— Я ж со вчера дневальный был! А позавчера, когда еще в лесу ночевали, вовсе этот… Часовой! А сегодня уже постовой? Как тут привыкнуть?
— Это называется «карьерный рост», олух. Я, думаешь, генералом стал задурно, в один миг? Не, фигушки — терпение и труд! Между прочим, сегодня тебе якорь точить, чтобы лучше за землю цеплялся.
В днище корабля снова дробно стукнулись несколько болтов, и генеральское терпение, прочное как подгнившая рогожка, с треском лопнуло. Он одним прыжком добрался до борта и рявкнул через него так, что даже Вово втянул голову в плечи, а легковесного Чумпа вовсе скатило с лесенки:
— Горе вам, легкоумные вредители! Нарушать воинский двобойный покон — это вам не абы какие хаханьки! Балакать вам на фене проклятых, доколе не сжалится и не снимет с вашего вероломного кепконосного племени оную тяготу личность глубоко компетентная!
После чего обернулся к компании и востребовал вполголоса, но со свирепым, до костей проникающим присвистом:
— А теперь, десантура и грамотеи, подскажите мне этую личность для отсылки.
— Папа наш Альграмар, — немедля подал голос Чумп. — Как увидал, сразу понял — этого компетентнее не сыщешь до самой Страны Храмов.
— Слишком близко, — забраковал генерал. — Всего-то до Копошилки. Сбегают и вернутся.
— От папы не вдруг вернешься, — заверила Тайанне. — Особенно когда он не в настроении. Но я бы на месте этих образин все-таки предпочла за нами погоняться. При всем самомнении и даже некотором к нам уважении, мы против папы так… шпана против гоблорда.
— Если подальше, то есть на юге, где-то в районе Хотт’Д-Ивуара, оракул-атонементер, — поделился знаниями Хастред. — В смысле, эдакий малый, который знает, как возвращать утраченные способности и в попранных правах восстанавливаться. К нему постоянным потоком идут падшие паладины, клирики, лишенные чудотворных сил, отключенные от розетки маги — есть такой термин, что бы он значил — даже и не спрашивай…
— И что, правда помогает грехи искупить? — заинтересовалась эльфийка.
— А Стремгод его знает. Насколько я понимаю, скорее объясняет страждущим, что у них еще не неприятности, а так, коврижки с вареньем. Так что насколько восстанавливает — это вилами на воде. Но ныть прекращают, это факт.
— Я знаю одно место! — похвалился Вово. — Там, у нас, на севере. От деревни не то чтобы далеко, но дорога туда не для хлюпиков… вроде меня. Папа разок брал. Там статУй стоит, называется «Хинт Данжон Мастера», а кто того статуЯ коснется, тот враз исцеляется ото всех хворей и получает какую-то еще хрень, добуквенно не помню, ибо малый был, а так — что-то типа «десять тысяч экспы и плюс восемь на любые два стата…» Что бы это значило, а?
— Вот туда не надо гзуров отсылать! — охнул Хастред. — А ну как доберутся и отгребут себе по плюс восемь на обаяние? Потом же не отмахаемся.
— Есть в Волшебном Лесу озеро ресторации, — внес свою лепту Зембус. — Только гзуров и туда бы не надо. Все озеро загадят, еще небось и коней купать вздумают! Хотя, ежели то, что я слышал о лесных морфах, хоть вполовину правда, то и не дойдут эти красавцы… но чего рисковать-то зря?
— Ресторация — это типа дуповарни? — озадачился генерал.
— Не, это типа восстановильни, от эльфийского слова restoration. Всякие неестественным путем схваченные свойства как рукой снимает… вернее смывает. Может быть, тебя туда бултыхнуть, чтобы перестал разбухать по гномскому вопросу? Хотя есть опасение, что это глубоко естественная мания.
Генерал озадаченно почесал в загривке, пытаясь понять, не выбился ли вольнолюбивый лесной шаман за рамки субординации. Зембус душераздирающе зевнул ему в лицо, показав ветерански неполный комплект желтых зубищ, и Панк постановил считать, что нет, вполне себе уважительный юноша.
— А паладинство что скажет? — поинтересовался он для проформы, хоть и понимал, что за эту часть отряда обычно думать приходится партийному лидеру.
Паладинство, висевшее злобной тушкой на противоположном борту и корчащее гзурам совершенно оскорбительные рожи, произвело задницей невразумительное телодвижение, в котором чудесным образом соединило недоверие ко всем предыдущим ораторам, призыв не заниматься ерундой и собственно генеральский совет о том, что врага-де главное оценить правильно, а там все само выстроится. Гзуры внизу роптали, видя оркские гримасы, и со всей доступной им скорострельностью отправляли в коричневую физиономию редкие свои болты. Кижинга играючи уворачивался от тех считанных единиц, что направлялись метко, и в душе лелеял надежду, что расстреляв все боеприпасы погоня сама отвалится.
На душе у орка, надо признать, было погано. Не в том даже и дело, что пришлось таки бросить принцессу — чай, не на пустом месте, те Ликвидаторы, совершенно определенно нанятые королем Минимусом с образцово-карательными целями, доставят ее куда должно ничуть не хуже, чем он сам. Даже лучше, учитывая, что в порочащих связях с одиозными генералами не замечены и едва ли станут ввязываться по пути в сомнительные предприятия, как это вышло с ним, Кижингой. Им и репутация в помощь, никто в здравом уме не свяжется. Даже тот факт, что за столько лет беспорочной службы удостоился от его Величества исключительно подсыла убийц, трогал Кижингу мало — он, в конце концов, знал и королевский характер, и собственные нередкие промашки. Грызло иное. Взялся за работу — и провалил. Если бы не случился у того моста генерал, лег бы костьми и не терзался уже ерундой, но сейчас кривило по-черному. Доставка Ларбинды из гостей на родину была задачей вовсе не его, он при ней состоял всего лишь на правах личного телохранителя, но поглядевши на распорядителя визита, вечнопьяненького пожилого стручка из исторически высшей салландской знати, орк со вздохом взял на себя все организаторские обязанности… и облажался. Пусть вывернулся изо всех ситуаций, сберег принцессу и даже ее драгоценности, но не давала покоя назойливая мыслишка: ведь мог, и должен был, сделать лучше. Не допустить ухода стражи. Проложить маршрут по безопасным дорогам, хотя где их тут возьмешь, безопасные? Но должен был, раз уж взялся. Как Рогмор, который всегда повторял одно: взялся — так делай. И делал сам. С тех пор, как он взял на себя опеку над юным орком, Кижинга, в ту пору еще замечавший только изнурительные тренировки, граничащие с издевательствами, мог чувствовать себя как у бога за пазухой. И навсегда запомнил выражение, на секунду проступившее на окаменевшем лице наставника в тот единственный раз, когда тому почудилось, что он не справляется. И теперь с отчаянием понимал, что сам на такое оказался неспособен.
Впервые в жизни Кижинге было стыдно.
А вот гзурам стыдно не было, они свирепо топотали под днищем корабля, изредко перебрасываясь подозрительно речитативными фразами.
Генерал покосился через борт и убедился, что дорогой к «компетентной личности» их преследователи интересуются мало. Куда больше их, видимо, интересовала перспектива совершить для гоблинов сто добрых дел, чтобы избавиться от проклятия традиционным способом. И как только прознали.
— А ведь с таким войском под стенами Хундертауэра объявиться — гном сам свое гузно с солью на подносе вынесет, — поделился он мыслью. — Вот как только потом с этой братией за услуги расплачиваться? Вы, вольнодумцы, лучше молчите, знаем мы ваши советы.
Вово наконец поднялся, с хрустом потянулся, обнаружив завидную длиннорукость, и тоже обнаружил за бортом растянувшуюся кавалькаду.
— Все еще едут! — возрадовался он. — Надо же, какие упорные. Прямо как мы! Только сплошняком волосатые. Есть чего поесть?
— Ты удочку за борт закинь, — присоветовал Чумп. — Анарала заместо червяка, мигом обед на всех выловишь. Из двух блюд — вряд ли гзур коня бросит. А куда свина дел? Вчера мы его не всего слупили, совершенно точно.
— Так я ж на посту оставался, — прояснил Вово с оттенком виноватости и покосился на Панка, то ли из опасения что тот припомнит копошильский кусок мяса и вообще склонность к нестроевому прожрушничеству, то ли и впрямь примеряя его на роль наживки. — Неусыпно, это самое, подкрепляя силы… пока сон не сморил.
И ногой кокетливо задвинул в уголок случайно завалявшуюся рядом косточку.
— На кухне для тебя ничего нету, — сочувственно сообщил Чумп.
— На камбузе, — поправил педантичный Хастред. — Ага, я тоже давеча заглядывал. Такое себе представление, что эльфы все ж таки мяса не вкушают, да и овощи далеко не всякие.
— Так то папа, — вздохнула Тайанне. — Ортодокс во всем, вплоть до питания, на пирах с ним мороки знаете сколько? Сегодня приличный эльф должен кушать то, а завтра это, и не иначе, так что крутитесь как хоти…
Голос эльфийки вдруг сорвался, обратившись в стылое иззубренное железо, и в воздухе под ним застонала, расползаясь, рваная рана.
— Кстати о папе…
И замедленно развернулась к носу яхты.
Генерал с изумлением обнаружил, что даже Вово вдруг принялся крутить головой, а Зембус так и вовсе просел в низкую стойку, подав меч вдоль вытянутой руки и став похожим на распластанную по палубе лягушку. Хастред, а за ним и Чумп спешно ринулись на нос яхты. Только орк не обратил ни малейшего внимания на суету и напряженность, ибо корченье рож поглотило его целиком, как это периодически случается с личностями великой целеустремленности.
— Что за нафиг? — осведомился Панк в пространство. — Ну-ка, введите начальство в курс дела, пока своими силами не начал постигать!
Народу, однако, оказалось не до начальства. Ибо прямо по курсу корабля, пока еще не менее чем за милю, но тем не менее вполне очевидная острому глазу, обнаружилась одинокая маленькая фигурка. Хастред сощурился, Чумп состроил из ладоней бинокль, а налетевшая на них сзади Тайанне запрыгнула им на спины, повиснув на плечах, и коротко пробормотала несколько непонятных слов. Судя по тому, что никакого кабабума не наступило, заклинание оказалось внутреннего действа.
— Точно, он, — простонала эльфийка. — Ну да, конечно, можно было догадаться… Зная, куда мы движемся — а вашими молитвами вся Копошилка наслышана о цели похода — еще бы он потерпел… Держитесь, братцы гоблины, последний парад наступает.
— Так и убьет? — саркастически покривился Чумп.
— Так не так, да и убьет вряд ли, но точно говорю — такого размера заноза в заднице, как мой папа, не из всякого бревна получится.
— Надо гзуров вперед пустить, они привычные, — посоветовал Хастред отвлеченно. — А как он нас обогнал? Вроде ничего мимо не пролетало.
— Вошел и вышел. Это ж эмбруазова школа, он безо всякой астролябии, на глазок может через верхние планы резать. Специализация у него такая, яхту завел больше для баловства, ну и для престижа.
Зембус разогнулся из своей нелепой позиции, потянул носом воздух:
— Он не в духе, похоже!
В воздухе и впрямь разливалась грозовая свежесть, совсем неуместная в многодневной сухости. Генерал на нее, однако, внимания не обратил — мелочи, а также иные обстоятельства, которым невозможно дать по голове (ввиду отсутствия головы) он всегда оставлял на чужое попечение. Махнул Вово — мол, держи курс — и бодро сбежал с мостика, направляясь на нос. Хлопнул по плечу Зембуса, попытался наподдать пинка увлеченному дразнением гзурусов орку (Кижинга не глядя ответил стоп-ударом, безо всяких церемоний отшибив руководству ногу) и, хромая, проследовал к наблюдательному посту. Взял под микитки эльфу, снял ее, к вящему неудовольствию Хастреда, с гоблинской пирамиды, отставил в сторону и намерился было запрыгнуть на плечи молодежи сам, но наглые уклонисты с завидным проворством шарахнулись в стороны, и генерал обидно шмякнулся грудью на бушприт. Вот и работай с такими!
Фигурку размером с муравья он, конечно, разглядеть в деталях не сумел, однако сразу проникся недобрыми предчувствиями. Уж больно бесстрастно она стояла на пути такой банды (конечно, гзуров, не считать же полную мирных гоблинов яхту за угрозу!), от которой впору удирать, сверкая пятками.
— Гзуров, говоришь, вперед? — переспросил он несколько запоздало. — Хм. А ты, рыжая, не будешь ли в претензии, ежели они таки оприходуют твоего папашу? Уж на что вы, эльфы, нас обзываете непочтительными, а я и то постеснялся бы своего батю подставлять под гзурьи, хм, шашки.
Эльфийка озадаченно покосилась за борт, на гзуров, потом встала на цыпочки и с самой трогательной заботой пощупала генеральский лоб. Генерал перенес процедуру стоически, только что посапывал недоуменно.
— Ты, зелепушный, совсем с дуба рухнул? Или просто никогда в жизни настоящего мага не видел? Не ваших армейских колдунов-артиллеристов, которые только и умеют молниями кидаться, а мага-мастера?
— Сдается мне, генерал не в тех кругах вращается, где маги-мастера — частое явление, — вступился Хастред. — Я вот тоже, по совести, не видел. Только читал, и то в основном сказки из истории. А что, он может гзуров превратить в гоблинов?
— Побрить их, что ли? Это вряд ли. Да и смысл? Хрен редьки не слаще.
Гзурусы внизу, похоже, по мере приближения тоже разглядели одинокую фигуру на пути, и горячие нравы напомнили о себе — десяток наиболее шустрых выдвинулся из рядов и скорым аллюром рванулись вперед.
— Предлагаю держаться, — демократично посоветовала эльфийка и вцепилась в борт. — Кто его знает, чем папа их встретит. Как бы нас всех тут отлетевшими кепками за борт не посшибало. Кстати, вот, чтоб видно было…
Она проделала пару пассов, что-то проворчала, и фигура на траверсе выросла, словно бы приблизившись в десяток раз. Стало вполне очевидно, что это и впрямь Альграмар, правда какой-то идущий мелкими колебаниями, но Хастред и то завистливо взвыл — заклинание это, дальновидение, он бы не сумел повторить даже с книжкой, пентаграммой, пивом и дюжиной помощников. Было совершенно понятно, что эльф в полном рассвирепении. Тонкие ноздри раздувались, как у только что вынырнувшего из-под воды, глаза сузились в щели, а обруч на лбу налился свинцовой тьмой.
— Чего это он? — севшим голосом уточнил книжник. — Съел что-нибудь неправильное?
— Жадина, — поддержал Чумп. — Подумаешь, взяли лодку покататься. Так и вон же какую беду заодно прихватили!
И с несомненным уважением дернул беду за рыжую прядь.
Тайанне не отреагировала. Она следила за увеличенным изображением отца, и если бы была шерстиста как гзур, шерсть несомненно встала бы дыбом у нее на загривке. Прекрасно знала, что силами и мастерством ей с отцом не тягаться, а после того как разок уже натянула ему нос, уводя яхту, он будет трижды настороже и едва ли допустит какую-то оплошность… Но как гоблин от драки не бегает (эти молодые да сопливые не в счет, равняться — так уж на матерого ветерана с непрошибаемо-дуболомской физиономией), так и ей не пристало в угоду эльфийскому фатализму склоняться перед какими-то там неумолимыми обстоятельствами! Тем более что магия, как и намедни демонстрированное друидом и паладином искусство боя, не монолит, но связка вытекающих одно из другого построений, и хоть даже противник сильнее вдесятеро — умелый боец всегда может надеяться найти дыру в вышиваемом им узоре движений и ударов. К тому же отца знала давно, по первым его словам, жестам, даже по гримасе могла надеяться предугадать, что будет дальше, а значит — найти, куда вклиниться, не завалить с маху, так хотя бы сбить удар…
Эльф перевел взгляд с корабля ниже и недобро скривил губы, очевидно завидя гзуров.
— Сейчас начнется, — догадался Чумп.
— Может, свернем? — предложил Хастред. — Пока суть да дело, успеем умотать.
— Долгие ли дела с гзурами, — покривилась Тайанне. — Не успеем. Да и грех на драку не посмотреть, да, генерал?
— Главное, чтоб не тебя метелили, — согласился Панк солидно. — Хотя, наша очередь следующая… Но авось притомится старичок, небось же постарше меня будет?
— Будет, будет… Ого!
Альграмар брезгливо фыркнул и вытянул из ножен тонкую рапиру.
— Никак врукопашную? — оживился генерал. — Это я погляжу с сугубым любопытством!
Эльфийка озадаченно огладила острый подбородок.
— Вот не думаю. Папа совсем не по этой части. Даже и в молодости не думаю, что был, а уж ныне… я с рождения не помню, чтоб с мечом его видела.
— Да это разве меч? Спица какая-то. Разве что волшебный, как у вашей братии водится? Меч-само… рубить им как-то несподручно… Самотык? Эээ, или самокол? Самопыр?…
— Да уж конечно не из гвоздей в деревне перекованный. Но разве без ведущей руки даже волшебный меч чего стоит?
— А я вот слышал про меч некоего Морденкайнена, — похвастался Хастред. — Так и не понял, кто он такой, видимо, герой вроде нашего генерала, но по слухам меч его сам собой неплохо выступал.
Альграмар меж тем наложил на клинок левую руку и что-то неслышно заговорил.
— Ого, — вздрогнула Тайанне, приглядевшись к его шевелящимся губам. — Ну да, можно было предположить. А вы еще беспокоились…
Клинок немедленно налился серебристым светом, а первые всадники приблизились к эльфу на пару сотен футов и, видимо на волне раздражения, тоже схватились за сабли.
— Большая ошибка, — буркнула эльфийка. — Могли бы и мимо проехать.
Альграмар вскинул рапиру и коротким полосующим движением перечеркнул воздух — раз, другой, третий… По взмаху на каждого. Генерал собрался было сострить, что мол герой, и меч держит почти правильно, только подойти забыл, но пока собирался — увидел следствия мечемахания и прикусил язык.
Короткие серебристые линии вспыхнули на пути каждого из всадников, и каждый из них, с ходу влетев в возникший в воздухе разрез, незамедлительно канул в нем — вместе с конем, кепкой и уже выдернутой шашкой.
Разрезы в воздухе немедля сомкнулись, и вот уже Альграмар оказался снова один среди поля, и рапира в его руке излучала то же ровное серебряное сияние, а глаза цепко шарили по остальной массе гзуров, продолжавшей наступать на рысях.
— И куда они подевались? — осведомился Хастред по возможности небрежно, стараясь не обнаружить, что сердце его колотится ныне о голенища сапог.
— А хрен знает, — жизнерадостно отозвалась Тайанне. — Так не поймешь. Мало ли, какой ориентир подставил в формулу.
— Навсегда пропали?
— Да нет, ты чего, совсем темный? Обычное перемещение в пространстве. Вектор, если не ошибаюсь… — эльфийка прикусила губу, сморщилась и наконец махнула рукой куда-то на северо-запад. — Про расстояние и не спрашивай. Далековато будет, вернутся не завтра… если вообще вернутся. В тех краях, помнится, такие бароны…
Обозначенный кивком барон гордо подтянул штаны и выпятил грудь, брюхо и челюсть.
— Там разберутся. Там Морт остался, это, конечно не гоблин, но тоже мало не покажется. Хотя мы ж ему письмо сочинили — помнишь, грамотей? — чтобы выбирался на подмогу. Если уже выдвинулся, а на подъем он скор, то тылы, выходит, и не прикрыты.
— Где ж он в вашей глуши найдет второго Хастреда? — покривился Чумп. — Еще и такого, чтоб не только читать умел, но и разобрал почерк нашего?
— Почерк у меня каллиграфический, — сурово отрезал Хастред. — Если ты когда-нибудь научишься так красиво кружева спарывать, считай, жизнь прошла не зря.
Гзурусы меж тем разобрались в ситуации и для начала выпустили вперед арбалетчиков. Меткостью те никогда не страдали, но несколько болтов все же положили удачно — так, что в воздухе вокруг Альграмара отчетливо обозначился прозрачный щит, от которого стрелы и поотлетали. Звона за дальностью слышно не было, но у богатого фантазией Хастреда от него аж зубы заломило. Физиономия эльфа покривилась, как от брюшной маеты — забава, похоже, его не потешала. Зато клинок меча в его руке засиял еще интенсивнее, превращаясь в игольно-тонкий луч белого света. Само изображение мага затряслось мелкой частой дрожью и начало скручиваться по центру, как подхваченная водоворотом тряпка.
Тайанне впилась в обшивку борта так, что обломала, не заметив, половину ногтей, а остальную половину благополучно вдавила в древесину на всю данную природой длину.
— Разошелся, — прошипела она под нос, заставив генерала в очередной раз призадуматься, почему же он все-таки не пошел себе воевать в Дэмаль, где этих эльфов от века не бывало, да и магов, судя по предлагаемому скромному жалованью, не предвиделось. Вот же взяли моду — боевого офицера пугать!
Гзурская конная лава резко прибавила ходу, накатываясь на эльфа широким фронтом — и Альграмар, насколько гоблинам удалось разглядеть в уже распадающемся на клочья фокусе дальновидения, одним широким круговым взмахом перечеркнул всю приближающуюся к нему линию кавалерии.
— Держитесь! — взвизгнула Тайанне и дальше понесла уже на незнакомом ни генералу, ни даже Хастреду языке, который в других условиях порадовал бы своей мелодичностью, но в исполнении рыжей злюки звучал как очередной набор грузчицких идиом.
И начался бедлам.
Накатила и затопила пространство от горизонта до горизонта тяжелая, непрошибаемая тишина, и в этой оглушающей тишине потонули вопли разъяренных гзуров, выразительный плеск гоблинского сквернословия и даже хруст взламываемой палубы. Корабль тряхнуло, как сам генерал однажды тряс с перепою полковое знамя в надежде скинуть с него трусливого ординарца, плохо начистившего медали. Генерала швырнуло назад, он хряпнулся всей спиной о мачту, выброшенной в сторону рукой поймал летящего мимо Чумпа. В глазах ущельника таким ярким огнем горела жажда мести тому, кто втравил его в эту аферу, что Панку стало слегка не по себе, потому руку он разжал и позволил соратнику свободно катиться дальше. Успел еще заметить на физиономии Чумпа промелькнувшее уважение к хорошей реакции, но загордиться уже не успел: в брюхо его с маху врезались двести с лишним фунтов учености, причем, как и подобает правильному гоблину, крепкой головой вперед. Генерал охнул. Не то чтобы его было впечатлить такими мелочами, но каково коварство! Он сгреб Хастреда за шкирку, вздернул к себе лицом и собрался было громогласно просветить насчет поведения в обществе, но завидя перекошенную нешуточным страхом физиономию враз забыл о своих благих намерениях. Книжник мельком глянул на него дикими глазами, проорал что-то, так генералом и не расслышанное, сам смекнул, что ныне не больно-то докричишься, энергично махнул граблей куда-то за генеральскую спину и, отпихнувшись от отца-командира, дернулся обратно на нос корабля. Тайанне стояла там, словно воткнутый в палубу гвоздь, впившись руками в борт, и судя по тому, как ходуном ходили под копной волос ее длинные уши — что-то продолжала вопить прямо по курсу. Слышать, что она может изрекать в такой ситуации, генерал решительно не пожелал, тем более что и сам неплохо представлял, какие слова рвутся с языка в такой момент. Ну все у этих эльфов не слава богам! Да чтоб гоблины-родственники начали такие безобразия разводить! Нет, все беды от эльфийского долгожительства, это факт. Когда за прошедшую тьму времени твой род успевает размножиться сотни раз, в отцово-детишечных отношениях устанавливаются рано или поздно какие-никакие, а традиции взаимопонимания и уважения. А у этих — ну откуда взяться полезному опыту, если последний раз ты, как этот вот Альграмар, учил свое дитё субординации чуть ли не в эпоху Хранителя?
Вставшая торчком палубная доска пребольно мазнула генерала по уху. Панк ухватился за пораженное место. Небось не брюхо, коим не раз случалось оглобли принимать, ухо — оно деталь деликатная, болезненная! С изумлением обнаружил, что коротко стриженные волосы под пальцами рассыпаются невесомым пеплом. Вот откуда растут корни загадочной фразы «сгорел на работе»! К удивлению своему не обнаружил никакого пламени, только воздух над палубой свивался в тугие колеблющиеся струи, а сама палуба оказалась разворочена самым чудовищным образом, словно делегация кобольдов, поспешая из трюма по делам неотложной надобности, рванулась к поверхности напрямки. Правда, кобольд в поле зрения был один, да и тот половинчатый, но выглядел живописно — висел, уцепившись одной рукой за перильца мостика и зачем-то держа во второй лапе вырванное с мясом штурвальное колесо. Ноги его потешно болтались выше головы, словно воздушным потоком бедолагу норовило подать в самые небеса. Генерал уже неплохо знал Вово, чтобы без колебаний объявить всякую силу, гораздую перевернуть его вверх тормашками, высшей магией. Или двумя троллями.
Где водилась остальная команда, генерал не успел разглядеть, потому что в поле зрения его попался замечательный образчик оружия. Вообще-то, этот меч повидали уже все, кроме самого генерала, который по причине общей солидности и немалого багажа знаний давно не страдал любопытством и потому в ходовую часть яхты не полез. Сейчас же, даром что время стояло неподходящее, разинул рот и с вожделением проводил взглядом чудесный двуручный клинок с ветвистым эфесом, долгой цепочкой рун на клинке и большим красным камнем в эфесе — меч вылетел из пролома в полу вертикально вверх и устремился к облакам. Только тут Панк сообразил, что корабль больше не плывет ровно по воздуху, а падает отвесно вниз. Вот уже над невысоким фальшбортом мелькнул гзурский штандарт, что значит — сейчас будет удар о землю, да такой удар, что кости всмятку, ладно еще прочные гоблины, но рыжую ведь в лепешку расшибет! Успел еще начать разворачиваться обратно к носу корабля, поймать краем глаза нависшего над эльфой Хастреда и накатывающий на яхту высокий, как волна-цунами, вал серебристого света. Двигаясь со скоростью хорошего арбалетного болта, волна затопила палубу, поглотив все на ней, генерал моментально потерял под ногами опору, даже верная мачта ушла из-под спины, откуда-то из небытия донесся прорезавшийся эльфийкин голос, взахлеб выкрикивающий незнакомые словеса… а потом серебро сменилось тьмой, и последней генеральской мыслью стало «меч поймать, бабу выпороть». Он бы и еще подумал, в такой компании уже привык то и дело размышлять, ибо с кем поведешься… но тут нашлась загулявшая было мачта, прилетев из зенита и со всем пылом изголодавшегося бревна шарахнув Панка по черепу. Потому изданного яхтой при посадке мощного — почему-то — всплеска и оборвавшегося на середине негодующего альграмарова вопля генерал уже не расслышал.
Хотя, надо признать, Альграмар еще долго матерился в опустевшем поле, и настроения ему не улучшил даже внезапно вернувшийся в его безраздельную собственность драгоценный артефакт, присвистевший с неба и на половину клинка ушедший в землю. Папа-эльф никак не мог понять… Впрочем, его непонятки остались при нем, а поскольку распоротая им материя пространства сомкнулась, поглотив и гзурскую кавалерию, и внезапно утратившую летучесть яхту — свидетелей эльфийской озадаченности на поле не осталось.
Вот и не будем о том, что навсегда осталось между эльфом и небом.
Интермедия
Гзурусы недаром считались лихими наездниками, так что ни один из передового десятка не вылетел из седла и не дал коню опрокинуться, хотя окружающие пейзажи изменились до неузнаваемости — чем не повод поехать кепками. Пустая степь растворилась, превратившись в хвойные перелески по обеим сторонам широкого утоптанного тракта, а вместо одиночного и совершенно неубедительного эльфа прямо на пути гзуров обнаружился небольшой конный отряд.
Сдержать разогнавшихся коней было уже невозможно, и две кавалькады смешались.
Во главе встречной процессии ехал плечистый малый в добротной кольчуге, он вез, уперев в стремя, небольшой баронский штандарт. Завидев гзуров, как раз успевших извлечь мечи по душу коварного эльфа, знаменосец нимало не стушевался, а воздел свободную руку и прокричал гулким басом:
— К бою!
Двое из гзуров с разгону пролетели мимо него, еще не успев осмыслить происходящего, и навстречу им поднялся на стременах могучего сложения хуманс, с ног до горла закованный в отличный фуллплейт и блистающий под бледным северным солнцем благородной лысиной. Недолго думая, этот представительный воитель взмахнул сразу обеими руками, и два кулака, покрытые толстой чешуей брони, влетели точно под кепки резвых детей Гзура.
— Хо! Знай наших! — грохотнуло над выбитыми из седла вояками, и барон Морт Талмон, сдернув с седельных крюков щит и увесистую булаву, устремился навстречу остальным. Его свита — не абы какой набор фрейлин и придворных крючкотворов, а настоящее, спаянное в боях рыцарское «копье», не отстало. Засвистели покидающие ножны мечи, матерно помянул чьих-то родственников бедолага, чей не в меру длинный нос прищемило сброшенным на лицо забралом, знаменосец воспользовался случаем, чтобы отшвырнуть неудобную пику с флагом и сразу двумя руками выдернуть из-за спины «воловий язык», а в хвосте процессии зародился рык настолько мощный, что впору было заподозрить присутствие там медведя-шатуна.
— Вот вэд твой мат! Пагадыте! Сдаемся бэз боя! — сообразил самый здравомыслящий из гзурусов — кстати сказать, ветеран памятного стояния на Серебрянке, где генерал Панк нагло отобрал у их отряда коней и чачу.
Отряд Морта разочарованно взвыл за его спиной. Вот уже целые сутки, как выехали из родных краев; барон щедро обещал подвиги и ратную славу, однако до сих пор, не считая пьяного разорения вчерашним вечером свинарника при постоялом дворе, подвигов под руку не подворачивалось. Даже разбойники попались какие-то дикие, мало того что налетели едва ли не уступающими силами, так еще и тут же заиграли отступного!
Талмон, однако, был известный знаток воинских традиций, на предмет которых нередко советовался и даже порой спорил со своим зеленокожим соседом. Собственно, и лысиной своей он обязан был некоторым расхождениям во мнениях с достославным генералом — тот, отстаивая свою точку зрения, с завидной целеустремленностью окунал Морта головой в компостную яму, пока наконец тому не надоело вычесывать из волос посторонние дурнопахнущие частицы. И в принятии капитуляции барон не считал возможным отказать даже злейшему врагу — самого в богатом на события прошлом не раз спасали только поспешно задранные руки. Война есть война, у нее свой этикет, свои правила, а кто слишком упирается в необходимость сражаться до последнего, тот либо не доживает до повышения в чине, либо оказывается гоблином. Так что Морт решительно простер руку с булавой, загораживая дорогу соратникам, и гаркнул во всю глотку: