Наутро я выбралась из дома потихоньку, чтобы не разбудить остальных.
      Кого я стараюсь одурачить? Какое там утро? Середина ночи!
      Формально четыре часа – утро, но ни один нормальный человек не посчитает его таковым.
      Кроме рыбаков. Но может, они по природе другие. Я не знала. Знала одно: Крис ждал меня у дома. Двигатель грузовика тихо ворчал.
      – Еще темно, – прошептала я, забираясь на переднее сиденье.
      – Можешь не шептать, – ответил он с ухмылкой. – Тут только я, и я уже не сплю.
      – Только ты и не спишь.
      Крис наклонился и поцеловал меня.
      – Ну вот! – весело объявила я. – Теперь и я проснулась. Удачный трюк, мистер Чайлдз.
      – Никаких трюков. Все вполне естественно.
      – Ах ты!
      Я игриво шлепнула его, и мы отправились к пристани или причалу, где там он пришвартовал свою лодку.
      Покачивание грузовика убаюкало меня. Когда Крис выключил двигатель, я, вздрогнув, проснулась. И безуспешно попыталась подавить зевок.
      – Поднять меня ни свет ни заря, – ворчала я, кутаясь в одолженный у Клер клеенчатый дождевик. – Ни один нормальный человек не вскочит в такую рань, не говоря уже о том, чтобы рваться в море! Ты должен это понимать!
      – Отказываешься от рыбалки? – уточнил Крис абсолютно серьезно. – Могу отвезти тебя домой…
      Я коснулась его руки:
      – Нет. Конечно, нет. Я готова идти в море. Честно. Даже захватила сумку со всеми необходимыми вещами вроде бумажных платков, лейкопластыря и сока. И еще камеру взяла. Я готова к испытаниям.
      На лодке.
      Я с ужасом уставилась на эту штуку, болтающуюся на воде. На большом холодном водяном пространстве.
      – Даниэлла, – осторожно спросил Крис, – ты боишься воды?
      – Разумеется, нет! – солгала я, пока он помогал мне влезть в лодку. – Я ведь выросла на Лонг-Айленде. У нас полно пляжей. И бассейнов во дворах. У моего дяди тоже бассейн, и мы с кузенами в детстве целыми днями в нем играли.
      – Значит, ты умеешь плавать.
      – Вообще-то нет. Только по-собачьи.
      Крис нахмурился и полез в боковое отделение за чем-то большим, объемным, уродливого зеленого оттенка.
      – Вот. Надень спасательный жилет. Лучший из тех, что у меня есть.
      «Все равно никто не видит», – сказала я себе, ввинчиваясь в жилет.
      Мы поставили паруса, или что там бывает на моторной лодке. Крис помахал какому-то типу в другой лодке. Если не считать его, мы были одни в целом мире.
      Вода была серая, неспокойная. Такое же серое небо отливало серебром. Водяная пыль, попадая на открытые участки кожи, вызывала озноб.
      И вдруг я осознала, что берега давно не видно.
      – Крис, – пробормотала я дрожащим голосом, – мне что-то нехорошо.
      – Не своди глаз с горизонта, – посоветовал он. – И старайся не моргать. Ну. Вот…
      – Гррркхгрррр!!
      Чья-то рука легла на мою спину. Кто…
      Мир завертелся, в висках застучало…
      – Ничего особенного, Даниэлла.
      Крис. Это был Крис.
      – Такое случается со всеми. То есть со многими. Когда отправишься в следующее плавание, не забудь принять драмамин.
      В следующий раз? Он шутил?!
      Я осела на дно лодки. Дурно было до того, что я даже не чувствовала себя униженной. Но через минуту снова перегнулась через борт.
      Единственное, что я забыла захватить, – бумажные пакеты. Блевать в море было жутко. Даже сквозь кошмар тошноты пробивалось кошмарное видение: я лечу вниз головой в соленую пропасть.
      Правда, мне было почти все равно. Утонув, решу все проблемы со рвотой.
      – Хорошо, что я утром не позавтракала, – пробормотала я чуть погодя.
      – Если почувствуешь себя лучше, съешь пару пышек. Я захватил с собой, – предложил Крис.
      Опорожнив несчастный желудок в третий раз, я охнула.
      – Неужели люди действительно едят на рыбалке?
      – Скорее пьют пиво, – сообщил он.
      Вы понимаете, что произошло дальше.
      Но как ни странно, после того как через полчаса или около того тошнота улеглась, я смогла наслаждаться морем и обществом Криса.
      Во всяком случае, как могла, делала вид. Это было моей лучшей ролью. Клянусь. Я охала при виде восхода и ахала над сверкающими волнами…
      – Даниэлла, – вдруг спросил Крис, – ты впервые на лодке? Если не считать парома, конечно.
      – Разумеется, нет! Однажды я отправилась в обеденный круиз!
      – И судно действительно покинуло гавань?
      – Ну конечно. Это же круиз, глупенький.
      – Да я так, на всякий случай. Сейчас выключу мотор и заброшу удочку. Если повезет, поймаем рыбу.
      Собственно говоря, он сказал не это, а произнес какое-то название рыбы, но я в ту же секунду его забыла.
      Крис деловито привязал к леске ярко окрашенную блесну из перьев, в которых был спрятан большой зазубренный крючок.
      – Неужели этот крючок действительно вонзается в рыбий рот? – спросила я, безуспешно пытаясь представить, как это бывает.
      Конечно, я ведь никогда не видела документальных фильмов о природе или специальных выпусков «Нэшнл джиографик». Еще не хватало!
      – Совершенно верно. А теперь отодвинься, я заброшу удочку.
      Я отодвинулась. И уже через несколько минут узнала, что происходит с крючком и рыбьим ртом.
      – Бинго! – воскликнул Крис. – Я так думаю.
      Я наблюдала, как он пытается вытянуть пойманную добычу.
      Наконец Крис перетащил через борт большую мокрую бьющуюся рыбу. Я отпрянула и споткнулась о ведро. Крис положил рыбу на дно и принялся выдирать крючок из ее несчастного рта.
      – Ой! – взвизгнула я. – Как ты можешь так поступать с бедным созданием? Разве крючок не ранит рыбок? О, не могу это видеть!
      – А мне казалось, что ты любишь рыбу.
      Губы Криса подозрительно дрогнули.
      – Приготовленную и поданную на стол – да, – ответила я надменно. – Только не живую, извивающуюся и страдающую. Фу!
      – Значит, ты не поможешь мне свернуть шеи парочке цыплят, которых я хотел зажарить на ужин?
      Я изобразила ужас, и мы поцеловались. А потом еще и еще.
      Спешу добавить, что перед этим хорошенько сполоснула рот зубным эликсиром. Всегда ношу в сумочке пузырек.
      К девяти я уже была дома, немного потрепанная, но оживленная. Честно говоря, не ожидала от себя такой энергии. Достойный член команды.
      «Может, походная жизнь не так уж и плоха», – думала я, открывая дверь нашего маленького дома. Не то чтобы я желала сделать что-то радикальное. Вроде как сбежать в море. Но если я решу больше времени проводить на природе, понадобится соответствующий гардероб.
      А пока придется позаимствовать у Клер каталоги Л.Л. Бина.
      Мысль о шопинге вызвала у меня улыбку.

      – Ну и как прошла рыбалка с мистером Природа? – осведомилась Джинси, наливая третью чашку кофе.
      Нет, меня не волновало, сколько кофе она хлещет, хотя страшно представить, во что превратилась слизистая ее желудка. Беда в том, что Джинси одна способна выпить весь кофейник, но вечно забывает сварить еще один. Для нас.
      Ясно, что это она не со зла. Но все же…
      – Я бы не стала так его называть, – запротестовала Даниэлла, только что вышедшая из ванной в белом топике и таких же шортах. – Все было чудесно. Крис наловил рыбы, вот только не помню, как она называется. Так или иначе… ш-ш… Дэвид идет.
      – А почему… – начала я, но Даниэлла оборвала меня нетерпеливым взмахом руки.
      – Объясню позже, – прошептала Джинси. – Короче, она не желает, чтобы ее идеальный братец узнал о свиданиях с простым рыбаком.
      Дэвид оказался довольно дружелюбным типом. Они с сестрой были похожи: та же оливковая кожа, темные волосы и глаза. Вот только она была пухленькая, а он – худой, мускулистый, как спортсмен, хотя Даниэлла уверяла, что брат никогда не увлекался спортом, а время предпочитал проводить в библиотеке или за компьютером.
      – Дэвид, – любовно добавила она, – настоящий фанатик. Именно потому его и считают таким хорошим доктором.
      Сегодня утром он был одет, как большинство профессионалов на отдыхе: мешковатые брюки, синяя, аккуратно заправленная в них тенниска и мягкие мокасины.
      Почти такие, как у Уина.
      – Ну, мы пошли, – объявил он, поздоровавшись со всеми. – Похоже, сегодня утром нам предстоит небольшой шопинг.
      Роберта широко улыбнулась. Она казалась достаточно симпатичной, хотя я, не знаю почему, посчитала ее ужасно избалованной.
      Но это было всего лишь моим впечатлением, основанным исключительно на внешности и том факте, что вчера вечером я нечаянно подслушала: она жаловалась Дэвиду, что наш дом просто кошмар и следовало бы снять номер в отеле.
      Они устроились во второй спальне, так что мне пришлось лечь вместе с Даниэллой в первой. Джинси решила, пока они тут, ночевать на диване.
      Плотно закрывая дверь, чтобы не доносилось нытье Роберты, я услышала, как Дэвид пробормотал что-то насчет нежелания ранить чувства сестры.
      И подумала, что Дэвид – настоящий подкаблучник.
      Но сегодня утром в раю, похоже, царил мир.
      – Разве он не лапочка? – риторически осведомилась Роберта, погладив жениха по руке. – Покупает мне подарки в любом месте, куда бы мы ни приезжали. Разумеется, иначе я бы не подумала выходить за него, верно?
      Джинси открыла рот, но мой суровый взгляд заставил ее заткнуться. Поразительно.
      Может, ее еще можно перевоспитать?
      Едва Дэвид и Роберта отбыли, Даниэлла предложила пойти позавтракать.
      Мы отправились в город и уселись за крошечным столиком в «Бессиз Брекфаст Бест», в просторечии «Три Б».
      – Я все думала о той статье, – начала Даниэлла, – ну, помните, насчет пар, которым трудно найти себе друзей среди таких же, как они. Людям очень сложно ладить. Как по-вашему, жены друзей тоже обязаны подружиться?
      Джинси пила пятую чашку кофе за утро.
      – Мне кажется, большинство мужчин считают, что после женитьбы они больше никогда не увидят своих приятелей. А если увидят, то только с позволения жен. Возьмите хоть мою семью. Мать готова была костьми лечь, чтобы не дать отцу встречаться с друзьями. Как-то она застала отца, когда тот собрался выпить пивка с одним парнем, Билл его звали, и, представляете, упала в обморок от злости! В то время я была слишком молода, чтобы понять, что происходит, но позже все стало ясно.
      Я перепихнулась с одним из сыновей Билла. Так, ничего особенного. И продолжалось-то все минут десять… После этого мать никогда не общалась с его женой. Собственно говоря, если хорошенько вспомнить, я вообще не видела, чтобы у матери были подруги. Моя мамаша – человек не слишком к себе располагающий.
      Я не стала высказываться из опасения оскорбить соседок, но, признаться, Уин предпочел бы, чтобы я сняла домик на паях с женами или невестами его коллег, чем с незнакомыми женщинами, у которых к тому же нет серьезных отношений с людьми серьезных профессий.
      Он сам мне так сказал.
      На что я ответила, что ни жены, ни невесты его коллег никуда не ездят без своих мужчин. И что я, кстати, не слишком хорошо знакома с ними.
      Тут Уин вдруг заявил: «Может, в этом есть твоя вина, Клер. Может, стоит больше стараться, научиться наконец быть хорошей хозяйкой. Умение развлекать гостей очень важно для моей карьеры. И мне необходимо знать, что я могу на тебя рассчитывать. Любому мужчине необходимо знать, что он может положиться на жену».
      «Ты можешь положиться на меня», – механически отозвалась я.
      «Надеюсь», – кивнул он, прежде чем повернуться к компьютеру.
      – Думаю, многие парни в этом не отличаются от папаши Джинси, – рассуждала Даниэлла, когда я очнулась в следующий раз. – Клянусь, последнее, чего ожидал мистер Ганнон, – что жена Билла и его собственная скорешатся и заставят мужей бросить курить сигары или употреблять макароны с сыром.
      – А я люблю макароны с сыром, – заметила Джинси. – Интересно, почему в рекламных роликах жена всегда выступает как ангел добродетели, который знает, что лучше для мужа? Именно она всегда ест низкокалорийные блюда, а муженек тем временем пожирает пончики. Немало женщин обожают пончики. Например, я.
      – Современный миф об американской семейной жизни, – ответила я, ковыряя вилкой витаминный фруктовый салат и вспоминая, как часто сама требовала от Уина соблюдать диету. – Зачем ты вообще обращаешь внимание на рекламу?
      – Она, как правило, интереснее шоу. Не можешь же ты утверждать, что «Большой брат» интереснее последнего блока рекламы «Найк»?
      – Не знаю. Никогда не смотрела реалити-шоу, – призналась я.
      – Женщины, – объявила Даниэлла, – не хотят, чтобы мужья выбирали им подруг по своему вкусу. У женщин собственный процесс выбора.
      Совершенно верно. Только скажите это Уину.
      Официантка убрала со стола, хотя соседки, как могли, растягивали свой кофе, а я по глоточку пила минералку.
      – Ну, разве не было бы расчудесно, если бы наши парни тоже поладили? – оживилась Даниэлла. – При условии, конечно, если у каждой из нас появится постоянный парень. Тогда мы могли бы дружить семьями.
      Джинси рассмеялась:
      – Да мы трое едва терпим друг друга! Каковы шансы найти трех психологически совместимых людей, чтобы добавить к взрывчатой смеси?
      – Ненавижу групповщину! – выпалила я, удивив себя такой дерзостью. Может, все дело было в свежем ветерке, дувшем с моря? – Прямо закон какой-то, – продолжала я. – Закон, диктующий, что если вы пара, значит, следует дружить исключительно с другими парами. Во всяком случае, это как раз в духе Уина. Общаться только с парами. И только с людьми, которых он знает по работе.
      – Скользкие корпоративные адвокаты, – поддела Джинси.
      «Занудные корпоративные адвокаты, – поправила я про себя. – По крайней мере те, с которыми любит проводить время Уин».
      – Ну, ты знаешь! – воскликнула Джинси. Она высказывалась громко и горячо даже на совершенно незначительные темы, вроде того, как правильно произносить: «Сьюзи» или «Сузи». – Ненавижу женщин, которые, став частью пары, перестают говорить «я». Только «мы». Типа: «О, мы провели субботу дома» – вместо того чтобы сказать правду: «Боб мыл машину, а я читала книгу».
      – Но разве смысл не в том, что парочки должны проводить время вместе? – запротестовала Даниэлла.
      – Да, но ведь перед этим ты не была частью пары, – вскинулась Джинси. – Ты индивид, который вступил или не вступил в отношения с кем-то. Чувствуешь разницу?
      – Я в этом совсем не разбираюсь, – признала я. – Последнее время совсем не ощущаю, что сначала я индивид, а уже потом – часть пары. Мне почему-то постоянно кажется, что я стала… стала частью Уина. Не знаю, остались ли мы парой. И по-прежнему ли равные партнеры.
      «И были ли равными с самого начала?» – спросила я себя. Еретическая мысль.
      – Уин и суб-Уин, – протянула Джинси. – Думаю, это мерзко.
      – Почему бы не признаться честно, что думаешь на самом деле? – сухо заметила Даниэлла.
      – Я только что это сделала! – ухмыльнулась Джинси.
      Свежий ветерок неожиданно улегся, вытесненный тяжелой полуденной жарой.
      Я решила, что о моей личной жизни на этот момент сказано более чем достаточно.

      Глупый Рик Лонго.
      Подумать только, что за день! И вот она я, бредущая по берегу муниципального пляжа Эдгартаун – Оук-Блаффс: ноги погружаются в мокрый песок, вода нежно лижет щиколотки, солнце поджаривает кожу. А в голове только глупый Рик Лонго.
      Примчавшись спасти меня от несуществующего взломщика, Рик поднялся в моем мнении еще на одно деление. Ну, честно говоря, не на одно. А на два. Потому что он ни разу не задрал носа и не похлопал меня по головке с самым снисходительным видом, а ведь я разбудила его посреди ночи.
      Поверьте, я очень внимательно выискивала малейшие следы насмешки и презрения со стороны коллег. И, ничего не обнаружив, приступила к Рику.
      Вошла в его офис и закрыла за собой дверь. Рик поднял голову от компьютера и при этом каким-то образом умудрился свалить со стола несколько толстых папок.
      – Привет, – пробормотал он, мельком взглянув на разлетевшиеся бумаги. – Что случилось?
      – Лучше признайся, кому ты сказал, – потребовала я. – Все ведут себя как ни в чем не бывало. И сколько ты заплатил им, чтобы заткнуть рты?
      Рик настороженно уставился на меня:
      – По-моему, ты немного не в себе.
      – А вот это роли не играет, – огрызнулась я, хотя, разумеется, играло, и еще как!
      Рик встал и обошел стол. Я отодвинулась, едва он присел на край, чуть не напоровшись задницей на раскрытые ножницы.
      – Джинси, я никому не говорил про вчерашнюю ночь, если ты, разумеется, имела в виду именно это. То есть мнимый взлом.
      – Мнимый? Ты что, заделался копом? Мистер Защитник Закона, вещающий на профессиональном жаргоне! И да, я именно это имею в виду. Инцидент, на который я ссылаюсь.
      – Я словом не обмолвился. Никому, – спокойно подтвердил Рик. – Если не считать Джастина. Хотел объяснить, почему вытащил его из кровати в середине ночи и оставил у миссис Мерфи. Вот и объяснил, что друг нуждается в помощи. Что было чистой правдой. Конец истории. А что тебя волнует?
      «О Господи, Джинси! – сказала я себе, тупо глядя на сидевшего на столе Рика. Машинально отмечая, как обрисовала мышцы бедра натянувшаяся ткань брюк. – Ты в самом деле хочешь стать для него кем-то большим, верно? О да».
      Но я упорно молчала.
      Рик скрестил руки на груди. Рукава были закатаны до локтя. Широкие запястья. Сильные руки.
      – Ты в самом деле считаешь, что над этим можно посмеяться? – удивился он.
      Вопрос застал меня врасплох.
      – Нет! Конечно, нет! Я смертельно испугалась, да и бедная миссис Нортон – тоже. Не знаю, сколько еще она сможет жить одна…
      – В таком случае, – перебил он, – почему я должен видеть в этом что-то смешное?
      Я пожала плечами.
      Джинси, ты круглая идиотка! Единственная в своем роде.
      – Я бываю слишком агрессивной. Иногда.
      – У всех свои недостатки, – усмехнулся Рик.
      – Вроде неуклюжести?
      – Помимо всего прочего.
      – Чего именно? – допытывалась я, гадая, уж не флиртует ли он.
      – Не такой я дурак, чтобы выкладывать тебе все о своих недостатках.
      О да. Флиртует.
      Последовало молчание, несколько минут мы смотрели друг другу в глаза, и, если мне это не почудилось, сексуальное напряжение нарастало с ураганной скоростью.
      Я всегда умела верно истолковать сексуальный призыв. Особенно такой, на который была готова ответить.
      Когда Рик уже хотел что-то сказать, за моей спиной появился Келл.
      – Вот ты где! – закричал он, дыхнув мне в шею чесночным пламенем. – Ты мне нужна, немедленно!
      И, схватив меня за руку, потащил в коридор.
      На ходу я оглянулась. Глаза Рика все еще пылали.
      Пылали?
      «Смотри, – предостерегла я себя. – Сказывается влияние Даниэллы».
      Я едва уклонилась от столкновения с бандой малолетних правонарушителей, рвущихся к воде. Ребятишки. Чьей идеей был каждый из них?
      У Рика есть ребенок.
      Черт! Несмотря на слепящее солнце и сверкающую воду, я не могла выкинуть Рика из головы. Его объятия, когда я распахнула дверь, мои поцелуи на его шее. Господи, до чего же мне было стыдно!
      Я добралась до конца двухмильного отрезка береговой линии и повернула обратно, но, сделав пару шагов, обнаружила Дэвида и Роберту чуть повыше, почти рядом с дорогой, подальше от воды.
      Дэвид был в обычном пляжном костюме: шортах из плащовки и тенниске. Роберта – в ярко-розовом, не доходящем до пупка топе и супернизко сидящих на бедрах белых капри.
      Похоже, они ссорились. Вернее, ссорилась Роберта. Кричала, яростно махала руками. Дэвид помалкивал, стоя абсолютно неподвижно. Бессильно уронив руки.
      Я отвернулась и ушла.
      Должно быть, скандалы на пляже так же унизительны для посторонних, как и для спорящих, сознающих, что на них глазеют. Никому не нравится трясти грязное белье на людях. И никто не желает наблюдать, как чужое грязное белье колеблется на ветерке.
      Последнее в полной мере относится ко мне. Я точно знаю, что некоторые люди испытывают подленькое злорадное удовольствие, наблюдая, как рушатся цивилизованные фасады окружающих. Разве не для этого существует «Е!»? Журнал «Пипл»? Интервью Кэти Каурик?
      Пройдя еще немного, я осторожно оглянулась. Дэвида и Роберты не было видно.
      Интересно, он заметил меня? Я надеялась, что нет. Он совсем неплохой малый. Немного безвольный, что доказывал выбор невесты, но вполне ничего.
      Роберта, должно быть, настоящий динамит в постели.
      Потому что других выдающихся качеств я не заметила. А только что увиденная сцена подтвердила уже успевшее сложиться впечатление от будущей невестки Даниэллы.
      Роберта – классический пример избалованной стервозы. Жаль, что такой хорошей девчонке, как Даниэлла, придется ее терпеть.
      Не то чтобы Даниэлла внезапно сделалась моей лучшей подругой. Я не стала бы убеждать присяжных заседателей в ее высокоморальных принципах и не думаю, что, попав со мной на необитаемый остров, она добровольно дала бы себя съесть во имя моего спасения тигру или любому другому дикому зверю. Скажем, вепрю.
      Все же я не так уж плохо разбираюсь в людях, и мне ясно, что под внешностью легкомысленной и пустоголовой девицы кроется хороший человечек. Довольно умный.
      Может, она немного сбита с толку, может, бросает вызов обществу, – но, черт подери, кто из нас не был сбит с толку? И кто не бросал вызов обществу?
      Роберта. Вот кто. Она и ей подобные.
      Клянусь, эта девица прозрачна, как стекло, легковесна, как комок пенопласта, поверхностна и ограниченна, как мелкая лужа, оставшаяся после дождя. Я бы не поверила ей ни на цент. Представляю, как она выглядит, если хорошенько отмыть ее от всей косметики и снять тонну украшений.
      «Отлично, Джинси, – выругала я себя. – Легко осуждать других, не так ли? Куда проще, чем попытаться привести в порядок собственную жизнь! Как можешь ты справиться с дурацким увлечением Риком, если проводишь кучу времени, издеваясь над какой-то дурочкой с Лонг-Айленда?»
      Я возвращалась домой, чувствуя себя кем-то вроде гнусных злорадствующих зевак, которых так презирала на словах.

      Небеса разверзлись около часу дня.
      Я всегда находила дождливые дни ужасно угнетающими. Они воскрешали воспоминания о летних каникулах, когда мать даже в морось не пускала меня и братьев к озеру.
      Оно лежало всего в нескольких футах от дома – большое прекрасное озеро, считавшееся в пасмурную погоду запретной территорией. Я считала, что мать жутко несправедлива.
      Что такого страшного могло случиться?
      «Может ударить молния и сжечь тебя заживо, – объяснила мать. – Может подняться волна и накрыть тебя с головой. Отвязавшаяся лодка может ударить тебя по голове и загнать твое тело вниз, в мутные глубины…»
      И дождь, и чрезмерная осторожность матери, казалось, сокращали каникулы. Вынуждали думать о возвращении в школу, к ежедневному однообразию будней.
      В детстве мне казалось, что в разнообразии заключена особая магия. Перемена места означала перемену мыслей и чувств. Другая одежда, другая еда, другие люди. Перемены вызывали эмоциональный подъем.
      Когда я была ребенком. Дети отважны.
      Начиная лет с двенадцати я стала испытывать иные чувства.
      Считать, что перемены – нечто неприятное и пугающее. А отличия от того, к чему привыкла, – нечто путаное, требующее напряжения мысли. Однообразие означало безопасность и надежность.
      Полагаю, что для большинства людей взросление – время мятежа. Испытания чужих нервов. Проверок, до каких пределов могут дойти люди. Сексуальных подвигов. Для меня же – время страха. Желания замкнуться в себе, отделиться от окружающих.
      Разумеется, я осознала это много лет спустя, когда вернуть юность было невозможно. Потому что я была с Уином уже почти десять лет.
      Так и слышу, как Джинси цитирует отца: «Человек крепок задним умом. Молодые, не задумываясь, тратят юные годы».
      И Даниэлла тут же вспоминает мудрое изречение бабушки: «Лови день. Карпе диэм».
      Не уверена, что я что-то сумею поймать, не говоря уж о целом дне.
      Но что же я за человек в свои двадцать девять лет, если меня все еще преследуют те пасмурные дни на озере?
      Дождь лил как из ведра, и к двум часам все надежды спасти хоть остаток субботы исчезли. Мы расположились в гостиной с книгами, журналами и телевизором.
      – Поверить не могу, – простонала Джинси, – что здесь ничего не дают, кроме «Энтик роудшоу»!
      – Ты спятила! – взвилась Даниэлла. – Да это класс! Супер! Хотя, должна признать, весьма огорчительно, когда какая-то полуграмотная, беззубая разжиревшая особа в бесформенном платье обнаруживает, что владеет постельной грелкой ценой в триста тысяч долларов или около того. По-моему, такие, как она, не заслуживают подобных денег! Да она просто не знает, что с ними делать!
      – А ты знаешь! – ехидно хмыкнула Джинси. – Хотя… ты, возможно, в самом деле знаешь, что делать с деньгами.
      Даниэлла кивнула. Она умела кивать по-королевски, что казалось в ее исполнении совершенно естественным.
      – Я родилась с доминантным геном вкуса и за все эти годы успела отточить свой талант. Знаешь, в Библии говорится, что нельзя держать свой талант под спудом. Иначе говоря, если Господь дал тебе дар, пусти его в дело.
      – А мне казалось, что ты приписывала свой вкус генетике, а не Богу, – съязвила Джинси. Даниэлла ответила одним из ставших уже знаменитыми взглядов, ясно говорившим: «О’кей, мы все знаем, что ты умна, но почему бы хоть на минуту не заткнуться?»
      – Клер, не пойми меня неправильно, – сказала она, поворачиваясь ко мне, – но, солнышко, последнее время ты выглядишь немного измученной. Чуточку расстроенной. Самую малость недокормленной. Я давно не видела румянца на твоих щеках. Зато присутствуют темные круги под глазами и крохотные морщинки вокруг губ.
      – Даниэлла пытается таким образом сказать, что ты, похоже, все худеешь.
      – О, со мной все в порядке, – небрежно отмахнулась я. – Просто слишком много хлопот. Кажется, я несколько раз пропустила обед.
      – Милая, опять же, со всем надлежащим уважением замечу: костлявые невесты сейчас не в моде. Ты должна быть невестой, сияющей здоровьем и красотой. Я права? Нельзя же, чтобы в твой великий день платье висело на тебе как на вешалке? Оно должно облегать твои формы.
      – Будет облегать, – буркнула я, не слишком, впрочем, убедительно. Я еще и не думала о платье, хотя, разумеется, солгала Даниэлле, что все на мази.
      Даниэлла подалась вперед и сжала лежащие на коленях руки.
      – Клер, будь с нами откровенна. У тебя, случайно, не приступ анорексии?
      – Что? – удивилась я. – Нет. Вообще-то анорексия не протекает приступами, это не мигрень. И я не страдаю анорексией. Господи, как тебе пришло такое в голову?
      Даниэлла пожала плечами:
      – Просто, если у тебя приступ анорексии, есть люди, готовые тебе помочь. Места, куда можно обратиться. Просто подумай об этом, чтобы не страдать зря.