Если Маруша сумеет вырваться из последнего полета, то на заре ее ждет Вирия. Теперь было известно, каким станет мир, когда несущий весть прибывает третьей зарей. Усталость постепенно смазывала воспоминания. Маруша не знала, действительно ли видела она сквозь зеркальце зеленые просторы. И не могла сказать, точно ли на картинке изобразили тот самый вяз. Но Вирия существовала, как мечта, как следующая глава, как припев песни, куплет которой уже отзвучал. Песни, которую и захочешь, да не забудешь.
      Далекая страна. Там пронзают небо шпили башен белого замка. Там запутываются в крепких ветвях желтые облака, а раскрывающиеся поутру лепестки цветов являют многогранные алмазы. Там чистая озерная вода утоляет и жажду, и голод. Там обладатели тяжелых клювов и цепких когтей не сцепляются в бессмысленных поединках, а сражаются умными разговорами. Там кошки и коты, крадучись, пробираются по лунным лучам через невидимые границы в тщетных надеждах отведать мяса бессмертных, но гибнут, лишь только пересекают запретную черту. Там, по тенистым чащам, ползут змеи, ведомые желанием победы, но достается им лишь горечь поражений. А по вечерам, от черного до багряного края небес, раскручиваются спирали странных облаков - серо-алые дороги, приводящие на поляны вечной весны не птиц, но тех, кто тоже умеет летать. Там голоса Сирина и Алконоста свиваются единой песней, на которой и держится весь мир.
      Сказочные видения помогали скрасить монотонность полета, пока Маруша не углядела на темном пространстве поля точку, которая была чернее, чем все вокруг. И ей вдруг безумно захотелось взглянуть на то, что прячется во мраке. Пусть даже там ждет Тот, Кто Сидит На Качелях. Маруша найдет, что ему сказать. Справа наплывала большущая призрачная стая. Еще несколько секунд и маленькая птичка затеряется в ней навсегда.
      Приникнув к земле в скользящем полете, Маруша устремилась к неизвестности. Земля то трескалась, то лопалась глиняными пузырями. Вырастали из недр колючий репей, жгучая крапива, красноглазый папоротник, остроклювый шиповник и ярко-зеленые клинки жесткой могильной травы. Но раз за разом уворачивалась от них Маруша и спешила к тому, что теперь казалось холмиком. Потому что когда у тебя есть цель, все преграды и препятствия, все случайности и обстоятельства, все обиды и неудачи наполовину теряют силу. Потому что теперь есть куда лететь. А холмик вздыбился над землей человеческой фигурой в развевающемся балахоне.
      - Крииии, - жалобно проскрипело под складками разлохмаченной одежды.
      "Качели! - ухнуло в груди Маруши. - Там скрываются качели".
      Мигом все приготовленные слова вырвались из головы и расплескались по холодным просторам Ночи Легостая, бесследно затерявшись в бороздах бескрайнего поля. В голове поселилась неприятная пустота. Но Маруша не сворачивала. Она летела вперед, словно маленький истребитель, отважно идущий на последний таран. А когда фигура стала невыносимо высокой, Маруша злобно вцепилась во вражеское плечо и почувствовала под излохмаченной тканью привычную плоть дерева. Человека сделали из брусков и накинули на него негодный плащ, превратив в самое обыкновенное...
      - Пугало, - выдохнула Маруша облегченно и немного даже разочаровано. Эту нелепую фигуру поставили здесь отпугивать птиц. Но посреди угнетающего своей бесконечностью страшного поля, которое охраняли безмолвные сорняки и мертвые стаи, пугало только согревало своей привычностью. Маруша сразу повеселела. Ей вспомнилось...
      14
      Когда твои крылья не в силах поднять тебя над землей, мир огромен и пугающ, потому что ты еще ни разу не видела его с высоты.
      Ты знаешь, что мир бескраен, когда крылья возносят тебя над ним.
      Но он бескрайнее в тысячи раз, когда надо пройти его ногами.
      А ты не в силах просто идти, ты, подпрыгивая, несешься вперед на негнущихся лапах, словно чувствуешь, что вот-вот этот длинный мир закончится, а за ним начинается сказка. И ты должна успеть туда первой.
      Глаза слезятся от переливчатой, волшебной, манящей синевы впереди. А поотставшее солнце теплыми лучами указывает дорогу.
      Но путь дальше закрыт.
      Маленькие-маленькие птенчики из спутанной травы глядят на угрюмую скособоченную фигуру.
      - Ну, девочки, - шепчет Бренда. - Кто первый?
      Сдавленное воркованье. Теперь уже никто не хочет быть первой. Это сейчас чудище притаилось в неподвижности, а подлети, шевельнет деревянной лапищей, сожмет угловатыми пальцами, да утащит в черную пасть безвозвратно. И останется от тебя на память сломанный хохолок макушечных перышков.
      - Я попробую, - кашляет Милица, вспархивает, но, не долетя и половины, разворачивается и комком смятой бумаги падает обратно в кусты.
      Птички смеются. Смех заглушает страх. Смеясь, забываешь, что должен бояться.
      Шум перьев. Небо, бросившееся навстречу. Ослепительный луч солнца, такого большущего, что своим светом оно съедает страшную фигуру. А когда уродливая голова вновь заслоняет огненный шар, то видишь, что страшиться нечего. Пара сбитых друг с другом палок, дырявая кастрюля, да рваная одежка. А под коготками неподвижное, давно уже неживое дерево. С этого сверкающего мига пугало превращается в обыденность, становится ничуть не страшнее телеграфного столба. С пугала можно гордо смотреть на подруг, прячущихся в кустах и восхищенно перешептывающихся. Когда-нибудь каждая из них повторит твой подвиг. Но сейчас только тебя греет солнце, только тебе дует ветер, только тобой любуется весь необозримый мир.
      15
      - Крииии, - скрипнуло еще раз.
      Маруша вздрогнула и очнулась, вновь оказавшись посреди поля, утонувшего в Ночи Легостая. Пугало покосилось, чуть повернулось, а потом порыв ветра ударил горшком об шест, и тот расколол древнюю посудину, шрапнелью черепков сбросив птичку, не ожидавшую такого подвоха, в рытвину борозды.
      - Испугалась? - раздался шепот сверху.
      Следующий порыв ветра распахнул рванье на груди пугала, и Маруша увидела туманного кота с голубыми глазами.
      - А ты чего тут делаешь? - обозлилась Маруша, словно кот был виноват, что ей пришлось так неловко приземлиться.
      - Имеющий глаза, да увидит, - хмыкнул кот.
      Маруша пригляделась. Лапы кота были прихвачены к шесту лиловыми искрящимися проводами.
      - Влип под завязку, - понимающе кивнула Маруша. - И долго висишь?
      - Все время, пока ты спала, - непонятно ответил кот.
      - Может, кого позвать? - птичка суматошно озиралась по сторонам.
      - Бесполезно, - клыком кот прикусил губу. - Эти провода вряд ли кому подвластны в Ночь Легостая. Ну, может быть, только тебе.
      - Почему? - удивилась Маруша.
      - Ты - живая, - ответил кот еще большей загадкой.
      - И что я могу сделать?
      - Проклевать провода, - кот заворочался, висение не доставляло ему большого удовольствия. Если из крошечного серпика Луна выросла больше чем в половину диска, лапы у него уже порядком затекли. А вдруг прошло столько времени, что успело родиться и умереть несколько Лун.
      - Ну не знаю, - коварно отвернулась птичка. - Вообще-то, мне надо спешить. Вторую зарю я уже пропустила. Никогда на земле не наступит благословенное царство птиц. Бескрылые останутся жить. Но мы встанем наравне с ними, если к третьей заре я доберусь до Далекой Страны.
      - Сначала тебе надо перебраться через поле, - улыбнулся кот, посверкивая глазами. - Ты уже убедилась, что это не так-то просто.
      - Но ты ведь знаешь, знаешь как?
      - Я-то знаю, но что я могу в связанном состоянии.
      - Ну, котик, ну объясни мне.
      - А ты расклюй провода.
      - Но на это уйдет уйма времени.
      - Сколько б ты сейчас не сэкономила, его не хватит, чтобы пересечь поле до третьей зари. Бескрылые говорят, что жизнь прожить - не поле перейти, да только нынче все наоборот. Жизнь прожить проще простого, а вот оставить поле позади никак не получается, не так ли, Летящая в Вирию?
      - Уж я-то не собьюсь с пути, потому что чувствую направление.
      - И куда оно тебя ведет?
      - Туда! - стрелкой компаса клюв указал вдаль.
      - Верно, - кивнул кот. - Но там горизонт. Как ты сумеешь залететь за горизонт?
      - Никто в здравом уме не отвечает на такие вопросы, - беседа начала утомлять Марушу. В конце концов, есть цель и есть время, чтобы достичь этой цели.
      - Никто в здравом уме не отправляется в Далекую Страну, - заметил кот. Иначе все птицы давно переселились бы туда, не правда ли? Почему они продолжают жить в лесах, полях и городах?
      Такая сторона вопроса удивила Марушу. Почему, зная про Далекую Страну, птицы остаются на привычных местах обитания? Да что птицы! Даже Шумелка-Мышь пробивается к своему подвалу лишь после смерти. Остальные ее сородичи, зная про подвал, полный сала, и усом не ведут. Им достаточно складов и свалок. Неужели двери Вирии, как утверждал занудливый кондор, откроются не перед всяким?
      - Может, пока ты размышляешь над вопросом, расклюешь провода? - предложил кот, шумно ворочаясь средь искрящихся лиловых линий. - Когда весь мир наполнен бессмыслицей, не вязни в ней, растекаясь склизкими слезами. Делай хоть что-нибудь, в чем видишь смысл. Даже если это дело не кажется осью, способной развернуть вселенную.
      Не став спорить, Маруша принялась за провода. Скользкая оболочка то и дело норовила вывернуться, электрические искры грозно выпрыгивали из-под разорванной изоляции и пытались больно ужалить. Но птичка не прекращала работу, пока перекушенный провод мертвой змеей не сполз к основанию пугала. Кот неловко грохнулся на бугорок, в который воткнули шест, перекатился с боку на бок и принялся дергать затекшими лапами.
      - Отличненько! - промурлыкал он. - Не следовало тебе забираться так далеко, но сделанного не воротишь. Посмотри, куда нас занесло на сей раз.
      - В поле, - вздохнула Маруша. - Разве ты сам не видишь, что кругом одно лишь поле?
      - Для тебя поле, - мяукнул кот, - потому что ты думаешь, что кругом поле. Вот ты и видишь только его. Я же излазил здешние места довольно хорошо, поэтому вполне могу увидеть нечто другое.
      - И что же ты видишь?
      - Ну, скажем, слева в небольшой низинке тянется Река Забвения.
      - О, котик! Я позволю тебе позаботиться о нас! Если ты построишь плот, то мы живо переберемся через поле! - обрадовалась Маруша. - Я слышала, что по рекам сплавляются на плотах.
      - Точно, - кивнул кот, предпринимающий неуверенные попытки подняться на лапы. - Да только ее течение не в нашу сторону. А против течения мы с тобой не потянем.
      - Неужели так сложно?
      - Посуди сама. Ведь забывать гораздо легче, чем вспоминать. Ты никогда этого не замечала?
      - Замечала, - смутилась Маруша, но тут же спохватилась. - А справа у нас что?
      - Лог Пересмешника, - пояснил кот. - Вот куда я не стану соваться по доброй воле. К счастью, горизонт он не пересекает, что означает - в него лезть нам не придется.
      - А впереди?
      - А впереди поле. И горизонт. Плохо дело.
      Маруша посмотрела вдаль. Над горизонтом парил залитый огнями ледяной дворец Симурга. На таком расстоянии бескрылым он казался обычной звездой. Разве что яркой. Но острое зрение птицы различало четыре узкие угловые башни, на крышах которых сидели ледяные орлы с крыльями, раскрытыми для атаки. Мерцал заблудившийся свет звезд в широкой струе фонтана у главного входа. Искрами синего света носились меж брызг маленькие птички с блестящим оперением. Далек был дворец. Далек и недостижим. А Вирия находилась еще дальше.
      - Любуемся, - то ли спросил, то ли ответил кот. - А ведь это неплохой ориентир. Дворец находится точно над серединой поля. Видела бы ты, как прекрасны горы под ним. Как сверкают миллионами блесток вершинные снега. Как скользит по ущельям синее сияние, рожденное, когда лучи солнца и бледной полуденной луны пронзают дворцовую крышу, выточенную из гигантского сапфира. Но отсюда не то что до дворца, для пути до предгорий не хватит ночи. А на рассвете мир снова станет обычным и пустым.
      - Надо лететь, - решилась Маруша. - Скоро заря, и я не хочу больше терять ни минуты.
      - Ладно, - сказал кот. - Дай мне эту минуту. Возможно, за нее я придумаю что-нибудь еще.
      16
      Созвездия птичьего мира выступили на синем бархате особенно ярко. Прочие потускнели или норовили схитрить. Так Скорпион обернулся Фениксом. Каждая его звезда источала сияние невероятной мощи, словно сама себе разжигала пламя, в котором предстоит сгореть и возродиться.
      Серебряной стрелой слетела с неба призрачная цапля, ткнулась острым клювом в борозду, растеклась пупырчатой массой и тут же исчезла, воспарив обратно к небесам сизыми клубами дыма. А стая законопослушных аистов гнала над вывертами рыжей глины свободнолюбовную самку. Сотня багровых лап рвала ее испачканные грязью крылья. Полсотни клювов, забрызганных кровью, выклевывали молодую душу крохотными кусочками.
      - Страшно? - спросил кот, глядя на небо, по которому беспорядочно метались мертвые стаи.
      - Скажи еще, что сам не боишься? - огрызнулась птичка.
      - Боюсь, - признался кот. - Если б не ты, я бы давно удрал. Признаюсь, что вообще не показываю сюда носа во время птичьих ночей. Пернатые не любят кошек не только в Заоблачной Стране. Представь-ка, во что превратят меня тысячи когтищ, да острых клювов.
      Маруша представила, и ее передернуло от отвращения. Она тут же попыталась выкинуть из головы ужасное видение.
      - Раньше в Ночь Легостая птицам дарили свободу выбора. Они могли лететь в любую страну, невзирая на инстинкты и обстоятельства. Теперь же небом завладели мертвецы и призраки. Серебряный Птенец должен положить конец царству Сидящего На Качелях. Кстати, ты его уже видела? Того, Кто Сидит На Качелях?
      - Не знаю, - мотнула головой Маруша, вспомнив огненный взгляд под бетонной плитой. - И да, и нет. Может быть, видела, а может, мне только причудилось. Откуда мне знать, где заканчивается явь и начинается сонное королевство, в котором бродят дремы и видения?
      - Иногда видениям мы верим гораздо охотнее, чем правде, - кивнул кот. Пусть даже и страшимся их больше жизни.
      Лик Луны посветлел, и ожили тени. Тысячи из них распростерлись по земле. Сотни оторвались от влажной почвы и взметнулись к стаям призраков черными комками. И наполнились силой, и заметались, словно подбитые, но не сдающиеся птицы.
      С небес к ним навстречу потянулись тени иные. Бледные, полупрозрачные, наполненные лунным сиянием. Они превращались в смутные фигуры мифических птиц. Птиц-воителей, птиц-пожирателей падали, птиц-истребителей. Над призрачными стаями навис громадный орел. Грозовой тучей он медленно выплывал из-за горизонта. Постепенно его распростертые крылья заполнили почти полнеба. При взгляде на гигантское облако Маруша почувствовала себя маленьким потерявшимся птенцом, навстречу которому несется горячее дыхание торнадо.
      Суматошно звеня, из Лога Пересмешника вылетела странная конструкция, собранная из согнутых полукругом железных прутьев, сходившихся в одну точку, украшенную толстым кольцом. Дно представляло собой фанерный круг. Дребезжала незапертая дверца, хлопая по прутьям. За прутьями ворочалась бледная масса, издающая нечленораздельный гогот, писк и клокотанье.
      - Прорвемся! - радостно мяукнул кот. - Нам повезло! Через поле мы перелетим на Клетке Безумцев, - и коготок, наполненный розовым сиянием, указал сквозь прутья.
      - Что это? - испугалась Маруша.
      - Это настолько неправильные птицы, что даже мертвые сородичи предпочитают заключить их в клетку, чтобы они не портили общий праздник.
      - Гляди! Клетка-то не заперта!
      - Нет надобности. Безумцы настолько гордятся своим заточением, что ни один из них не согласится покинуть клетку добровольно.
      - По-моему, это не сильно подходящая компания... - начала Маруша.
      Кот не ответил. Он раскрыл пасть, бережно ухватил Марушу клыками и сиганул вверх, умудрившись запрыгнуть в небольшое оконце как раз в тот момент, когда дверца приоткрылась.
      Маруша почти оглохла от злобного рева и щелканья клювов, выражавшего крайнюю степень беспощадности.
      - Ты посмел появиться перед птицами? Ты, рваный котяра! Ты, жадюга, умертвивший маленькую красотку.
      Кот быстро выронил Марушу на забрызганный объедками пол, где с остатками еды перемешались разнокалиберные перья.
      - Ну не безумство ли это? - улыбнулся он. - Почти что самое грандиозное из безумств.
      - А какое ты назовешь самым грандиозным? - сквозь смесь щебетания и ора прорезалось раздраженное карканье.
      - Отпустить уже пойманную птичку! - кот улыбнулся еще шире. Блеснули клыки, но разъяренные птицы не обратили на опасность ни малейшего внимания.
      Клетка совершила очередной скачок. Марушу сорвало с пола и швырнуло в стаю.
      - Не бойся, птичка, - проворковал скворец со щербатым клювом. - Мы не дадим тебя коту. Знаешь что, пожалуй, мы заклюем тебя сами. Согласись, это гораздо почетнее, чем угодить коту на обед.
      - На ужин! На поздний ужин! - поправил зеленый попугай с мутными глазами.
      - Горрраздо, горрраздо почетнее, - перебила его ворона, глаза которой бешено вращались.
      Следующий прыжок разлучил Марушу со стаей и вернул ее пушистому спутнику. Она вцепилась лапками в невесомую шерсть и зажмурила глаза от страха.
      - Немедленно верни, верни, - разразилось руганью птичье многоголосье.
      Кот и ухом не повел. Напротив, из его груди донеслось довольнехонькое урчанье, словно он отлеживал бока на теплом и мягком диване, а не скакал в клетке, набитой безумными птицами, через поле, накрытое тенью огромного злобного орла.
      - Сидите, сидите, не вставайте, - ласково разрешил он, словно директор школы, неожиданно заглянувший на открытый урок.
      - Тогда пшел назад, - рявкнул глазастый филин, затем его голос размягчился, заставив буквы запинаться друг об друга. - Не видишь, братан, мероприня... приятие у нас.
      - Гляжу, давно уж принимаете, - уважительно кивнул кот в сторону горы всяческих пищевых отбросов, откуда торчал лысый крысиный хвост. - Примите-ка и от меня предоплатой.
      Кот надул щеки и внезапно выплюнул в общую кучу двенадцать немного изжеванных кусочков копченой колбасы.
      - О! - обрадовался филин. - Это наш котяра. Так будем считать его специально приглашенной звездой.
      Толпа радостно взвыла и расступилась. Кот солидно прошелся до прутьев и лениво развалился на моментально освобожденном месте. Маруша не отставала от него ни на шаг. Она изящно присела на распушенный мех кошачьего хвоста и горделиво оглядела странное сборище. Ну что, пустоглазые, поняли, с КЕМ я сюда явилась? То-то же!
      - Пра-адолжим на-аш творческий вечер, - в центре, как из шляпы фокусника, возникла Птица-Секретарь. - Га-арят свечи, звучит тихая музычка, а-а в душах наших сла-агаются стихи. Та-ак почему бы не выплеснуть их звездными брызгами в пра-ахладу ночи, отданной нам с изна-ачалья.
      - Свечи? - удивилась Маруша, поворачивая голову из стороны в сторону.
      - Эй, за пятым столиком, - грозно щелкнул клювом Пятнистый Лунь, видимо исполняющий здесь роль вышибалы, - еще слово, и вы мухами вылетите отсюда.
      - Но я не вижу никаких свечей, - пожаловалась птичка. - Не говоря уже о столике.
      - Да-а как же, - Птица-Секретарь просеменила к Маруше и обвела крылом дугу. - Здесь, в интимном полумраке, и са-абирается наше э-элитарное Литературное Ка-афе. Здесь мы на-асыщаемся, ка-ак физически, - она отправила в глотку одно из колбасных колечек, - та-ак и духовно. Па-асматрите па-а старанам. Ка-анделябры, ка-анечно, не фа-антан, но в а-абычной а-антикварке та-аких не сыскать. А-а скатерти? А-абратите внимание! Чистый ба-архат! Но это все меркнет перед тем, что плещется ручьем чистоты из на-аших, переполненных стра-аданием душ. А-адна из ка-аторых сейчас приа-аткроет нам сва-аю а-автабиа-аграфию. Кто у нас следующим?
      17
      - Теперь я, - раскатилось по клетке сумрачным эхом.
      Вперед выступила вовсе несуразная птица. С тела беркута тянулись к верхним прутьям семь извилистых розовых шей, покрытых редким белесым опереньем. Шесть голов трещали "Теперь я!", одна другой громче, и лишь седьмая задумчиво примолкла.
      - Симаргл Великолепный, - возвестил ведущий. - Сегодня он выступает под псевдонимом "Семиглав"!
      - На этот раз моя очередь, - с противным клекотом высунулась вперед четвертая голова чудика. - Ночи Легостая и той, которая меня в нее привела, посвящается.
      Птичкой средь трав. Вольной пташкой до встречи с тобой
      Жил я, но сладкой мечтой заманила в небесную высь.
      Ты показала, насколько прекрасен воздушный прибой.
      А к небесам не притронуться, но хоть меня ты коснись.
      Ты говорила, жизнь нам дана, чтобы выпить до дна,
      И обещала, что вместе печали прогоним мы прочь,
      Но не сказала, какая из мрака соткется цена.
      Счастье лишь днем, а за солнцем прячется ночь.
      В небо вонзает гнилые клыки частокол.
      Черные дыры пробиты, где раньше сверкала звезда.
      Мертвенной вязью могильный звенит колокол.
      Ночь наступила, и в гнездышко лезет беда.
      Я заслоню твою грудь миллионами алых сердец,
      Жарким дыханием я растоплю глыбу льда.
      А когда плоть разорвет деревянный зубец,
      Кину к тебе взор любви, но встретит меня пустота.
      Я заплатил, все закрыты пути мне к земле.
      Лет миллионы прошли, и еще миллионы мне ждать.
      Лентой тумана, тянущейся в утренней мгле,
      Вижу, как крылья чужие ты учишь летать.
      - Семь голов и все тупые, - проворчала Маруша. - А тебе как?
      - А? Что? - раскрыл глаза кот. - Ты о чем?
      - Да о стихах же!
      - О стихах? - удивился кот. - Ты еще и стихи... А! О стихах! Да я их не слушаю. Моя цель - перебраться через поле, и никакие стихи мне в этом не помешают.
      - Ну что же, - вступил распорядитель. - Стихи не лишены цинизма. Отметим ва-ампирские а-атгалосочки. Однако ра-азмер не выдержан. Па-авествование смято, не всегда свя-азано. Общий итог, сла-абавато.
      - Учтем, - пробормотала четвертая голова.
      - По сторонам, по сторонам смотри, - шипела пятая, склоняясь к первой.
      - Зачем? - недоумевала та.
      - Запоминай, кто кривится, - поясняла пятая. - Тех из списка приглашенных на завтрашний междусобойчик вычеркиваем.
      Вторая, третья и шестая слаженно кивнули и перископами завращались по кругу. Седьмая голова продолжала хранить королевское спокойствие. Потом она задумчиво уставилась вниз, молнией метнулось крыло, загребая далеко не маленькую часть разбросанного по полу угощения. Птицы подняли гвалт, но тут же утихли, надеясь наверстать свое на завтрашнем пиршестве.
      18
      - Па-амалчим, - Птица-Секретарь вернулась к обязанностям распорядителя. На-а очереди ма-аладые та-аланты.
      В середину круга вылез вороненок в громадной кепке. Клетку продолжало немилосердно сотрясать. Вороненок то и дело переставлял свои худющие лапки. Со стороны казалось, что он танцует.
      - Народные лэгэнды! - возвестил вороненок и многозначительно подмигнул.
      Из глубины птичьей толпы вежливо похлопали. Вороненок принял важную позу, не переставая семенить ногами, поглядел в зенит на птицу, сотканную из грозовых туч, и начал:
      На гора сыдит Арол
      И клует свая нага.
      Кров бэжит, а он нэ видит.
      От какой суровый птыц!
      А?
      - Ста-арье, - прохрипел распорядитель. - Нам бы свежачка. А легенды па-аслушаем, когда са-аберемся на-а кладбище.
      Подушками звериных лап вороненка ухватила странная птица с двумя головами.
      - Позорррррр, - прорычала собачья голова.
      - Плагиат-т-т-т, - заклекотала птичья.
      - Вон из нашей клетки, - единогласно взвыла толпа.
      Собакоптица наотмашь ударила обескураженного вороненка. Тот черной ракетой вырвался в проем и тут же остался далеко позади, затерявшись в бороздах бескрайнего поля.
      - Как видишь, у них тут весьма строго, - прошептал кот. - Пускай мне оборвут оба уха, это все лучше, чем выпасть из клетки в месте, откуда не знаешь как выбраться. Так что, Летящая к Вирии, остерегаю всеми птичьими богами, не сделай ошибки.
      Радостное оживление мигом исчезло, когда на всеобщее обозрение выбралась следующая птица. Хватало одного взгляда, чтобы захотелось склониться в тихом трепете перед ее статным телом. Глыба! Монолит! Глаза, как два глобуса. А сжатые по бокам крылья, расправившись, выбросили бы из клетки всю толпу. Непонятно, как такая громадина забралась сюда, если во входное отверстие едва протиснулся кот, не достававший птице-гиганту и до половины лапы. Или действительно, не было никакой клетки, а было Литературное Кафе для творчески одаренных птиц. Или для тех, кто считал себя ими.
      - Ува-ажительно скла-аняем голову перед Ва-ами, Мать-Хищна-Птица. Внима-аем. Беза-атрывно! Ждем ка-аждой строчки, ка-аждой трели.
      Все тут же склонили голову. Уважение птица вызывала. Особенно массивный клюв. Маруше донельзя не хотелось хоть в чем-то провиниться перед внушающей такое почтение поэтессой. Она не смела поднять взор, пока звучал грудной голос с нежной хрипотцой.
      Раскидаю клювом я колоду карт,
      Отыщу четырех королей.
      Повторяется вечный расклад,
      Пусть всплакну я, меня не жалей.
      Только трое упали на стол.
      Как и прежде, последнего нет.
      Повторяется вечный прикол,
      Рвется в масть малолетний валет.
      Разорву я вальта пополам.
      Королем обернется, уйдет,
      Когда будет из меня старый хлам,
      Ну а перед ним новый взлет.
      Положу тех троих в общий круг.
      Что с сердечком улыбчив и мил.
      Только бабы вьются вокруг.
      Отвернешься, и вмиг он уплыл.
      Тот, что красный упертый квадрат,
      Ничего не видит кроме себя.
      Хоть пригож он и очень богат,
      Что богатство, коль жить не любя.
      Пикой колет меня черный взгляд,
      Цепко ловит ледяная рука.
      Птичке-куколке тоже он рад...
      Увернусь и стрелой в облака.
      Раскидаю клювом я еще разок.
      Снова буду искать королей.
      За каким горизонтом мирок,
      Где четвертый, что всех мне милей?
      - Ну как, девочка, ты в восторге? - Мать-Хищна-Птица подскочила к Маруше. Вблизи оказалось, что клюв чудовища был выкован из железа. Длинный, порядком издерганный хвост волочился по грязному полу, расшвыривая по сторонам остатки пиршества.
      Маруша испуганно отступила на шаг. Птица выгнула шею и, опустив голову, заглянула Маруше в глаза.
      - Можешь не спешить. Подумай и ответь ПРАВИЛЬНО, - в ее голосе перемешались металл и кружева. - Иначе, девочка, я заберу твою незрелую душу, пронесу через пекло и подвешу на ветке ели, пока не придет срок. Всякому овощу свое время. А как дозреешь, верну обратно. Ты предпочитаешь висеть ближе к земле или у самой верхушки? Рекомендую где-нибудь посередке, там духи гложут не так свирепо.
      Маруша отвела взор, но тут заметила громадные загнутые когти. Такие, если ухватят, уж не вывернешься.
      - Потеряла дар речи от смущения, - бойко отрапортовал не растерявшийся кот. - Я вот о чем, милочка, - тут же подмигнул он громаде, - загляните как-нибудь к нам, котам. Я там кое-кого знаю... Ну, Вы понимаете... Из тех, кто издает дамские сборнички. Один из них как-то показывал мне прелестную книжицу. Угадаете, чьи пламенные строчки я обнаружил, листая страницы?
      Волна холодного ужаса, сверлившая Марушу, внезапно рассеялась. Страшная птица улыбалась.
      - Легко, - ласково кивнула она. - Мне уже приходилось печататься у котов. Заменишь в строчках клюв теплыми ушками, а перышки розовыми подушечками лап, сунешь в конверт фотографию милой киски, а воображение тут же дорисовывает, что это я и есть. Ты не поверишь, мальчишечка, никто из них так и не догадался, что я - птаха.
      19
      Удивительно легкой для такой массы походкой Мать-Хищна-Птица удалилась. Вытянув шею, Маруша вглядывалась в странное сборище.
      - Нет ли здесь Того, Кто Сидит На Качелях? - шепотом спросила она.
      - Вряд ли, - склонил голову кот. - Ты ведь еще не сворачивала.
      - Ну и что?
      - А то, что он подстерегает на поворотах. Если ты беззаботно следуешь своей судьбе, не в силах выбраться из колеи, никто и не обратит на тебя внимания. Другое дело, когда ты желаешь переменить судьбу. Ты вылезаешь из колеи, поражаешься огромному количеству открывшихся путей, а потом замечаешь нечто такое, с чем очень не хотелось встречаться. После ты или бухаешься обратно на проторенную дорогу и забываешь про увиденное, или идешь навстречу своим страхам. И никто не знает, чем закончится эта встреча. Одни весьма могущественные силы весьма не любят, когда кто-то сползает с изначально заданного пути без их ведома, а другие ловко этим пользуются. Эй, о чем ты сейчас думаешь?
      Кот заметил, что Маруша отстраненно уставилась сквозь прутья.
      - Я думаю, у Дайаны не было бы ни одного шанса добраться до Заоблачной Страны, - хмыкнула Маруша. - Она такая закомплексованная.
      - Кто такая Дайана? - поразился кот.
      - Да так, вряд ли она тебе известна, - заметила Маруша и решила вернуться в Литературное Кафе. - Ты-то сам поворачивал хоть разок?
      - Конечно!
      - И видел Того, Кто сидит На Качелях.
      - Нет, то были иные повороты и другие встречи. Я странствую ночами и никогда не гоняюсь за зарей. Думаю, что Тот, Кто Сидит На Качелях, ждет твоего поворота. Хотя, если судьба маленькой птички прямиком упирается в зарю, тебе вовсе нечего бояться.
      - Еще бы знать, - чуть слышно проворчала Маруша, - куда упирается моя судьба...
      А в центре клетки стояла мифическая птица Киннара, чей взгляд так похож на взгляд человека, которому не хочется заглядывать в глаза никогда. Если бы ветер не дул так немилосердно, Маруша непременно назвала бы голос Киннары магической мелодией.
      И сказали птичке
      Вырастай большой,
      После по привычке
      Имя нарекли.
      Назвали ту птаху
      Утренней Звездой.
      Голову на плаху,
      Перышки в пыли.
      Объяснили пташке
      В самый первый день:
      Вредные замашки