Аксенов посмотрел на Олега и понял, что тот ничего не разобрал. Он нахмурился, сузил глаза, напрягся всем телом, а потом, как-то сразу расслабившись, улыбнулся и спокойно сказал:
      - Это, Олег Викторович, знаменитый учебный парусный барк "Друг", принадлежащий Херсонскому мореходному училищу, на котором много лет назад я проходил курсантом практику, а потом несколько лет служил.
      Двухмачтовый барк тем временем все четче вырисовывался на фоне совсем еще светлого неба. Он походил на диковинную многокрылую птицу, плавно льнущую правым боком к волне. Крохотные фигурки матросов едва различались в белом оперении парусов.
      - Вы знаете,- повернулся Андрей Иванович к Олегу и Тане,- когда-то очень давно, вас обоих тогда, пожалуй, еще и не было на свете, капитаном на "Друге" был Владимир Васильев. Замечательный человечище!
      И какой моряк! В любой порт мира он всегда входил под парусами, без лоцмана и буксира. Это было у него вопросом чести. Так вот, Владимир Васильев оставил после себя изречение, которое стало крылатым среди моряков.
      Аксенов на короткое время задумался, неотрывно глядя на приближающийся барк, потом опустил веки и тихо произнес:
      - Если управление судном с механическим двигателем есть профессия, то управление парусным кораблем есть искусство.
      Один из двух молодых офицеров, стоявших на корме соседнего с тримараном катера сопровождения, повернулся к Аксенову и, нарушив наступившую вдруг тишину, неожиданно спросил:
      - Скажите откровенно, Андрей Иванович, для чего он сегодня нужен, парусный флот? И в чем, собственно, отличие жизни под парусами от жизни на море под парами или, скажем, под звуки мощных современных турбин?
      Аксенов ответил не сразу. Он помолчал минуту, собираясь с мыслями, стараясь найти определение поточнее.
      - Отличие, говорите вы? Как вам объяснить попроще?.. Вот, представьте, начинается шторм. На современном теплоходе или военном корабле все свободные от вахты укрываются в помещениях. На них начинает работать судовая система жизнеобеспечения. А на паруснике в шторм одна команда: "Все наверх!"
      - И, конечно, чтобы выполнить эту команду...
      - Ее, молодой человек, прежде всего нужно уметк выполнить,- перебил Аксенов.- Представьте себя на мачте, на высоте современного двадцатиэтажного дома. Причем мачта эта раскачивается так, что реи едва не касаются воды... Вы, надеюсь, понимаете, что есть элементарный человеческий страх, который хоть и называют в последнее время более приемлемым набором слов, то бишь - "инстинктом самосохранения", но который, тем не менее, в определенных ситуациях всетаки нужно преодолеть. Не мешает еще и уметь кое-что... На "Друге", к примеру, да, да, на этом самом, что сейчас приближается, это самое "кое-что",- сделал он ударение на последних словах,-почти две тысячи квадратных метров парусов, которые нужно перевести в требуемое положение - поставить, убрать или развернуть под другим углом буквально в считанные минуты. И здесь от умения, ловкости, бесстрашия одного моряка часто зависит жизнь всего экипажа.
      Андрей Иванович вдруг замолк, устало провел ладонью по глазам, пригладил серебрящиеся, коротко подстриженные волосы.
      - Но зачем же в наше время этот ничем не оправданный риск? - пожав плечами, не унимался молодой моряк.-Да и экономически такие корабли вряд ли рентабельны...
      - Ну, это вы уж совсем напрасно так спешите с выводами,- усмехнулся Аксенов.- Я на ваше последнее замечание отвечу несколько позже. Что же касается риска, то, по-моему, именно он, этот самый риск, и двигает вперед наши познания о матушке-земле и вообще о вселенной. А паруснику в этом смысле сама природа уготовила необычную судьбу. Он поставлен на стыке двух стихий - ветра и моря. Именно их столкновение и есть главное для его жизни. Адмирал Нахимов в свое время говаривал, что самовар-с,- это он так называл появившиеся в то время пароходы,- самовар-с - весьма полезное изобретение человеческого гения. Но не приложу ума,- подчеркивал великий флотоводец,как воспитывать на них находчивость и смелость моряков... Моряк парусного флота, молодой человек - это моряк вдвойне.
      - Я понимаю,- улыбнулся офицер.- Вы до мозга костей романтик, безнадежно влюбленный в свои паруса, и вас тут не переубедишь. Но давайте отбросим на минуту личное-влюбленность, эксцентричность, романтизм, индивидуальные наклонности, пусть даже самые утонченные. Давайте позовем на помощь логику и, учтя фактор технического и научного прогресса, беспристрастно и не кривя душой ответим все же на заданный раньше вопрос нужно ли в наши дни быть "моряком вдвойне", нужно ли учиться риску, готовить себя к несуществующим теперь на флоте трудностям?
      - Не думаю, что романтизм - порок, который следует немедленно искоренять,- пристально вглядываясь в надвигающуюся громаду "Друга", спокойно ответил Аксенов.- Это во-первых. Что же касается трудностей службы на флоте, то они есть и теперь и будут, несомненно, еще очень долго. И создаем их не мы. Не помогает избавиться от них даже самая современная предупреждающая,-сделал он ударение на слове,служба погоды. Уклониться от неожиданного шторма, урагана, тайфуна, обойти их стороной пока порой бывает невозможно. А раз так - моряк должен постоянно быть в своей высшей физической и нравственной форме. Как хирург, как проходчик в особо опасном забое, как летчик-испытатель, как космонавт. От его знаний и умения, от навыков и сноровки зависит безопасность грузов, пассажиров, всего корабля. Вот почему он должен обладать недюжинными мужеством и отвагой, физической силой и ловкостью, помноженными на знания, опыт и железную волю, то есть быть моряком вдвойне.
      Я, можно сказать, моряк от рождения. Помню, как двенадцатилетнего меня отливом унесло на шлюпке без весел в открытое море. Отец, бывалый моряк, и тот встревожился не на шутку. Старший брат побежал к соседу за ключами от катера. А отец мечется по берегу, кричит: "Держись, сынок!" Я в ответ ему: "Держусь!" А земля все дальше и дальше от меня, почти совсем уже не видно из лодки. И за что держаться - не знаю... Бывает, даже очень опытные мореходы перед грозной стихией моря теряются. А парусный флот как бы закладывает в человека запас прочности.
      Нет, как ни хороши, как ни надежны современные корабли, а парус не сказал еще своего последнего слова,- многозначительно подмигнул Аксенов Олегу и Тане.- На мой взгляд, он вообще у нас на планете бессмертен И первозданный белый цвет его, если хотите, символ нравственной чистоты.
      Да, тут, конечно, не обойти вопроса об экономической целесообразности применения парусников. Я бы мог кое-что сказать и об этом, но тут, скорее, по твоей части, Олег Викторович.
      - Что же, постараюсь дополнить вас, Андрей Иванович, хоть и не уверен, что смогу сделать это с вашей прямо-таки заражающей убежденностью. Впрочем, деловые качества парусных кораблей говорят сами за себя,- живо откликнулся Олег.- Не случайно же не так давно Гамбургский университет, к примеру, разработал проект парусного судна грузоподъемностью двадцать пять тысяч тонн. И сразу им очень заинтересовались американские бизнесмены от моря. Аналогичной работой и не без успеха занимается международная океанографическая организация в Майами. Они выпустили на просторы морей несколько моделей так называемых "Дайна-шип" - крупных парусников водоизмещением двадцать-тридцать тысяч тонн и весьма успешно их эксплуатируют, получая довольно высокие дивиденды. А Вильгельм Пролс из Любека - автор шестимачтового грузового барка с парусами общей площадью около десяти тысяч квадратных метров - в пять раз больше, чем на нашем "Друге". Представляете, какая громадина! И хотя на фоне нынешних дизельных и турбовинтовых гигантов даже эти корабли выглядят чуть ли не игрушечными, следует помнить их главную сущность: в движение парусники приводит не рождаемая специально, а чисто природная энергия - обыкновенный ветер. Что же касается скорости передвижения - так есть множество и не очень срочных грузов. Ко всему не следует забывать и о таком важном аспекте, как чистота окружающей нас среды - воздуха, побережья и самого моря. Так что не будем спешить с прогнозами.
      - Ну как? - с усмешкой повернулся Аксенов к молодому офицеру.Убеждает вас в чем-то эта маленькая лекция?
      - Да я ничего...-несколько смущенно проговорил тот.
      На "Друге" тем временем убрали паруса, но он еще продолжал двигаться против течения реки, плавно, с каким-то неповторимым изяществом останавливаясь точно на отведенном ему много лет назад месте.
      - Отдать концы! Якоря опустить! - раздалась, усиленная мощными динамиками, команда.
      Стоявший плечо к плечу с Аксеновым Олег почувствовал, как вздрогнул вдруг Андрей Иванович, резко подался вперед на этот голос.
      - Винденко? Саша Винденко?! Ну конечно же, он!
      - Кто? - не понял Олег.
      - Александр Павлович Винденко, капитан "Друга",- ответил Андрей Иванович и, глубоко вздохнув, добавил: - Старый мой приятель. Мы с ним еще в семьдесят...
      Он замолчал, моргая глазами, пристально глядя, как по парадному трапу прямо в горячие объятия родных и близких один за другим сходят на берег моряки.
      Садилось солнце, заливая золотом спокойную гладь воды. Метались суматошные чайки, крича о чем-то своем. Редела постепенно на набережной нарядная толпа.
      - Он что, и тогда был капитаном? В семидесятых? А вы? Кем вы служили на "Друге", Андрей Иванович? - спрашивала Татьяна и, не получив ответа, задала еще один вопрос: - Должно быть, он уже очень старый?
      Аксенов удивленно посмотрел на нее.
      - Винденко? Старый? Что ты, девочка! Да он всего на каких-то тринадцать лет старше меня! Значит, теперь ему... шестьдесят.
      Андрей Иванович удивленно присвистнул, задумчиво посмотрел на Таню, потом на Олега.
      - Поди ж ты, шестьдесят... И как они быстро мелькают, эти годы. Выходит, Сашко уже сорок лет на флоте, да еще с гаком. И почти тридцать из них-капитаном на "Друге". Вот золотое времечко-то как бежит!
      - А вы, Андрей Иванович, долго вместе с ним плавали? - допытывалась Таня.
      - Порядком,- уклонился от прямого ответа Аксенов.
      - Почему же ушли? - в свою очередь спросил Олег.
      - Так получилось...- отвел он глаза в сторону.- По здоровью списали.
      Олег хотел еще что-то спросить, но динамики рации подали сигнал вызова. Он торопливо спустился в кубрик. За ним - Аксенов и Таня. Видеофон не светился. Чей-то незнакомый голос настойчиво, видимо, уже не первый раз, спрашивал:
      - На "Гарькавом", как слышите нас?
      - Слышу хорошо,- откликнулся Олег.- Кто на связи?
      - Есть! - радостно воскликнул кто-то.- Есть "Семен Гарькавый", товарищ капитан!
      И уже другой голос, спокойный, уверенный, прозвучал в тесноватом кубрике трймарана:
      - Говорит капитан учебного парусного барка "Друг" Александр Винденко. Вашу волну получили из Центра. Хотелось бы познакомиться поближе и...
      Голос в динамиках на мгновение смолк, а потом с какой-то реально ощутимой теплотой капитан спросил:
      - Андрюша Аксенов на борту?
      - Да, Александр Павлович, я здесь,- ответил вместо Олега Аксенов.Очень рад слышать тебя...
      Через пять минут все трое входили в капитанский салон "Друга". В нем было явно тесновато от многочисленных призов, завоеванных на международных соревнованиях, и памятных сувениров, напоминающих о дружеских встречах в различных портах мира. Массивные серебряные с позолотой кубки, чеканные блюда, чаши, изумительной работы хрустальные и фарфоровые вазы, филигранные модели различных парусников и других кораблей, уникальный барометр, золотые и серебряные медали, почетные дипломы и грамоты, пестрый шелк сотен вымпелов, большой красноватый камень с мыса Горн - самого коварного места для мореплавателей - и, пожалуй, один из самых почетных трофеев, завоеванных в международных регатах.
      - Не удивляйтесь, что их так много,- отпустив наконец из крепких объятий Аксенова, сказал капитан.Ведь это почти за два десятка лет. Впервые "Друг" участвовал в международных соревнованиях в 1974 году. Тогда мы и одержали первую победу. Правда, дистанция была сравнительно небольшой. А вот регата "Парус-76" вас, пожалуй, должна больше заинтересовать. Правда, Андрюша? - снова потянулся он к Аксенову.
      - Да,- кивнул тот головой,- девять тысяч миль через Атлантику - не шуточки... Но я-то уже не участвовал в этом марафоне.
      - Но если бы не ты... Понимаете,- повернулся Александр Павлович к Олегу и Тане,- еще до старта той регаты, на подходе к Плимуту у нас неожиданно сломался бом-брам-рей на грот-мачте. На борту, конечно, был запасной рей, но по всем канонам поменять его можно только в заводских условиях. А до старта оставалось всего каких-то три дня...
      Аксенов делал капитану какие-то знаки.
      - Ты уж погоди, беглец, дай выведу тебя на чистую воду,- усмехнулся Александр Павлович.- Так вот, решили мы провести временный ремонт, как говорится, просто в дороге, на ходу, не сбавляя скорости. А море, надо сказать, волновалось тогда довольно прилично под крепким, хоть и ровным, ветром.
      Александр Павлович подошел к отделанному перламутром столику, на котором под прозрачным колпаком из плексигласа стояла серебряная модель "Друга". Сняв колпак, подозвал к себе Олега и Таню.
      - Вот сюда,-показал он на самую верхушку гротмачты,- на сорокапятиметровую высоту, поднялись в тот памятный день четверо. Мой второй помощник Андрей Аксенов, боцман Сергей Зайчиков и матросы курсанты-выпускники Борис Стеблич и Виталий Попов. Эти двое уже давно капитаны океанских лайнеров... Да, так вот. Почти четыре часа работала тогда отважная четверка там, на самом верху, постоянно страхуя друг друга. Повреждение исправили. Но когда начали спускаться по грот-брам-стеньге, неожиданная крутая волна высоко подняла нос корабля, резко накренив мачты. Оба молодых матроса сорвались и один за другим полетели вниз. Трагедия казалась неотвратимой. Они могли разбиться не только о палубу, но и о воду. Однако Аксенов не растерялся. Он успел подставить падающим курсантам свое тело... По брамстеньге Андрей Иванович спускался вторым вслед за боцманом и сумел задержать их падение. Потом он даже самостоятельно спустился на палубу, проявив исключительную выдержку, собрав в кулак всю волю, чтобы не напугать уже достаточно сильно и без того психологически травмированных матросов. Уже на палубе выяснилось: у Аксенова двойной перелом бедра. А потом, при детальном обследовании в плимутском госпитале, был установлен еще более суровый диагноз: трещина позвоночника, тяжелая контузия головы. Из Плимута самолетом отправили мы его домой. Знаю, семь месяцев лежал он в больнице. А когда мы вернулись, его и след простыл.
      Капитан, подняв брови, смотрел на Аксенова. Спросил:
      - Куда ты тогда исчез, Андрей?
      - После болезни врачи на флот вернуться не дали. Поехал строить Байкало-Амурскую магистраль. Восемь лет там трудился. Окреп. А теперь вот ребят тренирую. Почти в норму вошел. Может быть, еще и флоту послужу...
      - Флоту, Андрюша, ты уже служишь. А вот я, считай, свое отплавал,- со скрытой грустью в голосе сказал Винденко.- Крутану еще разок с новым пополнением вокруг шарика и-на покой. В наставники... береговые. За кормой-то, пожалуй, уже с добрый миллион миль набралось. Пора и другим дать возможность себя в полную силу на мостике показать...
      Он говорил спокойно, неторопливо. Но голос все-таки выдавал его внутреннее волнение. Олегу слышалась в нем неодолимая печаль. И еще гордость. Большая гордость за прожитые годы. Да и как ему было не гордиться! Пятнадцать тысяч курсантов разных мореходных училищ страны за время его капитанства прошли практику на "Друге". Прошли его, винденковскую, выучку азбуки морского мужества, моральной чистоты, законов морского товарищества. Здесь обрели они свои крылья... Позади суровые баталии во время крупнейших соревнований, десятки больших и малых побед в единоборстве с морской стихией, сотни интересных встреч почти во всех портах мира.
      И еще подумалось Олегу о том, что тесноватый парусник, на котором не так уж много комфорта и не всегда хватает пресной воды даже для питья, вот уже сорок лет, по сути, даже не второй, а самый что ни есть первый родной дом капитана Винденко, его судьба, его жизнь...
      - А в большой фестивальной регате на этот раз "Друг" будет участвовать? - спросила капитана Таня.
      - Нет. В ней должны быть представлены спортсмены от делегаций ста двадцати двух государств-участников, а большие парусники сейчас есть только в тридцати странах. Так что предпочтение будет отдано более легким яхтам. Таким, как ваш "Семен Гарькавый".
      - Очень просим осмотреть его, Александр Павлович,- пригласил капитана Олег.
      Винденко охотно согласился.
      - Наслышан о нем немало. Но лучше, как говорится, раз увидеть, чем сто раз услышать.
      ...Гостя на тримаране интересовало все, каждая мелочь. Есть ли, к примеру, опреснитель морской воды. Что находится в холодильных камерах и каков их общий объем. Тяговая мощность водородных реакторов. Запас грузоподъемности. Есть ли на борту хотя бы маленький бластер.
      - В океане без оружия нельзя. Иной раз такая касаточка из глубин выскочит - только держись! А иллюминацию надо убрать. И с корпуса, и с парусов. Свет, словно магнит, притягивает разных морских жителей. Встреча же с какой-нибудь рыбой-пилой, скатом или гигантским кальмаром не всегда желательна.
      Он надолго застыл у пульта управления. Внимательно всматривался в приборы и табло, читал надписи у тумблеров и кнопок. Потом поднял глаза на Олега.
      - Можно?
      Получив утвердительный ответ, включил головной реактор.
      - Теперь курс, так? А потом?
      - Движители. И скорость. В пределах возможного.
      - А какой же максимально допустимый предел? вопросительно взглянул на Олега.
      - Под парусами шли до четырнадцати узлов по реке с напряженным потоком движения судов. Думаю, на открытой воде дотянем до двадцати. На одних же двигателях достигли скорости шестьдесят узлов. На-г деемся, что при одновременном использовании скорости ветра и моторов при оптимальной ситуации выжмем около ста миль в час. Расчеты подтверждают такую возможность.
      Несколько секунд Александр Павлович молчал, как бы взвешивая и осмысливая услышанное. Потом спросил:
      - Что вы подразумеваете под оптимальностью?
      - Попутный или хотя бы боковой ветер. Тогда парусные и механические движители дадут сообща максимальную скорость.
      - До ста миль?
      Александр Павлович с сомнением покачал головой. По лицу его скользнула едва заметная улыбка.
      - Погоди, не ухмыляйся,- вмешался Аксенов.- У нас свои резоны.
      - Даже стальные мачты не выдержат такой нагрузки,- спокойно возразил капитан.- А паруса будут просто гасить скорость, достигнутую с помощью механических движителей. Если до этого вы просто не перевернетесь.
      Сказал-словно приговор вынес. Точный. Неотвратимый.
      - Наши мачты выдержат,-упрямо возразил Аксенов.- Математически доказано. А она, математика, как известно, штука точная. Никогда не обманывает. Это тебе, Саша, не служба прогнозов погоды.
      И столько гордой уверенности, непреклонной убежденности было в голосе Андрея Ивановича, что Винденко невольно улыбнулся еще шире, Трудно было определить, что вызвало эту улыбку - сам Аксенов с его взъерошенным видом или предполагаемая возможность пройти на тримаране, пусть даже в самых идеальных условиях, с такой головокружительной, неправдоподобной, нереальной скоростью.
      Аксенов же, наоборот, стал еще более серьезным. Правый глаз его часто заморгал.
      - Чего зубы-то скалишь? Ты послушай сперва, разберись, а потом уже выноси свой приговор и смейся, сколько душе твоей неверящей будет угодно!
      И рассказал коротко об идее "острого" паруса.
      - Это что-то вроде большого ветрового стекла на мотоцикле. Только е математически рассчитанной обтекаемостью,- добавил в конце.
      Глаза Винденко загорелись.
      - Пробовали?
      - Нет, завтра с выходом в море собираемся.
      - А сегодня нельзя?
      Александр Павлович весь напрягся, ожидая ответа. - До устья двадцать пять километров. Дует устойчивый северный галфвинд [ Галфвинд - ветер, дующий прямо или почти прямо в борт.]. Еще довольно светло,- торопливо говорил он, словно на счетах откладывал.
      И, посмотрев в глаза Олегу, с мальчишеской непосредственностью откровенно закончил:
      - Уж очень хочется самому увидеть, как все это в реальности получится!
      Олег и Аксенов переглянулись. Прочитав одобрение в сразу повеселевших глазах Андрея Ивановича, Слюсаренко поднес к губам микрофон ближней радиосвязи и попросил к аппарату Головченко.
      - Николай Степанович, мы хотим нашему гостю показать себя в движении. Отойдем минут на пятнадцать-двадцать. До выхода в море и обратно. Вы не тревожьтесь, отдыхайте спокойно.
      И потом уже Александру Павловичу:
      - Прошу вас следить за курсом.
      - Есть, капитан!
      Глаза Винденко заблестели еще сильнее.
      - А вы, Андрей Иванович, подстраховывайте аппаратуру кодовой сигнализации.
      Аксенов отодвинулся вправо, к стереотрубе. В его глазах прыгали веселые чертики.
      - Таня, убери лестницу. Плотно задрай входной люк и иллюминаторы в кубрике.
      Услышав наконец Танино "Сделано, капитан!", Олег защелкал тумблерами. Мгновенно поднялись из своих скрытых гнезд высокие мачты. Распустились, вспыхнули, словно цветки, развернулись, ловя ветер, послушные паруса. Быстро стал отдаляться берег. Тримаран уверенно пошел к фарватеру Днепра, а потом, подчиняясь команде гостя, легко развернулся и взял курс на два румба левее строго западного направления.
      Еще один легкий щелчок - включены лопасти основного механического движителя. Через пятнадцать секунд табло показало скорость сорок узлов. Но сам тримаран уже просто выскакивал из воды. Все три его подвижных балансира до отказа ушли вперед, однако даже эти восемь тонн нагрузки не помогали: паруса, потеряв ветер, гасили скорость.
      Винденко многозначительно и выжидающе смотрел на молодого капитана. "Вот видишь, салажонок,- как будто говорил его выразительный взгляд,- я же предупреждал...".
      И тогда Олег поднял острый парус.
      Тримаран резко качнуло. Нос его вспенил воду. Рубку окатило волной. Замигали на пульте лампочки. Защелкали одновременно десятки реле. Волчками закрутились барабаны "памяти" ЭВМ. А еще через несколько секунд суета в электронном хозяйстве прекратилась. Красная полоса на табло скорости уверенно поползла вверх и вскоре остановилась у заданной отметки.
      Тримаран плавно скользил по воде со скоростью шестьдесят узлов в час. Только тяжелые балансиры его стояли теперь на обычных, нейтральных местах, а реакторы поплавков не работали.
      Плавно подняв рукоятку указателя скорости еще на десять узлов, Олег посмотрел на гостя.
      - Сколько до моря, Александр Павлович?
      - Двенадцать километров. Да и само море вначале - зеркальный паркет. Можно пробовать, капитан.
      Он уважительно подчеркнул интонацией голоса последнее слово.
      Слюсаренко включил двигатели поплавков и поднял рукоятку фиксатора скорости до отметки "100". Дальше делений не было.
      Что-то протяжно запело там, наверху. В рубке напряженно молчали. А красная полоса на табло уверенно поднималась и через сорок пять секунд полностью заполнила выделенное ей на пульте место.
      - Вот и море,- тихо сказал Винденко.- Теперь можно разворачиваться обратно. Суть ясна.- Он вздохнул.
      Пока тримаран, повинуясь команде, описывал по заливу широкую дугу, Олег перевел указатель курса на автоматическую память обратного движения. И тут же отметил время по индикатору. Он показывал двадцать один час пятьдесят две минуты тридцать секунд. А ровно в двадцать два часа тримаран сам замедлил ход, плавно остановился у выступа парапета центральной набережной, неподалеку от бронзового фрегата и совсем близко от знаменитого барка "Друг", опустил паруса и убрал в пазы высокие мачты.
      - Судя по времени, не меньше ста шести миль в час,- с нескрываемым торжеством воскликнул Аксенов.
      - Да-а,- в тон ему весело крякнул капитан Винденко.- На таком и я еще с добрый десяток годков поутюжил бы водицу! И соленую, и пресную. Не плавание-полет! Мечта!
      Он широко улыбнулся, обнял Аксенова за плечи.
      - Математика! - отозвался тот многозначительно и громко расхохотался. Весело, заразительно, от души.
      Ни Олег, ни Таня никогда не видели его таким веселым.
      - А ты знаешь, Андрей, я сначала было засомневался,- крутнул головой Винденко.- Рассказали мне из Центра немного про вашу электронную начинку, а мне вдруг вспомнился печальный случай с французским мореходом по имени Коло. В четвертой всемирной атлантической регате яхтсменов-одиночек этот продубленный ветрами и соленой водой моряк по праву занял первое место. А вот потом его, бедолагу, тщеславные боссы и высокие гонорары с толку сбили.
      И Александр Павлович рассказал, как ангажировал чемпиона на очередную, пятую регату спортсменоводиночек владелец крупных ресторанов и он же специалист по организации туристических путешествий некий Тригано. Накануне за солидную сумму он построил и выпустил в океан невиданную доселе четырехмачтовую яхту "Клуб Медитеранен". Ее водоизмещение составляло двести пятьдесят тонн, а длина семьдесят два метра.
      Конечно, управлять такой махиной одному человеку было бы не под силу. Но хозяин яхты убедил моряка, что победа ему гарантирована. На судне были установлены электрические приводы, ставящие и убирающие паруса. Спутниковая система связи обеспечивала информацией из специального вычислительного центра о наиболее приемлемом курсе, прогнозах погоды и прочими нужными и полезными сведениями. От него же, от Коло, за крупное вознаграждение требовалось только РГО громкое спортивное имя да умение нажимать кнопки... Но имя не помогло. "Клуб Медитеранен", до отказа набитый электроникой, не мог выиграть поединок с океаном.
      - Вот я, грешным делом, и подумал, а не сродни ли ваш тримаран той заморской посудине? Когда мы пришли в Херсон и стали рядом с вами, у меня даже и в мыслях не было, что этот гномик и есть будущее нашего флота. Как три века назад маленький ботик Петра Первого.
      Таня пригласила гостя в кубрик.
      - Прошу отведать наш хлеб-соль.
      - Можно,- весело блестя глазами, согласился Александр Павлович.- И даже шампанское можно. Пусть и не официальный, а ведь мировой рекорд только что установили. Двести километров по воде в час еще никто не ходил под парусами. Поздравляю! Как говорится, взят вами на абордаж,- крепко пожал он каждому руку.- И очень рад этому. Ну, а для остальных любопытствующих просто скажем, что выпили за встречу со старым другом, за возвращение в родной город, за успешное продолжение вашего плавания, семь футов вам под киль, моряки!
      Олег снова раскурил погасшую сигарету. Ему приятны были эти воспоминания, но что-то тревожило его, что-то важное ускользало из памяти, хотя и было только что совсем рядом.
      И вдруг он понял: Винденко! Да, да! Александр Павлович Винденко! Именно он - и никто другой! - должен стать первым "пассажиром" тримарана во время Регаты Свободы, раз уж нельзя включить в состав команды Андрея Ивановича Аксенова. А четвертым в экипаж можно зачислить Сережу Аксенова. И Таня довольна будет.
      Он посмотрел на светлеющее небо за окном, а сам видел Таню, ее сияющие глаза, манящие, зовущие, как бескрайние просторы моря.
      ...Три дня после памятной встречи с "Другом" они во всех направлениях на разных режимах бороздили стокилометровый Белозерский залив. Потом от Очакова под. пару сами, без двигателей пошли к Одессе. Заглянули в Ильичевск, дошли до устья Дуная и вернулись к акватории Одесского порта. А оттуда, получив резрешение Центра, на форсированном режиме за три часа семь минут обогнули Крымский полуостров и стали за Таманской косой на Керченском рейде, ожидая свой безнадежно отставший эскорт.
      Здесь, на море, их сопровождали теперь три быстрых сторожевика, но и заблаговременно предупрежденные о предстоящем броске, они пришли в Керчь только через четыре с половиной часа. Некоторое время над их стоянкой, сменяя друг друга, то кружили, то неподвижно зависали военные вертолеты. А потом вдруг по оба борта вынырнули из глубины две темные субмарины с высокими рубками, на которых рядом с алыми звездами белели номера "8" и "9". Вынырнули и застыли метрах в тридцати каждая, невесомо покачиваясь на легкой волне. Люки их приоткрылись, но на узкие палубы никто не вышел. Только перископы, развернувшись, выпучили на тримаран свои бесстрашные глазницы.
      Правда, через минуту-другую приветливо кашлянула рация ближней связи:
      - На "Гарькавом", как слышите нас? Назовите условный код и отзыв. Пароль- "БАМ".
      И после ответа доложили:
      - Мы ваши соседи. Шли впереди, а потом от Севастополя-за вами. Восхищены. Поздравляем! И гордимся. За всех нас... Отдыхайте спокойно. Мы рядом.
      Люки захлопнулись. Огромные темные сигары исчезли с поверхности моря. И только появляющиеся изредка головки перископов говорили об их присутствии.
      Весь обратный путь они прошли под парусами. Программа Государственных ходовых испытаний была выполнена полностью. Сделаны и необходимые выводы. Часть их уже передана в Центр. Теперь можно было немного отдохнуть-полюбоваться красотой крымских берегов, уделить внимание рыбной ловле, почитать, посмотреть телевизор или просто понежиться под солнцем, окунаясь время от времени в ласкающую теплынь воды.
      Погода стояла отличная. И только под Евпаторией экипаж "Семена Гарькавого" получил первое за все дни плавания штормовое предупреждение.
      - До десяти баллов. Южный циклон,- подтвердил по рации ближней связи Головченко.- Может быть, тримарану на время шторма лучше укрыться в ближайшем порту или бухте?
      - До десяти? - с какой-то особой интонацией в голосе переспросил Олег капитана первого ранга.-Так ведь это просто отлично! Именно то, чего нам не хватало все время, чего мы столько дней ждали,- отключив рацию, говорил он, весело поглядывая на товарищей.- Я уже, по правде сказать, и надежду всякую потерял на встречу со штормом. А он-вот он, пожалуйста!
      Олег занял место у пульта. Взглянул на лазурь безоблачного неба и зеркально синюю гладь воды. Потом посмотрел на приборы прогноза погоды. Они предвещали почти полный штиль и ясное небо. По всем источникам информации "розы ветров" пока не предвиделось. Но все трое знали - ошибки не могло бвтть, Где-то в центре моря уже нарастала непогода. С огромной скоростью массы воздуха перемещались с юга на север, превращая поверхность моря в грозные атакующие армады тяжелых волн. Просто приборы тримарана еще не улавливали изменений в атмосфере.