Регенство (№1) - Завидный жених

Она только не рассчитывала, что ее тоже захватит огонь желания и что она будет так разочарована, когда все закончится. Да, она сама стремилась узнать вкус его поцелуев. И хотела большего – того, чего не может быть никогда.

Мередит была бы рада изобразить обиду и гнев, назвать его негодяем и обвинить во всем, но ее честность не допускала подобной лжи. Она ведь могла остановить его, но сама решила этого не делать. Господи, о чем она только думала, рискуя всем ради одного тайного поцелуя?

Стараясь действовать как можно естественнее, Мередит убрала свою правую руку, запутавшуюся в густых шелковистых волосах, с его затылка, отдернула левую от его горячей груди и сделала шаг назад, вырываясь из кольца мужских рук.

Потом она быстро и ловко привела прическу в порядок и надела шляпку, решительно завязав под подбородком шелковые ленты.

– Нам надо вернуться, – сказала Мередит, чувствуя себя гораздо увереннее оттого, что ее волосы опять были в порядке. И оттого, что Филипп больше не прикасался к ней.

– Я думаю, это уже невозможно.

– Но мистер Стентон и леди Бикли, наверное, потеряли нас.

– Я не это имел в виду. – Он протянул руку и бережно провел пальцем по ее щеке. – Я думаю, вы это поняли. И понимаете также, что мы не сможем стереть из памяти то, что произошло. Что с этого момента все будет делиться на две категории – до поцелуя и после.

Его тихие и пылкие слова чуть было не нарушили хрупкое, с трудом восстановленное хладнокровие Мередит.

– Глупости. Мы можем об этом забыть и забудем.

– Я не забуду, Мередит, даже если доживу до ста лет. Боже милостивый! И она никогда не забудет, но ведь должен хоть кто-то проявить здравомыслие.

– Прошу вас, поймите, я не отрицаю своей доли вины в случившемся. – Она попыталась легкомысленно рассмеяться и осталась довольна результатом. – Очевидно, романтическая обстановка подействовала на нас обоих. Не стоит придавать такого значения случайному поцелую.

– И вы действительно верите в то, что говорите? Что все дело только в обстановке? Что ничего важного не произошло между нами? – Филипп подошел ближе, и хотя он не пытался прикоснуться к ней, сердце Мередит на мгновение замерло. – И вы на самом деле думаете, что это никогда не повторится?

– Да, – ответ прозвучал фальшиво, и она сама услышала это. – Один раз можно считать просто ошибкой. Два раза – это...

– Уже совсем другая категория.

? Да.

– Которая называется «Непоправимые ошибки».

– Вот именно! Я рада, что вы согласны со мной. – Мередит почувствовала огромное облегчение и поспешила сменить тему, чтобы отвлечь его от обсуждения того, о чем хотела забыть: – А теперь нам действительно надо поскорее найти вашу сестру и мистера Стентона.

Филипп кивнул, и они молча направились в сторону зала. Мередит пыталась сохранять дистанцию, внимательно следя затем, чтобы случайно не коснуться его рукой. Ничего хорошего не может получиться из этого непонятного влечения. Они живут в разных мирах. Ему предназначено жениться на

женщине своего круга в том случае, если с проклятием будет покончено. Или не жениться вообще, если это не удастся. И в том и в другом случае Мередит может быть лишь приятным развлечением для него, игрушкой, которую он выбросит, когда игра ему наскучит. Но она никогда не позволит ни одному мужчине так поступить с собой. Перед глазами Мередит возникло лицо ее матери, и она на мгновение зажмурилась. Нет, она не повторит ее ошибок. Никогда не станет такой, как она.

Шарлотта тихо приоткрыла дверь спальни и выглянула в коридор. Из-под двери Альберта пробивалась узкая полоска света: значит, он уже ушел к себе. Убедившись, что никто ей не помешает, Шарлотта быстро прошла на кухню, чтобы выпить горячего чая, о котором уже давно мечтала. Она распахнула дверь кухни и остановилась так резко, словно налетела на кирпичную стену: у кухонного стола стоял Альберт, держа в одной руке печенье, а в другой – чашку. Он застыл, не донеся ее до рта, когда увидел Шарлотту. Он был, казалось, ошеломлен и даже напуган не меньше, чем она.

Сердце Шарлотты заколотилось при взгляде на него: светло-каштановые волосы растрепаны, как будто он нарочно взлохматил их рукой, лицо заострилось и повзрослело благодаря отросшей за день темной щетине на подбородке. Она опустила глаза, и на этот раз сердце почти остановилось.

На Альберте был синий хлопковый халат, который Шарлотта подарила ему на прошлый день рождения. Тогда она ни секунды не сомневалась, покупая ему такой интимный предмет туалета – в конце концор, он был просто Альбертом, членом ее семьи. Развернув подарок, он благодарно обнял ее и поцеловал в лоб. Это был дружеский жест, ничего больше, но Шарлотта и теперь помнила, какое потрясение испытала тогда. Раньше Альберт ничего подобного не делал. Напротив, ей казалось, что он намеренно старается не притрагиваться к ней, словно чувствует, как неприятны ей прикосновения мужских рук. И Шарлотта была благодарна ему за это.

Тот невинный поцелуй был первым случаем, когда мужчина прикоснулся к ней с добротой и любовью. Как друг. Не ожидая и не требуя большего. И именно тогда возникло это невозможное и недопустимое чувство.

Сейчас халат был распахнут, открывая грудь, покрытую порослью тонких светлых волосков, и Шарлотте немедленно захотелось прижаться к ней губами. Его ноги были открыты ниже колена, и одна из них, здоровая, казалась заметно мускулистее другой. При взгляде на его босые ступни Шарлотту пронзил острый приступ желания. Он оказался таким мужественным, что она закусила нижнюю губу, чтобы сдержать стон, грозивший вырваться наружу. Она засмеялась бы сейчас над собой, если бы могла.

Пять лет назад, когда беременная Шарлотта, не знавшая даже имени отца своего ребенка, впервые появилась на крыльце дома Мередит, она поклялась, что ни один мужчина больше не притронется к ней, пока она жива. И она не нарушала клятвы до тех пор, пока не подарила Альберту этот проклятый халат.

Господи, она должна избавиться от этого ненужного чувства! Но как? Альберт – чудесный, ласковый и честный молодой человек, достойный любви прекрасной и невинной девушки, а не замученной и обезображенной шрамами шлюхи, к тому же на пять лет старше его. Он знал, какую жизнь Шарлотта вела раньше, до того как попала к Мередит. Он никогда не напоминал ей об этом, и за это она любила его еще больше.

– Я думала, ты уже спишь.

– Я думал, что ты у себя. Шарлотта попыталась улыбнуться.

– Мне что-то не спалось, и я решила выпить чаю. Он кивнул на чайник, не спуская с нее глаз:

– Я уже вскипятил воду, можешь наливать.

Обрадовавшись, что можно отвернуться и чем-то занять руки, Шарлотта потянулась за чайником, но мысленно все равно продолжала видеть только Альберта. Она слышала, как он поставил на стол чашку и положил печенье, как шаркнула, задев пол, его больная нога, как он подошел и остановился прямо у нее за спиной.

– Почему тебе не спалось, Шарлотта?

Он стоял слишком близко. Ей пришлось напрячь все силы, чтобы не прижаться спиной к его груди.

– Я... Просто у меня было слишком много разных мыслей. А ты, Альберт?

Не успел вопрос сорваться с ее губ, как она пожалела, что задала его. А что, если он не спал потому, что думал о какой-нибудь юной красавице, в которую влюблен? Правда, он ни разу не упоминал ни о чем подобном, но Шарлотта хорошо знала о страстях и желаниях, обуревающих юношей его возраста.

– Я не спал потому, что мне тоже мешали всякие мысли. Она глубоко вздохнула, собрала все свое мужество и повернулась к нему лицом:

– Ты беспокоился за Мередит? Ведь уже первый час ночи.

– Нет. Если бы она была наедине с этим лордом, который смотрит на нее, как голодная собака на бифштекс, я бы, возможно, беспокоился. Но они не одни. Я переживал из-за тебя, Шарлотта.

– Из-за меня? Почему?

– Ты последнее время сама на себя не похожа. Господи! Неужели она чем-то себя выдала?

– Почему не похожа? Он нахмурился:

– Не так-то просто объяснить. Ты вроде как не в своей тарелке, когда находишься рядом со мной. – Он пытливо посмотрел на нее. – Я ведь ничем тебя не обидел?

– Нет! Нет! Я просто устаю последнее время.

– Я вижу, у тебя круги под глазами. – Альберт протянул к ней руку и, прежде чем Шарлотта успела понять, что он делает, легко и бережно провел кончиком пальца под ее глазом. Она замерла, затаив дыхание, но через мгновение отшатнулась от него и вжалась в стену за спиной.

Альберт медленно опустил руку. Он по-своему истолковал ее испуг.

– Шарлотта... Прости меня... Я не должен был. – Он провел по лицу дрожащей рукой. – Но ты ведь знаешь, что я ни за что не обижу тебя.

Ей стало жарко от стыда за свою неоправданно резкую реакцию. Неужели Альберт мог подумать, что его дружеская ласка оскорбила ее? Но как объяснить ему, что она отшатнулась не потому, что боится его, а потому, что больше не доверяет самой себе. Комок в горле мешал говорить, и Шарлотта просто кивнула.

Его лицо и поза оставались напряженными.

– Хорошо, что ты знаешь об этом, Шарлотта. И я никогда не позволю никому другому обидеть тебя. Можешь не сомневаться.

При этих словах сердце ее окончательно растаяло. Он выглядел и говорил так бесстрашно и благородно, что показался Шарлотте рыцарем, одетым по ошибке в синий фланелевый халат.

– Спасибо тебе, Альберт.

Нет, она не собиралась прикасаться к нему, но независимо от ее воли рука поднялась, и ладонь прижалась к его щеке. И в ту же секунду Шарлотта осознала, что совершила ошибку. Его кожа была теплой, и пробивающаяся щетина слегка колола пальцы. Желание погладить его лицо, провести пальцами по выступающим скулам, по губам и подбородку стало почти непреодолимым, и она, наверное, поддалась бы ему, если бы не заметила, какой напряженной стала его поза. Какой-то мускул дергался на щеке под ее ладонью, глаза были крепко зажмурены, словно от боли – боли, которую испытывает человек, попавший в крайне неловкую ситуацию. Например, человек, к которому прикасается кто-то, чьи прикосновения ему неприятны.

Чувствуя себя смущенной и униженной одновременно, Шарлотта отдернула руку, словно обожгла ее. К своему ужасу, она почувствовала, что горячие слезы подступили к глазам и уже готовы пролиться. Надо уходить!

– Я... По-моему, меня зовет Хоуп. – Она произнесла первое, что пришло ей в голову. – Я побегу. Спокойной ночи!

Она выскочила из кухни и бросилась в свою комнату.

Шарлотта понимала, что ситуация становится невыносимой. Она так долго не выдержит. Единственный выход для нее – не видеть Альберта, но разве это возможно, когда они живут под одной крышей? Если она останется, то рано или поздно выдаст себя. Но куда же ей идти? Как она может расстаться с домом, ставшим ей родным? Как может разлучить Хоуп с Мередит и Альбертом? Как сможет сама жить без них? Господи, ну что же ей делать?

Незадолго до того как пробило час, Филипп задернул зеленые бархатные портьеры в своем кабинете. Он только что вернулся после того, как развез по домам Кэтрин и Мередит. Он наконец-то освободился от опостылевшего галстука и швырнул его на диван, снял очки и устало потер переносицу. В дверь постучали, и Филипп обреченно вздохнул: у него не было никакого желания обсуждать события прошедшего вечера, но он понимал, что избавиться от Эндрю будет не так-то просто.

– Входи, Эндрю.

Тот вошел и закрыл за собой дверь, неторопливо пересек комнату, ступая по мягкому багровому, с золотом, персидскому ковру и остановился рядом с подносом, на котором стоял графин с бренди.

– Судя по твоему виду, тебе не мешает немного взбодриться. Налить тебе?

– Я уже сам о себе позаботился, – сказал Филипп, кивнув на бокал, стоящий на столе.

Наблюдая за тем, как Эндрю наполняет свой бокал золотистой жидкостью, он мысленно вел обратный отсчет: пять, четыре, три, два, один...

На счет «один» Эндрю заговорил:

– Похоже, этот вечер не оправдал твоих ожиданий.

– Напротив, я считаю, что оркестр был великолепен.

– Я не имел в виду музыку.

– Ах да, кухня у них действительно не очень хороша, и порции слишком маленькие, но поскольку я не был особенно голоден, меня это не огорчило.

– Я не имел в виду пищу.

– Вино было превосходным...

– При чем здесь вино? Ты, черт возьми, прекрасно понимаешь, что я говорю о мисс Чилтон-Гриздейл. – Эндрю поднес к губам бокал. – Куда это вы с ней пропали так надолго?

– Вы беспокоились о нас?

– По правде говоря, не очень. Твоя сестра проявила некоторую озабоченность, но я заверил ее, что вы с мисс Чилтон-Гриздейл, несомненно, обсуждаете план кампании по поиску невесты, а затем, с присущим мне блеском и остроумием, занял ее беседой, и она не вспоминала о вас до тех пор, пока вы не вернулись... в несколько растрепанном виде, должен заметить.

– Вечером было довольно ветрено.

– Ну конечно! Я и не сомневаюсь, что именно из-за ветра губы мисс Чилтон-Гриздейл покраснели и припухли, атвой галстук оказался завязан совсем не тем узлом, что в начале вечера.

Филипп почувствовал неловкость и запоздалую тревогу. Черт возьми, конечно, нельзя было целовать ее в таком людном месте, хотя бы и в самом темном его уголке. Он и так уже нанес достаточный вред ее репутации и меньше всего хотел усугублять его.

– Ты думаешь, кто-нибудь, кроме тебя, заметил это? – спросил он с тревогой. – Может, Кэтрин?

– Нет. Вы оба выглядели вполне невинно, когда присоединились к нам. Я заметил подозрительные знаки только потому, что специально искал их. Не подумай, что я хочу вмешиваться в твои дела, Филипп. Я просто хочу помочь. Я же вижу, что ты сбит с толку.

Филипп задумался, медленно потягивая бренди и чувствуя, как оно согревает горло. Возможно, Эндрю и правда поможет ему. Отговорит от этого неразумного увлечения женщиной, которую он едва знает.

– Эта женщина, которую... к которой ты неравнодушен... как долго ты был с ней знаком, до того как догадался о своих чувствах?

Эндрю невесело усмехнулся:

– Ты, наверно, хочешь, чтобы я ответил, что знал ее несколько месяцев или даже лет, что моя любовь развивалась и крепла постепенно, но все было совсем не так. Скорее это напоминало удар молнии. В то самое мгновение, когда я увидел ее, она подействовала на меня так, как никто и никогда до этого. – Эндрю не сводил глаз со своего бокала, а голос его звучал отрывисто и почти зло. – Все в ней очаровывало меня. Каждая новая черта, которую я узнавал, только углубляла мое чувство. Я хотел ее до боли, до отчаяния и не хотел никого другого. – Он поднял глаза и попытался улыбнуться, но глаза по-прежнему оставались мрачными. – Ты не представляешь, сколько раз я желал безвременной кончины ее мужу.

– А если бы твое пожелание сбылось?

– В этом случае ничто бы не остановило меня. Она стала бы моей.

– А если бы она не ответила на твои чувства?

– Так вот что смущает тебя! Ты боишься, что мисс Чилтон-Гриздейл не отвечает на твои чувства? Ты ошибаешься, если так думаешь. Конечно, она прекрасно владеет собой, но, несомненно, она к тебе неравнодушна. А отвечая на твой вопрос, скажу, что если бы женщина, в которую я влюблен, не разделяла моих чувств, я стал бы ухаживать за ней.

– Ухаживать?

Эндрю закатил глаза к потолку и покачал головой.

– Ну да! Носил бы ей цветы, читал стихи, сам сочинил бы какую-нибудь оду под названием «К мисс Чилтон-Гриздейл в летнюю ночь». Я понимаю, что из тебя плохой романтик, но если хочешь женщину – надо постараться. Но прежде чем начнешь, надо спросить себя, как далеко ты готов зайти и что будет с ней – и с тобой, – когда все это закончится.

Филипп задумался. Одно то, что он поцеловал ее, являлось нарушением всех правил и приличий. И он стремился к большему. Кто знает, если бы дело происходило в более интимной обстановке, сумел бы он остановиться вовремя? Возможно, нет. Но мисс Чилтон-Гриздейл, несомненно, заслуживала не торопливой интрижки в темном уголке Воксхолла. Она заслуживала того, чтобы за ней должным образом ухаживал настоящий джентльмен.

Филипп скрипнул зубами. Одна мысль о том, что кто-то другой может прикасаться к ней, целовать и ухаживать за ней, вызвала острый приступ ревности. Но, к сожалению, в его планы не входило влюбляться в женщину, обязанную подобрать ему невесту. Нет, у него самого не могло быть никаких планов на Мередит.

Эндрю откашлялся, выводя его из задумчивости:

– Если ты собираешься ухаживать за ней...

– Нет, я не собираюсь и не должен. Из этого ничего не получится.

– Почему?

Филипп схватил себя за волосы:

– Я не могу ухаживать за ней потому, что должен полностью сосредоточиться на поиске невесты. Девушки, равной мне по положению. – Он сам удивился, как напыщенно и бессмысленно прозвучала последняя фраза. – Я должен выполнить обещание, данное отцу.

– А разве ты, – Эндрю поднял брови, – обещал отцу, что непременно женишься именно на женщине из высшего общества?

– Нет... Но именно этого от меня все ждут.

– С каких пор ты стал делать то, чего от тебя ждут?

Филипп только усмехнулся в ответ. Пришло время взглянуть на события сегодняшнего вечера со стороны. Да, Мередит возбуждает его любопытство и острый интерес. Да, он хотел поцеловать ее и сделал это. Но, как она совершенно верно сказала, подобное не должно повториться в дальнейшем. Он просто будет держать руки при себе. Он – человек с железной волей. И он всегда поступает так, как решил.

– Конечно, обсуждать вопрос о женитьбе бессмысленно, пока мы не найдем способа снять проклятие, – прервал его размышления Эндрю. – Сколько непроверенных ящиков еще остается на складе?

– Двенадцать. А в музее?

– Всего четыре.

Шестнадцать ящиков. Найдут ли они в одном из них утраченный осколок Камня Слез? Если да – он скоро женится на женщине, которую сочтут подходящей невестой. Если нет – его ждет одинокое будущее. И то и другое одинаково пугало Филиппа.

Глава 9

Мередит стояла, укрывшись за портьерой, и разглядывала гостей, заполнивших гостиную лорда Грейборна. Судя по их количеству, вечер получился удачным. Из двух десятков разосланных приглашений ни одно не отклонили. Комната была заполнена юными красавицами и сопровождающими их дамами, и все они проявляли несомненный интерес или по крайней мере любопытство к лорду Грейборну.

Мередит обвела взглядом комнату и обнаружила почетного гостя – самого лорда Грейборна. При взгляде на него ее сердце уже привычно замерло, но на этот раз оно оставалось в этом ненормальном состоянии несколько дольше обычного. Он был очень хорош в вечернем костюме и с правильно – в виде исключения – завязанным галстуком. Его каштановые волосы блестели в свете восковых свечей. Очевидно, Филипп потратил немало сил на то, чтобы усмирить свою прическу, но одна непокорная прядь волос все-таки падала на лоб. Лорд Грейборн сосредоточенно беседовал с графиней Хикман и ее дочерью – леди Пенелопой. Леди Пенелопа пользовалась необычайной популярностью два последних сезона. Со своей светлой ангельской красотой и ангельским же нежным голосом, а также с весьма солидным приданым она могла бы стать идеальной невестой для лорда Грейборна. В свое время Мередит отдала предпочтение леди Саре лишь потому, что брак с ней был выгоден для обеих семей, так как в этом случае происходило расширение земельных владений.

В настоящий момент лорд Грейборн с глубочайшим интересом слушал то, что ему говорила леди Пенелопа. И сама она казалась не менее заинтересованной этой беседой. К тому же ее кожа мягко сияла в свете канделябров, декольте выгодно подчеркивало безупречную округлость груди, красивые белокурые волосы были уложены изящными локонами вокруг прелестного личика, а большие голубые, как небо, глаза взирали на лорда Грейборна с невинным восторгом.

Проклятие! Как заманчиво было бы, пройдя через весь зал, подойти к ним вплотную и отшлепать по щекам эту недалекую блондиночку. Мередит тут же возненавидела себя за подобное желание. Несомненно, ее мыслями и чувствами управляет откровенная ревность. Жгучая ревность. Она с наслаждением прямо сейчас отправила бы всех этих безмозглых, пустых девиц, только и мечтающих о замужестве, на какой-нибудь самый дальний необитаемый остров. Надо признать, что любая из них могла бы стать превосходной невестой для лорда Грейборна. Тем сильнее Мередит ненавидела их всех. Когда она видела кокетливые взмахи их вееров и ресниц, ей хотелось разбить или сломать что-нибудь – желательно носы, ноги и руки этих щебечущих блондинок.

Мередит глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки. Ну хорошо, она не станет отрицать, что чувствует себя, как кошка, которую сначала бросили в воду, а потом еще и выпороли. Но она вполне может спрятать свою ревность и злость так же, как ей приходится скрывать другие чувства. Лорд Грейборн – ее клиент. И чем скорее она найдет ему жену, тем скорее ее жизнь вернется в привычную колею.

Кадриль только закончилась, когда Филипп заметил у дверей Бакари, шарящего глазами по залу. Наконец он обнаружил хозяина и кивнул. Извинившись перед леди Пенелопой, Филипп поспешил к нему.

– В чем дело? – спросил он, слегка запыхавшись.

– Ваш кабинет, – ответил Бакари, как всегда лаконично. Несколько секунд Филипп внимательно изучал его.

– Где ты был раньше? – спросил он. – Я несколько раз выглядывал в прихожую, но тебя там не было.

– Выходил.

Филипп удивленно поднял брови, но Бакари не дал ему никаких объяснений, а вместо этого повернулся и направился вон из комнаты по направлению к прихожей. Заинтригованный Филипп тут же покинул гостиную и быстро прошел к себе в кабинет.

Там он обнаружил Эдварда, стоящего у окна с бокалом бренди в руках. Филипп удивленно уставился на него:

– Эдвард, почему ты?.. – Он замолчал на полуслове, потому что Эдвард повернулся к нему, и Филипп увидел его лицо. Один глаз заплыл, и от него осталась узкая щелочка, на щеке под ним красовался огромный синяк, нижняя губа была рассечена. К тому же Филипп заметил белую повязку на пальцах и кисти правой руки. – Господи! Что с тобой? Я сейчас позову Бакари...

– Он меня уже видел. Промыл раны и перевязал руку и ребра. – Эдвард поморщился. – Чертовски больно!

– Но что произошло? Кто это тебя так?

– Не знаю кто. – Он начал ходить по комнате короткими, нервными шагами. – А что случилось, расскажу. Я не мог уснуть. Я страшно устал, но совсем не могу спать. – Он остановился и взглянул на Филиппа измученными, запавшими глазами. – Каждый раз, закрывая глаза, я вижу ее. Острое чувство вины и жалости пронзило Филиппа.

– Мне очень жаль, Эдвард. Я...

– Я знаю. – Эдвард остановил его, подняв руку, сделал большой глоток из своего бокала и продолжал: – Я решил, что, чем маяться всю ночь от бессонницы, лучше заняться делом и проверить еще пару ящиков. Я пошел на склад и приступил к работе.

– На склад? Как же ты проник туда?

– Ты имеешь в виду сторожа? Хочешь сказать, что он не должен был меня пускать?

– Нет, конечно! Я удивляюсь, что он оказался таким доверчивым.

– Я бы тоже удивился на твоем месте, но я случайно оказался знаком с этим парнем – Биллом Тимсоном. Он сам показал мне, где находятся твои ящики. Я работал чуть больше часа, когда услышал шаги у себя за спиной. Я обернулся и увидел какого-то человека с ножом в руке.

– Ты никогда не видел его раньше?

– Не знаю. У него на голове была черная маска, оставлявшая открытыми только глаза и губы. Я спросил его: «Кто вы?» – а он ответил: «Я пришел за тем, что находится в этом ящике». – Эдвард остановился и мрачно посмотрел на Филиппа. – Я боролся с ним... пытался бороться. Мне даже удалось вырвать у него нож и зашвырнуть его под ящики. Но он был гораздо сильнее. Наверное, я потерял сознание. Когда я очнулся, его уже не было. Было ясно, что он рылся в ящике, потому что все его содержимое было разбросано вокруг. – Он глубоко и судорожно вздохнул. – Несколько предметов было разбито, и, возможно, чего-то не хватало. Я не смог определить этого с первого взгляда. Я хотел выйти на улицу, но дверь склада оказалась закрытой – вероятно, негодяй запер ее снаружи. Мне пришлось разбить стекло и выбираться через окно. Я спешил и сильно порезался. Я поискал Билли, но его нигде не оказалось. Тогда я направился к тебе и бежал через дорогу, пока не нашел извозчика. Прости, Филипп... Грейборн положил руку ему на плечо:

– Тебе не за что извиняться. Слава Богу, что с тобой все в порядке. С тобой ведь все в порядке?

– Да, если верить Бакари. Переломов нет, трещина в ребре и несколько синяков. И чертовски болит голова! – Он осторожно потер поврежденную челюсть. – У этого негодяя кулаки, как булыжники. – Он, казалось, хотел что-то добавить, но остановился.

? Что?

– Ничего. – Эдвард покачал головой. – Просто... его голос... Он показался мне знакомым.

– Значит, это мог быть кто-то, кого ты знаешь? Возможно, кто-то, кто был с нами на борту «Мечтателя» и кто знает о ценности содержимого ящиков?

– Да, это возможно. Я должен показать тебе кое-что. – Он сунул руку в карман и достал оттуда небольшой измятый клочок бумаги. – Я нашел это в своем кармане.

Филипп развернул записку и похолодел, прочитав одну короткую строчку: «Страдания начинаются».

– Мне не нравится это, Филипп. Этот негодяй действительно причинил мне некоторые страдания, но мне все же кажется, что за этой запиской скрывается нечто более зловещее. И зачем кому-то понадобилось, чтобы я страдал? У меня нет врагов, насколько мне известно.

– Я думаю, – медленно сказал Филипп, – что эта записка предназначена не для тебя.

– Я, конечно, рад это слышать, но тем не менее я нашел ее именно в своем кармане, и избили тоже именно меня. Кому же она может быть предназначена?

– Мне. – Филипп быстро рассказал ему о беспорядке в своем кабинете и о записке, найденной на столе. – Я расспросил всех слуг, не прикасались ли они к моим журналам. Все решительно отрицали это, и у меня нет причин им не верить. Вторая записка и нападение на тебя не оставляют сомнений в том, что этот человек настроен решительно. Скорее всего он думал, что сегодня вечером на складе работать буду именно я.

Эдвард медленно кивнул:

– Да, возможно, ты прав.

Филипп снова почувствовал себя виноватым. Черт возьми, Эдвард избит из-за него. А сторож? Он тоже избит или... хуже? И смерть Мэри Бинсмор уже на его совести. Кто будет очередной жертвой? Отец? Кэтрин? Эндрю? Бакари? Мередит? Проклятие! Самый верный способ заставить его страдать – это причинить вред людям, которые ему небезразличны. Он закрыл глаза. Страдания начинаются!

Филипп подошел к столу, достал из ящика предыдущую записку и сравнил почерк.

– Это писал один и тот же человек.

– Знаешь, мне показалось, что он ищет какую-то определенную вещь.

– Почему ты так думаешь? Эдвард прикрыл глаза:

– Трудно сказать, все произошло так стремительно. Не когда мы боролись, он бормотал что-то вроде: «Это принадлежит мне» и «Когда я это получу, с тобой будет кончено». – Он открыл глаза. – Извини, больше ничего не помню. Судя по шишке на голове, он ударил меня довольно сильно.

– Мне ужасно жаль, Эдвард. И я рад, что твои травмы не оказались еще серьезнее.

– Да, все могло кончиться гораздо хуже. Филипп, мне не хочется выглядеть пессимистом, но я думаю, мы должны задать себе два вопроса: что, если он искал именно недостающий кусок Камня Слез? И что, если он нашел его?

Эти тревожные вопросы еще вертелись в голове Филиппа, когда он давал Бакари указания о том, как доставить пострадавшего домой.

– Сначала я заеду в магистратуру и сообщу об этом происшествии, – пообещал ему Эдвард.

– Я все-таки думаю, мне следует поехать с тобой... – начал Филипп.

– Нет. Тебе придется оставить своих гостей, и ради чего? Я все сделаю сам, а утром сообщу тебе о результатах.

Филипп неохотно согласился. Как только за Эдвардом закрылась дверь, он повернулся к Бакари:

– Насколько серьезны его травмы?

– Хуже всего шишка на голова и глубокий порез на рука. Будет болеть, но заживать.

Филипп с облегчением вздохнул.

– У нас могут быть... проблемы. Будь осторожней. Бакари молча кивнул. Он десятки раз слышал подобное предостережение во время их совместных путешествий, наполненных приключениями, и Филипп не сомневался в его способности справиться с любыми трудностями.

Кинув многозначительный взгляд на двери гостиной, Бакари фыркнул, и Филипп понял его без слов. Время возвращаться к гостям. Он глубоко вздохнул и вошел в комнату. Мередит тут же подошла к нему:

– Ну наконец-то! Где вы были? Сейчас должен начаться вальс и... – Она нахмурилась. – Что-то случилось?

Филипп заглянул в ее встревоженные голубые глаза и поклялся себе, что никогда не позволит ей пострадать из-за него. Ни ей, ни кому другому.

– Нет, просто пришлось заняться одним небольшим, но срочным делом.

Несколько секунд Мередит внимательно изучала его лицо, и он постарался притвориться спокойным и беззаботным. Вероятно, она все-таки что-то заметила, потому что спросила:

– Надеюсь, дело не в мистере Стентоне? Леди Бикли говорила мне, что его здоровье...

– Нет, с Эндрю все в порядке. В данный момент он находится у себя в спальне под присмотром Бакари и, я уверен, к утру будет совершенно здоров. – Он оглянулся вокруг и перехватил несколько любопытных взглядов, устремленных на них. – Мое отсутствие заметили?

– Да, все интересовались, куда подевался хозяин дома.

– А вы? – спросил он, глядя прямо в глаза Мередит.

Ее щеки вспыхнули, и Филипп решил, что она стала еще прелестнее. Ему нестерпимо хотелось дотронуться пальцем до нежной, порозовевшей кожи.