У реки Джеймс (№1) - Незнакомка

На следующее утро Николь снова окинула взглядом прелестную, залитую ярким солнцем комнату и улыбнулась. Может быть, здесь раньше жила Бесс? Она подошла к гардеробу, чтобы выбрать платье, и вдруг вспомнила, что на самом деле это комната Бианки. Николь нахмурилась, но тут же постаралась прогнать эту мысль.

За дверью послышался шум. Николь обрадовалась — это, наверное, близнецы. Вчера у нее не хватило времени изучить верхний этаж. Эта дверь ведет в коридор, а эта, должно быть, в детскую. Улыбаясь, она без стука открыла дверь и очутилась лицом к лицу с полуодетым Клеем.

— Доброе утро, — сказал он, полностью игнорируя ее смущение.

— Ради Бога, простите меня… я не знала… Я думала, близнецы…

Он протянул руку за рубашкой.

— Не хотите ли кофе? — Он кивнул в сторону дымящегося кофейника на маленьком столике. — Я бы предложил вам чаю, но мы, американцы, не так привязаны к этому напитку, как нам, возможно, следовало бы.

Не совсем понимая, что делает, Николь двинулась к столику. Стены в комнате были обшиты дубовыми панелями, большую часть помещения занимала огромная кровать. Везде валялась и висела одежда, скрывая от глаз мебель. Рядом с кофейником стояли две чашечки, значит, Мэгги не сомневалась, что они будут пить кофе вместе. Разлив кофе, Николь протянула чашку Клею. Он сидел на краю постели в расстегнутой рубашке и натягивал сапог. Она невольно задержала взгляд на его мускулистой, загорелой груди.

— Спасибо, — сказал он, принимая чашку. — Все еще боитесь меня?

— Вовсе нет. — В ее голосе звучало нечто, похожее на возмущение. — Я никогда не боялась вас.

— Я подумал, что иногда веду себя так, что меня действительно можно испугаться. Мне нравится, как у вас убраны волосы. А что на вас надето? Очень красиво.

Быстро обернувшись, она одарила его ослепительной улыбкой.

— Это ночная сорочка. — В душе она порадовалась, что не успела накинуть пеньюар. Кружевная сорочка без рукавов, мягкими складками спускавшаяся от высокого лифа, была почти прозрачна.

— Кажется, я сегодня проспал. Вот. — Он протянул ей чашку и молочник. Улыбаясь, она приняла их, но не двинулась с места, когда он натянул второй сапог.

— Откуда у вас этот шрам?

Он открыл было рот, чтобы ответить, но остановился. Глаза его блеснули, обычно твердые очертания рта смягчились.

— Сабельный удар в Войне за независимость, — проговорил он.

— Кажется, вы изволите смеяться надо мной. Клей наклонился к ней.

— Никогда в жизни я не позволил бы себе смеяться над красивой женщиной, которая стоит у моей постели в сорочке. — Он нежно коснулся пальцем ее верхней губы. — А теперь поставьте чашку и уходите.

Она повиновалась с улыбкой, но, взявшись за дверную ручку, задержалась.

— Николь! — Она замерла. — У меня работы часа на два. Потом, в девять, я завтракаю в кухне.

Николь кивнула и вышла. Оказавшись в своей комнате, она в радостном изнеможении прислонилась к двери: он назвал ее по имени, он сказал, что она красива. Посмеиваясь над своим волнением, она быстро надела простое ситцевое платье и спустилась вниз.

Все утро она безуспешно искала близнецов. Сначала она решила, что они еще спят, но кроватки оказались пусты. Она принялась расспрашивать всех подряд, но люди только пожимали плечами.

В половине восьмого Николь пошла на кухню и приготовила сладкое пресное тесто и отставила его в сторону, чтобы мука как следует впитала молоко. Потом она еще целый час искала детей и, уже сильно волнуясь, вернулась в кухню. Пока Мэгги чистила и нарезала персики, такие спелые и сочные, что мякоть сама отделялась от косточки, Николь опускала в кипящее масло корзиночки из теста. Смешав персики с миндальным ликером, она начинила ими корзиночки, а сверху полила сбитыми сливками и медом.

Лишь только в кухне появился Клей, Мэгги и трое ее помощниц исчезли как по волшебству. Николь поставила перед ним блюдо с пирожными и, когда он проглотил первый кусок, задала вопрос, который задавала, по крайней мере, раз двадцать за сегодняшнее утро:

— Где близнецы?

Он безмятежно продолжал жевать. Николь, увидев, что он собирается пожать плечами, не выдержала. Указав на него вилкой, она повышенным тоном заявила:

— Клейтон Армстронг! Если только вы посмеете сказать, что не знаете, где они, я… я…

Удивленно взглянув на нее, он протянул руку и отобрал вилку.

— В чем дело? Они где-нибудь здесь. Когда захотят — придут.

— Это значит, что они бегают где попало без присмотра? А вдруг с ними что-нибудь случится? Никто даже не знает, где их искать.

— Я знаю почти все их любимые местечки. А что это такое? Это вы приготовили? Очень вкусно.

— Да, — нетерпеливо бросила Николь. — Вы хотите сказать, что дети не учатся?

Клей устремил все свое внимание на блюдо и даже не потрудился ответить.

Сердито бормоча что-то по-французски, Николь выхватила блюдо у него из-под носа и, держа его обеими руками, подняла над чаном, в который собирали кухонные отбросы для свиней.

— Я требую вашего внимания. И ответа. Я устала от того, что не могу ничего выяснить.

Одним прыжком Клей перемахнул через стол и обхватил ее сзади за талию. Он с такой силой сдавил ее, что она начала задыхаться. Воспользовавшись ее беспомощностью, он спокойно взял блюдо и поставил его на стол.

— Нельзя мешать мужчине, который занят едой, — наставительно заметил он, поддразнивая Николь, но рука его оставалась на ее талии. Почувствовав, что она обмякает, он немного ослабил хватку и, как куклу, повернул ее лицом к себе.

— Николь, я не хотел причинить вам боль. — Он прижимал ее к себе, но уже нежно, пока ее дыхание не восстановилось. Николь склонила голову ему на грудь, мечтая, чтобы это продолжалось вечно.

Клей усадил ее на стул.

— Вы, наверное, голодны. Попробуйте. — Он поставил перед ней второе блюдо с пирожными и вернулся к своему. Николь вздохнула и поймала на себе его дразнящий взгляд, словно он угадал ее мысли.

После завтрака Клей предложил ей прогуляться. Он остановился у домика для рабочих. Под кедром сидел древний старик и лениво строгал палочку.

— Джонатан, где близнецы?

— На старом каштане у дома управляющего. Клей поблагодарил его и отвернулся.

— Это ваша жена? — раздался позади глухой старческий голос.

— Да, — довольно холодно ответил Клейтон. Джонатан ухмыльнулся, обнажив беззубые десны.

— А я-то думал, вы женитесь на блондинке, повыше ростом да попышнее.

Клей взял Николь за запястье и под негромкий смех старика потащил ее прочь.

Близнецы действительно скрывались в ветвях огромного старого каштана. Николь улыбнулась им и предложила спуститься. Но дети со смехом полезли еще выше.

Она обернулась к Клею.

— А если вы им прикажете, они спустятся? Он пожал плечами.

— Мне они ни к чему. Мне работать надо.

Бросив на него неодобрительный взгляд, она снова велела им слезть с дерева. Дети смотрели на нее сверху блестящими глазами, в которых светились лукавство и вызов. Она поняла, что, если сейчас не выиграет этого маленького сражения, ей никогда не заслужить их уважения.

— Что бы вы сделали на моем месте?

— Мои приказы для них значат не больше, чем ваши, — сказал он, с видом заговорщика поглядывая на хихикающих близнецов. — Я бы полез за ними.

Близнецы радостно зашушукались. Николь ни секунды не сомневалась в том, что он ее дразнит и что дети повинуются ему беспрекословно. Приподняв юбку, она быстро скинула туфли.

— Не могли бы вы помочь мне?

— Охотно. — Его глаза заблестели, он наклонился и подставил ей сцепленные в замок руки.

Она знала, что он мог бы подсадить ее на нижнюю ветку, но он лить слегка приподнял ее, явно собираясь этим ограничиться. Однако эта коварная троица не подозревала, что Николь замечательный верхолаз. В саду родового поместья росла старая яблоня, каждую ветку которой она помнила до сих пор. Подтянувшись на нижнюю ветку, она выпрямилась и тут заметила лестницу на противоположной стороне ствола. Погрозив пальцем Клею, который стоял внизу, широко расставив ноги и подбоченившись, она легко и изящно начала подниматься по лестнице, подобрав одной рукой подол и обнажив стройные ноги. Первым она поймала Алекса и передала его вниз Клею, с признательностью отметив, что тот не отказался ей помочь хотя бы в этом. Мэнди шагнула на тонкую ветку и с хитрым видом улыбнулась Николь. Николь улыбнулась ей в ответ, ступила на ту же ветку и стала осторожно подбираться к девочке. Ветка затрещала. Мэнди взвизгнула:

— Ты слишком тяжелая! — потом засмеялась: — Дядя Клей, лови меня! — и храбро ринулась вниз прямо в его протянутые руки.

Николь слишком поздно поняла, что ее вес чересчур велик для тонкой ветки. Она гнулась и угрожающе трещала.

— Прыгайте! — услышала она повелительный голос и, не раздумывая, выпустила из рук ветку, за которую держалась. В следующее мгновение она оказалась в объятиях Клея.

— Ты спас ее, дядя Клей! Ты спас ее! — в восторге вопили оба близнеца, прыгая вокруг них.

Николь, испуганная больше, чем ей хотелось показать, подняла глаза на Клея. Он улыбался! Ни разу еще она не видела на его лице такого доброго веселого выражения. Николь ответила ему счастливой улыбкой.

— Давайте еще раз! — крикнула Мэнди и шагнула к дереву.

— Нет! — решительно объявил Клей. — Она вас поймала, и теперь вы принадлежите ей. Вы должны ее слушаться, и если я услышу хоть слово… — Он прищурился, и близнецы отскочили от него.

— Полагаю, вы могли бы отпустить меня, — тихо проговорила Николь.

Его улыбка увяла, и он с недоумением взглянул на нее.

— Интересно, вы и раньше всегда попадали во всякого рода неприятности или только после знакомства со мной? Ее верхняя губа чуть дрогнула.

— Разумеется, я сама себя похитила и сама выдала себя замуж — и все для вашего удовольствия. — Ее голос был полон сарказма, но Клей, казалось, не уловил его.

Взглянув на ее обнаженные выше колен ноги и задравшуюся юбку, прижатую так, что она не могла ее одернуть, он снова улыбнулся.

— Не знаю даже, что мне больше нравится — вот это или когда вы стоите в сорочке против света.

Поняв, что он имеет в виду, Николь вспыхнула от возмущения. Клей осторожно поставил ее на землю.

— Как бы мне ни хотелось остаться тут с вами и посмотреть, что вы еще вытворите, но пора за работу. — Продолжая улыбаться, он двинулся к конюшне.

Этой ночью Николь не могла заснуть и пыталась уверить себя, что причина этому жара. Накинув на ночную сорочку тонкий шелковый халат, она на цыпочках спустилась по лестнице в сад и, пройдя по темной дорожке вдоль высокой живой изгороди к бассейну, опустила ступни в прохладную воду. Ночь была живой, наполненной голосами лягушек и цикад, трепетом листьев, благоуханием жимолости. Освеженная ночным воздухом, Николь немного успокоилась, но тягостные мысли неотступно преследовали ее. В течение всех лет революционного террора и того года, когда они с дедом жили на мельнице, она никогда не лгала себе. Она всегда знала, что этим ужасам придет конец. И он пришел.

Теперь же она стояла перед лицом новой беды, но на этот раз старалась обмануть себя. Она — француженка, а француженки известны своей практичностью. Тем не менее она ведет себя, как неразумное дитя. Надо наконец признаться самой себе: она влюблена в Клейтона Армстронга. Она не знала, как и когда это случилось, может быть, в тот первый вечер, когда он поцеловал ее. Единственное, что ей известно — что все ее мысли и чувства, сама ее жизнь неотделимы от этого человека. Она отдавала себе отчет в том, что сознательно старалась рассердить его, чтобы он еще раз прикоснулся к ней, ей хотелось красоваться перед ним в прозрачной сорочке, хотелось читать в его глазах восхищение.

Обхватив руками колени и положив на них голову, она вспоминала все эти сцены и снова чувствовала себя уличной девкой. И в то же время она твердо знала, что пойдет на все ради его объятий. Но что он думает о ней? Она не Бианка, как он сказал той ночью на корабле. В ближайшем будущем он постарается избавиться от нее, и, может быть, она больше никогда его не увидит.

Она должна быть готова к концу. Эти несколько дней были прекрасны, но они когда-нибудь кончатся, должны кончиться. Она любила родителей, и их не стало, потом она перенесла всю любовь на деда и снова осталась одна. Каждый раз, когда она отдавала кому-либо свою любовь, все рушилось, сердце ее разрывалось на части, и ей хотелось умереть, нельзя допустить, чтобы это случилось снова. Ей нельзя любить Клея. Что станет с ее сердцем, когда она увидит его рядом с женщиной, которую он любит?

Взглянув вверх, на темные окна спящего дома, она заметила красную точку, которая не могла быть ничем иным, как кончиком горящей сигары. Он знает, что она здесь, внизу, и что она думает о нем. Она может прямо сейчас пойти к нему и провести с ним ночь, но ей нужна не ночь, какой бы сладкой она ни была. Ей нужна его любовь, нужно, чтобы он произнес ее имя с тем же выражением, с которым сейчас произносит имя Бианки.

Она вернулась в дом. На верхней площадке лестницы никого не было, но дым сигары еще висел в воздухе.

Глава 6

Николь взглянула поверх открытой книги на Клея, возвращавшегося домой после работы. Она заметила, что его рубашка порвана, сапоги испачканы глиной. Когда он посмотрел в ее сторону, она уткнулась в книгу, сделав вид, будто не заметила его.

Она сидела под магнолией в укромном уголке сада вместе с близнецами. С той бессонной ночи она проводила с детьми очень много времени и очень мало — с Клеем. Когда Клей приглашал ее позавтракать или пообедать с ним, она отказывалась, ссылаясь на усталость, а потом с трудом сдерживала слезы. Через некоторое время он прекратил приглашать ее и стал, как и прежде, завтракать на кухне в обществе Мэгги. Иногда он не возвращался домой и ночевал с работниками. Или работницами, думала Николь.

Дженни была почти все время занята в мастерских. Готовились к зиме, работы было очень много, и Николь редко удавалось видеться с подругой, которая, в отличие от Мэгги, никогда не задавала лишних вопросов.

Войдя в дом, Клей долго сидел у окна, глядя в сад. Он не понимал причины странного поведения Николь, не понимал, почему она из веселой, приветливой девушки вдруг превратилась в совсем другую — вечно усталую, озабоченную, занятую делами.

Он подошел к высокому гардеробу, снял рубашку и не глядя бросил ее на стул. В ящике лежала стопка чистых, выглаженных и аккуратно сложенных рубашек. Он оглядел комнату. В первый раз после смерти брата он видел ее чистой и прибранной. Грязная одежда, прежде валявшаяся где попало, исчезла.

Просунув руки в рукава свежей рубашки, Клей прошел в комнату Николь. Она тоже сияла чистотой. На комоде стоял огромный букет цветов, а на столике рядом с кроватью — три красные розы в маленькой вазочке. На пяльцах была растянута неоконченная вышивка. Он потрогал пальцами нити яркого шелка.

Николь и месяца не живет в доме, а какие произошли перемены. Вчера вечером Алекс и Мэнди с гордостью продемонстрировали ему, как они без ошибок пишут свои имена. Мэгги всегда кормила неплохо, но под руководством Николь стала буквально творить чудеса, каждый день к столу подавали какое-нибудь новое изысканное блюдо. Клей всегда считал, что дом его не интересует — только хозяйство, но теперь вдруг понял, как ему нравятся чистота и порядок, запах пчелиного воска, цветы в комнатах. Ему нравилось видеть близнецов опрятными и ухоженными. Единственное, чего ему недоставало, это общества Николь, ее смеха и собственного веселья, причиной которому всегда была она.

Спускаясь по лестнице, он вдруг остановился и задумался. Кто помогает ей содержать дом в таком порядке? Ведь, насколько ему известно, ни один человек на плантации не пренебрегает своими обязанностями, все работники находятся на местах. Тут до него дошло, что Николь все делает сама. Ничего удивительного, что у нее уставший вид.

Улыбнувшись, Клей взял яблоко из вазы на столе в зале. Может, она таким образом расплачивается за эти несчастные тряпки? Первым делом он отправился на кухню и велел Мэгги подыскать двух девушек для работы по дому. Потом пошел в сад.

— Урок окончен! — объявил он, взяв книгу из рук Николь, и близнецы мгновенно испарились.

— Зачем вы это сделали? Еще не время.

— Они нуждаются в отдыхе, а больше всего в нем нуждаетесь вы.

Она отвернулась.

— У меня еще масса дел. Клей нахмурился.

— В чем дело, Николь? Что с вами происходит? Почему вы ведете себя так, будто боитесь меня?

— Я вас не боюсь, но в таком большом хозяйстве всегда много работы.

— Вы хотите этим сказать, что мне следует заняться делом?

— Нет, конечно, просто я…

— Раз вы не в состоянии закончить предложение, я сделаю это за вас. Вы слишком много работаете, вы ведете себя как служанка, только я не заставляю своих слуг трудиться так, как вы заставляете себя. — Он взял ее за руку и потащил за собой. — Мэгги уже собирает корзину для пикника, и остаток дня мы проведем вместе в заслуженной праздности. Вы умеете ездить верхом?

— Да, но…

— Я не позволю вам отказаться, так что лучше не возражайте. — Не выпуская ее руки, он повлек ее к конюшне, оседлал соловую кобылу и, подсадив Николь в дамское седло, вскочил на своего вороного жеребца. Они поехали к кухне, где их уже поджидала улыбающаяся Мэгги с двумя битком набитыми седельными сумками.

Около часа они ехали крупной рысью через поля хлопка, табака, льна. Слева расстилались пастбища, где паслись стада коров и овец, виднелись загоны, коровники и сараи. Один раз они останавливались, чтобы угостить яблоками пару великолепных тяжеловозов. Клей увлеченно рассказывал о хлопке, болезнях табака, и Николь видела на его лице гордость заботливого хозяина, искренне преданного своей земле и благодарного людям, которые на ней работают.

На другой стороне реки Николь вдруг увидела здание, с которым была тесно связана ее прошлая жизнь, — мельницу. Воспоминания нахлынули на нее. Они с дедом всю свою жизнь провели в роскоши, любое их желание выполнялось прежде, чем они успевали о нем подумать, но во время революции, когда им пришлось скрываться, они многому научились, чтобы выжить. Они одевались так же, как мельник и члены его семьи, и работали так же, как работали они. Дважды в неделю Николь скребла и мыла кухню, а в отсутствие мужчин следила за работой мельницы. Она с радостной улыбкой повернулась к Клею.

— Это мельница?

Клей равнодушно кивнул.

— Чья она? Почему она не работает? Можно туда пройти?

Клей был явно удивлен ее интересом.

— Сколько вопросов! Мельница принадлежит мне, но она не работает, потому что некому заниматься ею и потому что мое зерно мелют у Бейксов. Если вам так хочется, можно поехать в ту сторону и посмотреть. Там есть еще дом на склоне, сейчас его не видно из-за деревьев. Поедем?

— Да, пожалуйста.

На отмели у кромки воды была привязана небольшая лодка. Клей бросил в нее седельные сумки, помог Николь забраться и взялся за весла. На том берегу они поднялись вверх по крутому берегу по заросшей тропинке.

— Кажется, она в неплохом состоянии, — сказала Николь. — Давайте осмотрим жернова.

Клей достал из тайника ключи от двух огромных висячих замков, открыл дверь и стал наблюдать, как Николь со знанием дела обследует механизм, приговаривая что-то по-французски. На него посыпался град вопросов, и в конце концов он умоляюще поднял руку.

— Подождите минутку, лучше я расскажу все по порядку. Когда был жив брат, у нас хватало сил и времени на все, в том числе и на мельницу. Но теперь у меня просто руки до нее не доходят. Мельник в прошлом году умер, и я даже не стал искать нового.

— Значит, вам приходится возить зерно к соседям?

— Да, это проще.

— А другие фермеры? Им, наверное, нужна мельница? Или они тоже ездят к Бейксам?

Клей взял ее за руку и повел на улицу.

— Давайте сядем обедать, и я отвечу на все ваши вопросы. Там повыше есть очень славное место.

Но когда на белоснежной скатерти, расстеленной на траве, были аккуратно разложены поджаренный бекон, маринованные устрицы и абрикосовые пирожки, вопросы стал задавать Клей. Ему очень хотелось узнать, почему Николь проявляет такой интерес к мельнице.

Николь остро ощутила его близость, их уединенность в тихом, глухом лесу.

— Мы с дедом некоторое время работали у мельника. Я многому научилась.

— Ваш дед… — задумчиво проговорил Клей, растянувшись на траве и положив руки под голову. — Мы столько времени живем в одном доме, а я ничего о вас не знаю. Вы всегда жили с дедом?

Опустив глаза, она молчала. Она не хотела рассказывать о своей семье.

— Нет, не всегда, — наконец неохотно ответила Николь и тут же перевела взгляд на мельницу. — Вы когда-нибудь собирались ее продавать?

— Нет, никогда. А ваши родители? Ваш отец был мельником?

Николь даже не сразу поняла, о чем он говорит. Сама мысль о ее матери — изысканной даме с пудреными волосами, уложенными в замысловатую прическу, с крошечными мушками на щеках и в вышитом золотом атласном платье — как о мельничихе была настолько нелепа, что Николь рассмеялась. Ее мама вряд ли представляла себе, из чего делают хлеб.

— Чему вы смеетесь?

— Я вообразила маму на мельнице. Вы говорили что-то о доме. Можно посмотреть?

Они быстро собрали остатки обеда, и Клей показал ей дом, простой и крепкий, с одной большой комнатой и чердаком.

— Давайте вернемся на тот берег, — предложил Клей. — Мне очень хочется показать вам еще одно место и поговорить кое о чем.

Он направил лодку выше по течению, миновав поля и пристань, и причалил к берегу, густо заросшему кустарником и ивами, ветки которых свисали до самой воды. Клей вылез из лодки и, привязав ее к колышку, протянул руку Николь, чтобы помочь ей выбраться на узкую, всего в фут шириной, полоску песка. Потом приподнял ветки густого миртового куста, за которым оказалась довольно широкая тропинка, уходящая вглубь.

— Проходите, — сказал Клей, пропуская Николь вперед и отпуская ветки, которые скрыли тропинку от чужих взоров. Тропинка привела их к небольшой круглой поляне, поросшей мягкой изумрудной травой. Со всех сторон ее плотной стеной обступали кусты и деревья, так что Николь с Клеем оказались как бы в прекрасной зеленой комнате, только вместо потолка над головой у них было небо. Среди ярких цветов, окаймлявших поляну, Николь узнала некоторые многолетние садовые растения. Заглушенные дикими травами, они все же выжили и цвели.

— Как красиво! — воскликнула она, опускаясь в густую траву. — Но мне кажется, здесь кто-то хорошенько поработал. Эти цветы не могли вырасти сами.

Клейтон тоже сел, привалившись к булыжнику, который был похож на спинку кресла.

— Эту поляну расчистили мы, когда были детьми. Пришлось много повозиться, но мы очень старались. Прибегали сюда каждую свободную минуту. Нам нужно было какое-нибудь укромное место.

— Укромней некуда. Кусты такие густые, что можно пройти в двух шагах от поляны и не заметить.

В глазах Клея появилось задумчивое выражение.

— Мама решила, что это собаки таскают ее рассаду. Однажды она принесла пять черенков, а когда вернулась, их оказалось четыре. Я часто спрашивал себя, подозревала ли она нас.

— «Вас» — это вас с братом?

— Да, — еле слышно ответил он. Глаза Николь лукаво блеснули.

— Ни за что не поверю, что вы с братом сажали цветы. Мальчикам бы такое и в голову не пришло. Не замешана ли в этой истории девочка?

Лицо Клея застыло.

— Цветы сажала Элизабет, — после долгой паузы произнес он.

По выражению его лица Николь догадалась, что Элизабет значила для него очень много, больше, чем брат. Но ей трудно было понять, что это было — любовь или ненависть?

— Джеймс и Бесс, — прошептала она, подвигаясь поближе к нему. — Не является ли их смерть причиной тому, что вы всегда печальный и так редко улыбаетесь?

Он резко повернул к ней потемневшее от ярости лицо.

— Вы же не захотели быть со мной откровенной, так не требуйте откровенности от меня!

Николь была поражена. Она-то думала, что очень ловко уклонилась от рассказа о своей семье, но он оказался достаточно проницательным, чтобы понять, что она скрывает свое прошлое. Эти воспоминания вызывали у нее боль — наверное, то же самое происходило и с ним.

— Простите меня, — робко сказала она, — я не хотела вас огорчить.

Несколько минут они сидели молча.

— Вы хотели о чем-то поговорить со мной? — наконец проговорила Николь.

Клей потянулся и помотал головой, прогоняя печальные мысли о брате и невестке.

— Да, я хотел поговорить с вами о Бианке. — Глаза его снова потемнели. — Когда я замышлял похищение, я решил, что должен отправить письмо отцу Бианки с таким расчетом, чтобы он получил его, когда Бианка будет уже в море. Я не хотел оставлять его в неизвестности, но в то же время боялся, что он может расстроить наш брак. Вот почему я придумал этот злосчастный брак по доверенности.

Николь почти не слушала его. Она бы никогда не поверила, что его слова могут причинить такую боль, и, чтобы защитить себя от этой муки, старалась думать о мельнице. Она вполне с ней справится. Да, ей надо найти работу или попроситься на мельницу и жить там, чтобы… чтобы быть поближе к Клею.

— Помните тот фрегат? Я отправил с ним письмо Бианке. Все ей объяснил и написал, что это недоразумение будет улажено в ближайшее время — это ведь было еще до того, как я получил письмо от судьи.

— Да, — безучастно пробормотала Николь.

— Я послал ей также деньги на проезд в Америку, попросил ее простить меня и поскорее приехать. — Он поднялся и в волнении стал расхаживать взад и вперед по лужайке. Видно было, что он волнуется. — Черт побери, почему все должно было случиться именно так. Я не мог приехать за ней в Англию, потому что здесь некому было заменить меня. Я же только и делал, что слал ей письмо за письмом, умоляя приехать, но она все время находила какие-то отговорки. Сначала был болен ее отец, потом он выздоровел, но она боялась оставить его одного, потом еще что-то. У меня сложилось впечатление, что она просто боится покинуть Англию. Я знаю, что почти все англичане относятся к нам с предубеждением. — Он выжидательно посмотрел на Николь, но она молчала. — Пройдет еще немало времени, прежде чем она получит письмо, потом еще несколько месяцев, прежде чем я узнаю, принимает ли она мое предложение.

Видите, как все сложно. — Он снова посмотрел на нее, как будто ожидая помощи, и она снова промолчала. — Я не знаю, как вы ко мне относитесь. Сначала мне показалось, что мое общество вам приятно, но потом… Я ведь тоже вас совсем не знаю, но за эти несколько недель я научился… уважать вас. Благодаря вам мой дом приобрел прежний вид, близнецы полюбили вас, прислуга подчиняется вам. У вас прекрасные манеры, и я уверен, что вы способны играть видную роль в обществе. Мне было бы приятно, если бы в нашем доме снова появились гости.

— Что вы хотите этим сказать? Он глубоко вздохнул.

— Если Бианка мне откажет, я бы хотел, чтобы вы остались моей женой.

Глаза Николь из карих сделались черными.

— Я полагаю, от этого брака должны родиться дети? Он слабо улыбнулся.

— Разумеется. Должен признаться, я нахожу вас весьма привлекательной.

Николь никогда не думала, что способна на такую ярость. Она медленно поднялась и с трудом произнесла:

— Нет, я не могу принять вашего предложения. — Она отвернулась и сделала шаг в направлении тропинки, но Клей схватил ее за руку.

— Но почему? Разве Эрандел Холл недостаточно велик для вас? Конечно, с вашей внешностью можно отхватить что-нибудь побольше.

Звук пощечины эхом отозвался в лесу. Он ошеломленно приложил ладонь к горящей щеке и холодно произнес:

— Я требую объяснений.

— Сochon[1] Невежественный, грубый, самодовольный мужлан! Как вы смеете предлагать мне такое?

— Какое «такое»?! Я всего лишь предложил вам выйти за меня замуж, и, видит Бог, все это время я относился к вам с величайшим уважением. В конце концов, вы моя законная жена.

— С уважением! Да вы понятия не имеете, что это такое. Да, вы предоставили мне отдельную спальню. Почему? Из уважения? Или для того, чтобы потом сказать своей обожаемой Бианке, что не прикасались ко мне?

Выражение его лица было лучше всякого ответа.

— Взгляните на меня! — Николь уже по-настоящему кричала, ее иностранный акцент стал очень заметен. — Я — Николь Куртелен, я — живой человек, у которого есть чувства и эмоции. Я — нечто большее, чем причина какого-то «недоразумения». Я не просто неудавшаяся Бианка. Вы говорите, что предлагаете выйти за вас замуж, но подумайте хорошенько, что это значит. Сегодня я хозяйка плантации, миссис Армстронг, а завтра? Все мое будущее зависит от того, откажет вам Бианка или не откажет. Если не откажет, то вы вышвырнете меня за ненадобностью, а если откажет — соизволите снизойти до меня. Нет, я не хочу, чтобы меня держали про запас. — Она еле перевела дыхание. — Вы, наверное, думаете, что если Бианка приедет, я вполне могу стать гувернанткой близнецов.

— А что в этом плохого?

Это было последней каплей. Николь с размаху ударила его ногой по голени, причинив больше вреда себе, нежели его ноге, обутой в толстый сапог. Но ей было все равно. — Бросив в лицо Клейтону французское ругательство, она рванулась прочь.

Клей грубо схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

Он тоже был в ярости.

— Черт побери, я не понимаю вас. Если Бианка мне откажет, я могу получить любую женщину, какую захочу. Но я делаю предложение вам. Что в этом ужасного?

— А по-вашему, я должна считать это великой честью? Вы считаете, что я смогу жить в вашем доме, каждую минуту вспоминая о вашем милосердном поступке. Вас это может удивить, мистер Армстронг, но я хочу любви. Мне нужен человек, который будет любить меня так же, как вы любите Бианку. Я не согласна на брак по расчету. Вы получили ответ на ваш вопрос? Я лучше стану голодать вместе с человеком, которого люблю, чем жить с вами в вашем чудесном доме и думать, что вы сокрушаетесь о потерянной любви.