Трио (№3) - Возлюбленная колдуна

— Да. — Коннор обернулся через плечо и нахмурился.

— В чем дело?

— Мне показалось, что за нами следят. Лаура тоже обернулась, не увидев никого, кроме нескольких людей, двигавшихся по усыпанному снегом тротуару.

— Вероятно, это служитель хотел убедиться, что ты нашел дорогу.

Коннор улыбнулся, и в его глазах зажглось тепло, которое согревало Лауру, как сильные руки.

— Я всегда знаю дорогу, когда ты рядом.

— Оставь свою лесть для тех, кому она нужна.

— А я думал, что все женщины любят лесть.

— Возможно, ты мог покорить любую леди девятого века своими ужимками, но ты сам скоро убедишься, что я не поддамся твоим сомнительным чарам.

На его губах заиграла дьявольская усмешка, от которой ее сердце забилось быстрее, и он подмигнул.

— Когда-нибудь, любовь моя, ты станешь моей.

— Как бы ни так! — Она отвела от него взгляд, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. Этот человек— негодяй, искушенный жизнью, хотя жизнь в девятнадцатом веке значительно отличается от жизни в его времени. Она не станет жертвой его чар. Она наверняка не поддастся обманчивым обещаниям, которые видела в его глазах, какими бы заманчивыми они ни были.

Лаура заглянула в витрину лавки, мимо которой они проходили, и ее внимание привлекли ряды шоколада за стеклом, вперемежку с пакетиками мятных лепешек и квадратиками карамели.

— Что это за магазин? — спросил Коннор, останавливаясь рядом с ней на тротуаре.

— Это кондитерская мистера Халлорана. — Лаура смотрела сквозь витрину на большой плакат, висевший на стене за прилавком, где сообщалось об имеющихся в продаже сортах мороженого. Она едва не ощущала густое, вязкое лакомство, тающее на языке. — Он делает самое вкусное шоколадное мороженое во всем Бостоне.

— Мне бы тоже хотелось его попробовать, — и Коннор направился к входу в лавку.

Лаура смотрела в витрину, и у нее текли слюнки. Но им нельзя есть мороженое сейчас, перед ленчем.

Коннор открыл дверь, зазвенел колокольчик. Отступив с прохода, Коннор жестом пригласил Лауру войти в лавку первой.

Лаура колебалась, думая о мороженом и тех условностях, которые мешали ей полакомиться им. Однако почему бы им не купить лимонных леденцов для Меган, верно?

Вооружившись таким достойным мотивом, она вошла в лавку. Теплый воздух кондитерской был полон сладких запахов шоколада, мяты и кленовых ирисок.

— Добрый день, мисс Салливен, и вам, сэр. — Мистер Халлоран положил свои пухлые руки на деревянный прилавок. Его седая голова едва ли на фут поднималась над полированной поверхностью. — Вам ваше обычное, мисс?

— Обычное — это какое? — спросил Коннор, взглянув на Лауру и улыбнувшись. Лаура облизала губы.

— Обычное — это шоколадное. Очень вкусное шоколадное мороженое.

— Что такое мороженое? — спросил Коннор у маленького человека за прилавком.

— Это сметана, сахар и яйца, смешанные с разными добавками, — Халлоран открыл крышку за прилавком и наклонился, чтобы зачерпнуть из серебристого ведерка. — Затем смесь замораживают и получается вот такое.

Коннор взял предложенную ему ложку, глядя на наполняющую ее темную субстанцию.

— Это — с шоколадом.

— Самым лучшим в мире, — прошептала Лаура.

Коннор засунул ложку в рот и улыбнулся, распробовав сладкое лакомство.

— Я хочу попробовать все сорта. Лаура потянула его за рукав.

— А как же ленч?

— Устроим его здесь. — Коннор указал на три белых столика около витрины. — Съедим на ленч мороженое.

Лаура покачала головой.

— Мороженое на ленч не едят.

— Тогда съедим мороженое, а ленч — потом.

— Нельзя есть мороженое перед ленчем! — Лаура уперла руки в бедра. — Мороженое едят на десерт.

Коннор нахмурился.

— Еще одно правило?

Лаура наморщила лоб.

— Нет, просто десерт едят после главного блюда.

— Почему? — спросил Коннор.

— Потому что… — Лаура бросила взгляд на мистера Халлорана, который смотрел на них улыбаясь. — У тебя в животе не останется места для нормальной еды.

— Но если я съем нормальную еду, у меня в животе может не остаться места для мороженого, — Коннор взглянул на пустую ложку, как будто это было самое печальное зрелище, какое он когда-либо видел. — Я думаю, что сперва съем мороженое, а затем попытаю счастья с ленчем.

С этим человеком просто невозможно спорить!

— Ладно. Но только не шесть порций, — Лаура подняла руку, когда Коннор попытался возразить. — Тебе станет плохо, если ты съешь шесть порций мороженого на пустой желудок.

— Против этого ничего не возразишь, — он улыбнулся ей. — Как ты считаешь, с чего мне начать?

— С шоколадного, ванильного и… — Лаура взглянула на вывеску за прилавком, — и попробуй персиковое.

— Ты должен понять, что это ребячество! — Лаура сидела с Коннором за одним из круглых столиков около окна кондитерской, запуская ложку в пухлый шарик шоколадного мороженого. — Ни один разумный человек не станет есть мороженое перед ленчем.

— Я никогда не пробовал ничего подобного! — Коннор взял ложкой персиковое мороженое. — Это чудесно!

Лаура не могла не улыбнуться, глядя, как его лицо просияло.

— Многие люди любят есть мороженое только летом.

Коннор указал ложкой на ее блюдечко.

— Ты не входишь в их число.

— Должна признаться, что могла бы есть мороженое круглый год.

— Ну и ешь, если хочешь. — Коннор поднес к губам ложку ванильного мороженого, отправил ее в рот, улыбнувшись от удовольствия.

— Мы не всегда можем делать то, что нам хочется. — Она опустила глаза к своей вазочке, почувствовав укол вины за неподобающий поступок. — Моя мать подумала бы, что я сошла с ума, если бы сейчас увидела меня.

— Я согласен, что есть правила, которые нельзя нарушать. — Коннор простым, но изящным движением промокнул губы салфеткой. — А иные правила предназначены только для того, чтобы лишить нас свободы. Эти правила не стоит соблюдать.

— Но если все будут так считать, то в мире воцарится хаос.

— От того, что мы едим мороженое перед ленчем?

— Конечно, нет. — Лаура погрузила ложку в мороженое. Правила, по которым она жила всю свою жизнь, казались ему глупыми. — Я так и знала, что ты не поймешь.

— Потому что я — викинг и разбойник? Лаура взглянула прямо в его бездонные синие глаза, которые снова и снова поражали ее своей красотой. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоить колотящееся сердце, но сдавленное горло не пропускало воздуха.

Если не замечать взъерошенной черной гривы, Коннор выглядел настоящим викторианским джентльменом в белой рубашке, галстуке и светло-сером пальто. Но все же за изысканной внешностью скрывалась могущественная сила, которую он излучал и которая окутывала Лауру, как солнечное тепло, грозя сжечь ее, если она окажется слишком близко. Но какая-то часть ее существа, глупая девочка, продолжавшая жить в глубине ее души, пыталась представить, что будет, если дать этому пламени лизать свою кожу. Она содрогнулась, испуганная мыслями, возникающими в ее мозгу.

— Ты боишься чего-нибудь? Он нахмурился, явно удивленный внезапным поворотом ее мыслей.

— Я не был бы человеком, если бы не испытывал страха.

— Но похоже, ты не боишься ничего. Ты ко всему подходишь так, как будто это чудесное новое открытие, которое ты собираешься объявить своей собственностью.

— Ваш век полон для меня новых открытий.

— Да, конечно. Но большинство людей испугалось бы таких огромных перемен за такое короткое время.

Коннор выглянул в окно. Солнечные лучи били ему в лицо, золотя кончики густых черных ресниц.

— Ты когда-нибудь видела единорога?

— Конечно, нет. Никаких единорогов не бывает.

— Их теперь не осталось. — Он улыбнулся и взглянул на нее глазами, полными озорных искорок. — Но когда-то единороги населяли холмы великой островной страны. Они были любимыми животными Туата-Де-Дананн, людей, которые правили Атлантидой.

— Атлантидой? — Лаура засунула в рот ложку мороженого, чувствуя, как шоколадная смесь тает на языке. Но в ее памяти стоял запах экзотических пряностей, преследуя и согревая ее изнутри; она всегда будет помнить этот вкус. Лаура проглотила комок. — Я чуть-чуть старовата, чтобы верить в сказки.

— Если вспомнить все, что случилось за последние несколько дней, тебе действительно трудно поверить, что Атлантида и единороги существовали. — Он проглотил ложку мороженого, и на его губах осталась липкая белая полоска.

— Хорошо. — Взгляд Лауры был устремлен на его язык, слизывающий мороженое с губ, и у нее во рту пересохло, когда она вспомнила, как этот скользкий язык прикасался к ее губам. — Так что же случилось с единорогами в Атлантиде?

— Королевский колдун предвещал катастрофу, которая уничтожит остров. Были сделаны приготовления, чтобы по возможности спасти людей и животных. Были построены огромные корабли, и начался исход. Но когда настала очередь единорогов подняться на суда, они отказались. Никто не смог убедить животных покинуть остров, который был их родиной.

— Неужели их нельзя было увезти насильно?

— Так и сделали. Но единороги, которых силой увезли с острова, умерли еще до того, как корабли достигли новой земли. Страх перед переменами лишил их силы духа и мужества.

Лаура поймала себя на том, что смотрит на его губы, наблюдая, как он отправляет в рот мороженое, и думая, что получится, если смешать мороженое и пряный вкус его рта.

— Надо думать, мораль твоего рассказа такова: те, кто не в силах измениться и приспособиться к новым условиям, погибают.

Коннор кивнул.

— Мы должны обладать силой, чтобы гнуться, мужеством, чтобы встречать перемены, и мудростью, чтобы знать, как приспособиться к новой жизни.

Лаура отвела от него взгляд, пораженная мудростью, которой светились его глаза; эта мудрость порождала в ней чувство, как будто все правила, которые она соблюдала всю свою жизнь, были не чем иным, как железными прутьями, превращающими ее в узницу приличий.

Но этот человек — викинг, Боже милосердный! От него нельзя ожидать, что он станет подчиняться законам общества. И, разумеется, не ей нарушать эти законы. Лаура погрузила ложку в тающее мороженое. Это его вина. Если бы он не поцеловал ее, она бы не сидела здесь, думая о скандальных вещах. У него нет никакого права заставлять ее мысли двигаться по путям, запретным для настоящей леди. Ни малейшего права.

Глава 14

— Моя мать была просто шокирована, когда увидела, как Лаура и мистер Пакстон сегодня утром выходили из парка. — Филипп Гарднер отхлебнул чая и поморщился, будто напиток был горьким. — Должен сказать, мисс Чандлер, я удивлен, что вы позволяете Лауре гулять с мистером Пакстоном.

Теплый солнечный свет, струившийся сквозь окна гостиной за спиной Софи, превращался в лед в мрачных глазах Филиппа. Он сидел рядом с ней на краю дивана, как каменная статуя, установленная на зеленом бархате с золотистыми полосами.

— Я уверена, что Коннор в состоянии уберечь Лауру от любых неприятностей! — Софи подняла с чайного столика тарелку с ломтиками кекса. — Возьмите кекс.

— Нет, спасибо! — Филипп облизал губы. — Кажется, вы меня не поняли, мисс Чандлер.

Конечно, не поняла.

— Еще сахара?

Он покачал головой.

— Ваш кузен — довольно странный человек.

— Да, — кивнула Софи, размешивая сахар. — Вы весьма проницательно заметили его исключительность. Он великий человек, гений — честное слово!

— Кажется, я читал где-то, что гениальность находится в опасном соседстве с безумием.

— Неужели?

Филипп мрачно кивнул.

— Вы, конечно, согласитесь, что благовоспитанный джентльмен не станет отпускать волосы до плеч и ходить в кожаных штанах?

— Вы хотите сказать, что мой кузен дурно воспитан, мистер Гарднер?

— Я думаю, что об этом вы должны судить сами. Но как бы мне ни хотелось это говорить, я обязан. — Он устремил на Софи ледяной взгляд. — Я считаю, что вы поставили репутацию Лауры под удар, позволив этому человеку бывать наедине с ней.

— Ясно! — Софи с трудом выдавила улыбку. — Не только мой кузен дурно воспитан, но еще и я плохо присматриваю за племянницей.

Филипп вздохнул.

— Я говорю это только потому, что принимаю некоторое участие в судьбе Лауры. Надо думать, вы понимаете, что я намереваюсь жениться на ней.

У Софи все сжалось внутри, когда она представила, что Лаура станет женой этого человека.

— Да, она говорила, что обдумывает ваше предложение.

— Я попрошу вас в дальнейшем не позволять Лауре бывать наедине с джентльменом, с которым она не обручена. Люди могут неверно понять, и ее репутации может быть нанесен урон;

— А вам, разумеется, не нужна невеста с испорченной репутацией.

— Я сомневаюсь, чтобы какой-либо уважающий себя человек захотел жениться на девушке с испорченной репутацией. — Филипп насупился, глядя на Софи. — И едва ли мистер Салливен будет доволен, если репутация Лауры окажется запятнанной.

Софи сумела сохранить на лице улыбку, размышляя о том, как Дэниэл отнесется к ее вмешательству в судьбу его дочери.

— Как мне повезло, что вы указали мне на мои промахи!

Филипп самодовольно улыбнулся.

— Я считаю, что это мой долг, мисс Чандлер. Вы же, в конце концов, плохо знаете мужчин.

У Софи от его холодного взгляда по коже побежали мурашки.

— Потому что я — старая дева?

Он прочистил горло.

— Это состояние подразумевает известный недостаток опыта.

Привыкнет ли она когда-нибудь к ярлыку, который общество прилепило ей на лоб? Хотя в юности Софи получала немало предложений, она выбрала жизнь без брака. Но все же она читала во взгляде Филиппа, так же, как во взглядах многих других людей, предположение, что она была недостаточно хорошей партией, чтобы перейти мост свадьбы и превратиться из девушки в замужнюю женщину.

— Я очень надеюсь, что вы понимаете, как важно сохранить репутацию Лауры незапятнанной. — Губы Филиппа искривила самодовольная улыбка. — Нам бы не хотелось видеть ее в том же положении, в каком находитесь вы.

— Я хочу, чтобы Лаура удачно вышла замуж. За достойного человека.

— И я тоже.

Самодовольный осел! О, как бы ей хотелось сбить с него эту спесь! Софи пристально смотрела на фарфоровую чашку, которую Филипп поднимал к своему ухмыляющемуся рту. Слушай меня, белый фарфор, наклонись чуть-чуть, когда он сделает глоток.

Филипп отхлебнул из чашки; в это же мгновение чайник на чайном столике рядом с Софи опрокинулся, разливая чай во все стороны.

— О Господи! — Она подхватила чайник и поставила его прямо.

— Странно. — Филипп смотрел на чайник, как будто это был только что обнаруженный им редкий образец малахита. — Не понимаю, почему он опрокинулся.

— Действительно, странно. — Софи вытирала лужу салфеткой, чувствуя себя гораздо большей неудачницей, чем ей бы хотелось признать.

Коннор сложил руки на груди, глядя на бронзовую статую Лейфа, сына Эрика, которую жители Бостона воздвигли на одном из бульваров.

— Ну, разве не интересно?!

— Не делай такое самодовольное лицо, — сказала Лаура.

— Но я действительно доволен! — Коннор взглянул в ее нахмурившееся лицо. — Здесь, в сердце Бостона, я вижу статую норманна! Похоже, что в вашем городе все же найдется место для викингов.

— Да, найдется. — Лаура улыбнулась. Ее зеленые глаза блестели от гнева. — Для сделанных из бронзы и стоящих на пьедестале!

— Именно это ты бы хотела сделать со мной, Лаура? Превратить меня в кусок гранита?

— Я бы хотела вернуть тебя назад, в твое время.

— Это только слова.

— Нет, истинная правда! — возразила она, но в ее голосе не прозвучала уверенность.

Она направилась прочь от статуи, ступая по скрипящему снегу, и Коннор пошел вслед за ней. Они шли по широкой аллее, делившей бульвар на две части, по которым в ту и другую сторону проезжали экипажи.

Коннор разглядывал ее нежное лицо, изящную линию носа, недовольно выпяченную нижнюю губу.

— Скажи мне, что бы ты сейчас делала, если бы меня не было здесь?

— Я бы… — Лаура помолчала, нахмурив лоб и глядя прямо вперед, как будто ответ был написан на снегу, который намело между деревьями, растущими вдоль бульвара. — Обычно во второй половине дня я читаю.

Он подозревал, что она всю свою жизнь провела за чтением книг.

— И ты злишься из-за того, что я оторвал тебя от твоего любимого занятия?

— Я не злюсь. — Лаура остановилась на дорожке, бросив на Коннора такой испепеляющий взгляд, словно собиралась придушить его. Однако ее голос оставался сдержанным. — И не надо намекать, что я вела унылую жизнь.

— Неужели я на это намекал?

— Как ни странно, я люблю читать. Чтение расширяет кругозор.

— Конечно. Книги в вашем столетии просто потрясающие.

— И тот факт, что я провела большую часть жизни дома, за чтением, вовсе не означает, что я совсем не знаю окружающего мира, — она отвела от него взгляд и обиженно вздернула подбородок. — С помощью книг я побывала в разных странах.

Он хотел для нее гораздо больше, чем жизнь, которую она проживала вместе с героями любимых книг. Холодный ветер шумел в голых ветвях вязов, теребя локоны, выбивающиеся у нее из-под шапочки и искушая его. Он снял с руки перчатку и прикоснулся к шелковистым кудрям Лауры. Она бросила на него быстрый взгляд.

— Если бы в такой великолепный день тебе предложили исполнить любое твое желание, что бы ты загадала?

Лаура отстранила его руку.

— Что ты нашел великолепного в этом дне?

— Посмотри вокруг, — сказал Коннор. — Посмотри на окружающую нас аллею, засыпанную снегом. Разве не красиво?

Она отвела от него взгляд, устремив его поверх нетронутых сугробов, где экипажи прокладывали грязные колеи на занесенной снегом мостовой.

— Я вижу снег. Холодный, неуютный снег. Коннор вздохнул, пытаясь отыскать путь к сердцу женщины из его снов, женщины, скрывающейся в глубине души Лауры под толстым слоем льда.

— Посмотри, какие сугробы ветер намел среди деревьев! Смотри — вон гребень набегающей волны, а там — силуэт чайки, взлетающей в небо.

— Я вижу только сугробы, и не нахожу в них ничего особенного.

Коннор вдохнул полные легкие холодного воздуха.

— Смотри, как солнце блестит на снегу, превращая его в россыпь алмазов.

Она нахмурилась, как будто он прикоснулся к открытой ране, и крепко стиснула челюсти.

— Только дети могут принять снег за россыпь алмазов.

— Не только дети, но и взрослые, которые не забыли очарование детства.

— Ты хочешь сказать — взрослые, которые так и не стали уважаемыми и почтенными людьми.

— Неужели такой тяжкий грех — видеть красоту окружающего мира?

Лаура взглянула на него, и сквозь изумрудно-зеленые глаза он увидел в ее душе глубокие шрамы, оставленные родительской холодностью.

— Тяжкий грех — слоняться по улицам, когда нас ждут важные дела.

Он хотел обнять ее, крепко прижать к себе и согреть теплом и светом, пока она не улыбнется. Но он знал, что она не станет улыбаться ему — пока.

— Какие еще важные дела, Лаура?

— Ты должен выучиться тысяче вещей, прежде чем появиться на балу у Гарднеров.

Коннор натянул перчатку, чтобы защитить руку от мороза.

— Ты права.

Лаура нахмурилась, с подозрением прищурив глаза.

— Права?

— Мне нужно учиться. Мне нужно многое увидеть. — Коннор показал рукой на здания, возвышающиеся по обе стороны бульвара. — Мне не хватит одних только книг, чтобы понять ваш век.

Изо рта Лауры вырвалось облачко пара. Она взглянула на Коннора.

— Это верно, тебе нужно было подойти к паровозу и дотронуться до него, хотя я говорила тебе, что так делать нельзя.

— У нас же не произошло никаких неприятностей?

— Могли произойти.

— Но не произошли.

— На этот раз — нет. — Она обхватила себя руками за талию, как будто замерзла. — Но в следующий раз нам может не столь повезти.

— Я не хочу ничем огорчать тебя. — Он положил руки ей на плечи, чувствуя, как напряглось ее тело, охваченное вихрем чувств — злобы, страха, желания, борющихся между собой и сбивающих ее с толка. — Но ты не можешь запереть меня в доме.

— Даже не знаю, что с тобой делать. — Она отстранилась от него, как будто прикосновение его рук могло обжечь ее сквозь одежду. — Ты ворвался в мою жизнь и перевернул ее вверх ногами.

— Неужели ты так боишься перемен?

— Нет, просто мне хорошо жилось. — Лаура отступала от него, как будто он приближался с обнаженным мечом. — И мне не нужно, чтобы ты менял мою жизнь.

Он смотрел в ее зеленые глаза, видя в них неуверенность, неохотно уступающую место убежденности, которой Лауре явно не хватало.

— Ты уверена?

— Да, разумеется.

Она отвернулась от него, расправив спину и плечи, как генерал перед сражением. Он шел за ней следом и размышлял — удастся ли ему когда-нибудь найти дорогу к сердцу любимой женщины?

Лаура набрала полные легкие холодного воздуха, пытаясь ослабить напряжение, сдавливающее ей грудь. Этот человек способен усложнить все на свете. Ей казалось, что он продолжает нападать на нее, прорываясь сквозь ее оборону и оставляя ее беззащитной перед его натиском. Она не могла взглянуть на него, не вспомнив его рук, прижимающих ее к своему теплому телу. А его губы! Боже милосердный, она снова хотела почувствовать их прикосновение. Что с ней творится?!

Краем глаза она заметила справа от себя какое-то движение. Остановившись, она повернула голову — у ствола дерева стоял огромный зверь, уставившийся на нее бледными глазами.

— Это волк! — У нее по спине побежали мурашки. Она потянулась к Коннору, инстинктивно ища защиту в его силе. — Откуда в Бостоне мог оказаться волк?

— Не волк, а собака! — Коннор обхватил ее рукой за плечи, прижав к себе. — Не пугайся.

Она вцепилась рукой в лацкан его пальто. Собака наклонила голову, глядя на Лауру бледно-голубыми глазами.

— Кажется, она голодна.

— Да, похоже, она уже давно ничего не ела. — Коннор протянул руку к собаке. — Иди сюда.

— Что ты делаешь? — воскликнула Лаура, едва не оторвав ему лацкан, когда собака приблизилась к ним.

— Она не собирается нападать. Лаура удержалась от вопроса, почему он так уверен в этом, когда собака опустила голову, глядя на Коннора и Лауру так, как будто боялась, что ее могут ударить.

— Кажется, она нас боится. Коннор осторожно убрал руку Лауры со своего лацкана.

— Трудно сказать, когда ее в последний раз приласкали.

Когда собака оказалась рядом, Лаура увидела, что от нее остались только шерсть, кости и большие бледные глаза. Она смотрела в эти большие умные глаза и чувствовала, как тает в ней страх.

— Все в порядке, милая, — прошептал Коннор, опускаясь на одно колено. Собака нерешительно сделала шаг вперед, и Коннор смог дотронуться до ее головы. — Никто тебя не обидит.

Когда ее собственный страх исчез, Лаура почувствовали, как под ласковой рукой Коннора исчезает и боязнь животного.

— Ошейник на ней есть? Коннор погладил шею собаки, погрузив руку в ее густую белую шерсть.

— Нет.

Собака подняла голову и лизнула Коннора в щеку длинным розовым языком.

— Похоже, ты нашел себе друга.

— Нам всем нужны друзья. — Коннор улыбнулся Лауре. Его щеки покраснели от мороза. — А ей нужен дом.

— О нет! — Лаура сделала шаг в сторону. — Мы не можем взять ее с собой. — Но ей некуда идти.

— Собаки приносят в дом блох, грязь и заразу, — сказала Лаура, вспомнив спор с матерью, когда она просила купить щенка. Коннор нахмурился.

— У тебя же никогда не было собаки, верно?

Лаура приготовилась к обороне.

— Какое это имеет значение?

— Если бы у тебя когда-нибудь была собака, ты бы знала, что они способны на преданность и верность, весьма редкие среди людей качества.

Собака недружелюбно посмотрела на нее. Лаура могла бы поклясться, что пес понял все, о чем они только что говорили.

— У нее должны быть хозяева.

— Посмотри, Лаура. — Коннор погладил собаку по шее. — От нее остались только кожа да кости.

— Я не думаю, что мы… — Лаура заколебалась, глядя в умные глаза собаки. — Мы не можем взять ее с собой.

— Сомневаюсь, что она долго протянет, если оставить ее на произвол судьбы. — Коннор смотрел на Лауру умоляюще.

Лаура содрогнулась, представив себя на месте этой собаки — холод, голод, попытки выжить в мире, где ты предоставлен сам себе.

— Не уверена, что мой отец одобрит наш поступок.

— Твой отец — из тех людей, которые не захотят облегчить страдания живой твари?

— Конечно, нет. — Лаура обхватила себя руками, пытаясь представить, что на самом деле скажет отец обо всем этом. — Думаю, что она может пожить у нас, но только до тех пор, пока мы не найдем ее хозяев.

Коннор улыбнулся, как будто она только что вручила ему чудесный подарок — его вера в нее оправдалась. Лаура прижала пальцы к губам, пряча невольную улыбку. Она не могла не улыбнуться, видя счастье в глазах Коннора.

— Пошли, милая, — сказал Коннор, поднимаясь на ноги. — Моя леди разрешила взять тебя с собой.

Лаура пыталась не замечать тепло, медленно разливающееся по всему телу, когда она взглянула в лицо Коннора.

— Я не твоя леди!

Коннор подмигнул ей, широко улыбаясь.

— Это только вопрос времени.

Глава 15

По шее Коннора побежали мурашки; кожу опалило, точно огнем. Он оглянулся через плечо. За его спиной, спускаясь по склону, тянулась Бикон-стрит, с домами изящной архитектуры по одной стороне улицы, и Общинным Лугом по другой. Улица была пустынна. На занесенных снегом тротуарах не было ни одного человека. Но Коннор не мог избавиться от ощущения, что за ним следят.

— Странно, что она идет за нами. — Лаура взглянула на собаку, которая шла рядом с Коннором. — Я считала, что пса может удержать только повод.

— Я никогда не надевал поводок ни на одну из своих собак. — Коннор погладил собаку по голове, подумав, сколько пройдет времени, прежде чем Лаура осмелится прикоснуться к ней. — И еще ни одна от меня не сбежала.

Лаура глядела на пса так, как будто это было редкое существо, никогда не встречавшееся ей раньше.

— Наверно, она чувствует, что ты любишь животных.

— Она чувствует, что я ее друг. — Коннор взъерошил густую шерсть на шее пса, улыбнувшись, когда собака посмотрела на него с обожанием. — Я очень люблю собак за то, что с ними легко подружиться.

— Правда? — Лаура остановилась — они дошли до ворот дома. Она смотрела на трехэтажное здание, как будто боялась, что гранитные стены обрушатся ей на голову, если она посмеет войти.

— Тебя тревожит, что твоему отцу не понравится гость?

Лаура взглянула на Коннора и усмехнулась.

— Какой именно?

— Четвероногий, — сказал Коннор. Собака сидела на дорожке около Коннора, прислонившись к его ноге. Ее белая голова доставала ему до колена.

— По правде говоря, понятия не имею, что скажет отец. Я знаю, что мать даже не подпустила бы собаку к дому. — Лаура вздохнула, и ее теплое дыхание вырвалось на холодный воздух облачком пара. — У меня такое чувство, будто я поступаю против ее желания.

«Это должно быть оттого, что в детстве Лаура испытала мало радости», — подумал Коннор с горечью.

— Лаура, твоей матери больше нет на свете. Решение принимать должна ты. — Он опустил руку на голову пса, почесывая его за ухом. — Ты можешь либо выгнать собаку, либо предложить ей убежище.

Лаура смотрела на пса, нахмурившись. Собака подняла голову, встретившись взглядом с Лаурой, молча предлагая ей свое общество.

— Ты действительно очень милая. — Лаура подняла руку, и Коннору показалось, что сейчас она прикоснется к собаке. Но вместо этого она сжала ладонь в кулак и уперла его в бедро, как будто внезапно вспомнила правило, запрещающее прикасаться к бродячим животным. — Ты можешь оставаться. Но я надеюсь, что ты станешь вести себя прилично.

— Ты можешь обучить ее хорошим манерам. — Коннор усмехнулся, когда Лаура взглянула на него. — Если ты способна научить варвара быть джентльменом, то подумай, что тебе удастся сделать с ней!

Лаура улыбнулась, и в ее изумрудных глазах зажглись озорные искорки.

— Если мне удастся научить тебя быть джентльменом, то ее я смогу заставить прочесть Геттисбергскую речь.

— Итак, похоже, вы, наконец, решили вернуться домой.

Лаура подпрыгнула при звуке голоса Филиппа Гарднера. Обернувшись, она увидела, что он стоит на крыльце перед входной дверью. Филипп смотрел на Коннора так, как будто викинг был змеей, которую нужно убить.

— Филипп! — Лаура схватилась за шляпку, надеясь, что она сидит прямо. — Я не знала, что вы сегодня собирались зайти.

— Надеюсь, что действительно не знали. — Филипп спустился с крыльца, холодно улыбаясь. — Моя гордость ужасно пострадала бы, если бы оказалось, что вы пошли гулять, зная, что я приду.

— Коннор хотел посмотреть город. — Лаура взглянула на Коннора, безмолвно прося его удалиться. Чем меньше времени этот человек попадается на глаза Филиппу, тем лучше. — И я решила быть его провожатым.

Коннор прислонился к железным воротам, улыбаясь ей. Нет, он вовсе не собирался незамедлительно удалиться.

Филипп остановился около Лауры, бросая на Коннора огненные взгляды.

— Кажется, вы преодолели свой страх перед парикмахерами.

Коннор провел рукой по волосам, оставляя глубокие борозды в густой черной шевелюре.

— Лаура оказывает на меня положительное влияние:

— Похоже на то. — Филипп нахмурился, заметив пса, сидящего рядом с Коннором. — Боже мой, что эта тварь здесь делает?

— Мы подобрали ее, — объяснил Коннор, гладя собаку по голове.

— И вы собираетесь навязать эту тварь вашим хозяевам, злоупотребляя их гостеприимством? — Филипп смотрел на бедного зверя так, как будто тот был болен проказой.

— Она замерзла и голодна. — сказала Лаура, чувствуя, что ей нужно защитить бродячего пса и свои собственные поступки. — Ей нужен дом.

— Самое подходящее место для этой твари — пруд. — Гарднер дотронулся до плеча Лауры. — Не беспокойтесь, я пришлю одного из своих слуг, и он все сделает.