— С ним хотела играть Меган. В последний раз я видел их в детской наверху.
— Надеюсь, она не будет в отчаянии, если Цыгана придется отдать. — Лаура скорее чувствовала, чем слышала, как он приближается к ней, ощущала еле заметную перемену в атмосфере, тепло, обволакивающее ее, когда он встал рядом с ней. Чтобы руки не дрожали, она сжала их в кулаки.
— Ей будет трудно, но по крайней мере пока они могут развлекаться.
«Даже если это только на несколько недель, — подумала Лаура. — Сколько еще часов им осталось до следующего полнолуния?»
— Нет. — Она помедлила мгновение, набирая воздух в легкие и пытаясь как-нибудь защититься от чувств, которые он пробудил в ней, найти средство не поддаваться его чарам. — Я и так справлюсь.
Она повернулась, исполнившись решимости не отрывать взгляда от галстука, который ей предстоит завязать. Из-под расстегнутой рубашки виднелись темные волосы, дразня ее. Она застегнула перламутровые запонки на его рубашке, почувствовав, как нагрелась ткань от его кожи. Ее пальцы замерли, не решаясь застегнуть последнюю запонку, и она смотрела на ямку в его шее, зная, что должна выбросить из головы все мысли, проносящиеся в ее воспаленном мозгу. Эти мысли были чересчур опасными, чересчур искушающими.
Однако Лаура не могла не думать о том, как прижмется губами к его коже, глубоко вдыхая его запах, и как его руки сомкнутся вокруг нее и не отпустят уже никогда. Застегнув рубашку, она принялась за черный шелковый галстук, завязывая узел дрожащими пальцами.
Коннор накрыл ладонь Лауры своей рукой, прижимая ее согнутые пальцы к своей теплой шее.
— Ты боишься, что я подведу тебя? Она мгновение колебалась, прежде чем поднять на него глаза.
— Да. Ваши правила похожи на змей, свернувшихся кольцами у меня в мозгу и готовых ужалить, если я сделаю неверный ход.
В это мгновение он казался таким уязвимым, таким открытым и таким привлекательным!
— Если забудешь, какую вилку брать, смотри на меня. Я постараюсь, чтобы ты все время мог видеть, что у меня в руках.
Коннор улыбнулся.
— Буду не сводить глаз со своего учителя.
— Возможно, отец станет расспрашивать тебя. Ты должен помнить, что твой отец был кузеном моей прабабки с материнской стороны. Ты закончил Кембридж. В Бостоне раньше никогда не был. Ты…
Он прикоснулся кончиком пальца к ее губам, и ее слова оборвались изумленным вздохом.
Она нахмурилась.
— Он подумает, что мы сошли с ума.
— Во лжи очень легко запутаться, Лаура.
— Как я могу ему сказать, что ты явился из другого мира, из другого времени? Я сама себя не могу в этом убедить. Я даже не вполне уверена, что ты существуешь на самом деле.
Он сжал ее руку.
— Я настоящий. Такой же настоящий, как любой человек в вашем веке.
Она смотрела на тыльную сторону его ладони. Ладонь была длинной и изящной, золотистую кожу слегка оттеняли темные волоски. Было невозможно отрицать реальность его существования, когда он держал ее так, и она чувствовала тепло и силу его тела, с каждым вдохом вбирала в себя благоухание его кожи.
— Ты можешь исчезнуть, пропасть без предупреждения.
— Только с тобой. — Он поднял ее руку и прижался губами к ее ладони. — Я люблю тебя так сильно, что кроме тебя мне больше ничего не нужно от жизни.
Она смотрела в его глаза, впитывая жадно тепло, поднимающееся из синих глубин. Ее губы раскрылись. Она чувствовала внутри себя перемену, почти неощутимую, но все же произошедшую. Что-то незаметно поддалось, угрожая самому ее существу.
Боже, помоги ей! Когда он улыбается, зима сменяется теплыми летними днями. Когда он прикасался к ней, она верила в волшебство. И несмотря на самые лучшие намерения, в ней проснулась мысль — если все, что она когда-то считала невозможным, в каком-то смысле возможно?
— Пора идти. — Она высвободила свою руку и сжала пальцы в кулак, надеясь сохранить тепло, оставшееся от его прикосновения. — Отец ждет нас.
Глава 17
Коннор привык к веселым обедам. В кругу его семьи застольная беседа лилась с такой же легкостью, как весеннее вино из бочонка. За столом Салливенов все было по-другому. Он обмакнул кусок омара в соус из масла и белого вина, внимательно глядя на женщину, сидевшую напротив. Пламя свечей освещало лицо Лауры, удлиняя ее черные ресницы.
Хотя обед был превосходным, Лаура едва прикасалась к устрицам, и сейчас водила маленьким кусочком омара в соусе по своей тарелке. Она сохраняла молчание, сидя, как прекрасная статуя, пока Коннор парировал каждый выпад ее отца, сочиняя детали своего выдуманного существования.
Лаура подняла темные брови, бросив на Коннора взгляд, как будто смотреть на него было запретным удовольствием. Выражение ее лица смягчилось единственный раз, когда их взгляды встретились. Коннор увидел в ее глазах тепло, любопытство и желание, которые давали ему надежду и силу.
— Вы даже не представляете, как мы с Лаурой были удивлены, когда Коннор явился посреди ночи. — Софи отпила воды из бокала. — Я даже не могу припомнить, когда в последний раз его видела.
— Странно, — произнес Дэниэл, рассматривая Коннора, с любопытством и подозрением. — Не припоминаю, чтобы кто-нибудь из вашей семьи когда-нибудь бывал в Бостоне.
— Конечно, вы не можете помнить, — вмешалась Софи, прежде чем Коннор успел раскрыть рот. — Я навещала их в Англии. Пакстоны — мои родные со стороны бабушки по линии матери. Коннор — мой кузен, сын Блейка. Вы помните Блейка?
Дэниэл нахмурился, глядя через стол на Софи.
— Нет, боюсь, что не помню.
Лаура тоже смотрела на тетю, затаив дыхание.
— Бедняга умер несколько лет назад. Кажется, от тифа. Вся семья умерла, кроме Коннора. В то время он занимался исследованиями в Ирландии. — Софи взглянула на Коннора, улыбка маскировала ее беспокойство. — Он — последний из Пакстонов.
Дэниэл вертел бокал с вином, и хрусталь отражал свет свечей в канделябрах.
— И что же привело вас в Бостон, мистер Пакстон?
— Ну, он приехал… — начала было Софи.
— Я приехал, чтобы познакомиться с вашей дочерью.
Лаура шумно выдохнула, как будто Коннор дал ей пощечину.
Дэниэл перевел взгляд с Софи на Лауру, затем его глаза остановились на Конноре.
— Долгий путь вы проделали, чтобы познакомиться с юной леди.
— Неужели? — Коннор взглянул на Лауру, улыбнувшись, видя, как ее щеки заливает румянец, — ради иных женщин мужчина может проделать путь в тысячу лет и все же думать, что путешествие было не напрасным.
— Я понимаю любого человека, желающего познакомиться с моей дочерью. — Дэниэл смотрел на Коннора так, как будто стремился проникнуть в его мысли. — И я уверен, что вы поймете, почему я не всякого мужчину подпущу к ней.
— Ваша дочь — сокровище, которое нужно беречь. — Коннор не сводил глаз с Дэниэла. — Было бы глупо позволить кому-нибудь недостойному похитить его.
— Да, глупо. — Дэниэл отвел взгляд от Коннора, стиснул зубы, и на его щеке заиграл желвак. Он посмотрел на Софи, сидевшую на противоположном конце длинного стола, как будто искал ответы на загадки.
— Эй, ты куда?! Назад! — раздался крик Фионы откуда-то из-за двустворчатой двери, ведущей в буфетную.
— Фиона, лови пса! — прокричал Ридли. Дверь распахнулась, с такой силой ударившись о стену, что задребезжал хрустальный абажур настенного светильника. Все, сидевшие за столом, обернулись. В открытую дверь ворвался Цыган — белая молния, за которой мчалась серым облаком Фиона, схватившись пухлым руками за подол темно-серой юбки.
— Что за черт! — вымолвил Дэниэл.
Цыган устремился к столу. Он зацепил за скатерть костью, которую держал в зубах, и исчез под столом, утащив скатерть за собой.
Софи вскрикнула.
У Лауры перехватило дыхание.
Тарелки заскользили по столу. Бокалы опрокинулись. Канделябры зашатались.
— О Боже! — Лаура бросилась за своей тарелкой и успела поймать ее в воздухе. Куски омара полетели во все стороны. Ее стул накренился, и она с шумом свалилась на пол.
Коннор схватил канделябр. Вокруг него на пол сыпались тарелки. По скатерти катились бокалы и падали, не разбиваясь, на красные и белые розы, вышитые на ковре. Коннор встал и поднял свечи, ожидая следующего удара. Но он не последовал. Ураган окончился так же быстро, как налетел.
— Святые угодники, спасите нас, — прошептала Фиона, но ее голос прозвучал как удар грома во внезапной тишине.
Опустив тяжелый серебряный канделябр на опустевший стол, Коннор взглянул на Лауру. Она посмотрела на него ошеломленным взглядом, как будто только что побывала в объятиях торнадо, швырнувшего ее на землю.
Она сидела на полу с тарелкой в одной руке и пустым бокалом — в другой. С ее подбородка стекал соус. Кусочки омара застряли в золотистых локонах, выбившихся из-под черепаховых гребней и каскадом спадавших ей на плечи.
— Это неописуемо! — воскликнул Ридли, стоявший рядом с Фионой, — маленький человечек с белым полотенцем, повешенным на руку, и широко раскрытыми темными глазами, обозревающими катастрофу, постигшую безукоризненно накрытый стол.
— Кто-нибудь объяснит мне, что все это значит? — спросил Дэниэл, все так же сидя во главе стола, ничем не запачканный, с бокалом вина в руке. Перед ним простиралась обширная равнина полированного красного дерева.
— Это моя вина, и только моя! — сказала Фиона, схватив бокал, застывший на самом краю стола. — Следить за собакой было моим делом. Можно было догадаться, что она почует кость от окорока.
Софи прочистила горло, пытаясь скрыть то, что вряд ли походило на смех.
— Давненько ей не приходилось видеть вокруг себя столько пищи.
Дэниэл нахмурился, глядя на Лауру.
— Ты не ушиблась?
Лаура покачала головой, снимая с себя кусок омара. Пока Коннор смотрел на ее испуганное лицо, все происходящее показалось ему абсурдом. Он стиснул зубы, едва сдерживая смех, и направился ей на помощь.
— Это совсем не смешно, — произнесла Лаура хриплым шепотом, когда Коннор забрал из ее рук тарелку с бокалом.
— Тебе нужно было посмотреть моими глазами, — прошептал он ей на ухо.
Она бросила на него яростный взгляд.
Он подмигнул.
Дэниэл, наклонившись, заглянул под стол, затем устремил на Софи мрачный взгляд.
— Надо полагать, это похожее на волка существо, обгладывающее кость, — та самая милая собачка, которую Лаура сегодня привела домой.
— Бедняжка замерзла и хотела есть, и ей некуда было идти, — объяснила Софи, разглаживая скатерть рукой. — Я заверила Лауру, что такой благородный человек, как вы, никогда не бросит животное на верную гибель.
Дэниэл поставил бокал на стол.
— Вы так ей сказали?
Софи кивнула, и на ее губах появилась улыбка, когда она взглянула на него.
— Вы — слишком добрый человек, чтобы прогнать несчастное беззащитное животное.
Дэниэл поднял темные брови, глядя на Софи, как человек, до конца осознавший, что его загнали в угол.
— Вам стоило посмотреть, как наша маленькая Меган привязалась к псу. — Софи сложила на коленях руки. — Просто прелесть! Вы буквально осчастливили девочку, позволив Цыгану остаться у нас.
Дэниэл шумно вздохнул. Он поджал губы и обратил свой мрачный взгляд на Лауру — воплощение человека, собирающегося принять решение.
Коннор почувствовал, как Лаура, стоявшая рядом с ним, напряглась, ожидая услышать вердикт отца.
— Поскольку ты привела это животное в дом, то тебе и отвечать за него, — уголок рта Дэниэла искривился, как будто он старался подавить улыбку. — Надеюсь, ты позаботишься, чтобы собака получала достаточно пищи и не приходила в столовую во время обеда. Лаура выдохнула из груди воздух. — Хорошо. Можешь положиться на меня.
— Несносность этого человека превосходит все границы. — Лаура провела щеткой по вымытым волосам. — Смеяться надо мной, как будто я играю в спектакле!
На ее губах появилась улыбка, когда она мысленно восстанавливала подробности происшествия. Глубоко внутри зародившись, нарастал смех и, наконец, она была не в состоянии его сдержать. Боже милосердный, можно себе представить, как нелепо она выглядела!
Лаура смотрела на свое отражение, видя в зеркале улыбающееся лицо с пунцовыми щеками. Но оно казалось ей лицом незнакомки. Когда в женщине, которую она знала как Лауру Салливен, начали совершаться изменения? Когда разум и ответственность стали казаться ей петлей вокруг шеи?
Она положила щетку с серебряной ручкой на вышитую салфетку, постеленную на туалетном столике розового дерева. Лаура сама вышила на салфетке изящные розовые бутоны с изумрудными листьями и сложную кружевную бахрому. Вышивание помогало ей убить время, заполнить пустые часы. Сейчас ей казалось, что она всю жизнь убивала время. Все ее дни были пустыми до того мгновения, как в ее жизнь ворвался Коннор.
— Коннор… — прошептала она, и ее пульс участился при звуках его имени.
Она скрестила руки, обхватив себя за плечи. Ей хотелось почувствовать жар его объятий. Она закрыла глаза, представляя нежное прикосновение его губ, тепло, обвевающее ее кожу, как летний ветерок.
— Глупая женщина! — сказала она незнакомке в зеркале, со щеками, залитыми краской. — То, о чем ты мечтаешь, — невозможно. С Коннором у тебя нет будущего.
Она медленно сделала глубокий вдох. Ее грудь поднялась, нежные соски прикоснулись к мягкой голубой фланели платья, и по всему ее телу пробежала дрожь. Коннор разбудил в ней страсть, угрожавшую поглотить ее.
— Ты должна быть осторожна, — предостерегла она незнакомку в зеркале. — Очень, очень осторожна.
За спиной она заметила какое-то движение — белая тень, промелькнувшая в углу зеркала. Обернувшись, Лаура увидела около кровати Цыгана, глядевшего на нее так, как будто собака читала все ее мысли.
— Что ты тут делаешь? Странно, что ты осмеливаешься показываться мне на глаза после того погрома, который ты учинил.
Цыган пересек комнату и уселся перед ней, глядя на нее своими умными глазами.
— Ты должен понимать, как тебе повезло, что отец не вышвырнул тебя на улицу.
Цыган ткнулся своим холодным носом в ладонь Лауры.
— Вижу, ты хочешь извиниться. — Лаура, мгновение поколебавшись, прикоснулись к голове собаки, погрузив пальцы в мягкую шерсть. — Впредь ты должен вести себя лучше, если хочешь жить у нас.
Собака жалобно завыла, как бы прося прощения.
— Хорошо. Я тебя прощаю, — вздохнула Лаура, почесывая у пса за ушами. — Мы все иногда совершаем ошибки.
Лаура могла только надеяться, что она исправит свою ошибку, очень серьезную ошибку, которую совершила, позволив себе влюбиться в неподходящего человека, прежде чем она приведет к катастрофе. Нужно держаться подальше от этого человека. Ей придется как-то справиться с опасным влечением, которое она чувствует к Коннору.
— Пожалуйста, делайте, как я говорю! — Софи передернула стрелки часов в библиотеке, ставя их на текущее время: полночь. Полночь казалась ей самым подходящим временем, чтобы чуть-чуть попрактиковаться в магии.
Она заглянула в раскрытую книгу.
— Часы стоят, идти не хотят. Слушайте меня, вот просьба моя. Как прежде, ходите, и стрелки вертите.
Софи затаила дыхание. Ничего не произошло.
— Медный маятник, выполняй приказ. Не стой на месте, качайся, как прежде.
Маятник покачнулся сначала в одну сторону, затем в другую, лениво, как старый человек, потягивающийся после долгого сна. Наконец, он нашел нужный ритм и бойко закачался, отмеряя уходящие секунды.
— Ура! Получилось! У меня получилось!
— Что получилось? — спросил Дэниэл, входя в комнату.
— Ох! — Софи поспешно обернулась лицом к нему, прижимая книгу к груди.
— Прошу прощения, я не хотел вас напугать.
— Я думала, что все уже спят.
— Я не могу заснуть. — Он подошел к ней, и она заметила торчащие из-под темно-синего бархатного халата штанины пижамы.
Щеки Софи залились краской, когда она вспомнила, что держала эти штанины в руках. Настоящая леди на ее месте поспешила бы удалиться. Настоящая леди никогда не останется в обществе джентльмена, одетого для сна, в то время как она сама одета в одну лишь ночную рубашку и халат. Однако, когда он подходил к ней с улыбкой, играющей на губах, Софи поняла, что ей вовсе не хочется быть настоящей леди.
Он остановился в футе от нее — так близко, что ей пришлось поднять голову, чтобы заглянуть в его темные глаза.
— Вам не дает спать сознание своей вины? — спросил он.
Софи еще крепче прижала книгу к груди. Неужели он все видел и слышал?
— Вины?
— Вины за то, как ловко вы провели меня с этим волком. Вы знаете, что не оставили мне выбора?
В библиотеке было холодно, камин давно погас, но Софи не чувствовала озноба. Дэниэл
стоял совсем рядом с ней, и тепло его тела согревало ее, как огонь.
— А вам хотелось выбирать?
— Нет. — Дэниэл покачал головой, улыбнувшись, как будто обнаружил что-то новое и забавное в мире, в котором не осталось загадок. — Хочется думать, что вы были правы; едва ли я мог бы выгнать беззащитное животное на мороз.
— Конечно, не могли.
«Странно, как лицо человека может измениться всего за несколько часов», — подумала Софи. Тень щетины покрывала его щеки, скапливалась в глубокой ямке подбородка. Ей захотелось узнать, что можно почувствовать, если прикоснуться к его щетине кончиками пальцев.
— Тот Дэниэл, которого я знала, слишком хорошо понимал, что такое честь и ответственность, чтобы совершать что-либо немилосердное.
— Тот Дэниэл, которого вы знали? — Он нахмурился, и меж его темных бровей залегла глубокая морщина. — Вы говорите так, будто я умер.
— Неужели? — Софи смотрела в его темные глаза, чувствуя, как время отступает, вспоминая тот единственный раз, когда он обнимал ее. Двадцать один год прошел с тех пор. Целая вечность с того вечера, как он танцевал с ней тот единственный вальс, то единственное мгновение, которое она хранила между страниц памяти, как засохшую розу. Помнит ли он тот бал?
— Прошло столько времени с тех пор, как мы были друзьями, — продолжала она. — Тогда мы были еще детьми. Наверно, в каком-то смысле мы действительно умерли. Те люди, которыми мы были тогда, больше не существуют.
Он рассматривал ее лицо, стиснув зубы, и в его взгляде появилось что-то свирепое, как будто он боролся с мрачным демоном, преследовавшим его целую вечность.
Он глубоко вздохнул.
Софи затаила дыхание.
— Софи, я…
Прижав книгу к груди, она застыла в ожидании, надеясь услышать слова, которые унесут прожитые годы, — слова, которые могут воплотить в жизнь ее вечную мечту.
Но Дэниэл отвернулся.
Софи почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица. Глупая старая дева, размечталась попусту!
Дэниэл подошел к окну и раздвинул темно-красные бархатные шторы. Заскрипели кольца, скользящие по медному стержню. Он распахнул ставни, как будто был пленником, спасающимся бегством. Сквозь обмерзшие стекла струился лунный свет, освещая лицо страдающего человека.
— Я думал о том, что вы сказали сегодня. О Лауре. Вы были правы — я не знаю свою родную дочь.
Софи стояла рядом с часами, маятник которых отмечал уходящие секунды.
— Еще не поздно познакомиться с ней.
— Она относится ко мне с уважением, но без любви — как к незнакомцу.
Проводите с ней побольше времени. Завтра мы идем в театр. Присоединяйтесь к нам
— В театр… — Он смотрел на часы за спиной Софи, как будто глядел в прошлое, и на его губах появилась печальная улыбка. — Я не был в театре двадцать пять лет.
— Завтра дают оперетту «Пираты Пензанса». — Софи затаила дыхание, сердце безумно колотилось при мысли о том, что он целый вечер будет рядом с ней. — Я уверена, что вам понравится.
— Сомневаюсь, что завтра смогу выбраться.
Софи смотрела на него, чувствуя, как сердце сжимается от боли и разочарования.
Дэниэл нахмурился и стиснул зубы, на его щеке заиграл желвак.
— Я должен заниматься делами компании.
Софи глубоко вздохнула.
— Конечно.
Засунув руки в кармана халата, он отвернулся к окну.
— Коннор вскружил Лауре голову. Это заметно по тому, как она смотрит на него.
— Коннор любит ее и хочет жениться на ней.
— Что вы знаете об этом молодом человеке? — Дэниэл сжал засунутые в карманы руки в кулаки. — Откуда вы знаете, что он не охотник за приданым? Откуда вы знаете, что он не пустит по ветру все, что я с таким трудом создал?
— Коннор — человек чести.
— Вы сами говорили, что не видели его много лет! — Дэниэл обернулся к ней. — Откуда вам известно, из какого материала он скроен?
Софи улыбнулась.
— Он из хорошей семьи.
— В каждое семье может быть своя паршивая овца.
— Он — порядочный человек. — Софи приложила руку к груди. — Я чувствую сердцем. Дэниэл глубоко вздохнул.
— Должен признаться, он оказался вовсе не таким, как я ожидал.
Софи прижала книгу к груди.
— Он особенный.
— Похоже, он привык брать быка за рога.
— Это только одна из его особенностей. Возможно, вам стоит познакомиться с ним поближе.
— Филипп Гарднер не станет вечно ждать Лауру.
— Если Филипп любит ее, действительно любит, то он может ждать ее всю жизнь. — Софи смотрела на Дэниэла, видя тревогу и сомнения в его темных глазах и желая ослабить их своей любовью, которая жила в ее душе вечность. — Ведь если он любит ее, никакая другая женщина не сможет заполнить пустоту в его душе.
Хотя Дэниэл смотрел на нее с другого конца комнаты, Софи все равно чувствовала напряженность его взгляда, как будто он схватил ее и тряс, допытываясь до правды, скрытой глубоко внутри ее. Знает ли он? Подозревает ли он о ее чувствах к нему?
— Должно быть, вы очень сильно его любили.
— Кого? — переспросила Софи, внезапно лишаясь голоса.
— Человека, из-за которого вы так и не вышли замуж.
— А! — Она смотрела на бронзовый маятник, следя, как он неторопливо раскачивается. — Да, я очень сильно его любила.
— И до сих пор любите?
Уголком глаза она видела, как он стоит в задумчивости, глядя на нее. Она все так же смотрела на маятник, не в силах встретиться с ним взглядом — она чувствовала, как будто стоит на краю пропасти — слишком близко к краю, слишком близко к тому, чтобы открыть свою душу этому человеку, который может убить ее одним только словом.
— Прошу прощения. Кажется, я требую ответа на слишком личные вопросы, которые не имею права задавать.
Софи крепко прижала книгу к груди. Что он скажет, если она поведает ему тайну своего сердца?
— Лучше пойду лягу и постараюсь немножко поспать, чтобы завтра вечером не заснуть в театре.
Сердце подпрыгнуло в груди Софи.
— Так вы идете с нами?
— Думаю, что мне нужно поближе познакомиться с молодым человеком, похитившим сердце моей дочери. — Дэниэл улыбнулся, и на его правой щеке появилась ямочка. Уже давным-давно она не видела эту ямочку. — И еще я думаю… Не пора ли нам с вами возобновить старую дружбу?
Софи затаила дыхание.
— Спокойной ночи.
Она смотрела, как он пересекает комнату, гордо подняв голову.
У двери он обернулся и застыл, глядя на нее. Маятник отмерял секунды, и она боролась с желанием броситься в его объятия.
— Приятных сновидений.
— Вам тоже.
Он собрался было уходить, но вдруг нахмурился, взглянув на часы.
— Странно, они опять ходят!
— Я поставила их, и они пошли.
— Понятно. Но, видимо, вы ошиблись, когда ставили их — они отстают.
Софи взглянула на часы: 11.45. Мгновение она смотрела на них, затем сообразила, что часы идут в обратном направлении, уничтожая минуты прошедшего дня.
— Ох, Боже мой! Мне казалось, что они ходят нормально.
— Не волнуйтесь. Я вызову часовщика. — Дэниэл улыбнулся, снова показывая ей ямочку на щеке. — До завтра.
— До завтра. — Она прижала книгу к груди, почувствовав, как холодно стало в комнате. Он хочет возобновить с ней знакомство! Может быть, мечты действительно иногда сбываются, сколько бы времени ни пришлось ждать.
Когда Коннор вошел в комнату Меган, его окутал сладкий запах талька и лаванды. Лунный свет струился в единственное окно, выхватывая клин из темноты и падая на спящую девочку, которую не мог потревожить.
Когда Коннор обдумал все последствия того, что собирался сделать, у него похолодело в груди. Если Лаура узнает, кто он такой, он может потерять ее — как раз в этот момент, когда она проявила благосклонность к нему.
Однако выбора у него нет. Он должен исцелить ребенка, даже если придется идти на риск. Он должен оправдать доверие Меган.
Мягкий темно-красный ковер с вышитыми на нем весенними цветами заглушил его шаги, когда он подходил к узкой кроватке девочки. Меган, свернувшаяся калачиком под толстым одеялом, казалась спящим Херувимом. Ее маленькие пухлые щечки были гладкими и белыми, как свежие сливки, каштановые локоны обрамляли хорошенькое личико.
Утром она сможет увидеть золотоволосую куклу, которую прижимала к себе во сне. При этой мысли на губах Коннора появилась улыбка и беспокойство в сердце утихло. Он глубоко вздохнул, набрав в легкие холодного ночного воздуха и сел рядом с кроватью Меган, стараясь не потревожить ее сон.
Он чувствовал в себе силу, похожую на ослепительный свет — теплый, чистый и целительный. Коннор прикоснулся к волосам Меган и, закрыв глаза, отдался на волю нарастающей в нем силы. Он осторожно дотронулся до виска ребенка, медленно скользя по ним пальцами, ощупывая невидимые шрамы, залечивая их, разглаживая своими прикосновениями.
— Ты — ангел?
Коннор поднял тяжелые веки, глядя прямо в широко раскрытые голубые глаза Меган. У него перехватило дыхание, когда он понял, что его приход не остался незамеченным.
— Ты светишься, как ангел.
— Я не ангел, я твой друг.
— Коннор? — Она прикоснулась к его щеке маленькой мягкой ладошкой. — Это ты. Я вижу тебя.
— Тени ушли, Меган. — Он широко улыбнулся. — Теперь ты сможешь видеть все.
— Правда-правда?
Он погладил девочку по головке.
— Правда-правда.
— Я чувствую внутри головы что-то такое. Это так приятно, как будто в лицо светит солнце. — Она улыбнулась, глядя мимо Коннора на подоконник, где на подушке сидел плюшевый заяц с длинными ушами и две темноволосые куклы. — Я вижу Питера, Молли и Энни!
На глаза навернулись слезы радости, которую он мог разделить маленькой девочкой. Но сердце сжимал страх — страх перед тем, что случится, если Лаура откроет правду до того, как поймет, что любит его.
Он приложил пальцы к виску Меган, жалея, что не может стереть из ее памяти эту ночь.
— Меган, ты умеешь хранить секреты? Она кивнула, глядя на него своими большими голубыми глазами.
— Никто не должен знать, что я приходил к тебе. Это будет наш секрет.
— Но почему? Ты вылечил мои глаза.
— Потому что люди не поймут, как мне удалось тебя вылечить, и могут меня испугаться. Они могут даже прогнать меня.
— Но ты же не страшный. Ты очень милый.
— Обещай мне. — Он прижался губами к ее лбу, вдыхая сладкий лавандовый аромат ее волос. — Обещай мне, что это будет наш секрет.
Она перекрестилась.
— Обещаю.
— Спасибо. — Он провел рукой над ее глазами, закрывая ей веки. — Теперь спи.
— Ты обещаешь, что утром я буду видеть?
— Обещаю.
Он поглаживал ее волосы, тихо напевая, пока ее спокойное, ровное дыхание не сказало ему, что Меган спит. Тогда он ушел, надеясь, что она не выдаст его.
Вернувшись в свою комнату, он прислонился к оконной раме и стал смотреть на яркую луну. Каждый удар сердца болезненно отдавался в груди. Его будущее зависело от маленькой девочки и ее умения хранить тайну.
— Лаура, любовь моя. — Он закрыл глаза, прислонившись лбом к холодному стеклу. — Не бойся меня. Пожалуйста, не отвергай меня!