Нежное прикосновение

Стефен посмотрел на Рори. Все-таки странно, как парнишка, кажется, понимает вещи, которые и взрослого мужчину ставят в тупик.

— Давай-ка двигаться домой, дружище, — сказал он. — Анна нас ждет.

Рори опустил глаза, рот сжался в упрямую линию. «Еще не определился, — подумал Стефен. — Что-то еще есть».

— Ну, что еще? Рори затряс головой:

— Я не хочу, чтобы ты дрался.

Стефен сильно удивился. Потом припомнил свой сердитый обмен речами с Анной в Бэтери-парке, когда она сказала, что Рори боится, что его или убьют, или он станет, как Хэмер. Он ей не поверил: он не мог вообразить, что его мальчишка не хочет, чтобы он дрался.

Он поставил Рори между коленями, взял за подбородок, оторвав с силой от груди, чтобы смотреть ему в лицо.

— Но ты всегда был на моей стороне насчет боя с Били Магири.

Рори не поднимал глаз.

— Это было раньше.

— Да того, как Магири высек меня как следует? Рори кивнул:

— Я перепугался.

— Не хочешь видеть своего старого папу разжалованным?

— Не так сильно, — из глаз Рори хлынули слезы.

Стефен глядел на трясущиеся губы сына, на испачканные, в слезах щеки, и язык его присох. Мальчонка его любит не за то, что он боксер, а за что-то еще, что-то более дорогое, и Стефен даже не догадывался, что бы это могло быть.

Потом он вспомнил о Били, обо всем, что тот сделал. Он женился на Анне и ее иссушил. Украл у нее деньги. Имел ее в постели. Он разгромил салун «Эмирэлд Флейм» и предал ирландское дело. Могут такие бесчинства пройти безнаказанно? — хотелось бы знать Стефену. Может он, будучи мужчиной, отказаться от реванша, и гордости, и чести, от всего — для спасения сына? Может он отозвать вызов Били и отменить бой только потому, что его мальчик любит его?

Ответ пришел сразу.

— Давай я скажу Били, что бой отменяется, — решил он. — И попрошу Анну вернуться. Если так будет?

Рори попробовал улыбнуться, но вместо этого из глаз потекли слезы.

— Она не вернется, пап. Я знаю, не вернется. Стефен обхватил мальчика:

— Ну, посмотрим. Вначале мы должны встретиться.

ГЛАВА XV

Когда они вошли на кухню, Анна вскочила.

— Что ты натворил! — закричала она, схватив и притянув к себе Рори. — Ах, как же мы волновались! Богу прожужжали все уши своими молитвами. И ты еще испортил проводы Эмета…

И она не могла никак остановиться, чтобы не целовать, не прижимать его к груди, а Рори в это время что-то бубнил, жаловался и вырывался. Только насытив свою жажду объятий, Анна отодвинула его от себя, чтобы оглядеть всего. Она послюнявила палец и потерла его щеку.

— Да на тебе больше грязи, чем на грядке с картошкой, — ругалась она. — Хорошо бы Дэйви взял тебя вниз и хорошенько оттер под душем. И это надо — взять для мешка скатерть!

Вокруг собрались люди, тоже желая дотронутся до Рори. Миссис Кэвенах сунула ему в руку чашку шоколада, а Моуз с Эметом с чувством его похлопывали. Рядом пошатывался Джил — изрядно пьяный. Пэги плакала. Пролили шоколад, мужчины отталкивали друг друга локтями, и все обнимали Рори и щекотали его, а он только моргал, счастливо изнемогая.

Анна за всем наблюдала глазами, полными радостных слез. Стефен одной рукой обнял ее за талию. От его улыбки стало спокойно внутри. Она потянулась к нему, чтобы только похлопать по плечу, как уже ее руки обняли его за шею, лицо прижалось к плечу, и она разрыдалась. Все засуетились, она повисла на нем, рыдая, чувствуя, как напряжение в груди тает, уходит. Он прижал ее сильнее, пробежав пальцами по спине вверх и вниз.

— Нэн, — пробормотал он ей в волосы. — Сейчас-то все в порядке.

Когда он отпустил ее, она вытерла щеки пальцами.

— Смотри-ка, плачу от счастья. Честное слово, как хорошо, что он вернулся.

После завершенного дела Стефен казался посвежевшим. Он выглядел таким, каким был в те недели до Били, когда каждую ночь они были вместе.

— Пойдем в спальню, Нэн. Мне что-то надо тебе сказать.

Он взял ее под руку. Анна отпрянула, внезапно чего-то испугавшись. Ей не хотелось быть со Стефеном наедине; она чувствовала себя такой слабой, такой беззащитной.

— Лучше я буду укладывать Рори спать.

— За этим проследит Пэги.

Выражение его лица было таким непреклонным, что она сдалась и позволила увести себя.

В спальне на туалетном столике стоял кувшин с увядшими цветами. Латунная кровать была в беспорядке и требовала немедленной полировки, а пыль всюду была с дюйм толщиной. Анна провела пальцем по туалетному столику и поцокала языком.

Стефен прислонился к стене рядом с окном, наблюдая за ней.

— Мы хотим, чтобы ты вернулась к нам, Нэн. Анна пыталась сохранить спокойствие, стараясь не обращать внимания на то, как заколотилось сердце. Она напоминала себе, сколько Стефен доставил ей радости и сколько ужасных страданий.

— Нэн?

Анна глянула на него пронзительно:

— Как я могу вернуться, если я замужем за Били Магири?

— Нам нужна ты. Рори и я согласны на это. Значит, он просит ее продолжать жить во лжи.

— Так ты считаешь, что это легко. Только вернись, не думая о своих брачных клятвах.

— Мы не можем без тебя жить.

Он спокойно стоял у стены, рукава были закатаны, обнажая мускулистые руки, покрытые золотистой шерстью. Что-то изменилось в нем, подумала Анна. Даже при этой однодневной щетине была видна в— лице мягкость, которую она прежде не замечала.

— А как насчет Розы? — спросила Анна, ожидая взрыва.

— Она умерла, дорогая. Роза умерла.

— Знаю я, что она мертва! — закричала Анна, выведенная из себя его спокойной манерой поведения. — Но ведь в твоем сердце она жива. Разве я не видела по твоему лицу, что ты нас сравниваешь? Я это и по твоему голосу слышала, когда ты кричал на меня, чтобы я не упоминала ее имени.

Стефен глянул виновато:

— Прости меня за это.

— По твоей милости я чувствовала себя никчемной, когда ты сравнивал нас. — Полились слезы, она вытерла глаза.

— Таким же меня самого вынуждала чувствовать

Роза.

Анна вперилась в него, ошеломленная.

— Она была хорошей девушкой, — сказал он. — Все, что я говорил о ней, — истинная правда. Но для меня она была слишком хороша.

Анна ощетинилась:

— А я — нет?

Стефен засмеялся, легко и удивленно: ведь говоря о Розе, он никогда раньше не смеялся.

— Да, Нэн, ты для меня не слишком праведна. Ты как раз по мне — ни лучше, ни хуже. Никто из нас не похож на Розу, но ведь ей и не приходилось никогда страдать или стоять перед тяжким выбором, как тебе или мне.

Анна переплела пальцы, подозрительно следя за ним взглядом.

— По правде говоря, она делала меня несчастным.

Анна выдохнула:

— Да не может быть! Стефен пожал плечами:

— Никогда никому, да и себе самому, я не разрешал так думать до сегодняшней ночи. Она заставляла меня считать, что я все делаю плохо. Она не хотела, чтобы я был боксером. Она не хотела, чтобы я вступал в Братство. Я и в постели с ней не мог быть, чтобы не чувствовать стыда.

— Ну что ты, никогда ты в постели не стыдишься.

— Это с тобой так.

Анна отвела взгляд, вспоминая их страстные поцелуи, возбужденные, сжимающие и хватающие объятия. Ни разу, никогда он не принуждал ее делать что-нибудь против ее воли. Она не способна была вообразить женщину, которая его бы не хотела.

— А как я к тебе отношусь — это касается не только постели. Какая ты есть и какой я — мы похожи. Ты понимаешь меня лучше, чем кто-нибудь еще, да и вообще — как никто. Я не могу позволить дать тебе уйти.

Он снова ее охмурял, завлекая обратно.

— А как же Били? Ведь я его жена.

— Можешь называть так. Но не более того.

— Но до гробовой доски, Стефен. Я навсегда его жена.

— Нэн, ты — моя жена. Ты и Рори, и я, и если не хватает одного из нас, все рушится. Нас именно трое, все мы как бы поддерживаем друг друга в равновесии.

Анна подошла, стала перед ним. В Стефеновом сердце барьеры рухнули, а ее собственные были хрупкими, как стекло.

— Сейчас нас уже будет четверо. Я виделась с доктором миссис Смит-Хэмптон.

Он помолчал какое-то время.

— А ты мне говорила, что детей не будет.

— Тогда я не предполагала, что смогу иметь. Стефен обнял ее за талию обеими руками, опуская их все ниже и ниже по животу. Анна прижалась к нему спиной, давая ему возможность почувствовать, где растет их ребенок. Он целовал ее волосы, шею.

Закрыв глаза, она позволила его пальцам ласкать ее и гладить спереди — всю, сверху донизу, соблазняя и вызывая в ней жар.

— Почему ты не сказала мне ничего раньше? — спросил он хрипло.

— Боялась Били. Боялась, что он на ребенка объявит права.

— На нас он ничего не объявит.

— Ты уверен, точно?

— Били шпионит против собственного народа, Нэн. Если шепнуть слово, то дунул — и нет его. Так что пусть он тебя не волнует. Нам он надоедать не будет ни по какому поводу.

Анна подумала о малыше, которого носит, о том, что ее семья жива только в воспоминаниях, а если об этом куске жизни можно рассказывать, то только как сказку. Отцом ребенка будет считаться мужчина, который не является ее мужем.

И как бы читая ее мысли, Стефен сказал: — Как ты думаешь, захотели бы твои родители, чтобы ты оставалась одна, а не с отцом твоего ребенка?

Анна прижалась лбом к его плечу. Мукой для нее было думать, что ее родители знают о совершенных ею грехах. Но мама всегда говорила, что девушке нужно выбирать в мужья того человека, который лучше обеспечит детей. А отец — он, конечно, хотел бы, чтобы она обрела счастье после всех ее метаний.

— Они, должно быть, посоветовали бы мне оставаться с тобой.

Стефен погладил ее по волосам:

— Я тоже так думаю.

Вначале он поцеловал ее нежно, потом более настойчиво. Анна припала к нему, радостно узнавая родной вкус и запах, ощущение тепла и мускулов под руками. Против ее сердца колотилось сердце Стефена, а в своих глубинах она чувствовала тайное биение сердца ребенка. Счастье, которое она испытывала, было чистым, незамутненным — без сомнений, без ощущений:

Он медленно стал раздевать ее, поцелуями покрывая обнаженное тело.

— Сейчас все для тебя, Нэн…

Он уложил ее в кровать, на льняные простыни, мерцающие при свете лампы, и глядел на нее. Он занимался с нею любовью с нежными словечками, с поцелуями и поглаживаниями, пока ее неопределенное удовольствие не превратилось в острое желание.

— Стефен, — сумела едва она выдохнуть его имя. Жар охватил его, хотя он и не вошел в нее. Он не собирался становиться берущей стороной, наслаждаясь пока тем, что он — дающий. Он прислушивался к ее тихим, отчаянным вздохам, наблюдая испарину и конвульсии ее прекрасного тела. Он понял, что наслаждение Анны — это его величайшая радость, а сердце при этом переполнено любовью.

Когда она отыскала его, он двинулся в нее безоглядно, войдя так глубоко, как ему хотелось. Она сжала его ногами и руками, жадно принимая его сильные удары, ради обморочного восторга, который был знаком, но все еще оставался новинкой.

И он пришел чудесными волнами, экстаз чувственности, который, казалось, продолжался вечно и оставил ее рыдающей.

Они лежали, переплетясь и опустошенные, пульсация наслаждения слабела. Стефен погладил ее щеку:

— Я люблю тебя, Нэн.

Заглянув ему в глаза, она поняла, что это правда. И этого он ей никогда не говорил, даже в моменты самой большой их физической близости.

— Я это поняла.

— Я тебя полюбил еще тогда, за коровьим сараем. Увидев тебя, я понял, что хочу, чтобы ты была в безопасности и счастлива. И, Нэн, клянусь тебе, что этого добьюсь. Никогда тебе не будет опять больно.

В следующее утро Стефен поднялся до рассвета, чтобы сопровождать Эмета на «Гром». На пристани из Эмета прямо прыскали гордость и возбуждение. Он не менее полудюжины раз тряс руку Стефену, и они смеялись и били друг друга по рукам, подталкивая кулаками. Когда раздался свисток парохода, Стефен заключил Эмета в широкое объятие. Парень направлялся навстречу опасности, а Стефен ничего не мог сделать, кроме как пожелать ему счастливого пути.

Он шагал домой при полном рассвете нового дня, наблюдая, как просыпается город. Он едва сомкнул глаза, проведя всю ночь с Анной в объятиях да думая об отплытии Эмета. Ночью он вставал взглянуть на Рори. Он погладил ему волосы, и вдруг Рори засмеялся во сне, коротко, ликующе. Этот смех что-то сотворил со Стефеном, как-то отогрел и исцелил его; ему захотелось плакать от благодарности.

Он посидел на кровати сына в темноте, вспоминая их разговор в трюме «Грома». Подумал об обвинении Рори— что он соблазнил Анну, а потом обвинил ее в безнравственности. Возможно, так оно и было, а возможно — нет. Но одно он знал точно: он требовал, чтобы Анна поднялась до стандартов Розы, хотя самого себя поднять не смог. Он винил Анну за ее недостатки, хотя не разбирал свои собственные ошибки. Но даже разбор этого снял груз с души Стефена. По правде говоря, с него спало так много этого груза, что он почувствовал себя легче, чем позволено чувствовать любому человеку со всеми его конечностями и его разумом.

Проходя через четвертый округ, Стефен купил Анне букетик цветов. Он подумывал зайти в «Большой Шестой», но потом решил побеседовать с Били позже. Ему захотелось застать Анну, растрепанную после сна. При воспоминании об их последней ночи, такой сладкой и приятной, он ускорил шаги. Он взбежал по лестнице в квартиру и успокоился, застав здесь тишину.

Он прошел на кухню, поставил цветы в горшок, потом направился в спальню. Когда он вошел, Анна открыла глаза.

— Ну что, отплыл наш Эмет? Стефен наклонился и поцеловал ее:

— Он уже в пути.

Анна села, зевая, и сильно потянулась. Она спала голая под простынями, и от вида ее поднятых рук, поправляющих волосы, в Стефене от страстного желания все взыграло.

— Гляжу на тебя, — сказал он, присаживаясь на кровать, — такая ты красивая.

Он взял в руки ее груди и поцеловал между ними, а потом еще и горло, и рот, пока ему не стало горячо от желания. Он потянулся рукой под простыни.

Когда он дотронулся до нее, Анна взъерошила ему волосы:

— Ага, да ты, оказывается, жадный?

Стефен заколебался:

— А хорошо ли так много заниматься этим, когда в тебе ребенок?

— Спрашивать об этом в самый раз, — поддразнила она. — После вчерашней ночи.

— Тогда я об этом не думал.

Анна быстро провела пальцем по его щеке и губам:

— Уверена, что хорошо.

Она притянула его ближе, поглаживая ему спину, чувствуя тепло сквозь влажную ткань рубахи. Она ощутила запах вчерашней страстной ночи и подумала, как хорошо бы все повторить.

Он отодвинулся.

— Я собираюсь повидаться с Магири.

— Ах, нет, Стефен. Не сегодня.

Он оперся на локоть и поглядел на нее.

— Я должен ему сказать, что ты остаешься со мной, разве нет? И что бой отменяется.

Сейчас они с легкостью говорили о Били и Розе, без гнева или стыда. «Это просто облегчение, — подумала Анна, — чувствовать такую свободу».

— Что ж, считаю, тебе стоит поговорить.

— И есть еще несколько вопросов, на которые он должен ответить.

— О шпионстве?

— И об этом, и о другом.

Анна ласкала волосы Стефена, накручивая на палец прядь.

— Бедный Били. Амбиций — сколько угодно, а в душе он недотепа.

— Как он мог тебя бросить — выше моего понимания.

— Ах, да я и не нужна была ему, Стефен, по-настоящему. Иметь женщину ему и не хотелось. Он хотел только, чтобы им восхищались мужчины. Он женился на мне, потому что его дружки считали меня хорошенькой, и им даже в голову не пришло меня заполучить. А для Били выиграть меня — все равно что схватить с блюда самое большое пирожное.

Стефен наклонился и поцеловал ее грудь.

— Если ты — пирожное на блюде, дорогая, то я — оголодавший мужчина.

— Спокойно, — сказала Анна, ощущая восхитительное нетерпение, и потянулась к нему, ища застежку на брюках.

Все утро Анна чистила и убирала, и стирала пыль, пока не засверкали окна и не засияла мебель. Она приготовила Дэйви любимое блюдо на завтрак: белый магазинный хлеб, пропитанный горячим молоком и посыпанный сахаром с корицей. На плите томилось рагу, она начистила таз спелых розовых персиков для холодного напитка и пирога. Джил топтался рядом, красноглазый и раздражительный после вчерашней пьянки. Пока Анна трудилась, он выпил кофе и зевал над газетой. После второго похода в магазинчик к миссис Кэвенах Рори убежал искать Карэнов, напомнив Анне сделать фруктового пирога еще и на долю Эди и Майка, которые наверняка очень голодные.

Анна напевала про себя, пока месила тесто. Снова она была в своей веселой, светлой кухне, снова в объятиях Стефена и в его постели. Рори в безопасности и счастлив, а сегодня вечером соседи соберутся в кухне, чтобы отпраздновать ее возвращение.

Но под толщиной удовлетворенности было скрытое течение беспокойства. После завтрака Стефен ушел повидаться с Били. Он обещал там не драться, но что может произойти, кто знает, когда они окажутся вдвоем.

— Ну, взгляни, Джил, этот фруктовый пирог ведь отлично выглядит? — И Анна отступила на шаг, любуясь отлично уложенным тестом.

Джил отвел глаза:

— От этого зрелища меня тошнит.

— Ну и что ты куксишься? — спросила Анна. — Пил бы чай вместо виски, у тебя было бы лучше настроение с утра. А так — давай я тебе сделаю содовой воды?

Джил потер лицо:

— Как хорошо, что ты вернулась, ангел мой. Никто так обо мне не печется, как ты.

— А если перестанешь пить, найдешь хорошую жену. Ну, как же: ведь ты умный человек — вот как сейчас, на тебя и поглядеть можно. И я постараюсь подыскать тебе девушку, если бросишь пить виски.

Джил задумчиво глянул на нее.

— Покажи вначале девушку, тогда я подумаю и решу.

Только успела Анна поставить пирог в духовку, как услышала шаги на черной лестнице. Стефен. Она вытерла о фартук руки и глядела с ожиданием.

Стефен вошел на кухню:

— Нэн.

Джил сразу встал.

— Боже всемогущий! Магири, черт возьми, ты что

тут делаешь?

Анна отступила на шаг, подняв к горлу руку. В дверях стоял Били, стреляя вокруг глазами.

— Все в порядке, Нэн, — сказал Стефен. — Он пришел с тобой поговорить.

— Джил, а тебе лучше уйти, — и он кивнул в сторону двери.

— Черт побери, Стефен, не можешь ты ждать от меня, что я пропущу такой трюк.

Стефен выразительно глянул на него.

— Ясно сказал — уходи.

Джил поднялся со стула и мельком глянул на Анну:

— Если тебе понадобится помощь, мой ангел, только крикни. Я буду рядом. — Он прошмыгнул позади Били, качая головой.

— Может, Били, хочет чашку чаю, — сказал Стефен.

Анна двигалась, как в трансе.

— Простите меня— сказала она, отодвигая стул. — Били, милости просим в наш дом.

Нахальная манера поведения Били исчезла: он выглядел сокрушенным, даже испуганным.

Анна мельком глянула на Стефена, страстно желая, чтобы он что-нибудь объяснил, но он только успокаивающе улыбнулся. Только она потянулась за заварным чайником'на столике, как Стефен сказал:

— Смелей, Магири. Расскажи ей то, что рассказал мне.

Били повел широкими плечами.

— Мы не были женаты по-настоящему. Никогда не были.

Анна задрожала, у нее затряслись руки. Стефен забрал у нее чайник.

— Присядь, Нэн, и послушай.

Пока Били говорил, он не отрывал от стола глаз.

— Все это был трюк — женитьба на тебе. Я это сделал на пари. Я хотел только тебя взять там, за скалами, где мы обычно сидели на пляже. Парни сказали, что ты никогда мне не отдашься, когда ты отбилась. Я прямо взбесился и решил им доказать, что добьюсь своего, и на тебе женился.

Анна почувствовала, как запылали ее щеки.

— Мы были женаты, — сказала она, почти прошептала. — Так или иначе мы были женаты.

Били сильно смутился и покрутил головой:

— Я не католик.

— Что? — Анна повернулась взглянуть на Стефена. Он стоял позади нее, скрестив руки, внимательно слушая Били.

— Я не католик, — повторил Били снова. — Мой прапрадед отпал от церкви. Он сказал: это единственный способ обойти законы, которые мешают человеку старой веры занять хорошее место где-нибудь в Ирландии. Он привел своих мальчишек в протестанты, и с тех пор наша семья придерживается этой веры. — Он мельком взглянул на Анну. — Когда подошло время венчаться с тобой, я заплатил служке святой Бригиды два фунта, чтобы он выправил для меня справку о крещении. Отец Руни на это смотрел очень неодобрительно.

По спине Анны побежали мурашки. — Так что это значит, в самом деле? Но она знала, что это значит: в глазах церкви она и Били никогда не были женаты. Это обозначало, что их брак никогда не существовал.

Смятение Анны обратилось в ярость. Все ее представления о себе были перевернуты вверх тормашками. Она вспомнила о тех ночах, которые провела в постели с Били, об отчаянии, когда он ее бросил, о чувстве вины перед Стефеном, об угрызениях совести из-за своей жизни во грехе. И это все было бессмысленным, ничего не стоило. Сам ее брак был ложью, просто ставка в пари среди шайки дублинских головорезов.

Еще не осознав, что она сделает, Анна вскочила. Она перегнулась через стол и со всей силой ударила Били по лицу. Пропустив удар из-за неожиданности, он даже пошатнулся на стуле. Сила удара была такова, что боль в Анниной руке отдалась во все тело.

Стефен схватил ее сзади:

— Хватит, Анна, достаточно. Били вскочил, сжав кулаки:

— Помилуй Бог, не потерплю этого от женщины.

— Заткнись, Магири, — сказал Стефен.

Анна билась в руках Стефена, пытаясь вырваться.

— У тебя есть стыд или нет? — визжала она на Били. — Будь ты проклят!

— Анна! Прекрати сейчас же! Я не отпущу тебя, пока ты не возьмешь себя в руки.

Она кипела от ярости: ей хотелось сдавить горло и придушить, придушить этого Били.

— Прямо-таки буйнопомешанная, вот кто она, — выдохнул Били, поправляя галстук. — Она тебе очень подходит, Флин. Бросается, как бешеная кошка, да и характер тоже поганый.

— Джил! — закричал Стефен.

Открылась дверь с черного хода, и Джил просунул голову.

— Нужно помочь, парень?

— Покажи Магири выход.

Джил взглянул на Анну, и у него глаза на лоб полезли.

— Иисусе Христе! Магири, похоже на то, что она хочет тебя лишить жизни.

— Чтобы тебя черти забрали совсем! — вопила Анна, пока Били торопливо шел к двери. Она оттолкнула Стефена и пронеслась в спальню, хлопнув дверью.

Она села на кровать, вся дрожа в ознобе от шока, пытаясь понять, что все это значит. Она начищала дом Били, и стряпала, и чинила его рубашки. Но хуже всего то, что она ложилась с ним, когда бы он этого ни пожелал. Она считала, что выполняла требования божественной святости брака, а все, что делала, было жизнью блудницы.

Вошел Стефен:

— Ну, Нэн, оставь это. Все это в прошлом.

— Убить его готова.

Стефен сел рядом с ней и дотронулся до плеча. Анна отвернулась.

— Он мучил меня и загубил мою жизнь.

— Твою жизнь он не загубил. Все это прошло, все, что он сделал. У тебя сейчас новая жизнь, светлая — со мной и с Рори, и с этим малышом, который родится. Не позволяй Магири все это отравить.

Анна обхватила голову руками. Может быть, это как раз то, что она просила у Бога? То, что освободит ее от Били, так что она сможет по-настоящему стать Стефену женой?

— На Этой неделе мы поедем в Саратогу. Ты отдохнешь и будешь обрастать жирком и наблюдать за скачками вместе с Джилом. Снимем комнату в гостинице, какая понравится. Там для тебя работы не будет никакой, хотя я просто не представляю, как ты продержишься без шайки мужчин, за которыми нужен глаз да глаз.

Анна почти не слышала слов Стефена. Брака с Били нет, никогда не было этого брака. Всего за секунду она превратилась в другого человека, с другим именем. Она никогда не была Анной Мэси, а только Анной Кируен. И Анной Флин. Внезапно она осознала, что ее брак со Стефеном реален, тогда как венчание с Били было шарадой.

— Ничего не загублено, Нэн, — продолжал говорить Стефен. — Мы вместе навсегда.

Он отнял руки от ее лица и взял их в свои. Он больше ничего не сделал, и за это она ему была благодарна. Ей нужно было посидеть тихо и подумать.

Постепенно она стала чувствовать запах кипящих на тихом огне тушеных овощей с мясом, аромат запекающихся персиков. Вспомнила о том, что на обед Рори приведет Карэнов и, само собой, будут Дэйви и Моуз.

— У меня полно дел, — сказала она, — вставая. Стефен проводил ее до кухни. Она сняла котелок с овощным рагу с огня и стала расставлять тарелки. Когда ставила их, то думала о словах Стефена и поняла, что он прав. Не имеет значения, как она сердита на Били, тратить время на горечь обиды и проклятий ей незачем. И не нужно ей думать о прошлом, когда так много чего происходит в настоящем.

— Пэги говорит, что сейчас, когда уехал Эмет, Дэйви каждую минуту ей делает предложение, — сказала она. — А Джил сказал, что бросит пить, если я найду ему хорошенькую девушку в невесты. Ох, еще ведь миссис Смит-Хэмптон прислала записку. Она решила, что я должна сделать все приданое для ее малыша.

Стефен наблюдал за ней.

— Так, хорошо. Дел масса, верно?

Анна остановилась и взглянула на Стефена.

— А что его заставило признаться? Уверена, что не хотел это делать.

— Я ему кое-чем пригрозил.

— Что знаешь о его шпионстве?

— Шоу подтвердил, да и другие тоже. Это значит, что оброни я словечко — и Били мертвец. И он это знает!

Анна нахмурилась:

— А как ты узнал, что он на мне женился обманом?

— Разве он сам признается в таком о себе? Он хотел информацию об оружии в обмен на твою свободу. Я ему посоветовал рассказать мне правду о твоем браке, или я проговорюсь, что он шпионит. Он немного побушевал, но долго не упирался. Он согласился задержаться в Нью-Йорке проследить за аннулированием своего дела. Это займет какое-то время, Нэн, надо получить подтверждение из Ирландии. Но как только это произойдет, в тот же день Били уедет. Он говорит, что всегда мечтал о Калифорнии.

Анна закончила раскладывать приборы. Она взяла горшок с цветами с кухонного столика и поставила его на середину стола.

— Он всегда болтал о Калифорнии.

— Он знает, что если он не сбежит туда, мы его притянем. Братство шпионов не щадит, и однажды ему придет конец— от пули или от ножа. А он не такой уж храбрый, наш Били, когда дело доходит до этого.

Анна взяла чашку и положила немного рагу. От сердца отлегло, гнев смягчался.

— И тогда мы обвенчаемся как надо. В церкви.

— В церкви святого Пэтрика, только в ней, обещаю. — В тоне Стефена прозвучала хрипловатая нежность, он улыбался.

Анна поставила чашку и посмотрела на него: гнев совсем растаял.

— Ах, Стефен, — сказала она.

Она потянулась к нему, но остановилась, услышав гром шагов на лестнице, звуки юных голосов.

— Господи, помилуй нас! Это Рори и Карэны. — Она потянулась за другой чашкой. — Сейчас иди и зови Дэйви и Моуза. И Джила тоже, если он способен поесть. А ты помойся. Я не хочу, чтобы остывала моя стряпня.

Руки Стефена кольцом обхватили ее талию.

— Пусть они подождут.

— Но, Стефен…

— Поцелуй меня.

Он прижал ее к себе и поцеловал. А потом еще раз. Анна повисла на нем, запустив пальцы ему в волосы.

— А обед… — прошептала она против его рта. — А мальчишки…

— Успокойся, — промурлыкал Стефен, и Анна успокоилась. Губы его были теплые, раскрылись, большие руки крепко прижимали ее. И он целовал ее до тех пор, пока она не ослабела от счастья, пока они не проскользнули в свою уединенную комнату, которая принадлежала только им, только им одним.

Когда с грохотом открылась дверь и на кухню ввалились Рори и Карэны, с криками и прыжками, Анна уже вообще ничего не слышала.

ЭПИЛОГ

— Индейское лето, — повторила Анна.

Это выражение было для нее новым, но звучало очень приятно, потому что это время было прекрасным, с красным и золотом в листве, прозрачным воздухом и с солнцем, теплым, но не жарким.

— Вот какое время года так названо, — пояснил Стефен. — Хотя какое это имеет отношение к индейцам, не знаю.

Анна прислонилась головой к обманчивой спинке кресла-качалки на веранде и посмотрела на него. Он был очень красив — волевые черты лица, сильное тело. Он выезжал с группой мужчин на остров, чтобы начать строить коттедж, потом достраивал его с помощью Дэйви, Моуза и трех парнишек. Сейчас было начало октября, их последний в сезоне выезд.

— Мне так хочется еще на денек задержаться здесь…

— Ты ли это, миссис Флин? Я был готов держать пари, что тебе быстро наскучит медовый месяц и ты поспешишь вернуться к Рори и Карэнам…

Анна сжала его руку, ей, конечно, не хватает Рори и деловитой жизни на Брейс-стрит, но она не готова прервать это пребывание наедине со Стефеном. Ее волнения были позади, так же как и поддельное замужество с Били Магири. Она— миссис Флин, с благословения священника, имеющая право на все дозволенные браком удовольствия, которыми она никак не могла насытиться.

Анна глядела на синие воды освещенного солнцем залива. Она как-то сказала Стефену, что хочет сидеть на веранде, делать кружева и смотреть за детьми, играющими в песочнице. И он построил ее — она шла вдоль двух стен дома.

— Скоро придет катер, — сказала она, — а я еще не уложила вещи Кэтрин.

Она посмотрела на розовые пухлые щечки дочери, уютно устроившейся на руках Стефена. Она сладко спала, изредка вздыхая во сне. «Это был год счастливых благословений», — думала Анна.

Стефен покачал младенца и улыбнулся.

— Ей повезло родиться в медовый месяц родителей.

— Она самая счастливая девочка на свете, — добавила Анна. — Ее все любят — и Рори, и Джил, и Моуз… Она просто купается в нашей любви. Миссис Смит-Хэмптон всегда просит приносить ее с собой. Они так смешно булькают с маленьким Адамом, ты бы только видел!

— В комнате для спарринга парни говорят, что Кэтрин — самая красивая девушка в Нью-Йорке…