Джинси позвонила Даниэлле на сотовый по пути в «Джоуз».
      – Она придет, – со смехом объявила Джинси, захлопывая крышечку мобильного. – Говорит, что умирает от желания надеть новые босоножки. Сплошной ветер в голове.
      – Ну, не совсем, – возразила я.
      – А, не важно. Просто не хочу снова везти ее в больницу. Пришлось трижды принимать душ, прежде чем руки перестали пахнуть мокрой марлей. А я ведь вообще не касалась никакой марли.
      Едва мы устроились в баре наверху, вбежала раскрасневшаяся от жары Даниэлла.
      – О’кей. Я-то знаю, почему это небольшое общество так меня достало, – сообщила Джинси. – А вот почему ты полезла в бутылку? Клер?
      Хороший вопрос.
      Вряд ли это была зависть. Я помолвлена. Ношу на пальце массивное кольцо – престижная вещь в мире, где размер камня имеет такое значение. Скоро я, как в свое время мамочка, поселюсь в удобном загородном особняке, с беседкой и бассейном.
      Тогда что же?
      Страх.
      Боязнь материнства? Беременности? Родов?
      Или все-таки я испугалась самого первого шага?
      Замужества.
      А если это не страх, то… колебания?
      Может, я просто не готова к замужеству?
      Может, не готова к браку с Уином?
      Но я приняла его предложение. Неохотно, но приняла.
      Как же объяснить свои ощущения Джинси и Даниэлле, если сама не способна в них разобраться?
      И тут слова вдруг сами посыпались с языка.
      – Не знаю, – выпалила я, разрывая салфетку в клочья. – Просто не знаю. Сегодня я одинока и хочу танцевать до рассвета в бостонском клубе. Не то чтобы я была завсегдатаем ночных клубов, честно говоря, в жизни не была ни в каком клубе… ну, вы понимаете, о чем я. А завтра – я уже на девятом месяце и делаю ванночки для отекших ног. Это просто…
      – А я думала, ты хочешь детей, – перебила Джинси, окинув меня проницательным взором.
      – Хочу! Только не…
      – Сейчас, – закончила Даниэлла, тоже пронзив меня взглядом.
      Они словно пригвоздили меня к месту.
      – Не знаю, – пробормотала я, не в силах ни солгать, ни уклониться. – Не знаю, что ответить: «не сейчас» или не «от Уина». Может, это одно и то же.
      Джинси и Даниэлла продолжали выжидающе таращиться на меня.
      Я глубоко вздохнула и приготовилась признать то, о чем никогда и никому словом не обмолвилась.
      – Понимаете, – выдохнула я, опуская глаза, – Уин мой первый настоящий бойфренд. То есть я больше вообще ни с кем не спала. Понимаю, это звучит старомодно…
      – Это звучит жалко, – отрезала Джинси. – Прошу прощения.
      За что она извинилась? В самом деле, прозвучало жалко. Мне и самой так казалось.
      – Знаю, – кивнула я. – И теперь не могу не гадать, что же я все-таки упустила. И имеет ли то, что я упустила, какое-то значение.
      Даниэлла покачала головой:
      – Солнышко, только ты можешь на это ответить. Лично я представить не могу, каково это – никогда не заниматься сексом с другими мужчинами, прежде чем выйти замуж. Но с другой стороны, у меня никогда еще не было таких длительных отношений. То есть мой рекорд – три, может, четыре месяца. Однажды я встретилась с человеком гораздо меня старше. Так что у нас с тобой совершенно разная личная жизнь.
      – Просто не знаю, что делать, – снова призналась я, продолжая удивлять себя каждым словом. До этого момента я никогда, никогда не озвучивала свои сомнения и страхи. – Действительно ли Уин – подходящий для меня муж? Или я выхожу за него потому, что мне вот-вот стукнет тридцать и давно полагается быть женой и матерью? Я ведь не просила его делать предложение, – продолжала я почти умоляюще. – Никогда не упоминала о свадьбе. Но теперь, когда я помолвлена… понимаете, кругом так много ужасных типов, а мы так долго были с Уином. Мы по-настоящему знаем друг друга. Во многих отношениях. Неужели я буду такой дурой, чтобы отказаться от всего этого? С Уином все будет надежно. Я права?
      «Пожалуйста, – взмолилась я про себя, – пусть кто-нибудь скажет, что я права».
      Джинси встала и проследовала в дамскую комнату.
      Даниэлла откашлялась и вынула из сумочки компакт-пудру.
      – Еще налить? – спросил бармен.
      Значит, на этот вопрос я должна ответить сама.

      Это был один из типично дерьмовых вечеров.
      Рассыльный из китайского ресторана перепутал заказ, а я это обнаружила, когда он уже смылся с моими денежками.
      Из крана текла ржавая вода.
      Вода в моей крохотной квартирке часто бывает ржавой, так что пришлось довольствоваться выдохшейся газировкой «Доктор Пеппер».
      Телефон звонил. Звонил. И звонил… Очевидно, автоответчик забастовал. Опять.
      Освободившись, я метнулась на крохотную кухоньку, схватила трубку и рявкнула:
      – Алло?
      – Хай! – отозвался щебечущий визгливый голосок. – Могу я, пожалуйста, поговорить с госпожой дома?
      – С кем?
      Я вовсе не собиралась грубить. Само собой получилось.
      Владелица щебечущего визгливого голоска ничуть не обиделась.
      – Это госпожа дома? – повторила она.
      – Прошу прощения, – парировала я, – вы, кажется, звоните прямо из девятнадцатого века?
      Девица заткнулась: видимо, сценарий телемаркета не подразумевал именно этой ремарки. Я воспользовалась молчанием.
      – Итак, что вы продаете? Корсеты? Нюхательные соли? Пояса целомудрия?
      Телемаркет отсоединился. Подозреваю, она вообразила, что попала к сумасшедшей, которой больше пристала жизнь на заплесневелом чердаке, чем в домашнем уюте на прекрасно оборудованной кухне.
      Я пожала плечами и повесила трубку. Никому еще не удавалось назвать меня «госпожой» и отделаться всего лишь брошенной трубкой!
      Я съела все, что смогла переварить, из смеси орешков кешью и пророщенной фасоли, и плюхнулась в постель. Но сон никак не шел. Я вертелась с боку на бок почти час, прежде чем наконец заснула. Мне приснилась демонстрация с огромным воздушным шаром в виде голого безволосого мужика. И среди этих держателей, или как там можно назвать людей, которые удерживают за стропы такие шары, была и я. И все время поглядывала вверх, проверяя, не оторвались ли гениталии у этого шара.
      Фу! До чего же противно они болтались!
      Из этого непонятного, но странно приятного сна меня вырвал звук, природу которого я не сразу смогла определить.
      Какой-то неправильный звук.
      Звук, которого здесь не должно было быть.
      Я села, словно это могло помочь ушам лучше распознать происхождение звука.
      Никакого сомнения: кто-то стоял у двери. А другого выхода, кроме ржавой старой пожарной лестницы, не было, и если я хоть что-то понимаю, она обрушится в тот момент, когда я поставлю ногу на первую ступеньку.
      – О черт, о черт! – пробормотала я и, стараясь не шуметь, соскользнула с постели и поспешила к телефону.
      «Только не включай свет, Джинс, – сказала я себе. – Взломщик-насильник поймет, что я его услышала, взбесится, проломит дверь топором, который наверняка догадался захватить с собой, и прежде, чем я успею набрать 911, от меня останутся одни кровавые ошметки! Номер легко набрать, Джинс. Для этого свет не нужен».
      Я осторожно сняла трубку с радиотелефона и набрала три цифры.
      И стала молиться: «О, пожалуйста, пожалуйста, возьмите трубку!»
      Трубку взяли после третьего звонка. Дежурная телефонистка!
      – Кто-то пытается вломиться в квартиру, – прошептала я.
      – Вы уверены, мэм? – спросила она. Клянусь, тон у нее был скучающий!
      – Что? Конечно, уверена. Кто-то стоит под дверью.
      – Назовите адрес, мэм.
      Я поспешно пробормотала название улицы и номер дома.
      – Пожалуйста, поскорее! Я слишком молода, чтобы умирать!
      – Мэм, – задребезжал скучающий голос, – в этом районе нет ни одной патрульной машины. Постараемся как можно скорее кого-нибудь прислать. А пока постарайтесь не впускать этого человека.
      Не впускать этого человека?!
      – Мэм?
      – Что это значит? – прошипела я, бросив взгляд на сотрясавшуюся дверь. – Вы что, воображаете, что я приглашу убийцу на кофе? Спятили?!
      – Мэм, вам совершенно нет необходимости…
      Я бросила трубку, можно сказать, в лицо этой стерве!
      Кому позвонить? Кому?!
      Рику! Я позвоню Рику!
      Я схватила рюкзак и вывалила содержимое на стол. Плевать, если киллер меня услышит!
      Вот она, моя записная книжка!
      Включила настольную лампу, набрала номер.
      – Рик!
      – Джинси? – сонным голосом отозвался тот. – Что случилось? Сейчас два часа ночи.
      – Кто-то пытается вломиться в квартиру! – взвыла я. Господи, я становлюсь истеричкой.
      «Как я смогу жить с этим?» – подумала я. Но тут же эту мысль перебила другая: «Жить и не придется. Если меня убьют».
      – Звонила в полицию? – отрывисто спросил он.
      – Да, да, но там сказали, что им некого послать, и…
      – Я немедленно еду. Забаррикадируй дверь. Нет, лучше держись от нее подальше, на случай… на случай если у него пистолет. Закройся в дальней комнате или в чулане… ну, ты поняла. По пути я снова позвоню в полицию. Джинси?
      – Ч-что? – всхлипнула я.
      – Держись. Все будет в порядке. Только спрячься.
      Я и спряталась. Под кроватью. Все же худоба и маленький рост имеют свои преимущества.
      И стала ждать. Дверь по-прежнему дергали, и я в конце концов задалась вопросом, что это за странный вор такой.
      Новичок? Пьяница? Или, не дай Бог, наркоманы?! Такие особенно опасны! Я сама видела по телевизору!
      Не знаю, сколько времени прошло, пока я наконец услышала вой сирен, а за ним тяжелый топот ног по ступенькам коридора, крики, и мгновенное, сбивающее с толку молчание.
      – Джинси!
      Рик!
      Я выкарабкалась из-под кровати и взвизгнула:
      – Рик!
      – Все в порядке, – окликнул он. – Здесь полиция! Можешь открыть дверь!
      Разодетая в спортивные штаны и ветхую майку, я рывком распахнула дверь и бросилась в объятия Рика. Он прижал меня к себе и гладил по спине, пока я, рыдая, целовала его в шею. Я не сразу сообразила, что у нас появились зрители. А сообразив, отстранилась и вытерла слезы ладонью.
      – Вы его поймали? – спросила я полицейского, слишком пристально наблюдавшего за нами. Извращенец.
      Офицер Свин Мак-Свин расплылся в улыбке:
      – Не было никакого грабителя, мэм.
      Почему все величают меня «мэм»?
      Я повернулась к Рику:
      – Был! Кто-то пытался ворваться в квартиру!
      – Э… Джинси…
      Рик указал куда-то в дальний конец полутемного коридора. Еще один полисмен тихо говорил что-то хрупкой сгорбленной старушке в халате.
      – Что здесь делает миссис Нортон? – спросила я. – Господи! Неужели грабитель пытался пробраться и к ней?
      Рик смущенно откашлялся.
      – Джинси, миссис Нортон и есть твой взломщик. Понимаешь, она неизвестно почему вышла из квартиры, – ты знаешь, что у нее болезнь Альцгеймера? Мы позвонили ее сыну, он сейчас приедет. Она перепутала свою дверь с твоей и…
      Я снова взглянула на миссис Нортон. Бедняжка казалась очень испуганной.
      – Вот как, – промямлила я. – Мне ужасно жаль.
      Гигант-полисмен продолжал нагло ухмыляться.
      – Безопасность лучше поздних сожалений, мэм.
      – Ты все правильно сделала, Джинси, – утешил Рик и обратился к Свину: – Она может вернуться в квартиру?
      – Разумеется, – пожал тот плечами. – Преступления не было.
      Открывая дверь, я услышала, как он добавил:
      – Если не считать зря потраченного полицией времени.
      Рик тоже его услышал, потому что втолкнул меня в комнату и захлопнул дверь.
      – Не хочешь же ты подраться с полицейским, – предупредил он.
      Теперь я злилась и одновременно сгорала от стыда. Не слишком приятное сочетание.
      Ну надо же, я даже не подумала поискать среди домашней утвари что-то, хоть отдаленно напоминающее оружие! А вместо этого позвала на помощь и залезла под кровать!
      Ясно, что теперь все надо мной насмехаются!
      – Попробуй только посмеяться надо мной! – предупредила я.
      – Похоже, что я смеюсь?
      – Ну… в душе! Не смей издеваться надо мной в душе!
      Рик тяжело вздохнул:
      – Джинси, давай сядем. Сейчас я позвоню соседке и спрошу, не сможет ли она остаться с Джастином до утра. А потом мы выпьем за то, что ты осталась жива. О’кей?
      – Ни к чему разыгрывать из себя героя, – буркнула я, обняв себя за плечи.
      Запоздалая реакция. Меня бил озноб.
      – Надень свитер, – велел он. – И смирись с тем, что сегодня я герой. В следующий раз наступит твоя очередь быть героиней.
      Я взглянула на Рика: всклокоченные со сна волосы, босые ступни, сунутые в разные кроссовки, темные круги под глазами.
      Мой герой.
      Я разрыдалась.

      Телевизор был включен, но я почти не смотрела на экран.
      Что-то историческое. Насчет Французской революции.
      Отец был прав. Этот канал следовало бы назвать Военным. Или Каналом Поджигателей Войны.
      Или каналом того, Как Кровожадные, Рвущиеся к Власти Мужчины Портят Все на Свете!
      Я зачерпнула ложкой мороженое из стоявшего на коленях пинтового стаканчика и предалась ленивым мыслям. Совершенно бессвязным мыслям.
      Миссис Хеди, моя учительница в третьем классе, в своем мешковатом оранжевом кардигане.
      Ворчливый голос бабушки, замолчавшей навеки десять лет назад.
      Первый день в колледже, температура почти девяносто градусов.
      Ночь, когда я встретила Уина, ледяной осенний ветер.
      Около одиннадцати в двери повернулся ключ. Минуту спустя в гостиной появился Уин и бросил пиджак на спинку стула.
      Повесить его, разумеется, моя обязанность.
      – Ну, с кем ты ужинал?
      Уин стащил галстук и тоже бросил на стул.
      – Привет. Вряд ли ты с ними знакома.
      Я убавила звук и выпрямилась.
      – Я так и предполагала. Но все равно хочу знать, понятно? Мне интересно. Хочу побольше знать о твоей работе.
      Уин как-то странно глянул на меня.
      – Понимаю. Но не хочется тебе докучать. На твоих плечах и без того много всего. И на уме… Вообще проблем немало.
      – Откуда тебе известно, что у меня на уме? – отрезала я. – Ты всегда… всегда…
      – Что – всегда? – вздохнул Уин.
      Я снова откинулась на спинку кресла.
      – Ничего.
      Уин вышел из гостиной, и я услышала, как он возится в ванной. Вернулся он уже в пижаме и очках.
      – Иду спать, – объявил он.
      Я пожала плечами и снова прибавила звук. Уин не уходил. Я терпеливо ждала.
      – Солнышко, сколько можно есть мороженое? По-моему, с тебя хватит. Не хочешь же ты потолстеть, когда у нас свадьба на носу? Тебе это не к лицу, – посоветовал он наконец.
      Я, не отвечая, продолжала глазеть на экран. На портрет очередного, неведомо какого по счету короля Людовика.
      Уин все-таки ушел.
      Я спокойно доела мороженое.
      Он совсем не видит меня. В упор не видит.
      Если бы посмотрел как следует, наверняка заметил бы, что со времени помолвки я потеряла семь фунтов.
      Глядя на меня, он видел то, что хотел видеть.
      Интересно, что же именно?

      Я всегда гордилась способностью себя развлечь.
      Не имею в виду ничего сексуального, нет уж, спасибо.
      Видите ли, сколько помню себя, я всегда была чем-то вроде одинокого волка. Замкнутая, отчужденная. Не асоциальный тип или что-то в этом роде, просто вполне самодостаточная личность.
      Но среднему человеку обычно бывает не по себе в присутствии одиночек-индивидуалистов. Особенно когда одиночки-индивидуалисты – совсем еще дети.
      Много лет взрослые пытались, что называется, вовлечь меня в коллектив. Обычные люди просто не понимают детей, которые предпочитают держаться в стороне от этого самого коллектива.
      Когда я была в начальной школе, за дело взялась моя мать.
      – Каждая маленькая девочка хочет записаться в герлскауты! – умоляла она.
      – Только не я, – напрямик заявила я.
      – Но почему, Даниэлла? Там так весело!
      Я раздумывала над ее словами секунд этак тридцать.
      – Нет, спасибо, – отказалась я, расправляя новую розовую юбочку, недавний подарок бабушки. – Кстати, эти униформы – настоящее уродство. Зеленый и коричневый цвета кажутся грязноватыми.
      Администрация средней школы подхватила знамя коллективизма, которое выпустила из рук моя мать.
      Еще в предпоследнем классе психолог-консультант предупредил, что меня не примут в приличный колледж, если я не запишусь в спортивный клуб или не займусь каким-нибудь видом внеклассной работы.
      – А именно? – попыталась уточнить я.
      – Ну, скажем, быть в команде поддержки. Или, ну не знаю, в школьной газете. Чем ты интересуешься, Даниэлла?
      – Одеждой и драгоценностями.
      – Правда, у нас нет кружка кройки и шитья, но, может, ты организуешь? Инициатива всегда приветствуется и…
      Полагаю, мое потрясенное лицо остановило мистера Бернса на полуслове.
      – Ну, – покорно добавил он, – хотя бы подумай об этом, ладно?
      – Договорились, – кивнула я, поднимаясь, чтобы покинуть душный крохотный кабинет. – Но на вашем месте я бы не слишком рассчитывала.
      К счастью, ко времени окончания колледжа большинство взрослых решили позволить мне жить своей жизнью. Может, потому что я сделалась почти одной из них.
      Во всяком случае, никто не стал протестовать, когда я объявила о своем решении жить самостоятельно. Каждое лето я устраивалась сразу в несколько мест – не такая легкая задача, когда пытаешься одновременно вращаться в обществе, – чтобы платить за одноместную комнату в общежитии.
      Понимаете, быть постоянным участником фильма ужасов в образе соседки, готовой трещать все двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, – не то удовольствие, которое мне хотелось бы испытать.
      Даю слово, мне никогда не надоедало собственное общество. И я не скучала, проводя вечер в одиночестве и дома.
      До той особенной ночи в июне, примерно за шесть недель до моего тридцатилетия.
      Уютная квартирка в Бэк-Бэй сверкала чистотой.
      Тихо мурлыкал кондиционер.
      Холодильник был набит всем необходимым: шампанское, диетическая газировка, йогурт.
      Я только что вернулась из любимого парикмахерского салона, где сделала маникюр и педикюр.
      Все было идеально, на своих местах.
      Кроме меня. Я вдруг обнаружила, что стою посреди гостиной.
      Просто стою.
      Видите ли, обычно я никогда не стою. И не сижу.
      Я лежу на диване. Но это, пожалуй, можно назвать искусством.
      А вот в моем сегодняшнем состоянии, пожалуй, было нечто иное. И совершенно новое.
      Я не находила себе места. Вот оно что. Должно быть, именно это состояние люди называют «зайти в тупик».
      Я понятия не имела, что делать с собой.
      Собственно говоря, ничего особенного я и не хотела делать и все же горела желанием совершить что-то необыкновенное, значительное, что-то…
      Вот оно! Позвоню-ка я матери! Когда все остальное не помогает, возьми трубку и набери номер.
      На полпути к телефону я передумала. Она наверняка спросит, как идет охота на мужа, а у меня почему-то не было настроения отчитываться о последних достижениях.
      Тем более что все достижения полетели к черту при появлении здоровенного гоя, который стал занимать слишком много моего времени.
      Моего ментального пространства.
      А как насчет сердца?
      – ТВ, – решила я. – Вот что я сделаю. Включу телевизор. Тогда можно не думать. Ни о ком. И ни о чем.
      Пощелкав пультом, я убедилась, что ни на одном из каналов нет моих любимых шоу.
      «Даниэлла, – упрекнула я себя, – давно пора подключиться к спутниковому телевидению!»
      И оглядела комнату, словно ожидала, что в углу или на полке притаилась блестящая идея, ожидающая, когда ее заметят.
      Ничего.
      «Даниэлла, – снова пожурила я себя, – завела бы хоть хобби какое, что ли! Может, вязание? Или бисерное плетение. Или шитье. Кроила бы себе одежду…»
      Можно подумать, такое когда-нибудь случится!
      Я плюхнулась на диван и вздохнула.
      Что, если почитать? Все какое-то занятие.
      Но у меня было только две книги: словарь, оставшийся еще с колледжа, и Библия, подаренная в детстве.
      Дело в том, что я почти ничего не читаю. Кроме журналов. Да и те прочитаны по крайней мере дважды.
      «Впрочем, и в третий тоже не помешает», – решила я, схватив последний выпуск «Вакейшнз». И стала листать, пока не набрела на снимок парочки на пляже в лучах заката. Сидевшие на одеяле молодые люди, окруженные остатками пиршества, смотрели куда-то вдаль. И никакие мерзкие чайки не оскверняли сцену.
      Класс! Я снова думала о Крисе.
      По моему опыту, союз христианки и еврея или наоборот ни к чему хорошему не приводит, если не считать редкого исключения в лице Шарлотты и Гарри из «Секса в большом городе». Да и то вначале оно выглядело истинным несчастьем. Она даже обратилась в его веру, и – бац! Вместо свадьбы – разрыв. Вместо кольца – захлопнутая перед носом дверь.
      Да, конечно, все закончилось лучше некуда, и Шарлотта получила огромный бриллиант от своего будущего мужа – адвоката. Но что ни говори, а Шарлотта и Гарри – воображаемая пара.
      Симпатичная, но придуманная сценаристом.
      Может, стоит прогуляться? Зайти в бар, выпить…
      Но когда я прикинула, что для этого надеть, куда идти, как добраться, затея показалась чересчур утомительной.
      Я вышла в спальню, подумав, что неплохо бы лечь и попытаться заснуть. Но тут заметила компьютер. Послать электронные сообщения подружкам с Лонг-Айленда? Вполне вероятно, они тоже сидят за компьютерами и готовы поболтать.
      Но до меня почти сразу дошел идиотизм затеи.
      У Мишель – трехмесячный младенец, у Эми – малолетний маньяк, и, Богу известно, Рейчел и ее новый, второй, муж вряд ли обрадуются, если их потревожить в девять вечера.
      Кроме того, о чем с ними болтать? О погоде? О том, кто купил очередной дом? Чья бабушка попала в дом престарелых?
      Сомневаюсь, чтобы кого-нибудь из них заинтересовали похождения их единственной незамужней подруги. Переживания по поводу абсолютно неподходящего парня, который каким-то образом втерся в мою жизнь.
      И, честно говоря, меня абсолютно не интересовали пеленки, диатез, грудное вскармливание и няньки.
      Я уныло присела на край свежезастеленной постели: простыни и одеяло от Ральфа Лорена. На комоде стояли фотографии в рамках: родители, дед с бабкой, Дэвид.
      Только Дэвид.
      Мы с Дэвидом.
      Дэвид и Роберта. Официальный снимок по случаю помолвки. Волосы брата тщательно прилизаны и блестят от лака.
      Позвонить Дэвиду? Слишком поздно. Он просто фанат всего, что касается режима дня. Ложиться рано, вставать поздно. Здоров, богат и мудр. Таков мой брат.
      А как насчет новых подруг? Джинси и Клер. Можно позвонить одной из них.
      Вполне приемлемо.
      Идея казалась одновременно притягательной и обескураживающей.
      Я еще ни разу не звонила ни одной из них, чтобы просто поболтать. И не была уверена, что мы для этого достаточно близки. И вообще, я не была близка ни с кем, кроме родных, чтобы звонить вот так запросто.
      Кроме того, Клер наверняка поехала куда-нибудь с Уином, а Джинси веселилась в очередном клубе. Или сидела в своем офисе над очередным проектом. В ней есть что-то от трудоголика. Странно, но она определенно предана своей работе больше, чем я своей.
      «Предана ли ты хоть чему-то, Даниэлла? – спросил меня откуда-то возникший внутренний голос. – Кроме своей семьи? Или дело не в семье, а в твоем прочно установившемся мнении о том, кто они такие и чего хотят от тебя?»
      Гнусный голосок. Я его задавила.
      Что делать? Что?
      Только не сидеть сложа руки. Вперед!
      Я подошла к письменному столу и потянулась к своей счетной книге. Лучшее средство поднять настроение – подсчитать всех мужчин, которые за последнее время проявили ко мне интерес. С которыми я встречалась. Которые оставили свои телефоны.
      Подходящие холостые мужчины…
      «Неподходящие», – прошептал странный новый голос.
      Крис. Снова.
      На меня снова нахлынули воспоминания. Прикосновение. Солоновато-сладкий запах его шеи. Каким красивым он выглядел в свете заходящего солнца…
      Я закрыла лицо руками.
      – О, Даниэлла, только не допускай этого! – вскрикнула я.

ДАНИЭЛЛА
УЗЫ, КОТОРЫЕ СКОВЫВАЮТ НАМЕРТВО