Глава 20

Лаура вышла из прозрачного, как хрусталь, озера. Вода стекала поблескивающими струйками по ее коже, скапливаясь на черных камнях, окружающих озеро, по которым ей пришлось пройти несколько футов до того места, где изумрудная трава и яркие цветы танцевали на легком ветерке.

Она опустилась на благоухающее ложе луговой травы и цветов и легла на спину, широко раскинув руки и подставляя тело теплым лучам солнца и нежным прикосновениям ветра. Ветер ласкал ее грудь, пощипывал живот, бедра, раздувая внутри ее искры желания, зароненные прекрасным ирландским викингом.

— Коннор, — прошептала она, закрывая глаза. Она шевелила руками траву, и изумрудные стебельки касались ее кожи. — Где ты?

— Здесь. — На лицо Лауры упала тень. — С тобой, любовь моя.

Она открыла глаза и увидела, что он стоит рядом — величественная фигура, окутанная одним лишь солнечным светом. Она смотрела на него, впитывая силу и мощь, которые излучал каждый изгиб его великолепного тела. Это был человек, который мог вдохновить скульпторов на борьбу с мрамором и долотом в стремлении запечатлеть его красоту. Но их постигла бы неудача.

Ни один смертный не мог бы передать на холсте или в камне красоту этого человека, потому что она заключалась не в одном лишь великолепном телосложении. Она таилась внутри него. Она сияла в синеве его глаз, горела в тепле его улыбки, в благородстве, излучаемом его душой.

Лаура протянула навстречу ему руки, приветствуя его, когда он окутал ее тело своим теплом.

— Я ждала тебя, Коннор!

— Я пришел, моя любовь. — Он улыбнулся ей.

Она запустила руку в густые волосы, поглощая пальцами тепло его кожи.

— Поцелуй меня, — прошептала она. Он наклонил голову, и она почувствовала на своих губах теплый пульс его дыхания. Его губы прикоснулись к ней сперва нежно, как ветерок, колышащий дикие цветы, затем крепко прижались к ней.

Мелодия воды, журчащей по поблескивающим камням, пела в унисон с кровью, гулко стучащей у нее в ушах. Все ночи, когда ее влекло в это место, были только звеньями в цепочке, золотыми оковами, связывающими ее с этим человеком.

— Лаура, — прошептал Коннор, отстраняясь от нее. Он присел на корточки, глядя на нее, в его синих глазах горело желание. — Знаешь, сколько времени я ждал, когда мы будем любить друг друга?

— Слишком долго, — ответила она, признание в своем развратном желании освободило ее от остатков сдержанности. — Люби меня. Сейчас.

— Я ждал целую вечность. — Он сорвал белую маргаритку. — Я хочу, чтобы ни одно мгновение не пропало даром.

Пальцы Лауры скользили по его груди, поглощая тепло кожи под шелковистыми черными волосами. Он водил цветком по ее шее, и нежные лепестки целовали ее кожу.

— Я хочу, чтобы ты прижался ко мне, — прошептала она.

— Я хочу погладить тебя всю. — И он продолжал водить маргариткой, опуская цветок все ниже и ощупывая лепестками ее влажную кожу.

Она задержала дыхание, зачарованная видом белых лепестков, прижимающихся к ее бледной коже, приближаясь к розовому бутону ее груди. Лепестки щекотали ее сосок, и она шумно вздохнула.

— Так, как ты отдаешься мне, — произнес он, водя цветком по ее животу, — оказалось гораздо красивее, чем я мог себе представить.

Лаура подняла бедра, и стон сорвался с ее губ, когда лепестки дотронулась до внутренней стороны ее бедер. Желание нарастало, напрягая все ее тело.

— Пожалуйста, — прошептала она, не вполне понимая, что произойдет между ними, но зная, что ей нужно это, нужно завершить то, что началось давным-давно, еще до того, как она появилась на свет.

— Все, что угодно для моей любимой. — Он положил цветок между ее бедер, и мягкие белые лепестки замерли на треугольнике блестящих волос. Он нагнулся к ней, запустив руки в траву по обе стороны от ее головы, и стал опускаться все ниже и ниже, пока их тела не соприкоснулись.

Лаура выгнула спину и вздохнула.

— Прекрасная очаровательница, — прошептал он, прижимаясь губами к ее шее. — Ты заколдовала меня.

Ей показалось, что она попала под власть какого-то запретного заклятья, которое позволяло ей чувствовать то, что она никогда не чувствовала раньше. Каждый нерв звенел и пел от наслаждения, когда Коннор следовал по пути, который проложил нежными лепестками маргаритки, целуя ее и лаская языком, как будто она была сделана из глазури и взбитых сливок.

Она застонала, выгнувшись под ним дугой, когда он поднес ее грудь к своему рту. Здесь он помедлил, ощупывая кончиком языка сосок, пока его руки блуждали по ее трепещущему телу, заставляя колдовские силы искриться и протекать сквозь нее, пока она не засветилась изнутри, ярко и ослепительно, как солнце над головой.

Он покрывал ее живот поцелуями, подбираясь губами и языком к нежным лепесткам маргаритки, и отбросил цветок ртом, стремясь к влажным лепесткам под ним.

Лаура сжала руки, когда он прикоснулся к ней кончиком языка. Никогда раньше она не могла даже мечтать о таком интимном поцелуе. Жар его языка, мягкое прикосновение губ, пробующих и помирающих ее, — все это лежало за пределами воображения. С каждым запретным прикосновением магия вскипала и разгоралась внутри нее, пока Лаура не почувствовала, что растворяется, расщепляется на мельчайшие частицы.

Когда она поняла, что наслаждение достигло кульминации, то почувствовала давление на свой влажный порог, и его восхитительный жар впервые проник в нее. Она выгнула бедра, отдаваясь ему в ритме, которому он подчинил себе все ее тело.

Две половины, когда-то разделенные, теперь снова воссоединились в единое целое. Она устремилась навстречу ему, когда он проникал в нее постепенно, вырастая все быстрее и быстрее, поднимаясь, как солнце встает на рассвете, взбираясь на горы, все выше и выше, пока не вырвется из тьмы, затопив светом долину.

Софи никогда в жизни не спала без ночной рубашки, и вот она лежит, накрытая одной лишь простыней, одеялом и теплом обнаженного мужского тела. О Боже, неужели это действительно произошло? Неужели она лежит в объятиях Дэниэла? Или это только сон, похожий на многие другие? Волшебное мгновение, которое исчезнет с утренним светом?

Сквозь окна струился лунный свет, отбрасывая мужскую и женскую тени на стену напротив кровати. Софи согнула руку, лежавшую на груди Дэниэла, глядя, как тень шевелится вместе с ее движениями, и проверяя реальность крепкого тела под ее ладонью.

— Все в порядке? — Дэниэл пошевелился рядом с ней и, поднявшись на локте, заглянул ей в лицо. — Я не хотел сделать тебе больно.

— И не сделал. — Она прикоснулась к его щеке, которую освещал лунный свет, вспоминая потрясающее ощущение, когда его щетина терлась об ее голую грудь. — Я никогда в жизни не чувствовала себя лучше.

Он потерся губами о ее губы, дыша ей на щеку.

— Я не хотел, чтобы у нас все зашло так далеко.

— Не хотел? — Она посмотрела на него, и дыхание замерло у нее в груди. — Значит ты жалеешь о том, что произошло?

— Я жалею только об одном. — Он пропустил шелковистые пряди ее темных волос между пальцами. — Я жалею, что мы столько времени ждали.

— Не оглядывайся на прошлое, Дэниэл. — Она провела рукой по изгибу его плеча, чувствуя ладонью гладкую и теплую кожу. — Нам предстоит долгая жизнь.

— И я хочу прожить остаток моих дней с тобой, Софи. — Он приложил к ее щеке свою большую ладонь. — Я хочу каждое утро просыпаться и видеть твое прекрасное лицо. Я хочу каждую ночь ложиться в постель и сжимать тебя в своих объятиях.

Хотя она улыбалась, у нее на глазах выступили слезы, когда она взглянула в лицо человека, которого всегда любила.

— Стань моей женой. — Он прижался губами к ее губам. — Пусть наши жизни соединятся в одну.

— Да. — Она обхватила руками его за плечи, прижимая к себе. — Я хочу только одного — жить с тобой до конца дней.

— Софи, — прошептал он, прижимаясь к ней. — Ты — мечта, ставшая правдой.

— Реальность гораздо лучше, чем мечты, любимый, — прошептала она, открывая ему свои объятия.

Лаура стояла у окна, глядя на лунный свет, нарисовавший сверкающие кружевные узоры на стеклах. Она обхватила себя за талию, чувствуя озноб там, где во сне ощущала тепло кожи Коннора. Сон казался ей более реальным, чем сама реальность, в которой она пробудилась.

Как странно — быть в одно и то же мгновение девственницей-недотрогой и законченной распутницей. Она закрыла глаза, вдыхая в легкие холодный воздух, пытаясь охладить желание, разгорающееся в ней голодным огнем.

«Приди ко мне, любовь моя!» — Она слышала звучащий в ее мозгу голос Коннора.

— Коннор! — прошептала она.

Ее влекло к нему. Она не могла без него. И он был здесь, рядом с ней, по крайней мере в те несколько мгновений. Как она могла истратить попусту эти драгоценные мгновения? Как она могла позволить условностям света сковать себя? Да поможет ей небо, но она чувствовала, что ее сковывают куда более крепкие цепи.

Софи затягивала пояс на платье, ускользая от мужчины, который преследовал ее по всей спальне.

— Дэниэл, мне надо идти!

— Еще рано!

— Пора! — Софи ударила каблуком о стену. — Я не могу больше оставаться.

— Еще рано, — Дэниэл уперся руками в стену по обеим стороны от ее головы и наклонился, пока их носы не соприкоснулись. — Куда ты торопишься?

Она отвернула лицо, когда он попытался поцеловать ее. Его поцелуи могли лишить ее тех остатков воли, которыми она еще обладала.

— Уже почти рассвет.

— А что, если я запру тебя здесь и мы будем любить друг друга целый день?

Она вздрогнула, услышав манящее обещание в его голосе.

— Как можно?

Он поглаживал нежную кожу у нее под ухом.

— Что, если мы пошлем весь остальной мир к черту?

— Дэниэл, мы должны подумать о Лауре. — Софи прислонилась к стене, упершись руками ему в грудь и пытаясь уберечь остатки своей тающей воли. — Что она подумает, если узнает, что я провела ночь с тобой?

— Она подумает, что я отъявленный распутник. — Он отступил на шаг, улыбаясь ей в лицо. — Прости меня, любовь моя. Я никогда не подозревал, что счастье может заставить забыть человека обо всем, кроме любимой женщины.

— Так и должно быть, Дэниэл. — Она прикоснулась к его щеке, чувствуя кончиками пальцев ямочку. — Ведь этого я ждала всю свою жизнь.

Он поцеловал ее в лоб.

— Я никогда не подозревал, какой замечательной может быть жизнь.

Софи глубоко вздохнула.

— А Лаура — неужели она не заслужила настоящего счастья?

— Конечно, заслужила, — ответил он, и между его черных бровей пролегла глубокая морщина. — Ты думаешь, что она может найти счастье с Коннором?

Софи кивнула.

— Мы даже не знаем, как этот человек собирается зарабатывать на жизнь. — Дэниэл подошел к окнам, вступив в полосу лунного света. — Он — археолог. Что он знает о торговом судоходстве?

Софи улыбнулась, подумав, что скажет Дэниэл, если узнает, что человек, за будущее которого он беспокоится, — викинг.

— Я бы не стала недооценивать Коннора во всем, что он попытается совершить. Он — весьма выдающаяся личность.

— Возможно, он хочет жениться на Лауре и увезти ее в Англию.

— Я уверена, что он собирается остаться в Бостоне.

Дэниэл засунул руки в карманы халата и, задумавшись, долго смотрел в окно.

— Твой отец хотел, чтобы Лаура вышла замуж за человека из высшего общества. И я обещал ему, что так и будет.

— Ты человек долга. Но мне кажется, перед Лаурой ты в большем долгу, чем перед моим отцом.

— Я обязан твоему отцу жизнью. Если бы он не взял меня к себе, я бы умер с голоду.

— А чем ты обязан Лауре?

— Я должен дать ей шанс ходить в этом городе с высоко поднятой головой. Я должен дать ей шанс доказать, что она ничуть не хуже любой женщины голубых кровей в Бостоне.

— Итак, то, что хочет сама Лаура, для тебя ничего не значит.

— Черт побери, Софи! — Он повернулся к ней с лицом, искаженным от боли. — Ты ничего не понимаешь!

— Я-то понимаю. — Она хотела броситься к нему, заключить его в свои объятия. Но между ними разверзлась пропасть, темное ущелье, которое ей уже никогда не удастся перейти. — Я понимаю, что приличия тебя волнуют гораздо больше, чем счастье дочери.

— Это неправда.

— Неправда? — Софи пыталась подавить слезы, наворачивающиеся на глаза. — Как ты даже можешь думать, чтобы Лаура вышла замуж за Филиппа Гарднера? Ты видел его вчера; ты слышал, что он думает об ирландцах. Этот человек плохо воспитан.

— Да, он плохо воспитан. Но он не хуже большинства молодых людей Бостона.

— Так пусть бостонское общество катится к чертям.

— Софи, тебе легко так говорить. Ты была рождена в этом обществе. На тебя никто никогда не смотрел так как будто ты выползла из болота.

— Да, это верно. — Она почувствовала, как из ее глаз катятся слезы, но не могла ничего поделать. — Но зато люди смотрели на меня так, как будто мне чего-то не хватает, чтобы заслужить мужскую симпатию и выйти замуж.

— Софи, — прошептал он, приближаясь к ней. — Пожалуйста, попытайся понять.

— Я понимаю. — Она подняла руку, остановив его, когда он попытался обнять ее. — Я понимаю, что ты не такой человек, каким я тебя считала.

— Софи, не надо! — Он сжал руки в кулаки. — Пожалуйста, не надо.

— Я думаю, нам обоим лучше забыть то, что произошло между нами. — Она смотрела на него сквозь слезы, видя, как ее боль отражается в его темных глазах, и сражаясь с непреодолимым желанием броситься в его объятия. — Я останусь здесь до тех пор, пока буду нужна Лауре. Затем вернусь в Нью-Йорк.

Коннор помедлил на пороге кухни, вдыхая запахи свежеиспеченного хлеба и кофе. Даже пища в этом столетии куда аппетитнее.

Фиона смотрела в ледник, качая головой.

— Могла бы поклясться, что вчера здесь был кувшин с молоком, — бормотала она себе под нос.

— Доброе утро, Фиона.

Фиона нахмурилась при звуке его голоса и повернулась к нему лицом с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом, как будто оказалась наедине с демоном.

— Это вы!

Коннор продолжал улыбаться, хотя его охватили подозрения. Может быть, Меган не умеет хранить тайны?

— Кажется, вы удивлены, увидев меня?

— Удивлена? — Фиона схватилась за янтарный талисман, который носила на серебряной цепочке вокруг шеи. — А с какой стати мне удивляться? Вы всегда любите рано завтракать, сэр.

Он подошел к столу, пряча свою тревогу. Когда он проходил мимо Фионы, экономка прижалась к плите, как будто его прикосновение могло обжечь ее. Сомнения оставили его — Фиона все знала. Он видел это в ее глазах и в том, как она сжимала талисман, как будто тот мог оградить ее от неизвестной ей опасности. Но оставался вопрос: что теперь делать?

— А где Меган? — спросил Коннор, усаживаясь за стол.

— Она еще не встала. — Фиона закрыла дверцу ледника, не сводя с Коннора взгляда. Солнечный свет лился в окна, отражаясь огнем в золотистом янтаре, который она держала перед собой, как щит. — Она поздно легла вчера, все смотрела на звезды.

— Могу себе представить, что она испытывает теперь, когда может видеть. — Коннор подумал о Меган, вспомнив удивленный взгляд ее больших голубых глаз, когда она посмотрела на него и поняла, что может видеть. Он принял верное решение, какую бы цену ему ни пришлось за него заплатить. — И вы, должно быть, разделяете эту радость с ней. Когда вы смотрите, как она открывает для себя мир, вы тоже видите мир ее невинными глазами. Надеюсь, что вы получаете радость от каждого мгновения.

Фиона смотрела на него, сжимая талисман, и ледяной страх, который он видел в глубинах ее карих глаз, понемногу начал отступать.

— Вы провели много времени в Ирландии. Вы слышали когда-нибудь легенды про Сияющий Народ? Они еще известны под именем Сидхе, то есть «благородные». Еще их называют Людьми Богини, Туата-Де-Дананн.

Коннор улыбнулся, чувствуя, как ее страх превращается во что-то еще, теплое, приятное и гораздо менее угрожающее.

— Расскажите мне об этих людях, — попросил он.

— Они прибыли в Ирландию на огромных блестящих кораблях из металла и драгоценных камней после того, как их родина была затоплена водами, когда Земля была еще юной и волшебство и тайны наполняли мир и всех живущих в нем. — Фиона опустила глаза к талисману, который держала на открытой ладони. — В то время Земля еще не до конца застыла, по ней бродили существа, о которых сегодня мы можем только мечтать.

Коннор заметил, что в дверях стоит Лаура. Она улыбнулась, когда он взглянул на нее, и в ее глазах зажглось тепло, которое он видел во сне. Он надеялся, что всегда будет видеть это тепло и это радушие, потому что женщина, сжимавшая янтарный талисман, чтобы защитить себя от зла, могла погубить его.

— Хотя Сияющие поклонялись Богине всего живого, они сами были богами, — Фиона глядела на свой талисман, явно не подозревая о том, что за ее спиной стоит Лаура. — Многие годы, поколение за поколением, они правили в Эрин благодаря своей магии и силе, побеждая врагов и изгоняя зло.

— И что случилось с этим волшебным народом? — спросила Лаура.

Фиона резко обернулась, прижимая свой талисман к груди.

— Ох, мисс Лаура, простите, я не слышала, как вы вошли.

— Вижу, вы забиваете мистеру Пакстону голову древнеирландскими сказками.

— Да-да, вот именно. — Фиона взглянула на Коннора, и он увидел в ее проницательных карих глазах заговорщический блеск. — Но я не удивлюсь, если он уже сам хорошо знает эти истории.

— Вы их знаете?

Коннор глубоко вздохнул, чувствуя сердцем тяжесть правды.

— Да, я слышал эти легенды. Лаура смотрела на Коннора с любопытством.

— Тогда скажите мне, мистер Пакстон, что же случилось с Сияющими?

Коннор колебался, не зная, как много истины о себе он раскроет в истории своего народа. Но, может быть, рассказав, он сможет подготовить свою Эдайну к той правде, которую должен рано или поздно ей сообщить.

— Пожалуйста! — Фиона сжала свой талисман в кулаке. — Расскажите нам, что, по вашему мнению, случилась с ними.

— Они распространили свою власть за пределы Эрин, пересекая моря и процветая всюду, где селились, — сказал Коннор, вспоминая уроки юности. — Они веками правили этой землей. Но был враг, которого они не могли победить — время. Прошло время, и их власть над страной исчезла, как туман под жарким солнцем.

Лаура нахмурилась.

— Разве время может быть врагом?

— Понимаете, хотя дети смертных поклонялись Сияющим как богам, они не были божествами. Они были не простыми смертными, но все же не богами. — Коннор оперся локтями о стол и положил подбородок на переплетенные пальцы. — Прошло время, дети смертных возмужали и, познав единственного Бога, отвернулись от Сияющих. С тех пор простые люди стали бояться тех сил, которыми обладали Сидхе.

Лаура внимательно смотрела на Коннора, слушая его рассказ. Считала ли она историю его народа не более чем волшебной сказкой? Сумеет ли она понять его и принять таким, какой он есть?

— Затравленные и испуганные, Туата-Де-Дананн удалились в святилища — на отдаленные горы, тайные долины, укрепленные острова. Но многие Сидхе остались среди простых смертных, и они доныне живут среди нас. — Коннор, не отрываясь, смотрел на Фиону, внушая ей, чтобы она поняла и хранила его секрет. — Но их не надо бояться. Они никому не желают вреда. Они желают только жить в мире с людьми.

Фиона сняла серебряную цепочку со своей шеи и подошла к Коннору. На ее губах появилась улыбка, неуверенная, немного застенчивая.

— Не знаю, может быть, вам интересно взглянуть на мой кулон.

Коннор протянул руку ладонью вверх. Полированный янтарь свисал с серебряной цепочки, как золотой орех, сверкающий на солнце. Фиона положила янтарь на его ладонь, не отпуская цепочки.

Он смотрел на янтарь, читая древние руны, вырезанные на камне, улыбаясь простым словам, которые должны были отгонять зло. С другой стороны на янтаре было выгравировано распятие.

— Прекрасный кулон!

Услышав слова одобрения, Фиона вздохнула.

— Он передавался в моей семье от поколения к поколению. Я слышала легенду, что его подарил одному из моих предков принц Сидхе.

Люди его племени часто раздаривали подобные безделушки, чтобы уменьшить страхи смертных.

— Носите его на здоровье, Фиона.

— Ox! — Фиона на мгновение закрыла глаза, как будто читая молитву. — Спасибо, сэр. Да благословит вас Бог.