За гранью мира алая заря

      - Так к чему лишние вопросы, - хмыкнул филин, сорвав голосом пару кленовых листьев. - Будь посмелее. И поторопимся. Торжество не следует затягивать. Иначе оно потеряет всю прелесть.
      - К-какое еще торжество? - комок мешал говорить, но не спросить Маруша просто не могла.
      - Как ты могла забыть?! - удивился филин. - Заключение вечного мира между нами и человеческим родом. А потом будет восхождение на престол короля и королевы.
      Маруша несколько раз сглотнула, надеясь прогнать поселившееся там существо, но оно отчаянно сопротивлялась.
      - На восхождение и я бы посмотрела, - пробормотала она настолько неразборчиво, что и сама запуталась в собственных словах. Но филин, похоже, понимал без слов. Или умел читать мысли.
      - Туда и идем, - голос казался неудержимым ревом турбины. - Потерпи, мы почти добрались.
      Впереди маячил просвет. Изящным изгибом лента врывалась в яркую дыру, заполненную лучами восходящего солнца. Из светлого пятна доносился птичий гам, то усиливающийся, словно там собрались все перелетные птицы, какие только существуют, то притихающий, будто по птичьим рядам прокатилась сонная волна, заставившая сомкнуть веки на полминутки.
      Ведомая филином Маруша пронеслась через сверкающую золотыми бликами полосу реки. Над чешуей волн метался собакоглавый Сенмурв, сыплющий в воду сухие семена. На гребнях мгновенно вырастали желтые чашечки кувшинок и уносились по течению за поворот. Плавно огибая их, скользила по переменчивой глади птица Обида, взбивая тысячи брызг лебедиными крыльями. Рождала в брызгах радугу, неверную и мимолетную. Косила недобрым глазом на небо, опасаясь орла ли, сокола.
      За рекой, за прибрежными кустами, за березовым подлеском, за поляной, покрытой чашечками колокольчиков и снежными солнцами ромашек, вздымалась к небу роща гигантских каштанов, чьи ветви переплелись друг с другом клубками застывших змей. Усевшись на сухую ветку, филин откланялся и передал эстафету Белому Аисту, на груди которого выгнувшимся в высь полумесяцем сверкали пять звезд из темного золота.
      - Иди же! - возвестил Белый Аист и указал крылом вперед. Ветки образовывали причудливую дорожку, ведущую к развилке двух стволов. Красная полоса убегала вдаль. Там высился трон, обитый красным бархатом, а рядом устроилось уютное гнездышко, с первого взгляда полюбившееся Маруше.
      Трон покоился на мощной плите, опершейся на спины двух каменных крылатых быков с человеческими лицами. Перед их высотой и мощью Маруша почувствовала себя полным ничтожеством.
      - Не пугайся, - прощебетала черногалстучная синица. - Шеду и Ламассу не разозлятся. Тебе положено взойти на трон. Тебе, принесшей весть вовремя. Нашей будущей королеве!
      - Не хочу быть королевой! - испугалась Маруша еще больше, вспомнив незавидную судьбу Королевы Бала в Клетке Безумцев.
      - Не нужно бояться, - в голосе синицы не чувствовалось ни капли раздражения, только безмерное удивление. - Что бы ни случилось, Шеду и Ламассу защитят тебя. Они - стражи дворца. Твоего дворца. Не даром и птицы, бескрылые согласились избрать их своими защитниками, призвав этих быков из Страны Чудес. Любого врага, любую опасность немедленно затопчет Ламассу всеми четырьмя копытами и Шеду всеми пятью.
      - Ты хочешь сказать, что у Шеду пять ног, - перед удивлением даже страх рассеялся утренним туманом.
      - Точно, - кивнула синица. - Взгляни на Шеду спереди, и увидишь, как он стоит. Взгляни сбоку, и увидишь, как он идет.
      Справа от трона мрачной горой высился Могол. Слева ютился птах, похожий на Сирина, но смолкший в угрюмой печали. Крючковатые когти, могучие орлиные крылья и надменное человеческое лицо. Словно птицы с бескрылыми уже были когда-то едиными существами, но разделила их горемычная судьба и превратила во врагов. То ли торжество единения ждала эта пара, то ли поминки по забытым временам, то ли приход чего-то удивительного и непредсказуемого: радости ли ждать от него или грусти осенних облаков.
      Чуть ниже свернулись два Грифона, могучими стражами покоя будущей королевы. Робея от смущения, Маруша осторожно подошла к каменной плите. До трона оставалось всего несколько взмахов крыла.
      31
      Рядом с плитой важно расхаживал странно знакомый птенец. Маруша бы его сразу узнала, да полголовы закрывали нелепые солнцезащитные очки. Приблизившись, птичка всмотрелась и не удержалась от возгласа:
      - Сак! Как ты сюда угодил?
      - Смею поправить, миледи, не Сак, а Сук, - важно заметил птенец, развернув темные стекла в сторону будущей королевы. - Вероятно, вы изволили перепутать меня с моим младшим братцем.
      - Я думала, что вы - близнецы!
      - Проницательность нашей новой владычицы не имеет границ, - усмехнулся птенец. - Ну, близнецы! Что с того? Все равно он младше! Хотя бы по уровню развития.
      - Не стоит так отзываться о родственниках, - строго заметила Маруша. - Он тебя ищет, ищет. Всю жизнь собирается искать.
      - Да знаю я, - отмахнулся птенец. - Толку-то в поисках, если он все время отстает ровно на одну ночь. Нет, чтоб собраться с силами и перескочить на сутки вперед. Обормот эдакий. Ну и как я могу нас считать близнецами?
      - А может тебе стоит задержаться на одну ночь, чтобы он догнал тебя?
      - Мне?! - фыркнул птенец. - Да известно ли нашей повелительнице, как старит всего одна ночь, проведенная в безвременье. Я ведь хочу быть старшим по уму, а не по внешнему виду.
      - Но ты можешь оставить ему хотя бы весточку, - возмутилась Маруша, чтобы он не искал понапрасну.
      - Да пусть ищет, - хмыкнул птенец в черных очках. - Это ж почетно, когда тебя кто-то ищет всю жизнь. Это радует, это согревает. А ненужные проблемы мне не нужны. Всяко разно, проблемы начинаются, когда тебя найдут. До того скорбного мига все мы - птицы свободного полета. Чужая же забота - типа как золоченая клетка. Вот ты бы променяла свою свободу на клетку?
      - Я отказалась от свободы, когда решила лететь в Вирию, - твердо объяснила Маруша свой выбор.
      - Ну и дура, - подвел итоги птенец. - А на мне никогда не будут возить воду!
      - Да ты знаешь, с кем разговариваешь? - закипела Маруша, решив воспользоваться преимуществами своего нового положения.
      - Как не знать, - хмыкнул Сук. - Хоть ты и королева, а мораль мне не читай. Во как!
      И упорхнул в толпу.
      "Петух недор-р-резанный!" - подумала разъяренная королева и обвела толпу тяжелым взглядом. В ее воображении рисовалась стеклянная витрина магазина, где пирамидкой выстроились банки, на которых белыми буквами на зеленом фоне значилось: "Цыпленок в собственном соку". И в каждой банке лежала частичка противного птенца. Птичий гомон стих. Чтобы вернуть утраченную торжественность момента Маруша обернулась к трону. Злости не хватало смотреть на глупых птиц, ни одна из которых и не подумала одернуть зарвавшегося птенца. Оставалось вперить взор в плиту, на которой покоился трон.
      На плите были высечены разлетающиеся в разные стороны крылатый конь с полосатым телом и короткохвостая однокрылая птица, увенчанная хохолком короны. Маруша очень надеялась, что при восхождении на трон никто не потребует, чтобы она отказалась от второго крыла и подрезала хвостовое оперение.
      - Ступай к трону, - раздался позади голос вновь объявившейся синицы. Только осторожнее. Сейчас начнется самое главное.
      Взмах крыла, и Маруша уже на плите.
      32
      Перед троном плясала удивительная птица. С первого взгляда Маруша приняла ее за бесформенный ярко-алый мешок, нелепо скачущий по ветвям. Но, приглядевшись, кандидатка в королевы увидела, что шесть ног отбивают четкий ритм. Точно им в такт попадали и взмахи четырех крыльев. Однако сколько Маруша не всматривалась, она так и не смогла различить у безмолвного танцора ни лица, ни глаз. А когда захотела взглянуть на синицу и аиста, то поняла, что взгляд оторвать уже не может.
      - Танец Ди Цзян по праву носит название девятнадцатого чуда света, а песнь ее неодолима, - донесся издали, словно из-за горизонта, благоговейный шепот синицы.
      "Песнь?" - хотела удивиться Маруша, но слова вдруг замерзли в горле, как тот, почти что забытый комок. Замерзли, потому что птичка услышала обещанную песнь.
      И была в ней неизбывная тоска по ушедшему безвозвратно, и слышалась радость того, что впереди еще чуть ли не вечность, и сквозил страх перед грубой силой бескрылых, а страх перекрывало торжество того, что и у птиц теперь есть право голоса. Весь мир, включая загадочную Далекую Страну, вся вселенная из необъятности сжалась в крохотную точку, в искорку пробившуюся до глубин души, где каждое прикосновение и жгло, и согревало.
      И под эту мелодию подошла Маруша к трону.
      - Займи свое место, повелительница, - величаво разрешил Рарог, высиженный девятидневным оброком человеческим. - Бескрылые уступили нам половину мира. Прими ее и владей.
      - А когда мы полетим обратно? - взъерошив перья от смущения, пролепетала Маруша.
      Рарог вскочил на спинку трона, и его соколиный профиль четко отпечатался на синеве небес.
      - Обратной дороги нет. Все пути заканчиваются здесь. Ты успела. Зачем тебе возвращаться?
      - Серебряный Птенец ждет...
      - Его приход подарил нам половину мира. И этой половиной повелевать тебе.
      Он взвился вверх, обернулся огненным вихрем и украсил небеса призрачными картинками, где в иллюзорных зданиях причудливо перемешались черты человеческой архитектуры и птичьих гнезд.
      "А птенец..." - снова забеспокоилась Маруша.
      Но спрашивать было не у кого. Одна стояла Маруша на ступенях. По сторонам бесконечной стаей шумели многочисленные птицы, прибывшие на коронацию. А Могол, Сирин и Грифоны казались безмолвными статуями, которые веками выслушивают вопросы, но никогда не снисходят до ответов.
      Тяжелая поступь раздалась позади. Маруша испуганно обернулась. По ковровой дорожке волочилось огромное тело двуглавой птицы Рух.
      - Не задерживай нас, девочка! - прощелкала правая голова.
      - Птицы ждали этого часа много веков! - проклацала вторая.
      - За одну секунду в мире умирает пятнадцать тысяч птиц, - продолжила первая.
      - И каждую из них ты лишаешь праздника, - отозвалась левая.
      - Величия, - правая склонилась над Марушей.
      - Могущества, - левая изогнулась змеей и тоже оказалась близко-близко.
      - Не жалеешь себя...
      - Пожалей хоть их!..
      - Иди-иди, - хором закончили обе головы.
      "Серебряный птенец", - еще раз пронеслось в голове. И тут Маруша просияла. Теперь понятно, как вернуть сказочных птиц в город, где заветное гнездо. Взойдя на трон, она станет настоящей королевой. И тогда достаточно будет одного приказа. Да, всего одного слова...
      Ди Цзян, ни на секунду не прерывая ни изящных движений танца, ни чарующих трелей, посторонилась. Всего несколько шагов оставалось до сиденья, обитого красным бархатом. Теперь между троном и птичкой, заслужившей право на него, ничего не стояло. Лишь по бокам угрюмо скалились грифоны, да вознесенными топорами нависали две огромные головы. Могол и Сирин.
      Краем глаза Маруша заметила цветок. В переплетении веток кто-то укрепил золотой горшок, где распустился несказанно красивый бутон.
      "Белая Лилия!" - разлилось тепло в душе. Несмотря на суровость обстановки и обхождения с будущей королевой, увидеть любимый цветок - это ли не счастливое предзнаменование?
      Сорвавшись с дорожки, одним взмахом крыла Маруша перенеслась на золотой горшок. По толпе прокатился вздох удивления. Но Маруша уже забыла про птичьи стаи. Они остались позади, ускользая из сознания. Теперь весь мир занимала Лилия. Маруша счастливо ткнулась в лепестки и вдохнула всей грудью.
      Мало кто может выносить жгучий аромат белого цветка, что так нравился Маруше. Но для нее в целом мире не было запаха желаннее. Не было запаха...
      Не было!
      Ничего знакомого не было в запахе, что испускали белые лепестки.
      Только приторная сладость, поглощавшая все вокруг. Та самая, сквозь которую Маруша прорывалась давно прошедшей ночью. Казалось, отступил весь смысл. Привычное и неизменное пошатнулось и искривилось в злобной усмешке. И даже свет, испугавшись наступившей неправильности, померк...
      33
      Скррррр...
      Двор, окаймленный пятиэтажками с темными окнами. Низкие кусты с голыми ветвями и порядком полысевшие деревья. Ночь.
      Скррррр...
      Две стойки воткнулись в землю посреди двора. Две тонкие трубы свисали с перекладины. Мглистое небо накрыло мир, словно шкура черного поросенка. А по небу в ужасающем темпе бежали белесые облака.
      Скррррр...
      Трубы раскачивались. Раскачивалось и дощатое сиденье между ними. Проржавевшие подшипники издавали жестокие скрежещущие звуки.
      Скррррр...
      На доске сиденья важно расположился гриф с крючковатым клювом. Его глаза двумя каплями раскаленного металла неотрывно наблюдали за Марушей.
      - Ты опоздала, девочка, - отрывисто прокаркал гриф. - На дворе Ночь Пустозвона.
      - Ночь Пустозвона, девочка, - с тоскливым клацаньем повторило что-то скрежещущее и неживое.
      - Во всем мире никого не осталось, кроме нас с тобой, - клюв то раскрывался черной пещерой, то снова складывался уродливым водопроводным краном, над которым извратились безумные сварщики.
      Маруша молчала. Она еще оставалась там, среди ярких солнечных птиц в Далекой Стране. Среди теплой стаи, готовой вихрем пронестись, прорвав ненужные ночи, в город, чтобы взглянуть на серебряного птенца.
      Но Заоблачная Страна за Ночью Пустозвона. И не птицы глядят на волшебного птенчика из ожившего серебра, а полумертвая от страха Маруша с опаской посматривает на Того, Кто Сидит На Качелях.
      Гордый силуэт. Темно-сизое оперение. Грудь колесом. Пушистая манишка. Густая грива, взметнувшаяся над макушкой и лениво опадающая на спину. Могучая спина, с которой ступенями топорщились гигантские перья. Хвост поленом, да крылья саженные, коим позавидовал бы и самолет. Огромные трехпалые лапищи. Правую украшало кольцо, на поверхности которого медленно проплывали руны из бледной изморози. Колонны ног от колен до внушительного тела охватывали мохнатые трубы свалявшихся в единую массу перьев. Могучая шея, вокруг которой обвивалось ожерелье, сотканное из багряных светляков, гордо держала круглую голову с воронкой клюва, резко изогнувшегося вниз у самого кончика. Два круглых глаза сверкали словно две бусины из расплавленного стекла. И звезды, на мгновение мигнувшие в разрывах летучих облаков, казались в сравнении с ними чем-то ненужным и незначительным.
      - Я не могу предвидеть свое будущее, однако тебя огорчу, - голос звучал насмешливо-уверенной хрипотцой. - В какое бы будущее я ни заглядывал... то есть, вернутся птицы, чего бы мне крайне не хотелось, или не вернутся... тебя там нет. Так что не слишком радуйся легендарной миссии. Свою мамочку ты уже не увидишь.
      - Даже, если проснусь? - решилась спросить Маруша.
      - Ведь ты уже проснулась, - ухмыльнулся гриф. - Разве не так?
      - Мне кажется, ты просто треплешься, не желая пропускать меня в Вирию.
      - А смысл? Убить тебя я могу и не привирая.
      - И чего не убьешь? Такой громадине раз клюнуть! Так?
      - Так, да не так. Свое будущее для меня впотьмах. Но чувствую, что-то изменится как раз в тот момент, когда я твердо решусь оставить себя в эту ночь одиночкой, - голос мрачной птицы пронизывали тоскливые ноты, словно не было в мире разочарования жестче, чем неожиданный приход Маруши. - Нам обоим выгодно потянуть время. Тебе, потому что умирать неохота. Мне, потому что я хочу оставить как можно меньше шансиков всяким неприятным непредвиденностям.
      - Если б мы сидели в лесу, - сказала Маруша, переборов испуг и волнение, то развели бы костерок и коротали время, слушая занимательные истории. Так говорил тот, кого ты послал в Ночь Легостая.
      - А, старый лис Соджобо, - тоску с грифа как крылом сметнуло. Удивительно, что ты сумела прошмыгнуть мимо его рати.
      - Лис? - удивилась Маруша. - Мне он показался вороном.
      - Он сам выбирает, кем казаться. Но вернемся в нашу ночь. О костерке.
      - О костерке, - довольно кивнула Маруша. Птичка не собиралась сдаваться. Соджобо выглядел и коварнее, и страшнее, и загадочнее. А ей все-таки удалось выбраться из Ночи Легостая.
      - Костерка не получишь, - отрезал Тот, Кто Сидит На Качелях. - А историю и я бы послушал. Если один из нас должен развлекать другого, логичней видеть в роли первого тебя.
      - Что ж, - кивнула Маруша. - Я не против.
      - В награду, - прокаркал Тот, Кто Сидит На Качелях, - ты увидишь все, о чем мне расскажешь. Увидишь то, что я почувствую в твоих словах. Для начала определимся с местом. Где будет вершиться наша история?
      - Подальше отсюда, - предложила Маруша.
      - Миров миллионы, - согласился гриф. - Выберем один из них случайно. Каким ты его представляешь? Скажи, и сразу узнаешь, каким его вижу я.
      - Там пустыня. Красная-красная, - лихорадочно придумывала Маруша. - А по небу, - она перевела взгляд на белесые облака, похожие на стаи мертвых птиц, плывут облачные горы. Бескрылые давно ушли в другие миры.
      34
      Вдруг двор исчез. До горизонта простиралась красноватая потрескавшаяся почва. То тут, то там обкрошенными зубами тянулись к лазоревому небу колоннады рухнувших арок. Словно летающие острова, патрулирующие землю, величаво продвигались на запад желтые клубы облаков. Настолько огромные, что иначе, как горами, их никто бы не назвал. Кроме кровавой почвы и белых обломков под небом расположились странные шары цвета морской волны. Рядом с каждым плескался маленький водоем с бурлящим гейзером. Над хрустальными водами стайками роилась мошкара.
      - А это еще что за кусты? - возмутилась Маруша. - Я ни слова про них не сказала!
      - Это я додумал, - похвастался гриф. - Кого бы мы ни послали в наш мир, им не придется мучаться от голода и жажды.
      - Классно! - птичка мигом сменила гнев на милость. - Выглядят, как настоящие.
      - Они и есть настоящие, - обиделся гриф. - Ты не стесняйся, проверь, если хочешь.
      Не говоря ни слова, Маруша взлетела и спланировала к ближайшему кусту, на лету перехватив пару блестящих жучков.
      - Вкусно, - призналась она. - Разве придуманное может обернуться всамделишным?
      - Зачем нужны сказки, которым нельзя поверить? Зачем придумывать истории, в которых тебе плохо?
      Маруша не ответила. Она оглядывала взором новые владения.
      - Кхм, - напомнил о себе гриф. - И кого мы сюда зашлем?
      - Маленькую симпатичную птичку, - тут же предложила Маруша.
      - Хочешь взглянуть на мир своими глазами? - улыбка у грифа неожиданно оказалась доброй. - Осталось назначить цель и наметить маршрут.
      - Пусть наша птичка разыщет солнце, - воскликнула Маруша, не желая напоминать о заре, но стремясь хоть как-то приблизиться к ускользающей мечте. - Солнца-то я нигде не наблюдаю.
      - Пусть поищет, - согласился гриф. - И куда она полетит первым делом?
      - В заброшенный город, - постановила Маруша. - Надо проверить, может бескрылые заперли его в своих сырых подвалах?
      - Ладно, - кивнул гриф. - Будет тебе город. Дорогу до города поскипаем. Не стоит затягивать сказание, которое может оборваться в любой миг.
      По сторонам протянулись дома. Невысокие. На три-четыре этажа. Окна зияли темными провалами. Под крыльями тихо журчал канал. Утренний бриз взбивал гладь воды легкой рябью. В перила ажурного мостика вцепилась удивительно прекрасная птица. Хохолок ее перьев казался самым прекрасным украшением, какое только бывает на свете. Королевской мантией ниспадал к воде пышный хвост. Белые перья казались снегом на горных вершинах.
      - В такой город надо прилетать утром, - в унисон сказали два голоса. Хрупкий, но настойчивый. И властный, но размягченный творившейся вокруг сказкой. Голос Маруши и голос Того, Кто Сидит На Качелях.
      Исчезли облака. Небо окрасилось розовой глазурью и багряными лоскутками, словно родилась мифическая четвертая заря, куда так и не попала маленькая птичка, заблудившаяся в чужих легендах.
      - А почему птица молчит?
      - Ждет пару. Самые стоящие песни звучат для кого-то. Я-то знаю. И поэтому никогда не пою.
      - Дождется?
      - Разве наша сказка о белой птице? Вожака на перелетах не меняют. Наша цель - потерянное солнце.
      Казалось, солнце рядом. Казалось, оно просто прячется за кромкой горизонта. Или за туманным маревом, окутавшим первые этажи дальних домов. Но Маруша знала, пройдет еще немного времени, небо станет голубым, поплывут облачные горы, а солнце так и не появится.
      - Где подвал? - каркнул гриф.
      - В доме с красной крышей, - решила Маруша.
      - Поднимись, - голос грифа наполнился мощью, перечить ему казалось невозможным.
      Вместе с главной героиней, а может и вместо, поднялась Маруша над городом. Какие только крыши услужливо не подставлялись под ее пытливый взор. И лиловые, и травянисто-болотные, и каменно-серые, и небесно-бирюзовые, и песочно-желтые, и беспросветно-черные. Но красных среди них не было.
      - Позавтракаем, - предложил гриф, залетая в окно с выбитой рамой, - а заодно и подумаем, где нам искать солнце дальше. Советую подождать на свежем воздухе, - прокричал он из темноты квартиры, откуда тянуло сладковатым запахом разложения. - Я не любитель, когда наблюдают за моей трапезой.
      Ну что ж, Маруша и не рвалась выведывать запретные тайны. На ее долю досталось немало мошек, вьющихся над каналом. И в этой охоте она превзошла даже опытных стрижей. Смерть ли, победа, ждала ее у последней зари, но сытно поесть никогда не мешает.
      - Ну, - сказал гриф, выглядывая из окна. - Куда летим теперь?
      После завтрака его голос наполнился еще большим благодушием. Сейчас он не казался грозным Тем, Кто Сидит На Качелях. Птица, как птица.
      - Хочу что-то объемное, - призналась Маруша. - И не обманистое утро. Пока я не представляю, как это выглядит. Но вдруг солнце прячут как раз посередине ночи.
      35
      - Предлагаю полночь, - гриф выбрался из окна и тяжелым бомбардировщиком планировал над каналом. Мошки его не интересовали, но он не упускал ни одного шанса полюбоваться собственным отражением.
      - Почему полночь?
      - Неисчислимое множество тайн укрыто на грани, где одни сутки сменяют другие. Уходящие минуты уже устали. Им и дела нет до того, что именно ты прячешь от их взора. Они в себе, они плещутся в воспоминаниях, в тяжелых секундах неудач и летящих мгновениях побед. А минуты нового дня, рожденные им на смену, вне себя от счастья. Для них жизнь - праздник, который только-только начался. Зачем им проблемы? Вот и они смотрят мимо тебя и всего, что сжимают твои когти.
      - Ты думаешь, что так можно спрятать и солнце?
      - Это же сказка! Зачем принижать ее возможности? Так что у нас насчет полуночи?
      - Пускай наступает.
      Мир вокруг на секунду погас. А потом открыл совершенно иную сторону. Или это уже был другой мир?
      Угольное небо. Мощнейший, наполненный крупинками града ветер, чуть не сломавший крылья и не опрокинувший птичку во мглу, пропитанную влагой. Но Тот, Кто Сидит На Качелях, оказался чуть впереди и прикрыл удар своим телом. Перепуганная Маруша едва-едва положила крылья на гребень воздушной волны и перевела дух. Затем она увидела то, что ждало ее впереди.
      На холме, укутанном снежными шапками, протянулись ленты заборов. За ними подпирали небо скалы многоэтажек. Неприветливыми казались эти глыбы из стекла и бетона. Холодными и мертвыми. Бескрылые, когда-то жившие в них, придавали смысл угловатым строениям. Но поселения опустели, и злоглазые коробки мрачно пялились во все стороны. Мертвенная тишина только подчеркивала общую угрюмость. Маруша представила, как воет ветер, проносясь по длинным коридорам, и ее сковал лед ужаса.
      - Ну, девочка, - Тот, Кто Сидит На Качелях обернулся, - Где именно прячется солнце?
      В глазах его проснулись огненные сполохи, а голос обрел прежнюю злобу.
      - Нет! - закричала птичка, что есть силы. - Я точно знаю, не здесь! В таком городе никто не станет прятать солнце.
      - Тогда КАКИМ должен быть город? - вопросительно склонил голову Тот, Кто Сидит На Качелях. - Только не кричи, не подумав. Полночь никто не отменял.
      - Цветным, - выпалила Маруша и замолчала. Смолк и Тот, Кто Сидит На Качелях. А мир опять погас. Чтобы через мгновение снова проснуться.
      36
      Повсюду, куда ни кинь взгляд, протянулись улицы. Зажглись тысячи фонарей. Фиолетовые овалы. Белые таблетки. Ягоды синего света.
      Окна домов тоже напоминали праздничную гирлянду. Не желтые груши и продолговатые коробы мертвенного сияния освещали пространство квартир. За стеклами притаились неведомые источники, раскрашивая стены и мебель то зеленоватым наплывом, то оранжевым взрывом, то россыпью золотых блесток, а то лимонным теплом. Горели красные квадраты и голубые кирпичики, а за несколькими стеклами плескалось расплавленное серебро. Темные окна тоже встречались, но среди тех, что сияли, не было ни одного тусклого. Сверкали и провода, пронзавшие холодный воздух. Даже очертания домов, киосков и фонарных столбов будто бы обвел люминесцентной краской неведомый художник. Словно разбилась над крышами неоновая радуга, а ее осколки навек прописались в оставленном городе.
      Оставленном бескрылыми.
      В отличии от прошлого, город не умер. Из подвалов доносился топоток крысиных ног и шебуршание мышей. Улицы мягко перебегали разноцветные кошки. Одна из них, мех которой переливался сиреневым сиянием, уперев передние лапки в тумбу фонарного столба, медленно читала низко наклеенное объявление. Ветер шелестел надорванным краем. Со всех сторон доносилось мягкое гудение, исходящее от многочисленных коробок, за которыми прятались лампы. Город впечатлял. В городе хотелось остаться.
      - Нельзя, - сказал гриф. Тот, Кто Сидит На Качелях читал Марушины мысли, как и Маруша видела картины, складывающиеся у него в мозгу.
      - Нельзя, - повторил Тот, Кто Сидит На Качелях. - Посмотри на этот город. Не кажется ли тебе, что солнце ему просто не нужно.
      - Не нужно, - кивнула Маруша, усаживаясь на металлические перильца, огибающие крышу трехэтажки. Рядом потрескивали яркие трубки, складывающиеся в надпись на незнакомом языке. Интересно, живут ли здесь птицы? Да наверняка! Просто сейчас они спят! Ночью летают разве что совы. Но смешно искать сову в современном городе, хоть тут и завались всяческих мышей.
      - Разве мы ищем сову? - ехидно спросил Тот, Кто Сидит На Качелях. По-моему, наша цель - солнце.
      - Нет тут солнца, - устало откликнулась Маруша. - Давай, допустим, что бескрылые ни при чем. Не хватит у них ума, чтобы похитить столько огня.
      - Тогда возникает вопрос, - улыбнулся гриф, - куда оно все-таки делось?
      - Да в болото засосало, - выпалила Маруша первое, что пришло в голову.
      - Болото - это хорошо, - кивнул гриф. - Болото - это по-нашему.
      И мир снова померк.
      37
      Когда краски вернулись, Маруша подумала, что лучше б она так и оставалась во тьме. Картина, представшая глазам, не радовала. Огромная желтая луна висела над еловым лесом с обломанными вершинами, словно здесь когда-то безумствовал ураган. Елки росли далеко. Не долететь, хоть маши крыльями до изнеможения. До последнего взмаха, после которого только упасть и не подняться. Зато упасть было куда. Вокруг простиралось болото, от которого поднималось нестерпимое зловоние. Чахлые деревца казались давно засохшими. Гулко лопались пузыри прорвавшегося газа. А вот ветер затих, словно не успел за парочкой сказочников и остался в неоновом городе. Темнели черные дыры воды, незатянутой ряской. А вездесущая зелень источала тяжелое гнилушечное сияние. И еще по всему болоту росли ягоды. Крупные. Непонятные. Налитые багровым сиянием, словно Тот, Кто Сидит На Качелях, хранил здесь миллионы запасных глазищ.
      В общем, из такого места следовало мотать как можно скорее.
      - Я поняла, чего не хватает нашей главной героине! - воскликнула Маруша, и Тот, Кто Сидит На Качелях, вопросительно уставился на нее.
      - Того, кто подскажет ей, где прячется солнце!
      - Ладно, - нехотя согласился гриф. - Твоя очередь. Значит, будь по-твоему.
      Снова Маруша увидела городские кварталы. Город заснул. Собственно говоря, сказка складывалась уже не про неоновый город. Редкие бусины фонарей едва разгоняли мглу. Город состоял из многобашенных замков, рядом с которыми вились улочки, заполненные покосившимися избушками. К замковым стенам прижались киоски и трансформаторные будки. В городе перемешались века и эпохи, словно бескрылые, уходя, нарочно перекрутили друг с другом стрелки часов, по которым вершилась здешняя жизнь. Возле разломанной коробки от апельсинов сидела крохотная оранжевая собачка и смотрела на странную голубую луну. Не тявкала, не рычала, не скулила, не выла. Смотрела, как будто чего-то ждала.
      Тот, Кто Сидит На Качелях, вылетел вперед и опустился на ветку клена, приглашая Марушу сесть рядом.
      - А ты ищешь не солнце, - вздохнул он. - Ты ищешь кого-то. В любом из сотканных тобой миров, ты придумываешь встречу. Белая птица, кошки неоновых улиц, собака, сочиняющая песнь Луне.
      - Зато твои миры пустынны до омерзения. Неужели ты не можешь придумать кого-то еще?
      - Придумать легко, но зачем? Давным-давно я уже сделал выбор, решив ни о ком не думать. За это мне дано право сидеть на качелях.
      - Птица, сидящая на качелях, смотрится противно и уродливо.
      - А ты не смотри. Ты сядь. Ты оттолкнись, вложи себя в этот первый толчок, чтобы мир изменился. Ты качаешься, и мир качается. Крутится мир. Вертится вокруг оси, на которой закреплено сиденье. А ось та настолько близко, что ты уже не можешь отделить ее от себя самого. Именно на качелях начинаешь верить, что мир вращается только вокруг тебя.
      Голос грифа стал заунывным. Маруша тряхнула головой, отгоняя невидимую паутину тягучих мыслей Того, Кто Сидит На Качелях. Она ищет солнце, она сейчас спросит у собаки...
      - Чего спросишь? - усмехнулся гриф. - Не видели ли вы, мадемуазель, пропавшее солнышко? Ах, оно вам не требуется? Ах, вам достаточно Луны? Зря, мисси, совершенно напрасно. Я, конечно, тоже слагала песнь во славу Луне и даже чуть не стала... Ах, вы думаете, ваша получится лучше...
      - Хватит, - взвизгнула Маруша и поразилась собственной смелости. Скажи ей две ночи назад в трубе, набитой мусором, что пройдет совсем немного времени, и она станет кричать на Того, Кто Сидит На Качелях, от смеха Маруши Шумелка-Мышь окочурилась бы окончательно. А ведь кричит и не пугается.