6

И это было правдой: Магнус подумал, что на девушку кто-то напал. Он услышал ее крики и, поспешно натянув штаны на мокрое тело, побежал к ней, как безумный, вообразив, что на нее напаяй дикие шотландцы, В мыслях он уже видел, как они срывают с нее одежду, швыряют на землю и, возможно, уже удовлетворяют свою похоть.

Вместо этого он увидел такую сцену, от которой потерял дар речи, Здесь, посреди ручья, в сердце шотландских гор, перед ним предстало зрелище, какого ни один добрый христианин в мире и вообразить не мог. И уж, конечно, ничего подобного нельзя было представить при ярком дневном свете.

От этого видения волосы на голове вставали дыбом, потому что, как ему было известно из древних легенд, такие ручьи населяют русалки.

Он увидел духа, явившегося к нему из древних языческих времен и, должно быть, исторгнутого адом: это существо бешено кружилось в каком-то демоническом танце. И в то же время этот дух, стройный и золотоволосый, совершенно нагой и невероятно прекрасный, в неверном мерцании света под деревьями молотил себя руками, издавая при этом пронзительные крики.

Прошла минута, прежде чем Магнус понял, что принял их за крики о помощи.

И в ту же секунду водяной или лесной демон увидел его и остановился. Идэйн смотрела на него, задыхаясь, расширенными от ужаса глазами, и, видимо, была слишком удивлена и напугана, чтобы прикрыть свое тело.

Единственная мысль, которая мелькнула в этот момент в оцепеневшем мозгу Магнуса, была: «Она нагая!»

Здесь перед ним по щиколотку в горном ручье, освещенная осенним солнцем, пятнами падавшим на ее тело сквозь ветви деревьев, стояла женщина с самым прекрасным телом, какое он когда-либо видел.

«Неудивительно, – подумал он, – что я принял ее за русалку!» И снова то странное чувство, что охватило его минуту назад, вернулось, и волосы у него на затылке встали дыбом.

И пока она так стояла, неподвижная, словно статуя, с изумрудными, широко раскрытыми глазами, его жадный взор впитывал ее красоту: золотистую кожу, стройное тело, столь совершенное и прекрасное, с выступающими грудями и порозовевшими от холода сосками, тонюсенькую талию и изящный изгиб бедер. А длинные ноги были такими, что любой святой монах, запертый в келье монастыря, увидев их, не смог бы не соблазниться ею.

Видение содрогнулось от холода, и чары развеялись. Идэйн стремительно повернулась к берегу, где лежала ее одежда, но Магнус опередил ее. «Она наложница де Бриза», – напомнил он себе, загораживая ей путь. Он только хотел дотронуться до нее и убедиться, что она не видение, а живая женщина. Дух вод и долин зачаровал его. Никогда в жизни он не видел столь ослепительно прекрасной женщины.

Магнус протянул к ней руку и коснулся ее холодной, как мрамор, совершенной груди. С розового соска свисала капля воды. Не задумываясь, он дотронулся до него кончиком пальца:

Идэйн стояла совершенно неподвижно, только повернула к нему голову и теперь смотрела на него своими сверкающими изумрудными глазами.

– Нет, – прошептала она. – Нет, не сможешь этого сделать.

Магнус не решился ответить, боясь, что голос изменит ему; кровь бешено шумела у него в ушах.

Не могу? Он знал, что может и сделает это! Достаточно было одного прикосновения к ней, чтобы он весь воспламенился!

Он не мог выбросить из головы де Бриза и, призывая в свидетели всех святых, твердил себе, что она слишком хороша для мелкого рыцаря из числа вассалов лорда Честера. Слишком изысканна и ослепительно хороша. Даже если у де Бриза была ревнивая жена, он не мог себе представить, как у этого человека хватило сил отослать ее.

И каким-то образом волшебное видение оказалось в его объятиях. Магнус прижал ее к себе и почувствовал ее шелковистое, влажное и холодное после купания тело рядом со своим полуобнаженным. Этого он уже вынести не мог.

Магнус со стоном нашел ее нежные податливые губы. Его собственные губы дрожали от желания ощутить ее сладость, ему хотелось проглотить ее. Их соприкоснувшиеся губы вызвали пожар в них обоих, и она слабо, приглушенно застонала. Отстранившись, он посмотрел ей в лицо и прочел в ее глазах изумление. Но размышлять об этом не было времени.

– Пойдем, – сказал, он хрипло, – мы не можем заниматься этим здесь, в ручье. Позволь мне найти для тебя место получше.

Он наклонился к ней, поднял ее на руки и понес на берег, потом нашел освещенное солнцем место и уложил ее туда. Магнус был не в силах больше ждать. В мгновение ока он освободился от своих мокрых штанов и пояса с мечом.

Даже на солнце было холодно. Ветер гулял по их обнаженным телам. Но лежащая перед ним прекрасная нагая девушка, освещенная ярким солнечным светом, воспламенила кровь Магнуса так, что ему показалось, она сейчас закипит. Когда он встал перед нею на колени, она бросила испуганный взгляд на его тело ниже пояса и, впечатленная его мощью, закрыла глаза руками.

– Солнышко, – умолял он ее, – не надо бояться, не закрывай глаза!

Черт возьми! А как же выглядел де Бриз, когда обнажал свои чресла? Она не должна была бы так странно вести себя.

И что она надеялась увидеть, когда заглядывала ему в штаны? Если она опасалась уродства, то уже он-то, конечно, мог рассеять ее страхи. Кроме единичных жалоб на слишком большие размеры его мужского естества, все остальные дамы находили его вполне нормальным и совершенным по форме.

Кроме того, говорил себе Магнус, ни одна из замужних женщин и служанок, с которыми ему приходилось делить ложе при дворе Честера, не возражала и не жаловалась. Напротив, были среди них такие, кто был маниакально привязан к интимным частям его тела, и ему приходилось прибегать к дьявольским уловкам, чтобы избавиться от них. Но, господь свидетель, ему никогда не" встречалась женщина, которая не могла бы вынести вида его мужских достоинств. Для женщины бывалой наложница де Бриза вела себя до странности робко.

Ободряюще улыбаясь, Магнус опустился рядом с ней и в течение нескольких полных блаженства минут целовал и ласкал ее прелестное тело. Его страсть все возрастала и становилась чуть ли не мучительной. Он взял в ладони ее прелестные груди и целовал их, потом слегка прикусил эти розовые бутоны и услышал, как она с трудом выдохнула воздух.

– Это тебя возбуждает? – шепнул он. – Радость моя, я только хочу доставить тебе наслаждение. Скажи, если что-то из того, что я делаю, тебе неприятно, я тотчас же перестану.

Казалось, она его не слышит. С ее губ слетел легкий сладострастный стон, когда его рука скользнула между ее бедер, а кончиками пальцев он принялся ласкать ее самое чувствительное место. Магнус почувствовал, что сам сгорает от желания, В этой лихорадке ему подумалось, что никогда за все время своего общения с женщинами он не встречал ни одной, которая так сильно и так, быстро воспламенила бы его. Она лежала в его объятиях, готовая сдаться, и ее похожие на драгоценные камни глаза были прикрыты тяжелыми веками. Она раскрыла для него свое тело, как раскрывается трепетно цветок, и он не мог ошибиться, когда угадал в ней ответную страсть. Ее рука провела по его затылку, нежно лаская, а бедра ее сомкнулись вокруг его бедер.

Он был уверен, что она желала его. И все же она так мало походила на опытную и искусную куртизанку.

На мгновение Магнус почувствовал себя польщенным. Он взял приступом эту прекрасную и опытную жрицу страсти и вызвал в ней такое желание, что она не в силах была прибегать к ухищрениям.

– Магнус, – прошептала она, все еще не открывая глаз.

Он не помнил, чтобы называл ей свое имя. Но это не имело значения.

– Дорогая, прелесть моя, – бормотал он. – Я хочу любоваться твоим прекрасным телом. Я хочу, чтобы ты получила наслаждение от моего.

Магнус всегда и всем женщинам говорил с незначительными вариациями одно и тоже. Его руки скользнули под ее округлые ягодицы, и он слегка приподнял ее. Голова его кружилась. Она была восхитительной – нежной, но пламенной. И через несколько секунд он преодолеет этот желанный предел, эти врата любви и нырнет в глубину ее тела. Он не в силах был больше медлить.

Он поцеловал ее со всепоглощающей страстью, искусно вошел в нее и услышал ее судорожный вздох. Он чувствовал, как крепко обнимают его ее руки. Тело ее выпрямилось и прижалось к нему, будто они собирались совершить вместе еще одно морское путешествие, испытать еще одно кораблекрушение, и они должны были крепко держаться друг за друга, чтобы выжить.

Уже одно это должно было насторожить его. На мгновение Магнус подумал, что должен отступить, проявить осторожность, но было уже поздно.

Он почувствовал, что преграда между ними рухнула, но это не было похоже ни на что, пережитое им прежде. И он испытал потрясение, от которого зазвенело в ушах. Прежде чем он смог понять свою ошибку и отказаться от дальнейшего сближения, какая-то сила овладела его плотью, и в мгновенно сменяющихся то жаре, то холоде он почувствовал, будто его тело разлетается на бесчисленные осколки, и это было чудесное ощущение, сладостное, ослепительное, пронзающее каждый нерв в его теле. Как яркие краски. Как музыка. Наслаждение будто взорвало его мозг и его чресла.

В судорогах наслаждения Магнус наполнил ее желанную теплую плоть своими жизненными соками. Он не почувствовал, чтобы она отшатнулась, не услышал протеста, крика; И все же знал, что случилось.

И прежде чем он смог овладеть своими мыслями и чувствами – если он вообще мог это сделать в такой момент, когда конвульсии страсти сотрясали его тело, – это мучительное и сладостное ощущение разлилось по всему его телу из золотистой сердцевины ее плоти, в которой он утопал. Это ощущение было потрясающим, как удар молнии.

Магнус не мог заставить себя остановиться. Он чувствовал, что тело и плоть его наполняются все более сильным, все более требовательным желанием, и тело его снова потонуло в невидимом искристом звездопаде. Ему казалось, что он парит над землей, а золотоволосая девушка парит вместе с ним среди ослепительных звёзд и слепящих лучей солнца. Он все еще был с ней единым целым, они обладали друг другом, она им, как и он ею, все еще горящие огнем желания. Она казалась ему вечным неугасающим пламенем, охватившим его тело, он слышал ее слабые стоны, он ощущал вкус ее языка во рту, а ее ноги крепко обвивали его талию.

Качаясь на волнах страсти, он все же понимал, что это не может продлиться долго. Магнус слышал свои собственные стоны, ее нежный тихий вскрик, когда оба они достигли пика наслаждения. Это продлилось всего лишь один великий опустошающий момент. Потом он почувствовал, что земля кружится, звезды, солнце и луна встали на свои места в этом неземном золотистом отблеске уже угасающего сияния.

Все было кончено. И он не мог в это поверить. Он потряс головой, все еще тяжело дыша. Никогда он не испытывал ничего подобного и теперь не мог дождаться, когда будет обладать ею снова. Он склонился к ней влажным телом и нежно поцеловал в губы.

И засмотрелся на нее. Она тоже была влажной, и волосы ее были растрепаны, глаза закрыты, а нежные губы припухли от его жгучих поцелуев.

Где они? Магнус был уверен, что их страстные любовные объятия невозможны на берегу ручья в неизвестном ему, месте в диких необжитых землях Шотландии.

Господи, подумал он, поднимая свою еще затуманенную голову, в ноябрьском ветре явственно чувствуется аромат летних цветов! И, если зрение не обманывает его, в воздухе вокруг них танцуют золотистые пушинки, и их все еще окутывает туман только что пережитого наслаждения. Пока Магнус, не веря своим глазам, смотрел на эти золотистые пушинки, они унеслись прочь и исчезли.

А секундой позже ветер коснулся своим дыханием его обнаженных лопаток, и его будто окатили ведром ледяной воды. Магнус содрогнулся, и девушка, все еще лежавшая в его объятиях, пошевелилась. Вздрогнув, он отстранился от нее.

Она открыла глаза.

Этот изумрудный блеск и раньше зачаровывал его, длинные ресницы, густые, как блестящий мех, лежали на щеках, оттеняя их белизну. Но теперь Магнус осознал, хотя голова его все еще шла кругом, что эта девушка обладает способностью околдовывать мужчин. Потому что теперь она улыбнулась.

Он еще ни разу не видел ее улыбки. А увидев, потерял дар речи. Улыбка эта была такой же золотистой, такой же лучезарной, как и их восхитительные любовные ласки. Он оставался безмолвным и недвижимым, когда она слегка приподнялась и поцеловала его, едва коснувшись его губ.

– Магнус, – выдохнула она. – Как чудесно и странно, Магнус, что я здесь, в твоих объятиях.

Он почувствовал уже знакомое беспокойство, когда она назвала его по имени.

– Лежи спокойно, – сказал он.

Магнус поднялся и принес свой плащ, который повесил на дерево. Он уже почти высох и был теплым от солнца.

Она села, но он торопливо встал возле нее на колени, и, сложив плащ, укутал им их обоих, и они снова опустились на сухие палые листья. Она положила руки ему на грудь, чтобы согреть их, и, прижавшись, устроилась рядом. На них не было одежды, а их обнаженные тела были сплетены воедино» и потому они скоро согрелись и почувствовали себя уютно.

Магнус смотрел вверх сквозь ветви деревьев и размышлял. Ему приходилось бывать со многими женщинами, с тех пор как он достиг возмужания, но среди них не было ни одной похожей на эту. Он уже страшился мысли о том, что при дворе графа Честера кто-нибудь пожелает взять на себя заботы в ней.

Боже милостивый и Пресвятая Дева, думал он, с каждой минутой его жизнь усложнялась! Как он смог бы лишиться этой ангельской красоты, когда каждый мужчина, не достигший девяноста лет, будет ослеплен ею, когда они пережили вместе кораблекрушение и почти неминуемую смерть? Господи Иисусе? Когда он лишил ее невинности?

Он ничего не знал о ней, если не считать, конечно, недавно приобретенных интимных знаний, исторгаемых в экстазе тихих стонов желания. Ощущение ее прикосновения к его интимным частям тела. Обладание ее горячей влажной сладострастной плотью. Но не только он обладал ею. Она тоже обладала им. И воспоминания о ней, прекрасной, как лесной дух, как лесная богиня, танцующей в ручье и нагой, как в день рождения, еще жили в нем.

Она не была наложницей. Каким же он был дураком, что подозревал это. А теперь, подумал Магнус и чуть не застонал во весь голос, когда он привезет ее в Честер, при дворе наверняка найдутся такие, кто захочет сделать ее своей любовницей.

От этой мысли его охватило словно январским морозом. Иисусе сладчайший, он будет ответствен за это! Если бы не его глупость, она до сих пор осталась бы непорочной.

И все же он должен был привезти ее с собой, потому что без ее помощи не было другого способа объяснить причину несчастного путешествия. А теперь, после того как он занимался с ней любовью и испытал блаженный экстаз, подобный которому редко кому удается испытать, эта прекрасная девушка стала его и блаженством, и проклятием.

Возможно, ему следует жениться на ней.

Эта мысль вызвала у него мучительную физическую боль. Он прекрасно сознавал, что она была совсем не такой девушкой, на которой ему бы позволили жениться родители: им не нужна была сирота из монастыря, расположенного на краю света, на границе с дикими землями. Боже милостивый и Пресвятая Дева! Неужели он ласкал и обнимал этого ангела во плоти, чтобы его семья отвергла ее! Магнус проклинал себя: он просто сделал из нее шлюху. Магнус подсмотрел на нее, так доверчиво прильнувшую к нему.

– Замечательный Магнус, удивительный Магнус, – засыпая, сказала она. И слова эти были для него, как нож в сердце.

Девушка спала в его объятиях. А он ощущал такую боль, что готов был заплакать. Ему хотелось разбудить ее и спросить: «Откуда ты явилась? Что за странное волшебство следует за тобой по пятам? Почему ты знаешь заранее о том, что должно случиться? И неужели тебе ничего не известно о твоем происхождении, кроме того, что ты сирота, подброшенная в монастырь на попечение монахинь?»