Регенство (№1) - Завидный жених

– Я думал, Эндрю тоже здесь, – сказал мистер Бинсмор, когда представления были закончены.

– Он занимается расследованием ограбления, – объяснил Филипп.

– Вот как? Ему удалось что-нибудь обнаружить?

– Он начал только этим утром. Я сообщу тебе, если будут новости.

– Хорошо. Кстати, о новостях... Я закончил проверку всех ящиков в музее. – Эдвард покачал головой. – Ничего похожего на пропавший кусок камня.

Лицо Филиппа помрачнело.

– Еще остается надежда, что он может оказаться здесь. А если нет, то на «Морском вороне», который вот-вот придет.

Филипп огорченно провел рукой по лицу, и Мередит нестерпимо захотелось подойти поближе, прикоснуться к складке, образовавшейся между его бровями, ласково обнять за плечи, утешить.

Они опять начали работать: Мередит с Альбертом – над одним ящиком, Филипп и мистер Бинсмор – над другим.

Мередит без труда угадывала название и назначение большинства предметов – ваз, кубков, чашек. Каждый из них она на несколько секунд задерживала в руках, любуясь и разглядывая, а потом закрывала глаза и пыталась представить, кому он принадлежал и какова была жизнь его владельца.

Вдруг все ее тело замерло и напряглось, и, не оглядываясь, Мередит поняла, что к ней подошел Филипп.

– Я тоже так делаю, – сказал он мягко. – Я прикасаюсь к ним и стараюсь представить человека, которому они принадлежали и как он жил.

Мередит с трудом улыбнулась ему в ответ:

– Я только что решила, что эта ложка и ковшик принадлежали египетской принцессе, которая ходила, завернувшись в тонкие шелка, и все ее капризы мгновенно исполнялись.

– Очень интересно... Завернутая в шелка принцесса, все капризы которой исполняются. Скажите, вы, наверное, тоже к этому стремитесь?

Мередит вспыхнула при одном лишь упоминании о своих желаниях, объект которых стоял так близко и смотрел на нее удивительными карими глазами.

– Я думаю, в глубине души каждая женщина мечтает об этом. Я уверена, что и каждый мужчина хочет, чтобы все его капризы исполнялись.

– Особенно завернутой в шелка принцессой, – ухмыльнулся Филипп.

Мередит рассмеялась, но, заметив, что мистер Бинсмор с интересом наблюдает за ними, снова напустила на себя серьезность.

– Взгляните сюда. – Она указала Филиппу на предмет, лежащий на самом краю одеяла. – Я отложила это в сторону, потому что не знаю, что это такое.

Он наклонился и взял в руку металлический предмет, по Форме напоминающий вопросительный знак.

– Это стригил – специальная лопаточка, при помощи которой древние римляне и греки удаляли с кожи остатки воды после ванны.

Их взгляды встретились, и на секунду им показалось, что кроме них никого нет ни на этом складе, ни на всем свете. Мередит вспомнила о том, как вчера мысленно смывала пот и грязь с Филиппа, сидящего в ванне, как двигалась ее скользкая от мыла рука по его обнаженному телу. Горячая волна поднялась по шее, залила щеки, и, поняв, что он заметил это, она покраснела еще сильнее.

– Теплые ванны вообще были важной частью культуры древних римлян. Поэтому и стригал был весьма распространенной вещью. Выходя из ванны, женщина делала вот так... – Филипп взял Мередит за кисть, осторожно выпрямил ее руку и, наложив на нее изогнутую часть стригила, медленно провел им по рукаву от локтя до кисти.

– Разумеется, – продолжал он негромко и не отпуская ее руки, – никакой одежды на ней при этом не было: она же выходила из ванны. Потом ей делали массаж, используя при этом масло; а через час остатки масла удаляли стригилом, и кожа оставалась гладкой и душистой, – говоря это, Филипп осторожно гладил подушечкой большого пальца ее запястье.

Мередит смотрела на него, не в силах отвести глаз, и тысячи образов роились в ее голове. В них были и он, и она, и римские бани, и масло, которое он втирал в ее тело, лаская, целуя, гладя. И теплые плитки пола, на который он бережно опускал ее...

– Вы стараетесь представить себе, как они использовали стригил? – спросил Филипп совсем тихо, так, чтобы никто другой не услышал. – Воображаете их в банях? Видите, как они втирают масло друг в друга?

Мередит не сразу поняла, о чем он спрашивает.

– Они? – проговорила она с трудом. – Кто?

– Те, о которых вы думаете. Древние римляне. Или, может быть?..

Мередит выдернула свою руку и поспешно опустила глаза, чтобы не дать ему прочитать свои подлинные мысли.

– Благодарю вас за интересные сведения, лорд Грейборн, – сказала она. – Мне надо отметить стригил в списке.

Мередит с преувеличенным интересом углубилась в конфискую книгу и краешком глаза заметила, что Филипп возвращается к мистеру Бинсмору.

Она с облегчением вздохнула. Слава Богу, он отошел достаточно далеко, и можно опять вернуться к работе.

Но она не могла не слышать его низкого голоса, когда он отвечал на какой-то вопрос Эдварда. И все еще чувствовала тепло его пальцев там, где они сжимали ее руку. Мередит закрыла глаза и взмолилась, чтобы это утро побыстрее закончилось. И тут же невесело усмехнулась про себя. Ну и что же, что утро кончится? Тогда она начнет ожидать вечера, который тоже проведет в его обществе.

Да, она была права. День действительно оказался очень долгим.

Еще несколько часов спустя Филипп решил, что пора прекращать работу. Они все устали и пропитались пылью, и настроение заметно упало из-за безрезультатности их усилий. Поглубже спрятав собственное разочарование, он вытер руки куском ткани и подошел к Годдарду:

– Мне хотелось бы поговорить с вами наедине. – Филипп показал на дверь офиса.

На лице Альберта отразилось недоумение, но он кивнул. Они зашли в небольшое помещение, и Филипп плотно закрыл дверь. Альберт, прихрамывая, вышел на середину комнаты, повернулся и вопросительно посмотрел на Филиппа:

? Ну?

– Я узнал кое-что. Это, по-моему, должно заинтересовать вас.

На лице Годдарда появилось настороженное выражение, и Филипп не в первый раз заподозрил, что у этого юноши, похоже, есть какие-то тайны.

– Ну и почему вы думаете, что мне это интересно?

– Потому что это касается трубочиста по имени Таггерт.

Альберт облегченно расслабился, что еще больше заинтересовало Филиппа. Но первая реакция быстро сменилась горечью, ненавистью и страхом.

– Таггерт? – Годцард почти выплюнул это имя. Единственное, что мне надо о нем знать, – это то, что он сдох.

– Так и есть. Он умер в прошлом году в долговой тюрьме, где провел два последних года жизни.

В лице Альберта не оставалось ни кровинки.

– Откуда вы это взяли?

– Спросил у тех, кто знает.

– Кто знает? У вас с Таггертом не может быть общих знакомых, если только он не ограбил кого-нибудь из ваших богатеньких друзей.

– Я задавал вопросы не своим друзьям. Я нашел людей, которые знали Таггерта, в ближайшем к порту пабе.

– А с чего это вы стали задавать вопросы о Таггерте? – подозрительно прищурился Альберт.

– Потому что мне казалось, что вам надо об этом знать. Потому что, если бы я был на вашем месте, я бы очень этого хотел. Иначе я бы постоянно думал о нем, боялся бы встретить его на улице, боялся бы задушить его, если встречу. Теперь его власть над вами кончена, Годдард. Он мертв. Oн никогда больше не обидит ни одного ребенка.

– Откуда вы знаете, как я?.. – спросил Альберт в смятении.

– Потому что я сам чувствовал бы то же самое.

Руки Годдарда сжались в кулаки, а в глазах блеснула влага, и он поспешил закрыть их.

– Я хотел знать, – прошептал он. – Но я всегда боялся спрашивать. Я боялся, что он об этом узнает, если кто-нибудь передаст ему, и тогда он сможет причинить вред мисс Мэри, или Шарлотте, или Хоуп. Он был жестоким, бессердечным ублюдком, и я не мог допустить, чтобы он вмешался в нашу жизнь. Но я хотел знать, что с ним стало. Что, если я встречу его за ближайшим углом? Что, если он узнает меня? Я часто думал об этом. Видит Бог, я всегда хотел знать...

– Теперь вы знаете. И вы свободны, Годдард.

Молодой человек открыл глаза. Он не пытался вытирать слезы, которые текли по его щекам, и Филипп сделал вид, что не замечает их.

– Я не знаю, что сказать... Я... я благодарен вам.

– Я был рад помочь, – кивнул ему Филипп и повернулся, чтобы выйти из комнаты.

– Почему вы это сделали? – остановил его голос Годдарда. – Зачем вы рисковали, заходя в этот паб? Вы меня почти не знаете.

Филипп молча смотрел на него, раздумывая, сказать ли правду, потом вздохнул. Да, наверное, стоит.

– Потому что рассказ о том, как Таггерт обошелся с вами, сильно меня задел. Не только потому, что с вами так бесчеловечно обошлись, но потому, что по сравнению с этим те обиды и унижения, которые мне пришлось пережить в детстве, показались мелкими и незначительными.

– Обиды? – Альберт недоверчиво поднял брови. – Кто же мог обидеть такого богатого паренька?

– Другие богатые пареньки. Но есть и еще одна причина, Годдард.

– Что за причина?

– О вас заботится она, а я хочу заботиться о ней.

К тому моменту, когда Мередит вручила свою шляпку и кашемировую шаль встретившему ее в дверях Бакари, она справилась со своими эмоциями. Она твердо решила держаться на безопасном расстоянии от хозяина, поддерживать разговор только с другими приглашенными девушками и уйти как можно раньше.

Бакари шел впереди нее по коридору, и Мередит удивилась, когда, пройдя мимо дверей, ведущих в гостиную и столовую, они остановились у последней.

– Что это за комната? – спросила она, чувствуя себя заинтригованной.

– Малый кабинет. – Черные глаза Бакари смотрели на нее с выражением, которое Мередит не смогла разгадать. – Надеюсь, вам понравится.

Он постучал в дубовую дверь и открыл ее, не дав Мередит задать нового вопроса.

– Мисс Чилтон-Гриздейл, – объявил он торжественно. Заставив себя улыбнуться, Мередит вошла. И замерла на пороге.

Малый кабинет? Ей показалось, что она попала в пышно украшенный шатер. Десятки метров шелков самых ярких оттенков, сверкающими потоками ниспадая вниз от середины потолка, покрывали все стены и окна. Протянув руку, Мередит несмело прикоснулась к бордовой занавеске, за которой скрылась дверь. Такое изобилие великолепных материалов она видела раньше только в мастерской мадам Рене.

Она медленно осматривала комнату. Пол скрывался под великолепным ковром со странным, экзотическим узором. В камине уютно горел огонь, отбрасывавший на стены подвижные тени. На ковре было расставлено полдюжины низких столиков, в темной полированной поверхности которых отражалось пламя многочисленных свечей. Перед камином стоял еще один стол – побольше, но тоже низкий, а на нем – серебряные тарелки, покрытые такими же крышками, разноцветная керамическая посуда и сверкающие хрустальные бокалы. По всей комнате были разбросаны многочисленные подушки всех оттенков рубинового, изумрудного и сапфирового цветов, которые, казалось, так и манили опуститься на них, расслабиться и бездумно наслаждаться жизнью.

Остальную меблировку комнаты составляли всего два предмета: узорчатая раздвижная ширма в дальнем углу и изящное кресло-качалка у стены. Сердце Мередит громко застучало, когда рядом с ней она обнаружила Филиппа.

– Добрый вечер, Мередит.

От звука его низкого волнующего голоса у Мередит вдоль позвоночника забегали мурашки, и она потеряла дар речи, а когда наконец собралась с силами, чтобы ответить на приветствие, он вторично лишил ее равновесия, стремительно и неслышно приблизившись и вновь напомнив ей о грациозном хищнике из джунглей.

Тут же Мередит широко раскрыла глаза, разглядев его одежду. Вместо обычной льняной сорочки и галстука на Филиппе была широкая шелковая рубашка, оставлявшая открытой его загорелую шею, заправленная в... Мередит не могла поверить своим глазам.

Вместо традиционных панталон на нем были свободные ярко-синие шаровары, которые удерживались на талии одним лишь завязанным шнурком. Обут он был в мягкие кожаные сапоги. В такой одежде, с волосами, в беспорядке падающими на лоб, он показался Мередит странным и пугающе-привлекательным. Только очки напоминали о том, что этот опасный незнакомец, стоящий перед ней, – цивилизованный человек и ученый-историк. Вернее, могли бы напомнить, если бы карие глаза, смотрящие на нее через линзы, не излучали такую нецивилизованную страсть.

Филипп остановился, когда их разделяло не более трех футов. Не отводя от нее взгляда, он вежливо поклонился, а потом взял ее руку и коснулся ее теплым, невесомым поцелуем. Прикосновение его губ к пальцам подействовало на Мередит как удар молнии, но зато вывело ее из состояния оцепенения, в котором она находилась.

Вспыхнув, она выдернула руку и отступила назад. К сожалению, ей удалось сделать всего два шага, после чего она уперлась спиной в закрытую дверь. Один шаг длинных ног Филиппа – и он опять оказался так близко, что Мередит погрузилась в его чистый мужской запах. Она почувствовала что-то вроде паники, приправленной изрядной долей возмущения.

– Что вы себе позволяете, – прошипела она, вытирая руку о платье в надежде избавиться от жжения в том месте, которого коснулись его губы. – И почему ваш кабинет украшен таким... таким упадническим образом? И что такое на вас надето? Господи! Что подумают ваши гости? – Мередит быстро оглядела комнату. – А где ваши гости?

– Как много вопросов. Во-первых – что я себе позволяю. Это вы о том, что я поцеловал вашу руку, или о том, что я делаю в настоящий момент? Я поцеловал вашу руку, здороваясь с вами, а в настоящий момент я просто смотрю на вас и восхищаюсь тем, как прелестно вы выглядите. Комната ук – рашена так для того, чтобы походить на шатер одного богатого египетского купца, у которого я однажды был в гостях. Теперь, что касается моей одежды: я надел то, что привык носить за границей, и должен сказать, это гораздо удобнее и приятнее, чем одежда, которую носят в Англии. А мнение о ней своих гостей я надеюсь узнать от вас.

– Возмутительно и неприемлемо. Все это. – Мередит энергично обвела рукой помещение, нечаянно задев при этом Филиппа, и отдернула руку, словно прикоснулась к пламени. – Кто-нибудь из гостей уже видел это?

? Нет.

– Слава Богу! Немедленно идите и переоденьтесь в приличную одежду, пока все не собрались.

– Все уже собрались.

Облегчение исчезло так же быстро, как и появилось.

– Боже мой, если одна из благовоспитанных девушек хоть краешком глаза увидит эту скандальную и провокационную обстановку... – Мередит зажмурилась от ужаса, не в силах продолжать. – Где они? Я займу их разговором, пока вы переодеваетесь и...

Он остановил этот поток слов, приложив кончик пальца к ее губам:

– Мередит, все гости, которых я жду сегодня, уже здесь. В этой комнате.

Глава 12

Смысл его слов не сразу дошел до Мередит. Когда она наконец поняла, то сложила на груди руки и вздернула подбородок. Проклятие! Что за игру он затеял?

– И никто больше не придет? – спросила она, нетерпеливо постукивая туфелькой по толстому ковру.

? Нет.

– Никто не принял вашего приглашения?

? Да.

Стук по ковру прекратился, и раздражение сменилось растерянностью и сочувствием.

– Господи, они что – с ума все сошли? Я же слышала, как всем понравился предыдущий прием. Может быть, эта проблема с «сами знаете, что» не разрешилась так успешно, как нам показалось?

– Не знаю.

– А вы случайно не намекнули им на... м-м-м... тему предстоящего обеда? – подозрительно прищурилась Мередит.

– Ни словом.

Она озадаченно сжала губы:

– Тогда я просто не могу понять, почему все отказались. Одна или две – это еще понятно, но все шесть?

– Этому есть только одно логическое объяснение.

– В самом деле? Какое?

– Они не получили приглашений. Мередит не мигая смотрела на него.

– Вы сказали, что напишете их сами.

– Я так и сделал.

– Тогда почему вы думаете, что они их не получили?

– Потому что я их не отправил.

– Не отправили! Я...

Филипп еще на шаг придвинулся к Мередит, и она немедленно замолчала и попыталась еще сильнее вжаться в закрытую дверь. Бесполезно. Облокотившись одной рукой о косяк, он наклонился к ней так близко, что она разглядела мелкие янтарные искорки в его глазах. Почувствовала жар его тела. Она попыталась сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, но вместо этого только наполнила легкие его соблазнительным запахом.

– Хотите узнать, почему я не разослал эти приглашения, Мередит? – Она ощущала на своей щеке его теплое дыхание, и желание прикоснуться к нему вдруг стало таким сильным, что ей пришлось ухватиться за оборку юбки, чтобы удержать руки на месте. Она молчала, и Филипп прошептал: – Я не разослал их, потому что не хотел, чтобы пришел кто-нибудь, кроме вас. Я сделал это все ради вас одной.

Мередит с трудом сглотнула комок в горле, подняла глаза к небу и попросила Господа дать ей силы. Куда исчезло все ее негодование? Почему она не может сердиться на него? Почему не ругает за весь этот обман? Она тщетно искала в своей душе хоть признаки раздражения или злости. Вместо этого Мередит находила там тысячи других эмоций, которые совсем не должна была испытывать: удовольствие оттого, что ради нее он приложил столько усилий, любопытство и предвкушение удивительного вечера наедине с ним в этой экзотической обстановке. И что хуже всего, она чувствовала неимоверное облегчение при мысли о том, что ни одна из противных блондинок, как выясняется, не завладела его интересом. «Я сделал все это ради вас одной».

Внезапно Мередит охватил такой страх, что она задрожала. Она испугалась того, что не сможет уйти, что не сможет противиться ему. Того, что ей так не хочется противиться.

– Филипп, я не могу остаться.

– Пожалуйста, не говорите так. Я знаю, что это слишком смело с моей стороны, но мне так хотелось поделиться с вами тем, что я знаю и люблю. Я подумал, что вам понравится атмосфера и кухня дальних стран.

– Это так, но...

– Тогда останьтесь. Если не ради меня, то хотя бы ради Бакари. Он так старался, чтобы приготовить эту комнату и обед. Вы должны его попробовать. – Он наклонился к Мередит совсем близко – так что его губы почти касались ее уха. – Я прошу вас.

Эти слова, произнесенные чуть слышным шепотом, окончательно сломили ее сопротивление. Разум посылал ей тысячу тревожных сигналов, кричал, что никакие отношения, кроме отношений свахи и клиента, невозможны для нее с этим мужчиной; что ни в коем случае нельзя поощрять его очевидный интерес и симпатию; что этот вечер может привести к последствиям, разрушительным как для ее, так и для его репутации. Но сердце отказывалось слушать и предлагало множество разнообразных оправданий. Оно говорило, что уйти, после того как столько усилий было вложено в подготовку этого обеда, непростительно грубо. Что он был добр не только к ней, но и к Альберту и что она не может отплатить за эту доброту неблагодарностью. Кроме того, в доме находится Бакари и, несомненно, множество других слуг и, следовательно, нельзя утверждать, что они обедают наедине.

И в конце концов, хотя она и находит Филиппа несомненно привлекательным, смешно думать, что она может потерять контроль над собой. Внутренний голос хихикнул при таком утверждении, но Мередит постаралась этого не услышать.

Филипп выпрямился и молча серьезно смотрел на нее. Но в глубине его карих глаз она заметила беспокойство и неуверенность. Он, очевидно, боялся, что его приглашение будет отвергнуто. Сердце Мередит дрогнуло при мысли о том, что этот мужественный, сильный и смелый человек с таким волнением ждет ее решения. Она улыбнулась не вежливо и уверенно, как собиралась, а скорее испуганно и сказала:

– Ну что ж, раз в этот обед вложено столько усилий, с моей стороны было бы просто невежливо не попробовать его.

Филипп улыбнулся с явным облегчением и, взяв Мередит за руку, повел к столу. Жар его ладони обжег ее пальцы, и она непроизвольно их сжала. Он ответил на это рукопожатие, и его улыбка стала еще шире. Глаза Филиппа так сияли от радостного возбуждения, что Мередит не выдержала и рассмеялась.

– Над чем вы смеетесь?

– Над вами. У вас такое же лицо, какое было у Альберта, Когда в одиннадцать лет он написал стихотворение в мою Честь. Хотя подарок предназначался мне, он сам радовался больше...

Мередит неожиданно замолчала, поняв, что сказала слишком много. Она предпочла бы скрыть тот факт, что знала Альберта еще ребенком. Кроме них двоих, только Шарлотта знала о том, как и когда они встретились. Мередит не желала говорить на эту тему еще и потому, что при ее обсуждении неизбежно возникло бы много вопросов, на которые ей не хотелось отвечать. Заметил ли Филипп, как она проговорилась? Обратил ли внимание на ее замешательство?

Ответ не заставил себя ждать.

– Все в порядке, Мередит, – сказал он, испытующе глядя на нее. – Я знаю, что Альберт был помощником трубочиста. И о том, как вы спасли его. И что он живет у вас с тех пор.

Мередит похолодела. Господи, откуда он об этом узнал? И не раскопал ли он также и ее прошлое? Она легко могла представить себе, как он делает это с таким же любопытством и упорством, с каким добывает из земли древнюю утварь во время своих экспедиций. Мередит попыталась убедить себя, что ее беспокойство преувеличено, но страх, что кто-то узнает о ее прошлом, мучил ее уже давно, и отмахнуться от него было непросто.

– Интересно, кто мог рассказать вам об этом? – спросила она с деланным спокойствием.

– Альберт. – Филиппа, казалось, удивил ее вопрос.

– Альберт? – недоверчиво переспросила Мередит. Альберт никогда никому не рассказывал об ужасах, пережитых в детстве. – Когда же? И почему он вам об этом рассказал?

– Разговор состоялся вчера на складе. И рассказал он мне об этом для того, чтобы объяснить, какая вы добрая и щедрая. Заставить меня понять, что к вам надо относиться с уважением.

– Ах, вот как... – Милый Альберт. Он рассказал почти незнакомому человеку о том, что от всех скрывал. И все это ради того, чтобы защитить ее. – Я надеюсь, вы не станете судить его слишком строго. Он не виноват в том, что у него было такое детство. – «Никто из нас в этом не виноват».

? За кого вы меня принимаете, Мередит? За человека, который отвернется от юноши только потому, что с ним жестоко обошлись в детстве?

В его голосе звучала обида, и Мередит стало стыдно. У нее не было оснований сомневаться в доброте и благородстве Филиппа.

– Нет-нет, я, конечно, знаю, что это не так. Но я также знаю, что очень немногие люди отличаются такими широкими взглядами. И я очень люблю Альберта.

Филипп сжал ее руку:

– Он славный молодой человек, и я восхищаюсь его преданностью, мужеством и внутренней силой. И хотя я благодарен ему за то, что он рассказал мне о ваших достоинствах, в этом не было необходимости. Я и так знал, какая вы.

От его мягкого голоса и теплого, манящего взгляда у Мередит закружилась голова. Филипп не дал ей времени прийти в себя.

– Так какой же подарок сделал вам Альберт в одиннадцать лет? – с улыбкой напомнил он.

– Когда мы впервые встретились, – взяв себя в руки, объяснила Мередит, – он не умел ни читать, ни писать. Я научила его, и он сочинил в мою честь стихотворение. Когда он вручал его мне, у него на лице было такое же радостное предвкушение, как и у вас, когда я согласилась остаться. И сейчас я польщена так же, как и тогда.

– Могу поспорить, что вы и сегодня помните это стихотворение наизусть.

– О да! Оно до сих пор хранится у меня рядом с самыми Дорогими вещами. – Мередит не только помнила его наизусть, но и как будто видела сейчас – все до последней, тщательно выведенной буквы. – Хотите послушать?

Мередит не поверила своим ушам. Неужели она сама предложила это? Она никому не читала стихотворение Альберта. Даже Шарлотте.

– Сочту за честь.

Отступать было поздно. Мередит глубоко вздохнула и прочитала:

– «Щеки мисс Мэри – как брусника, глаза синие, как голубика. Она построила мне дом. Теперь живем мы вместе в нем».

Несколько секунд они молчали. Мередит не смогла бы заговорить, даже если бы хотела, потому что ей мешали комок в горле и подступившие к глазам слезы. Простые слова, написанные в ее честь несчастным, искалеченным мальчиком, всегда действовали на нее таким образом.

– Прекрасный подарок, – пробормотал Филипп, – и очень выразительный. Всего в нескольких словах ему удалось передать самую вашу суть, вашу пылкую своеобразность. Я понимаю, почему это стихотворение так важно для вас. – Он протянул руку и осторожно провел пальцем по ее щеке. – Спасибо, что поделились им со мной.

– Пожалуйста, – вспыхнула Мередит.

– Пойдемте. Позвольте мне познакомить вас с деликатесами средиземноморской и восточной кухни. Вы убедитесь, что Бакари – прекрасный повар.

Филипп подвел ее к низкому столику перед камином и опустился на бархатную темно-бордовую подушку, скрестил перед собой длинные ноги и похлопал по подушке, лежащей рядом, приглашая Мередит последовать своему примеру.

– Я вывихну себе шею, если вы будете стоять, – сказал он с улыбкой.

Мередит не двигалась, охваченная сомнениями. Если она испытывала непреодолимое волнение, даже стоя воз-ле этого мужчины, то что же произойдет, если она будет полулежать рядом на подушках? Она взглянула на Филиппа и обнаружила, что он откровенно забавляется, наблюдая за ее колебаниями.

– Обещаю не кусаться, Мередит.

Сообразив, что ведет себя нелепо, Мередит вздохнула и осторожно опустилась на ковер.

– В первый момент может показаться, что это неудобно, – сказал Филипп, подкладывая подушки ей под спину, – но, пообедав так один раз, вы поймете, почему мне не нравятся наши европейские столовые.

Одним быстрым движением он встал на колени и занялся тарелками, стоящими на столе, а у Мередит появилась возможность устроиться поудобнее, расправить юбки и скрестить ноги так же, как и Филипп. После этого она должна была признать, что сидеть так гораздо приятнее, чем на жестком деревянном стуле.

– Сначала попробуйте это, – предложил Филипп, протягивая ей хрустальный бокал на высокой ножке, наполненный рубиново-красной жидкостью.

– Спасибо.

Не сводя с нее глаз, Филипп коснулся ее бокала краешком своего, и хрусталь тонко зазвенел.

– За этот чудесный вечер!

Мередит только кивнула, не доверяя своему голосу, и пригубила напиток.

– Как вкусно! – воскликнула она, ощутив необычный, сладковатый и свежий вкус. – Я никогда такого не пробовала. Похоже на вино, но... все-таки не вино. Что это?

– По правде говоря, не знаю. Этот рецепт – великий секрет Бакари, и он его тщательно охраняет. Один раз я попробовал подсмотреть, как он делает этот напиток, а он поймал меня за этим и наказал.

– Наказал вас? – поразилась Мередит. – Каким образом?

– Он целый месяц отказывался его готовить. С тех пор я не задавал вопросов, а просто наслаждался вкусом.

Он поставил бокал на стол и снял крышку с небольшой супницы. Ароматный пар, не похожий ни на что известное ей ранее, достиг ноздрей Мередит. Она сразу же почувствовала смертельный голод и с нетерпением наблюдала за тем, Как Филипп разливает густую жидкость в изящные фарфоровые мисочки.

– Что это такое?

– Авголемоно. Греческий суп из лимона и яиц. Проглотив первую ложку, Мередит закрыла глаза от наслаждения:

– Потрясающе.

Когда мисочка опустела, Мередит уже не чувствовала ни неловкости, ни смущения. Она просто с нетерпением ожидала следующего блюда. Филипп протянул ей тарелку с нежнейшей рыбой, сваренной на пару, с добавлением ароматических трав, которые она не знала, и с гарниром из паровой же спаржи. После каждого проглоченного кусочка глаза Мередит снова невольно закрывались, и она даже постанывала от удовольствия.

– Судя по всему, вы весьма страстная натура, Мередит. Она удивленно подняла на Филиппа глаза и обнаружила, что он смотрит на нее с выражением любопытства и одобрения одновременно.

– Почему вы так решили?

– Потому что только страстные натуры могут так безоглядно наслаждаться едой.

Мередит почувствовала себя неловко. Боже милостивый, в этой необычной обстановке она совершенно забыла о приличных манерах.

– Не смущайтесь, – сказал Филипп, и ее щеки еще ярче вспыхнули, оттого что он с такой легкостью прочитал ее мысли. – Ваш энтузиазм – это комплимент не только Бакари, но и мне. Я рад, что вы смогли расслабиться и почувствовали себя непринужденно и спокойно.

Спокойно? Мередит чуть не рассмеялась. В том жаре, дрожи и биении пульса, которые она испытывала в присутствии этого мужчины, не было ничего общего со спокойствием. Хотя, с другой стороны, она не могла не признаться себе, что в каком-то трудноопределимом смысле она действительно чувствовала себя в его компании спокойно и непринужденно. Ей нравилось разговаривать с ним. Нравился звук его голоса. Его смех и шутки. И если бы ситуация сложилась по-другому, они, возможно, могли бы... стать друзьями.

Друзьями? С наследником герцогского титула? Она, должно быть, на самом деле сошла с ума.

– У вас на лице сейчас очень интересное выражение, – сказал Филипп. – Может, поделитесь своими мыслями?

Мередит поколебалась секунду и решила, что так и сделает хотя бы для того, чтобы напомнить ему о разнице в их положении.

– Я думала о том, какие мы разные.

– В самом деле? А я как раз думал о том, как мы похожи.

– Не понимаю, как вам такая мысль могла прийти в голову.

– Возможно, мы не так уж не похожи. Расскажите мне о себе.

Уже второй раз за сегодняшний вечер Мередит почувствовала приближение паники. Она коротко и испытующе взглянула на Филиппа. В выражении его лица не было ничего подозрительного – только обычный интерес. Или все-таки было? «Успокойся. Это очень простой вопрос. Он всего лишь поддерживает разговор».