Бархатная сага (№1) - Бархатная клятва

— Ты заплатишь за это своей жизнью.

— Что ты сделал с ней, ты, кусок собачьего дерьма? — повторил Джослин.

У Эдмунда перехватило дыхание. Никто никогда не осмеливался разговаривать с ним в таком тоне. Он замахнулся и ударил Джослина в лицо. Из губы юноши потекла кровь.

— Да, ты обязательно поплатишься за это. — Испугавшись ярости Джослина и опасаясь, как бы тот не ударил его ногой, Эдмунд отошел от него подальше. Ему и в голову не приходило, что за красивой внешностью менестреля кроется столь жесткий и отважный характер. — И я с удовольствием посмотрю, как ты будешь мучиться, — прошипел он. — Сегодняшний вечер ты проведешь в подземной темнице, а завтра встретишь свой последний рассвет. Ведь день ты будешь страдать. Но это ничто по сравнению с тем, что ждет тебя сегодня вечером. Пока ты будешь извиваться в яме, я поразвлекаюсь с девчонкой.

— Нет! — закричал Джослин. — Она ни в чем не виновата. Отпусти ее. Я заплачу тебе за это.

— Да, заплатишь. А что касается твоего благородного жеста, то все твои усилия тщетны. Тебе нечем платить. Вы оба у меня в руках. Она — чтобы согревать постель и ублажать меня, а ты — для других развлечений. Уведите его и заставьте задуматься о том, что значит бросить вызов графу.

Констанция сидела возле окна в комнате Эдмунда. Храбрость покинула ее. Больше никогда она не увидит Джослина, больше никогда он не будет держать ее в своих объятиях и говорить ей о силе своей любви. Единственное, на что она надеялась, — что ему удалось сбежать. Она видела, с каким лицом Бланш вылетела из комнаты. Констанция молилась, чтобы у Бланш хватило ума предупредить Джослина. Она знала, что эта женщина любит его, не раз слышала, как та звала его. Наверняка Бланш предупредила его, и они оба теперь в безопасности.

Констанция не испытывала ревности. Она хотела, чтобы Джослин был счастлив. Она бы с радостью пошла на смерть, если бы он попросил ее. Какое значение имеет ее бесцельное существование?

Внезапно внимание девушки привлек шум внизу. Она перевела взгляд на двор и увидела, как два дружинника тащат упиравшегося Джослина. Вдруг один из них со всей силы ударил юношу по шее, и голова Джоса поникла. Ему с огромным трудом удалось устоять на ногах.

Констанция чуть было не окликнула его, но вовремя сообразила, что этим только навредит ему. Словно почувствовав присутствие девушки, Джослин закинул голову и посмотрел вверх на окно. Констанция подняла руку. Сквозь навернувшиеся на глаза слезы она разглядела кровь, сочившуюся из его губы.

Дружинники резко дернули Джослина. Неожиданно до Констанции дошло, куда ведут ее возлюбленного. Сердце девушки замерло. Подземная темница была страшным местом, она представляла собой узкую яму, выдолбленную в скале. Узник, которого опускали туда с помощью специального механизма, не имел возможности ни сидеть, ни стоять. Он вынужден был постоянно находиться в полусогнутом состоянии. Более того, там нечем было дышать, а хлеб и воду приносили не каждый день. Мало кто мог выдержать в подземной темнице более недели, только те, кто был силен и телом и духом.

Констанция увидела, что дружинники подтащили Джослина к лебедке, потом опустили его в узкую горловину темницы. Девушка еще несколько минут смотрела на закрывшийся люк, прежде чем отвела глаза. Теперь у нее не осталось надежды. Завтра Джослин будет мертв — если, конечно, он переживет эту ночь: ведь Эдмунд наверняка примется пытать его.

На столе стояли большой кувшин и три стеклянных стакана. Эдмунд никому не позволял дотрагиваться до этих стаканов, приберегая, как всегда, все красивые вещи для себя. Не задумываясь над тем, что делает, и понимая, что ее жизнь кончена и осталось только ускорить неизбежное, Констанция разбила стакан о столешницу и, взяв в руку осколок, подошла к окну.

Стоял солнечный день, лето было в самом разгаре. Девушка едва почувствовала, как острый осколок впился ей в запястье. Словно зачарованная, со странным чувством облегчения, она смотрела, как кровь вытекает из ее тела.

— Скоро, — прошептала она, опускаясь на скамью. — Скоро мы будем вместе, мой любимый Джослин.

Констанция перерезала себе вены на другом запястье и откинулась к стене. Одна ее рука лежала на коленях, другая — на подоконнике. Кровь тонкой струйкой сбегала по каменной кладке.

Теплый ветерок нежно коснулся ее волос, и Констанция улыбнулась. Однажды вечером они с Джослином пошли к реке и, проведя всю ночь на берегу в мягкой траве, вернулись в замок до того, как проснулись слуги. Это была ночь любви и страсти. Констанция помнила каждое слово из того, что ей шептал Джослин.

Постепенно сознание девушки затуманилось. Констанция чувствовала себя так, словно засыпает. Она закрыла глаза и улыбнулась. Солнце гладило ее лицо, ветер играл волосами, душа медленно покидала юное тело.

— Парень! Ты жив? — донесся до Джослина хриплый шепот. Юноша находился в полубессознательном состоянии, поэтому ему потребовалось некоторое время, чтобы понять обращенные к нему слова. Все в замке называли подземную темницу «ямой забвения», и она действительно заслуживала такого названия. — Парень! — опять раздался шепот. — Ответь мне!

— Да, — с трудом вымолвил Джослин. Наверху послышался вздох облегчения.

— Он жив, — заговорила какая-то женщина. — Обвяжись веревкой, и я вытащу тебя.

Джослин плохо понимал, что с ним делают. Женские руки помогли ему перебраться через край ямы и вылезти на прохладный ночной воздух — воздух, заполнивший его легкие, когда он впервые за много часов вздохнул полной грудью. У него в голове прояснилось. Едва ноги Джослина коснулись земли, он, преодолевая боль в задеревеневшем теле, отцепил веревку от крюка лебедки.

Перед ним стояли конюх и его толстуха-жена.

— Сладкий мой, — произнесла женщина, — тебе надо как можно скорее уходить отсюда. — И она направилась к конюшне. Ночная тьма сразу же поглотила ее крупное тело.

Каждый шаг возвращал Джослина к действительности. До встречи с Констанцией он никогда не любил, потому до сих пор не познал и ненависти. Сейчас же, медленно ковыляя к конюшне, он не отводил взгляда от темного окна комнаты Эдмунда. Он всем сердцем ненавидел Эдмунда Чатворта, лежавшего в этот момент в постели с его Констанцией.

— Ты должен побыстрее уходить отсюда, — вновь заговорила женщина, когда они добрались до конюшни, — Мой муж поможет тебе перебраться через стену. Вот, я собрала тебе кое-какой еды. Это помажет тебе продержаться несколько дней.

Джослин нахмурился.

— Нет, я не могу уйти. Я не могу оставить с ним Констанцию.

— Я знала, что ты не уйдешь, пока все не выяснишь, — печально заключила толстуха.

Она сделала знак Джослину следовать за ней, потом зажгла тоненькую свечку от свечи в настенном подсвечнике и повела юношу к пустому стойлу, где на куче соломы лежало чье-то тело, покрытое холстиной. Женщина медленно стащила холстину.

Сначала Джослин не понял, что она мертва.

Когда он впервые увидел Констанцию, она была точно такой же бледной и безжизненной. Юноша опустился на колени и обнял уже успевшее остыть тело.

— Ей холодно, — уверенно произнес он. — Принесите мне одеял, я должен согреть ее. Жена конюха потрясла его за плечо.

— Никакие одеяла в мире больше не помогут ей. Она мертва.

— Нет, ничего подобного. Так уже было один раз и…

— Не мучай себя. Из нее вытекла вся кровь. Ни капли не осталось.

— Кровь?

Толстуха подняла руку Констанции и показала Джослину ее запястье.

Некоторое время юноша молча смотрел на перерезанные вены.

— Кто? — наконец прошептал он.

— Она сама лишила себя жизни. Здесь нет чьей-либо вины.

Джослин перевел взгляд на лицо Констанции. Только сейчас он понял, что его возлюбленная мертва. Наклонившись, он поцеловал ее в лоб.

— Она обрела покой.

— Да, — согласилась женщина, облегченно вздохнув. Признаться, она боялась, что Джослин не перенесет удара. — А тебе надо уходить.

Внезапно Джослин поднялся и стремительным шагом направился к замку. Пол зала на первом этаже был застелен тюфяками, на которых спали дружинники. Юноша осторожно взял один из мечей, висевших на стене, и на цыпочках пробрался к лестнице. Он совершенно бесшумно поднялся на четвертый этаж.

Перед комнатой Эдмунда спал дружинник. Джослин понимал, что вся его затея провалится, если дружинник проснется: ведь ему не сладить с тренированным воином. Поэтому юноша не колеблясь проткнул беднягу мечом.

Джослину ни разу не доводилось лишать человека жизни, и сейчас, осознав, что совершил убийство, он ощутил на сердце странную тяжесть.

Дверь была не заперта: в стенах своей комнаты Эдмунд чувствовал себя в безопасности. Джослин открыл дверь. Ему не доставляла наслаждения месть, но он запретил себе размышлять над тем, что делает.

Юноша схватил Эдмунда за волосы. Глаза Чатворта распахнулись — и расширились, когда он увидел перед собой Джослина.

— Нет! Это слово было последним, слетевшим с губ Эдмунда. Джослин одним движением перерезал ему горло.

Даже мертвый граф вызвал у Джоса лишь презрение, Юноша брезгливо отбросил меч и вышел.

Элис не спалось. Вот уже несколько недель — с тех пор как красавец певец перестал навещать ее по ночам — ее мучила бессонница. Она пробовала угрожать ему, но все впустую. Он просто смотрел на нее из-под длинных ресниц и молчал. Признаться, этот мужчина, осмелившийся игнорировать ее, вызывал у Элис интерес.

Она откинула полог и надела халат. Циновки, устилавшие пол, заглушали ее шаги. Выйдя в коридор, Элис сразу же почувствовала неладное. Дверь в комнату Эдмунда была открыта, дружинник, охранявший ее, сидел в странной позе.

Снедаемая любопытством, она направилась к комнате Эдмунда. Коридор был освещен несколькими факелами, расположенными на большом расстоянии друг от друга, но глаза Элис уже успели привыкнуть к полумраку.

Внезапно на пороге комнаты появился мужчина. Продолжая смотреть прямо перед собой, он двинулся в сторону Элис. Она заметила кровь на его дублете и только после этого посмотрела ему в лицо.

Элис едва сдержала готовый вырваться возглас и прижала руку к груди. Мужчина поравнялся с ней, и она с трудом узнала его. Весело смеющийся юноша, бесстрашно смотревший на нее, превратился в совершенно другого человека. У Элис по спине пробежали мурашки.

— Джослин…

Однако он прошел мимо, словно не заметив ее или просто не обратив внимания. Элис некоторое время смотрела ему вслед, потом повернулась и медленно пошла к комнате Эдмунда. Она перешагнула через тело дружинника и обвела взглядом комнату. Увидев кровь, вытекавшую из раны на шее мужа, она улыбнулась.

Элис подошла к окну и положила руку на подоконник. Так получилось, что ее ладонь легла на крохотное красное пятнышко, оставшееся на камне после того, как днем раньше невинное создание лишило себя жизни.

— Вдова! — прошептала она.

Вдова! Теперь у нее есть все: богатство, красота и свобода.

В течение целого месяца она слала в Лондон письмо за письмом, выклянчивая приглашение ко двору короля Генриха. Когда же приглашение было получено, Эдмунд только посмеялся над ней, заявив, что отказывается тратить деньги на такую чушь. А ведь дело заключалось в том, что при дворе он не чувствовал бы себя безнаказанным, выбрасывая крепостных девок из окна. Теперь же, размышляла Элис, ничто не помешает ей исполнить задуманное.

А там она встретит Гевина! Да, она и об этом позаботилась. Он слишком долго был подле этой рыжеволосой шлюхи. Гевин принадлежит ей, и она никому его не отдаст. Если ей удастся отделаться от его жены, никто никогда не сможет разлучить их. И Гевин будет одевать ее в золотые платья. Да, Гевин будет выполнять все ее прихоти! Ведь она всегда получала то, что желала, не так ли? Теперь она желает вернуть себе Гевина Монтгомери и добьется этого.

Внимание Элис привлек человек, пересекавший двор. Это был Джослин, направлявшийся к лестнице, ведущей на стену. На плече у него висел кожаный мешок.

— Ты оказал мне огромную услугу, — прошептала Элис. — И я заплачу тебе за это.

Она не позвала дружинников. Напротив, она продолжала неподвижно стоять у окна, строя планы и предвкушая, как будет наслаждаться свободой без Эдмунда. Джослин сделал для нее очень много: открыл доступ к большому богатству, но главное — вернул ей Гевина.

Глава 23

В палатке было ужасно душно, и Гевин никак не мог заснуть. Он стоял и смотрел на мирно спавшую Джудит. Простыня съехала и открыла его взору ее плечо.

Продолжая с улыбкой смотреть на жену, Гевин принялся одеваться. Почти половину ночи они занимались любовью, после чего Джудит, изможденная, заснула. Но сам он не чувствовал усталости. Он был бодр и полон энергии. Казалось, близость с Джудит вдохнула в него новые силы и разожгла в душе неугасимый огонь.

Гевин осторожно стянул простыню и, завернув Джудит в бархатный плащ, поднял ее на руки. Так и не проснувшись, она прижалась к его груди. Он вышел из палатки и, кивнув дежурившему часовому, направился к лесу.

— Гевин, — пробормотала Джудит, когда он принялся целовать ее в припухшие от сна губы.

— Да, это Гевин.

Джудит улыбнулась, но глаза не открыла.

— Куда ты меня несешь?

Он рассмеялся и сильнее прижал ее к груди.

— А тебя это волнует?

— Нет, ни капли, — прошептала она. Гевин опять рассмеялся. Добравшись до берега, он опустил Джудит на землю. Спустя некоторое время она окончательно проснулась. Холодный ночной воздух, плеск воды в реке и пряный запах трав создавали ощущение нереальности происходящего.

Гевин сел рядом с женой.

— Однажды ты сказала, что нарушила данную Господу клятву. Какую клятву?

Он напряженно ждал ответа. Они больше ни разу не обсуждали то, что случилось в замке Демари, однако Гевину хотелось знать, как его жена проводила там время. Он мечтал услышать от нее, что все не правда, хотя прекрасно понимал абсурдность своих грез: все и так было очевидно. Но если она любила Демари, зачем убила его? И если она решила уйти к другому, разве не Гевин виноват в этом? Он предполагал, что Джудит нарушила клятву, данную в церкви во время свадебной церемонии перед лицом священника и множества свидетелей.

Ночной сумрак скрыл предательски зардевшиеся щеки Джудит. Она не догадывалась об умозаключениях Гевина. Единственное, что терзало ее, — это то, что она по собственной воле пришла к нему в ту ночь перед походом на замок Демари.

— Неужели я вызываю у, тебя такое отвращение; что ты даже не хочешь рассказать мне? — тихо произнес он. — Ответь мне только на этот вопрос, и я больше ни о чем не буду спрашивать.

Для Джудит это было болезненной темой, однако ей пришлось признать, что Гевин действительно ни разу не приставал к ней с расспросами.

В небе плыла полная луна, освещая своим призрачным светом землю.

— Я дала себе клятву в день нашей свадьбы… — проговорила Джудит, избегая встречаться с Гевином взглядом. — ..И я нарушила ее. — Он кивнул: именно этого он и боялся. — Я поняла, что нарушила ее, когда пришла к тебе той ночью, — продолжала она. — Но ведь этот человек не имел права утверждать, что мы спим раздельно. То, что происходило между нами, касалось только тебя и меня.

— Джудит, я не понимаю тебя.

Она устремила на него удивленный взгляд.

— Я говорю о клятве. Разве не об этом ты меня спрашиваешь? — Джудит видела, что Гевин все еще не понимает ее. — В саду, когда я увидела тебя с…

Она замолчала и отвернулась. Образ Элис, приникшей к Гевину, был еще жив в ее памяти, и за время, прошедшее с тех пор, сердечная боль не притупилась.

Гевин пристально смотрел на жену, стараясь вспомнить. Когда до него наконец дошло, что именно имеет в виду Джудит, он расхохотался.

— Ты смеешься надо мной? — возмутилась Джудит. Ее глаза метали молнии.

— Да, смеюсь. Такую клятву можно дать только по незнанию! Ты была девственницей, когда давала ее. Откуда ты могла знать, что близость со мной доставит тебе наслаждение и что ты не сможешь удержаться от того, чтобы прийти ко мне?

Джудит изумленно взглянула на него, потом встала.

— Ты тщеславный и самовлюбленный дурак!

Я открыла тебе свое сердце, а ты посмеялся надо мной! — Она гордо расправила плечи, запахнула плащ и, развернувшись, пошла прочь.

Продолжая ухмыляться, Гевин ухватился за полу плаща и сдернул его с Джудит. Она ахнула и попыталась выдернуть плащ из его цепких пальцев.

— Ты и теперь собираешься идти в лагерь? — спросил Гевин, сворачивая плащ и подкладывая его себе под голову.

Джудит посмотрела на мужа, лениво растянувшегося на траве и закрывшего глаза. Вот как! Значит, он решил, что победил?

Гевин лежал и ждал, когда же Джудит подойдет к нему и попробует отобрать свою одежду. Внезапно до него донесся хруст ломающихся веток, и он улыбнулся. Она слишком скромна, чтобы голой прошествовать по лагерю. На секунду воцарилась тишина, потом он услышал ритмичный шорох листьев, словно…

В мгновение ока Гевин был на ногах и бросился на звук.

— Ах ты, маленькая плутовка! — рассмеялся он, увидев свою жену в одеянии из листьев и веток. Она победно улыбалась ему. Гевин упер руки в бока. — Суждено ли мне когда-нибудь выйти победителем в споре с тобой?

— Сомневаюсь, — ухмыльнулась Джудит. Гевин усмехнулся и, резким движением выбросив руку, сорвал с нее столь экзотический наряд.

— Значит, ты сомневаешься? — произнес он и, схватив Джудит за талию, высоко поднял ее. На фоне освещенного луной неба были четко видны нежные очертания ее фигуры. Гевин подбросил ее и радостно засмеялся, услышав испуганный возглас. — Тебе известно, что хорошая жена никогда не спорит с мужем? — Он посадил ее на ветку дерева, и ее колени оказались на уровне его глаз. — Мне ужасно нравится, когда ты в таком виде. — Он еще некоторое время продолжал улыбаясь смотреть на Джудит, прежде чем заметил застывший в ее глазах ужас. — Джудит, — прошептал он, — я забыл о твоих страхах. Прости меня. — Джудит с такой силой вцепилась в ветку, что суставы на пальцах побелели. Гевину пришлось отдирать ее руки от дерева, чтобы снять ее. — Джудит, прости меня, — прошептал Гевин, когда она в изнеможении приникла к нему.

Вернувшись на берег, Гевин опустился на землю и устроил Джудит у себя на коленях, предварительно завернув ее в плащ. Он пришел в ярость от собственной глупости. Как он мог забыть о таком важном: о ее боязни высоты? Он взял Джудит за подбородок и нежно приник к ее губам.

Джудит неожиданно ответила ему страстным поцелуем.

— Не отпускай меня, — с ноткой отчаяния в голосе прошептала она. — Никогда не бросай меня..

Гевина удивила ее тревога.

— Нет, родная, я никогда не брошу тебя. Джудит всегда давала волю своей страсти, но сейчас ее охватила какое-то безумство. Она стала ласкать язык Гевина, потом ее губы скользнули ему на шею. Впервые за все время ее охватила такая буря эмоций.

— Джудит, — бормотал Гевин, — нежная, сладкая Джудит.

Полы плаща распахнулись, обнажив округлую грудь. Джудит прижалась к мужу, ее тело молило и одновременно требовало ласки. У Гевина начала кружиться голова.

— Ты не собираешься раздеваться? — хрипло прошептала Джудит и засунула руки ему под дублет.

Но Гевин уже сгорал от желания, поэтому ему стоило огромного труда заставить себя оторваться от Джудит и раздеться. Он резким движением сорвал через голову дублет, потом рубашку. Ему не пришлось возиться с нижним бельем: он совсем забыл о нем, когда выходил из палатки.

Джудит опрокинула Гевина на спину и наклонилась над ним. Он лежал не шевелясь, боялся потревожить ее своим дыханием.

— Как раз у тебя испуганный вид, а не у меня, — рассмеялась Джудит.

— Я действительно испуган. — Его глаза блестели. — Ты хочешь овладеть мною? — Ее рука скользила по его телу, наслаждаясь прикосновением к гладкой коже и мягким волоскам на груди. Потом она стала опускаться все ниже и ниже. Гевин застонал, его глаза потемнели от страсти. — Делай со мной что хочешь, — прошептал он. — Только не убирай руку.

Она негромко рассмеялась, чувствуя, как все тело наполняется неведомой силой. Она получила власть над ним! Но в следующее мгновение, ощутив, как напряглась его плоть под рукой, она осознала, что он имеет над ней гораздо большую власть.

Вся пылая от желания, Джудит опустилась на Гевина и, наклонившись вперед, приникла к его губам.

Она задвигала бедрами, но он продолжал лежать спокойно. Однако спустя некоторое время он, понял, что больше не в силах терпеть, и обхватил ладонями ее ягодицы. Руки Гевина приподнимали Джудит — быстрее, сильнее, — ее огонь передался ему.

И настало сладостное мгновение слияния.

— Просыпайся, ты, развратница, — позвал Гевин и звонко шлепнул Джудит пониже спины. — В лагере уже проснулись и скоро пойдут искать нас.

— Ну и пусть, — пробормотала Джудит и натянула на себя плащ.

Гевин встал над ней так, что она оказалась между его ног. Прошлая ночь была особенной, ни на что не похожей. Так кто же все-таки его жена? Прелюбодейка? Женщина, чья преданность и верность зависят от того, в какую сторону ветер дует? Или она добра и нежна, как считают его братья? Но кем бы она ни была, она превращается в настоящую колдунью, когда дело доходит до любви.

— Может, мне позвать твою горничную, чтобы она помогла тебе одеться? Не сомневаюсь, Джоан не промолчит, увидев тебя в таком виде.

Представив, что скажет Джоан, Джудит сонно улыбнулась. Спустя некоторое время она окончательно проснулась и, сев и оглядевшись по сторонам, вздохнула полной грудью. Когда она потянулась, плащ соскользнул с ее плеч.

— Матерь Божия! — воскликнул Гевин. — Прикройся, иначе мы никогда не доберемся до Лондона и короля.

Джудит бросила на него лукавый взгляд.

— Может, мне именно этого и хочется. Ведь при дворе не так весело и интересно, как здесь.

— Да, — согласился Гевин. Наклонившись и завернув Джудит в плащ, он поднял ее на руки. — Давай возвращаться. Сегодня уезжают Майлс и Рейн, а мне хотелось бы поговорить с ними.

За всю дорогу к лагерю они не проронили ни слова. Джудит уютно устроилась в объятиях мужа, положив голову ему на плечо. Неужели так может быть всегда, спрашивала она себя. Он способен на ласку и заботу, когда этого хочет. «Прошу тебя, Господи, — молила она, — пусть это никогда не кончается. Не допусти, чтобы, мы опять поссорились».

Спустя час Джудит шла к границе лагеря. Ее сопровождали Рейн и Майлс. Они трое являли собой довольно необычное зрелище: двое здоровенных мужчин, одетых в плотные дорожные костюмы, а между ними Джудит, едва достававшая им до плеча.

— Я буду скучать по вас, — сказала она, пожимая им руки. — Я люблю, когда вся моя семья в сборе, хотя мама редко соглашается оставить Джона Бассетта.

Рейн засмеялся.

— Неужели ты ревнуешь?

— Действительно, — вставил свое слово Майлс. — Разве тебе мало нас?

— Ну, кажется, ей достаточно И одного Гевина, — возразил Рейн.

Щеки Джудит залил румянец, и она рассмеялась.

— Неужели невозможно, чтобы деяния одного из братьев не стали достоянием остальных?

— Это маловероятно, — ответил Рейн и через плечо взглянул на Майлса. — И сразу же возникает вопрос: где же наш младший братик провел прошлую ночь?

— С Джоан, естественно, — не задумываясь произнесла Джудит. Глаза Рейна искрились смехом, в то время как по взгляду Майлса трудно было определить, что он думает. — Мне… это известно, потому что Джоан взахлеб рассказывала о нем, — запинаясь принялась оправдываться Джудит.

Ямочки на щеках Рейна стали еще глубже.

— Не позволяй Майлсу запугать тебя. Ему всегда хотелось узнать, что о нем говорят женщины.

Джудит улыбнулась.

— Расскажу вам при следующей встрече. Возможно, это заставит вас навестить нас гораздо раньше, чем вы планировали.

— Здорово ты нас поддела! — расхохотался Рейн. — А теперь нам пора ехать. Нам будут рады при дворе только тогда, когда мы наберем денег на дорогу. Сейчас же мы не можем позволить себе лишних трат.

— Он страшно богат, — вмешался Майлс. — Пусть он не морочит тебе голову.

— Никто из вас не морочит мне голову. Спасибо вам обоим за вашу заботу и помощь. Спасибо, что согласились выслушать мои жалобы.

— Я сейчас заплачу! Я буду плакать от счастья, что мне дозволено поцеловать столь восхитительную женщину!

— На этот раз ты, братишка, оказался прав, — заметил Рейн и, приподняв Джудит, смачно поцеловал ее в щеку.

— Ты не умеешь обращаться с женщинами, — схватив Джудит в объятия, обратился к брату Майлс. Он прижал к себе невестку и, приподняв ее над землей, впился ей в губы отнюдь не родственным поцелуем.

— Ты забываешься, Майлс, — прозвучал над ними ровный голос.

Джудит отпрянула от своего деверя и в испуге взглянула на Гевина, наблюдавшего за ними потемневшими от гнева глазами.

Рейн и Майлс переглянулись. Впервые Гевин проявил ревность.

— Отпусти ее, пока он не кинулся на тебя с мечом, — съязвил Рейн.

Но Майлс не сразу последовал его совету.

— Она стоит того, — заглянув Джудит в глаза, произнес он и осторожно опустил ее на землю.

— До скорой встречи, — обратился Рейн к Гевину. — Надеюсь, Рождество мы встретим все вместе. Мне было бы интересно познакомиться с той шотландкой, на которой должен жениться Стивен.

Гевин с видом собственника обнял Джудит за плечи и прижал ее к себе.

— Увидимся на Рождество, — попрощался он. Рейн и Майлс сели на своих лошадей и поскакали прочь.

— Ты не сердишься? — обеспокоенно спросила Джудит.

— Нет, — вздохнул Гевин. — . Но мне не нравится, когда тебя касается другой мужчина, даже мой брат.

Джудит набрала в грудь побольше воздуха.

— К Рождеству должен родиться малыш, и тогда они, если приедут, смогут познакомиться с ним.

Малыш, подумал Гевин. Не «мой малыш» и не «наш малыш», а просто — «малыш». Ему было неприятно думать об этом ребенке.

— Пошли, пора сворачивать лагерь. Мы и так слишком задержались.

Смахивая с ресниц слезы, Джудит побрела за ним. Они не вспоминали о ее пребывании в замке Демари и никогда не упоминали о ребенке. Должна ли она рассказать ему, что это его ребенок? Должна ли она попросить его выслушать ее, поверить ей? Она могла бы простыми расчетами доказать ему, что была беременна до своего приезда в замок Демари, но у Гевина возникли подозрения, что она спала с Демари до их свадьбы. Так и не придя ни к какому решению, Джудит скользнула в свою палатку, чтобы приказать горничным собирать вещи.

Было уже темно, когда они расположились на ночлег. Они не спешили добраться до Лондона, поэтому путешествие было приятным. Гевин стал по-другому относиться к своей жене. Он чувствовал, что за последнее время они стали ближе друг другу. Они много беседовали. Неожиданно для себя Гевин обнаружил, что поверяет ей свои юношеские секреты, рассказывает о страхах, охвативших его после смерти отца, когда на него свалились заботы о таком огромном хозяйстве.

Гевин сидел за столом, на котором лежал открытый гроссбух. Каждый пенс должен быть учтен и занесен в книгу. Это была утомительная работа, но у Гевина не оставалось иного выхода: управляющего свалила лихорадка и ему просто не на кого больше было положиться.

Отпив сидра из кружки, он оглянулся на жену. Она сидела на стуле возле откинутого полога палатки. У нее на коленях лежал клубок синей пряжи, а сама Джудит вела яростную борьбу с парой спиц. Гевин видел, что каждое ее движение больше запутывает нить. — На ее прелестном личике было сосредоточенное выражение, кончик розового язычка застыл между губами. Гевин перевел взгляд на книгу. Он понимал, что Джудит пытается научиться вязать исключительно из желания доставить ему удовольствие. Ведь он не раз показывал ей, как его раздражает, когда она вмешивается в дела поместья.

Джудит в ярости дернула нитку и что-то процедила сквозь зубы. Гевин едва не рассмеялся.

— Джудит, — позвал он, — может, ты поможешь мне? ТЫ не против ненадолго отложить вязание? — с серьезным видом спросил он и с трудом сдержал улыбку, когда Джудит с горячей готовностью отбросила клубок и спицы. — Мы потратили слишком много денег на это путешествие, — сказал он, указывая на гроссбух. — Не могу понять почему.

Джудит подтянула к себе книгу. Наконец-то у нее появилась возможность заняться знакомым и интересным делом. Она внимательно просмотрела колонки цифр. Внезапно ее палец замер на строчке.

— Пять марок за хлеб! Кто же это заплатил такую огромную сумму?

— Не знаю, — честно признался Гевин. — Я ем хлеб, а не пеку.

— Ты ешь не хлеб, а золото! Я сейчас же этим займусь. Почему ты мне об этом раньше не сказал?

— Потому что, дорогая женушка, я считал, что могу самостоятельно управлять собственной жизнью. Жаль мне того мужчину, который думает так же, как я.

Джудит пристально взглянула на мужа.

— Я найду этого пекаря! — грозно заявила она и направилась к выходу из палатки.

— А ты не собираешься еще немного повязать? Боюсь, тебе будет нечем занять себя.

Джудит оглянулась через плечо и, увидев лицо Гевина, поняла, что он поддразнивает ее. Она улыбнулась и бросила в него клубок.

— Возможно, именно тебе следует заняться вязанием, — заметила она и, выразительно посмотрев на гроссбух, вышла.

Гевин еще некоторое время сидел за столом и вертел в руках клубок. Без Джудит в палатке стало на удивление пусто. Он подошел к откинутому пологу и, прислонившись к опорному столбу, принялся наблюдать за женой. Она никогда не кричала на слуг, но каким-то неведомым ему способом ей всегда удавалось заставить их работать в несколько раз усерднее, чем раньше. Она взяла на себя заботу о продовольствии, стирке, занималась обустройством лагеря, причем выполняла свою работу с необычайной легкостью. И никогда не показывала, что устала. Вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову, что она ухитряется одновременно делать десять дел.

В этот момент Джудит закончила разговор с пекарем, толстым, низеньким мужичишкой. Он повернулся и пошел прочь, сокрушенно качая на ходу головой и в сердцах толкая перед собой нагруженную хлебом тележку. Гевин улыбнулся: он догадывался, что чувствует сейчас бедняга. Ведь и сам он бывал с таком же положении. Разве не он, будучи полностью уверенным в своей правоте, столько раз выходил из споров с женой побежденным? Джудит умела жонглировать словами и так морочить собеседнику голову, что тот начисто забывал, о чем идет речь.