— Филипп, прошу вас! Мне нужно время, чтобы привыкнуть к мысли выйти за вас замуж.

Он нахмурился, глядя на нее так, как будто был судьей, готовым вынести вердикт.

— Похоже, вы наконец-то приходите в чувство.

Она выдавила из себя улыбку.

— Это так неожиданно, вот и все.

— Да, конечно. — Он самодовольно ухмыльнулся, и Лауре захотелось ударить его кулаком. — Я уверен, вы не могли даже представить, что вам так повезет и вы станете миссис Гарднер.

— Конечно, не могла.

— Ну хорошо. Но только не тяните время, Лаура. Я никогда не отличался особым терпением. — Он одернул полы жилета. — Простите меня, я обещал следующий танец Джулиет Марсдейл.

Лаура наблюдала, как он удаляется. Ей хотелось убежать и спрятаться, но прятаться было негде. От долга и ответственности не убежишь. Она должна выполнять желания отца, даже если эти желания уничтожат ее душу.

Она взглянула на Коннора, следя за каждым его движением, наблюдая, как свет отливает сапфиром в его густых черных волосах, скользя взглядом по изгибу его улыбающихся губ и желая прикоснуться к ним. Ей был нужен он, и только он. Но сейчас он был так же далёко от нее, как тогда, когда жил, отделенный от нее тысячей лет.

Остин стоял около одной из трех французских дверей, выходивших на террасу, глядя, как его жена танцует вальс с Коннором. Было время, когда Сара чувствовала себя неуверенно на танцевальном полу, и вот теперь она, ослепительная и прекрасная, кружится в руках человека из другого мира и времени.

В его душе ярче солнца горела гордость — гордость за прекрасную леди, подарившую ему сына и больше счастья, чем он считал бы возможным. И восхищение молодым человеком, воплотившим в себе все, чем когда-либо обладал его народ. Они с Коннором действительно были родственниками — в самом прямом смысле.

Коннор был просто потрясающим человеком. Он прожил в этой стране меньше недели, а уже воспринял ее язык и культуру. Более того, Коннор покорил этот век. Он в гораздо большей степени казался в этом мире своим, чем большинство гостей на балу.

— Разве ваша жена не ждет ребенка?

У Остина напряглось все тело, когда к нему подошел Фрейзер Беннетт.

— Правильно. Ребенок должен родиться в августе.

Фрейзер неотрывно смотрел на Сару и Кон-нора.

— И вы думаете, что было разумно позволить вашей жене танцевать с этим дьяволом?

— Если бы я думал, что ей что-то грозит, я бы не подпустил Сару и на милю к этому человеку.

— Тех, кто занимается магией, всегда тянет к юным матерям. — Фрейзер взглянул на Остина и улыбнулся. — Будьте осторожны, Остин. Этот человек может околдовать вашу драгоценную супругу.

Остин искал внутреннего равновесия, чтобы утихомирить закипающий в нем гнев.

— Фрейзер, Коннор мечтает околдовать одну-единственную женщину. Фрейзер выкатил глаза.

— Вы по-прежнему верите, что он проделал весь этот путь ради женщины?

— У меня нет причин думать по-иному. — Остин спокойно встретил ледяной взгляд Фрейзера. — Послание, полученное от его матери, его поведение-все подтверждает гипотезу, что Коннор прибыл сюда, чтобы добиться руки Лауры Салливен.

— Если это верно, а я в это не верю, — Фрейзер отвел глаза, и его руки сжались в кулаки, когда он посмотрел на Коннора, — как вы полагаете, что сделает юный чародей, когда обнаружит, что желанная ему женщина обещана другому? До вас дошли слухи о ее помолвке с Филиппом Гарднером?

Остин кивнул.

— Я бы не рискнул быть рядом с ним, когда он разозлится. Он может совершить что-нибудь ужасное.

— Я не верю, что он опасен.

— А я не собираюсь допускать, чтобы ваше попустительство стало причиной катастрофы.

— Вы находитесь здесь как наблюдатель, Фрейзер. — Остин улыбнулся, посмотрев прямо в глаза Фрейзеру. — И я не потерплю никакого вмешательства.

Фрейзер облизал языком пересохшие губы.

— Синклер, вам меня не запугать. Я намереваюсь сделать все, что в моих силах, чтобы устранить эту угрозу.

Остин смотрел, как Беннетт шагает к столику с прохладительными напитками, за которым стоял в одиночестве Генри Тэйер. Карие глаза эмиссара следили за каждым шагом Кон-нора. Остину не нужно было слышать разговор, чтобы знать, какие злобные подозрения Беннетт нашептывает Генри на ухо. Если он сумеет настроить Генри против Коннора, будет трудно убедить правящий совет в противоположном.

Остин взглянул на Коннора, размышляя, каким образом защитить ирландского чародея от зла.

Коннор почувствовал, что Лаура призывает его — отчаянная мольба тянула его к ней. Он ощутил ее боль на расстоянии, как будто глубокая, пульсирующая рана образовалась в его сердце. Он застыл в середине зала, оглядывая помещение в поисках Лауры.

— Что-то случилось, мистер Пакстон? Коннор посмотрел на милое лицо своей партнерши. Леди Сара Синклер смотрела на него, и в ее миндалевидных глазах блестела тревога.

— Прошу прощения. Пожалуйста, извините меня, но я должен найти мисс Салливен.

— Что-то случилось? — переспросила леди Синклер.

— Не знаю точно. Но знаю, что я нужен ей. — Он покинул леди Сару посреди зала, в вихре разноцветных платьев, не подозревая, как этот поступок выдал его чувства. Он знал только то, что нужен Лауре, и должен найти ее.

Лаура стояла у стены в углу зала, прячась за листьями пальмы, которая росла в бронзовой кадке, стоявшей на полу рядом с ней. Она стояла молча и неподвижно, как мраморная статуя, и ее лицо было белее белых роз, вышитых на плече ее платья. Когда она заметила приближающегося Коннора, ее губы раскрылись, но ни одного слова не вырвалось из них, только тихий звук, подобно приглушенному крику раненого лебедя.

— Лаура, — прошептал Коннор, прикасаясь к ее руке. Энергия ее чувств хлынула в него, как река, прорвавшая плотину, и от ее боли у него перехватило дыхание. — Что такое, любовь моя? Что с тобой?

— Пожалуйста… — прошептала она. — Не здесь. Подальше от этих людей…

Он взял ее под руку и повел прочь из зала.

Ноги Лауры дрожали, когда она с Коннором шла по коридору. Музыка, смех и разговоры затихли вдали, как будто их отрезал темный занавес. Коннор открыл дверь и провел Лауру в гостиную, в которой она бывала несколько раз. Лаура стояла в полосе света, проникающего сквозь открытую дверь, вдыхая запахи воска и лимонного масла, пропитавшие холодный воздух.

Это была гостиная для тех, кто заслужил привилегию получить место в царстве Эстер Гарднер. В один прекрасный день Лауре придется сесть рядом с королевой на ее ампирном диване, как несчастной принцессе, которой невозможно уклониться от такой милости. Она вздрогнула, представив себе эту сцену.

Над головой вспыхнули лампочки, осветив золотые ирисы, вышитые на ковре благородного синего цвета у нее под ногами. Дверь закрылась. Она почувствовала, как сильная рука прикоснулась к ее плечу и тепло Коннора затопило ее благословенным солнечным светом посреди зимнего холода.

— Скажи мне, что тебя печалит, любовь моя. Скажи мне, как мне развеселить тебя.

Она повернулась лицом к нему, глядя в его синие глаза. Если бы только судьба была более милосердна! Если бы она могла смотреть в его красивые глаза каждый день своей жизни! Но судьба жестока к ней. И им осталось так мало времени, чтобы побыть вместе…

Она протянула к нему руку, дотронувшись до его щеки, видя, как проступают под гладкой кожей темные точки тетины.

— Обними меня. Пожалуйста, обними меня.

— С превеликим удовольствием, — прошептал он, обнимая руками ее за талию.

Она обхватила руками его за шею, прижимаясь к нему, впитывая его тепло и силу, как умирающая женщина, пытающаяся вернуться к жизни. Она прижалась лицом к его шее, вдыхая теплый запах мускуса и лимона.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Я хочу, чтобы ты знал: что бы ни разделяло нас, я всегда буду любить тебя.

— Я не брошу тебя, любовь моя. — Он еще крепче обнял ее, а затем слегка отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо. — Сколько бы полнолуний ни приходило и уходило. Сколько бы заклинаний ни творила Софи, ничто не сможет разлучить меня с тобой.

Если не считать ответственности, которая обхватила ее шею, как удавка… Лаура прикоснулась ладонями к его подбородку, глядя на него, пытаясь сохранить в памяти черты его лица. Но только смотреть на него ей было мало.

Она провела пальцами по гладкой дуге его черных бровей, по густым черным ресницам, которые затрепетали под ее прикосновением. Коннор стоял тихо и спокойно, как языческий Бог, радующийся любопытному прикосновению смертной женщины. Она помедлила у изгиба его улыбающихся губ, поглаживая его кожу кончиками пальцев, глядя на него, чтобы сохранить черты его лица между страниц памяти. Никто не сможет лишить ее воспоминаний о Конноре.

— Ты такой красивый, — прошептала она. — Мечта, воплощенная в жизнь.

Он нагнул голову, и она встала на цыпочки навстречу его поцелую, встретив его губы со всей любовью и страстью, которая копилась в ней с того момента, когда она впервые увидела его. Она обхватила руками его за шею.

Такой и должна быть жизнь — радостное соединение мужчины и женщины, два сердца, бьющиеся в унисон, две жизни, освещенные одним да тем же ослепительным сиянием. Она обнимала Коннора, пытаясь быть к нему ближе, прижимаясь своим ноющим сердцем к его крепкой груди.

В его горле зародился стон. Его руки скользили по ее спине, распространяя тепло, которое проникало через шелк платья и вызывало у нее желание почувствовать прикосновение его рук к своей голой коже.

— Лаура, — прошептал он, водя губами по ее щеке. — Позволь мне любить тебя, как я должен тебя любить — всем моим сердцем, душой и телом.

Она запустила руки в его густые волосы, ухватившись за шелковистые пряди, когда он ласкал нежную кожу у нее за ухом. Мечты, смешавшиеся с реальностью, вызывали в ней желание, такое сильное, какого она не могла вообразить. Именно этого она искала всю свою жизнь — любви и ответного чувства, страсти, грозившей поглотить ее.

А как же ответственность?

Она обещана другому.

Она не может принять его восхитительное обещание.

Она потянула его за волосы, отводя его губы от своей щеки, и посмотрела в бездонную синеву его глаз, видя, что в них горит любовь и желание. Ее ожидала зима до конца жизни, а лето было рядом — только руку протянуть.

Он крепко обнимал ее за талию, его лицо исказилось гримасой боли, в глазах светилось нескрываемое желание.

— Лаура, я хочу тебя! Здесь! Сейчас!

Она раскрыла рот, но слова протеста, не успев раздаться, были сметены желанием. Разве в жизни существует справедливость, если им с Коннором навсегда будет отказано в радости разделять сердца, тела и души?

Его руки скользили по ее спине, распространяя тепло.

— Любовь моя, будь моей!

Один восхитительный момент тепла и света — вот все, что было ей доступно. Одно мгновение, чтобы дать ей силу прожить всю оставшуюся жизнь. Она прижалась к Коннору, раскрывая губы под его поцелуем и пробуя на вкус вечность.

В это мгновение ничто не имело значения. Ничто, кроме вкуса его губ, прижимающихся к ней, тепла его тела, проникающего в нее, обещая бесконечное лето.

Он провел руками по ее спине, и крючки расстегивались под его пальцами, как по волшебству. Зеленый шелк соскользнул с плеч Лауры, когда он поднял ее на руки и опустил на мягкий ковер, украшенный золотыми символами королевской власти. Он лег поверх нее, целуя ее губы, щеки, глаза, расстегивая на себе одежду, срывая с себя фрак, галстук, жилет…

Лаура вцепилась в запонки на его рубашке, отрывая их от белой ткани, стремясь к теплу его кожи. Ее пальцы скользили по шелковистым черным волосам. Она чувствовала себя свободной, не связанной правилами и ответственностью, которая сковывала ее железными обручами. Эти узы были крепче. Цепь, привязывающая ее к этому человеку, была гораздо сильнее, чем те, что выкованы из железа и стали.

Лаура тяжело дышала, откинув назад голову, пока он снимал с нее лиф, обнажая белую грудь, поднятую тугим корсетом навстречу огню его губ. Медальон, который он носил, прикоснулся к ее лифу, когда он опустил голову.

— О Господи! — прошептала она. Это оказалось сильнее, чем любой сон, это нежное прикосновение его рта к коже, словно горевшей в огне.

— Такая красивая… — пробормотал Коннор, глядя на нее. Он обхватил ее грудь ладонями, потирая большими пальцами туго натянутые, звенящие соски, пока Лаура не начала задыхаться от почти невыносимого удовольствия, волнами расходящегося по телу.

Он приподнял ее юбки, и шелк и лен поднялись горами у нее на поясе и рассыпались по сине-золотому ковру.

— Зачем столько одеяний? — сказал Коннор…

Лаура подняла бедра, глядя на него, зачарованная зрелищем его загорелых рук на своих белых панталонах.

— Но эти кажутся мне очень милыми. — Он расстегнул три жемчужные пуговицы и начал снимать с нее панталоны. В его глазах блестело желание. — Все эти женские облачения очень возбуждают.

Лаура прикусила губу, когда он стянул панталоны с ее бедер, ляжек, сорвав их совсем. Но она не чувствовала стыда. Ей казалось, что она зачарована, как будто он завладел ее волей — полностью и безвозвратно.

— Я как будто достаю на свет сверкающий драгоценный камень. — Он мягко прикоснулся пальцами к внутренней стороне ее бедер.

Лаура затаила дыхание, вспомнив, как он прикасался к ней во сне. Неужели все происходит за пределами сказочного царства их тайной долины? Но не успел этот вопрос возникнуть в ее уме, как он ответил на него нежным поцелуем.

— О, мой… — Она с шумом втянула в себя воздух и запустила руки в теплые черные волны его волос, прижимая его к себе, упиваясь каждой минутой запретного удовольствия.

Восхитительные чувства переполняли ее, но она хотела познать истинную радость их соединения.

— Мы принадлежим друг другу, — шептал он, прижимаясь к ней. — Всегда принадлежали и всегда будем принадлежать.

Она содрогнулась от правоты его слов. Внутри нее замерцало и разгорелось пламя, подобное тысяче крошечных огоньков, когда его плоть прикоснулась к ее влажной плоти. Она подняла бедра ему навстречу, и он погрузился в нее.

За всю ее жизнь ни один мужчина не сможет обладать ею так, как обладал сейчас Коннор.

В будущем ее ожидали тяжкие узы супружеского долга с нелюбимым человеком. Но это мгновение навсегда останется с ней. Она будет хранить это воспоминание все последующие годы.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— Ты — моя жизнь, — ответил он, глядя на нее, как будто ему нужно было смотреть в ее глаза с того момента, как она пересекла порог, за которым не было возврата.

Она почувствовала резкую боль, когда он достиг ее девственного барьера. Он закрыл глаза, всасывая в себя воздух, как будто чувствовал ее боль. А затем боль исчезла, растворившись в тепле, волнами исходящем от Коннора.

Потом не осталось ничего, кроме удовольствия. Из спящей девушки она превращалась в страстную женщину.

— Коннор! Коннор! — шептала она от радости.

Он поцеловал ее, прижимаясь к ней губами и засунув язык ей в рот, его плоть наполнила ее до самых глубин и, казалось, что сейчас они расплавятся от жара и энергии, возникающей между ними. Древний золотой медальон, нагревшийся от его кожи, терся об ее грудь, лаская ее теплом.

Она обнимала его руками и ногами, двигаясь в ритме, который все возрастал и расходился волнами, пока во всем мире не осталось ничего, кроме этого ритма, этого поединка между мужчиной и женщиной. Всем своим существом Лаура подчинилась судьбе, которая предназначалась ей от начала времен, сотрясаясь в объятиях Коннора и шепча его имя, чувствуя, как его тело напрягается и изливается в нее, слыша, как с его губ срываются звуки ее имени.

Она вздохнула, когда он расслабился и его теплое дыхание всколыхнуло влажные локоны у нее за ухом. Если бы только она могла быть с ним до конца жизни! Лаура вздрогнула, когда подумала, что ее ожидает вместо того счастья, которое она нашла в объятиях Коннора.

Он отстранился от нее и, приподнявшись на локте, заглянул в ее лицо.

— Что такое, любовь моя? Чего ты испугалась?

Она дотронулась до его шеи, почувствовав пальцами теплую и влажную кожу. Правда Таилась между ними, как демон, угрожая уничтожить счастье. Она не могла сказать ему, что обещана другому — не сейчас, когда она все еще чувствовала внутри себя его теплую плоть.

— Кто-нибудь может сюда зайти.

Он улыбнулся.

— Мы неприлично ведем себя на балу? Она провела пальцами по изгибу его губ.

— Боюсь, что поднимется страшный скандал, если кто-нибудь хотя бы заподозрит, чем мы тут занимались.

— Иногда приличия могут ужасно раздражать. Она улыбнулась, глядя в его красивые глаза.

— Да.

Мгновение он, казалось, боролся с желанием успокоить ее страхи, оставшись здесь и снова и снова доказывая ей свою любовь.

Мысль о том, чтобы опять заниматься с ним любовью, рискуя быть застигнутой врасплох, была очень соблазнительной. Такой скандал расстроит все сватовство Филиппа. Но одновременно погубит ее отца.

— Коннор, прошу тебя, мы должны вернуться на бал.

Громкий вздох, вылетевший из его груди, согрел ей кончики пальцев.

— Сейчас посмотрим, сумею ли я надеть на тебя обратно все эти вещи.

Она застонала, когда он отстранился от нее, лишая ее нежного тепла.

— Хватит. — Он поцеловал ее, нежно обласкав губами. — Иначе я забуду про все свои наилучшие намерения.

С помощью Коннора она привела в порядок свой наряд и поправила прическу. Покончив с этим, она осмотрела тронный зал Эстер Гарднер, задержав взгляд на голубом бархатном диване, где ей в один прекрасный день предстоит сесть, изображая из себя идеальную супругу человека, которого она никогда не полюбит.

— Не смотри так уныло, любовь моя. — Коннор погладил ее щеку кончиками пальцев. — Это только начало. У нас впереди целая жизнь.

Она взглянула в его прекрасные глаза, видя в них любовь, которая могла бы длиться вечность. Любовь, которую она не могла ему подарить.