Он вскочил на ноги и пнул ногой кипу бумаг, лежавшую на полу. Он уже в течение нескольких часов пытался написать письмо Джулии, но из этого ничего не получалось. Ему было что сказать ей. У него было много интересных мыслей. Он хотел объяснить ей причины своего неожиданного отъезда, хотел привести оправдания своему поступку, хотел сообщить ей вещи, которые она должна была узнать.

Он также хотел рассказать ей о том, что его отъезд был к лучшему, что он был не из тех людей, которые могут пустить корни, осесть и взять на себя ответственность за семью. Но он никак не мог собраться с мыслями и не знал, как именно ему нужно изложить свои взгляды. Где-то в глубине души он очень хотел жить вместе с Джулией, любить ее и провести с ней всю оставшуюся жизнь, которая прежде была полна одиночества и беспокойства.

Джиб окунул голову в таз с водой и причесал волосы. Он в очередной раз напомнил себе о том, что приехал в Бат с вполне определенной целью, а именно — найти девушку по имени Мэри Херли. Как только он сделает это дело, он тут же отправится в Солт Лейк, выбросив Стайлз и всех, кто там остался, из головы. Это будет правильно, без всякого сомнения. Иногда правильные поступки означают, что вам придется чувствовать себя, как в аду.

Какой-то громкий шум прервал его мысли. Кто-то орал что есть мочи, надрывая свои легкие. Джиб подошел к окну и посмотрел вниз на пыльную улицу, переполненную людьми и торговыми точками. Через минуту он взял свою шляпу и направился к двери. Какого черта он здесь сидит взаперти, подумал Джиб. Ведь он тоже может выйти на улицу и побродить по городу.

Салун Булвип пребывал в ожидании каких-либо происшествий. Здесь не было ни наполненного бутылками бара, ни больших зеркал или картин. На узких окнах виднелись тяжелые решетки, защищающие помещение от непрошенных гостей. Большие карточные столы были обнажены до первородного дерева, а вместо стульев под игравшими мужчинами стояли большие железнодорожные шпалы, которые невозможно было поднять.

Это был грязный, прокуренный и заплеванный шахтерский салун, постоянными посетителями которого были низкопробные бродяги и шахтеры, работавшие в глубоких тоннелях шахт, расположенных на близлежащих холмах. Атмосфера в этом салуне напомнила Джибу старые дни в Стайлзе, что означало, что эта атмосфера отлично его устраивала.

После того, как он с трудом протиснулся к стойке полупустого бара, он купил себе бутылку хлебной водки и расположился неподалеку от зала для игры в карты. Рядом с ним оказались три грязных шахтера. Откусив кончик сигары, Джиб бросил на стол деньги, что означало, что он хочет сделать первоначальную ставку.

— Сдавайте на меня.

В течение следующих нескольких дней задний столик в салуне Булвип стал постоянным прибежищем Джиба. Все это время он был связан с картами, обжигающими спиртными напитками и сомнительного вида компаниями. Иногда он приходил в отель, чтобы немного поспать и привести себя в порядок, а затем все повторялось снова. Вниз по улице он обнаружил кафе с довольно сносной кухней и крепким кофе. Он жил только настоящим моментом, не думая ни о прошлом, ни о будущем. И поначалу ему нравилась такая жизнь.

Однажды в полдень он услышал шум драки и чей-то очень знакомый голос. На танцевальной площадке собралась небольшая группа людей, наблюдавшая за происходящим. Когда звуки голоса переросли в крик, Джиб оторвал голову от карт и посмотрел на эту толпу. Сквозь дым и пыль салуна он увидел знакомого человека, который дрался с огромного вида мужчиной, который, казалось, раздавит сейчас его, как мышонка. Это был не кто иной как Берт Скоби.

Джиб сложил свои карты и встал из-за стола. К тому времени, когда Джиб пробрался наконец сквозь плотную толпу зевак к месту события, хозяин салуна с огромным морским револьвером «Ремингтон» в руке уже уговорил громилу отпустить Скоби. Тот лежал на полу, корчась от боли.

— Эй, Скоби, — сказал Джиб и толкнул его носком своего сапога. — Что ты, черт тебя возьми, здесь делаешь?

Скоби ползал по полу на руках и коленях, пытаясь встать на ноги. Он что-то злобно ворчал и проклинал своего недруга. Джиб наклонился над ним и, схватив его за воротник, помог подняться. Скоби выглядел ужасно — налитые кровью глаза, огромные синяки на лице, весь небритый, немытый и с разбитой в кровь губой. А об издаваемом им запахе нечего было и говорить.

— Скоби! — еще громче сказал Джиб и потряс его за плечо. Он чувствовал себя обязанным помочь этому человеку, в особенности после того, как Джулия выходила его в Стайлзе.

— Это Джиб Бут! Ты помнишь меня?

Скоби тупо уставился на Джиба, и через несколько секунд его глаза стали проясняться. — Сукин сын, — сказал наконец он, из чего можно было заключить, что он все-таки узнал Джиба.

Джиб прислонил его к свободному участку стены и пошел к своему столику, чтобы забрать деньги. Когда он вернулся к Скоби, тот снова лежал на полу, придерживая рукой свое плечо, которое, как понял Джиб, все еще болело от недавней раны. Джиб вытащил его из салуна и приволок в отель. Через некоторое время он снова вернулся в салун, оставив спящего Скоби в комнате отеля.

Но игра в карты уже не клеилась. Джиб вернулся к себе и погрузился в размышления. Встреча со Скоби вновь навела его на мысль о Гарлане Хьюгзе. Ему стало очень интересно, что происходит на шахте «Континентал». Мысль о том, что Хьюгз что-то нашел в своем руднике, не давала ему покоя. Как он ни старался отбросить ее, она продолжала сверлить его мозг.

Джиб опустился на пол, прислонился к стене спиной и поставил полупустую бутылку виски между ног. Он вспомнил, как Хьюгз всеми силами старался выдворить его из города, распространяя о нем всевозможные порочащие его слухи. Он также припомнил, что кто-то прислал Джулии письма неприличного содержания, вспомнил сфабрикованные против него обвинения в ограблении сейфа конюшни. Джиб всегда чувствовал, что за всем этим стоял этот болтун и пустозвон, стремившийся представить его в дурном свете перед Джулией. Джиб думал, что Хьюгз сам хотел жениться на Джулии и завладеть ее наследством.

Но дело было не только в этом. Только сейчас Джиб понял, что за всем этим кроется нечто большее. Хьюгз знал, что Джиб был неплохим горнодобытчиком, что он был знаком со всеми тонкостями горного дела и чуть ли не по запаху чувствовал наличие золотой жилы на глубине в сто футов. Если Хьюгз действительно добрался до ценной руды, то он решил всеми средствами убрать Джиба из города как опасного конкурента. Стало быть, дело здесь не только в Джулии. Он хотел избавиться от Джиба, чтобы тот не догадался о его тайных планах.

Джиб взял бутылку и выпил немного виски. Ему неприятно было признаваться в этом, но, покинув Стайлз, он сыграл на руку этому болтуну. Теперь, наверное, он прыгает от радости, что так легко устранил опасного соперника.

Медленно наступила ночь. Комната покрылась мраком, а бутылка из-под виски была совершенно пустой. Джиб сидел на полу, обхватив колени руками, и не переставал обдумывать все возможные последствия своего отъезда из Стайлза.

Он снова подумал о том, что, вероятно, Хьюгз сам решил жениться на Джулии. Однажды она сказала, что не собирается выходить за кого-либо замуж, но это было за две недели до того, как она провела две ночи в постели с настоящим мужчиной. Сейчас, возможно, она уже так не думает. Черт возьми, подумал Джиб, что, если он разбудил ее женский инстинкт, и теперь она уже не сможет отказать Хьюгзу? Что, если этот негодяй использует все свое умение заигрывать с женщинами, а Джулия скажет ему «да»?

Джиб не мог даже и подумать об этом. Сама эта мысль была для него невыносимой. Он представил себе этого борова, сидящим на золотой жиле и мило болтающим со вдовой Мэткаф, уговаривая ее стать его женой. А Джиб в это время будет мчаться в поезде на восток и позволит ему сделать это.

Где-то к полуночи Джиб пришел к выводу, что он не может оставить Джулию на милость этого негодяя Хьюгза. Ему просто необходимо вернуться в Стайлз и разоблачить все его тайные дела и помыслы.

Весь следующий день Джиб выхаживал Скоби, чтобы привести его в более или менее нормальное состояние. Тот проснулся с невероятной дрожью во всем теле, и Джиб дал ему маленькую дозу спиртного, чтобы устранить похмельный синдром.

Затем Джиб стал задавать различные вопросы, касающиеся его работы на шахте «Континентал». Скоби был слишком напуган и отказывался отвечать на эти вопросы. Он сказал, что обещал Хьюгзу держать язык за зубами, и что тот угрожал убить его, если Скоби попытается шантажировать его. Одна только мысль об этом разговоре заставляла Скоби плакать от страха.

Джиб предложил ему немалую сумму денег, с тем чтобы тот мог спокойно уехать куда-нибудь в другой штат. Затем он дал ему еще немного виски. Скоби не выдержал такого натиска и рассказал Джибу все, что знал, подтвердив его догадку о делах, которые происходили на «Континентале».

Гарлан сидел вместе с Джулией на веранде ее дома. Они покачивались в своих креслах, вдыхая аромат прекрасного летнего вечера.

— Со временем все пройдет, — говорил Гарлан, похлопывая себя по животу. — Через месяц, или около того, Бут превратится в ничто и оставит после себя лишь неприятные воспоминания.

Джулия посмотрела на него с благодарностью в глазах и с улыбкой на устах. Гарлан был в течение всей прошлой недели настоящим утешением для нее. Он всячески успокаивал ее и, казалось, был настолько доволен отъездом Джиба, что не напоминал ей о деньгах, которые она потеряла.

— Чэпмен очень трудолюбивый парень, — говорил Гарлан. — У него есть отличное чутье на руду. Если в Ратлинг Роке есть золото, то он обязательно найдет его. Вообще говоря, инвестиции в эту шахту были чрезвычайно мудрым и удачным решением.

— Полагаю, вы правы, — сказала Джулия.

Ей очень не хотелось приписывать Джибу какие-либо хорошие мотивы для поступков, но ее все же утешала мысль, что он не оставил семью Чэпменов на произвол судьбы, не обчистил их так же, как обчистил ее.

Джиб отдал свою долю акций Ратлинг Рока маленькому Джилберту, думала Джулия. Это говорит о том, что он не потерял остатки совести. Это был честный поступок. К тому же он оставил в кармане детской корзинки десять тысяч долларов, что тоже говорило в его пользу. Его нельзя было упрекнуть в непорядочном отношении к семье Чэпменов. После того, как Чэпмен убедил ее взять принадлежащие ей деньги, Джулия решила вложить их в развитие шахты.

Джиб также оставил маленькому Джилберту письмо, которое миссис Чэпмен показала Джулии. Джулия помнила каждое слово из этого письма.

«Дорогой Джилберт, — говорилось в нем, — извлеки урок из моей жизни и старайся быть подальше от неприятностей. Прилежно учись в школе и уважай своих родителей, потому что они знают, что делают. Хорошие поступки в конечном счете всегда оказываются более выгодными, чем плохие. Я буду всегда молиться за тебя. Твой Джилберт /Джиб/ Бут».

В этом письме был легкий налет притворства и лицемерия, но тем не менее оно понравилось миссис Чэпмен. У Джулии было чувство, что ни Вера, ни ее муж не держали никакой злости на Джиба.

— Ну, ладно, — сказал Гарлан. — Мне нужно идти. — Он встал с кресла и помог то же самое сделать Джулии. — Боже мой, вы выглядите такой усталой. — Он взял ее пальцы в свои огромные лапы и нежно потер их. — Вы совсем исхудали. Мне кажется, что вы совсем ничего не едите.

Джулия чувствовала себя слишком истощенной, чтобы есть, и слишком усталой, чтобы спать но ночам.

— Я делаю все возможное, Гарлан, — сказала Джулия.

Он еще раз выразил ей свою симпатию. — Вы даже опомниться не успеете, как все станет на свои места, — подбадривающим тоном произнес он.

Нет, никогда, подумала про себя Джулия. Это никогда не забудется, и ничто не вернется на свои места. И все-таки она благодарна Джибу за то, что он доставил ей необыкновенные ощущения в то прекрасное время, когда они были вместе. Если бы не это, она просто сошла бы с ума от горя и печали.

После того как Гарлан ушел, Джулия вернулась в операционную комнату. Это помещение выглядело сейчас каким-то пустым. Как оказалось, Эдвард накопил за долгие годы работы достаточное количество медицинской техники и оборудования, чтобы оснастить два медицинских кабинета. Доктор Бичем был очень доволен, оказавшись владельцем такого количества медицинской техники.

В кабинете Эдварда Джулия села в мягкое кожаное кресло и взяла кошку к себе на колени. Она закрыла глаза, чтобы предотвратить новый приступ отчаяния и слез, всегда возникавшее у нее в это время. Она знала, что глупо жалеть себя. Все ее друзья были необыкновенно добры и участливы к ней. Дотти, Луиза, Рената, Гарлан — никто из них не произнес ни одного слова упрека или осуждения. У нее еще осталось достаточное количество денег, чтобы не беспокоиться о будущем. К тому же она приступила вместе с доктором Бичемом к выполнению своих профессиональных обязанностей.

И тем не менее ее утренние часы все еще сопровождались горестными воспоминаниями, а ночи она редко проводила без слез и рыданий. Дурные мысли и слезы истощали ее, не давали сил восстановить утраченное душевное равновесие. Она знала, что ей потребуется очень много времени, чтобы собрать воедино все осколки ее разбитого вдребезги сердца.

За окном постепенно сгущались сумерки. Джулия зажгла лампу и усилием воли заставила себя просмотреть все те записи, которые она составила по акушерству и родовспоможению. Она все больше и больше беспокоилась насчет будущих родов Рут. Она понимала, что должна быть готова ко всяким неожиданностям и осложнениям.

Джулия подошла к полке и сняла краткий перевод Эдварда книги немецкого врача Зенгера о проведении операции во время родов и о кесаревом сечении. Она стала сравнивать содержание этой книги с тем, что написал другой известный специалист в этой области. Она вспомнила, что Эдвард в свое время написал работу о раннем применении внутренних швов американскими врачами при кесаревом сечении.

Передвинув лампу поближе к письменному столу, Джулия открыла большой ящик, где хранились всевозможные бумаги Эдварда. Пока кошка мягко терлась у ее ног, Джулия просматривала бумаги, пытаясь найти хоть что-нибудь интересное для себя. Последняя папка привлекла ее внимание. На ней было написано одно слово: «Джиб».

Она почувствовала, как часто стало биться ее сердце. Джулия вытащила папку из ящика, положила на стол и открыла ее. Внутри находились письма, написанные до боли знакомым ей почерком. Это были письма Джиба, адресованные Эдварду и относящиеся примерно к 1872 году. В них сообщалось о том, где был Джиб, что он делал, что собирался сделать в ближайшее время и все тому подобное. В них часто мелькали названия различных штатов — Юта, Колорадо, Калифорния, Нью Мексике, Аризона.

Мексика. Джиб описывал небольшой городок под названием Батопилас, где он работал вместе со своими партнерами — Вайли и Тэксом. С ними еще был какой-то мексиканец по имени Порки. Она быстро пробежала глазами те места, где довольно подробно рассказывалось об индейцах в кожаных брюках и сандалиях, которые собирались вокруг шахты. Индейцы думали, писал Джиб, что вся находящаяся в земле руда принадлежит Богу. Он так же писал о вагонах, в которых из Гихаухуа были доставлены мулы, о налетах бандитов, о еде из вареных скунсов, о землетрясениях. Она снова перечитала письма Джибе из Мексики, увлеченная живым описанием мест и событий.

Наконец, она дошла до последнего письма. Сан-Франциско. Сентябрь 19, 1880 года. — «Дорогой доктор…»

Последнее письмо она дочитала в состоянии потрясения. Прочитав его, она закрыла папку и долго смотрела на нее, собираясь с мыслями. Она была просто поражена прочитанным и напряженно думала, что ей теперь делать.

Поезд Джиба прибыл в Диллон как раз в полдень. Он уже опоздал на последний дилижанс, уехавший в Стайлз, поэтому он бродил по вокзалу, спрашивая, где можно было нанять карету до этого города.

Кто-то показал ему на желтый «Студебекер», который находился в тот момент под разгрузкой. Джиб сразу же узнал смуглое индейское лицо и округлые бедра, обтянутые полосатыми брюками.

Он почувствовал облегчение и направился к карете. — Привет, Сейрабет, — сказал он.

Она посмотрела на него и замерла от неожиданности, облизывая языком пересохшие губы. Затем она разразилась громкими ругательствами в его адрес. Закончив ругаться, она протянула ему руку. — Сделай доброе дело, помоги разгрузиться.

День был облачный, но тем не менее очень жаркий. Сейрабет изнывала от пота и жары. Когда разгрузка кареты закончилась, она подошла к бочке с водой и жадно опустошила большую кружку. Джиб последовал ее примеру, стараясь поддержать разговор.

— Когда ты снова начала работать по найму?

Сейрабет вытерла губы рукавом и пристально посмотрела на него. — Если ты хочешь снова вернуться в Стайлз, то подыши кого-нибудь другого. Я не хочу, чтобы меня повесили за ноги вместе с тобой.

Джиб снял шляпу и почесал затылок. — Неужели все так плохо для меня? — спросил он, стараясь казаться беззаботным. Он сразу же представил себе шерифа Маккьюига, стоящего у черты города с веревкой в руках.

— Тебя там ждут с тем же нетерпением, что шлюху на собрании прихожан церкви.

— Я возвращаюсь в Стайлз, Сейрабет. И сделаю это независимо от того, повезешь ты меня или нет.

Она посмотрела на него так, как будто он только что с неба свалился. — Зачем тебе это надо, черт возьми?

— Это уже мое дело.

Она равнодушно пожала плечами. — Ну что же, тогда поехали.

Дорога проходила по извилистой местности, пересекая горные возвышенности и минуя заброшенные шахты и развороченные взрывами скалы. Сейрабет была хорошим возчиком. Ей удавалось лихо проскакивать мимо опасных обрывов и лежащих на дороге больших камней. Со временем ее настроение значительно улучшилось, и Джибу удалось втянуть ее в откровенный разговор. Но она снова стала нападать на него.

— Все в Стайлзе считают тебя полным ничтожеством, — сказала она. — Они, правда, и раньше считали тебя негодяем. Ли остался, наверное, единственным человеком, который все еще может сказать о тебе доброе слово.

Джиб вспомнил, что сказал о своем отъезде только Ли и Мосси и то только потому, что когда-то он оставил их одних, после случая с Хоккеттом и уехал, даже не попрощавшись. Он всегда с грустью вспоминал эту историю. Он понимал, что они оба сильно переживали из-за этого.

— Я слышал, что ты теперь стала миссис Ли, Сейрабет, — сказал он.

Она попыталась сохранить строгое выражение лица, но не удержалась и расцвела довольной улыбкой. — Да. Ли живет со мной в Бон Тоне и платит за комнату, так как я завязала с танцами.

— Интересно, — спросил Джиб, — а как Роули воспринял эту новость?

— Очень неплохо, — ответила Сейрабет и взглянула на Джиба из-под своей шляпы. — Твой отъезд не удивил его. Он часто говорил, что ты непременно вернешься в Стайлз. Джиб всегда возвращается, говорил он.

Джиб поднял голову и посмотрел на высокую скалу, нависающую над дорогой. Странно, что он упустил из виду этого старика, который всегда ходил за ним и присматривался за всеми его действиями. — Я полагаю, что он был прав.

Поскольку Сейрабет начала говорить с ним, Джибу не приходилось тратить много сил на поддержание разговора. Он терпеливо выслушал длинную историю о свадьбе в гостиной Кейди и о том, как мать Ли слегла в постель, узнав эту новость.

— Она не хочет ни с кем говорить и даже отказывается есть, — сказала Сейрабет. — Ли часто навещает ее, но она не желает разговаривать с ним. Она просто отворачивается лицом к стене. И все время твердит, что он разбил всю ее жизнь.

Джиб вспомнил, как Ли часто рассказывал ему, что его мать угрожает ему тем, что умрет, и это будет на его совести. Джиб с самого начала нисколько не сомневался в том, что она блефует, используя слабости своего сына. Скорее свиньи начнут летать, чем умрет старуха Тейбор, не заставив пострадать Ли из-за женитьбы на Сейрабет.

— Ли из-за этого разрывается на части, — продолжала свой рассказ Сейрабет. — Мне приходится очень много работать, чтобы он не сожалел о том, что мы сделали. Он так переживает, что на него жалко смотреть.

Разговор о Ли и его матери испортил настроение Сейрабет. Джиб оставил ее в покое, предоставив ей возможность погрузиться в свои мысли. Сам же он стал думать о Гарлане Хьюгзе и о том, как он собирается достичь своей цели.

Джулия приехала к дому Кейди на улице Уоллеса вскоре после семи часов утра. Она хотела застать Барнета дома до того, как он уйдет в свой офис.

Дверь открыла Дотти, вытирая руки о фартук. — Джулия, какой сюрприз! Дорогая, что тебя привело к нам так рано? Что случилось?

Она схватила Джулию за руку и втащила в дом. — Ты выглядишь очень испуганной. Ты, вообще говоря, спала сегодня ночью? Ты с каждым днем теряешь вес.

— Мне необходимо увидеть Барнета, Дотти, — угрюмо сказала Джулия и сняла перчатки. Ее руки были холодными, как ледышки.

Дотги открыла было рот, чтобы что-то сказать, но передумала. — Я сделаю тебе яичницу. Барнет сейчас в столовой.

Дом Кейди был старым, но все еще достаточно комфортабельным. Совсем недавно он был приведен в порядок после четырех замечательных детей, которые выросли в этом доме, а сейчас разъехались в разные стороны. На стенах были выгоревшие от времени обои, везде были видны старенькие ковры и кресла с потертой обивкой. Единственным ярким пятном в доме было малинового цвета пианино, которое Барнет купил по случаю своего медового месяца много лет назад.

Он сидел за большим столом в рубашке с короткими рукавами и в подтяжках, читая утреннюю газету. Когда Джулия вошла в столовую, он поднял голову и посмотрел на нее поверх очков.

— Доброе утро. Джулия, — сказал он, вставая из-за стола и пододвигая ей стул. — Похоже на то. что у тебя весьма серьезное дело ко мне.

Джулия была так смущена, что совершенно не представляла себе, что думать или с чего начать. Она начала путано объяснять ситуацию, а затем порылась в сумке, достала оттуда письмо и протянула его Барнету.

Барнет прочитал его, поглаживая рукой свою огромную и блестящую лысую голову. — Вот это номер, черт меня побери! — сказал он, когда закончил читать. Джулия в первый раз услышала как он чертыхается.

В столовую вошла Дотги с тарелкой для Джулии. — Что это? — спросила она, уставившись на Барнета.

— Это письмо Эдварду от Джиба, — объяснила ей Джулия. — Прочитай его вслух, Барнет.

Барнет приладил к носу свои очки и откашлялся.

«Сан-Франциско, 19 сентября 1880 года, — начал он читать громким голосом. — Дорогой доктор, у меня все прекрасно. Надеюсь, что и у вас все хорошо. Здесь, в Мексике, я нарвался на большие деньги. Сьерра Мадре полна золота. Передаю вам квитанцию на открытие счета на ваше имя в банке Сан-Франциско. Как вы сами можете видеть, на этом счету 150,000 долларов. Пользуйтесь на здоровье.

Последнее время я очень много думаю. Тем более, что у меня много свободного времени, которое я провожу во чреве горы с двумя моими партнерами, о которых не могу сказать ни одного доброго слова.

Вы очень много сделали для меня, доктор. Вы не один раз спасали мою шею от виселицы. Я не всегда ценил вашу помощь (точнее сказать, никогда не ценил), никогда не выражал вам свою благодарность, но всегда чувствовал ее в своей душе. Надеюсь, что эти деньги хоть как-то смогут выразить мои чувства благодарности к вам.

Я знаю, что вы не из тех людей, которые любят тратить деньги. Но вы всегда любили покупать книги. Поэтому можете спокойно тратить их на любимые книги или на что-либо другое, в чем испытываете потребность.

Это не «индейский подарок», но возможно когда-нибудь в далеком будущем я смогу поселиться где-нибудь рядом с вами и, возможно, от этих денег останется небольшая сумма для моей «старости». Но сейчас я на подъеме, и все идет хорошо. Если вас кто-нибудь спросит насчет денег, будет лучше, если вы не раскроете мое имя. Передайте привет Мосси.

Ваш старый друг Джиб Бут».

Барнет сложил письмо и бросил его рядом со своей тарелкой. Он посмотрел на Джулию, потом на Дотти и снова на Джулию. В столовой воцарилась тишина, прерываемая лишь тиканьем больших отцовских часов на стене холла.

Дотти пододвинула к себе стул и уселась на него. — Что это означает?

— Это означает, что он отобрал у меня свои собственные деньги, — сказала Джулия.

Но это означало нечто большее, подумала она. Всю прошедшую ночь она размышляла над содержанием этого письма. Ей стало ясно, что Джиб прибыл в Стайлз исключительно для того, чтобы вернуть свои деньги, которые он оставил на «старость», как было сказано в письме. Когда он обнаружил, что Эдвард умер, он разработал изощренный план с целью возвращения своих денег. Он убирал ее дом, вновь открыл шахту Ратлинг Рок, целовал ее, обольщал, спал с ней. Другими словами, он просто разбил ее сердце, вместо того, чтобы прямо и откровенно сказать обо всем.

— Все деньги принадлежат ему, — сказала Джулия. — И мне они совершенно не нужны.

Барнет протянул к ней руку и похлопал ее по руке. — Спокойно, Джулия, не спеши с выводами.

— Ничего мне не нужно, Барнет. Ни цента.

— Джиб хотел, чтобы деньги остались у Эдварда.

— Они добыты нечестным путем, — упрямо твердила Джулия. — Я в этом абсолютно уверена.

Это заставило Барнета призадуматься. Он переглянулся с Дотти. — Тебе нужны эти деньги, Джулия, — сказала Дотти. — Это все, что мог оставить тебе Эдвард.

— У меня есть небольшое наследство моего отца.

— Это жалкие гроши, — напомнил ей Барнет.

— В таком случае я сама заработаю себе на жизнь, — сказала Джулия. — Мы с доктором Бичемом уже пришли к соглашению о совместной работе. Я собираюсь продолжить свою медицинскую практику.

Перспектива самой зарабатывать себе на жизнь слегка пугала Джулию, но вместе с тем это делало возможным продемонстрировать всем свою гордость. Теперь она считала себя врачом-профессионалом со всеми вытекающими из этого последствиями. Она уже не чувствовала себя простым помощником мужа или временно замещающим врачом.

Она даже может обратиться с просьбой о вступлении в Медицинскую Ассоциацию Монтаны.

— Джулия, — обратилась к ней Дотти, — ты же хорошо знаешь, что Гарлан хочет жениться на тебе.

— Я не люблю Гарлана, Дотти, — сказала Джулия. — И вообще я не хочу ни за кою выходить замуж. Я могу прекрасно позаботиться о себе, независимо от того, будет ли у меня наследство или нет. — Она поднялась со стула и надела перчатки. — Я собираюсь поместить объявление в газете «Сентайнел» о том, что я по-прежнему принимаю клиентов.

Над городом сгустились сумерки, когда грузовая карета типа «Студебекер» грохотала по главной улице Стайлза. Джиб спрыгнул у входа в Бон Тон, где, как обычно, болталась большая толпа бездельников. Он вытащил из задней части кареты свои вещи — военную сумку, постельные принадлежности, седло — и попрощался с Сейрабет.

— Заходи к нам позже, — сказала она. — Может, тебе удастся подбодрить Ли.

В этот момент Джиб услышал ненавистный для него голос шерифа Маккьюига: — Бут! Черт возьми…? — прогромыхал он. — Ты пожалеешь, что вернулся сюда! Ты пожалеешь, двурушная змея!

Шериф стоял на тротуаре перед знанием городской тюрьмы, положив пальцы рук на пояс, где висел его револьвер. Его усы грозно топорщились от гнева и негодования. — Ну-ка, зайди в мою контору, где я смогу поговорить с тобой как мужчина с мужчиной.

Джиб подобрал свои вещи и направился через улицу к зданию полиции. Да, подумал Джиб, попал в кипящий котел. Хорошенькое возвращение в Стайлз. Ну ничего. По крайней мере, Маккьюиг стоял без веревки в руках.

В кабинете начальника полиции Маккьюиг отобрал у Джиба его револьвер и стал материть его такими словами, от которых выпала бы шерсть у кошки. Джиб молча сидел на стуле, не проронив ни слова в свою защиту. Он не хотел давать шерифу никакого повода для затягивания этого разбирательства, хотя все, что он мог ему сказать, было чистой правдой.

— Я упрячу тебя за решетку быстрее, чем вернутся сюда утки, улетевшие на зиму в теплые края, — продолжал неистовствовать Маккьюиг. — Я бы непременно сделал это, если бы эти деньги были не твоими.

Джиб резко повернулся на своем стуле и чуть было не свалился на пол от неожиданности. — Черт возьми… Что вы хотите сказать…?

— Да, нам уже известно, что эти деньги твои, — заметно тише сказал начальник полиции. — Все ее чертово наследство. Миссис Мэткаф нашла твое письмо, адресованное доктору. Она сказала, что не желает взять ни цента из этих денег.

Кровь бросилась в лицо Джиба. — Что вы хотите этим сказать? Что означает «она не желает ни цента из этих денег?

— Ты думаешь, что она действительно хочет что-либо от тебя после всего того, что ты с ней сделал? Забери свои деньги, Бут, и убирайся поскорее отсюда.

Деньги — это все, что тебе было нужно. Теперь ты их получил. Все, до цента. Поэтому давай-ка, вали отсюда. Джиб стал нервно постукивать ногами о полу. Господи, думал он, случилось самое ужасное, что только могло случиться. Он совсем не хотел, чтобы Джулия узнала чьи это деньги на самом деле. Это был главный пункт его плана — оставить ее с львиной долей состояния, которое она считала по праву своим.

— Я никуда не собираюсь уезжать.

— Нет, тебе придется это сделать, так как я буду пинать тебя под зад до самого Солт Лейка.

— Вы не имеете права выдворить меня из города, поскольку я не сделал ничего плохого. Я ведь взял деньги, которые принадлежат мне, не правда ли?

Лицо Маккьюига покрылось большими малиновыми пятнами. Казалось, что он сейчас взорвется от злости. Вместо этого он поднял вверх свой палец и стал размахивать им в воздухе. — Черт тебя возьми, Бут! Если я сказал тебе уезжай, уезжай немедленно!

— Я не доставлю вам абсолютно никакого беспокойства, господин начальник. Поверьте мне на слово. — Джиб встал со стула и собрал свои вещи. Теперь ему придется поговорить с Джулией и попробовать объяснить ей все, что произошло между ними. — Вы даже не узнаете, что я нахожусь в городе, — добавил он.

Маккьюиг подошел к двери и распахнул ее. — Уйди прочь с моих глаз, — заорал он. — И помни, я буду внимательно следить за тобой! Я буду следить за тобой каждую минуту!