– Вам не следовало приближаться к моему дому.
      Кристофер Сент-Джон прыгнул в карету Уэстфилда, и Элизабет вжалась в подушки. Выглянув из окна, она очень удивилась, увидев, что пират живет в изящной городской усадьбе. Дом, расположенный в немодной части города, бросался в глаза; двое больших и сильных слуг у двери свидетельствовали о том, что внутри происходит нечто необычное.
      Сент-Джон сел напротив.
      – Это место не подходит для леди, а шикарный экипаж привлекает излишнее внимание.
      – Вы не оставляете мне выбора: я должна была приехать, как только узнала ваш адрес. Другого способа связаться с вами у меня нет.
      Пират молчал.
      – Мистер Сент-Джон, вы должны ответить мне на пару вопросов.
      Сент-Джон откинулся назад и поправил сюртук.
      – Не стоит вести себя столь официально, в конце концов, мы родственники.
      – Я помню.
      – Значит, вы мне верите?
      – Я проверила ваши слова.
      Сент-Джон вздохнул:
      – Жаль, что вы вышли за Уэстфилда, в противном случае все было бы куда проще.
      – Настоятельно рекомендую сменить тему, если не желаете рассердить меня. Когда я зла, во мне мало приятного.
      Сент-Джон рассмеялся:
      – Видит Бог, вы мне нравитесь. Будьте уверены, я лоялен по отношению к родственникам, а Уэстфилд теперь для меня тоже нечто вроде родственника.
      Элизабет свела брови на переносице, напрасно стараясь прогнать головную боль.
      – Уэстфилд ничего об этом не знает, и я предпочитаю ничего ему не говорить.
      Сент-Джон потянулся и открыл небольшой ящик рядом со своим сиденьем. Вынув бренди, он налил два бокала и предложил один Элизабет, а когда она отказалась, убрал графин обратно в ящик.
      – Я понял, что вы ничего не рассказали ему о нас, когда Уэстфилд пришел ко мне.
      Приглядевшись, Элизабет заметила светло-желтый синяк над левым глазом Сент-Джона.
      – Следы от ударов Уэстфилда?
      – Никто другой не отважился бы на такое.
      Элизабет поморщилась:
      – Прошу прощения. Я не собиралась рассказывать ему о нашей встрече, но не просила свекровь молчать об этом.
      Сент-Джон махнул рукой:
      – Этот ущерб ненадолго и, кстати, поощряет меня к активности. Несколько лет мы только обменивались колкостями, теперь пришло время перейти к действиям. Я обрадовался, когда ваш супруг нашел меня: интересно было узнать, как он к вам относится.
      – Чем вас обидел Уэстфилд?
      – Этот человек слишком высокомерен, слишком титулован, слишком состоятелен, слишком привлекателен – все слишком. Он богат, как Крез, но будет жутко недоволен, если я возьму немного.
      Элизабет фыркнула:
      – Можно подумать, вы устроите праздник, если у вас что-нибудь украдут.
      Пират глотнул еще бренди, потом неподвижно уставился на Элизабет.
      – Расскажите о Хоторне, – попросила она, наклоняясь вперед. – Я схожу с ума от того, что не знаю, кем он был.
      Сент-Джон снял шляпу и взъерошил волнистые светлые локоны.
      – Найджел был вашим супругом. Я предпочитаю помнить, что вы провели с ним год жизни.
      – И все равно я не понимаю. Если вы были братьями, как он мог работать на Элдриджа и не навредить вам или… или…
      – Не стать предателем? Элизабет, прошу вас, не думайте об этом. Он ведь был вам хорошим мужем, не так ли? – Сент-Джон вздохнул и положил шляпу рядом с собой.
      – Ваше расследование дало какую-то информацию о нашем отце?
      Элизабет закусила губу.
      – К сожалению, дало. Таких называют ненормальными, полусумасшедшими.
      – Вот как? – Сент-Джон опустил глаза. – Речь идет о жестокости? Безумии? Нет? Тем лучше. Достаточно сказать, что никто не хотел работать у него управляющим, а он был слишком болен, чтобы управляться с финансами должным образом. Когда отец скончался, Найджел обнаружил, что он банкрот.
      – Как это возможно? Нас никогда ни за что не преследовали.
      – Мы встретились, когда мне было десять. Моя мать выросла в деревне, поэтому, когда беременность стала очевидной, ее выгнали с работы в буфетной и вернули с позором родственникам. Найджел был на два года моложе меня, но уже детьми мы понимали свое родство, поскольку внешне слишком похожи, да и манеры у нас сходные. Найджел находил возможность общаться со мной. Уверен, жить с отцом ему было непросто, и он искал убежища в братских отношениях.
      Когда я узнал о финансовых затруднениях, то приехал в Лондон и выяснил все, что было необходимо. Я познакомился с теми, с кем должен был познакомиться, делал то, что просили, ездил туда, куда посылали. Я делал все, чтобы заработать, но долги Найджела были непомерными, уверяю вас. Узнав о том, чем я занимаюсь, он пришел в ярость и сказал, что не сможет получать удовольствие от новообретенного состояния и стабильности в то время, как я подвергаюсь опасности. Позднее, когда я понял, что меня преследуют, Найджел отправился к лорду Элдриджу и…
      – Стал агентом.
      – Да. Информация, поступавшая через агентство, позволяла мне ускользать от Уэстфилда, но Найджел любил вас, восхищался вами, уважал вас. Он часто говорил о вас и настаивал на том, чтобы я продолжил заботиться о вас, если с ним что-нибудь случится.
      – Какая злая ирония, – пробормотала Элизабет. – Уэстфилд настаивает, чтобы я не пользовалась вдовьей пенсией, но, выходит, какая-то ее часть принадлежит ему по закону, так?
      – Некоторым образом. То, что проистекает из средств, вырученных от продажи грузов компании «Ашфорд шипинг». Мы воспользовались ими, чтобы уплатить долг Хоторна.
      Элизабет побледнела. Это было еще хуже того, что она могла себе представить.
      – И все равно я многого не понимаю. Как получилось, что у вас оказалась моя брошь?
      – Я был поблизости, когда на Баркли и Хоторна напали. – Сент-Джон вздохнул. – Именно я послал людей помочь вашему брату. Я также взял брошь, потому что не был уверен, что могу поручить кому-нибудь вернуть ее вам.
      – Но почему вы там оказались? Ваш брат умер из-за вас?
      Сент-Джон вздрогнул.
      – Возможно. В конце концов все мы должны расплачиваться за грехи.
      – Что такого в дневнике, чем он так важен?
      – Не могу сказать, Элизабет.
      – Но почему? Я хочу наконец разобраться.
      – Прошу прощения. Ради вашей же безопасности вы не должны этого знать.
      – Меня пытались убить.
      – Отдайте мне дневник – это единственный способ избавить вас от опасности.
      Элизабет покачала головой:
      – Уэстфилд запер дневник, и у меня нет к нему доступа. В дневнике содержатся карты различных водных путей и зашифрованные записи. Мой муж считает, что речь идет о заданиях Найджела. Если бы я отдала дневник вам, известному пирату, это посчитали бы предательством, а Элдридж, узнав о нашем родстве…
      – Уэстфилд защитит вас, а я разберусь с Элдриджем.
      Элизабет тяжело сглотнула. Она не могла потерять Маркуса. Не сейчас.
      – После того, что произошло четыре года назад, муж мне не доверяет. Если я обману его таким образом, он никогда не простит мне этого.
      Сент-Джон пожал плечами:
      – Без Найджела дневник ничего не стоит, поскольку никто не в состоянии его расшифровать. Если я заберу его, вы сможете уехать и насладиться медовым месяцем, а потом я приманю того человека и покончу с ним.
      – Вы знаете о дневнике больше, чем говорите. Если бы он ничего не стоил, моя жизнь не подвергалась бы опасности.
      – Речь идет о сумасшедшем. Сумасшедший, говорю я вам. Подумайте о нападении на балу: может ли так действовать здравомыслящий человек?
      Элизабет ответила не сразу.
      – Откуда вы узнали?
      – Мои люди следили за вами, и один из них оказался рядом.
      – Так я и знала! В саду был кто-то еще, кто прогнал нападавшего.
      – Я изо всех сил стараюсь помочь вам…
      – Вы отсутствовали несколько недель.
      – Из-за вас. Меня разыскивали.
      – Найдите его! Избавьте меня от всего этого.
      Сент-Джон небрежно поставил бокал.
      – Я прочесывал Англию, а в это время на вас дважды напали. Этот человек слишком хорошо знает о моих действиях – он планирует нападения, когда меня нет в Лондоне. – Сент-Джон схватил руку Элизабет и крепко сжал. – Найдите способ передать мне журнал, и все будет позади.
      Элизабет осторожно освободила руку.
      – Скажите правду: дневник как-то связан с убийством Найджела?
      – В некотором смысле.
      – Что это значит?
      – Дорогая, боюсь, вы и так слишком много знаете.
      На глаза Элизабет навернулись слезы разочарования. Как узнать, искренен Сент-Джон или просто очень коварен? У нее имелись сильные подозрения, что информация в дневнике имела к нему какое-то отношение. Если она права, муж захочет использовать эту информацию, чтобы привлечь пирата к суду: для Маркуса это будет шанс на успех, которого он ожидал много лет.
      Элизабет устало вздохнула:
      – Мне нужно подумать. В моей жизни было мало счастья: единственной настоящей радостью являлся муж. Ваши интриги могли стать концом всего.
      – Поверьте, мне очень жаль. Когда-то я принес несчастье множеству людей, но вас мне искренне жаль. – Сент-Джон открыл дверцу кареты и сделал шаг наружу, но вдруг обернулся и чмокнул Элизабет в щеку, а потом выпрыгнул из кареты и протянул ей руку. – Теперь вы знаете мой адрес. Приходите, если что-нибудь пойдет не так, и не доверяйте никому, кроме Уэстфилда. Обещаете?
      Элизабет быстро кивнула, и пират удалился.
      Лакей терпеливо ждал, пока Элизабет соберется с мыслями.
      – Поезжайте домой, – наконец сказала она, все еще не в силах отделаться от ощущения, что Сент-Джон станет концом ее счастья.
 
      Маркус молча рассматривал Элизабет с порога спальни: она безмятежно спала, и его сердце таяло при виде того, как она мирно раскинулась на кровати. Рядом с ней на столике стояли две открытые упаковки порошка от головной боли и полупустой стакан воды.
      Наконец Элизабет медленно пошевелилась и открыла глаза. Нежность в ее взгляде тут же скрылась за веками, тяжелыми от чувства вины. В это мгновение Маркус понял, что донесения верны, но усилием воли удержал себя.
      – Маркус, – позвала Элизабет грудным голосом, никогда не оставлявшим его равнодушным. – Иди в постель, дорогой. Я хочу, чтобы ты меня обнял.
      Маркус снял сюртук, жилетку и остановился у края кровати.
      – Как прошел твой день? – небрежно поинтересовался он.
      Элизабет вздохнула и потянулась.
      – По правде сказать, это был один из ужаснейших дней в моей жизни. – Губы ее обольстительно изогнулись. – Но этого уже не изменишь.
      – Что-то произошло?
      Она помотала головой:
      – Не хочу об этом говорить. Расскажи лучше, как прошел твой день. Он был явно лучше моего. – Элизабет откинула одеяла, приглашая его лечь рядом. – Мы можем поужинать сегодня в наших комнатах. Мне не хочется снова одеваться…
      Маркус стиснул зубы. Действительно, сколько можно одеваться и раздеваться в течение одного дня? А может быть, Сент-Джон просто задрал ей юбки и…
      Усилием воли он прогнал видение и, присев на кровать, скинул туфли.
      – Тебе понравилась поездка в город?
      Элизабет насторожилась – она уже слишком хорошо его знала.
      Сев на кровати, она подложила подушки поудобнее.
      – Почему бы просто не сказать, что ты имеешь в виду?
      Маркус встал, чтобы снять бриджи.
      – Разве любовник не довел тебя до оргазма? Ты хочешь, чтобы я завершил то, что он начал? – Он подошел, лег в постель, но, к своему удивлению, оказался в ней один, так как Элизабет проворно выскользнула с другой стороны.
      – О чем это ты?
      Маркус откинулся на подушки, которые она только что сложила.
      – Мне сказали, что сегодня ты провела немало времени с Кристофером Сент-Джоном в моей карете за закрытыми занавесками. Он трогательно поцеловал тебя на прощание и великодушно пригласил приезжать по любому поводу.
      Фиалковые глаза Элизабет блеснули – как всегда, в ярости она была восхитительна.
      – Ах вот оно что, – пробормотала она, поджав губы. – Выходит, несмотря на твою ненасытность, от которой я часто чувствую себя больной и обессиленной, мне еще требуются другие интимные контакты? Может быть, тебе надо скомпрометировать меня? – Повернувшись, она быстро вышла.
      Некоторое время Маркус ждал, не вернется ли она, а затем натянул халат и отправился к ней в комнату.
      Элизабет стояла у двери, отдавая горничной распоряжение принести ужин и порошок от головной боли. Отослав служанку, она легла в кровать, даже не взглянув на Маркуса.
      Подойдя к ней, Маркус схватил ее за плечи:
      – Скажи, что произошло?! Скажи, что это неправда.
      – Нет, правда. – Элизабет говорила столь спокойно, что Маркусу хотелось закричать. – Твои люди точно описали события.
      Маркус сцепил руки за спиной и отошел от нее.
      – Так ты встречалась с Сент-Джоном. Не расскажешь, зачем? Неужели, чтобы целоваться с ним?
      Элизабет вздохнула.
      – Пожалуй, скажу… если ты меня простишь.
      – Прощу за что? Что ты делала? Он тебе понравился? Он соблазнил тебя?
      – А если так, то что? – тихо спросила Элизабет. – Если я сбилась с пути, но хочу, чтобы ты ко мне вернулся, ты примешь меня?
      Гордость Маркуса страдала от мысли о том, что его жена была в объятиях другого мужчины, и он даже ощутил тошноту.
      Отвернувшись, он невольно сжал кулаки.
      – Чего ты от меня хочешь?
      – Ты прекрасно знаешь. Скажи, теперь ты бросишь меня? Возможно, я больше не нужна тебе?
      – Не нужна? Я всегда буду нуждаться в тебе, каждое мгновение, во сне, наяву. – Маркус отвернулся. – И я тебе тоже нужен. Что бы ни случилось, ты останешься со мной.
      – Зачем? Согревать тебе постель? Это может сделать другая женщина.
      Элизабет находилась всего лишь на расстоянии вытянутой руки, но Маркусу казалось, что теперь их разделяют многие мили.
      – Ты моя жена. Ты будешь удовлетворять мои потребности.
      – И это все, для чего я тебе нужна? Ради удобства? Ничего более?
      – Не знаю. Господи, как бы мне хотелось не нуждаться в тебе!
      Внезапно Элизабет соскользнула с постели на пол.
      – Маркус, – всхлипнула она и, обняв его ноги, уткнулась в них головой. – Сегодня я встречалась с Сент-Джоном, но не изменяла тебе. Я не смогла бы этого сделать.
      Граф медленно наклонился и обнял ее.
      – Господи, Элизабет…
      – Ты нужен мне. Мне нужно, чтобы ты дышал, думал, был. – Глаза ее, полные слез, не отрываясь смотрели на него.
      – Что происходит? – хрипло спросил Маркус. – Я не понимаю.
      Элизабет прижала пальцы к его губам.
      – Сейчас объясню.
      Во время рассказа голос Элизабет прерывался, а когда она замолчала, Маркус просто не знал, что сказать.
      – Почему ты не рассказала мне раньше?
      – Я сама не знала все до сегодняшнего вечера, а когда узнала, то… просто побоялась.
      Маркус схватил ее руку и прижал к сердцу.
      – Пойми, это наша жизнь, наш брак. Может, я и не был тебе нужен, но я все равно у тебя есть.
      В дверь постучали, и Маркус встал, увлекая Элизабет за собой. Открыв дверь и принимая поднос с ужином, он решительно произнес:
      – Скажите экономке, чтобы занялась упаковкой вещей.
      Слуга поклонился и вышел.
      Элизабет нахмурилась:
      – Что ты задумал?
      Отставив поднос, Маркус схватил ее за руку и потащил к себе в комнату.
      – Мы уезжаем в деревню с моими родными. Я хочу, чтобы ты покинула Лондон и отсутствовала, пока я не разберусь со всем этим. Оставаться в Лондоне небезопасно, теперь я даже не знаю, кого подозревать. Это может быть кто угодно, кто-то, кого мы пригласили на бал по случаю помолвки, или знакомый, который пришел с визитом…
      – А как же парламент? – осторожно спросила Элизабет.
      Он скептически взглянул на нее, снимая халат:
      – Неужели парламент должен интересовать меня больше, чем ты?
      – Но для тебя это важно, я знаю.
      – Ты для меня важнее.
      Подойдя ближе, Маркус расстегнул на ней платье и спустил его на пол, потом снял сорочку.
      – Я хочу есть, – запротестовала Элизабет.
      – Я тоже, – пробормотал он, поднимая ее и перенося на постель.
 
      – Идея покинуть Лондон весьма разумна. – Элдридж принялся расхаживать вдоль окон, сцепив руки за спиной, но смотрел он не на пейзаж за окном, а себе под ноги.
      Маркус молчал, понимая, как тяжело узнавать о наличии предателя.
      – Я должен был обратить внимание на признаки. Сент-Джон не мог все эти годы избегать правосудия без чьей-либо помощи, но мне не хотелось в это верить. Теперь же я должен признать, что, возможно, среди нас есть еще изменник, а может быть, и не один.
      – Это значит, что пришло время решительных действий по отношению к Сент-Джону. Кажется, пока он единственный, кому что-либо известно о Хоторне и его дневнике.
      Элдридж кивнул:
      – Им займутся Толбот и Джеймс, а ты оставайся с леди Уэстфилд.
      – Вы пошлете за мной, если в том будет необходимость?
      – Не сомневайся. – Элдридж опустился в кресло и вздохнул: – В настоящий момент ты один из немногих, кому я могу доверять.
      Для Маркуса существовал только один человек, которому можно было целиком и полностью довериться в части заботы об Элизабет, поэтому, выйдя от Элдриджа, он отправился прямо к этому человеку и все ему рассказал.
      Уильям, держа в руках дневник Хоторна, угрюмо смотрел на него и покачивал головой.
      – Я ничего не знал об этом. Мне даже не было известно, что Хоторн ведет дневник, а ты, – он поднял глаза, – работаешь на Элдриджа. Боже, как мы похожи – ты и я!
      – Думаю, именно поэтому мы когда-то были близкими друзьями, – произнес Маркус безо всякого энтузиазма.
      Взгляд его заскользил по кабинету. Он вспоминал, как сидел в этой комнате и занимался приготовлениями к свадьбе. Это было так давно.
      Наконец он встал и собрался уходить.
      – Спасибо за помощь.
      – Уэстфилд, подожди.
      – Да? – Маркус остановился и обернулся.
      – Я должен извиниться перед тобой. – Отложив дневник, Уильям встал. – Мне следовало выслушать тебя, прежде чем выносить суждение. Возможно, объяснения ничего не стоят, и, в конце концов, это просто извинения за то, что я отказался от дружбы с тобой.
      Чувство обиды было очень глубоко, но искра надежды все же заставила Маркуса заговорить:
      – В любом случае мне хотелось бы услышать эти объяснения.
      Уильям потянул за шейный платок.
      – Я не знал, что и думать, когда Элизабет впервые упомянула о твоем интересе к ней. Ты был моим другом, и я знал, что, по сути, ты хороший человек, но… Зная опасения моей сестры, я думал, что вы друг другу не подойдете. Ты понятия не имеешь, каково это – иметь сестру, волноваться за нее, защищать ее… Тогда Элизабет сходила по тебе с ума.
      – Неужели?
      – Да, черт побери! Она постоянно говорила о тебе, о твоих глазах, о том, как ты улыбаешься, о сотне других вещей. Вот почему, когда я узнал от Элизабет о твоей неверности, то решил, что это правда. Любящая женщина поверит всему, что бы ни сказал ей любовник, и я решил, что тебе нет прощения, раз она сбежала. – Уильям помолчал, глядя Маркусу в глаза. – Прости, что я так решил. Мне жаль, что я не отправился за сестрой и не пробудил в ней здравый смысл, а позднее, зная, что поступил несправедливо, не пришел к тебе и не загладил вину. Я позволил гордости управлять своими действиями и утратил тебя – единственного друга, какой у меня когда-либо был. Мне так жаль.
      Маркус вздохнул и подошел к окну.
      – Баркли, это не только твоя вина, – наконец произнес он. – И не Элизабет. Если бы я рассказал ей об агентстве, ничего бы этого не произошло. Но, зная, как она жаждет стабильности, я все скрыл от нее. Пока не оказалось слишком поздно, я не понимал, что желаемое и необходимое для меня – разные вещи, но, кажется, теперь мы можем помириться, если ты простишь, что я увел у тебя леди Патрицию, хотя, по-моему, мы оба согласились, что твоя обида была сильнее.
      – Ты увел и Джанис Флеминг, – пожаловался Уильям и тут же улыбнулся: – Зато и я тебе неплохо отомстил.
      – Господи, да я уже давно забыл об этом! – Маркус покрутил монокль. – А еще ты как-то окунулся в Серпантин.
      – Первым туда упал ты, а когда я пытался помочь, ты утянул меня за собой.
      – Скорее, это ты не хотел, чтобы я утонул один. Для чего нужны друзья, если не для того, чтобы страдать вместе?
      Уильям рассмеялся, и они скрепили перемирие рукопожатием.

      Наступил поздний вечер второго дня, когда путешественники прибыли в родовой дом семейства Ашфордов. Явная схожесть большого дома с замком безмолвно свидетельствовала о стойкости рода Маркуса. Башни разной высоты поднимались на большом пространстве, довершая сходство.
      Когда три кареты и грузовая повозка замедлили ход и остановились, двери тут же распахнулись и прибывших окружили слуги в ливреях с гербом Уэстфилдов.
      Выйдя из кареты, Элизабет огляделась, Маркус, обнимая ее за талию, стоял рядом.
      – Добро пожаловать домой, – негромко произнес он.
      Войдя в холл, Элизабет чуть не задохнулась от изумления. Своды устремлялись вверх, и оттуда свисала огромная хрустальная люстра на невообразимо длинной цепи. Свечи мягко освещали альковы, расположенные по стенам с каждой стороны, каменный пол покрывали несколько огромных персидских ковров.
      Элизабет медленно направилась в глубь помещения, и звук ее шагов отозвался эхом по всему огромному пространству.
      На другом конце холла находились стеклянные двери, за которыми открывалась огромная лужайка, а в центре помещения архитектор разместил огромную лестницу, ведущую к массивной площадке наверху. Оттуда лестница разделялась на правую и левую половины, которые вели в восточное и западное крылья дома.
      Взглянув на Элизабет, Пол гордо улыбнулся:
      – Впечатляет, не правда ли?
      Элизабет кивнула.
      Затем они поднялись по двойному лестничному пролету слева, в то время как слуги волокли сундуки по правой части лестницы.
      Остановившись перед открытым дверным проемом, Маркус протянул руку, чтобы помочь Элизабет войти, после чего Пол и Роберт откланялись, пообещав встретиться за ужином.
      Комната, в которой оказалась Элизабет, была обильно украшена, полосатые шелковые занавески серо-коричневых и пастельно-голубых тонов обрамляли широкие окна с видом на круглый подъезд. По бокам располагались две двустворчатые двери: через левую Элизабет могла видеть гостиную и мужскую спальню, а через правую – детскую.
      Маркус, стоя за ее спиной, улыбался.
      – Тебе нравится?
      – Просто замечательно!
      Хитро подмигнув, Маркус прошел через гостиную и направился к себе.
      Оставшись одна, Элизабет внимательно осмотрела комнату. В небольшом книжном шкафу у окна находились ее любимые книги. В ящиках туалетного столика помещались привычные туалетные принадлежности.
      Как тогда, когда они проводили время в домике для гостей, Маркус подумал почти обо всем.
      Сняв шляпку и перчатки, Элизабет направилась на поиски супруга. Пройдя через открытую двустворчатую дверь, которая вела в его комнату, она нашла Маркуса сидящим у письменного стола без сюртука и жилета.
      – Маркус, – мягко произнесла она с улыбкой, – тебе обязательно очаровывать меня каждый день?
      Отвернувшись от стола, он крепко обнял ее и поцеловал в лоб.
      – Конечно. Перед ужином я покажу тебе весь дом, а утром ты познакомишься со слугами.
      Элизабет не знала, как выразить свою благодарность.
      – Мне нравится и дом, и твоя забота о моем комфорте. – Она чмокнула его в подбородок.
      Вернувшись к столу, Маркус склонился над документами, которые достал из ящика, а Элизабет опустилась в кресло перед камином.
      – Что ты собираешься делать? – с улыбкой спросила она.
      – Мне необходимо известить управляющего, что я нахожусь в поместье. Обычно я занимаюсь расходами по окончании сезона, но раз уж мы здесь, я могу начать прямо сейчас.
      – Разве ты не займешься расшифровкой дневника?
      Маркус удивленно поднял глаза:
      – Безрассудно держать тебя и дневник в одном месте.
      – А где же он? У Элдриджа?
      – Нет. Я оставил его на попечение Баркли.
      – Что? – Элизабет вскочила.
      – Почему нет? Уильям – единственный, кроме Сент-Джона, кто работал в тесном контакте с Хоторном, и он один из немногих, кому я могу доверять.
      – А как насчет мистера Джеймса?
      – Я предпочел бы Эйвери, но в данный момент Элдридж дал ему другое поручение.
      У Элизабет внутри все сжалось.
      – Сент-Джон.
      – Да. Мы должны узнать все, что ему известно.
      – А как же Маргарет, ее ребенок? Уильяма нельзя сейчас в это втягивать. Что, если на них нападут так же, как напали на меня? Как ты мог, когда я умоляла этого не делать?
      – Баркли готов к нападениям на себя и жену с момента смерти Хоторна.
      – Так вот почему мою комнату обыскали?
      – Элизабет…
      – Проклятие! Я доверяла тебе.
      Маркус прищурился:
      – Ты доверила мне свою безопасность, и я ее обеспечиваю.
      – Тебе нет дела до меня, иначе ты не делал бы ничего такого, из-за чего я могу пострадать. Мой брат и его жена – это все, что у меня осталось, и так рисковать ими…
      – Нет, не все! У тебя есть я.
      Элизабет покачала головой:
      – Ты принадлежишь агентству, и ты все делаешь для них.
      – Неправда!
      – Я была не права, когда доверилась тебе. – Элизабет смахнула слезу тыльной стороной ладони. – Ты намеренно не рассказал мне ничего.
      – Да, но исключительно чтобы не расстраивать тебя.
      – Лжешь! – Элизабет стремительно обошла канапе и направилась к двери.
      – Постой, я еще не договорил.
      – Договоришь без меня, – бросила Элизабет через плечо, бегом направляясь к себе в комнату.
 
      Молча наблюдая за тем, как Уильям расхаживает по гостиной, Маргарет вздохнула и поерзала на подушках, стараясь найти удобное положение для затекшей спины.
      – Так ты ничего не знал о его дневнике?
      – Нет, но я уверен, что тогда Хоторн был немного не в себе.
      – Как это относится к делу?
      – Во всем этом есть нечто странное. Я просмотрел пометки Уэстфилда: он уже посвятил много времени изучению дневника, но все, что нам удалось узнать, – отрывочные описания отдаленных районов безо всяких объяснений. Не могу понять, зачем вообще было вести такой дневник.
      Положив руку на выдающийся живот, Маргарет улыбнулась, когда почувствовала, как ребенок шевельнулся в ответ на ее прикосновение.
      – Давай отвлечемся на мгновение от дневника и сосредоточимся на самом Хоторне. Как он стал твоим напарником?
      – Все решал Элдридж.
      – Но он сам просил направления именно к тебе?
      – Не думаю. Насколько я помню, Хоторн сказал, что его чем-то обидел Сент-Джон.
      – Значит, с такой же легкостью его могли бы направить к Уэстфилду, который также занимался расследованием дела Сент-Джона.
      Уильям запустил обе руки в золотистые волосы.
      – Возможно, но Уэстфилда часто ставили в пару с мистером Джеймсом. У меня пока не установился хороший контакт с кем-либо из агентов.
      – Вы с Уэстфилдом не знали, чем занимается другой, несмотря на крепкую дружбу?
      – Элдридж не…
      – Не делится такой информацией на случай, если кого-либо захватят и будут пытать с целью получения информации?
      Уильям кивнул, и Маргарет вздрогнула.
      – Слава Богу, ты больше не развлекаешься таким образом. Одному небу известно, как Элизабет с этим справляется, однако она гораздо сильнее меня. Возможно ли, чтобы Хоторн женился на Элизабет ради того, чтобы выведать что-нибудь о работе Уэстфилда?
      – Не думаю. – Уильям присел рядом с женой и обнял ее. – Ему незачем было знать об Уэстфилде, точно так же, как и мне. Думаю, Хоторн женился на Элизабет, чтобы я остался его напарником.
      – Разумно. Итак, у нас есть Хоторн, работающий с тобой над расследованием по делу Сент-Джона и все время мешающий тебе. Он женат на Элизабет и ведет зашифрованный дневник, в котором пока что не было обнаружено ничего важного. Однако там должно содержаться нечто, ради чего можно пойти на убийство.
      – Да, это так.
      – Я бы сказала, что самым лучшим вариантом было бы схватить Сент-Джона, дать ему дневник и заставить рассказать, о чем там говорится.
      Маркус пожал плечами:
      – Со слов Элизабет, Сент-Джон считает, что расшифровать дневник под силу только Хоторну, но скорее всего это не так. Поэтому Эйвери выслеживает пирата, который, что в высшей степени неприятно, мог снова покинуть Лондон.
      – Я беспокоюсь за Элизабет и не могу не сожалеть, что Уэстфилд не оставил дневник где-нибудь в другом месте.
      – Я знаю, милая. Если бы был выбор, я предложил бы его. Однако, по правде сказать, несмотря на долговременное сотрудничество с Джеймсом и Элдриджем, я единственный, кому можно доверять и кто позаботится об Элизабет больше, чем агентство. Мы с тобой так долго были настороже; мне невыносима мысль, что наши дети будут жить в страхе. Мы должны с этим покончить.