Тайны Англии

Горэс Манн, впрочем, предпочитал не доверять полностью даже, казалось бы, проверенным людям — кардиналу Албани и его агентуре. Английский премьер-министр Уолпол говорил: «От кого бы я мог узнать о якобитских планах, кроме самих якобитов? Никто другой не мог сообщить их мне». Надо лишь добавить, что якобиты сумели, в свою очередь, внедриться в шпионскую сеть, созданную Уолполом.

Почти полвека, вплоть до последнего восстания якобитов в 1745 году, большая часть усилий английской секретной службы затрачивалась на борьбу против сторонников свергнутой династии Стюартов. Ряды ее сторонников редели, но тайная организация достигла большого совершенства.

Высадка принца Карла Эдуарда в горной Шотландии и поход ополчения шотландских кланов на юг были чистой авантюрой. Якобиты не имели серьезной поддержки в Англии, выстраивавшиеся вдоль дорог англичане с любопытством смотрели на шотландских горцев, но не выражали желания присоединиться к их походу на Лондон. И тем не менее авантюра могла увенчаться, пусть мимолетным, успехом. Правительство было очень непопулярно, а основная часть регулярной армии находилась на континенте. Правда, преобладание английского флота на море позволяло довольно быстро произвести переброску нескольких полков в Англию, но они могли не успеть… А пока что ополчение кланов двигалось на юг, не получая поддержки, но и не встречая серьезного сопротивления. Оно двигалось вслепую. У Карла Эдуарда фактически не было военной разведки. Сторонники Стюартов по-прежнему посылали свои донесения в Париж, где помещался разведывательный центр якобитов. Отдельные агенты, направленные из штаба армии Карла Эдуарда, были арестованы. Информация, которую получала британская разведка из Парижа, позволила английскому флоту сорвать все планы французского десанта в Англии. Однако самый сильный ущерб делу якобитов был нанесен правительственным шпионом Лэдли Брэдстритом, совмещавшим это довольно прибыльное занятие со сводничеством и сутенерством. Прибыв из Лондона в штаб-квартиру герцога Кэмберленда, командовавшего войсками, брошенными на подавление якобитского восстания, Брэдстрит получил задание задержать движение шотландцев хотя бы только на 12 часов. Дело в том, что армия Кэмберленда находилась дальше от столицы, которую она должна была прикрывать, чем отряд Карла Эдуарда. Но лидеры кланов, обескураженные отсутствием со стороны английского населения поддержки, начали подумывать о возвращении в родные горы. Тут и подоспел Брэдстрит со своими дезориентирующими шотландцев сведениями. На военном совете 5 декабря 1745 года в Дерби, вопреки протестам Карла Эдуарда, фактически по подсказке неприятельского разведчика было решено начать отступление. Отходившая на север армия якобитов была вскоре же настигнута и разгромлена правительственными войсками. Что же сообщил Брэдстрит вождям кланов, побудив их к принятию рокового решения 5 декабря? Он доверительно известил их, что у города Нортхемптона сосредоточена еще одна правительственная армия генерала Хоули численностью 9 тыс. человек и что якобиты могут быть зажатыми в тиски между нею и войсками под командой Кэмберленда. Впоследствии Брэдстрит иронически заметил, что на деле для противодействия якобитам на юге не только не было 9 тыс., но и даже 9 солдат.

За поражением якобитов последовали кровавые репрессии в горной Шотландии, которые подвели черту под сколько-нибудь основательными попытками реставрации Стюартов. Однако даже после разгрома якобитов в 1745 году тайная организация их не сразу сошла со сцены.

Еще осенью 1750 года английский дипломат-разведчик Хенбери Уильяме намеревался сговориться с какими-то поляками с целью схватить претендента, как только тот появится на территории Польши, и отвезти его в любой порт на Балтийском побережье. Правда, до получения санкции Лондона посол не дал окончательного согласия — это было вполне разумным шагом, так как один из поляков, предложивших свои услуги, «пользовался доверием» французского маршала Мориса Саксонского и графа Брюля, саксонского премьер-министра. Понятно, что из Лондона рекомендовали Уильям-су проявить крайнюю осторожность.

К началу 50-х годов относится последняя якобитская конспирация — «заговор Элибенка». 16 сентября 1750 года Лондон тайно посетил Карл Эдуард. Возможно, что его приезд оказался неожиданностью для части якобитских лидеров. В столице Карл Эдуард мог убедиться, что сведения, которые ему посылали о готовности к новому восстанию, являлись выдумкой, и через пять дней поспешно покинул английскую столицу. Перед этим, если верить его позднейшему заявлению 1759 года, он перешел из католичества в англиканство, надеясь таким образом привлечь на сторону якобитов новых сторонников. Однако что касается потомков Якова II, то этот шаг запоздал по крайней мере на полстолетия, чтобы иметь серьезное политическое значение. Тем не менее какие-то приготовления все же велись, они продолжались и после отъезда принца.

В 1752 году Александр Мэррей, брат лорда Элибенка, составил заговор: 60 якобитов должны были ворваться в Сент-Джеймский дворец, чтобы умертвить короля Георга II и его семью. Немедля в Лондон должен был прибыть Карл Эдуард. С заговором был связан давний участник якобитских комплотов граф Меришел, с того времени, правда, успевший перейти на прусскую службу. В августе 1751 года Меришел занял пост прусского посла в Париже. Впрочем, маловероятно, что, делая этот демонстративно враждебный Англии жест, прусский король Фридрих II думал о чем-либо большем, чем осторожная помощь якобитским интригам. Одним из руководителей заговора был лорд Элко. Подготовка велась на протяжении всего 1752 года, хотя ряд заговорщиков отказался действовать после того, как выяснилось, что Карл Эдуард связался с некоей Клементиной Уолкиншоу, которую считали агентом британской разведки. Для этого, возможно, не было оснований. Вполне доказано лишь то, что чрезмерное пристрастие мисс Уолкиншоу к спиртному никак не могло способствовать ослаблению таких же склонностей у Карла Эдуарда, превратившегося к этому времени в беспробудного пьяницу. Секретная служба английского правительства была в курсе дела. Она получала подробную информацию от своего лазутчика, скреплявшего свои донесения подписью «Пикл». Первое сохранившееся письмо Пикла из Булони премьер-министру Генри Пелгаму датировано 2 ноября 1752 года. Это был сын вождя одного из шотландских кланов Элистер Макдоннелл (свой псевдоним он заимствовал у героя изданного в 1751 году и получившего известность романа Т. Смолетта «Перегрин Пикл»). В своих донесениях разведчик передавал, что в заговоре активно участвовал прусский король, он побуждал к тому же и французское правительство. Существовал подробно разработанный план выступления в столице. Помимо действий в Лондоне, предполагалась высадка шведского десанта в Шотландии. Якобиты рассчитывали и на своих сторонников в армии. Во многом это было повторением «заговора Лейера», организованного в начале 20-х годов.

Вскоре якобиты выяснили, что их надежды на помощь Пруссии оказались крайне преувеличенными. И Фридрих II, и его посол граф Меришел, сохранивший лишь платоническую приверженность якобитству, хотели скорее доказать Англии, что Пруссия может стать опасным врагом. В Лондоне учли намек — через несколько лет, в 1755 году, произошла «дипломатическая революция», в результате которой Англия и Пруссия стали союзниками в Семилетней войне.

Между тем зимой 1752/53 года подготовка велась ускоренными темпами, но потом сразу замерла. Возможно, что непосредственной причиной был арест 20 марта 1753 года одного из руководителей заговорщиков — Арчибалда Камерона. Он никого не выдал и был повешен 8 июня за участие в мятеже 1745 года.

Правительство не хотело сообщать, что ему известно о последующей заговорщической деятельности Камерона — это ведь могло разоблачить Пикла. Однако сам арест Камерона убедил якобитов, что в их среде орудуют правительственные шпионы. Заговор окончился ничем. Неясно, насколько широк был круг его участников, а также были ли связаны с ними некоторые влиятельные лица, включая лорда Элибенка, по имени которого названа эта неудавшаяся конспирация.

После смерти отца Пикл занял место главы клана и должен был прекратить небезвыгодную деятельность разведчика. Во время Семилетней войны глава французского правительства герцог Шуазель снова намеревался разыграть якобитскую карту, но из этого ровным счетом ничего не вышло — во многом из-за того, что английская секретная служба по всем пунктам превзошла французскую разведку. Английские агенты по инерции продолжали вплоть до середины 70-х годов тщательно следить за передвижениями Карла Эдуарда, который обнаружил большое искусство в переодевании, гримировке, ношении фальшивых усов и бороды и т. п. Эта возня чем дальше, тем больше теряла всякое политическое значение.

Начиная с середины века Просвещения, как нередко именуют XVIII столетие, деятельность английской разведки уже не преследует династических цепей, которые, впрочем, были всегда связаны с важными вопросами классовой и внутриклассовой борьбы. Политические конфликты в Англии отныне уже не облекаются в форму династических споров.

РОТТЕРДАМСКИЙ ЦЕНТР

Фактический глава английского правительства во время Семилетней войны Уильям Питт Старший говорил, что нигде не должен в мире быть произведен выстрел без того, чтобы британский кабинет не знал, для какой цели. Питт принял меры к повышению активности секретной службы, к большему привлечению дипломатии к осуществлению различных разведывательных акций. При этом, следуя традициям, восходившим еще к Уолсингему, английская разведка стремилась максимально использовать информацию, которую получили во вражеских государствах дипломаты нейтральных стран. Франция в эти годы стремилась добиться союза со Швецией. Поэтому шведского посла держали в курсе планов войны на море, разработанных в Париже. Эти планы посол пересылал в Стокгольм, а оттуда они аккуратно доставлялись в Лондон. Из шведской столицы поступали и копии дипломатической корреспонденции между Версальским и Мадридским дворами. Вдобавок надо учесть, что два десятилетия — с 1746-го по 1766 год, следовательно, включая и все время Семилетней войны, — Англия даже не имела дипломатических отношений со Швецией. После окончания Семилетней войны, в 1767 году, Питт организовал похищение нового французского плана вторжения в Англию, составленного при помощи шотландца полковника Гранта оф Блерфайнди.

Английская разведка во время Семилетней войны перехватывала секретную переписку французского министра иностранных дел с испанскими послами в Париже и Лондоне, получала от своих агентов в Мадриде сведения о планах Версальского двора. Это помогло Питту Старшему выбрать правильный момент для нанесения удара по французским владениям в Вест-Индии. Напротив, французская разведка делала промах за промахом. Посол Людовика XV в Голландии Боннак, которому король поручил организацию французского шпионажа в Англии, направил в Лондон некоего Мобера, лишенного сана священника, ставшего уголовным преступником. Под фамилией Боттеман Мобер посылал отчеты в Гаагу на имя одного голландца — владельца типографии. Часть из его донесений попала в руки английского посла в Гааге, но тот не сумел раскрыть трудный шифр. Впрочем, он потерял от этого немного. Боттеман пытался подкупить члена парламента Селвинса, чтобы получить сведения о намерениях английского кабинета. Но почтенный парламентарий заломил за свои услуги такую цену, что Боттеману было предписано оставить это намерение. В остальном же Боттеман, отрабатывая высокое жалованье, забрасывал Боннака всяческими прожектами вроде идеи массовой подделки банкнот Английского банка (новаторская мысль для того времени). Боттеман благополучно получил немалые деньги. Хуже пришлось другому шпиону, засланному Боннаком, некоему Робинзону. Тот попал в Тауэр, откуда его через полгода освободили. Подобная снисходительность, впрочем, была признана властями помехой в борьбе с иностранным шпионажем. Поэтому, когда в 1758 году был арестован единственный французский резидент в Англии врач Флоренс Хэнси, его неожиданно приговорили к повешению. Кажется, на суде Хэнси спросил, можно ли обращаться с разведчиком как с обыкновенным вором. Был ли приговор приведен в исполнение, остается неизвестным.

Итальянец Филипп (по всей видимости, тоже представитель французской секретной службы), направленный в Лондон для тайного увоза некоего Пишона, взамен прислал план похищения… короля Георга II и захвата Тауэра.

Граф д'Афри, сменивший осенью 1756 года Боннака на посту французского посла в Гааге, стал жертвой авантюристов и английских разведчиков. Шпион-двойник Фальконе обещал представить список английских агентов во Франции и снабдил графа д'Афри мнимыми военными планами британского кабинета.

Выпущенный из Тауэра уже известный нам Робинзон прибыл в Гаагу и потребовал возмещения убытков. Когда д'Афри отказал, Робинзон подделал два векселя французского посла и получил по ним 1200 фунтов стерлингов. Швейцарец Вотрав, направленный в Лондон с целью разведать цели подготовлявшейся экспедиции британского военного флота, порекомендовал д'Афри… заключить мир с Англией и предложил себя в качестве посредника!

XVIII в. — время процветания различных тайных клубов и союзов, иногда довольно эксцентричных. Лостаточно напомнить быстрое распространение масонских лож, ордена иллюминатов в Баварии, секретного общества розенкрейцеров и др. В Англии шумную известность приобрел в 60-е годы клуб «Рыцарей святого Френсиса Уайкомбского», который называли еще «Клубом адского огня». Клуб этот был учрежден сэром Френсисом Лэшвудом, помещиком из Уэст-Уайкомба, одно время занимавшим пост канцлера казначейства. Члены клуба встречались в пещерах, вырытых под зданием старинного аббатства. Среди участников сбориш, обычно приходивших в масках, были сам глава правительства лорд Бьют, первый лорд адмиралтейства лорд Сэндвич и другие министры, члены парламента, включая и лидера радикалов Лжона Уилкса, а также светские дамы. По-видимому, главным занятием клуба были различные взаимные довольно грубые подшучивания, розыгрыши, мистификации и маскарады, но молва приписывала им увлечение черной магией и глумление над христианской религией. В числе завсегдатаев клуба был и французский разведчик кавалер д'Эон. Он выдавал себя за девицу и был 24 мая 1771 года подвергнут знатными леди «тщательному обследованию» для выяснения пола. Авторитетная комиссия так и не смогла вынести окончательного суждения относительно бывшего драгунского офицера. Что же касается д'Эона, то он согласился на обследование совсем недаром. Ему было поручено втереться в члены клуба, чтобы разузнать, не является ли он тайной якобитской организацией. На этот счет шевалье пришлось разочаровать своих нанимателей в Версале, которым он, однако, взамен переслал некоторые небезынтересные сведения, полученные во время полуночных бдений в пещере под Медменхемским аббатством. Впоследствии, рассорившись со своим двором, д'Эон часть своих секретов запродал английской разведке. В клубе бывали и сотрудники британской секретной службы. К их числу относился и его основатель Френсис Дэшвуд (он побывал как разведчик в России в годы правления царицы Елизаветы Петровны)…

Георг III был первым королем из Ганноверской династии, который родился в Англии. Он попытался не только царствовать, но и править. Нет, конечно, Георг III не мог и помыслить о возрождении стюартовских планов утверждения абсолютизма. Но он мог поспорить со Стюартами по части религиозного ханжества и политического обскурантизма. Учитывая сложную перегруппировку политических сил, происходившую тогда в Англии, Георг III стремился через своих ставленников использовать в интересах короны систему парламентских подкупов, созданную и отшлифованную вигской олигархией. И тогда, и впоследствии, в XIX в., буржуазно-либеральным политикам и публицистам это новое вторжение монарха в политическую жизнь казалась нарушением процесса развития английского парламентарного строя. В остроумной стихотворной эпитафии, сочиненной Э.Бентли, говорилось:

Георг Третий

Не должен был существовать на свете,

В истории английской

Он кажется ошибкой иль опиской.

Осталось от него, когда он помер,

Одно лишь имя громкое да номер!

(Перевод С. Маршака)

Однако до того, как это случилось, Георг III целых 60 лет (с 1760-го по 1820 год) занимал английский престол, правда, из них около десяти приходится на время, когда он официально считался умалишенным и его обязанности возлагались на принца-регента. На оставшиеся полстолетия приходились годы внешнеполитических кризисов, борьбы против восставших колоний в Северной Америке, против революционной и наполеоновской Франции, во время которых личное участие в руководстве секретной службой Георг III считал несомненным частьем ревниво охраняемой им королевской прерогативы.

Третья четверть XVIII в. — время, когда происходил заметный количественный рост секретных служб Англии и ее главной соперницы Франции. Частичное осознание этого вызвало и в Лондоне, и в Париже такую показательную меру предосторожности, как запрещение клеркам министерства иностранных дел принимать в служебные часы посетителей. Это не помешало, впрочем, сэру Роберту Эйнсли в 70-х годах получить копии с важных дипломатических депеш, посланных французским министром иностранных дел в Мадрид во время конфликта между Англией и Испанией из-за Фолклендских островов. Ознакомление с этой корреспонденцией позволило Лондону сделать вывод, что можно без особого риска занять в споре более жесткую позицию.

Секретная служба английского военно-морского ведомства подчинялась в те годы секретарю адмиралтейства. Секретарь осуществлял приказы первого лорда адмиралтейства и его коллег. В течение десятилетий этот пост занимал Филипп Стефенс. Разведка военно-морского ведомства, ранее действовавшая только в военное время или от случая к случаю, превратилась во второй половине XVIII в. в постоянно функционировавшую организацию.

Военно-морская разведка имела внутренний и внешний отдел. Внутренний отдел занимался сбором информации от частных лиц, англичан и иностранцев. Эти сведения приобретались у капитанов и матросов кораблей, прибывших из дальнего плавания, у вернувшихся из-за границы купцов. Подробную информацию агенты адмиралтейства получали, непосредственно расспрашивая этих людей, подслушивая разговоры в отелях, кофейнях или трактирах. Все эти сведения суммировались и перепроверялись путем сличения с известиями, добытыми в результате перлюстрации писем.

Внешнему отделу был поручен шпионаж за рубежом, преимущественно во Франции и Испании — в двух связанных союзом державах, которые являлись наиболее опасными соперницами Англии на море и в колониях. Немаловажную информацию удавалось извлекать из французских и испанских газет, памфлетной литературы, из слухов, которые ходили в парижских и мадридских салонах.

Однако наиболее важные известия добывались другим путем: опытные агенты направлялись для наблюдения за главными французскими и испанскими гаванями и в столицы. Подкупив того или иного служащего военного или морского министерства, они получали доступ к секретным бумагам. Собранная информация направлялась в разведывательный центр, находившийся в Голландии, которая и в ту пору оставалась центром международного шпионажа. Здесь материалы сортировались, сводились воедино и пересылались в Лондон. Тем самым адмиралтейство избегало непосредственного контакта со своими агентами, провал которых мог бы поставить его в неудобное положение. Более того, разведывательный центр, находившийся в 70-х годах XVIII в. в Роттердаме, создал отделения в Париже и Мадриде, осуществляя, в свою очередь, связи с нанятыми агентами только через руководителей этих филиалов

В 1770 году умер Ричард Уолтерс, четверть века возглавлявший роттердамский центр. Формально он был представителем английского почтового ведомства. Руководство центром было поручено его вдове Маргарите Уолтерс. Ей удалось завести шпиона среди служащих канцелярии французского министра иностранных дел герцога Шуазеля. В результате британское адмиралтейство было во всех деталях осведомлено о состоянии французского флота. Были созданы шпионские ячейки в Бресте, Дюнкерке, Рошфоре и Тулоне. Не менее искусными оказались руководитель мадридского отделения и его агенты. Имена их никогда не упоминались даже в секретной переписке, и поэтому о них, видимо, нельзя найти никаких сведений в архивах. Когда через несколько лет Голландия вступила в войну против Англии, шпионская информация стала пересылаться в Лондон через австрийские Нидерланды (Бельгию).

Помимо этой постоянной сети шпионов адмиралтейство посылало и особых агентов, поручая им специальные, обычно весьма «деликатные», миссии. Так, некий Ирвин еще в начале Семилетней войны руководил из Фландрии группой шпионов, направленной в Дюнкерк и другие гавани для определения, насколько интенсивно ведется .подготовка к французскому десанту в Англию. Постепенно значение роттердамского центра падало, и в 1785 году он был ликвидирован.

Зато росла активность разведки «Форин офиса». Английский шпион Александр Скотт, как утверждают, сумел получить из кабинета французского министра иностранных дел Шуазеля копию брачного договора дофина (будущего Людовика XVI) и австрийской эрцгерцогини Марии-Антуанетты. Это считалось большим успехом — подобные сведения в это время сохраняли серьезное политическое и дипломатическое значение. Однако даже в 80-х годах «Форин офис» был сравнительно небольшим учреждением. Помимо самого министра — единственного лица, решавшего все дела политического характера, — имелись один заместитель министра, десять клерков и несколько других чиновников, включая хранителя архивов, латинского переводчика, двух дешифровальшиков и т.д.

Напротив, французское министерство иностранных дел имело более многочисленный штат — около 80 человек. Оно включало два политических департамента, отдел переводов, географический отдел, архивный отдел и др. Директора политических департаментов нередко вели свою линию, лишь прикрываясь именем министра иностранных дел.

Главная роль в разведке «Форин офиса» принадлежала британским послам. Далеко не все из них справлялись с этой ролью. Бездарность, волокита, нерадивость, легкомыслие были частыми гостями и британского министерства иностранных дел, подолгу не отвечавшего ни на обычные, ни на секретные депеши своих представителей за рубежом. Но этими же качествами часто страдали главы английских посольств и миссий. Некомпетентность аристократических недорослей и бонвиванов, назначавшихся на ответственные дипломатические посты, порой достигала анекдотических размеров. Британский посол в Париже в 80-х годах герцог Дорсет был озабочен прежде всего тем, чтобы сохранить благосклонность актрисы Бачелли — агента французской разведки. Бессодержательные депеши Дорсета приводили в отчаяние «Форин офис». Секретарь посла Даниель Хейлс получил умоляющее письмо из Лондона: «Ради Бога, сжальтесь над министерством и либо убедите нашего друга, герцога, писать о чем-то, заслуживающем прочтения нашим повелителем, либо считайте вашего начальника отсутствующим и представьте возможность проявиться вашему усердию и способностям». Хейлс выполнил это указание, что, однако, помешало его карьере. Немногим лучше были посланник в Брюсселе виконт Торрингтон или посланник в Берлине Дэлримпл (позднее граф Стейр), который не унаследовал ума своего предка, руководившего в начале века английской разведкой в борьбе против якобитов. Секретарь посольства Эварт доносил, что невозможно вывести посланника из состояния пассивности и заинтересовать чем-либо серьезным. А из Мадрида Энтони Мерри писал о своем шефе — британском после графе Бьюте: «Этот человек так же способен быть послом, как я — римским папой». Историки не склонны считать такой отзыв пристрастным.

Д. Хорн, автор специальной работы «Британская дипломатическая служба. 1689—1789» (Оксфорд,1961), считает, что сохранившиеся материалы никак не позволяют сделать в целом вывод о высоком качестве поступавшей в Лондон разведывательной информации. Одним из очевидных недостатков была неспособность постоянно поддерживать эффективность секретной службы. Если не существовало опасной внутренней оппозиции (как якобитство), то в мирное время была тенденция к резкому ограничению расходов на разведку, в результате обычно оказывавшейся неподготовленной к новой войне. Так, английский посол в Париже лорд Стормонт писал Георгу III в 1779 году, что «в настоящее время ощущается недостаток в регулярной и быстро поступающей секретной информации, и это приносит крайний вред интересам службы Вашего величества». В этих условиях порой приходилось спешно набирать агентов, от которых было очень мало толку. В 80-х годах, например, некий Хейк, в прошлом связанный с разведывательной организацией Уолтерса в Роттердаме, а также его сын выполняли какие-то особые задания английской разведки. Известный дипломат Д. Гаррис негодующе писал об их тупости и о том, что они «заинтересованы не в добывании и передаче информации, а в добывании денег». Другой английский шпион — Сен-Марк был нанят на три месяца с окладом в 60 гиней в месяц, позднее его рассчитали, так как английское посольство в Париже сочло нового агента не заслуживающим доверия.

Подавляющее большинство материалов, связанных с секретной службой в XVIII в., уничтожено. Часть из них считалась личными бумагами министра и забиралась им с собой из архива после ухода в отставку.

БИТВА ЗА КОЛОНИИ

Действия британской секретной службы приобрели особо важное значение во время войны против восставших колоний в Северной Америке (1775—1783 годы). Английской разведке удалось установить связи с комендантом главной военной базы колонистов Вест-Пойнта генералом Арнольдом. За крупную сумму Арнольд был готов сдать Вест-Пойнт и перейти на сторону англичан. Адъютант английского командующего майор Андре, посланный для окончательных переговоров с Арнольдом, на обратном пути был задержан американскими ополченцами. Опасаясь разоблачения, Арнольд бежал в английский лагерь; Андре был повешен по приговору американского военного трибунала.

В Европе британская секретная служба установила тщательное наблюдение за представителями молодой американской республики. Целая сеть осведомителей следила за американскими дипломатами. Доктор Банкрофт — ближайший друг американского посла во Франции, знаменитого ученого Бенджамина Франклина — был платным британским шпионом, об этом стало известно только спустя три четверти века. Английская разведка была в курсе всех деталей переговоров между Франклином и французским правительством о заключении союза, но не смогла вмешаться в ход событий.

Бумаги главы английской разведки Уильяма Идена стали доступны ученым только через сто лет после событий, в 1889 году. Из 25 томов донесений, полученных Иденом, можно составить довольно ясное представление о масштабах, которых достигла деятельность британской секретной службы в годы войны колоний за независимость. Достаточно сказать, что в эти годы десятая часть резко возросшего военного бюджета шла на покрытие расходов разведки. Открытие архива Идена нанесло непоправимый ущерб репутации немалого числа американских буржуазных политиков, которые целое столетие почитались в качестве преданных патриотов, основателей Соединенных Штатов. Нельзя не упомянуть, что в последние годы отдельные западные историки, кто намеками, а кто прямо, стали выдвигать подозрения и против самого Франклина. Однако эти подозрения не подкреплены никакими документальными свидетельствами, безосновательны (если не считать воспроизведения клеветнических утверждений его врагов о растрате денег) и оскорбляют память этого выдающегося государственного деятеля и передового мыслителя. Но это, правда, не значит, что в поведении Франклина на посту американского посла в Париже все получило удовлетворительное объяснение. Бенджамин Франклин ко времени, когда он занял эту должность, имел большой жизненный и, в частности, административный опыт. Поэтому непонятно, почему он с порога отверг обвинения против Банкрофта, которые выдвигал другой американский представитель — Артур Ли, прямо инкриминировавший тому занятие шпионажем, встречи с членами британского тайного совета. Конечно, Артуру Ли были свойственны шпиономания и выдвижение ложных обвинений, но, поскольку не было тайной, что американские дипломаты опутаны со всех сторон сетью британского шпионажа, простая осторожность, казалось бы, требовала проверки подозрений о виновности Банкрофта. Тем более что по крайней мере часть информации, которую доктор привозил из Лондона для Франклина, явно не соответствовала действительности. Лишь отчасти объяснение может быть найдено во взаимной неприязни, которая разделяла Бенджамина Франклина и Артура Ли.

В годы войны против североамериканских колоний шпионажем при случае занимались даже самые высокопоставленные лица. Летом 1777 года английский посол в Берлине Хью Эллиот подкупил слугу в гостинице, где остановился Артур Ли, и получил ключи от номера американца. Эллиот в отсутствие Ли побывал в его комнате, похитил находившиеся там бумаги и поспешил в посольство. Там несколько человек принялись лихорадочно переписывать похищенные документы, а Эллиот тем временем вернулся в гостиницу и, изображая из себя путешественника, сочувствующего делу колонистов, встретил возвратившегося Ли и втянул в длинную двухчасовую беседу. Лишь в 10 часов вечера Ли поднялся к себе в комнату. Вскоре оттуда раздались вопли: «Разбой! Ограбление!» Между тем англичанин покинул отель, наскоро переоделся в посольстве и, прихватив документы, с которых уже были сняты копии, опять появился в гостинице. Он передал бумаги портье, сказал, что они были вручены ему каким-то незнакомцем, который после этого немедля исчез. Атташе английского посольства Листон, загоняя лошадей, помчался в Гамбург, чтобы оттуда с первым кораблем добраться до Лондона. Подозрения в краже бумаг, естественно, пали на Эллиота. А тот даже не отрицал этого, небрежно объяснив, что, мол, один из его слуг из чрезмерного усердия похитил бумаги, но он, как только узнал об этом, поспешил вернуть их законному владельцу.

Прусский король Фридрих II воспользовался случаем, чтобы выразить свое неудовольствие, мягко говоря, бесцеремонностью английского дипломата. В Лондоне казус обсуждался министрами в присутствии самого Георга III. Тот с привычным ханжеством выразил «неудовольствие поведением посла, рвение которого при исполнении служебного долга столь же несомненно, как и его способности, но который проявил склонность отклоняться от благоразумного принятия во внимание его собственного положения и достойных принципов двора, чьим представителем он является». Вскоре буря улеглась, и Эллиот получил награду в 500 фунтов стерлингов.