Многие документы, связанные с этим примирением, были потом уничтожены Мереем и его единомышленниками с очевидной целью представить Марию Стюарт и Босвела единственными виновниками убийства Ларнлея. Один английский наблюдатель позднее, уже в ноябре 1567 года, писал: «Бумаги, содержащие имена главарей и их согласие на убийство короля, превращены в пепел, а бумаги, касающиеся роли королевы, сохранены для обозрения». Вероятно, что документ, уличавший лордов, с подписями Мортона, Мейтленда, сэра Джеймса Балфура и др. был передан Босвелом Марии перед их расставанием в июне 1567 года и потом был отобран у нее, когда она попала в плен.

Эти сведения совпадают с тем, что известно о так называемой конференции в замке Крейгмиллер, неподалеку от Эдинбурга, состоявшейся в октябре или в ноябре 1566 года. В ней принимали участие королева, Босвел и группа лордов во главе с Мереем. Обсуждался вопрос о необходимости избавить королеву от Дарнлея. Государственный секретарь Мейтленд предложил сделку: королева прощает убийц Риччио, взамен будет найден способ обеспечить ее развод с Дарнлеем. Мария выразила согласие с тем условием, чтобы повод для развода не ставил под сомнение законность ее сына. Мейтленд заметил в ходе оживленной беседы:

«Государыня, не беспокойтесь. Мы, собравшиеся здесь, главные представители вашего дворянства и государственного совета, найдем средство избавить ваше величество от него (Дарнлея. — Е. Ч.) без ущерба для вашего сына».

Мария заявила, что она не желает совершения ничего, способного запятнать ее честь и совесть. «Государыня, — ответил Мейтленд, — предоставьте это дело нам, и ваша милость узрит лишь только благо, одобренное парламентом».

О конференции в Крейгмиллере мы знаем от нескольких ее участников, включая и Марию Стюарт. Их свидетельства сходятся по крайней мере в том, что лорды договорились с королевой (или по крайней мере договаривались) о ее разводе с Дарнлеем. Однако добиться развода было непростым делом. А пока Дарнлей оставался мужем королевы, покушение на него было бы, в отличие от убийства какого-то Риччио, государственной изменой, за которую можно было бы притянуть к ответственности, если не сразу, то позднее, при удобном случае. Короче говоря, если бы развод оказался неудобоисполнимым, от Дарнлея следовало избавиться таким способом, чтобы это не выглядело убийством; иначе риск становился слишком большим.

24 декабря 1566 года было официально объявлено о прошении убийц Риччио. Можно, конечно, рассматривать это как плату сообщникам по новому заговору. Однако допустимо и другое, более простое объяснение — за виновных лордов, являвшихся наиболее активными лидерами протестантской партии, ходатайствовало правительство Елизаветы. Даже французская дипломатия присоединилась к этой просьбе, и отказать было трудно. Вместе с тем этим актом прошения в Шотландию возвращались люди, остро ненавидевшие Дарнлея за его предательство, которое тогда похоронило их политические планы и заставило удалиться в изгнание. Несомненно, что часть из вернувшихся сразу примкнула к заговору. К ним принадлежал влиятельный граф Мортон, впоследствии многие годы являвшийся регентом Шотландии. В написанной Мортоном накануне казни в 1581 году «Исповеди», в которой ему, вероятно, не имело смысла скрывать истину, он признавал, что знал о заговоре, хотя не участвовал в нем, одновременно отмечая, что активным заговорщиком был его родич Арчибальд Дуглас. В свою очередь, Дуглас в 1583 году в письме к Марии Стюарт вспоминал, что 18-го и 19 января 1567 года Мортона, возвращавшегося из Англии, встретили Босвел и Мейтленд (о самом факте этой встречи сообщал 23 января английский представитель Уильям Друро в своем донесении Сесилу). По словам Дугласа, Босвел и Мейтленд предложили Мортону участвовать в убийстве, но тот поставил условием получение письменного приказа королевы. Из письма Дугласа явно следует, что, по его мнению, Марии было известно о подготовлявшемся покушении.

Все же если причины, побудившие Марию к амнистии убийц Риччио, допускают различное толкование, то этого нельзя сказать о некоторых других ее действиях. В течение всего времени после вступления в брак с Дарнлеем Мария не скрывала своей враждебности к протестантской церкви (в отношении которой ранее, как уже отмечалось, королева придерживалась сдержанно благоприятной позиции). В октябре же 1566 года происходит новый поворот. Издается королевский указ, направленный на увеличение доходов протестантского духовенства. Оно наделяется различными дарами, в том числе денежным подарком в 10 тыс. фунтов стерлингов. Трудно объяснить все это иначе, как стремлением заручиться поддержкой такой влиятельной силы, как протестантская церковь, в предстоящем политическом кризисе, который, по мнению королевы, должен был вскоре начаться. Правда, она не обязательно могла думать только о кризисе в результате убийства мужа и особенно последующего брака с Босвелом. Политические потрясения могли казаться ей вероятными и по другим причинам — мало ли их было в это бурное время в привыкшей к усобицам Шотландии?

Однако вряд ли можно говорить о других причинах еще одного хода Марии — восстановлении прав католического архиепископа Сен-Эндрюсского Джона Гамильтона, которых его лишили в предшествующие годы. Это было сделано явно с той целью, чтобы он имел возможность развести Марию с Дарнлеем, а вероятно, также и Босвела с его женой. Эти поступки, по-видимому, свидетельствуют в пользу того, что Мария знала о заговоре против Дарнлея. Следует добавить, что сведения о нараставшей угрозе для жизни Дарнлея достигли и ушей иностранных дипломатов и разведчиков. О ней, в частности, был осведомлен французский посол Дюкрок, покинувший Шотландию за три недели до убийства. Сам же Дарнлей, как уже отмечалось, поспешил укрыться в относительно безопасном Глазго.

Таким образом, кое-что о заговоре было известно многим, и нет ничего удивительного в том, что к их числу принадлежала и Мария. Это, однако, ещё не означает участия самой королевы в заговоре или даже знания каких-либо конкретных деталей подготовки покушения.

Большой знаток шотландской истории XVI в. и автор специальной монографии о первом суде над Марией Стюарт Г. Доналдсон, взвешивая изложенные выше аргументы, склоняется к выводу, что Мария не принимала участия в заговоре или по крайней мере ее поведение легче объясняется, если исходить из этого предположения.

20 января 1567 года в письме своему стороннику архиепископу Бетону в Париж королева упоминает о слухах, что Дарнлей в сообществе с несколькими лордами собирается короновать ее малолетнего сына и править от его имени. И в этот же самый день королева отправляется из Эдинбурга в Глазго, чтобы привезти оттуда больного мужа в столицу. Не очень правдоподобно, чтобы королева согласилась взять на себя роль приманки, с помощью которой заговорщики стремились заманить Дарнлея в Эдинбург. «Искренен ли был этот неожиданный переход от отвращения к трогательному участию, от ненависти к доброму согласию? — задавал вопрос французский историк М. Минье и отвечал: — Невозможно верить этому, если принять в расчет, что смерть Дарнлея, последовавшая чрезвычайно трагически через несколько дней, не причинила ей никакой печали, не оставила в ней ни малейшего сожаления, не внушила ей чувства мести, не заставила принять никаких судебных мер; если обратить внимание на то, что в то самое время, как она, по-видимому, примирилась с мужем, ее преступная связь с Босвелом продолжалась и что вскоре после того она сделалась женой этого отважного убийцы ее мужа». «Если Мария намеревалась убить Дарнлея, почему она не попыталась это сделать в Глазго руками своего доктора, а положилась на такой неверный способ, как взрыв здания в столице?» — возражал Л. Меневаль (Меневаль Л., Правда О Марии Стюарт. Париж. 1877). С другой стороны, утверждение защитников Марии, что ею двигала жалость к больному мужу, тоже вряд ли способно кого-либо убедить, если вспомнить предшествовавшие этому отношения между супругами. Вероятно, объяснение можно найти в упорно ходившем слухе, что Мария снова должна была стать матерью и необходимо было узаконить ожидавшегося ребенка.

Мемуары расходятся в определении причин болезни Дарнлея. Одни считали ее результатом далеко зашедшего венерического заболевания, другие — следствием отравления. К последнему предположению присоединялись уже в XVIII в. видные шотландские ученые. Джилберт Стюарт (Стюарт Дж., История Шотландии от утверждения Реформации до смерти королевы Марии. Лондон. 1782) считал, что королева знала о попытке отравления Дарнлея лордами и в ней проснулось сочувствие к мужу, ставшему жертвой ее врагов. Это и привело Марию к больному Дарнлею в Глазго. Его выздоровление и примирение с королевой естественно вызвали сильную тревогу лордов. Их безопасность оказалась несовместимой с дальнейшим существованием Дарнлея. В заговоре участвовал наряду с Мереем, Мортоном, Мейтлендом также и Босвел. Однако Мерей и Босвел строили при этом совершенно противоположные планы. Босвел после смерти Дарнлея стремился получить руку Марии и трон, Мерей надеялся захватить власть в свои руки.

Косвенные данные, возможно, говорят о том, что Марии не было известно о плане взрыва Кирк о'Филда. Она была настолько потрясена известием, что несколько дней не принимала участия в делах. В течение значительного периода после гибели Дарнлея корреспонденция, подписанная королевой (за одним исключением — письма от 16 февраля), велась на английском, точнее, на шотландском, а не, как обычно, на французском языке. Даже через месяц, 8 марта, когда английский посол получил аудиенцию, его приняли в полутемной комнате: вероятно, больная Мария поручила одной из своих фрейлин сыграть роль королевы. Можно, правда, лишь гадать, была ли вызвана эта болезнь нервным перенапряжением, раскаянием в содеянном или в том, что Мария не пресекла известные ей планы лордов, либо, наконец, опасением за будущее.

В официальном обвинении, предъявленном позднее Марии, говорилось, что она сама выбрала Кирк о' Филд как резиденцию для Дарнлея. Это, судя по всем данным, не соответствует действительности. Показания людей, принадлежащих к различным партиям, свидетельствуют, что Мария первоначально собиралась перевезти больного Дарнлея не в Кирк о'Филд, а в Крейгмиллер. Кирк о'Филд был избран самим Дарнлеем (на это обращали внимание многие исследователи, писавшие в XIX в., — француз Ж. Готье, немцы Б. Зепп, О. Карлова и др.). Г. Кардаунс высказывает предположение, что именно Балфур предложил Дарнлею остановить свой выбор на Кирк о' Филде. Во всяком случае выбор был сделан Дарнлеем вполне добровольно и вопреки желанию Марии. Другие историки, например французы Ж. Пти (Пти Ж. История Марии Стюарт. Т. 2. Париж. 1875) и Л. Меневаль, соглашаются с мнением некоторых современников, что Кирк о'Филд был выбран Дарнлеем по совету Мерея. Надо учесть, что Кирк о'Филд был расположен на высоком месте, а не в низине, как замок Холируд, и поэтому мог больше подходить для больного.

В обвинении указывалось, что порох был сложен в спальне королевы. Это помещение было расположено непосредственно под комнатой Дарнлея, и Мария провела в своей спальне две ночи. А в покрытых мраком событиях 9 февраля по крайнем мере очевидно одно — Кирк о'Филд, по единодушному свидетельству очевидцев, взрывом был буквально поднят на воздух, весь, включая стены, вплоть до камней фундамента. Поэтому в первые дни после взрыва господствовало мнение, что под дом была подведена мина. Об этом говорилось в письме, отправленном от имени Марии в Париж. Об этом же доносили английские дипломаты и агенты в Лондон. Мерей также сообщал, что дом «целиком подорван». По-видимому, брату королевы, вскоре снова возглавившему группировку, враждебную его сестре, ещё не пришло в голову, насколько это заявление не согласуется с утверждением, что порох находился не в подвале, а в опочивальне Марии Стюарт. Непонятно также, почему заговорщики так долго медлили со взрывом, ставя под угрозу все предприятие: ведь порох в комнате королевы мог быть обнаружен в любую минуту. Размеры взрыва невольно заставляют задать вопрос, действительно ли заговорщики метили только в Дарнлея? Не проще ли было избавиться от него с помощью яда — ведь доказать преступление при тогдашнем состоянии медицины было бы фактически невозможно и подозрения (которые часто сопровождали в те времена даже естественную смерть влиятельных политических деятелей) так и остались бы подозрениями.

Значительно легче объяснить известные факты, предположив, что целью заговорщиков был не только Дарнлей, но и сама королева. Были ли у лордов в начале 1567 года основания стремиться к ее устранению? Ответ может быть только положительным. Да, основания были, и большие, чем во время убийства Риччио, когда по крайней мере часть заговорщиков предполагала избавиться также и от Марии. Рождение сына в известном смысле ослабило позиции королевы, теперь ее смерть не вызвала бы споров о наследовании престола. Более того, она обеспечивала интересы протестантской партии — Якова воспитали бы сторонником реформированной церкви, а не католиком, как это предполагала, конечно, сделать его мать. Малолетство Якова позволяло честолюбцам вроде Мерея долгие годы управлять страной. Убийцы Риччио рассчитывали, устранив королеву, править, прикрываясь именем недалекого Дарнлея. Теперь же, вернувшись из изгнания, не решили ли они осуществить старый план с тем только изменением, что, убрав с пути королеву и Дарнлея, воспользоваться куда более удобной марионеткой — Яковом? Мысль, что мишенью заговорщиков был не только Дарнлей, но и королева, казалась очень правдоподобной современникам. Ее высказывали не только сторонники Марии Стюарт, вроде упомянутого архиепископа Бетона, но и английская агентура в донесениях Уильяму Сесилу.

Возможно, конечно, что целью убийц могли быть наряду с Дарнлеем и Марией и какие-то другие враждебные им заговорщики — лорды, которые вместе с королевой находились в Кирк о'Филде за несколько часов до взрыва. Но здесь мы вступаем уже в область ничем не подкрепляемых домыслов, тем более что некоторые из предполагаемых заговорщиков сопровождали королеву в здание, которое могло в любую минуту взлететь на воздух.

В исторической литературе высказывалась и гипотеза, что сам Дарнлей был участником заговора, жертвой которого он пал. Согласно этой гипотезе, Дарнлей хотел — как и при убийстве Риччио — избавиться от жены и захватить корону. При этом Дарнлей, продолжают сторонники этой версии, рассчитывал на поддержку католической партии и католических держав. Эта гипотеза опирается на тот факт, что Дарнлей действительно пытался завязать связи с Испанией и Римом, представляя себя поборником дела католицизма, к которому, мол, проявляет равнодушие Мария Стюарт. Предположение об участии Дарнлея помогает объяснить обстоятельства, кажущиеся в других случаях загадочными, включая, конечно, то, что заговорщики рискнули довольно длительное время держать порох в Кирк о'Филде.

Во всяком случае расчеты Дарнлея, очень сомнительного католика в глазах Филиппа II и нового папы Пия V, были шаткими. И испанский король, и римский первосвященник, и его нунции в западноевропейских странах, вне всякого сомнения, считали Марию оплотом католицизма и очень нелестно отзывались о Дарнлее. Лишь епископ Мондови в августе 1566 года писал из Парижа в Рим, что, хотя Дарнлей ныне заигрывает с еретиками, он достаточно беспощаден и сможет, в отличие от королевы, решиться на истребление вождей протестантской партии. Вероятно, предложения, с которыми собирался обратиться Дарнлей к руководящим силам католической контрреформации, даже не были ими получены. При небыстрой тогда передаче сообщений и медлительности Филиппа II и римской курии при принятии политических решений кажется невероятным, чтобы заговорщики выступали агентами этих сил.

Немецкий историк Е. Беккер подчеркивает в книге «Мария Стюарт, Дарнлей, Босвел» (Гессен, 1881), что в Мадриде, Париже и Лондоне в первые дни после убийства Дарнлея давали взаимоисключающие объяснения этому событию. Это явно не свидетельствует о том, что там были заранее извещены о покушении. Английский посол в Париже доносил 5 апреля 1567 года, что смерть Дарнлея ведет свое «происхождение» из Парижа. Однако, во-первых, это замечание слишком неясно, чтобы решить, имел ли британский дипломат в виду заговор Марии против Дарнлея или заговор против их обоих. А во-вторых, не следует преувеличивать возможности и осведомленность британских агентов во Франции: они должны были питаться слухами или чаше обрывками слухов, циркулировавшими при дворе. А в это время во Франции распространялись различные, в том числе явно неправдоподобные, известия о взрыве Кирк о'Филда, которые и воспроизводили в своих донесениях иностранные дипломаты. Очень вероятно, что это было отражение слухов, шедших из Англии, а не какая-то тайная осведомленность правительств католических держав.

Конечно, все это не исключает того, что Дарнлей сам, без участия внешних сил, организовал заговор. Однако странно, что такая мысль возникла у историков лишь через четыре столетия и не была высказана ни одним из современников, даже тех, кому это было бы явно выгодно. Конечно, лордам, обвинявшим Марию и Босвела, незачем было выдвигать эту версию, но почему этого тогда же не сделали сама королева и ее новый муж? Граф Мортон в своей предсмертной исповеди тоже не пытался обелить себя, свалив вину на Дарнлея. К тому же больному Дарнлею, проведшему всего десять дней в Кирк о'Филде и до этого, по всей вероятности, не знавшему, что он будет помешен в этом здании, вряд ли было по силам организовать незаметно доставку большого количества пороха. Вдобавок надо учесть, что Дарнлей, по общему мнению, был болтуном, неспособным сохранить никакой секрет, а его недавнее предательство сообщников после убийства Риччио вряд ли располагало их снова вступить с ним в тайный сговор.

Правда, в «Истории» известного ученого Джорджа Бьюкенена, близкого к семье Дарнлея и ставшего после его гибели ярым врагом королевы, есть одна фраза, заслуживающая особого внимания. В этом сочинении — заранее отметим, содержащем немало явных противоречий и намеренной лжи, — Бьюкенен пишет, что большинство слуг Дарнлея успело выйти из обреченного здания, заранее зная о готовившемся покушении. Слова эти очень странны в книге, где доказывается, что существовал заговор королевы и Босвела против Дарнлея. Непонятно, почему слуги не предупредили об опасности своего хозяина. Неясно, откуда они узнали о ней: если от самого Дарнлея, то почему он сам предпочел до последней минуты оставаться в доме. Остается предположить, что слуги были встревожены каким-то просочившимся слухом о надвигавшейся опасности.

Сторонники версии о заговоре Дарнлея пытаются использовать очень неясные обстоятельства, сопровождавшие его гибель. Показания свидетелей и вообще современников крайне противоречивы и, вероятно, сознательно запутаны. Первоначально все свидетели утверждали, что на трупе Дарнлея не было видимых следов насильственной смерти. Однако далее начинаются расхождения. Из некоторых показаний следует, что Дарнлей был убит в самом доме во время взрыва, из других, большинства, — что его труп нашли в саду. Расхождение это мало что дает для выяснения того, кто был организатором взрыва, если считать, что тело было выброшено в сад взрывной волной. Возможно предположить, что смерть наступила в результате внешне незаметного повреждения внутренних органов (один из слуг королевы показал, что у Дарнлея было сломано ребро, хотя приписал это тому, что тот неудачно выпрыгнул из окна). Однако это предположение не кажется правдоподобным — при большой силе взрыва, мгновенно поднявшего в воздух все здание, трудно представить, что Дарнлей, если этот взрыв застал его в постели, без увечий пролетел через стену или потолки и что на теле не осталось следов от обрушившейся груды камней.

Совершенно иной становится вся картина, если допустить, что Дарнлей покинул здание до взрыва. Это предполагает, что ему заранее было известно о предстоявшем вскоре взрыве. Даже в таком случае вовсе не обязательно, чтобы Дарнлей был организатором или даже участником заговора. Возможно, что Дарнлей узнал о близком взрыве и поспешил покинуть дом. Подобное объяснение событий согласуется со сведениями, что тело было обнаружено в саду. Дарнлей явно выпрыгнул из окна, а не вышел в дверь, и притом в нижнем белье, в два часа ночи, зимой — в феврале. Это было уже слишком для любого маскарада. Кроме того, он зачем-то оставил в доме погибать двух слуг (один из них спасся, оставаясь как раз в той галерее, откуда якобы выпрыгнул в сад его господин). Все это, скорее, свидетельствует о спешке, о панике, а не о макиавеллистски тонко, тщательно продуманном до деталей поведении организатора заговора — роль, которую менее всего был способен сыграть недалекий Дарнлей.

Предположить, что Дарнлей сам поджег запал, заметив издали факел у всадников, среди которых, по его мнению, находилась Мария, а потом поспешил наверх, чтобы почти голым выпрыгнуть из окна, — значит построить самую нелепую гипотезу. Начнем с того, что запалы того времени часто гасли и огонь не успевал достигнуть пороха. Нельзя было также точно определить, успеет ли королева достаточно приблизиться к дому или даже войти в него до того, как произойдет взрыв. И зачем было в таком случае прыгать из окна, а не просто незаметно ускользнуть из Кирк о'Филда через одну из дверей?

Несколько правдоподобнее может показаться версия, что Дарнлей, подготовив взрыв на более позднее время, проснулся, например, от запаха горелого, от случайно возникшего огня и поспешил в страхе выпрыгнуть в окно. Однако и тогда трудно объяснить его смерть в саду — ведь как раз в это время Дарнлея должны были поджидать убийцы.

Нет, слишком неверные расчеты и самые неправдоподобные совпадения должна допускать теория, согласно которой Дарнлей сам был заговорщиком, причем — надо подчеркнуть — все варианты этой теории. Она еще менее выдерживает проверку, чем официальная версия, по которой организаторами заговора выступают Мария Стюарт и Босвел.

Остается проверить третью версию, находящую подтверждение в «Исповеди» графа Нортона, что заговорщиками являлись мятежные лорды.

Еще в XVIII в. известный исследователь У. Гудел писал, что лорды, которые оказались способными так поступить с королевой, как они обошлись с ней, не могли остановиться перед убийством ее мужа. Анализ событий накануне убийства показывает, что только Мерей и Мортон с их сообщниками совершили это ужасное «дело». Их активным соучастником являлся архиепископ Сен-Эндрюсский, а Босвел не был участником заговора.

Как уже говорилось выше, у лордов были веские мотивы для того, чтобы отделаться от Дарнлея, а еще лучше от Дарнлея и королевы. Собственно, ведь так и произошло: Дарнлей был убит, а на Марию Стюарт была возложена ответственность за убийство и она на этом основании была лишена трона. Главным лицом, которое должно было выиграть и действительно выиграло от всего этого, являлся несомненно Мерей, глава группы протестантских лордов. И надо добавить, Мерей был человеком, на которого в это время делали ставку в Лондоне. А это уже вводит в игру Уильяма Сесила и его секретную службу. Интересно отметить, что в первые месяцы после взрыва в Париже были прямо склонны приписывать смерть Дарнлея козням Мерея и англичан. 13 марта 1567 года Мерей откровенно писал Сесилу: «Я сам затронут». Конечно, надо было плохо знать и Сесила и Мерея, чтобы надеяться найти в сохранившихся документах следы их подлинных намерений и планов.

Посмотрим, что же делал Мерей в недели и месяцы, предшествовавшие и последовавшие за взрывом Кирк о'Филда. Напомним, что Мерей приехал в Эдинбург на другой день после убийства Риччио. Теперь же он покинул столицу немногим менее чем за сутки до убийства Дарнлея. Однако на этот раз у Мерея была вполне объяснимая причина для спешного отъезда — неудачные роды его жены. Мерей вернулся в Эдинбург только 7 апреля и, пробыв в столице не больше двух или трех суток, отправился во Францию, назначив Марию Стюарт опекуншей своих детей. Иначе говоря, через два месяца после убийства Дарнлея Мерей еще не собирался обвинять сестру в совершении этого преступления. Находясь в Лондоне, он заявил, что не верит в слухи о браке Марии Стюарт и Босвела. Возможно, что все действия Мерея объяснялись нежеланием связывать себе руки, до тех пор пока не прояснится обстановка.

Из других вероятных участников заговора лорд Хентли (он, между прочим, был шурином Босвела) и Арчибальд Дуглас были незадолго до взрыва в Кирк о'Филде вместе с королевой и Босвелом. Это известно из «Исповеди» Мортона, а о Дугласе — также из показаний его казненного в 1581 году слуги Биннинга. Участие Дугласа подтверждает и мольба, приписываемая Дарнлею, когда убийцы настигли его в саду: «Сжальтесь надо мной, родственники, во имя того, кто имел жалость ко всем» (Дугласы состояли в родстве с Дарнлеем по материнской линии).

Два других лорда, по-видимому, вступивших в союз для убийства Дарнлея — Мейтленд и Арджил, — были в Эдинбурге 9 февраля. Арджил, вероятно, сопровождал Марию при посещении Кирк о'Филда. Мортон, недавно вернувшийся из изгнания, по его собственному свидетельству, заранее знал о заговоре, но не был его участником. Нет прямых свидетельств участия в заговоре Гамильтонов, но устранение Дарнлея было явно в интересах этого клана. Вскоре Гамиль-тоны, ранее предлагавшие «молодого Эррана» в качестве жениха для королевы, выдвинут кандидатуру его младшего брата — лорда Джона. Следует добавить, что дом Гамильтонов был расположен совсем рядом с Кирк о'Филдом, и упорно говорили, что в окне комнаты главного политика в этой семье — архиепископа Сен-Эндрюсского в ночь убийства горел свет. Во всяком случае, Гамильтоны были в числе тех, кто мог с особым успехом обеспечить тайную доставку пороха в Кирк о'Филд.

Но ещё большие возможности могли быть у сэра Джеймса Балфура из Питтендрейча. Этот ученый судья и впоследствии глава шотландской юстиции был весьма колоритной фигурой. Даже современники, привычные ко всяческим изменам, выделяли «богохульного Балфура» как «самого растленного из людей», последовательно служившего и предававшего с выгодой для себя все партии. За два месяца до взрыва, 9 декабря 1566 года, брату Джеймса Балфура Роберту была предоставлена должность управляющего Кирк о'Филдом, и достойный судья мог без помех осуществить всю подготовку к преступлению. Носились слухи, что незадолго до взрыва он купил пороха на большую сумму — в 60 фунтов стерлингов. Это явно был не тот порох, который, по утверждениям врагов королевы, был доставлен в Кирк о'Филд слугами Босвела. Слухи о причастности к заговору Джеймса Балфура возникли сразу же после взрыва. Английские агенты доносили в Лондон, что был тайно убит слуга Балфура, поскольку его признания могли привести «к полному раскрытию картины смерти короля». С Балфуром был связан некий капитан Каллен, который в июне 1567 года сообщил об обстоятельствах гибели Дарнлея. Через четыре года, находясь вместе с Балфуром в осажденном Эдинбургском замке, Кал-лен попал в руки победившей протестантской партии и был сразу же казнен по приказу графа Мортона. Сам же Балфур утверждал впоследствии, что Мария предложила ему организовать убийство Дарнлея, но он благородно отказался. Свидетельства Балфура стоят вообще немного, особенно если учесть, что он годами после гибели Дарнлея подвизался в рядах сторонников Марии Стюарт. К тому же Балфур ничего не говорил о том, что он не участвовал в каком-то другом заговоре, ставившем целью убийство Дарнлея, а может быть, и королевы. Балфур не мог сам извлечь преимущество из смерти Дарнлея — он должен был действовать как агент других лиц.

Официальная версия, повествующая о том, как слуги Босвела быстро, чуть ли не на глазах у лордов, прибывавших вместе с Марией в Кирк о'Филд, доставили порох из Холируда, содержит много несуразностей. Тем более что, как уже отмечалось, взрыв пороха в комнате королевы не привел бы к разрушению до основания всего дома. По-иному предстанет картина, если Босвел действовал вместе с лордами. В таком случае с помощью Балфура порох был притащен в подвал Кирк о'Филда, возможно, из соседних подвалов. Лорды, зная, что порох еще только должен быть доставлен, могли с легким сердцем сопровождать королеву в Кирк о'Филд. Действительно, перенос пороха мог быть осуществлен незадолго до взрыва. На слуг Босвела могла быть возложена обязанность поджечь запал, а Арчибальду Дугласу и его слугам было поручено окружить дом, чтобы покончить с Дарнлеем, если он спасется при взрыве. Возможно, разные участники заговора намечали различные жертвы и оттяжка взрыва до двух часов ночи была вызвана разногласиями, неуверенностью, стоит ли действовать, когда главный объект покушения — королева — неожиданно покинула обреченное здание. Возможно, что Босвел сообщил о своем участии в заговоре лишь после их свадьбы. 3 литературе уже давно (см., например, Лэнг Э. Тайна Марии Стюарт. Лондон. 1901) была высказана мысль, что те, кто взорвал здание, вероятно, не знали всех деталей заговора. Как бы то ни было, вскоре после убийства молва указывала на Марию как участницу заговора, а последующий брак королевы с Босвелом придал этим предположениям характер уверенности. Судебный процесс в Эдинбурге, полностью оправдавший Босвела, был проведен настолько пристрастно, что только подлил масло в огонь.

Начиная с 1566 года или несколько ранее, о быстрых изменениях положения в Шотландии Сесил получал информацию от своего разведчика Руксби. Тот подробно сообщал об убийстве Риччио, фиксировал чуть ли не каждое свидание Марии Стюарт и Босвела, все перипетии, приведшие к взрыву в Кирк о'Филде.

В свите Дарнлея находилось двое братьев, которые носили одинаковое имя Энтони Станден. Один из них находился в самом Кирк о'Филде в день убийства и спасся только потому, что был приглашен на бал-маскарад, который давала Мария Стюарт в Холируде по случаю венчания своих слуг. Станден подробно описал Сесилу события 9 февраля. Позднее Энтони Станден стал одним из наиболее ловких и удачливых английских разведчиков.

Вскоре после убийства Дарнлея в Шотландии снова появился Николас Трокмортон. С ним приехал французский посол, стремившийся к восстановлению власти Марии Стюарт. Трокмортон же должен был добиваться примирения королевы с лордами, наказания убийц Дарнлея и отсылки принца Якова в Англию, где Елизавета предполагала объявить его наследником престола. Ни одной из этих целей ему достигнуть не удалось.

В середине мая королева вышла замуж за Босвела, а ещё через месяц ее войска без боя капитулировали перед армией, собранной лордами якобы во имя спасения королевы и ее сына. Мария была заключена в замок Лохлевен и здесь под давлением лордов 24 июля отреклась от престола в пользу Якова. Регентом стал спешно вернувшийся в Шотландию Мерей. В случае его отказа предполагалось, что этот пост займет Мортон.