– Боже милостивый, девочка, что же ты натворила, из-за чего поднялся настоящий переполох? – Такими словами Фетна приветствовала вымокшую и дрожащую Линнет. – Здесь побывал Сквайр, распоряжался, орал и ругался так, что малышка разревелась, и мне пришлось долго ее успокаивать. – Фетна с обожанием взглянула на Миранду, которая сидела на стульчике около огня, сосредоточенно наполняла ложку едой, чтобы затем отправить ее в рот.
      – Как он? – Линнет направилась к Девону, оставляя позади себя целые лужи воды.
      – Да почти так же. По крайней мере от него меньше забот, чем от тебя. Так ты не хочешь рассказать мне, что натворила: будто бы ты сбежала с каким-то индейцем и стала причиной резни в Спринг-Лик?
      – Великолепно! Непостижимо, как этим людям удается устраивать шум из-за всяких пустяков!
      – Индейцы – не пустяки, и если бы ты прожила здесь с мое, то хорошо знала бы об этом.
      – Я знаю. И еще как. Индейцы убили моих родителей. На моих глазах мою мать… – Линнет замолчала. – Однако первым делом мне надо посушиться, – сказала она, расстегивая пуговицы. – Желтая Рука почти мальчик, и он даже согласился помочь мне укладывать шиповник в сумку.
      Линнет стояла спиной к Девону, повернувшись к Фетне, и не могла видеть, как он с трудом повернул в их сторону голову. Фетна не могла понять, что заставило его предпринять подобные усилия: упоминание о Желтой Руке или заявление Линнет о том, что она собирается раздеваться. Впервые Фетна увидела его глаза открытыми, и, ощутив, как знакомо напрягся каждый ее мускул, она узнала Слейда Макалистера – такого, каким он запомнился ей, словно за эти двадцать лет в нем не произошло никаких перемен. Только спустя несколько секунд Фетна вспомнила о том, что это был его сын.
      Фетна с интересом наблюдала за ним, но он смотрел только на Линнет, на ее мокрый, прилипающий к телу лиф и нижние юбки. Глаза Фетны зажглись веселым любопытством. Вылитый Слейд, подумала она. И тело, обгоревшее чуть не до костей, и мучительная боль, и даже то, что жизнь его висит на волоске, – всего этого оказалось мало для того, чтобы он отказал себе в удовольствии посмотреть, как раздевается хорошенькая женщина.
      – Ну, почему же ты не рассказываешь мне? – продолжала приставать Фетна, стараясь сдержать сотрясающий ее смех и продолжая тайком наблюдать за Девоном.
      Линнет стянула с себя мокрые нижние юбки и стала проворно растираться грубым льняным полотенцем. На ней остались только лиф и панталончики, которые едва доходили ей до колен.
      – В вашей хижине, оказался юноша-шоуни. Я уверена, что он зашел в дом, чтобы спрятаться от дождя. Думаю, что он испугался меня точно так же, как и я его. – Развязав на лифе шнурки, она стянула его через голову, а затем вылезла из панталон.
      – Повернись-ка, я вытру тебе спину. Как ты думаешь, у Миранды достаточно еды?
      Поворачиваясь своим обнаженным телом прямо к Девону, Линнет обернулась в сторону дочери. Она улыбнулась Миранде, и Миранда ответила ей такой же улыбкой, а Фетна терла Линнет спину. Когда Линнет снова повернула голову, чтобы взглянуть на Девона, тот лежал неподвижно, его глаза были закрыты, а дышал он легко и ровно. Забрав у Фетны полотенце, Линнет прошла через всю комнату и стала надевать сухое белье.
      Фетна снова посмотрела на Девона. Казалось, он спит, но женщина была уверена, что заметила на его губах легкую улыбку. "
      – Мальчишку, который подсматривает за женщинами, уже ничто не может убить, – пробормотала она, и у нее полегчало на душе, потому что ей становилось очень неуютно при мысли, что один из сыновей Слейда, находящийся под ее опекой, может умереть.
      Встав на колени, Линнет коснулась волос Девона и провела пальцем вдоль его уха.
      – У него стал лучше цвет лица, как ты думаешь, Фетна? Или мне так кажется?
      Лицо Фетны скривилось в некотором подобии улыбки.
      – Думаю, с ним все будет нормально. Собственно говоря, я совершенно уверена в этом.
      – Правда?! – обрадовалась Линнет, но тут же снова сникла. – Я поверю в это только тогда, когда смогу убедиться сама. Когда увижу, что это Девон, а не какая-то тряпичная кукла.
      – О, он совсем не похож на тряпичную куклу. Уж в этом я уверена больше, чем в чем-либо еще в моей жизни. – Фетна поднялась. – Хватит переливать из пустого в порожнее. У нас полно дел. К тебе вернулись силы, девочка?
      – Вполне. Что мы должны сделать?
      – Нам надо приподнять этого мальчика и заставить его сесть, потому что ему пора выпить моего чаю. И разве ты не понимаешь, что после пожара он ни разу не оправил естественной надобности?
      Линнет невольно вспыхнула, и Фетна с удовольствием смотрела, как краска заливает лицо Линнет.
      – Я предупреждала тебя: ухаживать за обгоревшим человеком совсем не сахар. А сейчас возьми те подушки и положи на скамью, как я тебе показывала.
      Затратив много времени, с большим трудом женщины наконец подняли Девона и поместили его на скамье. Они не смели дотрагиваться до его ран, и так как ноги Девона были обожжены особенно сильно, от него не было почти никакой помощи. Обе женщины видели, как при этом напряглось его лицо и как новая, хрупкая кожица натянулась и, казалось, вот-вот лопнет. Они аккуратно приладили на столе матрац, и Девон, у которого после предпринятых усилий вздыбились ребра, смог наклониться вперед. Его боль как бы передалась Линнет, и слезы выступили на ее глазах.
      Только спустя несколько минут, после молчаливого самоубеждения, Линнет удалось справиться со смущением, которое она испытывала, помогая Девону опорожняться. Фетна в этом деле не оказала никакой помощи и, кажется, даже радовалась замешательству Линнет.
      Когда поспел чай, Фетна добавила в заварку немного соли, объяснив при этом, что вся жидкость, вытекшая из Девона, была соленой – Линнет не стала интересоваться, откуда ей это известно, – а потому ее нужно возместить. Девон отказывался от чая, не хотел пить, давился.
      – Ты должна заставить его выпить, – сказала Фетна. – Все они такие! Они желают только смерти, и ничто не может убедить их, что этого делать не стоит.
      – Но он просто не может больше, – расстроилась Линнет. – Как я могу его заставить?
      – Не знаю. Есть много способов: держать за нос, пригрозить, заплакать, поцеловать – в последнее время ты все это проделывала неоднократно. Делай что хочешь, лишь бы он выпил. Это пока еще самое легкое. Очень скоро тебе придется заставить его сесть.
      – Как я могу что-либо делать, если он не слышит меня? Ведь с тех пор, как случился пожар, он не приходил в сознание!
      – Ха! Он слышит так же хорошо, как и ты, и, как я подозреваю, видит лучше меня. Линнет изумилась.
      – Тогда почему он ничего не говорит?
      – Боль, девочка, обжигающая, непереносимая боль! Тут уж не до разговоров, когда единственное, что ты чувствуешь, – это то, что твое тело словно поджаривают на огне.
      – Девон, – ласково прошептала Линнет ему на ухо, – тебе нужно выпить чаю. Мы желаем твоего выздоровления. Миранда хочет пообщаться с тобой. Она думает, что ты просто большая кукла, а не человек. Когда ты поднимешься на ноги, то вырежешь ей из дерева головку для куклы, а я приделаю туловище. Ведь ты это сделаешь для собственной дочери?
      Видимо, уговоры оказались убедительными, потому что Девон сделал наконец попытку отпить чаю.
      На третий день ожоги перестали сочиться, а волдыри начали подсыхать. И именно на третий день, как раз в тот момент, когда измученная вконец Линнет пыталась насильно влить ему в рот хотя бы немного чая. Девон впервые заговорил.
      – Поцелуй меня, – проскрежетал он.
      – Что? – Она поставила оловянную кружку на стол. Фетна и Миранда вышли, и в доме никого не было.
      – Поцелуй меня, – повторил Девон и повернул голову, чтобы взглянуть ей в глаза.
      Как славно было вновь видеть ярко-голубые глаза!
      – Не стану пить, пока ты не поцелуешь меня.
      – Девон! О чем ты говоришь? Я в течение трех дней не слышала от тебя ни единого слова, твоя спина обожжена до неузнаваемости, а ты пристаешь ко мне с какими-то глупостями!
      – Пожалуйста, Линна, не спорь. – Его голова бессильно упала, и глаза закрылись вновь.
      – Нет, моя любовь, прости меня! Конечно, я поцелую тебя! – И она поцеловала его в щеку, в висок, в опущенные веки, то есть повторила все то, что неоднократно делала на протяжении этих дней. Знал ли он о тех поцелуях, как утверждала Фетна, или действительно был в беспамятстве, как полагала Линнет?..
      На четвертый день Девон стал выглядеть лучше, хотя по-прежнему почти ничего не говорил. Однако Линнет уже знала, что он не спит, и помнила об этом, прикасаясь к нему. И теперь бывали такие моменты, когда ей было трудно преодолеть свое смущение.
      – Похоже, он идет на поправку, – заметила Фетна ближе к вечеру.
      – Хотелось бы мне быть такой же уверенной. Тогда почему же он молчит?
      – Бог не оставляет нас в беде, однако дай этому парню еще пару дней. Все обожженные люди одинаковы: сначала они испытывают такую сильную боль, что у них нет сил даже пожаловаться, зато потом, когда им полегчает, выложат вам все относительно своих ощущений. Оно, конечно, мало приятного выслушивать, где и что у них болит, но знай: раз пошли жалобы, можешь быть спокойна – дело идет на поправку.
      – В таком случае мне очень бы хотелось услышать хоть одну жалобу! Его молчание непереносимо! Оно просто оглушает.
      – Погоди, позже я еще припомню тебе эти слова. Линнет взяла деревянные ведра.
      – Я пойду на родник.
      – Почему бы тебе немного не задержаться там – походить по окрестностям, нарвать цветов? – крикнула ей вслед Фетна. – Он отсюда никуда не денется, а тебе не мешает переменить обстановку.
      От воды веяло чудной свежестью, особенно приметной после душной хижины, и, прежде чем подойти к роднику, Линнет нашла тихое местечко под вязами, сплошь заросшее клевером, над которым кружили хлопотливые пчелы. Она чувствовала себя чуть ли не виноватой: она здесь, а Девон там, в одиночестве. Вон как поют птицы и легкий ветерок покачивает головки цветов. А Девон прикован к постели, тогда как сама она может разгуливать где ей заблагорассудится.
      – Линнет…
      Она на секунду закрыла глаза, словно протестуя против того, что кто-то вторгся в ее уединение. С того дня, когда она и Желтая Рука стояли под дождем на вершине холма, смеясь над господином Сквайром и Мунаром, она больше не видела Сквайра.
      – Да… – Линнет выдавала из себя улыбку. – Как поживаете?
      Выглядел он неважно, словно его мучила бессонница.
      Он присел возле нее, чуть не завалившись.
      – Наверное, это у вас нужно спросить, как вы там. В последнее время вас почти не видно. Я полагаю, вы не отходите от него.
      – Да, не отхожу, потому что Девон сильно обгорел и нуждается в моей помощи. Вообще-то говоря, мне не следовало бы здесь задерживаться: скоро его надо покормить.
      – Покормить? Вы его кормите? Взрослого человека?
      – Сквайр, он чуть не умер, причем, должна добавить, спасая мою дочь. Он в таком состоянии, что не способен за собой ухаживать. Точно так же я ухаживала бы за любым другим человеком, если бы он спас Миранду.
      – А так ли это на самом деле? Может, вы просто по-прежнему любите его и поэтому так о нем печетесь?
      – Думаю, тут нечего и обсуждать, ибо кто еще, кроме отца Миранды, мог бы броситься за нею в горящий дом?
      Господин Сквайр отвел глаза.
      – Наверное, вы правы. В тот вечер я действительно думал, что спасти ее невозможно. Но как знать, если бы это была моя собственная дочь, может быть, тогда…
      Линнет ничего на это не сказала.
      – У вас усталый вид, – продолжал он.
      – И у вас тоже.
      Линнет вдруг рассердилась.
      – Что вы хотите от меня узнать? Подробности той ночи, которую я провела с Девоном Макалистером? Или вам нужно дать отчет о каждом моем прикосновении к нему? Что именно вы хотите знать? Поймите же, он очень болен.
      Господин Сквайр сохранял спокойствие.
      – Знаете, в последние несколько недель я узнал о вас очень многое. Например, я понял, что вы палец о палец не ударите, чтобы наладить отношения с другими людьми, что вам, вероятно, доставляет большое удовольствие быть объектом сплетен и вообще делать все возможное, чтобы казаться не такой, как все. Мало того, что вы англичанка и уже этим заметно отличаетесь от других, вы еще и еще подливаете масла в огонь.
      Глаза Линнет вспыхнули, а губы сжались, превратившись в тонкую твердую линию.
      – В Англии я получила так называемое нетрадиционное воспитание. Меня приучили воспринимать людей такими, какие они есть на самом деле, не полагаясь на чье-то о них мнение. Когда я появилась в вашем городе, люди готовы были принять меня, но при одном условии – что я стану точно такой же, как они. Джули и Ова хотели, чтобы я возненавидела Нетти и ее дочерей и чтобы я участвовала в их бесконечных сплетнях. Это не в моем характере.
      – Однако вы насмехались на ними, и это навлекло на вас много неприятностей.
      – Я очень сожалею о своих насмешках, я вовсе не хотела… Одного не могу понять: почему вам так хочется, чтобы я со всеми поладила?
      – Нет, вы меня не совсем поняли. – Он взял ее руку в свою. – Просто я полагал, что если я оплачу ваш проезд в Кентукки и предоставлю вам работу, несмотря на то, что у вас незаконнорожденное дитя, вы сочтете нужным отплатить мне.
      Линнет вырвала руку.
      – Так вы полагали, что покупаете любовницу? Или вы хотели с моей помощью укрепить свой престиж? А что: благодетель, спасающий души не имеющих ни гроша павших женщин – неплохой пункт в вашем послужном списке, и, глядишь, именно это помогло бы вам стать губернатором. Однако я, неблагодарная, все испортила. Вашим избирателям едва ли придется по душе то, что женщина, которую вы «спасли» и сделали учительницей, поселила в своем доме любовника, так ведь? Вы были готовы прощать мне мои грехи, пока у вас теплилась надежда на то, что я стану вашей любовницей, однако отныне все изменилось.
      – Вы еще пожалеете об этом, Линнет. Я все-таки стану губернатором штата, и ни одной дешевой потаскухе, вроде вас, не остановить меня.
      – Не беспокойтесь, как только Девон достаточно оправится, я оставлю этот город, даже если для этого мне придется ползти на карачках.
      – И куда же ты пойдешь? – фыркнул он. – Опять в свой ненаглядный Шиповник? Чтобы трезвонить всем, что Сквайр Тэлбот недостаточно хорош для должности губернатора?
      Линнет холодно взглянула на него.
      – Я не уверена, что вообще когда-нибудь упомяну ваше имя. А теперь мне пора к Девону. – И, повернувшись, она ушла.
      Она до того рассвирепела, что, входя в дом, изо всех сил захлопнула за собой дверь. Взгляд у нее был дикий и невидящий. Она даже не заметила, что Девон впервые сидел без посторонней помощи, обернув нижнюю часть тела стеганым одеялом.
      – Тебя застиг ураган или ты сама собираешься устроить какую-нибудь бурю? – спросила Фетна, однако Линнет ничего ей не ответила, от злости ничего не видя и не слыша.
      – Миранда, милочка, – сказала старуха, – а не пойти ли нам в огород, может, там уже поспел горох? – И она протянула ей свою изуродованную руку.
      Миранда разочек взглянула на мать, которая совсем была не похожа на ту маму, к которой она привыкла, и с радостью потопала вслед за Фетной.
      Оставшись наедине, ни Девон, ни Линнет не проронили ни звука. Линнет уставилась в какую-то точку на задней стене, а Девон внимательно наблюдал за ней.
      – Линна, – тихо сказал он, голос его охрип после долгого бездействия. – Линна, – снова позвал он, увидев, что та даже не шелохнулась.
      Наконец обернувшись, Линнет увидела его.
      – Девон! Ты сидишь!.. Он расплылся в улыбке.
      – Я уж подумал, что ты никогда не заметишь. Подойди и присядь рядышком, мне надо на что-нибудь опереться.
      Линнет села на лавку рядом с ним, и Девон, подвинувшись к ней, приподнял над своими ногами стеганое одеяло и набросил его на Линнет. Даже сквозь множество своих юбок она чувствовала тепло его обнаженной кожи. И Девон сразу перестал быть для нее просто больным, беспомощным «пустым местом» – он вновь превратился в мужчину, такого теплого и живого, завораживающего своей энергией. Линнет стала отодвигаться от него.
      – Пожалуйста, не делай этого, – сказал он, и она осталась там, где была. – Расскажи мне, что тебя так рассердило?
      Она не решалась поднять на него глаза.
      – Полагаю, у меня вышел, как ты выражаешься, некоторый спор с господином Сквайром. – Линнет не видела, как Девон улыбнулся при этих словах.
      – Любовная ссора? – спросил он.
      – Никакая не любовь… – Она взглянула на него и заулыбалась. – Я никогда не любила этого человека. Он предоставил мне работу – и ничего более.
      Немного помолчав. Девон спросил:
      – Тебя расстроила история с Желтой Рукой, да?
      – Да, и кое-что еще тоже. Ну, например, когда мужчины отказались перенести тебя сюда. Почему два города могут быть настолько разными. Девон? Почему Шиповник совсем не похож на это.., это местечко?
      – Не знаю, да и знать не хочу. Хорошо еще, что никто не подстрелил Желтую Руку, иначе от этого городишки ничего не осталось бы, кроме кучи тлеющих головешек.
      – Значит, я правильно вела себя с ним!
      – Линна, ты должна понять: индейцы живут не так, как мы, белые, у них другие порядки и обычаи. Ты не думай, что все индейцы хорошие, порядочные люди и что ты можешь любому из них доверить защиту своего маленького хрупкого тела.
      Боже! Скорее бы избавиться от этой слабости! Даже после короткой беседы он чувствовал себя так, словно принял участие в состязании ковбоев.
      – Но ведь он шоуни.
      Девон открыл было рот, чтобы сказать что-то, и тут же вновь закрыл его. Когда Линнет заупрямится, спорить с ней бесполезно – с тем же успехом можно спорить с деревом.
      – Похоже, мне больше не до разговоров. Ты не поможешь мне прилечь на матрац? – Ему казалось, что матрац далеко-далеко, за много миль отсюда.
      – Нет, Девон, тебе нужно поесть. Я сварила цыпленка и сделала крепкий бульон. Я покормлю тебя. – Она отбросила одеяло и бросилась к огню, чтобы налить бульон в кружку.
      Удрученный Девон остался сидеть на месте. Он не мог ни откинуться назад, ни наклониться вперед, и напряжение, которое он испытывал при сидении, было слишком велико. Сначала, когда он только что сел, стараясь не касаться ногами пола, ему было даже приятно, но теперь он мечтал отдохнуть, а лучше поспать, ни о чем не думать, не разговаривать и уж тем более не есть.
      Линнет стояла перед ним уже с какой-то кружкой, от которой шел пахучий пар. Обе женщины только и делали, что чем-то пичкали его – в теперешнем его состоянии этих порций хватило бы и на полгода. Неужели они не понимают, что ему больно, что кожа на его спине еще слишком тонка и может лопнуть в любую минуту? Неужели они не видят, как он устал, что он не может даже подняться, не может даже добраться до уборной во дворе? Или они забыли, что он мужчина? Затолкать в его глотку побольше еды – вот и все, что их волнует. И тут он неожиданно взорвался.
      – К черту, Линнет! Я ничего не желаю… – Он остановился на полуслове, потому что она как-то странно смотрела на него. Потом осторожно поставила кружку на стул и принялась хохотать – так самозабвенно хохотать умеют только дети. Широко раскрыв рот, она вся сотрясалась от хохота. Он не мог отвести от нее глаз, а Линнет уже не могла даже держаться на ногах – они подогнулись точно резиновые, и она повалилась на пол, сотрясая своим смехом воздух и путаясь в собственных юбках. Она держалась за живот, и по ее лицу катились слезы.
      – Что тут смешного? Я сказал лишь, что не желаю больше есть, и вы не заставите меня доесть даже это…
      Но Линнет так запыхалась от хохота, что не могла говорить.
      «К черту, Линнет!» Какие сладкие, какие ласкающие слух слова! Он выздоравливал! Он вновь становился Девоном. Он ругался! Ничто другое не убедило бы ее больше, что он близок к выздоровлению.
      Девон продолжал молча смотреть на нее, но ее смех был так заразителен! Вскоре его губы тоже растянулись в улыбке.
      – Нет, ты непостижимая женщина! Видно, я никогда не научусь понимать тебя.
      Вернувшиеся Фетна и Миранда застали такую картину: Девон улыбался во весь рот, а Линнет – та просто каталась по полу, запутавшись в горе юбок; по ее лицу катились слезы.
      – Она окончательно сбрендила, – только и сказал Девон.
      Миранду, в отличие от взрослых, совершенно не интересовали причины маминого веселья. Ее мама счастлива – вот и хорошо. Она с разбегу вскочила на мать верхом, и через секунду они уже вдвоем резвились на полу. Линнет безжалостно щекотала дочь, та отбрыкивалась, визжа от восторга.
      – Вот, мальчик, выпей-ка это, прежде чем оно остынет, – сказала Фетна.
      Девон с интересом наблюдал за дочерью и Линнет, он никогда еще не видел Линнет столь безудержно веселой и незаметно для себя выпил всю кружку горячего, густого бульона.
      Наконец Линнет откинулась навзничь, едва переводя дух от хохота. Миранда хотела продолжить игру, но Линнет отстранила ее.
      – Погоди, я слишком для этого устала, Миранда. В конце концов ребенок затих, усевшись рядом с матерью.
      – Вы обе устроились тут на всю ночь? – спросила Фетна, величественно возвышаясь над ними. – Вашему парню нужно помочь забраться обратно в постель. Боюсь, что от меня ему будет мало проку, силы у меня уже не те.
      – Я что-то сомневаюсь в необходимости помогать ему, – сказала Линнет, поглядывая на Девона.
      Он смерил ее гордым взглядом и перевернул кружку вверх дном, показывая, что она совершенно пуста.
      Линнет улыбнулась.
      – Пожалуйста, больше ничего такого не говори… А то у меня от хохота так болит живот, что, небось, и завтра не пройдет.
      Девон оставался серьезным.
      – Я его хорошенько потру, – с серьезной миной заявил он.
      Линнет покраснела и отчетливо услышала, как хихикнула Фетна. Линнет встала перед Девоном.
      – Обопрись рукой о мои плечи. И поосторожнее с ногами.
      Поднимаясь, Девон уронил одеяло и попытался было подхватить его, но затем передумал. Он озорно улыбнулся.
      – Совсем забыл: ты уж столько раз всего меня видела.., да и трогала тоже.., везде.
      – Девон!.. – Линнет почувствовала, как начинает краснеть все ее тело – от ушей до кончиков пальцев на ногах. Она украдкой взглянула на Миранду.
      – А что я такого оказал? Ты же говорила, что методы твоего воспитания в том и заключаются, чтобы ребенок.., как ты тогда выразилась?., не приходил в замешательство при виде обнаженного мужского зада. Что-то в этом роде.
      Линнет нечего было ответить, и когда Девон растянулся на матраце вниз лицом, она, старательно отводя глаза, накинула на него простыню. А потом схватила какую-то тряпицу, лежавшую сверху в ее корзине для шитья.
      – Чем ты хочешь заняться, девочка? – спросила Фетна, и по ее голосу было ясно, что она вот-вот расхохочется.
      – Мне кажется, что в райском саду объявился змей-искуситель, так что Адаму теперь требуется фиговый листок. – В руках Линнет держала обрывок материи и обгоревшие штаны Девона, которые были на нем в тот злополучный вечер. – Пока сгодятся и эти, пока я не сошью новые.
      Она по-прежнему старательно прятала от Девона глаза.

      Бутч Газер откинулся на спинку стула, сцепив руки поверх своего огромного живота.
      – Если вас интересует мое мнение, то я должен сказать, что перед нами стоит большая проблема. Нет, я вовсе не хочу быть первым, кто бросает камень, но то, что у нас творится, касается не только меня. Я имею в виду прежде всего наших детей. Я не могу не думать о том, сколько греховных речей наслушалась от нее наша молодежь. Надо что-то с этим делать. Вы все меня знаете: я не успокоюсь, пока дело не будет сделано. Сидеть сложа руки я не привык.
      Все присутствующие в лавке с готовностью поддакнули ему.
      – А еще эта обгоревшая женщина, – сказала Джули. – Я думаю, вы все помните тот случай, когда из-за нее погибла семья Уиллис. Мне всегда казалось, что здесь дело нечистое. У них все шло хорошо до тех пор, пока не заявилась она. И кое-что еще мне не по душе, а именно внешний вид этой женщины. Вот я и спрашиваю: разве нормальный человек мог бы выжить в таком огне? Разве может кто, если только он не связан с самим Сатаной, уцелеть в таком пламени?