Глава 17

Она уже знала, что Филипп сделает ей предложение, и знала, что ответит ему. Но к признанию в любви Мередит не подготовилась. «Я люблю вас». От этих простых слов, сказанных серьезным и тихим голосом, у нее закружилась голова. К глазам подступили горячие слезы, и Мередит пришлось больно прикусить себе щеку, чтобы не дать им пролиться. Ей хотелось кричать и плакать, громко проклинать несправедливость судьбы, которая отнимает у нее единственную возможность счастья – мужчину, которого она любит. И который, как это ни удивительно, любит ее.

«Но ведь на самом деле он не тебя любит, Мередит. Не надо обманываться. Настоящую Мередит он совсем не знает. Ту Мередит, которая врала и воровала, ту, которая и сейчас прячется под маской респектабельной и добропорядочной свахи. Скажи ему правду – и увидишь, как быстро он передумает».

С отчаянием Мередит поняла, что ей действительно придется открыть ему правду, потому что подготовленные дома фразы о несходстве характеров не убедят Филиппа, как нисколько не убеждали они ее саму. Она уже хорошо знала его и понимала, что он никогда не откажется от нее, если будет верить, что она его любит. И еще она знала, что, пока сердце Филиппа отдано ей, он никогда не женится ни на какой другой женщине. Значит, ей придется самой доказывать Филиппу, что он ее не любит. Самой вернуть ему его сердце, чтобы он смог вручить его кому-нибудь другому.

– Я хочу сесть, – сказала Мередит, потому что чувствовала себя слишком уязвимой и беспомощной, полулежа на подушках.

Филипп помог ей, и тепло его ладоней на плечах она чувствовала еще долго после того, как он отнял руки. Он протянул ей стакан воды, и Мередит с благодарностью выпила весь. Потом она посмотрела на свое светло-зеленое платье и нахмурилась, обнаружив, что оно совершенно испорчено. Что-то подобное происходит и с ее жизнью.

Повернувшись наконец к Филиппу, Мередит обнаружила, что он смотрит на нее с тревогой и ожиданием. И с надеждой. Ей пришлось собрать все мужество, чтобы взглянуть ему прямо в глаза и выговорить слова, которые так тяжело было произносить:

– Я не могу стать вашей женой, Филипп.

– Могу я узнать почему?

Больше всего Мередит хотелось бы ответить: «Нет! Не можете», но она понимала, как несправедливо это будет по отношению к нему. Она должна сказать правду. Не в силах больше выносить его пристальный, испытующий взгляд, Мередит встала и глубоко вздохнула.

– Боюсь, я была не совсем честна с вами, Филипп. В моем прошлом есть много такого, о чем вы не знаете. И что не позволяет мне принять ваше предложение.

– Например?

Мередит начала расхаживать по комнате, преодолевая боль в ноющих мышцах. Сидеть она просто не могла.

– Дело не только в том, что мое положение в обществе сильно отличается от вашего, Филипп, – начала она. – Боюсь, что обстоятельства моей прошлой жизни такого сорта, что если когда-нибудь они станут известны, это навлечет неизбежный скандал на вашу семью, а мы оба станем париями в обществе. Я... я рано покинула дом. Я была очень несчастна в нем и с нетерпением ждала момента, когда смогу уйти. Я добралась до Лондона, но даже и не подозревала, какие трудности ожидают меня там. Денег у меня было не много, и они быстро кончились. Я была совсем одна, и мне пришлось сделать выбор: умереть с голоду или попытаться выжить. Я выбрала второе, и опять надо было выбирать: я могла торговать собой, что было для меня неприемлемо... – Мередит остановилась на мгновение и прижала руки к груди. – Значит оставалось одно – воровать. Это я и делала.

Она опять начала быстро ходить по комнате, боясь увидеть отвращение в глазах Филиппа.

– Я воровала все, что могла. Деньги, драгоценности, еду. Сначала я делала это плохо, и несколько раз меня спасало только умение быстро бегать. Но я быстро училась, потому что у меня не было выбора. Иногда я бывала такой голодной, что рисковала жизнью ради небольшого куска хлеба.

Воспоминания, которые Мередит так долго пыталась похоронить, захлестнули ее: темные улицы, мрачные закоулки и грязные подвалы. Голод. Встряхнув головой, она продолжала:

– Я стала очень ловкой карманницей. Я старалась промышлять в разных местах, чтобы меня не запомнили, и прятала каждый добытый фартинг, потому что мечтала как мож-но скорее расстаться с этим занятием. Я твердо решила, что когда-нибудь моя жизнь станет достойной и честной. Что она з будет совсем не похожа на ту, от которой я убежала. Когда я накопила достаточно денег, я купила приличную одежду и попробовала найти себе место. Мне повезло, и я встретила миссис Баркасл. Она была богатой вдовой, и я стала ее компаньонкой.

Мередит опять остановилась.

– Весь следующий год я путешествовала вместе с миссис Баркасл и обчищала карманы в Бате, Бристоле и Кардиффе и во множестве других мест, где мы останавливались.

– Вам повезло, что вас не поймали, – сказал Филипп, и Мередит на одну короткую секунду показалось, что он ей сочувствует.

– У меня были ловкие руки. И я умела быть невидимой. В том обществе, в котором мы вращались, на меня никто не обращал внимания – обычная наемная компаньонка. Белое пятно на белой стене. – Мередит набрала воздуха в легкие и продолжала: – Общаясь с миссис Баркасл, я смогла изменить к лучшему свой язык и манеры. К тому времени, когда мы вернулись в Лондон, у меня уже было достаточно денег, чтобы забыть о воровстве и начать новую жизнь. Мне всегда хорошо удавалось улавливать тайные симпатии и склонности других людей, и я решила стать свахой. Миссис Баркасл стала моим первым клиентом, и я очень удачно нашла ей мужа. Она рекомендовала меня своим друзьям, и мало-помалу я завоевывала себе репутацию. В конце концов мне удалось приобрести дом, в котором я сейчас живу, и зарабатывать достаточно, чтобы жить безбедно. Ваш брак с леди Сарой стал бы кульминацией моей карьеры и обеспечил бы мое будущее.

Мередит сжала руки и заставила себя смотреть Филиппу прямо в глаза:

– Мне не скоро удалось примириться с собственным прошлым, тем более забыть о нем. И я не настолько наивна, чтобы думать, что так же поступят другие. И разумеется, нельзя ждать подобного от членов высшего общества. Теперь вы знаете правду и, конечно, понимаете, почему я не могу принять вашего предложения. Не сомневаюсь, что вы никогда бы его не сделали, если бы знали все с самого начала.

Не сводя с нее глаз, Филипп поднялся. Он не сделал попытки прикоснуться к ней, и Мередит это не удивило, но все-таки задело. Стиснув кулаки, она ждала справедливых и неизбежных упреков. Но Филипп молчал, и тишина казалась такой оглушительной, что Мередит хотелось закричать.

– Спасибо, что рассказали мне обо всем, Мередит, – негромко сказал он наконец. – Я знаю, как тяжело вам было это сделать.

Господи, да он понятия не имеет, как это было тяжело. Как невыносимо было произносить слова, которые должны разлучить их и сделать его свободным.

– Пожалуйста.

– Но в одном вы все-таки ошиблись!

– В чем?

– В том, что я никогда не сделал бы вам предложения если бы знал правду. – Он бережно взял ее за плечи и сказал глядя ей прямо в глаза: – Я все знал, Мередит.

Ее сердце остановилось.

– Простите, что вы сказали?

– Я знал. Я знал, что вы были карманницей. Мередит подумала, что, наверное, упала бы сейчас, если бы он не держал ее за плечи. Она молча и непонимающе смотрела на Филиппа, не пытаясь разобраться в своих бессвязных мыслях. Из всех людей только Альберт и Шарлотта знали о ее прошлом, но они ни за что не стали бы ни с кем делиться.

– Как?.. – Больше она ничего не смогла произнести.

– Случайно, уверяю вас. В тот вечер, когда я пытался навести справки о Таггерте, я разговорился с неким Рамзи, владельцем таверны, который хорошо его знал. Он много рассказал мне об этом подонке. Среди прочего он вспомнил о том, как однажды тот бросил у дороги мальчика-трубочиста, как выбрасывают мешок с мусором. Рамзи видел все это из окна и вышел, чтобы помочь, но быстрее него оказалась какая-то молодая женщина, почти девочка. Она опустилась рядом с мальчиком на колени и взяла его на руки.

– Господи! – прошептала Мередит. – Ко мне и правда подошел тогда какой-то мужчина и спросил, не надо ли помочь. Я соврала ему тогда, что мальчик – мой брат. Я побоялась, что они отнимут его у меня и он опять окажется на улице. Или что они вернут его этому ужасному человеку, который так жестоко обошелся с ним.

– Рамзи сказал, что девушка показалась ему знакомой. Через несколько минут он вспомнил, что, когда она была гораздо моложе и грязнее, она воровала еду из его таверны и обчищала карманы посетителей. – Филипп усмехнулся: – В течение нескольких месяцев вы здорово отравляли ему жизнь.

Мередит била дрожь, и она никак не могла заставить себя поверить в только что услышанное:

– Вы знали. Вы все знали с того вечера, когда расспрашивали о Таггерте.

? Да.

– Вы все знали, когда приглашали меня на обед.

? Да.

– Когда задумывали всю эту еду и украшения.

? Да.

– И вы ничего мне не сказали.

? Нет.

– Почему? – Больше всего Мередит хотелось сейчас сесть, потому что ноги были ватными и не желали держать ее.

– Потому что я надеялся, что вы скажете мне сами. Я ужасно тронут вашим доверием. И теперь я знаю, что небезразличен вам, раз вы решились рассказать мне об этом.

Господи, все идет совсем не так, как она планировала! Мередит отступила назад:

– Я рассказала вам все не поэтому, Филипп. Я рассказала потому, что простое «нет» вас бы не устроило. Потому что вы должны сами понять, что мы совершенно не подходим друг другу.

– То есть вы считаете, что мы не подходим друг другу. Из-за вещей, которые вы делали, для того чтобы выжить, когда были еще ребенком. Что ж, я не согласен с вашим мнением, абсолютно не согласен. Я хорошо знаю, на что может подвигнуть людей голод, бедность или страх. И я не думаю о вас плохо из-за того, что вам удалось выжить. Напротив, я восхищаюсь вами и тем, что вы смогли все преодолеть и стать той умной, порядочной и доброй женщиной, какую я знаю. Несчастья либо ломают людей, либо закаляют их. И тем, кого они закаляют, часто дается особый дар сочувствия и сострадания. У вас есть такой дар, Мередит, и у вас есть сила духа. И за это – но не только за это – я вас люблю. И сейчас я спрошу вас еще раз. Вы окажете мне честь стать моей женой?

Господи, неужели он опять говорит ей эти слова? Но ведь вся правда ему еще не известна.

– Я не все рассказала, Филипп. Я ничего не сказала о том, почему ушла из дома. Помните, я рассказывала вам, что мой отец был учителем, а мать – гувернанткой?

– Да, конечно.

– Это была еще одна ложь. – Мередит облизнула губы, ставшие сухими, как пергамент. – Говорить об этом мне нелегко, поэтому я просто перечислю вам факты. Я понятия не имею, кто мой отец. Не знала об этом и моя мать. Он был просто одним из посетителей борделя, в котором она работала. Борделя, из которого я сбежала, когда мне исполнилось тринадцать лет, потому что в этом возрасте я и сама должна была начать в нем работать и отказалась сделать это. Борделя, из которого моя мать отказалась уйти, потому что считала, что ни на что другое не годна. Борделя, в котором она в конце концов умерла от сифилиса. – Слезы текли пс щекам Мередит, но она не вытирала их и говорила не останавливаясь, словно спешила избавиться от боли и грязи, накопившейся в душе. – Однажды я вернулась туда. Уже после того, как обосновалась в Лондоне. Я уговаривала ее жить вместе со мной, но она отказалась. Это была очень тяжелая встреча.

Мередит на секунду закрыла глаза и тут же вспомнила изможденное лицо своей матери. И этот дом... Господи, как она его ненавидела! Ненавидела громкие и грубые голоса, застоявшийся запах вина, дыма и потных тел.

– Больше я никогда ее не видела. Последнее письмо от нее я получила шесть месяцев спустя. Она попросила одну девушку из того дома отнести мне его. Этой девушкой была Шарлотта.

– Ваша подруга миссис Карлайл. – Ровный голос и лицо Филиппа не выдавали никаких эмоций.

– Да. История о том, что она вдова, – очередная ложь. Шарлотта пришла ко мне беременной и сильно избитой. Мы с Альбертом долго выхаживали ее, и с тех пор она живет с нами. Потом родилась Хоуп.

Мередит глубоко вздохнула, переводя дух.

– Наверное, мне хотелось стать свахой еще и из-за моего детства. Когда я была маленькой, я часто сидела в большом буфете под лестницей и мечтала о том, какой была бы наша жизнь, если бы мама вышла замуж. Да и все другие девушки в борделе... Если бы они встретили добрых и порядочных мужчин, которые женились бы на них, их жизнь сложилась бы совсем по-другому.

Мередит решительно тряхнула головой, расставаясь с остатками прошлого.

– Теперь вы понимаете, что не только брак, но и любое общение между нами с этого момента невозможно. Я несколько раз говорила вам, что не хочу выходить замуж. Я не смогла бы и не захотела бы лгать человеку, с которым живу. И я не могу надеяться, что кто-нибудь сможет забыть о моем прошлом... Не только о моем, но и о прошлом близких мне людей, потому что я никогда не оставлю Альберта, Шарлотту и Хоуп. Этот хозяин таверны Рамзи уже однажды узнал меня. Что, если я встречусь с ним вновь? Что, если однажды вся правда обо мне выплывет наружу? Я постоянно живу с этим страхом. Женщина с таким прошлым, как мое, может испортить всю вашу жизнь, Филипп. Вашу репутацию, положение, будущее, все.

Они стояли молча, глядя друг на друга, и шесть футов ковра, разделявшего их, казались Мередит океаном. Она не могла понять выражения лица Филиппа. Она рассказала ему все. Оставалось только попрощаться. Но ей почему-то никак не удавалось произнести последних слов.

Наконец после паузы, которая показалась ей вечностью, Филипп заговорил:

– Вы изложили все в присущей вам четкой и ясной манере, но у меня осталось еще три вопроса, если вы не возражаете.

– Не возражаю, разумеется.

– Первый вопрос: вы когда-нибудь лгали мне в чем-нибудь, что не касается вашего прошлого?

– Нет. – Мередит невесело усмехнулась. – Но в том, что касается прошлого, я побила все рекорды. О чем второй вопрос?

– Вы любите меня?

Мередит замерла. Разве может она отрицать очевидное? И разве может она признаться? Зачем? Оттого что она расскажет ему о своих чувствах, расставание станет только тяжелее.

– Я не понимаю, какое это имеет значение теперь.

– Для меня это имеет очень большое значение. – Не отрывая от Мередит взгляда, Филипп медленно приблизился к ней и остановился, когда их разделяло не больше чем два фута. Ее сердце билось с такой силой, что она, казалось, чувствовала, как кровь несется по жилам. Филипп взял ее руки и поднес их к губам. – Это совсем простой вопрос, Мередит. – Она чувствовала его горячее дыхание на своих ледяных пальцах.

– Очень непростой.

– На него можно ответить всего одним словом: да или нет. Вы любите меня?

Господи, как ей хотелось солгать! Еще одна маленькая неправда среди моря лжи, в котором она барахталась все эти годы. Но почему-то губы отказываются произнести ее. Опустив голову и глядя на их сомкнутые руки, Мередит тихо выдохнула:

? Да.

Пальцы Филиппа дрогнули, и он еще раз приложил ее ладони к своей груди. Сердце билось ровно и сильно. Одной рукой обняв Мередит за талию, он привлек ее к себе, а другой приподнял ее подбородок и заставил посмотреть ему прямо в глаза. Мередит не увидела в них ни осуждения, ни отвращения, которых ждала. Вместо этого Филипп глядел на нее с теплотой и нежностью. И с любовью.

– Мой третий вопрос: вы согласны выйти за меня замуж? Мередит перестала дышать. Она попыталась сделать шаг назад, но он продолжал крепко держать ее.

– Разве вы не слушали меня? – почти кричала она. – Я незаконнорожденная. Я росла в борделе. Моя мать была проституткой. Я сама была воровкой.

– Вы говорили, что научились жить в мире со своим прошлым. А мне кажется, вы никак не можете о нем забыть.

– Я научилась, но это не значит, что так же поступят и другие. Ни ваша семья, ни общество никогда не примут меня. Вы сами знаете, что это так.

– Вы не можете изменить и не можете отвечать за обстоятельства вашего рождения, Мередит. Вы не можете отвечать за поведение вашей матери. То, что представляется вам непреодолимыми препятствиями, мне кажется лишь поводом восхищаться вашим мужеством и решимостью. Вы считаете, что общество отвергнет вас. Что ж, наверное, именно так оно и поступит, если узнает то, о чем вы рассказали мне сегодня. Но только меня нисколько не волнует мнение этого общества. Я сам много страдал от его жестокости до тех пор, пока не покинул Англию. Я ничего ему не должен. И уж, разумеется, не пожертвую ради него женщиной, которую люблю. А что касается моей семьи... Кэтрин уже благословила наш союз. Она сама вышла замуж за человека с состоянием и длинной родословной, но они не любят друг друга, и она очень несчастлива. И не хочет такого же несчастья для меня.

Филипп прижал Мередит к себе еще теснее:

– Вернувшись в Англию, я был готов жениться на совершенно незнакомой женщине только ради того, чтобы сдержать слово, данное отцу. Сейчас все иначе. Я даже думать не могу о том, что моей женой станет кто-нибудь, кроме вас. Другие могут не принять вас, Мередит, но я принимаю. При-1нимаю вас именно такой, какая вы есть. Разве этого не достаточно?

Она дрожала и прижималась к Филиппу, словно ища опоры. Он выслушал все ее доводы и отмел их прочь, как при уборке выметают из комнаты вчерашний мусор.

– Но если вам не удастся избавиться от проклятия, Филипп?

– Тогда я стану умолять вас стать моей возлюбленной, Мередит. Я ни за что не навлеку на вас стыда и не предложу вам открыто жить со мной в Лондоне, тем более теперь, когда я понимаю, насколько ненавистен вам такой образ жизни. Если я не найду способа снять проклятие, мы оставим Англию, будем путешествовать, уедем за границу, где все станут считать нас мужем и женой. Проклятие не может помешать мне посвятить вам свою жизнь, даже если оно не позволит нам освятить наш брак в церкви.

Филипп осторожно заправил за ухо Мередит выбившийся из прически локон:

– Возможно, из-за того, что я много лет провел вдали от общества, или просто потому, что я так устроен, но только мнение очень немногих людей имеет для меня значение. Ваше прошлое, наша жизнь – это то, что касается только нас, и совсем не важно, что об этом подумают другие.

Боже милостивый, когда он так говорит, все кажется правильным и возможным. Но она должна еще кое-что рассказать ему...

– Филипп, я должна еще кое в чем признаться. – Мередит выскользнула из его рук. – Несколько минут назад я вытащила часы из вашего жилетного кармана. – Она опустила руку в карман платья. – Я сделала это для того, чтобы показать, какой неподходящей женой буду для вас, и, разумеется, собиралась вернуть их... – Мередит замолчала и нахмурилась, шаря пальцами в кармане. Он был пуст.

– Вы это ищете?

Она уставилась на часы, которые Филипп извлек из своего жилетного кармана:

– О-откуда?..

Он неторопливо откинул золотую крышку, взглянул на стрелки и опять положил часы на место. На губах у него появилась довольная улыбка:

– Я тоже кое-что умею. Например, воровать из карманов. Меня научил этому искусству, совершенно необходимому для выживания, Бакари. Несколько раз оно меня здорово выручило.

Мередит с трудом удалось открыть рот.

– Вы воровали?

– Скорее, возвращал себе свое имущество, которое перед этим было украдено у меня. Восточные базары кишат ворами и карманниками. Чтобы не стать их жертвой, мне пришлось научиться правилам их игры.

Мередит недоверчиво, но одобрительно покачала головой:

– Невероятно. У вас прекрасно получается. Я ничего не почувствовала.

– Благодарю. Приятно убедиться, что я не утратил навыка. Однако раз уж сегодня день исповедей, должен признаться, что однажды я стащил вещь, которая мне не принадлежала. Однажды в Сирии обстоятельства сложились довольно неудачно, и мы с Эндрю и Бакари оказались в местной тюрьме. Мне удалось вытащить ключи из кармана охранника, и мы сбежали.

Мередит не верила своим ушам:

– Вы сидели в тюрьме? Вас с кем-то спутали?

– Не совсем. Это очень длинная история, и когда-нибудь я ее вам с удовольствием расскажу, но не сейчас. Сейчас нам надо обсудить более важные вещи. – Сделав один шаг вперед, Филипп опять сократил расстояние между ними и заключил Мередит в объятия. – У вас не осталось никаких неожиданных признаний?