ГЛАВА VIII

Анна сдвинула со лба старую фетровую шляпу Стефена и вытерла лицо одним из его больших красных носовых платков. Было только девять часов, но солнце уже сильно припекало — был конец июня.

— А где ты обучался садоводству? — спросила Анна Моуза.

Моуз перестал рыхлить землю, которую они готовили для огорода. Он оперся на мотыгу и оглядел двор.

— Хорошо будет, если посадить несколько деревьев у того забора, — сказал он, махнув рукой.

Анна посмотрела в ту сторону. «Он прав, — подумала она. — На них будет приятно смотреть, да и тень они дадут».

Ей хотелось устроить и красивый сад, и огород для овощей — помидоров, лука, картошки и капусты. Может, даже сладкой кукурузы удастся посадить.

Мальчики Карэны очистили сад от бутылок и жестянок, от спутанных веревок и сломанных досок, а Стефен превратил крыло здания в садовый сарай для инструментов. Сейчас Моуз рыхлил землю мотыгой, а Анна разравнивала ее граблями.

— Вишневые деревья, — добавил Моуз. — И сливу…

Анна распрямилась и взглянула на него. Его мускулистый торс блестел от пота. Он казался мужчиной, не юношей, хотя Стефен говорил, что ему только восемнадцать.

— Ты так и не ответил на мой вопрос…

Моуз не отрывал взгляд от заднего забора, где однажды зацветут его фруктовые деревья.

— Мой отец работал в одном большом поместье под Бруклином. Огородничал…

— Этим и ты занимался, да?

Стефен сказал Анне, что прошлое Моуза никого не касается, но она не могла удержаться от любопытства. Моуз был членом семьи, обедал с ними каждый день и проживал в комнате рядом с Дэйви.

— Отца забрали охотники за рабами, — продолжил Моуз. — Его и маму отвезли на юг…

— Господи! Рабство — это так жестоко, особенно в такой стране, как Америка, которая столько кричала о свободе.

— Меня они не поймали. Я бегал быстрее, чем эти охотники за рабами.

Моуз высоко поднял мотыгу и ударил ею с такой силой, что Анна вздрогнула. Она опять взялась за грабли, пытаясь быстрее закончить работу.

Стефен рассказал ей, что до того, как Моуз пришел работать в спарринговую комнату, он ловил крыс на мусорных кучах вдоль Ист-ривера. Он продавал полные мешки крыс в спортивный погребок на Водяной улице, где мужчины держали пари, какая из собак больше задушит крыс. Никогда Анна не слышала ничего подобного. Крысиная яма в ее представлении была даже хуже старых конюшен, где обнаженные до пояса женщины борются друг с другом на потеху мужчинам.

Моуз резко обернулся, размахивая мотыгой.

— Я когда-нибудь поеду туда и найду отца с матерью, — сказал он гневно. — А еще… этих охотников за рабами!

Ярость и ненависть в его лице ошеломили Анну. Она стояла неподвижно, уставившись на него. Должно быть, Моуз заметил ее удивление — его гнев сменился печалью.

— Не обращайте на меня внимания, миссис Флин, — сказал он, покачав головой. — Мне некому это сказать.

Анна вспомнила свой яростный гнев на Спинера с его дружками — беспомощный гнев бессилия…

— Ты говори все, что хочешь, Моуз, — сказала она. — Ты имеешь на это право, после всего что пережил.

Они замолчали. Анна думала, как отличается Моуз от других мужчин, окружающих Стефена, — шумных ирландцев, которые выкрикивают то, что думают, не заботясь, слышит их кто или нет. Моуз редко высказывается, но под его молчаливостью таится опасный гнев, тот вид ярости, про который Стефен говорил, что он нужен каждому боксеру, чтобы преуспеть на ринге.

— Миссис Флин! Миссис Флин!

На пороге дома стоял худенький Эди Карэн, поджав босые пальцы на ногах. В руках он держал какую-то бумагу.

— Эди Карэн! Ни единого шага без обуви! Что, я каждую минуту должна напоминать, что надо обуться?

Эди помахал белой бумагой:

— Это письмо!

Анна прислонила грабли к сараю и вытерла пальцы красным платком. Она посмотрела на Моуза.

— Мы так этот огород никогда не закончим…

— Вам и не нужно работать так много на солнце, — сказал Моуз. — Я о нем позабочусь, я и эти мальчишки.

Анна сняла шляпу и забросила ее в сарай со вздохом.

Моуз подарил ей одну из своих редких улыбок:

— Не так уж они плохи, эти маленькие чертенята. Анна поспешила в дом, думая о ноше, которую на себя взвалила — о воспитании братьев Карэнов. Теряя терпение, она отправляла их к Моузу, который позволял им играть в тренировочной комнате и работал с ними во дворе и саду. Он до полусмерти пугал Карэнов и Рори своими рассказами о месте под названием Томбс, тюрьме на Центральной улице, где уголовники, включая детей, гниют годами.

Анна не поощряла запугивание мальчишек, но раз уж Моузовы сказки удерживали ребят от неприятностей, жаловаться было не на что.

На кухне Эди склонился над пачкой бумаги, высунув от старания язык, он писал буквы. Эди брался за учебу охотнее Майка, который корчился и жаловался, когда она пыталась учить его.

Анна заглянула в гостиную, где Майк стоял на табурете, уставясь в окно, с тряпкой в руке.

— В чем дело, Майк Карэн? — спросила Анна. — От гляденья чистоты не прибавится.

Вид у Майка был угрюмый. Его соломенные волосы стояли на голове дыбом — непричесанные и не очень чистые.

— Я отдыхаю, вот и все. И жду не дождусь обеда. Я очень хочу есть.

— Как всегда! Сейчас займись окном — вымой его хорошенько. Я грязных полос видеть не хочу. А когда закончишь, для тебя у меня есть тарелка печенья.

Майк оживился:

— Имбирного?

— Какого же еще, — засмеялась Анна, вспомнив сцену драки из-за него.

Вернувшись на кухню, она села за стол напротив Эди и распечатала конверт. Письмо было от мисс Кэмберуел. Она уже получила несколько записок от миссис Смит-Хэмптон, которая звала ее приехать. У миссис Смит-Хэмптон было кружево для починки и еще ей понравилось маленькое болеро во французском «Модном журнале», и она хотела, чтобы Анна его сделала. Анна обещала скоро приехать.

Меж тем она была завалена работой. Квартира, мужчины с мальчиками — все было под ее присмотром. Магазин «Кристэл пэлейс эмпрориум» заказал поставку им шали кроше. А у нее была возможность делать кружева только в течение нескольких часов утром и вечером, пока Стефен «е поднимется на верхний этаж. К тому же она очень уставала.

Открылась дверь, и вошел Стефен.

— Пришел Сали… Он очень хочет пить, просит пахты.

Сали был одним из его помощников, в обязанности которого входила организация субботних вечерних боев в тренировочной комнате. Он имел особое пристрастие к пахте и Анниным ягодным пирогам.

— Пирог доел Дэйви, — сказала Анна, опуская на колени не прочитанное письмо.

— Сиди, Анна. — Стефен исчез в кладовой.

— Вынеси кувшин, — крикнула ему вслед Анна. — Мальчики тоже выпьют. А Сали отнеси тарелку печенья.

Стефен вернулся с кувшином в руке.

— Не думаю, что он охотник до печенья. — Он заглянул через плечо Эди и посмотрел на аккуратно написанные буквы. — Сейчас уже хорошо. Думаю, что и Рори не смог бы написать лучше.

Из гостиной прибежал Майк:

— Я закончил, миссис Флин!

Анна была занята чтением письма мисс Кэмберуел, в котором был рисунок очень красивого жакета в три четверти длины с узором в виде веток хризантем. Мисс Кэмберуел писала, что она будет очень обязана, если Анна приедет для снятия мерок и закончит работу к августу, когда она планирует выехать в Саратогу.

— Ах, какая красота, — воскликнула Анна, разглаживая картинку: рукава доходили только до локтя, талия была подчеркнута.

— Что это? — спросил Стефен.

— Мисс Кэмберуел хочет, чтобы я сделала такой жакет из кружева. Это будет очень красиво!

Анна подняла глаза и увидела, как Майк, встав коленями на стул, запихивает в рот печенье.

— Сядь как положено и ешь печенье по одному. И оставь брату несколько штук. Эди, прервись на минуту и поешь немного.

Она взглянула на Стефена, наливающего детям пахты.

— А где находится Саратога?

— Около двух сотен миль на север отсюда. Анна снова взглянула на картинку и подумала о мисс Кэмберуел и миссис Смит-Хэмптон, отправляющихся в Саратогу в своих красивых нарядах.

— Думаю, для отдыха место отличное.

— Это для всего подходящее место. И чтобы ничего не делать, а пить воду и наблюдать за обществом, где следят друг за другом. Мы как-нибудь съездим туда, Нэн. Вдвоем…

Анна мельком взглянула на него.

— Ах, да ты с ума сошел, Стефен Флин. Брать меня в Саратогу, когда я не знаю, буду ли я хорошо выглядеть, отправляясь в верхний город,, где живет миссис Смит-Хэмптон.

Стефен поставил кувшин на стол:

— Ну, дорогая, не тебе беспокоиться о приличном виде. Как только они увидят твою красоту, Грей-Мерси-парк и Саратога изменятся навсегда.

— Хватит шутить, — заметила Анна. Она отложила письмо в сторону. — Подожди здесь, я сейчас тебе что-то покажу…

Она торопливо пошла в спальню и переоделась в почти готовую блузку из кремового шелка, на шее и на рукавах украшенную фестонами кружева. Темно-коричневая юбка, отделанная черным кантом, была гладкой и узкой — по последней моде. Для этого костюма Анна вшила в нижнюю юбку обручи, придававшие юбке форму колокола.

Возвращаясь на кухню, она накинула короткий жакет.

— Так я выгляжу респектабельно? — спросила она, появляясь в дверях.

Стефен оглядел ее с головы до ног.

— Сказать «респектабельно» — значит ничего не сказать. — Тон его голоса и выражение лица сказали Анне, что он взялся бы за нее, не будь здесь Карэнов.

— Вы выглядите, как эти леди на Бродвее, — сказал Эди и облизал молоко с губ.

— Как на картине у «Театрального холла», — добавил Майк.

От смущения Анна опустила голову и начала складывать письмо мисс Кэмберуел.

— Красивые перья — это еще не все, что требуется птице, — заметила она. — Сейчас самое время браться снова за работу. Эди, я хочу, чтобы ты вымыл окна на улицу, а Майк поработает над цифрами.

— Ну-у…

— Без возражений, Майк. Я не хочу, чтобы ты рос дурачком, не зная, как к двум прибавить два! — Она взглянула на Стефена. — И вы, мистер Флин… Вам тоже пора возвращаться к своим делам. Что подумает Сали, так долго ожидая вас?

Стефен усмехнулся и повернулся к двери.

— Слушаюсь, миссис Флин, — ответил он, сделав гримасу Майку Карэну. — Раз так, ухожу.

Вечером, сидя за чашкой чаю, Анна не смогла сдержать раздражение.

— Несколько часов в день — это все, чем я располагаю для работы над кружевом.

Стефен погладил ее плечо:

— Я найму прислугу, Нэн. Тогда у тебя весь день будет свободен.

— Благодарю покорно! Я веду свой дом, готовлю на себя и одежду стираю тоже для себя. А кроме того, кто может еще приглядывать как следует за Карэнами?

Стефен улыбнулся:

— Конечно, им нужна только ты. Каждое утро эти мальчишки приходят и кричат твое имя.

— Ах, и не говори, — возразила Анна. — Им нужна только хорошая еда. Или играть с Рори и помогать ему впутываться в неприятности.

Но она не могла не согласиться, что за чем бы они ни приходили — за несколькими монетами, за хорошим обедом и толикой внимания, — Эди и Майк появлялись ежедневно, не пропустив ни единого дня. Анна кормила их и Рори завтраком. Когда Рори убегал выполнять поручения миссис Кэвенах, она давала работу Карэнам. Она позволяла им спать после обеда, поскольку знала, что они мало отдыхают в своем шумном доме, а когда Рори возвращался домой, ребята играли на улице или в спарринговой комнате до ужина.

— Если ты не хочешь отсылать в стирку белье, почему бы тебе не стирать вместе с Пэги? — предложил Стефен. — Таким образом, пока ты работаешь, ты сможешь и пообщаться.

Идея была блестящей. И на следующий день Анна предложила Пэги стирать вместе.

В понедельник они обе склонились над корытами с водой в комнате у двери, ведущей на черную лестницу. Они смеялись и разговаривали.

Карэны приболели немного — Анна накормила их куриным бульоном и отослала домой спать. Дэйви согласился помогать им, но пользы от него не было никакой — он дурачился со стиральной доской и жонглировал кусками желтого мыла.

— Дэйви, — сказала Анна, отступая на шаг от корыта. — Примени-ка свою силу здесь, а я буду делать более тонкую работу.

Дэйви выставил подбородок.

— Это не мужская работа — стирать.

— Думаешь, стоять рядом, играя, как ребенок, это по-мужски? — спросила Пэги.

— Стефен сказал, что мне надо будет таскать воду из котла, — ответил Дэйви. — А о стирке он ничего не говорил.

— Ну что ж, ладно, — сказала Анна. — Тогда развесь белье. Только белое повесь повыше, чтобы белье не волочилось по земле. А сейчас вылей из ведра отбеливатель и подай вон те вещи — я их постираю.

К веревке Дэйви подходил очень неохотно. Пэги наблюдала за ним через окошко, закатывая повыше рукава на пухлых красноватых руках.

— Ну, полюбуйтесь на этого человека! Он скорее на месте умрет, а не повесит пару мокрых трусов.

По тону ее голоса Анна не могла сказать, было ли это комплиментом Дэйви или нет.

— Он не принимает все близко к сердцу, — заметила она. — С Дэйви удобно, как в разношенной обуви.

— Ах, да он просто дурак, — сказала Пэги, отходя от окна.

— Он в тебя влюблен — это ясно как Божий свет! Пэги пожала плечами:

— Сейчас он выглядит получше, чем в первый раз. Тогда он' выглядел так, будто только что вылез из болота.

Щеки Пэги разрумянились, пот увлажнил брови. «Какая красивая, здоровая девушка, — подумала Анна. — Она отлично подошла бы Дэйви. Она смогла бы заставить его работать, а он бы смешил ее до конца дней своих».

— Он никогда не разбогатеет, как Питер Кроули, — сказала Пэги. — А Питер Кроули однажды сделается владельцем мясного магазина.

Анна выжала нижнюю юбку, отделанную кружевами.

— Возможно, у Дэйви никогда не будет магазина, но у него добрая душа и отважное сердце, и он почти не выпивает. В свое время он найдет в жизни место и будет что-то представлять.

Пэги провела пальцем по краю обитого медью ушата, задумавшись.

— Он никогда не лапал меня за грудь, -не пытался задрать юбку…

Анна уставилась на нее ошеломленно:

— Господи! Ох, Пэги, но ведь и Питер Кроули так не поступает!

Пэги смутилась:

— Он хочет, чтобы я ему уступила. Говорит, все так делают до того, как поженятся. Это докажет ему мою любовь.

— Ах! Но ты же не стала этого делать?!

— Нет. — Голос Пэги прозвучал неуверенно. — Это смертный грех! Я его уже несколько раз ударила за это.

Анна склонилась над своей бадьей, закусив губу. Смертный грех! Она подумала о том, что в постели занимается со Стефеном любовью, в то время как замужем за другим человеком.

— Вы считаете, наверное, меня порочной?! — спросила тихо Пэги.

Анна подняла глаза.

— Ах, ну что ты, Пэги! Клянусь, что это не так!

— Мне не с кем еще поделиться. Моя мама убьет меня, если узнает, что я позволяла Питеру трогать себя. — Она помолчала и покраснела еще больше. — Видите ли, он мне не очень нравится, но я не возражаю против его рук. Когда он трогает мои груди, у меня такое ощущение… Конечно, это плохо — без любви чувствовать то, что я ощущаю, но…

Анна с силой била белье. Ей нечего было сказать — она не могла разобраться еще в своих ощущениях.

— Храни себя для человека, которого полюбишь, Пэги. Вот все, что я могу тебе сказать.

Пэги снова посмотрела в окно, глядя, как Дэйви сражается с нижней юбкой.

— Этот Дэйви Райен. Да я буду дурой, если на него взгляну. Скорее в монастырь уйду, чем выйду замуж за человека, как он.

Но в глазах у нее мелькнула нежность. Она невольно улыбалась.

Они вскоре закончили стирку, так что у Анны еще осталось время доделать свой новый костюм.

На следующее утро, вымыв посуду после завтрака и отправив Карэнов работать в огород, Анна села в омнибус и поехала в верхний город.

До этого она лишь несколько раз была в верхнем городе. И почти всегда с Пэги. Они наблюдали, как леди выходили их экипажей перед магазинами Эй Ти Стюарта, подметая мостовую шелками и тафтой. Иногда они ходили в просторный сводчатый дворец Стюарта поглазеть на акры товаров и сотни торговцев. В конце прогулки они усаживались в Венской булочной на углу Бродвея и Десятой улицы и ели розовое мороженое и крошечные пирожные.

Когда же она выбиралась со Стефеном, все было по-другому они ели устриц в барах Бауэри или в кафе, облюбованных продавщицами и механиками, слушали громкую музыку и непристойные истории в театре Бауэри или в саду Ниблоу. Стефен любил ночную жизнь в Бауэри.

Анна больше не помышляла уйти от него. Она уже отложила почти сто долларов в сберегательный банк в Бауэри и получит еще пятьдесят за болеро миссис Смит-Хэмптон и жакет мисс Кэмберуел. Еще несколько оперных сумочек и шалей для «Уристэл пэлас эмпориум», и она сможет вернуть Стефену его. деньги и выйти на собственную дорогу жизни, зарабатывая себе кружевом.

Но уходить она не собиралась. В глазах церкви она жила во грехе — она это понимала: не осмеливалась посещать мессу с той ночи, как легла со Стефеном, да и молиться подолгу перестала, не желая привлекать к себе внимание Бога. В церковь Рори повела Пэги, а не она.

Но Анна никогда не чувствовала себя такой счастливой. Прошлое каким-то образом скатилось с нее; с ним отошли воспоминания об одиночестве и трудностях жизни. У нее очень долго не было любви, не было друзей — никого, кроме самой себя. И сейчас, когда она нашла безопасный и любящий дом, она его терять не хотела.

Прозвенел звонок омнибуса. Анна увидела, что они проехали засаженный деревьями парк с литыми железными решетками забора, который должен быть Юнион-сквером. Стефен сказал, что надо выйти из омнибуса через четыре квартала после сквера; Анна порылась в сумке и достала визитку миссис Смит-Хэмптон, а потом снова посмотрела в окно. В утреннем солнце район выглядел красивым и мирным — казалось, что он расположен за городом. Здесь были деревья и огороды, кусты и большие дома. Анну изумляла нескончаемая энергия города — звуки торговли и строительства, и бесконечная суета.

На Двадцать первой улице какой-то мужчина спрыгнул с омнибуса и помог сойти Анне. Она постояла немного на расслабляющем солнцепеке. Вокруг щебетали птицы, вдали раздавался звук курантов. Полисмен в голубой униформе, сияя медными пуговицами и пряжкой на поясе, дотронулся до фуражки и пожелал ей здоровья. Поблагодарив, Анна поправила свою соломенную шляпку и пошла поперек Восточной улицы. Она смотрела на номера домов, вдыхая аромат роз, слушая в отдалении крики играющих детей. Дети верхнего города, казалось, не так шумно играют, как дети в Бауэри. Анна подумала о вечерах на Брейс-стрит, о разговорах с соседками, наблюдающими за детьми…

Анна остановилась перед четырехэтажным домом напротив огороженного парка. Как и все другие дома на этой улице, этот дом был из гладкого коричневого камня с литыми железными ограждениями. Каменные ступени вели к парадной двери.

Она повернула отполированный медный шар в центре двери, и внутри раздался звонок. Дверь отворилась, и служанка в белом платье и длинном белом переднике пригласила ее войти.

Внутри было величественно и тихо. Всюду царил полумрак. Идя за служанкой по коридору, Анна пыталась рассмотреть строгие портреты на стенах, желто-серые ковры на полу и сравнивала все увиденное со своим солнечным домом, где царили жизнь и счастье.

«Благослови, Господи, — думала она, — продлить эту жизнь на многие дни».

Гостиная наверху была заполнена величественной темной мебелью. Казалось, все было отделано бахромой — от драпировки до абажуров на лампах.

Миссис Смит-Хэмптон поднялась ей навстречу.

— Как я рада видеть вас, — воскликнула она. — Вы прекрасно выглядите. Нью-Йорк вам на пользу.

Она обняла Анну за плечи и прижалась к ее щеке.

— Да, мэм, — ответила Анна, окаменев в объятиях миссис Смит-Хэмптон. — Уверена, он мне на пользу.

— Жара в это время года ужасна, не правда ли? Я переношу ее с трудом.

— Ничего не поделаешь, — ответила Анна. «Она бы лучше себя почувствовала, — подумала Анна, — если бы впустила хотя немного солнечного света и открыла окно, а то и оба».

— Присаживайтесь. Выпьем чаю. Я хочу, чтобы вы мне все рассказали о себе и мистере Флине и как у вас дела. Потом обсудим кое-какие модели, который я придумала.

Глаза Анны привыкли к сумраку. Неожиданно для себя она рассказала миссис Смит-Хэмптон о Рори и Карэнах, о Дэйви и Пэги, о том, как Стефен держит свое обещание больше не драться. Она рассказала и об изготовлении кружев для магазина и упомянула о письме мисс Кэмберуел.

— А у меня удивительные новости, — сказала миссис Смит-Хэмптон, загадочно улыбаясь. — Я жду ребенка. — Она прикрыла щеки руками, как если бы сама мысль об этом заполняла ее существо невообразимым волнением.

— Ох, это же великолепно! — воскликнула Анна, радуясь от всей души.

Они стали говорить о будущем ребенке, о счастье ее мужа и здоровье миссис Смит-Хэмптон.

— Думаю, он теперь мне предан всецело, — покраснев, добавила она с гордостью.

Анна почувствовала короткий приступ зависти, думая, как она была бы счастлива, имея от Стефена детей. Потом напомнила себе, что это счастье, что она бесплодна и не может зачать дитя во грехе.

Когда они рассказали друг другу все новости, разговор перешел на кружевные жакеты и оперные сумочки, а также на обновление летних капоров лентами и кружевными украшениями.

Анна так освоилась, что, когда часы пробили одиннадцать, она неожиданно поняла, что проговорила с миссис Смит-Хэмптон почти целый час, ни разу не смутившись.

Они распрощались наверху, и Анна ушла со служанкой. Спустившись с лестницы, девушка сказала:

— Хозяин хочет сказать вам несколько слов.

— Мистер Смит-Хэмптон? — удивленно спросила Анна.

— Да. Пойдемте. Он вас ожидает.

Они прошли коридором с темными панелями в офис, пропитанный сигарным дымом. Мистер Смит-Хэмптон, сидевший за столом, поднялся. Он выглядел еще пухлее и румянее, чем раньше, — второй подбородок спускался на воротник. Он посмотрел внимательно на Анну и улыбнулся:

— Доброе утро, миссис Флин. Вы прекрасно выглядите!

Анна опустила глаза и уставилась на свои новые перчатки цвета сливок.

— Слушаю вас, мистер Смит-Хэмптон. Ваша жена выглядит превосходно.

— Да-а…

— И какие чудесные новости — вы ждете ребенка. — Анна покраснела, вспомнив, что неприлично говорить о неродившемся ребенке с джентльменом.

— Однако, — заметил мистер Смит-Хэмптон, покачиваясь на пятках. — Надеюсь, что маленькое создание сделает ее счастливой. А сейчас вот что, миссис Флин: я знаю леди, которая чрезвычайно озабочена тем, как бы заполучить вас для изготовления кружев.

— Ах, это было бы чудесно, сэр, — сказала Анна.

— Она живет в отеле «Святой Николай», на втором этаже. Бывает свободна почти всякое утро. Удобно вам зайти к ней в четверг?

— Отлично, сэр, четверг подходит.

— Хорошо. — Мистер Смит-Хэмптон вынул визитную карточку и что-то написал. Вот, — сказал он, подавая ее Анне. — Я уверен, у миссис Синклер для вас работы много.

— Благодарю вас, сэр, — сказала Анна, беря визитную карточку. — До свидания.

На визитку она посмотрела только на улице, остановившись около указательного столба. Она прочитала: «Миссис Вайолет Синклер, апартаменты 210, отель „Святой Николай“, Бродвей между Весенней и Брум-стрит».

«Как странно, что он знаком с женщиной, живущей в отеле, — подумала Анна. — Возможно, она жена одного из его помощников…»

Неожиданно ее озарило — это его содержанка! Никого другого и быть не может!

Она почувствовала такой взрыв негодования, что чуть не разорвала визитку на кусочки. Потом подумала и решила сначала показать ее Стефену — пусть посмотрит, какой бесстыдный этот мистер Смит-Хэмптон, — а уж потом разорвет и выбросит в мусорное ведро.

Анна кинула визитку в сумку и быстро двинулась дальше. Вся она горела негодованием.

Когда она подошла к особняку на углу Четырнадцатой улицы, она изнемогала от жары и жажды. Но она решительно поднялась по ступенькам, держась за балюстраду из цельного гранита, и подошла к двери.

Мисс Кэмберуел приняла ее в гостиной на первом этаже, предложив стакан лимонада. Анна медленно пила благодатный напиток, думая, что мисс Кэмберуел сейчас кажется не такой самодовольной, как на борту «Мэри Дрю». «Возможно, она такой всегда была, — подумала Анна. — Но я тогда была слишком напугана, чтобы заметить это».

Сейчас Анна была спокойна. Они снимала мерки с мисс Кэмберуел и рассеянно слушала ее болтовню о Саратоге.

— Мы тоже туда собирается, — сказала Анна, записывая объем восхитительной талии мисс Кэмберуел.

— В Саратогу?! — недоверчиво произнесла мисс Кэмберуел. — Вы?!

— Я с мистером Флином, и Рори тоже. — Анна мельком взглянула в ее ошеломленное лицо, удивляясь, почему это в благородном обществе не открывают окна навстречу свежему ветерку. — Мы остановимся в большом отеле…

— С вами никто не будет там разговаривать, — холодно сказала мисс Кэмберул. — Вы понимаете это?!

Анна резко повернула мисс Кэмберуел к себе лицом.

— А я и не собираюсь там разговаривать. Я буду принимать воды и наблюдать за скачками с мистером Гилеспи, известным спортивным репортером. Он обещал рассказать мне много интересного…

Казалось, это заткнуло рот мисс Кэмберуел. Во время последующих замеров она едва ли слово сказала. Она даже от испуга заплатила за кружевной жакет Анне вперед.

Когда Анна вышла на солнечный свет, она была более чем довольна собой. Когда приходится иметь дело с благородным обществом, надо быть особенно решительной и не церемониться с ними, сделала вывод Анна.

ГЛАВА IX

Стефен громко расхохотался, когда Анна рассказала ему о миссис Вайолет Синклер.

— Тебе надо пойти, — сказал он. — Если ты не сделаешь ей кружева, она еще кого-нибудь найдет. Тебе от отказа лучше не будет.

— Но получается, что я ее одобряю, — возразила Анна. — Это же ужасно! Мистер Смит-Хэмптон ходит в эту гостиницу, оставляя беременную жену одну. Знаешь, как он назвал своего собственного ребенка?! «Маленькое создание» — вот как. Словно это котенок, чтобы им забавляться.

Стефен отставил чайную чашку:

— Не придирайся так, дорогая. Твои мерки слишком высоки для этого мира.

Его слова заставили задуматься Анну.

— А ведь ты прав. Как я могу осуждать мужчину и его содержанку, когда сама ничуть не лучше.

У нее был такой печальный вид, что Стефен накрыл ее руку своей ладонью.

— Что ты имеешь в виду?

Анна провела пальцем по краю чашки и ничего не ответила. Стефен наблюдал за ней с растущим беспокойством, желая знать, не о себе ли она сейчас думает. Он не хотел, чтобы она жестоко судила себя.

— Нэн, расскажи мне, что с тобой?..

Она подняла голову, и выражение ее лица перепугало его: она вспоминала что-то ужасное.

— Я хочу рассказать тебе кое-что, но боюсь. Он затаил дыхание, готовясь к худшему.

— Говори, ну же. Между нами ведь нет никаких секретов.

Ее голубые глаза потемнели.

— Ты меня возненавидишь… Стефен сжал ей руку:

— Никогда, любимая…

Анна начала рассказывать бесцветным голосом:

— Это случилось со мной, когда я была девочкой. Во время голода… Вскоре после того, как мы похоронили маму и малышей. Я пошла в город с отцом и братом Сином. Папа хотел продать свои книги — последнее, что у него осталось. Владелец магазина их не взял. «Старые книги не нужны никому», — сказал он.

Анна замолчала, крепко сжав руки Стефена. Он не мог отвести взгляда от ее взволнованного лица.

— Продолжай, ну, — сказал он.

И она рассказала ему о запахе картофельной гнили, о голоде, о том, как они шли пешком в городок, как она ослабла от голода… В магазине с манящими запахами отец оставил детей и пошел поговорить со священником. Хозяин магазина ущипнул Анну за щеку и велел ей зайти как-нибудь вечером. За поцелуй он обещал ей дать мешок муки и двух цыплят.

«Поцелуй, — подумала она, — небольшая плата за муку, которой они прокормятся целую неделю».

Через два дня она пришла в магазин. Хозяин отвел ее в маленькую комнатку и повалил на пол, разорвав платье. Он тискал и мял ее ляжки, залез пальцами ей внутрь, расцарапал ее еще не налившуюся грудь… Когда он взобрался на нее, боль была ужасной. Она пыталась бороться, но от голода так ослабла, что не могла даже закричать. Кончив, он был недоволен и рассержен. Дал ей мешок муки, а цыплят не дал. Рыдая, она ушла из магазина.

Анна поникла головой, продолжая изо всех сил сжимать руку Стефена. Он уставился на нее в ужасе.

— Мне было всего двенадцать, — сказала она, — я такая была голодная… И не смогла отбиться.