностью поглощено его повествованием. Глядя на них, он решил, что подобного внимания с их стороны не встречал еще никогда. Он продолжил:

— Видите ли, все они знали про Коббли, который жил в этом лесу, и мог сдувать деревья, и все такое прочее, так что они были крайне заинтересованы в том, чтобы построить дом, который защитил бы их от Коббли.

Билл перевел дыхание.

— Первый брат был самым ленивым. Он решил, что будет вполне достаточно, если он просто возьмет кучу прутьев и маленьких веточек, свяжет их вместе и построит из них себе дом. Он принялся за работу, и через полтора дня дом был готов. Единственное, что было сделано не из легких веточек, — это прочный запор для входной двери; этот запор был укреплен на двух столбах, глубоко вкопанных в землю.

«Посмотрим, как Коббли прорвется через этот запор!» — сказал он и улегся спать.

Тем временем двое других братьев, не закончив свое строительство, отправились в ближайшую деревню, где они были в безопасности. Взошла луна, Коббли вылез из своего логова, отправился бродить по лесу и вскоре учуял первого брата в его доме и облизнулся — ПОТОМУ ЧТО НАШИ КОББЛИ ОБОЖАЛИ КУШАТЬ ЛЮДЕЙ ЖИВЬЕМ.

Билл произнес последнюю фразу столь впечатляюще и кровожадно, как только мог. Он был вознагражден, получив в ответ тихий стон напряженного ожидания и ужаса, особенно со стороны представительниц женского пола.

— Да, — продолжал Билл еще более решительным и впечатляющим тоном, — этот Коббли был голоден настолько, насколько может быть голоден Коббли. Итак, он подошел к двери дома, сделанного из веток, и попытался открыть дверь...

Из толпы перед ним снова послышался громкий стон напряженного ожидания и муки.

— Но Коббли, — сказал Билл, пристально глядя на слушателей, — на этом не остановился. Он постучал в дверь... — Билл поднял руку и постучал костяшками пальцев по деревянной балке над головой. Толпа дилбиан содрогнулась. — Он снова постучал. И снова, — сказал Билл. — Наконец его стук разбудил брата, который был в доме. «Кто там стучит?» — спросил брат. «Это всего лишь запоздалый путник, который просит ночлега», — ответил Коббли...

Со стороны толпы послышался возбужденный стон. Билл продолжал:

— «Тебе меня не одурачить, — ответил брат. — Я знаю, что ты — Коббли, который живет в этом лесу, и хочешь меня съесть. Но я перегородил дверь прочной перекладиной, и тебе ее не сломать. Так или иначе, я не собираюсь тебя впускать. Ступай себе восвояси и не мешай мне спать». — «Впусти меня немедленно! — зарычал Коббли. — Впусти меня, а не то я дуну, плюну, и от твоего дома ничего не останется!»

Услышав это, первый брат очень испугался и спрятался под одеяло. Но Коббли, который был снаружи, дунул, плюнул, и, прежде чем вы успели бы моргнуть, он сдул дом, схватил первого брата и сожрал его!

Толпа застонала.

— Что ж, — продолжал Билл, — Коббли, наевшись, отправился домой спать до следующей ночи. На следующую ночь он снова вышел на охоту. Третий брат еще не закончил строить дом и вернулся в селение. Но второй брат закончил строить свой дом. Он построил вполне неплохой дом из бревен. Так что, когда Коббли пришел и попробовал его дверь, он понял, что нечего и пытаться вломиться туда. Тогда он постучался ко второму брату, так же, как он стучался к первому, сказав, что он путник, который ищет ночлега. «Тебе меня не одурачить, — крикнул второй брат. — Я знаю, что ты Коббли, который живет в этом лесу и уже съел одного из моих братьев. Но тебе не сломать мою дверь». — «В таком случае, — ответил Коббли, — я просто дуну, плюну и тоже снесу твой дом». «Тебе не снести дом из бревен!» — закричал второй брат, но, несмотря на столь смелое заявление, испугался и спрятался под одеяло, так же как и первый брат. Тем временем Коббли набрал полную грудь воздуха и стал дуть, дуть, дуть, пока наконец банг! — из стены перед ним не вылетело бревно, потом еще одно, а за ним еще одно — а затем дом из бревен развалился на куски, и он ворвался внутрь и сожрал второго брата!

Стон, пронесшийся по толпе на этот раз, был наиболее искренним подтверждением того, что его рассказ воспринимается со всей серьезностью.

— На следующую ночь, — сказал Билли сделал драматическую паузу, — Коббли сном отправился на охоту. Он искал и искал, и, хотя он был уверен, что третий брат где-то в лесу, он нигде не мог найти его дом. Наконец маленький лучик света, пробивавшийся сквозь темноту, привел его к нему. Ничего удивительного, что Коббли не мог заметить этот дом. Он уже проходил мимо него два или три раза. Но этот дом был сделан, — Билл снова сделал паузу, и слушатели затаили дыхание, — из камня!

В течение долгих секунд слушатели стояли не дыша, застыв в напряженном ожидании. Но затем на их лицах постепенно начало появляться озадаченное выражение. Они снова начали дышать. Многие из них искоса бросали взгляды друг на друга, и послышался ропот. Наконец сзади послышался чей-то голос:

— Ты сказал — из камня, Кирка-Лопата?

— Совершенно верно, — ответил Билл.

— Ты имеешь в виду — из кусков камня? — спросил из передних рядов Еще-Варенья.

— Именно так, — ответил Билл. — Третий брат сложил свои стены, начав снизу с больших булыжников, а затем переходя к все меньшим и меньшим камням, плотно укладывая их и промазывая промежутки между ними сырой глиной, которая вскоре затвердела. Он уложил на каменные стены деревянные балки, а затем поставил крышу из тяжелых бревен, спускавшихся с главной перекладины, опиравшейся на четыре столба, поставленных в одну линию и вкопанных в землю.

Насколько было известно Биллу, никто из дилбиан никогда не помышлял о том, чтобы построить дом с каменными стенами. Судя по всему, как он заметил, наблюдая и слушая со своей бочки, эта идея была совершенно новой для жителей деревни. Потребовалось некоторое время, чтобы недоверчивые, и изумленные голоса наконец утихли. Но в конце концов все смолкли, словно заинтересованные дети, и все взгляды вновь обратились к нему.

— Продолжай, Кирка-Лопата, — сказал Еще-Варенья. — Третий брат был внутри своего дома из камня, а снаружи был Коббли, который знал, что он там. Что было дальше?

— Полагаю, вы сами можете догадаться, — сказал Билл, — что Коббли, естественно, не повернулся и не ушел, оставив третьего брата в покое.

Селяне понимающе загудели, искренне соглашаясь с ним. Они явно полагали, что никакой Коббли, сожрав двоих из трех братьев, не оставил бы в покое третьего.

— Коббли постучал в дверь — это была деревянная дверь, но три перекладины надежно удерживали ее изнутри... — начал Билл, но на этот раз его прервали из первых рядов слушателей.

— Он-постучал-в-дверь-и-сказал-что-он-путник-и-спросил-можно-ли-войти — а-брат-сказал-что-нет... — выпалила Совершенно Очаровательная, не в силах выдержать дальнейшего напряжения.

— Совершенно верно, — быстро сказал Билл, прежде чем остальные успели наброситься на возбужденную Совершенно Очаровательную, чтобы остановить ее. — И, конечно, Коббли ответил ему так же, как и первым двум братьям, сказав, что он дунет, плюнет и снесет дом. И знаете, что сказал ему третий брат?

Отрицательно качая головами, все, как один, ответили, что не знают, не без нескольких неприязненных взглядов в сторону Совершенно Очаровательной, хотя та настаивала на своем невежестве столь же громко, как и остальные.

— Третий брат сказал, — таинственно проговорил Билл. — «Можешь дуть и плевать сколько хочешь, Коббли, но ты ничего не сможешь сделать с этим домом!» И с этими словами он вновь вернулся к своей работе, заканчивая укладывать глину вокруг очага, который он сделал в одной из стен. Что ж, — продолжал Билл, — Коббли дул и плевал, дул и плевал! И ДУЛ, и ПЛЕВАЛ! Но он не смог даже пошевелить этот каменный дом.

Эта информация вызвала радостные возгласы обитателей Мокрого Носа.

— Но Коббли не сдавался... — сказал Билл, когда толпа несколько успокоилась.

Мгновенно вновь наступила полная тишина. Он почувствовал на себе напряженный взгляд дилбиан.

— Коббли посмотрел на дверь и понял, что ему никогда туда не попасть, — сказал Билл. — Но потом Коббли посмотрел на крышу — и что же он там увидел? Трубу от очага, который только что соорудил третий брат. А на самом ее верху была дыра, которая вела прямо внутрь дома. Тогда он прыгнул на крышу...

Толпа снова в страхе застонала.

— Он взбирался по бревнам крыши, пока не оказался у основания трубы. Он влез по трубе и увидел там дыру. И, даже не посмотрев, он нырнул прямо в нее!

По толпе селян пронесся вздох. Билл молча стоял, давая им возможность ярко представить себе Коббли, прыгающего в трубу прямо на беззащитного третьего брата. Затем очень медленно заговорил снова.

— Но... — сказал он и опять сделал паузу, — третий брат ожидал чего-то подобного. У него уже были сложены ветки и дрова в очаге под кухонным котлом, и этот котел, очень большой, был полон воды. Когда он услышал, что Коббли забрался на крышу и начал исследовать трубу, он зажег огонь под котлом. Когда Коббли прыгнул в трубу, он свалился прямо в котел, прямо в воду и утонул. И третий брат сварил его и сам съел на обед!

Сомнительно, что когда-либо деревня Мокрый Нос в Нижних Землях на Дилбии видела подобную реакцию на счастливый конец рассказа, как та, что последовала затем. Даже сам Билл, наполовину оглохший на своей бочке, где он счел за лучшее остаться, с трудом мог поверить в собственный успех рассказчика.

— Только один вопрос, Кирка-Лопата, — сказал Еще-Варенья, когда порядок восстановился. — Кажется, ты говорил что-то насчет того, что все это имеет какое-то отношение к твоему дедушке? Как с этим связан твой дедушка?

— На самом деле, — сказал Билл, — этот дедушка приходился мне очень дальним родственником, и я сам узнал о нем только несколько лет назад. Видите ли, после того как история о трех братьях стала широко известна, многие из нас, Коротышек, начали строить дома из камня. Это было во времена, которые там, откуда я пришел, назывались «Средними Веками». Коротышки построили несколько каменных домов, которые были размером со всю эту деревню, и вы ни за что не смогли бы в них попасть.

При этих его словах в толпе послышался было озадаченный ропот, но быстро стих. Билл обнаружил, что их внимание все еще привлечено к нему.

— Некоторые Коротышки, — сказал Билл, особо подчеркивая слово «некоторые», — начали пользоваться тем преимуществом этих больших каменных домов, что в них никто не мог забраться — примерно так же, как Костолом пользуется преимуществами своей долины. Так что потребовалось найти способ, как все-таки проникнуть в эти каменные дома. И у моего дедушки появилась идея. К стенам каменных домов нельзя было подойти слишком близко, потому что из высоко расположенных окон вниз сбрасывали огромные камни и тому подобное. Вокруг некоторых домов были даже дополнительные стены, с платформами внутри, так что люди могли сбрасывать камни на каждого, кто пытался перебраться через стену снаружи...

— То же самое, что делают разбойники, — пробормотал голос из толпы.

— Но ты сказал, что твой дедушка придумал способ, как это обойти? — мягко спросил Еще-Варенья.

Толпа затихла, ожидая ответа Билла.

— По сути дела, да, — сказал Билл. — Он подумал: почему бы не сделать нечто вроде большого щита, который можно было бы толкать перед собой, предохраняясь от камней, подойти вплотную к стене, а затем, прикрываясь щитом, начать копать под стеной, сделать подкоп и выйти с внутренней стороны!

Билл закончил свою речь на выразительной ноте и стал ждать. Но никакой реакции не последовало. Селяне стояли, глядя на него в течение долгих, тянувшихся в тишине секунд. Билл увидел, что Еще-Варенья пошевелился, бросая налево и направо неуверенные взгляды, но толстый дилбианин не издал ни звука. Тишину наконец нарушил Плоскопалый.

— Чтоб меня на куски изрубили! — воскликнул кузнец. — И почему мы об этом не подумали?

Слова Плоскопалого внезапно развязали языки всей аудитории — впечатление было такое, словно из полной бочки внезапно вытащили затычку, — хлынул поток восклицаний и комментариев. Внезапно все заговорили одновременно — более того, они разбились на небольшие группы, чтобы обсудить между собой новую проблему.

Толпа окружила Плоскопалого, который хрипло давал указания и разъяснял практически, что нужно для постройки подобного щита.

Билл ощутил внезапный толчок под локоть, от которого он пошатнулся. Он быстро повернулся и увидел перед собой Красотку, которая явно пыталась привлечь его внимание.

— Послушай, Кирка-Лопата! — поспешно сказала Красотка. — Я пришла сюда, чтобы поговорить с тобой, но ты все время разговаривал со всеми, и мне пришлось ждать, пока ты не закончишь.

— Поговорить? О чем? — спросил Билл.

— О том, что я видела, конечно! — сказала Красотка. — О чем же еще?

Билл почувствовал, что теряет терпение.

— Так что же ты видела? — спросил он, стараясь оставаться как можно более спокойным.

— Его, конечно! — сердито сказала Красотка. — О чем я тебе и говорю! И он тайком выбирался из Представительства. Я знала, что он не должен быть там, когда там нет тебя, и потому сразу же пришла сюда, чтобы сказать тебе об этом. Но ты был настолько занят разговором, что мне пришлось ждать. Поэтому я говорю тебе об этом сейчас. Этот Толстяк что-то затевает, не будь я дочерью Еще-Варенья!

— Толстяк? — ошеломленно переспросил Билл. — Ты видела, как Мюла... я имею в виду, Брюхо-Бочка только что выходил из Представительства?

— Совсем недавно, пока ты говорил. Вероятно, сразу после того, как ты начал говорить.

У Билла неприятно засосало под ложечкой.

— Я лучше пойду посмотрю... — сказал он и направился сквозь толпу вниз по склону холма. Он обнаружил, что Красотка идет с ним рядом и подумал, не сказать ли ей, что он во всем разберется сам. Затем решил, что неплохо иметь ее рядом на случай, если существует еще какая-то информация о пребывании Мюла-ая в Представительстве, которой она ему пока не сообщила.

Во всяком случае, она оставалась рядом, когда они добрались до Представительства и вошли внутрь через главный вход. В холле все выглядело нетронутым, и Билл направился дальше. Обходя комнату за комнатой, он не обнаружил ничего подозрительного, ничего, что могло бы объяснить визит гемноида в человеческое Представительство.

Лишь когда они добрались до склада и мастерской, где стоял программируемый токарный станок и на стенах висели инструменты, Билл почувствовал, тут что-то не в порядке. Он остановился, медленно обводя взглядом мастерскую. Чем отличалось то, что он видел сейчас, от того, что он видел, когда был здесь последний раз? Он долго не мог понять. Затем ему в глаза бросилось пустое место на одной из увешанных инструментами стен.

Там, где было пустое место, раньше висел ручной лазерный сварочный излучатель. Теперь его не было.

— В чем дело, Кирка-Лопата? — спросила Красотка почти сердито над его правым ухом. — Из-за чего ты остановился?

Он ее не слышал. Внезапно он понял все. Мюла-ай знал, что Билл прошлой ночью был в долине. Он также знал, что теперь об этом знают и все жители деревни и вскоре об этом будут знать жители всех ближайших окрестностей. Связь между этим и исчезнувшим лазерным излучателем ярко вспыхнула в мозгу Билла. Этот излучатель мог убивать. Его смертоносный луч мог пронзить кости и мускулы дилбианской спины до самого дилбианского сердца, с расстояния до пятнадцати футов. С этим излучателем, ночью, в долине, Мюла-ай мог выбрать момент, когда Костолом в одиночку выйдет на свою обычную вечернюю прогулку. Он мог пронзить предводителя разбойников лазерным лучом сзади и оставить его там, бросив рядом оружие, явно сделанное руками Коротышек. После этого никто не сможет упрекнуть дилбиан в том, что они решат, будто Билл еще раз вернулся в долину и избежал поединка, убив своего противника самым трусливым и вероломным способом.

Билл вышел из задумчивости и резко развернулся. Он должен был поймать Мюла-ая прежде, чем Мюла-ай сумеет снова попасть в Разбойничью Долину.

Его плечи поникли и вместе с ними — его воодушевление. Он вспомнил, как долго он продолжал говорить, после того как первый раз заметил в толпе Красотку, стоявшую рядом с Еще-Варенья. Мюла-ай мог давно уже его опередить. Не было никакой надежды на то, что Билл сумеет поймать его, прежде чем тот уже будет в безопасности за частоколом и воротами Разбойничьей Долины. А жители деревни никогда не смогут закончить свой щит, подобраться с ним к разбойничьей стене и сделать подкоп в долину под частоколом, прежде чем ночь положит конец этой операции.

Мюла-ай сможет оставаться в безопасности за частоколом в Разбойничьей Долине, пока не наступит ночь. А одного слова, сказанного им Костолому, будет достаточно, чтобы была выставлена стража, и Билл не сможет без риска для себя второй раз спуститься по скалам, чтобы предупредить предводителя разбойников.

22

Красотка продолжала допытываться, что с ним. Билл собрался с мыслями и показал на пустое место на стене.

— Здесь была одна штука, — сказал он ей. — Это штука Коротышек, но если Мюла-ай ею воспользуется, он может причинить кому-нибудь вред. И он уже отправился в долину, так что нам не удастся догнать его и отобрать ее.

— Что же нам теперь делать? — спросила Красотка.

— Почему бы тебе не попросить отца сходить в лагерь к разбойникам? — предложил Билл. — Он мог бы следить за Мюла-аем, так что никто не узнал бы, в чем дело, и если Мюла-ай попытался бы сделать что-то с этой штукой, он мог бы поднять тревогу.

— Поднять тревогу, как же! — презрительно сказала Красотка. — Если Брюхо-Бочка только попробует что-то сделать с этой штукой, чем бы она ни была, мой отец просто прыгнет на него — сзади, естественно, чтобы штука ему не повредила, — и раздавит его в лепешку!

— Ну да, — осторожно согласился Билл.

Он мало верил, что кто-либо из дилбиан, даже сам Костолом, мог бы противостоять могучим, привыкшим к повышенной гравитации мускулам гемноида. Еще-Варенья, возможно, и наводил в молодости ужас на окрестности, но теперь он был стар и теперь он был толст — одно другому вовсе не противоречило. Билл не разделял дочерней убежденности Красотки в физических возможностях Еще-Варенья. Но, с другой стороны. Еще-Варенья был столь же хитер, как и любой другой дилбианин, и вряд ли позволил бы загнать себя в ловушку, где он оказался бы один на один с кем-то, кто легко мог его одолеть.

— Я пойду прямо сейчас, — сказала Красотка и, не теряя времени, повернулась и быстро вышла.

Что ж, подумал он, пусть будет так. Но нужно что-то предпринять. Ситуация требовала более существенных мер, чем посылка Еще-Варенья следить за Мюла-аем.

Было утро, но не было никакой надежды на то, что удастся уговорить жителей деревни сделать подкоп под частоколом, перегородив вход в долину, пока не наступит ночь. А когда наступит ночь, Мюла-ай будет иметь все шансы избегать Еще-Варенья, чтобы убить Костолома.

Что-то надо было делать — и делать до захода солнца. Билл попытался продумать план атаки, к которой он намеревался привлечь селян, и понял, что они не успеют овладеть долиной в тот же день до заката. Это просто невозможно.

Тут он вскочил на ноги, издав едва ли не дилбианский радостный рык. Действительно, методом подкопа, который он объяснял селянам, не удалось бы пробить брешь в защите Разбойничьей Долины до наступления ночи. Но он забыл, что в средние века существовал другой, более простой способ взятия крепостей штурмом. Собственно, он забыл про самый очевидный из всех способов.

Он повернулся и, поспешно выйдя из Представительства, снова направился по дороге к кузнице, вокруг которой теперь толпились дилбиане из деревни и с близлежащих ферм, большинство с оружием — от мечей до топоров или местных кос с тяжелыми рукоятками. Холмотоп заинтересованно смотрел на Плоскопалого, который руководил изготовлением описанного Биллом щита. Билл замедлил шаг и не спеша подошел к группе. Как обычно, прошло несколько секунд, прежде чем дилбиане его заметили.

— О, это ты, Кирка-Лопата, — сказал кузнец. — Как ты думаешь, не должны ли направляющие быть длиннее — здесь, в задней части щита?

Билл внимательно изучил конструкцию. По его человеческим меркам она была столь же высокой, широкой и тяжелой, как и изгородь-частокол самих разбойников. Лишь могучие мускулы дилбианина могли бы справиться с подобным сооружением, протащив его через лес на несколько миль, отделявших деревню от входа в долину. Оно было рассчитано на то, чтобы перемещаться на трех заостренных бревнах, которые служили его основанием и должны были играть роль полозьев, на которых щит будут толкать по направлению к стене. Щит был установлен на этих бревнах с наклоном назад и прочно закреплен, возвышаясь над бревнами футов на пятнадцать. Увидев все это, Билл удовлетворенно улыбнулся и энергично кивнул.

— Отлично, Плоскопалый, — сказал он. — Мужчины, которые станут его толкать, наверняка будут в безопасности, когда подойдут к стене. Да, это хорошая защита, этот щит! Нет ничего важнее безопасности, когда идешь в атаку на подобную банду.

— Да, он позволит нам подойти близко, — согласился кузнец, хотя и слегка нахмурившись, когда Билл второй раз упомянул слово «безопасность». — Затем, когда мы подойдем близко, мы сделаем подкоп и набросимся на них.

— Вот это замысел! — с энтузиазмом воскликнул Билл. — Обеспечить себе максимальную защиту, пока не окажешься внутри, а потом наброситься на них. Пусть вас не беспокоит, что подкоп займет некоторое время. Лучше быть в безопасности, чем... извини, я постоянно это повторяю.

К этому времени остальные дилбиане, трудившиеся над щитом, оставили свою работу и собрались вокруг. Как и Плоскопалый, все они теперь хмуро смотрели на него.

— Мы вовсе не станем беспокоиться, Кирка-Лопата, — угрюмо проворчал Плоскопалый. — Мы слишком долго ждали, когда можно будет расправиться с разбойниками, чтобы волноваться по поводу того, что нам придется немного покопаться в земле, чтобы до них добраться.

— Хорошо, хорошо! — решительно сказал Билл. — Я знаю. Но ведь нет ничего страшного в том, чтобы действовать осторожно, верно?

— Что значит «действовать осторожно»? — взорвался кузнец. — Что вообще значит та «безопасность», о которой ты постоянно твердишь? Мы собираемся расправиться с разбойниками, и чем скорее, тем лучше!

— Конечно, конечно! — поспешно ответил Билл. Он увидел Холмотопа, который с интересом смотрел на него из-за плеча кузнеца. Билл продолжал: — Просто нет никакого смысла в том, чтобы пострадало много народу. Вот почему я предложил такой способ проникновения в долину. В конце концов, это самый безопасный путь, даже если он потребует больше времени, чем другие.

— Какие другие? — прорычал Плоскопалый. — Ты хочешь сказать, что есть и другие способы — более быстрые? Способы, о которых ты не говорил нам, потому что думал, что мы озабочены собственной БЕЗОПАСНОСТЬЮ?

— Конечно, есть множество других способов, — сказал Билл. — Но насколько я понимаю, один на один эти разбойники намного сильнее вас...

— Кто это сказал? — прорычал один из дилбиан, до этого трудившийся над щитом.

В лапах у него был топор, которым он замахнулся на Билла, так что у того пересохло в горле. Внезапно началось нечто невообразимое, все мужчины деревни кричали на Билла. Плоскопалый взревел, наводя порядок, и угрожающе повернулся к Биллу.

— Теперь послушай меня, Кирка-Лопата! — сказал Плоскопалый. — Мы все, жители Мокрого Носа, свалили бы эту стену голыми руками, если бы считали, что это возможно! Тебе что, неприятностей захотелось?

— Нет, конечно, нет! — поспешно сказал Билл. — Я с радостью расскажу вам про более быстрые способы проникнуть сквозь ворота в этом частоколе. Как я уже сказал, их множество...

— Какой самый быстрый? — требовательно спросил Плоскопалый.

— Самый быстрый? — переспросил Билл. — Самый быстрый — использовать ствол дерева.

Сборище дилбиан тупо уставилось на него. Биллу не верилось, что они воспримут его предложения воспользоваться стволом дерева как тараном против ворот. Очевидное для него вовсе не очевидно для дилбиан.

— Вы берете ствол, — объяснил Билл. — Вы обрезаете все сучья, кроме некоторых, которые вы оставляете вдоль его длины в качестве рукояток. Затем несколько мужчин поднимают этот ствол, разбегаются и ударяют его концом в ворота.

К его удивлению, дилбиане продолжали смотреть на Билла отсутствующим, озадаченным взглядом.

— И что дальше, Кирка-Лопата? — наконец спросил Плоскопалый.

— Подумай, — ответил Билл, — и представь себе сам. Предположим, группа мужчин берет одно из этих бревен, — он показал на штабель поленьев, на который он взбирался накануне, чтобы подвесить к потолку полиспаст, — разбегается и изо всех сил ударяет концом бревна в тебя. Как ты думаешь, что будет с тобой или с кем-нибудь еще, кого оно ударит?

Долго казалось, что Плоскопалый ничего не понял. Затем очень медленно выражение его морды начало меняться. Его глаза широко открылись, челюсть отвисла, ноздри расширились и без всякого предупреждения он издал воинственный рев, от которого у Билла чуть не лопнули барабанные перепонки, и он слегка оглох на несколько секунд.

Хорошо, что он на какое-то время утратил слух, потому что секунду спустя Плоскопалый уже объяснял суть остальным селянам, а через две минуты снова начался сумасшедший дом. Селяне ревели, рычали, хохотали и лупили друг друга по спине, демонстрируя способ использования дерева в качестве тарана.

— Пошли! — прогремел Плоскопалый, превозмогая всеобщий шум. — Нам незачем брать с собой бревно. Мы можем срубить дерево, когда будем на месте!

И они отправились в путь. Билл, ошеломленно глядевший им вслед, рисковал остаться позади, когда они устремились из деревни в лес с такой скоростью, какой его короткие человеческие ноги не выдержали бы. Он вдруг почувствовал, как кто-то подхватил его и поднял в воздух, а затем он плюхнулся в седло на спине Холмотопа.

— Держись, Кирка-Лопата! — крикнул Почтальон, захваченный всеобщим возбуждением. — Мы догоним их за пару минут.

23

Билл проникся к Холмотопу еще большим уважением, поскольку тот подтверждал, что слова его не расходятся с делом. Во время своих предыдущих поездок на спине Холмотопа Билл пришел к выводу, что скорость, с которой они путешествовали, представляет собой практически предел возможностей для дилбианина, учитывая груз, который он нес на спине. Короче говоря, Биллу до сих пор еще не приходилось иметь дела с бегущим Холмотопом. Но теперь Почтальон припустил во весь опор — и результат, с точки зрения Билла, оказался устрашающим. Они неслись со скоростью где-то между двадцатью пятью и тридцатью пятью милями в час. А от тряски Билл чуть было не вылетел из седла на первых пятидесяти ярдах.

К счастью для него, когда Холмотоп поравнялся с возглавлявшими группу, он снова перешел на быстрый шаг, что было значительно легче для его наездника.

Билл отпустил ремни, за которые судорожно цеплялся, и, выпрямившись в седле, обернулся. Казалось, вся деревня устремилась за ними следом. Обитатели Мокрого Носа наконец выступили против разбойников.

Впереди шли самые сильные и самые крупные, буквально протаптывавшие путь сквозь кусты и валившие наземь легкие деревья, которые загораживали им дорогу. Толстые стволы они обходили. За ними двигались молодые члены общины и деревенские женщины, которых охраняли с обеих сторон дилбиане поменьше и постарше. Затем Плоскопалый начал петь, и песню подхватили все остальные.

В содержании этой песни не было ничего особенного. Похоже, речь в ней шла о некоем существе, которое было одержимо манией сбрасывать других существ и предметы в колодец. Но те, кто пел, казалось, были очень довольны.

И так далее.

Избавившись от дяди своей жены и от самой жены, Пьяно-Нос быстро побросал в колодец других родственников, соседей, которые ему не нравились, молоток, который упал ему на ногу неделю назад, семейный кухонный котел (потому что он был пуст) — а затем начал швырять в колодец марширующих селян, когда поющие начали дразнить друг друга.

Для дилбиан все было весело и забавно, но Билл ощутил неприятный холодок на спине. Песня была, конечно, смешной, но юмор ее был несколько мрачным, а тон, которым она пелась, был еще более мрачным, чем ее юмор. Несмотря на всю комичность содержания, Билл понял, что то, что он слышал, было дилбианским эквивалентом воинственного марша. Селяне эмоционально настраивали себя на битву с разбойниками. Билл впервые начал ощущать сомнения в отношении сил, которые привел в движение. Он наклонился к правому уху Холмотопа.

— Холмотоп... — сказал он. — Холмотоп, послушай меня, пожалуйста. Я бы хотел кое о чем тебя спросить...

Но с тем же успехом он мог бы обращаться к десятифутовой каменной глыбе, с грохотом несущейся во главе лавины. Холмотоп ревел песню про Пьяно-Носа вместе с остальными, полностью поглощенный этим занятием.

Билл опять опустился в седло, охваченный новым страхом. Если уж Холмотоп стал неуправляемым, то что говорить о Плоскопалом и прочих жителях деревни? Раскатистые голоса вокруг гипнотизировали — даже Билл почувствовал, как учащается его дыхание и стучит кровь в висках.

Он все еще пытался сохранить контроль над собой, когда шедший под ним Холмотоп, вместе с остальными предводителями деревенского отряда, свернул в узкую лощину, которая вела к входу в долину, и остановился.

Ворота в частоколе были уже закрыты и задвинуты на засов, и головы разбойников, так же как и верхние края их щитов, виднелись над заостренными концами вертикальных кольев частокола. Не было ничего удивительного, что долина уже подготовилась к их появлению. Поющих и марширующих селян наверняка было слышно за полмили. Над частоколом в воздухе мелькнули мохнатые лапы, и солидного размера камни полетели из-за ограды, но упали, не долетев до селян. В ответ селяне столпились в узком проходе в долину и начали петь о бросаемых в колодец разбойниках. Разбойники отвечали им оскорбительными выкриками, бросая вызов, но общий хор жителей деревни заглушал их.

— распевали селяне.

Тем временем Плоскопалый начал быстро отдавать команды. Вооруженная топорами группа уже направилась в близлежащий лес, Билл слышал стук их топоров в моменты относительной тишины в перерывах между пением селян и руганью разбойников. Вскоре послышался треск падающего ствола, за которым последовал рев восторга, заглушивший даже пение.

Затем снова раздались удары топора. Вскоре группа вернулась, неся по крайней мере тридцатифутовый ствол толщиной в два фута. Тут и там вдоль ствола были оставлены обрубки сучьев в качестве рукояток. Но большинство из тащивших дерево просто обхватывали его громадной волосатой лапой, зверски ухмыляясь.

Холмотоп присел и позволил Биллу соскользнуть с его спины. Билл направился было в сторону Плоскопалого, но в этот момент раздался внезапный треск, словно упало еще одно дерево, и все обернулись. Мгновение спустя появилась вторая группа, тащившая второе дерево с обрубленными сучьями.

— Нет, нет! — прорычал Плоскопалый, отмахиваясь от них. — Хватит одного! Положите это дерево в сторону и расступитесь.

Громадный палец кузнеца указывал на вертикальную каменную стену. Вторая группа дилбиан с неохотой прислонила свое бревно к стене и отошла.

— Ладно, все остальные! — крикнул Холмотоп стоявшим вокруг. — Пошли! Приготовьте камни!

Билл уже заметил, что все вооружаются камнями — и иногда теми же самыми, что прилетели из-за изгороди. Теперь почти у каждого, кто не входил в группу тарана, в лапах было по два-три огромных снаряда.

— Щиты сюда! — проревел Плоскопалый.

Те из группы тарана, у кого уже были щиты, подняли их над головой. Другие поспешно одалживали щиты у друзей и родственников, стоявших вокруг.

— Порядок! — крикнул кузнец, занимая место во главе группы тарана. — Пошли-и...

Последнее слово завершилось долгим, протяжным завыванием, когда группа тарана на полной скорости понеслась к воротам в изгороди. Черной мохнатой волной за ними устремились остальные дилбиане — но лишь до расстояния броска от изгороди, после чего обрушили на противника буквально лавину камней.

Головы разбойников, видневшиеся над остриями частокола, поспешно скрылись, когда в них полетели первые камни. Тем временем группа тарана неслась к воротам в самом центре изгороди. Какое-то мгновение казалось, что они свернут в сторону и ничего не добьются. Но еще мгновение спустя они обрушились на ворота. Результаты оказались невероятными.

Ворота треснули сверху донизу со звуком, подобным удару грома. Но это было не самое впечатляющее. Группа тарана, выпустив от удара бревно, налетела на ворота и саму изгородь, словно множество снарядов в дилбианской шкуре. В результате не только ворота, но и вся изгородь угрожающе задрожала.

Над частоколом мелькнули в воздухе мохнатые лапы, когда разбойников тряхнуло и отбросило назад. Видимо, никто из них не смог удержаться, камни больше не летели. Но ни одна голова над изгородью не появилась.

— Отлично... вставайте и беритесь! — кричал Плоскопалый от ворот, поднимаясь на ноги. — Поднимайтесь, и ударим еще раз!

Группа тарана пришла в себя, подняла бревно и начала ритмично раскачивать его передний конец перед треснувшими воротами. С каждым ударом грохот усиливался, и ворота сотрясались вместе с изгородью. Трещина медленно расширялась, и еще одна трещина расколола ворота на три части. Вокруг Билла, на расстоянии броска камня от ворот, селяне сходили с ума от радости, и шум стоял оглушительный.

Внезапно Билл ощутил в груди неприятный холодок. Он не до конца представлял себе всю ярость и возбуждение, которые теперь его окружали. Он вовсе не хотел, чтобы кто-то из разбойников или селян был убит или покалечен...

Внезапный толчок в спину чем-то жестким заставил его невольно сделать полшага вперед. Он быстро и рассерженно обернулся и увидел перед собой Красотку. Она держала прямоугольный щит и меч, висевший на ремне: и то и другое было слишком мало по размеру для любого дилбианина.

— Ну, бери! — прошипела Красотка ему в ухо. — Плоскопалый оставил их там, у себя, но я вернулась и принесла. Они твои, Кирка-Лопата! Берешь или нет? Ты же не можешь драться с Костоломом без них, а ты единственный, кто может остановить войну, вступив с ним в поединок!

Она протянула Биллу щит и меч. Билл обнаружил, что в каком-то оцепенении берет их и подвешивает меч к поясу. Щит, снабженный петлей для локтя и захватом для руки, сделанный из дюймовой древесины и обшитый полудюймовой толщины шкурой, тянул его левую руку к земле, когда он пытался удержать ее в соответствующем положении.

Он?.. Остановить войну?.. У него закружилась голова, пока он смотрел на орущих и прыгающих селян, радовавшихся успехам группы тарана у ворот.

Конечно! Внезапно все встало на место. Он понял все, включая и то, почему он был назначен сюда, а затем явно брошен на произвол судьбы Гринтри и другими начальниками! Он повернулся и огляделся вокруг. Второй таран все еще стоял, прислоненный к скале неподалеку.

— Держи, — буркнул Билл, сунув щит и меч обратно Красотке.

Он повернулся и, подбежав к стволу, прислоненному к скале, быстро вскарабкался по нему, используя захваты для рук как ступени лестницы. Оказавшись в двадцати футах над головами стоявших внизу дилбиан, он посмотрел вниз, через изгородь, на простиравшуюся под ним долину.

Он увидел, что разбойников за воротами теперь нет. Высокая угольно-черная фигура Костолома находилась в центре шеренги, выстроившейся примерно на полпути между воротами и разбойничьими строениями. Все они были вооружены и готовы к бою. Полуденное солнце отражалось в лезвиях шестифутовых мечей и сверкающем металле встречавшихся кое-где доспехов и защитных шлемов. Позади шеренги, ближе к самим зданиям, стояла небольшая группа женщин, а рядом с ними — круглая фигура в желтом одеянии, в которой Билл без труда узнал Мюла-ая. Пока он смотрел, Мюла-ай поднес к лицу что-то блеснувшее на солнце. Мгновение спустя руки гемноида взметнулись вверх в человеческом, военном приветствии. Только человек был в состоянии понять, что означает этот жест. Мюла-ай издалека показал Биллу нос, повернулся и скрылся за углом столовой.

Несмотря на все то, что Билл только что понял, холодок в его груди превратился в твердую, неподдающуюся глыбу. Склонность к шуткам и хвастовству составляли неотъемлемую часть дилбианского характера, но лишь до определенной степени. Сейчас ни селяне, ни разбойники не шутили — или, по крайней мере, шутили наполовину.

Мюла-ай ловко поймал Билла в ловушку. Он знал, что похищение лазера может в панике заставить Билла подговорить селян на подобную акцию. Акцию, в которой и селяне, и разбойники будут убиты или ранены. Гемноиду было вовсе не обязательно рисковать самому, убивая Костолома, чтобы избавиться от Билла и дискредитировать людей на Дилбии. Все, что ему нужно было, — это дождаться, когда атакующие селяне схватятся с разбойниками, а это Мюла-ай, должно быть, планировал с того самого момента, когда решил стащить лазер.

Из этой ситуации был лишь один выход. Трудный выход, который был доступен Биллу с самого начала. Сначала он не понимал, что из себя представляет дилбианский образ мыслей. Теперь он был уверен в этом, и именно это дополнительное знание давало ему преимущество над гемноидом, который не только этого не понимал, но и в силу своей природы неспособен был понять.

Билл поспешно спустился по стволу вниз. Он подбежал к Красотке и выхватил у нее щит. То, что она сказала, было верно. Только он мог остановить войну.

— Где Холмотоп? — быстро спросил он. — Помоги мне найти его!

— Вот он! — крикнула она и побежала к нему.

Билл бросился следом.

Долговязый Почтальон стоял чуть в стороне; его взгляд и все его внимание были сосредоточены на группе тарана, которая теперь расширила трещину в воротах настолько, что лишь засовы удерживали доски на месте. Красотка бесцеремонно ткнула Холмотопа под ребра, и он рассерженно повернулся.

— Кирка-Лопата! — коротко произнесла Красотка, указывая назад на запыхавшегося Билла.

— Холмотоп, — выдохнул Билл, — мне нужно попасть в долину до того, как это сделает кто-либо еще, чтобы я смог первым добраться до Костолома. Ты можешь мне помочь?

Какое-то мгновение Холмотоп непонимающе смотрел на него. Затем, издав радостный возбужденный вопль, он подхватил Билла и перебросил его через мохнатое плечо в седло. Билл уцепился за ремни, Холмотоп развернулся на одной ноге и помчался к воротам, которые начали разваливаться от ударов тарана.

Они и в самом деле развалились, рассыпавшись дождем деревянных обломков, как раз в тот момент, когда Холмотоп оказался рядом. Не останавливаясь, Холмотоп перепрыгнул через ближайшего бойца, который без сил свалился на траву, и помчался прямо к вооруженной шеренге разбойников, где возвышалась массивная черная фигура Костолома, ждавшего с щитом и мечом.

Билл выглянул из-за плеча Холмотопа, подождал, пока они оказались на полпути между воротами и шеренгой разбойников, и крикнул Холмотопу, чтобы тот остановился. Затем Билл выпрыгнул из седла и приземлился, лязгнув щитом о землю. Повернувшись сначала налево, к разбойникам, а затем направо, к селянам, которые уже начали просачиваться сквозь выломанные ворота, Билл крикнул им всем, а мгновение спустя могучие дилбианские легкие Холмотопа подхватили его крик и повторили его, так что он был отчетливо слышен в тишине, которая внезапно наступила с обеих сторон, — как нападавшим, так и защищавшимся.

— Остановитесь! — крикнул он. — Никто из вас не начнет сражаться ни на чьей стороне, пока я сам лично не разберусь с Костоломом!

24

Только тогда Билл сообразил, что у него нет меча. Он оставил его у Красотки. Однако, казалось, дилбиане не сознавали всю смехотворность положения невооруженного маленького Коротышки, стоящего между шеренгами вооруженных гигантов и призывающего оставить саму мысль о сражении. На глазах у Билла разбойники по обе стороны от Костолома расслабились, спрятали мечи в ножны и неторопливо двинулись вперед. Оглянувшись, он увидел жителей деревни, просачивавшихся через разбитые ворота, но тоже без признаков враждебности. Две группы встретились и перемешались вокруг Билла, а он вместе с Холмотопом направился к Костолому, который спокойно стоял и ждал.

Когда Билл и Холмотоп подошли, предводитель разбойников внезапно повернулся кругом.

— Идем! — сказал он Биллу и двинулся в сторону строений. Билл, Холмотоп и все остальные пошли следом.

Костолом остановился возле длинного узкого здания с двумя окнами и с дверями в каждом конце. Билл узнал склад, в тень которого увела его Анита в ту ночь, когда он спустился в долину, чтобы увидеться с ней. Именно здесь они тогда разговаривали. Теперь Костолом привел его сюда для поединка. Сейчас он возвышался над Биллом, словно гора.

— Вот твой меч... — внезапно прошептал возле его уха голос Красотки. Он слегка повернулся, почувствовав, как рукоятка меча ложится ему в руку. Обтянутая кожей рукоятка была холодной, и вес меча тянул его руку вниз, хотя он был более чем наполовину короче громадного клинка Костолома. Несмотря на его уверенность в том, что теперь он во всем разобрался и рискует вполне разумно, риск оставался риском, пусть даже и разумным.

— Ладно, Костолом, — сказал Билл, стараясь говорить как можно громче и пренебрежительнее, — как ты хочешь сражаться?

— Я скажу тебе как, — ответил Костолом. Он показал на здание склада позади них. — Вчера я заделал здесь окна. Внутри полно всякого барахла, но достаточно места, чтобы пройти от одного конца до другого. Я пойду в один конец, а ты в другой. И первый, кто выйдет с другого конца на своих собственных ногах, выигрывает. Согласен?

— Согласен! — сказал Билл, глядя на здание склада, но к горлу его подступила тошнота.

Он слышал, как толпа позади него строит догадки по поводу возможного исхода поединка. Хотя и были некоторые, кто, казалось, чувствовали, что от Коротышек можно ожидать всякого, большинство, похоже, было твердо убеждено, что Костолом без всякого труда встретит Билла во мраке темного здания и изрубит его на мелкие кусочки.

Так или иначе, пути назад не было. Костолом уже направился к зданию. Билл повернулся и вместе с Холмотопом двинулся вперед. Толпа следовала за ними. Они подошли к зданию и, обойдя его, обнаружили три деревянных ступени, ведущих к тяжелой двери. С пересохшим горлом, чувствуя, что его внутренняя убежденность ничем не может ему помочь, Билл поднялся по ступеням.

— Желаю успеха... — услышал он голос Холмотопа.

Затем Билл открыл дверь и вступил в темноту, смешанную с запахом кожи, дерева, корнеплодов и пыли.

Дверь позади него захлопнулась.

Билл остановился. Меч теперь был в руке, и рукоятка казалась скользкой. Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, но в течение нескольких долгих минут с полностью расширившимися зрачками он не мог различить вокруг никаких деталей. Затем из мрака начали постепенно возникать неясные очертания. Наконец он увидел, что стоит посреди небольшого пустого пространства, лицом к тому, что выглядело как коридор между грудами каких-то сваленных в беспорядке предметов высотой футов в десять-пятнадцать.

Внезапно с другого конца здания без всякого предупреждения послышался звук чего-то упавшего и покатившегося по деревянному полу. Билл замер. Какое-то мгновение он ощущал лишь тяжелое биение собственного сердца и тяжесть меча и щита в руках. Потом снова начал дышать.

Этот звук, преднамеренный или нет, свидетельствовал о том, что Костолом приближается к нему. Билл не мог просто стоять и ждать его появления. Нужно было идти навстречу предводителю разбойников.

Билл осторожно начал двигаться вперед по коридору между высокими грудами всякого добра и хлама.

Коридор соединял ряд пустых помещений между сваленным в кучи добром. Временами он расширялся в площадки, достаточно просторные для поединка. Затем снова сужался, так что, по крайней мере, дилбианину пришлось бы идти боком, чтобы его преодолеть. Но был лишь один путь между кучами сваленного имущества. Это означало, что у Билла явно не было никаких шансов проскользнуть мимо его огромного противника, не встретившись с ним лицом к лицу.

Билл больше не слышал с дальнего конца здания никаких звуков, сообщавших о приближении Костолома. Но под ногами Билла то и дело скрипели доски пола, и раз или два он наступил на что-то, лежавшее у него на пути, вызвав легкий шум.

Каждый раз при этом он замирал, покрываясь потом и прислушиваясь. Но с дальнего конца не было слышно ничего — никакой реакции в ответ.

Билл уже преодолел некоторое расстояние и пожалел, что не оценил длину здания на глаз, прежде чем войти, и не считал шаги, оказавшись внутри, чтобы хотя бы приблизительно представлять, какую часть пути он прошел. Ему казалось, что к этому времени он должен был достичь середины здания. Но он еще не видел Костолома, а ведь предводитель разбойников наверняка встретил бы его на полпути!

Билл шел дальше, нащупывая путь острием меча в темном проходе. Никаких следов предводителя разбойников не было. Теперь Билл уже был уверен, что преодолел по крайней мере половину здания. Могучий дилбианин мог, конечно, ждать его в каком-нибудь удобном месте, которое выбрал сам. И все равно Биллу ничего не оставалось, как продолжать двигаться вперед.

Однако, как ни удивительно, это не влияло на настроение Билла. Собственно, страх и неуверенность, которые он ощущал, входя в темное здание, исчезали. Рукоятка меча больше не казалась скользкой от пота. Сердцебиение замедлилось и успокоилось. У него даже начало зарождаться некое мрачное намерение — хотя это и выглядело смешно — быть готовым отразить нападение, если Костолом выскочит на него из темноты.

Дилбианин был громадным, но сами его размеры, думал Билл, согреваемый предчувствием поединка, делали предводителя разбойников неуклюжим в сравнении с человеком. Если бы Биллу удалось увернуться от первого сокрушительного удара меча длиной в человеческий рост, он мог бы броситься вперед и попытаться использовать свой коротким меч, прежде чем противник опомнится. Если до этого дойдет, может, было бы разумно отбросить в сторону щит, когда они сойдутся вместе, подумал Билл. Щит имел какой-то смысл для дилбианина, который мог отразить с его помощью удар меча, но для человека даже легкое касание дилбианского оружия закончилось бы катастрофой. Биллу легче было бы увернуться от удара без щита на руке. Внезапно его осенило: если уж все равно бросать щит, то можно бросить его в Костолома. Так можно было бы получить небольшое преимущество, используя элемент неожиданности.

Каковы были условия поединка, о которых сказал Костолом, прежде чем они вошли в здание? «Первый, кто выйдет из здания на собственных ногах...»

Если бы Билл сумел увернуться от первой атаки Костолома, каким-то образом обмануть дилбианина и проскочить мимо, можно было бы добежать до двери и выскочить наружу...

Менее чем в пятнадцати футах впереди Билла внезапно послышалось дребезжание какого-то покатившегося по полу предмета, видимо неосторожно задетого ногой.

Билл замер, его нервы и мускулы напряглись. Прямо перед ним коридор был узким, но чуть дальше — Билл заслонил глаза рукой, вглядываясь в темноту, — похоже было, что он снова расширяется, образуя очередное открытое пространство. Если это было так, то именно оттуда исходил звук, который только что услышал Билл. Именно там ждал его Костолом.

Билл вытянул руку с мечом, чтобы исследовать на ощупь обе стороны прохода, не выпуская оружия. Слева от него были мешки, заполненные какими-то твердыми бугорчатыми предметами, слишком тяжелые для того, чтобы их поднять, наваленные до самого потолка, — сначала он подумал было взобраться по мешкам и обойти открытое пространство поверху. Справа был штабель бревен, тянувшихся в темноту. Высота штабеля составляла не более половины высоты до потолка, чуть выше головы Билла — где-то на уровне плеча Костолома. Билл взялся за, одно из бревен, навалившись на него всем своим весом, и оно слегка пошевелилось.

Он поспешно отпустил бревно. Если бы оно покатилось под ним, в то время как он пытался бы ползти вдоль него, это не только разрушило бы его планы застать противника врасплох, но и могло оставить его беспомощным у ног Костолома. Ничего не оставалось, как пробираться дальше вдоль прохода, стараясь производить как можно меньше шума и надеясь подкрасться к ожидающему дилбианину, прежде чем тот его заметит.

Билл маленькими шажками двигался вперед, осторожно переставляя ноги и постепенно перенося на них свой вес. Ему повезло — ни одна доска не скрипнула под его тяжестью. Он медленно пробирался вперед, пока не достиг места, где проход расширялся.

Неожиданно его нога наткнулась на что-то твердое выше уровня пола. Билл остановился на полушаге и наклонился, пытаясь на ощупь определить, какое препятствие встретилось на его пути. Это был конец бревна, очевидно упавшего с поленницы и торчавшего в темноте. Билл осторожно начал обходить его вокруг, затаив дыхание.

Где же Костолом? Открытое пространство, где теперь стоял Билл, было шире всех, которые встречались ему до сих пор. Мешки с твердыми бугорчатыми предметами, находившиеся слева, исчезли. До самой дальней стены узкого здания было пусто. Справа от него бревна, ранее аккуратно уложенные в штабель, образовывали в полумраке бесформенную груду, часть из них скатились на пол. Билл начал осторожно пробираться среди них.

Внезапно он остановился. Его нога наступила на что-то мягкое. Он отдернул ее, стоя на одной ноге, словно журавль.

Но ничего не произошло. Немного подождав, он опустил руку с мечом и коснулся предмета, на который только что наступил.

Какое-то мгновение он ничего не ощущал, затем тыльная сторона его ладони коснулась жесткой курчавой шерсти дилбианина. Его прикосновение не вызвало никакой реакции. Билла охватил ужас. Он поспешно переложил меч в руку, которой держал щит, и наклонился, ощупывая то, что лежало перед ним.

Это была огромная неподвижная дилбианская ступня, торчавшая вверх, в потолок, а дальше следовала вытянувшаяся на полу нога.

— Что... — начал Билл, неосторожно заговорив вслух. Затем случилось неожиданное.

С оглушительным грохотом и треском темная груда бревен справа от него рассыпалась; падающие бревна с невероятным шумом покатились во все стороны. Билл отскочил, но, как ни странно, ни одно бревно не покатилось к нему. Через несколько минут, хотя, вероятно, это была лишь секунда или две, шум и движение прекратились. Но теперь темнота усилилась из-за плотного облака пыли, поднятой падающими бревнами. Билл громко чихнул.

Собравшись с мыслями, он отступил на шаг назад и поискал в темноте дилбианскую ногу, которой он касался перед тем, как упали бревна. Пошарив немного, он нашел ее, столь же неподвижную, как и до того. На ощупь двигаясь дальше, он в конце концов обнаружил, что перед ним не кто иной, как Костолом, лежащий неподвижно и явно без сознания под упавшим бревном.

Билл быстро выпрямился. Он вовсе не собирался заглядывать в зубы дареному коню. Взяв меч в правую руку, он повернулся и побежал к входу в здание, к тому, откуда вошел предводитель разбойников. До этой двери, вокруг которой туманно поблескивала полоска света, было не более двадцати футов. Билл преодолел расстояние до нее в три прыжка и, выскочив из узкого прохода, краем глаза успел заметить блеск со свистом отпускающейся на него стали.

Он отскочил, инстинктивно подняв меч. В то же мгновение меч был выбит из его руки, словно из руки ребенка, и отлетел к стене позади него. Что-то страшно тяжелое обрушилось на его голову, и он, шатаясь, отступил назад, пока стена не удержала его от падения.

По его лицу текла кровь, наполовину ослепив его.

Билл инстинктивно подхватил с пола свой меч и поднял голову, желая увидеть лицо нападавшего. Стены кружились вокруг него, но то, что он увидел в дневном свете, просачивавшемся сквозь дверь, заставило его замереть на месте.

Перед ним застыла в воздухе одетая в желтое фигура Мюла-ая, из руки которого только что выпал громадный меч Костолома. Но он не нападал и не издавал ни звука — и понятно почему.

Его поясницу, прижимая одну руку к боку и мертвой хваткой охватывая запястье другой, державшей меч, обнимала покрытая черной шерстью лапа толщиной с водопроводную трубу. Другая черная лапа охватывала толстую шею гемноида, так что его глаза вылезли на лоб, а рот широко открылся. Над плечом Мюла-ая скалилась веселая круглая морда Еще-Варенья.

Какое-то мгновение Билл тупо таращился на это зрелище. Он не мог поверить, что кто-либо из дилбиан мог не только одолеть Мюла-ая, но и оторвать его от земли. Если Еще-Варенья сейчас был способен на нечто подобное, каким же он был борцом в дни своей молодости?

Но Билл не мог долго наслаждаться подобной картиной. Здание вокруг него раскачивалось, словно корабль в шторм, и силы начали оставлять Билла. Любой ценой он должен был выбраться.

Он повернулся и, шатаясь, направился к двери. Ему пришлось бросить щит, чтобы открыть ее, но он изо всех сил сжимал в руках меч, ковыляя по ступеням на ослепивший его солнечный свет, в центр круга черных мохнатых морд, которые расплывались и кружились вокруг него.

Он едва слышал их приветственные крики. Внезапно земля, толпа и солнечное небо пропали, и он провалился в темноту.

Какое-то время спустя он выплыл из темноты и обнаружил, что лежит на человеческой кровати в комнате с белыми стенами. Стены мерцали, приближаясь и удаляясь от его глаз. В поле зрения появилось чье-то лицо. Это было лицо Аниты, и оно показалось Биллу самым прекрасным из всех лиц, которые он когда-либо видел. Оно тоже расплывалось перед его глазами.

Он почувствовал прикосновение чего-то холодного и влажного ко лбу. Анита, похоже, вытирала ему лицо.

— Это госпитальный корабль? — прохрипел он.

— Нет, конечно! — ответила Анита, и голос ее звучал странно сдавленно. — Ты в Представительстве. Тебе не нужен госпитальный корабль. С тобой не случилось ничего такого, чему я не могла бы помочь. У меня есть диплом медсестры.

Он с интересом посмотрел на нее.

— Есть ли вообще на свете что-нибудь, чего у тебя нет? — спросил он.

К его удивлению, она разрыдалась.

— Замолчи, ради Бога! — сказала она, бросила тряпку, или что еще было у нее в руке, в тазик с водой и выбежала из комнаты.

Ошеломленный и растерянный, Билл попытался приподняться на локте и позвать ее. Но стоило ему поднять голову, как что-то тяжелое, казалось, оттолкнулось от переднем внутренней стенки его черепа и со всей силы обрушилось на заднюю стенку. Его снова поглотила черная бездна.

25

— Значит, ты отправляешься вместе со мной на Землю для доклада? — радостно спросил Билл.

— Я полечу на том же самом корабле, если ты это имел в виду, — холодно и четко ответила Анита.

Она повернулась и направилась к курьерскому кораблю, лежавшему горизонтально на траве посреди лужайки. Это был сверкающий мощный девяностофутовый корабль, способный самостоятельно совершать межзвездные перелеты; его размеры, в несколько раз превышавшие размеры обычного транспортного катера, привлекли внимание нескольких дилбиан, которые с любопытством его разглядывали.

Билл задумчиво смотрел вслед удаляющемуся силуэту Аниты. Как с ней разговаривать, если она не желает разговаривать с ним? Выздоравливая после удара по голове, полученного от Мюла-ая, он отметил про себя, что она ему нравится. Она действительно ему очень нравилась. Короче говоря, мысль о расставании с ней вдруг оказалась для него болезненной.

Но даже когда он смирился с этим, его отношения с ней становились все хуже и хуже. Все началось с того несчастного вопроса о том, есть ли вообще что-нибудь, чего у нее нет, когда он только что пришел в себя и она вытирала ему лоб. Позже он пытался объяснить ей, что хотел лишь сделать ей комплимент. Он понимал, что она — «тепличный экземпляр», а он — ничем не примечательная личность. Собственно, он едва выпутался из всей этой истории, все же добравшись до ее счастливого конца, в то время как она использовала все ресурсы ее необычного ума и все свои способности. Он даже не пытался ставить себя наравне с ней.

Но чем больше он пытался объясниться, тем большее неудовольствие проявляла Анита. Каждый раз, стоило ему только открыть рот, он словно натыкался на непробиваемую стену.

— Ну что ж, Кирка-Лопата... — прервал его размышления голос Холмотопа, и Билл виновато поднял взгляд.

Он совершенно забыл, что разговаривал с Почтальоном, когда мимо прошла Анита, направляясь к кораблю. Он видел, что ее встретил высокий мужчина, только что вышедший из люка. Высокий показался ему знакомым. Билл мрачно посмотрел в его сторону.

— ...Я, пожалуй, отправлюсь назад в горы, — прогремел над ухом Билла голос Холмотопа. — Там все хотят услышать, вышло ли у тебя все так, как я говорил.

— Хотят услышать? — удивился Билл.

Потом он вспомнил, как размышлял о том, не заинтересован ли сам Холмотоп в исходе той ситуации, в которую угодил Билл. Билл внимательно посмотрел на долговязого дилбианина.

— Ну конечно, — спокойно сказал Холмотоп. — Все они помнят Пол-Пинты, но там была серьезная дискуссия о том, можете ли вы, Коротышки, сделать то же самое дважды подряд.

— Дважды подряд? — переспросил Билл. — Сделать что?

— Одурачить Толстяков, разумеется, — ответил Холмотоп. — Как вот этого!

Он кивнул в сторону дальнего края лужайки, за спину Билла. Билл обернулся и увидел одетую в желтое фигуру Мюла-ая, одиноко стоявшего в тени деревьев. Вряд ли на него давила дилбианская гравитация, но во всем его виде чувствовалось что-то жалкое.

— Скоро прилетит летающий ящик, вроде вашего, — сказал Холмотоп, — только под управлением Толстяков, чтобы забрать его отсюда. Так что, похоже, мы последний раз видим среди нас старину Не-Пьяного.

— Кого? — Билл пригляделся к стоявшей вдали фигуре. Он был уверен, что это Мюла-ай. Собственно, это он и был. — Но ведь это же Брюхо-Бочка, разве не так?

Холмотоп презрительно фыркнул.

— Больше нет. У него теперь другое имя, — сказал он. — Разве ты не слышал?..

— Нет, — сказал Билл.

— После того как ты разобрался с Костоломом, выяснилось, что Еще-Варенья обнаружил старину Непьяного валяющимся без чувств позади столовой в луже пива. Каждому было ясно, он решил, что все внимание разбойников будет занято вторгшимися в долину селянами, так что он сможет без помех наполнить брюхо. Он тайком вылакал почти целую бочку и свалился без чувств. — Холмотоп раскатисто захохотал. — В итоге он пропустил все представление, лишь из-за того, что не вовремя нажрался!

— Представление?

— Ну да, твой поединок с Костоломом. Он все пропустил! — сказал Холмотоп. — Так вот, когда Еще-Варенья нашел его и привел всех остальных, они облили его водой, чтобы привести в чувство, и он сел и обнаружил, что все над ним смеются. После его болтовни насчет того, какие крепкие ребята Толстяки! Оказалось, что он предпочитает пить, а не драться!

Холмотоп снова рассмеялся.

— Но, — сказал Билл, — откуда такое имя...

— А, это! — прервал его Холмотоп. — Это самое забавное. Когда он сел, мокрый насквозь, и все начали смеяться над тем, что он напился и пропустил поединок, он совсем потерял голову и стал пытаться объяснить, что это не так. Если бы он молчал или признал свою вину и посмеялся бы над собой, но он начал твердить, что он не был пьян. «Но я же не пьяный!» Это были первые его слова. Только когда его спросили, каким образом он лишился чувств, он не смог вразумительно ответить. Он пытался придумать какую-то дурацкую историю, якобы он споткнулся и ударился головой о стену. Ну, ты сам знаешь, что это ложь, Кирка-Лопата. Невозможно споткнуться и стукнуться головой о стену так, чтобы напрочь отрубиться. Естественно, ему дали другое имя.

— Естественно, — машинально повторил Билл.

Теперь он хорошо знал обычаи дилбиан, чтобы понять, что имя Не-Пьяный было в такой же степени помехой для Мюла-ая, как Брюхо-Бочка — преимуществом. В итоге гемноид превратился в посмешище для дилбиан, и его полезность для гемноидов на Дилбии сошла на нет. Ничего удивительного, что его отзывают. Билл даже ощутил легкую жалость к Мюла-аю теперь, когда понял образ мыслей дилбиан.

Вспомнив о странностях мышления дилбиан, он вдруг осознал, что Холмотоп окольными путями, как это было принято у дилбиан, пытается что-то ему объяснить.

— Но ты говорил, — поспешно сказал Билл, — что там, в горах, интересовались, как идут дела у меня здесь? Почему их это должно интересовать?

— О, по многим причинам, Кирка-Лопата, — беззаботно ответил Холмотоп. — Некоторые, конечно, могли просто интересоваться, насколько успешно ты помогаешь жителям Мокрого Носа выращивать всякие полезные вещи. Конечно, то, что происходит в Нижних Землях, мало волнует горцев, но все-таки там, внизу, тоже живет такой же народ, и многим горцам интересно, за кем в конце концов пойдут мокроносцы — за тобой или за Толстяками, если они вдруг когда-нибудь сами окажутся в такой же ситуации.

— Понятно, — сказал Билл.

Примерно этого и следовало ожидать, подумал он. Холмотоп был больше чем компаньоном для Билла. Он был неофициальным — практически все отношения между дилбианами были неофициальными — наблюдателем от жителей Верхних Земель, в задачу которого входило сообщать о возможности принятия помощи Коротышек — а не гемноидов — в области сельского хозяйства и прочего. И теперь Холмотоп деликатно информировал Билла об этом.

— И как, по-твоему, они относятся к тому, как все повернулось? — спросил Билл у Почтальона.

— Ну, — рассудительно сказал Холмотоп, — думаю, среди них есть многие, кто доволен тем, что в конце концов произошло. Как ты, видимо, догадываешься, я один из них. — Внезапно дилбианин сменил тему. — Кстати, я передал пару слов Костолому, как ты просил. Я сказал ему, что ты хотел бы с ним увидеться, прежде чем улетишь.

— Да? — Билл поспешно взглянул в сторону деревни. Он до сих пор не заметил никаких признаков присутствия предводителя разбойников и решил, что либо до Костолома не дошли его слова, либо тот отказался прийти, хотя это было маловероятно. — И он сказал, что не придет?

— О нет. Он идет сюда, — сказал Холмотоп. — Он вышел вместе со мной, когда я покидал Мокрый Нос.

— Вышел? — Билл, оглядевшись вокруг, не обнаружил никаких следов Костолома. — Что случилось?..

— О, видишь ли, я обогнал его, — весело сказал Холмотоп. — Он немножко отстал. Он никогда не смог бы поравняться со мной, если бы я хотел оставить его позади. Это никому еще не удавалось.

— Я тебе верю, — честно сказал Билл. Он действительно ему верил.

— Вон он, — сказал Холмотоп, кивая над головой Билла в сторону курьерского корабля. — Вероятно, сделал крюк, чтобы взглянуть на этот ваш летающий ящик.

Билл повернулся. Действительно, там стоял Костолом, возвышавшийся над головами других дилбиан, разглядывавших корабль. Бывший предводитель разбойников повернулся и легкой походкой направился в сторону Билла.

— Что ж, — послышался голос Холмотопа, — пожалуй, я пойду. Может быть, когда-нибудь мы еще встретимся, Кирка-Лопата.

Билл снова повернулся к Почтальону.

— Надеюсь, — сказал он.

— Я тоже. Всего хорошего, — ответил Холмотоп.

Он повернулся и ушел, его внезапное прощание вполне соответствовало дилбианскому отсутствию формальностей как при встрече, так и при расставании. Несколько мгновений Билл смотрел вслед удаляющейся высокой фигуре. Ему самому по-человечески хотелось бы немного продлить эти последние минуты, особенно с тех пор, как он начал испытывать к Холмотопу настоящие дружеские чувства. Но тот уже маячил где-то вдалеке и мгновение спустя скрылся среди деревьев, недалеко от того места, где стояла одинокая фигура Мюла-ая.

— Ну, Кирка-Лопата! — произнес глубоким басом другой голос, и, обернувшись, Билл увидел Костолома. — Я слышал, ты расспрашивал обо мне, после того как снова поднялся на ноги. Так что я сказал жене, что пойду и узнаю, чего ты хотел от меня, пока ты не улетел.

— Жене? — переспросил Билл. — Красотке?

— Кому же еще? — ответил Костолом, ласково поглаживая живот в манере, слегка напоминавшей любимый жест Еще-Варенья. — Да, я теперь хозяин постоялого двора, Кирка-Лопата, и, по-моему, вся эта банда в долине распалась. Большинство из них пришло вместе со мной в деревню, остальные разбежались неизвестно куда. Но зачем ты все-таки меня искал?

— Мне было кое-что любопытно, — сказал Билл, приближаясь к делу окольными путями в лучшем дилбианском стиле. — Значит, ты бросил разбойничать и остепенился?

— А что я еще мог? — грустно вздохнул Костолом. — После того как ты победил меня в честном бою, Кирка-Лопата? Впрочем, я не слишком сожалею о прежних временах. Кое-что я приобрел взамен.

— Кое-что? — спросил Билл.

— Ну конечно, — сказал Костолом. — Во-первых, моя жена — это сокровище, Кирка-Лопата. — Рокочущий бас Костолома стал тише. — Она не только лучшая повариха в округе, но она может голыми руками победить любых других двух женщин. Возможно, она и не самая красивая женщина в округе...

— Не самая красивая? — удивленно переспросил Билл.

Действительно, Совершенно Очаровательная называла Красотку коренастой и маленькой, но Билл скорее относил это на счет ревности. Он не в состоянии был оценить дилбианскую красоту, но считал само собой разумеющимся, что Костолом, будучи наиболее подходящим холостяком в округе, заинтересовался бы лишь самой красивой женщиной.

— Я бы не сказал об этом никому другому, — столь же конфиденциальным тоном продолжал Костолом, — но ты Коротышка, так что ты не в счет, — моя жена не самая красивая в мире. Нет. Но что хорошего в ком-то с фигурой как у Совершенно Очаровательной, если вместе с этим получаешь и все ее слабости? Нет, Красотка — самая подходящая жена для меня во всех отношениях, не говоря уже о том, что я приобрел такого тестя, как Еще-Варенья. Этот старик действительно умен, Кирка-Лопата...

Нос Костолома дернулся, что было дилбианским эквивалентом подмигивания.

— И я полагаю, — продолжал он, — вместе с ним мы можем заставить жителей Мокрого Носа согласиться с нашими намерениями. Как видишь, я вполне доволен жизнью, несмотря на то, что моим разбойничьим дням пришел конец. Видимо, именно это ты хотел узнать, не так ли, Кирка-Лопата?

— Во всяком случае, это часть того, что я хотел узнать, — медленно сказал Билл.

Он и Костолом смотрели друг другу в глаза, словно фехтовальщики. То, что сказал Костолом, действительно было лишь частью того, что хотел услышать Билл от бывшего предводителя разбойников. Признание, которого ждал Билл, было оружием для некоего личного поединка, которого он усиленно добивался.

Он намеревался заставить кое-кого ответить за все то, что с ним произошло, и ему было нужно, чтобы Костолом кое-что подтвердил. Костолом знал, что Билл знает, что это правда. Но одного этого было недостаточно, чтобы дилбианин подтвердил то, что было нужно Биллу.

Как Биллу было известно, это не в традициях дилбиан. Но в определенном смысле Костолом обязан был сделать это признание, и именно потому он был здесь. Однако необходимые слова могли прозвучать лишь в том случае, если бы Биллу удалось заманить Костолома в ловушку между этими словами и прямой ложью.

— Да, я полагаю, это лишь часть, — осторожно продолжал Билл. — Мне было интересно, как у тебя идут дела. Все-таки у разбойника свободная и легкая жизнь — ходишь и берешь что хочешь и когда хочешь. После этого, наверное, скучно быть хозяином гостиницы.

— Иногда, пожалуй, да, — спокойно сказал Костолом. — Я не собираюсь этого отрицать.

— Конечно, — задумчиво сказал Билл, — Еще-Варенья сумел в свое время к этому привыкнуть.

— Верно, — кивнул Костолом. — Я полагаю, в свое время, когда он был моложе, у него была веселая жизнь.

— Скорее всего, — сказал Билл. — И вот что мне интересно — насчет Еще-Варенья. Должен был наступить такой момент, когда он принял решение. Когда-то он должен был сказать сам себе нечто вроде: «Что ж, мне было весело и хорошо, но рано или поздно я стану старым; и неплохо было бы уйти на покой, пока я впереди...» Как ты полагаешь, он мог подумать нечто подобное?

— Ну, я не знаю, — сказал Костолом, — но, полагаю, вполне мог, Кирка-Лопата.

— Я имею в виду, — сказал Билл, — он мог подумать о том, как это будет выглядеть, если кто-то из молодых в один прекрасный день одолеет его в честном поединке на глазах у всех. Тогда все уважение к нему в одно мгновение исчезнет, и он не в состоянии будет сопротивляться.

— Вполне возможно, — сказал Костолом.

— Он мог даже подумать, — сказал Билл, — что неплохо было бы остепениться, жениться на матери Красотки и стать хозяином гостиницы заранее. Конечно, для него это была проблема, поскольку он не мог так просто уйти без всяких объяснений. Можно было бы подумать, что он струсил. К счастью, видимо, в это же время у него стал слабеть желудок, и это решило для него проблему. У него не оставалось иного пути, кроме как жениться на матери Красотки, чтобы быть уверенным, что она будет ему готовить, — и, конечно, это означало, что он будет содержать гостиницу и оставит борьбу. Я не знаю, так ли все было. Мне кажется, что это могло быть именно так.

— Ты знаешь, как это ни удивительно, Кирка-Лопата, — прогремел Костолом, — но, в сущности, именно это и произошло с Еще-Варенья.

— Вот как? — сказал Билл. — Что ж, это интересно — выходит, я попал в точку. Но, конечно, большую часть из этого нетрудно было сообразить, поскольку почти у каждого бойца с выдающейся репутацией возникает проблема ухода. Согласен?

— Да, — сказал Костолом, глядя над головой Билла на курьерский корабль, — полагаю, да. Чемпион Нижних Земель по борьбе не мог бы уйти на покой без достойного повода.

— Или, — сказал Билл, — предводитель разбойников.

— Да, это тоже, — согласился Костолом.

— Да, — задумчиво сказал Билл, — полагаю, у тебя могли бы возникнуть те же самые проблемы, если бы тебе не повезло так, как сейчас. Рядом с тобой была Красотка, а она кое-что знает...

— Наверняка знает, — сказал Костолом.

— Не говоря уже о ее папаше, который достаточно умен, чтобы не возражать против настоящего мужчины в качестве зятя, который помог бы ему содержать гостиницу.

— Что ж, теперь, когда все это закончилось, — сказал Костолом, — я хотел бы отметить, что Еще-Варенья все время был на моей стороне.

— Но он мало чем мог непосредственно тебе помочь, — сказал Билл. — Так что получилось очень удачно, что здесь оказался я. Ты не мог бросить свое разбойничье ремесло, не проиграв в честном поединке. И ты не мог позволить победить себя любому другому, особенно из местных, и при этом сохранить свою репутацию, уйдя на покой. Но, конечно, если Коротышка вроде меня выиграл у тебя поединок, и через несколько дней я отсюда улетаю, ты все равно остаешься хозяином положения — по крайней мере, в местном масштабе. Конечно, тебе вовсе не обязательно уходить из разбойников лишь потому, что тебя победил Коротышка. Это было бы не так, будь я настоящим человеком.

— Нет, но твоя победа была для меня знаком, — грустно сказал Костолом. — Я становлюсь медлительным и слабым, Кирка-Лопата, и меня все равно победил бы кто-то другой — это вопрос времени. Это я могу сказать точно.

— Ну, ты вовсе не выглядишь таким уж старым и слабым, — сказал Билл.

— Рад это от тебя слышать, Кирка-Лопата, — сказал Костолом. — Да, еще несколько лет я мог бы противостоять любому. Но я наверняка не смог бы ничего поделать с драчуном-Коротышкой вроде тебя.

— Что ж, мне приятно слышать это от тебя, — ответил Билл. Сосредоточенный на нем взгляд Костолома оставался спокойным и невинным. — Поскольку в голове у меня все перемешалось и я очень беспокоился.

— Перемешалось? — переспросил Костолом.

— Да, — кивнул Билл. — Как ты помнишь, ты, видимо, хорошенько стукнул меня в том складе, даже если я и успел выбраться оттуда на собственных ногах. После этого я провалялся несколько дней. И из-за этого удара по голове у меня в мозгах, похоже, все перемешалось. Ты не поверишь, но мне казалось, что я дотрагивался до твоей ноги, лежавшей на полу, еще до того, как покатились бревна и накрыли тебя.

Костолом медленно покачал головой:

— Значит, я действительно хорошо тебя стукнул, верно, Кирка-Лопата? Что бы я мог делать, лежа на полу и ожидая, когда на меня покатятся бревна?

— Наверное, ты будешь смеяться, — сказал Билл, — но у меня, похоже, застряло в голове, что ты не только там лежал, но и сам навалил на себя эти бревна, чтобы все подумали, что я выиграл. Но все знают, что ты бы этого не сделал. В конце концов, ты боролся за свою прежнюю свободную жизнь. Самое последнее, чего тебе хотелось, — это жениться и стать владельцем гостиницы. Поэтому я сказал себе, что не должен так думать. Или должен?

Билл резко бросил два последних слова дилбианину. Костолом секунду спокойно дышал, полуприкрыв глаза, с задумчивым выражением на морде.

— Что ж, я скажу тебе, Кирка-Лопата, — наконец сказал он. — Поскольку это всего лишь ты, Коротышка, полагаю, мне неважно, что ты думаешь по этому поводу. В конце концов, то, что, по твоему мнению, все произошло вовсе не так, как было на самом деле, ничем мне не вредит, ты все равно покинешь нас в летающем ящике. Так что можешь думать как считаешь нужным — меня это никак не беспокоит.

Билл глубоко вздохнул, признавая свое поражение. Костолом сумел увильнуть от прямого ответа.

— Но я кое-что тебе скажу, — неожиданно продолжил Костолом. — Я скажу тебе, как мне хотелось бы представлять себе этот поединок.

— И как же? — с подозрением спросил Билл.

— Я бы представил себе, как я шел на цыпочках по темному проходу — и внезапно ты набросился на меня, словно дикая кошка, — сказал Костолом. — Прежде чем я успел что-то сообразить, ты напал на меня. Затем ты выбил у меня меч и расколол мой щит. Схватил бревно и ударил меня. А затем ты ударил меня другим бревном, и вся груда покатилась вниз, в то время как ты швырнул меня сквозь стену, выскочил наружу и снова через стену швырнул меня обратно, когда бревна скатились вниз и накрыли меня.

Он замолчал. Какое-то время Билл ошеломление смотрел на него, прежде чем к нему вернулся дар речи.

— Швырнул тебя сквозь стену, дважды? — сдавленно переспросил Билл. — Каким образом? В стенах склада не было никаких дыр!

— Не было! — сказал Костолом, с ноткой удивления в голосе отступая назад. — Да, действительно, Кирка-Лопата! Я могу ошибаться. Мне следует забыть об этом, когда я буду рассказывать о нашем поединке. Я весьма обязан тебе, Кирка-Лопата, за то, что ты указал мне выход. Вероятно, у меня в голове тоже немного перемешалось, так же как и у тебя.

— Э... да, — сказал Билл.

Внезапно Билла осенило. Все, что говорили дилбиане, нуждалось в интерпретации, а он пытался заставить Костолома рассказать правду о поединке совершенно по-другому. В результате он получил историю о собственной отваге, слишком чудесную, чтобы в нее поверить. Значит, он поднял эту девятисотфунтовую тушу и швырнул ее сквозь стену из бревен, и не один раз, а два?

— Но, в конце концов, — спокойно продолжал Костолом, — нет никаких причин копаться друг у друга в воспоминаниях. Почему бы мне не помнить поединок таким, как он виделся мне, а тебе — по-своему, и на этом остановиться?

Билл усмехнулся. Он ничего не мог возразить. Это было нарушением правил дилбианского этикета, который требовал всегда сохранять невозмутимость, но он надеялся, что его человеческое лицо выглядит достаточно чуждо для Костолома, и дилбианин не поймет его выражения.

Так или иначе, Костолом, казалось, не заметил его усмешки.

— Ладно, — сказал Билл.

Костолом удовлетворенно кивнул.

— Что ж, в таком случае пойду домой обедать, — сказал он. — Знаешь, Кирка-Лопата, ты совсем неплохой Коротышка. Есть в тебе что-то по-настоящему человеческое. Рад был с тобой познакомиться. Всего тебе доброго!

Он повернулся и ушел столь же внезапно, как и Холмотоп. Глядя ему вслед, Билл увидел, что тот остановился, чтобы поговорить с другим дилбианином, который разглядывал курьерский корабль, но теперь поспешил навстречу бывшему предводителю разбойников.

В том, как второй дилбианин приближался к огромной черной фигуре, чувствовалось несомненное уважение. Какие бы перемены ни произошли в жизни Костолома в результате его поражения в поединке с Биллом, ясно было: он не утратил самой малой доли своего положения и авторитета в местном обществе.

Но в этот самый момент краем глаза Билл заметил высокого стройного человека, который разговаривал с Анитой возле открытого люка корабля; он взял чемоданчик и повернулся, направляясь в сторону леса.

— Эй! — крикнул Билл, бросаясь к ним. — Не уходите! Остановитесь! Мне нужно с вами поговорить!

26

Человек остановился и обернулся, когда Билл подбежал к кораблю. Анита, уже собиравшаяся было войти в люк, тоже в ожидании остановилась. Но Билл хотел встретиться с высоким мужчиной без посторонних.

— Если... ты не возражаешь, — сказал Билл, слегка заикаясь после быстрого бега, — я бы хотел обсудить один личный вопрос...

— Да ради Бога! — яростно взорвалась она. — Продолжай в том же духе, строй из себя идиота! Как будто меня это волнует!

Она взбежала по ступеням к люку и спустилась внутрь корабля. Билл с несчастным видом смотрел ей вслед. Позади него послышался смешок.

— Я бы на вашем месте не волновался, — произнес голос высокого человека. — Она скоро вернется.

Билл резко повернулся. Перед ним стоял все тот же худой длинноносый тип, которого он впервые встретил в качестве офицера, сменившего место его назначения с Денеба-17 на Дилбию. Он улыбался с неуместной веселостью. Билл не улыбнулся ему в ответ.

— Почему вы в этом так уверены? — огрызнулся Билл.

— Во-первых, — ответил высокий, — потому что я знаю ее значительно лучше, чем вас. Во-вторых, я знаю еще кое-что, чего вы не знаете. Прежде всего, нетрудно догадаться, что она влюблена в вас.

— Она... что? — переспросил Билл, оборвав фразу на полуслове, и вытаращился на собеседника.

— Она ничего не может с собой поделать, — сказал тот, и его улыбка стала еще шире. — Видите ли, сердцем она — дилбианка. И вы тоже.

— Дилбианин? — Билл окончательно утратил способность соображать.

— Ну, ваше тело и разум человеческие, — сказал высокий. — Но вы в большой степени дилбиане — особенно вы, Билл, — исходя из черт вашего характера. Вас обоих тщательно отбирали. Грубо говоря, вы обладаете личностью героя-дилбианина настолько, насколько может обладать ею человек. А Анита, соответственно, обладает личностью героини-дилбианки. Вы вряд ли могли бы что-то поделать с вашим влечением друг к другу...

— Вот как? — мрачно прервал его Билл, возвращая разговор к главной теме, которая была у него на уме. — Давайте забудем об этом на какое-то время, ладно? Вы ведь Лейф Гринтри, так?

— Боюсь, что так, — ответил высокий, продолжая улыбаться.

— И вы никогда не были офицером по назначениям? И никогда не ломали ногу, верно?

— Нет, и я боюсь, что это был тот минимум необходимой дезинформации, которую нам пришлось вам дать, — засмеялся Гринтри. — И это того стоило, — от того, что вы здесь совершили, захватывает дух. Понимаете, вас использовали без вашего ведома...

— Это я уже понял, спасибо, — язвительно сказал Билл. — Собственно, я понял несколько больше, чем вы могли подумать. Я знаю, что здесь произошло на самом деле, и могу предположить, какого рода план вы представили вашему начальству, чтобы меня направили сюда. Мюла-ай сказал мне, что меня швырнули сюда, без подготовки и информации, для того, чтобы внести замешательство в возникшую ситуацию и дать вам шанс закрыть безнадежный проект, не потеряв при этом лицо. Вот какую идею вы предложили своему руководству. Но у вас было на уме кое-что еще, не так ли?

Улыбку на длинном лице Гринтри сменило озадаченное выражение.

— Кое-что еще... — начал он.

— Именно! — бросил Билл. — Вы не просто хотели, чтобы я спутал здесь все карты; вы хотели, чтобы меня убили!

— Я хотел, чтобы вас убили? — изумленно переспросил Гринтри. — Но Мюла-ай никогда бы не пошел на такое, если только...

— Я вовсе не имею в виду Мюла-ая, и вы это знаете, — прорычал Билл. — Я имею в виду Костолома и поединок!

— Но мы никогда не думали, что вы будете драться! — запротестовал Гринтри. — Все, что вы должны были сделать, — укрыться в Представительстве. Костолом со своими разбойниками никогда не пошел бы за вами в деревню. Вы были бы в полной безопасности...

— Ну конечно, — сказал Билл, — так вы и объяснили вашему руководству, верно? Вот только сами вы знали лучше. Вы знали, что мне придется участвовать в этом поединке — если Красотке пришлось буквально тащить меня туда!

— Красотке? — сказал Гринтри. — При чем здесь вообще Красотка?

— Только не притворяйтесь, что вы не знаете. Анита не знала, — сначала я думал, что она знает, но было ясно, что она вообще не понимает мужчин-дилбиан. Она думала, что Еще-Варенья — всего лишь посмешище, а не главный в деревне. И Мюла-ай этого тоже не знал. Но вы должны были понять это несколько раньше, и вам стало ясно, что вы вели себя с дилбианами совершенно не так, как следовало. Официально Служба Внеземных Культур не могла обвинить вас в том, что вы не поняли этого вовремя, но неофициально то, как вы опростоволосились, стало бы предметом для шуток на всех уровнях Службы. И это могло бы лишить вас всех надежд на дальнейшую карьеру. Так что вы подстроили так, чтобы я был убит, и тогда проект был бы закрыт не «временно», но полностью замят, а все записи были бы похоронены в файлах; и никто не узнал бы о вашем провале!

— Подождите минуту, — недоуменно сказал Гринтри. — Как я уже сказал, вас использовали без вашего согласия и ведома. Я подтверждаю это. Но все остальное — я даю вам слово, что я не больший злодей, чем Анита. Правда, я знал, зачем вас послали сюда, а она нет. Так что там насчет Красотки, которая притащила вас на поединок с Костоломом?

— Будто вы сами не знаете! — огрызнулся Билл, беря себя в руки как раз в тот момент, когда его голос угрожал сорваться на крик, слышный внутри курьерского корабля. — Вы думаете, вам удастся меня убедить? Вы слишком хорошо все организовали, чтобы это было случайностью; а раз вы все организовали, вы должны были понять дилбиан; а если вы их поняли, вы не могли не знать, к чему стремился Костолом.

— Я не...

— Да бросьте! — сказал Билл. — Вы все прекрасно знаете не хуже меня. Костолом хотел оставить разбойничью жизнь и остепениться, прежде чем начнет терять свою ловкость и силу. Он хотел уйти и стать добропорядочным жителем деревни, пока он еще был наверху, но не мог просто так отказаться от роли вожака разбойников без достаточных на то причин, если только не хотел потерять лицо, а это главное, на чем держится дилбианское общество. Так что он решил жениться на Красотке, а Еще-Варенья в качестве приданого разработал план, как ему перестать быть вожаком разбойников, не потеряв при этом лица.

— Какой план? — На нахмуренном лице Гринтри начало появляться заинтересованное выражение.

— Вы сами знаете! — прорычал Билл. — Всей Дилбии известно, что дилбианин — Ужас Стремнины — однажды боролся с человеком и проиграл, так что Еще-Варенья тоже запланировал устроить Костолому поединок с человеком, и Костолом мог бы сделать вид, что тоже проиграл. Поскольку проиграть он должен был человеку, он все равно оставался бы сильнейшим среди своих собратьев-дилбиан; но он мог бы воспользоваться своим поражением как оправданием для ухода из разбойников в новую жизнь в Мокром Носу. Это вас Еще-Варенья выбрал в противники Костолому, но, когда вы увидели надвигающийся поединок, вы устранились и подставили вместо себя меня. Предполагалось убить сразу двух зайцев — спровоцировать закрытие проекта и убраться с Дилбии до того, как поединок состоится. Потому что если бы вы прошли через этот поединок и остались в живых, вам пришлось бы объяснять своему руководству, как это у вас получилось, а тогда выплыла бы наружу вся история о том, как вы поняли секрет дилбиан и держали этот факт в тайне!

Билл замолчал. Гринтри как-то странно смотрел на него.

— Признавайтесь! — потребовал Билл. — Я полностью изобличил вас, и вы это знаете!

Но несмотря на сердитый тон его голоса, в душу Билла начало закрадываться некоторое сомнение. Трудно было поверить, чтобы Гринтри продолжал изображать полную невинность, услышав то, что сказал ему Билл. Если только он действительно был невиновен, но при всем том, что было известно Биллу, это было невозможно.

— Может быть, вы расскажете, — странным голосом сказал Гринтри, — что означает этот, как вы говорите, секрет дилбиан?

— Вы сами знаете! — рявкнул Билл.

— И все-таки расскажите, — настаивал Гринтри.

— Ладно, если вам так хочется и вы хотите удостовериться, что я все понял! — яростно сказал Билл. — То, что стало ясно вам, в конце концов стало ясно и мне — как раз вовремя, чтобы намекнуть об этом Костолому, в конце концов согласившись на поединок. Если бы он не понял этого, ему, вероятно, пришлось бы устроить настоящий поединок — лишь для того, чтобы быть уверенным, что я потом не расскажу другим дилбианам, что он преднамеренно мне проиграл. А настоящий поединок наверняка закончился бы для меня весьма печально!

— Но, — сказал Гринтри, — вы все еще не рассказали мне, что это за секрет дилбиан.

— Да они все делают иначе, вот что! — раздраженно выпалил Билл. — Дилбианин никогда не лжет, за исключением крайних обстоятельств...

— Мы знаем об этом, — начал Гринтри. — По законам горных племен это считается величайшим оскорблением...

— ...Но он никогда не говорит полной правды, если может как-то исказить ее, чтобы произвести иное впечатление! — сказал Билл. — Он ничего не признает и ничего не подтверждает. Он преувеличивает, чтобы преуменьшить, и преуменьшает, чтобы преувеличить. Он хвастает и бахвалится, когда хочет проявить скромность, и буквально трепещет от скромности и кротости, когда делает последнее предупреждение другому дилбианину, чтобы тот уступил или готовился к неприятностям. Короче говоря, дилбиане всегда поступают наоборот, наизнанку и задом наперед, из принципа!

Лицо Гринтри прояснилось.

— Вот, значит, как... — сказал он, трезвея. — Нет, это не может быть ответом. Мы давно пришли к выводу, что дилбианам присуща некоего рода всеобщая политическая система, или ментальность, в чем они сами бы не признались, — они достаточно хорошо взаимодействуют друг с другом как отдельные личности, и общество не играет для них особой роли. Но то, о чем вы говорите, не может быть ответом. Ни одна политическая система не могла бы существовать...

— О чем вы говорите? — резко сказал Билл. — У них совершенная политическая система. То, что имеет место здесь, на Дилбии, — это стопроцентная, подлинная, классическая демократия. Никто среди дилбиан не говорит другому, что ему следует делать. Под прикрытием набора внешне непоколебимых правил, таких как запрет на ложь, лежат невидимые, легко изменяемые правила, которыми и руководствуются дилбиане в своих действиях. Кроме того, независимо от обстоятельств, каждый дилбианин имеет равное право убеждать любого другого дилбианина согласиться с ним. Если с ним будет согласно большинство, для всех начинает действовать новое невидимое, непризнанное правило. Вот почему Еще-Варенья и Костолом являются хозяевами положения — они чемпионы по умению убеждать... короче говоря, они создают невидимые законы.

Гринтри уставился на него.

— В это трудно поверить, — медленно произнес он. — В качестве вожака разбойников Костолом возглавлял могущественную банду...

— Которая лишь забирала у селян то, что они были в состоянии отдать! — бросил Билл. — А если они брали у кого-то больше, селянин жаловался Костолому, который заставлял вернуть все обратно.

— Но, очевидно...

— Очевидно! — фыркнул Билл. — Вся суть поступков дилбиан в том, что то, что кажется очевидным, лишь маскирует реальность... — Он внезапно замолчал. — Что вы вообще здесь делаете? Пытаетесь убедить меня, будто то, что я вам рассказываю, вам неизвестно? Вы не хуже меня знаете, что дилбиане подвергли испытанию вас и Мюла-ая, чтобы посмотреть, кто в конце концов победит, — это вовсе не было состязанием между ним и вами в попытках склонить примитивных туземцев на свою сторону, как вам вначале казалось, — и именно эту историю вы старались любой ценой похоронить. Даже ценой моей жизни.

— Испытание? — Гринтри не отводил взгляда от Билла в течение всего разговора, но сейчас его взгляд был совсем другим. — Испытание?

— Вы сами знаете, — сказал Билл, но уже не столь уверенно. Или, подумал он, Гринтри говорит правду, или он лучший актер из всех когда-либо живших на земле.

— Расскажите, — хрипло сказал Гринтри.

— Что ж... сама идея сельскохозяйственного проекта по усовершенствованию дилбианского земледелия была спорной. Дилбиане размышляли, действительно ли им будет польза от тех преимуществ, о которых вы заявляли, или же во всем этом есть какой-то скрытый вред — так, как они обычно поступают. Селяне приняли вашу сторону, а те, кто принял другую, присоединились к разбойникам и стали поддерживать Мюла-ая. Затем они все сели и стали ждать, кто — человек или гемноид — нарушит возникшую патовую ситуацию, склонив ее в свою пользу. Послушайте, — почти умоляюще сказал Билл. — Вы же все это и так знаете!

Гринтри покачал головой.

— Я клянусь вам, — медленно сказал он, — я даю вам слово — я этого не знал. Никто в Службе Внеземных Культур этого не знал!

На этот раз Билл уставился на него.

— Но... — помолчав, сказал он, — если вы этого не знали, как же мог я все выяснить...

Он замолчал. Снова посмотрев на Гринтри, он увидел вновь возникшую улыбку.

— Я вам расскажу — если вы будете слушать, — сказал Гринтри.

— Я слушаю, — осторожно сказал Билл.

— Вы все выяснили, — начал Гринтри, и широкая улыбка озарила его лицо, — потому что вы — уникальный субъект важнейшего эксперимента по воспроизведению инопланетной психологии, который когда-либо проводился!

Билл подозрительно посмотрел на него.

— Это правда! — энергично сказал Гринтри. — Я собирался рассказать вам об этом, но вы начали говорить первым, и оказалось, что вы добились даже большего успеха, чем мы могли мечтать. Видите ли, вас послали сюда, на Дилбию, чтобы нарушить патовую ситуацию, возникшую между проектом и противостоянием гемноидов. И вы это сделали, но вы также дали нам совершенно новое понимание дилбианской натуры и доказали, что мы получили инструмент для взаимодействия с другими инопланетными расами, с которыми гемноидам не сравниться!

Билл нахмурился сильнее. Все, что он смог сделать после только что услышанного.

— Вы вовсе не были брошены на Дилбии на произвол судьбы, — сказал Гринтри. — Но кое с кем это однажды случилось. Это был Джон Тарди, тот, кого дилбиане прозвали Пол-Пинты. Лишь по чистой случайности и из-за нашего непонимания дилбиан он оказался в невероятной ситуации — перед лицом поединка с Ужасом Стремнины, и Ужас действительно хотел выиграть этот поединок.

— Я не понимаю, — слабо сказал Билл.

— Видите ли, — сказал Гринтри, — Джону Тарди удалось — почти чудом — оказаться на высоте. Ему удалось выиграть поединок с Ужасом и с честью выйти из ситуации. Это вопреки всем правилам. И выяснение того, как это могло произойти, стало проектом с высшим приоритетом, на который ушло несколько лет. Наконец был найден ответ — что-то вроде ответа.

— Какой?

— В ходе расследования выяснилось, — серьезно сказал Гринтри, — что склад личности Джона Тарди случайно оказался близок к дилбианскому. Было высказано мнение, что, вероятно, ему удалось выбраться из возникшей на Дилбии ситуации потому, что он мог мыслить в большей степени по-дилбиански, чем все прочие. Короче говоря, он, видимо, оказался как раз нужным человеком в нужном месте в нужный момент. И возникло новое понятие: понятие под названием «невольный агент».

— Невольный... — Даже сами эти слова звучали глупо в устах Билла.

— Верно, — сказал Гринтри. — Невольный агент. Человек, который не получает абсолютно никакой предварительной подготовки и, таким образом, не имеет видимых связей со своим начальством, но настолько хорошо вписывается в ситуацию, в которой оказывается, что в состоянии путем импровизации найти из нее выход. Разница между невольным и обычным агентом примерно такая же, как между старомодным водолазом в шлеме со шлангом, связывающим его с насосом на поверхности, и свободно плавающим аквалангистом двадцатого века.

Билл снова покачал головой.

— Невольный агент не только свободен импровизировать, — продолжал Гринтри. — Он вынужден импровизировать. И, идеально вписываясь в ситуацию вместе со всеми ее участниками, он не может потерпеть неудачу — мы надеемся — и обязательно найдет идеальное решение.

Последние слова глубоко проникли в душу Билла.

— Вы надеетесь... — горько повторил он. — Значит, я был невольным агентом?

— Именно, — сказал Гринтри. — Первым, — думаю, теперь их будет много. Конечно, мы подстраховались, делая ставку на вас, снабдив вас под гипнозом общей информацией о дилбианах и еще одним человеком со складом личности, близким к дилбианскому, — это была Анита. Но решение вы нашли самостоятельно. А теперь я узнал, что вы также догадались о таких чертах дилбианского характера и культуры, о которых мы до сих пор не знали. Но лучше всего то, что вы доказали работоспособность кое-чего, чем обладаем мы и в чем с нами не могут сравниться гемноиды.

Билл нахмурился.

— Почему? — спросил он. — Вы имеете в виду, что они не могут найти и послать своего собственного невольного агента? Почему?

— Из-за их эмоциональной ущербности! — Улыбка Гринтри стала чуть шире. — Вы не знали? В характере гемноидов есть одна жестокая черта, которая не дает им возможности испытывать хотя бы малейшую способность к сочувствию. Сочувствие — это, с эмоциональной точки зрения, способность влезть в чужую шкуру. Это то, чем обладаем мы, люди, но не обладают они. И вот почему ваша похожесть на дилбиан сработала именно таким образом. Это ничем бы не помогло, если бы вы инстинктивно не пытались думать так же, как они, чтобы понять их поступки.

Конечно, подумал Билл. Он сразу же вспомнил свою первую догадку о том, что, возможно, в характере дилбиан есть нечто большее, чем известно даже подготовленному агенту вроде Мюла-ая. Он вспомнил, как Мюла-ай воспринял как само собой разумеющееся, что Билл не сочувствовал Костолому, и даже воспользовался этим для объяснения собственной, гемноидной природы. Но Гринтри все еще продолжал говорить.

— Если бы вы только знали, — говорил он Биллу, — сколько миллионов людей на Земле и на вновь заселенных мирах мы просеяли, прежде чем найти вас — человека, ближе всего стоящего к дилбианам. И насколько наши будущие взаимоотношения с инопланетными расами зависели от вашего успеха или неудачи здесь. Знаете ли вы, что теперь перед вами открыта дорога к любой работе или учебе? Знаете ли вы, что с этого момента вы стали наиболее ценным человеком вне Земли, во всей зоне Инопланетных Культур...

Он продолжал говорить, и постепенно настроение Билла стало подниматься, словно пробка, отпущенная на глубине и стремящаяся к поверхности. Внутренне — хотя он никогда и не признался бы в этом Гринтри — он вынужден был согласиться, что он человек не мстительный, и если было хоть какое-то оправдание тому, что, по его мнению, совершил Гринтри, он никогда не стал бы метать в его адрес громы и молнии. Особенно после того, как Билл вышел из возникшей на Дилбии ситуации невредимым, и даже с некоторой выгодой, приобретя новые знания и опыт.

Таким образом, появились весьма существенные смягчающие обстоятельства, и не было никаких причин не пользоваться ситуацией. Подсказывала ли ему его дилбианская природа, как себя вести? Как только он перестал задавать себе вопросы, внезапно, словно луч света в неожиданном разрыве среди тяжелых туч, перед его мысленным взором возник новый аспект сложившейся ситуации.

Если он был подобен дилбианину, а Анита была подобна дилбианке, ему сразу же стало понятно, почему она была столь непокорна и мрачна последние несколько дней. Конечно! Оказавшись главным действующим лицом, он продолжал делать вид, что не совершил ничего особенного, в то время как Анита ожидала от него проявления авторитета и силы.

Благодаря Красотке ему во многом стало понятно, каков мог быть образ мыслей Аниты. Он очнулся от своих мыслей и обнаружил, что Гринтри пожимает ему руку и прощается.

— В конце концов вы во всем разберетесь, Билл, я знаю, — говорил он. — Сейчас мне нужно идти. Кто-то должен держать под контролем исполнение проекта. Но я скоро отправлюсь на Землю, следом за вами и Анитой. Тогда мы еще поговорим. Всего хорошего...

— До свидания, — сказал Билл. Он смотрел, как высокий силуэт Гринтри удаляется в сторону леса — туда, где все еще одиноко стоял Брюхо-Бочка — Не-Пьяный, поправил себя Билл. Бедный старина Мюла-ай, подумал Билл; он по-настоящему проиграл, и он был единственным настоящим злодеем во всей этой истории. Но затем Билл содрогнулся, вспомнив эпизод с Папашей Скрипом, а еще — обрыв над Разбойничьей Долиной, когда достаточно было легкого толчка гемноида, чтобы Билл рухнул вниз на неминуемую смерть. Мюла-ай был серьезным злодеем и врагом. Билл перевел взгляд на другую часть поляны. Солнце заходило за верхушки деревьев, и Костолом, закончив разговор с дилбианином поменьше, наконец направился в, сторону Мокрого Носа и своего обеденного стола. Билл уставился вслед уходящей фигуре...

— Билл! — послышался раздраженный голос Аниты из открытого люка курьерского корабля позади него. — Поднимайся! Мы улетаем!

— Одну минуту! — крикнул он в ответ.

Он нетерпеливо прищурился, стараясь против солнца различить силуэт высокой фигуры Костолома. Да, действительно. Не было никакого сомнения.

Женитьба явно повлияла на Костолома положительно. Это было заметно лишь тогда, когда его черные очертания отчетливо выделялись на фоне яркого солнца, но так или иначе, это было несомненным фактом.

Костолом начал прибавлять в весе.