Немецкие подводные лодки во второй мировой войне

Лишь 4 ноября 1942 года штаб руководства отдал командованию подводных сил приказ направить в Средиземное море шесть лодок взамен потерянных здесь с января 1942 года. 8 ноября 1942 года в 06.30 мне сообщили, что на марокканском побережье США начали высадку десантов. В тот же час к берегам Марокко были направлены все лодки, действовавшие между Бискайским заливом и островами Зеленого Мыса и располагавшие достаточным запасом топлива. В район Гибралтара переразвернули также подводные лодки, действовавшие в Северной Атлантике. Сложившуюся обстановку 8 ноября я охарактеризовал следующим образом: »…Речь идет о высадке на алжирском и марокканском побережьях исключительно крупных сил вторжения. В целях обеспечения этой операции противнику требуется непрерывное и усиленное питание десанта. Наши лодки не в состоянии помешать осуществлению начальных этапов десантной операции, поскольку первые из них прибудут в указанный район в лучшем случае 9 или 11 ноября. Однако, направив сюда лодки, мы все равно не сможем серьезно помешать выгрузке войск и их снабжению, особенно в Средиземном море. А в дальнейшем выгрузка и снабжение примут огромные масштабы. Предпосылки к успеху довольно незначительны… Каждая атака в условиях характерного для этих мест мелководья сопряжена с большим риском. И тем не менее необходимость разгрома противника на его коммуникациях снабжения требует безоговорочного использования подводных лодок…» Как и ожидалось, подводные лодки, вышедшие 11 ноября в район высадки десанта к берегам Марокко, встретили здесь сильное сопротивление. Транспорты противника, производившие выгрузку войск, охранялись сторожевыми кораблями и эсминцами. Безопасность судов обеспечивалась также наземными и корабельными радиолокационными установками. В воздухе постоянно находилось большое число самолетов ПЛО. Недостаточная глубина, едва достигавшая 100 метров в 20-30 милях от берега, создавала особо неблагоприятные условия для действий подводных лодок. С большим риском «U-173» первой прорвала на рейде у Федалы завесу охранения американских транспортов и добилась трех попаданий. Результаты стрельбы не были точно зафиксированы лодкой, поскольку она тут же подверглась преследованию. По американским данным, эта лодка повредила торпедами один транспорт, один танкер и эсминец «Гэмблтон». В тот же день к марокканскому берегу подошла подводная лодка «U-150». Но даже ночью ей не удалось прорваться на рейд в надводном положении из-за наличия здесь у противника радиолокаторов. На следующий день командир «U-150» вторично попытался проникнуть на рейд с северо-востока, используя мелководье у самого берега. Действия «U-150» 12 ноября описаны командиром лодки в «Журнале боевых действий корабля»: »…12 ноября. 13.21. Находимся в 20 милях от Федалы. Лодка снялась с грунта. Намереваюсь подойти к 30-метровой изобате, затем двигаться вдоль берега к рейду Федалы и там начать атаки. Сторожевое охранение противника вряд ли станет вести поиск подводных лодок так близко от берега. 14.40. Ненадолго ложимся на грунт на глубине 23 метра… 16.00. Установил, что на рейде стоит около 20 судов и кораблей; среди них — авианосец, он находится дальше к югу. Вплотную у берега — крейсер с мачтой-треногой и два танкера. Остальная группа состоит из крупных транспортов и грузовых пароходов. Неподалеку от берега рядом с кораблями видно несколько сторожевиков. Море совершенно спокойно, и потому мы вынуждены двигаться я большой осторожностью, лишь изредка позволяя себе поднять перископ. Выбираю суда, которые находятся поближе к лодке… 18.28-18.33. Выпускаю одну за другой четыре торпеды из носовых аппаратов; резко разворачиваю лодку и выстреливаю еще одну торпеду из шестого кормового аппарата; пятый аппарат неисправен. Наблюдаю взрывы трех крупных пароходов нового типа; над ними поднимается черный столб дыма. (Позднее в США объявили, что в результате атаки были потоплены три войсковых транспорта корпуса морской пехоты — «Эдвард Рутледж», «Хью Л. Скотт» и танкер «Блисс».) Противник, конечно, может предположить, что я постараюсь уйти на запад или на северо-запад, чтобы добраться до больших глубин. Поэтому я снова приближаюсь к берегу и вначале иду вдоль 25-метровой изобаты в северо-восточном направлении, не встречая никаких трудностей.» Подводные лодки, прибывшие сюда позднее, оказались в еще более трудном положении. При попытке прорваться на рейд Касабланки «U-509» серьезно пострадала от мины, взорвавшейся у нее под кормой, и вынуждена была возвратиться в базу. Остальные лодки не обнаружили на рейдах у мест высадки десантов ни одного судна. Это объяснялось тем, что американцы успели расчистить и подготовить к приемке судов расположенные на побережье порты, через которые и шло снабжение. Из тех лодок, которые вышли в район Гибралтара, шесть были направлены на Средиземное море, а остальные развернуты на позициях к западу от Гибралтарского пролива. Здесь в ночь на 13 ноября с подводной лодкой «U-515» произошло следующее: »…19.15. Иду в надводном положении. Обнаружен отряд крейсеров: два крейсера типа «Бирмингем» и «Фробишер» под эскортом трех эсминцев класса «К». Отряд идет курсом на восток со скоростью 15 узлов. В течение пяти часов двигаемся полным ходом, пытаясь обогнать отряд. Несколько раз лодку оттесняли эсминцы, ведущие время от времени радиолокационный поиск. 00.15. Подхожу к крейсеру типа «Бирмингем», идущему концевым. Даю залп веером. Из четырех торпед две выскакивают на поверхность и начинают циркуляцию. Только одна торпеда, пройдя дистанцию до цели за 70 секунд, взрывается в районе машинного отделения. Корабль теряет ход и постепенно останавливается. Эсминцы не отходят от крейсера. Второй крейсер полным ходом уходит в восточном направлении. Через час прорываем завесу охранения. В 01.28 и 01.48 выстреливаем еще две торпеды. Первая взрывается у центральной части корабля, несколько ближе к корме, вторая — в 40 метрах от кормы. Крейсер получил большой крен на правый борт. В 02.01 атакую эсминец, идущий параллельным курсом, и добиваюсь попадания в кормовую часть. Раздается сильный взрыв. В небо поднимается высокий и широкий столб воды. Одновременно под кормой слышу разрыв глубинной бомбы. 02.06. Отмечены еще два попадания в крейсер. Эсминец обстреливает лодку осветительными снарядами. У меня поврежден вертикальный руль; короткое замыкание в сети. Погружаюсь и на глубине 120-160 метров слышу взрывы глубинных бомб. Очевидно, бомбы сбрасывают сериями. 04.30. Всплываю. Подхожу к сильно осевшему крейсеру. Его буксирует кормой вперед пришвартовавшийся к нему эсминец. Крейсер и эсминец открывают по лодке огонь. Снова тревога. На нас обрушивается ураган глубинных бомб. 06.13. Снова всплытие. Подходим к крейсеру. Эсминец снова обстреливает лодку. В 06.50 даю залп из двух торпед из 1-го и 2-го аппаратов с некоторым упреждением по цели. Слышится взрыв. Снова уходим на глубину, и опять — глубинные бомбы и характерные щелчки гидролокатора. Прибор Больде оправдывает себя. Весь следующий день слышу разрывы глубинных бомб. Вероятно, их — сотни. Всплываю на перископную глубину. Вижу самолеты и катера — морские охотники противника…» В действительности «U-515» потопила не крейсер, а плавучую ремонтную мастерскую английского флота «Гекла»; эсминец «Мари» был поврежден. Тем временем число подводных лодок западнее Гибралтара увеличилось. Они были развернуты теперь в шахматном порядке перед входом в пролив. Как и в декабре 1941 года, только днем лодки должны были оставаться в подводном положении. Но после того как противник начал применять радиолокацию, подводные лодки даже ночью имели ограниченную возможность находиться в надводном положении. Ночью 4 ноября «U-155», направлявшаяся на назначенную ей позицию, западнее Гибралтара встретила группу транспортов. Случайно лодка оказалась внутри завесы охранения из эсминцев. Неожиданно рядом с лодкой вспыхнули прожекторы, затем послышались разрывы глубинных бомб. По-видимому, эсминцы обнаружили какую-то другую лодку. Однако транспорты в это время развернулись таким образом, что «U-155» пришлось атаковать их с большого расстояния. Выстрелив торпеды, лодка сразу же погрузилась: с ней сближались эсминцы. И только когда лодка достигла глубины, слышны были три взрыва торпед. «U-155» потопила эскортный авианосец «Эвенджер» и войсковой транспорт «Эттрич» грузоподъемностью 11 272 рег.-бр. тонн и повредила еще один транспорт. Слухи о потоплении «Эвенджера» ходили еще во время вторжения противника в Северную Африку, однако точно об этом стало известно только после войны. Это — пример того, в какой строгой тайне держали союзники свои потери. Еще одна подводная лодка — «U-413» на подходе к Гибралтару потопила крупное я довольно ценное судно противника «Уорвик-Касл» грузоподъемностью 20 107 рег.-бр. тонн, следовавшее в составе конвоя. Выслав лодки к Гибралтарскому проливу, мы столкнулись здесь с теми же трудностями, что и в 1941 году. В этом районе встречалось много конвоев, но они шли под таким сильным охранением кораблей и самолетов, что лодки не могли атаковать их. Более того, противник постоянно вынуждал лодки уходить на глубину, и целыми сутками они почти не имели возможности всплыть на поверхность для зарядки аккумуляторов. При попытке сорвать планы вторжения путем уничтожения транспортных средств противника к западу от Гибралтара мы потеряли подводные лодки «U-98» и «U-173»; четыре лодки получили настолько тяжелые повреждения, что им пришлось возвратиться в базы. Лодки, действовавшие у Гибралтара, я перевел дальше на запад, в воды, менее сильно охраняемые противником, хотя в результате намного увеличились размеры района, который лодки должны были просматривать. В западном секторе этого района одна из наших подводных лодок потопила два судна противника из состава конвоя, который шел к Гибралтару. Другие лодки, чьи позиции находились на пути следования конвоя, не могли атаковать его. Кораблям охранения конвоя вовремя удалось заставить подводные лодки уйти на глубину и тем самым лишить их возможности сблизиться с конвоем. В усиленно охраняемых прибрежных районах, каким являлся район Гибралтара, лодки старого типа, имевшие малую подводную скорость хода и нуждавшиеся в частном всплытии для зарядки аккумуляторов, оказались поставленными перед такими задачами, выполнить которые они были не в состоянии. Как и в сентябре 1941 года, меня волновала теперь судьба наших лодок у Гибралтара. Не добившись никаких успехов, они могли быть уничтожены, а тем временем в других районах Атлантики они имели бы большие шансы на уничтожение судов противника. В остальных районах океана для действий подводных лодок сложились поистине благоприятные условия, так как десантная операция, проводимая союзниками в Африке, потребовала сосредоточения у ее берегов больших сил охранения. Я был уверен, что дальнейшее пребывание лодок у Гибралтара не оправдывает себя, и не соглашался со штабом руководства войной на море, который утверждал, что большое снижение числа судов, уничтожавшихся подводными лодками в остальной части Атлантики, «в военном отношении не имеет того значения, какое приобретает борьба на коммуникациях, которые ведут в Средиземное море, с транспортными средствами противника, осуществляющими питание десантов». Получив 16 ноября приказ («Журнал боевых действий штаба подводных сил», 18 ноября 1942 года) компенсировать большие потери средиземноморской группы подводных лодок посылкой туда новых лодок, предназначавшихся для действий в Атлантике, а также оставить на неопределенный срок 20 лодок в районе к западу от Гибралтара и берегов Марокко, я представил 18 ноября штабу руководства следующие соображения: «Командующий подводными силами рассматривает дальнейшее использование лодок против транспортных средств противника, доставляющих войска и предметы снабжения в Африку, как сопряженное с чересчур большими потерями и дающее очень мало надежд на успех. Этот возможный успех не идет ни в какое сравнение с относительно высокими результатами, достигнутыми в начальный период десантной операции противника, то есть в особых условиях. Он не будет иметь решающего значения для срыва планов противника. Использование подводных лодок у берегов Африки, однако, решительным образом ослабит возможности подводного флота в борьбе против торгового судоходства противника в остальной части Атлантики, а командование подводных сил, как и прежде, считает это своей основной задачей. Борьба с торговым флотом противника как раз и является тем вкладом подводных лодок в общее дело, который, может быть, решит исход войны на море. Противник знает это. Он уже сейчас главное внимание обращает на битву в Атлантике, опасаясь уменьшения здесь своих сил из-за успешных действий подводных лодок. Командование подводных сил уверено, что исключительно большие потери противника в судах на Атлантическом океане за последнее время связаны с десантной операцией в Африке. Если же теперь в связи с переразвертыванием лодок в район Гибралтара и на Средиземное море число потопленных судов противника в Атлантике уменьшится, это будет ему только на руку. А в будущем это должно привести не к ослаблению, а к усилению противника. По мнению командующего подводными силами, сейчас предстоит решить вопрос, имеющий самые далеко идущие последствия. И мы твердо убеждены, что основные усилия в подводной войне следует сосредоточить на Атлантическом океане, что для этого надо использовать все имеющиеся возможности, что, уничтожая торговые суда противника, наши лодки вносят крупный вклад в военные усилия, и отход от этого принципа отрицательно скажется на ведении войны. По этим причинам командующий подводными силами просит пересмотреть отданные ранее приказы» (Сов. секретный документ командующего подводными силами № 508 от 18 ноября 1942 года). Однако штаб руководства войной на море лишь частично поддержал меня. «Подводные лодки, — ответили из штаба, — в связи с нехваткой других сил являются единственным в этой войне средством, позволяющим помешать противнику.» Штаб отклонил мою просьбу о выводе лодок из района западнее Гибралтара, но 23 ноября согласился сократить число остающихся там лодок до 12: остальные четыре лодки должны были направиться на Средиземное море. Я же хотел и эти 12 лодок вывести из столь опасного района перед Гибралтарским проливом и потому предложил штабу руководства войной на море попытаться прервать с помощью этих лодок американские коммуникации, проходившие к западу от Азорских островов. »…Если здесь не удастся обнаружить ни одного конвоя противника, операцию можно будет считать неудавшейся. Но коль скоро лодки сумеют перехватить хотя бы один конвой, это приведет к успеху гораздо большему, чем все достигнутое до сих пор…» («Журнал боевых действий штаба подводных сил, 25 ноября 1942 года). Штаб руководства согласился, и эти 12 лодок я направил на запад к 40° западной долготы. 6 декабря 1942 года в этом районе были потоплены четыре судна, следовавшие курсом на Гибралтар. Среди них оказался транспорт „Керамик“ с войсками на борту. Однако конвоев, шедших к Гибралтару, обнаружить не удалось. Они пересекали Атлантику гораздо южнее, куда подводные лодки нельзя было послать из-за нехватки топлива. 23 декабря, когда лодки этой группы почти израсходовали весь запас топлива и вынуждены были возвратиться, штаб руководства войной на море отменил, наконец, свое распоряжение о посылке лодок на Средиземное море для борьбы с судами, перевозившими и снабжавшими войска союзников в Африке. 8 ноября с началом высадки союзников в Марокко я направил туда все действовавшие в Атлантике лодки, за исключением лодок, которые имели недостаточный запас топлива и находились в Северной Атлантике. Запасов этих последних все равно не хватило бы больше, чем на одну операцию, и достигнуть Гибралтара они не могли. Поэтому их не отзывали и они были сведены там в одну группу, которая весьма успешно атаковала конвой „ONS-144“. Не потеряв ни одной лодки, группа потопила пять судов противника общим тоннажем 25 396 рег.-бр. тонн и сторожевой корабль „Монбретия“. В результате у лодок группы осталось так мало горючего, что его не хватило бы даже для одного многодневного боя с конвоем. По этой причине группу расформировали. Одиночные лодки, входившие в состав этой группы, вскоре потопили восточнее Ньюфаундленда еще несколько судов противника. Эти лодки — мое единственное средство ведения войны — я продержал в Северной Атлантике до тех пор, пока у них окончательно не иссякли все запасы. На донесения отдельных командиров лодок этой группы, полученные еще до нападения на конвой „ONS-144“, о том, что у них остались весьма скудные запасы топлива и провианта, я неизменно отвечал: „Командующий никого не оставит голодным“. Но, как часто случается в жизни, судьба очень скоро заставила меня пожалеть о том, что я дал такое хвастливое обещание. После того как лодки израсходовали все свои торпеды, им было приказано к 21 ноября 1942 года прибыть в точку, лежащую в 500 милях к северо-западу от Азорских островов. Там их ожидал подводный танкер „U-460“. Эта же точка встречи была назначена и лодкам, возвращавшимся от берегов Америки, поэтому в назначенный день около „дойной коровы“ собралось девять подводных лодок, нуждавшихся в пополнении запасов и приеме топлива. Внезапно погода резко и надолго ухудшилась, ни о каком приеме топлива нечего было и думать. Некоторые лодки, еще имевшие топливо, дрейфовали в бурном море, испытывая сильную качку. Многим пришлось выключить освещение и электроприборы, отказаться от горячей пищи. Не было топлива даже для зарядки аккумуляторов. Если бы противник обнаружил эти беспомощные лодки, они наверняка не ушли бы от преследования. Ко всему прочему, их разбросало в разные стороны, и для того, чтобы вновь собраться, требовалось установить радиосвязь. А это создавало дополнительную угрозу обнаружения. Когда же через несколько дней погода улучшилась, прием топлива и провианта был осуществлен очень быстро. Все лодки могли теперь следовать к своим бискайским базам, и все они благополучно пришли туда. Я получил новый урок: максимально используя запас хода подводной лодки, не следует, однако, переступать определенной границы. С первых дней появления на флоте — с апреля 1942 года — подводные танкеры начали выполнять задачи, имевшие большое оперативное значение. Использование их привело к тому, что наши опорные пункты Бискайского залива „выдвинулись“ на 1 000 — 2 000 миль на запад. Само собой разумеется, что противник вскоре узнал об этом новом способе снабжения наших боевых подводных лодок и с тех пор стремился обнаружить и уничтожить эти танкеры в момент передачи ими топлива лодкам. Поэтому командование подводных сил выбирало пункты снабжения очень тщательно, отыскивая для них самые „укромные уголки“ в обширных просторах Атлантики, где вероятность появления каких-либо судов почти исключалась. До описываемой мною поры с выбором точек рандеву нам везло. После того как 23 ноября штаб руководства войной на море сократил группу лодок, развернутую западнее Гибралтара, до 12, командование подводных сил получило возможность снова направить лодки, базировавшиеся в Бискайском заливе, для борьбы с конвоями противника в Северной Атлантике. С их помощью мы хотели перехватить направлявшийся в Англию конвой, который 4 декабря должен был достигнуть 45 градусов западной долготы. С этой целью их развернули здесь в завесу. Подводная лодка „U-524“, входившая в состав группы, имела на борту особый радиоприемник для подслушивания переговоров противника. 4 декабря в 18.00 удалось перехватить радиопереговоры англичан, но, поскольку приемник не позволял установить дальность принимаемых сигналов, мы не могли определить, велись ли эти переговоры другим, более удаленным от лодок конвоем или тем, который мы ожидали. Командование подводных сил предположило последнее. Группе приказали полным ходом следовать на северо-восток. И через день лодки действительно обнаружили конвой. Развернутую несколько восточнее первой вторую группу лодок также нацелили на этот конвой. В результате на его курс вышли в общей сложности 22 подводные лодки. Первую ночь все мы с большим напряжением ждали результатов удара по конвою. Шли часы. Я начал волноваться. Беспокойство усилилось, когда в течение короткого промежутка времени нам удалось перехватить 11 английских радиограмм, переданных самолетами, прикрывавшими конвой. В них сообщалось об обнаружении и атаке немецких подводных лодок. Казалось, что ночью самолеты, прикрывавшие конвой, так же боеспособны, как и днем. Мои опасения подтвердились. Именно из-за самолетов успехи подводных лодок оказались незначительными. Командиры лодок доложили: потоплены шесть и повреждены три судна, а также эсминец противника. В бою с конвоем не была потеряна ни одна лодка. Но именно тогда, в первый раз за всю войну немецкая подводная лодка таранила другую. Вообще говоря, опасность столкновения подводных лодок при групповых действиях существовала всегда. Еще в мирное время на это обращали серьезное внимание, но в связи с большей эффективностью групповых действий с этой опасностью приходилось мириться. Исключительная внимательность командиров и верхней вахты позволяла в ходе маневров, проводившихся до войны начиная с 1935 года, избегать несчастных случаев. Обстоятельства, при которых в 1936 году так глупо погибла „U-18“, были совсем иными. „U-18“ таранил торпедный катер в ходе учебной атаки в тот момент, когда она находилась на перископной глубине. Даже в условиях реальной боевой обстановки до сих пор при групповых ночных атаках не случалось никаких столкновений, хотя в бурных волах Атлантики сигнальщики лодок лишь с большим трудом могли разглядеть в ночной темноте боевые рубки других подводных лодок, то и дело исчезавших и появлявшихся в высоких волнах океана. К тому же надо учесть, что в боевой обстановке внимание вахтенных на мостике было больше сосредоточено на действиях противника и на других факторах, не имевших места во время маневров. Лишь изредка при атаках конвоев возникала реальная угроза столкновения лодок. Но в самый последний момент положение спасала бдительность командиров, которые решительно уводили лодки от тарана. Однако на этот раз судьба обошлась с лодками сурово. Командир „U-221“ 8 декабря 1942 года сделал следующую запись в „Журнале боевых действий корабля“: „Идя полным ходом, настигли конвой. 21.34. Темнота. Волнение — 5 баллов, резкие порывы ветра с дождем. Впереди по правому борту почти скрытая пеленой дождя на нас выскакивает немецкая подводная лодка. Несмотря на резкий отворот, наша лодка получает удар. В верхней части прочного корпуса остается вмятина. Внутри лодки столкновение осталось почти незамеченным. Наскочившая на нас лодка еще держится на поверхности, дрейфуя по течению. Вспыхивают карманные фонарики. Возле лодки около 30 человек ее экипажа. Все снабжены спасательными принадлежностями. Включаем прожектор, призываем людей к спокойствию, беспрерывно запрашиваем по радио помощь. Пробуем вылавливать людей с помощью бросательных концов с прикрепленными на них пробковыми .поясами. Из-за волнения большая часть наших попыток оказывается напрасной. Кое-кто из моряков, обвязавшись концами, прыгает за борт, рассчитывая спасти кого-нибудь, но все безрезультатно. Только одному унтер-офицеру и трем матросам удается поймать концы и спастись, несмотря на сильные волны, накатывающиеся на корабль. Это подводная лодка „U-254“. Больше двух часов с огромным физическим напряжением работает экипаж при свете прожектора, но вот наконец на востоке вспыхивают две сигнальные ракеты и зажигаются ходовые огни какого-то судна…“ Весть о трагической гибели „U-254“ и почти всего экипажа буквально поразила нас. И тем не менее мы сознавали, что групповые действия лодок необходимо продолжать. Узнав 28 декабря 1942 года по радио через командира лодки „U-221“ подробности происшедшего, я записал: „Впервые за всю войну две подводные лодки, действовавшие против конвоя, столкнулись, и одна из них погибла. С моей точки зрения, причиной этого была ночная темнота и сильное волнение, что снимает вину с командира таранившей лодки. Мы давно должны были предвидеть возможность подобных аварий, имея такое большое число лодок, одновременно действующих против конвоев. Размышления по поводу этого случая наводят меня на мысль, что в одной противоконвойной операции должно участвовать в общей сложности не более 13-15 лодок. Следует считать ненужными такие ограничения тактического характера, как уменьшение числа одновременно атакующих лодок, указание времени для атаки, назначение ордера при выходе в атаку и прочее. С помощью таких мер удалось бы избежать столкновения, однако будет неправильным, если мы хотя бы самым незначительным образом ограничим инициативу подводников, ведущих тяжелую борьбу с конвоями противника. В таких трудных условиях борьбы нужно, с одной стороны, решительно использовать любую возможность для атаки, а с другой — даже из соображений безопасности лодок не нарушать основного правила, которое мы ежечасно твердим подводникам и которое состоит в том, чтобы как можно быстрее настигать противника, как можно быстрее атаковать его, немедленно использовать каждую возможность для нанесения удара…“ В середине декабря с запада надвинулись сильные штормы, и потому в этот период было потоплено всего лишь несколько торговых судов и эсминец „Файрдрейк“. И только в конце месяца в бою с конвоем в Северной Атлантике нам удалось добиться серьезного успеха. 26 декабря был обнаружен направлявшийся на запад конвой. Уже на следующий день несколько подводных лодок сблизились с ним и в первую же ночь потопили четыре судна. 28 декабря нашел туман. С помощью шумопеленгаторов „U-260“ удалось сохранить контакт с противником, благодаря чему, несмотря на плохую погоду, в преследование включились и другие лодки. Когда же к вечеру туман внезапно рассеялся, подводные лодки оказались внутри завесы охранения в непосредственной близости от судов. Ночью начались атаки. Корабли внешнего кольца охранения так и не успели прийти на выручку своим судам, а силы непосредственного охранения оказались неспособными бороться с лодками противника. Из состава конвоя 13 судов общим тоннажем 67 437 рег.-бр. тонн были потоплены и одно (7 087 рег.-бр. тонн) — повреждено. Таким образом, еще один год битвы в Северной Атлантике закончился для нас не так уж плохо. Каковы же результаты подводной войны с октября по декабрь 1942 года в других операционных районах ? В начале 1942 года мы вели борьбу почти у самого побережья Северной Америки. Но затем в связи с усилением противолодочной обороны наши подводные лодки вынуждены были уйти в Карибское море. Когда же и здесь успехи стали незначительными, нам пришлось перенести основные усилия действовавших здесь лодок в восточную часть Карибского моря, в районы восточнее и южнее острова Тринидад. В сентябре подводные лодки добились в районе Тринидада наибольших успехов. Я полагал, что серьезные потери, которые понесли здесь союзники, заставят противника сделать все, чтобы оградить этот важный узел коммуникаций от ударов наших подводных лодок. Поэтому мы почти ничего не ждали от планировавшихся в этом районе в октябре действий подводных лодок. Однако наши предположения оказались неправильными. Противник, разумеется, значительно усилил меры по охранению своих судов, особенно с воздуха, но для обнаружения подводных лодок, а также для отражения наших ночных атак ему еще явно не хватало опыта. Для нас было важно, что в этом районе еще не ввели систему конвоев, и суда ходили пусть нерегулярно, но по определенным маршрутам, не меняя их даже тогда, когда американское командование точно знало о присутствии в данном секторе наших лодок. Поэтому и в октябре мы атаковали всеми имеющимися силами суда противника, идущие по известным нам маршрутам, получившим название „золотых жил“. Мы высылали свои „стаи“ к таким „золотым жилам“ и в устье реки Ориноко, и в открытое море на расстояние 300-400 миль от устья, и в район западнее Тринидада вплоть до Арубы. И каждый раз действия лодок оказывались успешными. С 1 октября до 7 ноября они потопили в этих районах 25 судов противника. Мы в свою очередь потеряли при налете авиации подводную лодку „U-512“. Несколько наших лодок было повреждено в результате бомбовых ударов американской авиации. При внезапном налете авиации противника „U-505“ явно повезло. Самолет атаковал ее на бреющем полете, и первая же сброшенная им бомба взорвалась при ударе о кормовую 37-миллиметровую пушку всплывшей на поверхность лодки. Лодка, разумеется, тяжело пострадала, но не остался безнаказанным и противник: от взрыва собственной бомбы самолет упал в море. Лодка же смогла после этого уйти в отдаленный район, где экипаж отремонтировал ее. Вновь получив возможность погружаться, лодка, „прихрамывая“, возвратилась в Бискайский залив. В районе восточнее Тринидада лодки с конца ноября не имели прежнего успеха. По-видимому, суда, шедшие к Тринидаду с юга через Фритаун, стали сводить в конвои, и найти их в районе, все сильнее охранявшемся с воздуха, было трудно. 1 октября в район Фритауна прибыла группа „Илтис“, лодкам которой нарезали позиции, сходившиеся у Фритауиа. В пределах своей позиции каждая лодка получила такую свободу маневра, которая позволяла им не мешать друг другу. Вначале следовало установить пути и характер движения судов противника. Помня о былых успехах подводных лодок в этом районе, командование подводных сил надеялось, что и на этот раз они добьются здесь положительных результатов. С целью разведки обстановки „U-333“, не покидая своей позиции, направилась как можно ближе к Фритауну. Здесь с ней случилось нечто такое, что особенно ярко показало, насколько изменчиво счастье подводника. Вот что записал командир „U-333“ в „Журнале боевых действий“: »…6 октября 1942 года. 04.00. Нахожусь в 70 милях к западу от Фритауна. Темная ночь, плохая видимость, дождь. Имел намерение вести поиск в направлении Фритауна вплоть до границы мелководья. В 05.26 пересек 200-метровую изобату. Почти ровно в 06.00 ушел с мостика, чтобы проверить прокладку и глубину. Через минуту послышался вызов: «Командира на мостик !». В 500 метрах по правому борту прямо на нас полным ходом шел сторожевой корабль противника. Уйти на глубину было уже невозможно: сторожевик протаранил бы лодку при погружении. Не успел я подняться на мостик, как сторожевик открыл по лодке огонь из пушек и зенитных пулеметов. Я резко отвернул вправо и стал отходить самым полным ходом. Сторожевой корабль непрерывно вел огонь по лодке. Резко переложив руль, мне удалось избежать тарана. Вскоре мы скрылись под водой. Поскольку лодка приняла через пробоину много воды, она погрузилась до грунта на глубине 100 метров. Течь остановили, и после откачки воды с помощью помп и продувки балласта лодку удалось оторвать от грунта.