Предначертано судьбой

Ли Чанг внес тарелки с едой — сочное жареное мясо, картофель, вареную фасоль, булочки.

— Какой великолепный стол! — воскликнула Джулия. — Вы повар высокого класса, Ли Чанг.

Повар плохо понимал по-английски, но видел, что его хвалят.

Когда они хотели приступить к еде, Гарлан вдруг сказал:

— Хочу сделать небольшое заявление. Я собираюсь баллотироваться в кандидаты конституционного собрания в январе.

— Вот как! Прекрасная новость, — Джулия хотела показать свое удивление, несмотря на то, что об этом ей сообщила Дотти две недели назад. — Мы ждали, когда ты сделаешь шаг к политической карьере. Это прекрасная мысль стать депутатом конституционного собрания.

Джулия заметила уже не в первый раз, что манеры Гарлана за столом оставляли желать лучшего: он быстро ел, набивая рот и жадно заглатывал пищу.

— И как только демократы придут в Белый Дом, тогда я далеко пойду, — говорил он. — Многие члены партии поддержат меня на пути в Вашингтон.

— С вашими связями вы просто обязаны добиться успеха, — говорила Джулия.

Гарлан чувствовал себя на высоте:

— Я покажу этим старым законопослушникам в Конгрессе, на что я способен.

Гарлан доел мясо, вытер губы салфеткой и посмотрел на Джулию.

— Есть еще вопрос, относительно ближайшего будущего, и он не из сферы политики.

Она неопределенно улыбнулась, надеясь, что он не будет касаться их отношений и вопросов ее замужества.

— В октябре закончится траур по Эдварду. Как раз перед выборами, — сказал Гарлан.

— Да, это так.

— Меня ждет грандиозное будущее, Джулия, — сказал Гарлан, глядя на нее.

Джулия смутилась. Даже если она и была привязана к Гарлану, она никак не могла представить себя среди этой политической суматохи в Хелине или тем более в Вашингтоне.

— Эдвард умер лишь шесть месяцев назад, — сказала она.

— Почти восемь, — поправил ее Гарлан.

Джулия нервно теребила пуговицы на корсаже, пытаясь как-то подипломатичнее изменить тему разговора.

— Это еще не официальное предложение, — сказал Гарлан. — Я лишь проясняю мои намерения. Я хочу, чтобы между нами не было недоразумений.

Они ели молча. Гарлан высказался и дал ей время на размышление. Джулия отлично понимала, что ожидает ее, если она выйдет замуж за Гарлана: придется развлекать его коллег на приемах, терпеть жен этих коллег, жертвовать собой ради амбиций Гарлана. И она не думала, что ей это особенно понравится.

— Есть еще кое-что, о чем я хотел бы с тобой говорить. Джулия удивленно посмотрела на него.

— У меня была стычка с Джибом Бутом. Это произошло утром в субботу в Пиккексе. Он сказал о тебе такое, после чего я вынужден был применить силу.

У Джулии мороз прошел по коже. Она смотрела на Гарлана, стараясь не выдать своего смятения.

— Он хвастался, что ты и он… — Гарлан запнулся… — Простите меня, дорогая, но он сказал, что у вас были близкие отношения.

Эти слова прозвучали как пощечина. Она откинулась на спинку стула и выронила вилку.

— Мне очень неприятно говорить об этом, — сказал Гарлан. — Я знаю, как хорошо вы думали о нем. В вашей натуре думать о людях только хорошее. Это немыслимо, что человек, которому вы поверили, впустили в свой дом, который наконец был другом Эдварда, так запятнал вашу репутацию.

Джулия не могла в это поверить. Она не верила, что Джиб, такой вежливый, с нежной улыбкой, мог так скомпрометировать ее. Наверняка, Гарлан ошибался.

— Что он сказал? — спросила она. — Что именно он сказал?

— Моя дорогая, я не могу пересказать вам этой мерзости. Он был очень груб.

В голове у Джулии сразу послышались голоса Дотти, Гарлана, Гэрриэты Тейбор: «Тебе лучше остерегаться его, таких как он, приличная женщина не должна впускать к себе в дом».

Она сразу же подумала о письмах.

— Я получила письма, — сказала Джулия, и несколько слезинок скатилось по ее щекам.

Нахмурив брови, Гарлан спросил:

— Что еще за письма?

— Это были непристойные письма, — проговорила она, пытаясь справиться с собой.

— Вы должны отдать их шерифу, — сказал Гарлан. — Бут очень изворотлив и крайне опасен.

Ли Чанг пришел забрать тарелки и поставил перед ними чай.

— Первое письмо пришло в ответ на мое объявление о горничной. Уолт Стрингер присутствовал, когда я вскрыла письмо. Второе я получила сегодня утром. Я… Я выбросила его в корзину для мусора.

Гарлан своей ладонью накрыл ее руку:

— Когда вернетесь домой, достаньте его и отнесите шерифу. Вы обещаете, что сделаете это?

Она кивнула головой, пытаясь не расплакаться.

— И хорошо закрывайте двери дома. Я не хочу пугать вас, но Бут не в ладах с законом. Он убийца. На его счету даже похищения людей, не говоря о мелких проступках. Где бы он ни появлялся, он везде причиняет людям зло.

Джулия пыталась вникнуть в то, что говорил Гарлан. Неужели она так плохо разбирается в людях, что не поняла, кем же в действительности является Джиб?

— Ну, а теперь выпейте чаю и успокойтесь, — сказал Гарлан, взяв ее за руку.

Джулия направлялась в поселок горняков. Дорога, по которой она ехала, проходила через заросли кустарников и выступающих скал. В ее сердце была пустота, как будто бы она потеряла такое, чему нет замены. Она подняла глаза и посмотрела за горизонт: там возвышались горы. Глядя на эти восходящие к небу горы, Джулия представила их так, как будто это божье творение, которое должно защищать людей от человеческой глупости.

Джулия подумала о Гарлане, который поразительно все понимал и проникал в суть людей. Он ее поддержал в тяжелые дни после смерти Эдварда. Может быть, она могла бы даже полюбить Гарлана так, как со временем полюбила Эдварда. Возможно, она могла бы заставить себя полюбить политику, так же как полюбила медицину. Она могла бы найти удовлетворение, помогая мужу-политику в его карьере.

Поселок, где жили семьи шахтеров, находился в миле от «Континенталя». Хижины горняков были обшиты досками. Дома выглядели скорее как временные бараки. Около каждого дома были сложены дрова, расхаживали куры, кое-где виднелись огороды. Над крышами домов клубились струйки дыма — в домах топились печи.

Джулия остановилась перед одним из домов, у покосившейся изгороди. Во дворе гуляла маленькая девочка.

— Привет, Тилли, — позвала ее Джулия. — Скажи своей маме, что приехала миссис Мэткаф.

Девочка быстро побежала в дом. Джулия слезла с кабриолета, взяла свою сумку и открыла ворота. Миссис Эймс вышла навстречу ей. Она была худощавой, с русыми волосами, с тонкими чертами лица. Она стала поправлять волосы, и Джулия заметила, что она опять беременна.

— Как поживаете, миссис Эймс?

— Ничего, сносно, только вот у Джимми с ногой

худо.

— Вам надо было за мной послать. Я бы сразу

приехала.

— Он боится, что с раной будут что-то делать, — сказала миссис Эймс. — И Эб не мог поехать за вами. У него очень много работы, его смена длится дольше, чем раньше.

Эта новость удивила Джулию. Интересно, зачем Гарлану увольнять одних рабочих, а других — заставлять работать по две смены.

Дом Эймсов оказался очень убогим, темным, совершенно не таким, как у Чэпменов, где было светло и чисто. Окна были занавешены грязной бумагой, на грязном полу лежал коврик из грубой рогожки. Глаза уставали от тусклого света. Вся мебель состояла из нетесанного стола, нескольких стульев и кровати, на которой лежал соломенный матрац. Когда-то у них был неплохой дом, но все сгорело во время пожара. Они чудом тогда спаслись. Джулии было очень жаль четверых детей, вынужденных спать на соломенных тюфяках. И скоро должен был появиться пятый ребенок.

Джимми лежал у печки на соломенном тюфяке.

— Зажгите лампу, пожалуйста, миссис Эймс. Миссис Эймс принесла керосиновую лампу.

— Я давала ему хинин, как вы говорили, и накладывала мазь.

— Привет, Мэт, — поздоровалась Джулия с глазастым мальчуганом, сидевшим на табуретке. — Перед уходом я дам тебе лимонный леденец.

Мэт заерзал от предвкушения и засунул палец в рот. Джулия вспомнила, как тяжело рожала его миссис Эймс.

Джулия подошла к Джимми, потрогала горячий лоб и поняла, что у него жар. Из детей Эймсов Джимми больше всех походил на мать.

— Как себя чувствуешь, Джимми?

— Очень больно, — сказал он, в глазах у него стоял испуг.

— Дай, я посмотрю, что можно сделать.

— Вы будете резать?

— Я сначала посмотрю.

Миссис Эймс забинтовала ногу хорошо, рана была чистой. Порез был обработан карболовой мазью, но рана кровоточила, вокруг раны все опухло и покраснело. Джулия понимала, что может начаться заражение крови.

— Нога дергает, как больной зуб, — сказал Джимми.

— Да, я знаю, это очень больно. Поэтому, придется тебе поехать ко мне домой.

— Вы будете резать?

— Ты будешь спать и ничего не почувствуешь.

— А потом меня разбудят?

— Конечно, тебя разбудят. Поедешь со мной в кабриолете.

Джулия раздала леденцы детям — Тилли, Мэту и малышу Виргилису, а затем сказала миссис Эймс:

— Наверное, в рану была занесена инфекция, поэтому нога распухает. Здесь я не могу оперировать ногу Джимми, лучше это сделать у меня. Я все сделаю под наркозом в стерильных условиях и понаблюдаю за ним несколько дней.

— Благослови вас Бог, мадам. Я так беспокоюсь.

— А вы опять ждете ребенка? — спросила Джулия. Миссис Эймс покраснела:

— Я люблю своего мужа, миссис Мэткоф.

Не могу сказать ему «нет».

— Но есть много способов предохраниться, и при этом не надо говорить «нет».

Миссис Эймс смутилась и сказала:

— Я буду благодарна, если вы мне расскажете об этих способах. Этот ребенок будет последним.

— Поговорим обязательно. На обратном пути я зайду за Джимми…

На пути в Стайлс Джимми не пискнул ни разу. Он сидел рядом с Джулией, выставив больную ногу.

Когда Джулия с мальчиком подъехала, Джиба уже не было в доме. Из сарая вышел Мосси.

— Смотрите, кто приехал, это Джимми Эймс.

— Нога Джимми все еще болит, — сказала Джулия. — Ты не мог бы отнести мальчика в кабинет?

— Черт возьми! Я отнесу Джимми куда угодно, — сказал Мосси. Джимми забрался на спину Мосси и взялся за шею, тихо сказал:

— Она хочет разрезать мне ногу.

— Она и мухи не обидит, не бойся, — так же тихо успокоил его Мосси и повыше усадил Джимми.

Джулия поднялась в комнату Эдварда и застелила кровать чистым бельем. Она вспомнила, как Джиб насвистывал, когда мыл стены в этой комнате, и чуть было не заплакала. Каждый раз, когда она вспоминала о том, что сказал Гарлан о Джибе, отчаяние овладевало ею. Когда Джулия вошла в кабинет, Джимми сидел на операционном столе и слушал, как Мосси рассказывал историю с завтраком, случившуюся с Джибом в товарном вагоне. Джулия старалась не слушать рассказ Мосси. Она прекрасно помнила то утро, когда Джиб очаровал ее, и ей было больно сейчас.

— Джиб сделал ставни, — сказал Мосси. — Он просил вам передать, что будет в Ратлинг Роке и вернется не раньше, чем через неделю.

Джулия вспомнила о том, что обещала Гарлану.

— Я прошу тебя, Мосси, сходить к шерифу и кое-что отнести ему. Как только я закончу с Джимом, я дам тебе то, что надо отнести.

Она посмотрела на мальчика:

— А теперь давай поговорим, что же нам делать с твоей ногой.

Джиб решил навести порядок в хижине Диггера, освободиться от всякого ненужного хлама и сжечь все это — проеденные молью одеяла, старые носки, газеты десятилетней давности. Среди барахла он нашел несколько вещей жены Диггера и решил отдать их Сейрабет. Затем он снял в помещении паутину, помыл стены и пол, вымыл печку.

Когда он закончил, то оценил свой труд на «отлично» и решил, что жить тут можно. Он почувствовал, что здесь теперь его дом.

— Когда собираешься начать работу? — спросил Роули.

— Как только я найму рабочих. Роули был удивлен, услышав это.

— Я собираюсь нанять Отиса Чэпмена, — сказал Джиб. — Он без работы с тех пор, как «Континенталь» уволила его, он занимается золотым песком.

Роули, подергивая бороду, спросил:

— Разве?

— Да, именно так, я сам видел.

— Отис искал золотую пыль для «Континенталя», — сказал Роули. — Он был разведчиком и ставил крепежные леса. Как могли уволить такого хорошего работника, как Отис?

— У него теперь свое место в низовье реки. И сын у него родился.

— Ну, ладно, пусть приходит Отис. Я — за.

Джиб подумал о Джилберте Чэпмене, и ему вдруг так захотелось увидеть малыша. «Может быть, заеду к Чэпменам вечером», — подумал Джиб.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда Джиб собрался к Чэпменам. Когда он въехал в ущелье Даблтри, перед ним предстал необыкновенный ландшафт, окутанный теплым отсветом закатного солнца. До слуха Джиба доносилось журчание реки и пение птиц, и он подумал, как малышу Джилберту будет хорошо расти здесь, среди гор, видеть всю красоту земли, наслаждаться окружающей природой. Мальчик будет охотиться за кроликами и куропатками, собирать лесные ягоды. Вместе с отцом высоко в горах они могли бы даже напасть на след пумы или медведя. Джибу было приятно думать об этом, как будто бы все это ожидало его. Мальчик наверняка вырастет честным и добрым, потому что он будет рядом с природой, и его родители, честные и трудолюбивые люди сумеют воспитать в нем все самое лучшее.

Подъезжая к дому Чэпменов, Джиб услышал стук топора. Он слез с лошади и посмотрел на Чэпмена, коловшего дрова для печки. Чэпмен был тощим, как стебель кукурузы, но по тому, как уверенно он колол дрова, было видно, что в нем есть сила. Роули говорил о Чэпмене, как о хорошем человеке и отличном работнике.

— Добрый вечер, мистер Чэпмен.

Чэпмен поднял голову и посмотрел на Джиба, слегка улыбнувшись:

— Смотрите, кто у нас, мистер Бут! Как любезно с вашей стороны, что вы заехали к нам. — Он вытер руки платком. — Заехали малыша посмотреть?

— Не отказался бы, — смущенно сказал Джиб.

— Жена будет счастлива.

Джиб пошел за Отисом в дом, предварительно вытерев ноги перед дверью. В доме было тепло, пахло ужином. Джиб понял, что чертовски голоден.

— Вера, посмотри, кто приехал. Миссис Чэпмен выглянула из кухни.

— Силы небесные! Мистер Бут! Я только что думала о вас.

Джиб слегка удивился, увидев ее на ногах. Джулия говорила, что миссис Чэпмен должна лежать, по крайней мере, пару недель. Он увидел стоявшую на полу колыбельку, в которой лежал малыш, закутанный в белое одеяльце.

— Вот он, — сказала миссис Чэпмен. — Вижу, что вам не терпится его подержать.

Но Джиб тут же сказал:

— Нет, нет, я только посмотрю на него.

— Глупости. Отис, проводи мистера Бута и дай ему Джилберта. Поужинаете с нами, мистер Бут?

— Спасибо, мадам. Буду счастлив составить вам компанию.

Мистер Чэпмен провел Джиба к колыбельке, чтобы взять малыша.

— Я думаю, лучше будет просто посмотреть на него, — тихо сказал Джиб.

— Он спит. Даже, если он и проснется, ничего не случится, не бойтесь.

И прежде чем Джиб успел еще раз отказаться, малыш был уже у него на руках.

Джибу показалось, что мальчик стал тяжелее, чем был в день его рождения. Джиб смотрел на малыша, на его розовое личико, на узкие, как у котенка, щелочки глаз. Маленькие кулачки были прижаты к щекам. Джиб увидел тонкие пальчики с миниатюрными ноготками и шелковистую шапочку тоненьких волос на голове. Джиб разглядывал это крошечное существо, он никогда еще так близко не видел младенцев.

Миссис Чэпмен умилялась, видя, как Джиб держит малыша.

— Разве это не чудесно? Большой Джилберт и кроха Джилберт!

Джиб слегка покачивал ребенка, но вдруг малыш открыл глаза и пискнул. Джиб сразу растерялся и посмотрел на миссис Чэпмен.

— Все нормально, мистер Бут. Просто прекрасно. Он больше не стал качать ребенка, и глазки Джильберта закрылись. Джиб облегчено вздохнул, когда миссис Чэпмен забрала ребенка, и они сели ужинать.

— Для нас было бы честью, если бы вы согласились быть крестным Джильберта, — сказала миссис Чэпмен сразу же, как только они произнесли молитву.

— Мадам, я не уверен, что… — попытался отказаться Джиб.

— Преподобный отец Дадли бывает в Стайлсе каждое второе воскресенье месяца.

Джиб пытался в деликатной форме уклониться от опасной темы, но ему не удавалось это.

— Миссис Мэткаф что-то говорила о необходимости быть рядом с крестником до конфирмации, — говорил Джиб. — Но я не уверен, что пробуду так долго в Стайлсе.

Миссис Чэпмен засмеялась:

— Боже мой! Вы вовсе не обязаны быть все время рядом с ребенком. Просто вспоминайте о Джильберте в своих молитвах, напишите ему письмо.

Все уже стояло на столе: свежая речная рыба и тушеные томаты.

— Вы — христианин, мистер Бут?

Чэпмены смотрели на него так, как будто им было важно знать, почему он так невежественен в религиозных вопросах.

— Мои родные — квакеры.

Чэпмены переглянулись. Мистер Чэпмен обратил внимание на висевшую на поясе у Джиба кобуру с револьвером.

— Квакеры, значит, — сказал Чэпмен. — Ну и хорошо, а что нам известно о них?

— Это миролюбивые простые люди, — отвечала мужу миссис Чэпмен. — У нас в Иллинойсе были соседи, тоже квакеры.

Было поздно что-либо опротестовывать. Джиб сидел и молил бога, чтобы все закончилось. Чэпмены должно быть поняли, что перед ними беспринципный человек, который утверждает, что он квакер, а сам носит оружие. Они, наверное, откажутся от его помощи в крестинах и вообще поменяют имя мальчика.

— Извините, мадам, — вымолвил Джиб.

Но было видно, что миссис Чэпмен ничем не расстроена:

— Ну что вы, за что вы извиняетесь, мистер Бут. Отис, Джильберт и я ждем вас в церкви 10 июня.

ГЛАВА 12

Джимми Эймс выглядел очень маленьким в большой постели Эдварда. Под голову ему были положены несколько подушек, а больная нога высовывалась из-под одеяла. Боль не проходила целую ночь. Джулия давала мальчику небольшую дозу тинктуры опия, чтобы он заснул.

— Как насчет куска торта, Джимми?

— Да, мадам, — сказал мальчик, держа на руках Би. Кошка как-то отвлекала мальчика от боли.

— Завтра ты сможешь спуститься вниз и посидеть в гостиной, а я поиграю для тебя.

— Я слышу женские голоса там, внизу.

— Да, это члены дамского комитета, — сказала Джулия, давая Джимми кусок торта. — Мы собираемся регулярно, чтобы обсудить, как улучшить жизнь в Стайлсе.

— Как бы я хотел жить здесь, в городе. Тогда мне не пришлось бы ходить в школу по грязным дорогам.

— Скоро ты встанешь. Мосси сделал костыли, и ты сможешь погулять, — сказала Джулия, улыбнувшись, и пошла вниз к женщинам-активисткам. Сегодня они заседали в доме Джулии и обсуждали вопрос о невыполнении увеселительными заведениями городских законов и постановлений. Выступала Гэрриэт Тейбор. Она с негодованием обрушилась на Бон Тон.

— Бон Тон следует прикрыть. В этом злачном месте настоящий разгул проституции, а Деллвуд Петти — никто иной, как сутенер и сводник.

— Пожалуйста, Гэрриэт, немного тише. Наверху Джимми Эймс, — попросила Джулия.

Гэрриэт строго посмотрела на Джулию сквозь пенсне. Отношения между ними оставались холодными после стычки из-за Джиба в доме Луизы. Но она все же понизила голос и продолжала:

— Нью-Гейти, конечно, тоже отвратительное место, но там хотя бы нет проституток, как в Бон Тоне.

— Но Бон Тон приносит немалую выгоду, поскольку расположен на центральной улице города, — сказала Рената Блюм. — Думаю, что владельцы магазинов будут против закрытия заведения мистера Петти.

— А вы, торговцы, только и думаете, что о деньгах, — презрительно фыркнула Гэрриэт.

— Ну, Гэрриэт, это вы зря. Торговцы не меньше, чем остальные, обеспокоены падением нравов, но мистер Петти хороший сосед, хотя и пьет виски, — спокойно ответила Рената Блюм.

Далее из-за заведения Деллвуда и его публики поспорили Дотти и Гэрриэт, затем Луиза присоединилась и подняла вопрос о том, что мальчишки готовы снести ворота Бон Тона, чтобы поглазеть на вульгарных девиц этого отвратительного заведения. Джулия пыталась упорядочить дискуссию, зашедшую слишком далеко.

— Похоже, что шериф Маккьюиг не желает вмешиваться, — сказала Дотти.

Луиза посмотрела и глубокомысленно произнесла:

— Ни один мужчина в городе не восстанет против этих заведений. Я пыталась говорить на эту тему с Джорджем, но он сказал, что его не касается то, что происходит за закрытыми дверями.

— Позор! — неистовствовала Гэрриэт. — Если мужчины в этом городе не хотят покончить с бесстыдством и развратом, то это сделают женщины. Я требую, чтобы проститутки были высланы из Стайлса. Если мы, члены комитета, не в состоянии решить эту проблему, я заставлю шерифа принять меры. — Она поднялась, чтобы уйти. Там, где она сидела, на полу остались крошки от торта.

— Все вы тут слабовольные, бесхарактерные женщины. Я не выношу слабовольных женщин. Счастливо оставаться!

С этими словами Гэрриэт стремительно вышла из гостиной. Джулия тут же побежала за ней.

— Гэрриэт, вам не следует уходить. Мы не расходимся с вами во мнениях. Мы лишь обсуждаем, как лучше решить эту проблему.

Гэрриэт стояла в холле и надевала шляпу:

— А вам, Джулия Мэткаф, должно быть стыдно. Прошло не так много времени как умер Эдвард, а вы завели шашни с…

— Гэрриэт!..

— Весь город знает, что происходит между ним и вами, — сказала Гэрриэт, надевая черные перчатки и открывая дверь. — Боюсь, что мне с вами больше не по пути.

Гэрриэт хлопнула дверью так, что зазвенели стекла в окнах. Джулия была ошеломлена. Об этом знал весь город. Все, что сказал Джиб, стало всеобщим достоянием.

Джулия поняла, что Гэрриэт была права. Джиб воспользовался ее доверчивостью, гостеприимством и испортил ее репутацию. Она была зла на него, но чувствовала и разочарование. Ведь, кроме одного поцелуя и нескольких обедов, он ничего не получил от нее.

Джулия услышала, как Луиза позвала ее, и вернулась в гостиную.

— Не обращай внимания, — сказала Дотти. Все сочувствовали Джулии, хотели поддержать ее, но чувства Джулии были настолько личными, что никто не мог ей помочь. Ей было неприятно унижение, которому она подверглась.

Луиза и Дотти переглянулись.

— Барнет дал хорошую взбучку Джибу, — сказала Дотти.

— Он чудесно все убрал у тебя, стало чисто, — вдруг заявила Луиза, оглядывая гостиную. — Я, например, никогда не смогла бы заставить Джорджа взяться за тряпку и что-то убрать.

— Я не хотела бы об этом говорить, — сказал Джулия. — Если вы не против…

— Конечно, мы не будем больше касаться этой темы, дорогая, — сказала Луиза, но тут же добавила: — Здесь следовало бы заменить обои, ты знаешь?

— Луиза, — оборвала ее Рената.

— Вернемся к делу, — сказала Луиза, открывая блокнот. — Ну, а теперь, когда Гэрриэт ушла, я, на основании вверенного мне права председателя комитета, продолжаю заседание.

Женщины опять вернулись к вопросу о запрещении азартных игр. Было решено запретить азартные игры и закрыть игорные заведения. Луиза предложила обратиться к шерифу Маккьюигу. Джулия высказала иное мнение.

— Поскольку я отвечаю за здравоохранение в городе, пока не появится новый доктор, доктор Бичэм, я могла бы начать переговоры с мистером Петти. Если мы будем говорить об азартных играх, как об особом человеческом недуге, то это могло бы весьма подействовать на Петти. Возможно, он сам поймет вред этого занятия.

После короткого обмена мнениями все согласились с предложением Джулии:

— В следующий раз на заседании мы заслушаем твое сообщение, — сказала Луиза, что-то записывая в своем блокноте. — В повестке дня следующего заседания будет стоять вопрос о нарушении Бон Тоном постановления местных властей о запрете проституции в городе.

По закону лишь в районах Ту Майл Роуд и Китайской улицы было разрешено появляться проституткам, так как в эти места ни одна порядочная женщина не решилась бы пойти. Танцовщицам разрешалось работать в салунах, они могли работать и официантками и танцовщицами одновременно.

— Интересно, откуда Гэрриэт так хорошо осведомлена о том, что творится в Бон Тоне?

— Она не знает, что происходит в Бон Тоне, — сказала Рената. — Но там работает танцовщицей Сейрабет Браун, которую Гэрриэт ненавидит. Зато ее сын Ли влюблен в Сейрабет. Поэтому Гэрриэт всячески стремится выжить Сейрабет из города, чтобы она была подальше от Ли.

Луиза и Дотти подтвердили слова Ренаты, и Джулия удивленно спросила:

— А я думала, что Ли уже давно бросил Сейрабет. Женщины опять переглянулись, как будто спрашивая друг друга, кто поведает Джулии всю правду. И Дотти сказала:

— Появление Джиба в городе раздражает Гэрриэт прежде всего потому, что она опасается, как бы ее Ли опять не спутался с Джибом и с Сейрабет, ведь раньше они дружили. Гэрриэт ошарашена поразительным стечением обстоятельств: Джиб открывает шахту, его компаньоном является Роули, сам Джиб снимает комнату в Бон Тоне, где работает Сейрабет, и в конечном итоге Ли сходится с Сейрабет.

Джулия представила себе всегда угрюмого и замкнутого Ли. Какой стыд, что он не мог любить ту женщину, которую хотел, пускай даже она и не очень порядочная.

— Ну, вернемся к делу, — сказала Луиза. — Мы должны решить, что сделать с девицами-танцовщицами.

— Я могла бы и об этом поговорить с мистером Петти, — сказала Джулия.

— Я бы не хотела, чтобы ты говорила об этой мерзости, но это так же связано с общественным здоровьем, поэтому поговори с Петти.

— А мое мнение таково, что Джулии вообще не стоит ни о чем говорить с Петти, особенно при нынешних обстоятельствах, — сказала вдруг Дотти.

Джулия посмотрела то на одну, то на другую женщину и видела, что каждая из присутствующих думала так же, как и Дотти. И тут Джулия поняла, что Джиб действительно скомпрометировал ее. И что под угрозой была не только ее личная репутация порядочной женщины, но и авторитет городского врача.

На Джулии не было лица. Сознание того, что пошатнулся ее авторитет, было тяжелым испытанием для нее. Все женщины заметили переживания Джулии. Чтобы как-то загладить ситуацию, Дотти сказала:

— Не беспокойся, все утрясется. Пройдет время, и все забудется.

— Да, все пройдет, — добавила Луиза, но в ее голосе был оттенок сомнения.

Рената задержалась у Джулии дольше остальных женщин. Она стояла в холле, поправляла свои блестящие темные волосы.

— В пятницу приезжает моя дочь, — сказала она. — Приходи, повидайся с ней.

— Конечно, я обязательно приду, — сказала Джулия. — Я ей дам нагоняй за то, что беременная женщина отправилась в такое длительное путешествие.

Джулия расценивала приезд Рут, как безрассудство. Муж Рут уехал по делам на восток, а Рут предпочла приехать к матери.

— Я хотела ехать в Хелину, — сказала Рената, — но мой супруг один не справится, а потом мы узнали о приезде нового врача, доктора Бичэма.

— Я уверена, что Рут попадет в хорошие руки, — сказала Джулия. Она не сомневалась, что новый врач разбирается в акушерстве.

Застегивая свой бархатный жилет, Рената сказала:

— Да, кстати, а ты знаешь, что Джиб в свое время спас Рут?

Джулия почувствовала, что краснеет.

— Пожалуйста, Рената… я не хочу о нем говорить.

— Прости меня…

Рената надела шляпу и медленно поправляла небольшую вуаль, явно пытаясь потянуть время. Джулия наблюдала за Ренатой, не в силах была больше выдержать молчание.

— …Спас ее, от чего? — спросила она.

— От Хоккетта и его банды.

У Джулии по спине побежали мурашки.

— Я этого не знала.

Рената подняла голову, и ее выразительные темные глаза блеснули:

— Это были настоящие бандиты, налетчики. Дважды они врывались к нам в магазин, на лошадях, все круша на своем пути. И все это они делали из-за того, что у нас другое вероисповедание и другой акцент. Они убили итальянца в Макалистере и повесили двух мальчиков-китайцев прямо в Стайлсе.

По лицу Ренаты было видно, что ей неприятно вспоминать, но она это делала ради Джиба. Она вытерла платком глаза.

— Когда они совершали наезды и убийства, они повязывали на лица повязки. Но, решив поиздеваться над девочкой-калекой, они даже не пытались скрыть свои лица и все это было среди бела дня.

— Как это ужасно, — воскликнула Джулия.

— В тот день Рут возвращалась со школьного праздника. Она простилась с друзьями на Волэйс стрит. Хоккетт и его банда схватили ее недалеко от Нью Гейти. Они потащили ее в малолюдный переулок, сняли с нее платье. Затем они сказали, что хотят посмотреть, что из себя представляет девочка-калека.

Джулия от ужаса прикрыла рот руками:

— О, Рената, какой ужас!

— К счастью, там случайно оказались Джиб и Ли. Когда они услышали крик Рут, они тут же прибежали к ней на помощь и отбили ее у Хоккетта и бандитов. Не знаю, как только им — Джибу и Ли, удалось справиться с этими подонками. После этого случая мы отослали Рут в Хелину к моим братьям.

Джулия представила, как в тот холодный осенний день в ноябре, Джиб выхватил револьвер и застрелил Хоккетта наповал. Ей казалось, что будь она на месте Джиба, то сделала бы то же самое.

— Что касается меня, — сказала Рената, — Джиб ничего не сделал плохого, чтобы я отворачивалась от него. Так же и Ли Тейбор.

Часы пробили полдень и раздался очередной удар на рудодробильной фабрике. Джулия обдумывала слова Ренаты. Она подумала, что о Джибе говорят либо хорошее, либо плохое, середины нет; что до нее, то она просто не знала, что и думать. Она хотела верить ему, но сомнения не оставляли Джулию.

— Он славный парень, несмотря на то, что о нем говорят, — сказала Рената. — И помни об этом, прежде чем судить его

Вечером в пятницу Джиб приехал в Стайлс. Оставив Лаки в конюшне, он прямиком направился в парикмахерскую Дика Крамера, чтобы побриться и принять душ. Как только он привел себя в порядок, он отправился в китайскую часть города, в прачечную Хуа Ли, чтобы сдать грязное белье. Помещение прачечной было небольшим, но там было очень чисто, и рубашки после стирки выглядели всегда, как новые.