Наш уик-энд на Вайнярде начался хуже некуда.
      Видите ли, я постепенно поняла: не всегда можно спокойно игнорировать своих соседок, как бы этого ни хотелось. Когда кто-то рядом с вами попадает в беду, ничего не остается, кроме как помочь.
      Разве что ваша совесть непробиваема и вы всегда в мире с собой…
      Неприятно, но как же быть?!
      В субботу утром Даниэлла приковыляла из ванной и, бурча что-то, уселась за кухонный стол.
      – Что это с тобой? – не слишком вежливо осведомилась я.
      Она показала левую ногу. Ступня распухла и покраснела. Под туго натянутой кожей желтел гной.
      – Ну и уродство!
      – Спасибо, – буркнула Даниэлла, осторожно ощупывая ногу. – Твоя поддержка просто душу греет.
      Клер, прищурясь, рассматривала безобразие, именуемое ногой соседки.
      – По-моему, тебе срочно нужно к доктору. Не стоит ждать до возвращения в Бостон. Видишь, от отека пошли красные лучики? Это плохо. Дело может кончиться заражением крови и смертью.
      Даниэлла схватилась за голову:
      – О Господи! Я сейчас грохнусь в обморок.
      – Не смей, – приказала я. – Мы сейчас отвезем тебя в приемное отделение. Там можешь падать в обморок сколько угодно.
      – А это обязательно? – взвыла она.
      – Я не доктор, – резонно пояснила я, – но, думаю, да. Там тебе откачают гной или что-то в этом роде, дадут антибиотики.
      – Зачем вообще носить такие туфли? – удивилась Клер, кивнув на изящные фиолетовые босоножки, которые так сильно натерли ногу Клер.
      Вчера вечером она хвастала, что купила их на распродаже, но я заметила, что, едва мы вернулись домой, Клер немедленно сбросила модные босоножки.
      – Они сексуальные. В них мои ноги выглядят сказочно.
      – Ну да, из-за них тебе придется немедленно ехать в больницу.
      Даниэлла ответила яростным взглядом.
      – Знаешь, – продолжала Клер, – высокие каблуки могут позже вызвать проблемы с позвоночником. Тебе следует попробовать носить более практичную обувь. В магазинах полно лодочек без каблуков, кроссовок и…
      – Мои ноги, – процедила Даниэлла, – без каблуков кажутся просто обрубками. Дай мне косметичку!
      Клер подскочила, а я схватила блестящую сумочку на молнии, лежавшую у раковины.
      – Нет, нет, нет! – закричала Даниэлла. – Только не черную. Это моя запасная! Принеси красную.
      – Ну почему сразу не сказать! Иисусе! Я же не ясновидящая! Кто это заводит две косметички?! – бормотала я, оглядываясь. – И что такого особенного в красной?
      – Там лежит помада, которой я ежедневно крашусь, а в черной – другие цвета, на всякий случай.
      – Какие-то особые цвета? – заинтересовалась Клер.
      – Вовсе нет. Просто…
      Тут я наконец заметила красную косметичку на маленьком журнальном столе в гостиной и схватила ее.
      – Эй, ребята, а не поторопиться ли нам? Мы ведь не в клуб собираемся, а в больницу, помните?
      – Я всегда хочу выглядеть как можно лучше, – надулась Даниэлла.
      – Но ты уже накрасилась!
      – А вдруг что-то потребуется подправить?
      – В приемном отделении ты вряд ли встретишь своего мужчину!
      – Да ну? Там работают доктора. Доктора-евреи!
      – А мой отец считает, что в приемное отделение ссылают одних неудачников, – заявила Клер.
      – Что? – переспросила я, проверяя, есть ли в кошельке деньги на такси. Три жалких долларовых бумажки. – О чем это ты?
      Клер пожала плечами.
      – Он считает, что все успешные доктора – это специалисты и те, кто имеет частную практику.
      – А как насчет больничной практики? – удивилась я. – Каждый будущий доктор должен поработать в разных отделениях, верно? Что-то вроде ротации.
      Даниэлла кивнула. Я заметила, что лицо у нее как-то пожелтело, и схватила пластиковый пакет на случай, если ее вырвет в такси.
      – Джинси права, – едва слышно поддакнула она. – Я вполне могу встретить сегодня роскошного, блестящего, потенциально успешного и богатого доктора. Кроме того, никогда не вредно выглядеть как можно лучше.
      Я рассмеялась. Нет, это поразительно!
      – Конечно! На случай, если наркошам и тем беднягам, что ошиваются в пункте «Скорой помощи», не наплевать на маленькую богатенькую девчонку с нарывом на ноге.
      – Я вовсе не богатая! – запротестовала она, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба. – Честно. Хотя неплохо бы. По правде говоря, я рождена быть богатой.
      – Рада за тебя, – кивнула я, приседая и кладя ее правую руку себе на плечи. – А теперь поднять якоря! Мы немедленно убираемся отсюда, пока ты не разлеглась на полу.

      Соседи доставили меня в травматологию, хотя Джинси ухитрилась дважды наступить мне на здоровую ногу по дороге к такси, и после длительной процедуры допроса в регистратуре я оказалась в отделенном ширмой боксе, на больничной койке, даже без подушки, и почти голая: в тонком халатике с зап?хом, без пуговиц, их называют «джонни».
      Мне было холодно, страшно и одиноко. Какая-то злобная медсестра заявила Джинси и Клер, что им нельзя остаться со мной. Что-то насчет того, что они не родственники.
      Глупо.
      – ГРРРРРРКХ!!
      Это мистер Мак-Блевотина за ширмой, бокс номер два.
      Я зажала ладонями уши и принялась громко петь. Неужели нельзя поместить этого типа в звуконепроницаемую комнату или что-нибудь в этом роде? Пришлось ждать почти час, прежде чем уродливая голубая пластиковая занавеска отодвинулась и появилась доктор – коротышка около пяти футов ростом, с огромным количеством блестящих черных волос, собранных в узел на затылке. И представилась как доктор Алотокактамдальшемумбоюмбоматахари. После чего разразилась потоком абсолютно непонятных слов.
      – Простите? – спросила я извиняющимся тоном, поскольку не слишком легко воспринимаю иностранные акценты.
      Не меняя деловитого выражения лица, доктор Алотокактамдальшемумбоюмбоматахари выдала очередную тираду. Не знаю, может, она повторила сказанное раньше.
      – Мне очень жаль, но я вас не понимаю. Может, попросим переводчика? – заметила я.
      Доктор Алотокактамдальшемумбоюмбоматахари проигнорировала мое предложение и продолжала что-то бормотать, энергично тыча в мою больную ногу пальцем в перчатке.
      «Может, – подумала я, – если просто отрешиться от всего и еще раз внимательно прислушаться, я сумею поймать ритм, а вместе с ним и смысл».
      – Оченьглупотолькооченьглупаядевушкаможетбытьнастолькоглупойчтобыэтидурацкиетуфлиносить. Очень.
      Черт! Опять я ничего не уловила.
      – Извините.
      Я покачала головой, поморщилась и беспомощно подняла руки в знак полной капитуляции.
      Пожалуйста, не мог бы какой-нибудь милый еврейский доктор – только без акцента, умоляю, – откинуть эту омерзительную голубую занавеску, появиться и спасти меня…
      – БРРГРРРХ!
      Я снова прижала ладони к ушам и вся сжалась, пока сосед выблевывал свои внутренности в десятый раз, а доктор Алотокактамдальшемумбоюмбоматахари продолжала что-то неразборчиво бурчать, очевидно, намереваясь и дальше меня изводить.
      Но тут началась настоящая пытка. Доктор Абракадабра – так я мысленно ее назвала – разорвала целлофановую обертку и вытащила иглу.
      Игла оказалась длинной. И толстой.
      Доктор Абракадабра улыбнулась. Клянусь, она улыбнулась.
      И ни с того ни с сего ткнула в меня иглой.
      Я взвыла.
      «Нет на свете ничего больнее, чем то, что доктор Абракадабра только что сотворила со мной. Ничего! Должно быть, даже роды покажутся после этого райским блаженством!» – подумала я.
      На мои вопли прибежала сестра. Не смахивая струившихся по лицу слез, я указала на свою бедную ногу.
      Сестра Мери говорила по-английски с южным акцентом. Прекрасно. Ее я могла понять. Посмотрев в записи доктора Абракадабра, она объяснила, что мне сделали укол чего-то, чтобы обезболить инфицированный участок. После чего нужно вскрыть нарыв. Чтобы выпустить гной.
      Сестра подмигнула, потрепала меня по коленке и пообещала, что сейчас придет с антибиотиками. Мне придется принимать их пять дней.
      – Спасибо, сестра Мери, – выдохнула я.
      Доктор Абракадабра злобно зыркнула на меня и яростно атаковала мою несчастную ногу, на этот раз ножом.
      Кажется, я отключилась. А придя в себя, обнаружила, что лежу на спине. Доктор Абракадабра исчезла. Я несколько раз глубоко вздохнула и села.
      Нога была не очень туго забинтована. Уже легче. Теперь оставалось дождаться милую добрую сестру Мери, обещавшую принести лекарство.
      Я потянулась к косметичке. Свежий слой губной помады, несомненно, помог бы поднять настроение. Кроме того, рассудила я, аромат суперсладкой малины поможет заглушить гнусный смрад рвоты.
      Но косметичка исчезла. По крайней мере на том маленьком столике, где я ее оставила, ничего не было. Я перегнулась через край кровати и оглядела пол.
      Ничего.
      Проверила другую сторону кровати.
      Ничего.
      И тут до меня дошло: пока я была без сознания, кто-то украл мою косметичку!
      Куда катится этот мир, если даже в больнице ты не ограждена от воров!
      Я наскоро проверила свои драгоценности; к моему облегчению, все было на месте.
      И все же я заплакала. Никогда еще не чувствовала себя более несчастной! И прямо здесь постаралась зарубить себе на носу: немедленно вычеркнуть больницы из списка мест охоты на подходящих мужей.
      Навсегда.

      Даниэлла растянулась на диване в окружении журналов, телевизионного пульта, кувшина с каким-то цветным диетическим напитком и коробки низкокалорийного печенья. Оправившись от потрясения, она составляла список косметики, которую требовалось приобрести заново.
      – Приняла антибиотик? – спросила Клер.
      Даниэлла кивнула.
      – Какая мерзость! Видела, какие большие таблетки?!
      – Главное принять вовремя, – отрезала Клер, бросаясь в кресло. – Инфекция – это тебе не шутка.
      – Пиво есть, или пойти купить? – спросила я.
      – Упаковка из шести банок в холодильнике. Принеси мне одну, пожалуйста. Только если идешь на кухню, – попросила она.
      Ну конечно, десять лишних футов меня убьют.
      Я принесла каждой по банке пива и большой пакет свиных шкварок.
      Клер брезгливо поморщилась. Я предложила шкварки Даниэлле, в ответ получила красноречивый взгляд. Пожала плечами и плюхнулась на шаткий деревянный, грозивший вот-вот развалиться стул.
      – Мне больше достанется. Эй, Даниэлла, не понимаю: если ты так уж жаждешь выйти за доктора, почему бы не попросить брата познакомить тебя со своими коллегами?
      Та только вздохнула:
      – Не то чтобы я хотела выйти исключительно за доктора, а, скажем, не за адвоката… Вовсе нет. Кроме того, я уже встречалась со всеми подходящими коллегами Дэвида. Скажем так, все они не моего уровня.
      – Доктора вечно находятся в состоянии стресса, – вставила Клер. – С ними трудно уживаться.
      – Но твоя мать замужем за доктором, – справедливо заметила я. – Хочешь сказать, ей нелегко приходится?
      Клер неловко поерзала.
      – Нет. О моих родителях такого не скажешь. У них идеальный брак.
      Лгунья из Клер была никудышная до такой степени, что я пожалела ее и не стала уличать в откровенном вранье.
      – Эй, – окликнула Даниэлла со своего трона, – я нашла статью о дружбе между парами. В ней говорится, что одной паре сложно подобрать себе друзей среди своих ровесников, так чтобы все четверо сумели поладить. Лично мне это вполне понятно.
      – У меня по этому поводу нет своего мнения, – покачала я головой. – Я никогда не была составной частью пары достаточно долго, чтобы разобраться в ситуации.
      Даниэлла швырнула журнал на пол.
      – Я буду вполне довольна, если мужу понравятся мои подруги. И совершенно все равно, полюбит ли он их приятелей или мужей.
      – Да. Но ты можешь нечасто видеться с подругами, – заметила Клер.
      – Почему? – спросила я с полным ртом шкварок.
      – После замужества у тебя не будет на них времени, – пояснила Клер.
      Клянусь, она произнесла это с таким видом, словно читала учебник.
      – По крайней мере не так регулярно, как до замужества. Придется больше времени проводить с мужем. А если он невзлюбит мужей твоих подруг, то…
      – А, пропади все пропадом, – отмахнулась я. – Все равно я никогда не выйду замуж!
      Даниэлла поморщилась:
      – Еще бы! С таким ртом! Сомневаюсь, что тебе кто-то вообще сделает предложение!
      – А ты, если будешь и дальше корчить такие рожи, тоже вряд ли кого-то соблазнишь!
      – Мне больно! Я только что перенесла ужасную медицинскую процедуру. Думаю, я имею право строить какие угодно гримасы!
      Я пожала плечами.
      – Я тут подумала… – помолчав, объявила она.
      – Срочно звони в газеты.
      – Я тут подумала, – стояла на своем Даниэлла, – что вряд ли разумно выходить за парня из многодетной семьи. Слишком много подарков. Дни рождения, годовщины, племянники, заканчивающие школу… И слишком много поездок на праздники. И уж совсем глупо выходить за парня, чья мать живет в радиусе до пятидесяти миль. Придется торчать у нее каждую субботу, жевать пересушенное жаркое и слушать истории о том, какое совершенство твой муж.
      – О, брось, – обронила Клер с легким встревоженным смешком. – Ты слишком близко к сердцу принимаешь всякие мелочи. В конце концов, замуж выходишь не за семью, а за человека. Одного человека.
      – Ты, случайно, не обкурилась? – осведомилась я чисто риторически, зная, что она наверняка никогда не притрагивалась к наркотикам. Кстати, и я тоже, хотя из нас двоих именно я, наверное, могла бы рискнуть.
      – Брак – общественный институт, – продолжала я с высоты накопленной с годами мудрости. – Забудь о том, что происходит в уединении твоего дома. И учти, выходишь не за мужчину, а за его семью. За его прошлое, настоящее и будущее. За стиральный порошок, которым мать отмывала его пеленки, за учителя, подавившего его юный дух, и первый перепихон с женщиной.
      За его страховку и пенсионный счет.
      За кризис среднего возраста. За старость и болезнь Альцгеймера его родителей, за племянниц и племянников, которым нужно покупать подарки на день рождения.
      Потому что все мы знаем: мужчины не покупают подарков и не посылают открыток. Это женская работа.
      Даниэлла вздохнула:
      – Все это звучит так утомительно, верно? Когда я выйду замуж, немедленно найму личного секретаря, чтобы занимался корреспонденцией и закупкой подарков. Можно подумать, у меня будет на это время! А присмотр за няней, организация званых ужинов и благотворительных вечеров? Я вас умоляю!
      Клер поднялась и пошла на кухню.
      – Еще пива? – спросила она меня, проходя мимо.
      Бедняжка! Какое у нее было печальное лицо!
      Может, Клер не слишком радует ее неминуемая судьба?

      До сих пор не могу внятно объяснить, почему вообще согласилась встретиться с Крисом Чайлдзом. Он абсолютно не соответствовал критериям, которые я считаю необходимыми для будущего мужа.
      Не был евреем.
      Не носил на работу костюм, что означало вероятное отсутствие столь важных вещей, как инвестиции, акции и оплаченный четырехнедельный отпуск, во время которого он смог бы повезти меня в Европу, отправив детишек в захолустный лагерь для юных теннисистов.
      Что-то подсказывало мне, что он вряд ли одобрит новую юбку от Миссони, за которую заплатила всего триста долларов.
      Кроме того, на этот момент своей жизни я не была особенно заинтересована в случайном сексе. Всегда считала подобные вещи пустой тратой драгоценного времени. Стоит ли валяться на смятых простынях в объятиях очередного знойного котика, когда следует заняться поисками партнера для надежных отношений, которые, в идеале, должны продлиться всю оставшуюся жизнь?
      Женщина на пороге тридцатилетия просто обязана тщательно планировать время.
      И все же, когда Крис позвонил и предложил пикник на закате, я с готовностью согласилась. Этот вечер у меня был совершенно свободен, так зачем же сидеть дома?
      Он заехал за мной в черном пикапе. К счастью, ни Джинси, ни Клер не было дома. Представляю наглую ухмылку Джинси и сочувствующий взгляд Клер!
      «Боже, – подумала я, едва Крис с улыбкой открыл дверцу грузовика, – надеюсь, хотя бы сиденья чистые! Совсем не уверена, что даже химчистка поможет вывести жирные пятна с коричневатых льняных брюк!»
      Откровенно говоря, ни разу до этого не садилась в грузовики.
      Сегодня Крис был в серой футболке с длинными рукавами и привычных джинсах. Все очень чистое. Кстати, я никогда не видела его в растрепанном виде. Этот мужчина был безупречен. Может, он платит механику, чтобы возился с грузовиком вместо него?
      – Кстати, – заметила я, когда мы отъехали, – откуда ты узнал мой телефон?
      Крис вспыхнул. Честное слово! Сквозь загар отчетливо пробивалась краска!
      – Только не сердись, хорошо? Вчера проезжал по городу и увидел, как ты выходишь из дома. Вот и подумал, что скорее всего ты здесь и живешь, а не просто заходила в гости. Поискал номер в справочнике. Все знают, что хозяева этого дома Симпсоны, ну и…
      Ха! Упорство в достижении цели. Уже неплохо. А краснеет он просто умилительно! И при этом становится еще сексуальнее.
      Я во все глаза наблюдала, как он ведет машину: руки на руле и переключателе скоростей, мышцы бедра напрягаются, когда он нажимает на педаль.
      «Осторожнее, Даниэлла, – предупредил внутренний голос. – Этот парень может оказаться сплошной неприятностью. Сбить тебя с избранного пути. Стать препятствием на пути к достижению цели.
      Придерживайся намеченной программы, Даниэлла».
      Я мысленно заткнула уши, но было уже поздно. Яд сделал свое дело.
      Для пикника Крис выбрал безлюдную песчаную полосу на Люси-Винсент-Бич. Там действительно не было ни души.
      – Нам обязательно сидеть здесь? – нервно спросила я, едва Крис расстелил большой клетчатый плед на сухом песке.
      – Что-то не так? – спросил он, не обращая внимания на угрозу.
      Я показала на орду, или стаю, или шайку – выбирайте что хотите – морских чаек в нескольких ярдах от нас.
      – Чайки? – удивился Крис. – Что они нам могут сделать? Ну, садись!
      Я неохотно послушалась, не сводя глаз с шайки пернатых бандитов.
      – Вон тот смотрит на меня! – вдруг завопила я, цепляясь за руку Криса.
      Пусть сам сидит спиной к врагу! Только не я!
      – Который? Тот маленький коричневый? По-моему, он и не думал на тебя смотреть. Может, он косой или что-то вроде?
      – Нет, нет, нет! Не маленький коричневый! Вон тот, гигант!! О Господи, да он больше твоего грузовика!
      – Настоящие нахалы, верно? – засмеялся Крис. – Зато перья у них на груди поразительно белые. Белее снега.
      Меня передернуло. Как он может?!
      – Они омерзительны! Стервятники! Едят всякую дрянь, даже падаль! По-моему, они чувствуют, что я их терпеть не могу. Крис, я их боюсь. Давай уберемся отсюда.
      – Уверена, что не хочешь сначала поужинать?
      Я задумалась. Есть хотелось ужасно.
      – Ладно. Если обещаешь держать этих… тварей подальше от нашей еды. Если хотя бы одна подойдет ближе чем на двадцать футов, меня инфаркт хватит.
      – И часто ты подвержена таким… приступам? – спросил Крис, и мне показалось, что на его губах играет улыбка.
      – Нет, – призналась я. – Но чайка, схватившая мой ужин, может стать первой в длинной череде подобных несчастий. Лично я считаю их крылатыми крысами.
      – Голуби. Крылатые крысы – это голуби.
      – У тебя свои крысы, у меня – свои.
      «Кожа и кружева, – подумала я. – Город и деревня. Евреи и христиане».
      Ничего у нас не получится. По крайней мере в обозримом будущем.
      Но сегодня?
      Я была уверена, что все будет тип-топ! Особенно после того, как увидела содержимое привезенной Крисом большой корзины для пикников. Вино, правда, не слишком дорогое, но вкусное. Багет, кусок сыра бри и виноград. Стандартный набор. Все очень мило. Он даже додумался захватить салфетки. Не каждый парень помнит о салфетках. И штопоре. И пластиковых стаканчиках.
      Крис не забыл ни одной мелочи.
      Что же, неплохо. Насколько я могу судить по своему немалому опыту, большинство мужчин вообще зациклены исключительно на своих машинах и компьютерах.
      Мы ели и говорили, и, хотя вовсе не касались политики или искусства, беседа не прерывалась ни разу.
      А закат был просто невероятный. То есть хочу сказать, я видела немало закатов. Но это было что-то!
      – Мне хотелось бы иметь платье-саронг таких оттенков оранжевого, – вздохнула я, показывая на огненную полосу, протянувшуюся вдоль горизонта. – Видишь?
      – И в этих тонах ты была бы прекрасна.
      Я вздохнула:
      – Жаль, что не взяла с собой камеру. Могла бы захватить с собой снимок, когда хожу по магазинам…
      Крис коснулся пальцем моего подбородка и повернул меня лицом к себе. В свете заходящего солнца его глаза ослепительно сверкали.
      – Даниэлла, я впервые встретил такую девушку, как ты. Ты такая… не знаю, как сказать… такая живая! И веселая. И естественная. Всегда остаешься собой.
      Еще бы! Кем же еще мне быть? Лучше меня все равно не найти.
      – Спасибо, – поблагодарила я вслух. Но не ответила комплиментом. Не стоит щедро раздавать комплименты. Мужчина может посчитать, что я у него в кармане.
      И хотя я вовсе не собиралась встречаться с Крисом после сегодняшнего вечера, все же не хотела, чтобы он посчитал, будто я у него в кармане.
      Едва солнце коснулось горизонта, Крис поцеловал меня. Долгим, глубоким поцелуем, и совсем не слюнявым. Настоящий мастер! Где он научился так целоваться?
      Но я не сказала ему об этом.
      Крис накинул мне на плечи свой свитер, и мы, сплетя пальцы, долго сидели голова к голове в сгущавшейся темноте.
      «Как обидно, что поблизости нет ни одного журнального фотографа! Какая изумительная обложка могла бы получиться!» – думала я.

      Чего только мы не делаем для друзей.
      Или знакомых.
      Или соседок.
      То есть для людей, которых едва, черт подери, знаем.
      Как-то вечером Клер позвонила мне домой – впервые – и спросила, не хочу ли я пойти с ней завтра на вечеринку по случаю рождения ребенка у одной из ее коллег.
      – С каких это пор ты берешь с собой кого-то на вечеринку по случаю рождения ребенка? – удивилась я, раздавив босой ногой таракана. – Мы даже не знакомы с этой цыпочкой. И наверное, придется покупать подарок?
      Клер молчала, словно пытаясь придумать разумное объяснение.
      Ей следовало бы сделать это прежде, чем поднять трубку и приставать ко мне с глупыми просьбами.
      – Ну? – подстегнула я.
      – Пожалуйста, пойдем! Никаких подарков не надо. Я скажу, что ко мне приехала подруга из другого города. Мы ненадолго. Ну, Джинси, я очень тебя прошу.
      «До чего же одинока эта бедняжка, если просит меня, совершенно чужого человека, который к тому же вечно над ней подтрунивает, о таком одолжении?» – подумала я.
      – Ну, ладно.
      Какой же мямлей я становлюсь!
      – У меня полно отгулов. Только предупреди, где и когда. И что надеть.
      – Спасибо, Джинси. Я очень тебе благодарна. Правда. И я у тебя в долгу, – вздохнула Клер.
      Оказалось, великое событие произойдет днем в «Четырех сезонах». Гребаные «Четыре сезона»!
      Я представила вечеринки по случаю рождения детей, которые давали мои мать и тетка: фигурное желе, амброзия из тертого кокоса и апельсинов, кексы. Газировка. И никаких овощей, не говоря уже о маленьких сандвичах, если, конечно, не считать сандвичами ломтики сыра, втиснутые между крекерами.
      Сидя рядом с Клер в своем единственном приличном черном костюме с белоснежной салфеткой на коленях, я вдруг почувствовала нестерпимое желание отведать банановых ломтиков, болтающихся в красном липучем клее.
      Ничего, сойдет и алкоголь.

      – Это не выпивка? Можно опрокинуть рюмочку? – спросила Джинси.