– Итак, что ты собираешься ему сказать? – спросила я.
      Джинси и Клер сидели на моем диване, а я – на месте председателя, в кожаном кресле, купленном на распродаже в «Адессо».
      Я и не представляла, что Джинси способна на такие сцены. Выскочить из магазина, мчаться по улице, игнорируя умоляющие крики любовника?!
      – Думаю, что уже ответила ему, – отрезала та. – Не будешь ведь ни с того ни с сего убегать от человека, который просит тебя остановиться. Должен же Рик что-то понять!
      – Уверена, он не порвал с тобой, – мягко вступила Клер. – Он все понимает.
      – Что именно? – закричала Джинси. – Что я тяну время, пока не наберусь храбрости сказать «нет»? И мне плохо от одной мысли, что могу его потерять!
      – Значит, ты определенно собираешься сказать ему «нет»?
      – Да, – вздохнула Джинси, потирая виски. – Ничего не поделать: я еще не готова.
      – Все мы не готовы, – пробурчала Клер. – И специальных курсов подготовки нет.
      – Это… понимаете, смерть все время рядом, – продолжала Джинси скорее себе, чем нам. – Энни нет на свете, и в то же время она есть, понимаете? Но то, что она умерла, а не просто развелась с ним… иногда мне просто не по себе становится. Не могу объяснить, но это так.
      Ей было необходимо взять себя в руки. Нельзя так распускаться.
      – Итак, – сказала я, – ты предпочла бы, чтобы стервозная хапуга, именуемая экс-женой Рика, то и дело скреблась в двери вашего дома, требуя денег? Предпочла бы, чтобы он был разведенным папашей-одиночкой, а не вдовцом? Какую Энни ты бы выбрала: мертвую или живущую на алименты и поливающую тебя грязью перед бывшими так называемыми друзьями Рика?
      Глаза Клер от удивления, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
      – Ты отвратительна, – прошипела Джинси дрожащим от ярости голосом. – Неужели у тебя нет сердца? В жизни не встречала такого жестокого создания!
      – Я всего лишь пытаюсь смотреть на вещи реально, – спокойно ответила я.
      Не жестокая. Только не жестокая.
      – Слушай, Даниэлла, – продолжала она, – я не ты. Мы разные, как два полюса. И не стоит здесь излагать свою извращенную философию насчет мужчин и женщин, договорились? Можно подумать, ты знаешь, что делаешь! Можно подумать, ты что-то знаешь о любви и привязанности!
      Я вцепилась в подлокотники кресла. В душе что-то дрогнуло.
      Ладно. Если Джинси может разыгрывать драмы, у меня должно получиться не хуже!
      Я запросто смогу изобразить драматическую или обреченную героиню. Потому что во всей этой истории жертва я, не так ли?
      – Должна сказать, – заметила я, не повышая голоса, – что Крис просил меня быть с ним. И до сих пор ждет моего ответа.
      – Браслет… – ахнула Клер.
      – После этого. Когда приезжал в Бостон, на ужин в ресторане в честь дня моего рождения.
      Джинси покачала головой:
      – Ты не говорила…
      – Я не обязана все говорить, – отрезала я. – Слава Богу, еще способна управлять своей жизнью.
      – Не понимаю, – тихо вмешалась Клер. – Он просил тебя выйти за него?
      – Нет, – призналась я. – Но идея примерно та же. Он хочет, чтобы я встречалась только с ним.
      – И это означает, что на каком-то этапе он захочет жениться, – констатировала Джинси, ничуть не задетая моей вспышкой.
      Только не торопиться. Стать главной в его жизни. Его единственной и неповторимой.
      На каком-то этапе он захочет жениться…
      Вот он, момент истины. Неожиданно я осознала, что решение принято.
      – Да, – кивнула я, – но я не выйду за Криса Чайлдза. И не дам ему слова. Никогда.
      Я сама ужаснулась тому, что произнесла. Но не собиралась брать обратно ни одного слова.
      – Ты любишь его, Даниэлла? – осмелилась спросить Клер.
      Я долго сидела, разглядывая подол платья.
      – Дэн…
      – Да или нет, – не знаю! – вскрикнула я. – И это не важно, потому что мне не позволят выйти за него замуж!
      – Откуда тебе знать? – возразила Джинси. – Ты хоть раз говорила с родителями насчет возможности выйти замуж не за еврея? Ну? Ведь все дело в том, что Крис христианин?
      Нет. Я никогда не говорила с родителями насчет возможности выйти замуж не за еврея. Но знала, чего от меня ждут.
      – Вы не понимаете, – отбивалась я. – В глазах Лирзов рыбный бизнес – не такое уж блестящее предприятие. Это старомодно. Тяжелый, неблагодарный труд, бедность и смерть без единого зуба во рту еще до того, как тебе исполнилось пятьдесят.
      Клер смущенно откашлялась.
      – Даниэлла, я видела твоих родителей. Они не показались мне…
      – Однажды! Ты видела моих родителей один раз! Я знаю их. А ты – нет!
      Я вскочила и принялась мерить шагами гостиную.
      – Поверь, матери абсолютно не важно, что у Чайлдзов сотни акров земли или что они живут в идеально отреставрированном доме девятнадцатого века недалеко от чудесного пруда. Эстер Лирз расстроится, узнав, что отец Криса даже не окончил школы, а сам Крис так и не учился в колледже. Господи, да она ужаснется, услышав, что его мать способна выйти в переднике к почтовому ящику, который стоит в конце подъездной аллеи…
      – Тебе действительно так важно ее мнение? – спросила Джинси, и мне показалось, что в ее глазах мелькнуло сочувствие.
      Не нужно мне было это самое сочувствие!
      – Важно. Ровно настолько, чтобы мои родители, тетки, дяди и кузины захотели приехать ко мне в гости на праздники. Не желаю оказаться в изоляции. Не желаю, чтобы они решили, будто я предаю все, что они мне дали. Ради чего много и тяжко трудились. Я сделаю все, что в моих силах, лишь бы сохранить семью.
      – Даже если это означает отказ от Криса? – едва слышно допытывалась Клер.
      У меня на несколько минут отнялся язык.
      – Д-да, – выдавила я наконец. – Даже если это так. Для меня главное – традиции. Я не могу и не хочу стать чужой для родственников. Обмануть их ожидания. Я должна оправдать эти ожидания.
      – Какие именно? – вскинулась Джинси. – Объясни поточнее. Хочешь сказать, что твои родители в один прекрасный день вручили тебе список? Или ты просто предполагаешь…
      – Отказ от Криса, по-вашему, жертва? – перебила я. – Ха! Можно подумать, другие члены моей семьи не приносили жертв! Отказ от Криса ничто по сравнению с тем, что потеряла в войну моя двоюродная бабушка Рут! Мои дед и бабка! А предрассудки, с которыми им приходилось сталкиваться! Что моя жертва по сравнению с этими! И я готова ее принести.
      Наступило тяжелое молчание.
      Наконец Джинси, не выдержав, встала и направилась к выходу.
      – Не думаю, что дело в жертве, – негромко сказала она, уже взявшись за ручку двери. – И не думаю, что дело в твоей семье. Дело в тебе самой и в твоей трусости. По-моему, ты бежишь в кусты от собственной жизни. И мне жаль тебя.
      Клер закрыла лицо руками.
      Мне тоже было себя жаль.

      Я назвала Даниэллу трусихой. Я! Ирония судьбы.
      И поэтому сама решила порвать с Риком, высказав ему все в лицо, хотя так и подмывало трусливо объясниться по телефону. Послать и-мейл. Или старомодное письмо, типа «дорогой Джон»…
      Я позвонила и спросила, могу ли прийти. Рик ответил, что Джастин сейчас у приятеля и что мы можем поговорить. Волновался ли он? Голос абсолютно ничего не выражал.
      Я осторожно вошла: Рик часто забывал запираться. Его нигде не было видно. «Наверное, – подумала я, – сидит в спальне».
      Я помедлила, чтобы отдышаться. Вспомнить. И тут произошло нечто странное.
      Впервые с тех пор, как я переступила порог этого дома, многочисленные фотографии Энни, одной или с Риком и Джастином, перестали нести в себе укор и угрозу. Мало того, я вдруг осознала, насколько естественными были ее изображения в этих стенах.
      Энни – это Энни. Джинси – это Джинси.
      Мы с Риком – это мы с Риком.
      Парочка, снятая на пляже одноразовой камерой, попавшей в руки Джастина. Просто обнявшаяся, улыбающаяся солнцу парочка.
      Прошлое, настоящее, будущее. Все в наших руках.
      Я вошла в спальню. Рик стоял у окна, глядя на темнеющее небо. Я знала: он слышал мои шаги, но обернулся не сразу.
      В глазах светилась робкая надежда. Не вопрос. Не капитуляция.
      И в этот момент я поняла, что люблю его еще и за то, что он дал мне эту свободу. Свободу выбора.
      «Его лицо – такое, как в этот момент, – всегда будет стоять передо мной. Вечно останется в моей памяти», – подумала я.
      Рик нерешительно шагнул ко мне.
      – Джинси?
      – Знаешь, – начала я, чувствуя, как губы растягиваются в прежней широкой улыбке, – думаю, за диваном лучше съездить к «Джорданс». Я такой же терминатор, как пятилетний ребенок или собака. Или, скажем, ты. То есть все мы вместе – страшнее атомной войны. Может, стоит подумать об одноразовой картонной мебели или о чем-то в этом роде?
      И тут мы бросились друг к другу, обнимаясь, плача, смеясь, целуясь.
      Прыжок в неизвестность.
      Рик прыгнул. А я за ним.

      Я избегала Криса с того самого дня, как он вернулся из Портленда. Но все же он должен был узнать, почему я не беру трубку. И почему в последний уик-энд я осталась в Бостоне – явно не по причине внезапной и сильной простуды.
      Нам следовало поговорить с ним с глазу на глаз. Хотя бы это я была обязана сделать для него.
      Наконец я позвонила Крису, и мы договорились встретиться на Вайнярде.
      Разговор оказался коротким и нескладным.
      – Не понимаю, почему все не может продолжаться как раньше, – бормотала я. – Зачем что-то менять? Все и так лучше некуда.
      – Для кого? – коротко бросил он.
      Ответа не было. В самом деле, для кого? Последнее время все шло хуже некуда.
      – Послушай, – начал Крис, приложив руку к сердцу, – я так больше не могу. Если мы зашли в тупик, значит, так тому и быть. Прости, Даниэлла, но без взаимных обязательств все теряет смысл. Прости.
      – Откуда ты знаешь, что у меня нет никаких обязательств по отношению к тебе? – выпалила я по-дурацки.
      Крис смутился. За меня?
      – Как-то вечером я видел тебя с незнакомым парнем. И знаю, что ты встречалась с другими мужчинами на острове.
      – Значит, ты за мной следил? – вспылила я, хорошо понимая, насколько абсурдно обвинение.
      – Нет-нет. Просто Вайнярд слишком мал. У моих друзей тоже есть глаза… Да нет, все в порядке. Ведь между нами никогда не было никаких договоренностей…
      Это правда. Никогда и никаких.
      – И я не знаю, как обстоят дела в Бостоне, – продолжал Крис. – Может, ты и там с кем-то встречаешься. Это я к тому, что вообще почти ничего не знаю о твоей жизни, Даниэлла.
      – Все может измениться, – возразила я, понимая, что беззастенчиво лгу. Но слова продолжали литься, бессмысленные, ненужные. Я одновременно цеплялась за Криса и отталкивала его.
      И похоже, ему это надоело.
      – Даниэлла, – нахмурился он, – ты слишком все усложняешь. Для нас обоих. Пойми, цели у нас разные. И желания тоже. Ты хочешь не того, чего хочу я.
      – Неправда! Я хочу того же! Только…
      – Только не со мной? – докончил он. – Мило. А я думал, между нами что-то есть. Особенное.
      – Так и есть, – пробормотала я.
      Крис язвительно хмыкнул. Похоже, он был в бешенстве.
      – Может, и так, но этого недостаточно, чтобы сказать «да» без всяких оговорок и оправданий. Я буду с тобой… но. Я буду с тобой, только… Я буду с тобой… до того, как… До чего? Пока не подвернется кто-то более подходящий? Богаче, более образованный? Брось. Даниэлла, нужно быть последним дураком, чтобы продолжать поддерживать отношения на твоих условиях.
      Я покачала головой:
      – Поэтому я должна принять твои?
      – Нет. Строить отношения нужно на общих условиях. Но общих у нас как раз и нет.
      Стоило ли продолжать спор?
      – Послушай, – договорил он уже мягче, – мне пора идти. Надеюсь, у тебя все будет хорошо, Даниэлла. И ты получишь все, о чем мечтаешь.
      Я тоже на это надеялась.
      Каковы бы ни были эти самые мечты.

      Переезд – это катастрофа.
      Ненавижу собирать вещи. Держу пари, раскладывать их на новом месте – еще хуже. Интересно, буду ли я скучать по маленькой квартирке в Оллстоне? Конечно, это конура, но, подчеркиваю, моя конура.
      А обстановка? Скособоченный деревянный стол, который я купила, еще учась в колледже, и с тех пор повсюду таскала с собой. Выщербленный пластиковый дуршлаг, приобретенный на блошином рынке. Зеленый складной стул, на который я бросала грязное белье…
      И ни один из этих предметов не поедет со мной.
      Скучать по всему этому?
      Наверное, не стоит. Потому что настало время двигаться дальше. Начать новую жизнь. Какое счастье, что решение пришло ко мне так внезапно. Под влиянием момента.
      И Джастин тоже обрадовался. Конечно, предстоит нелегкий период притирки, но до чего здорово, что Джастин попросил меня жить в его комнате!
      Осталась только одна, и немалая, проблема.
      Нужно было сообщить родителям, что я переезжаю к Рику.
      Вдовцу и одинокому папаше с ребенком.
      Да стоит ли вообще им говорить?
      Может, лучше промолчать?
      Отказаться от телефона. Пользоваться сотовым и…
      А как насчет почты?
      А если Томми снова заявится без предупреждения? До смерти перепугает нового жильца…
      Я злобно уставилась на дурацкий телефон.
      Как-то неприятно, что я все еще боюсь реакции родителей. И не столько их гнева, сколько разочарования.
      Что, по их мнению, я должна делать с собственной жизнью?
      Оправдает ли их надежды мой союз с Риком?
      Да и есть ли у них эти надежды? Были ли?
      Кто знает, не остаемся ли мы детьми на всю жизнь? Стремимся угодить родителям, иногда испытываем потребность в мятеже, лишь бы привлечь их внимание в той или иной форме.
      Какое это тяжелое бремя – быть родителями!
      Если у нас с Риком все сложится, если я стану официальной мачехой Джастина – не развалюсь ли под невыносимым бременем?
      А что будет, если у нас появится общий ребенок? Неужели я искалечу ему жизнь еще до первого дня рождения, обеспечив годы лечения у психиатра, пичкая лекарствами от всех недугов, включая судороги, пироманиакальные тенденции и неконтролируемые приступы паники при виде овощей?
      «Вот так и начинается безумие, Джинси, – остерегла я себя. – Этим путем лучше не идти».
      Шаг за шагом. Как всегда говаривал отец.
      Отец.
      Я подняла трубку.
      Хоть бы он подошел к телефону.
      Удача была на моей стороне.
      – Привет, па, – начала я дрожащим голосом. – Это я. У меня хорошие новости.

      Я решила идти на свадьбу Клер одна.
      Дэвид, конечно, согласился бы меня сопровождать, но как раз взял несколько отгулов и поехал в Колорадо, навестить лучшего друга по медицинскому факультету. Встреча однокашников, пояснил он.
      Я желала брату счастья, как и наши родители. К моему полнейшему удивлению, они пришли в восторг от решения Дэвида разорвать помолвку с Робертой. Похоже, они с самого начала видели ее насквозь и все-таки предпочли ни о чем не предупреждать Дэвида. Не вмешиваться в его жизнь.
      Они позволили своему тридцатишестилетнему сыну делать собственные открытия и принимать собственные решения.
      И поведение папы и мамы заставило меня призадуматься. Так ли уж я была права, считая, что прекрасно их знаю?
      Так ли уж ортодоксальна наша семья?
      Так ли уж традиционны их ожидания? Да и мои собственные?
      А как насчет храбрости и независимости?
      Насчет того факта, что я не Дэвид и никогда им не была?
      Короче говоря, я совсем растерялась. Мир, казавшийся таким устойчивым, рушился. Все, в чем я была так уверена, стало казаться сомнительным. На все легла тень.
      Обман. Нерешительность. Неуверенность…
      Только собственной нечестностью я погубила все, что у нас было с Крисом. Да, возможно, мы не были предназначены друг для друга, но будь я с самого начала честна с ним, могла бы уберечь нас обоих от сердечной боли и обид.
      С Барри такого не будет. Иначе я перестану себя уважать.
      Поэтому я позвонила ему и мягко объяснила, что встречалась с другим, но все внезапно закончилось. И теперь я, естественно, выбита из колеи, и что было бы несправедливым проводить сейчас время с Барри, поскольку я сейчас не в том состоянии, чтобы начинать что-то заново.
      Барри отнесся к моему признанию с пониманием. Точнее, вел себя безупречно, за что я была ему благодарна. Но все-таки он не снял меня с крючка!
      – Даниэлла, – сказал он, – если ты встречалась с кем-то и так сильно расстроена разрывом, полагаю, эти отношения были очень важны для тебя. В таком случае могу я спросить, почему ты согласилась увидеться со мной в Бостоне?
      – Не могу точно объяснить, – призналась я. – Но я рада, что мы увиделись. Знаю, это звучит эгоистично, – так оно и есть, но ты мне нравишься. И мы прекрасно провели время.
      Барри с сожалением усмехнулся:
      – Что же, мне очень жаль. И тебя и меня. Надеюсь, ты скоро успокоишься. Что же до меня… не стану лгать и утверждать, что мне безразлично. Ты мне нравишься, Даниэлла.
      – И мне тоже очень жаль, – всхлипнула я. – Правда.
      – Слушай, может, через несколько месяцев, если мы оба…
      – Может быть, – согласилась я. – Через несколько месяцев.
      И, повесив трубку, без всякого энтузиазма принялась выбирать платье и прическу для Великого дня Клер.
      Мое мнение об Уине так и не изменилось, но Клер была моей подругой, и я твердо решила уважать ее выбор.
      «Кроме того, Даниэлла, – сказала я себе, – что ты знаешь об истинной любви? И вообще знала ли хоть что-то?»

      Ночь перед свадьбой.
      Последняя ночь незамужней женщины.
      Хотя, возможно, такая ночь уже была. Накануне встречи с Уином много лет назад.
      Так или иначе, уже завтра вечером я стану миссис Уинстон Каррингтон III. Клер Джин Уэллман Каррингтон.
      Столько имен, которые приходится носить с собой всю жизнь!
      Столько ролей играть…
      Мы заказали номер для новобрачных в старом «Ритце». Было десять вечера, и, по мнению родных, я давно уже лежала в постели. Но сна не было.
      Насколько я знала, Уин и кое-кто из приглашенных на свадьбу все еще сидели внизу, в баре. Я натянула платье и спустилась на первый этаж.
      И замерла у двери полупустого бара.
      Голос Уина поднимался и спадал волнами. Я услышала расклад своей жизни на все последующие годы. Никаких сюрпризов. Ничего нового. Все согласно плану. Плану Уина.
      Собственно говоря, неплохая жизнь. Только вот моя ли?
      А если не моя, чья тут вина?
      – Клер, возможно, сразу же захочет ребенка, – продолжал Уин, – но если она забеременеет, я немедленно потребую, чтобы она уволилась. Мы прекрасно сможем прожить и на мое жалованье. Более чем прекрасно.
      Я услышала негромкий рокот мужских смешков.
      О да, Уин. Мы все знаем, что ты делаешь деньги. Кучи и кучи денег.
      – Думаю, следующие несколько лет мы будем проводить отпуск на озерах. Пусть бабушки и дедушки порадуются на внуков. Конечно, Клер хочет в Париж, но это может подождать. Может, свожу ее на десятую годовщину свадьбы.
      Еще десять лет…
      «Это будет не такая уж плохая жизнь, Клер, – наставительно сказала я себе, поднимаясь на лифте в номер для новобрачных. – Свою долю утешений ты получишь».

      Я стояла у алтаря.
      Уин стоял рядом.
      На церковных скамьях расселись друзья и родные.
      Преподобный отец громко читал, держа перед глазами листок бумаги.
      А я размышляла о том, что…
      Иногда мы, женщины, забываем, что у мужчин тоже есть чувства.
      Иногда мы забываем, что мужчины тоже когда-то были малышами, нуждались в ласках и поцелуях. И что мужчины во многих отношениях так и остались мальчишками, в точности как и женщины, во многих отношениях оставшиеся девчонками.
      Иногда мы, женщины, забываем, что мужчины так же сильно нуждаются в любви, как и мы, женщины.
      И нам в самом деле никогда, никогда не следует забывать об этом.
      Я не могла выйти замуж за Уина, как ради него, так и ради себя.
      Священник только что прочитал вводную молитву.
      И теперь с улыбкой воззрился на нас.
      Довольно.
      – Я не могу выйти за тебя, – выпалила я. – Не могу!
      Преподобный нахмурился и подступил ближе.
      – Дорогая, – прошептал он, – вы хорошо себя чувствуете?
      Сбитый с толку Уин ошеломленно уставился на меня.
      – Прекрасно, – твердо ответила я.
      Неизвестно, слышали ли меня в этот момент друзья и родные. И не все ли равно?
      – Я прекрасно себя чувствую, – повторила я, – потому что больше не желаю лгать. Хватит с меня вранья. Моя душа больше не выдержит тяжести обмана.
      Лицо Уина потемнело: похоже, до него постепенно начинала доходить истина.
      – Что ты мелешь? – прошипел он, сильно сжимая мой локоть. Пальцы больно впились в кожу, и я резко отдернула руку. Преподобный ахнул, а по церкви пронесся шепоток.
      И тут я повернулась и бросилась бежать.

      Конечно, я слышала истории о невестах и женихах, бросающих женихов и невест прямо у алтаря, но в жизни не предполагала стать свидетельницей столь драматичного события.
      Все казалось нереальным, как в кино. Клер, несущаяся по проходу, преподобный, поспешно уводящий Уина и шафера от алтаря, истерические вопли какой-то пожилой дамы, дети, весело бегущие за Клер, – похоже, они решили, что все это такая новая игра. Даниэлла даже минуту спустя так и не сумела подобрать отвисшую челюсть… Пришлось помочь. Я осторожно нажала на ее подбородок и заставила закрыть рот.
      – Вот это да! – восхитился Рик. – Вот это да!
      – Не могу поверить, что она натворила, – потрясенно прошептала Даниэлла. – Я… я… Потрясающе!
      – Я горжусь Клер! – объявила я. – Уин – жлоб. Клер заслуживает лучшего мужа!
      Даниэлла принялась обмахиваться полученной на входе программкой.
      – Верно, но у алтаря! Она что, не могла бросить его за кулисами или где-то там еще?
      – Тут я согласен с Даниэллой, – поддержал Рик, за что получил мой негодующий взгляд. – Ладно, может, она не могла собраться с духом до последнего момента. Но согласись, пусть парень и жлоб, не стоило так жестоко поступать с его родными. Да и со своими, в общем, тоже.
      – Придется вернуть подарок в магазин, – пожаловалась я, ткнув пальцем в красиво упакованную коробку, лежавшую рядом на скамье. – Подумать только, я даже воспользовалась ее списком!
      – И она выглядела в этом платье просто ослепительно, – пробормотала Даниэлла. – Какая жалость!
      Исход продолжался.
      Сначала мимо нас проплыли мистер и миссис Каррингтон. Миссис Каррингтон выглядела бледнее свадебного риса. Лицо мистера Каррингтона, наоборот, приобрело зловеще-фиолетовый оттенок.
      За ними проследовал Трей, одетый с иголочки, в черном смокинге. Проходя, он подмигнул нам.
      И наконец, Уэллманы – точные копии несостоявшихся родственников. Белое и красное. Шок и ярость.
      После этого церковь мгновенно опустела. Только наша ошарашенная троица оставалась на местах.
      Наконец Рик встал.
      – Ну, – произнес он, делая вид, что тащит нас в проход, – конечно, потрясение было немалым и все такое, но я бы сейчас чего-нибудь выпил.
      Даниэлла вымученно улыбнулась:
      – Взгляни на нас. Вырядились на праздник, называется. Теперь просто необходимо куда-нибудь закатиться. Кроме того, мне немного не по себе, и поэтому необходима компания.
      Не знаю, что нашло на меня. Не знаю. Но когда мы поплелись к выходу, я догнала Даниэллу и крепко обняла.
      – Спасибо. – Она шмыгнула носом и поспешно вытерла глаза.
      – Не за что, – ответила я, едва сдерживая слезы. – Я серьезно. Не за что. И давай больше не будем об этом.

      Мой разъяренный отец отбыл в Мичиган следующим же рейсом. Братья и их жены почтительно присоединились к нему.
      Мать, сохранявшая странное спокойствие, предложила несколько дней побыть со мной. Я немного поколебалась, прежде чем поблагодарить ее и согласиться.
      Первую ночь я провела, забившись в одну из комнат номера, поспешно покинутого отцом.
      Вторую ночь я провела в гигантской постели рядом с матерью. Долго-долго плакала. А когда немного успокаивалась, начинала плакать мать. Заснуть не удалось ни одной из нас.
      В какой-то момент, очень-очень поздно, я вроде бы услышала ее едва различимый голос:
      – Прости, Клер. Пожалуйста, прости.
      Наутро все это показалось мне сном, и я не спросила мать, что было на самом деле. Довольно и того, что я слышала эти слова, и не все ли равно, кто их произнес?
      Я немедленно выехала из наших апартаментов и сняла маленькую квартирку в Фенуэе. В самом центре. Денег пока хватало. Мама улетела домой.