Немецкие подводные лодки во второй мировой войне

С 1 по 3 мая в районе восточнее Ньюфаундленда три группы подводных лодок безрезультатно пытались обнаружить конвой, который был запеленгован гидроакустиками одной из подводных лодок. Конвой обошел группы подводных лодок с запада и, по-видимому удачно выполнив ложный маневр, отвлек лодки на восток. В тот момент, когда командование подводных сил собиралось отдать новое приказание введенной в заблуждение завесе подводных лодок, в ее расположение врезался конвой, следовавший с востока. Создалась чрезвычайно благоприятная в тактическом отношении обстановка для ударов подводных лодок. В первую же ночь одиннадцать из них сблизились с конвоем и потопили пять судов. После этих атак конвой, по всей вероятности, рассредоточился, потому что на следующий день были обнаружены лишь отдельные группы транспортов под сильным охранением эсминцев. Теперь мы знаем, что для усиления постоянного охранения конвоев из Сент-Джойса (остров Ньюфаундленд) выслали пять эсминцев и что позднее к ним присоединилась еще одна эскортная группа в составе пяти военных кораблей. Из Исландии выслали самолеты дальнего действия. Охранение, таким образом, оказалось очень сильным. Несмотря на это, в светлое время суток 5 мая было потоплено четыре судна. Вечером 5 мая 15 подводных лодок сохраняли контакт с конвоем, так что в течение ночи можно было ждать новых атак. Дальнейший ход событий в «Журнале боевых действий командующего подводными силами» излагается следующим образом: «Примерно за два часа до наступления темноты внезапно спустился туман. Он стал довольно быстро сгущаться. Из-за этого не удалось использовать большие возможности, которое имелись этой ночью. Почти все лодки вновь потеряли контакт с противником. В последний раз его видели около 04.00. Если бы туман спустился хотя бы на шесть часов позже, наверняка удалось бы потопить новые суда. Так из-за тумана рухнули наши надежды на успех. Ни одной из лодок не удалось больше добиться какого-то результата. В свою очередь 15 лодок были атакованы во время тумана глубинными бомбами, причем шесть из них подверглись артиллерийскому обстрелу эсминцев, обнаруживших их с помощью радиолокационных станций. Не имея средств противодействия радиолокации противника, лодки оказались в чрезвычайно невыгодном положении, полностью исключавшем возможность достижения успеха.» Действия против конвоя пришлось прервать. В ходе боя противник потерял 12 судов общим тоннажем 55 761 рег.-бр. тонн, мы же лишились семи подводных лодок. Такие высокие потери были недопустимы. Несмотря на потопление 12 судов, я расценил этот бой с конвоем как поражение. Был сделан и еще один вывод: «Работа средств радиолокационного обнаружения на самолетах и надводных кораблях противника не только чрезвычайно тяжело отражается на боевых действиях каждой отдельной подводной лодки. Радиолокатор позволяет также противнику, и он использует эту возможность, обнаруживать подводные лодки и обходить их. Это означает, что средства радиолокации вскоре лишат подводную лодку ее самого главного качества — скрытности.» Сейчас нам известно, что силы охранения конвоя имели радиолокационные станции новейшего типа, работавшие на волне 10 сантиметров. Наши поисковые приемники не были рассчитаны на прием таких волн. Таким образом, противник обнаруживал лодки, а они не знали об этом. До тех пор пока подводные лодки не имели приемников, способных обнаруживать радиолокационные посылки, борьба с конвоями в условиях плохой видимости становилась невозможной. Аналогичные выводы нам пришлось сделать в период с 9 по 13 мая в ходе действий против конвоев «HХ-237» и «SC-129». Так, например, при очень хороших условиях видимости в бою с конвоем SC-129 «одиннадцать лодок из числа установивших с ним контакт еще в светлое время суток были обнаружены кораблями охранения и оттеснены. Этот факт свидетельствует о том, что противник с поразительной точностью смог обнаружить лодки вблизи конвоя… Поскольку до сего времени такого быстрого обнаружения в подобных масштабах не наблюдалось, не исключена возможность, что противник использовал превосходно функционирующий радиолокатор нового типа» («Журнал боевых действий штаба подводных сил», 14 мая 1943 года). Из состава этих двух конвоев удалось потопить только пять судов общим тоннажем 29 016 рег.-бр. тонн, но и мы потеряли три подводные лодки. Самолеты, базирующиеся на авианосец «Байтер», в ходе второго дня боя значительно затрудняли подводным лодкам атаки конвоев «НХ-237» и «SC-129», но тем не менее во многих случаях было вполне достаточно и одного корабельного охранения. Своевременно обнаруживая подводные лодки, корабли мешали им наносить удары. Подавляющее превосходство сил и средств противолодочной обороны противника окончательно подтвердилось в ходе действий против конвоев «SC-130» и «НХ-239». Между силами непосредственного охранения конвоев и специально подготовленными к борьбе с подводными лодками противолодочными группами организовали тесное взаимодействие. Установили и непрерывное воздушное охранение, которое несли самолеты, базирующиеся на авианосцы, а также авиация берегового базирования. Дали о себе также знать и оборудование кораблей и самолетов радиолокационными станциями нового типа, и новые тяжелые глубинные бомбы, и модернизированные бомбосбрасыватели. Все это делало невозможным дальнейшее воздействие по конвоям. Из состава конвоев «SC-130» и «НХ-239» не удалось потопить ни одного судна. О потерях, которые мы понесли в ходе борьбы против этих конвоев в решающие для подводной войны майские дни 1943 года, а также на переходах морем во всех других районах, особенно в Бискайском заливе и в Северной Атлантике, я узнавал лишь постепенно. Потери резко возросли. К 22 мая мы уже потеряли 31 подводную лодку. Эта ужасающая цифра была для нас неожиданным ударом, так как, несмотря на значительное усиление противолодочной обороны противника на четвертом голу войны, роста потерь подводных лодок до сего времени не наблюдалось. Из числа находившихся в море подводных лодок мы потеряли (в процентах); 1939 год 17,5 1940 год 13,4 1941 год 11,4 1942 год (январь — июнь) 3,9 1942 год (июль — декабрь) 8,9 1943 год (январь — март) 9,2 В первые месяцы войны потери были наиболее высокими. Объяснялось это техническими недостатками подводных лодок и отсутствием боевого опыта у экипажей. Наиболее низкими потери оказались в первой половине 1942 года, во время действий в американских водах, где противолодочная оборона была слабой. Если исключить эти два нехарактерных периода, то получится, что до конца 1942 года мы теряли ежемесячно в среднем 11,2 процента из числа находившихся в море подводных лодок. Таким образом, во втором полугодии 1942 года погори были ниже средних показателей. С начала 1943 года действия подводных лодок все сильнее концентрировались на борьбе с конвоями, что видно из сопоставления цифр потоплений судов из состава конвоев с общими данными потоплений. Во, втором полугодии 1942 года это соотношение составило в среднем 39 процентов, а в первые три месяца 1943 года — 75 процентов. Но борьба с конвоями сложнее и опаснее, чем использование подводных лодок против одиночных судов в удаленных районах. И все же, несмотря на перенесение центра тяжести усилий подводных лодок на борьбу с конвоями, потери возросли лишь незначительно: с 8,9 до 9,2 процента. Этот показатель, конечно, не мог послужить предупредительным сигналом для внезапно выявившегося теперь резкого увеличения потерь. Не раз в ходе подводной войны бывали и неудачи, и кризисы. Они неизбежны во всякой войне. Но их всегда удавалось преодолеть, потому что боевая мощь подводных лодок в основном сохранялась. Теперь же положение изменилось. Радиолокация, особенно самолетная, почти полностью ликвидировала боевую мощь подводных лодок в надводном положении. В дальнейшем уже нельзя было применять тактику «стай» в борьбе против конвоев в Северной Атлантике, которая являлась главным операционным районом, наиболее тщательно охраняемым с воздуха. Эту борьбу можно было возобновить лишь в случае существенного усиления боевой мощи подводной лодки. Сделав соответствующие выводы, я приказал лодкам покинуть Северную Атлантику. 24 мая подводным лодкам передали приказ: с соблюдением всех мер предосторожности переразвернуться в район к юго-западу от Азорских островов. В битве за Атлантику мы потерпели поражение. Английские авторы писали по поводу этой победы следующее: «Никогда уже больше сражение не достигало подобного накала, никогда уже больше не оказывалось оно в таком неустойчивом равновесии, как весной 1943 года. Поэтому можно с полным правом утверждать, что победа, о которой здесь рассказывается, явилась решающим переломным моментом войны после 45 месяцев непрерывных боев, более упорных и ожесточенных, чем это смогут представить себе будущие поколения.» Мощная морская и воздушная противолодочная оборона обеих великих морских держав подавила немецкие подводные силы в основном с помощью новых средств радиолокации.

18. ЗАДАЧИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ВОЕННО-МОРСКИМИ СИЛАМИ В 1943-1945 ГОДАХ

Проблемы морских вооружений

После моего вступления на пост главнокомандующего принципиального изменения задач ВМС не произошло. Существование Англии зависело от морских коммуникаций. На бесперебойном их функционировании и строилась вся англо-американская стратегия. Обе великие морские державы обладали гигантскими ресурсами. Для них проблема заключалась в том, чтобы доставлять через океан людей и материалы туда, где они были нужны. Эта проблема являлась краеугольным камнем всего военного планирования. Препятствовать с помощью всех средств воздушной и морской войны морским перевозкам союзников — вот в чем по-прежнему состояла наша задача в военных действиях на море. Это означает, что уничтожение тоннажа оставалось основной целью германского морского командования. Подводные лодки и в дальнейшем оставались главным боевым средством. Поэтому моя первейшая задача заключалась в максимальном усилении подводной войны. В этот период противник рассматривал проблемы ведения войны с аналогичной точки зрения. На конференции в Касабланке в январе 1943 года было принято решение о том, что первейшая задача союзников заключается в уничтожении подводных лодок и что верфи и базы подводных лодок должны стать важнейшими объектами ударов англо-американских бомбардировщиков. Это решение конференции в Касабланке в феврале 1943 года нашло свое отражение в английской прессе. Подводную лодку объявили врагом номер один, и печать потребовала объединить все силы, чтобы выиграть, наконец, битву за Атлантику. Усилия предполагалось концентрировать не только на борьбе с подводными лодками, но и на строительстве новых торговых судов. В феврале 1943 года мы полагали, что Англия и США уже с декабря 1942 года строят больше, чем мы можем топить. Мы рассчитывали, что за декабрь 1942 года и январь 1943 года тоннаж союзников возрастет примерно на полмиллиона тонн. (Обзор военной обстановки штаба руководства войной на море от 20 февраля 1943 года). Однако сегодня мы знаем, что дело обстояло иначе. В результате наших действий на море тоннаж союзников вплоть до июля 1943 года непрерывно уменьшался, и только начиная с этого времени тоннаж вновь построенных судов превысил потери. В книге Роскилла «Война на море» по этому поводу сообщается следующее: «Если бы не удалось добиться этой победы в строительстве новых судов, потери эскортных эсминцев, авиации и экипажей торговых судов оказались бы напрасными. До тех пор пока враг топил больше судов, чем мы могли построить, окончательная победа оставалась под вопросом. И немцы прекрасно понимали это» (Roskill S.W., Vol. II, p.379) Поскольку в Англии и в США уже стали строить судов больше, чем мы могли потопить, в феврале 1943 года стало ясно, что в битве за тоннаж мы вряд ли сможем победить обе морские державы. Теперь, через три с половиной года войны, время в этом отношении уже, вероятно, было упущено. Германское правительство упустило момент, когда сразу же, с самого начала войны не повело битву за Атлантику в полную силу и своевременно не подготовило для этой цели достаточное число подводных лодок. Хотя нарушить морские коммуникации противника теперь уже было невозможно, битву за тоннаж все равно следовало продолжать. Ведь она оставалась нашим единственным «наступательным оружием» против обеих морских держав, с помощью которого мы по-прежнему могли наносить им серьезные потери. Что же касается общей военной обстановки, то в феврале 1943 года мы повсюду вынуждены были отступать: на Восточном фронте — под давлением превосходящих сил русских, а в Северной Африке, на Тунисском плацдарме, — под ударами англосаксов. Военно-морское командование должно было помогать обороняющимся сухопутным войскам, продолжая действия на морских коммуникациях противника, поскольку и подвоз снабжения для войск в Северной Африке, и крупные поставки военных материалов в Россию находились в зависимости от состояния морских сообщений. И даже если бы противолодочная оборона противника в битве за Атлантику усилилась настолько, что мы лишились бы возможности наносить ему ощутимые потери в тоннаже, борьбу на морских коммуникациях союзников все равно следовало продолжать, чтобы держать противника под угрозой и сковывать его силы. В оценке обстановки, составленной штабом руководства войной на море, по вопросу влияния потерь тоннажа на общее военное положение противника было сказано следующее: «Еще более существенное влияние расходование огромного количества материалов, боевых средств и живой силы оказывает на создание бесчисленных морских и воздушных соединений противника, используемых для активной противолодочной обороны. Если бы угроза, создаваемая войной против тоннажа, отпала, то, без сомнения, высвободился бы совершенно невероятный военный потенциал противника для использования его в других районах. Это не только повлияло бы на обстановку на суше и особенно в воздухе. Высвободилось бы большое число соединений легких сил флота противника для действий по защите морских коммуникаций. Силы нашего флота (их не хватает и теперь) не смогли бы противостоять все возраставшему превосходству противника в прибрежных водах, так что, например, Норвегию, которая зависит от снабжения морем, противник мог бы захватить и без прямого вторжения, поскольку она оказалась бы отрезанной от источников снабжения. Ввиду этого германское военно-морское командование считает необходимым не ослаблять эффективности действий против тоннажа. …Даже если подводным силам не удастся полностью преодолеть нынешние трудности и добиться прежних успехов, нужно не жалеть сил для помощи подводникам, так как их действия во многом способствуют уничтожению или сковыванию военного потенциала противника…» (Штаб руководства войной на море, документ № С-1629/43 от 18 августа 1943 года). Наряду с наступательными задачами перед ВМС стояли и задачи оборонительного характера. Они заключались в обороне нашего побережья от высадки десантов, в прикрытии портов и баз и обеспечении прибрежных морских коммуникаций. В Норвегии мы должны были оборонять побережье протяженностью 2200 километров — от финской границы к востоку от Нордкапа вплоть до шведских территориальных вод в Скагерраке. Еще большую протяженность имели берега Дании, Голландии, Бельгии, Северной и Западной Франции. Подобные же оборонительные задачи существовали и на балтийском побережье, и на Средиземном море, в Южной Франции, Далмации и Греции, а также на находившейся в руках Германии части побережья Черного моря. Во всех этих районах военно-морские силы несли ответственность главным образом за безопасность портов. Простиравшиеся между ними участки побережья должны были оборонять сухопутные войска. Флот оказывал при этом поддержку своей дальнобойной артиллерией, установленной в некоторых важных для обороны пунктах. Однако подготовка обороны побережья и общее руководство ею были возложены на сухопутные силы. Особое значение имело господство наших морских сил в прибрежных водах. Без этого наши подводные лодки и торпедные катера не могли бы выходить в море и возвращаться в базы. Наши наступательные действия зависели также от того, насколько эффективно будут освобождаться от мин н охраняться от атак подводных лодок и самолетов противника наши прибрежные воды. Базовые тральщики, сторожевые катера и прорыватели заграждений сопровождали выходившие в море германские подводные лодки вплоть до глубоководных районов открытого моря. Точно так же при возвращении подводных лодок в определенных пунктах их встречали корабли охранения и сопровождали до баз. Так, в 1942 году вдоль побережья Атлантики было осуществлено 1 024 конвоирования подводных лодок (Штаб руководства войной на море, секретный документ № 642/43 от 1 марта 1943 года). Подобным же образом обеспечивался выход и вход других военных кораблей, а также особенно ценных блокадопрорывателей, доставлявших жизненно важное стратегическое сырье. Еще более обширные задачи выполняли легкие силы флота по обороне и обеспечению прибрежных морских коммуникаций из Германии в оккупированные страны. Эти морские пути служили для снабжения войск и поддержания экономических связей между отдельными странами. Так, например, удержание Норвегии целиком зависело от снабжения войск морем. Перевозки руды из Киркенеса и Нарвика и доставка в Германию таких важных дефицитных металлов, как марганец, медь и алюминий, из Петсамо производились морем вдоль побережья Норвегии. Это относилось и к импорту рыбы из Норвегии, который на 1943 год был запланирован в размере 500 000 тонн. О масштабах задач по конвоированию, лежавших на наших силах флота, можно судить по тому количеству людей и материалов, которые в 1942 году были переброшены морским путем на Норвежском театре только для нужд германских вооруженных сил: 231 197 военнослужащих; 8 974 транспортные единицы; 7 192 лошади; 907 822 тонн военного имущества. Приходилось обеспечивать подвоз военных материалов и сил в Финляндию и прибалтийские страны и вывоз имевшей важное военное значение руды из Швеции, а также обширные перевозки вдоль побережья Германии и Дании. Прибрежное судоходство в Северном море использовалось главным образом для доставки скандинавской железной руды в порты северо-западной Германии и Голландии. Оттуда руда водным путем поступала в Рейнско-Вестфальский промышленный район. А в обратном направлении тем же путем в Северную Европу доставлялись уголь и кокс. Аналогичные задачи выполняли наши военно-морские силы на Средиземном море. Надо было проводить конвои в Тунис и на остров Крит и охранять перевозки вдоль берегов Южной Франции и Греции. Переброшенные в Черное море германские военно-морские силы также использовались для обеспечения снабжения сухопутных сил. Выполнение этих задач зависело от количества и качества боевых средств, находившихся в распоряжении ВМС. А флот в свою очередь зависел от производственных мощностей промышленности, поставлявшей эти средства. В начале 1943 года в Германии не существовало единого руководства производством вооружения. Флот и авиация должны были самостоятельно изготовлять оружие для своих нужд. Лишь производство вооружения для сухопутных войск сосредоточивалось в руках министра военной промышленности. В распоряжении флота находились определенные верфи и заводы. Промышленные мощности и выделенные для трех видов вооруженных сил квалифицированные рабочие были строго распределены. Важнейшее сырье для производства оружия — сталь — распределялось в центральном плановом управлении — органе, созданном министерством военной промышленности. Когда меня назначили главнокомандующим, флот не был непосредственно представлен в центральном плановом управлении, хотя, как и военно-воздушные силы, сам занимался производством вооружения. До сего времени флот направлял свои заявки на требуемое количество стали в центральное плановое управление только в письменной форме. Удовлетворялись они всегда лишь в незначительной степени, и флот от этого сильно страдал. Кроме того, поскольку работавшие на нужды флота предприятия не имели возможности передислоцироваться или расшириться, темпы строительства подводных лодок, сторожевых кораблей и вооружения неизбежно замедлялись. Органы, которые ведали вооружением армии и авиации, при распределении производственных мощностей заботились только о собственных интересах. В итоге флот постоянно обходили при решении вопросов, связанных с удовлетворением его потребностей в вооружении. Когда я вступил на пост главнокомандующего военно-морскими силами, мне доложили, что для удовлетворения самых необходимых потребностей в вооружении флот должен получить в феврале 1943 года по крайней мере на 40 000 тонн стали больше, чем ему выделялось ранее. Поскольку министр военной промышленности без разрешения Гитлера не мог увеличить лимит стали для ВМС, я доложил Гитлеру о необходимости дополнительно выделить флоту на февраль 40 000 тонн стали. Он дал свое согласие. Таким образом, вопрос о снабжении сталью был решен только на один месяц. На будущее он оставался открытым. Но, конечно, его нельзя было всегда решать путем ежемесячных докладов Гитлеру. Поэтому я приказывал обстоятельно изучить потребности флота в стали и составить докладную записку. Оказалось, что в начале войны флот ежемесячно получал 160 000 тонн стали, в 1941 году — в среднем по 177 000 тонн в месяц, а в 1942 году, несмотря на рост производства стали, лимит, выделяемый флоту, был снижен до 119 000 тонн в месяц. Ввиду этого в 1942 году вместо запланированных управлением морских вооружений в среднем двадцати двух с половиной подводных лодок в месяц удавалось строить только по девятнадцати с половиной лодок. Еще сильнее из-за отсутствия стали пострадало строительство крайне необходимых легких сил флота — миноносцев, торпедных катеров, тральщиков, сторожевых катеров, прорывателей заграждений и десантных судов. Их строительство сократилось на 46 процентов. Только для того чтобы выполнить уже утвержденную строительную программу 1943 года, не говоря уже о задуманном увеличении производства морских вооружений, ежемесячный лимит стали для покрытия нужд флота следовало увеличить на 60 000 тонн и довести до 181 000 тонн. Даже если бы это требование удалось выполнить полностью, флот получил бы всего-навсего 6,4 процента общего производства стали в Германии. Изложив в таком духе «стальной вопрос», я добился решения Гитлера. 6 марта 1943 года он дал указание выделять флоту для производства вооружения каждый месяц дополнительно 45 000 тонн стали. Тем самым удалось, по крайней мере на первое время, обеспечить необходимое для удовлетворения самых неотложных нужд количество стали. Другим узким местом, которое неблагоприятно отражалось на строительстве новых кораблей и сроках ремонта старых, было выделение флоту недостаточного числа квалифицированных рабочих. Из-за нехватки рабочей силы время пребывания подводных лодок на верфях постоянно приходилось увеличивать. Это вело к уменьшению числа лодок, находившихся в море, и тем самым к уменьшению количества потопленных судов противника. Если в 1941 году и в начале 1942 года продолжительность нахождения боевой подводной лодки в море относилась к продолжительности нахождения ее на верфи как 60 : 40, то к концу 1942 года это соотношение было уже 40 : 60. Все попытки, предпринятые мною в 1942 году, когда я занимал пост командующего подводными силами, добиться сокращения сроков ремонта ни к чему не привели, так как главное командование ВМС было ограничено в своих возможностях оказывать помощь рабочей силой. Нехватка рабочих для строительства кораблей и создания морских вооружений возникла в первую очередь из-за призыва судостроительных рабочих в армию. Это была явная нелепость. Хорошо подготовленных рабочих-специалистов мобилизовали в армию, и в условиях, когда вообще едва хватало резервов живой силы, их приходилось заменять неквалифицированными рабочими, которых еще надо было обучать. А обучение требовало больших затрат времени и труда. 8 февраля 1943 года я доложил Гитлеру о сложившейся ситуации и ее возможных последствиях и попросил, чтобы рабочих, необходимых для строительства подводных лодок и надводных кораблей, а также производства вооружения для подводных сил освободили от призыва в армию. Я представил ему соответствующий проект указа о бронировании рабочих, который он подписал 9 февраля. Решения об увеличении лимита стали и бронирование рабочих явились основными предпосылками для выполнения намеченной на 1943 год программы строительства флота. Однако было очевидно, что при усилении оборонительной и наступательной мощи противника эта программа окажется недостаточной в отношении как наших наступательных средств — подводных лодок и торпедных катеров, так и оборонительных — сил охранения. В первую очередь следовало усилить наши наступательные возможности, чтобы эффективность их по меньшей мере достигла прежней степени. Поскольку по сравнению с прошлым число уничтоженных судов в среднем на каждую лодку снизилось, надо было иметь в море больше подводных лодок, чтобы добиться хотя бы прежних результатов. Поэтому необходимо было строить больше лодок, и притом строить быстрее. Это относилось и к торпедным катерам. В нашем распоряжении находилось удобное для базирования торпедных катеров французское побережье Ла-Манша. Вдоль противоположного английского берега регулярно по графику проходили конвои. Корабли охранения разводили по портам прибывавшие в Англию из Атлантического океана торговые суда и прикрывали британское каботажное судоходство Наша цель заключалась в возможно более частых атаках этих конвоев как можно большим числом торпедных катеров. До сего времени мы могли выделять для этой цели лишь незначительное число кораблей, потому что строительство новых единиц едва покрывало потери. Поэтому в первую очередь следовало ускорить и усилить строительство подводных лодок и торпедных катеров. Одновременно с планированием усиленного строительства наступательных средств командование ВМС изучало вопрос о том, в какой степени утвержденная программа строительства флота обеспечивает пополнение эскортных сил. Возмещают ли потери ежемесячно вступающие в строй новые корабли и будут ли они возмещать их в будущем, когда участятся атаки на наши прибрежные морские коммуникации ? И вообще, хватит ли наличного и запланированного на будущее числа кораблей охранения для выполнения возложенных на них задач, когда они окажутся в более сложной обстановке ? Выяснилось, что уже теперь для большинства классов кораблей потери превышают пополнение флота новыми кораблями и что нынешняя судостроительная программа уже не восполняет потерь. Поэтому я приказал разработать увеличенную судостроительную программу. Эта программа предусматривала начиная со второго полугодия 1943 года ежемесячное строительство 30 подводных лодок вместо предусмотренных прежней программой в среднем двадцати двух с половиной. Намечалось также увеличение строительства торпедных катеров с 24 до 72 единиц в год. Согласно программе намечалось ежегодное строительство 18 миноносцев, 74 базовых тральщиков, 72 катеров-тральщиков, 300 сторожевых катеров, 38 прорывателей заграждений и 900 десантных барж. Эта программа привела военное строительство в соответствие с техническими и производственными возможностями. Однако осуществление ее предполагало, что флот будет дополнительно получать 30 000 тонн стали в месяц и что будут выделены 55 000 рабочих и соответствующие производственные мощности. Но и в этом случае участие флота в германском потреблении стали достигло бы всего 8,3 процента. Об этой новой программе Гитлеру доложили 11 апреля 1943 года. Он согласился с ее целесообразностью, но заявил, что не считает возможным изъять так много рабочих из промышленности и что лучше будет, напротив, включить эту увеличенную программу вооружений в общую производственную программу промышленности. Он считал, что министр военной промышленности должен привести наши завышенные заявки на сталь в соответствие с другими потребностями военной экономики. Поэтому следовало попытаться совместно с министром военной промышленности изыскать какие-то пути для осуществления программы, не перебрасывая рабочих с других предприятий. Решение Гитлера побудило меня тотчас же проверить, правильно ли вообще, что флот во время войны сам занимается строительством кораблей и производством оружия, в то время как большая часть военной промышленности сосредоточена в руках министра и, следовательно, общее положение по сравнению с мирным временем изменилось коренным образом. Прежде чем начинать переговоры с министром военной промышленности, мне следовало выработать ясную точку зрения по этому вопросу. Министр вооружений и боеприпасов объединял в своих руках 83,3 процента всего германского промышленного потенциала. Остальные 16,7 процента находились в распоряжении флота и авиации. Министр военной промышленности в случае выхода из строя предприятий мог передавать заказы на другие заводы, в то время как флот имел в своем распоряжении строго определенные заводы и верфи, так что производство для нужд флота при выходе предприятий из строя срывалось. Кроме того, при восстановлении пострадавших от бомбардировок предприятий министр заботился в первую очередь о тех заводах, за которые нес ответственность. Это неизбежно приводило к столкновению интересов военной промышленности и военно-морских сил. Глубоко изучив этот вопрос, я пришел к убеждению, что существующее положение в корне неправильно: оно тормозит вооружение флота и мешает выполнению возложенных на него задач. Ведь каждый вид вооруженных сил во время войны должен сражаться. Потребности в вооружениях обязан удовлетворять министр военной промышленности. Он отвечает за это, конечно при условии, что государственное руководство санкционирует эти потребности. Если бы министр военной промышленности принял на себя эту ответственность, он должен был бы выделять для нужд военно-морских сил необходимые средства и рабочую силу, а в случае выхода из строя предприятий — использовать свои большие возможности и обеспечивать быстрое возобновление производства. Я спросил Шпеера, согласится ли он взять на себя ответственность за значительное увеличение производства морских вооружений. Изучив мое предложение, он дал согласие, но при условии, если Гитлер разрешит частично сократить промышленное производство для гражданских нужд. Этого требовала необходимость выполнения расширенной программы военно-морского строительства, поскольку сокращать производство для нужд армии и авиации было нельзя. Гитлер дал разрешение. И мы со Шпеером подписали документ о военно-морских вооружениях. В нем было зафиксировано, что Шпеер принимает на себя строительство необходимых флоту военных кораблей. Чтобы заранее привести конструкции запланированных кораблей в соответствие с возможностями нашей промышленности, создали так называемую судостроительную комиссию. Она состояла из офицеров и чиновников-кораблестроителей главного командования ВМС, представителей промышленности и министерства Шпеера.