– Вы сделали бы меня счастливейшим человеком во всем Денвере и на Тихоокеанской железной дороге, мэм, если бы согласились стать миссис Патрик Фини, – заявил железнодорожник, увязавшийся вслед за Кэтлин, когда та выходила из обеденного зала гостиницы «Пасифик Отель».
      «Только его мне не хватало», – подумала Кэтлин Фицджеральд, застегивая теплый шерстяной жакет и выходя под навес, ажурные опоры которого тянулись почти до железнодорожных путей. – Вы простудитесь, мистер Фини, – предупредила она, – выбегая на холод вот так, в одной рубашке. – Необозримые просторы заснеженной долины Саут-Платт простирались вокруг станции Комо, где Кэт остановилась, чтобы сделать пересадку.
      – Все в порядке, мэм, холод мне нипочем, – заверил ее мистер Фини, хотя его руки, видневшиеся из-под закатанных до локтей рукавов фланелевой рубашки, уже покрылись гусиной кожей. – Но я ценю вашу заботу о моем здоровье, – добавил он, и румянец окрасил его лицо, смягчая грубоватые черты.
      «Бедный мистер Фини, – подумала Кэт. – Должно быть, он очень одинок».
      – Если бы вы согласились стать моей женой, я бы, черт возьми… о, простите, мэм… – Фини покраснел еще гуще, так как уже получил выговор за сквернословие. – …Дьявол, да я бы поехал в одной рубашке до самого Брекенриджа, чтобы просить благословения у вашего брата. Мне не потребуется билет, так что это мне ничего не стоило бы. Я ведь служащий железной дороги, и мне положен бесплатный проезд. Так что, мэм, подумайте хорошенько.
      Кэт вздохнула. Мистер Фини довольно приятный мужчина, если не обращать внимания на грубоватые черты его лица и эти ужасные подтяжки, совсем не подходящие к клетчатой рубашке. Он обладал великолепной копной черных волос и со спины был очень похож на Мики Фицджеральда, ее покойного мужа. Настолько похож, что по телу Кэтлин пробежали мурашки. Разумеется, она не собиралась выходить замуж за мистера Фини и сейчас подыскивала наиболее достойную истинной леди форму отказа.
      – Я очень тронута вашим любезным предложением, мистер Фини, – начала Кэт как можно вежливее, чтобы не обидеть незадачливого поклонника.
      – Извините… – Джентльмен, занимавший место на противоположном конце стола, за которым они сидели в обеденном зале, прошел мимо с явно заинтересованным видом.
      – …Но, к сожалению, я вынуждена отклонить его, – продолжала Кэт. – Конечно, я благодарна за честь, которую вы мне оказываете. – Это было уже седьмое предложение руки и сердца, которое ей приходилось дипломатично отклонять с тех пор, как она выехала из Чикаго через Денвер в Брекенридж, где жил ее брат Шон. По какой-то причине половина мужского населения Колорадо словно решила, будто 1887-й год будет подходящим годом для того, чтобы обзавестись супругой, но при этом обнаружила, что в штате недостаточно женщин для осуществления этих намерений. Незнакомцы, вроде мистера Фини, при любой возможности обращались к ней с матримониальными предложениями. «Надо написать маме, – подумала Кэт. – Может быть, кто-то из ее пансионерок не прочь выйти замуж». Сама Кэт была слишком умудрена опытом, чтобы снова пасть жертвой романтического порыва.
      – У меня отличная работа на железной дороге, – не унимался Патрик Фини, следуя за ней по платформе. – Я начальник паровозного депо. Буду рад показать его вам.
      – Это очень мило с вашей стороны, – прошептала Кэт, – но мне нужно успеть на поезд.
      – И денег у меня достаточно, чтобы обеспечить жену и детей, которых, надеюсь, нам пошлет Господь. – Он забежал вперед и теперь шел пятясь, мешая Кэт идти.
      Девушка нахмурилась. Она считала, что мужчина, который просит руки женщины, не должен упоминать о деторождении.
      – Это потому, что я плохо выражаюсь, да? – спросил Фини с виноватым видом. – Так ведь это люди так называют ОСП и ПЖД, мэм. Я просто подумал, может, это вам интересно. Поверьте, у меня и в мыслях не было обидеть вас.
      За обедом мистер Фини объяснил пятерым мужчинам, сидевшим за одним столом с Кэт, что сокращение ОСП и ПЖД – «Окружная Саут-Платт» и «Пасифик Железная Дорога» – расшифровывается как «очень скромно приглашает и потом жарит досиня». Мужчины нашли шутку забавной, в отличие от Кэт.
      – Большинство дам чувствуют себя оскорбленными, когда слышат сальности, мистер Фини, – сказала она, сожалея, что не последовала совету матери и не надела вязаную шаль вместо изящной шляпки. Ветер, свистевший в безлесной долине, совсем заморозил ее бедные уши и нос. Наконец мистер Фини замедлил шаг перед дверью купе в теплом отапливаемом вагоне. Ну почему этот человек не может принять отказ так же вежливо, как она его высказала, и отправиться восвояси?
      – У меня есть собственная лошадь и собака для травли медведей. Я был бы вам хорошим мужем.
      – Я уже была замужем, – ответила Кэт, – и мне это не понравилось! – С такими мужчинами лучше всего говорить напрямую.
      Мистер Фини уставился на нее, раскрыв рот.
      – А теперь, если вы будете так любезны и пропустите меня, я попрощаюсь с вами.
      Так как оторопевший мистер Фини стоял как вкопанный, ей пришлось обойти его. При этом Кэтлин наткнулась на того самого джентльмена, который своим уходом из зала прервал ее объяснение с мистером Фини.
      – Бедняга Фини, – обратился он к Кэт. – Похоже, вы его сильно разочаровали. – Мужчина стоял на подножке вагона вместе с кондуктором.
      Оба они явно веселились, наблюдая за брачными домогательствами мистера Фини и отнюдь не дружелюбным отпором Кэт.
      – Я его даже не знаю, – ответила Кэтлин, смущенная тем, что объявились свидетели ее отнюдь не благопристойного и вежливого поведения.
      – Может, мне все-таки поехать с вами, – пришел в себя после испытанного потрясения мистер Фини. – Вы могли бы получше узнать меня, если бы…
      – Убирайтесь! – отрезала Кэт. Вряд ли его сердце разбито. Мистер Фини знаком с нею меньше часа. Вероятно, он делал предложение каждой женщине, проезжавшей через город.
      Мистер Фини ретировался, и Кэт, с превеликим облегчением, избавившись от назойливого поклонника, окинула взглядом поезд, который должен был доставить ее в Колорадо, штат высочайших горных вершин, покрытых снегом, беглых преступников, снежных бурь и легендарных золотых приисков. Ей не терпелось поскорее оказаться там. Кэт решила, что поезд выглядит не слишком внушительно. Состоял он из грузового и пассажирского вагонов, тендера и ярко выкрашенного паровоза с толстой трубой, показавшегося Кэт очень маленьким для того, чтобы преодолеть горы, окружавшие долину.
      Незнакомый джентльмен, оправившийся от приступа веселья, взял чемодан девушки и протянул ей руку, чтобы помочь подняться в загон.
      «Сильный мужчина, – подумала Кэт. – Надеюсь, хоть он не собирается делать мне предложение».
      После того, как она нашла единственное незанятое двойное сиденье в заполненном пассажирами вагоне, попутчик поставил ее дорожную сумку на специальную полку для багажа над их головами. Затем помог Кэт снять и повесить жакет, так как вагон хорошо отапливался двумя печами. Наконец, незнакомец вежливо прикоснулся к краям своей шляпы:
      – Счастливого пути, мэм. – Он прошел дальше по вагону.
      Порывшись в своем багаже, Кэт отыскала книгу, купленную в Денвере. «Какой красивый мужчина, – подумала она. – Не то, что мистер Фини». Кэт была восхищена обходительностью этого джентльмена, даже не пытавшегося завладеть ее вниманием.
      Маленький паровозик со свистом выпустил струйку пара, смешавшегося с клубами черного дыма, пролетавшего за окном вагона, потом медленно со скрежетом выбрался из города по узкой колее железной дороги. Кэт решила выбросить из головы мысли об обходительном джентльмене, поудобнее устроилась на скамье и открыла книгу Изабеллы Л.Берд «Жизнь леди в Скалистых горах».
      Как она завидовала мисс Берд, совершившей такое увлекательное путешествие, полное приключений. «Приключения» Кэт пока что ограничивались поездкой в Денвер с респектабельным католическим семейством и нетерпеливым желанием, чтобы «скромно приглашающая и потом жарящая досиня» железная дорога была помилосерднее к чувствительному заду леди.
      Когда поезд остановился в Тарриоле, на сиденье через проход от Кэтлин опустился новый пассажир, находившийся явно под влиянием паров алкоголя. Опасаясь, что это очередной холостяк, подыскивающий себе жену, Кэт отодвинулась от прохода к окну, подальше от пьяного. К счастью, тот едва держался на ногах и вряд ли заметил очаровательную попутчицу.
      Потеряв отца и мужа из-за их пристрастия к алкоголю, Кэт не выносила даже запаха спиртного. Хорошо еще, что мисс Берд дала возможность отвлечься от неразборчивого бормотания нового пассажира. Изабелла Берд писала, что жила на ранчо, помогая не только на кухне, но и со скотом, по меньшей мере пять раз в день разъезжая верхом. Работа на кухне не прельщала Кэт, но управляться со скотом, наверное, было интересно. Как и большинство других чикагских девушек, она никогда не ездила верхом. Монахини монастыря Святой Схоластики не включили верховую езду в круг изучаемых предметов.
      В Халвее близ Халвей Галч, где имелось всего несколько домов и водокачка, вошли двое пассажиров, но Кэт не обратила на них внимания, так как вместе с мисс Берд ехала на лошади к перевалу, расположенному в Скалистых горах па высоте восемь тысяч футов над уровнем моря. Она мысленно представляла себе озеро, замерзшее при температуре ниже нуля градусов, слышала пугающее уханье совы, выходившей на охоту, когда солнце садилось за вершиной горы, увенчанной снеговой шапкой. Восхитительная картина!
      – Мисс!
      Она подняла глаза от книги и увидела молодого человека, наводящего на нее огромный пистолет.
      «Что, скажите на милость, он делает?» – удивилась Кэт. В течение нескольких дней, проведенных ею в Колорадо, мужчины всячески старались вызвать ее восхищение, демонстрируя все что угодно: от золотых самородков до фотографий своих матерей. Епископ Машбеф, к которому у нее было рекомендательное письмо от преподобной матери Люитгарды Хубер, показал Кэтлин распятие, что он пронес по всему краю старателей в те дни, когда ему приходилось служить мессу в фургоне, по никто еще не додумался показывать ей оружие, и Кэт сочла невежливым такой способ привлечения ее внимания.
      – Очень мило, – ответила Кэт. Она быстро сняла шляпу и положила ее на сиденье, обтянутое красным плюшем, чтобы молодой человек не мог сесть рядом. Затем вернулась к мисс Берд, ноги у которой совсем окоченели от холода.
      – Мисс!
      Кэт отметила в книге место, где читала, и снова подняла глаза.
      – В чем дело? – Теперь она вспомнила, что это один из двух пассажиров, которые сели в Халвее. Никуда от них не деться! Не успеешь отделаться от одного, как начинает досаждать другой.
      – Я держу вас на мушке, мисс, – заявил молодой человек со смущенным видом.
      – Ну, конечно, держите, – согласилась Кэт. Бедняжка Изабелла замерзает там одна на горной вершине, а тут этот молодой человек жаждет познакомиться.
      После минутного замешательства незнакомец добавил:
      – Я граблю поезд, мисс.
      Кэт широко раскрыла глаза, забыв о затруднениях англичанки, путешествующей по Дикому Западу. Ограбление поезда? Вот это настоящий Колорадо, не то что четыре дня в Денвере, приведенные под крылом маленького сморщенного французского епископа. И все-таки, Кэт не могла понять, почему грабитель поездов призывает ее обратить внимание на это мероприятие. Может быть, он не хочет, чтобы она пропустила интересное зрелище?
      – Мы не нашли денег, которые должны были везти на рудник этим поездом, – запинаясь стал объяснять молодой человек в ответ на заинтересованный взгляд Кэт, поэтому грабим пассажиров.
      Девушка заметила, что остальные пассажиры беспокойно смотрят на нее во все глаза, в то время как в конце вагона рядом с печкой громадный детина разбойничьего вида наставил два еще более внушительных пистолета на всю компанию.
      – Эй, Кенни, кончай лясы точить с этой девицей! – заорал он.
      – В любом случае, – сказала Кэт, – я не собираюсь отнимать у вас время, мистер… ах да, мистер Кении. – Пришлось повысить голос, так как пьяный пассажир проснулся и начал петь. Кэт наклонилась вперед, обращаясь к дебоширу: – Потише, сэр, – пристыдила она его. – Вы мешаете грабить и выставляете себя в неподобающем виде.
      – Мэм, – почти умоляюще проговорил грабитель.
      – Минуточку. – Кэт снова обратилась к пьяному, оставившему безо всякого внимания ее призывы к порядку и вновь затянувшему песню. – Вы представляете себе, что случается с теми, кто дурманит свой разум и отравляет тело алкоголем?
      – Что? – заинтересовался тот, прерывая пение.
      – Они желтеют, распухают, разлагаются, теряя человеческий облик, и умирают, – сообщила Кэт, которая видела, как именно это произошло с ее собственным отцом.
      – Разлагаются? – пьяный озадаченно уставился на нее.
      – Именно так, – утвердительно кивнула Кэт.
      – Послушайте, мисс, не могли бы вы отдать мне ваши драгоценности и деньги…
      Удивленная, Кэт повернулась к молодому разбойнику.
      – Вы хотите сказать, что грабите МЕНЯ?
      – Я хочу сказать, что граблю всех пассажиров, мисс, не только вас, – виновато ответил тот.
      – Вы с Запада? – неожиданно спросила Кэт.
      – Да, мэм.
      – Кенни! – Громила продвигался по проходу, освобождая пассажиров от их ценностей.
      – Ну, тогда должна сказать вам, что мужчины с Запада не грабят настоящих леди, – заявила Кэт. – Если вы подождете минутку, я вам это докажу. – Она принялась быстро листать книгу, пока не нашла нужный абзац. Молодой грабитель, пристально разглядывавший Кэтлин, пока та отыскивала подходящее высказывание, заметил:
      – А вы очень милы, мэм.
      – Спасибо, – сказала Кэт. – А теперь слушайте: Изабелла Берд утверждает, что мужчины на Западе ВСЕГДА обращаются с женщинами почтительно. Можете прочесть это место. – Она протянула незнакомцу книгу, добавив: – Вы, конечно же, не хотите лишить меня возможности видеть в вашем лице образец почтительного обращения с женщиной? – Молодой человек густо покраснел и попятился, едва не свалившись на колени распевающему во все горло пьянице.
      – Заткнись и давай сюда свое кольцо и вот эту брошь! – рявкнул громила, успевший за это время настолько продвинуться к середине вагона, что мог слышать их разговор.
      Кэт поджала губы.
      – Вот здесь написано, слушайте, – не отступала она, обращаясь теперь ко второму грабителю поездов. – Мисс Берд спрашивает у одного джентльмена, можно ли ей без опасения ездить верхом после наступления темноты, и тот отвечает ей, что даже САМЫЙ ЖЕСТОКИЙ разбойник в округе не причинит ей вреда. – Кэт просияла и сделала вывод: – Вот видите! А вы ПРОСТО разбойники, поэтому… – она резко замолчала, потому что громила поднял свой пистолет и взвел курок.
      – Баджер, – крикнул его молодой спутник, – ты ведь не застрелишь ее? Посмотри, какая она хорошенькая.
      С этого момента Кэт уже не была уверена в точной последовательности дальнейшей череды стремительных событий. Неожиданно пьяный ткнулся в молодого грабителя и повалился на него, а в это время обходительный джентльмен, помогавший Кэт, который до этого читал газету, встал, зажал рукой шею верзилы и приставил пистолет к его уху.
      – Ты не застрелишь леди, – спокойно произнес он, – если только не хочешь, чтобы я вышиб тебе мозги.
      «Какой смельчак!» – подумала Кэт. Происходящее напомнило ей романтические повести для школьниц, которыми она зачитывалась, пока не обнаружила, что реальная жизнь далеко не так романтична, как кажется. Мики, покойный супруг Кэт, вне всякого сомнения, не стал бы ее спасать. Когда безвременная кончина настигла беднягу под колесами повозки, груженой бочками пива, все произошло как раз наоборот: это Кэтлин пыталась спасти ЕГО.
      Кондуктор и несколько дюжих парней потащили грабителей в товарный вагон. Кэт вежливо кивнула и благодарно улыбнулась своему спасителю, но сразу же пожалела об этом, так как мужчина поднял с сиденья ее шляпу и сел рядом. Какими бы романтическими не казались последние события, настоящей леди не пристало заводить знакомства в поезде.
      – Я вам очень благодарна, сэр, за то, что вы вступились за меня, – сказала Кэт, взяв из его рук свою шляпу, – однако, я не приглашала вас…
      – Мадам, – прервал ее незнакомец. – Никогда не видел большего проявления глупости, чем то, чему был сейчас свидетелем. Только наивная простушка станет читать лекцию о галантном поведении человеку, направившему на нее пистолет.
      Кэт разинула рот.
      – Но я…
      – Если вы не беспокоитесь о собственной безопасности, то могли бы подумать о том, какой опасности подвергаете всех нас.
      Неужели она действительно поставила под угрозу жизнь своих попутчиков? Кэт не могла не признать, что верзила был готов застрелить ее. К счастью, ей не пришлось отдавать ему брошь, принадлежавшую еще ее ирландской бабушке.
      – Ну, что ж, извините меня за причиненное беспокойство, – натянуто проговорила Кэт.
      – Беспокойство! Да из-за вас мы все могли бы погибнуть. А у меня, например, двое детей, о которых нужно заботиться.
      Кэт задумчиво кивнула.
      «Привлекательные мужчины всегда оказываются женатыми», – подумала она. Впрочем, этот факт никоим образом не волновал Кэт.
      – Полагаю, мэм, вы едете к мужу, – продолжал незнакомец, – и я собираюсь рассказать ему, какая безрассудная женщина…
      – Я вдова, – с достоинством сообщила Кэт.
      – Ну, в таком случае вам следовало бы принять предложение Патрика Фини. Тогда вы перестали бы расточать все эти нежные взгляды и сладкие улыбки. Даже тот молодой грабитель был сражен наповал…
      – Нежные взгляды! – возмутилась Кэт. – Сладкие улыбки!
      – Одинокие женщины не приезжают в эти края, если только не ищут мужей.
      – Ну, а я не ищу! – отрезала Кэт. – Однажды я уже была замужем, и воспоминания об этом не из лучших. – Она бросила на незнакомца холодный взгляд и отвернулась. А поезд продолжал, стуча колесами, продвигаться по извилистой горной дороге.

* * *

      Джеймс Коннор Маклод сидел, словно пригвожденный к месту. Господи, да она просто красавица! Не удивительно, что незнакомые мужчины наперебой предлагали ей руку и сердце. Еще в гостинице «Пасифик Отель» он обратил внимание на стройную фигуру девушки, которую выгодно подчеркивал фасон зеленого бархатного платья с черной отделкой и золотыми пуговицами. Сидя на противоположном конце стола Коннор не мог не заметить всего остального: нежные розовые губы, круглое личико, решительный маленький подбородок и вьющиеся темные волосы, сколотые в пышный пучок на затылке как раз под черной плюшевой шляпкой в форме цветочного горшка с изящным красным пером. А глаза! Мужчина тонет в таких глазах, ясных и зеленых, как горное озере, окаймленных длинными черными ресницами.
      Кэт отвернулась, и Коннор уставился на ее затылок. Сколько же лет он не встречал женщины, при взгляде на которую его сердце забилось бы быстрее? Будь у него хоть на йоту здравого смысла, он бы очертя голову кинулся назад на свое место и продолжил бы читать газету. Как назло, разбуженный грабителями пьяница, расположившийся по другую сторону прохода, вознамерился подсесть к ним, и Коннору пришлось отпихнуть его. Потом ему вспомнилось, как яростно отрицала девушка свое стремление выйти замуж. Похоже, она не слишком-то верит в романтические отношения между мужчиной и женщиной, что, по его мнению, говорило об уме, неожиданном для такого миловидного юного существа. Следовало пересмотреть свое первоначальное мнение; может быть, она и не «простушка».
      – Не слишком ли вы молоды, чтобы отрицать радости брака? – спросил Коннор, преисполненный уверенности, что женщины прежде всего стремятся выйти замуж. – Это не значит, что я не согласен с вами, – торопливо добавил он. Однако Кэт не удостоилась повернуться к нему. – Сам я не намерен когда-либо жениться снова, – подытожил Коннор. Обращаясь к затылку отвернувшейся женщины, всегда чувствуешь себя как-то глупо.

* * *

      Жениться снова? Это случайное высказывание привлекло внимание Кэт. Уж не вдовец ли он? Подавив вспышку интереса к своему собеседнику, она все же не смогла удержаться, чтобы в свою очередь не заметить:
      – В любом возрасте можно принять разумное решение, чтобы не повторять дважды собственные ошибки. – Наверное, он тоже много страдал в несчастливом браке, и Кэт сочувствовала ему. Попутчик казался трезвым, здравомыслящим человеком, может быть, несколько вспыльчивым. По крайней мере он не был таким бесшабашным и беспутным красавцем, как Мики. Кэт закрыла книгу и, опустив глаза, стала думать о Мики, в которого безумно влюбилась, как только выпорхнула из монастырской школы. Ей казалось, что жизнь с таким очаровательным и обаятельным человеком будет бесконечной романтической идиллией. Что за дурацкая идея! Мики, красавец-жених, напился вдрызг на их собственной свадьбе, отдав должное отличному виски ее отца. Точно так же он напивался бесчисленное число вечеров их совместной жизни. По правде говоря, за все годы супружества Кэт не раз задавалась вопросом, не был ли салун Лайама Фицпатрика более привлекателен для Мики, чем его дочь? В любом случае, глупо влюбляться в мужчину ради его красивой внешности.
      Она украдкой взглянула на своего попутчика. Кондуктор и еще несколько мужчин поздравляли его с победой над грабителями.
      – Вы сунули ему револьвер прямо в ухо! – воскликнул кондуктор. – Проклятые грабители! – Он грубо выругался, но тут же спохватился и обратился к Кэт: – Простите меня за мой «французский», мэм.
      Кэт поспешно отвернулась, когда сосед пристально взглянул на нее. Судя по его притягательным серым глазам и выражению лица закоренелого трезвенника, он, вероятно, до кончины супруги был покорителем женских сердец. Этим и объясняется его неучтивое обращение с нею. А вдруг он оставил свою жену… или она его? Мики как-то попробовал заниматься рукоприкладством, но Кэт не из тех, кто мирится с такими вещами или убегает из дому. Ночь на морозе у запертой двери отучила Мики поднимать руку на жену, даже когда он находился под воздействием винных паров. Воспоминание о той ночи в Чикаго заставило Кэт вспомнить о холоде, веявшем от окна. Стенка вагона становилась все холоднее, и девушка начала дрожать.
      Кэт снова взглянула на незнакомца. Если бы он был джентльменом, то уступил бы ей более теплое место. Но она не станет просить его об этом. Она вообще не будет говорить с ним. Подумать только! Отругать ее в общественном месте. Следовало бы сразу попросить его удалиться. Но в таком случае к ней бы пристал тот пьяный. Что ж, этот человек по крайней мере трезвый. Грубый, но трезвый.

* * *

      – А ну-ка, потише, вы там! – прикрикнул кондуктор. – Вы смущаете леди.
      Грабители выкрикивали непристойности, сидя в товарном вагоне, и некоторые их замечания можно было услышать сквозь скрежет поезда. Коннор посмотрел на молодую даму, любопытствуя, как она это воспримет. Ее напряженное молчание наводило на неприятную мысль: уж не считает ли она его таким же разбойником, как и парень, над которым Коннор взял верх, защищая ее. Однако, девушка не потребовала, чтобы он ушел, наверное, в глубине души, предпочитая его тому пьяному, что сидел по другую сторону прохода. «Все-таки, не стоило быть таким резким с нею», – подумал Коннор.
      Роза, его покойная жена, не раз говорила ему, что он бесчувственный человек. Коннор вздохнул. Трудно поверить, что двое таких любящих людей, как он и Роза, не смогли дать счастья друг другу. Коннор женился на изнеженной красавице, которая, очевидно, ожидала, что их союз принесет романтизм и дух приключений. Но вместо этого она обнаружила, что лагеря старателей лишены каких-либо удобств; что если она хотела есть, то должна была готовить сама, а ужаснее всего то, что следствием любовной страсти являлись дети, которых ей пришлось рожать и нянчить.
      Обещания Коннора когда-нибудь разбогатеть бесили ее; Роза Лорел всегда была богата – по крайней мере до тех пор, пока не поехала отдыхать с родителями в Колорадо и не встретила Коннора. Ну что ж, теперь он богат, но его разочарованная жена не дожила до этого времени, оставив Коннора с чувством вины в душе и с двумя детьми на руках.
      Девушка, сидевшая рядом с ним, права: лучше всего избегать романтических отношений и любви. Он поступал так вот уже восемь лет и собирался и впредь оставаться вдовцом. Но, Боже, какое благоухание исходило от его соседки – аромат восхитительных цветов. Коннор сжал зубы, подавляя желание завязать беседу, и устремил взгляд в окно, в то время как поезд прокладывал себе путь в горах, где леса становились все гуще, снег валил все сильнее, а рельсы петляли по нескончаемым американским холмам. Однако Коннор не замечал проплывающего за окном пейзажа, поглощенный мыслями о хорошенькой попутчице.

* * *

      Когда кондуктор прошел по вагону, зажигая масляные фонари в красивых медных держателях, пейзаж за окном, наконец, заставил обратить на себя внимание.
      – Не нравится мне это небо, – пробормотал Коннор, забыв, что его попутчица – не обычный пассажир, которому замечание о погоде близко и понятно. – Нам повезет, если удастся пройти через перевал до начала бури, – поспешил объяснить он. При этих словах Коннор отметил, какие тяжелые шапки снега накрыли высокие горные пики. Плохо дело, если они вздумают соскользнуть.
      Девушка удивленно взглянула на него и задумчиво сказала:
      – Мне всегда хотелось увидеть настоящую снежную бурю в Колорадо.
      Коннор вскинул брови: и оттого, что это пожелание было столь безрассудным, и оттого, что она заговорила с ним. Девушка посмотрела на него, и Коннор смутился под взглядом ее огромных глаз, понимая, что пялится на нее, как зеленый юнец. Мысли его заметались в поисках темы для разговора. Ах да, снегопад.
      – Никому не пожелаю попасть в снежную бурю в горах, – предостерег Коннор. – Январский буран может оказаться таким сильным, что собьет человека с ног, а снег таким густым, что в двух шагах ничего не видно.
      Кэт кивнула и сказала:
      – Тогда мне следовало бы помолиться Святому Кристоферу. – Коннор в изумлении глядел на девушку, пока та, склонив голову, читала молитву. – Ну вот, это поможет нам благополучно пересечь горы. – Она одарила Коннора улыбкой, вызвавшей незнакомое волнение в его груди.
      Хорошо, что оба они равнодушны к романтическим бредням. Кэтлин слишком привлекательная девушка, разве что слегка наивная. В любом случае, она слишком молода для него. Коннор усмехнулся. Неужели она и вправду думает, что ее молитва защитит поезд, если эти черные тучи настигнут их прежде, чем удастся пересечь перевал?
      Коннор уже сожалел, что отправился в путь в такое время года. Но ничего не поделаешь: новый рудник в «Гибсон-Хилл» обещает стать таким же прибыльным, как «Джамбо» или месторождения, находящиеся во владении Трентон Майнинг Компании. Коннор и его партнер нуждались в средствах для разработки нового месторождения и отражения нападок законников. Поэтому ему и пришлось предпринять эту поездку. Но почему родные девушки позволили ей путешествовать в январе… и совершенно одной? Он откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза, стараясь не обращать внимания па дразнящий аромат духов своей попутчицы.
      Они сидели в темноте еще минут пятнадцать, в течение которых Коннор помышлял о возвращении па свое прежнее место. Пьяный заснул, и вряд ли кто-нибудь теперь пристанет к леди. Коннор уже собирался откланяться, как вдруг Кэт воскликнула:
      – Вы слышали? Он слышал.
      – В Чикаго не бывает грома и снегопада одновременно, – добавила Кэт, удивленно раскрыв глаза.
      В горах раздался оглушительный гул, и Коннор, с лихорадочно бьющимся сердцем, толкнул Кэт и повалил ей на пол.
      – Что вы делаете? – воскликнула она.
      Но не успел Коннор ответить, как на поезд обрушился страшный удар, и их швырнуло в проход. На секунду он осознал, какое волнующее чувство вызвало в его душе прикосновение к нежному мягкому телу девушки, но опасность ситуации, в которой они оказались, потребовала от Коннора предельного самообладания. Если вагон, засыпанный лавиной, кувыркаясь рухнет вниз, они погибли. Даже если поезд останется на рельсах, они могут оказаться погребенными под тоннами снега.

      Оказавшись перед выбором: покинуть потерпевший крушение поезд или ждать вместе с пассажирами, которым повезло меньше, чем ей, Кэт решила напрямик спросить своего попутчика:
      – Вы вдовец?
      – Да, и собираюсь оставаться таковым и впредь, – ответил он с удивленным видом.
      – У меня сложилось именно такое впечатление, – призналась Кэт.
      – Рад слышать это, но какого черта вы спрашиваете об этом именно сейчас?
      Под словом «сейчас» он подразумевал опасное положение, в котором все они очутились. Лавина оторвала паровоз от вагонов и сбросила его вниз. Рядом с ним лежал, догорая, прицеп с углем. К счастью, пассажирский и товарный вагоны лишь сошли с рельсов. Те, кто не пострадал при крушении – среди них Кэт и ее попутчик, – уже выбрались из вагона на заснеженную равнину.
      – Потому что я не хочу в такую бурю находиться рядом с человеком, от которого ушла жена, – ответила Кэт. – Я сама доберусь…
      – Моя жена умерла, – возразил Коннор. – А вы никуда не пойдете. Ни одна женщина не сможет добраться в бурю до железнодорожной станции на вершине перевала.
      – Вы все еще настроены против меня, потому что я не испугалась грабителей, – решительно заявила Кэт. Коннор попытался опровергнуть это обвинение, но, в конце концов, сдался. «А может, он прав?» – подумала Кэт несколько минут спустя, когда они с Коннором уже направлялись на станцию. Яростный порыв ветра швырнул ее прямо в объятия мужчины. Кэт и не предполагала, как сильно начнет их трепать буря. Крушение произошло после того, как поезд выехал на открытое пространство, где не было деревьев. Ничто не защищало путников от ветра. Сильные порывы заставляли их порой сгибаться пополам, а иногда и падать на колени. Теперь Кэт понимала, почему Шон уговаривал ее остаться в Чикаго до весны, а мать, когда Кэт все же настояла на поездке зимой, проявила железную твердость в вопросе выбора белья и платья для путешествия.
      – Надень свое длинное теплое пальто с узкими рукавами, – убеждала ее мать, когда Кэт отдала предпочтение более модной короткой накидке со стеганной подкладкой и широкими рукавами. – А вдруг ты попадешь в снежную бурю? Как же ты обойдешься без теплой одежды? Да и снег будет забиваться прямо в эти безумно широкие рукава.
      Одежда, которая согрела бы ее? Кэт усмехнулась. Под шерстяное платье она надела сорочку, шерстяную комбинацию ниже колен, несколько нижних юбок, корсет, двое фланелевых панталон поверх шелковых – так много белья, что Кэт опасалась, как бы не испортить облегающий силуэт своего красивого дорожного платья. Она чувствовала себя подготовленной к любой буре, которую штат Колорадо наслал бы на нее в пути. Но сейчас Кэт поняла, что даже теплое зимнее белье, ботинки на меху, перчатки и толстый шарф, одолженный одним из пассажиров, оставшихся в вагоне, не защитят ее от воющей бури, сквозь которую они с трудом пробирались.
      И все-таки, когда Коннор спросил, все ли с нею в порядке, она ответила «да», перекрикивая рев ветра. Несколько минут спустя новый вихрь опять бросил путников на колени, и Кэт мрачно подумала, что ее юбки мало подходят для передвижения ползком, как, впрочем, и туго зашнурованный корсет. Она едва дышала от холода и усталости.
      – Смотрите не скатитесь вниз! – крикнул ее спутник.
      Кэт поползла быстрее, но это становилось все труднее, так как одежда намокла и ткань стала тяжелой. Снегопад усиливался. Если не удастся подняться с колен, они просто задохнутся в снегу. Только благодаря шарфу, закрывавшему нос и рот, Кэтлин удавалось не вдыхать холодные, мелкие крупинки, кружащиеся в воздухе.
      Попутчик помог ей подняться на ноги, и они с трудом стали продвигаться вперед, в то время как ветер вился вокруг и толкал в спину, заставляя спотыкаться. Рука спутника не давала Кэт упасть, да и сама она была полна решимости не сдаваться. Так он считает ее простушкой?! Ну, она ему покажет! От нее требуется идти вперед, и Кэт не станет жаловаться, хотя руки и ноги у нее словно налились свинцом и утратили всякую чувствительность.
      – Вы уверены, что мы не сбились с пути? – спросила Кэт.
      – Уверен! – донес ветер ответ.
      Кэт охватила дрожь. В такие бури люди замерзают до смерти. Что если…
      – А вот и туннель, – крикнул Коннор, и через минуту они вошли в деревянный коридор, куда не проникал ветер.
      Кэт благословила это укрытие; она не могла видеть его, так как ресницы слиплись от снега, но касалась рукой его стенки.
      – До станции осталось лишь шестьсот футов, – ободрил ее попутчик.

* * *

      – Вы смелая женщина, мэм, нужно отдать вам должное. Смелая и выносливая.
      Вот и комплимент человека, назвавшего ее простушкой. А может, она действительно слишком легкомысленна, чтобы осознать опасность, которой они только что подвергались. Кэт нахмурилась и попробовала моргнуть, но ресницы слиплись от снега. Так, не раскрывая глаз, она прошла по туннелю, соединенному со станцией, уцепившись за руку своего спутника.
      – Мисс Берд утверждает, что разбойники на Западе ценят в женщинах храбрость, – пробормотала Кэт, пытаясь поднять руку, чтобы смахнуть снег с ресниц. Заметив хмурый взгляд своего попутчика, она добавила: – «Народ на Западе восхищается смелыми женщинами», – пишет мисс Берд. – Кэт замолчала.
      «Она считает меня разбойником», – подумал Коннор. Он и был им… в некоторой степени. Теперь, когда они находились в безопасности, на глазах девушки выступили слезы облегчения, и Кэт поспешно отвернулась, чтобы попутчик не счел ее еще большей дурочкой. Коннор сделал вид, что ничего не заметил.
      – Устраивайтесь возле печки, – предложил Чарли, станционный смотритель. Он подхватил Кэт под руку, когда та покачнулась от усталости, и помог пройти к чугунной печке. Пока она стояла возле огня, дрожа от холода, Чарли принес стул и усадил на него Кэт. – Неважный денек для прогулки в горах, – пошутил он. – Особенно с дамой. Удивляюсь тебе, Коннор. Брать с собой леди на экскурсию в январе!
      «Опять этот «западный юмор»», – подумала Кэт. Естественно, Чарли понимал, что не ради увеселительной прогулки они двинулись пешком через перевал.
      – Лавина задела поезд из Денвера, – сказал Коннор, снимая пальто. Кэт без сил опустилась на стул. Она все еще дрожала, поэтому не торопилась раздеваться. Двое мужчин, пришедших с ними, уже сбросили с себя мокрую верхнюю одежду и стояли за спиной Кэт, протягивая руки к огню.
      – Ну и дела, – заметил Чарли. – Надо послать сообщение. Если только провода не оборвало.
      – Хочешь, чтобы я выяснил это вместо тебя? – нетерпеливо спросил Коннор. – Там внизу людям нужна помощь.
      – Кто-нибудь пострадал? – Чарли вел себя так, будто ему и в голову не приходила такая возможность.
      – Паровоз и всю команду снесло лавиной, а у некоторых пассажиров разбиты головы и поломаны кости, – пояснил Коннор.
      – Что же вы сразу мне не сказали? – Встревоженный, Чарли кинулся к телеграфному аппарату. – Только круглые дураки путешествуют в такое время года. – Он уселся перед аппаратом и принялся стучать ключом. – Ничего не получается, – вздохнул он через несколько минут.
      – Тогда нам нужно сходить за остальными, – решительно заявил Коннор.
      Раздражение Кэт исчезло. Теперь она с тревогой смотрела на этого человека. Как он может спокойно говорить о том, чтобы снова отправиться вниз в такую бурю? Не успела Кэт и слова вымолвить, как несколько мужчин, в том числе и Чарли, стали готовиться к выходу, обсуждая, кто поведет сани, запряженные мулом, которые предназначались для перевозки пострадавших. Через несколько минут Кэт осталась на станции одна, сожалея, что не попросила мужчин прихватить в поезде ее шляпку, которую ей пришлось оставить вместе с остальным багажом. Она очень сожалела об этой шляпке с прелестным красным перышком.
      «Прекрати, – одернула себя Кэт. – Глупо думать о какой-то шляпке, когда люди рискуют жизнью. Вдруг они вообще не вернутся?» – подумала она, охваченная внезапным страхом, но быстро решила, что просто устала, и поэтому ей в голову лезут всякие глупости. Все эти люди – местные жители, привыкшие к лавинам и снежным бурям на открытых всем ветрам горных вершинах. Дрожа, девушка принялась снимать с себя накидку. Прежде чем вернутся мужчины, она должна развесить мокрую одежду у огня и посмотреть, не найдется ли где-нибудь сухая. Чарли не такой крупный мужчина, как остальные, но все же выше, чем Кэт. Однако выбирать не приходилось, и если у него найдется какая-нибудь чистая одежда, Кэт с удовольствием ее позаимствует. Бог спас их всех, но как они выберутся с этой горы, если не могут послать за помощью?
      Ладно, на сегодня хватит неприятностей, как говаривала мама. Она повторяла это до того дня, как умер папа, думая, что, может быть, он поправится. Но отец так и не поправился, и задолго до его кончины салун стал вечной голодный болью Кэт. Само собой разумеется, порядочной женщине не подобало самолично являться и прекращать драки, поэтому Кэт полагалась лишь на Мэлли, буфетчика, служившего у отца. Ей часто приходилось принимать непростые решения.
      Кэт ненавидела пьянство и алкоголь. Она не могла забыть о тех огромных колесах, что переехали Мики; не могла забыть удивленное выражение на его побагровевшем от выпитого лице, а затем агонию, продолжавшуюся несколько минут, пока Мики был еще жив. Кэт помнила и об отце, которого свела в могилу распухшая от спиртного печень.
      «Хватит думать об этом», – решила она и отправилась обследовать гардероб Чарли. От ее верхней одежды, развешанной для просушки вокруг печки, уже поднимался пар, а платье и шелковые панталоны, расправленные на стуле, почти высохли. «Нужно переодеться до прихода мужчин», – подумала Кэт, иначе трудно будет найти укромное место, чтобы сменить комбинезон и фланелевую рубашку Чарли на собственную одежду. Тут Кэт пришло в голову, что она единственная женщина в поезде, и на мгновение ею завладели мрачные опасения. Кэт уже имела возможность убедиться, что мисс Берд ошибалась насчет мужчин Дикого Запада, которые якобы уважительно относятся к женщинам. Кто знает, что ее ждет впереди, поэтому нужно быть начеку.

* * *

      – У меня есть еще одна пара снегоходов, – сказал Чарли, показывая на норвежские лыжи, прислоненные к стене. – Кто-нибудь хочет попробовать добраться с Коннором до Брекенриджа?
      Пока мужчины нерешительно переговаривались между собой, Кэт лихорадочно размышляла, как ей поступить. Если она вызовется пойти в Брекенридж, то вверит свою судьбу в руки незнакомого человека, относившегося к ней отнюдь не дружелюбно, и должна будет пуститься в опасный путь на лыжах, о которых имела лишь слабое представление. С другой стороны, если она, одинокая женщина, останется среди множества мужчин, ее положение станет еще более угрожающим. Уж лучше зависеть от одного грубияна, чем от толпы подвыпивших, похотливых мужчин.
      – Я пойду, – заявила Кэт.
      – Вы! – Коннор оторопело посмотрел на хрупкую девушку. – Вы ведь ничего не знаете о лыжах.
      – А вот и знаю, – решительно возразила Кэт. – Из книги преподобного отца Джона Дайера «Путник на лыжах». Может быть, и вы читали ее. – Кэт старалась выглядеть беспечной и хорошо осведомленной.
      – Мне нет нужды читать эту книгу. Я знаю Джона Дайера, как едва ли не любой в этих краях, черт побери!
      «Должно быть, мистер Коннор очень расстроен», – решила Кэт. Он выругался в ее присутствии!!!
      – То, что вы прочли книгу о снегоходах, еще не значит, будто вы сможете съехать с вершины горы в ненастную погоду.
      В глубине души Кэт знала, что он прав. Однако…
      – Я умею кататься на коньках и спускалась с гор на санях, – заявила она. – Что трудного в ходьбе на лыжах? Привязываешь их к ногам и едешь с горы. – Кэт придвинулась поближе к своему спутнику и торопливо прошептала: – Я не хочу оставаться здесь с незнакомыми мужчинами. Это было бы… неприлично.
      – Уж лучше рискнуть оказаться в неприличной ситуации, – пробормотал он, – чем рисковать переломать себе кости.
      – Вы думаете, здесь я буду в большей безопасности? – с вызовом спросила Кэт, всей душой желая, чтобы Коннор понял ее опасения без дальнейших объяснений. Если он все же оставит ее здесь, эти мужчины не должны знать, как она боится их.
      Коннор бросил взгляд на остальных пассажиров.
      – Безумие даже думать, что вы можете пуститься в такой путь.
      – Мне нужно добраться до Брекенриджа. Если бы я не считала, что дорог каждый день, то никогда не отправилась бы в дорогу в это время года.
      – Большинство женщин предпочитают покидать Брекенридж зимой. Чуть ли не половина женского населения пребывает в Денвере. Почему же вы…
      – Мой брат Шон живет в Брекенридже. Он болен, и…
      – Шон? – он изменился в лице.
      – Шон Фицпатрик. Он…
      – Я его знаю. – Коннору не верилось, что он оказался таким невезучим. – Мы с ним компаньоны, поэтому смею предположить, что вы Кэтлин.
      – Да, да, – с жаром подтвердила Кэт, чувствуя такое облегчение, что голова пошла кругом. – А вы Коннор Маклод? О, Шон писал о вас. Как же я сама не…
      – Путь предстоит нелегкий, – прервал ее Коннор. – Выйти придется среди ночи. – Кэт удивленно взглянула на него. – Когда снег покроется коркой льда, и мы не будем проваливаться, – пояснил он. – Шон так болен, что послал за вами? – Сердце Коннора упало. Он знал, что кашель Шона становился все сильнее. Оба они опасались легочной болезни горняков, хотя и не говорили об этом между собой.
      Откуда, черт побери, у Шона эта болезнь, если у Коннора ее не было? Может быть, дело в том, что когда умерла жена Коннора и он перевез детей в Брекенридж, ему пришлось прекратить самому заниматься рудничными разработками. Но Шон по-прежнему управляя рудником «Запоздалый» близ Монтесумы и тремя рудниками вверх по Десятимильному каньону, каждый день продолжая спускаться под землю. Коннору нравилось проводить волнующие изыскательские работы, нравилось извлекать финансовую прибыль из заявок, а Шон любил горняцкое дело как таковое. И все-таки совесть мучила Коннора. Предоставляя Шону сами рудники, он обрекал своего друга и компаньона на еще один год вдыхания пыли, которую поднимали пневматические отбойные молотки – поставщики адов, как называли их в народе.
      Коннор бросил взгляд на девушку, с беспокойством смотревшую на него. Он не испытывал к ней никакого расположения, а уж она-то после его отповеди, наверняка, ненавидела Коннора. И все же Кэтлин – сестра Шона. Как же он может оставить ее здесь на произвол судьбы, беззащитную, в смешно сидевшей на ней одежде Чарли?
      «А она просто красавица, – подумал Коннор, – настоящее искушение для любого мужчины, и тем более, для группы мужчин, изолированных от остального мира на вершине горы, которым непременно придут на ум мысли, будто они никогда отсюда не выберутся, будто им нечего терять, будто…»
      – У меня получится, – прервала Кэт его размышления. – Я ведь поднялась на гору, разве нет?
      «Эта девушка просто не представляет себе, что такое спуск вниз на лыжах: леденящий холод, безудержное скольжение на страшной скорости, ужасно тяжелые снегоходы, особенно когда сверху на них налипнет снег».
      – Пожалуйста, – умоляла Кэт, – не оставляйте меня с ними.
      Коннор огляделся. Мужчины уже прикладывались к бутылке. Некоторые захватили спиртное с собой, другие нашли запасы Чарли.
      – А вам известно, как быстро мы помчимся? Быстрее, чем несется во весь опор лошадь. Если вы наткнетесь на дерево, то расшибетесь насмерть. – Кэт кивнула. Наверное, она вспомнила злоключения отца Дайера. – Вы должны в точности выполнять все, что я скажу. – Кэт снова кивнула. – Если нам будет не по силам спуститься вниз, мне придется оставить вас в хижине на полпути. Я потом вернусь, но некоторое время вам придется побыть одной. Ну как, не передумали? – Кэт продолжала утвердительно кивать. – Без пререканий? Дайте слово.
      – О чем ты там толкуешь, Коннор? – окликнул его один из мужчин. – Оставь дамочку здесь. Мы о ней позаботимся.
      Среди всеобщего хохота Кэт, не глядя на окружающих, сказала:
      – Я буду делать все, что вы прикажете. – Ей претило такое безусловное подчинение, но другого выхода не было. И как только мог Шон выбрать себе в компаньоны и друзья такого грубого и самоуверенного человека? Ни один джентльмен не назовет леди простушкой. Что ж, придется смириться с этим. По крайней мере на время.

* * *

      – Здесь не больше десяти миль, – сказал ей Коннор, – но они покажутся сотней миль. – И добавил, что есть люди, которые добрались на снегоходах от Брекенриджа до Комо за одиннадцать часов. Конечно, те лыжники не были одеты, как Кэт, в длинные юбки и всевозможные дамские причиндалы, которые она натянула на себя, прежде чем покинуть станцию на перевале.
      К счастью, снегопад прекратился, и Кэт видела Коннора впереди на лыжне, освещенной лунным светом. Никогда прежде не испытывала она такого холода – ледяной воздух словно ножом пронизывал легкие. Шест, которым нужно было тормозить, поворачивать и сбивать снег со снегоходов, не говоря уже о том, чтобы отталкиваться от деревьев и скал, оказался весьма тяжелым, и руки у Кэт заболели уже через несколько минут, но она лишь плотно сжала губы, не желая издать хоть один стон и подавляя искушение набрать в грудь побольше воздуха. Коннор предупредил, что дышать нужно через нос: так воздух согреется, прежде чем достигнет легких. Кэт фыркнула. Как будто она, чикагская девушка, не знала этого!
      «Почему они называют лыжи снегоходами?» – удивлялась Кэт. Деревянные полозья у нее на ногах имели двенадцать футов в длину, в середине брусок для упора пятки и ремешки для крепления носков. Их концы слегка загибались вверх, как у салазок гномов в сказках. Однако полозья вовсе не были похожи на приспособления для ходьбы. Как только путники оказались на лыжне, скорость спуска стала нарастать. Слава Богу, здесь было меньше деревьев, чем ожидала Кэт, и это значительно облегчало движение.
      «Молись и старайся, чтобы снегоходы шли ровно», – приказала Кэт самой себе. Молиться было легко, а вот держать лыжи ровно никак не удавалось. Полозья разъезжались все дальше и дальше одно от другого так, что, казалось, в следующую минуту Кэт разорвется пополам. Неожиданно она потеряла равновесие и упала. Раздался треск. «Можно не сомневаться, что юбка разошлась по шву», – подумала девушка. Коннор вернулся назад, чтобы помочь Кэт подняться, и сердито взглянул на нее при свете луны.
      Кэт решила, что нужно быть осторожнее. Если попробовать съехать с тропы, не рухнет ли она с обрыва, как преподобный Джон Дайер? Что же делать? Кэт никак не могла вспомнить, каким образом спасся мужественный проповедник методистской церкви. А если она наедет на Коннора, то может погубить их обоих.
      Как раз в этот момент он оглянулся и крикнул:
      – Тормозите!
      «Как?» – в ужасе подумала Кэт. В отчаянии она опрокинулась в сугроб, вихрем взметнувшийся вокруг нее. Кэт приготовилась к ушибам и даже сломанным костям в результате падения на снег, покрытый коркой льда. Но, к своему удивлению, оказалась в облаке снежной пудры и теперь лежала в мягком сугробе, заливаясь смехом и чувствуя слабость, пришедшую вместе с облегчением после пережитого волнения.
      – Ради Бога, Кэтлин Фицпатрик… – воскликнул Коннор.
      – Фицджеральд, – поправила его Кэтлин. – А друзья зовут меня Кэт. – Она была слишком возбуждена, чтобы задуматься, почему так сказала – словно приглашала Коннора стать ее другом.
      – Зачем же так рисковать, Кэт? Вы что, считаете, будто у вас девять жизней, как у кошки? Вы ведь могли убиться, отваживаясь на такие штуки. А если бы вы упали на глыбу льда, мне пришлось бы доставлять вас к брату разбитую вдребезги.
      Кэт никак не могла прекратить смеяться. Если бы к ее левой ноге не была привязана лыжа, она показалась бы настоящим ангелом в снегу и кого угодно зажгла бы весельем.
      – Ладно, вставайте, – проворчал Коннор и протянул руку, чтобы вытащить из сугроба незадачливую лыжницу. – Бог знает, где ваша вторая лыжа.
      – Я на ней въехала в… ха-ха-ха… – Кэт снова принялась хихикать, а Коннор, вздохнув, с помощью своего шеста взрыхлил снег и, наконец, обнаружил пропавшую лыжу. Он отряхнул Кэт от снега, помог снова надеть лыжи и через пять минут они опять тронулись в путь.
      Коннор поражался стойкости этой девушки. Его жена однажды полчаса плакала из-за занозы в пальце, а Кэтлин Фицджеральд могла еще и смеяться после такого падения, получив, Коннор знал это по собственному опыту, весьма ощутимые синяки и ушибы. Он вспомнил, как сам впервые встал на снегоходы: через пару часов ноги словно налились свинцом и утратили всякую чувствительность. А ведь Коннор не какая-нибудь слабая женщина.
      Ноги у Кэт болели. Руки ломило. Спина ныла от напряжения. От каждого вздоха чувствовалась боль в ребрах, стиснутых жестким корсетом, который пришлось надеть, чтобы натянуть платье. Легкие обжигал холодный воздух, но Кэт не спускала глаз с Коннора, стараясь, чтобы лыжи шли ровно, и твердила про себя молитвы. Неужели они так и будут скользить на лыжах всю ночь до скончания века? «Ну, конечно же, нет, – успокоила себя Кэт. Наступит утро, и они продолжат путь при свете дня. – Пресвятая Дева Мария…»

* * *

      Кэт заметила, что склоны стали менее крутыми, а скорость уже не была такой устрашающей, но в тот момент это не имело для нее значения. Кэт смотрела лишь на внушающую уверенность спину Коннора Маклода. «Что у него в заплечном мешке? – размышляла девушка и представила себе горячий кофе или овсяную кашу, теплую, сдобренную сливками и сахаром, или же ирландское жаркое, которое готовила мама для бедных, худющих чикагских работниц, обедавших по воскресениям в ее доме. – Пресвятая Дева Мария, смилуйся над нами…»

* * *

      Кэт очнулась от своих мыслей, неожиданно уткнувшись носом прямо в грудь Коннора.
      – Разве вы не слышали, как я крикнул вам остановиться? – спросил он, поддерживая Кэт за талию. – Поверните голову и посмотрите вниз. – Девушка неохотно оторвалась от его плеча, надеясь, что Коннор не отпустит ее.
      – Посмотрите, – повторил он, – это Брекенридж.
      – Брекенридж? – Кэт бросила взгляд на Голубую долину, моментально забыв о боли и смертельной усталости. Городок оказался небольшим – всего лишь несколько десятков крыш, покрытых снегом, – но обещал кров, отдых и тепло. Кэтлин не могла дождаться, когда же окажется там.
      – Мы будем на месте через час, если вы постараетесь не засыпать на ходу.
      Кэт подняла глаза, собираясь возмущенно возразить, что она вовсе не спала, и увидела, как Коннор улыбается ей. И какой же милой и приятной была эта улыбка. Сбитая с толку, Кэт улыбнулась в ответ.
      – Мне следовало бы и самому сообразить, что сестра Шона не стала бы хныкать и жаловаться, – заметил Коннор, помогая Кэт снова надеть лыжи. – Как вы считаете, хватит вас еще на полчаса?
      – Конечно, – сказала Кэт, вовсе не будучи в этом уверенной. Скоро она убедилась, что последний отрезок пути оказался самым трудным. Снег налипал на полозья, и Кэт едва передвигалась, если не встречалось склонов, с которых можно было бы соскользнуть вниз. Она слишком устала, но решила помалкивать, не желая, чтобы Коннор пересмотрел свое теплое, одобрительное отношение к ней.

* * *

      – Это Линкольн-авеню, – сообщил Коннор, когда они добрались до города. – Постарайтесь не натыкаться на людей и сани.
      – Что? – пробормотала Кэт, но Коннор уже обогнал ее на несколько ярдов и не расслышал вопроса. Кэт оглядела пустынную улицу. Судя по всему, было ранее утро. Горы скрылись за облаками. Девушка устало попыталась сбить снег с полозьев, что оказалось довольно непростым делом, так как она едва держала в руках шест.
      – Кэтлин!
      Тревога, прозвучавшая в голосе Коннора, заставила ее прервать эти мучительные попытки. Кэт подняла голову и увидела, что вот-вот наедет на дом – небольшое бревенчатое строение на катках. Кэт захлопала глазами. Неожиданно рядом оказался Коннор и протянул ей руку. Кэт бросилась к нему, и оба они свалились в сугроб.
      – Вам что, некуда было упасть, кроме как на меня? – проворчал Коннор.
      – Вы сами меня толкнули, – огрызнулась Кэт.
      – Только для того, чтобы вы не наехали на дом.
      – А зачем он стоит здесь, посреди улицы? Коннор взглянул на дом и предположил:
      – Думаю, они его передвигают.
      – Среди зимы? И почему они оставили его здесь? Коннор пожал плечами и встал на ноги.
      – В Дилоне однажды перевезли целый город. Ведь гораздо легче перевезти дом, чем строить новый, но и на это требуется время.
      Кэт изумленно покачала головой и позволила Коннору помочь ей подняться.
      – Теперь пойдем пешком, – сказал молодой человек, взваливая на плечи обе пары снегоходов.
      – Далеко еще? – поинтересовалась Кэт. Голос ее дрогнул от волнения.
      – Обогнем этот дом и пройдем пару кварталов, – любезно сообщил Коннор, обнимая девушку за плечи. – Ну, не сдавайтесь же, соберитесь с силами. Через несколько минут вы увидите своего брата.
      Шон. Кэт почти забыла о причине, по которой ей пришлось пройти сквозь такие испытания. Она послушно плелась рядом с Коннором, время от времени проваливаясь по колено в снег и собирая последние силы, чтобы продвигаться вперед. И вот, наконец, они стоят на крыльце небольшого каркасного дома. Коннор постучал кулаком в дверь. Через пару минут на пороге появился ее брат Шон, в пижаме, с наброшенным на плечи одеялом. Спутанные черные волосы, как всегда, лезли в глаза. Он выглядел таким худым и жалким, что у Кэт сжалось сердце. И кашлял он так же надрывно, как в последний год перед отъездом из Чикаго.
      – У меня для тебя сюрприз, приятель, – сказал Коннор, отступая в сторону. Шон вскрикнул, потом заключил Кэт в объятия.
      – Матерь Божья! – изумлялся он. – Я ведь говорил тебе, чтобы подождала до весны, сестренка.
      – Ну, если мой приезд нежелателен, я могу уехать и обратно. Как вы считаете, мистер Маклод, сможем мы снова взобраться на перевал? – спросила Кэт.
      – Это исключено, – решительно заявил Коннор. – Тебе от нее не отделаться, дружище.
      Пока двое мужчин приветствовали друг друга, Кэт заметила за спиной брата женщину. Господи! Да это же, наверное, его жена Ингрид. Шон женился на настоящей амазонке. Кэт едва доставала головой до плеча золовки, когда женщины обнялись после церемонии знакомства.
      – Разве я не говорил тебе, что она красавица? – спросил Шон.
      – Да, – в один голос ответили Коннор и Кэт. Кэт подумала, что брат имел в виду Ингрид. Коннор, очевидно, думал при этом о Кэт. Девушка удивленно взглянула на своего попутчика. Он считает ее красивой? Хотя, что он мог сказать Шону? «Твоя сестра уродлива, как смертный грех, да к тому же и дурочка?» Да и какое ей дело до того, что о ней думает Коннор? Следовало бы просто поблагодарить его за помощь, но Кэт запоздала с выражениями благодарности. Коннор уже уходил.
      – Ты не рассказал, как получилось, что ты ехал вместе с Кэт, – крикнул ему вслед Шон. – И почему вы добирались на снегоходах?
      – Кэт сама тебе расскажет, – отозвался Коннор. – Но не верь, если она заявит, что это была моя идея.
      – Ну, входи, сестренка, – пригласил Шон, – и расскажи нам, что за каверзы ты устроила бедному Коннору?
      – Не понимаю, что ты имеешь в виду, – возмутилась Кэт.
      – Прекрасно понимаешь. Мы оба знаем, что ты могла бы уговорить епископа Чикагского стать методистом.
      – Шон Фицпатрик, мне такое и в голову не пришло бы!

      На третий день после приезда в Брекенридж Кэт снова обдумывала озадачивший ее разговор с братом, который заявил, что Коннор Маклод восхищается ею.
      – Восхищается? – воскликнула Кэт. – Он назвал меня простушкой!
      – Ну, Кэт, он испугался, что грабители убьют тебя. Нельзя же осуждать его за то, что он вышел из себя.
      – Неужели? – Тогда Кэт показалось, будто Коннор испугался за самого себя, как бы его не убили из-за ее поступка. – Ты случайно не сватовством занимаешься? – подозрительно взглянула она на брата.
      Шон рассмеялся.
      – Да разве бы я взялся за это, видя перед собой таких упорных противников брака, как вы с Коннором? Бедняга безумно влюбился еще зеленым юнцом, сбежал с той богатой девицей из восточных штатов, а потом несколько лет по ее милости терпел нужду, потому что ей, видите ли, была не по нраву жизнь в старательских поселках. Хотя, выходя, за него замуж, она знала, что рудничное дело – единственный шанс Коннора разбогатеть. Я бы не удивился, если бы выяснилось, что она умерла назло ему. Однако Коннор прекрасный отец своим детям. На твоем месте я бы гордился тем, что удостоился восхищения человека, который обычно обходит окольными путями незамужних женщин.
      – Ну что ж… – Может быть, она ошибалась в отношении Коннора Маклода. Все-таки этот человек спас ей жизнь. Кроме того, он друг и компаньон ее брата. Будет нелишним, если Кэт станет относиться к нему вежливо и дружелюбно.
      – Знаешь, Кэт, – серьезно проговорил ее брат, – когда-нибудь ты можешь и передумать насчет замужества. – Шон приложил палец к ее губам, заставляя смолкнуть протестующие возгласы. – Не ради любви. Я знаю, как сильно ты любила Мики, сестренка, и вряд ли полюбишь так снова. Но подумай о детях и о верном друге в преклонные годы.
      Кэт хмуро смотрела на брата.
      – Но если не передумаешь, значит так тому и быть. – Он усмехнулся. – Ты всегда найдешь пристанище в моем доме. Мои дети уже обожают тебя.
      «Это неудивительно, – подумала Кэт. – Их мать едва замечает малышей». – О, Шон, – вздохнула она, – если бы я смогла найти такого же доброго человека, как ты, то, наверное, и в самом деле вышла бы замуж во второй раз. «Но это маловероятно», – добавила про себя Кэт. Но брату она нужна. Вот он опять закашлялся, хотя всего полчаса назад выпил один из маминых эликсиров, которые привезла с собой Кэт.

* * *

      Опасаясь того, что собирался сказать Шон, Коннор ждал, когда жестокий приступ кашля перестанет сотрясать тело его давнего друга и делового партнера.
      – Доктор советует мне поехать в Денвер. Думает, что более мягкий климат и меньшая высота над уровнем моря помогут мне.
      – Тебе надо держаться подальше от рудников, тогда станет легче, – заметил Коннор.
      – И это тоже, – усмехнулся Шон. – В Денвере нет рудников. И есть врач, который может справиться с болезнями легких у горняков.
      Коннор никогда не слышал о ком-либо, кто бы мог вылечить эту болезнь.
      – Кэт, наверное, думает, что я вызвал ее сюда, чтобы она ухаживала за мной, – предположил Шон.
      – Кстати, где она? – спросил Коннор, который не видел ее с тех пор, как они вместе добирались на снегоходах в город.
      Шон улыбнулся другу, будто его вопрос был всего лишь данью вежливости.
      – Моя набожная сестра отправилась навестить священника.
      – Она же не сможет подняться по горе к церкви, – заметил Коннор, которому стало не по себе от улыбки Шона.
      – Когда дело касается религии, Кэт становится упрямой как бык. – Шон засунул носовой платок в карман. – Как она тебе?
      – Ну, она просто красавица, – ворчливо ответил Коннор, – и, как ты не устаешь повторять, чудесный образец энергии и отваги.
      – Ты ей тоже понравился, – сказал Шон, слегка приукрашивая действительность. Он не сомневался, что Коннор понравился сестре, но сама она в этом никогда не признается. – Надеюсь, ты понимаешь, что Кэт обладательница не только хорошенького личика. Я поручаю ей вести дела вместо меня.
      Коннор нахмурился. Его совсем не радовала перспектива стать компаньоном привлекательной молодой женщины, как бы умна она ни была.
      – Ну, не смотри так, дружище. Не думаешь же ты, что я оставлю Ингрид заниматься делами? Стоит дать ей доллар, она его сразу же истратит. – Шон снисходительно улыбнулся. – Нет, я могу положиться лишь на Кэт, и раз уж она тебе нравится, кто знает, может быть, вы и поженитесь.
      – Что?!
      – А почему бы и нет? Если я умру, Кэт унаследует половину моей доли в бизнесе, и я поручу ей управлять и второй половиной в интересах Ингрид и детей. С учетом того, как тесно переплетаются наши с тобой интересы, тебе и Кэт имеет смысл пожениться.
      – Шон, это безумная идея. Я едва знаком с твоей сестрой. – Коннор и предположить не мог, что Шону придет в голову подобная мысль.
      – При более длительном знакомстве твое мнение о Кэт улучшится, – уверил его Шон.
      Коннор решительно отверг это предположение и заявил:
      – Я для нее слишком стар.
      – Кэт двадцать пять. Тебе тридцать четыре. Коннор удивился. И все-таки даже если бы Кэтлин Фицджеральд была ему ровесницей, это не имело бы значения.
      – Честно говоря, я не хочу снова жениться, Шон. Как и твоя сестра.
      Шон вздохнул. Коннор и Кэт созданы друг для друга. Несколько лет он мечтал о том, чтобы эти двое поженились, а теперь приходится удовлетворяться их глупыми возражениями. Шон не сомневался, что Кэт заинтересовалась Коннором, даже если он ей и не понравился, а Коннор… невозможно было представить себе мужчину, который познакомился бы с Кэтлин и не влюбился в нее. Молодые и пожилые, женатые и холостяки – все они падали к ногам Кэт, обычно так и оставаясь незамеченными. Рано или поздно Коннора постигнет та же участь, и было бы хорошо, если бы Шону удалось поженить их до своего отъезда в Денвер.
      – Я не предлагаю любовный союз, Коннор. Бедняжка Кэт вышла замуж по любви, и негодяй муж причинил ей много горя. Он оказался пьяницей и волокитой, хотя Кэт, наверняка, не знала о других женщинах. Да и твоя ставка на любовь не оправдалась. Я просто размышлял о приятном, дружеском, взаимовыгодном союзе.
      – Нет, – решительно заявил Коннор.
      «Вот черт», – подумал Шон. Когда у его компаньона появлялся этот тон, пора было отступать и подступиться в более подходящее время с другой стороны. Приняв несколько обиженный вид, Шон пробормотал: – Я никогда не стану принуждать сестру к браку с тобой, но надеюсь, ты поможешь ей и Ингрид. Всем им понадобится твоя помощь, пока я буду в Денвере. – Шон притворно кашлянул, напоминая компаньону о своей болезни, которая и вынуждала его просить Коннора о помощи.
      – Это я могу обещать, – заверил его Коннор, испытывая облегчение, к которому примешивалось некоторое подозрение; Шон редко отказывался с такой легкостью от своих сумасбродных идей. – Всегда готов дать Кэтлин деловой совет.
      – Вот и хорошо. Кэт мало смыслит в подобных делах. Без твоей помощи она не сможет представлять мои интересы в суде.
      Коннор кивнул.
      – Мне также не хотелось бы, чтобы моя жена и сестра остались без мужчины в доме. Думаю, вам лучше было бы зажить одним хозяйством.
      – Ты шутишь. Это…
      – …лишь упростит дело. Ты сможешь обеспечить женщинам защиту, а детям…
      – Послушай, Шон…
      – Твоя Дженни, например, как раз в том возрасте, когда рядом с нею должна быть женщина, а моим малышам нужен мужчина в доме, пока я в отъезде.
      Коннор пришел в замешательство. Он не хотел жить с сестрой Шона в одном доме. Слишком большим искушением было бы видеть ее на расстоянии, не превышающем ширину стола, и уж, конечно, он не испытывал желания делить жилье с Ингрид.
      – Мой дом не настолько большой, чтобы…
      – Ты прав, – согласился Шон. Коннор облегченно вздохнул.
      – Мы соединим два дома, передвинув их, – продолжал Шон. – Рядом с твоим есть свободный участок, который я могу купить.
      – Послушай, Шон, я не думаю, что…
      – И потом, не забывай об Одноглазом… он стареет. Наверняка он будет рад кое-какой помощи в домашних делах. – Шон сделал паузу, словно припоминая увечья Бена Уотерсона, одноногого и одноглазого раздражительного домоправителя Коннора, присматривавшего также за детьми. – Твоя Дженни становится настоящей красоткой. Как ты собираешься справляться с этим?
      Коннор побледнел при мысли о том, что его дочь может стать предметом вожделения томящихся от любви деревенских парней.
      – Но не беспокойся, дружище. Кэт разумная женщина. Она не позволит какому-нибудь молодому повесе соблазнить твою дочку.
      Коннор попробовал представить себе Кэт Фицджеральд в качестве дамы, опекающей Дженни; Кэт, которая выглядела немногим старше его шестнадцатилетней дочери. Коннор нутром чуял, что эта идея никуда не годится, но не знал, как поступить. Разве мог он отказать другу, быть может, стоявшему на пороге смерти?

* * *

      – Если уж я смогла подняться на перевал в такую бурю, дорогой братец, то уж, разумеется, смогу взобраться по холму в церковь, – резко возразила Кэт, когда Шон предупредил, что до католической церкви предстоит нелегкий путь вверх по холму. Сначала Кэт направилась по склону вниз до переделанного щитового строения, которое преподобная мать Люитгарда Хубер приобрела перед возвращением в монастырь Св. Схоластики в Чикаго, чтобы разместить там школу Св. Гертруды.
      – Мы не могли больше использовать церковь под школу, – объяснила Кэт новая настоятельница Хильда Вальзен. – Дети мерзли, а порой вообще не могли добраться до школы. Церковь очень неудачно расположена.
      – Так мне и сказал епископ, – ответила Кэт и предложила свои услуги сестрам ордена Св. Гертруды.
      – Это похвальное намерение с вашей стороны, моя дорогая, но не думайте, что я забыла, какой непослушной ученицей вы были, – заметила преподобная мать Хильда. – Мне всякие шалости здесь ни к чему.
      Кэт улыбнулась. Хильда Вальзен всегда была самой строгой из сестер в отношении дисциплины. Обняв сестру Анастасию, которая преподавала в младших классах, и сестру Полину, учительницу музыки, Кэт попрощалась и снова вышла на яркое солнце, чтобы направиться в больницу Св. Иосифа, находившуюся, по словам сестер, вверх по холму.
      Кэт слегка запыхалась, шагая по глубокому снегу к небольшому деревянному зданию с одной палатой и кабинетом, к которому примыкали прачечная и комната сестер.
      – Что вы умеете делать, дитя мое? – спросила сестра Аделаида, когда Кэт и здесь предложила свои услуги. – Вы смогли бы помогать при ампутациях или в уходе за бедными горняками, которых кашель забивает до смерти?
      Кэт побледнела, и сестра Аделаида торопливо проговорила:
      – Ах, бедное дитя, я слышала о болезни вашего брата. Мы будем молиться за него, и вам лучше бы посвятить все свое время Шону. Пресвятой Деве известно, какая ленивая женщина его жена.
      Кэт не могла не согласиться с этим. Прежде чем уйти из дому, ей пришлось разбудить Ингрид, чтобы та присмотрела за детьми.
      – Я могла бы время от времени помогать сестре Анджеле готовить. – Кэт так хотелось чем-нибудь помочь сестрам, отважно выполняющим свой долг, что она осмелилась внести столь рискованное предложение.
      Сестра Анджела разразилась смехом и сказала:
      – Мы здесь для того, чтобы спасать людей, а не отправлять их на тот свет.
      – Ну, я готовлю не так уж плохо, – запротестовала Кэт, вспомнив, что Мики оправдывал свое регулярное отсутствие тем, что предпочитал обедать в салуне, лишь бы не подвергаться риску получить расстройство желудка от стряпни жены. Но Кэт знала: Мики любил выпить за обедом, а дома не появлялся потому, что она никогда не ставила на стол спиртного.
      – Однако, Кэтлин, – продолжала сестра Анджела, – ваши кулинарные неудачи слишком хорошо известны в монастыре Св. Схоластики. Говорят, вы заполнили монастырский лазарет больными, которые отведали ваш… что именно, сестра Аделаида? Вы ведь были там?
      – В самом деле, – согласилась та, – никогда в жизни я не чувствовала себя так плохо. Причиной тому стал… гмм… пудинг.
      – Наверное, яйца попались испорченные, – попыталась оправдаться Кэт.
      – Вообще-то женщины проверяют яйца перед тем, как делать пудинг. Конечно, вы тогда только учились. И все же, Кэтлин, мы не хотели бы иметь неприятности из-за вашего дежурства на кухне. Если вы готовы помочь в прачечной, то все сестры собираются стирать больничные простыни по понедельникам в два часа ночи.
      – В два часа ночи? – воскликнула Кэт.
      – Можете присоединиться к нам в любой понедельник.
      Кэт кивнула и спросила, как добраться до церкви. Ей объяснили, что нужно идти вверх по холму вдоль Вашингтон-авеню. Пробираясь по глубокому нетронутому снегу, Кэт думала о своей невестке Ингрид, которая приводила в полное замешательство немыслимой способностью спать целыми днями, забросив все дела. Не рассчитывал же Шон, что Кэт будет заниматься готовкой и уборкой вместо его жены, пока та сладко дремлет. Интересно, кто присматривал за Фибой, которой всего четыре года, и за Шоном-Майклом, пятилетним мальчуганом, в то время как Ингрид спала, а Шона не было дома? Кэт покачала головой и, рассеянно шагнув в сугроб, провалилась по пояс. Прямо перед собой на углу Хай-стрит она увидела неприметное небольшое строение, одиноко прилепившееся к склону холма, фоном которому служил горный пейзаж. Сжав зубы, Кэт выбралась из сугроба.
      И что хорошего Шон нашел в Ингрид? Конечно, она настоящая красавица, у нее такие нежные черты лица и изумительные золотистые волосы. Кэт потуже затянула шарф под подбородком. Знать бы, что ожидает ее по пути, она захватила бы лопату для расчистки снега. Одно Шон явно ценил в Ингрид – это любовные утехи. Кэт спала в одной комнате с детьми и часто по ночам слышала брата и его жену. Сама Кэт была склонна признать, что ей нравится эта сторона семейной жизни. Однако, Мики постепенно терял свою мужскую силу – несомненно, из-за пьянства. А иногда он вообще приходил домой таким пьяным, что мог лишь рухнуть в постель и захрапеть.
      Но Шон и Ингрид явно наслаждались выполнением супружеских обязанностей, хотя кашель, настигавший потом Шона, приводил в ужас Кэтлин, которая все слышала через стену. Оказавшись у дверей церкви, Кэт с опозданием сообразила, что, скорее всего, никого здесь не найдет. Если бы она обратила внимание на отсутствие следов на снегу, вместо того, чтобы думать об Ингрид, то избавила бы себя от такого неудобства, как промокшие насквозь ботинки и юбки.
      И все-таки, раз уж она проделала такой путь, Кэт решила войти в церковь, чтобы оглядеться и помолиться за здоровье брата. Она открыла дверь и оказалась в помещении, где было так же холодно, как и снаружи. Здесь стояли грубо сколоченные скамейки и алтарь, накрытый ветхим муслином. «Главное прихожане, – напомнила Кэт сама себе, смягчая потрясение и разочарование от увиденного, – а не интерьер церкви». Она помолилась за Шона и вышла из жалкой церквушки. Пройдя часть пути, Кэт остановила прохожего и спросила, не знает ли тот, где находится дом католической миссии.
      – Вы хотите сказать, где живут папские священники? – уточнил прохожий. Он был на снегоходах и стоял, опершись на шест, чтобы не потерять равновесие. – Вон там, но на вашем месте, мэм, я бы не ходил туда. Кто знает, на что они способны.
      Выслушав это замечание, Кэт сделала вывод, что на людей ее веры здесь смотрят с подозрением. Она никогда прежде не позволяла себе расстраиваться по этому поводу, не собиралась и теперь. Кэт решительно направилась к дому священника, где и обнаружила представителей миссии в состоянии, близком к отчаянному. Оба они были больны, и старший, отец Рабанус, закутанный в одеяла, лежал на топчане и жаловался на трудности жизни в Брекенридже. Тот, что помоложе, отец Эузебиус, принял послание от епископа и промямлил что-то насчет того, чтобы угостить Кэт чаем. Попробовав безвкусный напиток, девушка высказала предположение, что им нужна домоправительница.
      – Сомневаюсь, что от Брекенриджа до Денвера найдется хоть одна незамужняя женщина, – посетовал отец Эузебиус. – А если бы даже и нашлась, церковь вряд ли могла бы себе позволить оплачивать ее труды.
      – А разве сестры…
      – Они не могут пробиться к нам по глубокому снегу, – сказал отец Рабанус, дрожа под своими одеялами. – Из-за снега мы даже не можем пройти в церковь.
      – Ерунда, – отозвалась Кэт. – Я пришла к вам прямо из церкви.
      Оба священника изумленно уставились на нее.
      – С тех пор как мы прибыли сюда в декабре, все так и завалено снегом. Как только мы сошли с поезда, то сразу же провалились в сугроб шутов на шесть, – мрачно поделился воспоминаниями отец Эузебиус.
      – Радуйтесь, что вас не накрыло лавиной, – сказала Кэт. – Мне пришлось подниматься по горе до станции на перевале, а потом спускаться вниз на снегоходах. А ведь это решение всех ваших проблем. Вам нужно научиться пользоваться снегоходами, – с энтузиазмом посоветовала она, вспомнив о прохожем, который показал ей дорогу, а потом легко заскользил на снегоходах в сторону города.
      – Нам? – с сомнением переспросил отец Эузебиус.
      – Конечно. Так вы сможете добраться, куда захотите. В ближайшее время я собираюсь заказать себе пару снегоходов у Эли Флетчера, который считается лучшим мастером по эту сторону перевала в Скалистых горах. Могу дать вам его адрес.
      – По-моему, он протестант, – высказал свое мнение отец Эузебиус.
      – И как будет выглядеть священник, идущий в город на этих полозьях, привязанных к ногам? – покашливая, вступил в разговор отец Рабанус. – К тому же, мы не достаточно крепки для таких физических упражнений.
      – Ну, преподобный отец, вы скоро поправитесь. Он мрачно заглянул на Кэт и проговорил:
      – Мы ужасно мерзнем в этом доме. Не могу себе представить, как отец Чепиус четыре года прожил в Брекенридже. А в церкви еще холоднее, чем в доме.
      – Однако, когда соберутся прихожане…
      – Кучка неряшливых женщин и шумных, грубых мужчин, – пробормотал отец Рабанус.
      – Что? – удивилась Кэт.
      – Вы должны извинить отца Рабануса, – поспешил вмешаться молодой священник. – Он действительно очень болен.
      – Ах, да, я говорила, что присутствующие во время мессы прихожане немного согреют церковь, а что касается вашего дома, то вам нужно утеплить его: обложить стены газетами, пустыми консервными банками – всем, что только сможете найти, – и сверху оклеить обоями. Мой брат сделал именно так, и его дом гораздо теплее, чем ваш. – Кэт ободряюще улыбнулась, но ни один из священников, казалось, не воспринял серьезно ее совет. – Принести вам горшочек супа, отец Рабанус? – предложила Кэт.
      – Вы та самая Кэтлин Фицджеральд, которая отравила пудингом сестер в монастыре Святой Схоластики в Чикаго? – с подозрением поинтересовался он.
      «Господи, – подумала Кэт, – некоторые просто не желают, чтобы им помогли». И все-таки она позаботится о супе. Нельзя оставлять на произвол судьбы двоих беспомощных священников. Теперь Кэт несет ответственность за шестерых, включая Шона и его семью.
      С трудом волоча ноги и приподнимая отяжелевшие от снега юбки, она задумалась, где же живет Коннор Маклод. Чтобы доставить удовольствие брату, Кэт навестила бы мистера Маклода, может быть, познакомилась бы с его детьми, бедными крошками. Давно ли они лишились матери?
      – Так вы нашли этих папистов? – спросил у Кэт человек, с которым ей уже довелось беседовать на дороге. Второй раз она встретилась с ним на пороге дома Шона. В одной руке незнакомец держал снегоходы, в другой ощипанного цыпленка.
      – Конечно, нашла, – ответила Кэт. – Дела у них обстоят неважно, оба они нездоровы. А у вас отличный цыпленок. Не могли бы вы сказать, где купить такого? В чем сейчас священники нуждаются больше всего, так это в горячем курином бульоне.
      – Сходите в лавку Криста Кайзера, – посоветовал незнакомец, поудобнее устраивая снегоходы на плече и пронизывая Кэт взглядом. – Я храню цыплят в ящике со снегом позади дома, – продолжал он. – Там они остаются свежими, пока я не надумаю съесть их.
      – Какая замечательная мысль! – воскликнула Кэт и улыбнулась ему. – Я обязательно последую вашему примеру.
      Незнакомец улыбнулся в ответ и прикоснулся рукой к полям шляпы, отчего цыпленок стукнул его по носу.
      «Ну вот! – подумала Кэт, поднимаясь по ступенькам крыльца. – И этот человек утверждает, что не любит католическую церковь! С людьми нужно просто познакомиться».

* * *

      Когда Шон объявил, что все они приглашены в гости к Коннору Маклоду, Кэт не стала возражать, однако вечер выдался не слишком приятным для нее. Коннор, казалось, чувствовал себя неловко, а его дочь, хорошенькая шестнадцатилетняя девушка с золотисто-рыжими волосами, поглядывала на Кэт так, будто та вот-вот улизнет с их столовым серебром, если, конечно, таковое у них имелось. Тогда в поезде Коннор показался Кэт весьма богатым, но дом у него был бревенчатым, обшитым по фасаду досками для защиты от снега.
      Что бы ни говорил ее брат, а воспитанием детей Коннора явно занимался его домоправитель Одноглазый, который сидел в кресле-качалке, поплевывая в медную плевательницу, стоявшую на полу, в то время как двенадцатилетний сын Коннора, Джимми, каждые тридцать секунд издавал вопль; ясно, что никто не учил мальчика хорошим манерам.
      Сама гостиная представляла собой весьма странное зрелище; да и чего можно было ожидать от мужчин, не имеющих понятия об уюте. Здесь стояло четыре кресла-качалки с совершенно не подходящими одна к другой подушками и одна деревянная скамья с прямой спинкой, на жестком сиденье которой и устроились Кэт с братом. В комнате имелся также лоскутный ковер, видавший лучшие времена, письменный стол-бюро с крышкой на роликах, заваленный бумагами, и еще два стола с настольными лампами. И нигде ни намека на попытки украсить гостиную, если не считать медную плевательницу Одноглазого. Не было заметно, чтобы хорошенькая юная Дженни проявляла интерес к домашнему хозяйству. Платье на ней сидело плохо и не подходило к случаю. Бедное дитя, она носила грубые горняцкие башмаки.
      – Карл Бостих сказал, что закончит склад к концу лета, – сказал Коннор.
      Шон хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:
      – Боже мой, Кэт, я забыл рассказать тебе! Карл попросил твоей руки. – Шон разразился смехом, который перешел в сдавленный кашель.
      – О, ты шутишь, – Кэт старалась выглядеть веселой, хотя этот кашель перепугал ее до смерти.
      – Ничего подобного, – ответил Шон. – Карл остановил меня возле салуна братьев Энгл и сказал, что хочет на тебе жениться. И чем скорее, тем лучше. Это его слова.
      – Но я не знаю никакого Карла… Карла…
      – Бостиха, – пришел ей на помощь брат. – Карл сказал, что ты похвалила его цыпленка.
      Кэт нахмурилась.
      – А, это тот человек, который не любит Римскую католическую церковь.
      – Ее все не любят, – вставила замечание Дженни Маклод, за что отец бросил на нее хмурый предостерегающий взгляд.
      – Нетрудно догадаться, что в случае с Карлом его мнение о церкви зависит от того, насколько привлекательна католичка. Что касается тебя, Дженни, то я считал, что ты влюблена в меня, – продолжал Шон, – а я католик.
      – Ах, дядя Шон, – запинаясь проговорила Дженни, – вы же никогда не ходите в церковь.
      – Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы я отказал Карлу, сестренка? – спросил Шон у Кэт.
      – Ну, разумеется, – заверила его Кэт, которая заметила хмурый взгляд Коннора, брошенный в ее сторону. И за что, скажите на милость? Это совершенно не его дело, кто делает ей предложение. – Ты ведь знаешь, я не собираюсь снова выходить замуж, – напомнила она Шону.
      Дженни сразу повеселела, но тут Шон объявил о планах по объединению двух семей.
      – Пока я нахожусь в Денвере, Коннор будет вести дела обеих наших семей. Тебе это нравится, милая? – обратился Шон к своей маленькой дочке Фибе.
      – Да, папа, – кивнула девочка и слезла с его колен, чтобы наградить Коннора влажным поцелуем, который пришелся в уголок брови.
      – Кэт станет не только представлять мои интересы, но и заботится обо всех детях. Это будет очень кстати для тебя, Дженни.
      – Мне мать ни к чему, – насупилась Дженни. – Одноглазый вполне справляется.
      – Мне уже давно пора покончить с ведением домашнего хозяйства, – проворчал Одноглазый.
      Кэт пришла в ужас. И что только думает ее брат: объявлять о таком возмутительном плане, даже не посоветовавшись с нею? Неужели он действительно думает, что Кэт согласится на объединение двух домов, в каждом из которых ей придется готовить и убирать? Она недовольно взглянула на Ингрид – от нее-то уж точно помощи не дождешься. Может, Шон заберет ее с собой в Денвер? Ингрид пожирала глазами Коннора Маклода, будто голодная кошка. Да, в этом вся Ингрид – большая, сонная кошка, поджидающая по ночам добычу и выливающая на себя полфлакона духов за раз. Кэт не могла не признать, что мысль о пребывании в одном доме с Коннором вызвала у нее мимолетный интерес. Но не в качестве его служанки! Хотя… Вспомнив рассказ брата о том, как Коннор восхищался ею, Кэт смягчила свое отношение к происходящему.
      – Я не хочу… – начала было Дженни.
      – Это уже решено, – отрезал Коннор, не давая дочери возможность высказать дальнейшие возражения.
      – В этом доме не разместятся восемь человек, – заметила Кэт, выдвигая самый очевидный сдерживающий довод практического свойства в противовес абсурдному плану брата.
      – А мы просто передвинем мой дом вниз по холму и найдем плотника, который соединит оба дома. Ты можешь позаботиться о деталях, Кэт, – сказал Шон.
      Соединить два дома? Никогда прежде Кэт не приходилось заниматься чем-либо подобным. Единственной осуществленной ею сделкой с недвижимостью была продажа салуна, на которую мать незамедлительно согласилась, собираясь использовать полученные средства на приобретение новых домов для работниц, нуждающихся в дружеской защите от опасностей жизни в Чикаго. Замысел о соединении двух домов показался Кэт таким увлекательным, что она тут же перестала сопротивляться предложению Шона.
      – Думаю, стоит заняться изучением архитектурных особенностей города, – задумчиво проговорила Кэт.
      – Хорошая мысль, – согласился Шон, в то время как Коннор проворчал:
      – На кой черт это нужно?
      «Нужно будет поговорить с ним по поводу употребления крепких выражений в присутствии детей», – подумала Кэт.

      Кэт исходила вдоль и поперек весь город, разглядывая дома, пока, наконец, не нашла на Вашингтон-авеню дом, понравившийся ей больше всего. У него была двускатная остроконечная крыша, очень практичная с учетом сильных снегопадов, и красиво отделанные окна по фронтону. Особое восхищение вызывал орнамент в виде завитков. Некоторое время Кэт стояла на улице, разглядывая дом, потом поднялась на крыльцо и постучала в дверь. Ей открыл негр.
      – Я Кэтлин Фицджеральд, – запинаясь начала она. Негр оказался первым цветным, которого она видела в Колорадо. – Мне нравится ваш дом.
      – Кто там, Барни? – послышался женский голос.
      – Молодая леди, которой нравится наш дом, – ответил тот. С минуту он смотрел на Кэт, потом сказал: – Я Барни Форд.
      – Здравствуйте. – Кэт пожала руку Барни Форда, в замешательстве от своего косноязычия. За его спиной появилась женщина, тоже негритянка; Кэт представилась и Джулии Форд. – Я в восторге от вашего дома и я… мне хотелось бы знать, кто его построил… тогда я могла бы пригласить его заняться жилищем моего брата.
      Супруги обменялись взглядами, потом пригласили Кэт войти и осмотреть их дом, который построил Элайас Нешхолд. В доме не было кухни.
      – Мистер Нешхолд всегда строит дома без кухни?
      – О, нет, – улыбнулся мистер Форд. – Просто у нас свой ресторан, «Чоп-хаус». Вы не были там? У нас превосходные отбивные.
      – К сожалению, я не пробовала здешней кухни, разве только в доме моего брата, а его жена не очень хорошая кухарка. Порой она вообще ленится готовить. – «Чоп-хаус»… Кэт подумала о сочной отбивной, может быть, с картофелем и подливкой. – Могу я считать себя приглашенной? – задумчиво спросила она, не будучи полностью уверенной, едят ли белые в ресторанах, которые держат негры.
      – Разумеется, – уверил ее Барни Форд. – Вы не родственница Шона Фицпатрика?
      – Да, – кивнула Кэт. – А вы его знаете?
      – Конечно, знаем, – сказала Джулия Форд. – В прошлом году на детском празднике Фиба съела так много жареной кукурузы, что ее вырвало прямо на ковер, и мы потом долго не могли его отчистить.
      – О, прошу прощения… – Не откажутся ли они сообщить ей адрес плотника из-за ущерба, нанесенного ковру? На взгляд Кэт, ковер выглядел прекрасно; она имела возможность убедиться в этом, сидя в гостиной. Ее симпатии были на стороне маленькой Фибы. Да и кто не впал бы в обжорство, если ему предложить горячей жареной кукурузы? Она буквально ощущала вкус соли и густого, расплавленного масла. Отбросив фантазии насчет кукурузы, Кэт задалась вопросом, почему в последнее время она так много думает о еде. Наверное, потому, что завтрак, поданный сегодня Ингрид, никуда не годился. Кэт решила, что лучше уж готовить еду самой.
      – Так значит, вы выходите замуж за Коннора? – поинтересовалась Джулия Форд после того, как Кэт объяснила, что плотник нужен им, чтобы соединить два дома.
      – Нет, нет, – живо возразила Кэт. – Это нужно для удобства. – Миссис Форд казалась шокированной. – Из деловых соображений, – добавила Кэт. – У мистера Форда тоже был не слишком обнадеживающий вид. – Но ведь мы там будем не одни. Есть Ингрид.
      – Ах, да, Ингрид, – согласилась миссис Форд.
      – И дети. Кроме того, мы с мистером Маклодом едва знаем друг друга. – «Очевидно, миссис Форд что-то не нравится, – подумала Кэт. – Но что?» – Этот план придумал Шон.
      – Тогда понятно, – сказала Джулия Форд.
      – Этот парень известный баламут, – добавил ее муж.

* * *

      – Эти два дома не сочетаются друг с другом, – заявил Элайас Нешхолд. – Я не стану пачкать свое доброе имя.
      – Но, мистер Нешхолд, ваша резьба по дереву так хороша, что я подумала…
      – …что вы могли бы приукрасить архитектурное убожество парой завитков. Не верится, что Коннор согласился на это.
      – Но он согласился, – не сдавалась Кэт.
      – Попробуйте договориться с Отто Дидериком. Он стосковался по завитушкам и, к тому же, не блещет умом.
      Взяв себя в руки, Кэт отправилась на поиски Отто Дидерика, молодого немца, неуклюжего, но по-своему привлекательного блондина; лишь его глаза, светлые, как грязный, подтаявший снег на чикагской улице, оставляли неприятное впечатление. Он бросил взгляд на Кэт и спросил:
      – Фы хотите нашать сефодня, миссус? Удивленная, Кэт проговорила:
      – Лучше завтра. Сначала мы хотели бы передвинуть дом моего брата.
      – Я его перетфину, – заверил ее Отто Дидерик. – Кута фы хотите его перетфинуть?
      – К дому мистера Маклода на Френч-стрит, между Линкольн-авеню и Вашингтон-авеню. Перед ним растет большая сосна.
      – Я знаю, где эфто. Приду зафтра на рассфете, миссус.
      «Какой странный молодой человек, – подумала Кэт. – Он даже не спросил, сколько ему заплатят». И это к лучшему. Кэт не имела представления, сколько платят плотникам в Брекенридже. Нужно выяснить это прежде, чем Отто Дидерик придет передвигать дом.

* * *

      Коннор сомневался в успехе ведения дел с компаньоном-женщиной, но до сих пор разговоры с Шоном и его сестрой были обнадеживающими. Кэтлин Фицджеральд, казалось, понимала все, о чем они говорили; если не понимала, задавала умные вопросы; не хихикала и не обнаруживала отсутствие интереса к делам или неспособность разобраться в них. Но Коннора по-прежнему терзали сомнения. Теперь они касались плотника, которого наняла Кэт, Отто Дидерика. Этот глупый юнец постоянно торчал возле Кэт, пренебрегая работой. Более того, если Коннор давал ему указания, то неизменно слышал в ответ: «Я должен опгофорить эфто с миссус Фицджеральд», словно сумасбродный план Шона не касался дома Коннора. Ему оставалось лишь глядеть из окна на дом своего друга, придвинутый ко входу, и на полоумного немца-плотника, сооружавшего коридор между двумя строениями и оглушавшего всех стуком молотка.
      – Я считаю это возмутительным, – заявила Кэт, когда Чарли Максвелл, их поверенный, разъяснил смысл закона о верхушке месторождения применительно к тому судебному процессу, в который были вовлечены Коннор и Шон. – Как может мистер Флеминг предъявлять права на жилу в земле, проданной вам им самим?
      – Флеминг предлагает вернуть назад деньги, – сказал Коннор.
      – Но он не извинился за то, что присолил заявку, прежде чем предложить ее нам, – сухо заметил Шон.
      Коннор уловил недоумение Кэт, пытавшейся догадаться, что означает выражение «присолить заявку». Она не из тех женщин, что надоедают вам вопросами, в которых могут разобраться сами. Наконец Кэт проговорила:
      – Не понимаю, какое значение имеет соль, если только она не разъедает руду.
      – Флеминг присолил жилу рудой, – сказал Шон, – чтобы мы подумали, будто ее там достаточно, в то время как сам он считал, что руда залегает между жилой на нашей земле и другой жилой, которой владеет их компания. – Кэт все еще выглядела озадаченной. – Он думал что продал нам негодную землю, сестренка. Коннор, со своей стороны, не мог упустить такую удачную сделку и сразу же заключил ее. И оказался прав: не продвинулись мы и на двадцать футов вглубь, как наткнулись на залежи, богатые галеновой рудой. Это гораздо лучше той малости, которой Флеминг присолил участок.
      – А теперь он хочет получить его назад?
      – Он говорит, что верхушка жилы находится на его участке, – пояснил Чарли, – а должен сказать вам, мисс Кэтлин, те, у кого на участке находится верхушка, могут идти по жиле и разрабатывать ее, независимо от того, по чьему участку она проходит и когда была подана заявка на участок.
      – Но он не прав, – вступил в разговор Коннор. – Верхушка как раз на том участке, который мы купили, поэтому мы владеем его жилой, а также участком по нашей первоначальной заявке. Мы подали встречный иск.
      – Очень хорошо, – одобрила Кэт и улыбнулась Чарли Максвеллу, который расцвел от удовольствия. – Я уверена, что вы выиграете этот процесс, мистер Максвелл. Вы очень четко все объяснили.
      – Если только мы с Шоном не потеряем все деньги, пока дело дойдет до суда, – заметил Коннор. Когда Кэт с озабоченным выражением лица повернулась к нему, он объяснил, что Флеминг – богатый выходец из восточных штатов. – А мы местные, с ограниченными средствами. Они будут затягивать дело до тех пор, пока судебные издержки не поглотят все, что мы имеем.
      – Поистине, вы настроены пессимистично, мистер Маклод, – возразила Кэт.
      – Если бы они не планировали именно это, то согласились бы на компромисс, как мы и пытались предложить. Они могут позволить себе тратить деньги, в отличие от нас.
      – Будем надеяться, дело обстоит лучше, чем нам кажется, – пробормотал Шон и рассказал Кэт об одном случае судебной тяжбы насчет золотоносных участков, которая из зала суда перешла в вооруженное противостояние, стоившее жизни троим старателям.
      – Это ужасно! – воскликнула Кэт.
      – Не беспокойтесь, мисс Кэтлин, – сказал Чарли Максвелл, – до этого не дойдет. Я постараюсь решить все на суде.
      – И будете стараться до тех пор, пока мы больше не сможем платить судебные издержки, – продолжил Коннор.
      – А тем временем Флеминг будет разрабатывать жилу, которая должна была бы принадлежать нам. Он попытается скрыть тот факт, что ошибся в расчетах и, вероятно, что хотел обмануть меня, так как это в первую очередь может способствовать тому, что верхушка уплывет у него из рук, – добавил Шон.
      – О Господи, – проговорила Кэт.
      – Не бойтесь, мэм. Я не собираюсь проигрывать это дело из-за отсутствия денег, – успокоил ее Чарли, засовывая большие пальцы рук в карманы своего коричневого твидового жилета.
      Шон и Коннор удивленно уставились на него.
      – Очень любезно с вашей стороны, мистер Максвелл, но мы не можем позволить вам работать без вознаграждения. Почему бы нам… – Кэт взглянула на Шона. – Нельзя ли дать мистеру Максвеллу процент от прибыли с оспариваемого участка?
      – Разумеется, но мы сможем заплатить не раньше, чем выиграем процесс. И даже если выиграем, вполне вероятно, пройдет несколько лет. Чарли тоже нужно на что-то жить, – заметил Коннор.
      – Не беспокойся, Коннор. Думаю, предложение мисс Кэтлин вполне справедливо. – Чарли Максвелл лучезарно улыбнулся ей из-под пышного чуба каштановых волос, падавших ему на глаза, и еще с большим энтузиазмом продолжил: – Я согласен, работать на таких условиях.
      Вскоре после заключения соглашения Кэт отправилась посмотреть, как продвигаются строительные работы. Чарли Максвелл составил ей компанию, чтобы позаботиться о безопасности леди в таком опасном месте, как стройка. Коннор поинтересовался:
      – Что за чертовщина творится с Чарли?
      – Да он влюбился, – сказал Шон. – Такое происходит сплошь и рядом. Взять хотя бы плотника. Ты ничего не заметил?
      – Нет, – признался Коннор. – Я просто думал, что немец глуповат. Но знаю, что Чарли не таков. Ты считаешь, что твоя сестра специально подстроила так…
      – …что мы обеспечили себе бесплатную юридическую помощь? Конечно, нет. Она даже не заметила, что происходит с Чарли, и не заметит до тех пор, пока он не сделает ей предложение. Тогда-то Кэтлин будет искренне удивлена, почему он вдруг решил, будто она им интересуется. Это происходит с тех пор, как ей исполнилось тринадцать, и единственным поклонником, которого заметила Кэт, оказался тот, за кого она вышла замуж. Именно он и принес ей столько горя. – Если выражение печали на лице Коннора что-то и означало, то, как с удовлетворением отметил Шон, ему явно пришлась не по душе мысль, что половина мужского населения города станет просить руки Кэт.
      Конечно, упрямец Коннор пребывал в полной уверенности, что не хочет жениться снова. Возможно, понадобится полдюжины предложений, сделанных Кэтлин холостяками Брекенриджа, чтобы он передумал, но дело явно шло на лад. Шон не сомневался, что поклонники не замедлят объявиться. Меньше чем за неделю Кэт приобрела уже двоих. А сплетни, вызванные переездом, могут убедить ее в необходимости снова выйти замуж. Шон потер ладони и усмехнулся. Он не представлял себе зятя лучше Коннора Маклода, который помог ему заложить основу благосостояния, всегда был хорошим другом на протяжении уже многих лет. Кроме того, не следовало забывать о легочной болезни. «Если уж эта лихоманка сведет меня в могилу, – подумал Шон, – то я всегда могу положиться на Коннора; он позаботится о Кэт, Ингрид и о детях».

* * *

      – Это песня о пиве? – спросила Кэт, с содроганием вспоминая пьяное пение в салуне отца. Отто Дидерик, трудившийся над остовом коридора и весело распевавший по-немецки, уронил молоток и пошатнулся на приставной лестнице.
      – Ист айн немецкая заштольная песня, – сказал Отто, ухватившись за лестницу.
      – Вы выпили? – с подозрением поинтересовалась Кэт. Он своротил крыльцо дома Шона, передвигая его вниз по холму, а теперь качался на лестнице, как будто хлебнул лишнего. Меньше всего ей нужен пьяница-плотник. – Боже, а вдруг новая коридорная пристройка упадет и убьет кого-нибудь?
      – Нет, миссус, – сказал Отто, но в его светлых глазах отразилось беспокойство.
      – Пьянство вредит здоровью, – проговорила Кэт. – И не только вашему здоровью, но и здоровью других людей, – добавила она. Кэт сама чуть не погибла, пытаясь спасти Мики. А что если бы Дидерик уронил молоток ей на голову? Сквозь дверной проем она выглянула во двор. Входить в дом и выходить из него было затруднительно, пока Отто не построил крыльцо со ступеньками.
      Немец спрыгнул с лестницы, вопя:
      – Я фам помогать, миссус, – и благополучно опустил ее на затоптанный им самим грязный снег.
      – Спасибо, – поблагодарила Кэт. – Но в другой раз мне тоже понадобится войти и выйти.
      – Поэтому я остафаться здесь, чтобы помогать фам. – Кэт хмуро взглянула на плотника. – Тогда я строить фам красифое крыльцо. На фесь фасад.
      – А много ли потребуется времени, чтобы построить крыльцо? – спросила Кэт. – Дамы из Общества Святого Покрова придут на следующей неделе.
      – Я тоже! – воскликнул Отто Дидерик, и его лицо озарилось светом.
      – Что? – Неужели этот болван решил, что Кэт приглашает и его тоже? – Там будут только дамы.
      – Я католик. Из Бафарии. Я строить красифое крыльцо до того, как дамы приходить.
      Кэт кивнула и устало потащилась в бакалейную лавку. Ингрид, как всегда, дремала в своей комнате; Фиба и Шон-Майкл проводили послеобеденное время с друзьями, и предполагалось, что Кэт сходит за ними, пока Ингрид спит.
      Небо затянули низкие серые облака, становилось все холоднее. Кэт сознавала, что ей повезет, если она успеет вернуться домой до того, как снова пойдет снег. Спустившись с холма на Вашингтон-авеню, она уже не могла разглядеть гор к западу от Брекенриджа, так как облака полностью скрыли их. Из-за спешки Кэт отказала себе в удовольствии полюбоваться домом Фордов, шедевром Элайаса Нешхолда. Как бы ей хотелось, чтобы он согласился выполнить ту работу, которой сейчас занимался Дидерик. Конечно, немец старался, но работал так медленно, и к тому же никак не хотел прислушиваться к указаниям Коннора.
      Налетел порыв ветра, забрался в широкие рукава ее накидки. Кэт так и чудился голос матери, сетовавшей на сумасбродное решение дочери носить то, что красиво, а не то, что практично. Девушка снова взглянула на небо и поспешила к лавке, подумав, что при всем своем желании Дидерик не сможет пристроить крыльцо к дому до прихода дам. Надвигающийся снегопад, несомненно, помешает ему.
      Кэт вздохнула, размышляя о трудностях жизни зимой в Брекенридже. Не удивительно, что многие леди уезжали на это время из города, предоставляя своим мужьям возможность напиваться до полного беспамятства. Когда Кэт пересекала Главную улицу, двое пьяных в стельку мужчин выбежали из салуна «Приют Горняка», крича друг на друга. Затем, к ее удивлению, они вытащили ружья, и началась стрельба. За секунду до этого владелец салуна, выглядывавший из дверей, сгреб Кэт в охапку и втащил внутрь. Девушка негодующе вскрикнула, и он поспешил извиниться.
      – Прощу прощения за причиненное неудобство, мэм, но я не мог позволить им застрелить вас.
      – Но они же в меня не целились.
      – Да, мэм, но пули часто попадают в посторонних. – Он высунул голову наружу, потом опять нырнул в помещение и объявил: – Сейчас Айлиф разгонит их. Вы сможете спокойно продолжить свой путь, мэм.
      Поистине, он был вежливым содержателем салуна. Прежде чем уйти, Кэт осмотрела заведение и сочла его чистым и хорошо обставленным, с длинной стойкой бара, за которым на стене висело великолепное зеркало. И все-таки «Приют Горняка» был далеко не таким красивым, как салун ее отца; к тому же, папа никогда бы не позволил людям с огнестрельным оружием войти в его заведение. Кэт снова вышла на улицу. Как и следовало ожидать, в воздухе уже носились первые снежинки.
      Она поспешила в бакалейную лавку, хозяин которой, встревоженный тем, что несколько пуль попали в его витрину, кричал:
      – Еще немного, и они попали бы в меня! – Кэт кивнула. Осматривая полупустые полки, она обнаружила, что многие продукты, входившие в ее список, отсутствуют. Бакалейщик объяснил, что поставки задерживаются из-за погоды. – Хотя запас пива есть, – добавил он.
      – Они поставляют пиво, в то время, как людям нужна еда!
      – Пиво всегда пользуется спросом, – пояснил лавочник. – Как насчет картофеля? Могу дать вам мешок в пятьдесят фунтов. Доставлю его завтра.
      Кэт решила, что стоит взять картофель. А вдруг снег будет валить всю неделю? Картофель может оказаться единственным, что поможет им не умереть с голоду. А Шон, который кашлял все больше и больше, не сможет поехать в Денвер, тогда как его лечащий врач не пользовался репутацией чудотворца.
      Когда Кэт снова вышла на Главную улицу, снег стал таким густым, что не было видно домов на противоположной стороне. Поежившись, она перешла через дорогу. Стояла ужасающая тишина. Здесь, среди контор и магазинов, Кэт заметила лишь двоих прохожих, мелькнувших и тотчас же исчезнувших в снежной пелене, прежде чем она успела спросить, далеко ли до Линкольн-авеню. Вытянув вперед руку в перчатке, Кэт нащупала дверь, убеждая себя, что бояться нечего. Нужно было только войти в какой-нибудь дом и спросить. Но обнаруженная дверь оказалась запертой. Закрыто. Выходит, все заперли свои конторы и ушли домой?
      Спотыкаясь, Кэт дошла до угла и поняла, что должна свернуть на улицу, ведущую к дому Шона. Вслепую пробираясь сквозь метель, она снова и снова твердила себе, что такое короткое расстояние преодолеть нетрудно. Не замерзают же люди насмерть неподалеку от своих домов. Кроме того, Кэт знала, что должна услышать стук молотка Отто Дидерика, и это поможет ей найти дорогу.
      Но нет, в такую погоду Отто, наверняка, оставил работу на сегодня. Кэт уже была готова впасть в отчаяние, когда услышала голос Коннора, выкрикивающий ее имя.
      – Я здесь! Здесь! – отозвалась она.
      Из снежной пелены появилась лошадь, и Кэт едва не наткнулась на нее. Всадник наклонился и помог девушке подняться в седло.
      – Как вы узнали, где я? – пролепетала она.
      – Ну уж, конечно, не благодаря этой чертовой Ингрид, от которой толку не добьешься.
      В голосе Коннора слышался гнев. Значит, он сильно беспокоился? Как ни замерзла Кэт, но эта мысль ее согрела.
      – Дети…
      – Мои дети дома. А дети Шона у Хилдретов. Мирна не отошлет их домой в такой снегопад. – Он усадил Кэт поудобнее и подстегнул лошадь. – Мы собрались ужинать и не досчитались вас. К счастью, плотник знал, куда вы пошли. Но какого черта вы отправились в город, если небо…
      Кэт разразилась рыданиями.
      – Ну, Кэт. – Коннор обнял ее покрепче. – Вы так сильно испугались? – Не получив ответа, он продолжил: – Не плачьте, мы почти дома.
      Кэт прижалась к Коннору, преисполненная благодарности за свое спасение. Рыдания перешли в редкие всхлипывания еще до того, как Коннор натянул поводья и помог ей спешиться. Удивляясь, как она могла заблудиться в двух шагах от дома, Кэт устремилась на огонек фонаря за окном комнаты брата. Следом шел Коннор. Он постучал в дверь и, когда Шон открыл, поднял Кэт вверх.
      – Что за дурак этот немец, – пробормотал Коннор. – Первым делом нужно было поставить на место ту штуковину, которую он своротил.
      – Слава Богу, ты нашел ее, – обрадовался Шон, уводя Кэт в комнату.
      Наверное, в первый раз за все время пребывания Кэт в доме брата гостиная Ингрид произвела на нее благоприятное впечатление. Снимая накидку, девушка оглядела комнату: коричневые обои с крохотными голубыми и белыми розочками, золотисто-красный ковер, софа и стулья красного дерева, обтянутые красным бархатом, пианино и столики, покрытые красными скатерками с бахромой, и лампы с розовато-красными шелковыми абажурами. Кэт подумала, что ад должен выглядеть в точности, как гостиная Ингрид. Но, по крайней мере, здесь было тепло.
      Кэт улыбнулась Коннору, который поставил лошадь в конюшню и вошел в комнату. Из-за красноватого освещения его волосы приобрели такой же рыжеватый оттенок, как у Дженни, а на лице, казалось, выступил румянец. Ингрид бросила на него один из своих томных, страстных взглядов. Кэт нахмурилась. Но Шон не замечал странного поведения жены. Он подбрасывал дрова в печку, украшенную сверху красивым рыцарским шлемом. Кэт вздохнула и расположилась в гостиной, чтобы привлечь внимание Коннора, пока Ингрид не позволила себе что-нибудь возмутительное, вроде попытки усесться ему на колени.

* * *

      – Вы не можете поселиться в одном доме с мужчиной, женой которого не являетесь, – сказал отец Рабанус.
      – Преподобный отец, – пробормотала Кэт, чувствуя, что краснеет. – Скоро мы отправим вас на поезде в Денвер, где епископ позаботится о теплой, удобной постели в больнице для вас.
      – Возмутительно даже думать о таком совместном проживании, – не унимался священник.
      – Не стоит придавать этому такое значение, – сказала Кэт. – Мистер Маклод порядочный человек. К тому же, он дважды спас мне жизнь.
      – С нехорошими намерениями, вне всякого сомнения, – заявил священник. – Какой он веры?
      – Точно не знаю. Не думаю, что он вообще ходит в церковь. Может быть, мне удастся обратить его.
      – Он вас соблазнит, – пробормотал отец Рабанус. – Помяните мое слово.
      – И потом, есть еще дети. Мне нужно присмотреть за ними и проследить, чтобы они посещали школу сестер Святой Гертруды.
      – Нечестивцы и прелюбодеи, – бубнил отец Рабанус.
      – Что?
      – Он говорит о прихожанах, – торопливо пояснил отец Эузебиус. – Очень любезно с вашей стороны, что вы принесли нам куриный бульон.
      – Святотатство, – продолжал бормотать старый священник.
      – Я знаю, как трудно достать цыплят в это время года, – сказал отец Эузебиус.
      – …даже видимость греха…
      – Да, легче достать пиво, чем цыпленка, – подтвердила Кэт. – Вы должны прочесть проповедь о вреде пьянства, преподобный отец.
      – Но мы не должны забывать о чуде в Кане Галилейской, – заметил отец Эузебиус.
      – Я уверена, что если бы Господь как следует подумал, то превратил бы воду в куриный бульон, а не в вино, – сказала Кэт.
      Отец Эузебиус запинаясь возмутился:
      – Это… это опасная мысль, дочь моя.
      – Ересь, – отчетливо произнес отец Рабанус.
      – Я должна просить прощения? – нахмурилась Кэт.
      – Тут помогут только чистосердечная исповедь и наказание, дочь моя.
      – Но я не сомневаюсь, Пресвятая Богоматерь посоветовала бы употреблять куриный бульон вместо вина. Вы, вероятно, не видели ни одного человека, умершего от пьянства. А от куриного бульона никто не умирает. – Она обратилась к молодому священнику: – Чем скорее мы поместим отца Рабануса в больницу, тем лучше.
      – Не делайте этого, дитя мое, – не унимался отец Рабанус. – Целомудрие – самое богоугодное состояние.
      – Святые угодники позаботятся о нас, – ответила Кэт, на этот раз явно раздосадованная. – Мы будем жить в одном доме, но не станем спать в одной постели.

* * *

      – Что, скажите на милость, здесь делает этот плотник? – спросила одна из дам, членов Общества Святого Покрова.
      – Строит коридор между нашими двумя домами, – ответила Кэт, передавая чашки с кофе. Три женщины украдкой наблюдали за Ингрид, и не потому, что та что-то сказала. Говорила она редко. Может быть, притягивал запах ее духов или пристрастие к кричащим безвкусным платьям и пошлое убранство ее дома. – После отъезда Шона о нас будет заботится мистер Маклод.
      – Вы хотите сказать, что будете жить вместе в одном доме? – спросила миссис Бент. – Неженатыми?
      – Ингрид замужем, – с раздражением ответила Кэт, – а все прочие или слишком малы, или не имеют склонности к замужней жизни. – Дамы раскрыли рты от изумления. – Отец Эузебиус не возражал, – добавила Кэт, не давая себе труда упомянуть о тираде отца Рабануса. – Кстати, об отце Эузебиусе. Мы должны присмотреть за беднягой. Он выглядел очень болезненно в тот день, когда мы отправляли в Денвер отца Рабануса, а, как вы знаете, у сестер в обители хлопот полон рот.

* * *

      Кэт, скорее всего, рыдала бы навзрыд, провожая Шона на денверский поезд, если бы не Бриджит. Едва они ступили на платформу, как услышали крик какой-то молодой женщины.
      – О, вы, наверное, мисс Кэтлин. О, слава Христу, деве Марии и всем святым! – И она бросилась в объятия Кэт. – Я уж думала, что сошла не на той станции, без единого пенни, и до смерти испугалась. Уж очень страшно было идти в такой снег неведомо куда. – Девушка, ростом с Кэт, уронила голову ей на плечо и разрыдалась.
      – Кто вы? – удивленно спросила Кэт.
      – Я Бриджит, – сквозь слезы сказала незнакомая девица, – Бриджит, которую ваша матушка послала из Чикаго за мужем. Вы ж в письме написали, будто здесь, на Диком Западе, мужа можно найти в два счета. Я приехала потому, что хочу иметь собственного мужа, обихаживать его, вместо того чтобы натирать чью-то красивую мебель да терпеть щипки хозяина, как случалось самое меньшее два раза в неделю, и даже в воскресенье, да хранят нас святые угодники. Вот я взяла и ушла с той работы, а ваша добрая матушка нашла меня на улице, совсем замерзшую…
      – Переведи дух, Бриджит, – сказал Шон, хохоча так сильно, что едва не задохнулся от приступа кашля.
      – Вам бы следовало полечить кашель, сэр, – озабоченно посоветовала Бриджит. – Вы часом не один из тех холостяков, о которых миссис Фицпатрик…
      – Я не холостяк, – сказал Шон. – Я ее пасынок.
      – Ну тогда, мистер Шон, благослови вас Господь. Вы уж не беспокойтесь, я сперва отработаю дорогу, а уж потом выйду замуж.
      – Мы должны заплатить за твой билет? – спросила Кэт.
      – Ваша матушка сказала, что если вы пошлете ей деньги, она сможет отправить за мужем другую бедную работницу, а я буду помогать вам, пока не заполучу своего. – Подумав о том, как мало можно рассчитывать на Ингрид в делах, не требующих спанья в дневное время и любовных объятий по ночам, Кэт поприветствовала Бриджит, что вызвало новый поток слез.
      – Ну, сестра, – покачал головой Шон, – сомневаюсь, чтобы ты собиралась руководить брачной конторой, а также моим домом и делами, но мужа ты ей найдешь без труда. Девяносто процентов мужского населения Брекенриджа ищет жен.
      – Включая меня, – пробормотала Кэт, которая позавидовала мужчинам, имеющим жен для выполнения домашней работы, приготовления пищи и заботы о детях. Однако, когда Шон спросил, что она имеет в виду, Кэт просто улыбнулась и поцеловала его на прощание, помахала вслед поезду, а затем пошла домой вместе с Бриджит, узнавая по дороге новости о матери, о Чикаго и обо всех работницах, опекаемых миссис Фицпатрик.
      – Это был настоящий парад, когда мы шли на воскресную мессу, – рассказывала Бриджит, пока они проходили мимо салуна Бредли на углу Главной улицы и Линкольн-авеню, а затем салун братьев Энгл на углу Ридж-стрит и Линкольн-авеню. Вряд ли город с салунами на каждом углу произвел очень хорошее впечатление на юную набожную Бриджит. И Кэт решила в противовес этой неприглядной стороне Брекенриджа указать девушке на существование обители сестер Св. Гертруды, но Бриджит ничего не замечала, а лишь трещала без умолку. – На мессе в церкви мы занимали целых три ряда, – восклицала она. – Ваша матушка святая. Одна лишь Пресвятая Дева знает, что стало бы со мной, если бы я так и бродила по улицам среди всех этих соблазнителей, как сказала ваша добрая матушка.
      – Да, в самом деле, – поддакивала Кэт, размышляя, скольких еще чикагских девушек собирается ее мать послать на Запад. – Ты умеешь готовить, Бриджит?

      Кэт опустилась в кресло-качалку рядом с печью и закрыла глаза, не в силах даже думать, насколько утомительным был день. Прошлой ночью она впервые присоединилась к сестрам в больничной прачечной, и работа показалась ей изнурительной. Как могли они каждый понедельник вставать в два часа ночи, чтобы до рассвета стирать больничные простыни? Затем, когда Кэт уже собиралась домой, едва держась на ногах, сестра Аделаида попросила ее проведать отца Эузебиуса, который накануне не пришел служить мессу в часовне сестер. Так как это было третье воскресенье месяца – первое и третье воскресенье посвящались Брекенриджу – он должен был бы прийти. Прочие воскресные дни священник проводил в других городах, если позволяла погода.
      Кэт обнаружила его в постели, дрожащего, дышащего с хрипом. На тот случай, если вдруг у него пневмония, она решила применить лечение с помощью пивных бутылок, рекомендованное дамами из Общества Святого Покрова. Хотя Кэт и удалось сбить жар посредством обкладывания больного горячими бутылками, единственной благодарностью за все ее труды было негодование священника, который едва не вскочило постели, когда Кэт вылила пиво, чтобы наполнить бутылки горячей водой. Сначала отец Эузебиус хотел выпить пиво, и Кэт глубоко разочаровалась в нем, едва услышав такое предложение.
      Добравшись, наконец, до дому, она узнала, что Ингрид исчезла, оставив детей на Бриджит. Кэт вздохнула. Что за ужасный день она провела – Бриджит, как всегда, болтала без умолку; дети вопили, требуя внимания; плотник вгонял гвозди в дверной косяк новой проходной комнаты, в которую предполагалось превратить коридор между двумя домами, и каждые пять минут являлся в гостиную, чтобы поглазеть на Кэт. Отто заявил, что должен следить за ее приходом и уходом, чтобы она снова не попала в пургу.
      А теперь, когда дом в конце концов затих в блаженной тишине, Ингрид все еще не было. Кэт задумалась, не следует ли ей пробраться по сугробам к двери Коннора и попросить помощи в поисках невестки. Но не успела она принять какое-либо решение, как Коннор пришел сам, чтобы узнать, когда плотник закончит работу.
      – Завтра, – заверила его Кэт.
      – Ну, слава Богу, если так, – проговорил Коннор и пристально посмотрел на Кэт. – С вами все в порядке?
      – Разумеется. Хотя… – и она рассказала ему обо всем, что случилось за день.
      – В два часа ночи? – воскликнул Коннор. – И вы пошли в больницу Святого Иосифа одна в такое время?!
      – А вы хотели бы сопровождать меня? – нашла она достойный ответ.
      – Нет, я предпочел бы, чтобы вы остались дома, как любая благоразумная женщина. Какого дьявола они стирают по ночам?
      – Не знаю. Может быть, это их епитимья, церковное наказание. Я беспокоюсь об отце Эузебиусе. Надеюсь, он шутил насчет пива.
      – Думаю, вам следовало позволить священнику выпить его. Это пошло бы ему на пользу.
      – Мои луковые припарки пошли ему на пользу, – хмуро заметила Кэт. – Но меня беспокоит Ингрид. Не пойти ли нам поискать ее?
      Коннор недовольно хмыкнул и поднялся с неудобного бархатного стула. Недавно приобретенное кресло-качалка Кэт было единственным практичным предметом обстановки в этой загроможденной комнате.
      – Когда Ингрид захочет вернуться, тогда и придет, – сказал Коннор.
      – Однако, странно слышать подобное заявление.
      – Ложитесь спать, Кэт. У вас слипаются глаза.
      – Вряд ли мне удастся выспаться, – пробормотала Кэт. – Я сплю в одной комнате с Бриджит, а она говорит во сне. – Сначала Кэт решила, что будет спать в одной комнате с Ингрид, но та, приняв надменный вид, перебралась в детскую.
      Коннор усмехнулся.
      – Не может же человек говорить без остановки день и ночь. Бриджит просто потеряет голос.

* * *

      Коннор отправился спать, но у Кэт оставалось еще одно дело. Она решила написать матери.
      «БРЕКЕНРИДЖ, ФЕВРАЛЬ, 1887», – начала она, сообщая далее о благополучном приезде Бриджит, об отправке Шона в денверский санаторий, о переводе через банк пятидесяти пяти долларов в счет оплаты проезда Бриджит из Чикаго; эта сумма должна будет возмещаться по три доллара в день – обычная плата работницам в Колорадо; и, наконец, о странном отзыве отца Рабануса на план Шона о совместном ведении хозяйства. «МОЖНО ПОДУМАТЬ, ЧТО Я И МИСТЕР МАКЛОД СОБИРАЕМСЯ ЖИТЬ ВО ГРЕХЕ, – писала Кэт, улыбаясь. – ОТЕЦ РАБАНУС, ДОЛЖНО БЫТЬ, БРЕДИЛ ИЗ-ЗА СВОЕЙ ЛИХОРАДКИ».

* * *

      Кэт и Бриджит решили отпраздновать соединение двух домов и устроить в проходной комнате торжественный обед, который будет состоять из блюд, приготовленных Бриджит, и из восхитительного пива, приобретенного Кэт у мистера Брэддока. Ингрид полагалось играть на фортепьяно – умение музицировать, казалось, было ее единственным достоинством.
      Кэт надеялась, что праздничный обед сплотит две семьи в один счастливый, хоть и временный союз. Хмурое лицо Дженни Маклод, наблюдавшей с противоположной стороны коридора за тем, как плотник приколачивает последние куски дерева, не вписывалось в радужные планы Кэт. И все же она кивнула Ингрид, которая, облачившись в ярко-голубое платье с низким вырезом, заиграла веселую мелодию. Кэт решила, что в душе Ингрид была настоящей содержательницей салуна. Казалось, никто не сознавал, насколько неуместен ее выбор. Может быть, они не знали слов этой песенки. Не успела Кэт оглянуться, как Фиба и Шон-Майкл пустились в пляс, не дожидаясь старших. Вздохнув, Кэт предложила Коннору и Одноглазому что-нибудь выпить.
      – Не называйте меня «мистер Уотерсон», мэм, – сказал старый горняк. – Все зовут меня Одноглазым. – Он показал на черный кружок на своем глазу и под хихиканье детей Коннора настоял на том, чтобы сию минуту рассказать в мельчайших подробностях ужасную историю о том, как потерял глаз из-за злого медведя, когда был разметчиком в Голубых горах в пятьдесят девятом. Во время всего леденящего кровь повествования Кэт стояла, оцепенев от страха.
      У двери со стороны дома Коннора хозяин, кутаясь в теплое пальто, спорил с Отто Дидериком, который неизменно отвечал на все замечания Коннора:
      – Я должен гофорить об эфтом с миссус Фицджеральд.
      Коннор хотел заплатить ему за последнюю часть работы, и Кэт не понимала, о чем спор. Но не успела она выяснить, в чем дело, как в коридор со стороны дома Шона заглянул человек, которого Кэт уже встречала на улице с цыпленком в руке.
      – Никто не ответил на мой стук, – заявил он.
      – Да, – сказал Дидерик, – здесь нужен айн дферь.
      – Мистер… – Кэт отыскивала в памяти фамилию гостя. – Мистер Бостих, не хотите ли чего-нибудь освежающего? – и она пригласила посетителя за стол, внесенный в коридор из кухни Шона и накрытый полотняной скатертью, принадлежавшей покойной жене Коннора.
      Ингрид повернулась от пианино, вынесенного из ее ужасной гостиной, и поприветствовала гостя:
      – Привет, Карл.
      В этом приветствии Кэт усмотрела больше живости, чем проявила Ингрид за все время их знакомства.
      – Я пришел узнать, может, вы передумали, мэм, – обратился Карл Бостих к Кэт.
      – Насчет чего я передумала? – удивилась девушка.
      – Насчет моего предложения. Оно по-прежнему в силе. – Он оглядел голые деревянные стены комнаты, соединившей два дома. – Вам надо бы обложить стены жестянками и оклеить бумагой. Вы даже не поставили здесь печку! – Карл Бостих снова застегнул куртку. – Ну, как я уже говорил, я работаю старшим мастером в плавильне. Может быть, вы этого и не знали, когда отказывали мне, миссис Фицджеральд. Зарабатываю я хорошо, да и бить вас не буду.
      – Как же это… ах, да… – Теперь Кэт вспомнила, что Карл просил ее руки. – Но право же, боюсь, я в самом деле не могу…
      – Третьего раза не будет, – предупредил мистер Бостих.
      – Вы знакомы с Бриджит? Бриджит, подойди, познакомься с мистером Бостихом.
      Карл Бостих изучающе оглядел молоденькую Бриджит с ее веснушчатым носиком и рыжими кудряшками.
      – Сдается мне, вы католичка? – пробормотал он. Бриджит кивнула, радостно улыбаясь, и это были последние слова, произнесенные Карлом Бостихом в этот вечер.
      – Миссус, – обратился к Кэт плотник, – фам нушна айн дферь от эфта комната до крыльцо.
      Кэт задумалась.
      – Может быть, даже с фонарями по бокам, – продолжал Отто.
      – Фонари с цветными стеклами, – живо откликнулась Кэт, кутаясь в кашемировую шаль, так как в проходной комнате было холодно.
      – Та. Я пошлю за цфетными стеклами, а пока што начну делать красифый дферь.
      – Что это за разговоры? – возмутился Коннор. – Он даже не утеплил комнату, а теперь еще хочет прорубить здесь дверь и впустить побольше холодного воздуха? – Коннор застегнул пальто на все пуговицы и вытащил из кармана теплые перчатки. – И для чего дверь? Здесь даже нет крыльца, потому что этот болван своротил его.
      – Ну, Коннор, нужно быть справедливым. Он своротил крыльцо дома Шона. Этой комнаты еще не существовало, когда мистер Дидерик начинал свою работу. – Кэт уже рисовала в своем воображении изумительно красивые фонари с цветными стеклами. – Может быть, нам сделать и полукруглое окно над дверью?
      – Сколько же все это будет стоить? – поинтересовался Коннор.
      – Боже мой, я не знаю, но могу спросить. – Дидерик уже направился в сторону столика с освежающими напитками. – Вы только подумайте, Коннор, как это будет красиво. Каждый раз, глядя на дверь, мы увидим стекло, переливающееся всеми красками, как витраж в соборе.
      – Я еще не дал своего согласия, – пробормотал Коннор, уже зная, что не сможет отказать, стоит только этим глазам загореться при мысли о чудесной двери.
      – Папа, можно мне уйти? – спросила Дженни. – Я вся дрожу.
      – Надень пальто. Дидерик решил содрать с нас побольше денег, – снова обратился он к Кэт.
      – Глупости, – заявила та. – Брекенриджу не помешает немного приукраситься. Разноцветные стекла именно то, что надо. – Вспомнив об убогой церквушке на холме, Кэт почувствовала угрызения совести. – Хотя, если я собираюсь тратить деньги Шона на цветные стекла, следовало бы в первую очередь подумать о церкви.
      – Ничто не сделает эту церковь красивее, – возразил Коннор.
      – Папа!
      Ингрид у пианино заиграла веселую мелодию. Карл Бостих, вероятно, чтобы согреться, пригласил Бриджит на танец, но Кэт надеялась, что причина может быть и более романтической.
      – Папа, я простужусь.
      – Коннор, почему бы вам не потанцевать с Дженни, – предложила Кэт, с улыбкой глядя на отца и дочь.
      – Я не умею танцевать, – сказала Дженни.
      – Не умеешь? Но это же очень просто. Я тебя научу.
      Дженни сразу же насупилась. «Туго мне придется, – подумала Кэт. – Доверие этой девочки трудно будет завоевать».
      – Ладно, Дженни, если ты не хочешь потанцевать со своим отцом, то я потанцую с ним.
      – Я уже давно не танцевал, – запротестовал Коннор. В этот вечер впервые за многие годы он принимал участие в танцах под хмурыми взглядами Отто Дидерика и Дженни. – Не нравится мне этот плотник, – прошептал Коннор на ухо Кэт.
      – Почему? – удивленно спросила та. В объятиях Коннора она совсем не замечала холода.

* * *

      Кэт падала с ног от усталости. Бриджит, ее надежная помощница, теперь частенько исчезала после обеда, а Ингрид вечно спала все дни напролет, в то время как ее дети ходили по пятам за своей тетей Кэт, требуя сказок и игр, устраивая беспорядки, которые приходилось устранять, приставая к ней с поцелуями и объятиями, очень милыми, но мешающими в бесконечной круговерти работы по хозяйству в семье из девяти человек, не считая Отто Дидерика, частенько обедавшего вместе со всеми, а также Карла Бостиха, который объявлялся каждый вечер и крутился вокруг, пока его не приглашали к ужину, а затем умыкал Бриджит до того, как тарелки были вымыты и вытерты.
      Одноглазый полностью отошел от дел. Он только и сидел у очага на кухне и рассказывал всем желающим послушать истории о прежних временах. Кэт не могла позволить себе бездельничать, но Бриджит всегда охотно выслушивала эти россказни, настаивая на том, чтобы рассказать в ответ свою историю. Эта девушка могла поведать о своем детстве в Ирландии больше, чем мать Кэт, тоже ирландка, рассказала дочери за всю ее жизнь. Дети Коннора, как бы ни старалась Кэт подружиться с ними, хмуро поглядывали исподлобья и не оказывали ей никакой помощи в нескончаемых домашних делах. Сам Коннор, казалось, не чувствовал необходимости посвящать Кэт в дела на рудниках, раз она теперь вечно хлопотала по дому, занимаясь и его хозяйством. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стало заявление Бриджит о своем предстоящем замужестве как раз тогда, когда Одноглазый пригласил друзей на вечеринку и приготовления были в самом разгаре.
      – Ты не можешь уйти! – воскликнула Кэт, которая так и не научилась готовить в Брекенридже. Неизвестно почему, у нее ничего получалось.
      – Ах, да, – сказала Бриджит, – мистер Бостих, мой жених, собирается заплатить все до последнего цента, что я должна вам за билет.
      – Дело не в деньгах, Бриджит, – проворчала Кэт.
      – Мисс Кэтлин, вы отлично управитесь и без меня. Дженни уже большая девочка, она может вам помочь. А я хочу замуж. Я и вправду по-настоящему люблю мистера Бостиха.
      Кэт могла бы кое-что порассказать Бриджит о настоящей любви, но не решилась. Кроме того, миссис Фицпатрик послала Бриджит в Колорадо именно за тем, чтобы та нашла мужа. Таким образом, вечеринка Одноглазого была отложена до тех пор, пока не состоится свадьба Бриджит. Чета Бостихов отбыла в Дилон, следующий после Денвера крупный город по здешней железнодорожной магистрали, в двухдневное свадебное путешествие. Кэт оставалось лишь выслушивать насмешки Коннора насчет ее успехов в качестве свахи и выносить бесконечные указания Одноглазого относительно меню для устраиваемой им вечеринки.
      – Никогда еще у меня не было такой вечеринки, – говорил он. – Нужно постараться, чтобы все удалось на славу. Может быть, лучше приготовить бобы вместо картофеля?
      – А почему бы не то и другое? – сухо поинтересовалась Кэт.
      – Хорошая мысль. Бобы, картофель, оленина…
      – Я не знаю, как готовить оленину, – возразила Кэт.
      – Все умеют готовить оленину, мисс Кэтлин.
      – Как вы думаете, сколько оленей бегает вокруг такого большого города, как Чикаго?
      – Сотни? – спросил старик.
      – Ни одного, – отрезала Кэт. – Как насчет ирландского рагу?
      Одноглазый недоуменно уставился на нее.
      – Никакого рагу. Но я хочу большой пирог. Да. А потом…
      Кэт вздохнула и внесла в список покупок продукты для пирога, а затем сразу же отправилась к бакалейщику, пока Одноглазый не надумал, чего ему еще хотелось бы.

* * *

      Кэт и в голову не могло прийти, что несколько мужчин способны так расшуметься из-за того, что им не подали пива. А чего они ожидали? Что будут напиваться в гостиной, пока Кэт стряпает для них? Мужчины сидели вокруг исцарапанного дубового стола, распивая виски Одноглазого и болтая, на взгляд Кэт, о всякой ерунде. Она проверила картофель в духовке, еще раз похвалив себя за то, что купила пятидесятифунтовый мешок картошки в тот день, когда началась метель. Теперь у бакалейщика снова было полно пива и мало продуктов.
      – И тут тот проклятущий запал дал осечку, – доносился от стола голос Одноглазого, – и я пошел посмотреть, что случилось, а чертов громадный запал пороха возьми да и взорвись прямо у меня под ногами.
      Кэт содрогнулась и снова стала переворачивать мясо на вертеле.
      – Доктору даже не пришлось ничего ампутировать, он просто пришил то, что осталось, к моей ноге.
      Одноглазый рассказывал очередную ужасную историю о несчастных случаях на рудниках. Кэт помешала бобы и решила, что они уже достаточно мягкие.
      – Наверное, вы звали бы меня Одноногим, если бы гризли не вырвал мне глаз.
      – Вряд ли это был гризли, – возразил один из старых горняков.
      Кэт взглянула на пирог, который должен был отправиться в духовку после того, как испечется картошка. Она забыла о пироге из-за спора с Одноглазым, который отказался принимать своих гостей в проходной комнате. «Наши старые кости не выдержат холода», – заявил он, обеспечивая комфорт своим гостям.
      – Я подстрелил одного гризли на Индиан-Крик, – послышался другой голос, принадлежавший, как поняла Кэт, Бреди Макхему, долгие годы промышлявшему охотой. – Продал мясо по три цента за фунт тому парню, который держал таверну «Отдых Ангела». Они устроили гризли-барбекю. А потому как все напились вдрызг еще до того, как Джерри приготовил мясо, он мог бы скормить им хоть канюка, никто не заметил бы разницы. Джерри Кригам, так вроде звали того парня. В «Отдыхе Ангела» всегда можно было повеселиться.
      Кэт покачала головой, прислушиваясь к грубому хохоту мужчин. Как видно, пьянство было распространено в этих горных краях. Она открыла дверцу духовки и ткнула вилкой в одну из картофелин. Готова. Кэт вытащила картошку и сунула на ее место пирог.
      Ужин оказался безнадежно испорченным. Бобы были тверды, как камень, и Одноглазый заявил, что обломал об них все зубы. Потом Бреди Макхем сломал зуб, прожевывая ломтик картофеля. Выругавшись, он выплюнул картошку на тарелку, и что-то подозрительно звякнуло. Ковырнув вилкой, Бреди удивленно извлек из картофелины какой-то предмет.
      – Вы стреляли в свою картошку, мэм? – спросил он.
      Кэт нахмурилась, полагая, что речь идет о какой-то непонятной для нее шутке. Предмет переходил из рук в руки. Все мужчины пришли к выводу, будто Кэт накормила Бреди зарядом из патрона, и тут же возник оживленный спор по поводу того, из какого типа ружья выпущен этот заряд.
      – Давайте побьемся об заклад, – предложил Бреди. – Я буду держать деньги у себя и возьму десять процентов, чтобы заплатить дантисту.
      – А как же мы определим, из какого ружья стреляли, и узнаем, кто выиграл пари? – возразил Одноглазый.
      – О, мисс Кэтлин будет достаточно сказать нам, каким ружьем она обычно пользуется, чтобы стрелять в картошку.
      Гости оглушительно захохотали, хлопая себя по коленям. Вызывающе вздернув подбородок, Кэт сказала:
      – Я могу уладить дело. Вам стоит только расспросить тех пьяниц из салуна «Приют Горняка», которые стреляли в лавку бакалейщика в тот день, когда я покупала картошку.
      Коннор покачал головой.
      – Клянусь Богом, Кэт, нет другой такой женщины, которая так умела бы навлекать на свою голову неприятности.
      – Все это из-за пьянства, – вызывающе ответила она. – Если бы салуны закрылись…
      Продолжить ей не удалось. Возмущенные гости разразились бурными протестующими возгласами, совершенно забыв о картошке, начиненной дробью, и о зубе Бреди Макхема. Закрыть салуны?! Никогда не слышали они такого дерзкого предложения.
      Последним кулинарным несчастьем стал пирог. Кэт чуть не плакала от досады: ведь пирог поднялся, в воздухе витал восхитительный аромат выпекаемого теста, а потом почему-то осел. На протяжении всего ужина гости вспоминали былые дни и великолепную стряпню миссис Силвертон в отеле «Силвертон», ее замечательные уксусные пироги. «Что еще за уксусные пироги?» – раздраженно размышляла Кэт. Наверное, какие-нибудь безвкусные бисквиты… Мужчины продолжали все в том же духе, нахваливая миссис Силвертон и смеясь над ужином, приготовленным Кэт.
      – Нетрудно заметить, что вы совсем не знаете, как готовить пищу в горах, – сказал Одноглазый. – Вы ведь не учитываете высоту? А ведь даже Дженни знает, что бобы надо варить дольше, гораздо дольше.
      «Если все знают об этом, то почему никто не сказал мне?» – подумала Кэт, стараясь не обращать внимания на насмешки.
      Коннор вздохнул.
      – Похоже, мне придется заплатить штраф за то, что я пропустил собрание добровольной пожарной дружины. Нельзя сказать, чтобы мне очень хотелось присутствовать на таком собрании, и все же придется поставить ребятам бочонок пива…
      – Они пьют пиво в здании пожарной команды? – спросила встревоженная Кэт. – Какой же защиты мы можем ожидать от пьяных пожарников? – Она вспомнила об ужасном пожаре в Чикаго в 1871-м году, когда ей было девять лет. – Нужно что-то предпринять, чтобы прекратить это безобразие.
      – Думаю, преподобный отец Дайер согласился бы с вами, – сказал Коннор. – Для него нет ничего более ненавистного, кроме, может быть, танцев, которыми мы тоже увлекаемся в пожарной команде. – Он усмехнулся. – А мне известно, что танцы вы одобряете, Кэт.
      – А я иной раз люблю выпить, – сказала Ингрид.
      – Я тоже, душечка, – отозвался Бреди, на которого Ингрид давно уже поглядывала своими темными, как терновые ягоды глазами. Кэт чувствовала себя неловко из-за поведения Ингрид; невестка вела себя совсем не так, как полагалось замужней женщине.
      Коннор со смехом обратился к Кэт:
      – Думаю, вы могли бы действовать заодно с отцом Джоном Дайером, Кэт, но танцы следует пощадить.
      – Не вижу в этом ничего смешного, – обиделась Кэт. – Пьянство – большое социальное зло.
      – Ко мне это не относится, – парировал Коннор. – Ваш брат гораздо чаще, чем я, прикладывался к бочонку с пивом на собраниях пожарной команды.
      До конца ужина Кэт с беспокойством думала о Шоне. Уж не пошел ли он по стопам отца? А вдруг жена Шона тоже пьяница. И почему Ингрид водит и водит пальцем по руке этого охотника?
      – Жаль, что вы замужем, Ингрид, – сказал Бреди. – Вот была бы мне приятная женушка, чтобы согревать меня на склоне лет.
      Ингрид бросила на него взгляд, показавшийся Кэт неприличным. Тем временем Бреди продолжал:
      – А вы как на это смотрите, мисс Кэт? Кэт удивленно взглянула на охотника.
      – Более меткого стрелка не найти от Брекенриджа до самого Денвера. И у вас всегда будет дичь на столе, – заметил кто-то из мужчин.
      Так все покатились со смеху, Кэт решила, что это предложение входит в разряд их пошлых шуток.
      – Подумайте хорошенько, мисс Кэт, – посоветовал Одноглазый. – Не у всех мужчин в возрасте Бреди сохранилась такая шевелюра.
      У Бреди Макхема и вправду были длинные волнистые волосы и красивое, обветренное лицо. Однако, его следующее высказывание отбило у Кэт охоту одарить очередного претендента своей благосклонностью.
      – Мало того, что я красивый парень, так еще умею и готовить. Буду рад научить вас, если вы выйдите за меня замуж, – предложил он. – И не стану стрелять в вашу картошку.
      – Нет, благодарю вас, – произнесла Кэт, поднимаясь, чтобы собрать тарелки из-под пирога и кофейные чашки, в то время как все вокруг хохотали, держась за бока.
      Несколько часов спустя Коннор нашел ее на кухне среди грязных тарелок и кастрюль.
      – Ингрид и Дженни уже давно в постели, – заметил он.
      – Почему вы считаете, что это должно меня удивить? – Кэт повернулась к нему спиной, чтобы не показывать своих слез.
      – А гости ушли.
      – Продолжая с тоской вспоминать чудесные блюда, которые подавала на стол миссис Силвертон, и обсуждая ту отвратительную стряпню, что предложила им я?
      Коннор рассмеялся.
      – Да, надо признать, оглушительного успеха не получилось, но… Кэт? – Он повернул ее к себе, заставив оторваться от мойки. – Кэт, вовсе не стоит из-за этого плакать. – Голос Коннора звучал удивленно.
      – Вы правы, – согласилась Кэт, всхлипывая. Должно быть, это и в самом деле смешно: пуля в картошке, бобы, которые никто не мог разжевать… Ингрид, Одноглазый, Дженни – никто и не подумал предупредить меня насчет особенностей приготовления пищи в горах; все только смеялись.
      Коннор почувствовал себя неловко.
      – Но они вовсе не хотели вас обидеть, Кэт. Не из-за чего плакать. Почему бы вам не бросить весь этот беспорядок и не пойти спать?
      Кэт поджала губы. Невозможно представить себе, что бы сказала ее мать, оставь она кухню в таком состоянии.
      – Пойти спать, чтобы вымыть все утром? – горько спросила Кэт. – При том, что у меня столько всяких дел?
      – Я уверен, остальные предложат свою помощь.
      – Нет, не предложат. С тех пор, как уехала Бриджит, никто и пальцем о палец не ударил. Одна я кручусь, как белка в колесе, а ведь я приехала в Колорадо не для того, чтобы стать чьей-то служанкой. – Коннор начал было протестовать, но Кэт быстро пресекла возражения. – Вы не лучше остальных, Коннор. Предоставили мне вести ваше домашнее хозяйство, а делами Шона занимаетесь без меня.
      – Но послушайте, я думал…
      – А Шон вызвал меня не для этого.
      – Никто вам не мешает…
      – Вы ни разу не заговорили со мной о делах с тех пор, как соединили дома, сделав из меня служанку.
      Кэт наблюдала за выражением его лица, ожидая взрыв негодования, потому что посягала на территорию, которую Коннор считал своей. Но, к удивление Кэт, Коннор лишь обнял ее за плечи и сказал:
      – Вы правы. С завтрашнего дня я буду держать вас в курсе дела, чтобы вы могли заботиться об интересах Шона. Что касается дома…
      – Об этом я позабочусь, – заверила его повеселевшая Кэт. – Хватит изображать из себя мученницу. Завтра же возьмусь за лентяев.
      – А сегодня вам нужно поспать. Утром в вашем распоряжении будут три пары рук. – Коннор решительно подвел Кэт к двери гостиной, которая вела в ту часть дома, где жила Ингрид с детьми и Кэт. – Мне не хотелось бы, чтобы ваш брат думал, будто я позволил моему семейству доводить вас до слез, Кэт, – проговорил он, глядя ей прямо в глаза. На какое-то мгновение Кэт показалось, что Коннор собирается поцеловать ее. Но он лишь сильнее сжал ее плечи и через секунду отпустил, повернулся и ушел.
      Готовясь ко сну, Кэт бранила себя за такие глупые мысли. С какой стати Коннору Маклоду целовать ее? Ей действительно нужно выспаться. И все-таки он снился Кэт всю ночь.

* * *

      На следующее утро Кэт вытащила свою невестку из постели и, убедившись, что все домочадцы собрались за столом на половине Коннора, подала самый худший завтрак, который только можно было себе представить.
      – Фу, какая гадость! – воскликнула Дженни, отодвигая тарелку с клейкой, тепловатой овсянкой.
      – Ты права, – согласилась Кэт, – я действительно никудышная повариха, особенно здесь, в Колорадо. Но, к счастью, ты, Ингрид и Одноглазый знаете, как готовить в условиях высокогорья. – Дженни бросила на нее недоверчивый взгляд. – Так как Шон просил меня позаботиться о делах, а не тратить время на приготовление еды, ты, Дженни, отныне будешь готовить завтрак.
      – Не буду.
      – Одноглазый может заняться обедом, а Ингрид ужином. В дальнейшем все жалобы насчет еды будут касаться не меня, а тех, кто стряпал. – Кэт встала и переложила овсяную кашу из своей тарелки в тарелку Шона-Майкла. Мальчик зачерпнул ложку, с интересом наблюдая, как каша шлепается обратно. Кэт подхватила тарелку Фибы и вышла из комнаты.
      За ее спиной раздались возмущенные возгласы.
      – Не буду, – твердила Дженни.
      – Нет, будешь, – заявил Коннор. – И кроме того, тебя и Ингрид ждет гора грязных тарелок со вчерашнего ужина. – Сонная Ингрид окончательно проснулась. – Раз никто из вас не помогал готовить ужин, это будет справедливо, – добавил Коннор.
      – Папа, – заныла Дженни, но тут же смолкла под суровым взглядом отца. – А Джимми? – пролепетала она.
      – Джимми будет колоть дрова, а то запас кончается.
      – Ура! – обрадовался мальчик. – Можно мне взять большой топор?
      – Только для рубки дров, – сухо напомнил отец.
      – Ну, раз я лично научил Дженни готовить, то у нас будет сносная еда хоть раз в день, – посмеиваясь заявил Одноглазый. – Что касается меня, то я отошел от дел. Ей придется поискать кого-нибудь для…
      – Помнишь старое походное правило, Одноглазый? – прервал его Коннор. – Если ты недоволен стряпней, то должен готовить сам. А ведь вчера ты жаловался, что ужин не удался.
      – Я не жаловалась, – вмешалась Ингрид.
      – Кто не помогает, тот не ест, – веско заявила Кэт, возвращаясь за тарелками. Она составила оставшуюся посуду в шаткую стопку и, направляясь к кухне, заметила: – Я буду занята весь день. Вам, посудомойкам, лучше бы приняться за дело без промедления, а то в доме не останется ни одной чистой тарелки, чтобы накрыть стол к обеду, который приготовит Одноглазый. – Проходя мимо Ингрид, Кэт негромко добавила: – Ингрид, не забывай, что Шон предоставил мне право распоряжаться деньгами. Ингрид замерла на месте.

      – Дверь получилась очень красивой, Отто, – сказала Кэт, восхищенно разглядывая резную створку новой двери, которую Дидерик вешал на петли в дверном проеме. – А когда прибудут стекла?
      – Скоро, – ответил плотник. Он сколотил рамы для боковых окон и полукруглого оконца над дверью. Но пока не были вставлены стекла, в комнате, которую Кэт хотела сделать семейной гостиной, стоял ужасный холод. – Теперь фам нудно крыльцо, миссус.
      – Крыльцо? – Кэт не могла проявить должного энтузиазма по поводу крыльца, глядя на сугробы в шесть футов высотой, окружавшие дом.
      – Та, фдоль фесь фасад. Длинное крыльцо с пять ступенек ф дер центр. Ступеньки я начинать с того места. – Он показал на входную дверь дома Коннора.
      – Забудь об этом, Дидерик, – раздался голос Коннора, который как раз в этот момент подъехал к дому на лошади и натянул поводья. – Я не хочу, чтобы крыльцо было на моей стороне.
      – Но некрасифо ж делать полкрыльца, – расстроился Отто.
      – А почему бы нам не сделать что-то вроде навесов? – предложила Кэт. Она вспомнила красивые резные карнизы, украшавшие «Пасифик Отель» в Комо. – Ладно, поговорим о крыльце после того, как прибудут стекла. – Направляясь вслед за Коннором в его гостиную, Кэт напомнила: – Вы не забыли о катании на санях?
      Кэт казалось, что ей удалось добиться определенных успехов с Дженни. Сначала она уговорила девушку позволить сшить ей новое платье. Затем настояла на том, что в новом платье нужно где-то показаться, и вывела все семейство в воскресную школу, где после собрания устраивали легкий ужин. Ингрид спровоцировала небольшой скандал, отчаянно флиртуя с чьим-то мужем, но все же Кэт добилась своего – на Дженни обратил внимание мальчик из одной католической семьи, который и пригласил ее покататься на санях. Кэт развеселилась, вспоминая вызванный этим обстоятельством спор.
      – Она слишком молода, – заявил Коннор.
      – Вовсе нет, – возразила Дженни, не проявлявшая особого энтузиазма по поводу приглашения до тех пор, пока взрослые не попробовали наложить запрет.
      – Глупости, – согласилась с ней Кэт. – Дженни уже шестнадцать.
      – Но мне все равно, пойду я или нет, – зловредно бросила Дженни.
      – И она самая красивая девушка в городе, – продолжала Кэт, отметив про себя, как удивилась Дженни, услышав это утверждение. – Что вы намерены предпринять, Коннор? Хотите прятать дочку в шкафу до конца ее жизни?
      – Она слишком молода, чтобы гулять с парнями. Неизвестно, будет ли кто-нибудь за ними приглядывать.
      – Мы сами можем сопровождать молодых людей, – предложила Кэт. Никакие возражения со стороны Коннора не смогли сломить ее настойчивых уверений в необходимости выполнения отцовского долга по отношению к хорошенькой дочке. – И еще. Дженни понадобится новое платье, – добавила в заключение Кэт.
      – Она может надеть то новое платье, что было на ней в этот раз. Никто его не видел, потому что в церкви было холодно, и Дженни не снимала пальто.
      Кэт бросила на Коннора возмущенный взгляд.
      – В чем дело, Кэт. Вы хотите сказать, что вам тоже нужно новое платье?
      – Господи, конечно, нет, – успокоила его Кэт. – Зачем оно мне? Я просто пойду вместе с вами. Если, конечно, вы не предпочтете взять с собой Ингрид.
      – Боже упаси!
      Такой ответ порадовал Кэт.
      – Нам нужно быть у церкви в шесть, – напомнила она.
      – Я не забыл.
      – Снова никто не увидит мое новое платье, – жалобно проговорила Дженни, входя в гостиную в ярко-голубом шерстяном платье с вышитыми вставками и оборками, отделанными кружевом, с кружевным воротником цвета слоновой кости и с таким же поясом. – Пока мы будем кататься, все складки помнутся под пальто.
      Кэт окинула взглядом верхнюю юбку, изящно ниспадавшую складками от тонкой талии Дженни.
      – Повернись, – нахмурясь приказала Кэт. Она права. Пышные складки погибнут, когда Дженни наденет свое пальто из плотного драпа покроя «принцесс». – Нам нужно позаботится о новом пальто, – решила Кэт. – Может быть, накидка…
      – Кэт, ради Бога! – взмолился Коннор. – Девочке всего шестнадцать. Ей вовсе не нужно…
      – Именно в этом возрасте девушке нужны красивые наряды, Коннор, – возразила Кэт, вспомнив, что сама она носила в девичьи годы строгую форму воспитанницы монастырской школы. Неужели Коннор не видит, что его дочка настоящая красавица? Ему следовало бы гордиться ею. – Кстати, Дженни, тебе очень идет это платье. Оно чудесно гармонирует с твоими глазами. «Юная Дженни не станет влюбляться в первого попавшегося красивого парня, который обратит на нее внимание. У нее должна быть возможность познакомиться со многими молодыми людьми, а затем сделать разумный выбор, присмотреть какого-нибудь приятного молодого трезвенника», – подумала Кэт. – Когда Сэм увидит…
      – Мне на него наплевать, – прервала ее Дженни, хотя до этого залилась румянцем при упоминании о своих глазах.
      – Хорошо. После катания на санях мы заедем к сестрам ордена Святой Гертруды, чтобы выпить по чашечке горячего шоколада.
      – Мы поедем к монашкам? – в ужасе переспросила Дженни. – Вы мне об этом не говорили.
      – О, Дженни, они так восхитительно готовят горячий шоколад… – Кэт вышла из комнаты прежде, чем Дженни успела отказаться от прогулки. Сама Кэт была бы очень разочарована, если бы пришлось пропустить катание на санях и визит к гостеприимным сестрам. Вечер обещал быть веселым.

* * *

      Коннор предполагал, что будет чувствовать себя дураком во время этой прогулки, но, к своему удивлению, веселился от души. В холодном, бодрящем вечернем воздухе ощущался привкус дыма от костра и аромат сосен, а зимняя луна над их головами время от времени застенчиво скрывалась за серебристыми облаками. Прижавшись к Коннору, Кэт смеялась и подшучивала над молодежью.
      Когда кто-то из родителей в шутку заметил, что детям следовало бы приглядывать за Кэт и Коннором, он вначале оскорбился, но теперь, сознавая близость Кэт – а обнимал он ее, конечно, только, чтобы согреть – уже не был уверен, что не нуждается в надзоре. С другой стороны, Кэт, казалось, вовсе не была смущена его близостью. Вот она слепила снежок и запустила в Сэма, кавалера Дженни, что вызвало взрыв смеха и последующую потасовку. Молодые люди выскочили из саней, чтобы тоже лепить снежки, а мистер Бэгбаф напрасно пытался их утихомирить.
      – Дети, дети, прекратите! – Безуспешно. Возница не справился с лошадьми, сани опрокинулись, и все очутились в сугробе.
      – Можно считать, что с вами все в порядке, – сказал Коннор, наблюдая, как Кэт хохочет, словно школьница. Приподнявшись на локте, он склонился над ней. – Как вы, Кэт? С вами все в порядке?
      Кэт кивнула и, пытаясь подняться, нечаянно потянула Коннора вниз. Сначала она почувствовала теплое дыхание на своем лице и прикосновение его щеки, потом ощутила тепло его губ. Кэт не ожидала поцелуя и была застигнута врасплох: и самим поцелуем, и тем, каким он оказался – нежным, любящим, теплым. Рука Коннора напряглась, и он прижал Кэт к своей груди. Даже сквозь несколько слоев зимней одежды ей было приятно ощущать его сильное тело, а от поцелуя кровь горячей волной пробежала по жилам. Прежде Кэт представляла себе, что Коннор целует ее, но сразу же гнала прочь такие мысли, не надеясь когда-нибудь ощутить наяву это блаженство.
      – Кэт, я… – Он оторвался от ее губ и, казалось, был удивлен не меньше Кэт, обнаружив, что лежит в снегу и самозабвенно целует эту обворожительную женщину. – Не знаю, что…
      – Все нормально, Коннор, – смущенно уверила его Кэт. – Я не сержусь, но здесь наши молодые люди, и, может быть, мы…
      – О Боже мой, Дженни! – воскликнул Коннор и вскочил на ноги, ужаснувшись при мысли о том, что если он, благоразумный тридцатичетырехлетний мужчина потерял голову, то Бог знает, что могла бы вытворять его молоденькая дочка. К счастью, прежде чем его воображение разыгралось дальше, Коннор обнаружил, что Дженни помогает вознице успокаивать испуганных лошадей.
      – Не волнуйся, папа, – сказала она. – Со мной все в порядке.
      – Хорошо, хорошо, – пробормотал Коннор, досадуя на себя из-за того, что подозревал Дженни в предосудительном поведении, хотя сам вел себя совсем не подобающим образом.

* * *

      – Послушайте, Кэт, я…
      Коннор не знал, что сказать. Это был очень беспокойный вечер. Сначала поцелуй. Потом, после прогулки на санях, Коннора представили стайке квохчущих монахинь, многие из которых знали Кэт с детства. Женщины такого склада могли бы обвинить его в попытке соблазнить их подопечную, проведай они о поцелуе. Сестры угощали его горячим шоколадом и выспрашивали насчет религиозных убеждений, о чем Коннор никогда не задумывался. Уж не прикидывают ли они, насколько он подходит в качестве возможного мужа Кэт? Конечно, она не стала… нет.
      Кэт просто не могла бы рассказать о поцелуе этой ужасной настоятельнице Хильде Вальзен.
      Уже дома дочь обняла его, желая доброй ночи, и с презрением заявила:
      – Этот Сэм глуп как пробка! Даже не знает, что надо делать, когда опрокидываются сани. Мне пришлось самой помогать кучеру.
      Это высказывание привело Коннора в еще большее замешательство. А теперь еще улыбающаяся Кэт предлагает чашку кофе, словно совершенно забыла о том, как он поцеловал ее. Ну что ж, следует разрешить эту проблему.
      – Кэт, я не знаю, как я мог…
      – Не беспокойтесь об этом, Коннор, – произнесла Кэт, но при этом улыбка ее угасла. – Это было что-то вроде… случайности, вам не кажется?
      – Да, думаю, это было именно так, – пробормотал Коннор, несколько задетый тем, что Кэт рассматривает случившееся всего лишь как «случайность». Но с другой стороны, что значил этот поцелуй? Недовольный тем, что Кэт не придала ему значения, Коннор смотрел ей вслед, пока она не скрылась на своей половине.

* * *

      «Однако, это была приятная случайность», – размышляла Кэт в своей холодной спальне. Приятная случайность. Хотя, разумеется, впредь нужно быть осторожными, чтобы это не повторилось вновь.

* * *

      – Он переманивает наших рабочих, – рассказывал Коннор. – Не знаю, каким образом, но за последние шесть недель десять человек, хороших работников, перешли с наших рудников на рудники Трентона.
      – Но зачем это Флемингу? – спросила Кэт. Коннор пожал плечами.
      – Чем меньше людей на нас работает, тем меньше руды мы добываем, а следовательно, тем меньше денег мы получаем и тем меньше у нас шансов выиграть затянувшийся судебный процесс. Переход рабочих на рудники Трентона может погубить нас.
      – А мы не можем платить работникам больше, чем Трентон?
      – Нет. В таком случае нам пришлось бы урезать прибыль, не говоря уже о том, что на нас накинутся владельцы остальных рудников.
      – Я думала, наши работники преданы нам.
      – Так было раньше. Теперь горняки чувствуют лишь обиду и возмущение. Десять лет назад у каждого из них был шанс разбогатеть, занимаясь старательскими работами. Не нужно было вкладывать много денег в освоение заявленного участка, однако то, что находишь на поверхности – золотой песок и небольшие самородки – всего лишь крохи по сравнению с тем, что можно найти, если проводить разработку рудника вглубь, а это требует больших затрат на оборудование и оплату рабочих. Горняки – всего лишь наемные работники, которые занимаются тяжелым и опасным делом; поэтому-то они и обижаются на управляющих, имеющих огромные доходы, считая, что по меньшей мере половина этих денег по праву принадлежит им.
      – А что, если улучшить условия жизни в бараках? – спросила Кэт. – Или обезопасить работу на шахтах?
      – У нас и так намного безопаснее, чем на шахтах Флеминга, – объяснил Коннор. – Что касается остального, думаю, мы должны попробовать что-то предпринять, не прибегая к повышению оплаты.
      – Мы должны посетить каждый рудник, увидеть, в каких условиях живут горняки. Я найду способ улучшить их жизнь.
      Коннор усмехнулся.
      – Одно лишь появление хорошенькой женщины уже улучшит их жизнь, но не думаю, Кэт, что вы ясно представляете себе, на что отваживаетесь. Погода плохая. Рудники…
      – Если Шон оставил меня замещать его, то мой долг – поехать туда. – Кэт отложила носок, который вязала, и поднялась, чтобы поворошить угли в камине. – Конечно, Ингрид придется взять на себя заботы по хозяйству, – добавила она.
      – Ах, вот почему вам так хочется уехать из города. – Удивленный взгляд Кэт заставил Коннора улыбнуться.

* * *

      – Мама? – Кэт вышла на улицу, кутаясь в старую кашемировую шаль, чтобы протереть новые цветные стекла. – Мама, ты ли это? – удивилась она, увидев хрупкую фигурку в черном у подножья лестницы.
      – Ты забыла, как выглядит твоя родная мать? – резким тоном спросила Мейв Фицпатрик.
      – Но что ты здесь делаешь?
      – Приехала спасать репутацию моей дочери. Что же еще я могу делать, Кэтлин, если ты пишешь, что пренебрегаешь мнением священника и живешь в одном доме с посторонним мужчиной, рискуя своим добрым именем и…
      – Мама, ради Бога, Шон…
      – Твой брат должен был бы постыдиться предлагать такой способ уладить дела. Видит Бог, мне просто не верилось, что мой пасынок, сын такой достойной женщины, какой была Кэтлин Фицпатрик, первая жена твоего отца, поистине святая, мог предложить тебе жить во грехе. – Мейв сделала паузу, чтобы набрать в грудь воздуха, и Кэт воспользовалась моментом и торопливо возразила, что она вовсе не живет во грехе. Мейв сердито фыркнула. – Я приехала, чтобы немедленно прекратить это безобразие.
      – Теперь я уже и не знаю, как можно изменить заведенный порядок. Как видишь, мы соединили два дома.
      – Значит, нужно их разъединить.
      – Ну уж нет, миссус, – раздался голос Отто Дидерика, который как раз прикреплял затейливо вырезанный карниз на крыше крыльца. – Я эфто крыльцо делал, и никто его не ломать.
      – А это еще кто? – спросила Мейв.
      – Плотник, – ответила Кэт и только теперь заметила еще двоих женщин рядом с матерью. – Что вам угодно? – вырвалось у нее. Кто бы они ни были, непременно разнесут по всему городу, что родная мать Кэтлин Фицджеральд считает, будто дочь живет во грехе.
      – Они приехали помогать тебе, Кэтлин, и найти себе мужей. Хортенс Крюгер, – указала она на крепкую высокую женщину лет сорока. – И Мэтти Лоу. – Второй оказалась молоденькая негритянка. – Девочки, это моя беспутная дочь Кэтлин.
      – Я не девочка, и приехала не для того, чтобы искать мужа, – возразила Хортенс.
      – Мама, – прошептала Кэт, – где же мне разместить двух женщин… трех, считая тебя?
      – Вообще-то, я не собираюсь оставаться надолго.
      – И все-таки…
      – У тебя есть плотник. Скажи ему, чтобы перестал прибивать это дурацкое деревянное кружево. Пусть лучше построит еще одну комнату.
      Голова Дидерика показалась над карнизом.
      – Теперь я уже не успею приштроить еще один комнат.
      – Не спорьте со мной, молодой человек, – отрезала Мейв. Затем величественно вплыла в новую дверь, попутно бросив через плечо: – Я навестила твоего брата, Кэтлин. Кажется, ему лучше. А теперь скажи мне, где Фиба и Шон-Майкл? Мне не терпится увидеть внуков моего дорогого усопшего Лайама.

* * *

      Кэт ломала себе голову, пытаясь найти выход из создавшегося положения. В доме Коннора была гостиная, столовая и кухня, а также три спальни. Но даже при таком изобилии комнат Джимми и Одноглазый делили на двоих комнату, прилегающую к кухне. Дом Шона имел квадратную форму и состоял из четырех комнат, в том числе двух спален. И без того Ингрид пришлось расположиться вместе с Фибой и Шоном-Майклом, что ей совсем не нравилось. Теперь Кэт должна была устроить мать в той спальне позади «красной гостиной», в которой спала сама, и где уже не оставалось места для Хортенс и Мэтти. Нельзя же было запихнуть их в одну из многочисленных кладовых позади дома.
      В поисках подходящего решения Кэт испытала искушение прибегнуть к помощи отдела брачных объявлений местной газеты. К несчастью, вряд ли нашлись бы неженатые негры-католики, которые могли бы сделать предложение Мэтти, а вдова Хортенс упорно утверждала, что не желает выходить замуж снова. Такие чувства были чрезвычайно близки Кэт. Она решила, что пока Мэтти переночует на соломенном тюфяке в загроможденной мебелью гостиной Шона. При этом голова ее будет находиться под пианино, а ноги – под красным бархатным диваном. Хортенс, к которой Одноглазый отнесся неожиданно галантно, должна была разместиться в крохотной комнатке Дженни рядом с комнатой Коннора.
      Дженни казалась обиженной, но это совсем не задевало Хортенс, женщину суровую и лишенную излишней сентиментальности, но расстраивало Кэт, начинавшую думать, будто ей удалось завоевать дружбу Дженни. В проходной комнате никто не мог спать, так как она не отапливалась, а кроме того, там протекала крыша. Явно решив не обращать внимания на настоятельные требования Мейв насчет новой комнаты, Дидерик ремонтировал протекающую крышу, а Кэт отправилась на поиски частичного решения жилищной проблемы.
      Десять минут спустя она подошла к двери дома Барни Форда.
      – Доброе утро, миссис Форд.
      – Чем могу помочь вам, миссис Фицджеральд? – спросила Джулия, поприветствовав Кэт.
      Та переступала с ноги на ногу.
      – Я хотела спросить, не знаете ли вы какого-нибудь подходящего негра… – Миссис Форд пришла в такое замешательство, что Кэт запинаясь, пояснила: – Дело в том, что моя мать…
      – Ваша мать негритянка? – настороженно спросила Джулия.
      – Нет, ирландка. Она… спасает женщин, попавших в беду, помогает им устроиться. На вокзале в Чикаго она встретила одну молодую негритянку, которую пытался завлечь мужчина… сомнительной репутации.
      – Понимаю. – Однако, по виду миссис Форд было ясно, что она ничего не понимает. Кэт могла только предполагать, что миссис Форд никогда не оказывалась в положении одинокой молодой женщины на Чикагском вокзале… или на любом другом железнодорожном вокзале.
      – Поэтому мама надеется найти мужа для Мэтти, а я не знаю ни одного подходящего негра, поэтому я подумала, может быть, вы…
      – В Брекенридже негров немного, – сказала миссис Форд. – Я все время приглядываю возможных женихов для моих дочерей. Нам даже пришлось согласиться на ухаживания белых парней.
      – В самом деле? – Кэт заинтересовалась этим вопросом. – Действительно, стоит подумать, а не могут ли жениться между собой белые и цветные. Она вздохнула. – У меня даже нет постели для Мэтти, и Бог знает, где мне ее разместить. Не могу же я заставить ее спать на полу, пока она будет отрабатывать свой проезд, занимаясь работой по дому.
      – Она служанка? – Глаза миссис Форд загорелись.
      – Да. Мама привезла с собой и Хортенс, но она-то белая, и Одноглазый настаивает…
      – Я возьму цветную, – перебила ее миссис Форд. – Сколько я вам должна за билет на поезд?
      «Боже мой, – подумала Кэт, – если людям так нужны служанки, я, наверное, могла бы получать комиссионные за… но, разумеется, мама пришла бы в ужас при мысли о подобном извлечении прибыли из отчаянного положения ее «девочек»». Дохода от меблированных комнат Мейв хватало лишь на покрытие расходов. Поблагодарив миссис Форд, Кэт отправилась домой, гадая, надолго ли ее мать задержится в Брекенридже. Мейв Фицпатрик, несомненно, запретила бы дочери отправиться в поездку по рудникам вместе с Коннором. Они не смогут разобраться с рабочими, если мать задержится здесь надолго.

* * *

      Коннор вернулся домой, чтобы обсудить с Кэт ряд деловых вопросов. Но вместо Кэт он обнаружил поджидавшую его Мейв Фицпатрик. Она удивительно походила на свою дочь – такая же миниатюрная, но без изящных округлостей, присущих фигуре Кэт. У нее были такие же черные волосы, слегка тронутые сединой, такие же большие глаза с длинными черными ресницами. Обе женщины оказались настолько похожими, что их можно было бы принять за сестер. Вряд ли матери Кэт больше сорока, и она выглядела бы еще моложе, если бы не отблеск твердой решимости в ее глазах, свойственный зрелым людям.
      – А где Кэт? – спросил Коннор.
      – Отправилась искать мужа для Мэтти, – ответила Мейв.
      – Для той негритянки? Ну что ж, тогда нам не стоит мешкать с обедом, ожидая Кэт. Цветные в Брекенридже такая же редкость, как розы в сугробе. Она может дойти до самого Денвера в поисках чернокожего холостяка.
      – Я очень рада возможности поговорить с вами наедине, мистер Маклод, – сказала Мейв, пропуская мимо ушей замечание Коннора.
      – Да? – Помня о предположении Шона относительно возможной женитьбы Коннора на Кэт, он надеялся, что еще одного подобного предложения не последует.
      – Моя Кэтлин – я уверена, вы в этом уже убедились, – девушка легкомысленная. Веселая, трудолюбивая, но….
      Если не считать словесной атаки на грабителей в поезде, Коннор не стал бы приклеивать Кэт ярлык легкомысленной женщины.
      – Она не осознала общественных последствий той ситуации, в которой находится сейчас.
      – Каких общественных последствий?
      – Скандальных. Как по-вашему, что говорят люди о подобном совместном проживании?
      Коннор удивленно взглянул на Мейв.
      – Между мной и вашей дочерью ничего нет. – Он почувствовал угрызения совести. Был один поцелуй, но, как сказала Кэт, это всего лишь случайность, а не предвестие безудержной страсти. – Какого черта они станут болтать? Здесь живут одиннадцать человек. Сколько же еще нам требуется соглядатаев?
      – Я не сказала, что думаю, будто дело обстоит неладно, – заявила Мейв Фицпатрик, – но люди будут чесать языки, мистер Маклод, а я не хочу, чтобы драгоценное имя моей дочери…
      – Она же спит с вами в одной комнате, а не со мной, – вскипел Коннор, – а в моем доме живет только потому, что ее брат посчитал необходимым обеспечить ей мужскую защиту. Брекенридж не какой-нибудь тихий городок в Новой Англии. Это поселок горняков с суровыми нравами, поэтому, пока Шон не передумал, я намерен выполнять свое обещание. – С гордым видом Коннор вышел из комнаты.
      «Сильный мужчина», – одобрительно подумала Мейв. Может быть, он и отличается от большинства представителей мужского пола, являющихся злостными соблазнителями невинных женщин. И все-таки лучше приглядывать за этими двоими. Мейв хорошо помнила внезапную и необъяснимую страсть Кэт к Мики Фицджеральду, да сгноит Господь его душу. А Лайам охотно принял Мики в семью из-за его фамилии.
      – Хорошая нормандско-ирландская фамилия Фицджеральд, – удовлетворенно заметил Лайам. – Совсем как моя. Не то что твоя от ирландцев, которые сидели в болотах да ели картошку.
      «Какой же, по мнению Лайама, была моя фамилия?» – задумалась тогда Мейв. О'Феллон… Хорошая фамилия. Не то что эти Фиц-такие, да Фиц-сякие, успокой Господь их души. Оба давно уже умерли, а об усопших не принято плохо думать.
      Мейв вышла на крыльцо и приказала плотнику приниматься за сооружение новой комнаты. «Ох уж эти немцы!» – подумала она, направляясь проверить, чем занимается Хортенс. Еще одна упрямица, всегда уверенная, будто она одна знает, как что-то сделать лучше. Кроме того, Хортенс – блондинка, а Мейв всегда с подозрением относилась к блондинам. Ингрид тому доказательство – женщина с повадками шлюхи. Ну что ж, Шон сделал неудачный выбор.
      Внеся изменения в предложенное Хортенс меню, Мейв вытащила из постели Ингрид и усадила ее за починку детских вещей. Что за мать позволяет четырех– и пятилетним малышам болтаться по холодному дому в кофточках с дырками на локтях? Просто чудо, что дети до сих пор не подхватили пневмонию.
      – Иди сюда, Шон-Майкл. Посиди у бабушки на коленях. Я научу тебя чудной молитве.
      – А что такое молитва, бабушка? – спросила Фиба.
      «Мало того, что распутница, она еще и безбожница», – пробормотала Мейв. Что же думают святые на небесах, видя, на какой женщине женился их единственный сын. Мейв всегда думала о первой жене Лайама как о святой, потому что именно Кэтлин Фицпатрик еще до своей неизлечимой болезни взяла в дом Мейв, испуганную четырнадцатилетнюю девочку, которая оказалась одна-одинешенька в незнакомой стране.

* * *

      – Если Мэтти может спать на тюфяке, то не понимаю, почему бы и Хортенс не устроиться там же, – заявила Дженни.
      – Мэтти уходит жить к Фордам. – Кэт заметила, как Коннор скривил губы и украдкой бросил на нее вопросительный взгляд.
      – Джулия нашла ей мужа? – прошептал он.
      – Нет. Джулия берет ее в служанки.
      – Это лучше, чем выходить замуж, – пробормотала Хортенс, со стуком ставя на стол большую миску с тушеным мясом и клецками.
      – Вы такая замечательная повариха, Хортенс, – льстиво заметил Одноглазый. – Надеюсь, вы никогда не покинете нас.
      – А я надеюсь, что она завтра же выйдет замуж, – сказала Дженни, – потому что, кажется, никому нет дела, получу ли я когда-нибудь свою спальню обратно.
      Одноглазый бросил сердитый взгляд на Дженни. Хортенс пробормотала себе под нос:
      – Не надейтесь на мое замужество, мисс. Мейв незамедлительно отозвалась:
      – О, ты передумаешь, когда мы подыщем тебе хорошего мужа, Хортенс.
      А Кэт добавила:
      – Не волнуйся, Дженни, скоро Дидерик построит еще одну комнату.
      – Еще одну комнату? – нахмурился Коннор. – И долго мне еще терпеть этого плотника?
      – Я заплачу за комнату, – сказала Кэт.
      – У девочек должны быть свои собственные комнаты, – заявила Мейв. – Это проявление милосердия по отношению к ним.
      – А как же насчет дочерей? – обиделась Дженни. В это время Хортенс внесла в комнату блюдо с бисквитами и заявила:
      – Я не нуждаюсь в милосердии, мэм, и я не девочка.
      – Зато вы очень славная женщина, – заметил Одноглазый.
      – Дочери должны слушаться родителей и поменьше жаловаться, – обратилась Мейв к Дженни. – Шон-Майкл, мне показалось, что ты бросил бисквит в свою сестру.
      – Он сам выскочил, бабушка, – ответил мальчик.
      – Вот такими высказываниями вымощена дорога в ад, малыш. Кстати, Кэтлин, насчет того, о чем мы с тобой говорили. Надеюсь, ты понимаешь, что твой долг в отношении этих молодых женщин состоит не только в том, чтобы найти им подходящих мужей. – Мейв сделала вид, что не слышит, как Хортенс сердито громыхает посудой на кухне. – Ты должна также следить, чтобы они были должным образом одеты и накормлены, чтобы с ними не допускали вольностей при ухаживании, а также чтобы они регулярно ходили в церковь.
      – Да, мама, – смиренно согласилась Кэт, подавив смешок; она заметила, что Коннор тоже еле сдерживает смех.
      – Ты следишь, чтобы Бриджит ходила в церковь?
      – Да, мама. Мы были там в одно из воскресений, когда смогли пробраться сквозь сугробы.
      – Одно воскресенье! – воскликнула Мейв. – Вы присутствовали на мессе только один раз?
      – Священники не могут постоянно находиться здесь, мама. Они служат мессы в Брекенридже в первое и третье воскресенье месяца, потому что должны посещать и другие поселки. Кроме того, церковь не обогревается, как и дом священника, поэтому они часто болеют. Отец Рабанус все еще в Денвере в больнице, а отец Эузебиус подхватил пневмонию.
      – Всего одна месса? – Мейв покачала головой. – Что за безбожное место.
      – Просто заснеженное, мэм, – пояснил Одноглазый. – Если вы, католики, хотите, чтобы народ пришел в церковь, не следует строить ее на холме, куда никто не может добраться.
      – Тогда, Кэтлин, ты должна читать молитвы для девочек прямо здесь. Теперь насчет Бриджит. Надеюсь, с ее замужеством не связано никакого скандала? Я очень расстроилась, узнав, что она вышла замуж не за единоверца. Нужно постараться, чтобы с Хортенс и Колин так не получилось.
      – Кто такая Колин? – встревожилась Дженни. – В моей комнате она спать не будет!
      – А я ни за кого не выйду замуж – ни за католика, ни за кого-то еще, – заявила Хортенс, наконец-то занявшая свое место за столом.
      Мейв нагнулась через стол и шлепнула по руке Джемми, который потянулся за клецками.
      – Пользуйтесь ложкой, молодой человек, – сказала она, – и подождите, пока мы прочтем молитву.
      Джимми насупился. Затем Мейв произнесла молитву и завязала разговор о несправедливостях по отношению к немолодым работницам в Чикаго.
      – Хоть они более опытные и работящие, но теряют работу из-за своего возраста, или же им платят меньше, – сокрушалась Хортенс.
      – То же самое с нами, старыми горняками, – сказал Одноглазый. – Но никто из нас не сказал бы, что вы немолодая, мисс Хортенс.
      – Если все старые горняки теряют на рудниках глаза, руки и ноги, – вмешалась Мейв, – то неудивительно, что вы теряете и работу. Я бы посоветовала горнякам подыскать себе другую работу, прежде чем они станут калеками.
      – Вы говорили с моими работниками? – спросил Коннор.
      – Я ничего не желаю слышать о ваших проблемах с работниками, мистер Маклод. Моя дочь не поедет с вами по всяким горняцким лагерям, где полно грубых мужчин. Покойный мистер Фицпатрик в гробу перевернулся бы, если бы узнал, что вы предлагаете.
      Коннор подумал, что покойный мистер Фицпатрик мог бы умереть и не от болезни печени, а от постоянного напряжения из-за жизни с такой суровой женой. С другой стороны, Шон говорил, что его отец был самым упрямым человеком на свете. Что за семья!
      – Ты еще не сказала, кто такая Колин, – обратилась Кэт к матери.
      – И где она будет спать, – добавила Дженни. Колин прекрасная набожная девушка, которая приедет в Колорадо сразу же после того, как закончится срок ее послушания в монастыре Святой Схоластики в Чикаго.
      – Вы хотите сказать, что она монашка? – в ужасе спросила Дженни. – Нашей служанкой будет монашка?

* * *

      – Итак, Кэт, как женщина, категорически настроенная против любви и брака, вы должны бы усмотреть иронию в своей новой роли свахи, подыскивающей женихов половине женского населения Чикаго, – тихо проговорил Коннор в один из тех редких моментов, когда Мейв не следила за ними бдительным оком.
      Кэт улыбнулась.
      – Не знаю, как насчет иронии, но мне, конечно, не по себе от тех ожиданий, которые возлагает на меня мама. Как мне выдать замуж Хортенс? Она даже не хочет об этом думать.
      – Я бы не стал ломать над этим голову, – посоветовал Коннор. – Если вы найдете мужа Хортенс, то вам снова придется распределять домашние обязанности между Дженни, Ингрид и Одноглазым.
      – Кстати, где была Ингрид сегодня вечером? В последнее время у нас за столом собирается столько народу, что я даже не заметила ее отсутствия.

      – Чарли, какого черта ты здесь делаешь, когда день уже клонится к вечеру? – поинтересовался Коннор.
      – Ну… э-э… я объяснял мисс Кэтлин новые повороты дела.
      – Какие новые повороты? Флеминг тормозит дело.
      – Закон о верхушке месторождения. Я говорил о…
      – Ты это уже объяснял.
      – Боже мой, Коннор, нельзя же быть таким негостеприимным. Как будто мы одни в доме на каком-нибудь… рандеву. – Кэт хихикнула при этой мысли. – В доме полно людей.
      – Я никого не вижу.
      – Ну, тогда проверьте комнаты. Мама и дети прилегли отдохнуть. Хортенс и Одноглазый обмениваются рецептами на кухне. Дженни дуется в своей комнате. Джимми… о Боже, Коннор, не понимаю, почему я должна оправдываться перед вами. Мистер Максвелл приходит по крайней мере раз в неделю, чтобы держать меня в курсе дела.
      – Что он делает?
      – Хорошо, думаю, мне пора идти, – заторопился Чарли Максвелл. – Мисс Кэтлин может сама рассказать тебе о…
      – О законе насчет верхушки месторождения? – саркастически предположил Коннор, в то время как Чарли исчез за дверью, торопливо схватив свое пальто.
      – Ну, знаете ли, из всех грубиянов…
      – Послушайте меня, Кэт. Я не хочу, чтобы вы проводили послеобеденное время тет-а-тет с Чарли. Достаточно того, что он пренебрег своим вознаграждением, потому что влюбился в вас.
      – Ничего подобного. С чего вы взяли?
      – Любому идиоту ясно…
      – Значит, любой идиот может ошибаться. А вас это вообще не касается.
      – Шон предполагал, что в случае необходимости я буду защищать вашу репутацию.
      – Какая чушь! Если бы вы заботились о моей репутации, то не пригласили бы меня жить в вашем доме.
      – А я и не приглашал. Это решил Шон. Я просто согласился; ведь он мой друг, и я не мог отказать ему. – Кэт выглядела такой расстроенной, что Коннору стало неловко. – Послушайте, Кэт, я не имел в виду…
      – Из-за чего, скажите на милость, вы ссоритесь, будто двое детей? – спросила Мейв, появившаяся на пороге.
      – Не из-за чего, – резко ответил Коннор и быстро вышел из комнаты.
      – Несносный тип, – пробормотала Кэт, не желая признаваться самой себе, как сильно он задел ее чувства.
      – Но, Кэтлин, Коннор замечательный человек. Надеюсь, ты не станешь оттачивать на нем свой острый язычок.
      – С каких это пор ты заботишься о Конноре Маклоде, мама? Я-то думала, ты считаешь его соблазнителем наивных дурочек.
      – Мне кажется, я вынесла на этот счет преждевременное решение. При более близком знакомстве я поняла, что он солидный, умный мужчина, из тех, что стараются обеспечить семью.
      – Он грубый и вспыльчивый.
      – Он просто ревнует, Кэтлин.
      – Из-за чего? Чарли Максвелл мой адвокат, а не поклонник, да и с чего бы Коннору ревновать? Между нами ничего нет… Перестань улыбаться, мама. Коннор Маклод не влюблен в меня. – «А если влюблен? Конечно, нет», – торопливо решила Кэт. – И если ты собираешься выдать меня замуж во второй раз, то зря теряешь время.
      – Но, Кэтлин, каждой женщине нужен муж. Ты сделала ошибку, выйдя замуж по любви. Замужество предполагает не любовь, а уверенность в завтрашнем дне. Взять хотя бы твоего отца…
      – Мой отец был пьяницей! – воскликнула Кэт.
      – Это действительно так, Кэт, – сказала Мейв. – Но мы никогда не голодали, он нас хорошо обеспечивал. Разве могла бы я творить добрые дела, если бы не деньги твоего отца? Может быть, ты думаешь, что я была без ума от Лайама Фицпатрика, когда выходила за него замуж после смерти его первой жены? На своем смертном одре она сказала мне: «Выходи за мистера Фицпатрика, Мейв, и ты никогда не будешь голодать. И я не голодала, также как и ты. Я всегда говорю своим девочкам: «Ищите мужчину, который сможет позаботиться о хлебе насущном; любовь существует для дурочек и богатых людей».
      – Ни у меня, ни у Коннора нет намерения снова вступать в брак, мама, так что оставь свои попытки.
      – Хорошо, – сказала Мейв, – пусть все идет своим чередом. Но, надеюсь, Коннор заботится о твоей репутации, даже если тебе это все равно. Ну, а теперь скажи, кого ты подыскала для Хортенс?
      – Хортенс не хочет выходить замуж. Мейв вздохнула.
      – Очевидно, мне самой придется заняться поисками мужа для этой упрямицы. Лучше всего устроить прием, Кэтлин. Было бы неплохо, если бы ты пригласила гостей под предлогом того, что хочешь познакомить свою мать с католиками этого городка.
      Вспомнив возмущенный ропот отца Рабануса насчет сборища грубиянов и неряшливых женщин, Кэт с трудом подавила смешок. Мама была бы шокирована при знакомстве с разношерстным католическим населением округи. И все-таки Кэт решила пригласить несколько добропорядочных католических семейств, а также дюжину респектабельных холостяков.

* * *

      – Фаша матушка, миссус, настоящий шорт, а не женщина, – заявил Отто Дидерик. – Она больше не позволяет мне есть фместе с семья. – Вид у него был такой, будто он вот-вот заплачет. – Унд вчера она сказала, лучше б я делать ту комнату, а не фто…
      Кэт старалась не обращать внимания на жалобы Отто. Может быть, Мейв и была жестока к нему, но если бы она каждый день не напоминала ему о необходимости построить еще одну комнату, Дидерик до сих пор не взялся бы за дело.
      – Не беспокойся об этом, Дидерик, – прервала Кэт его жалобы. – Я хочу, чтобы ты соорудил дымоход в проходной комнате.
      – Так ведь та комнат еще не закончен. Мне нушно фремя сделать так, штоб холод не шел через стена.
      – Хорошо… – Кэт задумалась. – Мы пригласим гостей, и каждый сможет заняться обкладыванием стен пустыми консервными банками и газетами и наклейкой обоев. А потом устроим танцы.
      – Никогда не слышал о фечеринке с наклейкой обоеф.
      – Если есть вечеринки, на которых шьют одеяла или вычищают амбар, то почему бы не организовать вечеринку с наклейкой обоев? – рассуждала Кэт. – Все равно моя мать не угомонится, Дидерик, но обещаю, она перестанет без конца проверять тебя и придираться, если ты сделаешь дымоход. – «Ну что за болван этот парень! – подумала Кэт. – Боится женщины, в два раза меньше его ростом».
      – Ну, не знаю…
      – Конечно, я могу пригласить другого плотника. Дидерик в конце концов согласился, приняв обиженный вид. Кэт с облегчением вздохнула. Вряд ли ей удалось бы найти другого плотника, готового работать в такую погоду.

* * *

      – Этот глупый юнец так и не начал строить новую комнату, – негодовала Мейв.
      – Я знаю, мама, но сейчас он делает дымоход в проходной комнате, чтобы мы могли устроить вечеринку. Нам с тобой придется позаботиться об обоях и новой печке.
      – Что подумает Коннор, глядя на такое расточительство, Кэтлин? Ты никогда его не завоюешь, если…
      – Я и не собираюсь его завоевывать, мама, а Шон может позволить себе приобрести новую печку. Я видела несколько красивых печей в лавке скобяных изделий. Черные, с чудесными медными дверцами и ручками, с ажурной решеткой. Пойдем, поможешь мне выбрать.
      Ворча, Мейв надела пальто и шаль, но выходя из дома не преминула прикрикнуть:
      – А ну, за работу! – так как Дидерик осмелился выглянуть из двери. – Немец так и норовит постоять разинув рот вместо того, чтобы делать дымоход, как ты велела, – пробормотала она.
      – Он тебя боится, мама.
      – Вот и хорошо. Этот парень медлительный, как сонная муха.

* * *

      – Если ты хотел потерять ногу, сынок, то надо было взять заряд с фитилем и пороху побольше, – наставительно вещал Одноглазый. – Пальнет почище, чем ружье. – Они с Кэт пытались остановить кровь из раны на ноге Джимми, в то время как Дженни побежала за доктором.
      – В тебя кто-то стрелял, Джимми? – спросила Кэт, целуя мальчика в потный лоб. – Если это тот пьяница, владелец салуна, я заставлю шерифа Айлифа арестовать его.
      – Я сам в себя выстрелил, – краснея признался Джимми.
      – Может быть, ты соизволишь объяснить, где взял ружье? – В дверном проеме появился Коннор, хмуро глядя на сына. Дженни торопливо подбежала к постели брата.
      – Коннор, – запротестовала Кэт. – Бедный ребенок… – Сердитый взгляд Коннора заставил ее замолчать.
      – Это было твое ружье, папа, – пробормотал Джимми.
      – И что ты с ним делал?
      – Играл в войну.
      Коннор пристально смотрел на сына, пока тот не побагровел от смущения.
      – Из всех дурацких затей эта самая глупая. Очевидно, мне нужно найти кого-то, кто придумал бы тебе полезное занятие, иначе ты не доживешь до конца года.
      – А почему он не ходит в школу? – спросила Мейв, только что вошедшая с улицы. Щеки ее порозовели от мороза. – Почему эти дети не ходят в школу? Неужели вы с Кэт намерены растить неучей?
      – Зимой занятий в школе нет, – резким тоном ответил Коннор. – Детям трудно туда добираться.
      – Глупости, – заявила Мейв. – Сестры в обители Святой Гертруды организовали школу. Я только что оттуда.
      – Вы хотите, чтобы мы ходили в школу к монашкам? – воскликнул Джимми.
      – Хорошая мысль, – обрадовалась Кэт. Она была слишком занята, чтобы подумать об устройстве детей в школу сестер Святой Гертруды. – Они, наверное, и маленьких берут.
      – Я не пойду в эту школу, – заявила Дженни, встревоженно поглядывая на Мейв, стала потихоньку продвигаться к двери. Но из крохотной комнатки, где в тот момент находилось шесть человек, стояло две кровати, поцарапанный стул с прямой спинкой из какого-то разрозненного столового гарнитура и полки с пожитками Джимми и Одноглазого, выскользнуть было не так-то просто.
      Мейв завела разговор о вечеринке.
      – Приглашенных наберется человек пятнадцать, Кэтлин, не считая сестер и отца Эузебиуса.
      – А я нашла скрипача, – сообщила Кэт, решив не говорить матери, что прочие католики, проживающие в Брекенридже, скорее всего настолько не умеют себя вести, что даже не были приглашены. – Как жаль, Джимми, что ты прострелил себе ногу и теперь не сможешь танцевать. Малышка Макнафтов будет очень расстроена.
      – Правда? – живо спросил Джимми, но затем постарался скрыть свой интерес, пренебрежительно заявив: – Хотя мне все равно.
      – А вот и доктор. Что скажете, док? – обратился к нему Одноглазый. – Вам не кажется, что придется ампутировать?
      Доктор протиснулся между Мейв и Коннором, подошел к Джимми и заявил:
      – Может быть, очень может быть. Надо бы позвать того плотника. Он умеет ловко управляться с пилой.
      Джимми побледнел, но Кэт поспешила его успокоить.
      – Не волнуйся, дорогой, никто не собирается отрезать тебе ногу.
      Мальчик с такой благодарностью взглянул на нее, что Кэт в свою очередь осуждающе посмотрела на доктора и Одноглазого. «Вот уж поистине «западный юмор», – подумала она и похлопала Джимми по плечу. – Но если я когда-нибудь поймаю тебя с ружьем, то стану самолично готовить тебе в ближайшие четыре года. Я не рассказывала, как однажды отравила пудингом всех сестер монастыря Святой Схоластики? Джимми улыбнулся.
      – Кэт, а если я пообещаю больше не брать оружие, то ты пообещаешь не стряпать?

* * *

      Наконец Дидерик соорудил дымоход, установил печку, и Кэт смогла втащить в проходную комнату свое кресло-качалку, чтобы провести несколько минут в тишине и покое за вязанием, восхищаясь окнами с цветными стеклами. Дети Шона увязались за ней и затеяли игру с камешкам и сосновыми шишками. Кэт вздохнула, покачиваясь в кресле и размышляя о трех дополнительных жильцах, поселившихся в их доме. Приехала долгожданная Колин О'Шонесси, выпускница монастыря Св. Схоластики. Она оказалась невзрачной девицей: бледное личико, светлые волосы; светлые, робкие глаза. Ее выгнали из служанок в Чикаго, потому что она слишком много времени проводила за молитвами. Вместе с Колин явилась Джилли Невин, молодая женщина, настолько яркая и живая, насколько Колин была бледной и робкой. Вслед за ними объявился отец Коннора.
      Кэт в изумлении покачала головой, не в силах поверить, что эти двое – отец и сын. Джеймс Коннор Маклод-старший был перекати-поле, странствующий фотограф, чуть меньше ростом и не такого крепкого телосложения, как Коннор, но с такими же густыми волнистыми волосами. Дети, все как один, обожали его, потому что он рассказывал им сказки и пел веселые песенки. Шон-Майкл и Фиба не отходили от него ни на шаг с того момента, как он появился в доме. Даже мать Кэт, казалось, полюбила Джеймса, который ворвался в их жизнь подобно фургону бродячего театра, воскликнув через несколько минут после того, как переступил порог:
      – Скажи, мой мальчик, кто эта красивая молодая леди?
      – Это Мейв Фицпатрик, мать Кэт, – сухо ответил Коннор. – Мейв, это мой отец, Джеймс.
      – Мать взрослой дочери? Не может быть! – Джеймс поцеловал руку Мейв, заставив ее щеки зардеться румянцем, чего Кэт за матерью никогда не замечала. Затем они вдвоем отправились обменивать те спокойной расцветки обои, что Кэт с матерью выбрали раньше, на другие, повеселее. Бог знает, что подумают гости, когда увидят обои, которые отыщет Джеймс. Кэт ожидала, что это будут фигурки менестрелей или арабов на верблюдах; они примутся бродить по стенам ее новой гостиной, совершенно не сочетаясь с цветными стеклами в окнах.
      Дженни дулась, потому что не могла пригласить своих друзей-протестантов.
      – У нас еще будет много вечеринок, на которые ты сможешь пригласить своих друзей, – пообещала Кэт, – и ты снова наденешь свое самое красивое платье. – Сама Кэт тоже собиралась обновить платье, сшитое специально для этого случая. – Но, Дженни, мама никогда не простит меня, если кто-нибудь из девушек влюбится в протестанта. – Кэт содрогнулась при этой мысли. Каждый вечер перед сном Мейв читала ей лекцию насчет упущения, которое позволило мистеру Бостиху сорвать такой цветок, как Бриджит, с матримониальной лозы Мейв Фицпатрик.
      – О, мисс Кэт. – В комнату вбежала Джилли и торопливо спряталась за спинкой кресла Кэт, в то время как долговязый парень с коробкой продуктов из бакалейной лавки робко остановился на пороге. – Это Джимми Дон. Он доставил ваш заказ, мисс Кэт, – хихикнула Джилли и исчезла в гостиной Коннора вместе с последовавшим за ней Джимми Доном, успев на ходу сообщить Кэт: – Я пригласила его на вечеринку, мисс Кэт.
      – Джилли! – воскликнула Кэт, испугав детей, игравших у ее ног.
      Девушка с виноватым видом подошла к ней.
      – Да, мэм.
      Кэт подозвала ее поближе и прошептала:
      – Он католик?
      – О, да, мэм. Я ведь не сошла с ума, чтобы обижать миссис Фицпатрик.
      – Думаю, что не сошла, – пробормотала Кэт. Минуту спустя из кухни донесся смех Джилли и ее приятеля, которые проверяли заказанные продукты. В такой ситуации Мейв сказала бы, что Кэт следует подняться с кресла и пойти проследить за ними, но, к счастью, в кухне Коннора находилась Хортенс, а уж она-то не станет благосклонно относится к любовным заигрываниям молодежи. Кухня Кэт – она больше не думала о ней как о кухне Ингрид – была теперь переоборудована в комнату для Джилли и Колин: здесь поставили две кровати и небольшую жестяную ванну. Так появилось место, где все могли мыться. Мужчины и мальчики получали ванну в свое распоряжение на час в день, а женщины – на все остальное время, если, конечно, обитательницы комнаты не спали. Дидерик все-таки ухитрился избежать необходимости строить дополнительную спальню. Он настаивал на том, что им нужна пристройка к дому, с чем согласились все, кроме Мейв.
      Кэт услышала, как открылась и закрылась дверь, и подняла глаза от вязания; до нее долетел голос матери:
      – Прекратите, Джеймс Маклод. Какой вы насмешник! Вы до сих пор так и не сказали мне, какой вы веры.
      – Дорогая Мейв, моя вера – это вера в красоту Божьего мира, прекраснейшей частью которого является такая прелестная женщина, как вы.
      Кэт изумленно округлила глаза и встала навстречу матери, а Фиб и Шон-Майкл немедленно пристали к своему «дедушке», требуя рассказать им сказку. Кэт отложила вязание. Ей не терпелось посмотреть, что за обои выбрал отец Коннора. Самого Коннора в городе не было. Он отправился в поездку по рудникам два дня спустя после появления Джеймса, поселившегося в его комнате. Кэт уже подумывала, вернется ли Коннор к началу вечеринки. Почему-то ей казалось, что праздник не будет радостным, если Коннор не приедет, хотя он и заявлял не раз, что не любит танцевать. Почему ее это так заботит? Кэт разозлилась на себя за свои глупые мысли.
      – Посмотри, какие обои мы выбрали, Кэтлин, – позвала ее Мейв. «Никаких верблюдов», – с облегчением подумала Кэт. Обои оказались довольно симпатичными, темно-зелеными с белыми точками и рисунком из виноградных лоз.
      – Признайся, девочка, ты считала, что я принесу домой что-то ужасное? – спросил Джеймс, и лукавые искорки поблескивали в его глазах.
      Кэт настороженно взглянула на него. Как он догадался? Девушка улыбнулась. Отец Коннора действительно очень мил, хотя и не кажется мужчиной, которого могла бы рекомендовать Мейв. Кэт знала, что на протяжении всех детских лет Коннора его отец постоянно находился в той или иной экспедиции, а Коннор оставался в Нью-Йорке с матерью. Когда мать умерла, воспитание Коннора закончилось, потому что Джеймс вернулся и увез его в Колорадо. Удивительно, что, проведя такое беспокойное детство, Коннор стал поразительно уравновешенным человеком.
      – По-моему, обои красивые, – с удовлетворением проговорила Мейв.
      – Разве могло быть иначе, если выбирали их мы, люди с исключительным художественным вкусом, – отозвался Джеймс.
      – О, Господь с вами. У меня? Художественный вкус?
      Кэт в изумлении смотрела на мать. Казалось, в этом хрупком теле поселилась совсем другая душа; но едва у Кэт появилась подобная мысль, как Мейв заметила парня из бакалейной лавки и с подозрением спросила:
      – Кто это? Он католик?
      – Джилли утверждает, что да, – ответила Кэт.
      – А кто за ними присматривает? Джеймс разразился смехом.
      – А кто за нами присматривал, Мейв?
      Мейв взглянула на него с величайшим удивлением.
      – За мной не нужно присматривать, – последовал ответ, полный достоинства. – Я сама присматриваю за другими. У меня в Чикаго под присмотром находится двадцать три девушки, которые могут подтвердить это.

* * *

      Вечеринка Кэт прошла с большим успехом. Пришли не только приглашенные, но и дюжина тех, кого не пригласили. Некоторые из них заявили, что являются правоверными католиками, другие предполагали, что их с удовольствием примут в доме Коннора. Мейв быстро оправилась от шока, вызванного необходимостью развлекать и угощать протестантов. Она была так занята, ублажая отца Эузебиуса и сестер-бенедиктинок напитками во время их непродолжительного пребывания в доме, а также отдавая приказы насчет утепления проходной комнаты, представляя троих своих подопечных каждому подходящему католику, усаживая Ингрид за пианино, а позднее, танцуя с Джеймсом и прочими обожателями, что у нее просто не было времени пожаловаться на присутствие некатоликов.
      Отделка проходной комнаты превратилась в соревнование. Все гости принесли с собой жестяные консервные банки для утепления стен и газеты. Парни забавлялись, расплющивая каблуками жестянки; мужчины соревновались, кто прибьет больше банок и заложит больше газет. Утепляющий слой оказался таким толстым, что в комнате можно было находиться без верхней одежды. Кэт уже предвкушала совместное времяпрепровождение двух семей именно здесь, потому что это, несомненно, стало теперь самым теплым помещением Брекенриджа. Затем, пока женщины судачили в гостиной Коннора, мужчины наклеили обои и вкатили в проходную комнату пианино Ингрид, после чего дамы вернулись, чтобы восхититься работой и прекрасным вкусом Джеймса. Они спросили Кэт, что за плотник у них работал, и восторженно отозвались о резных карнизах у входа.
      Женщины принесли столько еды, что заставили тарелками весь большой стол в гостиной Коннора. Кэт была тронута их участием и благодарна за помощь. Может быть, ее гостьи знали, сколько человек явилось без приглашения, и большинство из них – мужчины. Сама Кэт так много танцевала, что у нее совсем не оставалось времени позаботиться об угощении и приглядеть за Ингрид. Подопечные Мейв тоже пользовались успехом, хотя Колин в ответ на внимание со стороны мужчин спасалась бегством, словно у них были рога, хвосты и раздвоенные копыта. Хортенс оттаяла настолько, что принимала приглашения на танец, но слышать не хотела о предложениях руки и сердца. Темноволосая Джилли танцевала по крайней мере дважды с каждым мужчиной моложе тридцати лет, непрерывно хохоча и расточая улыбки. Кэт застала ее у мойки целующейся и обнимающейся с каким-то парнем.
      – Думаю, Джилли, мама ничего не упустит из виду.
      Та испугалась до смерти.
      Молодой человек, усыпанный веснушками, промямлил:
      – У меня самые честные намерения, мэм.
      – Охотно верю, – сурово ответила Кэт, сама получившая немало предложений в этот вечер. – Но вы и Джилли должны поговорить с моей матерью. – Но я не сказала «да», – запротестовала Джилли. – Тогда не целуйся с ним, – упрекнула ее Кэт. Боже, как она ненавидела эти свои обязанности дуэньи.
      Каким замечательным был бы этот вечер, если бы приехал Коннор. Честно говоря, Кэт и надела свое новое серо-голубое платье с агатовыми пуговицами и изящно ниспадающими складками, только чтобы понравиться ему. Кроме того, она надеялась, что приглушенный цвет умиротворит Мейв, считавшую, будто Кэт до сих пор должна носить траур по Мики, который умер четыре года назад. Кэт терпеть не могла черный цвет. Ей нравились яркие, веселые тона; хотелось бы показаться Коннору в ярко-зеленом или… Но почему она думает о нем? Ведь Коннор даже не соизволил прийти на ее праздник, поэтому он не заслуживает внимания.
      К концу вечеру Кэт перестала танцевать, так как обнаружила, что все ее партнеры по танцам не идут ни в какое сравнение с Коннором; они не так умны, с ними не так интересно говорить, они не так привлекательны… Кэт не могла отрицать, что считает Коннора красивым, хотя ее мать придерживалась другого мнения. Мейв заявила, что Джеймс куда красивее, однако Кэт так не казалось. У Коннора такие замечательные волосы… Боже, почему она весь вечер думает о Конноре, который проигнорировал ее вечеринку? Кэт опустила в горячую воду еще одну стопку тарелок, когда на кухне появилась Мейв.
      – Где Ингрид? – спросила она.
      – Не знаю, мама. Разве она не играет на пианино?
      – Она исчезла, пока я прощалась с Макнафтами.
      – Джимми расстроится из-за того, что их малышка ушла домой.
      – Не расстроюсь. – Джимми проскользнул в кухню, чтобы стащить кусок торта, который еще не подали к столу. – Хотя я и танцевал с нею, это не значит, что она мне нравится.
      – Конечно, Джимми, – согласилась Кэт. Он танцевал с этой девочкой весь вечер. – Твоя сестра хорошо провела время?
      – Само собой. Трое парней из Брэддока не отходили от нее ни на шаг.
      – Из Брэддока? – Кэт и не знала, что среди ее гостей был кто-то из Брэддока. Днем раньше она купила много выдержанного пива у Дейва Брэддока и теперь ощущала некоторое беспокойство по этому поводу. В самом начале вечера мужчины жаловались на отсутствие крепких напитков, но за последние несколько часов их возмущенные возгласы поутихли. Кэт с облегчением подумала, что мужчинам вовсе не обязательно употреблять алкоголь в огромных количествах, чтобы как следует повеселиться. Ей ужасно хотелось указать им на это, но она решила воздержаться от подобных замечаний. Кроме того, Мейв была недовольна запретом на крепкие напитки; ей казалось, что приверженность Кэт к распространению идей трезвого образа жизни – предательство памяти Лайама Фицпатрика, который любил выпить.
      К полуночи вечеринка закончилась и не потому, что гости захотели уйти, а потому, что Мейв выпроводила их. Кэт отправила домочадцев спать и принялась за уборку. Она не чувствовала усталости, но была не в настроении. Пока не ушел последний гость, Кэт еще надеялась, что Коннор успеет захватить хоть часть вечера, но надежды оказались тщетными. Кэт замела мусор в угол – пусть кто-нибудь другой уберет его, вытерла тарелки и направилась в проходную комнату, чтобы погасить все лампы, кроме одной. Потом она втащила туда свое кресло-качалку и устроилась рядом с печкой, решив немного повязать перед сном.
      Кэт любила некоторое время побыть одна, прежде чем идти спать: подумать о прошедшем дне, наметить планы на следующий день. И ей нравилось вязать. Сейчас она заканчивала теплые перчатки для Коннора, который, конечно, не заслуживал их. Может быть, вместо того, чтобы дарить перчатки Кон-нору, она пошлет их Шону.
      Кэт задумалась, как изменилась бы ее жизнь, если бы у них с Мики были дети. Ну, прежде всего, она не оказалась бы в Колорадо, а ведь ей всегда хотелось увидеть Дикий Запад… «Впрочем, – решила Кэт, – глупо жалеть о том, чего никогда уже не будет». Кроме того, у нее есть дети Шона. Ингрид совсем не обращает на них внимания. И кстати, куда делась Ингрид? Удалось ли Мейв найти ее?
      Кэт поднялась, собираясь заглянуть в комнату невестки, когда входная дверь открылась. Кэт перепугалась до смерти. Вся дрожа, она прижала руки к груди и вдруг увидела входящего Коннора.
      – Завтра я поставлю запоры на дверь, – заявила Кэт.

* * *

      Коннор, который весь день безуспешно пытался добраться до дому, удивленно поднял на нее глаза.
      – Ну что ж, благодарю, – сказал он. – Любезное приветствие. Запоры для того, чтобы не впускать меня в дом?
      – Вы не соизволили приехать на праздник, который я устроила…
      – Но, Кэт, – умоляюще произнес Коннор, сделав шаг навстречу Кэт. Подойдя ближе, он заметил слезы в глазах девушки и с тревогой спросил: – Вечер прошел плохо? Мужчины не допускали грубостей?
      – Нет.
      Коннор бросил взгляд на стены комнаты.
      – Ваша новая гостиная и в самом деле выглядит чудесно. И здесь тепло. – Кэт молчала, и Коннор осторожно приблизился к ней. – Кэт, я очень хотел прийти…
      – Сомневаюсь.
      – Уверен, у вас было достаточно кавалеров для танцев помимо меня, – улыбаясь сказал он, но Кэт и не подумала улыбнуться в ответ. – Я попал под сход снежной лавины в каньоне.
      Глаза Кэт испуганно расширились.
      – Лавина? Вы не пострадали?
      – Нет.
      – Тогда почему вы не приехали на вечеринку?
      – Я не успел. – Коннор расстроенно развел руками.
      – Скажите лучше, что вы не хотели участвовать в танцах.
      – Нет, это не так. – Коннор взял ее за руку, хотя ему очень хотелось обнять Кэт, прижать к себе. Боже, как она хороша! – Я надеялся протанцевать с вами пару танцев, – признался он.
      – Правда?
      – Правда.
      На лице Кэт расцвела улыбка.
      – На следующей неделе устраивают танцы в Брэддоке. Пиво и оркестр из трех музыкантов. Мы все идем, – протараторила Кэт. Видя, как она радуется, Коннор понимал, что не сможет отказаться, но все же у него возникла мысль, не обманывается ли он. Кэт встала на цыпочки и поцеловала его в щеку, а затем побежала укладываться спать. Коннор так и остался стоять на месте, прижав пальцы к щеке, куда поцеловала Кэт, и вспоминая поцелуй в сугробе. Прикрутив фитиль лампы, он наконец направился на свою половину дома. Ну не глупо ли вспоминать о случайном поцелуе, словно это Бог весть какое событие?

      – Думаю, я могла бы еще немного побыть здесь, – сказала Мейв, которая сначала настойчиво твердила, что приехала в Брекенридж всего на несколько дней. – Женевьева пишет, что дома все в порядке; она присматривает за девочками. А я хочу увидеть, как Колин, Хортенс и Джилли выходят замуж. – Хортенс попыталась возмутиться, но Мейв сделала вид, что ничего не заметила. Все трое как раз сидели с шитьем вокруг печки в новой гостиной. Мейв продолжала, не обращая внимания на ворчание Хортенс: – А где Колин?
      – Все еще в больнице Святого Иосифа, – сказала Кэт. – Вчера вечером она пошла туда помогать со стиркой.
      – А ну-ка, Джимми, – позвала Мейв мальчика. – Беги в больницу Святого Иосифа и приведи Колин домой.
      – Я ведь был ранен, миссис Фицпатрик. Разве вы забыли? – отозвался Джимми.
      – Ранен! – воскликнула Мейв. – Мальчик, который так лихо отплясывал на празднике? Бог с тобой, парень, можешь оставаться, если не собираешься идти на вечеринку в Брэддок.
      Джимми встал и натянул пальто.
      – Колин проводит больше времени с сестрами-монахинями, чем с нами, – заметила Кэт.
      – Уж пусть лучше она пропадает в церкви, чем исчезнет совсем, – ответила Мейв.

* * *

      На вечеринке в Брэддоке Коннор обнаружил, что помимо своей воли сердится на Кэт. Целых полчаса она беседовала с Дейвом Брэддоком, слушая его рассказ о том, как ветер и огонь уничтожили его винный завод в 1883-м году. Кэт хвалила его пиво и красивый танцевальный зал, а также восторгалась опытами Брэддока по выращиванию овощей в условиях высокогорья.
      – Говорят, в наших краях сезон выращивания овощей составляет всего около двух недель, – рассказывал Дейв. – Морозы чуть ли не каждую ночь, вот в чем проблема. Но я накрываю растения с вечера.
      – Свежие овощи очень полезны, – поддерживала разговор Кэт.
      «Откуда ей это известно? – подумал Коннор. – Ведь она совсем не умеет готовить».
      – Следующим летом вы увидите некоторые прекрасные экземпляры, которые я пришлю в Брекенридж.
      – И не найдете покупателя лучше нас, Дейв. Почему Кэт называет этого человека «Дейв»?
      Она с ним едва знакома. А ведь Дейв Брэддок женат. Боже милостливый, его дочь Мэтти доставляла почту в Принстон с восемьдесят четвертого.
      – Я обязательно пошлю своего парня, Фрэнка, с фургоном овощей к вашему дому, – пообещал Дейв.
      – Вы собираетесь танцевать или нет? – спросил Коннор, и тут же раскаялся в своем недовольстве, потому что лицо Кэт осветилось радостью, и она сразу же встала.
      – Вам стоит только пригласить меня, – бросила она через плечо, направляясь к танцевальной площадке, чтобы занять свое место рядом с Дженни, которая в своем новом платье вскружила головы всем парням в Брэддоке.
      Коннор с удовлетворением отметил, что Кэт надела то самое серо-голубое платье, которое было на ней в день вечеринки с наклейкой обоев. Сегодня она украсила его кружевным воротничком и манжетами, а также жакетом голубого цвета, но немного другого оттенка. Когда Коннор кружил Кэт в танце, его рука лежала на ее талии, как раз над турнюром. «И почему женщины носят такие фасоны?» – удивился Коннор, когда впервые увидел подобное платье на богатой даме, приехавшей из Денвера. Тогда он подумал, что бедная женщина покалечилась, и вежливо отвел глаза. Несомненно, женщины загадочные существа. Коннор никогда не понимал свою жену и, наверное, поэтому воспитывал Дженни как мальчика. Но Кэт все изменила; она стала заботиться о его дочери, словно родная мать, и, кажется, Дженни начала отвечать ей взаимностью.
      – Коннор, вы могли бы и улыбнуться, – заметила Кэт.
      Вдруг Коннор осознал, что совершенно разучился веселиться. Просто чудо, что Кэт пожелала танцевать с ним. Она подобна лучу весеннего солнца, а Коннор словно человек, который из-за снегопадов всю зиму просидел в хижине, а потом вдруг обнаружил, что кто-то устроил праздник у его дверей.

* * *

      – Тяжело женщине-работнице в Чикаго. Наниматели отказываются платить им достойную плату, мотивируя это тем, что, якобы, отцы должны помогать своим дочерям, – сказала Мейв. – А если девушка признается, что у нее нет родных, ее, скорее всего, просто не возьмут на работу. – Обе семьи сидели в столовой Коннора и ужинали. – Устрицы, – продолжала Мейв, презрительно поглядывая на изысканное кушанье. – Работница не может позволить себе попробовать устриц. Вот Джилли, например, шила за какие-то крохи. Была счастлива, если удавалось заработать пять долларов за две недели, а комната и стол стоили ей два пятнадцать в неделю. До того, как я взяла ее к себе, Джилли умирала с голоду.
      – Миссис Фицпатрик спасла мне жизнь, – подтвердила Джилли. Кэт заметила, что ее рука под столом была в руке какого-то молодого человека, с которым Джилли только что познакомилась, но не стала привлекать внимание матери к неразборчивости ее подопечной.
      – А Хортенс, – продолжала Мейв. – Она потеряла работу, и я взяла ее к себе без платы, за посильную помощь в домашнем хозяйстве, пока она не найдет новую работу.
      – Да. Я была лучшей поварихой в округе, – горько проговорила Хортенс, – а они выгнали меня, потому что я слишком старая. Сказали, что клиентам не нравится моя внешность.
      – Никакого вкуса у людей, – заявил Одноглазый. Кэт и Коннор переглянулись.
      – Мне предложили работу в прачечной, – проворчала Хортенс, – а я ненавижу стирку.
      – А та девушка, Мэтти, которая пошла работать к Фордам… Я вырвала ее из рук сутенера на железнодорожном вокзале в Чикаго. Вокзалы вообще опасны для молодых женщин; это любимое место грязных соблазнителей.
      – Господь с улыбкой взирает на ваши дела, моя дорогая, – сказал Джеймс. – Не только красавица, но и ангел милосердия.
      – О, прекратите, Джеймс, – запротестовала Мейв.
      Коннор едва подавил смешок, заметив смущение на лице Кэт во время этой сцены между его отцом и ее матерью.
      – Я не нуждаюсь в милосердии, – отрезала Хортенс.
      – Нет. Уйдите прочь, – воскликнула Колин, которую только что пригласил на танец какой-то молодой человек.
      – Почему ты никогда не танцуешь, Колин? – спросила Дженни. – Это так весело.
      Кэт бросила на Коннора красноречивый взгляд, мол «Я же вам говорила». В глубине души он считал, что Кэт приняла приглашение Брэддока только ради удовлетворения своей страсти к танцам, а вовсе не ради Дженни. Однако Коннор не отрицал, что вечеринка ему понравилась. Дважды он танцевал с Кэт. Один раз пригласил Мейв, и вовсе не обращал внимания на Ингрид. Кэт испытала огромное удовольствие, размышляя об этом обстоятельстве.

* * *

      – Ты был мне хорошим помощником, мой мальчик, – сказал Джеймс. – У меня никогда не было более ценного ассистента. – За кофе с пирожными Коннор и Джеймс вспоминали о своих приключениях в те времена, когда они вместе делали фотографии на Диком Западе. – Ты вечно приставал с расспросами к геологам.
      – Это были толковые вопросы, отец, – заметил Коннор. – Если бы ты отправился со мной на поиски полезных ископаемых, то стал бы богатым человеком.
      Джеймс рассмеялся.
      – В шахте нечего фотографировать, мой мальчик. А тебе повезло, что ты не умер с голоду, когда сбежал с той испорченной девчонкой. Ни у того, ни у другого не было ни капли здравого смысла.
      – Зато я не из тех, кто позволяет мулам поедать фотографические химикаты, в то время как он пытается найти красивый вид.
      – Это было несчастье, – согласился Джеймс. – Одна из лучших фотографий, которые мне удалось снять, пропала из-за отсутствия химикатов для проявления.
      – Не говоря уже о том, что мулы подохли, и нам пришлось тащить на себе все твое снаряжение.
      – Тот вид мог бы превзойти любой из запечатленных Уильямом Джексоном, хотя это слабое оправдание для фотографа, сделавшего снимок горы со снежным крестом.
      – Я видела эту фотографию, – сказала Кэт.
      – Если я и позволил мулам съесть химикаты, – добродушно проговорил Джеймс, – то ты вечно убегал ухаживать за девицами.
      Коннор пожал плечами.
      – Я был молод и романтичен. В более зрелом возрасте я поумнел.
      Кэт обнаружила, что ей не очень нравится это замечание, хотя она могла бы сказать то же самое о себе.
      – Человек никогда не бывает слишком стар для любви, – возразил Джеймс.

* * *

      – Где мама? – спросила Кэт. Они уже проехали одну милю из четырех от Брэддока до Брекенриджа, когда Кэт поняла, что матери нет в поезде. Коннор, уставший за этот вечер, неохотно встал и огляделся. Действительно, Мейв Фицпатрик отсутствовала, как и его отец, на что Коннор незамедлительно указал Кэт.
      – Не беспокойтесь, папа не допустит, чтобы с нею случилось что-то плохое.
      – Не сомневаюсь, – ответила Кэт, – но как они умудрились отстать от поезда? Они не смогут вернуться домой до завтрашнего утра, если только им не удастся нанять экипаж. – Кэт немного передвинула Фибу, которая уснула у нее на коленях, и выглянула в окно. – Посмотрите на небо. А что, если снегопад задержит их в Брэддоке?
      – Они останутся у Дейва, – успокоил ее Коннор. – Народ здесь гостеприимный. Наших родителей не оставят замерзать на холоде.

* * *

      Пошел снег, и Кэт всю ночь не сомкнула глаз, беспокоясь о матери. Наконец она накинула шаль, взяла свечу в подсвечнике и пошла будить Коннора.
      – А если они не опоздали на поезд? Вдруг на них напали грабители? Может быть, они лежат без сознания в каком-нибудь переулке, занесенные снегом.
      – Грабители? – Разбуженный от глубокого сна красивой молодой женщиной в ночной рубашке, Коннор с трудом сосредоточился на тревогах Кэт. Свеча освещала округлые линии ее фигуры, нежное лицо и завитки волос, выбившихся из длинной косы.
      – Да, грабители. Нас ведь грабили в поезде. Разбойники могли напасть и на маму.
      Коннор представил себе, как бы выглядели ее волосы, если их распустить.
      – Вы, разумеется, правы. Если ваша мать прочтет грабителю такую же лекцию, как вы, он ее просто пристукнет. – Кэт побледнела, и Коннор пожалел, что пошутил над ее опасениями. Он находился в невыгодном положении, потому что не мог нормально сесть в постели, так как лежал голым под одеялом. А на Кэт ничего не было под ночной рубашкой. Коннор с трудом отвел глаза от изящной ручки, сжимавшей шаль на груди. – Ах, Кэт, ведь это моя спальня, – напомнил он. – Нехорошо, если кто-нибудь застанет вас здесь.
      – О… – Ее глаза округлились от удивления. – Конечно, вы правы. – Она направилась к двери, бормоча: – Я уверена, что случилось что-то ужасное.
      – С Мейв все будет в порядке, – сказал Коннор ей вслед. – Они с отцом вернутся завтра утренним поездом.
      Коннор откинулся на подушки, когда дверь за Кэт бесшумно закрылась, понимая, что больше не заснет: и не из-за исчезновения Мейв, а потому, что не мог изгнать из памяти образ Кэт в ночной рубашке.

* * *

      Пробираясь по снегу к мосту, чтобы пройти на станцию, находившуюся по другую сторону реки, Кэт обеспокоенно размышляла, что скажет ее мать, если Коннор упомянет о том визите в его комнату. Как глупо было с ее стороны совершить такой необдуманный поступок, а потом позволить, чтобы мужчина указал ей на недопустимость подобной ситуации, как будто ее репутация поставлена на карту. Но ведь Кэт так беспокоилась! Лучше ничего не говорить Мейв о тех нескольких минутах в комнате Коннора. Кроме того, это не Кэт осталась в незнакомом городе с посторонним мужчиной.
      – О, Боже мой! – На глаза Кэт попался старик с суровым, удивительно знакомым лицом. – Вы отец Дайер!
      – Да, это я. – Он окинул Кэт взглядом. – Мы с вами знакомы?
      – Нет, вы меня не знаете, но я видела вашу фотографию в книге «Путник на лыжах». У меня она есть. Мне так хотелось бы, чтобы вы ее подписали. Если бы я сбегала домой и принесла ее…
      Кэт с надеждой посмотрела на старика, а тот в свою очередь удивленного взглянул на молодую симпатичную женщину, просившую у него автограф. Не каждый день такое происходит с методистами-миссионерами, проповедующими непопулярные убеждения.
      – Я так восхищаюсь вашей борьбой за трезвость, – сказала Кэт. – Если бы побольше людей вело борьбу с пьянством, скольких погибших можно было бы спасти.
      – Хорошо, мисс. – Отец Дайер явно был польщен. – Я направляюсь в церковь. Если вы принесете туда книгу, я с удовольствием подпишу ее.
      – Побегу домой, – сказала Кэт и повернула назад, только на полпути вспомнив, что шла встречать мать. «Ладно, – успокоила она себя, – маму проводит Джеймс. Не каждый день я встречаю отца Дайера».

* * *

      – Джилли, а где мисс Кэтлин? – Коннор собирался идти на станцию и нигде не мог найти Кэт.
      – Пошла встречать поезд, мистер Коннор.
      Коннор ощутил укол совести. Из-за бессонницы в течение почти всей ночи, он заснул лишь под утро и проспал слишком долго. Кэт, должно быть, решила, что он не собирается встречать Мейв и отца, и отправилась на станцию одна. Господи, она ведь не знает, что порядочные женщины никогда не ходят в западную часть Брекенриджа, где расположен квартал «красных фонарей». Или ей это известно?
      С другой стороны, Кэт должна понимать… О, черт побери, знать бы, какой дорогой она пошла. Даже если Кэт известно, что тот квартал не для приличных женщин, она могла отправиться туда назло Коннору, за то, что он слишком долго оставался в постели. Молодой человек поспешил на станцию, надеясь застать Кэт там, но начальник станции сказал, что она не приходила.
      Коннор встретил отца и Мейв, и все трое отправились домой, надеясь, что Кэт уже вернулась. Но ее не было и дома. Коннор задумался. Кэт так беспокоилась за мать, что не могла не пойти встречать ее. А что если Кэт приняли за падшую женщину, оказавшуюся в неподобающей для леди части города? Мысль об этом была невыносима.
      – Надо идти ее искать, – решил Коннор. – Джимми, собирайся. Папа, ты пойдешь?
      – Ну, конечно, – заверил его Джеймс. – Мейв, не беспокойся, мы найдем твоего цыпленочка.
      – А я и не беспокоюсь, – сказала Мейв, снимая перчатки и накидку. – Вам следует посмотреть в больнице Святого Иосифа или у сестер Святой Гертруды.
      – Или у сестер Святой Марии или же у сестер Святой Схоластики, – прошептала Дженни на ухо брату.
      – Монастырь Святой Схоластики в Чикаго, детка, – поправила ее Мейв, – а здешняя церковь так убога, что недостойна носить имя Пресвятой Богоматери.
      Дженни чертыхнулась и убежала. Коннор остался, чтобы дать указания отцу и сыну насчет поисков. Джимми поручалось обследовать окрестности, а Коннор и Джеймс должны были пересечь реку.

* * *

      Кэт торопливо шла по Линкольн-авеню, прижимая к груди подписанный автором экземпляр «Путника на лыжах». С отцом Дайером у нее состоялась весьма содержательная беседа о трезвости. Она пообещала священнику прочесть лекцию о вреде пьянства, упомянув о печальной участи ее отца и мужа. Кэт решила, что сделает это после отъезда матери в Чикаго. Эта мысль напомнила ей об исчезновении Мейв. Добралась ли она до дома? Кэт ускорила шаг.

* * *

      – Кэтлин Маргарет Фицджеральд, где ты была? Кэт испустила вздох облегчения: мать цела и невредима.
      – Мне так жаль, что я не встретила ваш поезд. Пришлось свернуть в сторону, чтобы поговорить с отцом Дайером.
      – Именно это я им и сказала, – с удовлетворением заметила Мейв. – Я посоветовала им побывать у сестер, и если не напомнила о священниках, то только потому, что была уверена: они сами догадаются побывать в церкви.
      – Кто «они», мама? – спросила Кэт, не дав себе труда поправить мать и объяснить, что отец Дайер не католический священник.
      – Коннор взял с собой Джеймса и Джимми. Они отправились искать тебя. Не знаю, почему этот молодой человек так встревожился. В таком небольшом городке обо всех происшествиях сразу становится известно.
      Кэт вспомнила свои полуночные страхи из-за матери и удивилась, как Мейв могла так равнодушно отнестись к исчезновению дочери.
      – А, Джеймс, дорогой, вот и ты! – воскликнула Мейв.
      «Джеймс дорогой?» С каких это пор ее мать так называет постороннего мужчину? И суетится, беспокоясь, не подхватил ли он простуду, отыскивая ее заблудившуюся дочку? Похоже, Джеймс Маклод окончательно вскружил голову ее обычно такой рассудительной матери, что казалось совершенно невозможным. Странствующий фотограф едва ли был идеалом мужчины для Мейв Фицпатрик.

* * *

      Кэт была тронута тем, что Коннор испытал явное облегчение, вернувшись домой час спустя и обнаружив ее живой и здоровой.
      – Прошу прощения, что заставила вас волноваться, – сказала Кэт, – но я была в полной безопасности, беседуя в церкви с отцом Дайером.
      У Коннора возникла мысль, что Кэт знает, из-за чего он волновался, а значит, не стоило ей объяснять, почему леди никогда не ходят в западную часть города. Боже милостливый, да и как он мог бы сказать Кэт о проститутках? Выходит, пока Коннор думал, что Кэт, возможно, похитили, она беседовала о трезвости с Джоном Дайером.
      – Ваша мать знает, что вы спелись с методистом? – посмеиваясь спросил он.
      – Нет, не знает, и не говорите ей, – попросила Кэт. В ее зеленых глазах поблескивали лукавые искорки.
      – Мне следовало бы наябедничать в отместку за беспокойство, которое вы причинили.
      – Как мило было с вашей стороны принять мое исчезновение так близко к сердцу. Моя мать, пожалуй, волновалась гораздо меньше вас.
      Она порывисто сжала руку Коннора, подумав, что Мики, наверняка, отпраздновал бы пропажу жены обильными возлияниями. Он всегда находил повод выпить, в то время как Коннор почти не принимал спиртного. «Не много найдется мужчин с такими высокими убеждениями», – одобрительно подумала Кэт.
      – Должен предупредить вас, – проговорил Коннор, подавляя искушение задержать ее руку в своей. – Отец Дайер представляет угрозу для нашей пожарной команды. Он требует, чтобы пожарный колокол использовали, когда нужно созвать людей в церковь, хотя мы категорически отказались.
      – А почему бы и нет? У него в церкви нет колокола, хотя она и выглядит получше нашей, – рассудила Кэт. – А в нашей нет ни колокола, ни утепления, ни приличных скамеек, ни ризницы, ни…
      – Он не может пользоваться этим колоколом, потому что тогда людям будет непонятно: то ли бежать тушить пожар в воскресное утро, то ли повернуться на другой бок и спать дальше.
      – Добровольная пожарная команда должна присутствовать на богослужении.
      – Наверное, дело кончится тем, что придется передвинуть здание пожарной команды, чтобы вырвать колокол у него из рук.
      – Надеюсь, оно не окажется посредине улицы, когда я буду ехать на лыжах? – ехидно спросила Кэт. – Кстати, я вспомнила, что Эли Флетчер закончил работу над моими лыжами, поэтому в воскресенье мы можем совершить лыжную прогулку.
      Мысленно представляя себе Кэт в ночной рубашке с длинной косой вдоль спины, Коннор не мог отказаться.
      – Хорошо.
      Кэт удивилась, так быстро получив согласие. Должно быть, ходить на лыжах Коннору нравится больше, чем танцевать, но высказывать свое мнение по этому поводу она не стала. «Нужно позаботиться, чтобы у всех были лыжи», – решила она.
      В течение следующей недели ей было трудно поймать Мейв, которая почти на весь день уходила под предлогом поиска возможных женихов для «девочек». Неизвестно зачем, она брала с собой Джеймса. Вряд ли отец Коннора относился к тем людям, которые могут дать дельный отзыв относительно возможности того или иного претендента стать хорошим и заботливым мужем. Кроме того, оставалась нерешенной проблема с Хортенс и Колин, которые вовсе не хотели выходить замуж, а также с Джилли, которая, казалось, больше интересовалась ухажерами, чем будущим мужем. Кэт застала ее в кладовой целующейся с одним из Макнафтов. Ей пришлось как следует отругать провинившуюся, но было сомнительно, чтобы выговор произвел должное воздействие на Джилли.

* * *

      – Кэт, это правда, что в следующее воскресенье вы читаете лекцию в здании пожарной команды? – спросил Коннор. Обе семьи пили горячий шоколад после утомительной лыжной прогулки.
      «Все тайное становится явным», – мрачно подумала Кэт. С одной стороны, она не могла отказать отцу Дайеру, когда тот попросил ее принять участие в программе, направленной против пьянства. Вторым выступающим должен быть кто-то приезжий. С другой стороны, Кэт предпочла бы отложить свое выступление до того времени, когда мать уедет в Чикаго. Она надеялась, что Мейв не узнает об этой программе или не заметит отсутствие дочери в воскресенье после обеда. К счастью, это одно из тех воскресений, когда в церкви Брекенриджа будет идти служба.
      – Меня попросил отец Дайер, – промямлила Кэт.
      – Тогда я одобряю, – заявила Мейв.
      – Это проявление большой терпимости с вашей стороны, – заметил Коннор.
      – Чему вы удивляетесь? Я отличаюсь терпимостью. О чем ты будешь говорить, Кэтлин?
      – О трезвости, – едва слышно произнесла Кэт. Мать недовольно взглянула на нее, потом ворчливо согласилась:
      – Если преподобный отец попросил тебя, то, думаю, ты должна это сделать. Мы все пойдем послушать.
      Кэт чертыхнулась про себя, Дженни – вслух.
      Пытаясь сгладить ситуацию, которая могла бы вызвать неприятности, Кэт пригласила отца Дайера с женой на ужин. По крайней мере, обнаружив, что гость – представитель методической церкви, Мейв обнаружит также, что он прекрасный человек; а Люсинда Дайер сможет удержать мужа от резких высказываний насчет католиков, когда выяснится, что не только лекторша, но и вся ее семья – паписты. Из книги Кэт знала, что Джон Дайер неодобрительно отзывается о католической церкви, но, может быть, он переменит свое мнение, познакомившись с католиками из Чикаго. Ведь неприязнь в свое время у него вызвали мексиканские католики, а они, несомненно, очень отличаются от чикагских.

* * *

      Хотя Люсинда Дайер заболела и не смогла прийти на ужин, лекция о вреде пьянства имела поразительный успех. Публика, в основном горняки, заполнила зал. После лекции семеро подписались под обязательством воздерживаться от употребления спиртного, двое сделали предложение Кэт, а получив отказ попросили, чтобы их включили в список предполагаемых женихов для девушек на выданье, которые приедут из Чикаго. Джилли незамедлительно познакомилась с одним из них и пригласила его на ужин.
      Возвращаясь домой, Мейв спросила Кэт:
      – Тебе не кажется, что ты предаешь память своего отца, Кэтлин?
      В разговор вмешался Коннор.
      – Действительно, Кэт, если наши горняки услышат об этом предложении, мы можем потерять всех наших рабочих.
      – Не понимаю, почему, – парировала Кэт. Они шли по тропинке, протоптанной в снегу.
      – Потому что вы стоите за закрытие салунов по воскресеньям. Ведь именно этого они ждут всю неделю – посидеть в воскресенье в салуне и пропустить стаканчик.
      – Безобразие! – выкрикивал отец Дайер, шествовавший впереди вместе с Хортенс, еще одним поборником трезвости. – Не вы ли пытаетесь забрать мой церковный орган, чтобы устроить танцы в здании пожарной команды?
      – Это мисс Кэт любит танцевать, а не я, – ответил Коннор и улыбнулся, когда отец Дайер хмуро глянул в его сторону.
      – Меня при этом не было, отец Дайер, – поспешила объяснить Кэт.
      – А я и не знала, что в церкви есть орган, – вступила в разговор Мейв.
      – Вот мы и пришли, – перебила ее Кэт. – Хортенс, давай накроем на стол.
      – С каких это пор вы помогаете накрывать на стол? – удивилась Хортенс.
      За ужином Мейв с подозрением констатировала:
      – Я и не знала, что церковь выступает против пьянства, преподобный отец.
      – Где вы были до сих пор? Вот уже несколько лет я проповедую трезвость по всему штату.
      Мейв нахмурилась.
      – Даже если это так, вы считаете, что Пресвятая Богородица одобрит дочь, которая…
      – Пресвятая Богородица? – Отец Дайер пришел в ужас. – Вы ведь не папистка, скажите, ради Бога?
      Мейв вспылила.
      – Я принадлежу к истинной церкви, к Римской католической… – Она замолчала, потом спросила: – А вы тогда кто же?
      – Методист.
      Мейв перекрестилась. Потом, глядя на Хортенс, которая как раз внесла в столовую два яблочных пирога, прошептала:
      – Хортенс когда-то была методисткой. Вы оба боретесь за трезвость. Вы не подумывали жениться, святой отец? Думаю, методистам это разрешено.
      – Я женат, – сообщил Джон Дайер.
      – Методист, – прошептала Колин. Она встала, уронив салфетку на пол. – Я должна идти в обитель Святого Иосифа.
      Отец Дайер удивился.
      – Она решила принять постриг из-за того, что встретила методиста?
      – Нет, нет, – успокоила его Кэт. – Колин идет помогать со стиркой больничного белья.
      Ее надежды на то, что знакомство отца Дайера с добропорядочными католиками поможет ему избавиться от ложных предубеждений, испарились.

* * *

      – Подумать только, ты, моя дочь, говоришь плохо об умерших по указке методиста, – сказала Мейв, когда они укладывались спать.
      – Не тебе говорить о методистах, мама, – нашла достойный ответ Кэт. – Ты была готова выдать за него Хортенс.
      – Это был лишь мимолетный импульс, – возразила Мейв. – Оба они стоят за трезвость.
      – Кстати, о трезвости. По-моему, сегодняшняя беседа прошла удачно. Семеро желающих бросить пить.
      – Они вернутся в салуны еще до конца недели, – предсказала Мейв. – Мужчины всегда пили и будут пить.
      – Не будут, если я помогу им, – тихо проговорила Кэт, но ее мучило беспокойство из-за возражений Коннора. Может быть, он ошибался насчет горняков? Кроме того, не все мужчины любят выпить. Взять, например, Коннора. Они должны понять, что Кэт заботится о их благополучии. Ее муж Мики погиб, не удержавшись на ногах и свалившись прямо под колеса повозки. Пьяный горняк может не только погибнуть сам, но и стать причиной гибели кого-то из своих товарищей. Как представитель Шона Фицпатрика, Кэт обязана обеспечить безопасность труда их работников.

      – Мама, ты больна?
      – Нет, – ответила Мейв.
      – Но тебя вырвало. – Кэт вытерла потный лоб матери. – Надо бы позвать доктора.
      – Я не больна, – повторила Мейв, откинувшись на подушки. – Я жду ребенка.
      – Что? – Кэт удивленно уставилась на нее. – Ты не можешь быть беременна. Папа давно умер.
      – Замужество не единственный способ забеременеть, – пояснила Мейв. – Плотский грех тоже ведет к этому.
      – Плотский грех, – прошептала Кэт. – Но кто…
      – Джеймс, конечно.
      – Но, мама, ты ведь совсем не знаешь Джеймса. Я хочу сказать, даже если между вами… что-то было…
      – Было именно то, о чем ты подумала, Кэтлин.
      – Не может быть. – Кэт не могла поверить в реальность происходящего. У женщин в возрасте бывают иногда странные понятия. Мейв должна представлять себе значение случившегося. – Даже если и так, – рассудительно заметила Кэт, – еще слишком рано… ты не можешь быть уверена, так как прошло очень мало времени.
      – Кэтлин, я знаю, как получаются дети, и прекрасно помню первые месяцы, когда носила тебя, – сказала Мейв.
      От волнения у Кэт перехватило дыхание. Она не могла поверить, что ее добродетельная мать и вправду беременна. В ее-то возрасте! Боже милостливый, если Мейв и в самом деле ждет ребенка, значит, она действительно была близка с Джеймсом, а ведь он уже дедушка. Боже милостливый!
      – Мама, ты говоришь об отце Коннора? Я уверена, что не так поняла…
      – Ты все правильно поняла, Кэтлин, – перебила ее Мейв. – А теперь иди. Прочти лекцию о вреде пьянства или займись чем-нибудь еще. Я отыщу священника и исповедуюсь после обеда, когда буду чувствовать себя чуть лучше.
      – Но, мама! – Кэт неожиданно осознала, что Мейв говорит правду. Она никогда не стала бы лгать на исповеди. – Исповедь не поможет! – воскликнула Кэт. – Ты все еще будешь в положении!
      – Сначала нужно позаботиться о душе, а потом уже о теле. – Мейв отвернулась к стене и закрыла глаза.
      Кэт еще с минуту смотрела на мать, потом отправилась на другую половину дома. Может, Мейв и беспокоится о своей душе, но Кэт собиралась позаботиться о репутации матери. Она перехватила Коннора, когда тот направлялся к двери.
      – Я должна поговорить с вами.
      – Говорите.
      – Наедине.
      – В нашем доме это невозможно. Здесь живет одиннадцать человек.
      – Подождите меня на улице. Я сейчас оденусь.
      – На прошлой неделе ушло еще трое рабочих, – сказал Коннор, когда они встретились на крыльце. – Они взяли расчет, потому что…
      – Ваш отец соблазнил мою мать, – доложила Кэт. Коннор резко повернулся и пристально посмотрел на нее.
      – Откуда у вас эта безумная мысль?
      – Он не просто соблазнил ее. Моя мать ждет ребенка.
      – Будет вам, Кэт.
      – Нашего… нашего брата или сестру.
      – Она слишком стара, чтобы иметь детей.
      – Согласна. Это, вероятно, даже погубит ее. – Кэт загнала назад жгучие слезы, появившиеся при мысли об опасности, подстерегавшей мать. Роды опасны даже для молодых женщин. – Я не могу допустить, чтобы она умерла, производя на свет незаконнорожденного ребенка. Ваш отец должен на ней жениться. – Коннор открыл рот, но Кэт не дала ему и слова сказать. – Не думайте, что я не заметила, как вы сказали, будто моя мать слишком стара. Мне казалось, ваш отец порядочный человек, неспособный на такое. Должно быть, он обманом заставил ее остаться в Брэддоке, а потом соблазнил.
      – Да, пожалуй, именно в Брэддоке это и произошло, – согласился Коннор. – Здесь, на глазах у одиннадцати человек…
      – Коннор, сейчас мне до шуток. Никогда не думала, что мне придется заботиться о том, чтобы мою мать считали порядочной женщиной.
      – А Мейв хочет выйти за него замуж?
      – Сейчас она беспокоится только о своей душе, так что нам придется позаботиться обо всем остальном.

* * *

      – А мы тут ждем тебя, мама, – сказала Кэт. Она, Коннор и Джеймс собрались в проходной комнате. Джеймс с глуповато-жизнерадостным видом возился с каким-то фотографическим оборудованием. Кэт так и хотелось схватить фотоаппарат и пристукнуть им беспечного фотографа.
      Мейв настороженно оглядела собравшихся, снимая с головы плотную вязаную шаль.
      – Этот отец Эузебиус чрезвычайно болезненный молодой человек, – сказала Мейв, усаживаясь на стул. – Пришлось уложить его в постель с горчичниками и напоить сиропом от кашля из меда и виски.
      Кэт испытывала желание истерически захохотать, стоило ей только представить себе, как ее мать отыскивает священника, чтобы исповедаться в плотском грехе, и остается, чтобы поставить ему горчичники.
      – Коннор, я думаю, вы должны приступить к делу.
      – Хорошо… э-э… папа, Мейв, нам стало известно, что вы оба… станете родителями.
      – Я твой родитель уже тридцать четыре года, сынок, – сказал Джеймс. – Ты, надеюсь, не забыл об этом?
      – Родителями вашего с Мейв ребенка, – перебил его Коннор. Джеймс смотрел на него с выражением безмерного удивления на лице. – Раз уж так получилось, мы с Кэт считаем, что вам нужно пожениться, – добавил Коннор.
      – Пожениться? – недоумевал Джеймс.
      Кэт видела, как спина Мейв резко выпрямилась – взыграла католическая гордость ирландки.
      – С какой стати мне обзаводиться мужем-протестантом?
      – Мама! – воскликнула Кэт. – Не время для религиозных споров!
      – Я не протестант, – возразил Джеймс. Придя в себя после столь неожиданной новости, он теперь радостно взирал на Мейв. – Мы, Маклоды, добрые католики-шотландцы, чьи предки сражались в сорок пятом за принца Чарльза.
      – Мы? Впервые об этом слышу, – удивленно заметили Коннор.
      – Если ты добрый шотландский католик, то почему не ходишь в церковь по воскресеньям? – спросила Мейв.
      – Ну, немного распустился, – признался Джеймс.
      – Достаточно того, что он католик, мама, – вмешалась Кэт. – Я немедленно займусь приготовлениями к свадьбе. Думаю, суббота подходящий день.
      – Священник болен, – заметила Мейв.
      – Поправится, – решительно заявила Кэт. – Если понадобится, проведем церемонию у его постели.
      – Я не так уж гонюсь за мужем, чтобы выходить за…
      – И ты туда же, мама!
      Джеймс вмешался в их спор и подскочил к Мейв.
      – Ты решила, что я не хочу жениться на тебе, любовь моя? Признаюсь, я был слишком молод, чтобы обзаводиться семьей когда встретился с матерью Коннора…
      – И ты ее взял с ребенком, зачатым до свадьбы? – сердито потребовала ответа Мейв.
      – Это старая история, – отмахнулся Джеймс.
      – А я и не знал этого, – сказал Коннор.
      – Но теперь я готов и всей душой хочу жениться на тебе, моя дорогая, – заверил Джеймс свою будущую жену. – Джеймс Коннор Маклод к вашим услугам.
      Он одарил Мейв долгим, страстным поцелуем. Глядя на эту волнующую сцену, Кэт смутилась и почувствовала зависть. Мейв вырвалась из объятий Джеймса и воскликнула:
      – Джеймс, прекрати сейчас же! Вот дьявол! Вздумал целовать меня на глазах у детей.

* * *

      – Кэт настаивает, что это самый подходящий день для свадьбы, – рассказывала Мейв, беседуя с миссис Макнафт. – Но я лично хотела бы подождать приезда епископа, чтобы именно он обвенчал нас. – Мейв была очень хороша в темно-сером облегающем платье, вполне удовлетворявшем ее понятиям о наряде, приличествующем вдове. Однако, потакая вкусам Джеймса, портниха добавила отделку из красного бархата на высокий воротник и обшлага жакета.
      – Мама! – Кэт все еще боялась, что мать надумает отложить венчание до приезда епископа Машбефа на официальную церемонию пострижения в монахини. Даже с этой скоропалительной женитьбой ребенок появится на свет на месяц раньше и вызовет ненужные разговоры. Кэт была уверена: она единственная двадцатипятилетняя дочь в мире, которая беспокоится, как бы устроить свадьбу своей незамужней, беременной матери, нашедшей свое счастье в сорок один год.
      – Знаешь, Кэтлин, – сказала миссис Макнафт, – я понимаю твою маму. Мне бы самой хотелось, чтобы меня венчал епископ. Думаю, любая девушка хотела бы этого.
      – Мама не девушка, – проворчала Кэт.
      – Но она прекрасна, как девушка, – заметил Джеймс, наклоняясь, чтобы поцеловать свою невесту, которая вспыхнула, словно девчонка. – Как же мне повезло получить такую красивую жену. Быть может, теперь-то Господь благословит меня второй семьей.
      Кэт в изумлении уставилась на него.
      – Понимаешь ли ты, Кэтлин, что мы сделаем тебя и Коннора братом и сестрой? Вы оба наши единственные дети, а теперь объединитесь в одну семью, – разливался соловьем Джеймс.
      – У меня уже есть брат, – сердито заметила Кэт. «И Коннор братом мне не будет», – добавила она про себя, с необъяснимой страстью отвергая подобное предположение. Наверное, виной тому его глупое чувство юмора, свойственное мужчинам Запада. Вот и сейчас он улыбается, предлагая своей новообретенной семье потанцевать. Но не успела Кэт отклонить его предложение, как к ней подскочила Джилли с Джимми Доном, работником из бакалейной лавки.
      – Мы тоже собираемся пожениться, мисс Кэтлин, – объявила она.
      – А, возвращаешься к своей первой любви? – ехидно спросила Кэт.
      Мейв пристально оглядела жениха Джилли.
      – Он католик?
      – А ты уверена, что Джеймс католик? – прошептала ей дочь.
      – Если он и не католик, то скоро станет им, – чуть слышно ответила Мейв. – Следующие вы с Колин, Хортенс.
      Колин залилась слезами, а Хортенс сказала:
      – Раз так, я увольняюсь. – Она сняла фартук, бросила его на пол и выбежала из комнаты. Кэт устремилась за ней, но успела услышать, как Джеймс распространяется насчет своих планов открыть в Денвере фотостудию, которая составит конкуренцию студии его знаменитого соперника Уильяма Джексона.
      – Это просто замечательно, Джеймс, – сказала Мейв. Кэт покачала головой. Неужели она действительно думает, что фотостудия позволит Джеймсу содержать семью?
      Стремясь как можно скорее выдать мать замуж, Кэт постоянно думала и о том, сколько бед может принести этот союз. Выбора, конечно, не было из-за будущего ребенка, но все же Кэт сомневалась в том, что брак с Джеймсом принесет матери счастье. Мейв влюбилась, как девчонка, и цена может оказаться столь же высокой, как та, что заплатила Кэт за свою ошибку. С тяжелым сердцем она вошла в комнату Хортенс.
      – Вы не заставите меня передумать, мисс Кэт, – сказала Хортенс. – Я не останусь, иначе ваша мать выдаст меня замуж.
      – Я могу предложить вам другую работу, Хортенс.
      Хортенс с подозрением взглянула на Кэт.
      – Я не собираюсь возвращаться в Денвер с миссис Фицпатрик.
      – Нет, нет, – успокоила ее Кэт. – Я подумала, что вы могли бы готовить еду на одном из рудников. Думаю, мужчины соскучились по домашней стряпне. Оплата будет высокая, но с другой стороны, народ там грубый…
      – Какая плата?
      – Три пятьдесят в день.
      – Я согласна.
      – Вы говорили с ней об отъезде? – обеспокоенно спросил Одноглазый, когда Кэт вернулась в гостиную.
      Кэт отрицательно покачала головой и объяснила, что предложила Хортенс другую работу.
      – Что за дурацкая идея, – взорвался Одноглазый. – Кто же будет готовить у нас? Джилли выходит замуж, Колин никогда нет дома, Ингрид все время спит, а вы…
      – Не беспокойтесь об этом, – прервала его Мейв. – Женевьева пришлет еще несколько девушек.
      Среди неженатого мужского населения Брекенриджа раздались одобрительные возгласы, а затем кто-то заметил, что отец Эузебиус готов произнести тост в честь новобрачных. Священник закашлялся.
      – Дайте преподобному отцу глотнуть виски, Джеймс, – сказала Мейв.
      – Всем нам дайте, – раздались голоса мужчин.
      Кэт с неприязнью наблюдала, как бутылку передавали из рук в руки. Что бы подумал отец Дайер, узнай он об этом? Тем временем отец Эузебиус уже опрокинул в себя полстакана.
      – Я тоже выпью глоток, – заявила Ингрид.

* * *

      Колин, единственная из всей семьи, сопровождала Кэт в церковь, когда две послушницы принимали постриг в обители сестер Святой Гертруды; и так громко всхлипывала, в то время как епископ превращал Кэти Рапп и Филомену Лейб в сестер Хедвигу и Эрентруду, что Кэт пришлось сделать ей замечание.
      – Тише, Колин, ты мешаешь.
      Колин замолчала. Кэт думала, что Дженни тоже захочет присутствовать на церемонии, но она исчезла в последний момент вместе с Ингрид. Коннор повез Хортенс на рудник в Гибсон-Хилл, где положение с рабочей силой было особенно сложным. Он заявил, что предложение Кэт насчет организации столовой на руднике – блестящая идея. До сих пор у Кэт возникало радостное чувство при воспоминании об этой похвале.
      Вместе с тем Коннор присоединился к мнению остальных, протестуя против того, чтобы пригласить епископа Машбефа остановиться у них. Кэт понимала, что это невозможно, так как в доме не было свободной комнаты, но нужно хотя бы пригласить его на ужин. Кэт могла бы приготовить блюда, достойные епископа, хотя все остальные в этом сильно сомневались.
      – А я не стану стряпать для айтальянского святоши, – заявил Одноглазый.
      – Он француз, – заметила Кэт.
      – Все равно, все они из Рима.
      – Только папа, – внесла ясность Кэт, – а он сюда не приедет.
      Решили, что епископ остановится в отеле, будет ужинать у Макнафтов, а потом придет на кофе с пирогом к Кэт. Колин умоляла уступить ей честь испечь праздничный пирог. Кэт не стала возражать. Она попросила Коннора вернуться пораньше, так как ей было интересно понравится ли ему епископ.
      Как только Коннор уехал, Кэт договорилась с Отто Дидериком о постройке второго этажа на ее стороне дома. Пока они обсуждали этот план, плотник красил обе половины дома в приятный голубовато-зеленый цвет. Сначала Кэт подумала, что для окраски дома цвет немного необычный, но Дидерик объяснил ей, что краска здесь редкость и надо пользоваться той, которая есть в наличии, надеясь, что ее хватит на весь дом. Неудивительно, что в Брекенридже встречались дома, выкрашенные в кричащие тона – ярко-желтый, красный, темно-зеленый, а многие постройки и вовсе оставались непокрашенными.
      Церемония закончилась, и Кэт подошла обнять и поздравить новоиспеченных сестер обители Святой Гертруды.
      – Ну, Кэтлин, – обратилась к ней настоятельница. – Надеюсь, ты хорошо вела себя.
      Епископ Машбеф, стоявший рядом, удивленно взглянул на Кэт.
      – Я была ученицей школы Святой Схоластики, – объяснила покрасневшая от смущения Кэт.
      – Уж не та ли вы девочка, которая сделала печально прославившийся пудинг? – поинтересовался епископ.
      – Она и есть, – подтвердила Хильда Вальзен. Епископ явно встревожился.
      – Но сегодня к вашему приходу я ничего не буду готовить, – пообещала Кэт.
      – Кэтлин, ты еще не познакомилась с сестрой Фредерикой. Она только что приехала в наш монастырь.
      – Фредди! – радостно воскликнула Кэт и обняла молодую монахиню.
      – О, Боже, – вздохнула мать Хильда. – Вы ведь вместе ходили в школу. Как я могла забыть? Но больше я не потерплю ваших шалостей в моем монастыре.

* * *

      Епископ смотрел на пирог так, словно он был сделан из яда.
      – Пирог испекла Колин, – успокоила его Кэт. Она несколько раз пыталась предложить Колин свою помощь, но та решительно отвергла все ее попытки. Краем глаза Кэт заметила, что Коннор едва сдерживает смех. «Жаль, что он приехал вовремя», – с раздражением подумала она.
      Колин покраснела и учтиво поклонилась, словно какая-нибудь простушка. Епископ погладил ее по голове.
      – Ну, Кэтлин, – проговорил Машбеф, – рассказывайте, как ваши дела. Прежде чем приехать в Брекенридж, я долго беседовал с вашей матушкой.
      «Неужели она рассказала ему о ребенке?» – в отчаянии подумала Кэт.
      – Ей очень не нравится ваша дружба с методистами, – продолжал епископ. – Кажется, вы разделяете их идеи.
      – Ну что вы! Я просто пытаюсь помочь людям и добиваюсь, чтобы салуны были закрыты по воскресеньям. Пьянство приносит много горя.
      – А вам не кажется, что это полностью совпадает с протестантской точкой зрения? – ехидно поинтересовался епископ.

* * *

      Почетный гость отбыл в гостиницу, остальные разошлись по домам. Кэт, закончив уборку, сидела в своей комнате и расчесывала волосы перед тем, как заплести косу на ночь. Она надеялась, что раз в доме опять нет служанки, кроме Колин, которая как всегда пропадала в больнице, Дженни и Ингрид могли бы предложить свою помощь с мытьем посуды. Вдруг Кэт осознала, что в течение всего вечера не видела Дженни. Перед тем, как ложиться спать, Кэт пожелала спокойной ночи всем домочадцам; все, даже Ингрид, были дома, за исключением Дженни. Кэт не видела ее с того времени, как отправилась вместе с Колин на церемонию пострижения.
      Она накинула шаль на плечи и побежала в другой конец дома, вошла в комнату Дженни и обнаружила, что кровать девушки не смята. Где же Дженни? И как можно было не заметить отсутствия девушки за целый вечер? Кэт растерянно стояла посреди маленькой комнатки, понимая, что уже слишком поздно, чтобы отправляться на поиски Дженни. Нужно разбудить Коннора и признаться, что она не уследила за его дочерью.
      Кэт направилась к двери его комнаты и тихо постучала. Что если он не ответит? Должно быть, Коннор устал после поездки на рудники. Наверное, он слишком крепко спит и не слышит стука. Кэт не хотела снова врываться в его комнату, как в прошлый раз, когда Коннор напомнил ей, что это недопустимо.
      Пока Кэт колебалась, Коннор распахнул дверь и недовольно пробормотал:
      – Какого черта ты беспокоишь меня среди ночи… Кэт, это вы? – Он выглядел смущенным. – Я думал, это Одноглазый.
      Кэт захотелось убежать. На Конноре были только кальсоны; его широкая обнаженная грудь невольно притягивала взгляд. Кэт отвела глаза и вздохнула.
      – В чем дело, Кэт? – Он втащил ее в комнату и закрыл дверь. – У вас такой вид, будто вы перепуганы до смерти.
      – Дженни пропала, – запинаясь проговорила Кэт, упрекая себя за столь глупые мысли. Нельзя сказать, что ей раньше не приходилось видеть полуголого мужчину – она видела Мики и отца, когда помогала матери в последние дни его жизни. Но Коннор… – Коннор, я нигде не могу найти вашу дочь. Ее нет дома. – Она заставила себя отвести взгляд от его обнаженной загорелой груди. – Дженни пропала…
      Коннор не сводил с нее глаз.
      – Господи, какие красивые волосы! – Он дотронулся кончиками пальцев до распущенных волос Кэтлин. – Я все время думал об этом.
      – О чем? – удивилась Кэт, пытаясь не смотреть на Коннора, в то время как он поглаживал ее темные волнистые волосы. Сердце ее бешено заколотилось.
      – О ваших волосах. С тех пор, как вы пришли в мою комнату той ночью, я пытался представить, как выглядят ваши волосы, если их распустить.
      – Коннор. – Кэт попыталась убрать его руку со своих волос, но в следующий момент словно по взаимному согласию их пальцы переплелись.
      – Дженни… – прошептала Кэт.
      – Она у Филдингов. – Он поднес руку Кэт к своим губам. – Вам не следовало приходить сюда, Кэт. – Коннор обнял ее за талию и притянул к себе.
      Сердце Кэт неистово забилось, стоило губам Коннора слиться с ее губами. Смятение было так велико, что Кэт и не заметила, как они очутились возле кровати. Тот случайный поцелуй в сугробе казался приятным, в то время как этот – головокружительным. Он вовлек Кэт в водоворот страстей. В ее мозгу мелькнула мысль о Мики, в объятиях которого она никогда не испытывала чувства, что не сможет оттолкнуть его, если потребуется куда-то бежать – к закипающему чайнику или к двери, в которую позвонили.
      Не прерывая поцелуя, Коннор опустил ее на кровать, и Кэт погрузилась в перину под тяжестью его тела. Она прижалась к нему грудью, обвила шею руками, страстно желая, чтобы между ними не было ее ночной рубашки и можно было бы почувствовать прикосновение его сильного тела к ее коже.
      – О, Кэт, – прошептал Коннор, касаясь губами ее шеи.
      Кэт устремилась к нему всем своим существом. В комнате было прохладно, но Кэт, казалось, не ощущала холода. Ее тело пылало огнем. Коннор медленно поднял тонкий шелк ночной рубашки, нежно поглаживая бархатистую кожу Кэт. Жадно хватая ртом воздух, она осознала, что никогда прежде не испытывала такой головокружительной страсти.
      – Любимая, – шептал Коннор. Вскоре исчезли все преграды между их телами, так как он быстро стянул с Кэт рубашку и швырнул ее на пол. Кэт изогнулась, прижимаясь к его сильной загорелой груди. Коннор застонал и ладонями обхватил ее бедра. Пальцы его загрубели от многих лет работы на рудниках, и теперь слегка царапали нежную кожу Кэт, когда Коннор нежно поглаживал ее тело, заставляя его дрожать от страсти и безумного желания.
      Глубокий вздох вырвался из груди Кэт, когда их тела наконец слились в единое целое. Коннор помедлил, прежде чем начать неспешно двигаться, давая Кэт возможность ощутить наслаждение от их близости. Он нежно прикоснулся к ее губам, чтобы заглушить готовый вырваться наружу крик. Кэт казалось, что она видит чудесное сияние, и в центре этого сияния находится Коннор, с содроганием погружающийся в нее все глубже и глубже, не отнимая своих губ от губ Кэт.
      Когда все было кончено, Коннор перевернулся на спину и лег рядом. Некоторое время Кэт приходила в себя от сладостного головокружения, но затем жар и истома исчезли. Холодный воздух коснулся обнаженных тел. В комнате Коннора не было печки, и находилась она дальше всех остальных комнат от теплой кухни. Удивляясь, как всего несколько минут назад она могла беспокоиться о Дженни, а мгновение спустя поддалась плотскому влечению к ее отцу, Кэт поежилась.
      – Иди сюда, милая. – Коннор обнял ее и притянул к себе, укрывая одеялом. – С тобой все в порядке?
      Кэт машинально кивнула. Вероятно, с нею все в порядке, раз она до сих пор жива. Ее не поразила молния с небес, но, милосердный Господь, как она согрешила! Кэт смахнула со щеки слезинку.
      – Не плачь, любимая, – прошептал Коннор. – Поверь, я не знаю, как это случилось. Просто ты была так хороша в ночной рубашке, и твои волосы… Разве это не оправдание?
      – Для меня не оправдание, – печально проговорила Кэт, думая о том, каким красивым предстал перед нею Коннор. Хорошо бы ему найти более убедительное объяснение, чем мимолетное влечение и временное помрачение рассудка. Кэт не возражала бы, если б он сказал, что любит ее; но все-таки Коннор оказался честным человеком и не стал ей лгать. Сказал просто, что не знает, как это случилось. Кэт вздохнула.
      – Как неловко будет идти на исповедь. Коннор отпрянул и удивленно уставился на нее.
      – Я должна сделать это, – объяснила Кэт. – Нужно прежде всего заботиться о душе. – Ей пришла в голову мысль, что она очень похожа на свою мать, хоть и не беременна, милостью Божьей.
      Только теперь Коннор понял, что вина за случившееся лежит прежде всего на нем. Разумеется, угрызениями совести надо было мучиться раньше, но Коннора совсем не радовала перспектива подвергнуться осуждению со стороны этого вечно простуженного отца Эузебиуса. И все потому, что Кэт чертовски набожная особа.
      – Думаю, мне лучше вернуться к себе, – сказала она.
      Коннора мучило непреодолимое желание не отпускать Кэт, побыть с нет еще хоть несколько минут.
      – Я тоже так думаю, – с трудом проговорил он. Придется снова привыкать к мысли, что Кэтлин Фицджеральд для него недосягаема.

      Коннор – вот трус! – снова уехал из города, а Кэт карабкалась вверх по склону к дому отца Эузебиуса. К счастью, отец Рабанус все еще находился в Денвере. Раз уж он не одобрял ее переезда в дом Коннора, то нетрудно догадаться, что сказал бы отец Рабанус сейчас. Кэт постучала в дверь, и чихающий отец Эузебиус впустил ее в дом.
      – Отец, я хотела бы исповедоваться.
      – Неужели это так спешно? – разворчался священник и отвернулся, чтобы чихнуть.
      – Да, отец, – ответила Кэт, хмуро глядя на него.
      – Ну, хорошо. Вы проходите, а я пойду надену облачение.
      – Разве мы не пойдем в церковь? – Кэт не хотела исповедоваться в доме священника.
      – По-вашему, я выгляжу настолько здоровым, что могу идти в церковь?
      – А как же без исповедальни?
      – Вы можете остаться здесь, а я буду сидеть на кухне возле печки.
      – Но тогда мне придется кричать, – возразила Кэт.
      – У меня хороший слух, – пробормотал священник и снова чихнул.
      – Отпустите мне грехи, преподобный отец, ибо я согрешила, – начала Кэт, когда они оба заняли свои места. – Я не была на исповеди с того времени, как приехала из Чикаго. «А кто в этом виноват?» – подумала она. Священники вечно больны или вообще отсутствуют. У них нет даже приличной исповедальни. Отец Эузебиус что-то невнятно пробормотал в ответ. – Отец, я… я совершила грех прелюбодеяния. – Снова послышалось бормотание и чихание. Кэт предположила, что священник пожелал узнать подробности. – С Коннором Маклодом, сыном мужа моей матери. О, Господи, не считается ли это кровосмешением? – Этот аспект проблемы она не рассматривала.
      – Продолжайте, дочь моя, – сказал отец Эузебиус и закашлялся.
      – Что вы сказали?
      – В чем еще вы хотите исповедаться?
      – Господи, разве этого не достаточно?
      – Разумеется, дочь моя. Теперь вам нужно искренне раскаяться.
      – О, я раскаиваюсь, преподобный отец.
      В ответ раздался продолжительный кашель.
      – Пять раз прочтите «Отче наш», – выдохнул в конце концов священник.
      – Пять?
      – Ну, ладно, три будет достаточно.
      – Три раза прочесть молитву? – слабо откликнулась Кэт. Она не верила собственным ушам.
      Отец Эузебиус даровал ей отпущение грехов и вышел из кухни.
      – Пришелся бы очень кстати еще один горшочек вашего куриного бульона.
      – Это будет входить в искупление моих грехов? – спросила Кэт, испытывая примерно такое же чувство, какое испытал бы Святой Георгий, если бы он вошел в пещеру, ожидая столкнуться с огромным драконом, а вместо этого обнаружил бы там тщедушного отшельника. В детстве Кэт зачитывалась историями о жизни святых, и Святой Георгий представлялся ей очень романтичным.
      – Нет, конечно, суп не является частью вашего искупления, – сказал отец Эузебиус. – Вы вовсе не обязаны…
      – Хорошо, завтра я принесу горшочек супа, – пообещала Кэт и попрощалась, прежде чем священник успел пересмотреть свою точку зрения на совершенный ею грех.
      «Может быть, он неправильно меня понял?» – недоумевала Кэт по пути домой. Или она слишком преувеличила серьезность своего падения? Конечно нет. Но отец Эузебиус решил, что будет вполне достаточно трижды прочесть «Отче наш». Это нельзя считать даже легким шлепком по руке. Может быть, молодые священники смотрят на плотские грехи более терпимо, чем пожилые? А что если он сморкался в тот момент, когда Кэт признавалась в грехе прелюбодеяния? Значит ли это, что она получила отпущение грехов? Никогда прежде не доводилось ей попадать в такую запутанную ситуацию. Разумеется, раньше она и не совершала настолько серьезных грехов. Но отец Эузебиус даже не прочел ей нравоучения насчет сияния целомудрия.

* * *

      Кэт слышала, что отец Рабанус должен был вернуться к Пасхе, которая в этом году приходилась на десятое апреля.
      «Я согрешила как раз вовремя», – подумала она, направляясь к Главной улице.
      – Не желаете приобрести фотографию отца Дайера? – обратилась к Кэт молодая дама с коробкой, на которой было написано «Дамское общество помощи методистам». – Стоит всего двадцать пять центов, а деньги пойдут на прибавку его жалованья и на покупку нового облачения.
      – Я возьму две, – не раздумывая сказала Кэт.
      – Правда? – Молодая женщина была в восторге. – Я Гертруда Бригл, школьная учительница.
      – А я Кэтлин Фицджеральд.
      – Вы, наверное, методистка, раз собираетесь купить две фотографии. Не хотите ли присоединиться к «Дамскому обществу помощи методистам»?
      – Вообще-то я католичка. – Гертруда Бригл изумленно уставилась на Кэт, но та продолжала как ни в чем не бывало: – Я интересуюсь движением за трезвость. По правде говоря, я даже прочла лекцию о вреде пьянства по просьбе отца Дайера.
      – О, Господи, мне следовало сразу же вспомнить ваше имя. Тогда меня не было в городе, но я слышала, что ваша лекция всех взволновала. Как ужасно потерять отца и мужа по причине пьянства.
      – Да, – согласилась Кэт. – Может быть, мы могли бы объединить наши усилия и добиться закрытия салунов?
      – Мне бы этого очень хотелось, – кивнула Гертруда Бригл. – Вы уже что-нибудь решили?
      – Думаю, надо выбрать одно из воскресений, более теплое, и обойти несколько салунов, чтобы прочесть лекцию о вреде пьянства.
      – Отличная мысль! – воскликнула Гертруда. Женщины попрощались, и Кэт отправилась в лавку, где заказала кое-какие припасы для рудников. Потом зашла к сестрам обители Святой Гертруды, чтобы договориться об обучении четверых детей. Кэт решила, что если она запишет их в школу, им придется ходить туда. Кроме того, кто осмелится разочаровывать настоятельницу?
      – Вы молодец, дитя мое, – похвалила ее Хильда Вальзен. – В обители Святой Гертруды их научат только добру. Бедные крошки растут безбожниками. О чем только думал ваш брат?
      – То же самое можно было бы спросить и о Конноре Маклоде, – призналась Кэт. – Его отец утверждает, что он католик, хотя дочь Коннора, Дженни, не только не знает об этом, но и недолюбливает церковь. Она может стать для вас крепким орешком.
      – Я принимаю вызов, – заявила преподобная мать Хильда.
      Кэт кивнула и попрощалась. Сейчас она больше всего нуждалась в доверительной беседе со своей лучшей подругой, сестрой Фредди.

* * *

      – Что ж, если он говорит, что отпустил тебе грехи, значит, это так и есть, – сказала сестра Фредерика, высокая и представительная в монашеском одеянии.
      – Я рада, что ты так думаешь, Фредди. Мне и в самом деле не хотелось бы снова исповедоваться в том же самом.
      – Охотно верю, – строго ответила сестра Фредерика. – Раз уж ты просишь моего совета, я хотела бы тебе кое-что сказать. Во-первых, я удивлена: никогда не думала, что ты можешь допустить прелюбодеяние. Во-вторых, держись подальше от Коннора Маклода. Судя по всему, ты готова влюбиться в него, как влюбилась в Мики.
      – Я вовсе не собираюсь влюбляться, Фредди.
      – В-третьих, перестань называть меня Фредди. Так не подобает.
      – Попытаюсь, – пообещала Кэт.
      – И в-четвертых, пожалуйста, не обращайся больше ко мне по вопросам, связанным с плотскими грехами.
      – Фредди, но с кем же еще мне поговорить? Ты моя лучшая подруга.
      – Я монахиня.
      – Ну, ладно. – Кэт согласилась, что к монахиням не стоит обращаться по поводу прелюбодеяния. Она вздохнула. В прежние времена не было тем, которые они с Фредди не могли бы обсуждать.
      – Я хотела сказать тебе еще кое-что. – Сестра Фредерика вопросительно взглянула на подругу. – Я хочу закрыть какой-нибудь салун в одно из воскресений. И не говори мне, что это «полностью совпадает с протестантской точкой зрения», как кое-кто заявил мне. – Кэт не стала уточнять, что эти слова принадлежат епископу. – Просто посмотри на это с точки зрения церкви, Фредди. Если салуны закроются, горнякам некуда будет пойти в воскресенье, кроме как в церковь.
      – Закрыть салуны? – задумалась сестра Фредерика. – Эта мысль мне нравится.

* * *

      Кэт подождала, пока вся семья соберется за столом к ужину, и только тогда объявила о том, что записала детей в школу сестер Св. Гертруды.
      – Я не пойду в школу, где полно монахинь, – заявила Дженни. – Скажи ей, папа.
      – Я тоже, – подхватил Джимми. – Мои друзья поднимут меня на смех.
      – Друзья, которые подговаривали тебя прострелить себе ногу? – спросил Коннор. – Монастырская школа именно то, что тебе нужно.
      – А мне она ни к чему, – возразила Дженни.
      – Женщины должны получить образование, – заметила Кэт. – Вот я, например. Мне пришлось заняться делами моего брата, а еще раньше – делами отца. А что если и твоя помощь понадобится отцу? Скажешь: «Извини, папа, но я не знаю ничего, кроме рецептов, которым научил меня Одноглазый?..»
      Коннор хотел было возразить, но потом передумал и пробормотал:
      – Кэт попала в точку, Дженни. Она права.
      – Не понимаю, почему все должно быть так, как хочет Кэт, – ныла Дженни. – Она ведь тебе не жена. – Коннор заерзал на стуле. – Почему меня нужно всунуть в монастырскую школу только потому, что Кэт сама училась там? И почему она получит новую комнату в своей половине дома, если в моей едва помещается кровать?
      – Мы найдем компромисс, Дженни, – сказала Кэт, мысленно прощаясь со своим вторым этажом, который, впрочем, Дидерик так и не начал строить, до сих пор продолжая заниматься окраской. Он решил покрасить резные детали карнизов в другой цвет. Такое новаторство вряд ли будет замечено в городе, где многие дома были всего лишь обшиты досками или остались бревенчатыми. – Ты начнешь учиться в школе, а я договорюсь с Дидериком, чтобы он построил еще одну комнату с вашей стороны.
      – Боже, вы хотите оставить этого плотника? – воскликнул Коннор. – Он мне не нравится.
      – Меня устраивает, как он работает, – заявила Кэт.
      – Может быть, когда он работает на вашей стороне. А на моей он скоро проделает дырку в стене и, наверное, так все и оставит.
      Кэт почувствовала угрызения совести. Она использовала их совместное падение, чтобы получить согласие Коннора на то, что в ином случае он бы непременно отверг. Десять минут спустя, выйдя из кухни, чтобы собрать оставшиеся тарелки, Кэт обнаружила, что Ингрид почти сидит на коленях у Коннора, обсуждая с ним вопрос, стоит ли позволять детям посещать школу обители Святой Гертруды. При этом Ингрид, обычно хмурая и неприветливая, обольстительно улыбалась.
      – Ингрид, твоя очередь вытирать посуду, – резким тоном сказала Кэт.
      Ингрид, никогда не вступавшая в пререкания, отправилась на кухню, а Кэт в порыве раздражения спросила Коннора:
      – Вы с нею спите?
      – Тише, Кэт, – предостерег он, оглядываясь вокруг. Потом подошел поближе и прошептал: – Я ни с кем не сплю, а уж тем более с Ингрид.
      Кэт нахмурилась. Коннор спал с нею. Почему? Ведь он не любит ее? Кэт понимала, что может спросить о том же и себя. Неужели в колорадском воздухе содержится нечто, совращающее с пути праведного даже таких добродетельных женщин, как она и ее мать?
      – Вы и впрямь считаете, что я могу заинтересоваться такой глупой женщиной, как Ингрид? – спросил Коннор.
      – А может, вам нравятся глупые женщины, – предположила Кэт. – Может, вы вообще думаете, что все женщины глупы.
      – Вы не глупы, Кэт, – сказал Коннор. – Если не считать вашего увлечения идеей трезвости. Гертруда Бригл рассказывает каждому встречному, что вы с нею и отцом Дайером скоро начнете закрывать салуны.
      «А также с сестрой Фредди», – с удовлетворением подумала Кэт, а Коннору сказала:
      – Моя религиозная деятельность вас не касается. Вы и так осложнили мои взаимоотношения с церковью.
      – Ах, Кэт. – Сожаление смягчило черты его лица. – Догадываюсь, насколько тяжело для вас было говорить с отцом Эузебиусом. Каждый раз, завидев меня, он хмурится. Простите, Кэт. И, надеюсь, вы понимаете, что если салуны закроются, это повредит нашим интересам. Шон просил вас позаботиться…
      – Согласна, я пренебрегла интересами Шона, – перебила его Кэт, – поэтому нам нужно срочно отправляться на рудник.
      – Сейчас мы не можем поехать, – встревоженно возразил он. – Да и потом тоже. Это… это было бы неблагоразумно.
      – Может быть, вы и правы, – согласилась Кэт. – Но если я останусь дома, то в ближайшее воскресенье начну компанию по закрытию салунов.
      – Проклятие, Кэт! Я не позволю вам шантажировать меня.

* * *

      – Ты с ума сойдешь, когда услышишь это, папа, – заявила Дженни.
      – В чем дело, милая? Ах да, Кэт, вам привет от Шона. – Коннор только что вернулся из Денвера. – Он поправляется. А где Ингрид? У меня для нее письмо.
      – Понятия не имею, – рассеянно ответила Кэт. Она так обрадовалась, услышав об улучшении здоровья брата, что в данный момент ее не волновало необъяснимое отсутствие Ингрид.
      – Послушай меня, папа, – настаивала Дженни. Кэт опустила глаза, пряча улыбку. Она отлично знала, о чем Дженни не терпелось рассказать отцу.
      – Кэт сделала то, что ты ей запретил. Они с сестрой Фредерикой, отцом Дайером и мисс Бригл, учительницей, – остальные дамы из «Общества помощи методистам» не захотели прийти, потому что решили, что это слишком опасно и не подобает леди…
      – Ты когда-нибудь доберешься до сути? – проворчал Коннор.
      – Они явились в салун «Энгл Бразерс» и не хотели уходить.
      – Женщин не пускают в салуны. – Глаза Коннора потемнели от гнева. – Это противозаконно. Вы понимаете, что вас могли арестовать? – обратился он к Кэт.
      Та пожала плечами.
      – Они стали говорить о вреде пьянства, а горняки разозлились и ушли. Братья Энгл были вне себя и сказали, чтобы Кэт больше не приходила в салун, тем более с монахиней.
      – Как вам это удалось? – поинтересовался Коннор.
      – И это еще не все, папа. Один игрок, его зовут Камерон Пауэл, сказал братьям Энгл, что они не могут выгнать красивую леди, и поцеловал Кэт руку, – торжествующе усмехнулась Дженни.
      – Вот оно что! – взорвался Коннор. – Вы больше не пойдете ни в какие салуны, Кэтлин Фицджеральд!
      – Нет, пойду. В следующее воскресенье мы встречаемся…
      – В следующее воскресенье вы будете в Монтесуме на пути к руднику «Запоздалый».
      Кэт мило улыбнулась.
      – Конечно, дела превыше всего.
      – Ты возьмешь ее с собой?! – воскликнула Дженни. – После того, что она сделала? Меня ты никогда не берешь, папа.

* * *

      В последнюю минуту Коннор объявил, что поездку придется отложить, так как необходимо присутствовать на заседании суда. Кэт задумалась. А что если Коннор специально дождался конца недели, чтобы сообщить об этом тогда, когда будет слишком поздно организовывать очередную атаку на салуны Брекенриджа? Теперь пройдет, по крайней мере, две недели, прежде чем она сможет вернуться к борьбе за трезвость, если, конечно, не откажется от запланированной поездки. Заметив колебания своей спутницы, Коннор упомянул о том, что в конце следующей недели в Монтесуме состоится костюмированный бал.
      – А я знаю, что вы без ума от танцев, Кэт, – заискивающе добавил он.
      – Я люблю танцы, это верно, – с достоинством ответила Кэт. – Но не надейтесь, что меня легко провести.
      И все же она не могла не думать о предстоящем костюмированном бале. Слишком заманчиво, чтобы упустить такой случай. Придется на время отказаться от борьбы за трезвость. Кэт уже мысленно представляла свое бальное платье. Кроме того, она обещала брату, присматривать за его имуществом. Но больше всего Кэт не терпелось увидеть Дикси, о которой она слышала каждый раз, когда Коннор отправлялся в Монтесуму.
      – Ну, скоро вы увидите Дикси, – похлопывал его по плечу Одноглазый, добродушно посмеиваясь.
      Кто такая Дикси? Вот что хотелось узнать Кэт больше всего.
      Они вошли в зал суда. Коннор представил Кэт судье, потом Медфорду Флемингу, который защищал интересы Трентон Майнинг Компани в Колорадо – красивому, с иголочки одетому мужчине средних лет со злыми глазами – и, наконец, Харрисону Подеру, адвокату Флеминга.
      – Как приятно, что на заседании будет присутствовать такая симпатичная леди, – галантно сказал Пондер. У него был самый аристократичный нос, который Кэт когда-нибудь видела.
      – Благодарю вас, – улыбнулась она, размышляя при этом, заметил ли Коннор, что она выглядит очень мило. Отметил ли он ее новое платье? Кэт казалось, что платье просто восхитительно: из кремового шелка, со вставками из темно-зеленого бархата, с плоеной манишкой и облегающим лифом. Разглядывая себя в зеркале Ингрид, она с удовлетворением заметила, что фасон юбки – чередующиеся горизонтальные оборки кремового и темно-зеленого муара – делает ее талию удивительно тонкой на вид.
      – Симпатичные леди, – отрезал судья, саркастически подчеркивая комплимент Пондера, – должны оставаться дома. Им не место в зале суда.
      «Наверное, Коннор не заметил платье, – подумала Кэт. Да надень она хоть мешок, Коннор, вероятно, не обратил бы на это внимания, так как в последнее время он вообще не смотрел на нее. – Ладно, – решила Кэт, – дождемся бала». Она уже представляла себе, как появится в новом платье, и тогда-то уж Коннор обязательно посмотрит на нее. Но как только смеет судья утверждать, будто женщина не имеет права находиться в суде, чтобы защищать интересы своего брата.
      – Женщины не имеют права голосовать на выборах, поэтому они не должны иметь отношения к судопроизводству, – заявил судья.
      – Они должны голосовать, – незамедлительно отозвалась Кэт.
      Коннор предостерегающе толкнул ее локтем в бок. Флеминг снисходительно улыбнулся, а Чарли Максвелл, их поверенный, сказал:
      – Следует отметить, мисс Кэтлин, что у нас в Колорадо женщины имеют право голосовать на выборах в школьный совет.
      Коннор хмуро взглянул на Чарли, в то время как судья пренебрежительно заявил:
      – Безумная идея. Женщин достаточно научить шитью и тому подобным вещам. Им незачем голосовать.
      «Уроки шитья? Ну, что ж, именно таких ошибочных суждений и можно было ожидать от судьи, который носит клетчатые подтяжки», – решила Кэт. Хотелось бы ей сказать пару резких слов этому старому дураку, однако следовало быть осмотрительной с человеком, в чьих руках находится финансовое благополучие ее семьи. И все же Харрисон Пондер оказался порядочным и принципиальным мужчиной.
      – Не все мы придерживаемся столь ограниченных взглядов на женское образование, мисс Кэтлин, – сказал он. – Надеюсь, я могу называть вас по имени?
      – О, конечно, – согласилась Кэт, решив, что вежливое обращение с этим человеком не повредит делу. Возможно, он даже более честно отнесется к вопросу о тяжбе, если быть с ним любезной.
      И Флеминг, и судья мрачно глядели на поверенного, но Пондер добавил:
      – Женщины не только могут голосовать на выборах в школьный совет, но даже могут управлять советами.
      – В самом деле?
      – Да, разумеется. Мой уважаемый коллега не упомянул об этом.
      – Я как раз собирался сказать об этом, – вмешался Чарли Максвелл.
      – Вот что мы получим, допустив женщин в палаты парламента – пустую болтовню, – неприязненно заметил судья. – Не желаю больше слышать подобных разговоров. Я вызвал обе стороны, потому что не хочу годами возиться с этим делом. Ничто не удручает присяжных больше, чем тяжба о верхушке месторождения. Давайте выслушаем какие-нибудь серьезные предложения.
      Коннор заговорил о причинах тяжбы, которая, как он твердо заявил, была с самого начала обусловлена нечестностью Флеминга. Чарли Максвелл рассуждал о законности, затем перешел к изложению того решения, которое удовлетворило бы его клиентов. Харрисон Пондер изложил, с бесчисленными кивками и поклонами в сторону Кэт, требования Флеминга. Судья заявил, что все эти обвинения и аргументы он уже слышал раньше, а теперь хотел бы узнать что-нибудь новенькое.
      – Мы хотим сделать предложение, – сказал Флеминг.
      Кэт отметила маникюр на его руках, чуть тронутые сединой темные волосы; злорадно заметила залысины на лбу, что явно портило тщательно приглаженную прическу. Ни на йоту не доверяла она этому человеку.
      – Мы слушаем, – резко бросил Коннор.
      Кэт улыбнулась поверенному Флеминга и прошептала, что надеется услышать предложение, которое бы стало серьезной попыткой решить дело полюбовно. Пондер казался обеспокоенным.
      – Пятнадцать тысяч, – заявил Флеминг. Коннор вскочил.
      – Пятнадцать тысяч! Это меньше, чем ваше первоначальное предложение, которое и без того было унизительным.
      – Берите деньги и уходите, – сказал Флеминг.
      – Я уверена, вы можете найти и более приемлемое решение, – сказала Кэт, бросая холодный взгляд на Медфорда Флеминга и улыбаясь его поверенному.
      – Мне бы тоже хотелось так думать, мисс Кэтлин, – проговорил Пондер.
      Коннор направился к выходу, что Кэт сочла крайне неучтивым. Чарли Максвелл предложил ей руку. Остальные тоже поднялись, когда Харрисон Пондер вдруг наклонился к Кэт и прошептал:
      – Могу я нанести вам визит, мисс Кэтлин?
      «Уж не собирается ли он предложить свои услуги по улаживанию дела между двумя сторонами?» – подумала Кэт.
      – Да, – прошептала она, – пожалуйста. Пондер подошел к судье.
      – Ваша честь, на этот раз я хочу отказаться от ведения дела, – заявил он.
      – Что? Ваше устранение отбросит нас назад на несколько месяцев, – проговорил судья.
      – Тем не менее, я должен отказаться вследствие… – он улыбнулся Кэт, – …столкновения интересов.
      – Эта женщина соблазнила моего поверенного! – воскликнул Флеминг.
      – Прошу прощения, – взорвалась Кэт. – Я ни разу в жизни не видела мистера Пондера до сегодняшнего дня.
      – Вношу протест по поводу оскорбления, нанесенного моей клиентке! – закричал Чарли Максвелл. – Она ни в коей мере не заинтересована в поверенном противоположной стороны.
      Пондер бросил на него самодовольный взгляд и удалился.
      Флеминг злобно прошипел:
      – Я буду с вами за это судиться.
      – Вы и так уже судитесь, – пробормотал Коннор.
      – Вот что получается, если допустить женщину в зал заседаний, – изрек судья.
      Кэт позволила Чарли помочь ей надеть пальто и обменялась пристальными взглядами с Коннором. Разумеется, она и не думала поощрять этого глупого поверенного. Гордо подняв голову, Кэт проплыла мимо Коннора, в то время как Чарли семенил следом, предлагая проводить ее домой.
      – Она не нуждается в провожатых, – грозно предупредил Коннор. – Мисс Кэтлин со мной.
      – Всего две минуты назад вы собирались уйти без меня, – бросила Кэт через плечо.

* * *

      – Вы понимаете, что это отбросит рассмотрение нашего дела в суде на несколько месяцев назад? – спросил Коннор после обеда.
      – Но я здесь не при чем.
      – Конечно, теперь мы можем позволить себе ждать, раз вам удалось настолько очаровать бедного Чарли, что он готов бесплатно оказывать нам услуги.
      – Я этого не добивалась. К тому же, он получит процент от прибыли.
      – Так вы разрешили Пондеру нанести вам визит или нет?
      – Ну, конечно. Я ведь думала, что он хочет поговорить о деле.
      – То же самое вы думали о Чарли.
      – Чарли и разговаривает со мной о деле.
      – И почему я ввязываюсь в эти идиотские споры с вами, Кэт?
      – Если предъявляется идиотское обвинение, то получается идиотский спор, – нашла Кэт достойный ответ и улыбнулась Коннору.
      Коннор засмеялся, и Кэт присоединилась к нему. Впервые она чувствовала себя легко с Коннором с тех пор… нет, невыносимо думать об этом. Но грех – великий разрушитель дружбы, и ей следует помнить это, когда они отправятся в путь.

      – Не понимаю, почему Дженни меня не любит, – призналась Кэт, когда вместе с Коннором выезжала из города в легкой коляске, направляясь на рудник Шона «Первая Жила».
      Коннор пожал плечами.
      – Наверное, она опасается, что мы собираемся пожениться. – Он взглянул на Кэт, но та отвернулась, и нельзя было увидеть выражение ее лица. – Как только Дженни поймет, что у нас нет такого намерения, то сразу успокоится. – И снова никакой реакции со стороны Кэт. Казалось, ее гораздо больше интересовали деревянные подпорки вдоль русла реки. – Это акведук, – пояснил Коннор, – для подачи воды на гидравлические сооружения.
      Кэт невидящими глазами смотрела на акведук, злясь на Коннора. «Интересно, был бы он так уверенным в себе, если бы наградил меня ребенком?» – подумала она. Кэт знала, что ребенка не предвидится, и нет причин беспокоиться по этому поводу.
      – Что это за нагромождения камней? – удивленно спросила она. Теперь, когда снег растаял, пейзаж оказался испещренным неприглядными обломками скал, как будто Бог от скуки собрал камни со всего света и зашвырнул их в эту речную долину между пиками горной гряды.
      – Это то, что осталось со времен первых золотоискателей и их беспорядочных разработок, – пояснил Коннор. – Похоже на преисподнюю, не правда ли?
      – Коннор, вам следует следить за своим языком, – предупредила Кэт. – Вы подаете плохой пример детям.
      – Это последствие многих лет, проведенных среди горняков, – ответил он. – Ребятишки тоже привыкают к этому. Они ведь не жили нигде, кроме лагерей горняков. – Коннор продолжал объяснять Кэт метод добычи золота с поверхности, который представлял собой промывку гравия и песка в специальных ситах и желобах. Таким образом, золото, более тяжелое, чем песок, отсеивалось. – Это нанесло огромный вред ландшафту, так как струи воды направляли прямо на стены каньона.
      – Разве они не могли убрать все это, когда переходили на другое место?
      – Им некогда было здесь задерживаться, – сказал Коннор. – В шестидесятых терпеливые и удачливые находили здесь миллионы золотом. Не нужно было вкладывать средства, достаточно жадности и желания проводить время в холоде и сырости. – Он остановил коляску и показал на вход в рудник, откуда начинался длинный туннель. Теснившиеся рядом строения выглядели примитивно и убого. – Это «Первая жила». Шон начал разрабатывать этот рудник в начале восьмидесятых, примерно в то время, когда встретил Ингрид.
      – Да, тогда Шон почти не писал мне, – согласилась Кэт. – Наверное, он проводил здесь день и ночь.
      – Шон довольно быстро нашел серебро. Отсюда руда подается вниз, в плавильню, которая находится а Огуречном ущелье. – Как раз в это время мулы вывезли из туннеля груженую повозку, и мужчины стали перебрасывать руду на тачки.
      Осмотрев рудник, Коннор остался доволен работой, но не объемом добычи.
      По пути на рудник «Роза Лорел» в Фарнкомб-Хилл Кэт нерешительно спросила:
      – А если… если что-нибудь случится с Шоном, кому по закону отойдут его рудники?
      – Вы хотите сказать, если он умрет? – напрямую переспросил Коннор. – Как он и говорил, половину унаследуете вы и будете управлять второй половиной, принадлежащей Ингрид. Любой, кроме ребенка, может владеть рудником в Колорадо. Ну, вот и «Роза Лорел», – сообщил Коннор, и добавил, что здесь добывают золото. – Я начал исследовать эту местность вскоре после того, как ушел из десятников на Сент-Джоне. Моя жена рвала и метала, когда я перевез ее и детей в хижину на окраине Монтесумы, хотя разница была невелика – те же сугробы в двенадцать футов вышиной, что и в Сент-Джоне.
      – Женщинам нравятся мужчины, которые могут обеспечить их хлебом насущным, – тихо проговорила Кэт, вспоминая слова матери.
      Коннор хмуро посмотрел на нее.
      – Я обеспечивал свою семью всем необходимым, но Роза все равно находила повод для ссор. Когда мы поженились, она заявила, что хочет жить в Колорадо-Спрингс, где живут богачи. Как будто у меня были такие деньги! – Он поддержал Кэт, так как коляска покачнулась на ухабистой дороге. – Мне пришлось устроиться на работу в Сент-Джоне, так как Дженни была на подходе. Потом у нас умер один ребенок между Дженни и Джимми, и Роза снова была беременна, когда я перебрался сюда… До родов оставалось несколько месяцев… – Коннор вздохнул. – Случилось так, что ребенок появился на свет раньше срока. Я в тот момент находился на руднике в Фарнкомб-Хилл. Роза умерла от кровотечения прежде, чем соседи смогли добраться до нашего дома, отрезанного от окружающего мира одной из поздних метелей. – Лицо его стало бледным и мрачным. – К тому времени, как я вернулся, чтобы сказать ей, что мы скоро разбогатеем, Розу уже похоронили… ее и ребенка.
      Кэт поежилась, думая о том, что пришлось пережить Коннору.
      – Дженни и Джимми были там, когда… когда Роза?..
      – Дженни побежала за помощью. Ей посчастливилось не погибнуть во время снежной бури. Потом детей месяцами мучили кошмары, хотя не думаю, что Джимми помнит сейчас об этом. Вскоре я перевез детей в Брекенридж.
      Они осмотрели рудник «Роза Лорел» и повернули обратно к «Гибсон-Хилл».
      – Отсюда виден рудник «Джамбо», – сказал Коннор. – А вот эти вагонетки направляются на «Кольцо Ингрид». – Он указал на пустые вагончики, вползающие в ущелье. – Я начал его разработку в восемьдесят четвертом. Вскоре ко мне присоединился Шон. Мы назвали рудник «Кольцо Ингрид», так как ей очень хотелось получить обручальное кольцо, сделанное из этого золота. Это месторождение приносит нам огромную прибыль.
      – Шон уже подарил ей кольцо? – с любопытством спросила Кэт, но Коннор оставил ее вопрос без ответа. Он придержал лошадь и спрыгнул на землю, пока его спутница разглядывала лагерь горняков – около двух десятков некрашенных строений с деревянными крышами. Возле одного из жилых домов Кэт заметила Хортенс.
      – Как дела, Хортенс? – поприветствовал ее Коннор.
      – Или мне заплатят, или я увольняюсь, мистер Маклод, – заявила Хортенс, подойдя к коляске.
      – Разберемся, – пообещал Коннор, помогая Кэт сойти на землю.
      До наступления сумерек они уволили управляющего «Кольцом Ингрид» Боба Дженкинса и назначили на его место одного из десятников.
      – Не понимаю, что взбрело Бобби в голову? Нам почти удалось остановить волнения на руднике, наняв Хортенс. Вы слушаете меня, Кэт?
      Они ужинали в престонском пансионе, который держал начальник почтового отделения Джон Шок. Кэт была занята тем, что разглядывала шляпку из грубой соломы с широкой зеленой лентой, которая завязывалась сзади бантом; она приобрела эту шляпу у миссис Хэти Шок по приезде в город.
      – Это ведь тот самый рудник, из-за которого идет тяжба? – спросила Кэт, отводя взгляд от покупки. – Не кажется ли вам, что Флеминг мог заплатить Дженкинсу, чтобы тот организовал беспорядки?
      Коннор внимательно взглянул на нее.
      – Посмотрим, удастся ли мне выяснить, где Дженкинс подстроит нам пакость в следующий раз.
      В пансионе было шумно, и Кэт долго не могла заснуть. К тому же она заметила у себя в постели несколько клопов, поэтому спала плохо и на следующее утро поднялась в полной готовности ехать дальше. Им предстояло путешествие на поезде до Диллона, где они должны были пересесть на ветку, идущую вверх по Десятимильному каньону.
      – Это Рэд-Пик, – сказал Коннор, показывая Кэт живописную местность вблизи Диллона.
      Кэт поймала себя на том, что мимолетное прикосновение Коннора к ее руке оказалось настолько волнующим, что она с трудом сосредоточилась на словах Коннора, а не на близости его лица и тела.
      – В восемьдесят втором году здесь действовало двадцать четыре рудника. Ни один из них не принадлежал мне, хотя тошно вспоминать, сколько раз я вгрызался в эту гору: копал сам или нанимал кого-нибудь. Я видел множество пород разных цветов, но так и не нашел жилу.
      – Разных цветов? – переспросила Кэт.
      – Да. Если вы видите изменение в цвете почвы или камня, то, возможно, вы наткнулись на месторождение руды. – Пока они не сошли с поезда, чтобы пересесть на ветку, ведущую к руднику «Покойная жена», Коннор дал ей урок геологии, а Кэт едва не свернула себе шею: то высматривая отвесные скалы каньона, то переводя взгляд вниз, на бурный Десятимильный ручей.
      «Покойная жена»? Кэт не верилось, что рудник может иметь такое название.
      – В то время я был очень несчастен, – пояснил Коннор. По его голосу Кэт поняла, что он все еще тоскует о жене. – Вскоре после переезда в Брекенридж я познакомился с Одноглазым. Он-то и рассказал мне о залежах серебра в Десятимильном каньоне. Мы заключили сделку: Одноглазый должен был присматривать за детьми, пока я обследую Лосиную гору. А так как я никогда не оказался бы там, если бы не смерть Розы, то решил назвать рудник «Покойная жена». Надо сказать, вдовцом я оказался гораздо более удачливым старателем. После того, как вдоль Рио-Гранде проложили дорогу от Денвера до Лидвиля, рудник стал быстро развиваться. Я предложил вашему брату стать моим партнером, и вскоре он нашел здесь «Серебряную сигару» и «Сестру Кэти».
      – Шон назвал рудник моим именем? Коннор улыбнулся.
      – Думаю, что так, если только у вас обоих нет какой-нибудь сестры, которую зовут Кэти.
      – Шон обычно называл меня так, когда я была маленькой.
      – А «Серебряную сигару» он обнаружил случайно, когда тушил каблуком сигару в том месте, где порода выходила на поверхность.
      Коннор рассмеялся, вспомнив об этом.
      – Ему же нельзя курить! – воскликнула Кэт. – Ведь у него бронхит!
      В Десятимильном каньоне внимание Кэт привлекли рудничные строения, словно прилепившиеся к высоким уступам; их крыши были сделаны с наклоном прямо от самой скалы, чтобы лавина, сходящая сверху, не задела постройку. Впервые Кэт увидела огромные дробилки, показавшиеся ей чудовищными; видела оставшиеся после дробления выбросы, бесплодные и неприглядные, словно незаконнорожденные отпрыски гор. Страсть человека к обогащению привела к появлению пейзажа, который никогда не узнает весеннего цветения и зарождения новой жизни.
      Задавшись целью увидеть весь процесс добычи руды, Кэт спускалась на подъемнике вниз по вертикальной шахте, которая вела вглубь горы. Нацепив каску и зажав в руке свечу в грубом подсвечнике, она пробиралась по туннелям и пещерам, поеживаясь при мысли, что свод поддерживают лишь хрупкие деревянные крепления, которые могут в любой момент рухнуть. Кэт вовсе не радовала перспектива оказаться погребенной под тоннами скальной породы.
      «И почему Шону так нравилась эта жизнь? – недоумевала Кэт. – Почему он по своей воле пошел работать в шахту, хотя мог остаться на поверхности, не подвергаясь опасности и сохранив здоровье?» Здесь внизу люди кашляли так же, как и ее брат. Кэт почувствовала, что не может вдохнуть полной грудью, так как в воздухе было слишком много пыли.
      Они провели инспектирование спальных помещений, тесно заставленных койками, загроможденных пожитками горняков и пропитанных запахом пота и сигар. Кэт и Коннор приняли приглашение пообедать вместе с рабочими на руднике «Серебряная сигара» на Овечьей горе. Это была чудовищная трапеза, состоявшая из тушеного мяса с клецками, содовых бисквитов, пирога и пудинга. Когда Кэт поразилась огромному количеству пищи, Коннор ответил, что мужчины работают по десять часов в день.
      – Если вы думаете, что сейчас подали слишком много еды, вам нужно посмотреть, каким бывает завтрак.
      Кэт получила некоторое представление об этом, листая книги продуктовых закупок. Ветчина, бекон, колбаса, яйца, сухофрукты, составные части для блинчиков и оладий, овсянка, кофе – все, что люди едят на завтрак, подавалось и здесь. Кэт была рада этому, так как раньше жизнь рабочих на рудниках представлялась ей беспросветной. По крайней мере, они хорошо питались.
      – Слышал, ты уволил Бретта Конклина, – сказал Коннор управляющему на руднике «Сестра Кэти», в то время как Кэт проверяла список закупок.
      – Да, я снова поймал его на воровстве. Прятал самородки в сапогах.
      – Кто-нибудь еще имел к нему претензии?
      – Да, но теперь все в прошлом. Бретт умер. Подорвался на порохе. На его могильном камне написано: «Здесь покоится Бретт Конклин, разорванный на кусочки. Хорошо, что избавились от него». – Заметив взгляд Кэт, полный ужаса и недоумения, управляющий пояснил: – Он воровал почти у всех.
      – А чем занимаются мужчины в свободное время? – спросила Кэт, когда они возвращались назад.
      – Играют в карты, пьют и спят, – ответил Коннор.
      – Пьют?
      – Даже не думайте, Кэт, – предупредил он. – Мы не можем допустить беспорядки на рудниках. А ваши проповеди неизбежно приведут к недовольству рабочих.
      Кэт уступила и сменила тему разговора, хотя ей очень не понравилось, что здесь, на руднике Шона, горняки пьют ночи напролет. Если бы они понимали, к чему это может привести.
      – Не понимаю, почему здесь нет деревьев? – спросила Кэт, когда они подъезжали к Фриско.
      – Здесь по всей округе самое прибыльное дело – обжиг древесного угля. Большие деревья рубят на крепеж для рудников. Деревья поменьше и ветки больших деревьев идут на получение древесного угля.
      – Но ведь то же самое творится и вокруг Брекенриджа!
      – За эти годы леса сильно пострадали от пожаров. Индейцы племени юта устраивали пожары для загона добычи или чтобы преградить дорогу равнинным племенам, когда те шли в горы на охоту. Кроме того, в этих краях причиной пожара часто становятся молнии.
      – Интересно, а как здесь было раньше? – задумалась Кэт.
      – Очень красиво, – вздохнул Коннор. – Мы с отцом путешествовали здесь еще до того, как природе нанесли такой ущерб. Это была благословенная страна. Я до сих пор люблю ее.
      Кэт кивнула.
      – Я тоже полюбила этот край. Вы видели те желтые цветы под снегом? Я не могла поверить своим глазам.
      – Весной и летом вы увидите столько цветов, что и представить себе трудно, – сказал Коннор. – Водосбор, шпорник… всех названий я и не помню.
      Главная улица Фриско казалась широкой, утопающей в весенней грязи и запруженный лошадьми, колясками, вьючными обозами и повозками с рудой. Самым приятным зрелищем для уставшей Кэт явилось здание отеля – двухэтажное строение с восемью длинными узкими окнами вдоль каждого из двух этажей. Восемь столбиков поддерживали крышу первого этажа, прикрывавшую приподнятый деревянный тротуар.
      Вытянувшись в своей постели, Кэт радостно вздохнула, думая, что последние два дня были самыми счастливыми в ее жизни, а Коннор Маклод самый интересный собеседник, которого она когда-либо встречала.
      На следующий день их путешествие стало еще более невыносимым. Направляясь по ветке от Диллона до Кистоуна, они тряслись в товарном вагоне. На улицах Монтесумы Коннора постоянно окликали самые разные люди.
      – Приходи, поиграем, – пригласил один из них. Коннор отказался.
      – Что это за игра? – спросила Кэт, когда он пояснил, что все эти мужчины – его давние знакомые.
      – У них здесь идет круглосуточная игра в покер; даже несмотря на закон, запрещающий азартные игры, принятый, кажется, в восемьдесят втором, находится немало желающих испытать судьбу.
      – А почему шериф не прекратит это? – Кэт в сотый раз попыталась сесть поудобнее на жестком сиденье повозки, где она занимала место между кучером и Коннором.
      – А чего шериф нам сделает? – заявил кучер. – Никто ж не пойдет голосовать на выборах, ежели он отменит покер в городе.
      – Придешь навестить Дикси, Коннор? – окликнул его какой-то мужчина от дверей салуна.
      – Кто это, Дикси? – спросила Кэт. Одноглазый часто упоминал это имя. Она повернулась к своему спутнику и заметила, что от смущения на скулах Коннора появились красные пятна.
      – Я не бываю у Дикси, – пробормотал он, а Кэт поджала губы, сообразив, что за женщина эта Дикси.
      – Вот и приехали, – объявил кучер, останавливая лошадей перед пансионом с меблированными комнатами. Коннор спрыгнул на землю, снял багаж, а затем помог Кэт сойти с высокого сиденья.
      – Отсюда мы прямо сейчас поедем дальше, – сказал он, давая понять, что не собирается обсуждать Дикси, – но придется ехать верхом.
      – Верхом? – Кэт так надеялась, что ее усталые косточки найдут утешение на мягкой постели гостиницы.
      – Верхом на лошадях, – повторил Коннор.
      Кэт вспомнила, как по пути в Брекенридж читала книгу Изабеллы Берд и какой увлекательной казалась ей тогда поездка верхом по горам. Теперь, столкнувшись с перспективой действительно оказаться верхом на лошади, она испытывала огромное желание сказать Коннору, что останется в пансионе и навестит хозяйку, у которой жила Гертруда Бригл, когда учительствовала в школе Монтесумы.
      – Как же Гертруде живется в большом городе? – расспрашивала Кэт хозяйка пансиона, показывая им комнаты, чтобы они могли переодеться в костюмы для верховой езды.
      – В большом городе?
      – Ну да, в Брекенридже. Там ведь есть железная дорога? Вот это я и называю большим городом. А теперь обратите внимание: простыни у меня чистые, такими и должны остаться. Те, кто напиваются допьяна и валятся на кровать в грязной одежде, долго здесь не задерживаются. И я не люблю, когда меня будят по ночам, так что если пойдете на костюмированный бал, не шумите, когда будете возвращаться. Только посмейте потревожить меня, выгоню сразу же.
      – Да, мэм, – смиренно ответила Кэт, раздумывая, сколько же постояльцев лишились номера только за то, что валялись одетыми на чистых простынях.
      Она вышла на улицу и обнаружила, что Коннор уже ждет ее с двумя оседланными лошадьми. О Боже, что делать? Кэт понятия не имела, как садиться на лошадь, но не собиралась в этом признаваться.
      – Давайте я помогу вам, – предложил Коннор. Мило улыбнувшись, Кэт поставила ногу на его ладонь, и Коннор почти забросил ее в седло, испугав до смерти.
      – Вот черт, вам нужна юбка с разрезом, – проворчал он, садясь на своего коня. – В Монтесуме не так много женщин, а дамских седел и того меньше.
      Лошадь Кэт безо всякого понукания со стороны всадницы затрусила вслед за конем Коннора. Кэт обескураженно заметила, что из-за неподходящей юбки ее лодыжки оказались на виду. Когда до рудника «Запоздалый» осталось около мили, Коннор сказал:
      – Я догадываюсь, что вы никогда прежде не ездили верхом.
      Кэт упрямо молчала. Она едва не плакала, устав от столь тяжелого путешествия.
      – Почему вы мне ничего не сказали? У Шона нет доли в «Запоздалом», поэтому вам можно было не ехать.
      – Почему вы назвали рудник «Запоздалый»? – спросила Кэт, пытаясь отвлечь внимание спутника от своего неумения ездить на лошади.
      – Я узнал об этом месторождении до того, как отправился в Фарнкомб-Хилл. Если бы я сразу застолбил участок и работал здесь, вместо того, чтобы гоняться за фарнкомбским золотом, Роза, может быть, не умерла бы.
      – В этом нет вашей вины, – успокоила его Кэт. – Многие женщины умирают от родов, и даже окажись вы рядом, вряд ли вы смогли бы ей помочь.
      Коннор вздохнул.
      – Вы правы. – Он сменил тему разговора. – Это богатый рудник, но выбирать из него руду очень тяжело и дорого. Даже после доставки руды вниз требуется немало усилий, чтобы перевезти ее.
      Пока они поднимались по узкой крутой тропинке, Кэт молила Бога, чтобы лошадь не оступилась. Коннор, казалось, не замечал опасности. Он пристально смотрел вверх на рудник, до которого все еще было далеко.
      – Я собираюсь установить здесь вагонетки, такие, как на ближнем руднике. Говорят, что в Аспен проведут электричество; тогда можно будет сделать электрифицированную дорогу.
      – Электричество? – рассмеялась Кэт. – Да ваши вагонетки не пройдут и сотни метров. Однажды в Денвере меня взяли посмотреть на электрический трамвай. После грандиозной шумихи пошел дождь, и трамвай не поехал. Газеты много писали об этом случае. Какая польза от электричества, если оно боится дождя?
      Коннор усмехнулся.
      – Похоже, Кэт, вы не очень-то доверяете современной науке.
      На руднике Кэт получила несколько предложений руки и сердца к большому неудовольствию Коннора.
      – Но я же не виновата, – робко оправдывалась Кэт в то время, как лошади осторожно спускались по тропе. Снег слегка подтаял, отчего животные постоянно оступались. – Я не просила их делать мне предложение.
      – Невыносимо думать, сколько предложений вы получите сегодня вечером. Особенно, если наденете то платье.
      – Вы же сказали, что это будет костюмированный бал, поэтому я и обзавелась соответствующим платьем, – ответила Кэт. Она закрыла глаза и быстро зашептала молитву, так как лошади ступили на самый опасный участок дороги. Ей крупно повезет, если она останется в живых до этого бала. Если уж Коннор беспокоится об этом платье сейчас, то что будет, когда он увидит его на Кэт! Зеленый шелк подчеркнет цвет ее глаз, а серебристо-серые перчатки и вставки придадут образу определенную сдержанность. А рюши, оставляющие открытыми плечи и спускающиеся вдоль глубокого выреза на груди, просто не могут не привлечь внимание мужчины.
      Коннор и представить себе не мог, какую соблазнительную женщину ему предстоит сопровождать. Новый корсет выгодно подчеркивал талию, одновременно приподнимая грудь. Юбка, ниспадающая свободными складками, была украшена россыпью мелких звездочек. Кэт собственноручно вырезала их из фольги и нашила на платье. В конце концов ей пришлось признать, что наряд получился слишком экстравагантным, Ну, что ж, может, это и к лучшему. Если Коннор будет шокирован, увидев ее в этом платье, то Кэт получит возможность вновь приняться за обдумывание планов борьбы за трезвость в Брекенридже. Должно быть, Коннор предпочтет оставить ее дома одетой как можно менее вызывающе. Кэт улыбнулась самой себе.
      – Почему вы улыбаетесь? – поинтересовался Коннор, когда они миновали одно из опасных мест.
      – Я думала о предстоящем вечере, – ответила Кэт.

* * *

      – Спокойной ночи, – прошептал Коннор, помня о том, как опасно будить хозяйку.
      – Спокойной ночи, – прошептала в ответ Кэт и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку от избытка радости. – Я чудесно провела время.
      – Я заметил, – сухо проговорил Коннор. Довольная тем, что ее поцелуй застал Коннора врасплох, Кэт хихикнула. Потом, пританцовывая, вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Какой чудесный вечер она провела! Замечательная музыка, приятные люди… Кэт не пропустила ни одного танца, стараясь никого не обидеть отказом. Каждый из партнеров счел необходимым отметить, как она хороша собой, какое у нее красивое платье. И хотя Мейв неустанно твердила, что настоящая красота скрыта глубоко внутри, все равно приятно было слышать комплименты. Даже Коннор сказал, что она прекрасно выглядит, и не стал критиковать слишком глубокий вырез платья.
      Не раз Кэт ловила на себе его пристальный взгляд.
      Радостные воспоминания оборвались, стоило Кэт принюхаться к воздуху в своей комнате. Странно. Что это за запах?
      И, разумеется, последовали неизбежные предложения руки и сердца. И в ответ на каждое Кэт приглашала поклонника посетить ее дом в Брекенридже и познакомиться с одной из молодых леди из Чикаго. Коннор с трудом переносил все эти предложения и признания в любви, некоторые он даже слышал. «Сам виноват, – решила Кэт. – Не будет подслушивать».
      Она снова принюхалась. Похоже на запах алкоголя. Наверное, это какое-нибудь чистящее средство. Как мило со стороны хозяйки сделать уборку в ее комнате. «Уж на этот раз клопов не будет», – подумала Кэт. Где же лампа? Кэт настолько погрузилась в свои мысли, что не обратила внимание па темноту в комнате. Вытянув руку, она наткнулась на стену.
      Кэт решила найти кровать и раздеться в темноте. Она зевнула и, с вожделением думая о чистых простынях, наощупь двинулась вперед, пока, наконец, не наткнулась на кровать. Протянув руку, чтобы откинуть покрывало, Кэт замерла от ужаса. Потом, повернувшись, она пулей вылетела в коридор и, задыхаясь, вне себя от страха, ворвалась в комнату Коннора.
      – Там… там кто-то в моей комнате, – запинаясь проговорила она, падая в его объятия.
      Коннор озадаченно посмотрел на нее, потом подхватил лампу и отправился расследовать происшествие. Кэт последовала за ним, но в комнату войти побоялась, остановившись на пороге.
      – Видите, я же зам говорила, – прошептала она, в то время как Коннор озадаченно рассматривал крупного мужчину, спящего на кровати Кэт. Он тряхнул незнакомца за плечо, но тот даже не пошевелился.
      – Похоже, парень пьян вдребезги и не проснется до утра.
      – А нельзя ли вытащить его в холл? – Кэт все еще дрожала, в ужасе от одной только мысли, что она могла забраться в постель к незнакомому мужчине.
      – Он весит фунтов триста, – мрачно заметил Коннор. Он обернулся и увидел, что Кэт вся дрожит. – Идите в мою комнату и завернитесь в одеяло. У вас такой вид, будто вы замерзли до смерти.
      Кэт не стала говорить, что дрожит от страха, и поплелась в комнату Коннора, который присоединился к ней через несколько минут.
      – Я ничего не могу поделать, Кэт. – Он закрыл дверь и сел на единственный стул. Кэт, дрожа, присела на кровать. – Мы столкнулись с проблемой, – констатировал Коннор. – Комната одна, а нас двое. Хозяйка выгонит нас на улицу, если мы ее разбудим.
      – Но если мы ей расскажем…
      – Поверьте, она не станет сочувствовать нам. – Коннор неприязненно взглянул на Кэт. – Полагаю, вы ждете, что я уступлю вам мою кровать.
      – Тогда где будете спать вы? – Кэт с трудом боролась со слезами. Она так устала и продрогла. Монтесума – не Брекенридж, здесь все еще стояла зима.
      – Вы когда-нибудь слышали о связывании? Кэт покачала головой, но ей показалось, что это нечто неподобающее; во всяком случае, не для тех, кто уже однажды предался плотскому греху.
      – Это старинный обычай. Обрученные спали в одной постели, но между ними клали доску.
      – Мы не обручены, и у нас нет доски. – Можно ли было расценивать это как предложение выйти за него замуж? Сердце Кэт подпрыгнуло от волнения.
      – Мы положим между нами подушки, поспим хоть немного, а рано утром уедем, чтобы никто не обнаружил, что мы спали в одной комнате, – деловито предложил Коннор, словно речь шла о покупке мулов или о постройке Дидериком еще одного сарая позади дома.
      – Я, право, не знаю… – промямлила Кэт.
      – Я хорошо усвоил урок, Кэт, – сказал Коннор с серьезным видом. – Вы будете в полной безопасности.
      Значит ли это, что он больше не считает ее привлекательной? На балу Коннор вел себя иначе. Или все дело в платье? Неужели он рассердился на нее из-за такого пустяка? Кэт вдруг почувствовала необъяснимую печаль.
      – Моя одежда… в другой комнате, – тихо проговорила она. Какая нелепая ситуация: Кэт считает, что подвергается большой опасности, проводя ночь в одной постели с Коннором, а он не видит в этом ничего особенного.
      Через пару минут Коннор вернулся с ее багажом.
      – Я выйду в холл, пока вы переодеваетесь. Вряд ли вам удастся выспаться в корсете.
      Кэт кивнула, быстро разделась и скользнула под одеяло, предварительно установив подушки на середине кровати. «Не следовало бы мне делать этого, – сказала она самой себе, в то время как сердце бешено колотилось при мысли о том, что рядом с нею будет лежать Коннор. – Это только потому, что он сказал, что усвоил урок… какой урок? Бог никогда не простит меня, если я…»
      Коннор вошел в комнату и, не говоря ни слова, задул лампу. Как будто он находился в спальне один. Кэт задумалась: действительно ли он настолько равнодушен к ней, или просто ждет подходящего момента, чтобы наброситься на нее? Дрожа от страха и холода, Кэт прислушивалась к шагам Коннора. Она почувствовала, как прогнулась кровать под его весом, и он сдвинул подушки, освобождая для себя место. И опять ни единого слова.
      «Это ужасно, – думала Кэт. – Грешно. Между нами всего лишь немного перьев. А всем известно, какие похотливые существа мужчины. Мама не раз предупреждала меня, а она убедилась в этом на своем собственном опыте. Беременна в ее-то возрасте! Это могло бы случиться и со мной. Наверняка, это платье навело его на мысль, что я не возражала бы…»
      Кэт нахмурилась, прислушиваясь. Коннор дышал глубоко и ровно, как спящий человек. А не притворяется ли он, чтобы застать ее врасплох? Может он… Кэт зевнула, понемногу согреваясь в теплой уютной постели. «Все-таки Коннор приятный мужчина, – подумала она, – …но греховодник… – Кэт перестала дрожать и снова зевнула. – …Нужно быть начеку… не смыкать глаз…»

* * *

      Кэт пошевелилась один раз за ночь, когда Коннор перевернулся на другой бок. Они лежали спина к спине, подушки съехали в изножье кровати. Кэт подумала, что надо бы восстановить границу, но ей так хотелось спать, что она снова сунула нос под одеяло и заснула.

* * *

      Кэт открыла глаза и обнаружила, что лампа зажжена, а Коннор уже одет.
      – Вы передумали? – спросила она, недоумевая, уж не оказался ли он менее равнодушен к ней, чем ей показалось. Не пытается ли он избежать искушения? А может, он ей не доверяет? Кэт нахмурилась.
      – Скоро утро. Одевайтесь, и мы отправимся, – прошептал Коннор прерывая ход ее тревожных мыслей.
      – Утро? – Они проспали бок о бок всю ночь, и даже не… – Мы это сделали, Коннор! – воскликнула Кэт.
      – Что вы имеете в виду? – удивленно спросил он. – Мы ничего не сделали.
      – Я знаю. Именно это я и имею в виду.
      Кэт одарила его такой обворожительной улыбкой, что Коннора охватило сожаление за то, что он вел себя по-джентльменски.

      Домой они возвращались поездом от Кистоуна. В противоположность веселому настроению Кэт, Коннор чувствовал себя отвратительно. Он понимал, почему Кэт так радуется: они провели ночь в одной постели и не совершили «плотского греха», как выразилась Кэт в прошлый раз. Но, черт возьми, чего она ожидала? Что он спихнет подушки на пол и возьмет ее силой? Надо сказать, Коннор с трудом удержался, чтобы не сделать этого, но, кажется, Кэт не так уж довольна этим обстоятельством. Может быть, она считает его привлекательным и сожалеет, что устояла перед искушением? Коннор улыбнулся, впервые за все время их обратного пути.
      – Вы ведь согласитесь, не так ли? – воскликнула Кэт.
      – Что?
      – О, спасибо, Коннор. Это будет так весело. Он безнадежно пытался отыскать утерянную нить беседы.
      – Если мы найдем новое месторождение, то станем партнерами.
      Поиск месторождений… Она хотела, чтобы Коннор взял ее в экспедицию?
      – Где мы будем искать в первую очередь? – не унималась Кэт.
      – Ниггер-Хилл, – не задумываясь ответил Коннор.
      Кэт нахмурилась.
      – И зачем кому-то понадобилось так называть это место? Особенно, если учесть, что мистер Форд достойный гражданин Брекенриджа. Должно быть, ему очень неприятно слышать это название.
      – Это место так назвали в его честь, – объяснил Коннор. – В самом начале у него и еще нескольких негров-старателей украли участки на этом холме. Какой-то поверенный из Денвера смог надуть Барни, потому что цветным не разрешалось подавать заявки на участки. Люди до сих пор думают, что он зарыл там золото. Барни говорит, что всякий раз, когда он покидает город, народ идет за ним по пятам в надежде узнать, где он спрятал сокровища. Это его чертовски раздражает.
      – Следите за своим языком, Коннор, – одернула его Кэт. – Значит, вы хотите вести разведку на этом холме… ладно. Но я не буду называть это место Ниггер-Хилл. Мы станем искать золото мистера Форда?
      – Разведка месторождений – это ваша идея. Я выбрал Ниггер-Хилл потому, что он находится неподалеку.
      – А, понимаю. Вы решили, что я ничего не найду, поэтому не хотите терять время, забираясь слишком далеко. Ну, что ж, я согласна.
      Коннор наблюдал за Кэт, отвернувшейся к окну.
      Она ведет себя как женщина, равнодушная к его чарам. Тоже неплохо.

* * *

      Настроение Коннора не улучшилось, когда они приехали в Брекенридж и обнаружили, что произошел пожар, разрушивший среди прочих зданий несколько строений, принадлежавших ему, а также ресторанчик Барни Форда. Кэт была преисполнена сочувствия к Барни, но ни слова не сказала о потерях Коннора.
      Затем они направились к своему дому, где выяснилось, что Дидерик взялся делать затейливую резную решетку на той стороне крыльца, что была на половине Кэт, не закончив новую комнату для Дженни, которая пребывала в удрученном состоянии духа.
      – Как красиво! – воскликнула Кэт, разглядывая декоративную решетку. – Дженни, может быть, ты поживешь в моей комнате, пока Отто…
      – Да я лучше умру! – возмутилась девушка. Кэт вздохнула.
      – Я посажу здесь душистый горошек. Кто-то мне говорил, что он очень красиво цветет. Горошек будет виться по решетке…
      – И фы закрыть мой решетка цфетами? – завопил Дидерик. – Мой решетка – произфедений искусстфа.
      – Забудь об этой чертовой решетке и заделай дыру в комнате моей дочери, – сердито потребовал Коннор.
      – Дыра есть на фаша сторона, – сказал Дидерик, – а я работать на миссус Фицджеральд.
      – Ты ни на кого не сможешь работать в этих местах, если не сделаешь то, что я тебе говорю. Кэт, я извиняюсь за Дженни. Она… не знаю, что с ней творится.

* * *

      Колин переходила на другую сторону улицы каждый раз, как видела на тротуаре более двух представителей мужского пола, поэтому Кэт беспокоилась, успеют ли они вовремя встретить на станции очередную протеже ее матери, Мэри Бет Халлоген.
      – Колин, посмотри, какая грязь. Ты и вправду хочешь идти напрямик?
      – Да, – твердо заявила та, завидев у парикмахерской нескольких мужчин навеселе.
      Кэт схватила ее за руку и потащила за собой, но, сделав несколько шагов, остановилась.
      – Джимми Маклод, что ты здесь делаешь? – Растолкав слоняющихся по улице парней, она выхватила у двенадцатилетнего сына Коннора самодельную сигару. – Почему ты не в школе?
      – Да, Джимми, почему ты не в школе? – передразнил мальчика один из его друзей.
      Кэт повернулась и столкнула оторопевшего парня с тротуара прямо в грязь.
      – Колин, не убегай, – приказала она, заметив, что Колин готова сбежать. – Ты проследишь, чтобы Джимми немедленно вернулся в школу Святой Гертруды. А ты молчи! – рявкнула Кэт на одного из мальчишек, открывшего было рот. Тот поспешно ретировался вместе со своими дружками, бросив покрасневшего Джимми разбираться с Кэт. – Подумать только, Джимми, ты прогуливаешь школу! – обратилась она к мальчику. – Колин, твой христианский долг проследить за тем, чтобы он вернулся в школу сестер Святой Гертруды.
      – А нельзя ли мне тоже там остаться? – спросила Колин.
      – Думаю, что можно. На обратном пути я за тобой зайду.
      Кэт продолжила свой путь на станцию. С наступлением весны Брекенридж заметно оживился. Улицы запрудили толпы людей, повозки и экипажи. Городок стал чрезвычайно шумным: погонщики кричали, лошади ржали, колокола звенели, паровозы свистели. Кэт перешла через мост в западную часть города и едва успела к прибытию поезда.
      Не успела она ступить на платформу, как начальник станции попытался отправить ее обратно.
      – Леди здесь не садятся в поезд, – заявил он.
      – А я и не сажусь, я встречаю.
      – Вам не стоит здесь находиться, мэм. К тому же, тут никто не сходит.
      – Вы ошибаетесь, – возразила Кэт, показывая на молодую женщину, выходившую из вагона. – Эй, вы Мэри Бет Халлоген?
      – Да, – ответила та.
      Кэт договорилась о доставке багажа Мэри Бет и попрощалась с начальником станции, который настоятельно советовал им не идти назад пешком, во всяком случае НЕ ОТСЮДА.
      – Да здесь недалеко, – успокоила его Кэт. Может быть, он какой-нибудь женоненавистник, раз не пускает женщин на свою станцию?
      Мэри Бет Халлоген сразу же понравилась Кэт.
      Она и бровью не повела, когда самые разные люди окликали их по пути домой.
      – Приветливый город, – заметила Мэри Бет. – Попробуй найди в Чикаго кого-нибудь, кто поздоровался бы с незнакомым человеком.
      Они зашли за Колин, и та удивила приезжую, заверив ее, что город – ужасное место, но в нем имеется церковь, два священника, дом сестер-бенедиктинок, монастырская школа, больница…
      Мэри Бет прервала перечисление богоугодных заведений, согласившись, что уже упомянутых религиозных учреждений вполне достаточно, чтобы удовлетворить запросы самого ревностного католика.

* * *

      – Я не хочу ходить в школу к монахиням, – пожаловался Джимми, когда Коннора известили о его неблаговидном поступке.
      – Смотри, парень. Я заберу тебя из школы и заставлю курить до тех пор, пока тебя не вывернет наизнанку, – посмеиваясь ответил Коннор, чем заслужил неодобрение со стороны Кэт. – Что касается школы, то я заплатил за твое обучение, так что ходи.
      – Да, сэр, – сердито пробубнил Джимми.
      – Тетя Кэт, – попросила Фиба, – ты обещала рассказать сказку.
      Радуясь, что Коннор разобрался с Джимми, Кэт усадила Фибу на колени, позвала Шона-Майкла и начала:
      – Я вам когда-нибудь рассказывала о Святом Георгии и драконе? – «Жития Святых», прочитанные ею в детстве, пришлись очень кстати.

* * *

      Пронзительный женский крик заставил Кэт выскочить из постели. В проходной комнате она обнаружила Колин в ночной рубрике, прижимающуюся к печке, в то время как Коннор бранился во весь голос.
      – Что случилось? – спросила Кэт.
      – Я только что наткнулся на еще одну чикагскую девицу, – крикнул он и вышел, хлопнув дверью. Колин залилась слезами.
      – Что ты там делала? – Кэт проводила девушку в спальню.
      – Молилась, – проговорила Колин. – Мэри Бет… – Она снова разрыдалась.
      – Что сделала Мэри Бет?
      – Она… сказала… что я мешаю ей спать, – всхлипывала Колин. – Я молилась, а она…
      Кэт всплеснула руками.
      – А ты не могла молиться потише?
      – Пресвятая Богоматерь может и не услышать меня. Откуда я знаю…
      – Что за шум? – спросила Мэри Бет, высовывая из-под одеяла голову в ночном чепце. – Я не могу нормально работать днем, если не высплюсь как следует.
      – Я вполне согласна с тобой, – сказала Кэт. – А теперь, Колин, ложись спать.
      Кэт надела халат и направилась к двери Коннора.
      – Ничего не желаю слышать, – заявил он, едва Кэт приоткрыла дверь. – Я сыт по горло чикагскими сиротками. Они уже у меня в заднице сидят…
      – Вот уж действительно! – Кэт резко повернулась и удалилась. Что за хам! Коннор посмел так выругаться в ее присутствии! Ведь она не виновата, что Колин такая глупышка.
      На следующее утро Колин исчезла. Никто не слышал, как она выскользнула из дома.
      – Я крепко сплю, – ответила Мэри Бет па расспросы Кэт и снова принялась подметать крыльцо. К тому времени она уже успела подать завтрак и выскрести кухню.
      На вопрос, не знает ли он о местонахождении Колин, Коннор заявил:
      – Надеюсь, она в Чикаго, и больше не вернется.
      Кэт не разговаривала с ним весь день, пока шериф занимался поисками пропавшей. Наконец Колин была обнаружена в обители Св. Гертруды.
      – Я думала, ты знаешь, что она здесь, – объяснила сестра Фредерика.
      – Думаю, у этой девочки настоящее призвание к монастырской жизни, – добавила преподобная мать Хильда.
      – Вы хотите сказать, что Колин собирается стать монахиней? – Кэт не знала, что делать. – Что скажет моя мать? Она прислала сюда Колин, чтобы я выдала ее замуж.
      – Ты так и сделаешь, – сказала сестра Анастасия. – Стать Христовой невестой дано не каждой.
      – Просто считай, что Колин – твой дар церкви, – посоветовала сестра Фредерика.
      Вернувшись домой, Кэт сказала Коннору:
      – Вы своим грубым языком довели бедную девочку до того, что она ушла в монастырь.
      – Ну, слава Богу, вы разговариваете со мной! – воскликнул Коннор.
      – Нет, не разговариваю. – Еще несколько дней она не обращала внимания на Коннора, в то время как дети посмеивались, наблюдая за бурей, разразившейся в мире взрослых. Одноглазый был на стороне Коннора, Мэри Бет – на стороне Кэт, а Ингрид, как всегда, спала или отсутствовала.

* * *

      Коннор обнаружил, что ему недостает разговоров с Кэт, ее открытой улыбки. Он скучал по их беседам в конце дня, по ее смеху, но не представлял себе, как помириться. Неужели Кэт действительно думает, что он виноват в бегстве Колин? Девушка и так проводила в монастыре все свое время, а теперь она и спала там, освободив место в его и без того переполненном доме.
      Мэри Бет стоила четырех таких девиц, как Колин, и Кэт, разумеется, видела это. Может быть, Кэт все еще сердилась из-за его крепких выражений? Но ведь он не мог взять их обратно. Так как же восстановить их былую дружбу? Может быть, сделать ей подарок? Но что подарить женщине, которая является скорее другом, чем…
      – Прекрати сейчас же этот чертов грохот! – прикрикнул Коннор на плотника и обеспокоенно огляделся: не слышала ли Кэт, как он снова выругался.
      – Но я же не могу поштроить комната без стука, – крикнул в ответ Дидерик и снова взялся за молоток.
      Коннор хитро прищурил глаза. Неприязнь к плотнику натолкнула его на хорошую мысль. Ехидно улыбаясь, он отправился к миссис Макнафт.
      – Мир? – Коннор протянул Кэт небольшой деревянный ящик.
      – Что это? – спросила Кэт. Ящик был заполнен комочками грязи с зелеными ростками, проклевывавшимися то тут, то там.
      – Душистый горошек, – улыбнулся Коннор.
      – О! – Лицо Кэт озарила радостная улыбка. – Где вы это взяли?
      – Выкопал.
      Кэт захлопала в ладоши. Как раз в это время из-за угла появился Дидерик и заглянул в ящик.
      – Фы хотеть закрыть мой решетка фот этими…
      – Да, хочу, – перебила его Кэт. – А разве ты сейчас не должен заниматься строительством новой комнаты?
      Дидерик удалился с мрачным видом. Коннор самодовольно улыбнулся.
      – Я прощен?
      Ладно… А вы возьмете меня разведывать месторождения?
      – Когда? – осторожно поинтересовался Коннор.
      – Прямо сейчас. Я только надену капор.
      – Возьмите и теплое пальто, – предупредил Коннор.
      – В мае? Вы шутите?
      – Я никогда не шучу насчет погоды.

* * *

      – Если бы не было так холодно, я бы чувствовала себя самой счастливой на свете, – заявила Кэт, поудобнее устраиваясь на сиденье повозки.
      «Если бы не было так холодно, – мрачно подумал Коннор, – мы бы с тобой наверняка влипли в неприятности на этом холме». Никогда еще ему не доводилось искать месторождения таким образом. Кэт носилась вокруг, карабкалась на скалы, пробиралась сквозь заросли, непрерывно задавая вопросы: «А что это такое?», «Цвет отличается, правда ведь?» «Посмотрите на этот камень. И почва здесь желтая. Наверное, золото, как вы считаете?» Но самое удивительное то, что они, похоже, действительно нашли участок, который стоило застолбить.
      – У меня есть друг в плавильне. Он может потихоньку сделать для нас пробу. Ни к чему, чтобы люди разнюхали и опередили нас с заявкой.
      – О, Боже, разве они могут так поступить?
      – Кто первый подаст заявку, тот и получит участок.
      Кэт огляделась вокруг, словно кто-то мог подслушать их разговор.
      – Как мы назовем это место? – шепотом спросила она.
      – Если проба окажется хорошей, мы назовем это месторождение… – Он задумался. – Как насчет «Девушка из Чикаго»?
      Кэт лучезарно улыбнулась и, привстав с сиденья, запечатлела на щеке Коннора поцелуй, который тот, недолго думая, перехватил, ухитрившись на мгновение прижаться губами к губам Кэт. Боже, какие мягкие, нежные губы! Коннор отвернулся и поклялся впредь сдерживать подобные желания.

* * *

      – Ах, Шон, это было просто замечательно! Я понимаю, почему тебе так нравится это занятие. – Шон приехал навестить семью. Ему стало гораздо лучше, а кроме того, в Денвере он нашел спонсора и хотел переговорить об этом с Коннором. – Ты не поверишь, насколько хорошими оказались результаты пробного анализа. Ты будешь еще богаче, – щебетала Кэт.
      – Нет, милая, это ты станешь богатой. Ведь месторождение нашли вы с Коннором.
      – Но я работала для тебя. Шон рассмеялся.
      – Ты всего лишь присматривала за тем, что у меня уже есть, и не позволила моей жене все растранжирить. Кстати, где она?
      – Ну… – Кэт не имела ни малейшего представления, где может находиться Ингрид.
      – Неважно, – отмахнулся Шон.
      – Ты правда чувствуешь себя лучше? – За все время разговора он ни разу не кашлянул, и это порадовало Кэт. – Что говорят доктора? Ты можешь остаться дома? – И значило ли это, что дома придется разъединить? А вдруг она больше не нужна Шону? Конечно, когда они с Коннором нашли новое месторождение, у Кэт появился повод не покидать Брекенридж, но…
      – Доктор ждет меня назад, милая. Я слишком запустил болезнь. Но раз в пару месяцев я смогу выбраться, чтобы навестить вас. Как вы ладите с Коннором?
      – О, отлично. – «Да уж, поладили мы с Коннором», – подумала Кэт. – Смотри, а вот и Ингрид!
      Кэт думала, что Ингрид настороженно воспримет возвращение Шона. Но она стала лишь еще больше обливаться духами, а в спальне по ночам возобновились звуки, свидетельствовавшие об их любовных развлечениях. Кэт снова спала в одной комнате с детьми, тогда как Мэри Бет и еще одна девушка, приехавшая с Шоном, Нолин Пратт, жили в кухне, переделанной в спальню.
      Не прошло и трех дней, как Шон снова стал кашлять и вернулся в Денвер. Радужное настроение Кэт померкло. Если Шону придется провести остаток жизни в Денвере ради сохранения здоровья, ей тоже придется уехать из Брекенриджа. Такая перспектива совсем не радовала Кэт.

* * *

      – Досадно, – сказал Коннор, – что приходится заседать в суде присяжных и не иметь возможности рассмотреть свое дело. – Чертовски жаль.
      Кэт воздержалась от упреков относительно крепких выражений. Она понимала, что Коннор считает ее виноватой в затягивании дела, хотя Кэт не видела Харрисона Пондера с тех пор, как тот заявил о столкновении интересов и бросил своих клиентов, Медфорда Флеминга и Трентон Майнинг Компани.
      – О, пожалуйста, не принимайте такой покаянный вид, Кэт. Я понимаю, вы же не виноваты, что все мужчины оказываются у ваших ног.
      – Никто не оказывается у моих ног, – пробормотала Кэт.
      – Никто? Сколько мужчин сделали вам предложение на этой неделе?
      – Двое, и то они из Монтесумы.
      – Случайно не те, кого вы приглашали в гости? – поинтересовался он.
      – Я их пригласила, чтобы познакомить с Полин и Мэри Бет.
      – А это значит, что скоро мы опять останемся без помощниц по хозяйству. Мэри Бет показалась мне превосходной служанкой.
      – Если я не буду выдавать девушек замуж, дом скоро окажется переполненным. – Однако в душе Кэт согласилась, что пора перестать выступать в роли свахи. Ей надоело устраивать чужие браки и надзирать за людьми, которые самозабвенно смотрят в глаза друг другу, а то и целуются в коридорах и по углам. Кэт при этом чувствовала себя старой и нежеланной, хотя у нее и не было намерения вновь выходить замуж.
      – Думаю, мне надо купить кресло-качалку для судебных заседаний, – размышлял Коннор. – Когда станет скучно, можно будет вздремнуть. А может, купить такие кресла всем членам суда присяжных?
      – Сколько же это будет стоить? – поинтересовалась Кэт.
      – Не слишком дорого, если таким образом мы обеспечим снисхождение присяжных, когда станут разбирать наше дело.
      Кэт рассмеялась.
      – Это еще хуже, чем попытка очаровать поверенного.
      – Так, значит, вы нарочно это сделали?
      – Нет, – улыбнулась Кэт. – Мне кажется, в последнее время Дидерик сердится на вас.
      – А мне какое дело? Пусть сердится.
      – По-моему, он все еще дуется из-за душистого горошка, хотя не знаю, почему. Все растения погибли:
      – Наверное, не без его стараний.

      На глаза Кэт попалась вывеска: «Одежда и принадлежности мужского туалета», и она вошла в магазин, вспомнив, что Джимми нужен костюм для посещения школы Св. Гертруды. Магазин представлял из себя любопытное зрелище. Оленьи головы с длинными рогами украшали стены; стопки комбинезонов для горняков высотой в половину человеческого роста громоздились прямо на полу. Есть ли у них что-нибудь для двенадцатилетнего мальчика?
      – Какая трагедия… – Кэт услышала обрывок разговора покупательницы с владельцем магазина. Она в это время рассматривала целую стопку коробок, размышляя, что в них может находиться.
      – А что случилось? – Хозяин покачал головой. – Как они погибли?
      – Никто не присматривал за бедняжками, иначе они не утонули бы в реке, да еще в мае, когда река разливается от тающего снега. Их было двое, мальчик и девочка…
      Кэт похолодела от ужаса. Она оставила Фибу и Шона-Майкла с Ингрид. Повернувшись, Кэт выбежала из магазина и устремилась вверх по холму к своему дому.

* * *

      – Где они? – крикнула она, бесцеремонно расталкивая сонную Ингрид. Кэт зашлась в плаче при мысли, что Фиба и Шон-Майкл барахтаются в холодной воде, потом их затягивает вглубь, а затем волна выбрасывает на берег их безжизненные маленькие тела. – Ты самая безответственная женщина, которую я встречала за всю мою жизнь. – Ингрид села в постели, удивленно глядя на Кэт своими огромными, ничего не выражающими глазами. – Тебе ничего нельзя доверить.
      – А что такого я сделала? – спросила Ингрид.
      – Ты бросила детей без присмотра. Они…
      – Мэри Бет смотрела за ними.
      – Я попросила тебя.
      – Ну, а я попросила ее.
      – Так где же они? Ингрид пожала плечами.
      – Спроси Мэри Бет.
      Кэт была готова задушить свою невестку.
      – Только что двое детей утонули в реке. Ингрид окончательно проснулась.
      – Вряд ли это Фиба, она боится воды. Наверное, Шон-Майкл…
      – Замолчи! Замолчи! Замолчи! – Кэт выбежала из дома на поиски детей. Через полчаса она уже была уверена, что племянники утонули, когда неожиданно обнаружила их в обители Св. Гертруды за игрой в мяч с Мэри Бет и сестрой Фредерикой. Фиба и Шон-Майкл пришли посмотреть на школу, в которую их должны были в скором времени записать.
      – Ах, Фредди! – Кэт зарыдала и упала в объятия подруги.
      – Боже мой, Кэт, мы бы пригласили тебя поиграть с нами, если бы знали, как сильно тебе этого хочется, – с улыбкой сказала молодая монахиня.
      Рыдания Кэт перешли во всхлипывания.
      – Я… я думала… они погибли…
      – Скажи, ради Бога, почему ты так решила?
      – Что вам нужно, – вмешалась Мэри Бет, – так это чашка хорошего чая, мисс Кэт.
      – Или другая невестка, – пробормотала Кэт. Она окончательно успокоилась. Теперь следовало бы извиниться перед Ингрид. Нет, она не станет извиняться. Если дети остались живыми и здоровыми, это еще не значит, что Ингрид хорошая мать. Кэт объяснила ситуацию сестре Фредерике. – Что ты об этом думаешь, Фредди?
      – Я думаю, что если бы преподобная мать настоятельница услышала, как ты называешь меня Фредди, то хлопнула бы тебя по пальцам линейкой. Что касается Ингрид, то, кажется, она не слишком сообразительна. Может быть, она уже забыла, что ты на нее кричала.
      – Но это значит, что она опять забыла о своих материнских обязанностях, – мрачно сделала вывод Кэт.

* * *

      – Ну, мадам, – сказал пожилой джентльмен, пригласивший Кэт на танец, – примите мои поздравления. Вам удалось преобразить это помещение.
      Кэт оглядела просторный зал здания пожарной команды. Ей говорили, что когда-то он был необычайно красив: с деревянными панелями, колоннами, с прекрасными обоями. Теперь панели и пол были поцарапаны, а обои выцвели и покрылись пятнами. Кэт с интересом отнеслась к предложению украсить зал для бала, организованного с целью сбора денег на ремонт помещения. Речь шла лишь о внутренней отделке, так как разгорелись споры по поводу необходимости передвинуть здание пожарной команды подальше от отца Дайера, который не только выступал против танцев, но и продолжал настаивать, чтобы ему разрешили пользоваться колоколом по воскресеньям. Кэт осмотрела зал и послала около двух десятков детей собрать все цветы в окрестностях, чтобы хоть как-то замаскировать самые неприглядные места.
      – Однако, никакие цветы не скроют того, что является позором для всего города. И ваши усилия не убедят меня, что это строение не следует отремонтировать или, еще лучше, продать тому, кто позаботится о нем, – продолжал почтенный джентльмен.
      – Но как можно продать здание городской пожарной команды? – воскликнула Кэт, сердясь на двусмысленный комплимент… как будто она была виновата в плохом состоянии этого строения.
      – Ну, что ж, пожалуй, достаточно танцев для моих старых суставов. Был рад познакомиться с вами, мадам.
      Кэт проводила его удивленным взглядом, так как он бросил ее посреди зала, в то время как музыка еще играла. И как он мог сказать, что они познакомились, если он даже не представился ей.
      – Удивляетесь, что танцевали со старым вороном? – поинтересовался джентльмен с бакенбардами, опиравшийся на трость. – Чарльз Харди. – Он изысканно поклонился, предложил Кэт руку и проговорил: – Могу я претендовать на остаток танца, который мой коллега не удосужился дотанцевать с вами?
      Смущенная, Кэт кивнула и позволила ввести себя в круг танцующих. Харди? Не он ли редактор «Лидера»?
      – А этот человек работает у вас? – спросила она.
      – Избави Бог, дорогая. Это Джонатан Купер Финчер из газеты «Джорнал», мой давний соперник. А вы та самая молодая леди, которая дала ему ощутимый щелчок.
      Кэт едва не задохнулась от негодования при воспоминании о своей «письменной дуэли» с человеком, подписывавшимся «Редактор». Полковник Финчер написал передовицу по поводу визита Кэт в салун «Энгл Бразерс», в которой среди прочего говорилось: «Женщин, любящих совать нос в чужие дела, следует держать подальше от салунов, пока они не нарушили привычное течение общественной жизни рудничного населения, от которого зависит экономика нашего высокогорного графства».
      Кэт нанесла ответный выстрел письмом: «Пьяных особей мужского пола следует держать подальше от салунов, пока они не нанесли ущерб здоровью и безопасности ни в чем не повинных женщин, направляющихся в бакалейную лавку», а вслед за этим она ссылалась на свое первое знакомство с брекенриджскими пьяницами и выстрел, который привел к повреждению зуба ее гостя, Бреди Макхема.
      – Миссис Фицджеральд, в городе, столь мало приверженном трезвости, ваша история о пуле в картошке заслуживает чести войти в классику. Вам и впрямь удалось снизить потребление спиртного. Мужчины в салунах так хохочут над рассказом о зубе Бреди, что не в состоянии продолжать пить. Умоляю впредь присылать мне ваши рассказы. Я всегда буду рад высказать вашу точку зрения в любом споре.
      – О, благодарю вас, мистер Харди, – живо откликнулась Кэт.

* * *

      – Моя дорогая Кэтлин, наконец-то мы встретились снова.
      Кэт уставилась на джентльмена, который обратился к ней столь фамильярно.
      – Мистер Пондер? – Она узнала бывшего поверенного в делах Трентон Майнинг Компани.
      – О, Кэтлин, к чему такая скромность? – хмыкнул Пондер. – Как будто между нами не было взаимопонимания.
      – Какого взаимопонимания?
      Харрисон Пондер увлек ее на танцевальную площадку, явно собираясь извиниться за свое продолжительное отсутствие. Пока он ходил вокруг да около, Кэт потеряла интерес к беседе и стала отыскивать взглядом в толпе своих подопечных. Мэри Бет танцевала с приятным молодым человеком, но, если Кэт не ошибалась, он работал в похоронном бюро. Известно ли об этом Мэри Бет? А вот и Полин, болтающая с парнем, который делает пробный анализ для заявки на рудник «Девушка из Чикаго» по просьбе Коннора. Познакомившись с Кэт, он стал ей надоедать своими визитами, и Кэт пришлось оставлять его в гостиной с Нолин. Ингрид стояла в углу зала, пристально глядя в глаза какому-то молодому человеку, которого Кэт не видела раньше. И почему Ингрид не может танцевать, как все остальные нормальные женщины?
      А где же… Кэт заметила Дженни, необычайно привлекательную в новом бледно-голубом наряде. Коннор не одобрил оригинальный фасон с низким квадратным вырезом. Он возражал против того, чтобы дочь выставляла грудь на всеобщее обозрение, и Кэт попросила портниху прикрыть вырез платья Дженни кружевами, но использовала этот же фасон без изменений в своем изумрудно-зеленом наряде. Когда Дженни увидела платье Кэт, то выразила недовольство по поводу своего наряда, что, однако, не помешало ей получить ворох комплиментов от сверстников, восторженно таращивших на нее глаза, а также от нескольких мужчин, которых Кэт сочла слишком старыми для шестнадцатилетней девушки. Коннор, вне себя от раздражения, попробовал было возражать и против выреза платья Кэт, но она не стала обращать на это внимания.
      – Итак, ваша поездка была приятной? – вставила она в поток речи мистера Пондера.
      – Дорогая Кэтлин, вы еще не сказали, что прощаете меня, – ответил он, окидывая Кэт горячим взглядом.
      «Он явно пьян», – решила Кэт. В его дыхании чувствовался запах спиртного.
      – А также я еще не позволяла вам называть меня по имени, – сурово заметила она.
      – Я не думал, что на это требуется специальное разрешение.
      – Вот как? – Кэт перестала танцевать. – Вы слишком самонадеянны, сэр.
      Мистер Пондер сощурил глаза.
      – Я повернул дело в вашу пользу, когда вы сказали, что я могу навестить вас. – Он повел себя, как последний негодяй.
      – Я сказала, что вы можете зайти обсудить наше дело, – неуверенно проговорила Кэт.
      – Я предлагал вам свое сердце. Иначе зачем мне было терять громадное вознаграждение? – Харрисон Пондер сжал ее руку.
      – Вы с ума сошли! – выпалила Кэт. – Вы меня даже не знаете.
      – Ну, почему же. Вы маленькая…
      – Кэт, вы обещали мне этот танец.
      Никогда в жизни Кэт не была так рада видеть Коннора, как в этот момент.
      – Извините нас, Харрисон. – Коннор убрал руку Пондера с руки Кэт и закружил свою партнершу в танце.
      – Он пьян, – выдохнула Кэт.
      – Возможно, – согласился Коннор. – Харрисон – очень ловкий поверенный в делах, но известно, что он не раз появлялся в суде – да и в других местах – в пьяном виде.
      – Кажется… он… он считает, что имеет на меня определенные права, раз я позволила ему навестить нас, – запинаясь объяснила Кэт.
      – Я наставлю его на путь истинный, – спокойно заверил ее Коннор.
      – Он схватил меня за руку.
      – Не волнуйтесь, Кэт. Пондер больше не будет вас беспокоить.
      – Я понимаю, почему Шон хотел, чтобы вы позаботились обо всех нас, – тихо проговорила она. – Но я не давала ему повода так думать. Я просто была вежлива с ним, – поспешила добавить Кэт.
      Коннор подумал, что этого достаточно. Как сказал Шон, мужчины падали к ногам Кэт, оставаясь незамеченными ею.

* * *

      – Мы раньше встречались? – Кэт во все глаза смотрела на своего очередного партнера по танцам. Он был так роскошно одет, что заставил Кэт чувствовать себя жалким воробышком рядом с важным попугаем. Кроме того, этот джентльмен носил дорогие украшения.
      – Камерон Пауэл. Я в отчаянии от того, что вы меня не помните.
      Кэт натянуто улыбнулась. Она его не помнила.
      – У вас очень красивая булавка для галстука, – заметила Кэт. Булавка находилась как раз на уровне ее глаз, поэтому нельзя было не обратить внимание на эту роскошную вещь с крупным бриллиантом, возможно, настоящим, окруженным мелкими рубинами. Булавка украшала атласную манишку, заправленную в вышитый жилет.
      – Дополнительное обеспечение, – сказал мистер Пауэл.
      – Что?
      – Если у меня возникает потребность в деньгах, я всегда могу заложить булавку. Я ходячий банк, – заявил он с самодовольным видом.
      – Правда? «Какой странный человек», – подумала Кэт. Большинство людей предпочитают держать деньги в настоящем банке или вкладывают их в какое-нибудь дело. А Камерон Пауэл разгуливает, нацепив на себя свое состояние, и готов продать его в случае необходимости. Может, он ювелир? Кэт собиралась спросить его об этом, но танец кончился.
      – Мистер… ах, да, мистер Пауэл, могу я представить вам мистера и миссис Макнафт… – Кэт подвела Пауэла к своим друзьям. Макнафты настороженно посмотрели на ее кавалера. – Моя невестка, Ингрид Фицпатрик… – Ингрид бросила на него странный взгляд, как будто она только что пробудилась ото сна и обнаружила, что находится на балу. – Мистер Коннор Маклод, который…
      – Могу я снова пригласить вас на танец? – прервал ее Камерон Пауэл.
      – Этот танец обещан мне, – решительно заявил Коннор и взял Кэт под руку.
      Она удивилась. Обычно, Коннор не искал ее общества на балах. Он сопровождал Кэт, пару раз танцевал с нею, а потом разговаривал с другими мужчинами, время от времени поглядывая на нее. Кэт догадывалась, что он просто выполнял свой долг. Ну, что ж, жаловаться она не собиралась. Уж лучше танцевать с Коннором, чем с этим странным мистером Пауэлом. Кэт все еще не могла понять, что он собой представляет.
      – Интересно, а не сутенер ли он? – размышляла она вслух.
      Коннор от удивления открыл рот.
      – Помню, мама рассказывала о сутенерах. По-моему, они одевались именно так. Вы видели его булавку для галстука? Он говорит, что продает свои украшения.
      Коннор с облегчением вздохнул. Очевидно, Кэт не представляла себе, что слово «сутенер» означает покровитель падших женщин.
      – Он игрок, Кэт. Мне казалось, вы встречались с ним в тот день, когда вы вторглись в заведение братьев Энгл?
      – Подумать только! – воскликнула Кэт, глядя на Пауэла, который теперь танцевал с Ингрид.
      Коннор улыбнулся.
      – Какая вы жестокая женщина. Я хорошо помню, как Дженни рассказывала, что этот человек влюбился в вас, а вы даже забыли его имя.
      – Какая чушь! – возразила Кэт. – Все игроки одеваются как сутенеры?
      – Кэт, может быть, не стоит употреблять это слово?
      – Почему? Взгляните на его одежду.
      – Да, но… – Что он мог сказать? Не станет же он объяснять Кэт, что сутенеры продают женщин для плотских утех. Вряд ли она вообще знает о таких женщинах. Коннор почувствовал угрызения совести, вспомнив о той ночи в его спальне. Пожалуй, Кэт не такая наивная, как кажется. Коннор любовался ее длинными волнистыми волосами, темными ресницами и ясными зелеными глазами. У него возникло желание защитить Кэт, и в то же время он понимал, что сам является единственным мужчиной в Брекенридже, которого ей следует опасаться. Похоже, она вполне может оградить себя от неуместных притязаний любого другого поклонника.
      – Ингрид куда-то подевалась, – мрачно заявила Кэт.
      – Она вернется. Хотите еще потанцевать?
      – Да, мне бы очень хотелось. – Три раза за вечер Коннор пригласил ее танцевать! Кэт забыла об Ингрид.

* * *

      – Нигде не могу ее найти. Ее нет в постели. – Кэт расспросила всех домочадцев, не знают ли они, куда пошла Ингрид. Отчаявшись, она направилась к Коннору.
      – Думаю, Ингрид скоро вернется, – ответил он.
      – Я знаю, что нужно было начать искать вчера вечером, когда она исчезла во время бала. Что если ее похитили?
      – Ну, я сомневаюсь…
      – Нужно связаться с шерифом.
      – Сначала позвольте мне расспросить людей, – торопливо предложил Коннор. – Не стоит поднимать шум.
      – Думаю, вы правы, – согласилась Кэт. Коннор отправился на поиски, но так ничего и не узнал. Ингрид исчезла. К вечеру следующего дня Кэт снова заговорила о том, чтобы обратиться за помощью к шерифу.
      – Кэт, – медленно начал Коннор, – вы заметили, с кем была Ингрид, когда вы видели ее на балу в последний раз?
      Кэт попыталась вспомнить.
      – Кажется, с Камероном Пауэлом, игроком. Вы считаете, что нужно сначала спросить у него, прежде чем идти к шерифу?
      – Вполне возможно, – сказал Коннор, – но… Кэт, не слушая возражений, уже набрасывала шаль, собираясь нанести визит шерифу. Однако, выслушав взволнованную женщину, шериф не проявил большой озабоченности относительно исчезновения Ингрид.
      – Если она вернется…
      – Что вы имеете в виду под этим «если»?
      – Если она вернется, миссис Фицджеральд, значит вернется. Если нет, то мне ни к чему гоняться за ней. Ингрид взрослая женщина.
      – Она жена моего брата.
      – Сожалею, мэм. Как я уже сказал…
      – А что, если с нею случилось что-нибудь плохое? – воскликнула Кэт.
      – Не удивлюсь, если услышу об этом, – протянул шериф.
      Кэт резко повернулась и вышла из участка. Еще два дня она пылала гневом в полной уверенности, что Ингрид была похищена. Потом Чарльз Филдинг, вернувшийся из поездки по Рио-Гранде, рассказал, что видел игрока и женщину, со спины очень похожую на Ингрид, в шикарном отеле в Лидвиле.
      – Она выглядела счастливой, как медведь, запустивший лапу и улей с медом, – усмехнулся Чарльз Филдинг.
      – Девочки Филдинги мои лучшие подруги, – ныла Дженни. – Я теперь не смогу смотреть им в глаза. Папа, надо срочно разъединить дома, пока нашу репутацию не погубили окончательно.
      Услышав новости, Кэт побледнела и вышла из комнаты. Ей в голову пришла мысль, что Ингрид сбежала потому, что она накричала на нее из-за детей. Но убежать с мужчиной! Кэт едва не плакала, когда вошел Коннор, чтобы обсудить ситуацию.
      – Что я скажу Шону? – прошептала Кэт.
      – Пока ничего не говорите. Может быть, это была не Ингрид, – посоветовал Коннор.
      – Сначала Колин, потом Ингрид, – бормотала Кэт.
      – Не думаю, что можно сравнивать эти два побега.
      – Обе они убежали. Вы прогнали Колин, а я – Ингрид.
      – Колин станет Христовой невестой, – усмехнулся Коннор.
      Кэт подняла на него глаза.
      – Что тут смешного? – с подозрением спросила она.

* * *

      – Это все из-за танцев, – сказал отец Дайер, с которым Кэт встретилась в лавке мясника. Вместе они направились вверх по холму: он к своей церкви, Кэт – к сестре Фредди. – Танцы способствуют греху. Многие жены и матери оставили мужей и детей из-за танцев.
      – Или из-за пьянства, – мрачно добавила Кэт. – Ингрид всегда говорила, что любит выпить. Что касается танцев, то я люблю танцевать, но мужа своего не бросала.
      – Танцы большое зло. Теперь, когда вам придется заменить мать племяннику и племяннице, вам следует отказаться от ваших порочных привычек.
      Кэт вовсе не собиралась отказываться от балов из-за Ингрид, бросившей своих детей.
      – Этот игрок, с которым она сбежала, все свое время проводил в салунах.
      – Меня это не удивляет. Пьянство такое же зло, как и танцы.
      – Хуже, – настаивала Кэт. – Думаю, мы должны посвятить ближайшие выходные закрытию салунов.
      – Чем скорее, тем лучше, – поддакнул отец Дайер. Договорившись о дате первого наступления в их новой атаке на салуны, Кэт поплелась домой, вспоминая, как была счастлива на балу в здании пожарной команды, когда танцевала с Коннором. Она находилась на верном пути развития их отношений в романтическом ключе, но пример Ингрид стал хорошим уроком, напоминая о последствиях романтической любви. Очевидно, Шон безумно любил свою жену. Когда он вернулся из Денвера, первые два дня они с Ингрид почти не выходили из спальни. Они бы так и оставались там, если бы Шон снова не начал кашлять и не вернулся в Денвер. А несколько недель спустя Ингрид сбежала с игроком. Слишком жестоко для романтической любви. Бедный Шон. Бедная Кэт, потерявшая голову из-за Мики. Бедный Коннор, без памяти влюбившийся в Розу Лорел. Всем им в будущем лучше избегать романтических отношений. Кэт именно так и собиралась поступить.
      – Миссис Фицджеральд! – Резкий голос миссис Брун, которая пела сопрано в церковном хоре, отвлек Кэт от грустных мыслей. – Надо что-то делать с Джимми Маклодом, миссис Фицджеральд. Этот негодник вместе со своими друзьями забросал грязью мое выстиранное белье, пока оно сушилось па веревке. Пришлось перестирывать, а некоторые пятна так и не удалось отстирать.
      – О, миссис Брун, мне так жаль. – Кэт сочувствовала миссис Брун, помня об утомительной стирке в больничной прачечной, хотя каждый день негодовала на ее корову, имевшую привычку забредать во двор их дома и оставлять отвратительные следы, свидетельствующие о ее визите.
      Когда Кэт пожаловалась мистеру Бруну, тот сказал:
      – Трава снова вырастет, мисс Фицджеральд, даже будет еще лучше. Надо бы взять с вас плату за ценный вклад нашей коровы, – усмехнулся он.
      – Вы уверены, что это был Джимми? – спросила Кэт у миссис Брун.
      – Абсолютно уверена. Ни у кого больше нет таких рыжих волос.
      Кэт пообещала, что Джимми никогда больше не будет нападать на белье миссис Брун, и продолжила путь домой, чтобы поговорить с Коннором, так как, судя по всему, Джимми снова прогулял школу. Надо бы попросить Фредди предупреждать, когда мальчик не является на уроки. Однако, когда Коннор услышал о провинностях сына, то его решение положило конец проблеме прогулов.
      – Тебе не нравится ходить в школу, так ведь?
      – Я ж уже говорил, – многозначительно подтвердил Джимми.
      – И ты продолжаешь болтаться с этими оболтусами, которые уже втравили тебя в неприятности?
      Джимми промолчал.
      – Отлично, – сказал Коннор. – Ты можешь пойти работать на рудник. Завтра в шесть утра на «Кольцо Ингрид». Если опоздаешь или прогуляешь, не получишь платы. А раз ты станешь рабочим на руднике, то должен будешь платить здесь за комнату и стол.
      На лице Джимми застыло удивленное выражение.
      Кэт воскликнула:
      – Ему же всего двенадцать! Он не может работать на руднике.
      – Еще как может.
      – Есть законы о детском труде…
      – В 81-м их изменили, – заявил Коннор.
      – Хорошо, но Джимми еще слишком мал, чтобы…
      – Я не маленький, – вмешался Джимми. – По моему, это лучше, чем ходить я школу к монашкам. А рабочие получают три пятьдесят в день. Я разбогатею.
      Отец бросил на него хитрый взгляд.
      – Начинающие получают гораздо меньше, но мне приятно слышать о твоем горячем желании заняться тяжелой работой. И, кроме того, тебе придется заплатить миссис Брун за ущерб, который ты нанес ее простыням. Эти платежи плюс плата за стол и комнату не дадут тебе разбогатеть еще месяц другой.
      При этом сообщении энтузиазм Джимми несколько поуменьшился.

      Июнь выдался не слишком теплым. Священники отец Рабанус и отец Эузебиус так много хворали в течение их первой зимы в Брекенридже, что решили последовать совету Кэт и утеплить свое жилище. Когда она увидела жалкие результаты их неловких попыток – бумага и жестянки падали со степ, ногти священников почернели от неверных ударов молотком, то решила, что Коннор и Джимми должны помочь беднягам.
      – Я слишком занят, – сказал Коннор.
      – А я слишком устал, – заявил Джимми. – Мне всего двенадцать, а я работаю на руднике полный рабочий день. – Хоть он и старался разжалобить взрослых, но жалобы выглядели явно преувеличенными. Кэт удивлялась, почему же новая для мальчика работа на руднике не вымотала его.
      – Отправьте Дидерика, – посоветовал Коннор. – Когда я заставил его заделать дыру в стене, этот олух перестал трудиться над комнатой Дженни.
      Кэт вздохнула. Она догадывалась, почему Дидерик не обращал внимания на указания Коннора. Не в силах смотреть на «красную гостиную» Ингрид, Кэт решила сменить обои, которые все равно были испорчены водой. Ингрид – если вернется – вряд ли станет возражать. В эту самую минуту Дидерик как раз наклеивал новые обои.
      Кэт думала, что работа займет всего один день, а потом плотник примется за комнату Дженни, так что ни отец, ни дочь ничего не заметят. Но Дидерик трудился так медленно, что Кэт засомневалась: успеет ли он закончить гостиную к вечеру. Она приказала ему поторопиться, а сама направилась помогать священникам; Кэт обнаружила, что умеет неплохо обращаться с молотком, хотя иной раз ей так и хотелось стукнуть им отца Рабануса. Он не только изводил ее попреками в скандальном проживании под одной крышей с посторонним мужчиной, но и привередничал из-за обоев, которые Кэт предложила принести, закончив утепление стен.
      – Вы купили их у протестантов? – спросил отец Рабанус.
      – В Брекенридже нет католиков – поставщиков обоев, – сообщила она. – Но раз вы оба посещаете другие городки в округе, то, может, и найдете какого-нибудь прихожанина, который торгует католическими обоями.

* * *

      В субботу, все еще сердясь на Коннора за отказ помочь в утеплении дома священников, Кэт пригласила Дженни на пикник в Диллон, организованный Гертрудой Бригл. Хотя Дженни поначалу противилась участию в пикнике, но там она познакомилась с молодым рабочим Томом Вестоном и прекрасно провела время. Как, впрочем, и Кэт. На поезде они доехали до Диллона, потом пересели в фургон и добрались до ранчо одного молодого человека по имени Гарри Крендл. Здесь они перекусили под раскидистыми деревьями среди полей и цветов. Кэт с грустью думала о Конноре, который как-то рассказал ей, сколько цветов появляется поздней весной. В самом деле, цветов было много, но рядом не оказалось Коннора, чтобы порадоваться этой красоте вместе с нею. Вместо него за Кэт ухаживали двое адвокатов: Харрисон Пондер, па этот раз трезвый, на которого Кэт не обращала никакого внимания, и Чарли Максвелл, их поверенный по делу о месторождении, не говоря уже о владельце ранчо, на чьей земле они расположились.
      Гарри Крендл показался Кэт очень интересным человеком. Он занимался разведением скота и мог порассказать немало историй о суровых зимах в здешних краях. Когда дела с крупным рогатым скотом пошли неважно, он стал выращивать молочных коров близ Диллона.
      – Но мне надо купить хорошего быка, а денег нет, – мрачно признался Крендл.
      – Ну что ж, молочный бизнес кажется мне привлекательным, – заявила Кэт. – Я одолжу вам деньги. – Она уже начала получать прибыль от рудника «Девушка из Чикаго». Конечно, Коннор вряд ли одобрит эту затею, но Кэт уже представляла себя процветающей предпринимательницей Запада, Гугенхеймом на поприще разработки рудников и молочной промышленности.
      Чарли Максвелл, который ни в чем не мог ей отказать, составил контракт, и Кэт тут же подписала его. Так она стала партнером Гарри Крендла на его молочной ферме. Это стоило ей удивительно мало, и Кэт отправилась домой в отличном настроении с охапкой цветов; даже сунула один за ленту соломенной шляпки, купленной в Престоне у миссис Хэти Шок.
      Единственным разочарованием, которое принесла им загородная прогулка, организованная с целью вербовки добровольцев для их кампании в защиту трезвости, стало то, что никто из джентльменов не изъявил желания принять участие в походе против пьянства. Записалось лишь две дамы. На самом деле, Чарли Максвелл пытался отговорить Кэт от этого мероприятия и даже выдал ее планы Коннору, который запретил ей иметь дело с отцом Дайером и его крестовым походом на салуны. Кэт не стала говорить, что сама посоветовала Джону Дайеру организовать эту кампанию, и не собиралась отказываться от участия в ней!
      За ужином Дженни развлекала все семейство, рассказывая о многочисленных поклонниках Кэт.
      – Они все влюблены в нее, – презрительно бросила юная дочь Коннора. – Это просто отвратительно. Я никогда не выйду замуж.
      Позже, когда они остались вдвоем, Коннор сказал Кэт, что, по его мнению, она подает плохой пример его дочери.
      – А по-моему, вы сами, откровенно высказывая отвращение к браку, постарались, чтобы ваша дочь осталась старой девой, – заметила Кэт. – Что до меня, то у вас нет повода говорить, будто я подаю плохой пример Дженни. Я не поощряю никого из этих мужчин. Харрисона Пондера я отшила начисто, хотя сегодня он был вполне трезв.
      Назло Коннору в ближайшие выходные Кэт отправилась на очередную демонстрацию против пьянства. Шесть дней спустя она, отец Дайер, его жена Люсинда, Гертруда Бригл, двое новобранцев с пикника и супружеская пара, выросшая в колонии трезвенников в восточной части Колорадо, вошли в салун с плакатами «Пьянство – это смерть». Мероприятие имело некоторый успех. Сестра Фредди заметила родителя одного из своих учеников и сообщила ему, что если его сын когда-нибудь снова примется жевать табак в классе, она расквасит ему нос. Отец, очевидно, воспринял ее слова как угрозу своему собственному носу и в ужасе сбежал, чем рассердил владельца салуна, так как являлся большим любителем выпить. Отец Дайер вскарабкался на стол и обратился к толпе с описанием адского огня, ожидающего пьяниц и танцоров.
      Кэт предпочла бы, чтобы в его речи не упоминались танцы. Она заметила по крайней мере пятерых посетителей салунов, с которыми танцевала на местных балах. Все они мрачно поглядывали на нее, опершись о стойку – длинный прилавок, установленный на бочки, наполненные, без сомнения, пивом или виски. С точки зрения бизнеса, Кэт сочла такое устройство стойки весьма удобным для хранения продукта, столь необходимого для подобного заведения; но с моральной точки зрения, она, разумеется, неодобрительно относилась ко всему этому месту в целом.
      От двух дам, завербованных на пикнике, толку было мало. Они держались подальше от действа, с ужасом глядя на происходящее, пока отец одной из участниц не появился и не потащил ее домой; другая спросила, нельзя ли ей уйти вместе с подругой. Пара трезвенников поссорилась, так как жена решила, будто муж пялится на Кэт. Никто из посетителей не подписался под обещанием воздерживаться от спиртного, хотя многие завсегдатаи покинули салун, бормоча, что любят выпить в тишине и спокойствии, поэтому пойдут поищут более подходящее место.
      Когда Кэт пожаловалась отцу Дайеру насчет сомнительного успеха этого похода, тот ответил, что «реформа морали требует времени», и если они очистят от посетителей достаточное число салунов, владельцам придется сдаться и закрыть свои заведения. Кэт, однако, не была уверена, сколько времени сможет продержаться, пока у них с Коннором не произойдет серьезная ссора по поводу ее «общественной» деятельности. Потом она подумала об ужасной смерти своего отца и мужа, почти перерезанного пополам тяжелой повозкой с бочками пива, и поклялась продолжить борьбу. Каким бы грубым ни был ее отец, все же, Кэт любила его, да и Мики тоже.

* * *

      От Ингрид не было никаких вестей. Неужели она не понимала, что игрок рано или поздно бросит ее? Что она тогда будет делать? Казалось, единственное, что умела Ингрид, это играть на пианино, а женщина не может зарабатывать на жизнь, играя на пианино – во всяком случае не в приличном месте. Каждый вечер, ложась спать, Кэт спрашивала саму себя, достаточно ли усилий она приложила, чтобы подружиться с невесткой. С другой стороны, как можно подружиться с женщиной, которая вечно спит, молчит или уходит из дому?
      Кроме того, Кэт беспокоилась о брате, который еще не знал, что Ингрид его бросила. Шон поручил Кэт заботиться об интересах его жены и детей, а она недоглядела за Ингрид. Брат может подумать, что Кэт плохо справилась с поручением. Больше всего она беспокоилась о детях. Бедняжки, когда они поймут, что их мать не вернется – а Кэт уже не сомневалась в этом – они будут безутешны. И мать, и отец ушли из их жизни в один и тот же год. Кэт договорилась с сестрами-монахинями, чтобы Шона-Майкла и Фибу взяли в школу пораньше, надеясь отвлечь их от грустных мыслей. Но дети, казалось, совсем не скучали по матери; Ингрид, даже когда бывала дома, не слишком часто уделяла им внимание. Кэт решила, что должна начать думать о них как о своих собственных детях и проводить с ними побольше времени.
      В соответствии с этим решением в одно из погожих воскресений она взяла Шона-Майкла и Фибу на очередную демонстрацию в защиту трезвости, которая прошла с большим успехом. При виде Кэт с двумя детьми, монахини и отца Дайера среди прочих сопровождающих, посетители в течение трех минут исчезли из первого салуна на их пути.
      К сожалению, во втором заведении оказались многие из числа покинувших первый салун. На этот раз они мрачно глядели на Кэт. Отец Дайер прочел свою обычную проповедь о вреде пьянства, а затем Кэт, заняв его место на столе, сообщила, что эти двое маленьких детей потеряли дядю и дедушку, которых погубило пьянство.
      – А вы, джентльмены, собираетесь последовать по стопам моих покойных отца и мужа? – вопрошала она. – Станете ли вы подвергать себя угрозе ужасной смерти, оставив семьи без куска хлеба? – Несколько подвыпивших мужчин украдкой прослезились, а один, явно перебравший, громко спросил, когда эта хорошенькая дамочка перестанет болтать, и затянул песню.
      Его сосед вступился за оскорбленную леди и стукнул нахала по голове бутылкой виски, после чего завязалась ужасная драка, и Кэт пришлось спасаться бегством вместе с детьми. И племянник, и племянница решили, что проведенное с тетей Кэт воскресенье оказалось потрясающе интересным, гораздо лучше, чем воскресные занятия в школе сестер Святой Гертруды. Фредди, в съехавшей набок повязке, с сияющими глазами, спросила отца Дайера:
      – Куда дальше?
      Они зашли в еще один салун, который немедленно покинула вся клиентура, стоило компании появиться на пороге.
      Когда Коннор вернулся в город из поездки в Десятимильный каньон и услышал о подвигах Кэт, то накричал на нее, больно ранив ее чувства.
      – Ингрид, по крайней мере, оставила детей нам, – вопил он, – а вы подвергаете их опасности!
      Кэт была вынуждена согласиться. Она уже сожалела о своем поступке, в особенности потому, что знала: дети поднимут шум, если узнают, что их не берут в следующий поход на салуны.
      – Вы должны пообещать мне никогда больше не делать ничего подобного, – сурово потребовал Коннор.
      – Обещаю, – проговорила Кэт. Коннор удивленно взглянул на нее.
      – Хорошо, посмотрим.

* * *

      В следующее воскресенье Кэт, верная обещанию, оставила детей у Макнафтов, а с собой взяла Нолин и Мэри Бет для пополнения рядов «Брекенриджской Лиги борьбы за трезвость» – так они с отцом Дайером окрестили свою группу. Она попросила Фредди посмотреть, нельзя ли привлечь и других сестер, но та отказалась, объяснив свой отказ тем, что настоятельница се не пустит, если узнает об участии своей монахини в этом мероприятии.
      – Так она не знает? – воскликнула Кэт, поражаясь смелости подруги.
      Фредди махнула широким рукавом своего черного одеяния и сказала:
      – Это доброе дело.
      На этот раз им предстояло посетить девять оставшихся салунов Брекенриджа. Этот поход обещал стать самым грандиозным вызовом пьянству, так как один из владельцев публично поклялся, что не позволит проповеднику и кучке женщин закрыть свое заведение. Гертруда Бригл предложила снова пойти к братьям Энгл, которые вели себя более вежливо. Кэт подозревала, что ей понравился один из братьев, хотя Гертруда никогда не призналась бы в этом, стойко продолжая оставаться противницей пьянства.
      Отец Дайер был решительно настроен против упорствующих грешников в их гнусном притоне. Муж-трезвенник пришел без своей жены, что заставило Кэт встревожиться. Ей вовсе не хотелось стать причиной семейного разлада. Она старалась держаться поближе к Фредди. Ни один мужчина, даже протестант, не осмелится приставать к женщине, которая находится в обществе монахини.
      Когда они вошли в салун, оклеенный красивыми обоями с выпуклым рисунком, и роскошной стеклянной витриной для сигар, горняки принялись выкрикивать:
      – Здрасьте, мисс Кэтлин! – Это были те рабочие, с которыми Кэт встречалась во время своей поездки с Коннором. Она поразилась, что мужчины приехали так далеко, чтобы выпить, и хмуро глянула на них.
      Другие окликали:
      – Эй, сестра Фредди! – Кэт чувствовала себя очень неловко. Если бы преподобная мать слышала такое обращение, это бы ей не понравилось. Непринужденно улыбаясь, Фредди подошла прямо к группе своих почитателей и сказала им напрямую, что они должны оставить выпивку и пойти к своим семьям, в церковь или туда, где смогут найти себе достойную компанию.
      Один из мужчин мрачно заметил:
      – А здесь некуда пойти, кроме салуна, сестра Фредди.
      Тем временем горняки, желавшие познакомиться с Мэри Бет и Нолин, осаждали Кэт. Девушки улыбались и бросали кокетливые взгляды на своих поклонников, словно находились на церковном празднике, а не в салуне. Отец Дайер как раз сбросил со стола розданные для игры карты и собрался подняться на «трибуну», чтобы произнести свою обычную речь, когда открылась дверь и вошел шериф Айлиф, вызванный владельцем салуна. Он заявил, что группа поборников трезвости устраивает беспорядки в его заведении.
      – Ну, Бартли, – сказал Уилл Айлиф, – я не стану арестовывать отца Дайера. Каковы бы ни были его идеи, но он много делает для укрепления христианской веры в нашем графстве.
      Пока шериф говорил, Кэт заметила, что муж-трезвенник выскользнул за дверь. Она усмехнулась и храбро осталась на месте. Правда была на ее стороне, и Кэт не сомневалась: ни один шериф не арестует ее за попытку творить добро.
      – И, конечно, я не могу арестовать мисс Бригл. У нас не так много учителей, чтобы позволить себе сажать их в тюрьму.
      Гертруда подмигнула Кэт, и обе усмехнулись, в полной уверенности, что шериф рассуждает таким образом, чтобы дать понять Бартли о невозможности арестовать кого бы то ни было.
      – Итак, остаются мисс Кэтлин, две леди из Чикаго и сестра Фредди из обители Святой Гертруды. А там достаточно учительниц, чтобы заменить ее. – Он искоса взглянул на Бартли, так как начались громкие споры между сочувствующими горняками, которые успели познакомиться с Мэри Бет и Нолин и не желали, чтобы арестовывали таких подходящих невест, и теми, кто больше интересовался воскресной выпивкой, чем женщинами. – Разумеется, Коннор будет недоволен, если мы арестуем женщин, за которых он несет ответственность….
      – Да пропади он пропадом, ваш Коннор! – взорвался разгневанный владелец салуна. – Я требую, чтобы их арестовали!
      Уилл Айлиф почесал затылок.
      – Ладно. – Он еще раз взглянул на Бартли. – Вы уверены, что хотите этого?
      – По закону, женщинам нельзя находиться в салуне.
      – Это верно, – согласился шериф. – А раз такое дело, мэм, может быть, вам стоит немедленно покинуть салун? – обратился он к Кэт.
      – И не подумаю!
      – В таком случае, мэм, вы арестованы за нарушение порядка и за то, что, будучи женщиной, находитесь в салуне.
      Кэт не верила своим ушам. Он отослал методистов домой, а католиков – даже монахиню! – арестовал. Яркий пример религиозной нетерпимости.

* * *

      Первой прибыла выручать свою подопечную преподобная мать Хильда Вальзен. Человек менее твердый, чем шериф Уилл Айлиф, был бы смущен, когда настоятельница строго спросила:
      – Вы АРЕСТОВАЛИ одну из сестер моей обители?
      – Да, мэм, – сообщил Айлиф, – но я намерен снять обвинения и освободить сестру Фредди…
      – Сестру ФРЕДДИ?!
      – Да, мэм. Она среди тех, кого я арестовал, но повторяю: я освобожу ее под вашу ответственность.
      – Каковы обвинения? – сурово спросила преподобная мать Хильда.
      – Гм… посещение салуна, мэм.
      Привели четырех задержанных женщин, и Хильда Вальзен строго взглянула на сестру Фредерику, а затем на Кэт.
      – Это похуже, чем случай с пудингом, Кэтлин, – строго сказала она. – Хуже, чем твой проступок, когда ты приклеила к стулу Марджори Беттенбург, пока епископ говорил о Благовещении.
      – Как я уже сказал, мэм, – прервал ее шериф, – мне нужно лишь ваше слово, что сестра Фредди больше не войдет ни в один салун на вверенной мне территории.
      – Даю вам слово, шериф. – Преподобная мать Хильда схватила Фредди за руку и потащила к двери, бросив через плечо: – А зовут ее Фредерика. Фре-де-ри-ка!
      Кэт вздохнула. Мэри Бет и Нолин хихикали; они не сомневались, что это самый захватывающий день в их жизни.
      Через несколько минут появился Коннор. Выглядел он чрезвычайно разгневанным, и Кэт с облегчением поняла, что он тоже считает действия шерифа необдуманными. Однако, выслушав рассказ стража закона, Коннор сказал:
      – Я должен был бы оставить вас в тюрьме.
      – О, мистер Маклод, – воскликнула Мэри Бет, – не надо!
      – Не тебя, Мэри Бет, и не тебя, Нолин, – успокоил их Коннор. – Не сомневаюсь, что Кэт вовлекла вас в это мероприятие, словно речь шла о каком-нибудь летнем развлечении.
      – Я ничего такого не делала, – возмутилась Кэт. – Трезвость – это не развлечение. Это разумное, моральное…
      – Ничего не желаю слышать, – прикрикнул Коннор. – Я говорил вам…
      – Ну, ну, ребята, – вмешался шериф, – не стоит так кипятиться. Просто дай мне слово, Коннор, что она никогда не…
      – Он не может отвечать за меня, – сказала Кэт.
      – Даю тебе слово, Уилл. Если она еще когда-нибудь зайдет в салун, я отправлю ее обратно в Чикаго.
      – Вы никуда не можете меня отправить!
      – Это мы еще посмотрим. – Коннор схватил ее за руку, сделал знак двум другим девушкам идти за ним и выволок Кэт из кабинета шерифа.
      – Тебе надо было оставить ее в тюрьме, – заявила Дженни, когда они оказались дома. Враждебность девушки потрясла Кэт. Тут она заметила в проходной комнате мужчину, похожего на ковбоя, который воскликнул:
      – В тюрьме?!
      – Кто вы? – спросил Коннор.
      – Я привез письмо для миссис Кэтлин Фицджеральд. – Он вынул конверт из кармана куртки и в растерянности остановился, переводя глаза с одной женщины на другую.
      – Я Кэтлин Фицджеральд, – сказала Кэт.
      – И вы были в тюрьме? – выпалил потрясенный ковбой.
      Коннор выхватил у него письмо и распечатал его. Бросив взгляд на листок бумаги, он оповестил собравшихся:
      – Некто по имени Гарри Крендл хочет на вас жениться.
      – По какому праву вы читаете мою почту?
      – Это скотовод, который влюбился в нее на пикнике, – пояснила Дженни. – Думаю, нам нужно отослать ее прямо в Диллон.
      – В тюрьму? – не унимался ковбой.
      – Мы всего лишь партнеры, – сказала Кэт. – Ничего больше.
      – Когда это вы успели стать партнерами? – поинтересовался Коннор.
      – Я одолжила ему денег на быка и на прочие расходы. Видите ли, выдался тяжелый год – холода, засуха и…
      – Ничего не желаю слышать, – отрезал Коннор. – Каким будет ваш ответ?
      – Ответ?
      – Ну, да. Хотите вы выйти за него замуж?
      – Конечно, нет. – Кэт с горечью осознала, что Коннору все равно, каким будет ее ответ.
      – Миссис Фицджеральд не хочет выходить замуж. – Коннор протянул письмо ковбою. – Проводи его, Дженни. Вы, наверное, хотите вернуться в Диллон засветло? – добавил он, обращаясь к парню.
      – По правде говоря, я думал зайти в какой-нибудь салун и выпить.
      – Насколько мне известно, миссис Фицджеральд собирается закрыть все салуны в округе, – сообщил ему Коннор.
      – Закрыть? – удивился ковбой. – Но сегодня же воскресенье.
      – Вот именно, – выпалила Кэт. – В воскресенье люди должны быть в церкви.
      – В церкви? – еще больше удивился посетитель. Он удалился, качая головой и сжимая в руке письмо с отвергнутым предложением.
      – По-моему, тебе следовало выйти замуж за Крендла, – съязвила Дженни. – У них в Диллоне полно салунов, которые ты могла бы закрыть.
      – Хватит, Дженни, – оборвал ее отец. – Выйди из комнаты. – Когда Дженни, насупившись, вышла, он повернулся к Кэт. – Вы хоть представляете себе, к чему это может привести? Вам известно, почему в последнее время я так часто уезжаю из города? Нет, конечно, неизвестно. Это связано с недовольством рабочих на рудниках. И как я мог вам поверить? Любому в округе ясно, что стоит мне уехать, как вы прямиком направитесь в салуны. Ясно всем, кроме меня, потому что я, как дурак, поверил вашему обещанию.
      – Я только обещала не брать с собой Фибу и Шона-Майкла.
      – Мне следовало догадаться, что вы собираетесь нарушить обещание и найдете себе оправдание в каком-нибудь извилистом иезуитском рассуждении.
      Кэт смахнула навернувшиеся на глаза слезы. Уже второй раз за сегодняшний день она подверглась нападкам за принадлежность к католической вере, но от Коннора она этого не ожидала.
      – У нас не останется ни одного рудника в этих краях, если…
      – Ничего подобного. Наша «Лига борьбы за трезвость» действует только в Брекенридже. У нас еще не было времени рассмотреть проблему пьянства в таких местах, как Диллон и Монтесума.
      – И у вас его не будет, – заявил Коннор. – Я дал Уиллу слово, и, клянусь Господом, вы не сделаете из меня лжеца. Если понадобится, я свяжусь с Шоном и…
      – Право же, вы придаете этому слишком большое значение, – спохватилась Кэт, обеспокоенная тем, как бы Коннор и в самом деле не расстроил брата только потому, что она помогала отцу Дайеру в его благом деле. Бедный отец Дайер! Он так хотел пойти в тюрьму вместе с ними, но Айлиф не позволил, сказав, что осенью ему предстоят перевыборы и он не хочет терять очки, арестовав самого уважаемого божьего человека на западном склоне Скалистых гор. «Очевидно, шерифу не пришло в голову, что, арестовав католичек, он может потерять доверие избирателей», – горько подумала Кэт. Однако, надо попробовать убедить Коннора ничего не говорить Шону.
      – Не говорите ничего моему брату, Коннор.
      – Нет, скажу.
      – Ну, что ж, говорите, – надулась Кэт. – Вот увидите, Шон поймет меня. – Она вздохнула. «А поймет ли меня мама? Вряд ли», – подумала Кэт. Мейв считает, что ее дочь таким образом предаст память отца и мужа. «Неужели так трудно понять, что я не хочу, чтобы другие пережили страдания, выпавшие на долю моей семьи?» – недоумевала Кэт. Она никому не хотела портить веселье. Совсем не обязательно пить, чтобы веселиться. Ведь радуются же люди на праздниках земляники в погожий летний день, радуются балам и катанию на санях и лыжах морозной зимой. И ни одно из этих занятий не вредит здоровью и не лишает человеческого достоинства. Сама Кэт прекрасно проводила время в Колорадо – за исключением тех минут, когда Коннор сердился – а она не выпила ни грамма спиртного за всю свою жизнь.
      Может быть, нужно было посоветовать отцу Дайеру не вторгаться в салуны, а организовать ряд лекций о том, как хорошо провести время без алкоголя. Против этого Коннор вряд ли стал бы возражать. Они могли бы совершить поездку с лекциями по всему графству, посещая жилища горняков, организуя пикники, танцы… Сердце у нее упало. Отец Дайер ненавидит танцы! Он никогда не согласится на это. А Коннор никогда не позволит Кэт продолжать кампанию против пьянства. Какой вздор! Мужчины так глупы. И упрямы. Просты удивительно, что находятся самоотверженные женщины, которые соглашаются выйти за них замуж.

      По пути на ранчо Гарри Крендла Кэт любовалась пейзажем, а Коннор называл горные пики, окружавшие Диллон – Рэд, Буффало, Тендерфут; показывал реки – Блу, Тен-Майл и Снейк, сливавшиеся в одну в долине. Кэт так живо интересовалась историей края, что Коннор сам увлекся рассказом.
      – Охотники и индейцы встречались в этой долине, чтобы выпить и поторговать. Одноглазый до сих пор помнит эти времена, хотя прошло уже лет сорок. – Он повернул коляску на главную улицу Диллона к гостинице «Уоррен-Отель», которую Кэт рекомендовал отец Дайер. – В 82-м сюда перевезли много домов из Фриско, – продолжил Коннор. – Потом, в 83-м, привезли целый город, так как в Диллон провели железную дорогу, а два года спустя заселили и этот участок между реками.
      – Надеюсь, гостиница осталась на месте, – сказала Кэт. – Я так устала.
      Она получила второе послание от Гарри Крендла, извещавшее, что он решил оставить молочный бизнес и хотел, чтобы Кэт купила его половину ранчо. Коннор вызвался сопровождать ее в поездке;
      Кэт подозревала, что он сделал это с целью держать ее подальше от отца Дайера с его идеями. Они выехали в субботу и собирались остаться в Диллоне до понедельника. Коннор уже нашел семью, которая будет работать па ранчо за проценты от прибыли. Оставалось лишь заключить сделку в присутствии юриста.
      – Гостиница все еще на месте, – заметил Коннор, когда они остановились перед высоким крыльцом «Уоррен-Отель». За ужином Коннор рассказывал Кэт о диллонской поляне для пикников с танцевальной площадкой, дорожкой для скачек, а также о празднике четвертого июля. Кэт как раз расправлялась с яблочным пирогом и обсуждала вопрос о том, как бы привезти детей на один из таких праздников, когда у их столика появился Гарри Крендл, переминаясь с ноги на ногу и сжимая в руках шляпу. Он сказал, что раз уж ранчо продано, то он прямо сейчас, не мешкая, хочет отправиться разведывать золото и руду.
      – Но ведь Лендизы отправились в Робинсон укладывать свои пожитки, – заметила Кэт. – Вы не могли бы подождать, пока…
      – Ранчо теперь принадлежит вам, миссис Фицджеральд. Так зачем же мне оставаться здесь? – пожал плечами Гарри.
      – Но ведь коров нужно доить каждый день…
      – Два раза в день, – уточнил Гарри. – До чего ж я рад, что разделался со всем этим. Никогда не считал это занятием, достойным настоящего мужчины.
      – Я никогда не доила коров, – растерялась Кэт. У нее возникло подозрение, что Гарри нарочно решил отомстить ей за отказ выйти за него замуж.
      – Я рассчитываю, что вы и ваш друг что-нибудь придумаете к завтрашней дойке. Если, конечно, не передумаете насчет моего предложения.
      – Вы пытаетесь меня шантажировать, – вздохнула Кэт. – И это после того, как я одолжила вам деньги.
      – Ладно, я ухожу. И все-таки если вы передумаете…
      – Это исключено.
      Крендл пожал плечами и удалился. Кэт беспомощно повернулась к Коннору.
      – Вы умеете доить коров?
      – Приходилось заниматься и этим.
      – У него их там двадцать. Коннор кивнул.
      – Скорее бы Лендизы вернулись из Робинсона. Я отправлю им письмо и попрошу поторопиться. А нам лучше прямо сейчас отправиться на ранчо. Коровы просыпаются рано.

* * *

      Кэт обнаружила, что ненавидит коров. Они ведут себя, будто хотят, чтобы их подоили, и жалобно мычат, если вы замешкаетесь; но потом оказывается, что они не желают сотрудничать: топчутся на месте, шлепают вас хвостом по лицу, опрокидывают подойник и, наконец, сбрасывают вас со скамеечки, на которой вы примостились.
      В первое утро Коннор выдоил семнадцать коров, пока она управлялась с тремя, и шестнадцать против четырех коров Кэтлин вечером, посмеиваясь над ее яростными попытками овладеть новым делом.
      После первой дойки руки у нее болели так сильно, что Кэт попыталась уговорить возчика, перевозившего молоко в город, подрядиться на эту работу. Тот отказался. В первый вечер пребывания на ранчо Кэт устала так, что глаза стали слипаться уже за ужином. А после ужина она столкнулась с необходимостью спать на серых простынях, потому что у Гарри Крендл а не было чистого постельного белья. Серые простыни! Кэт чувствовала себя сироткой из работного дома в романе Чарльза Диккенса. Даже изнуренные бедностью девушки-работницы в любовных романах, которые она читала до замужества, не спали на серых простынях, ожидая, когда их полюбит богатый и красивый герой.
      Но Коннор оказался вовсе не романтическим героем. На следующее утро он вытащил Кэт из постели еще до рассвета. Она выдоила четырех коров и побежала готовить завтрак. Теперь ей стало ясно, почему девушки так стремились убежать с ферм, поехать в большой город и жить в пансионе ее матери, где им не приходилось самим готовить завтрак в то время как руки ныли после дойки проклятущих коров. И у мамы простыни никогда не бывали серыми. Кэт собиралась постирать белье, но у нее не осталось сил. Она немного поспала, чтобы не опростоволоситься на вечерней дойке, и выдоила шесть коров.
      – Кажется, вы начинаете приноравливаться, – заметил Коннор.
      Кэт оценила комплимент. Коннор все еще выдаивал две трети от числа всех коров, а кроме того подкидывал им сено огромными вилами. Кэт решила, что завтра же выстирает простыни. Наверное, Коннор тоже терпеть не мог грязное белье, и она хотела внести свою лепту в их труд. Боже, ведь это даже не его ранчо!
      – Вы написали Шону об Ингрид? – спросил Коннор, прерывая ход ее мыслей.
      Кэт вздохнула.
      – Я надеюсь, что она вернется.
      – И все же, Шон имеет право знать. Кэт кивнула.
      – Я чувствую себя такой виноватой. Шон болен, я доставила ему еще большие страдания, заставив его жену сбежать, – обескураженно призналась Кэт. – Как раз перед тем как она уехала, в реке утонул маленький мальчик. Помните?
      – Да, – кивнул озадаченный Коннор.
      – В магазине мужской одежды я услышала, что утонули двое детей, а я оставила Ингрид присматривать за Фибой и Шоном-Майклом. И я подумала… я подумала, что они погибли. Побежала домой, вся в ужасе, а Ингрид спит. – Кэт прижала руку ко рту, лицо ее исказилось при воспоминании о тягостных минутах. – Коннор, я накричала на нее. Даже не помню, что я говорила, но это было ужасно. Потом оказалось, что все это время дети находились в обители Святой Гертруды с Мэри Бет и Фредди. А я так и не извинилась перед Ингрид.
      – И вы думаете, она уехала из-за этого? – Коннор положил ладонь на ее руку. – Кэт, я могу поклясться вам, что побег Ингрид никоим образом не связан с тем выговором, который вы ей сделали.
      – Тогда почему же она сбежала?
      – Она увидела то, что показалось ей заманчивый, и уехала.
      – Но ведь она жена Шона… и мать.
      – Не такая уж хорошая жена и мать, чтобы кто-то это заметил, – проговорил Коннор. – Вы самое похожее на мать существо, которое эти дети когда-либо видели. И никто не осудит вас за то, что вы так переживали. Если бы ваш брат вдруг умер, вы бы оказались с двумя чужими детьми на руках.
      – Боже мой, я ничего не имею против. Они милые дети. И, наверное, единственные, которые у меня когда-либо будут, потому что… у нас с Мики не было детей.
      – А вы хотели бы детей? – удивленно спросил Коннор. – Учитывая то, что вы мне рассказали о вашем замужестве…
      – Ну, это не значит, что я не хотела бы их иметь. Какая же женщина не хочет быть матерью?
      – Роза Лорел, кажется, не хотела, – сказал Коннор.
      – Неужели? – Кэт задумалась, была ли жена Коннора такая же безответственная, как Ингрид. – Я не боюсь, что мне придется растить Фибу и Шона-Майкла. Мне повезло, что они у меня есть. Только очень жаль, что Шон потерял жену.
      – Кэт, – серьезным тоном заговорил Коннор, – вы ведь понимаете, что вашему брату осталось жить не так уж долго. Может быть, речь идет о нескольких месяцах.
      – Мне ничего не известно.
      Коннор вздохнул и сжал ее руку. Кэт подумала, как приятно сидеть вот так и разговаривать с ним в конце дня, как успокаивает тяжесть и тепло его ладони, лежащей поверх ее руки. А что если бы они встретились раньше – до Розы Лорел и Мики? Кэт решила, что это просто глупо. Когда Коннор встретил Розу Лорел, ему едва исполнилось семнадцать, значит ей, Кэт, было всего восемь и вряд ли она могла стать предметом романтических воздыханий юноши.
      А ведь именно романтические представления принесли ей столько горя. Кэт вздохнула. Если бы Гарри Крендл не влюбился в нее, она бы не сидела сейчас здесь, чувствуя боль в пальцах и зная, что рано утром двадцать коров начнут мычать, когда нет сил выбраться из постели и хочется остаться в ней навсегда.

* * *

      Разъяренная, Кэт осматривала оружие. Она не знала, заряжено ли оно. Не знала, как из него стрелять. Разве настоящий джентльмен оставил бы леди одну с огнестрельным оружием, которым она не умеет пользоваться? Вряд ли кто-то здесь появится. За три дня Кэт не видела ни души, кроме Коннора и человека, доставляющего молоко в город. Она подняла тяжелое ружье, потрогала спусковой крючок, нажала совсем легонько… Внезапно раздался страшный грохот, и один из четырех разномастных стульев вокруг неказистого стола разлетелся в щепки. Изумленная, Кэт подскочила на месте. Теперь она знала, что ружье заряжено, и если понадобится, она сможет убить злоумышленника.
      Кэт осторожно положила ружье на стол, подхватила с плиты кастрюлю с кипящей водой и вылила в деревянную бадью. Неужто она упрямая как мул? Коннор не имел права так говорить. Вылила вторую кастрюлю. Никогда не думает о последствиях своих поступков? Какая чушь! Она надеялась, последствия будут заключаться в том, что люди перестанут убивать себя алкоголем. Кэт лихорадочно работала ручкой насоса. Перестанут отбирать хлеб у своих беспомощных жен и детей. Она вылила в бадью ведро холодной воды. Перестанут подвергать опасности безвинных прохожих, направляющихся в бакалейную лавку. Кэт начала сбрасывать с себя одежду.
      Они с Коннором снова спорили о трезвости, и он заявил, будто все закончится тем, что Кэт закроет все рудники. Она сбросила последнюю деталь своего туалета – симпатичную нижнюю юбку, отделанную кружевом по краю оборки, и вошла в воду, откуда моментально выскочила с покрасневшими ногами. Из-за нее еще не закрылся ни один рудник. Кэт подлила холодной воды. А ее вложения в ранчо вовсе не глупые. Как он смеет называть ее глупой? Кэт осторожно попробовала воду кончиками пальцев.
      Конечно, ей не следовало говорить, что раз Коннор считает сделку такой глупой, то может ехать домой, а она сама присмотрит за своим ранчо. Вот это действительно было глупо. При мысли о двадцати коровах, которых ей завтра придется доить в одиночку, гнев Кэт несколько поуменьшился. Она вздохнула и принялась поливать себя водой из ковша. Не будь Кэт такой грязной и уставшей, она не стала бы кричать на Коннора. Кожа ее порозовела от горячей воды. Кэт взяла единственный кусок мыла, который нашла – серый, с жутким запахом, и быстро намылилась с ног до головы, затем снова взяла ковш, чтобы ополоснуться. Если бы Кэт выгнала Коннора из комнаты и устроила бы себе ванну вместо того, чтобы ругаться с ним, то наверняка не оказалась бы один на один с двадцатью коровами. Кэт плеснула воды на грудь, напомнив себе, что надо поторопиться. К вечеру в горах становится прохладно, а она не могла позволить себе простудиться.
      Что случается с недоенной коровой? Ее разрывает на части? Кэт наклонилась и ополоснула лицо, решив заодно вымыть голову. Вздохнув, она вытащила шпильки из прически, бросила их на стол, и волосы густой шелковистой волной упали на спину. Надо поторопиться. Вода еще теплая, но к тому времени, как нужно будет споласкивать волосы, она успеет остыть…
      Вдруг дверь широко распахнулась, и Кэт в ужасе схватила одной рукой полотенце, а другой – ружье.
      – Убирайтесь! – крикнула она. – Буду стрелять!
      – Это я, – неуверенно произнес от порога Коннор, который застыл на месте при виде Кэт с ружьем, неловко зажатым в одной руке, и с полотенцем, едва прикрывающим грудь, в другой. Он стоял словно вкопанный.
      Не проехал Коннор и пяти сотен ярдов, удаляясь от ранчо, как начал жалеть, что утратил выдержку и оставил Кэт одну. Он придержал лошадь и перешел с быстрого галопа на рысь. Представляя себе, как страшно ей будет ночью одной, он почувствовал укол совести. Рука, державшая поводья, невольно сжалась, и лошадь пошла шагом, в то время как Коннор продолжал рисовать в воображении, как бедняжка пытается управиться с двадцатью обезумевшими коровами после бессонной ночи.
      «Это пойдет ей на пользу», – подумал Коннор, но тут же одернул себя. Как ни бесили его ее бредовые идеи насчет трезвости, он вовсе не хотел зла этой взбалмошной женщине. А что если она покалечится? Эти бестии лягаются, и болезненный синяк напоминал ему об этом. Коннор представлял себе, как Кэт лежит без сознания, затоптанная какой-нибудь строптивой коровой, когда услышал выстрел. Все воображаемые опасения нахлынули на него с новой силой, и, развернув коня, Коннор быстрым галопом поскакал обратно к ранчо. Вдруг Кэт случайно выстрелила в себя? Или в того, кто пытался напасть на нее? Какой-нибудь бродяга, который забрел на ранчо в поисках еды и обнаружил женщину, одну, без защитника? Кэт ничего не знает об оружии. Мало ли что могло случиться?
      Коннор остановил лошадь у крыльца, спешился и пулей устремился в дом. Кэт была там. Живая и невредимая. Испуганная… и обнаженная.
      – Это я, Кэт, – снова повторил он.
      – Коннор? – отозвалась Кэт дрожащим голосом.
      – Положи ружье, милая, – нежно попросил он. Коннор никогда не видел более милого существа. Она была милее, чем Роза Лорел в шестнадцать лет, когда Коннор впервые увидел ее и безумно влюбился. Милее, чем его новорожденная дочь, при виде которой сердце Коннора растаяло от любви. Милее, чем солнечный свет на ветвях покрытых снегом деревьев, или чем горный луг, усеянный весенними цветами, или чем первый снегопад в сосновом лесу.
      Коннор вдруг понял, что идет к ней, повинуясь неумолимому притяжению, как золотая пыль ко ртути. Кэт пристально смотрела на него, ее губы слегка раздвинулись, капельки воды стекали по груди, собираясь у розовых сосков. Коннор заметил, как она широко раскрыла глаза, светло-зеленые в свете лампы, со слипшимися от воды черными ресницами. Ее волосы свободно упали ниже талии. Одна прядь зацепилась за мокрое плечо, другая извилисто прильнула к бедру, словно указывая на то место между ногами, которое было прикрыто полотенцем.
      Коннор почувствовал, как твердеет его плоть при воспоминании об обнаженной Кэт в его объятиях.
      – Вода остывает, – сказал он, кладя ладонь на ее судорожно сжатые пальцы. Другой рукой Коннор взял у нее ружье и положил на стол.
      – Я собиралась вымыть голову, – прошептала Кэт.
      – В другой раз.
      – Но…
      Коннор поднял ее над водой и взял на руки.
      – Я вся мокрая, – прошептала Кэт.
      – Ты такая красивая. – Он понес ее на постель, которую постелил себе у очага, чтобы у Кэт была отдельная спальня.
      – Я так и не постирала простыни, – тихо проговорила Кэт, расправляя серую мятую простыню и грубое одеяло, в то время как Коннор принялся снимать сапоги.
      – Не думаю, что мы станем обращать на это внимание, – ответил он, и глаза его потеплели, когда Коннор наклонился, чтобы поцеловать ее.
      – Я так гордилась нами, – задумчиво проговорила Кэт. – В Монтесуме, когда мы не…
      Коннор освободился от остатков одежды, скользнул под одеяло и обнял ее.
      – Но ты ведь не хочешь, чтобы я остановился, правда, любимая?
      – Правда, – прошептала Кэт. Услышав, как Коннор называет ее любимой, она задрожала от счастья и обвила его руками, подставляя губы для поцелуя. Но Коннор не стал целовать ее, а лишь провел кончиком языка по нижней губе, доставив ей огромное удовольствие. Приподнявшись на локтях, он погрузил обе руки в ее волосы и, придерживая голову Кэт, стал целовать ее шею. Женщина задрожала, попыталась приподняться, чтобы трепещущей от возбуждения грудью коснуться его торса. Коннор раздвинул ее колени, и Кэт ждала, что он овладеет ею без дальнейших ласк, однако Коннор начал неторопливо покрывать поцелуями ее шею, плечи и грудь. Он обхватил ладонями упругие груди, приближая их к своему лицу, и жадные губы его искали затвердевшие от желания соски. Огонь страсти охватил Коннора, когда его язык коснулся их кончиков. Кэт изнывала от страсти. Тело ее было полно безумного желания, всепоглощающего томления истосковавшейся по любовным ласкам плоти. Однажды Кэт уже испытала трепетное наслаждение, а он даже не…
      – Коннор… – простонала Кэт, вонзая ногти в его плечи. – Коннор! – Ее руки скользнули к его бедрам, чтобы притянуть их к себе, ближе к своему истосковавшемуся сердцу. Кэт почувствовала, что его губы уже не осыпают поцелуями ее грудь, а прильнули к ее губам, и в тот же миг Коннор со стоном овладел ею.
      Это было неистовое соитие; тела, слившиеся в тесном объятии, двигались все быстрее, пока не наступил миг наивысшего наслаждения. Из груди Кэт вырвался пронзительный крик, а Коннор содрогнулся в последнем испепеляющем мгновении блаженства.
      – О Боже, Кэт, – выдохнул он, придя в себя и обнаружив, что Кэт лежит под ним, содрогаясь от сладких воспоминаний, влажная от пота, а ее крик все еще звенит в его ушах. Какая она хрупкая и маленькая, а он налетел на нее, как олень во время гона. – Любимая, прости. Я сделал тебе больно?
      – О, нет, – прошептала Кэт. Она, наконец, разомкнула объятия, отпуская Коннора и все, что минуту назад произошло между ними. – Это было чудесно.
      В ее голосе Коннор услышал такое благоговение, что почувствовал смирение, заставившее осознать сильнее, чем когда-либо, свою мужскую силу. Он сжал Кэт в объятиях и попытался найти подходящие слова, чтобы выразить свое сожаление по поводу того, что они не смогли справиться с охватившими их чувствами. Теперь, когда схлынул порыв страсти, Коннор осознал, что они не должны были делать этого.
      Он посмотрел на Кэт. Ее голова покоилась на его плече, глаза были закрыты, и душу Коннора охватила нежность к ней, сестре своего друга. Он не оправдал доверия Шона, потому что никто из них не хотел вступать в новый брак. Кэт повернулась и уткнулась лицом ему в грудь, поцеловала и вздохнула во сне со счастливой улыбкой на губах.
      Но завтра! Господи! Можно себе представить, в каком настроении она будет завтра. Начнет размышлять о «плотских грехах», отправится на исповедь; станет негодовать, как это он посмел войти в ее комнату во время купания, даже не постучав и не спросив, не желает ли она снова лечь с ним в постель.
      Конечно, Кэт желала этого не меньше, чем он. Может быть, в первые несколько минут она растерялась – ведь Коннор застал ее в голом виде! – но потом, черт побери, еще как желала. И здесь не было его вины.

* * *

      У них не было времени обсуждать случившееся, потому что они проспали и проснулись в объятиях друг друга, разбуженные мычанием несчастных коров. Не позавтракав, оба смущенные и растерянные, они поплелись в амбар. Кэт была так расстроена, что ударила кулаком корову, попытавшуюся опрокинуть подойник. В это утро она выдоила семь из двадцати коров, рекордное число для нее. Коннор и Кэт как раз заканчивали дойку, когда прибыли Лендизы с тремя детьми. Оказалось, что они заночевали в Диллоне.
      – Если вы были так близко, то могли бы приехать прямо сюда, – раздраженно заметила Кэт. Вчера вечером ничего не произошло бы, если бы ее новые арендаторы не оказались такими медлительными, если бы Коннор не был таким хамом и не сбил ее с толку, не дав опомниться, если бы… Кэт сжала губы и принялась швырять платья в чемодан, намереваясь немедленно вернуться в Брекенридж.
      – Тебе не следовало нападать на них, – сказал Коннор, когда они ехали в коляске обратно в Диллон. – Они же не виноваты, что мы…
      – ЧТО мы? – взорвалась Кэт. – Снова впали в плотский грех? Теперь мне придется идти на исповедь. Отец Эузебиус никогда не поверит, что в прошлый раз я искренне раскаялась. А что если мне в исповедники достанется отец Рабанус? Ведь он говорил мне не соединять наши дома.
      – Тогда не ходи на исповедь.
      – Что? Подвергать опасности свою бессмертную душу?
      – Кэт, я сомневаюсь, что Бог каким-то образом беспокоится о том, чем мы занимаемся. У него есть дела поважнее.
      – Ты безбожник? – спросила потрясенная Кэт. – Боже милостливый, а если я беременна?
      – Беременна? – в ужасе переспросил Коннор.
      – Да, Коннор, беременна. – Она испытала злорадное удовольствие, упоминая о такой возможности. – Посмотри, что случилось с твоим отцом и моей матерью. Тебе придется на мне жениться. Тогда с тебя мигом слетит все самодовольство. – Однако Коннор вовсе не выглядел самодовольным. У него был такой вид, словно женитьба на Кэт хуже смерти. Кэт отвернулась, смахивая навернувшиеся на глаза слезы.
      «Несомненно, из-за дорожной пыли», – подумала она.
      – Не могу представить себе худшей участи, – добавила Кэт, – чем быть вынужденной выйти замуж за человека, впавшего в безбожие, за отступника. Я скорее выйду за протестанта. – Кэт вызывающе вздернула подбородок, не в силах смириться с мыслью, что Коннор Маклод может подумать, будто она хочет стать его женой.
      – Ты религиозная фанатичка, тебе это известно?
      – Неправда. У меня много друзей, которые придерживаются другой веры.
      – Влюбленные не рассуждают о безбожниках да отступниках.
      – А кто говорил о любви? – откликнулась Кэт, и сердце у нее дрогнуло.
      – Никто, – отрезал Коннор. В глубине души он понимал: чувствуя то, что чувствовали они вчера, они должны хоть немного любить друг друга. Вероятно, Кэт думала иначе..

* * *

      – Мэри Бет, что ты делаешь? – спросила Кэт. Девушка залилась румянцем. Она целовалась с молодым человеком в тот момент, когда в гостиную вошли Коннор и Кэт.
      – У него самые честные намерения, мисс Кэт. Кэт расплакалась и выбежала из комнаты.
      – Мисс Кэт больна? – испуганно поинтересовалась Мэри Бет.
      – Она… просто устала, – сказал Коннор. – Три-четыре дня на ранчо доведут до слез любую городскую девушку.
      – Боже мой, истинная правда, – согласилась Мэри Бет. – Жизнь на ферме очень трудна. Особенно когда земля истощилась и не можешь вырастить хороший урожай, чтобы прокормить семью. Не знаю, что было бы со мной, если бы миссис Фицпатрик не взяла меня к себе. Она и мисс Кэт замечательные женщины.
      Коннор чувствовал себя подлецом. Он только что соблазнил замечательную женщину, а на обратном пути в поезде разжигал в себе неприязнь к ней из-за ее борьбы с пьянством и всех неприятностей, в которые его втянула Кэт. Как бы ни раздражали Коннора ее крестовые походы против пьянства, он понимал, что делалось это из самых добрых побуждений, а в случае с Мэри Бет Кэт была гораздо лучшим ангелом-хранителем, чем приют для работниц в Чикаго.
      Коннор вздохнул. Если бы у Кэт был свой собственный ангел-хранитель, то в эту самую минуту она не плакала бы у себя в комнате, страшась предстоящей исповеди. Коннор тоже надеялся, что ей не придется предстать перед отцом Рабанусом. Кэт никогда не рассказывала, какое наказание наложил на нее молодой священник. А что если она забеременеет? Коннор снова окажется женатым на еще одной обиженной женщине. Хотя и красивой. И такой страстной. Никогда еще не спал он с такой волнующей женщиной.
      «Ладно, Коннор Маклод, – сказал он сам себе, – лучше гнать прочь такие мысли. Она ясно дала понять, что не хочет выходить за тебя».

      К концу июня Брекенридж и окрестности украсились свежей зеленью осин и тополей. Желтые и пурпурные полевые цветы пестрели на лугах. Реки, совсем недавно скованные снегом и льдом, величественно несли свои голубые воды, вздымая белые гребешки пены. А озера в тех местах, где рудничные выработки не мутили воду, смотрели в ясное небо; в их спокойных водах отражались белые облака и сверкали солнечные лучи. Даже двое священников воодушевились, глядя на великолепие лета в высокогорном краю, хотя их постоянные разъезды плохо сказывались на здоровье отца Рабануса.
      По причине частого отсутствия священников Кэт так и не исповедалась, однако совесть ее не мучила. Пока она не видела своего соучастника по греховным деяниям, ей удавалось забыть, что это грехопадение свершилось. Кэт оставила хозяйство на Мэри Бет и Нолин, а дела – на Коннора, удостоверилась, что у Дженни в монастырской школе и у Джимми на руднике все в порядке, и целыми днями гуляла по округе с детьми Шона.
      Написав матери об исчезновении Ингрид, она выбросила из головы мысли о том, как Шон воспримет измену жену, так же как изгнала из памяти воспоминания о той ночи, проведенной в объятиях Коннора. Ничего плохого не случилось. Ребенка не предвиделось, а Коннор, очевидно, не питал к ней никаких чувств, кроме похоти, иначе он бы предложил Кэт выйти за него замуж.
      Она убеждала себя, что рано или поздно Шон вернется домой, и они вместе будут растить его детей. Коннор не раз жаловался на то, какую причудливую форму приобретает его дом благодаря усилиям Дидерика, поэтому было бы неплохо, если бы Шон купил у Коннора его половину. Тогда Коннор Маклод убрался бы из ее жизни к огромному облегчению их обоих. Так размышляла Кэт, в то время как Фиба и Шон-Майкл резвились на летнем солнышке.
      Вскоре приехали отец Коннора и Мейв, беременность которой уже стала заметной. Она разрушила планы Кэт на будущее, заявив, что намерена забрать детей Шона в Денвер.
      – Раз, судя по всему, мать бросила их, – сказала Мейв, – лучше им быть поближе к отцу.
      – Но я могу о них позаботиться, – попыталась возражать Кэт.
      – Таскать их в салуны, полные пьяниц, ты считаешь проявлением заботы и ответственности?
      Кэт покраснела. Кто рассказал Мейв об этой драке в салуне, которая случилась в тот единственный раз, когда Кэт взяла Фибу и Шона-Майкла на воскресную демонстрацию «Брекенриджской Лиги борьбы за трезвость»? Коннор, разумеется, не мог выдать ее во время одной из своих поездок в Денвер. Он пообещал ей, что ничего не скажет Мейв, и Кэт верила его обещанию.
      – Им хорошо со мной, мама. А Шон болен, он не может присматривать за двумя детьми.
      – Они будут жить со мной и Джеймсом, – сказала Мейв.
      – Но, мама, ты же сама ждешь ребенка.
      – Ну и что?
      – Тебе будет слишком трудно управляться.
      – Глупости! Никогда в жизни я не чувствовала себя лучше.
      – И не выглядела красивее, – добавил Джеймс.
      Кэт была вынуждена признать, что мать пребывала в отличном здравии и настроении, и все же ей не хотелось расставаться с детьми.
      – Мама, теперь, когда Ингрид уехала, я думала, что мы с Шоном будем вместе растить детей… как только он поправится.
      – Если тебе так хочется детей, Кэтлин, – сказала мать, – лучше бы ты вышла замуж и завела своих. Не надо так сильно привязываться к детям Шона. Он женится снова и…
      – Но ведь Ингрид не умерла. Она может…
      – Они не венчались в церкви, – возразила Мейв. – На этот раз я позабочусь, чтобы Шон женился на хорошей девушке-католичке. Кстати, почему ты до сих пор не нашла мужа для Мэри Бет и Нолин?
      – Только не из-за нехватки поклонников, – пробормотала Кэт. В ее гостиной по выходным всегда было полно влюбленных горняков.
      – Если ты все же надумаешь выйти замуж, Кэтлин, советую тебе присмотреться к Коннору. Он будет тебе отличным мужем.
      Кэт побледнела и перевела разговор на другую тему.
      Первого июля ее мать и Джеймс уехали вместе с Фибой и Шоном-Майклом. Их отъезд разбил ей сердце. Что касается детей, то их настолько взбудоражило предстоящее путешествие на поезде в Денвер, что они казались вполне довольными жизнью. Коннора, как обычно, не было в городе. Кэт решила, что он избегает ее. Ужасно скучая по племянникам, она ринулась осуществлять другие замыслы.
      Первым делом Кэт решила навестить сестру Фредди, которая посочувствовала по поводу отъезда детей.
      – Тебе нужно снова выйти замуж, Кэт, – сказала она. – Тогда у тебя будут свои собственные дети.
      – Ты говоришь в точности, как мама, – прошептала Кэт.
      – Как насчет Коннора? Вы с ним живете в одном доме, а судя по тому, что ты мне рассказывала, тебя страшно влечет к нему.
      Кэт залилась слезами.
      – Господи, – сказала сестра Фредди, – я не хотела довести тебя до слез. Я просто подумала, раз уж вы…
      – Я не хочу говорить об этом, – всхлипнула Кэт. – Коннор не намерен на мне жениться. Полагаю, нам с тобой нужно снова взяться за борьбу против пьянства.
      – Но я обещала преподобной матери больше не ходить по салунам, а Коннор обещал шерифу, что…
      – …что мы не будем входить внутрь салунов. Но кто сказал, что мы не можем что-то делать снаружи?
      – Матери Хильде это не понравится, – упорствовала Фредди.
      – Почему? Мы просто будем останавливать людей у входа и убеждать их идти не в салун, а в церковь, пожертвовать свое время обители Святой Гертруды или Святого Иосифа. Подумай, как будет рада преподобная мать Хильда, получив помощь мужчин в ремонте. Они ведь могут пристроить еще одну комнату к больнице Святого Иосифа. Бог знает, как больница мала. Доктора производят ампутации в той же комнате, где лежат выздоравливающие. Понравилось бы тебе лежать с пневмонией, в то время как кому-то отрезают ногу?
      – Твой пример неудачен, – сухо заметила Фредди, – потому что в больнице Святого Иосифа женщины не лежат.
      – Верно. Им нужна отдельная палата для женщин. Нечестно предоставлять больничные услуги мужчинам, в то время как женщины таковых не получают.
      – Этот аргумент не произведет впечатления на горняков, которые каждый месяц вносят деньги на содержание больницы Святого Иосифа.
      – Фредди, ты придешь в следующее воскресенье или нет?
      – Приду.
      Второй проект касался отдаления Коннора в пространственном отношении. Осуществить этот план предполагалось с помощью Дидерика. Плотник собирался построить заднее крыльцо, от которого Кэт отказалась, так как склон в этом месте был слишком крутым для излишне большого крыльца, предусмотренного Дидериком. Взамен она предложила ему построить на ее стороне дома восьмиугольную башню.
      – С окнами цветного стекла и балконом, – добавила Кэт. Она читала, что такое строение есть в Аспене, и рассудила: если у нее будет своя собственная комната в башне, она сможет чувствовать себя так, будто не живет в одном доме с Коннором.
      Конечно, теперь, когда дети уехали в Денвер, а Ингрид сбежала, можно было бы настоять на том, чтобы жить отдельно. Но Кэт не осмеливалась предложить Коннору разделить дома. Он слишком часто уезжал из города, поэтому кто-то должен был присматривать за его детьми. Одноглазый уже успел отвыкнуть от своих прежних обязанностей и целыми днями сидел в новом кафе Барни Форда «Сэдл Рок», вспоминая о былом со своими закадычными дружками. Поэтому Кэт решила, что не может окончательно отдалиться от Маклодов; кроме того, следовало заботиться об интересах Шона. Если Кэт не станет жить в одном доме с Коннором, он попытается отстранить ее от решения деловых вопросов, а ей этого вовсе не хотелось.
      – Так ты сможешь построить мне комнату в башне? – обратилась Кэт к Дидерику.
      – Конечно, миссус. Я фам построить замок, если фы хотеть.
      – О, башни достаточно. Почему бы тебе не начать сегодня же?

* * *

      – Привет! – крикнул Коннор, входя в пустую тихую комнату, соединявшую его дом с домом Шона. Он настолько привык к постоянной сутолоке, донимавшей его с тех пор, как Кэт стала вести общее хозяйство, что от этой тишины почувствовал себя неуютно. Его не было дома две недели. Сначала он инспектировал рудник «Запоздалый» в районе Снейк-Ривер, потом заехал в Денвер, чтобы обсудить соглашение, о котором Шон договорился с английскими инвесторами, заинтересованными в развитии многообещающего рудника «Девушка из Чикаго».
      «Кэт где-то прячется», – подумал Коннор. Он усмехнулся при этой мысли и стал гадать, где бы она могла находиться. Две недели отсутствия позволили на многое взглянуть другими глазами, и Коннор уже не опасался испытать неловкость, снова увидев Кэт.
      – Здравствуйте, мистер Маклод. – Из кухни появилась Нолин Пратт. Ее белокурые кудряшки обрамляли миловидное личико, перепачканное в муке. – Я занимаюсь выпечкой, – объяснила она, хотя это и так было видно.
      – Где все остальные? – спросил Коннор.
      – Ну… Одноглазый, как всегда, в городе со своими дружками. Джимми на руднике, а ваша дочь в своей комнате делает уроки.
      – Это что-то необыкновенное, – пробормотал Коннор. – А где мисс Кэт?
      – Наверное, надоедает людям насчет пьянства, – раздался голос Дженни, которая отложила свои книжки и вышла встретить отца.
      – Но, мисс Дженни, вы же знаете, что это не так, – поспешила вмешаться Нолин.
      – Она занималась этим в прошлое воскресенье. И в позапрошлое тоже. Стоило тебе, папа, уехать из города, как Кэт мигом занялась тем, чем ты ей запретил заниматься. Горняки ворчали как незнамо кто, а все из-за нее. К тому же, преподобная мать Хильда ужасно рассердилась, когда услышала, что Кэт снова вовлекла сестру Фредди в свои походы. – Дженни хихикнула, вспоминая сцену, доставившую немало веселья ученицам школы Святой Гертруды. – Она назвала Кэт негодной девчонкой и сказала, что прошлась бы линейкой по ее заду, если бы застала ее за тем, как она сбивала с толку сестру Фредди. И еще мать Хильда сказала, будто это Кэт виновата в том, что теперь все в городе зовут сестру Фредерику сестрой Фредди. А Кэт ответила, что раз люди называют ее сестрой Фредди, значит они любят и уважают ее, а следовательно, это поможет улучшить отношения между церковью и горожанами, – тараторила Дженни. Тут она заметила, что отец вовсе не сердится на Кэт, и даже посмеивается над описанием поединка между нею и настоятельницей. – Ты бы поговорил с нею, папа, – торопливо добавила Дженни. – Правда, к твоим словам Кэт прислушивается не больше, чем к словам матери Хильды.
      – Я это заметил, – мрачно пробормотал Коннор. Он не мог поверить, что Кэт снова взялась проповедовать трезвость. Она ведь обещала! И занимается этим за его спиной! Пока его нет в городе! – Где она сейчас? – сердито спросил Коннор.
      – В Десятимильном каньоне, – сказала Нолин. В ответ на удивленный обеспокоенный взгляд Коннора она пояснила: – Все три рудника забастовали.
      – Наверное, из-за того, что Кэт пытается проследить, чтобы они не могли выпить в воскресенье, – предположила Дженни.
      – Не понимаю, мисс Дженни, почему вы так не любите мисс Кэт, – удивилась Нолин. – Если бы не она, ваш шкаф не был бы набит новыми платьями, а каждый парень в городе не ходил бы влюбленным в вас.
      Дженни залилась краской.
      – Когда она уехала? – спросил Коннор.
      – В прошлый понедельник. Взяла с собой Мэри Бет, чтобы сменить Хортенс на «Кольце Ингрид». А Хортенс она собиралась перевести в Десятимильный каньон, чтобы там следить за стряпней и спальными помещениями на трех рудниках.
      – Какого черта она не подождала меня?
      – Мисс Кэт не знала, где вы и когда вернетесь, мистер Маклод, поэтому поехала сама улаживать дела с этой забастовкой, – объяснила Нолин.
      – Черта с два у нее что-нибудь выйдет, – проворчал Коннор и снова подхватил саквояж.
      – Папа, ты что, уже уезжаешь? – воскликнула Дженни.
      – Да, уезжаю, – отрезал он.

* * *

      Коннор злился на Кэт всю дорогу до Десятимильного каньона. Там он нанял лошадь и добрался до «Сестры Кэти», где управляющий выделил ему койку для ночлега и сообщил, что Кэт находится дальше по каньону на «Серебряной сигаре» или на «Покойной жене».
      – А что слышно насчет забастовки? – спросил Коннор.
      – Дело улажено, – сказал управляющий. – Им вдруг ни с того ни с сего показалось, что рудник ненадежный и работать на нем опасно. Заявили, что мы покупаем гнилой лес для крепежа, чтобы сэкономить деньги. Уж не знаю, как мисс Кэтлин удалось убедить их, что это не так. На мой взгляд, она ничего не соображает в крепеже, но все же горняки взялись за работу. Помогло то, что они попробовали обед, приготовленный этой самой Хортенс. Теперь она будет стряпать здесь два дня в неделю. Так или иначе, а мисс Кэтлин пошла дальше. Поговорила с каждым, вот что она сделала. Уж не знаю, о чем, но я считаю, достаточно горнякам побеседовать с хорошенькой девушкой, чтобы успокоиться и прекратить забастовку.
      Крепежный лес? Коннор никогда не скупился, если дело касалось безопасности работающих на руднике.
      – Ты проверял лес, который мы получали для крепежа? – спросил он.
      – Все было в порядке. Это только слухи. Вы же знаете, что за народ горняки.
      – Подобные слухи могут разорить нас, – с беспокойством заметил Коннор. – Ты уверен, что это не имеет ничего общего с трезвостью?
      – Все знают, что мисс Кэтлин стоит за трезвость, – сказал управляющий. – Так что это тоже могло повлиять.

* * *

      – Это не имеет никакого отношения к забастовке, – убеждала его Кэт. Коннор застал ее на руднике «Покойная жена».
      – Я дал слово Уиллу Айлифу, – упрямо повторял Коннора. – А ты…
      – …с тех пор ноги моей не было в салуне. Мы оставались на улице. – Кэт не могла удержаться от самодовольной улыбочки. – Ты мне не сторож. Я свободная женщина, и если я хочу убедить людей не пить по воскресеньям…
      – Если ты закроешь салуны, то одновременно закроешь все наши рудники.
      – Здесь, в Десятимильном каньоне? Они не ездят выпить в Брекенридж. Все наши рудники работают. Если ты выслушаешь меня, то я тебе докажу: эти волнения не имеют ничего общего с моей борьбой за трезвость. Раз уж мне удалось прекратить забастовку, ты должен понять – трезвость тут ни при чем.
      – Хорошо, я тебя выслушаю. Управляющий на «Сестре Кэти» говорил мне что-то о крепежном лесе.
      – Не только это. Слухов великое множество: о лесе, о динамите, о пище, о канатах подъемника. На «Серебряной сигаре» нам с Хортенс пришлось подниматься и опускаться на подъемнике, чтобы доказать надежность механизма. – Коннор побледнел. – После того, как мы проделали это пять раз, они почувствовали себя круглыми дураками.
      – Надо полагать.
      – И возобновили работу.
      – Не понимаю, почему они вдруг решили, что мне нельзя доверять.
      Кэт вздохнула.
      – Я много говорила с горняками. Проследила, откуда взялись эти слухи. Ты помнишь Дженкинса?
      – Управляющего, которого мы уволили с «Кольца Ингрид»?
      Кэт кивнула.
      – Он шныряет вокруг, подпаивает людей и намекает на то, будто наши рудники небезопасны, будто мы срезаем углы, потому что у нас не хватает капитала, чтобы вести разработку иначе, и что мы уволили его, потому что он пожаловался на наши упущения.
      – Флеминг, – прошептал Коннор.
      – Наверное, – согласилась Кэт. – И не только Дженкинс замешан в этом. В двух других случаях слухи распускали рабочие, которых наняли на рудники недавно. Дженкинс исчез, как только я появилась здесь, но тех двоих я уволила. Они пригрозили, что поднимут против нас Ассоциацию горняков. Сейчас, кажется, все идет хорошо, но….
      – Я поговорю с Пэтом Морриси. Он возглавляет Ассоциацию.
      – Я с ним уже поговорила, но он не склонен обсуждать деловые вопросы с женщиной. Наверняка, думает, что это несерьезно. И все-таки у меня появилось много друзей среди горняков.
      – А это значит, я полагаю, ты получила еще несколько предложений руки и сердца.
      – Какое тебе до этого дело? – дала отпор Кэт. Заметив, как удивился Коннор, она смягчилась. – В любом случае, теперь у меня есть люди, которые будут следить за теми, кто распускает слухи, так что если снова возникнут беспорядки, может быть, нам удастся пресечь их с самого начала.
      – Ты хорошо поработала, – скрепя сердце признал Коннор. – Но в следующий раз, может быть, дождешься меня?
      – Чтобы три рудника простаивали несколько дней?

* * *

      – Это что еще за чертовщина? – оторопело уставился Коннор на второй этаж над той половиной дома, где жила Кэт. Это строение появилось за те три дня, что они отсутствовали.
      – Это моя восьмиугольная башня, – с гордостью заявила Кэт. – Будет очень красиво.
      Дидерик спустился вниз по приставной лестнице и с вызовом посмотрел на Коннора.
      – Миссус гофорит делать башня. Я и делать, – объяснил он.
      – Все нормально, Отто, – прошептала Кэт. – Это моя башня, и я за нее плачу. Ты должен быть доволен, – обратилась она к Коннору. – Твой дом будет в полном твоем распоряжении после того, как я переберусь на второй этаж.
      Коннор грустно взглянул на Кэт.
      – Я никогда не говорил, что хочу, чтобы ты выехала из моего дома.
      – Миссус хотеть фы фыезжать. Фот почему я строить восьмиугольный башня с комната.
      – В таком случае, нужно было уточнить, что значит «восьмиугольный», – не замедлил дать отпор Коннор. – Это значит, что у башни должно быть восемь сторон, а у этой только пять.
      Пока Кэт огибала дом, чтобы сосчитать стороны башни, Дидерик, побагровевший от злости, шагнул к Коннору, замахнувшись своим молотком.
      – Что ты делаешь, Отто? – крикнула Дженни, наблюдавшая с крыльца за происходящим. – У тебя такой вид, будто ты собираешься стукнуть папу. – Дидерик отпрянул, а Дженни торжествующе заявила отцу: – Разве я не говорила, что все неприятности случились из-за ее походов против пьянства? Ты ведь это выяснил?
      – Дело вовсе не в этом, – сказала Кэт. – Ты прав насчет числа сторон, Коннор, но я полагаю, что и пяти достаточно.
      – Зимой ты там замерзнешь, – предупредил Коннор, – но не думаю, что он управится так быстро.
      – Ради Кэт управится, – заметила Дженни. – Ах, да, только что приезжал какой-то человек на коне и сообщил, что на «Первой жиле» волнения.
      Коннор выругался.
      – Это точно из-за нее, – продолжала Дженни. – Горняки думают, что она собирается запретить выпивку в спальных помещениях после работы.
      – Они пьют в спальнях? – спросила Кэт. Коннор лишь выразительно взглянул на нее и снова вскарабкался на козлы коляски. Вслед за ним села и Кэт.
      – Думаю, тебе лучше остаться дома, – буркнул Коннор.
      – Это рудник Шона, и я должна быть там, – последовал решительный ответ.
      Прибыв на место, они обнаружили, что ночная смена слоняется вокруг подъемника. Коннор, быстро оценив ситуацию, заметил двоих новых работников, которые, судя по всему, и спровоцировали недовольство, выражавшееся в том, что горняки не хотели работать на хозяев, которые преграждают им путь у двери салуна, когда они приходят в город выпить; хозяев, которые угрожают уволить их за то, что они пропустят стаканчик-другой в воскресенье. Коннор бросил на Кэт многозначительный взгляд.
      Кэт, слушавшая все претензии сидя в коляске, поднялась во весь рост и громко спросила:
      – Я уволила хоть одного человека, который входил в салун? – Горняки молчали, и Кэт продолжила: – Я кого-нибудь не пускала в салун, если он хотел войти? – Послышался неразборчивый гул голосов. – Или вы, такие застенчивые парни, боитесь пройти мимо такой большой и страшной женщины, как я? А может, вас отпугивает сестра Фредди? – В толпе послышался смех. – Так в чем же дело? спросила Кэт. – Пусть вы не согласны со мной, но не думаете же вы, что я не имею права высказывать свое мнение?
      – Мы слышали, вы собираетесь выгонять любого, кто выпьет самую малость, – признался один из горняков.
      – Вы хотели сказать, того, кто пьяным полезет в подъемник?
      – Пет, мэм. Любого, кто полезет в рудник налакавшись, надо гнать в шею.
      – Я увольняю людей, если они не умеют работать. Так поступал и мой брат. Кто сказал, что я изменю это правило?
      Горняки посмотрели на новеньких.
      – На кого вы работаете? – твердым голосом задал вопрос чужакам Коннор. – На нас или на Флеминга? – Потом он обратился к остальным. – Большинство из вас знает меня. Я даю вам слово, что ваша работа безопасна. Но вам следует не раз подумать, когда кто-нибудь из пришлых попытается подбить вас на стачку, выдав вам мешок вранья. Тогда вы потеряете заработок, а не парень, которому Флеминг заплатил за то, чтобы мой рудник закрылся.
      – Ну, думаю, об этом мы позаботились, – с удовлетворением сказала Кэт, когда они ехали обратно.
      – И мне не хочется снова заботиться об этом. Надо бы тебе утихомириться со своей борьбой за трезвость… по крайней мере, пока не закончится судебное разбирательство.
      – На это могут понадобиться годы.
      – Это случится гораздо раньше, если мы разоримся по твоей милости.
      Кэт вздохнула.
      – Ладно. Все равно отец Дайер уезжает из города, – сказала она. – На какую-то конференцию методистов.
      – Благодарение Богу за эту маленькую милость. Некоторое время они ехали молча. Коннор был доволен, что решил хотя бы одну проблему. Кэт злилась, что Коннор требовал от нее отказаться от принципов в интересах дела. Неожиданно он прервал ее размышления, воскликнув:
      – Ты только посмотри на это! – Коннор показал на большой дом, строившийся на вершине холма. – Кто строит дом на Никкель-Хилл!
      Кэт пожала плечами.
      – Это новый особняк Медфорда Флеминга. Коннор разразился смехом.
      – Не вижу ничего смешного.
      – Не видишь? Но до сих пор на Никель-Хилл строили только дома, пользующиеся плохой репутацией. – Кэт непонимающе уставилась на него. – Короче говоря, Никель-Хилл – один из трех районов «красных фонарей». – Коннор вспомнил время, когда его смущала даже мысль о том, чтобы упомянуть в присутствии Кэт о районе «красных фонарей». Приятно быть на дружеской ноге с женщиной и чувствовать себя с нею спокойно и уверенно.
      – О, Боже мой, – хихикнула Кэт. – Интересно, знает ли Флеминг о своих соседях?
      – Очевидно, не знает, и, надеюсь, никто ему об этом не скажет, по крайней мере, пока дом не будет построен.

* * *

      Кэт купила лошадь и старалась каждый день ездить верхом. Обычно ее ежедневная прогулка верхом составляла две мили за пределы города и две мили обратно. Иногда она ездила одна, иногда – в компании с кем-нибудь из мужчин. Несколько раз Кэт приглашала Дженни поехать вместе с ней, но девушка отказывалась. Дочь Коннора проводила послеобеденное время за учебниками, и Кэт не могла не приветствовать такое прилежание, даже если подозревала, что это всего лишь предлог, чтобы отклонить приглашение. Она была убеждена, что Дженни, запершись в своей комнате, сладко подремывает на кровати.
      Единственным, кто интересовался стремлением Кэт стать отличной наездницей, был Дидерик. В тот день он три раза спросил Кэт, поедет ли она верхом. Наконец, Кэт оседлала лошадь, лишь бы доставить ему удовольствие. Она предполагала, что плотник пытается загладить свою вину за то, что ошибся в числе сторон башни. Это навело Кэт на мучительные раздумья: а в состоянии ли он вообще построить башню? Не хотелось бы ей находиться там, когда налетит первая зимняя метель и сдует эту надстройку.
      Может быть, следовало пригласить Элайаса Нешхолда, чтобы он оценил прочность конструкции? Ведь он рекомендовал Дидерика как мастера по резьбе, а не как строителя. В Брекенридже было много причудливых домов, построенных в такой спешке, что они перекашивались или угрожающе кренились, норовя свалиться на головы жильцам. Не из таких ли строителей Отто Дидерик? Но нельзя сказать, что он из торопливых. Строительство башни продвигалось так медленно, что Кэт задумалась: быть может, Коннор прав, утверждая, что ее новая комната будет готова только к зиме.
      Так она раздумывала, направляя лошадь вверх по склону холма, когда вдруг заметила струйку дыма со стороны дома Коннора. С минуту Кэт удивлялась, почему это ни с того ни с сего решили топить в теплый день. Потом она сообразила, что дом горит, крикнула об этом ближайшему прохожему и подстегнула свою лошадь, до сих пор не изведавшую хлыста. Испуганное животное поднялось на дыбы и помчалось вниз, но попало ногой в одну из ям на улице и упало, сбросив Кэт в пыль. Она вскочила, бросила виноватый взгляд на пострадавшую лошадь и помчалась к своему дому, выкрикивая имена тех, кто, по ее мнению, мог находиться внутри:
      – Коннор! Дженни! Нолин! Одноглазый! Дидерик!
      Никто не отзывался, пока Кэт бегала вокруг дома, отыскивал способ проникнуть внутрь. Из окна гостиной Коннора уже вырывалось пламя, фасад тоже был в огне. Кэт кинулась за дом, где была боковая дверь, которая вела в спальню Коннора.
      Кэт многое знала о чикагских пожарах. Слышала множество историй о гибели людей, и детские страхи ожили в ней с новой силой. Однако она знала, что Дженни спит в своей спальне. Кэт сорвала с себя нижнюю юбку, намочила ее в ведре с водой, оставленном на заднем дворе, потом замотала голову и бросилась в горящий дом, пытаясь пробраться сквозь гущу дыма к спальне Дженни. Наконец Кэт добралась до ее кровати, встряхнула девушку, но в ответ послышался лишь сдавленный кашель. Очевидно, Дженни наглоталась дыма, густые черные клубы которого уже наполнили холл.
      Кэт быстро захлопнула дверь и, бросившись к окну, распахнула створку. Теперь оставался лишь один безопасный выход. Она стащила Дженни с кровати, проволокла через всю комнату к окну, положила на подоконник так, что голова девушки свесилась наружу, а потом перебросила и ее ноги. Бессильно опираясь о стену, Кэт сознавала, что теперь и сама должна выбраться из дома и оттащить Дженни в безопасное место, но, казалось, силы оставили ее. Она видела окно, еще не затянутое дымом, но была не в состоянии подтянуться и перегнуться через подоконник. В глазах у нее потемнело, и Кэт потеряла сознание.

* * *

      – Коннор, где тебя носит, черт возьми? Ты что, не слышишь пожарный колокол?
      – Я только что получил известие с «Кольца Ингрид», что…
      – Проклятие, горит дом на Френч-стрит.
      – На Френч-стрит? – Коннор повернул назад и через пару минут увидел посреди дороги лошадь Кэт, потом языки пламени, вырывавшиеся из окон его гостиной и столовой. Дочь он нашел лежащей без сознания под открытым окном, из которого клубами вырывался дым.
      К тому времени, как он отнес Дженни подальше от дома, прибыл первый пожарный. Коннор приказал ему присмотреть за дочерью, а сам влез в окно. Когда он уезжал, Дженни спала, а значит, тот, кто ее спас, до сих пор находится в доме. Коннор обнаружил Кэт на полу комнаты, полной дыма, и потащил ее наружу, в отчаянии вспоминая, кто еще из его домочадцев мог находиться дома. Джимми был на руднике. Одноглазый, наверняка, в городе. Дидерик… Где, черт побери, Дидерик? И Нолин? Боже милостливый, не здесь ли она?
      Шатаясь Коннор выбрался на задний двор, неся на руках Кэт, и наткнулся на плотника, который бежал с таким видом, будто его поразили в самое сердце.
      – Господи! – воскликнул Дидерик. – Она умерла? Миссус умерла?
      – Где Нолин?
      – С монахини Сфятой Гертруды, она и другой дефушка.
      – Моя дочь чуть не погибла в этом проклятом огне, и Кэт тоже. Она пыталась спасти Дженни.
      Дидерик, бледный как смерть, попробовал взять Кэт из рук Коннора.
      – Иди отсюда! – рявкнул на него Коннор. – Где ты был, черт тебя дери, когда начался пожар?
      В ответ Дидерик разрыдался.

      Дом наполовину разрушен, на шахте прекратились работы, а заняться расследованием Коннору было некогда, поэтому на следующее утро после пожара он пребывал не в том настроении, чтобы беседовать с Дидериком.
      – Начинай ремонт, – коротко приказа он плотнику, когда тот, отрешенно глядя на хозяина своими светлыми глазами, появился на пороге.
      – Как миссус? – спросил Дидерик.
      – Занимайся делом, – отрезал Коннор, сам измучившийся от беспокойства. – Доктор приказал им обеим оставаться в постели. – Из комнаты Кэт слышался кашель.
      – Обеим?
      – Я ведь тебе рассказывал, что Дженни тоже оказалась в горящем доме. Сейчас они вдвоем спят в комнате Кэт. Мы с Одноглазым в детской, Джимми на полу в гостиной, а Нолин и ночует, и готовит в старой кухне. Так что займись ремонтом второй половины дома. Долго мы так не продержимся.
      – Лучше я его отрезать, – сказал Дидерик. – Дом миссус хороший. Фы должен переехать. Должен отослать Нолин. Пожар начался в кухня.
      – А ты-то откуда знаешь? – с подозрением спросил Коннор.
      Глаза у Дидерика забегали.
      – А где ж еще?
      – Ты так и не сказал, где находился после обеда.
      – В другом месте, – ответил он, пожимая плечами, как будто его местонахождение в тот момент не имело значения.
      – Ладно, принимайся за работу.
      – Я должен закончить комната в башне для миссус. Лучше я отделять фаш дом.
      – Черт тебя побери…
      – Эфто займет только дфа день, – пообещал Дидерик.
      Надрывный кашель прервал их разговор. Обернувшись, они увидели, что Кэт встала с постели и, едва держась на ногах, опирается на дверь.
      – Кэт, доктор сказал, чтобы ты не вставала. – Коннор в тревоге шагнул к ней, но Кэт отмахнулась от него.
      – Если к концу недели ты не сделаешь вторую половину дома пригодной для жилья, Отто, я найму другого плотника, – пригрозила она.
      – Он должен переехать, – упрямо твердил парень, надув губы, как обиженный ребенок.
      – Ничего подобного он делать не будет… – Голос Кэт болезненно сорвался, и Коннор поморщился. – Я бы погибла, если бы не Коннор, – сказала она, бросая на плотника гневный взгляд. Кэт с горечью вспомнила, как Дидерик настаивал на ее прогулке верхом, очевидно, полагая, что Кэт никогда не узнает, что платила ему за работу, которую он никогда не делал. По его вине ожили ее детские страхи перед пожаром, и Кэт пришлось перебороть ужас, чтобы спасти Дженни. Кашель сотрясал все ее тело; казалось, это мучение никогда не кончится. Она терпеть не могла болеть и лежать в постели. – Принимайся за работу, Отто, – приказала Кэт хриплым голосом и позволила Коннору увести себя из комнаты. Понурый Дидерик направился в поврежденную часть дома.
      – Не разговаривай, – прошептал Коннор, помогая ей лечь в постель. – Нолин! – крикнул он. – Принеси Кэт еще бульону.
      – Не хочу я бульону, – пробормотала Кэт.
      – Я выпью бульону, папа, – проговорила Дженни со своей кровати.
      – Коннор, рудник… – Кэт снова закашлялась.
      – Не разговаривай, дорогая.
      – Тебе надо ехать туда.
      Коннор вздохнул. Он не сомневался, что пожар был подстроен. Каким-то образом Флемингу удалось поджечь его дом, рассчитывая, что Коннор не сможет находиться на своем самом доходном руднике. Его план удался. Рудник «Кольцо Ингрид» прекратил работу, а Коннор не мог поехать туда, так как боялся оставить своих женщин. Если бы этот никчемный плотник не ускользнул…
      – Я присмотрю за ними, – раздался голос Одноглазого. Он сходил в город и купил двустволку.
      – Я тоже, пап. – Из-за спины Одноглазого показался Джимми с винтовкой и револьвером, только что купленными вместе с двустволкой. Все оружие Коннора погибло в огне.
      – Иди, – прошептала Кэт. – Мы не можем позволить им побить нас. – И снова душераздирающий кашель принялся сотрясать ее хрупкую фигурку. – Только не теперь, когда мы их обставили.
      Коннор удивленно уставился на нее. Его дом сгорел, Дженни и Кэт едва не погибли в огне, а она считает, что обошла Флеминга?
      – Они не зашли бы так далеко, если бы не думали, что мы выигрываем, – слабо улыбнулась Кэт.
      Что за женщина! Коннор наклонился и поцеловал ее в лоб. Потом, заметив, что дочь хмуро поглядывает на него, поцеловал и ее тоже. Затем взял винтовку, протянутую Джимми, и вышел, чтобы отправиться на рудник и посмотреть, что там можно сделать.

* * *

      – Хорошо, Пэт, а ты говорил с людьми? – спросил Коннор. Ему с трудом удалось собрать рабочих, чтобы побеседовать с ними.
      – Они хотят больше денег. Флеминг повысил оплату.
      – С каких это пор?
      – С прошлой недели.
      – Ладно, но вам все же лучше работать на меня. Флеминг высчитывает за питание, а потом кормит своих людей бурдой.
      – Вы, большие корпорации, всегда найдете ответ, а мы должны платить за вашу жадность, – крикнул один из горняков.
      – Верно. Горняку ничего не отломится, – пожаловался другой.
      – Я не какая-нибудь большая корпорация, – возразил Коннор. – Я из таких же, как вы. Я сам работал проходчиком на Сент-Джоне и искал там месторождения. Могу пробить шурф и произвести взрыв не хуже вас. А Флеминг может так сказать о себе? Кто-нибудь из этих щеголей из восточных штатов хоть раз спустился в рудник, хоть раз замахнулся киркой? Я сам разработал этот рудник. Мой сын до сегодняшнего дня работал в штреке.
      – А что он делает сейчас? Просиживает штаны у тебя в конторе?
      – Он сидит дома вооруженный до зубов вместе с Одноглазым, потому что вчера кто-то поджег мой дом.
      – Послушай, Коннор, – сказал Пэт Морриси, – если ты думаешь, что мы… ну, мы ничего такого не делали.
      – Я знаю, Пэт. Никто не обвиняет Ассоциацию горняков. Но именно так действуют большие корпорации. Флеминг затеял судебный процесс с целью вернуть себе этот рудник, который сам же мне и продал. Рассылает лазутчиков, чтобы те распространяли слухи на моих рудниках и на рудниках Шона Фицпатрика. Когда его сестра положила этому конец в Десятимильном каньоне…
      – Эй, Коннор, а почему ты не послал к нам мисс Кэт? Мы не прочь посмотреть на симпатичную дамочку, даже если она из тех, кто зудит про трезвость.
      – Так вот из-за чего вы устроили забастовку? Вы хотите поговорить с Кэт? – Коннор улыбнулся и сразу же помрачнел, вспомнив о случившемся. – Кэт не может вести никаких переговоров. Проклятый пожар едва не погубил ее и мою дочь. А я не сомневаюсь, что пожар устроили люди Флеминга.
      – Ты можешь подтвердить это фактами? – спросил Морриси.
      – Ты хочешь сказать, поймал ли я кого-нибудь за руку, держащую факел? Нет, я как раз направлялся сюда, когда услышал, что мой дом горит.
      – С мисс Кэт все в порядке? – спросил один из мужчин.
      – Не знаю, – мрачно ответил Коннор. – Ожогов нет, но она наглоталась дыма, когда вытаскивала Дженни из огня.
      – Ничто не испугает эту мисс Кэт, – восхищенно заметил один из горняков. – Она не побоялась, даже Уилла Айлифа, когда тот потащил ее в тюрьму.
      – А с вашей дочкой все нормально? – поинтересовался другой.
      – Кашляет, как и Кэт. Легкие теперь у них, как у горняков.
      В толпе наступило неловкое молчание. Обычно владельцы рудников старались не упоминать о легочной болезни горняков, чего не скажешь о Конноре Маклоде. Он выделял средства больнице Святого Иосифа вместо того, чтобы заставлять своих работников платить по доллару в месяц. Коннор заботился о членах семьи больного горняка. Его партнер Шон Фицпатрик сам болеет этой болезнью. Народ на руднике «Кольцо Ингрид» подумал-подумал и отправился на работу.

* * *

      – Кэт.
      Кэт подняла глаза от книги. Она перечитывала «Справочник по территории Канзаса, Скалистых гор и золотоносного района», стараясь не смеяться, потому что от смеха ее начинал разбирать кашель.
      – Что, Дженни?
      – Тебе нельзя смеяться.
      – Я знаю.
      – Я тебе этого никогда не говорила, но… спасибо тебе за то, что ты меня спасла.
      – Пожалуйста. – Кэт подумала, что, может быть, это первый маленький шажок на пути к улучшению отношений с Дженни. Но все же не стоит обольщаться на этот счет.
      – Над чем ты смеялась?
      – О, я читала эту книгу раньше, до приезда сюда. Тут говорится, что для путешествия по Колорадо годится только тот дорожный сундук, который не развалится, если бросить его на мостовую с третьего этажа. Тогда я нашла в Чикаго трехэтажное здание, наняла человека, чтобы он втащил сундук на третий этаж и сбросил его вниз на улицу.
      Глаза Дженни округлились.
      – И что?
      – Сундук остался цел, но выглядел ужасно. Мама не разрешила мне взять его с собой в дорогу.
      Дженни захихикала.
      – Но ты все-таки добилась своего.
      – Не смейся, – предупредила Кэт, но сама не удержалась и рассмеялась. – Я должна была сделать это.
      Обе они задыхались от кашля, когда вошел озабоченный Коннор.
      – Мы сами виноваты, – успокоила его Кэт. А Дженни добавила:
      – Представляешь, папа, Кэт сбросила свой сундук с третьего этажа, – и снова захохотала.
      – В Брекенридже нет трехэтажных зданий, – напомнил им Коннор. – Наш дом станет одним из первых с двумя этажами, если, конечно, Дидерик когда-нибудь его закончит.
      Коннор только что снова поругался с плотником, который опять завел разговор о переезде семьи Коннора в другой дом, потому что разрушения, причиненные пожаром, можно исправить лишь к Рождеству.
      – И оставить женщин без защиты? – пресек Коннор ворчание плотника, злясь еще больше из-за того, что понимал: их совместное проживание в такой тесноте неизбежно породит новые сплетни. – Даю тебе неделю, Дидерик. Или ты отремонтируешь дом за неделю, или я найду другого плотника.
      – Миссус…
      – Чуть не погибла в огне. Дидерик побледнел.
      – Больше такого не случится.
      – Откуда тебе это известно? Принимайся лучше за работу. – Дом не в таком уж плохом состоянии. Больше всего пострадали кухня, гостиная и столовая. Спальни было достаточно проветрить и оклеить заново, так как все обои закоптились. «Недели вполне хватит», – решил Коннор.
      – В городе потрясающая новость, – рассказывал он Дженни и Кэт. – Том Главс и Гарри Литтон нашли самородок весом в тринадцать фунтов. – Он хлопнул себя шляпой по ноге и с горечью добавил: – Другие находят самородки, а я даже не могу наладить нормальную работу на моих рудниках.
      – А что с «Кольцом Ингрид»? – спросила Кэт.
      – Они возобновили работу… по крайней мере до тех пор, пока Флеминг в очередной раз не придумает, как нам навредить.

* * *

      – Я только что вернулся с конференции, иначе пришел бы раньше помолиться вместе с вами, – сказал отец Дайер. Он привел с собой свою жену Люсинду, которая в этот момент взбивала подушку Дженни.
      Нолин, как раз подававшая суп, когда явились Дайеры, смотрела на методистского проповедника так, словно ждала, что он набросится па Кэт прямо на одре болезни.
      – Давайте я возьму поднос, дорогая, – сказала Люсинда, немедленно уселась с двумя мисками и начала поочередно кормить с ложки обеих больных.
      – Я и сама могу есть суп, – возмутилась Дженни и закашлялась.
      – Не разговаривай, дорогая, – ласково обратилась к ней миссис Дайер и ловко сунула в рот Дженни очередную ложку супа.
      – Несомненно, это наказание божье, – провозгласил отец Дайер.
      Кэт не могла возразить, потому что во рту у нее была ложка.
      – За танцы, – объяснил священник.
      – Мы думаем, пожар подстроил Медфорд Флеминг, – сказала Кэт, проглотив суп.
      – Нехороший человек, – согласился отец Дайер. – Не позволил мне проповедовать на своих рудниках. Я должен признать, что Господь благосклонно взирает на вашу деятельность во имя нашего доброго дела. Как вы считаете, успеете вы поправиться до воскресенья?
      Кэт вздохнула.
      – Возможно. Но Коннор непреклонен. Он считает, что я должна прекратить мои беседы с горняками возле салунов, так как это становится причиной неприятностей на наших рудниках.
      – Наверное, Господь и подвигнул горняков Маклода бастовать, раз он противится трезвости, – заявил Джон Дайер, – а также из-за танцев.
      Дженни слушала эту беседу, раскрыв рот, что облегчало задачу Люсинды скормить ей как можно больше супа.
      – Закрой рот и глотай, дорогая, – сказала она.
      – Но я не отказываюсь от идеи прикрыть салуны по воскресным дням, – добавила Кэт.
      – Вы методистка в душе, дитя мое, – вздохнул отец Дайер. – Вам следует освободиться от ложных тенет папы Римского и…
      – Но, отец Дайер, мы с вами уже обсуждали этот вопрос, – прервала его Кэт. – Я решила, что надежды на закрытие салунов могут осуществиться, только если женщины получат право голоса.
      – Бог не предусматривает право женщин голосовать на выборах.
      – Почему? – удивилась Кэт.
      – Откройте рот, дорогая, – потребовала Люсинда. Кэт повиновалась, проглотила ложку супа и продолжила:
      – Если женщины получат право голоса, мы без труда проведем закон о закрытии салунов по воскресным дням.
      – Место женщины в доме, а не на избирательном участке.
      – А кого вы предпочли бы видеть на избирательном участке, отец Дайер? Какого-нибудь пьяного горняка или миссис Дайер? – Кэт не могла продолжать спор, так как Люсинда, скормив еще одну ложку хихикающей Дженни, сунула очередную порцию супа и ей.
      – Право голоса для женщин – неметодистская идея, – заявил отец Дайер.
      – Но я же не методистка.
      – Вы ею станете.
      – В самом деле, дорогая, вам нужно стать методисткой, – поддержала мужа Люсинда.
      Как можно спорить с женщиной, которая без конца пихает вам в рот ложку с супом? Кэт пришлось смириться, но все же она была уверена, что получение права голоса для женщин гораздо более эффективный метод борьбы за трезвость, чем дежурство возле салунов по воскресеньям, попадание в тюрьму и преодоление недовольства Коннора.

* * *

      – Сегодня открывается новая школа, – задумчиво проговорила Дженни первого августа. По настоянию доктора, она все еще лежала в постели.
      – Знаю, – ответила Кэт. Ей тоже хотелось присутствовать на открытии школы-пансиона при монастыре Св. Гертруды.
      – Мне должны были дать награду за успехи, – сокрушалась Дженни.
      – Ты в списке лучших учеников? Это замечательно, Дженни.
      – Если она может попасть в список лучших учеников, то и я тоже могу, – заявил Джимми, который сидел в их комнате, вооруженный для пущей важности револьвером.
      – Ты не можешь попасть в этот список, потому что не ходишь в школу, – заметила Кэт. От ее внимания не укрылось то, как сильно Джимми захотелось бросить работу на руднике и взять на себя обязанности их стража.
      – Я могу вернуться в школу, – сказал Джимми.
      – По-моему, идея замечательная.
      – А я могла бы стать пансионеркой, – предложила Дженни.
      Кэт нахмурилась. Если Дженни хотела жить в пансионе при монастыре, значит, она хочет быть подальше от Кэт.
      – Тебе там не понравится, – предупредила она. – Монахини очень строгие.
      – Да?
      – Почему бы нам не встать и не пойти на церемонию? – предложила Кэт. – Просто глупо, что доктор держит нас в постели. Мы уже давно перестали кашлять. – Джимми открыл рот, чтобы возразить, и Кэт поспешила добавить: – Конечно, для большей безопасности мы возьмем с собой Джимми, и он заодно сможет записаться в школу.
      – Папа снимет с нас скальпы, – сказала Дженни, обдумав столь соблазнительное предложение.
      – Не думаю, что твой отец знает, как снимаются скальпы.
      – Конечно, знает, – возразил Джимми. – Он был здесь, когда индейцы еще убивали людей. Хотите расскажу, как это делается?
      – Нет, спасибо, – поспешила отказаться Кэт.

* * *

      – Кэт, проснись!
      Кэт зашевелилась и зевнула.
      – Дженни, почему ты встала с постели? – ворчливо прошептала она.
      – Тебе снился плохой сон. – Дженни вернулась на свою кровать и уселась, скрестив ноги. – Что тебе снилось? Пожар?
      – Мой отец, – сказала Кэт. – Мне снилось, как он умер. – Она поежилась, хотя августовский день был довольно теплым.
      – С ним случилось что-то ужасное? – спросила Дженни, питая жадное любопытство юного существа к страшным историям.
      Кэт подумала о медленном, страшном разложении, которому подвергся ее отец, и описала этот процесс Дженни.
      – Сначала у него пропал аппетит и он похудел, хотя всегда был упитанным человеком. Мама думала, что у него рак, потому что у него болел желудок, его рвало, он слабел. Но причина была в печени, разрушенной алкоголем. Доктор сказал, что ему нужно бросить пить, а папа никак не мог отказаться от выпивки.
      Потом он пожелтел и начал распухать. А вскоре потерял разум. То он звал мою мать, а в следующий момент не мог вспомнить, кто она такая и что происходит. Папа принимал ее за свою первую жену и спрашивал, что она сделала с малышом Шоном. Руки у него тряслись. Наконец, он перестал пить, потому что уже не мог удержать стакан в руке, а мама не давала ему виски. В самом конце он кашлял кровью, весь распухший и гниющий изнутри. – Кэт содрогнулась.
      – Теперь я понимаю, почему ты против пьянства, – тихо сказала Дженни.
      – Да, по этой причине и потому, что мой муж умер бы таким же образом, если бы в пьяном виде не попал под повозку с бочками пива.
      – Я рада, что папа не пьет. Кэт кивнула.
      – Твой отец хороший человек. – Она вспомнила о ночи, проведенной с Коннором на ранчо недалеко от Диллона, и добавила: – По-своему хороший.
      – Папа и вправду без ума от тебя, Кэт, – сказала Дженни. – Час назад он приходил, но я не позволила ему тебя будить. Он был ужасно сердит. Может быть, стоит ему рассказать о смерти твоего отца?
      – Коннор знает. Что он сказал?
      – По округе пронесся слух, что ты собираешься добиваться права голоса для женщин, а уж тогда в первую очередь закроешь салуны. Он сказал, что горняки прекратят работу на наших рудниках раньше, чем это случится.
      – Они приписывают мне больше, чем я могу сделать, – сухо проговорила Кэт и вскочила с постели.
      – Что ты делаешь?
      – Объявляю себя здоровой, – отметила она и начала одеваться.
      – Но доктор сказал, что еще рано вставать. Кэт натянула платье и принялась шнуровать ботинки.
      – Папа будет в ярости.
      – Судя по твоим словам, он уже в ярости.
      – Но куда ты идешь?
      – Выяснить, откуда пошли эти слухи.

* * *

      Расследование началось не слишком успешно. Кэт провела несколько дней в постели, поэтому была еще слишком слаба. Она с трудом добралась до конюшни, чтобы оседлать лошадь. Кроме того, Кэт давно не ездила верхом, поэтому упала с лошади прямо перед мэром. Поднявшись, она не преминула сделать ему выговор за плохое состояние улиц и прочесть сердитую лекцию о его гражданских обязанностях.
      – Ну, положим, миссис Фицджеральд, в том что вы упали, скорее виноваты не улицы, а ваша манера езды верхом, – снисходительно заметил мэр. – Дамы очень украшают жизнь, но всадницы из них никудышные.
      – Что за глупости? Вот подождите, когда я приду на участок в день ваших перевыборов!
      Мэр рассмеялся.
      – Собираетесь дать женщинам право голоса и голосовать против меня?
      Кэт снова вскарабкалась на лошадь и уехала прочь. Сейчас у нее нет времени на достойный отпор, так как она собиралась посетить как можно больше рудников, расположенных поблизости, и начала с «Кольца Ингрид». Не потребовалось много времени, чтобы убедиться: агенты Флеминга сеяли недовольство среди горняков-посетителей салунов.
      Но даже помня об угрозах закрыть салуны, люди были рады поговорить с Кэт. Им не терпелось услышать о спасении дочери Коннора Маклода из огня.
      – Вы знаете, все это подстроил Флеминг, – говорила Кэт каждому, кто ее расспрашивал. Когда горняки заговорили об опасности, которую представляет для них право голоса для женщин, Кэт незамедлительно дала отпор: – Сколько салунов я смогла закрыть до сих пор?
      – Ни одного, – были вынуждены признать горняки.
      – А давно ли вносится на рассмотрение закон об избирательном праве для женщин?
      – Со времени освоения территории, – согласились они.
      Тем же вечером Кэт сняла номер для ночлега в престонском пансионе, но выспаться ей не удалось, так как постель кишела насекомыми. Коннор перехватил Кэт до того, как она села на поезд, идущий в Диллон.
      – Скажи мне, ради Бога, почему ты не в постели?
      – Я отлично себя чувствую.
      – Ты еле ходишь, и вид у тебя как у полумертвой.
      – Спасибо большое, Коннор.
      – Ну, ладно, ты выглядишь великолепно. Только немного бледновата. А теперь, пожалуйста, поехали домой. Я знаю, о чем ты говорила с горняками, и эти новости разнесутся уже к концу дня по долине Снейк-Ривер и по Десятимильному каньону.
      Кэт позволила Коннору проводить себя домой. Она нуждалась в отдыхе, не говоря уже о времени для выработки альтернативного плана, который пришел ей в голову.

* * *

      Кэт не знала, каким образом Медфорд Флеминг узнал о плане проведения закона о борьбе против пьянства посредством предоставления женщинам права голоса, но из разговоров с горняками поняла, что эти слухи, как и все прочие, вызвавшие проблемы с рабочей силой, распространялись агентами Флеминга. Упоминал ли отец Дайер кому-нибудь об их беседе? Вряд ли. Он не одобрил эту идею. Люсинда? Кэт сомневалась. Дженни? После пожара они в течение нескольких недель находились в одной комнате, и Дженни все время была у нее на глазах, со всеми, кто приходил, разговаривала только в присутствии Кэт. Может быть, Дидерик, Нолин или Джимми подслушали и разнесли сплетню? Кто сказал об этом Флемингу? И как получить такие сведения о Флеминге и Трентон Майнинг Компани, которые пригодились бы для контратаки?
      Она вспомнила, как Коннор случайно обмолвился, что статистика, собранная Колорадским бюро по найму рабочей силы, составляется на основе данных, предоставленных владельцами рудников. Кэт начала расспрашивать рабочих на рудниках Флеминга, потом сравнила свои записи с опубликованными сводками государственного бюро. Как она и думала, Медфорд Флеминг предоставлял ложные сведения. На самом деле его рудники отличались ужасающими показателями травматизма и текучестью рабочей силы, поэтому горняки даже не успевали понять, насколько опасна ситуация на рудниках, куда они нанимались.
      Теперь у Кэт появились доказательства, и она собиралась противостоять Флемингу. Может быть, ей удастся заставить его отказаться от дальнейших происков, пригрозив принять меры, если он будет продолжать в том же духе.

* * *

      Флеминг выслушал все, что хотела сказать Кэт: он распускает слухи среди горняков, скрывает сведения об ужасающе высоком уровне травматизма на своих рудниках, уверяя при этом ее рабочих, что они трудятся в опасных условиях. На протяжении всей этой гневной тирады Флеминг изучающе оглядывал Кэт с наглой ухмылкой на холеном лице.
      – А вы красивее, чем мне помнилось, – заметил он, когда Кэт сделала паузу, чтобы отдышаться.
      – А вы уродливее и презреннее, – отрезала Кэт, заметив, как улыбка исчезла с лица Флеминга. Было видно, что ему не нравится, что его назвали уродливым и презренным. Хорошо! А он-то считал себя в безопасности за этим большим столом, в дорогом кожаном кресле!
      – Вторая сторона тоже может принять участие в игре слухов, мистер Флеминг. Только мои слухи окажутся верными. Я встречалась со многими горняками, которые могут подтвердить мои сведения. Может быть, я соберу городской митинг и расскажу горожанам о ваших делишках. Не уверена, что люди представляют себе, сколько рабочих погибло на ваших рудниках. Не знают они и о том, что вдовы и дети не получили от вас помощи ни на грош. Не знают, что случается с людьми, ставшими инвалидами в результате несчастных случаев или в результате болезни легких.
      – Вы всерьез рассчитываете на то, что кто-то станет слушать женщину, которая бегает по городу в компании монахини, школьной учительницы и свихнувшегося методистского проповедника?
      Кот сощурила глаза.
      – Людям будет интересно узнать, что вы считаете отца Дайера свихнувшимся. Особенно, учитывая то, что вы здесь чужак, а он – уважаемый человек, который давно живет здесь.
      – Я буду отрицать все, что вы наговорите, мисс. Может быть, я даже сделаю пожертвование на его церковь. А вы должны помнить, что я протестант, а вы относитесь к ненавистным папистам. Или вы не заметили, что здесь все настроены против католиков?
      – Нет, не заметила. Все в Брекенридже относятся ко мне очень дружелюбно. Все, кто не работает на вас.
      – Но и я готов проявить дружелюбие, миссис Фицджеральд. – На его губах появилась двусмысленная улыбочка, и по спине Кэт пробежал холодок.
      – Я собираюсь настоять на том, чтобы шериф провел расследование, как мог начаться пожар в моем доме, – пригрозила Кэт. У нее не было доказательств, что Флеминг замешан в поджоге, но Нолин клялась, что не оставляла огня в кухне, прежде чем отправиться в обитель Святой Гертруды, и ни одна лампа не была зажжена.
      – Вам следует иметь в виду, что я могу обвинить вас в клевете, если вы начните выдвигать подобные обвинения, – резко ответил Флеминг, оценивающе поглядывая на Кэт, словно та была вещью, которую он собирался приобрести, и теперь решал, подойдет ли ему покупка по качеству. – Почему бы вам не оставить все эти агрессивные выпады в мой адрес, миссис Фицджеральд. Такое поведение не подобает столь привлекательной женщине. Если вам больше печем заняться, позвольте предложить вам более близкое знакомство. Мне нравится ваш пыл. Думаю, вы были бы мне отличной любовницей.
      Кэт открыла рот от возмущения. С игривой ухмылкой на лице, Флеминг поднялся из-за стола.
      – Распылять такую страсть возле салунов, размахивать плакатами и злить глупцов, угрожать джентльменам, которые…
      – Джентльменам? – воскликнула Кэт, в то время как Флеминг неторопливо огибал стол.
      – Конечно, – сказал он. – Во мне вы найдете джентльмена, щедрого и умелого любовника…
      – Да я лучше буду спать со свиньей! – выкрикнула Кэт, хватая со стола тяжелое пресс-папье с золотым самородком наверху и бросая в хозяина кабинета, прежде чем тот успел приблизиться к ней. Затем она пулей бросилась к двери, но успела заметить струйку крови на лбу наглеца, что доставило ей чувство глубокого удовлетворения.
      – Ну, погоди, сучка! – донеслись до нее слова Флеминга. – Ты будешь жалеть об этом до конца своих дней.
      «Никогда, – подумала Кэт. – Была бы у меня кирка, я бы вообще снесла ему голову». Но вместе с тем, несмотря на храбрые рассуждения, она ужасно испугалась.

      Дрожа от страха, едва не плача, Кэт вышла из конторы Трентон Майнинг Компани. Как он посмел сделать такое предложение порядочной женщине? Думает, раз богатый выходец с Востока, то может обращаться с нею так пренебрежительно? Медфорд Флеминг угрожает ее благосостоянию, поджег дом Коннора, а теперь еще вздумал оскорблять Кэт… словно она какая-нибудь шлюха. А что она может поделать? Как может женщина защитить себя от подобных мужчин? Теперь ясно, о каких опасностях, подстерегающих молодую женщину, говорила мама. И теперь понятно, почему Шон так настаивал, чтобы Кэт находилась под защитой Коннора. Но сейчас его не было в городе. Коннор отправился разбираться с новыми неприятностями, которые, без сомнения, тоже подстроил Флеминг.
      Больше всего на свете Кэт хотелось сейчас выплакаться на плече у матери. Только женщина способна понять, какое унижение ей пришлось испытать от такого отношения к себе со стороны мужчины, которого она ненавидела. Женщины… они могут не обладать той властью, которой пользуются в обществе мужчины, но кое-что зависит и от них. Во все времена женщины являлись арбитрами респектабельности, несли понятие о цивилизованных отношениях и порядочности, всегда были готовы защищать свои убеждения. Флеминг использовал слухи и сплетни для достижения своих целей, и Кэт пригрозила ему ответить тем же, хотя и не думала поступать таким образом. Это было бы опасным шагом, но все же…
      Кэт передумала. Вместо того, чтобы отправиться домой, сунуть голову под подушку и выплакаться, она зашагала к домику Дайеров возле реки, где сегодня у дам «Общества помощи методистам» было назначено собрание. «Женщинам нужно объединиться», – думала Кэт, и она готова дать им такую возможность.
      – Ах, моя дорогая Кэтлин! – воскликнула Люсинда Дайер. – Какой сюрприз.
      – Дорогая миссис Дайер, – в свою очередь любезно отозвалась Кэт, – мне жаль, что я помешала вам… но я… у меня…
      Все дамы-методистки выглядели такими же удивленными, как и Люсинда. Одна только Гертруда Бригл спросила:
      – Что такое, Кэт? Что случилось?
      Кэт залилась слезами. Покинув контору Флеминга она держалась из последних сил и теперь с облегчением дала выплеснуться обиде.
      – Моя дорогая, – воскликнула Люсинда и заключила Кэт в объятия.
      Дамы толпились вокруг, предлагая наперебой чай, носовые платки, пирожные, успокаивающие, похлопывая по спине и задавая вопросы. Наконец Кэт промолвила:
      – Я… ходила к Медфорду Флемингу. – Дамы удивленно переглянулись. – Он… он настраивает против нас горняков и сжег мой дом. Дженни… Дженни погибла бы, если бы…
      – И вы тоже, – подхватила Гертруда. – Кэт тоже чуть не погибла, спасая Дженни. Но я не знала, что это был поджог.
      – А не могло это случиться из-за печки или… лампы? – спросила одна из дам. Пожар представлял собой страшное бедствие для приграничных городков. Никто не мог и представить себе, что есть люди, способные использовать его как оружие против женщин и детей.
      – П-печка была холодная. Это п-произошло днем, лампы еще не зажигали. Кроме Флеминга никто бо-больше не желает нам зла.
      – Что он сказал вам, дорогая? – спросила Люсинда.
      – О, я не могу вам передать. Это было так ужасно. Если бы моя мама была здесь.
      Женщины обменялись взглядами, а Люсинда участливо поинтересовалась:
      – Может быть, вы хотите поговорить с отцом Дайером, Кэтлин?
      Кэт подняла лицо, залитое слезами, и воскликнула:
      – Я никогда не смогу говорить об этом с мужчиной, даже таким милым и добрым, как отец Дайер. – Она видела, что одни дамы сгорают от любопытства, а другие вне себя от ужаса, но все прониклись искренней симпатией к Кэт.
      – Моя дорогая миссис Фицджеральд, – вступила в разговор женщина, известная как самая большая сплетница в городе, – вы можете облегчить душу перед нами. Мы, женщины, должны держаться вместе.
      – Вы правы, – согласилась Кэт, радуясь, что ее собственные чувства нашли выражение в чужих словах. – Если я буду молчать, он ведь может… он может оскорбить и унизить еще какую-нибудь женщину своими… своими мерзкими предложениями. – Дамы дружно приветствовали это утверждение. – Эти… эти ужасные богачи с Востока думают, что могут говорить все что угодно нам, порядочным женщинам, только потому, что у них много денег.
      – Что сказал вам этот негодяй? – спросила Гертруда с таким видом, будто была готова немедленно двинуться в атаку на Медфорда Флеминга.
      И тогда Кэт пересказала им содержание ее беседы с Флемингом, каждое оскорбительное слово.
      – Он вел себя так, будто быть поборницей трезвости – это то же самое, что быть… быть падшей женщиной.
      Каждая леди из присутствующих в комнате сочувствовала идее трезвости, и Кэт получила именно тот ответ, на который надеялась.
      – Мое бедное дитя, – сказала Люсинда Дайер. – Я думаю, все мы должны вознести благодарственную молитву за то, что вы вырвались живой и невредимой из когтей этого… этого развратника.
      – Что же станет с миром грядущим, если женщина не может защитить свой дом и своих детей, не подвергая свою честь опасности со стороны этих мерзких людей из восточных штатов? – раздался негодующий голос первой сплетницы в городе, когда молитва была закончена.
      – Этому человеку необходимо преподать урок, – сказала Гертруда с мрачным выражением на юном лице.
      – Вы все так добры ко мне, – растрогалась Кэт и позволила отряду воинственно настроенных дам напоить себя чаем и проводить домой.

* * *

      В последующие три дня не менее десятка дам, помимо тех, что уже были извещены о происшедшем, нанесли визит Кэтлин, чтобы выразить свое сочувствие по поводу муки, которую она претерпела. Пятеро из них заверили Кэт, что если когда-нибудь им предоставится возможность, они с радостью зарежут Медфорда Флеминга. Кэт с удовольствием выслушала слова сочувствия, а еще большее удовольствие испытала при мысли, что мужья этих дам будут встречаться с Флемингом в связи с делами, и вряд ли им понравится, что этот наглец способен оскорбить их жен.
      – Откуда все эти дамы? – удивлялась Дженни, которая по возвращении из школы каждый день обнаруживала какую-нибудь гостью, нередко протестантку, распивавшую кофе с кексом в гостиной отца. – И почему ты не принимаешь их на своей половине?
      – Мы же там спим, – сказала Кэт. В действительности ей хотелось, чтобы как можно больше людей увидело следы пожара, организованного Флемингом. Она была готова пригласить весь город, чтобы показать всем обгоревшую гостиную Коннора, но решила, что это выглядело бы слишком нарочито. – А они не возражают против приема в вашей гостиной. В Брекенридже такие дружелюбные люди. Они очень добры ко мне.
      – Удивительно, учитывая то, что ты католичка. Кэт улыбнулась. Как ошибался Флеминг, когда предполагал, что религиозные убеждения Кэт лишат ее союзников. Леди – христианки, католички и православные, сплотились под ее знаменем. В пятницу дамы из Общества Святого Покрова голосовали за то, чтобы попытаться уговорить горняков-католиков уйти с рудников Флеминга. Кэт произнесла перед ними небольшую речь, благодаря за сочувствие, и заявила, что женщины должны держаться вместе ради защиты благопристойности перед нападками зловредных пришлых элементов.
      Трое местных торговцев остановили Кэт на улице и поздравили с тем, что она не побоялась дать решительный отпор наглым домогательствам Медфорда Флеминга. Ее уверяли, что Флеминг до сих пор ходит с забинтованной головой. Кэт с радостью узнала, что его затраты выросли до небес, так как торговцы подняли цены на припасы, закупаемые у них Флемингом. Вряд ли это понравится его восточным компаньонам.
      В воскресенье преподобный отец Дайер произнес проповедь о том, как трудно богачу попасть в рай, особенно если он подвержен предосудительной похоти. Вся паства знала, какого богача имел в виду отец Дайер; обе городские газеты не преминули написать о проповеди.
      В следующий вторник к шерифу Уиллу Айлифу явилась делегация женщин с вопросом, нет ли закона, запрещающего наносить оскорбления порядочным дамам. Айлиф ответил, что хотел бы, чтобы такой закон был, но, насколько ему известно, в книгах он не приводится. Кэт, ничего не ведая, спокойно занималась своими делами, в то время как вокруг разрастался шум успешно раздуваемого скандала, а люди шептали друг другу на ухо, какая она храбрая женщина. К счастью, Коннор был в Денвере.
      Кэт не представляла себе, как бы он отреагировал на последние события, но была довольна, что повернула в свою пользу шанс, подвернувшийся ей при таких ужасных обстоятельствах. Может быть, Медфорд Флеминг и не знал об этом, но в Брекенридже его имя было предано анафеме.
      В среду сестра Фредди заявила Кэт:
      – Прими мои соболезнования, Кэтлин, но, судя по тому, что я слышала, мистер Флеминг потерпел поражение.
      – Люди проявили огромную доброту ко мне и оказали поддержку, – ответила Кэт.
      – В чем? – поинтересовалась Дженни, сидевшая вместе с ними в гостиной. Ей никто не рассказал о скандальном происшествии, так как невинным девушкам не стоит слушать подобные истории.
      – На самом деле я пришла поговорить с вами о Джимми, – сказала сестра Фредди. – Сегодня но время урока катехизиса он насмешил весь класс. Я спросила, что делал наш Спаситель на горе, а Джимми ответил: «Наверное, искал руду». – Дженни захихикала. Сестра Фредди бросила на нее укоризненный взгляд и продолжила: – Тебе стоит позаниматься с ним Новым Заветом, Кэт.
      – Ох, Фредди, – хохотала Кэт, – он знает, что делал Христос на горе. Это старая колорадская шутка, они над нею и смеялись.
      – В самом деле? – Фредди казалась озадаченной. Выражение ее лица напомнило Кэт о преподобной матери Хильде Вальзен. А потом ей пришло в голову, что Фредди, ее давняя подруга детства, в один прекрасный день может сама стать преподобной матерью настоятельницей. От этой мысли Кэт почувствовала себя ужасно старой.

* * *

      На следующий день пришло известие о несчастном случае на руднике «Запоздалый», и Кэт отправилась в Монтесуму одна, так как Коннор до сих пор не вернулся. В записке, присланной с одним из горняков, говорилось, что взрыв был произведен в неудачном месте, и рудник затопило. Один человек утонул, двое получили тяжелые травмы. На всякий случай Кэт вооружилась револьвером Джимми. Осторожно направляя лошадь по горной дороге, она с трудом подавляла страх, пытаясь вспомнить, что ей известно о том, как заряжать револьвер и как стрелять из него.
      Горняки на «Запоздалом» ожидали увидеть Коннора и были потрясены тем, что к ним заявилась Кэт.
      – Не надо было давать руднику такое несчастливое название, – посетовал управляющий.
      – Глупости! – отмела это предположение Кэт. – Что случилось?
      – Новый работник допустил ошибку: заложил слишком много пороха и установил заряд не в том месте, где нужно было. Рвануло у боковой стены, и хлынула вода. Тому парню повезло, он успел выскочить, а троих других прихватило. Мы делаем еще одну штольню, чтобы отвести воду, но пока не закончим, не сможем выдавать руду на-гора.
      Кэт подумала о деньгах, которые придется заплатить горнякам за вынужденный простой. Если так пойдет и дальше, Флеминг выиграет дело.
      – Человек, который производил взрыв, еще здесь?
      – Ставит крепления.
      – Давно он нанялся к нам на работу?
      – С месяц тому назад. Приехал из Аспена.
      – Я бы хотела поговорить с ним.
      В контору привели нового работника. Пела Маркуса. Он оказался неуклюжим, небритым парнем, который с первого же взгляда не вызвал у Кэт никакого доверия. Она вынула из сумочки револьвер Джимми и осторожно подняла его, держа обеими руками.
      – Ну, а теперь, мистер Маркус, расскажите мне, кто приказал вам затопить рудник?
      Пел Маркус побледнел, в то время как управляющий попытался протестовать.
      – Держитесь подальше от линии огня, мистер Кетчем, – попросила его Кэт. – Мне не хотелось бы ранить безвинного человека.
      – Но, миссис Фицджеральд, что вы собираетесь делать с Пелом?
      – Ничего, если он скажет правду. Это уже не первая диверсия, предпринятая шпионами Трентон Майнинг Компани. Недавно подожгли мой дом… – Маркус опустил голову, а управляющий удивленно уставился на Кэт. – …а там находилась Дженни Маклод.
      – Дочка Коннора погибла?
      – Я вовремя вытащила ее. – Кэт направила револьвер на Пела Маркуса. – Потом мистер Флеминг оскорбил лично меня своими гнусными намеками. Кстати, мистер Маркус, я ударила его по голове пресс-папье с золотым самородком, которое оказалось у него на столе, и вполне готова и вам нанести увечье. Моему терпению пришел конец.
      – Но я не… не делал…
      – Если вы признаетесь, что вас наняли, чтобы затопить рудник, я просто передам вас властям. Если нет – пеняйте на себя. Я нажму на спусковой крючок. Если вы невиновны, Бог защитит вас.
      – Вы с ума сошли! – Пел Маркус побледнел от страха.
      – Очевидно, вы ничего не знаете об истории церкви, мистер Маркус. Вина или невиновность человека веками пребывают в руках божьих, поэтому вам нечего бояться, если вы невиновны. Господь защитит вас.
      – Меня нанял Флеминг! – выкрикнул Маркус.
      – Вы говорите это не потому, что мало верите в Бога?
      – ОН нанял меня, – расплакался Маркус. – Заплатил мне пятьдесят долларов: двадцать пять сразу, двадцать пять, когда затопило рудник.
      – Не знаю, мистер Маркус. Может быть, вы говорите неправду, – сказала Кэт, крепче сжимая в руках револьвер.
      – Деньги в моих воскресных башмаках. Клянусь, это правда!
      – Хорошо. Если вы поклянетесь на Библии, я поверю вам на слово. Позовите сюда остальных, мистер Кетчем. Они должны знать, с чем мы столкнулись, и быть более бдительными в будущем.
      Рыдающий Пел Маркус дал клятву перед разъяренными горняками «Запоздалого».
      – Пожалуйста, джентльмены, не причиняйте ему вреда, – попросила Кэт, собираясь отправиться верхом в Монтесуму за шерифом. Кетчем вызвался сопровождать ее.
      – Флеминг оскорбил вас, мэм? – нерешительно спросил он.
      – Да, оскорбил, – ответила Кэт. – То, что он сказал мне… ну, вы понимаете, мистер Кетчем, я не могу повторить эти слова, но могу утверждать, что он распутник, в обществе которого ни одна порядочная женщина не может находиться ни минуты.
      Глаза управляющего стали круглыми, как блюдца, когда Кэт закончила свою тираду, так и не прояснив суть своего столкновения с Флемингом. Она не сомневалась, что в течение ближайшей недели любой горняк из Монтесумы найдет дорогу в Брекенридж, чтобы отыскать недостающие подробности. А в подробностях недостатка не будет, так как многие дамы уже пересказывали шепотом своим мужьям шокирующую историю с Медфордом Флемингом.
      В Монтесуме Кэт сделала заявление о том, что Пела Маркуса вместе с Флемингом следует обвинить в гибели рабочего на руднике «Запоздалый». Однако, Маркусу не суждено было пойти под суд. На следующее утро его нашли повесившимся в конторе, где горняки, как поклялись все до единого, заперли его, но оставили живым и невредимым.
      Услышав об этом, Кэт опешила. Может быть, не стоило так подходить к делу, как подошла она? Насилие набирало силу. Она так и не узнала: то ли ее собственные работники линчевали парня, то ли это сделал кто-то из приспешников Флеминга, чтобы защитить хозяина. Лишь одно объяснение Кэт отмела сразу же: что трусливый Пел Маркус повесился сам.

* * *

      – Дома была только Нолин, папа, – сказала Дженни. – Кто-то принес Кэт записку. Кэт сказала: «Да хранят нас святые угодники», побросала в саквояж какую-то одежду, приказала Нолин присматривать за хозяйством и уехала.
      – И Нолин даже не спросила, куда она поехала? – Коннору все это страшно не нравилось.
      – Наверное, Кэт скоро вернется. – Дженни пыталась играть на пианино Ингрид. – Сестра Паулина говорит, что мне нужно брать у нее уроки, потому что у меня есть музыкальный слух.
      – Пока Дидерик не закончит ремонт, в этих комнатках будет слишком много народу, чтобы мучить всех неумелой игрой на пианино.
      – Кэт сказала бы, что мне нужно практиковаться.
      – Тогда надо было выяснить, куда она поехала.
      – Может быть, ей просто надоели гости, и она решила убраться от них подальше. Каждая леди в городе нанесла визит Кэт, даже протестантки.
      – Вот как? – Если бы дочь сказала, что Кэт навестили все мужчины Брекенриджа, Коннор не удивился бы, хотя это ему и не понравилось бы. Но дамы? И к тому же методистки? Впрочем, какое ему деле до того, кто посещает Кэт? У Коннора нет на нее никаких прав.

* * *

      – Мистер Маклод, не могу ли я пригласить вас на чашечку чая?
      Коннор не мог припомнить, когда еще его так заставали врасплох. Он знал, кто такая эта красивая, нарядная женщина, хотя их никогда не представляли друг другу, и не ожидал когда-либо получить приглашение на чай в дом Медфорда Флеминга.
      – Ваш муж хочет поговорить со мной? – осторожно осведомился Коннор.
      – Нет, нет, речь идет не о делах, – сказала Юстасия Флеминг. – Хочу попросить вас об одной услуге.
      Весьма странно. Коннор принял приглашение из любопытства и в четыре часа дня появился у нового дома Флемингов на Никкель-Хилл. Его немало повеселили призывные возгласы нескольких ярких представительниц квартала «красных фонарей», которые приветствовали прохожих со своих балконов.
      – Мистера Флеминга сейчас нет в городе, – сообщила Юстасия Флеминг. Она поправила рыжеватый локон, выбившийся из затейливой прически, и грациозно опустилась на парчовый диванчик, жестом приглашая Коннора сесть рядом.
      Коннор сел. Насколько ему было известно, величавая Юстасия Флеминг редко появлялась в Брекенридже, и еще реже приглашала к себе местных жителей. Служанка подала чай.
      – Если вы желаете выпить что-нибудь покрепче, я прикажу принести, – предложила миссис Флеминг.
      – Чая вполне достаточно, – сказал Коннор, который терпеть не мог это пойло. Он не поднимал глаз от своей чашки, потому что на хозяйке было какое-то свободное, широкое одеяние, и Коннор не сомневался, что под этим домашним платьем нет корсета. Наверное, она только что встала после дневного сна. Уж не халат ли на ней?
      – Не желаете сухариков? – Юстасия протянула ему блюдо с печеньем, и широкий рукав откинулся, приоткрыв тонкое запястье и округлую руку.
      Коннор взял печенье и ехидно подумал, как удивился бы Одноглазый, если бы ему предложили такой «сухарик», чтобы обмакнуть в подливку. Миссис Флеминг, очевидно, копировала манеры английской знати. Бедро женщины прижалось к бедру Коннора, и он отвлекся от своих мыслей.
      Юстасия посмотрела прямо в глаза гостю и проговорила:
      – Дорогой мистер Маклод, я хотела посоветоваться с вами относительно одной проблемы, касающейся моего дома.
      Коннор осторожно отодвинулся, с интересом ожидая, придвинется ли Юстасия снова. Может быть, он неправильно понял эти многозначительные намеки, и жена Медфорда Флеминга вовсе не завлекала Коннора в свою постель. А то, что на ней надето, просто наряд по новой моде, о которой он еще ничего не слышал.
      – Я вполне довольна этим домом, – продолжала Юстасия. – Конечно, это простое деревенское местечко, но я сама выбрала участок для застройки из-за красивого вида, который отсюда открывается.
      Так вот почему Медфорд Флеминг жил теперь по соседству с мисс Марси, чей дом пользовался плохой репутацией. Коннор с трудом удержался от улыбки.
      – А теперь я обнаружила, что соседи у меня, так сказать, нежелательные.
      Коннор отхлебнул чай и отметил, что бедро хозяйки снова касается его бедра, а сама она устремила на Коннора проникновенный взгляд фиалковых глаз – так смотрят женщины, охваченные любовной страстью.
      – Даже если вы с моим мужем не в ладах, мистер Маклод, это не значит, что мы с вами не можем стать друзьями. – Юстасия улыбнулась Коннору и мягким движением положила свою ладонь на его руку. Коннор сделал еще глоток чая. – Зная, как хорошо относятся к вам здесь, в Брекенридже, я подумала, не могли бы вы использовать свое влияние, чтобы… убедить моих нежелательных соседей убраться куда-нибудь подальше.
      – Сомневаюсь, чтобы вашему супругу поправилось, что он каким-то образом обязан мне, миссис Флеминг.
      – Юстасия, – надула она губы. – Вряд ли мой муж будет вникать в эти проблемы. Я со своей стороны не возражала бы, если б оказалась в долгу перед таким… очаровательным джентльменом.
      Коннор задумчиво наблюдал за ней. Мысль переспать с женой врага таила в себе какую-то извращенную притягательность. А может быть, Флемингу наплевать, что вытворяет его красавица Юстасия? Фактом оставалось и то, что эта женщина не взволновала Коннора и не зажгла огонь в его душе. Одному взгляду Кэт было бы труднее сопротивляться, чем перспективе провести неделю в постели Юстасия Флеминг.
      – Не хотите ли осмотреть дом? – предложила она.
      Осмотреть дом? Чтобы осмотр закончился в спальне?
      – Мы понимаем друг друга, Коннор? Я могу называть вас Коннор?
      – Разумеется, мэм.
      – А вы должны называть меня Юстасия. «Мэм» звучит так странно. Если у вас возникли угрызения совести из-за того, что я замужняя женщина, то имейте в виду – вдруг вы не в курсе – что имя моего мужа и этой вашей… уж не знаю, в каких отношениях вы находитесь с миссис Фицджеральд, весьма тесно переплетаются в городских сплетнях.
      Коннора охватил приступ гнева, потом пришло осознание уверенности, что у Кэт не может быть ничего общего с Медфордом Флемингом. В глазах Юстасии блеснули искорки злорадного удовольствия. Почему? Потому что она собиралась наставить рога мужу? Или потому, что очернила имя Кэт?
      – Спасибо за чай, Юстасия. Думаю, что могу обойтись без осмотра дома. Вряд ли я сумею помочь вам.
      – О, дорогой, надеюсь, я не обидела вас? Люди будут сплетничать, вы понимаете.
      Коннор кивнул, раздумывая, с какой целью она пригласила его к себе на чашку чая. Пыталась внести раздор между ним и Кэт? Или хотела соблазнить его, а потом обвинить в домогательствах? Здесь явно не обошлось без Флеминга. Вполне вероятно, что он задумал эту западню вместе с женой. Возможно, Юстасия и вправду считала, что муж ей неверен, и решила, что Коннор, враг мужа, вполне подходящая кандидатура для мести. Коннор поднялся с диванчика, стремясь избежать неприятной и, возможно, опасной ситуации.
      – Вы уходите? – Юстасия изобразила разочарование на своем нежном личике. – Надеюсь, мы скоро увидимся, Коннор.
      Коннор ушел, так и не разобравшись, было ли это предложением или твердой договоренностью. Следует быть очень осторожным с этой леди. И где же все-таки Кэт? Если их обоих; ее и Флеминга нет в городе, а молва связывает их имена… Нет, прежде чем переходить к выводам, нужно поговорить с Кэт. Одна лишь мысль, что любой другой мужчина мог получить то, что она дала Коннору, особенно человек, которого Коннор презирал, ранила, словно острый нож. И все же он не верил, что Кэт способна так поступить.

* * *

      Если даже у Коннора и возникли серьезные сомнения, они исчезли еще до того, как Кэт вернулась в Брекенридж, потому что все, кто попадался ему навстречу, заинтересованно спрашивали, что он намерен предпринять в связи с подлым поведением Медфорда Флеминга по отношению к миссис Фицджеральд.
      – Разумеется, – рассуждал Фред Макнафт, который настиг Коннора буквально на крыльце его дома, – она и сама прекрасно смогла защитить себя. Все считают, что Флеминг уехал из города потому, что все знают, как он заработал синяк на лбу.
      – А как он его заработал? – поинтересовался Коннор.
      – Судя по тому, что я слышал, она швырнула ему в лицо пресс-папье с золотым самородком с его рудника в Фарнкомб-Хилл, которое болтается на столе в его конторе.
      – А как получилось, что об этом знает весь город? – спросил Коннор.
      – Сразу после происшествия Кэт была так расстроена, что пошла к Люсинде Дайер, у которой собралось все «Дамское общество помощи методистам», и там расплакалась, бедняжка. Дамы были в шоке: услышать такие вещи о человеке, который всегда изображал из себя джентльмена. До своего отъезда Флеминг вел себя так, словно ничего не случилось, ходил важный, задрав нос. Но можете быть уверены, у него в городе не осталось ни одного друга. Никто ему руки не подаст после такого поступка.
      Коннор задумчиво кивнул и, войдя в дом, направился в жалкую комнатушку, где обитали они с Одноглазым. Надо было выслушать рассказ Кэт об этой истории, но, похоже, это ужасное происшествие сработало в их пользу. Вряд ли это поможет Флемингу выиграть процесс. Хотя, кто знает?
      Не успел Коннор осмыслить значение последних событий, как его внимание привлекла необычная тишина в доме.
      – Дидерик! – крикнул он и устремился на свою половину дома. Заглянул в каждую комнату, но не обнаружил плотника за работой, хотя кухня так и осталась обгорелой. – Дидерик! – снова позвал Коннор, распахивая дверь холла и выглядывая на задний двор. Наконец, он нашел своего нерадивого работника. Дидерик стоял возле пристройки-туалета на половине Кэт и занимался тем, что выпиливал отверстие в боковой стене. – Какого черта ты делаешь? – спросил удивленный Коннор.
      Дидерик обернулся. Закончив работу, он вынул из стенки выпиленный квадратик.
      – Я видеть такой симпатичный окошко ф одном таком домик на Ридж-стрит, и я подумать, что миссус понравится такой окошко ф ее домик…
      – Боже, даруй мне терпение, – проворчал Коннор и обратился к плотнику голосом, полным беспримерного, как ему самому казалось, спокойствия: – Возвращайся в мой дом и работай там, пока я не прибил тебя, идиот.
      – Миссус, она…
      – Иди! – прикрикнул Коннор. Дидерик повиновался.

* * *

      – А вот и та леди, которую я искала, – сказала сестра Фредерика. – Дженни уже два дня не было в школе, но когда я вчера зашла к вам, чтобы поговорить с тобой, дома никого не оказалось.
      Кэт устало вздохнула. Она только что вернулась из Кистоуна и тут же столкнулась с новой проблемой.
      – Я была в Монтесуме, Фредди. Я разберусь.
      – Сестра Фредерика, – улыбаясь поправила ее подруга. – Не хочешь же ты еще больше обидеть мать настоятельницу? Ей ужасно не нравится, когда меня называют Фредди.
      Кэт улыбнулась в ответ и еле волоча ноги отправилась домой, где на крыльце встретилась с Дженни, которая только что вернулась.
      – Где ты была? – спросила Кэт. – И не говори, что идешь из школы. Я только что разговаривала с сестрой Фре… Фредерикой.
      – Я была больна.
      Кэт нахмурилась и закрыла зонтик, аккуратно расправив кружевную оборку по краю.
      – Тогда почему же ты не дома в постели?
      – Я… я пошла к миссис Филдинг спросить, что делать, потому что у меня были месячные и… мне было больно.
      – О, Дженни, тебе нужно было спросить у меня.
      – Но ведь тебя не было в городе.
      – А раньше у тебя случалось такое? Дженни кивнула, стараясь не встречаться глазами с Кэт.
      – Тебе надо было спросить меня.
      – Ты так занята, и ты… ты совсем не обращаешь на меня внимания.
      – О, моя дорогая, разве я не обращала на тебя внимания? – У Дженни был такой растерянный вид, что Кэт ужасно расстроилась. Бедное дитя, она даже отводила глаза. – В таких случаях помогает тепло. Давай я уложу тебя в постель.
      – Теперь мне уже лучше, – поспешно уверила ее Дженни. – Приехал папа, Кэт. Он очень беспокоился за тебя.
      – Выйди, Дженни, – потребовал Коннор, врываясь в дом.
      – Боже мой, Коннор, почему ты сердишься на Дженни? – спросила Кэт. Она сняла свою соломенную шляпку с зеленой лентой.
      – Я сержусь на тебя, а не на Дженни. Какого черта ты исчезаешь, никому не говоря, куда отправляешься?
      – Я даже не сообразила, что никому не сказала. Поездка была очень срочной.
      – И что это за история, о которой мне прожужжали все уши, насчет тебя и Медфорда Флеминга?
      – Я не собираюсь говорить с тобой об этом, Коннор. Это было слишком унизительно. – Кэт гордо вздернула подбородок.
      – Он тебя обидел? – встревожился Коннор.
      – Конечно, обидел, – подтвердила Кэт, а затем, заметив, как ярость исказила лицо Коннора, быстро добавила: – То, что он сказал, нельзя простить. Этот человек – негодяй.
      – То, что он СКАЗАЛ?
      – Да.
      – Ты можешь объяснить мне, хотя бы в общих чертах?
      Кэт на минуту задумалась.
      – Он посоветовал мне направить мои… мои страсти подальше от дел в сторону… – Кэт сердито сжала губы и покраснела.
      – В сторону?
      – Этот негодяй предложил мне стать его любовницей.
      Никогда прежде Коннор не видел такого явного отвращения на лице у кого бы то ни было.
      – Я ударила его пресс-папье с золотым самородком.
      – Неплохо, – одобрил Коннор, сожалея, что не видел этой сцены своими глазами. – И потом ты, судя по всему, донесла на него дамам из швейного кружка методистов.
      – «Дамского общества помощи методистам», – поправила его Кэт. – Они как раз были у Люсинды, когда я пришла к ней за… за моральной поддержкой.
      – Моя дорогая Кэт, ты поистине удивительная женщина.
      – Не похоже, чтобы ты хоть немного беспокоился о моей чести.
      – Если хочешь, я сейчас же пойду и застрелю Флеминга, – предложил Коннор. – Ввиду величайшей степени общественного недовольства, вряд ли Уилл арестует меня за это.
      – О, я вовсе не хочу, чтобы ты его убивал, – вздохнула Кэт. – Боюсь, одних слухов ему мало. – Она рассказала о последних событиях на руднике в районе Снейк-Ривер и о мерах, принятых ею, чтобы поймать злоумышленника.
      – Боже, Кэт, ты хоть знаешь, как пользоваться револьвером?
      – Нет, – призналась она. – Но Пел Маркус об этом не догадывался.
      – Это было очень опасно. Кэт не стала спорить.
      – Нам нужно предупредить всех наших управляющих. Неизвестно, где Флеминг нанесет следующий удар.
      – Я еду завтра. Сначала на Ближние рудники, потом в Десятимильный каньон.
      – Я могу съездить на Ближние рудники. Коннор покачал головой.
      – Это слишком опасно. Теперь у Флеминга есть причины ненавидеть тебя, а он, как ты сама убедилась, не питает почтения к женщинам.
      Кэт содрогнулась. Если бы год назад кто-нибудь сказал ей, что она будет втянута в опасную вражду между владельцами рудников, она бы сочла такую историю неправдоподобной сказкой из романтической повести; но уже давно ей стало ясно: романтические повествования не всегда имеют счастливый конец.

* * *

      – У тебя сегодня симпатичное платье, Кэт, – сказал Коннор за ужином. На Кэт было строгое платье, которое не смутило бы мужчину и не привело бы его в растерянность, что очень понравилось Коннору. Кэт действительно выглядела превосходно. Зеленые веточки, разбросанные по бледно-зеленому шелку, подчеркивали цвет ее глаз, а белые кружева на лифе выгодно оттеняли нежный румянец на щеках. Кроме того, Коннор был уверен, что под платьем у нее корсет, иначе талия не казалась бы такой тонкой. Он почувствовал прилив негодования против Флемингов: на самого Медфорда Флеминга за то, что тот осмелился оскорбить Кот, на его жену Юстасию за то, что она одевалась и вела себя так вызывающе. Что они задумали? И почему Кэт так странно смотрит на него? Как будто он никогда раньше не говорил ей, как она хороша.

      – Коннор, в стене моей пристройки появилась какая-то дыра, – пожаловалась Кэт. Она сложила зонтик и теперь вынимала из сумочки бумаги, которые взяла для Коннора в банке. – Кто бы это мог сыграть со мной такую шутку?
      – Твой идиот-плотник хочет сделать тебе резное окошко.
      – Окошко? – удивилась Кэт. – Но…
      – Я сказал ему заняться ремонтом сгоревшего дома.
      – А как же насчет дыры? Любой может заглянуть внутрь, проходя мимо.
      Коннор вздохнул и сунул чистую рубашку в дорожную сумку. Он собирался в поездку по Десятимильному каньону, где на «Сестре Кэти» упал подъемник, придавив двоих рабочих.
      – Нам нужно избавиться от Дидерика. Он никогда не выполняет указания, совершенно игнорирует меня и кидается осуществлять любой сумасбродный проект, который взбредет ему в голову.
      – А если я не смогу найти другого плотника? Ты уедешь, а я останусь с этой дырой. Ты не знаешь, почему вдруг он решил сделать окно в пристройке для туалета?
      – Он видел такое окно на Ридж-стрит. Наверное, это была резьба по дереву.
      – Правда? Резное окно в пристройке? – заинтересованная, Кэт стягивала перчатки.
      – Послушай, Кэт, до моего отъезда нам нужно обсудить более важные вещи.
      – Может быть, для тебя они и важны, но…
      – Судья, наконец, назначил дату суда.
      – Так вот почему Флеминг не унимается? – Оба они пришли к выводу, что несчастный случай на «Сестре Кэти» дело рук Флеминга. – Он лишь настроит против себя всех предполагаемых присяжных в графстве тем, что…
      – Ты уже позаботилась об этом, Кэт, – хихикнул Коннор, потом снова помрачнел. – Может быть, Флеминг хочет запугать присяжных или заставить нас отказаться от борьбы, прежде чем начнется суд. Смог же он остановить наш рудник «Кольцо Ингрид», а сам тем временем направляет туннель в наше месторождение и выгребает нашу руду.
      – Долго ли мы сможем продержаться? Коннор пожал плечами.
      – Я думаю, Флеминг нас недооценивает. – Но в то же время Коннор не мог не признать, что и сам он недооценил Флеминга. Юстасия снова завлекла его в свой дом, прислав записку, что ее муж хочет встретиться с Коннором. Проявив осторожность, Контор взял с собой Чарли Максвелла. Как он и ожидал, Юстасия солгала. В присутствии Чарли не было ни касаний бедром, ни предложений осмотреть дом. Она лишь снова пожаловалась на столь неудачное расположение своего нового особняка и спросила Чарли Максвелла, нельзя ли сделать так, чтобы дом, пользующийся дурной славой, передвинули с Никкель-Хилл в другое место. Чарли посочувствовал ее затруднениям, но ответил, что вряд ли сможет ей помочь. Коннор был настороже, не оставляя своих подозрений, а Кэт до сих пор пребывала в неведении, что Юстасия Флеминг вошла в число игроков – распутная дамочка, неверность которой делала ее опасной.

* * *

      Два дня Кэт не находила себе места от беспокойства. Она и раньше хотела поехать вместе с Коннором в Десятимильный каньон, и теперь переживала, что от него нет никаких известий. Горняки из Брекенриджа или с рудников Спейк-Ривер чуть ли не каждый день заходили к ней, мяли в руках шляпы и бормотали, что слышали о ее неприятностях с Медфордом Флемингом, уверяя, что они-то никогда не позволят себе непочтительного обращения с женщиной. Кэт благодарила их за поддержку и знакомила с Нолин или же рассказывала о Мэри Бет, которая продолжала безраздельно царствовать на руднике «Кольцо Ингрид». Кэт полагала, что это поможет наладить отношения с рабочими, но чтобы добиться ощутимых положительных результатов, она послала за Пэтом Морриси, руководителем Ассоциации горняков в высокогорном графстве.

* * *

      – Вы заставили моих людей шпионить друг за другом, – осуждающе заявил Морриси. – Не смотрите так удивленно, миссис Фицджеральд. Я знаю, что вы сказали им выслеживать лазутчиков Флеминга.
      – Но это для их же собственной безопасности.
      – Горняки зависят друг от друга, между ними должно быть доверие. Теперь его нет.
      – Но…
      – Это борьба владельцев рудников, а не рабочих.
      – Но ведь страдают-то горняки. Один из них погиб на «Запоздалом».
      – Да, мы все начинаем думать, что на вас с Коннором опасно работать.
      Страх охватил Кэт. Если из-за ее вмешательства они потеряют рабочих, их дело станет безнадежным, и Коннор никогда ей этого не простит. Нужно было сменить тему разговора, а тем временем обдумать, с какого бока подойти к Морриси.
      – Вы ходите в церковь, мистер Морриси? – спросила она наобум.
      – Это вас не касается, мэм, – ответил тот.
      – Ну… я просто подумала… из-за вашего имени, – запинаясь оправдывалась Кэт, не ожидавшая столь резкого ответа, – я подумала, что вы католик, мистер Морриси.
      – Как я вам уже сказал, мои отношения с Богом – это мое личное дело.
      – Да, конечно.
      – И я не собираюсь обсуждать вопрос, нравится мне или нет время от времени пропускать стаканчик виски.
      – А вот и Нолин с кофе! – Никогда в жизни Кэт не была так рада кого-либо видеть. – Садись, выпей с нами кофе. – Пэт Морриси вежливо привстал, пока Нолин устраивалась на темно-зеленом диване, который Кэт купила для проходной комнаты. После того, как молодые люди познакомились, некоторое время все натянуто молчали.
      – Сливки и сахар, Нолин? – нарушила тишину Кэт.
      – Только сахар, мэм. – Нолин засуетилась вокруг кекса, пока Кэт наливала кофе. – Нолин из Чикаго, – с воодушевлением объявила Кэт.
      – Сдается мне, это ужасное место, – сказал Пэт Морриси, принимая из рук Нолин тарелку с куском кекса.
      – Да, это так, – подхватила Нолин. – Миссис Фицпатрик и мисс Кэт буквально спасли мне жизнь, отправив сюда. – И Нолин, отнюдь не застенчивая девушка, принялась описывать ужасы жизни, ожидающие в Чикаго одинокую женщину. Затем Пэт описал ужасы жизни в Бостоне, откуда он приехал и где для ирландцев были созданы невыносимые условия существования. Десять минут спустя эти двое едва ли обратили внимание на то, что Кэт удалилась.
      «Нолин и мистер Морриси, – думала Кэт. – Мама будет довольна. Особенно по той причине, что как бы он ни артачился, Пэт Морриси должен оказаться самым настоящим католиком».

* * *

      – Я могу доказать это, – сказал Коннор. – Канат подъемника был перетерт вручную, а не износился естественным путем. В этом я уверен, как в себе самом. Если бы он лопнул не почти у самой земли, а на высоте, погибших было бы гораздо больше. Не важно, как это случилось; главное, что пострадали люди.
      – Но они не винят нас?
      – Их не волнует, был ли это наш недосмотр или ответственность лежит на Флеминге. В любом случае, они рискуют жизнью.
      Кэт вздохнула.
      – Пэт Морриси увлекся Нолин, – сообщила она едва ли не единственную хорошую новость за последнюю неделю неприятностей.
      – Господи, Кэт, как ты можешь думать о любовных увлечениях, когда мы на грани банкротства?
      – Не богохульствуй, – возмутилась Кэт. – Я не думаю о любовных увлечениях, а забочусь об улучшении отношений с рабочими.
      – Мне и самому следовало догадаться. Ты не распознала бы истинной любви, даже если бы такое случилось у тебя под носом.
      Неожиданно для самой себя Кэт обиделась и рассердилась, потому что такое замечание не должно было ее задевать. Как раз в это время она месила тесто для хлеба и, повернувшись, бросила пригоршню теста прямо в лицо Коннору.
      Тот отступил на шаг, отлепил тесто и уставился на Кэт с таким же удивлением, какое испытывала она сама.
      – Коннор, я…
      – Мне нужно радоваться, что тесто сырое, – оборвал ее Коннор и весело улыбнулся. – Ты бы прибила меня на месте. А будь это вчерашний хлеб, ты бы вовсе вышибла из меня дух.
      – Что? – Все-таки он удивительно непредсказуемый человек. Много ли мужчин способны смеяться, получив комком теста прямо по физиономии?
      – Ну, Кэт, всем известно, что ломоть испеченного тобой вчерашнего хлеба прихлопнет мышь насмерть.
      – Вовсе нет, – не замедлила откликнуться она, расплываясь в улыбке. – Разве что мышонка. – И оба расхохотались.

* * *

      – Мистер Морриси, до вас дошли слухи о слишком большом уклоне на руднике «Роза Лорел»? – Кэт и руководитель Ассоциации горняков сидели в гостиной, пока Морриси поджидал Нолин, чтобы отправиться вместе с нею на лекцию.
      – Нет, мэм, – сказал Пэт Морриси. – Готов поклясться, что все там честные люди и слухов не распускают.
      Кэт кивнула.
      – Так я и думала. Но кто-то приехал сегодня утром, пошептался с Коннором, и оба отправились на рудник, чтобы проверить эти слухи.
      – Позвольте мне сменить тему, мэм. Вы некоторым образом, представляете семью для Нолин, и я хотел бы попросить у вас разрешения ухаживать за ней с намерением жениться.
      Кэт вздохнула. Как угнетающе действовали на нее все эти молодые влюбленные и их свадьбы!
      – Конечно, мистер Морриси. Если Нолин не против, думаю, вы будете ей отличным мужем.
      – Я ценю ваше мнение, мэм. Хочу сказать, что в здешних краях многие горняки ищут себе жен.
      – Я уверена, мистер Морриси, вы можете рассчитывать на мою мать, которая позаботится о приезде в Брекенридж подходящих девушек из Чикаго.
      «Почему я так расстроена? – думала Кэт. – Ведь мы с мамой хотели именно этого. – Она постаралась успокоиться и предложила еще чашку кофе Пэту Морриси. – Наверное, это сказывается напряжение из-за неурядиц с делами», – решила Кэт.
      Не успела она дать Нолин свое благословение, как какой-то незнакомец ворвался в гостиную с криком:
      – Только что слышал, что Коннор спускается вниз в длинной корзине.
      – Что это значит? – Кэт обеспокоенно повернулась к Пэту Морриси.
      – Ее также называют «корзиной для покойников», – мрачно ответил Пэт. – Это корзина транспортера, в которой спускают вниз раненых или погибших.
      – Боже мой! – Кэт схватила свой капор и бросилась к двери. Морриси поспешил следом. Нолин осталась в гостиной.

* * *

      Никогда еще не приходилось Кэт скакать на лошади так быстро; сломя голову она галопом пронеслась по городу, не думая о мэре и об ужасных колдобинах на улице. Они с Пэтом Морриси добрались до рудника за пределами города в рекордно короткое время и оказались у подножья горы как раз в тот момент, когда ослепительные молнии пронзили августовское небо. С того места, где они остановились, им было видно, как длинная корзина, бешено вращаясь, двигалась вниз по транспортеру, а горняки с криками и хохотом заключали пари насчет ее перемещения. Кэт пришла в ужас от подобного зрелища.
      – Он мертв? – выдохнула она.
      – Кто мертв? – Стоявший рядом с нею рабочий подпрыгивал от возбуждения. – Ты еще успеешь сделать ставку, Пэт. Коннор спускается первым, потом Филло.
      – Теперь он не может биться об заклад, – уточнил другой. – Мы уже знаем, что Коннор не выиграет. Хорошо еще, если он не вывалится; вон как корзина мотается.
      – Он ранен? – смущенно спросила Кэт.
      – Нет еще, мэм, – ответил горняк, который предложил Пэту сделать ставку.
      – Но я не понимаю, – прошептала Кэт, наблюдая за раскачивающейся корзиной, в то время как гром грохотал у них над головами. – Почему Коннор забрался в корзину?
      – Мы засекли время, мэм, и будь я проклят, раз поставил на Коннора. Нельзя так раскачивать корзину. Когда стараешься, чтобы она не качалась, тогда и выигрываешь.
      – Он делает это на спор… что-то вроде состязания? – Кэт не верила своим ушам. Наконец транспортер достиг подножья холма, и Коннор выпрыгнул из корзины.
      – Ты идиот! – воскликнула Кэт. – Как ты мог додуматься до такой глупости?
      – Да, я не подумал о вращении. – Он внимательным взглядом проводил длинную корзину, которая двинулась вверх под весом нагруженных рудой корзин, спускаемых вниз.
      Кэт ущипнула Коннора за руку, чтобы привлечь его внимание.
      – Я думала, что ты погиб!
      – С чего ты взяла? – спросил он, глядя, как человек на вершине холма залезает в корзину.
      – Ты… ты ужасный человек! Если еще когда-нибудь кто-то скажет мне, что ты пострадал, я и шагу не сделаю из дому. Пусть хоть весь рудник взлетит на воздух, я не приду на твои похороны.
      – Прикуси язык, – предупредил Коннор, встревоженно поглядывая на столпившихся вокруг горняков.
      Кэт разрыдалась.
      – Сдается мне, Коннор, она к тебе неравнодушна, – ухмыльнулся Пэт Морриси. – Не удивительно, что она не привечает поклонников.
      – Уж больно много вы знаете! – крикнула Кэт. – Хорошо бы, чтобы эта корзина свалилась на его глупую голову. Пусть бы его засыпало, я бы даже откапывать не стала.
      Коннор захохотал. Наверху, у выхода из рудника его соперник двинулся вниз, и снова корзина стала раскачиваться.
      – Что за чертовщина творится с этой корзиной? – пробормотал Коннор. – Такого быть не должно.
      – Это божье наказание за людскую глупость, – проворчала Кэт.
      Коннор обнял се одной рукой и сказал:
      – Если ты чуть поостынешь, я сообщу тебе хорошую новость.
      – Какую?
      – Мэри Бет обручилась с Манфредом Оппенгеймом. Они собираются пожениться на следующей неделе. И он папист, так что ты будешь рада это слышать.
      – О, чудесно! – выпалила Кэт. – А у нас Пэт хочет жениться на Нолин. И я снова останусь без помощницы.
      – Ну вот, Кэт, ты опять недовольна. – Он обратился к Пэту Морриси: – Ты, наверное, думаешь, что она привозит сюда всех этих девиц по доброте душевной. А на самом деле Кэт ненавидит работу по дому и возню на кухне.
      – Лишь бы привозила, – сказал Пэт. – Никто не будет жаловаться, каковы бы ни были причины, почему девушки едут к нам.
      Поднялся ветер, и по их лицам потекли капли дождя.
      – Боже мой, смотрите! – крикнул Коннор. Трос транспортера лопнул, длинная корзина сорвалась на полпути вниз и упала на борт желоба. Если бы корзина не вращалась, то рухнула бы прямо к подножью холма, а тот, кто находился в ней, наверняка разбился бы. Затаив дыхание, они смотрели на транспортер. Гроза усиливалась. Все кинулись к Филло, выбиравшемуся из корзины.
      Кэт взяла Коннора за руку.
      – Если бы ты был вторым, то мог бы разбиться, – прошептала она.
      – Я бы был вторым, если бы Филло не захотел пролететь это расстояние как птица, – мрачно ответил Коннор. Вместе с Пэтом он бросился помогать неудачливому горняку, а потом, когда гроза стихла, они проверили поврежденный трос.
      Никто не мог припомнить, кем было предложено состязание. Вроде бы идею подал парень с другого рудника. Как и в случае с тросом подъемника на руднике в Десятимильном каньоне, волокна каната были тщательно перетерты. Коннор поклялся, что осматривал этот трос на прошлой неделе. Управляющий говорил то же самое. Филло благополучно доставили вниз, и он упрямо твердил, что выиграл, потому что закончил свое путешествие в корзине быстрее Коннора. Те, кто ставил на Коннора, отказывались платить. Кэт подумала, что все они сошли с ума, и высказала эту мысль собравшимся.
      Однако никто не обратил на нее внимания. Все озадаченно переговаривались друг с другом. Коннор был мрачнее тучи: самый прибыльный рудник не сможет работать в полную мощность из-за отсутствия транспортера. А слухи о большом уклоне оказались всего лишь слухами.
      «А что, если Коннора специально заманили на рудник в надежде, что он погибнет в таком вот подстроенном соревновании?» – подумала Кэт и содрогнулась при мысли об этом.

* * *

      – Возьми пальто, – крикнула ему вслед Кэт. – Слишком прохладно для августа. – Она отвела глаза от удаляющейся фигуры Коннора. – Не припомню, бывало ли так холодно в Чикаго. А ты, Нолин?
      Нолин тоже не припоминала, но надеялась, что в день ее свадьбы будет хорошая погода.
      – Тебе не кажется, что они должны были остаться и помочь нам все спланировать? – Коннор ушел вместе с Пэтом Морриси.
      – Сегодня состоится собрание горняков, мисс Кэт.
      – И Коннора пригласили? – поинтересовалась Кэт. – А меня нет?
      – Но, мисс Кэт, если бы они пригласили вас, вы бы завели разговор о вреде алкоголя, а они-то собираются распить бочонок пива и употреблять крепкие выражения, не предназначенные для женских ушей. Так мне сказал Пэт. Вам бы это совсем не понравилось.

* * *

      – Ребята не обрадуются, что я пригласил тебя, Коннор, – сказал Пэт Морриси, когда они направлялись к зданию пожарной команды.
      – Я должен поговорить с ними. – Коннор сильно встревожился, узнав, что его работники, включая представителей с Десятимильного каньона и Снейк-Ривер, собрались обсудить все возрастающую опасность работы на рудниках Коннора Маклода и Шона Фицпатрика.
      – А я, – уныло посетовал Пэт, – на днях собираюсь жениться, и мне совсем не улыбается прерывать медовый месяц из-за забастовки горняков.
      – Думаешь, они устроят забастовку?
      – Не знаю, но Нолин с меня шкуру спустит, если я это допущу. Она так предана миссис Фицджеральд. Даже хочет продолжать работать после того, как выйдет за меня замуж. Говорит, что боится, как бы вы не умерли с голоду без нее.
      – Вы можете переехать к нам. Одним человеком больше, одним меньше, – проговорил Коннор.
      Пэт отказался от предложения; при этом губы его тронула улыбка, редко появляющаяся у него на лице. Когда они поднялись по лестнице на второй этаж в зал собраний, горняки зароптали, высказывая недовольство по поводу того, что Пэт привел представителя администрации.
      – Я должен сказать вам две вещи, а потом уйду, и вы сможете продолжить собрание без меня, – сказал Коннор. – Во-первых, я знаю, что в последние недели стало опасно работать, но мы все время были настороже и не произошло ни одного несчастного случая, так что, может быть, мы сорвали планы этого мерзавца.
      – Откуда известно, что это Флеминг? Может, неполадки случаются из-за того, что вы срезаете углы, не думая о безопасности?
      – Это дело рук Флеминга, – заявил Коннор, – а если вам нужны доказательства, поговорите с людьми с «Запоздалого», что недалеко от Монтесумы. Они знают, кто виноват в смерти одного нашего рабочего.
      – Пел исповедался как на духу, признался, что ему заплатил Флеминг, – сказал Стив Холсен с «Запоздалого». – Конечно, миссис Фицджеральд наставила на него револьвер…
      – Если б вы его не повесили…
      – Мы потеряли троих, – возмутился Стив. – Двое раненых, один погиб, но мы не вешали убийцу, честное слово.
      – От того что Пел Маркус не появится на суде, больше всех выиграет Флеминг, – заметил Коннор.
      Мужчины стали переговариваться между собой, но Коннор понял, что в целом они с ним согласны.
      – Во-вторых, вот что я хотел сказать: если вы выбьете почву у меня из-под ног и дела мои пойдут плохо – а забастовка означает именно это, – то сами окажетесь без работы, а в результате оплата уменьшится для тех, кто сможет устроиться на другой рудник. У меня несколько рудников на отшибе, а цена на серебро упала. Вряд ли мне удастся уговорить производителей серебра повысить цену, и я не уверен, что смогу продать эти рудники.
      Коннор ушел, но крики и возмущенные возгласы доносились до него, пока он спускался по лестнице. Он надеялся, что Пэт уговорит горняков не бросать работу. Никому, кроме Флеминга, не будет выгоды, если рудники остановятся. Выйдя на улицу, Коннор заметил, что пошел снег. Крупные снежинки опускались прямо на его запрокинутое лицо. Коннор улыбнулся, подумав, как удивится и обрадуется Кэт при виде столь необычного для августа зрелища.
      Однако, отец Эузебиус, которого Коннор встретил на Линкольн-авеню, был явно недоволен. Он дрожал от холода, одну руку сунул под мышку, в другой нес чемодан. Должно быть, священник возвращался из своей очередной поездки в горы. Пожалев беднягу, Коннор предложил подвезти его до дома.
      Стуча зубами от холода, отец Эузебиус тревожно взглянул на коня.
      – Боюсь, одеяние священника не приспособлено для езды верхом, – пробормотал он с несчастным видом.
      Коннор внимательно оглядел длинное черное одеяние священника.
      – Я не могу предложить вам седла, в которое садятся сбоку, но вы можете сесть верхом позади меня, если подберете подол.
      – Мои ноги будут видны, – посетовал отец Эузебиус.
      – Боюсь, что так, – согласился Коннор. – Как вы обычно передвигаетесь?
      – Еду на поезде и иду пешком.
      Коннор уже протягивал ему руку, поэтому дрожащий от холода священник не мог не принять помощь. Когда он поднял сутану, из-под нее показались ярко-зеленые носки. Коннор о трудом удержался от смешка. Отец Эузебиус, поймав его взгляд, вздохнул:
      – Это подарок одной прихожанки, а мои все в дырах, – признался он. – Я не слишком ловко управляюсь со штопальной иглой.
      Некоторое время они ехали молча, потом молодой священник сказал:
      – Никогда не думал, что в августе может идти снег. Уж не наказание ли это господне за то, что я слишком радовался красоте лета и гордо писал об этом домой братьям бенедиктинцам.
      – Все мы стараемся радоваться лету, отец, – сказал Коннор. – Оно такое короткое. Может быть, Господь и сделал его столь непродолжительным, чтобы мы больше ценили его.
      – Интересная мысль, – согласился священник. – Нужно передать ее отцу Рабанусу. Он утверждает, что каким бы голубым ни было небо и сколько бы цветов ни цвело на лугах, это пасторство разрушает его здоровье.

* * *

      – Одно вы должны иметь в виду, – сказал Пэт Морриси, когда стихли одобрительные возгласы горняков. – Если вы хотите жениться, то миссис Фицджеральд располагает единственным надежным запасом порядочных женщин на западном склоне Скалистых гор. А она может проявить большую твердость, если перейти ей дорогу.
      – Черт побери, – выругался один из представителей «Запоздалого», – жить все равно опасно. Когда ожидается очередная партия девушек из Чикаго Пэт?
      Собрание проголосовало против забастовки.

* * *

      – Почему Мейв присылает их по две? – удивлялся Коннор. Мэри-Маргарет Хаббл и Ольга Карлсдаттер появились у их дверей, после того как самостоятельно сошли с денверского поезда и нашли дорогу к дому Кэт.
      – Потому что по крайней мере одна из них всегда выходит замуж, – прошептала Кэт. – Твоя половина дома отремонтирована. Почему ты жалуешься?
      – Я не жалуюсь. При наличии двоих девушек, даже если одна из них не умеет готовить, мне не придется есть твою стряпню.
      – Отец Эузебиус считает, что я отлично готовлю. Как раз сегодня я отнесла ему горшочек куриного бульона, и знаешь, что он сказал?
      – Благослови тебя Бог, дитя мое?
      – Да, но не только это. Он признал, что моя идея насчет того, как Христос превратил воду не в вино, а в бульон, не так уж плоха.
      – Когда Христос проделал это?
      – Он этого не делал. Это просто шутка у нас с отцом Эузебиусом. Кстати, было очень любезно с твоей стороны подвезти его в тот день, когда шел снег. Он, наверное, подхватил бы пневмонию, а не простуду, если бы не ты.
      – Всегда рад помочь священникам в ярко-зеленых носках.
      – Коннор, не может быть! Неужели он был так одет.
      – Честное слово. Кэт захихикала.
      – Хотелось бы мне видеть это.
      – Дом у вас отличный, мэм, – прервала их разговор Ольга, заглядывая в гостиную, – но я заметила, что у одной из комнат нет потолка, а над чердаком нет крыши.
      Кэт вздохнула. После того, как Дидерика заставили ускоренными темпами ремонтировать пострадавшую от пожара половину дома, он убрал потолок из комнаты, в которой прежде жили Фиба и Шон-Майкл, а позднее – Коннор и Одноглазый. Причем сделал он это еще до того, как Коннор перенес оттуда свои вещи. Иногда Кэт не понимала Дидерика. Он так ничего и не сделал с дырой в стене пристройки, и Кэт пришлось завесить ее муслином.
      – Что происходит в Брекенридже, когда идет снег? – спросила Ольга. – Миссис Маклод, которая раньше была миссис Фицпатрик, говорит, что когда наступает зима, здесь ужасно много снега.
      – Да, это так, – сказала Кэт. – Кстати, на прошлой неделе шел снег.
      – В августе? – Мэри-Маргарет, высокая, полногрудая молодая женщина, которая была учительницей в маленьком городке, казалась очень заинтересованной этим сообщением. – Наверное, в здешних краях летние снегопады частое явление?
      – В долинах такого не бывает, – пояснил Коннор, – хотя, наверное, вы заметили, что многие горные вершины покрыты снегом.
      – Естественно, я это заметила.
      – Правда, она отчень здорова говорит? – восхитилась Ольга. – Мы жили в одной комнате в Балтиморе и в Чикаго, и я научилася у ее говорить по-городскому. – Ольга была хорошенькой девушкой с розовыми щеками и белокурыми волосами; приехала она с пенсильванской фермы, чтобы найти счастье в городе.
      – Надо говорить «очень», Ольга, – поправила ее Мэри-Маргарет. – И не «здорова», а «красиво». Можно выбрать и другое слово, чтобы оно кончалось на «о».
      – Хорошо? – попробовала предложить Ольга. – Да. Всегда можно найти подходящее слово.
      Ольга двинулась по направлению к кухне, подбирая на ходу разные слова.
      – Чудесно. Славно. Нет, как-то не очень сюда подходяще.
      – Вы можете и не поверить, но Ольга очень способная ученица, – сказала Мэри-Маргарет.
      – А может, вы и мою дочку возьмете в ученицы? – спросил Коннор.
      – Буду рада.
      Кэт нахмурилась. Даже если Мэри-Маргарет и учительница, предполагалось, что она будет помогать по дому. Почему Коннор проявляет к ней особый интерес?
      – Может быть, нам стоит подыскать вам место учительницы? – предложила Кэт.
      – Это очень мило с вашей стороны, миссис Фицджеральд, – но сначала я хотела бы отработать свой Долг, а потом, думаю, предпочла бы выйти замуж. Учить детей не такое уж верное дело, как мне когда-то казалось.
      Кэт не знала, что и сказать, но, наблюдая как Мэри-Маргарет улыбается Коннору, с грустью подумала, что, вероятно, бывшая школьная учительница рассматривает его в качестве более надежного дела, чем ведение домашнего хозяйства или обучение детей.

* * *

      Как сообщил «Саммит Саунти Джорнал», Дейв Бреддок появился в городе, «вопя подобно команчу», и Кэт была рада снова видеть его. Она помахала рукой, подзывая его фургон, и осмотрела свежие овощи с его фермы. Редис, репа, морковь и брюква, еще запачканные землей, с нежной яркой кожицей, выглядели очень аппетитно. Мэри-Маргарет будет в экстазе. Она оказалась великой приверженицей здоровой пищи и особо настаивала на овощах, чем заслужила вечное недовольство Одноглазого. Но, надо сказать, Мэри-Маргарет, энергичная и принципиальная женщина, не обращала ни малейшего внимания на его постоянное ворчание.
      – Ешьте свою морковь, мистер Уотерсон, – говорила она, – иначе я не буду читать сегодня вечером.
      – Я вам не какой-нибудь ребенок, чтобы выслушивать сказочку перед сном, – бормотал Одноглазый. Тем не менее, он всегда объявлялся в гостиной, когда Мэри-Маргарет брала в руки «Холодный дом», роман Диккенса, который она выбрала как наиболее подходящий для семьи, вовлеченной в судебную тяжбу.
      – Эстер кажется мне ужасно скучной, – призналась Дженни. Кэт тоже так считала. Из всех унылых персонажей «Холодного дома» Эстер была самой унылой.
      – Проклятие, если судебные процессы длятся так долго, с нами будет покончено раньше, чем разберутся с этой самой верхушкой месторождения, – заявил Джимми.
      – Не ругайся, – одернула его Кэт.
      – Правда, она здорова читает? – спросила Ольга.
      Мэри-Маргарет продолжила чтение «Холодного дома», с его героями, также измученными судебным разбирательством. Кэт предпочла бы, чтобы учительница выбрала другую книгу для семейного чтения, но раз Коннор не возражал, она тоже не стала протестовать: Коннор настолько часто отсутствовал по вечерам, что вряд ли у него было время вникнуть в диккенсовскую историю. Но где он пропадал?
      – Ах, латук! – воскликнула Кэт, позабыв о Мэри-Маргарет и нависшем над ними суде.
      – Да, – гордо подтвердил Дейв. – У меня есть и горошек. Пришлось испробовать три разных сорта, прежде чем я нашел тот, что хорошо растет в высокогорной местности.
      – Вы человек, одаренный многими талантами, Дейв, – сказала Кэт, начиная заполнять корзинку салатом. – Что если я заплачу вам сейчас, отберу овощи, а вы завезете их ко мне домой? – Дейв приезжал в город лишь три раза в неделю, а учитывая склонность Мэри-Маргарет к овощам – она не только подавала их в сыром виде, но и тужила – закупок едва хватало на два-три дня до нового появления Дейва или его сына Фрэнка с овощным фургоном.
      – Буду рад услужить, Кэт. Ваша семья – мои лучшие покупатели. Не знаете, где я могу найти Коннора? Я тут решил выдвинуть свою кандидатуру в шерифы и хотел узнать, не поддержит ли он меня?
      – Я-то, конечно, поддержу вас, – пообещала Кэт. Она все еще помнила, как Уилл Айлиф арестовал ее.
      – Спасибо, мэм, но вы ведь не можете голосовать.
      – Зато я могу говорить, – заверила его. – Я буду агитировать за вас.
      – Смотрите-ка, а вот и Коннор. – Дейв указал на противоположную сторону улицы, где возле скобяной лавки действительно стоял Коннор. – Как я погляжу, он сильно занят.
      Кэт тоже заметила его. Коннора и белокурую женщину в шляпе, как на картинах Гейнсборо, с роскошными перьями, в шелковом платье бронзового цвета и в коричневом бархатном жакете, причем юбка сшита ассимметрично, по последней моде. Кэт видела такой фасон в одном из журналов, но не на улицах Брекенриджа. Вспомнив о своем капоре, основным предназначением которого было защищать лицо от солнца, и о своем затрапезном платье, она приуныла.
      – Кто эта женщина?
      – Не могу сказать, – пожал плечами Дейв. – Выглядит слишком роскошно для нашего городка, но не достаточно роскошно, чтобы оказаться нарисованной на картинке. – Он раскатисто засмеялся своей шутке, в то время как Кэт нахмурилась. – Ну, а теперь скажите, что из овощей вам нужно, и я все отложу.
      Кэт поняла, что не может сосредоточиться на репе, когда эта странная женщина кладет руку на плечо Коннора, улыбается, заглядывая ему в глаза, как будто они давние друзья. Не значат ли его вечерние отлучки то, что Коннор ухаживает за нею, тогда как сам клялся, что никогда не вступит в новый брак?
      – Брюква сегодня на редкость хороша, – сказал Дейв.
      Незнакомка и Коннор пошли вместе вдоль по улице, а Кэт, прикованная к фургону с овощами необходимостью кормить семью, не могла последовать за ними.
      – Я знаю, вы захотите взять редиса, – продолжал Дейв. – Мисс Хаббл помешана на редисе. Говорит, он хорош для крови. Сколько пучков возьмете?
      – Дюжину.
      – Двенадцать пучков? – удивился Дейв.
      – Нет, нет. Я хотела сказать, дюжину редисок. «Кто эта женщина?»

      Кэт сидела во главе стола, Коннор напротив, Мэри-Маргарет по правую руку от него. Одноглазый справа от Кэт. Мэри-Маргарет установила этот порядок в соответствии с возрастом и положением домочадцев еще за первым их совместным ужином.
      – Я понимаю, что я здесь на правах служанки, но, с другой стороны, я самая старшая из женщин, если не считать вас, миссис Фицджеральд. Может быть, вы предпочитаете другой порядок?
      Кэт не понравилось, что ее упомянули как самую старшую из женщин, но она не смогла настоять, чтобы достойная уважения Мэри-Маргарет ела на кухне. Дженни понравился новый порядок, потому что она сидела рядом с отцом. Джимми устроился слева от Кэт и рассказывал всякие смешные истории, смысл которых она не всегда улавливала, особенно, когда сосредоточивалась на разговоре Мэри-Маргарет и Коннора относительно Медфорда Флеминга и его нового поверенного.
      – Ну и ну, Кэт, а я-то думал, эта история тебе понравится, – посетовал Джимми.
      – Тише, – прошептала она. – О чем ты говоришь, Коннор?
      – У тебя заложило уши? Я сказал, что модный адвокат Флеминга из Денвера едва приехав в Брекенридж увидел тебя на улице и спросил Флеминга, кто ты такая. Памятуя о том, что случилось с Харрисоном Пондером, Флеминг решил, что его новому поверенному лучше оставаться на Никкель-Хилл.
      – Не много найдется людей, которые хотели бы жить на Никкель-Хилл, – заметил Одноглазый и фыркнул от смеха, расплескав суп.
      – Чем так притягателен Никкель-Хилл? – поинтересовалась Мэри-Маргарет.
      Кэт сердито глянула на Одноглазого и сунула ему в руки миску с салатом из редиса и латука. Одна лишь мысль о том, что придется есть латук, испортила Одноглазому настроение.
      – У Флемингов дом на Никкель-Хилл. Говорят, Медфорд Флеминг не позволяет своему поверенному пойти на бал в эти выходные.
      – Он боится, что поверенный влюбится в Кэт, – пояснила Дженни. – Двое других уже влюбились: наш и Флеминга.
      – Должно быть, для вас это настоящая пытка, миссис Фицджеральд, быть такой привлекательной для мужчин, – сказала Мэри-Маргарет.
      «Что она имеет в виду?» – подумала Кэт. – Я и знать не хочу нового поверенного мистера Флеминга, даже если он…
      – …упадет к твоим ногам? – предположил Коннор.
      Кэт метнула на него возмущенный взгляд, а Ольга высказала свое мнение:
      – Мисс Кэт, можно сказать, самая красивая женщина, которую я видела, если не считать тебя, Мэри-Маргарет.
      – Я предпочитаю, чтобы восхищались моим умом, а не внешностью, – заявила Мэри-Маргарет.
      «Она настоящий сноб», – решила Кэт. Ей вовсе не верилось, что Флеминг держит своего нового поверенного на привязи. Коннор просто подпускал шпильки. А над Мэри-Маргарет он никогда не подшучивал. Не значит ли это, что Коннор питает к ней нечто большее, чем просто уважение? И посмеивается ли он над той блондинкой в сногсшибательной шляпе?
      Пока Мэри-Маргарет и Ольга мыли в кухне посуду, Кэт удалось несколько минут поговорить с Коннором. Он сидел в гостиной, читая газету, когда Кэт подсела к нему, не в силах более сдерживать любопытство. Однако, к делу нужно подойти осторожно.
      – Может, ты пригласишь на ужин свою новую знакомую? – спросила она.
      – Какую новую знакомую?
      – Сегодня утром я видела, как ты прогуливался с какой-то белокурой леди. Я заметила вас случайно, – торопливо добавила Кэт, – когда покупала овощи с фургона Дейва Бреддока.
      – Лучше бы ты не покупала латук, – попытался сменить тему Коннор. – Одноглазый его терпеть не может.
      – А твоя новая знакомая любит латук? Впрочем, Мэри-Маргарет будет рада приготовить то, что нравится твоей знакомой, если ты все же пригласишь ее.
      – Да, Мэри-Маргарет твердо придерживается своей идеи насчет здоровой и полезной пищи. Я и сам не люблю латук.
      «Ишь, как увиливает, – подумала Кэт. – Нужно идти напролом». – Кто она? – Кэт опасалась, что Коннор сменит тему и она со своими вопросами выставит себя в дурацком виде, что, впрочем, уже и произошло.
      – Кто? – Коннор сделал вид, что не понимает, о чем речь.
      Кэт вскочила и собралась было выскочить из комнаты, но он остановил ее.
      – Она мне не знакомая и не подруга. Это жена Медфорда Флеминга. – У Кэт был такой удивленный вид, что Коннор почувствовал необходимость все ей объяснить. – Там на Никкель-Хилл есть один дом… э-э, кроме дома Флеминга, есть…
      – Мне известно насчет дома, о котором идет дурная слава, – отрезала Кэт. – Но какое отношение это имеет к тебе?
      «Господи, – забеспокоился Коннор, – уж не считает ли Кэт, что я покровительствую заведению Марси?» – Миссис Флеминг не нравится, что этот дом находится рядом с ее домом…
      – Тогда зачем она его там построила? И почему говорит об этом с тобой?
      – Она хочет, чтобы я использовал свое влияние и уговорил городские власти выгнать Марси… э-э… этот дом…
      – Марси?
      – Женщину, которой принадлежит дом.
      – Ты называешь по имени эту… эту?..
      – Все знают ее имя.
      – Я не знала, пока ты не сказал.
      – Значит, ты единственная в городе, кто не знает, как ее зовут. И единственная женщина, которая упоминает о ней.
      – Что это значит? – потребовала ответа Кэт.
      – Это значит, что настоящие леди не говорят о таких женщинах, как Марселла Вебер. – Коннор надеялся, что он отвлек Кэт от разговора о Юстасии Флеминг, которая затащила его в свой дом на холме и поцеловала рядом с часами дедушки после того, как объяснила, что часы французской работы и очень ценные.
      – А я уверена, миссис Флеминг вполне способна самостоятельно уладить эту проблему, – непримиримо заявила Кэт. – Она с тобой флиртовала?
      – Она замужняя женщина, Кэт.
      – Как ты можешь общаться с нашими врагами?
      – Я не общался, – попытался оправдаться Коннор.
      – Это я НЕ ОБЩАЛАСЬ с Медфордом Флемингом. Я просто ударила его камнем по голове.
      – Самородком, – поправил ее Коннор. – В нем, наверное, пара фунтов золота.
      – Я не обратила внимания.
      – Наверное, поэтому пресс-папье такое тяжелое.
      – Перестань уходить от разговора.
      – А ты видела, какая здоровенная шишка у него на голове? – усмехнулся Коннор.
      – Почему ты флиртовал с миссис Флеминг?
      – А почему тебя это так волнует? – Он не считал, что флиртует с Юстасией, но не мог вразумительно объяснить Кэт, чего хочет от него жена Медфорда Флеминга.
      – Пора читать, – объявила Мэри-Маргарет, торжественно доставая свою книгу. Через несколько минут собралась вся семья, и Кэт пришлось прекратить допрос.

* * *

      По мере приближения судебного заседания Кэт все больше воодушевлялась, видя, что Флеминги становятся посмешищем для всего города. Во-первых, Медфорд Флеминг разрешил своему новому поверенному в делах, Бонифацию Дентону, ходить в церковь только в сопровождении Юстасии, которая, поприсутствовав на одной службе, заявила, что «не привыкла к такому подобию епископальной службы», и отказалась сторожить поверенного во время грядущих религиозных мероприятий.
      Затем публичный дом Марселлы Вебер начал свое путешествие вниз по холму и через реку, чтобы воссоединиться с западной частью Брекенриджа. Мельница слухов нашептала, что Флемингам пришлось заплатить мадам огромную сумму, чтобы заставить ее переехать.
      «Вот и хорошо!» – подумала Кэт. Решив свою проблему, Юстасия Флеминг не будет больше искать повод для встречи с Коннором. Также Кэт сделала вывод, что общественное мнение настроено против Флемингов. Значило ли это, что присяжные не примут сторону Медфорда Флеминга и Трентон Майнинг Компани? Она хотела спросить об этом Коннора, но боялась снова свести разговор к очаровательной Юстасии.
      В середине сентября город был потрясен смертью в Денвере одного из пионеров этого края, Джеда Силвертона. Хотя Кэт и не знала его, но все же нанесла визит его дочери, миссис Филдинг, чтобы выразить свои соболезнования. С собой она взяла упиравшуюся Дженни.
      – Ты обязательно должна пойти, Дженни. Ведь девочки Филдингов твои лучшие подруги. Вы столько раз вместе готовили уроки после школы.
      Однако, в разговоре с миссис Филдинг выяснилось, что Дженни не составляла компании девочкам во время приготовления уроков. Позднее был учинен допрос непосредственно Дженни, которая всячески отпиралась.
      – Ты, должно быть, неправильно поняла. Где же еще я могла быть?
      Кэт не сомневалась, что Дженни врет, однако, решила промолчать. «Дальше будет видно, – подумала она. – Беда никогда не приходит одна», – обескураженно размышляла Кэт. Приближение суда, проблема с Дженни, о чем не хотелось говорить Коннору, у которого и без того хлопот хватало, а теперь еще и Мэри-Маргарет. Она прекратила чтение «Холодного дома» и взяла моду уходить каждый вечер сразу после мытья посуды. Вспомнив наставления матери об ответственности относительно вверенных ее заботам молодых женщин, Кэт спросила Мэри-Маргарет, куда та собирается.
      – У меня свидание, – ответила учительница.
      – С кем? – поинтересовалась Кэт. Мэри-Маргарет бросила на нее взор оскорбленной невинности. – Я несу ответственность за ваше благополучие, – защищаясь, объяснила Кэт. – Как же я могу выполнять свой долг, если не знаю, где вы и с кем гуляете.
      – Не «гуляете», – уточнила Мэри-Маргарет, – а «встречаетесь».
      Кэт нахмурилась.
      – Вам не стоит беспокоиться за меня, миссис Фицджеральд. Я взрослая женщина, разумная и интеллигентная, и не нуждаюсь в том, чтобы кто-то следил за моими манерами или моральным обликом. Уверяю вас, что я никоим образом не опозорю вашу семью.
      – Я в этом не сомневаюсь, – промямлила Кэт.
      – Тогда почему же вы беспокоитесь?
      «Что я могу сказать в ответ? Мэри-Маргарет даже не призналась, что встречается с мужчиной. Она может посещать и какой-нибудь женский научный кружок, который считает слишком мудреным для моего понимания», – сердилась Кэт.
      По мере приближения дня судебного заседания Кэт волновалась все больше и, как ни старалась, не могла думать ни о чем другом. Коннор надеялся, что кресла-качалки, купленные им для присяжных, помогут в решении дела. Чарли Максвелл был уверен: пи один суд присяжных не примет решение в пользу негодяя, посмевшего оскорбить Кэт. Кэт приходила в ужас от возможного проигрыша. Все, с кем она беседовала, рассказывали, что адвокат Флемингов каждый вечер удалялся в свою комнату, чтобы покопаться в юридических книгах и записях, касающихся разбираемого дела, и оставлял указания, чтобы никто его не беспокоил даже стуком в дверь. Кэт не надеялась, что Чарли столь же прилежен. Он без конца наносил ей визиты вместо того, чтобы заниматься делом.

* * *

      В ночь перед судом ударил мороз. Наутро Кэт впервые увидела великолепие превратившейся в золото листвы, трепещущей на легком ветру, который в конце сентября уже стал прохладным.
      – Должно быть, это доброе предзнаменование, – сказала Кэт Коннору, когда они шли в зал суда.
      – Не думаю, что это предзнаменование, – возразил Коннор. – Такое случается каждую осень.
      – Вера в предзнаменования – признак примитивного ума, – раздался позади голос Мэри-Маргарет.
      Кэт пожалела, что согласилась на требование этой девицы тоже отправиться на заседание суда. Уже потому, что это было нечестно по отношению к Ольге. Кэт понимала, что в этой дружбе Ольга находится в невыгодном положении. Она нашла Мэри-Маргарет, безработную учительницу из хорошей семьи, оставшуюся без средств на улицах Балтимора, и взяла ее к себе, устроила на завод мясных консервов и оказала поддержку. Потом они накопили достаточно денег, чтобы добраться до Чикаго в надежде на лучшие заработки. Но бессовестный кэбмен, которого девушки наняли, чтобы он отвез их в тот район, где можно было спять меблированную комнату, украл их багаж. Вся эта история напоминала те романы о бедных девушках-работницах, что любила читать Кэт. Уж не сочинили ли они этот рассказ?
      «Завтра, – решила Кэт, – Мэри-Маргарет останется дома, а Ольга пойдет на заседание». Но на самом деле она понимала, что Ольга никогда не лишит подругу того, что та желает получить.
      Составление списка присяжных не заняло много времени. Каждый раз, как адвокат противоположной стороны возражал против очередной кандидатуры, судья говорил:
      – В нашем графстве не так уж много людей, которым вы можете доверить определение вины того человека, которого вы представляете. Городок наш небольшой, вы сами знаете.
      – Не думаю, что он хороший судья, – шепнула Кэт Коннору.
      – По-моему, мистер Дентон выглядит весьма импозантно, – заметила Мэри-Маргарет, а когда Кэт удивленно посмотрела на нее, добавила: – Сразу видно, он интеллектуал и настоящий джентльмен. Вы сами заметите, насколько его знания грамматики превосходят знания другого адвоката, и, разумеется, он говорит гораздо лучше судьи.
      – Вы на чьей стороне, в конце-то концов? – спросила Кэт.
      – А ну-ка, публика, успокойтесь там, – прикрикнул судья. – А вы, женщины, не можете удержаться, чтобы не посплетничать. Я сейчас отошлю вас домой, на кухню. Там ваше место. А теперь давайте перейдем к заседанию. Оно и так уже затянулось.
      – Затянулось? – удивленно переспросил Бонифаций Дентон. Вид у него был удивленный, вероятно, потому, что выбор присяжных занял меньше часа. – Прежде чем я зачитаю свое заявление, ваша честь, мой клиент хотел бы возразить против того, чтобы присяжные сидели в креслах-качалках, купленных Джеймсом Коннором Маклодом.
      – Ребята, вы хотите отдать назад кресла-качалки? – спросил судья у присяжных заседателей.
      – Разрази меня гром, ваша честь, похоже дело окажется долгим и нудным, – сказал старшина присяжных. – Вряд ли кто-нибудь из нас захочет провести несколько дней, сидя на жестких деревянных скамейках.
      Мистер Дентон посовещался с мистером Флемингом и обратился к судье:
      – Мой клиент, представляющий Трентон Майнинг Компани, хочет сказать, что не возражает против отсрочки слушания дела, раз у нас такие несговорчивые присяжные.
      – Отличная дикция, – прошептала Мэри-Маргарет.
      – Хорошо, принимаю возражения, – провозгласил судья. – У нас есть присяжные, есть стороны, участвующие в тяжбе, и их адвокаты, то бишь поверенные, так что начнем заседание. И не беспокойся, Сеп, оно не продлится слишком долго.
      – Так значит, мы должны отдать назад кресла-качалки? – спросил Септимус Эмбри, старшина присяжных. – Хорошо, но пусть мистер Флеминг не надеется, что мы по-доброму отнесемся к Трентон Майнинг Компани, раз он лишает нас удобств.
      – Ну, что я тебе говорил? – прошептал Коннор на ухо Кэт. Та улыбнулась и кивнула.
      – Мой клиент согласен оставить кресла, – заявил мистер Дентон после еще одного совещания с Флемингом.
      Оба адвоката сделали свои заявления, потом судья объявил перерыв на обед и на свой привычный послеобеденный сон. Кэт, Коннор и Мэри-Маргарет отправились в «Сэдл Рок Кафе» Барни Форда, где Кэт радостно поприветствовала хозяина:
      – Вот и я, наконец-то, пришла в ваш ресторан, мистер Форд. Надеюсь, у вас еще есть свиные отбивные.
      – Конечно, миссис Фицджеральд, – заверил ее Барни Форд.
      – Как поживает Мэтти? – спросила Кэт, имея в виду негритянку, которая приехала на Запад вместе с Хортенс.
      – О, она вышла замуж и уехала в Денвер, – сказал мистер Форд. – Джулии было жаль отпускать ее.
      – Надо написать маме. Она всегда рада слышать, что еще одна из ее девушек вышла замуж.
      – Тогда она действительно будет очень рада, – резонно заметил он. – Я чуть ли не каждую неделю слышу, что какая-нибудь девушка из Чикаго выходит замуж.
      – Этот человек цветной, – прошептала Мэри-Маргарет, когда Барни Форд вернулся на свое место у стойки. – В Балтиморе цветные не смешиваются в социальном плане с белыми.
      – Он владелец этого ресторана, – сообщила Кэт, с удовлетворением отметив, что Мэри-Маргарет потрясена этим фактом. – Ну, что будем делать? – повернулась она к Коннору.
      – Я считаю, что по употреблению настоящего времени глаголов и по строению риторических предложений мистер Бонифаций Дентон значительно превосходит мистера Чарльза Максвелла, – заявила Мэри-Маргарет.
      Не успела Кэт и рта раскрыть, как Коннор спокойно заметил:
      – Вполне вероятно, но двое присяжных заснули во время его речи.
      – Правда? Боюсь, я не заметила. Мэри-Маргарет заказала себе овощное блюдо и получила миску бобов с тушеным мясом, на которое неодобрительно воззрилась.
      Коннор и Кэт пировали, поглощая отбивные, картофельное пюре и сметанную подливку, проявив полнейшее равнодушие к предупреждению своей учительницы-служанки о том, что подливка вредна для здоровья.
      – О, не беспокойтесь за нас, Мэри-Маргарет. У вас хватит поводов для беспокойства с вылавливанием всех этих шкварок, вредных для здоровья, из ваших бобов, – заверила ее Кэт.

* * *

      На третий день судебного разбирательства поднялся сильный ветер и сорвал с деревьев золотую листву.
      – Надеюсь, это не плохое предзнаменование, – с улыбкой проговорил Коннор. На самом деле он знал, что разбирательство идет очень хорошо. Присяжные внимательно выслушали показания Коннора о том, как Флеминг присолил рудник, который теперь требовал обратно. С другой стороны, они дремали во время пространных геологических разъяснений Бонифация Дентона. Конечно, когда геологические подробности излагал Чарли Максвелл, они тоже дремали, но Коннор объяснил Кэт, что, по его мнению, в геологии они были на высоте и далеко опередили крючкотворство Флеминга.
      На четвертый день заседаний Кэт тоже не выдержала и задремала; она уже услышала о рудничной геологии больше, чем может услышать женщина за всю свою жизнь. Проснувшись, Кэт обнаружила, что ее голова покоится на плече Коннора, а Бонифаций Дентон весьма раздраженным тоном заявляет:
      – Ваша честь, я должен выразить протест. Один из присяжных храпит.
      – Верно, – согласился судья. – Я и сам не прочь соснуть. Прервемся на обед, а во второй половине дня вы, мистер Дентон, может быть расскажете нам что-нибудь поинтереснее.
      – Я нахожу геологические подробности весьма интересными, – сказала Мэри-Маргарет, когда они уходили.
      Кэт была по горло сыта обществом этой девицы и отправила ее домой гладить белье. Потом Кэт вместе с Коннором пошла в ресторан Барни, где на этот раз подавали бараньи отбивные, и побеседовала с хозяином, что было бы невозможным, пойди с ними Мэри-Маргарет. Бог знает, что она сказала бы, если бы за одним столиком с нею сидел цветной.
      – Тебе нравится Мэри-Маргарет? – спросила Кэт у Коннора, когда в разговоре упомянули имя школьной учительницы.
      – Я думаю, она порядочная зануда, – сказал Коннор, расправляясь с куском знаменитого вишневого пирога Джулии Форд, – но она настоящая домоправительница. Хватается за тряпку, чтобы убрать за вами, раньше чем вы снимете свои грязные сапоги.
      – А я считаю, это скорее проявление бестактности с ее стороны, – фыркнула Кэт.

* * *

      После обеда заседание было отложено, потому что двое присяжных за обедом выпили и вернулись явно навеселе. Мистер Бонифаций Дентон был вне себя от возмущения, на что судья сказал:
      – Такое случается не в первый раз, мистер Дентон. И не в последний, – и отправился домой, чтобы продлить свой послеобеденный сон.

* * *

      – Ну, я считаю, хватит свидетельских показаний и заявлений, – объявил судья к полудню пятого дня заседания.
      – Но, ваша честь! – вскричал Бонифаций Дентон, – у меня еще есть показания…
      – А как ты, Чарли? – оборвал его судья. – Ты хочешь что-нибудь добавить?
      Понимая, что судья начинает раздражаться, Чарли Максвелл сказал:
      – Я считаю, что показаний вполне достаточно, ваша честь.
      – А я нет, – запротестовал Дентон.
      – Послушай, сынок, – сказал судья, – мы уже слышали, как была подана заявка, и знаем, что об этом участке говорит чуть ли не каждый чертов геолог в Колорадо. А вы, ребята, хотите продолжить слушания? – Он повысил голос, но все равно не смог разбудить самых сонливых членов суда присяжных. Остальные присяжные дали понять, что слышали достаточно, чтобы вынести решение. – Хорошо, – провозгласил судья. – Мы сократим прения, скажем, на две трети. Надеюсь, вы понимаете, я урезаю время моего дневного сна ради вас, мистер Дентон.
      – Но, ваша честь….
      – Не испытывайте мое терпение. Мы провели здесь столько времени. Даже миссис Фицджеральд не может сопротивляться сну.
      – Я не сплю, – подала голос Кэт.
      – Ну, пятнадцать минут назад спали. Когда два симпатичных холостяка вроде вас, господа поверенные, не могут заставить хорошенькую женщину бодрствовать – особенно, если учесть, что эта женщина потеряет деньги, если проиграет процесс – то, значит, вы уморили всех до полусмерти. Сокращаю прения на две трети. И особо не растягивайте свои речи. Имейте в виду, что выигравший дело устраивает танцы. – Судья стукнул молотком и положил конец пререканиям.
      – Танцы? – удивилась Кэт. – Мы должны будем устроить танцы?
      – Таков обычай, – объяснил Коннор. – Выигравший процесс устраивает вечеринку с танцами.
      – Мэри-Маргарет, сейчас же отправляйся домой и начинай печь хлеб.
      – Но я же пропущу заключительные прения. И потом, вы еще не знаете, выиграете или нет.
      – Если мы не выиграем, то все как один останемся дома, – решила Кэт.
      – Я потрясен, – проговорил Коннор с удивленным видом. – Ты так серьезно воспринимаешь этот суд, что даже отказываешься от танцев.

* * *

      – Ваша честь, – сказал Септимус Эмбри. – Мы решили дело в пользу Коннора Маклода. Мистер Флеминг пытался его надуть, а потом, когда обнаружил, что пошел не с той карты, попытался все переиначить. Абалон Уилсон – вон он, здесь, – кивнул старшина присяжных на одного из членов суда, который проспал почти все заседания, – он знает о том, где залегает верхушка жилы, больше, чем все эти новомодные геологи вместе взятые. Вчера вечером он просто пошел и посмотрел. Коннор получил верхушку по заявке, которую купил у мистера Флеминга, а значит, владеет всей жилой. Раз такое дело, мистер Флеминг должен заплатить ему за то, что выгреб со стороны Трентон Майнинг Компани по границе владения. Кроме того, Абалон говорит, похоже, мистер Флеминг брал руду на участке Коннора.
      Публика издала восторженный вопль, так как все собравшиеся были на стороне Коннора, в то время как Бонифаций Дентон старался перекричать всеобщий гвалт:
      – Мы собираемся опротестовать решение, ваша честь!
      – Ваше право, – заявил судья. – Но если вы это сделаете, я представлю вердикт, который только что вынес Сеп, как преступный замысел и упеку вашего мистера Флеминга в тюрьму. Думаете, я этого не сделаю, городские парни? – Последовало шумное обсуждение, закончившееся уже более благоприятным принятием решения суда. – Хорошо, – провозгласил судья, – танцы ровно в семь. Позаботься об угощении, Коннор, и перестань обнимать миссис Фицджеральд. Я не люблю, когда женщины находятся в зале суда, а еще меньше мне нравятся всякие обжимания.
      Кэт была слегка разочарована, что Коннор повиновался требованию судьи. Но все-таки они выиграли, и она надеялась, что Медфорд Флеминг захлебнется в собственной желчи.
      – Мы ведь не должны приглашать Флемингов, правда? – с надеждой спросила Кэт.
      – Полагается пригласить, – вздохнул Коннор. – Даже если бы суд приговорил его к повешению, их все равно следует пригласить. Таков обычай в наших краях.

* * *

      – Коннор, кто-то принес пиво, – посетовала Кэт, переводя дыхание после танца с Септимусом Эмбри, который сказал, что голосовал в пользу Кэт исключительно из-за ее хорошенького личика. За этот вечер она по два раза танцевала с каждым из присяжных.
      – Это я купил пиво, – признался Коннор. – Люди пришли отпраздновать вместе с нами нашу победу, и я не собираюсь угощать их невыдержанным пивом. Давай потанцуем. – И он увлек Кэт на танцевальную площадку.
      – Не думаю, что Флеминги находятся здесь, чтобы праздновать нашу победу, – ехидно заметила она. Кэт не могла не признать, что Юстасия Флеминг выглядело восхитительно в своем лилово-пурпурном бальном туалете с изысканной бисерной вышивкой. Но неужели она не понимает, что это просто танцы, а не бал? Кэт чувствовала, что сама она одета гораздо более подобающим образом в своем простом платье кораллового шелка, украшенном кружевами кофейного цвета и таким же поясом. Стоит только взглянуть на глубокое декольте в форме сердечка, вырезанное на платье Юстасии Флеминг, чтобы сделать вывод, что она не отличается особым вкусом. Коннор обычно поднимал шум, если Кэт или Дженни хоть на дюйм приоткрывали грудь. Интересно, скажет ли он что-нибудь по этому поводу своей новой знакомой?
      – По-моему, Флеминги пришли потому, что не хотят выглядеть проигравшими, – решил Коннор. По его виду нельзя было сказать, что он потрясен декольте миссис Флеминг.
      – Весь вечер она не сводит с тебя глаз, – пробормотала Кэт.
      – У тебя богатое воображение.
      «Неужели я начинаю ревновать?» – с тревогой подумала Кэт и сменила тему разговора. – Мэри-Маргарет три раза танцевала с Бонифацием Дентоном.
      – Без сомнения, увлечена его ораторским даром, – ехидно заметил Коннор.
      Кэт захихикала. Трудно долго пребывать в плохом настроении, когда Коннор кружит тебя в танце и сам рад этому. Однако, позднее, заметив, что он танцует с Юстасией Флеминг, Кэт обнаружила, что ей это ужасно не нравится. Она не видела необходимости в том, чтобы снисходительный победитель оказывал милость врагу, в данном случае, приглашая на танец жену врага. Когда Медфорд Флеминг склонился перед ней в поклоне, Кэт не испытала ни малейшего желания проявлять снисходительность.
      – Подите прочь, похотливый негодяй! – прошипела она.
      Флеминг метнул на нее пугающе злобный взгляд.
      – Ох, мисс Кэт, – подбежала Ольга, – я нигде не могу найти Мэри-Маргарет.
      – О, я уверена, она где-то здесь, – попыталась успокоить ее Кэт.
      – Ее нигде нет, я все обыскала.
      – Может быть, она вышла подышать свежим воздухом.
      – Нет. Я искала.
      – Тогда, может быть, она пошла домой.
      – Нет, она не ушла бы без меня.
      – Ну, а если ее провожает какой-нибудь джентльмен…
      – Она бы сказала мне. – Ольга едва не плакала, и Кэт сама забеспокоилась. Мэри-Маргарет не настолько свободна от обязательств, чтобы уйти, никому ничего не сказав. А вдруг это очередной злобный замысел Флеминга? Не подговорил ли он своего поверенного умыкнуть ее служанку?
      Кэт повернулась к Медфорду Флемингу, который наблюдал эту сцену, самодовольно посмеиваясь.
      – Что вы сделали с моей служанкой? – решительно обратилась она к нему.
      – Мадам, зачем мне ваша служанка, когда у нас есть свои?
      – В самом деле, – вступила в разговор Юстасия, подошедшая к их небольшой группе вместе с Коннором. – Нам ни к чему похищать вашу служанку, миссис… Фицджеральд, так, кажется? Это ирландская фамилия? – Слово «ирландская» она произнесла так, словно оно означало какое-то грязное ругательство.
      – Мэри-Маргарет исчезла, а в последний раз ее видели с их поверенным, – объяснила Кэт Коннору.
      – Точно. Они сели в коляску и поехали в сторону Бреддока, – сказал Септимус Эмбри. – Убежали, я бы так выразился.
      – Она же не отработала свой проезд, – сокрушалась Кэт. Теперь она вспомнила все вечера, когда Мэри-Маргарет отсутствовала, не желая отчитываться в том, где была. Значит, она вступила в союз с врагом?
      – Вы снова взялись за свое? – рявкнул Флеминг. – Пока я принимаю меры, чтобы защитить моего поверенного от ваших уловок, вы напускаете на него свою служанку.
      – Не говорите глупостей, – отрезала Кэт.
      – Я собираюсь требовать пересмотра дела. – Флеминг схватил жену за руку и потащил за собой.
      – А ты знала, что Мэри-Маргарет встречается с их поверенным? – с подозрением поинтересовался Коннор.
      – Конечно же, нет. Неужели ты думаешь, что я позволила бы ей встречаться с человеком, который не принадлежит к католической церкви?

      Ольга сходила с ума от беспокойства в течение двух дней, пока Мэри-Маргарет не уведомила их по телеграфу, что стала миссис Бонифаций Дентон. Тогда Ольга впала в уныние, розовое личико побледнело, белокурые волосы выглядели растрепанными, а глаза покраснели от проливаемых тайком слез. У нее подгорели последние в этом сезоне овощи, и пришлось начать открывать банки с заготовками, которые сделали они с Мэри-Маргарет. Стоило Ольге взглянуть на эти банки, как к глазам снова подступали слезы.
      Кэт решила, что даже если ей придется остаться без помощницы, она должна найти Ольге мужа, поэтому взяла дело в свои руки. Во-первых, она купила материю на новое платье и вместе с Ольгой принялась за работу. Кэт выбрала простой фасон; нежный абрикосовый шелк выгодно подчеркивал фигуру девушки, а широкий кремовый пояс всегда можно заменить другим, и тогда каждый раз платье будет выглядеть по-новому. Ольге не верилось, что такой восхитительный наряд принадлежит ей. Она так радовалась обновке, что стала меньше плакать и сама поправляла свои грамматические ошибки, раз рядом больше не было Мэри-Маргарет, чтобы следить за речью своей подопечной.
      Как только платье было готово, Кэт поручила Дженни отыскивать в дамских журналах самые модные модели причесок. Она купила туалетный столик с большим зеркалом, усадила перед ним обеих девушек и дала задание попробовать друг на друге все новые прически, обнаруженные Дженни. За все это время Ольга едва ли вспоминала свою подругу Мэри-Маргарет, которая бросила ее, даже не попрощавшись.
      Когда за завтраком Коннор сказал, что с ними хочет встретиться Чарли Максвелл, Кэт предложила:
      – Пригласи его на ужин завтра вечером. – Нужно было попытаться выдать Ольгу за Чарли. Кэт приказала девушке приготовить те блюда, которые удавались ей больше всего, и стояла рядом, чтобы убедиться: кухарка не впала в меланхолию и не испортила ужин. Следуя указаниям Кэт, Ольга появилась за ужином в новом абрикосовом платье и с новой прической, сооруженной Дженни, редко бывавшей в эти дни дома.
      Когда Чарли попытался флиртовать с Кэт, одетой на этот раз в самое неприглядное платье и с самой непривлекательной прической, та перевела разговор на Ольгу, упомянув о таких выдающихся качествах девушки, как достижения па ниве кулинарии, швейные таланты и множество восторженных обожателей. Последнее являлось преувеличением, так как до преображения, совершенного Кэт, Ольга была такой робкой, что мужчины не обращали на нее особого внимания. Но ее это обстоятельство, казалось, не волновало, так как она больше интересовалась делами Мэри-Маргарет, чем мужчинами.
      Когда подали свиную лопатку с жареным картофелем, улыбки Чарли уже были обращены к Ольге. Кэт испытывала чувство большого удовлетворения и была довольна собой. Не успели доесть последний кусок пирога, а Чарли уже говорил только с белокурой служанкой. Пришлось даже ему напомнить, что пришел он на деловую встречу.
      Все перешли в проходную комнату, где появился новый предмет обстановки – уютный диванчик для двоих. Пока Кэт подталкивала Коннора по направлению к их общей гостиной, тот шепнул ей на ухо:
      – По-моему, Чарли заигрывает с Ольгой, чтобы заставить тебя ревновать.
      – Ему же хуже, если это так, – ответила Кэт. – Если он играет ее чувствами, я заставлю его пожалеть об этом.
      – Раньше он едва замечал ее, – возразил Коннор.
      – Это как раз свидетельствует о том, чего можно достичь с помощью хорошо продуманного плана, – тихо проговорила Кэт и повернулась к гостю. – Попробуйте, удобен ли наш новый диванчик, Чарли, – предложила она и чуть ли не толкнула его на диван. – Так о чем вы хотели с нами поговорить?
      – Ну… – У Чарли был растерянный вид. – Я знаю, «Кольцо Ингрид» доходный рудник, и нельзя сказать, что я не оценил ваше предложение насчет процентов с прибыли за мои услуги…
      – Я скажу Ольге, чтобы она принесла вам еще чашечку кофе? Она варит чудесный кофе, правда?
      – Ах, да, конечно, чудесный.
      Кэт, оставившая дверь открытой как раз для такого случая, крикнула Ольге принести кофе.
      – И я не пытаюсь выйти из дела, если у вас туго с деньгами, – добавил Чарли.
      – А вот и Ольга. Почему бы тебе не посидеть с Чарли, Ольга?
      Коннор изумленно уставился на Кэт, но та чувствовала, что надо пользоваться любой возможностью, пока в доме находится подходящий холостяк.
      – Но с другой стороны, если вы можете заплатить мне сейчас, я бы отказался от процента с прибыли. Разумеется, если это не поставит вас в…
      – Конечно, Чарли. Коннор, ты ведь устроишь это, правда? – Кэт потянула его из кресла со словами: – Ну, а теперь, давай оставим молодых людей. Пусть получше познакомятся друг с другом.
      – Что все это значит? – спросил Коннор, как только Кэт вытолкала его из комнаты и ввела в ужасную гостиную Ингрид. – Только потому, что я сказал, будто он с нею заигрывает…
      – Я так рада, что ты обратил мое внимание на это обстоятельство. Думаю, они будут прекрасной парой.
      – Ольга и Чарли? С какой стати поверенный в делах вдруг захочет жениться на служанке?
      – Она красивая девушка.
      – И какого черта ты сказала, что мы заплатим ему наличными?
      – Если он хочет получить наличные, Коннор, я уверена, нам выгоднее оставить за собой тот процент, что мы ему обещали.
      – Да, но…
      – Как ты считаешь, – оборвала его Кэт, – можем мы оставить их вместе, например, на полчаса, не нарушая приличий?
      – Откуда мне знать? Мое ухаживание состояло в том, что я таскался за отцом Розы, пока он пытался застрелить каждого дикого зверя, попадавшегося ему на пути.

* * *

      Кэт вернулась из послеобеденного похода к Дейву Бреддоку и обнаружила, что дела опять осложнились, а Коннор уехал в Денвер.
      – Мне тоже хотелось бы поехать в Денвер, – задумчиво призналась Кэт Одноглазому. – Я не видела брата с весны, а он не любит писать письма. Как ты считаешь, он винит меня в уходе Ингрид?
      – Никто не станет винить тебя за то, что могла натворить Ингрид, – успокоил ее Одноглазый. – Как бы там ни было, Коннор уехал, а человек с рудника сказал, что Хортенс собирается бросить работу в Десятимильном каньоне.
      – Почему она так решила? – недоумевала Кэт. – Мне казалось, ей там нравится. И рабочие довольны.
      – Денг пристает к ней с предложением выйти за него замуж.
      – Да? Ну, это другое дело.
      – Ей это не нравится, поэтому она и уходит. Кэт вздохнула.
      – Наверное, мне самой надо туда съездить.
      – Я еду с тобой.
      – Но, Одноглазый, кто же присмотрит за Дженни и Джимми?
      – Я им не нянька. Ольга может удерживать форт несколько дней.
      Кэт не знала, что предпринять. Коннор и так уже расстроился, когда она сказала Чарли Максвеллу, что они расплатятся с ним наличными. Если все пойдет хорошо, Чарли сможет использовать деньги на свадьбу и на обустройство хозяйства. Он приходил повидать Ольгу по меньшей мере три раза в неделю.
      – Не понимаю: Одноглазый, зачем тебе ехать?
      – Коннору не нравится, когда ты одна ездишь в край рудников, где полно всякого грубого народа, – объяснил Одноглазый.
      – Он так сказал? – оживилась Кэт.
      – Это и так видно.

* * *

      Путешествие в компании одноглазого и одноногого горняка с искалеченной рукой было не самым легким делом, с которым когда-либо сталкивалась Кэт. Им пришлось посетить все три рудника в Десятимильном каньоне, предупреждая людей, что они должны перестать звать Хортенс замуж, если хотят и впредь питаться по-королевски.
      – Она не хочет выходить ни за кого из вас, парни, – говорил Одноглазый каждому горняку, которого встречал, причем многие отрицали наличие какого-либо романтического интереса к Хортенс. Застав, наконец, Хортенс на «Покойной жене», они смогли уверить кухарку, что больше она не будет получать нежелательные предложения.
      – Слава Богу, – сказала Хортенс. – Я уже предупредила их: следующий, кто пристанет ко мне с предложением, получит кулаком по носу, а потом я сразу же увольняюсь.
      – Вы не должны обижаться на бедных парней, – вздохнул Одноглазый. – Вы же такая замечательная женщина, Хортенс.
      – Да Бог с вами, Одноглазый. Они просто хотят, чтобы им хорошо готовили.
      – Нельзя же винить мужчину за то, что он хочет присвоить самую лучшую стряпуху на западном склоне. Черт побери, да я готов побиться об заклад, вы самая лучшая повариха в здешних краях, и это честнейший комплимент от парня, который кое-что знает о готовке.
      – Да Бог с вами, старый вы дурак. «Неужели они заигрывают друг с другом?» – раздумывала Кэт.
      – Возьмите еще кусок пирога.
      – Спасибо, Хортенс, я сыта.
      – Я имела в виду Одноглазого.
      – Не откажусь, – согласился тот.

* * *

      – Почему вас так интересует, кто станет шерифом, мисс Кэт? – поинтересовался Септимус Эмбри. – Вы ведь не можете голосовать. – Они встретились на улице рядом с редакцией «Саммит Саунти Джорнал»
      Кэт уже надоело выслушивать замечания, что она не может голосовать. И все-таки она продолжала агитировать за Дейва Бреддока.
      – Человек, который придумал, как варить некрепкое пиво, и выращивает овощи на западном склоне, достоин нашей поддержки, – говорила она людям.
      – Мне самому ни то, ни другое не интересно, – сказал Абалон Уилсон, который вышел из салуна Бредли и остановился, чтобы поприветствовать Кэт. – Когда мужчина приходит с рудника после десяти часов тяжелой работы, он хочет настоящего пива и мяса, а не этого некрепкого пива и репы.
      – И все-таки Дейв будет отличным шерифом, – не унималась Кэт, подавив естественное желание встать на защиту некрепкого пива и идей трезвости. Дейв сказал, что она действует лучше, чем объявление в газете, и почти так же хорошо, как духовой оркестр. А ведь Абалон голосовал за них на суде. По сути дела, его мнение о верхушке месторождения склонило на их сторону и остальных присяжных.
      К несчастью, Кэт не могла воздействовать на ход выборов, приглашая холостяков к себе домой для знакомства с предполагаемой будущей женой. За Ольгой, единственной подходящей кандидатурой в супруги, настойчиво ухаживал Чарли Максвелл. Кэт надеялась, что свадьба состоится после Рождества, но думать так было слишком эгоистично. До Рождества оставалось два месяца.
      Она зашла в прачечную, чтобы отдать в стирку рубашки Коннора, и, выходя, увидела Фреда Макнафта.
      – Здравствуйте, мистер Макнафт. Надеюсь, вы собираетесь голосовать за Дейва.
      – Выборы еще только в следующем месяце, – ответил Фред Макнафт. – А вам что за забота? Женщины все равно не голосуют.
      – Это не значит, что нас не интересуют выборы, – ответила Кэт сквозь зубы. – Здравствуйте, мистер Крейн. Забираете белье из прачечной? Я надеюсь, вы будете голосовать за Дейва Бреддока?
      Надо написать маме, чтобы прислала еще девушек. Особенно, одну специально для Дидерика, который слонялся по дому, почти ничего не делая, потому что обижался на Кэт, которая танцевала дважды с каждым из присяжных и ни разу с ним. По мнению Кэт, ему была нужна жена, способная управлять им и заставлять шевелиться. И в то же время девушка не должна быть слишком яркой, иначе Дидерик окажется в невыгодном положении. Мужчины так чувствительны к подобным вещам. Какая-нибудь приятная немецкая девушка с фермы. Кэт гадала, как отнесется Мейв к специальному заказу невесты для Дидерика.
      Она продолжила свой путь по улице и, проходя мимо лавки Фаро, испытала искушение купить себе его изумительных шоколадных конфет, но решила воздержаться. В последнее время Коннор с трудом находил деньги на хозяйство.
      – Добрый день, мистер Коллинз. Вы знаете, что Дейв Бреддок баллотируется на пост шерифа?
      Коннор должен был вернуться из Денвера со дня на день с новостями о Мейв, Джеймсе и Шоне. Стало ли ему лучше?
      – Здравствуйте, мистер Филдинг. Не правда ли, прекрасный октябрьский денек? Я агитирую голосовать за Дейва Бреддока.
      – Скажите Коннору, что он должен мне по счету за прошлый месяц, – сказал мистер Филдинг.
      – Должен? – На мгновение Кэт охватила тревога. Коннор всегда вовремя оплачивал счета.

* * *

      – Ты продал «Первую жилу» и рудник на Снейк-Ривер? – Кэт была взволнована заявлением Коннора.
      – Да. Нашел инвесторов с восточного побережья и продал со всеми потрохами.
      – А меня не спросил.
      – Ты же не спросила меня, Кэт, когда пообещала Чарли, что мы заплатим ему наличными.
      – Ах, Коннор. – Кэт смотрела на него с обескураженным видом. – У нас не было денег? Поэтому ты продал два рудника? Я ведь только хотела, чтобы Чарли и Ольга… О, Господи, Шон, должно быть, злится на меня.
      – Нет, он считает, что продажа «Первой жилы» – хорошая идея. Он помог мне уладить дело, а это было нелегко. Серебро сейчас упало в цене, а тот рудник все равно много не давал. Я подозреваю, что залежи руды там истощаются.
      – А как насчет твоих рудников?
      – «Запоздалый» хороший рудник, но доставка руды на плавильню стоит слишком дорого. У этих парней с Востока денег больше, чем у меня. Они не станут закрывать рудники, и люди не потеряют работу. А у нас теперь достаточно наличных, чтобы оплатить долги.
      – По этой причине ты не заплатил вовремя мистеру Филдингу? Потому что мы обеднели?
      – Мы не обеднели, Кэт. У нас временные трудности с деньгами. Где мой сын?
      – Играет в бейсбол.
      – А Дженни?
      – Не знаю, – рассеянно ответила Кэт. – Наверное, у Филдингов. – Но потом она вспомнила разговор с миссис Филдинг месяц тому назад. А если Дженни не у Филдингов, то где же она?
      – У Одноглазого для тебя сюрприз, Кэт.
      – У Одноглазого?
      – Да. Они с Хортенс хотят открыть ресторан здесь, в городе.
      – Одноглазый и Хортенс?
      – Обрати внимание, Кэт. Тебе удалось выдать замуж еще одну девушку из Чикаго.
      – Одноглазый и Хортенс! – Кэт раскрыла рот от удивления.

* * *

      Кэт устала устраивать свадебные торжества. Сколько их уже было? Бриджит, Джилли, Мэри Бет, Нолин, Хортенс. Конечно, замечательно, что появлялся повод устроить танцы, но с тех пор, как сбежала Ингрид, Кэт каждый раз приходилось нанимать пианистов, чтобы была музыка. Правда, для вечеринки по поводу приема Нолин в монахини обители Святой Гертруды музыка не понадобилась, так как преподобная мать Хильда не разрешила устраивать танцы. Мэри-Маргарет сама позаботилась о своей свадьбе. Следующей будет Ольга. Кэт решила, что абрикосовое платье с небольшими переделками вполне подойдет для невесты, но кого бы найти, чтобы бесплатно поиграл на пианино?
      Кэт вздохнула. Она заказала девушку для Дидерика, а Мейв послала описание требований к невесте своей управительнице в Чикаго. Выходя из дома, Кэт каждый раз разглядывала башню и в конце концов пришла к выводу, что пять сторон выглядят нелепо. Конечно, она плохо разглядела ту башню в Аспене, но не сомневалась, что восемь сторон смотрелись бы лучше. Дидерик сделал оконные проемы, но к балкону даже не приступал. И лестницу тоже не построил. Увалень, а не плотник! Наверное, даже не заказал цветные стекла.
      Кэт направлялась проводить агитацию за Дейва Бреддока среди дам. По крайней мере, они-то не будут напоминать ей на каждом шагу, что она не имеет права голосовать, и смогут повлиять на своих мужей. Может, на обратном пути зайти к сестре Фредди? Это всегда очень ободряло Кэт.

* * *

      «Дамское общество помощи методистам», в котором Кэт была единственной католичкой, собралось без Люсинды Дайер в тот день, когда Кэт агитировала в поддержку кандидатуры Дейва Бреддока. Дамы охотно поддержали Дейва, так как он варил некрепкое пиво, хотя и опасались, что обязанности шерифа не позволят ему выращивать овощи.
      – О, Коннор говорит, что Дейв способен сразу управляться с половиной своих дел в долине, ничего не упустив, – сказала Кэт.
      – Как поживает мистер Маклод? – поинтересовалась одна из женщин. – Должно быть, вам трудновато приходится, моя дорогая миссис Фицджеральд, сейчас, когда все в городе говорят о нем.
      – Говорят? Ах, да, понимаю, вы имеете в виду то, что он продал рудники. Ну, вы знаете, цены на серебро…
      – Боже мой, это наименее удивительное из того, что он делал в Денвере. По крайней мере, насколько нам известно.
      – Еще он виделся с родными, – озадаченно гадала Кэт.
      – А миссис Флеминг?
      – Миссис Флеминг? – Сердце у нее беспокойно сжалось.
      – Ну, да. Мистер Хапрод видел, как они выходили вместе из отеля. Мы думали, вам об этом известно.
      – Может быть, это как-то связано с судебным процессом, – предположила Кэт, хотя сама не верила своим словам. Вряд ли миссис Флеминг имела отношение к решению по выплате Коннору долга за руду, взятую из его месторождения.
      – Я полагаю, это могли быть дела, связанные с бизнесом, – сказала миссис Хапрод. – Но я слышала от нескольких очевидцев, что они видели мистера Маклода, выходящим из дома миссис Флеминг на Никкель-Хилл, когда мистера Флеминга не было в городе.
      Кэт проглотила комок, подступивший к горлу. Она не собиралась защищать Коннора перед этими женщинами и уж тем более не собиралась плакать.
      – По-моему, вам самим нужно спросить его об этом, – решительно заявила она. – Я понятия не имею, какие у него отношения с миссис Флеминг.
      – Ну, моя дорогая, может быть, это вам следует спросить его. Ведь вы живете в одном доме.
      «Они бы не вели себя так, если бы Люсинда была здесь, – подумала Кэт. – Или Гертруда. В присутствии Гертруды они не посмели бы говорить такие вещи». Разговор шел своим чередом; Кэт оставили в покое, и она стала размышлять о Конноре и Юстасии Флеминг. Он был с нею в Денвере? И в ее большом красивом доме на Никкель-Хилл? В то время, как мужа не было в городе? Коннор сказал, что миссис Флеминг лишь хотела поговорить о публичном доме, расположенном ниже по склону холма, но теперь дамы предосудительного поведения переехали, так какие же дела могут быть у него с Юстасией Флеминг сейчас?
      Чем больше Кэт думала об этом, тем больше сердилась. И обижалась. Ощущала какую-то странную душевную боль, вспоминая те два случая, когда они с Коннором были близки. Он просто воспользовался моментом, не имея честных намерений, а потом нашел более подходящую особу, чем вдова. Коннор мог развлекаться с Юстасией и не опасаться, что она заговорит о женитьбе. Может быть, поэтому Коннор увлекся Юстасией Флеминг? А может, она просто нравится ему больше, чем Кэт?

* * *

      – А я хотел бы предложить тост за мисс Кэтлин, – сказал Чарли Максвелл на свадебном обеде.
      – Давай, давай! – закричали гости-мужчины.
      – …которая сделала для счастья мужчин высокогорного графства больше, чем кто бы то ни было с тех пор, как в пятьдесят девятом здесь было открыто золото.
      – Верно, верно!
      – Ей Богу, мы, мужчины, этого не достойны…
      – Вы, безусловно, достойны, – вставила Кэт.
      – Но, разумеется, очень благодарны, – закончил Чарли, сконфузившись, как и многие обожатели Кэт среди толпы приглашенных.
      – Учитывая то, насколько бесхарактерны мужчины в целом, – сказала Кэт, – они получают гораздо больше того, что заслуживают. Фактически…
      – Фактически, Кэт благодарит тебя за тост, Чарли, – прервал ее Коннор. – А сейчас мне хотелось бы предложить тост за жениха и невесту.
      Когда начались танцы, трое джентльменов, опровергая утверждение о слабости мужского характера, сообщили Кэт, что подумывают бросить пить, а четверо намекнули, что собираются почаще посещать церковь.
      – Очень рада это слышать, – отвечала она каждому из них. Коннор, лицемер, даже не пригласил ее на танец. Но ей все равно. Она не хочет иметь ничего общего с человеком таких слабых моральных устоев. Может, ей стоит переехать? После ухода Ольги и Одноглазого, вряд ли Кэт сможет ЖИТЬ в одном доме с таким человеком, как Коннор, без подобающего надзора.
      По правде говоря, теперь Кэт жалела, что отдала замуж таких невинных молодых женщин; отдала таким ненавистным существам, как мужчины. Надо бы написать маме, чтобы больше не присылала девушек, что она отрекается от своей роли свахи в этих краях.
      – Что ты имела в виду, говоря о бесхарактерности мужчин? – спросил Коннор, когда удалился последний гость.
      – Сам подумай, – бросила Кэт и выбежала из комнаты.
      – Однако, прозвучало это совсем не по-праздничному! – крикнул он ей вслед.

* * *

      На следующий день приехала Гретель Баумайстер – крепкого сложения, белокурая, уверенная в себе, немного медлительная девушка, самая подходящая невеста для Дидерика. И Кэт смягчилась в отношении Коннора, решив, что интрижку, наверняка, затеяла Юстасия Флеминг, и что ее долг вырвать Коннора из когтей такой особы, злой женщины и к тому же протестантки. Кэт, как истинная христианка, просто обязана отвлечь на себя его внимание. Если бы только знать, как это сделать.
      Кэт никогда не ставила перед собой задачу увлечь мужчину. Для нее всегда было проблемой отделаться от поклонников. Конечно, Коннор отличался от ее обычных обожателей. Они жили в одном доме. Он видел ее каждый день и, очевидно, считал это само собой разумеющимся. А почему бы и нет? Дважды он оказывался в ее постели. Отнести этот факт к преимуществам или нет? Казалось, тогда Коннор был рад их близости, но он так и не попытался овладеть ею в третий раз. Отныне ей нужно пересмотреть свою роль в домашнем укладе, то есть заставить Коннора заметить ее.
      Кэт вздохнула. Никогда ей не удастся выглядеть так модно и соблазнительно, как Юстасия Флеминг. Трудно себе представить, какая женщина в Брекенридже могла бы сравниться в этом с Юстасией. Разве что Марселла Вебер! Женщина, которую заставили переехать в западную часть города по настоянию Юстасии Флеминг. Вот кому известно все о мужчинах! Она-то, наверняка, знает, как привлечь к себе внимание Коннора. Но захочет ли мисс Марси поделиться опытом?
      «Нет, я не стану даже думать об этом, – решила Кэт. – Это шокировало бы все общество». Она посмотрелась в зеркало на туалетном столике, который купила, когда хотела помочь Ольге увлечь Чарли. Тогда это сработало. Почему бы и теперь не попробовать? Кто не рискует, тот не выигрывает. Мама всегда так говорила. И мама считала, что они с Коннором должны пожениться.
      – Он из тех, кто может добыть хлеб насущный, – сказала как-то Мейв.
      Кэт задумалась. Если уж мама смогла заарканить такого свободолюбивого бродягу, как Джеймс, то и Кэт должна попытаться заарканить Коннора. Но вряд ли стоит использовать для этого метод мамы. Нельзя сказать, что Кэт не хочется иметь детей, но – на ее лице появилась печальная улыбка – сначала нужно женить на себе Коннора. И на самом ли деле она хочет снова выйти замуж? Ведь повинуясь мимолетному порыву ревности, можно совершить действия, которые поломают ее жизнь?

* * *

      – Мне кажется, половина присутствовавших на свадьбе появилась на мессе в нашей церкви, – сказал отец Эузебиус. – Мужская половина.

* * *

      – Трое прихожан обратились ко мне с вопросом, не считаю ли я их слабохарактерными, – сообщил отец Дайер. – На что я ответил им, что нет ни одного христианина, который не мог бы измениться к лучшему.
      – Вполне с этим согласна, – сказала Кэт.
      – Полагаю, они чувствовали себя виноватыми, потому что танцевали в вашем доме.
      – Я бы с радостью пригласила и вас с миссис Дайер на свадьбу, но вы ведь знаете, какие мы, паписты. – Кэт улыбнулась. – Все время танцуем.
      – Если бы не ваша страсть к танцам, вы бы стали замечательной методисткой, – заметил отец Дайер. – Коннор Маклод все еще настаивает, чтобы вы отказались от борьбы за трезвость?
      – Кому какое дело до того, что он говорит? У вас есть планы на ближайшее воскресенье? – порывисто спросила она. Методистский проповедник вздохнул.
      – Я не так молод, как раньше. Подумываю отойти от дел.
      Кэт было жаль слышать это, но если отец Дайер прекратит свою деятельность, это значительно упростит задачу. Трудновато было бы соблазнить Коннора, бросая на него зазывные взгляды в течение недели и атакуя салуны по воскресеньям.

      Кэт удалось найти «Клуб джентльменов» в западной части Брекенриджа, не обращаясь с вопросами к прохожим. Все-таки порядочная женщина не может остановить незнакомого человека и спросить: «Извините, сэр, не могли бы вы сказать, как пройти к публичному дому Марселлы Вебер?» Найти дом не составило труда. Кэт видела его на разных улицах города, пока дом в течение недели передвигали с Никкель-Хилл на другой берег реки.
      Добравшись до пресловутого дома, она почувствовала, что унизила свое достоинство, постучав в дверь Марселлы Вебер. Ей открыла горничная в платье, вероятно, подобном тому, которое носила Бриджит в доме своего хозяина а Чикаго. Вот только юбка этого форменного платья заканчивалась чуть выше колен, а передник с оборкой был сшит без нагрудника. Кэт старалась не смотреть на колени и грудь служанки. Преодолев смущение, она спросила, нельзя ли ей увидеться с хозяйкой. Горничная в свою очередь ошеломленно воззрилась на посетительницу и поинтересовалась, не ошиблась ли та дверью.
      Однако, при появлении Марселлы Вебер язык у Кэт совершенно отнялся, настолько поразил ее внешний вид хозяйки. Никогда не видела Кэт ничего подобного. Ночная рубашка и халат одновременно? Если это так, то вырез великоват для ночной прохлады, от которой никуда не денешься в этих краях. Очевидно, мисс Вебер работала по ночам, а спала днем, поэтому ей не требовалась теплая ночная рубашка. Кэт выбрала время ближе к полудню, решив, что к этому часу мадам уже встанет, а посетители еще не придут. Она надеялась, что клиенты не наносят визиты по утрам, иначе Кэт оказалась бы в крайне неприятном положении. А этот наряд, из тончайшей материи, необыкновенно красив, но совсем не греет. Может быть, здесь так одеваются для вчера? Вечернее платье?
      – Вы хотели поговорить со мной? – поинтересовалась Марселла Вебер.
      – О, да, – запинаясь проговорила Кэт. – Я… меня зовут Кэтлин Фицджеральд.
      – Я знаю.
      – Знаете? Откуда?
      – Так вы же главный источник сплетен в этом городе.
      – Я?
      – Конечно. Вы живете с Коннором Маклодом, отчего кудахчут все старые перечницы, хотя ни одна из них в действительности не верит, что вы с ним спите; а все горняки жалуются на ваши походы в защиту трезвости и в то же время все поголовно в вас влюблены.
      – Но… – Кэт не верилось, что люди видят ее такой.
      – Если вы ищите Ингрид, то она сюда не приходила. Я не видела ее с тех пор, как она ушла, чтобы выйти замуж за Шона.
      – Откуда ушла? – вырвалось у Кэт. Она вдруг обратила внимание на комнату, в которой находилась, и поняла, почему чувствует себя здесь так неловко. Комната была красной! Такой же, как гостиная Ингрид. – Откуда ушла? – снова спросила Кэт. Большие карие глаза Марселлы Вебер сузились.
      – Ниоткуда. Просто ушла. Наконец-то Кэт начала что-то понимать.
      – Ингрид работала у вас? – Это многое объясняло, но Кэт решила, что об Ингрид можно подумать потом. – Я здесь не по поводу Ингрид.
      Теперь настал черед Марселлы удивляться.
      – По какому же поводу, в таком случае? Если вы хотите, чтобы я изгнала из клуба крепкие напитки, то буду вынуждена вас разочаровать.
      – Это было бы неплохо, – задумчиво проговорила Кэт. Если бы она пришла сюда по поводу трезвости, то не чувствовала бы себя так неловко. – Я хочу поговорить о другом, мисс Вебер. На самом деле мне… мне нужен совет опытного человека, и я подумала, что вы… – Кэт внимательно посмотрела на эту красивую, сластолюбивую женщину, которая невольно внушала ей какую-то неуверенность в себе. Марселла вальяжно раскинулась в красном бархатном кресле. «Ох, не знаю, смогу ли я воспользоваться советом такой дамы», – засомневалась Кэт, – Во-первых, я хотела спросить, не… э-э… не находитесь ли вы в долгу перед Флемингами. – Судя по слухам, Флеминг заплатил этой женщине огромную сумму за то, чтобы она передвинула свой дом. – Надеюсь, вы мне скажете… – Кэт замолчала, заметив, что в глазах Марселлы Вебер сверкает самая настоящая ярость.
      – Вы спрашиваете, благодарна ли я за то, что мне представили роскошный выбор: передвинуть дом или потерять его в результате пожара?
      Кэт открыла рот от удивления.
      – Многие считают, что они заплатали вам кучу денег.
      – Они заплатили мне за перемещение дома, – с горечью сказала Марселла. – Но не заплатили за убытки, которые я понесла во время вынужденного перерыва в делах, пока дом передвигали.
      – Вы знаете, я всегда думала, что Медфорд Флеминг поджег мой дом, – доверительно сообщила Кэт.
      – Вполне вероятно. Ну вот, кажется, у нас есть кое-что общее, миссис Фицджеральд. Однако, полагаю, это не светский визит. Вы упомянули, что хотите получить совет, хотя не представляю себе, какого рода совет вам может потребоваться от меня.
      – О, вы можете мне помочь. Вы все знаете о мужчинах, – честно призналась Кэт.
      Губы Марселлы дрогнули в усмешке.
      – Кажется, вы и сами весьма сведущи в этом вопросе. Половина моих клиентов делала вам предложение.
      Кэт удивилась, услышав это. Она и не думала, что так много мужчин посещают подобные места.
      – Вы знаете Коннора Маклода? – спросила Кэт.
      – Разумеется. – Потом, взглянув на лицо Кэт, Марселла добавила: – Но не как клиента. – Кэт испытала явное облегчение, и женщина не могла не догадаться. – Так это его вы хотите завлечь? Господи, да ведь этот человек живет с вами в одном доме.
      – Но он не замечает меня, – сказала Кэт. – Он интересуется другой.
      – Он за кем-то ухаживает?
      – Нет, она замужем.
      – А, так вы хотите отобрать его у Юстасии Флеминг?
      – О, право, я…
      – И хотите, чтобы я помогла вам? – Марселла разразилась смехом.
      – А вам кажется, что это невозможно?
      – Вовсе нет. Это вызов, и мне хотелось бы принять его, – заявила Марселла. – Мне доставит большое удовольствие нанести оскорбление этой высокомерной суке.
      Кэт с трудом подавила желание упрекнуть владелицу публичного дома за неприличные выражения.
      – Да вы стоите двоих таких женщин, как Юстасия Флеминг – и по внешности, и по характеру. Единственная ваша проблема состоит в том, что у вас слишком сильный характер, в то время как у Юстасии его совсем нет.
      – Что вы понимаете под характером? – поинтересовалась Кэт.
      – Ну… моральные устои и тому подобное. Может быть, нам лучше выяснить, чего хотите вы? Вам всего лишь нужно, чтобы Юстасия Флеминг не вонзила в него свои ноготки, или же, чтобы Коннор принадлежал вам? Вы хотите выйти за него замуж?
      – Пожалуй, да. – Кэт все еще боялась отказаться от своего долговременного сопротивления замужеству. Но она хотела надежного союза с Коннором, и брак представлялся ей единственно возможным выбором. – Ведь это мой долг, как вы считаете? – добавила Кэт в свою защиту. – Отвратить его от такой нехорошей женщины.
      – Долг? Не думаю, что Коннору это доставит много радости, когда вы его заполучите.
      – А вы думаете, я могу? – взволнованно спросила Кэт.
      – Конечно. Но жена, которая всего лишь выполняет свой долг – именно это заставляет мужчин приходить ко мне. Вы его не любите?
      Кэт задумалась. Она любила Мики. Ей достаточно было обладать им. Она считала его самым романтичным и самым красивым мужчиной в мире. А что она чувствует к Коннору? Восхищается им. Ей приятно его общество. Конечно, ей нравится и его внешность, она находит его физически привлекательным. Все это Кэт попыталась объяснить Марселле, с некоторым смущением признавшись, что ее чувство, скорее всего, не любовь.
      – Напротив, вы влюблены, – уверила ее Марселла. – То, что вы чувствовали к тому, другому, было лишь слепым увлечением. Детские глупости. Коннор станет счастливейшим человеком, если вы получите его.
      – Я ужасно рада, что вы так думаете.
      – За исключением одного обстоятельства. Кэт беспокойно взглянула на хозяйку.
      – Приходя сюда, вы подрываете свою репутацию. Такие женщины, как вы, не общаются с такими, как я.
      – О, это не проблема, – сказала Кэт. – Мы скажем, что я прихожу проводить христианские беседы.
      – Христианские беседы? – рассмеялась Марселла.
      – Вот именно. Если, конечно, ваши девушки не будут возражать. Я могла бы… ну, скажем, произнести перед ними несколько вдохновенных слов, стих из Библии или еще что-нибудь. Это не займет много времени. Насколько мне известно, они не ходят в церковь, так что им это будет очень кстати.
      – И вас это беспокоит? – удивилась Марселла. – Зачем им это? Таких, как мы, не ждут в церкви. Если вы задумали обратить нескольких падших женщин…
      – Честно говоря, мне это только что пришло в голову, – сказала Кэт. – Как причина моего прихода. Но я не могу объяснить мое присутствие здесь, если не прочту вашим девушкам что-нибудь духовное.
      – Да, думаю, действительно, не сможете. – Марселла Вебер озабоченно нахмурилась. – И, наверное, вы единственная женщина в городе, которая может таким образом защитить свое доброе имя. Люди просто скажут, что это еще одна ваша сумасбродная идея.
      Кэт собралась было возразить, что у нее нет сумасбродных идей, но Марселла не дала ей и рта раскрыть.
      – Это позволит решить проблему; ведь порядочные женщины ни по какой причине не могут прийти в западный Брекенридж, а уж тем более, ко мне домой.
      – О, я думаю, вы ошибаетесь. Я всегда прохожу здесь, когда иду на станцию встречать поезд.
      – Значит, вы пользуетесь платформой на краю города? Для этого она и установлена – отделить порядочных женщин от нас, чтобы те не замарались.
      Кэт рассмеялась, вспомнив свое недоумение, когда начальник станции пытался выпроводить ее.
      – Я обо всем этом понятия не имела.
      В дверь постучала горничная и объявила, что завтрак подан.
      – Не хотите ли присоединиться к нам? – спросила Марселла. – Прочтете проповедь нескольким нераскаявшимся запачканным голубкам.
      Завтрак? В это время? Кэт постаралась не показывать свое удивление и открыла рот, чтобы сказать, что не приготовила никакой проповеди, но потом решила: надо же когда-то начинать. Так пусть это случится сегодня.
      – Я выпровожу вас из дому до того, как появятся клиенты, – пообещала Марселла.
      – Спасибо за приглашение, – поблагодарила Кэт. – Я это очень ценю.
      Нельзя было не заметить удивление хозяйки дома.
      Однако, Марселла была удивлена меньше, чем шесть женщин, которым Кэт представили в столовой.
      – Миссис Фицджеральд будет посещать нас время от времени, чтобы нести нам… ах, да, слово Божье, – объяснила Марселла. Обитательницы публичного дома смотрели на Кэт так, будто она цирк, прибывший в город, чтобы сейчас же дать представление для их развлечения. – Миссис Фицджеральд, не хотите ли произнести молитву, прежде чем мы приступим к трапезе? – вежливо осведомилась Марселла.
      Кэт склонила голову.
      – Пресвятая Мария, Матерь Божья, благослови хлеб наш насущный, каким бы путем он ни был добыт. И благослови всех нас, женщин, которым приходится идти столь тернистым путем в мире, где мужчинам отданы все преимущества. Аминь.
      Хор голосов, некоторые из которых звучали искренне проникновенно, повторили заключительное «аминь», завершившее ее небольшую молитву.
      Кэт сидела рядом с молодой женщиной по имени Бабетта, сразу же обратившейся к гостье:
      – Вы та самая дама, что пришла в тот раз в салун, да?
      – Да, это была я, – сказала Кэт. – Я считаю, что пьянство очень вредит здоровью.
      – И шериф арестовал вас?
      – Да, арестовал.
      – Та женщина на Никкель-Хилл хотела, чтобы нас арестовали. Наверное, и вы тоже этого хотите?
      – Нет, не хочу, – сказала Кэт и, немного подумав, добавила: – Может быть, стоит арестовать ваших клиентов. Они не должны приходить сюда…
      – Давайте не будем распространяться на эту тему, – попросила Марселла.
      – …но я понимаю, что женщины и девушки могут оказаться перед таким выбором, когда им грозит голод и бездомная жизнь, а им предлагают то… ну, что… выбрали вы. – Кэт уже понесло вперед. – Моя мать берет к себе таких девушек. У нее пансион в Чикаго…
      – Я из Чикаго, – прервала ее молодая женщина, которую звали Берди. – Жаль, что ваша мать не нашла меня.
      – Мне тоже жаль, что вы ей не встретились, – грустно ответила Кэт. Она не могла себе в точности представить, сколько женщин становятся на путь греха по доброй воле, а сколько – по жесткой необходимости.
      Затем заговорили на другие темы. Кэт понимала, что ее присутствие лишило трапезу обычного оживления, поэтому сосредоточилась на еде, приготовленной, кстати, очень хорошо.
      – Может быть, вы хотели бы прочесть нам религиозную проповедь, миссис Фицджеральд? – спросила Марселла, накладывая Кэт вторую порцию пудинга. В ее глазах сверкали искорки веселья.
      Кэт как раз наслаждалась кремовым пудингом, удивляясь манере подавать десерт на завтрак, и вопрос застал ее врасплох, когда она поняла, что должна сказать еще что-то, кроме молитвы. Кэт сосредоточила взгляд на сахарнице для большего вдохновения и заговорила:
      – Наверное, самое главное, о чем нужно помнить, это то, что всегда есть надежда на спасение. Возьмем, к примеру, Марию Магдалину. Насколько я понимаю, она является святой покровительницей…
      – …шлюх? – пришла на помощь одна из женщин.
      – Да. И ведь именно она обнаружила, что Христос вознесся, Она увидела ангелов и обратилась к ученикам Христа. Я думаю, Святая Мария Магдалина – урок всем нам, пример того, как Христос изгоняет из нас бесов – а у нее их было целых семь – и прощает наши грехи.
      – Семь бесов? – Глаза Бабетты загорелись любопытством. – На что они похожи?
      – Ну, думаю, они такие, как их рисуют.
      – Я никогда не видела картинки, на которой нарисован бес или дьявол, – сказала Берди. – Но я знала нескольких, они просто наши «дьяволы-субботняя-ночь-в-городе».
      Все девушки засмеялись, а Марселла, к большому облегчению Кэт, не стала настаивать на продолжении проповеди. Кэт показалось, что девушки опечалились, когда она попрощалась с ними. Может быть, им недоставало общества, от которого их отгородил род занятий?
      – Как часто вы собираетесь приходить? – спросила Марселла, когда они вернулись в гостиную за накидкой Кэт.
      – Думаю, раз а неделю. У меня мало свободного времени.
      – Да, я слышала. Вы действительно хотите добиться избирательного права для женщин?
      – Почему бы и нет? Разве мы не имеем права голосовать?
      – Действительно, почему бы и нет? А теперь я дам вам маленький совет, как обратить на себя внимание Коннора.
      Сердце у Кэт забилось чуть быстрее.
      – Задевайте его при каждом удобном случае. Кладите руку на его руку. Ничего слишком явного, но мужчины любят, когда к ним прикасаются. А когда он говорит с вами, наклоните немного голову, глядите на него из-под ресниц и думайте о том, как бы заняться с ним любовью.
      Кэт вспыхнула.
      – Вы же хотите заняться с ним любовью, разве нет?
      Кэт не собиралась признаваться, что на самом деле уже дважды спала с Коннором. Взглянув на Марси, она спросила:
      – Какой от этого толк? Он ведь не будет знать, о чем я думаю?
      – Просто сделайте так. Увидите, что получится. Потом, на следующей неделе, мы поговорим о вашей одежде и прическе.
      – Что плохого в моей одежде и прическе?
      – Они прекрасно подходят для «Дамского Общества Святого Покрова», но не внушают страсть, – суховато заметила Марселла.

* * *

      По пути от «Клуба джентльменов» до моста Кэт послушно практиковалась в размышлениях о любовных объятиях Коннора. Через некоторое время она почувствовала, что краснеет. Пока шла от моста до Линкольн-авеню, попыталась представить себе, что лелеет такие мысли, действительно глядя в глаза Коннору. Ей стало не по себе. Но раз уж она рискнула просить совета по этому поводу, то глупо было бы не воспользоваться им.
      Шагая от Линкольн-авеню до Френч-стрит, Кэт попыталась сочинить проповедь для следующего визита в западную часть Брекенриджа. Кроме того, следуя христианскому долгу, она должна серьезно отнестись к этому аспекту своих посещений. Есть ли другие святые, которые были проститутками? Спросить об этом отца Рабануса или отца Эузебиуса Кэт не могла, но можно попросить на время книгу о житиях святых.
      Она свернула к дому священников. Отец Эузебиус дал ей книгу и вскользь сообщил, что в последнее время на мессы в лагерях горняков стало приходить много народа, а пятеро причащающихся в частности попросили его упомянуть при случае их имена Кэт и охарактеризовать как мужчин с сильным характером. Кэт кивнула. Господи, какой отклик имело ее мимолетное замечание – ответ на тост Чарли. Теперь, похоже, она положила начало некоему религиозному возрождению.
      С книгой под мышкой, Кэт направлялась вверх по Веллингтон-роуд, снова представляя себя в объятиях Коннора. Вдруг на полпути к дому она заметила огромное животное в поле рядом с бревенчатым домиком. Кэт вскрикнула от испуга. Это же бизон! Что делает бизон в Брекенридже?
      В ужасе она помчалась домой, не сомневаясь, что страшилище, сотрясая копытами землю, преследует ее по пятам. Бизоны кусаются? Или просто затаптывают жертву до смерти? Кэт взлетела по ступенькам лестницы, ввалилась в проходную комнату и наткнулась на Коннора.
      – Что случилось? – спросил он.
      – За мной гонится бизон. – Кэт упала в его объятия, дрожа всем телом.
      – Кэт, этого не может быть. Здесь нет бизонов.
      – Я видела его, – выдохнула Кэт.
      – Где?
      – На Веллингтон-роуд. Посмотри в окно. Он, наверное, пытается взобраться на крыльцо.
      Коннор подвел ее к окну.
      – Посмотри, нет никакого бизона, – сказал он, раздвигая занавески.
      – Но я же видела его. Коннор усмехнулся.
      – Бьюсь об заклад, профессор Эдвин Картер проветривает своего бизона.
      – Проветривает?
      – Это чучело. У него музей с чучелами животных.
      – Бизонов?
      – Есть и бизоны. Наверное, со временем они начинают попахивать, поэтому он их проветривает.
      – Ох! – Кэт рухнула в кресло. Надо бы посмотреть на него из-под ресниц, думая о любви, но у нее было не то настроение. Кэт решила, что непременно воспользуется подходящим случаем в ближайшее время. И еще Марселла сказала задевать его мимоходом. Слегка. Бросившись в его объятия от страха перед бизоном, она поступила не очень романтично. И если сейчас Кэт подойдет к Коннору и слегка прикоснется к нему, он, наверняка, сочтет такое поведение идиотским, а не соблазняющим.

* * *

      Кэт внимательно оглядела гостиную Ингрид и покачала головой. Все эти месяцы ей приходилось спать рядом с комнатой, копирующей гостиную публичного дома. Хорошо, что она хоть убрала красные бархатные скатерти с пианино и столов и сняла красные занавески. Сменила обои. Это помогло сгладить ужасающее впечатление, но на стене осталась еще эта странная картина в безвкусной раме. Кэт рассмотрела картину под разными углами. К двум неуклюжим голеньким детским телам были приклеены фотографии лиц Фибы и Шона-Майкла. Контраст был шокирующим. И все-таки, это единственные фотографии детей, которые у нее есть. Кэт решила оставить картину, каким бы странным ни казалось изображение в целом. Но ужасная мебель, обтянутая красным бархатом – совсем другое дело.
      Кэт достала листок бумаги и карандаш.
      «Дорогой Шон, – написала она. – Теперь мы можем расширить гостиную за счет проходной комнаты, поэтому я хочу спросить, не возражаешь ли ты, если я отдам на хранение или даже продам твою красную бархатную мебель…»

* * *

      Чувствуя себя подлой наушницей и представляя, как возмутится Дженни, Кэт после обеда отправилась к Филдингам, где Дженни, по ее словам, должна была готовить уроки. Кэт напрасно беспокоилась о реакции девушки на ее появление. Дженни там не оказалось, а несколько непринужденных вопросов позволили Кэт выяснить, что она не показывалась там уже месяц. Настроение у Кэт было весьма мрачным, пока она шагала домой, а потом мерзла на крыльце, чтобы увидеть, с какой стороны появится дочка Коннора. Кэт получила не только эту информацию, но и узнала имя молодого человека, с которым встречалась Дженни. Это оказался Том Вестон, горняк, тоже принимавший участие в пикнике неподалеку от Диллона, организованном Гертрудой Бригл.
      Молодые люди были застигнуты врасплох, когда прощались на углу Френч и Линкольн-стрит, где их и настигла Кэт, молниеносно промчавшаяся от крыльца, чтобы не упустить их и пригласить в дом.
      – Мы… мы только что случайно встретились, когда я шла домой от..
      – Я ТАМ уже побывала, – сообщила Кэт.
      – Ты за мной шпионила, – обиделась Дженни.
      – А ты мне лгала.
      – Мэм, мы не делали ничего дурного, – попытался объяснить Томми. – То есть, я хочу сказать, мы…
      – Мы любим друг друга, – заявила Дженни.
      – В шестнадцать лет? Уверяю тебя, это не любовь.
      – Нет, любовь.
      – Тогда почему ты не пригласила его домой?
      – Потому что я знаю, что ты поднимешь шум, – сердито пробормотала Дженни. – Он не католик.
      – Хорошо, если вы хотите и дальше быть вместе, то должны встречаться там, где за вами будет присмотр. А если вы, молодой человек, когда-нибудь ее обидите…
      – О, миссис Фицджеральд, да я никогда ее не обижу.
      В этот вечер, укладываясь спать, Кэт подумала, что напрасно так категорично высказалась насчет любви. Не каждый отличается такой глупостью в вопросах любви, как она в своем возрасте. А некоторые оказываются еще более глупыми. Вот, например, Дидерик. Не обращает никакого внимания на Гретель. Кэт посылала к нему девушку то с кофе, то с пирожными, то с горчичником, когда Отто простудился, работая в башне на пронизывающем октябрьском ветру. Никакой реакции.

* * *

      – Вы делали то, что я вам сказала?
      – Да, – кивнула Кэт. Как раз вчера перед обедом она положила ладонь на его руку, в то время как Коннор рассказывал ей о добыче руды на «Сестре Кэти». Смотрела на его губы и представляла себе его поцелуй.
      – Ты слушаешь, Кэт? – нетерпеливо бросил он, вместо того, чтобы воспылать к ней страстью.
      Накануне был момент, когда они остались наедине в проходной комнате. Кэт сидела напротив Коннора, вязала и смотрела на него, вспоминая, как они лежали в объятиях друг друга той ночью на ферме. Коннор говорил о прибыли ресторанчика, который открыли Хортенс и Одноглазый.
      – Может быть, загородить камин? – предложил он.
      – Тебе жарко? – с надеждой поинтересовалась Кэт.
      – Нет, но ты что-то разрумянилась.
      – Не понимаю, почему у меня ничего не получилось, – призналась Кэт Марселле Вебер. – Может быть, дело безнадежное?
      – Почему безнадежное? Мы только начали. Теперь я хочу, чтобы вы пошли к миссис Луэлле Митчем. Она портниха. Сшейте себе несколько новых платьев. Можете не сомневаться, Луэл подчеркнет достоинства вашей фигуры.
      – Но придется подождать, пока платья будут готовы, – сказала Кэт.
      – Тем временем испробуйте ночную рубашку, которую я для вас приготовила. – Марселла достала из комода рубашку из тончайшего шелка.
      – Я замерзну до смерти, – посетовала Кэт. У рубашки был очень большой вырез. – И Коннор никогда не увидит меня в ночной рубашке.
      – Значит, нужно устроить так, чтобы увидел.
      – И что тогда?
      – Посмотрите, что получится. Будьте покладистой. Конечно, вы ведь не хотите забеременеть, поэтому не ложитесь с Коннором в постель. Просто разожгите в нем страсть и волнение.
      Кэт помрачнела. Она уже дважды оказывалась в постели с Коннором, а никаких признаний в любви не последовало. И уж тем более предложений выйти за него замуж.
      – Вы задевали его мимоходом? Кэт кивнула.
      – Каким образом?
      – Ну, я сняла нитку с его плеча и поправила галстук. – Марселла пренебрежительно посмотрела на нее. – И один раз коснулась его щеки.
      – Как он отреагировал?
      – Подскочил.
      – Хорошо. Как только придете домой, встаньте перед ним, потом резко повернитесь, как будто не заметили, что он стоит у вас за спиной, и заденьте грудью его руку. При этом сохраняйте невозмутимый вид, не показывайте, что разволновались. Попробуйте это.
      Кэт с трудом перевела дыхание.
      – Если у вас есть диванчик на двоих, – продолжала Марселла, – сядьте рядом с ним так, чтобы ваши бедра соприкасались. Потом повернитесь во время разговора, прижмитесь к нему. После того, как проделаете это несколько раз, вам покажется, что Коннор чувствует себя неловко, но еще не попытался сгрести вас…
      – Сгрести меня?
      – Ну, так говорят. Если с его стороны не будет никаких поползновений, испробуйте ночную рубашку. И продолжайте думать о любви с ним. Каждый раз, когда он оказывается в комнате…
      – Марси, в доме двое детей, не говоря уже о служанке и плотнике, разных посетителей…
      – Завтрак, мисс Марси, – объявила горничная.
      – Время вашей проповеди, – напомнила Марселла.
      Сердце у Кэт упало. Она прочла книгу отца Эузебиуса, потом взяла еще одну у матери Хильды, но не нашла больше ни одного упоминания о какой-нибудь святой, которая была бы проституткой или хотя бы кокеткой. Казалось, все они родились святыми, за исключением Марии Магдалины. Кэт удалось прочесть проникновенную молитву, но, с удовольствием поглощая вкусный завтрак, она в отчаянии размышляла, что сказать, когда Марси попросит начать проповедь.
      Эти девушки не хотели слышать о трезвости и, наверное, не интересовались правом женщин голосовать и быть избранными. Спохватившись, что все выжидательно смотрят на нее, Кэт начала:
      – Сегодня я бы хотела рассказать о Святой… ах, да… о Святой Женевьеве. – Такая святая действительно существовала, но Кэт ничего не могла о ней вспомнить. Ее имя просто всплыло в памяти по аналогии с преданной Женевьевой из Чикаго, которая управляла пансионом Мейв. – Святая Женевьева была… э-э… проституткой и отправилась вместе с крестоносцами в Святую Землю. – Кэт заметила, что ее рассказ привлек внимание девушек. – И она… ну, не видела ничего греховного в том, что… э-э… продавала свои милости христианским рыцарям.
      – А сколько она получала от них? – поинтересовалась Бабетта.
      – Не знаю. – Такая импровизация и без вопросов, на которые трудно ответить, была нелегкой. – Потом однажды после обеда произошло большое сражение, и ее захватили сарацины.
      – Кто это такие? – Берди широко раскрыла глаза.
      – Язычники. У них есть гаремы, а мечи столь острые, что разрубают шелк.
      Кэт увязала все больше и больше в своем повествовании, объясняя своим внимательным слушательницам, что такое гарем, а потом, и кто такие наложницы.
      – Дайте же ей закончить, – потребовала Рыжая Мельба. – Мне интересно, что же случилось со Святой Женевьевой. Красивое имя, правда? Наверное, мне надо назваться Женевьевой.
      – Святой Женевьевой, – поправила Долли.
      – Так вот, Женевьева, в то время она еще не была святой, поняла, оказавшись в плену у злых и ужасных язычников-сарацин, что это наказание Божье за ее грехи.
      – Гарем, похоже, не так уж плох, – сделала вывод Бабетта.
      – В гареме тебе не платят, – презрительно заметила Долли. – Только дурочки и жены делают это бесплатно. Просим прощения, миссис Фицджеральд.
      – Да, конечно. Ну, и когда сарацин захотел… ну, овладеть ее, Святая Женевьева отказалась, и он уже занес свой острый меч над ее головой, как вдруг в небесах появилась Пресвятая Богоматерь в красивом голубом одеянии… – Кэт и самой нравился свой рассказ, – …а вокруг головы у нее сиял нимб, словно огонь, который и расплавил меч сарацина.
      – Ой! – выдохнула Берди, округлив глаза. – Это было чудо, правда?
      – Да, – подтвердила Кэт. – Потом отряд христианских рыцарей проезжал мимо, спас Женевьеву и отвез ее в монастырь, где она провела остаток жизни в молитвах и добрых делах, обращая язычников в истинную веру. И даже сегодня Святая Женевьева служит для нас вдохновляющим примером, – подытожила Кэт.
      – Чудесная история, – вздохнула Бабетта.
      – Да, – подтвердила Берди, – совсем как сказка.
      – Бьюсь об заклад, рыцари отрубили сарацину голову, – размышляла Рыжая Мельба.
      – Наверное, – согласилась Кэт. – После того, как меч у него расплавился, он ничего не мог поделить. Ну, а теперь, думаю, мне пора домой. – Она попрощалась с дамами из «Клуба джентльменов» и торопливо направилась к мосту через реку, чтобы как можно быстрее добраться до обители Святой Марии, где потребовала у отца Рабануса немедленно исповедать ее.
      – Простите, отец, но я согрешила.
      – В чем же состоит твой грех, дитя мое?
      Кэт видела, что священник выглядит ужасно болезненно, и, вероятно, уже собирался идти домой, но она чувствовала, что ей необходимо без промедления очистить свою совесть.
      – Я солгала, отец.
      – О чем ты солгала, дитя мое?
      Кэт надеялась, что он не задаст этого вопроса.
      – Я сочинила историю одной святой, – прошептала она.
      Ее заявление было встречено молчанием. Потом священник сказал:
      – Зачем, скажите на милость, вы это сделали? Нет, лучше не говорите. Вы очень странная молодая женщина, Кэтлин Фицджеральд.
      «А ведь предполагается, что он не знает, кто ему исповедуется», – с раздражением подумала Кэт.
      – Церковь располагает сотнями святых, жизни которых поучительны для нас, менее сильных духом. Я даже не могу представить себе ситуацию, в которой испытал бы искушение СФАБРИКОВАТЬ историю жизни святого.
      Кэт вздохнула. Как же мало он знает о реальной жизни.
      – Простите, отец. Я очень раскаиваюсь. – А ведь получилась такая драматическая история жизни святой! Кроме того, девушкам понравилось.
      – Я хочу, чтобы вы молились каждый вечер в течение следующего месяца, прося прощение за этот грех… такое странное грехопадение.
      – Да, отец, – смиренно ответила Кэт. – Я начну прямо сейчас.
      – Именно так вы и должны поступить. – Он удалился, бормоча на ходу: – Сочинить историю жизни святой! Что же дальше?
      «Бедный отец Рабанус, – подумала Кэт. – Жизнь в Брекенридже слишком тяжела для него». Иногда ей казалось, что и для нее тоже.
      Дома Кэт прочла молитву, прося Бога о прощении. Потом, стоя рядом с Коннором у окна в проходной комнате, она медленно повернулась, задев грудью его руку, как учила Марселла. Результат оказался потрясающим. Соски ее моментально напряглись, и Коннор, наверняка, тоже что-то почувствовал, потому что его пальцы сомкнулись на ее руке. Кэт подняла на Коннора глаза, думая о том, как его рука касалась ее груди, когда он обнимал ее в своей комнате в ту ночь после танцев в Бреддоке. Коннор отдернул руку, словно обжегшись.
      – Наверное, обед уже готов, – разочарованно проговорила Кэт.
      После обеда она села рядом с Коннором, но тот вскочил и вышел из комнаты. Кэт вздохнула. Завтра надо пойти к портнихе, которую рекомендовала Марселла. А в ее комнате под стопкой фланелевых ночных рубашек ждал своего часа наряд, подаренный ей хозяйкой публичного дома. Скорее всего, рубашка ей не подойдет. Кэт почти со страхом думала о том, что придется примерить эту необыкновенную вещь.

      Коннор был в городе, Дженни и Джимми в школе, Гретель на спевке хора, а Дидерик работал в башне, приколачивая резной карниз. С минуты на минуту он должен был закончить, так как сгущались снеговые тучи. Дом редко оставался пустым, и нельзя было не воспользоваться случаем. Кэт проскользнула в свою комнату, осторожно прикрыв дверь, как будто кто-то мог услышать и выследить ее без этих мер предосторожности. Глянула на окно: плотные зимние занавески задернуты. «Я в безопасности», – решила Кэт, извлекая из шкафчика рубашку, которую дала ей Марси. Потом, чувствуя себя дерзкой и одновременно смущаясь, она сбросила с себя всю одежду.
      Когда Ольга вышла замуж, Кэт поставила туалетный столик с зеркалом в свою комнату. Она натянула через голову необыкновенное одеяние и босиком прошла к зеркалу. Глянув на свое отражение, Кэт вскрикнула. Как бы ни был мал лиф, но он мягко охватывал и поддерживал округлую грудь, розовые соски просвечивали сквозь белое кружево, подхваченное под грудью голубой лентой. Отсюда тонкий белый шелк ниспадал складками, не скрывавшими очертаний бедер и ног. Рубашка производила такое шокирующее впечатление, что Кэт вряд ли сможет показаться в ней перед Коннором. Она вспомнила охвативший ее ужас, когда Коннор вошел в домик на ранчо во время ее купания. Нет, Марси ошиблась, думая, что Кэт способна выставить себя мужчине на обозрение в такой одежде.
      И все же собственное отражение гипнотизировало ее. Кэт дотронулась до груди, потом быстро отдернула пальцы. Подняв руку к волосам, она вынула шпильки. Волосы рассыпались по плечам, упали на спину, а в зеркале появилось отражение незнакомой, необузданной, пылкой женщины, которую Кэт раньше не знала. И уж тем более, это была не та Кэт, что ходила к мессе, бегала по дому, решала проблемы с рабочими на рудниках, выдавала замуж протеже своей матери и пыталась убедить людей не губить свою жизнь алкоголем. Не та Кэт, чьей лучшей подругой была сестра Фредди, и которая любила читать книги о житиях святых или о Колорадо, которая даже никогда не представляла себе, будто есть одежда, не скрывающая соски женской груди.
      – Кэт!
      Она похолодела. Коннор дома, и голос у него очень сердитый.
      – Кэт!
      Но он не знает, что Кэт здесь. Нужно постараться не шуметь. Опасаясь пошевелиться или вздохнуть, Кэт продолжала пристально смотреть на себя в зеркало широко раскрытыми глазами.
      – Черт побери, Кэт, я не могу найти рубашку!
      «Ругается, как всегда», – подумала она. В коридоре послышались шаги, но, к счастью, дверь была закрыта. Коннор никогда не войдет сюда и не увидит ее в этом предосудительном туалете. А сама Кэт никогда больше не пойдет в западный Брекенридж, даже чтобы вернуть эту рубашку.
      – Кэт! – Коннор ударил кулаком по двери, и она распахнулась настежь. Застыв от ужаса, Кэт смотрела, как в зеркале вырисовывается его крупная фигура. – Я не могу найти чистую… – Он замолчал с потрясенным видом, едва уловив в зеркале отражение Кэт. – Боже милостливый, что это ты… откуда это у тебя… – Казалось, Коннор никогда не договорит.
      – Они в корзине на кухне, – прошептала Кэт.
      – Что?
      – Чой доставил твои рубашки сегодня утром. – Голос у нее дрожал.
      Коннор изумленно глядел на ее отражение. Марси сказала, что нужно думать о его теле, это очень важно. Он-то, разумеется, смотрит на ее тело, словно никогда не видел его раньше. Коннор осторожно положил ладони ей на плечи, и Кэт попыталась уклониться, но его пальцы сжались сильнее, а руки прижались по бокам, от чего ложбинка между грудями стала глубже.
      – Боже мой, Кэт, – выдохнул Коннор и повернул ее к себе, держа на расстоянии вытянутой руки, напряженно всматриваясь в ее лицо. Теперь и Кэт могла рассмотреть его вблизи. Как и все горняки, зимой Коннор носил теплое нижнее белье. Под тканью вырисовывались сильные мускулы и выпуклость внизу живота. Не успела Кэт осознать, что это значит, как в следующий момент Коннор шагнул вперед, обнял ее и прижал к краю туалетного столика. – Ты не представляешь себе, как выглядишь, – пробормотал он.
      Ну, конечно же, она знала. Кэт как раз разглядывала себя в зеркало, когда ворвался Коннор. Словно читая ее мысли, он захлопнул ногой дверь и потянул Кэт за собой, прижав ее к гладкой деревянной поверхности.
      – Где Гретель? – хриплым голосом спросил Коннор.
      – На спевке хора, – прошептала Кэт.
      – Мы одни. – Коннор чуть приподнял ее, чтобы их бедра соприкасались. Кэт вздрогнула; горячая волна захлестнула ее от этого интимного контакта.
      – Миссус! – раздался голос Дидерика.
      Кэт совершенно забыла о нем и теперь смущенно смотрела на Коннора.
      – Не говори ни слова, – прошептал он и прижался еще сильнее, удерживая Кэт у двери.
      – Миссус! – Дидерик спустился с приставной лестницы и вошел в дом.
      – Тише. – Коннор закрыл ей рот поцелуем; одной рукой он провел по волосам Кэт, а другой обхватил грудь, поглаживая пальцем сосок, видневшийся сквозь тонкое кружево рубашки. Кэт вздрогнула всем телом, в то время как Коннор раздвинул ее колени. Теперь лишь тонкий шелк служил преградой для их тел.
      – Миссус, я ухожу! – крикнул Дидерик. Коннор по-прежнему не отпускал ее. Босые ноги Кэт уже не касались пола. Коннор что-то сердито бормотал насчет ее рубашки. Кэт подумала о Марси. Целую неделю, следуя ее совету, Кэт дразнила Коннора, и вот результат – бурная, как извержение вулкана, страсть, вырвавшаяся на поверхность, стоило ему бросить взгляд в зеркало на нее в наряде шлюхи. Если бы даже Кэт захотела убежать, то не смогла бы, потому что рубашка Марси была слишком длинной. Она запуталась бы в оборках и упала бы к ногам преследователя. Кэт не сомневалась, что Коннор преследовал бы ее, если бы она побежала. Но она сама попалась в силки, расставленные Марселлой Вебер, и тоже считала невыносимой шелковую преграду между их телами.
      – Он ушел, – хрипло сказал Коннор, поднимая шелковый подол рубашки.
      Кэт забыла о Дидерике. Она могла думать только о Конноре, который как демонический любовник одним сильным толчком вошел в нее прямо здесь, у двери. Обжигающий огонь охватил Кэт. Коннор овладел ею так яростно, как сарацин, которого она придумала. Но у этой истории другой конец – не будет рыцаря-спасителя. Коннор, который нес Кэт на постель, был ее поработителем и возлюбленным, мечом и чудом, вызывал в глубине плоти это неодолимое, увлекающее вихрем страсти наслаждение и смерть – даже когда Коннор повалил ее на кровать и Кэт застонала от его неистовых объятий. Стараясь продлить блаженство, Кэт мечтала, чтобы это никогда не кончалось, продолжалось до бесконечности, повторялось снова и снова, пока она не умрет от любви. Когда же все завершилось, Кэт была слишком ошеломлена, чтобы говорить, думать или что-то делать, кроме как крепко обнимать Коннора, закрыв глаза и наслаждаясь близостью его тела.
      «А я-то думала, что не влюблена», – изумилась Кэт.

* * *

      Когда Кэт проснулась, было уже темно. Что сказал Коннор остальным, когда домочадцы вернулись после своих обычных ежедневных занятий – спевки хора, школы? Впрочем, ей все равно. Кэт закуталась в одеяло. Ей было так тепло и уютно, что ее не заботили никакие соображения о приличиях или о домашних обязанностях. Кэт повернулась на другой бок, улыбнулась и снова заснула.

* * *

      – Преподобная мать Хильда говорит, что епископ приедет двадцать второго, – сказала Дженни за завтраком.
      Кэт кивнула и улыбнулась, уткнувшись в тарелку.
      – Жаль, что вчера вечером ты была больна, Кэт, – посетовала Дженни. – Нам недоставало тебя за ужином. Надеюсь, тебе лучше.
      – Да. «Так вот, что он им сказал. Очень изобретательно», – подумала Кэт.
      – Минни Брандт принимает постриг, – добавила Дженни.
      Очевидно, девушка изменила свое отношение к епископу. Во время его последнего визита она сбежала к Филдингам. Кэт улыбнулась своим мыслям и съела еще одну ложку овсяной каши. Очень вкусно.
      – Сестра Фредди говорит, что он старенький и не может много ездить, но на эту церемонию приедет. Мы будем устраивать прием в его честь?
      Кэт кивнула. Поглядывая из-под ресниц, она видела, что Коннор серьезно смотрит на нее со своего места во главе стола, как будто она больной, поднявшийся с одра болезни.
      – Можно мне пригласить Томми? – спросила Дженни.
      – Кто такой Томми? – встрепенулся Коннор.
      – Мой кавалер.
      – Почему я с ним не знаком? – Коннор перевел взгляд с Кэт на Дженни.
      – Он три раза был у нас в гостях, папа. Просто тебя не оказалось дома. А Кэт была, – поспешно добавила она.
      Когда домочадцы разошлись по своим делам, Коннор проследовал за Кэт в проходную комнату и спросил:
      – С тобой все в порядке?
      Она склонила голову и улыбнулась, глядя ему в глаза. «Он мой, – радостно подумала Кэт. – Никогда больше не глянет он на Юстасию Флеминг». Коннор сжал ее плечи, и Кэт поморщилась, потому что вчера вечером, прижимая ее к двери, он наставил ей синяков. Она понимала, что обыкновенная ревность к Юстасии Флеминг не объясняет тех чувств, которые Кэт питает к нему на самом деле. Она любила его волосы, отливавшие медным отблеском; любила красивое мужественное лицо, крепкое мускулистое тело – особенно тело. Коннор взволнованно глядел на Кэт.
      – Проклятие, – пробормотал он. – Не смотри на меня так, Кэт.
      Господи, Марси, очевидно, права насчет того, что мысли могут влиять на возлюбленного.
      – Ты сводишь меня с ума. Весь год ты сводишь меня с ума.
      «Возлюбленного». Какая странная мысль для девушки, воспитанной Мейв Фицпатрик и сестрами монастыря Святой Схоластики. Отец Рабанус будет встревожен, когда Кэт снова отправится на исповедь. Сначала выдуманная история жизни святой. Теперь это.
      – Любимая, ты уверена, что с тобой все в порядке? Она задумчиво кивнула. «До приезда епископа, наверное, не будет времени на исповедь. Сначала прием, потом свадьба. Может быть, нас обвенчает епископ. Нет, это слишком поспешно. Как свадьба мамы. И ребенок мамы должен родиться в декабре. Может быть, Коннор согласится провести медовый месяц в Денвере, чтобы быть с родителями, когда появится на свет их новорожденная сестра или брат». У Кэт мелькнула мысль, что этот малыш будет старше того ребенка, который может родиться у них с Коннором. Как странно! Что он говорит? Наверное, «до свидания, Кэт». Коннор наклонился, собираясь поцеловать ее, потом передумал и бросился прочь.
      Со счастливой улыбкой на лице Кэт пошла в свою комнату. Мужчины так забавны. И так милы.

* * *

      – У меня побывала очень странная посетительница, – сказала преподобная мать Хильда после беседы о предстоящем визите епископа. – Какая-то женщина по имени Бабетта пришла, чтобы спросить меня, существует ли монашеский орден, обращающий в истинную веру язычников-сарацин. Можешь себе представить? Сарацин, не больше, не меньше! – настоятельница рассмеялась, в то время как Кэт посочувствовала бедной девушке. – Она сказала, что хотела бы поступить в такой орден.
      – Что же вы ей ответили?
      – Я сказала, что не знаю такого ордена, но она может спросить у епископа, когда тот приедет.
      Кэт попробовала представить себе епископа и Бабетту, беседующих об обращении язычников-сарацин.
      – Я посоветовала ей, что если она всерьез подумывает о поступлении в монашеский орден, то должна покаяться в грехах и дать обет целомудрия. Уверяю тебя, Кэтлин, внешний вид у этой молодой женщины отнюдь не монашеский. Такая одежда! – Преподобная мать прищелкнула языком. – Не думаю, что она поняла, какие требования предъявляет к человеку обет целомудрия.
      «Бедная Бабетта, – подумала Кэт. – Ее первый порыв к лучшей жизни поставлен в тупик мыслью о целомудрии». Сама Кэт не слишком интересовалась этим вопросом, особенно в последнее время. Она надеялась, что Марси и ее девушки не будут слишком разочарованы, если Кэт не появится у них на этой неделе. Из-за приезда епископа па это просто не будет времени. Пришлось даже отказаться от дальнейшей агитации за Дейва Бреддока. Нехорошо, конечно, ведь выборы приближаются, но, может быть, она улучит момент, чтобы замолвить за него словечко на приеме в честь епископа.

* * *

      Как хороша была Кэт с волосами, зачесанными наверх, а сзади уложенными в красивое переплетение завитков и зеленых лент! Темно-зеленое платье обтягивало грудь; низкий квадратный вырез, отороченный узкой белой оборкой, невольно притягивал взгляд к ложбинке между грудями, которая угадывалась под кружевами. Коннор беспокойно следил глазами за Кэт, в то время как она переходила от одного гостя к другому, одаривая всех лучезарной улыбкой. Она напоминала Коннору рождественский подарок в блестящей обертке, таящий в себе радость, которую еще только предстоит открыть. Все мужчины в комнате не сводили с нее глаз. Коннор нахмурился.
      Как же он попался в эту западню? Еще год назад все в его жизни было разложено по полочкам, и женитьба не входила в его планы. А теперь он ничего не хотел больше, чем жениться на Кэт как можно быстрее, пока кто-то другой не увел ее у него. Каждого мужчину Коннор считал своим возможным соперником.
      Но чего хотела Кэт? Она была по-своему набожной женщиной, более набожных Коннор не встречал. И вместе с тем три раза Кэт позволила ему любить себя. Позволила, черта с два! Она с восторгом принимала участие в этих любовных баталиях. Никогда в жизни Коннор не спал с такой изумительной женщиной! Как жаль, что нельзя сейчас же затащить ее в постель, хотя она, без сомнения, не возражала бы.
      Когда в январе они совершили вместе путешествие на поезде, потерпевшем крушение, Кэт ясно дала понять, что не собирается снова выходить замуж. В этом вопросе она проявила даже большую твердость, чем сам Коннор. Тогда он был уверен, что эта любовь не для него. Он-то с тех пор передумал, но Кэт не сказала ни слова, хотя бы вскользь, чтобы дать понять, изменила ли она свои намерения; даже не намекнула, любит ли его и хочет ли провести жизнь рядом с ним.
      Попробуй он заговори о женитьбе, Кэт, пожалуй, рассмеется или рассердится. Коннор не забыл тот случай, когда она залепила ему комком теста в лицо. У этой женщины сильный характер. Для Коннора даже мысль об отказе была невыносимой. Если он сделает предложение, а Кэт ему откажет, то она может ведь и переехать. Отправится к своей матери в Денвер или вернется в Чикаго, и он никогда больше ее не увидит. В бессильном гневе Коннор сжал кулаки, не зная, что делать.
      А тем временем, пока он терзался сомнениями, Кэт улыбалась Абалону Уилсону, как будто тот был самым интересным человеком в мире. Вдруг она увлечена Абалоном, потому что он склонил присяжных на их сторону? Но не может же Кэт влюбиться в мужчину только из-за того, что он помог ей выиграть судебный процесс. Коннор подошел ближе, а Кэт, разрази ее гром, двинулась дальше, бросив через плечо веселую улыбку счастливцу Абалону Уилсону.

* * *

      – Ты слышала, отца Рабануса посылают в Боулдер? – сообщила сестра Фредди.
      Кэт не могла не испытать облегчение, услышав эту новость. Может быть, подождать с исповедью, пока он не уедет?
      – А епископ поздравил преподобную мать Хильду, потому что школа так хорошо работает – сорок пансионеров и еще приходящие ученики.
      – Какие хорошие новости, – порадовалась Кэт. – Я должна написать об этом матери Люитгарде Хубер.
      – А ты слышала, что мне сделали замечание за участие в кампании борьбы за трезвость?
      – Кто?
      – Епископ.
      – Это ужасно!
      – Только, ради Бога, не говори с ним об этом, – быстро добавила Фредди. – Ничего страшного он не сказал, только заметил, что женщины, особенно монахини, не должны вмешиваться в такие дела, что это неприлично.
      – Ну, если каждый старомодный, несведущий…
      – Успокойся, Кэт, – засмеялась сестра Фредди. – Не сердись на епископа. Ему уже лет восемьдесят. Он не поддастся твоим новым веяниям. Тебе нужен противник более молодой и не облеченный такой властью.
      – Кто, например? – поинтересовалась Кэт.
      – Как насчет преподобной матери настоятельницы? Епископ не может стукнуть тебя линейкой по рукам за то, что ты такая новомодная женщина, но в его власти отлучить тебя от церкви за шашни с методистами. Преподобная мать Хильда – другое дело. Она уже предложила отходить тебя линейкой по заду.
      Подруги рассмеялись.
      – А вот и Дидерик, – сказала Кэт. – Привет, Отто. Хорошо проводишь время?

* * *

      Коннор пытался отделаться от миссис Макнафт, которая рассказывала ему какую-то историю о Джимми и ее мальчике. Теперь Кэт улыбалась Дидерику, этому болвану плотнику. Коннор терпеть его не мог. Он все время болтается поблизости и пялится на Кэт. Неужели она этого не замечает? Не может ей нравиться Дидерик! С его-то пустыми голубыми глазками и вечно спутанными соломенными волосами! Целыми днями он торчит на какой-нибудь лестнице и пялится в окна.
      Но Кэт не перестает болтать с Дидериком, который покраснел от злости. А чего он ожидал? Он всего лишь плотник, а не член семьи. К счастью, Кэт, наконец, подошла к епископу. Коннор испустил вздох облегчения. Как было бы хорошо, если бы она провела остаток вечера, улыбаясь епископу. Хороший человек, епископ Машбеф. Маленький, сморщенный старик, давший обет безбрачия.

* * *

      – Несколько очень интересных женщин предприняли некоторые общественные начинания в Колорадо, – рассказывала Кэт епископу. Она не видела ничего плохого в том, чтобы попытаться хоть немного изменить его взгляды на жизнь. – Вот, например, миссис Ван Котт. Она была здесь, в Брекенридже, как раз в это время в прошлом году, проводила религиозные собрания.
      – Она методистка?
      – Да. – Может быть, вдова Ван Котт не самый лучший пример. – Еще была Сюзанна Энтони. Я слышала, что десять лет тому назад в Лейк-Сити ее собрания в поддержку права голоса для женщин привлекли огромное количество народа. В основном, мужчин, которые проявили большой энтузиазм.
      – Женщинам не следует предоставлять право голоса, – сказал епископ.
      – Почему?
      – Бог послал женщину на землю, чтобы она была женой и матерью.
      – И монахиней, – напомнила ему Кэт.
      – Да, это прекрасное призвание для женщины. Но право голоса? Ничего подобного!
      – Уверена, я смогу заставить вас изменить свое мнение, – лукаво заметила Кэт. Епископ улыбнулся. Ему нравилась Кэтлин Фицджеральд. Она такая веселая девочка, и маленького роста, как он сам. Мысль о том, что она может заставить его изменить свое мнение, забавна, а старый человек, даже епископ, никогда не станет возражать, если его захочет позабавить хорошенькая молодая женщина. – А что, если Пресвятая Богоматерь захочет голосовать? – спросила Кэт.
      Епископ улыбнулся.
      – Пресвятой Богоматери здесь нет.
      – Хорошо, – не сдавалась Кэт. – А что, если… – Она немного подумала, потом осторожно спросила: – Что если бы в качестве мессии Бог послал свою единственную родную дочь? Вы и ей отказали бы в праве голоса? – торжествующе улыбнулась Кэт.
      – Дочь? Его единственную родную ДОЧЬ?
      – Ну, это всего лишь предположение, – поспешила заверить его Кэт. У епископа был такой вид, что его вот-вот хватит удар. Кэт вдруг представила себе, как он замертво падает на пол в ее гостиной. – Не хотите ли печенья, епископ Машбеф?
      – ДОЧЬ?
      – Печенье восхитительно. Гретель сама печет его.
      – Это ересь, – пробормотал епископ.
      – Прошу прощения, сэр, – вмешался Коннор и решительно взял Кэт за руку. – Кэт требуют на кухню.
      – А вы двое все еще живете вместе? – спросил епископ.
      Коннор увел Кэт прежде, чем она успела ответить.
      – Так значит, ДОЧЬ? – спросил Коннор в свою очередь и расхохотался, едва они вышли из комнаты.
      – Не вижу ничего смешного, – фыркнула Кэт.

* * *

      – Вы действительно сказали епископу, что Христос был женщиной? – поинтересовалась Марси.
      – Это лишь свидетельство того, как сплетни искажают то, что произошло на самом деле, – раздраженно заметила Кэт. – Не говорила я такого.
      – Тогда что же вы сказали?
      Кэт передала Марселле содержание своего разговора с епископом, и та смеялась долго и от души.
      – Боже мой, – наконец выдохнула она. – Мне нанесла визит настоящая живая анархистка.
      – Я вовсе не анархистка.
      – А что сказал епископ?
      – Сказал, что это ересь. – Кэт хихикнула. – А сестра Фредди как раз перед этим предупредила меня, что он может отлучить меня от церкви за дружбу с методистами.
      – А я думала, что вы не должны называть се так.
      – Марси, вы знаете ВСЕ, что происходит в Брекенридже?
      – Все, – заверила ее Марселла. – Не могли же вы привести в ужас старенького епископа, а я бы об этом не услышала. И должна сказать, что горжусь вами: я ведь тоже из Чикаго.
      – Вы тоже из Чикаго? – обрадовалась Кэт.
      – Да, но не вынашивайте никаких идей насчет того, чтобы выдать меня замуж, как всех остальных.
      Кэт пребывала в возбужденном состоянии. Она надеялась, что Коннор найдет возможность сделать ей предложение, когда уляжется весь этот шум из-за приезда епископа.
      – Ладно, займемся делами, – сказала Марси. – Вы свели Коннора с ума?
      – Он так сказал, – самодовольно заявила Кэт.
      – Когда это было?
      – На следующий день после того, как он занимался со мной любовью.
      Марси удивилась.
      – Вы хотите сказать, он действительно…
      – Да, это произошло.
      – Но я же вам говорила не делать этого.
      – Это получилось как-то само собой.
      – Как это было? – нахмурилась Марселла.
      – Чудесно! – с воодушевлением воскликнула Кэт. – А почему у вас такой недовольный вид?
      – Кэт, вы, кажется, не представляете себе, что секс не всегда ведет к женитьбе.
      – Ну, это был не совсем… секс, – возразила Кэт.
      – Пока у вас на пальце нет кольца, это единственное, что остается при вас, и Коннор может получить это где угодно.
      – Но я подумала…
      – Он сказал, что любит вас?
      – Нет.
      Марси вздохнула.
      – Как вы наивны, Кэт. Вам нужно было подождать, пока я в точности не скажу вам, что делать дальше.
      – Так вы просто… просто скажите мне сразу, расскажите весь план.
      – Хорошо, Кэт. Есть масса способов добиться желаемого, – снисходительно сказала Марси. – Нужно сделать так, чтобы он только об этом и думал, желал только этого. Вы же пришли ко мне, потому что хотите выйти за Коннора замуж. Но при этом вы же не собираетесь виснуть на нем?
      – Но в этом же нет ничего… неестественного, правда? Ничего вроде смертного греха?
      – Ради Бога, Кэт. Вы уже виновны в прелюбодеянии. Теперь нам нужно взяться за дело и убедиться, что вы преуспеваете в этом.
      Кэт густо покраснела.
      – Например, когда он…
      Разговор был прерван ужасной суматохой – рыданиями и криками, раздававшимися за закрытой дверью гостиной.
      Марси вскочила и выбежала из комнаты. Кэт – за ней. Они обнаружили в холле Берди, дрожащую, мокрую и всхлипывавшую; двое мужчин поддерживали ее под руки.
      – Она пыталась утопиться, мисс Марси, – объяснила Бабетта.
      – Где? – спросила Кэт.
      – В реке, – ответил один из мужчин, тупо уставившись на Кэт.
      Она не обратила на него внимания.
      – В реке воды на восемнадцать дюймов, – заметила Кэт, – хотя, надо признать, вода ледяная.
      – Берди ничего не обдумывает заранее. Если хочет что-то сделать, просто делает и все. Так и тут: прыгнула, недолго думая, – сказала Марселла.
      – Почему ты решилась на это, Берди? – спросила Кэт.
      – Потому что поняла, никакие рыцари не придут, чтобы спасти меня, – рыдала девушка.
      Пораженная, Кэт приказала мужчинам вести Берди наверх, и сама отправилась следом, попутно объясняя бедняжке, что самоубийство – смертный грех, что она наверняка подхватит простуду, и как хорошо, что у Кэт есть опыт лечения пневмонии, поэтому она обязательно примет меры предосторожности, чтобы Берди не заболела.
      – Мне нужно достаточное количество пустых пивных бутылок, чтобы обложить ими Берди, – сказала Кэт служанке.
      – У меня есть пиво, – встрепенулся один из мужчин.
      – Вы говорите прямо как отец Эузебиус, – пробормотала Кэт.
      – Теперь я вспомнил, кто вы, мэм! Вы та самая католичка, которая сказала епископу, что Бог был женщиной, – заявил второй.
      – Я никогда не говорила ничего подобного.
      – А что вы здесь делаете?
      – Занимаюсь благотворительностью, – отрезала Кэт. Она надеялась, что эти мужчины не из закоренелых сплетников. – И побольше горячей воды, чтобы наполнить пивные бутылки, – бросила она через плечо. Марси направила их в комнатушку, где находилась кровать, стоял ночной горшок, а на вешалке висели яркие платья. Зрелище было таким трогательным, что Кэт чуть не заплакала, жалея бедную Берди.
      Однако, помня, что в данный момент девушка нуждается не в сочувствии, Кэт проговорила:
      – Не могу поверить, что девушка из Чикаго способна на такое. Ты позоришь место своего рождения, Берди.
      Берди шмыгнула носом и сказала, что очень раскаивается.
      – Черт побери, мэм, она же шлюха! Какое у нее соображение? – высказался один из спасителей.
      – Следите за своим языком, – сердито оборвала его Кэт.

      Марси была права: оказаться с мужчиной в постели – еще не значит вдохновить его на женитьбу. Коннор ничего не предпринимал. Наоборот, с его стороны чувствовалось какое-то странное ожидание. Чего он ждал? Когда Шон вернется в Брекенридж, снова разделит дома и отправит ее восвояси, чтобы Коннор больше не испытывал обременительной, хотя и мимолетной страсти к сестре своего друга? Кэт была уже готова отказаться от всех надежд. Ей не хотелось снова идти в западный Брекенридж, чтобы Марси сказала: «Я же вам говорила». Не было никакой надобности отправляться туда, разве что ради религиозной проповеди. Уроки Марси не помогли привлечь внимание Коннора, а преследовать другого мужчину Кэт не собиралась никогда в жизни.
      Тем временем, лишь подчеркивая ее разочарование, любовь снова цвела пышным цветом в их доме. Дженни в свои шестнадцать лет, казалось, была по уши влюблена в молодого горняка, который даже не являлся католиком. Конечно, Дженни и сама не была настоящей католичкой, но Кэт не теряла надежды на это. Девушка отлично училась в школе Святой Гертруды, но если она выйдет замуж за протестанта Томми Вестона, то никогда не приобщится к истинной церкви. И кроме того, Дженни слишком молода, чтобы выходить замуж.
      Ежедневный надзор за двумя молодыми людьми, которые глаз не могли отвести друг от друга, выматывал Кэт нервы. Их придушенная страсть трепетала, словно зарница в воздухе гостиной, отчего Кэт хотелось залиться слезами. Она едва не заключила Томми в объятия, когда тот объявил, что должен уехать из города на неделю.
      Однако, отсутствие Томми не принесло ей облегчения, потому что Гретель вдруг приобрела поклонника – Гретель, предназначенная в супруги Дидерику, который даже не смотрел в ее сторону. В результате этот тупоголовый дурень так и умрет холостяком. Поэтому, не успел Томми уехать из города, как присутствие Кэт в гостиной понадобилось, чтобы присматривать за Гретель и Басом Местером, горняком с «Запоздалого».
      В то время как эти двое сидели за столом, покрытым зеленой вышитой скатертью с бахромой, и смущаясь вели сбивчивый разговор, Кэт вязала и беспокоилась о Берди из «Клуба джентльменов». Совесть подсказывала ей, что, пропуская свои еженедельные визиты, она теряет Берди. Что если девушка снова сделает попытку покончить жизнь самоубийством? Она может найти какой-нибудь более удачный способ, чем попытаться утопиться в мелкой речушке с ледяной водой. Тогда ее бессмертная душа погибла бы, и Кэт чувствовала бы себя виноватой.
      – Я и вправду восхищаюсь вами, мисс Гретель, – сказал Бас Местр.
      «Что же можно сделать для бедной, хрупкой души Берди», – гадала Кэт.
      – Вы тоже пользуетесь моим уважением, мистер Местр, – ответила Гретель.
      «Замужество было бы лучшим решением», – рассудила Кэт. Берди могла бы стать отличной женой. Как-то Марси упомянула, что девушка любит готовить, когда у кухарки выходной.
      – Я толкую не о простом уважении, мисс Гретель, а о чем-то большем, – сказал Бас.
      – Пожалуйста, перестаньте дергать бахрому нашей скатерти, мистер Местр, – попросила Кэт. Господи, как он нервничает.
      – Да, мэм. – Бас Местр покраснел.
      Кэт снисходительно улыбнулась ему и вернулась к своим размышлениям о Берди. Замужество было бы хорошим решением, но кто захочет на ней жениться?
      – Я тут получил порядочную прибавку к жалованью, – сказал гость Гретель. – Подумываю жениться. Есть такое соображение, что я смогу позволить себе завести жену и даже ребятишек.
      Кэт навострила уши. Гретель, однако, не проявила большой радости по поводу столь прозрачного намека.
      Мистер Местр разволновался еще больше и, наконец, сказал:
      – То есть, что я имею в виду, мисс Гретель. Я хотел бы жениться на вас и увезти вас с собой в Аспен.
      Гретель задумчиво посмотрела на него.
      – Но я не люблю вас, мистер Местр, поэтому я…
      – О, все в порядке, – быстро прервал ее горняк. – Я просто ищу жену, вот и все.
      – И потом, эти ваши уши, – продолжала Гретель, нисколько не смущенная такими прозаическими брачными намерениями мистера Местра. – Я просто не могу провести остаток жизни с человеком, у которого уши вот так оттопыриваются.
      Бас Местр расстроился, а оскорбленные уши стали кирпично-красными.
      – Но все-таки благодарю вас за предложение. – Гретель встала, попрощалась и оставила в гостиной неудачливого претендента на ее руку.
      – Проклятие, – сказал он. – Я хочу жениться. Вместе с новой работой я получаю дом, а вот жены у меня нет, чтобы привести туда. Какая жалость, что сейчас у вас больше нет девушек. Вы, случайно, никого не ожидаете на этой неделе, мисс Кэтлин? Я буду в этих краях еще около недели.
      – Какую жену вам хотелось бы, мистер Местр? – поинтересовалась Кэт.
      – Ну, ничего особенного. Конечно, мне не хотелось бы, чтобы она была слишком старой или слишком уродливой…
      – У меня есть кое-кто на примете, мистер Местр. Она молода и хороша собой.
      Бас Местр оживился.
      – Мне подходит, – сказал он. – Думаете, она выйдет за меня?
      – Думаю, да. Но есть одна проблема, – прошептала Кэт. – Она немного подпорчена. Но, с другой стороны, умеет готовить.
      – Что ж, нельзя получить все сразу, – рассудил мистер Местр, когда Кэт рассказала ему, кто предполагаемая невеста и где она находится. – Да, к тому же, я ведь не останусь в этом городе, где парни могут делать всякие замечания, задевающие мои чувства.
      – Я так и думала, – согласилась Кэт и предложила ему встретиться у Марси на следующий день.
      Жених ушел, а Кэт печально поплелась в свою комнату. Вот и еще одна свадьба, но не ее. Она даже не знала, где пропадает Коннор.

* * *

      Коннора не было за ужином вечером. Не появился он и за завтраком. Все предположили, что ему пришлось рано уехать. Кэт гадала, приходил ли он домой вообще, но не сочла возможным спросить об этом у домочадцев. Вместо этого она пошла на свою половину дома и обрушилась на Дидерика, который ставил красиво вырезанные столбики, поддерживающие перила лестницы, хотя должен был заниматься комнатой в башне, чтобы в ней можно было жить.
      Потом Кэт заперлась в своей комнате и оделась для выхода в город. У нее были кое-какие дела, потом нужно зайти к Марси, где Кэт договорилась встретиться с Басом Местром, а кроме всего прочего она собиралась выбрать обои для новой комнаты. Кэт надеялась, что когда-нибудь Дидерик все-таки закончит работу.
      Из-за невыносимого вида побитой собаки, который часто напускал на себя Дидерик, Кэт мучило чувство вины. Этот болван совершенно не обращал внимания на Гретель, Кэт решила, что должна приложить больше усилий, чтобы соединить этих двоих. Кажется, Гретель нравился Дидерик; по крайней мере, уши у него не торчали.
      Одевшись потеплее, Кэт вышла из дома. Со дня на день должен был выпасть первый снег. Однако, не сегодня. Небо было ясным и холодным, как голубоватая льдинка. Кэт собиралась зайти в магазин Моргана, давшего объявление, что он располагает четырьмя тысячами трубок обоев «самых великолепных рисунков, которые вы когда-либо видели». Но, остановившись, чтобы перейти улицу перед магазином, передумала. С тяжелым сердцем она наблюдала, как Коннор придерживает дверь, пропуская вперед Юстасию Флеминг, а затем входит следом в магазин Моргана. По мнению Кэт, если мужчина и женщина вместе рассматривают обои, даже если женщина замужем, то между ними существуют близкие отношения.
      Может быть, красавица Юстасия намеревалась развестись с мистером Флемингом? О нем шептались в «Клубе джентльменов». Марси как-то сказала, что она терпеть не может, когда к ним является Медфорд Флеминг, что он жестоко обращается с женщинами. Кэт поежилась, вспоминая похотливые повадки, которые он выказывал во время ее визита в его контору.
      Кэт повернула обратно, зашла в мясную лавку Криста Кайзера и оставила заказ. Заглянула к Филдингу посмотреть новые настольные лампы, о которых слышала от миссис Макнафт; красивые лампы с цветными стеклами в виде лепестков. Кэт заказала одну для проходной комнаты. Потом купила отрез тонкой голубой шерсти для Дженни и отнесла его портнихе вместе с рисунком фасона. Купила у Уотсона шапку, о которой говорил Джимми за ужином накануне. Договорилась с мистером Флетчером о ремонте своих лыж, так как лыжный сезон приближался, и, наконец, впустую проведя время, отведенное на посещение магазина Моргана, перешла через мост в западный Брекенридж.
      Мистер Местр поджидал ее на крыльце «Клуба джентльменов», переминаясь с ноги на ногу. Его слоновьи уши покраснели от холода. Кэт надеялась, что Берди не станет придираться к его ушам. Во всем остальном он производил впечатление хорошего парня с отличными перспективами.
      – Джентльмены допускаются только после обеда, – сурово заявила Марси, когда горничная вызвала ее в холл.
      Кэт быстро объяснила ей ситуацию, прежде чем Марси выгнала преисполненного беспокойства претендента на руку одной из ее подопечных.
      – Мне следовало ожидать, что вы не оставите моих девушек в покое, – пробормотала хозяйка, но послала горничную за Берди.
      Когда девушка появилась на лестнице, ведущей в холл, в наряде, который Кэт не могла считать приличным платьем, она не удержалась и прошептала:
      – А нельзя одеть ее во что-нибудь… более подходящее к этому случаю?
      Марси насмешливо подняла брови.
      – Если он берет в жены девушку из моего дома, пусть знает, что получит. Зачем изображать что-то иное? В любом случае, он не кажется оскорбленным.
      Кэт взглянула на Баса Местра, который расплылся в улыбке, в то время как Марселла шепотом объясняла Берди ситуацию. Широко открытыми глазами Берди смотрела на мистера Местра, будто никогда прежде не видела мужчину.
      – Почему бы вам не посидеть в гостиной и не познакомиться поближе? – предложила Марси. – Если только вы не хотите присмотреть за ними, Кэт.
      Кэт бросила на нее хмурый взгляд и прошла в комнату Марселлы.
      – Ну, вас довольно долго не было, – заметила Марси, когда они остались одни. – И не говорите мне, что вы вышли замуж, а я об этом не слышала.
      Кэт загнала подальше навернувшиеся на глаза слезы, вспомнив руку Коннора на руке Юстасии Флеминг, когда они входили в магазин Моргана.
      – Что случилось? – спросила Марси. Кэт рассказала ей.
      – В магазине обоев вряд ли что может произойти. Не думаю, что вам стоит беспокоиться, – улыбнулась Марселла.
      – Это вовсе не смешно. Он держал свою руку на ее руке.
      – Он был в вашей постели еще раз?
      Кэт отрицательно покачала головой. Ей не хотелось говорить о постельных делах.
      – Хорошо, Кэт. Вы хотите, чтобы Коннор сделал вам предложение. Как только он попросит вас стать его женой, можете пустить его в свою постель.
      – Он не собирается жениться на мне.
      – Это нам не известно. Почему бы вам не устроить романтический ужин для двоих? Свечи, платье с глубоким вырезом, открывающим грудь. Вы были у портнихи? Хорошо. Выставите всех из дома и обольщайте его вкусной едой, ликерами и декольте. Когда он насытится, то подумает:
      «Если я сделаю ей предложение, то всю оставшуюся жизнь смогу вкушать деликатесы, сидя за столом с этой красивой женщиной напротив, которая позволит мне обнимать ее после трапезы».
      Перед Кэт встали три проблемы: во-первых, устроить так, чтобы в доме никого не было, но это почти невыполнимая задача. Во-вторых, никто не соблазнится ни ее стряпней, ни декольте. В-третьих, если столовая не нагревалась теплом тел собравшихся, то там бывало так холодно, что кожа в вырезе платья покроется неромантичной гусиной кожей.
      – Но ведь вы не собираетесь сдаваться, не правда ли, Кэт? Не хотите же вы сказать: «Ладно, Юстасия, он твой»?
      – Нет, не хочу, – промямлила Кэт.
      – Хорошо. Теперь переходим к самой интересной части. Ужин окончен…
      «А у него несварение желудка», – подумала Кэт.
      – …он потрясен вашей красотой…
      «Или решил, что я далеко не так красива, как Юстасия Флеминг».
      – …он просит вас стать его женой, и вы соглашаетесь после застенчивого, точно рассчитанного по продолжительности колебания…
      Кэт подумала, что если бы Коннор сделал ей предложение, то она не колебалась бы ни секунды. Она, наверное, прервала бы его на полуслове, чтобы сказать «да», и обнаружила при этом, что Коннор всего лишь предложил «уволить этого треклятого Дидерика» или избавиться от турецкого ковра, о который он спотыкался каждый раз, когда поздно приходил домой; или же сказать Дженни, что он не собирается заказывать новое пианино, чтобы его доставляли через горы, каким бы большим талантом, по словам сестры Паулины, его дочка ни обладала.
      – Потом, если он будет настаивать, вы можете снова заняться любовью. И вот что вам нужно об этом знать…
      Кэт покраснела и предложила, ради приличия, посмотреть, как там Берди и мистер Местр.
      – Сначала поговорим о том, как целовать его тело.
      – Целовать тело? – воскликнула Кэт.
      – Задумывались ли вы когда-нибудь, куда вы можете поцеловать мужчину, чтобы ему это понравилось?
      – Конечно, нет.
      – Хорошо, подумайте об этом. Предположим, вы целуете его грудь. Многим мужчинам нравится, когда целуют их соски. Многим, но не всем. Например, трудно возбудить пожилого мужчину. Так что если вы использовали некоторые из этих приемов на молодом человеке, подумайте, как они подействуют на него.
      Кэт не сводила глаз с Марси.
      – Итак, вы поцеловали его соски, и, кажется, ему это понравилось. Может быть, он застонал…
      Кэт беспокойно взглянула на дверь.
      – …а вы продолжаете его целовать, перемещаясь ниже…
      – Ниже?
      – Да.
      – Почему не выше?
      – Вы же хотите, чтобы он никогда не забыл этого. Кэт поняла, что сама никогда не забудет этот разговор. Должно быть, она сошла с ума, если пришла сюда.
      – Вы двигаетесь вниз… медленно… к его пупку. Здесь помедлите. Ему это понравится. В сущности, вы можете получить совершенно безошибочную реакцию.
      Кэт догадалась, что это за реакция, и вспыхнула.
      – А такие вещи не должны быть… ну, спонтанными?
      – Конечно, нет, – нахмурилась Марси. – Теперь вы двигаетесь от его пупка ниже. Языком вы…
      – Но это же негигиенично, – вырвалось у Кэт.
      – Кэт, мы ведь говорим о сексе, а не… Раздался робкий стук в дверь, и Кэт, с мыслью «слава Богу», подскочила к двери, чтобы впустить Берди и мистера Местра.
      Бас Местр объявил, что они с Берди обручились и собираются незамедлительно пожениться.
      – А ведь всего несколько недель назад я думала, что рыцарь никогда не придет за мной, – изумлялась Берди. – Ей Богу, я счастливее, чем была Святая Женевьева, когда крестоносцы спасли ее от сарацин.
      Бас Местр, который никогда не думал о себе, как о рыцаре, с сияющей улыбкой смотрел на свою будущую жену.
      Марси прошептала Кэт на ухо:
      – А я уж, конечно, никогда не думала, что являюсь сарацином.
      Горничная объявила, что завтрак подан, и у них получился импровизированный праздник в честь помолвки, на котором остальные девицы проливали сентиментальные слезы, отпускали пошлые шуточки насчет супружества и попросили Кэт рассказать им еще какую-нибудь историю из жизни святых.
      Кэт поведала им о Святом Дионисии, первом епископе Парижа, мученике, которого обезглавили, а он подхватил свою голову и прошел еще шестьсот шагов до места, где упал замертво. Там его и похоронили. Девушки сочли историю потрясающей, но не поверили, будто это случилось на самом деле.
      «Какая ирония», – подумала Кэт. Они поверили вымышленной истории о Святой Женевьеве, но не поверили подлинной истории о Святом Дионисии и его удивительном пути без головы. – Ну, по крайней мере, мне не нужно исповедоваться в еще одной фальсификации священной истории», – с облегчением вздохнула Кэт.

* * *

      Кэт не стала всерьез обдумывать предложение Марси об интимном ужине на двоих, потому что знала: никогда не окажется она с Коннором наедине. Потом в пятницу утром Дженни сказала, что ее пригласили на ужин к Макнафтам. У Кэт неминуемо возникли бы подозрения, если бы она не знала, что Томми нет в городе. В этот же вечер Гретель отправилась на спевку хора, после которой должен был состояться ужин. Ее не будет дома часа три. Оставался только Джимми.
      Виделся ли Коннор с Юстасией Флеминг? Будет ли польза от…
      – Кэт, можно я переночую у Бенни? Миссис Флетчер пригласила меня, и если ты меня отпустишь, я завтра утром принесу из починки твои лыжи, – предложил Джимми, одаривая ее своей обаятельной улыбкой.
      – Ладно, – согласилась Кэт, и сердце ее начало учащенно биться. – Сегодня пятница, завтра занятий в школе нет, и я думаю…
      Джимми испустил радостный вопль, чмокнул Кэт в щеку – они стали большими друзьями в последние месяцы – и схватил сумку с книгами.
      – Подожди меня, Джимми, – окликнула его сестра и заторопилась следом.
      – Подумать только, как мои дети заинтересовались учебой, – суховато заметил Коннор. – На днях Джимми упомянул о Геологическом колледже. Мне сначала показалось, что я ослышался.
      Кэт кивнула, размышляя, что приготовить на ужин.
      – Я должен благодарить тебя, Кэт.
      Она подняла глаза, удивляясь комплименту.
      – Почему бы тебе не приготовить на ужин какую-нибудь холодную закуску? – предложил Коннор. – Тогда тебе не придется стоять у плиты.
      – Очень заботливо с твоей стороны, Коннор, – согласилась Кэт, пряча улыбку. Она знала: Коннор считал, что холодные остатки обеда лучше ее стряпни.
      – Обещай.
      Кэт кивнула, скрестив пальцы. Она не стала следовать совету Марси насчет платья, но сшила одно с воротником и овальной вставкой спереди. Если поторопиться, можно вынуть вставку и вшить кружево.
      – Я еду на рудник «Роза Лорел», но к вечеру вернусь.
      – Тебе приготовить бутерброды?
      – Нет, я поем на руднике.
      Как только Коннор уехал, Кэт помчалась в лавку, даже не глянув на небо. На обратном пути ее застал дождь со снегом, и Кэт пришлось укрыться в обители Святого Иосифа, где она взяла у сестры Анджеллы Квиллан рецепт кекса для высокогорных условий, пока ждала, вся дрожа, на больничной кухне. Когда стало ясно, что дождь и не думает прекращаться, Кэт одолжила зонтик и всю дорогу бежала, добравшись до своего крыльца с облепленными грязью ботинками и мокрым подолом.
      – Почему ты до сих пор возишься с лестницей? – спросила она у Дидерика, но не стала ждать ответа. Переоделась и побежала к печи на половине дома Коннора, где с величайшими предосторожностями испекла кекс по рецепту сестры Анджеллы, вынув его из печи как самый драгоценный из всех кексов на свете. «Должно получиться, – радостно думала Кэт. – Хоть один раз я должна приготовить чудесный ужин. Коннор сделает мне предложение, и мы будем счастливо жить до конца наших дней».
      Около двух часов дня она услышала, что вернулся Коннор, и быстро спрятала кекс в холодный ящик, встроенный в заднюю стенку кладовой, где зимой хранили скоропортящиеся продукты.
      Вошел Коннор, промокший и мрачный, со свертком под мышкой.
      – Кажется, я сказал тебе ничего не готовить. – Он дотронулся до остывающей печки. – Сегодня после обеда держись подальше от печки, хорошо?
      – Хорошо, Коннор, – улыбнулась Кэт.
      – Извини, я прикрикнул на тебя, – спохватился он. – Ты выглядишь прелестно.
      – Правда? Спасибо. – На Кэт было старое платье, не имевшее ничего общего с тем, над которым она трудилась уже несколько часов. Когда мужчина безо всякой на то причины говорит вам, что вы прелестно выглядите, это хороший знак. Юстасия всегда нарядная, и все-таки Коннору понравилось, как выглядит Кэт в старом домашнем платье. Она лучезарно улыбнулась, и на мгновение ей показалось, что Коннор собирается ее поцеловать.
      – Миссус. – На пороге появился Дидерик. Кэт была готова дать ему пинка. – Я хочу сделать фам скамья у окна. Фы должен сказать мне, фозле какого.
      Противоречивые чувства раздирали Кэт. Она не хотела оставлять Коннора, раз он в таком хорошем настроении, но с другой стороны, мысль о приоконной скамье в ее новой комнате показалась восхитительной. В один прекрасный день они с Коннором смогут сидеть там вместе, глядя на горы, но если предоставить все решать Дидерику, он выберет не тот вид, и ей придется любоваться дымовой трубой плавильни на другом берегу реки или туалетной пристройкой на заднем дворе.
      – Иди, выбирай свое окно, – благодушно разрешил Коннор. – Увидимся в шесть.
      Кэт кивнула и заторопилась к новой лестнице в башню. Когда она вернулась, Коннора уже не было, но в печи он разжег небольшой огонь. Какой он заботливый! Наверное, беспокоился, каково ей будет собирать холодный ужин в нетопленной кухне. Чтобы не рисковать с неиспробованными рецептами, Кэт собиралась приготовить тушеное мясо по-ирландски, как делала его мама, а потом закрыть сверху тестом и подержать в печи, пока корочка не подрумянится.
      В соответствии со своим планом Кэт поставила тушиться мясо и оставила его томиться в печи всю вторую половину дня, пока она заканчивала платье, накрывала на стол, застилала его полотняной скатертью и ставила оловянные подсвечники. В четыре Кэт отправила Дидерика домой и приняла ванну с тем душистым мылом, которое Шон прислал на Рождество два года назад. Потом надела обновленное платье и проверила жаркое, заглянула в холодный ящик в кладовой, чтобы посмотреть, не замерз ли кекс. В пять тридцать окинула придирчивым взглядом свое отражение в зеркале – никакой гусиной кожи! Зачесала волосы наверх, а сзади уложила локонами и лентами подходящих цветов, как причесалась в тот вечер, когда они принимали епископа.
      Ну и кашу она тогда заварила! В течение нескольких дней кто-нибудь обязательно останавливал ее и расспрашивал, действительно ли она сказала епископу, что Бог был женщиной, в самом ли деле он отлучил ее от церкви за ересь, не желает ли она примкнуть к их церкви – методистской, конгрегационной, епископальной. Как будто Кэт когда-нибудь сможет молиться в том же помещении, что и ненавистная Юстасия Флеминг!
      Пять сорок пять. Кэт метнулась в кухню, развела в печи огонь пожарче, внесла последние штрихи в убранство стола и, услышав голос Коннора, одной рукой открыла дверцу печи, а другой поставила внутрь свой мясной пирог.
      – Кэт?
      Она закрыла печку и поворошила угли.
      – Иду! – откликнулась Кэт и, раскрасневшись от кухонного жара, подбежала к двери, торопясь поскорее выйти, чтобы Коннор не обнаружил, что она готовит для него сюрприз.
      Сила взрыва толкнула ее в спину и швырнула в столовую. Из проходной комнаты выбежал Коннор. Оглушенная, Кэт пыталась встать. Коннор, с побледневшим от страха лицом, бросился поднимать ее.
      – Проклятие! – выругался он. – С тобой все в порядке?
      Кэт попыталась кивнуть, дрожа всем телом. Что случилось в кухне? Даже страшно представить. Неужели мясник или бакалейщик опять продали ей продукты с пулями? Испортили ей ужин и сорвали все планы? Слезы застилали глаза.
      – Если бы только закрыли салуны, такого не случилось бы, – сказала она дрожащим голосом.
      Коннор заглянул в кухню. Дверь криво висела на поврежденных петлях. Плита разворочена. Хорошо еще, что не возник пожар.
      – Ты все-таки сунулась в печь, хотя обещала, что не будешь готовить?
      – Это должен был быть сюрприз, – сказала Кэт, – но мясной пирог, наверное, взорвался. – Слезы текли по ее щекам.
      – Это динамит взорвался, – сообщил Коннор.
      – Какой динамит? – изумилась Кэт.
      – Динамит, который я положил в печь сушиться.
      – Ты положил динамит в мою плиту?
      – Это абсолютно безопасно, когда поддерживается небольшой огонь, если только какой-нибудь дурак не придет – хотя пообещал ничего не трогать – и не подкинет дров…
      – Ты взорвал мой мясной пирог и погубил ужин, который я задумала специально для тебя! – Кэт снова залилась слезами.
      За всю свою жизнь Коннор не видел столько слез. Они текли по лицу Кэт и капали – только сейчас он заметил – на очаровательное платье с глубоким вырезом, украшенным кружевами. Коннор осознал, что, наконец-то, Кэт была готова подать ему знак, которого он ждал так давно, а он все погубил, взявшись сушить динамит в кухонной печи. Этого Кэт ему никогда не простит. Он ведь мог убить ее. Если бы Кэт стояла перед печкой, когда произошел взрыв…
      – Все стены в мясе и подливке, – всхлипнула она.
      – А мы все это бросим, – попытался утешить ее Коннор. – Мне очень жаль, что я испортил твой сюрприз.
      – Мы не сможем оставить все, как есть. Присохнет, и тогда…
      – Мы попросим Гретель, чтобы она позаботилась об этой чепухе. Пойдем, я поведу тебя на ужин к Барни Форду. Будем есть твои любимые свиные отбивные с картофельным пюре и подливкой.
      Кэт шмыгнула носом. Это так вкусно, а она забыла пообедать. Но не станет же Коннор делать ей предложение у Барни Форда, где полно голодных горняков и бизнесменов, поглощающих пищу и орущих друг на друга.
      – Пойдем, дорогая. – Коннор обнял ее за талию и с болью в душе увидел, что сзади платье превратилось в лохмотья. – Ты можешь переодеться, я подожду.
      Кэт через плечо взглянула на свое платье и снова залилась слезами.
      – Это было красивое платье, – уверил ее Коннор. – Ты похожа на… на принцессу из сказки.
      Кэт опечалилась еще больше, потому что придется надеть платье, в котором он уже видел ее, и в котором она не будет похожа на принцессу из сказки. Но все же Кэт переоделась, и они отправились в город. Ужин прошел замечательно. Коннор был так мил, что надежды Кэт ожили. Но не на сегодняшний вечер. Когда они вернутся, дома будет Гретель. И Дженни. Кэт предложила Коннору зайти к Макнафтам и захватить Дженни, чтобы кому-то из мальчиков Макнафтов не пришлось провожать ее.
      – Но ее нет у Макнафтов, – сказал Коннор.
      – Она же сказала, что пойдет к ним на ужин, – недоумевала Кэт. – Прямо из школы.
      – Я заходил к ним, чтобы отдать Фреду кое-какие инструменты, которые одалживал у него. Дженни там не было.
      – Но я… – Ужас охватил Кэт. – Я подумала, что раз Томми уехал, можно позволить ей пойти в гости.
      – Что это значит? Почему ты бы не отпустила ее, будь Томми в городе?
      – Потому что раньше Дженни врала мне, – призналась Кэт слабым голосом. – Она говорила, что ходит к Филдингам, а сама гуляла с Томми.
      – И ты ничего мне не сказала? Позволила им встречаться?
      – Но я… я присматривала за ними, Коннор. Следила, чтобы они не оставались одни.
      – Какого черта ты мне ничего не сказала?
      – Ей же только шестнадцать.
      – Вот именно!
      – Я думала, он ей надоест.
      Коннор устремился к Френч-стрит, бросив Кэт одну и унеся с собой зонт, под которым они шли вдвоем. К тому времени, как Кэт добралась до дома, промокшая насквозь, Коннор уже прочел записку, которую нашел в комнате Дженни.
      – Они сбежали, – зловеще сообщил он.
      – Мы их догоним. – Кэт сняла ботинки, в которых хлюпала вода, так как в спешке она шлепала прямо по лужам.
      – Как? Они сели на утренний поезд до Денвера. И вполне могли сойти на любой станции. А если не сошли, то уже почти добрались до Денвера, и мы не сможем поймать их до того, как они поженятся. И ты допустила все это.
      – Мисс Кэт? – робко спросила Гретель, заглядывая в комнату. – Что случилось с кухней?
      – Она взорвала печку, – мрачно ответил Коннор.
      – Не я положила туда динамит, – возмутилась Кэт. Она ужасно переживала из-за Дженни, но не понимала, почему Коннор винит во всем ее. – И не я лгала и обманывала, а Дженни. Может быть, если бы ты женился, вместо того, чтобы эгоистично не обращать внимания на детей и доверять их воспитание старому нечестивцу, нога которого не ступала в церковь, то, вероятно, ничего этого не случилось бы. Ты виноват в такой же мере, как и я, Коннор Маклод, так что нечего обвинять меня.
      Гретель смотрела на них, открыв рот от удивления. Коннор оторопел от неистового нападения Кэт.
      – Что делать с кухней? – робко спросила Гретель.
      – Поинтересуйся у мистера Динамита, – сказала Кэт. – А я иду спать.

      Коннор уехал с утренним поездом в Денвер, надеясь догнать Дженни. Кэт, в печали и унынии, решила навестить сестру Фредди, чтобы найти утешение и поплакать всласть. «Вот так собираешься устроить романтический ужин, и что получается? – спрашивала она саму себя, направляясь к монастырю. – Мясо прилипло к стенам кухни, платье и даже нижняя юбка превратились в лохмотья, а предмет твоего обожания обвинил тебя во взрыве и в бегстве дочери. Так зачем стараться?» Может быть, ей только кажется, что она хочет выйти замуж за Коннора? Ведь столько лет Кэт не верила в романтическую любовь. Так зачем же стремиться к невозможному?
      Кэт сознавала свою вину в истории с Дженни. Она не служила достойным примером для девушки – жила в одном доме с ее отцом, влюбилась в него. Кэт вздохнула и постучала в дверь обители Святой Гертруды. Но вместо Фредди на пороге появилась рассерженная мать Хильда с номером «Саммит Саунти Джорнал» в руке.
      – Не понимаю, зачем вы читаете эту газету, преподобная мать, – сказала Кэт, направляясь вслед за ней в комнату, как ей было приказано. – Полковник Финчер низкий человек.
      – Так значит, ты читала номер, который вышел на этой неделе?
      – Нет, не читала. С тех пор, как полковник Финчер ополчился против моей борьбы за трезвость, я читаю только статьи мистера Харди и «Лидер».
      – В таком случае, взгляни на эту статью, а потом объясни мне, что ты делала в западной части Брекенриджа, в публичном доме.
      Глаза Кэт расширились от удивления, когда она взяла газету из рук матери настоятельницы. Пока она читала, беспокойство переросло в ярость. Полковник Финчер утверждал, что его внимание привлек один скандальный слух, что некая особа, считающая себя вправе вмешиваться в жизнь других людей и критиковать их поведение, была замечена в борделе на западном берегу реки. Подозревая, что такого рода история о женщине, чье религиозное рвение хорошо известно, не может быть правдой, он не придал значения этому слуху. Однако, гражданин безупречной репутации сообщил о еще одном таком случае. «Что может делать леди в подобном месте?» – вопрошал полковник Финчер. Да еще целых два раза. Полковник язвительно замечал, что люди, считающие себя арбитрами морали, должны сначала обдумать свое собственное поведение, а потом уже судить других.
      – Это правда, Кэтлин? – спросила настоятельница.
      – Да, я была там, – сказала Кэт. – Он только не позаботился узнать, по какой причине. И что это за «гражданин безупречной репутации», который посещает «Клуб джентльменов»?
      – Кэтлин, ты отдаешь себе отчет, как сильно эта история повредит твоей репутации?
      – Конечно, – сказала Кэт, – и первым делом я разберусь с клеветником.
      – И создашь еще больший скандал. Он утверждает, что ты входила в тот дом с мужчиной.
      – О, Господи, да это же был мистер Местр, – объяснила Кэт. – Он искал жену, а Гретель отказала ему из-за его ушей. С другой стороны, Берди, бедняжка, пыталась утопиться и преуспела бы в этом и оказалась в аду, если бы в реке было побольше воды. Я воспользовалась случаем и свела их. – Кэт сложила руки на коленях и улыбнулась настоятельнице. – Теперь у мистера Местра есть жена, которая считает его самым замечательным человеком, а не нежеланным лопоухим типом. Кроме того, Берди покаялась в грехах и теперь ведет жизнь приличной замужней женщины. Она обещала мне ходить в церковь в Аспене. Чего же еще желать? Все отлично устроилось.
      Вид у настоятельницы был ошарашенный.
      – Ты не перестаешь поражать меня, Кэтлин. Я верю в спасение заблудших душ. Эта Берди имеет отношение к твоему очередному замыслу? Я теперь припоминаю, что ты брала у меня книгу о житиях святых.
      – Конечно, – подтвердила Кэт. – Жития святых стали источником утешения и вдохновения для Берди и ее товарок. В прошлый раз я рассказала им о жизни Святого Дионисия. И о Святой Женевьеве в позапрошлый раз. – Кэт не стала уточнять, какому пересмотру она подвергла жизнь Святой Женевьевы.
      – Ты выбрала жития французских святых по какой-то особой причине? – поинтересовалась сбитая с толку настоятельница.
      – Но ведь наш епископ француз, – сказала Кэт.
      – Ах, да, конечно. Бедный епископ Машбеф, должно быть, еще не пришел в себя, если верить тому, что я услышала о вашей с ним беседе. Надеюсь, ты не рассказывала тем заблудшим душам на другом берегу реки, что они должны бороться за право голоса для женщин, потому что таково желание Пресвятой Девы?
      – Я почти не упоминала о проблемах женского равноправия в разговорах с ними.
      – Хорошо, Кэтлин. Я уверена, что у тебя были самые лучшие намерения, но вряд ли что-то смогу посоветовать тебе в этом вопросе. Мне нужно помолиться Пресвятой Деве и испросить совета.
      – Я тоже буду молиться, – откликнулась Кэт. – «Но сначала нанесу визит полковнику Финчеру». – Кэт знала, как обращаются с редакторами-клеветниками к западу от Миссисипи. Она пошла домой и прихватила свой хлыст. К тому времени, как Кэт добралась до редакции «Джорнал» на Главной улице между Линкольн-стрит и Веллингтон-авеню, за ней увязалась целая толпа людей, успевших прочесть газету.
      «Я буду держаться с достоинством, даже официально, – размышляла Кэт. – Не стану на него кричать, но с другой стороны, не буду размазней, ни в коем случае не позволю себе по-дамски скрыть свое возмущение».
      – Итак, сэр, – заявила она, распахивая дверь и щелкая хлыстом, – вы решили возвести клевету на женщину, которая выполняет свой христианский долг?
      – А? – Полковник Финчер поднял голову от стола.
      – Я собираюсь отстегать вас, полковник, – сообщила Кэт. – Наверное, вы думаете, я не знаю, как делаются такие вещи, но я хорошо знакома с местными обычаями.
      У двух из троих дочерей полковника – все они помогали ему выпускать газету – был испуганный вид. Вероятно, не впервые их отец подвергался нападению разъяренных читателей, но только не женщины. Как ему защитить себя? Драться с ней?
      Младшая дочь полковника усмехнулась.
      – Однако, я миролюбивая христианка, – продолжала Кэт. – Я дам вам шанс принести свои извинения, доведя до вашего сведения, что если бы вы позаботились расспросить людей, то узнали бы, что я посещала «Клуб джентльменов» ради вдохновляющих проповедей.
      – И как, вдохновились, мэм?
      – Ваш юмор неуместен и не приличествует джентльмену, полковник Финчер, – одернула его Кэт. – Я настолько преуспела, что одна молодая женщина теперь замужем и ведет достойную жизнь. А вы можете похвастаться, что ваша непристойная газетенка когда-либо достигала такого успеха на ниве добрых дел? Вы даже не можете добиться, чтобы засыпали ямы на улице.
      С улицы доносились одобрительные возгласы. Наверное, общественное мнение было на стороне Кэт.
      – А теперь я собираюсь отхлестать вас – конечно, если только вы не пожелаете вызвать у меня сочувствие к такому пожилому человеку, как вы, и не скажете мне, кто же этот так называемый «гражданин безупречной репутации», который рассказал вам эту лживую сплетню.
      – Медфорд Флеминг, – сказала одна из дочерей полковника. – Я же вам говорила, папа, не надо ему верить.
      – Вот безответственная журналистика в худшем виде! – воскликнула Кэт. – Вы верите на слово человеку, который обрезает канаты подъемников на рудниках, платит негодяям, чтобы те топили ни в чем не повинных горняков; который поджигает частные дома и, между прочим, имеет репутацию жестокого человека даже среди тех женщин, в общении с которыми вы меня упрекаете. Не могу себе представить, что, по-вашему, я могла бы там делать, если не добрые дела.
      – В следующем номере я напишу опровержение с извинением, – заявила одна из дочерей мистера Финчера.
      – Черта с два ты напишешь! – завопил полковник.
      – Что ты будешь делать, папа, если она и впрямь отхлестает тебя? Двинешь ей кулаком в нос? – спросила другая дочь.
      – Если ты не позволишь нам написать опровержение, мы объявим забастовку, – сказала третья. – А тебе известно, что с твоим ревматизмом ты сам не справишься с прессом, папа.
      – Женщинам всегда можно доверять в благом деле, – с удовлетворением заметила Кэт, испытывая облегчение от того, что не пришлось стегать хлыстом пожилого человека да еще с ревматизмом.

* * *

      – Ты нашел ее? – Кэт неловко было находиться рядом с Коннором после их гневной перепалки при том, что еще свежи были в памяти воспоминания о рухнувших надеждах.
      – Ни единого следа.
      У Коннора был такой усталый вид, что сострадание и сочувствие стеснили душу Кэт, хотя он и обошелся с нею так несправедливо.
      – Они сели на поезд на краю города, но никто не видел, как они сходили. Я спрашивал на каждой станции от Брекенриджа до Денвера. Кэт вздохнула.
      – Думаю, они хотят пожениться.
      – Наверное, так оно и есть, но посмотри, что получилось с нами двоими, вступившими в брак совсем юными.
      «Опять он об этом, – грустно подумала Кэт. – Еще одно доказательство того, что он никогда не сделает мне предложение».
      – Вернувшись в город, я услышал историю, в которую не могу поверить, – продолжал Коннор. – Тебя действительно видели у Марси?
      Кэт кивнула, слишком расстроенная, чтобы беспокоиться, какого мнения он об этой истории.
      – Какого черта ты там делала?
      – Выполняла свой христианский долг, – ответила Кэт. – «Теряла зря время в том, что касается тебя», – мысленно добавила она.
      – Только ты могла вообразить, что твоим христианским долгом является посещение дома Марси, – заметил Коннор, снимая пальто. – Ладно, я иду спать. Может быть, поспав немного, я займусь этим делом и пройдусь хлыстом по Джонатану Куперу Финчеру. Уж он-то должен был бы знать, что ты не можешь предпринять у Марси ничего, кроме очередного дурацкого крестового похода.
      Кэт, хоть и была тронута его предложением встать на ее защиту и призвать к порядку желчного редактора «Джорнал», обиделась за «дурацкий крестовый поход».
      – Спасибо, Коннор, – вежливо поблагодарила она, – но тебе не стоит беспокоиться. Я уже сама пригрозила отхлестать полковника. Его дочери, весьма разумные молодые леди, на следующей неделе напечатают опровержение с извинением.
      – И ты, конечно, чрезвычайно довольна собой, не так ли? – грустно спросил Коннор, направляясь в свою комнату.
      Кэт так и не поняла, что он хотел этим сказать.

* * *

      Снова улицы Брекенриджа покрыты снегом. За ночь его выпало на шесть дюймов, а к утру сильно подморозило. «Вот и опять пришла зима», – подумала Кэт, доставая свои отремонтированные лыжи. Эти были короче, чем те, на которых она спускалась в январе с перевала. Самый лучший мастер по лыжам, Эли Флетчер, сделал их специально для нее. Кэт спустилась с крыльца, закрепила ботинки в лыжных креплениях и двинулась по Френч-стрит.
      Коннор еще спал, и Кэт могла спокойно наведаться к Чарли Максвеллу, чтобы нанять его для своего дела. Она благополучно свернула на Вашингтон-стрит и заскользила вниз по холму к Главной улице, приветствуя знакомых и останавливаясь поболтать с друзьями.
      «Какое приятное утро, – думала Кэт. – Снег такой хрустящий и белый!» Вершины гор были увенчаны тяжелыми снеговыми шапками; белые подушки снега лежали на лапах вечнозеленых елей перед домом Барни Форда. Кэт помахала Джулии, сметавшей снег со ступенек. «Надо найти другую негритянскую девушку для Джулии», – подумала Кэт. В тот вечер, когда печка взлетела на воздух, Барни упомянул, что в последнее время Джулия сбилась с ног.
      Кэт притормозила шестом у стайки мальчишек, игравших в снежки. При этом она нечаянно наткнулась прямо на мэра Брекенриджа, сбив его с ног и сама оказавшись в сугробе. Кэт первой вскочила на ноги и подала руку мэру.
      – Надо смотреть, куда едете, молодая леди, – проворчал мэр.
      – Это ведь вы летом сказали мне, что дамы плохие наездницы, – ответила Кэт. – Помните? Когда моя лошадь попала ногой в одну из ям на улице? Так что вряд ли вы можете ожидать, что лыжницы из нас лучше, чем наездницы. На вашем месте я бы отходила подальше, заметив женщину на лыжах. – Повернувшись спиной к мэру, Кэт продолжила свой путь и благополучно добралась до конторы Чарли Максвелла, больше не сбив с ног ни одного горожанина.

* * *

      В тот вечер Чарли Максвелл сказал своей жене Ольге, что сможет купить ей тот диван, о котором она мечтала. В делах наметилось большое оживление. Кэтлин Фицджеральд пришла к нему с двумя юридическими проблемами. Во-первых, она попросила совета, как получить вакантное место в школьном совете. Чарли счел делом чести сказать ей, что женщина, тем более католичка, имеет мало шансов получить преимущество при голосовании. Насколько ему известно, в Брекенридже никогда не выбирали женщину в совет. Кроме того, люди не забыли, что епископ Машбеф хотел содержать католические школы за счет государственных средств и потерпел сокрушительное поражение.
      – Они скажут, что раз ваши дети – ну, то есть, дети Коннора и Шона – не ходят в общественные школы, так зачем вам иметь право голоса в делах управления этими школами, – объяснил Чарли.
      Однако, Кэт не пожелала его слушать и перешла ко второму вопросу.
      – Больше всего ей хочется привлечь Медфорда Флеминга к ответу за клевету, – рассказывал Чарли своей жене. – Похоже, та информация, о которой идет речь в «Джорнал», была предоставлена им.
      – Ты прославишься, – сказала Ольга.
      – А кого я привлеку в качестве свидетелей? Мисс Марси? Ее девушек? Разразится грандиозный скандал, а Кэт католичка. Присяжные, в основном, протестанты, а кроме того, мужчины, которые хотят, чтобы шлюхи встали на путь истинный, еще меньше, чем закрытия салунов.
      – Чарли Максвелл! – воскликнула Ольга. Ее глаза приобрели мечтательное выражение. – У меня будет самая красивая гостиная в городе, когда я заполучу новый диван.
      – И Коннор хочет, чтобы Медфорд Флеминг немедленно заплатил то, что должен по суду, – добавил Чарли. – Говорит, если мы не получим деньги до следующей пятницы, снова подадим в суд.
      – Чудесно! – сказала Ольга. – Мы сможем купить и кресла.

* * *

      Кэт решила дать Дидерику последний шанс влюбиться в Гретель. Когда служанка призналась, что считает плотника симпатичным, Кэт пригласила его выпить чаю в гостиной. Неделю спустя, когда у них с Коннором снова установились дружеские отношения, Кэт рассказывала:
      – Чаепитие прошло очень успешно. И Дидерик, и Гретель весьма воодушевились. Я уверена, они полюбят друг друга.
      – Твои дела с организацией свадеб идут все лучше и лучше, – заметил Коннор.
      Настроение у Кэт сразу испортилось. Может быть, ей многое удавалось с девушками ее мамы, но она не в силах была что-то сделать для себя самой.
      – Дидерик, наверное, влюбился, – продолжала Кэт с уже меньшим энтузиазмом. – С тех пор, как я устроила для них чаепитие, он развил бурную деятельность: вставляет цветные стекла, наклеивает обои.
      – Нацепил еще больше резных украшений на твою башню, – добавил Коннор. – Три женщины в городе остановили меня на улице и пожаловались, что ты единолично завладела единственным плотником в городе, который умеет выполнять такую работу.
      Кэт вздохнула. Почему на домах, которые строил Элайас Нешхолд, резьба по дереву была сделана со вкусом, тогда как Дидерик лепил декоративных деталей в пять раз больше, чем нужно.
      – Думаю, к Рождеству он закончит башню, а потом женится и пойдет работать на кого-то другого.
      – Хорошо бы. Ты ведь понимаешь, это может обернуться большими расходами? Итак уже пришлось продать два рудника. Если и остальные со временем окажутся убыточными из-за рынка серебра, мы будем вынуждены продать дом и переехать.
      – Правда? Ты имеешь в виду другой город?
      – Верно. – Коннор внимательно наблюдал за Кэт, зная, что женщины терпеть не могут перемен. Роза Лорел заставила его оставаться в Сент-Джоне еще долгое время после того, как ему следовало переехать.
      – Как интересно! – воскликнула Кэт. – А куда?
      – Туда, где обнаружится новая жила. Я прислушиваюсь к разговорам, высматриваю подходящий район, может быть, куплю заявку. Это подстраховка на будущее.
      – А я и не знала, – посетовала Кэт. – Это будет интересно – переехать на новое место, начать совсем новое дело… – Она осталась довольна разговором. Кэт не возражала против переезда, если Коннор возьмет ее с собой, а он сказал «мы». Может быть, для них еще не все потеряно?

* * *

      Предприимчивость Кэт, ее деятельный, неугомонный характер поражали Коннора. Эта женщина идеально подходила ему во всех отношениях, если бы только удалось переломить ее непреклонное предубеждение против брака. Но то, как Кэт восприняла его планы, оказалось совершенно необычным для женщины. Она была готова переехать вместе с ним в другой город, однако не проявила никакого интереса к созданию семьи. Неужели Кэт считала, что они так и будут жить бок о бок до конца жизни, не вступая в брак? Раза два в год оказываясь в одной постели? Не верилось, что какая-нибудь порядочная женщина могла бы хладнокровно относиться к такой перспективе.

* * *

      Кэт знала: Чарли беспокоится насчет успеха их дела в суде, потому что присяжные были в основном протестантами, за исключением одного католика, который большей частью проводил воскресный день в салуне, а не в церкви. Кэт считала, что даже если не выиграет дело, то, по крайней мере, сможет защитить себя от слухов и сплетен. Зал заседаний был битком набит. Здесь сидели Коннор и Джимми, Гретель и Дидерик, и – самое трогательное – Дженни и ее новоиспеченный муж, приехавшие из Аспена, чтобы оказать ей поддержку. Кэт была преисполнена оптимизма, в отличие от своего адвоката.
      Она надела свое любимое платье – муаровый шелк в серую, зеленую и черную клетку с небольшой верхней юбкой, тщательно подогнанной к нижней плиссированной. Кэт выбрала этот фасон из духа противоречия, понимая, что Юстасия Флеминг появится в наряде, сшитом по последней моде. Платье Кэт было четырехлетней давности, но вполне приличным. Таким образом, Кэт выступала против женщин, которые становятся рабынями любых новых модных веяний, быстро уходящих в прошлое. Кроме того, судья так быстро назначил день заседания, что уже не оставалось времени шить новое платье.
      Адвокат мистера Флеминга сказал судье, что его клиент считает повод для возбуждения расследования пустячным.
      – Мистер Флеминг лично видел истицу выходящей из упомянутого публичного дома, а одна из его обитательниц сказала ему, что миссис Фицджеральд заходила к ним примерно неделю тому назад. Мистер Флеминг просто упомянул об этих обстоятельствах в разговоре с полковником Финчером. Полковник решил написать об этом в своей газете. Следовательно, ответчик выбран неправильно. Если миссис Фицджеральд хочет судебного разбирательства, то должна привлечь к ответственности газету.
      Одна из дочерей полковника Финчера, сидевшая позади Кэт и Чарли, должна была освещать процесс на страницах «Джорнал». Она наклонилась вперед и произнесла громким шепотом:
      – Вызови меня, Чарли. Я буду свидетельствовать в пользу Кэт.
      Судья сурово взглянул на нее и обратился к адвокату Флеминга:
      – Где ваш клиент?
      – Мистер Флеминг занятой человек. Он не счел обязательным свое присутствие, так как его невиновность не вызывает сомнений.
      По толпе пробежал ропот разочарования. Оглядевшись, Кэт заметила, что Юстасия тоже отсутствует. Судья отказался отложить заседание и сказал Чарли вызывать первого свидетеля. После торопливого совещания тот вызвал мисс Финчер, которая сообщила, что мистер Флеминг не раз говорил на эту тему с ее отцом, причем представлял дело таким образом, будто Кэт работает в «Клубе джентльменов». У всех собравшихся вырвался крик изумления.
      – Я сказала папе, что это глупость, но он все еще не мог успокоиться после шума с закрытием салунов. В любом случае, мы напечатали опровержение и извинились.
      – Мисс Финчер, это правда, что миссис Фицджеральд угрожала отхлестать вашего бедного старого отца? – спросил адвокат Флеминга.
      – Бедного старого отца? – раздался из задних рядов яростный вопль полковника Финчера.
      Мисс Финчер негодующе фыркнула и сказала:
      – Неужели на то похоже? Она ведь такая крохотуля.
      – Так значит, можно сказать, что вас принудили написать опровержение? – не унимался адвокат Флеминга.
      – Не говорите глупостей, – возмутилась мисс Финчер. – Мы с сестрами написали опровержение вовсе не потому, что нас заставили. Все мы на голову выше маленькой миссис Фицджеральд, чтобы бояться ее. А папа вообще никого не боится. Это известно всему городу.
      «Клуб джентльменов» представляла Бабетта. Ее выбрали, потому что у нее была самая грамотная речь среди остальных девиц, не считая, разумеется, Марси, которая не могла свидетельствовать, так как знала об истинной причине визитов Кэт. Однако, увидев, какой наряд Бабетта сочла подходящим для суда, Марси лишь покачала головой. Платье имело низкий квадратный вырез, что побудило нескольких присяжных наклониться вперед, чтобы присмотреться получше. Само платье было сшито из ярко-желтого шелка с юбкой, отделанной широкими голубыми рюшами, сочетавшимися по цвету со шляпой, украшенной огромными желтыми перьями. Кэт вздохнула, а Бабетта с сияющей улыбкой заняла свидетельское место и начала отвечать на вопросы Чарли.
      – Это было так весело, когда она приходила, – восторженно повествовала Бабетта. – Она читала такую хорошую молитву, прося Бога присмотреть за нами, женщинами, которым так тяжко приходится, а если вы считаете, что работать в публичном доме очень легко, значит, вы ничего не понимаете. Нам всем хочется убежать и спрятаться, когда приходит мистер Флеминг. Он такой гадкий. – Бабетта кокетливо кивнула в сторону присяжных, так что всколыхнулись все перья на ее шляпе.
      – Ваша честь, – вскричал адвокат Флеминга, – я не допущу, чтобы подобная особь порочила моего клиента.
      – Что-что? Лось? – воскликнула Бабетта. – Я вовсе не лось. Не такая уж я здоровая, просто круглая, где надо. – Она погладила свою талию, затянутую в корсет. – Спросите моих клиентов, если вы не…
      – Эй, вы, заткнитесь оба, – вмешался судья. – Хочешь еще о чем-нибудь спросить свидетельницу, Максвелл?
      – Она еще не закончила свидетельствовать, ваша честь.
      Кэт заметила, что Чарли испытывал некоторое смущение, опрашивая ночную красотку, но у членов суда присяжных сна не было ни в одном глазу. Надо заметить, что на этот раз развернулась большая конкуренция за право войти в состав присяжных.
      – В любом случае, – сказала Бабетта, пренебрежительно поводя носиком в сторону адвоката, оскорбившего, как ей показалось, ее фигуру, – миссис Фицджеральд не только читала красивую молитву, но и рассказала нам о Святом Дионисии, как он прошел шестьсот шагов со своей отрубленной головой в руках. Если уж это не чудо, то тогда не знаю, что считать чудом. А лучше всего мне понравилась история о Святой Женевьеве, которая была дамой моей профессии и ее похитил сарацин, язычник, но она не захотела делать с ним ничего по своей части, поэтому он хотел отрубить ей голову. Потом Святую Женевьеву спас отряд христианских рыцарей, а потом она жила праведной жизнью, обращала язычников и все такое. Нам эта история показалось такой вдохновляющей, – добавила Бабетта. – Старине Медди Флемингу должно быть стыдно говорить так плохо о миссис Фицджеральд. Не много найдется христианских леди, которым есть дело до того, что бывает с такими девушками, как мы, а она беспокоится. Я думаю, это и вправду хорошо.
      Чарли поблагодарил Бабетту за показания. Адвокат Флеминга спросил:
      – Визиты миссис Фицджеральд, кажется, не слишком повлияли на вас, мисс…
      – Бабетта, – с готовностью подсказала девушка. – Ах, да, я пошла к мадам, которая заправляет монахинями. Я подумала, что, может, есть такой дом, где обращают сарацинов, тогда бы я туда поступила. Но она сказала, что мне надо сначала покаяться в грехах и дать обет целомудрия, и она не знала, где есть такое место. Но теперь мне все ясно с сарацинами. Если сарацин придет к мисс Марси, я, например, не возьму с него денег, и, уверена, все остальные девушки тоже.
      – Восхитительно, – саркастически заметил адвокат. – Не могли бы вы сказать, мисс Бабетта, возвращение на путь истинный… э-э… запачканных голубок требовало от миссис Фицджеральд необходимости подниматься на второй этаж «Клуба джентльменов»? Отвечайте только «да» или «нет», пожалуйста.
      – Нет, – сердито ответила Бабетта.
      – А миссис Фицджеральд поднималась туда, где делаются дела?
      – Да, но…
      – И миссис Фицджеральд была наверху, не так ли?
      – Да, но…
      – Благодарю вас, мисс Бабетта. Потрясенная публика зашепталась, когда свидетельское место заняла Кэт.
      – Миссис Фицджеральд, вы действительно поднимались на второй этаж «Клуба джентльменов»? – задал свой вопрос Чарли Максвелл.
      – Конечно, – безо всякого смущения ответила Кэт. – Когда Берди пыталась утопиться, я решила, что она подхватит пневмонию, поэтому сказала отвести ее наверх. Моя мать всегда говорит: «Один грамм предосторожности в вопросах здоровья стоит килограмма лечения».
      Многие дамы из публики согласно закивали в подтверждение этой общепризнанной мудрости.
      – Поэтому я применила метод лечения горячими пивными бутылками, о котором впервые услышала здесь, в Брекенридже. Отцу Эузебиусу это очень помогло, когда он болел пневмонией, и я считаю, что эти меры помогли уберечь Берди от серьезной простуды.
      – Эй, женщины, прекратите разговоры! – прикрикнул судья, так как присутствующие дамы принялись обсуждать новаторскую идею прикладывания горячих пивных бутылок до того, как пациент заболел.
      – И тогда ввиду того, что душа Берди была в большой опасности – ведь самоубийство страшных грех – я нашла ей хорошего мужа. Теперь она ведет добродетельную жизнь в другом городе. Адвокат мистера Флеминга саркастически отозвался о моих стараниях по ту сторону реки, но я считаю это большим успехом.
      – Вы сознавали, принимаясь за это дело, что подвергаете опасности свою репутацию, миссис Фицджеральд? – спросил Чарли.
      – Разумеется, – сказала Кэт. – И если я об этом не подумала, то мисс Марселла Вебер, владелица «Клуба джентльменов», сказала мне.
      – Тогда почему же вы это сделали?
      – Когда я чувствую, что нужно что-то сделать, – заявила Кэт, – я это делаю. – Она вздохнула, вспомнив свои тщетные надежды на завоевание Коннора. – Не всегда все получается, конечно, но это не значит, что не надо пытаться. И, кстати, я вспомнила… – Теперь она уже обращалась к зрителям. – Я хочу выставить свою кандидатуру в школьный совет и надеюсь, вы будете голосовать за меня. Я чувствую, что могла бы внести уникальный опыт в общественное образование. Сама я воспитывалась и обучалась в монастыре сестер-бенедиктинок в Чикаго. Эти же сестры замечательно трудятся здесь, в Брекенридже, в обителях Святого Иосифа и Святой Гертруды. Я уверена, преподобная мать Хильда будет рада помочь мне советом, если я…
      – Послушайте, миссис Фицджеральд, – прервал ее судья, – предполагается, что вы должны дать показания по делу, а не проводить предвыборную агитацию.
      – Ну, я просто подумала, что раз уж все тут собрались, я добавлю несколько слов о своей кандидатуре, – оправдывалась Кэт. Потом улыбнулась аудитории и добавила: – Спасибо за внимание.
      – О чем я все время и толкую, – пробурчал судья. – Женщинам не место в зале суда.
      Кэт повернулась к адвокату своего противника.
      – Хотите еще о чем-нибудь меня спросить? Не думаю, что у Чарли есть еще вопросы.
      Адвокат, все еще пытающийся осмыслить тот факт, что истица использовала место для свидетельских показаний, чтобы агитировать за свою кандидатуру в школьном совете, в изумлении промямлил:
      – Что еще можно сказать о женщине, которая не заботится о своей репутации?
      – Думаю, вы несправедливы к жителям Брекенриджа, – сказала Кэт. – Я уверена, мои сограждане понимают: я просто выполняла свой христианский долг, как учила меня моя мать. У нее в Чикаго пансион для девушек-работниц, вы, наверное, знаете. Она старается, чтобы у них была хорошая домашняя обстановка и подобающий надзор, раз уж они оказались в большом городе.
      – Ваша честь, я не задавал никаких вопросов о ее матери.
      – Я расцениваю мои достижения в Брекенридже как продолжение работы моей матери.
      – Я ни о чем подобном ее не спрашивал.
      – Несколько женщин в «Клубе джентльменов» как раз из Чикаго. Берди, например. Моя мать была рада услышать, что она вышла замуж. Мама считает, что замужество…
      – Успокойтесь, миссис Фицджеральд, – оборвал выступление судья. Все дамы, находящиеся в зале, возбужденно переговаривались: «Вы слышали?», «Это и вправду ужасно!» Кэт с радостью отметила поддержку со стороны дам-методисток и членов Общества Святого Покрова. Жаль, что они не входили в состав присяжных.
      – Тихо! – проревел судья, который так рассердился, что даже не дал адвокатам произнести заключительные речи. Он немедленно отправил присяжных совещаться. Те довольно долго курили сигары, предложенные адвокатом Медфорда Флеминга, а потом вынесли приговор в пользу Кэт, обязав ответчика выплатить ей триста долларов.
      В дальнейшем, принимая поздравления от многочисленных доброжелателей, Кэт выяснила, что жены членов суда присяжных проинструктировали своих мужей и дали им наказ голосовать в пользу Кэт, единственной женщины в городе, придумавшей способ закрыть публичные дома.
      – Выдать их всех замуж и выслать из города, – высказалась какая-то женщина, которую Кэт никогда раньше не видела. – Продолжайте это доброе дело, миссис Фицджеральд.
      Кэт не собиралась отступать.
      Кроме того, протестанты были заинтригованы ее столкновением с епископом Машбефом. Ей задали массу вопросов о том, что же на самом деле она сказала.
      – Я просто сказала «если бы», – объяснила Кэт. – Если бы Пресвятая Дева хотела голосовать, если бы мессией была ДОЧЬ БОЖЬЯ.
      Эта подлинная история вызвала еще больший скандал, чем слухи. Кэт осознала, что будь она протестанткой и выскажи такую мысль, ее, наверное, подвергли бы остракизму, но будучи католичкой, она просто считалась чудаковатой и эксцентричной особой. Ну почему бы у Бога не появилась дочь, а не сын? Он ведь мог сотворить все, что угодно. Даже постарался, чтобы суд принял решение потребовать с Медфорда Флеминга триста долларов а пользу Кэт.
      – У тебя страшно самодовольный вид, – прошептал Коннор, когда они выходили из зала суда.
      – Я думаю о том, как разозлится Флеминг, узнав, что должен заплатить мне триста долларов, – с ликованием ответила Кэт.

      – Я ведь могу содержать ее, мистер Маклод, – сказал молодой муж Дженни. – У меня есть работа: я продаю рудничное оборудование, а также занимаюсь кое-какими изыскательскими работами в окрестностях Аспена.
      – Сейчас мы снимаем комнату в пансионе, но присматриваем дом, который сдается в аренду, – добавила Дженни.
      – Теперь я знаю, что сделаю с тремя сотнями долларов, которые получу от Флеминга, – решила Кэт. – Я отдам их вам на обзаведение хозяйством.
      – Прекрасно! – с сарказмом заметил Коннор. – Моя шестнадцатилетняя дочь сбегает из дому, заставляет меня рыскать по всему краю, отыскивая ее…
      – Ты ездил в Денвер? – Дженни разобрал смех. Коннор нахмурился.
      – А теперь Кэт, которая не удосужилась сказать мне, что ты украдкой виделась с ним, хочет вознаградить тебя, подарив триста долларов. У нас с твоей матерью не было трехсот долларов, когда мы…
      – Хорошо, папа. Если ты хочешь, чтобы я жила в холодной комнате, где гуляют сквозняки… если это доставит тебе удовольствие…
      – Он ничего подобного не хочет! – воскликнула Кэт.
      – Откуда ты знаешь? – пробормотал Коннор.
      – Папа сам не знает, чего хочет, Кэт. Если бы знал, то женился бы на тебе вместо того, чтобы все время злиться, потому что все мужчины в городе норовят сделать тебе предложение, а он слишком упрям, чтобы пойти на это.
      В комнате повисла напряженная тишина. Кэт ожидала, что Коннор опровергнет любые домыслы насчет его брачных намерений, но он лишь проворчал:
      – Почему ты решила, что она примет мое предложение?
      – Конечно, примет. Ведь ты любишь папу, правда, Кэт?
      Кэт вспыхнула и опустила глаза. Она была уверена, что Дженни завела разговор с самыми лучшими намерениями, но никогда в жизни Кэт еще не испытывала такого смущения.
      – Ты не должна вмешиваться в дела взрослых, – рассердился Коннор.
      – Почему бы и нет? Я замужняя женщина. Господи, папа, если ты намерен снова жениться, то тебе следует поторопиться. Скоро ты станешь дедушкой и будешь слишком старым…
      – Ах, дедушкой! Так поэтому…
      – Нет, – торопливо успокоила его Дженни. Кэт облегченно вздохнула. Коннор никогда не простил бы ей, окажись Дженни беременной.
      И все-таки он не стал возражать, когда Дженни высказала свое предположение. Он лишь сказал: «Почему ты решила, что она примет мое предложение?» Что ему стоило спросить Кэт: «Примешь ли ты мое предложение?» А теперь момент упущен.

* * *

      Дженни и Том уехали на следующее утро, торопясь поскорее вернуться в Аспен, чтобы присмотреть дом за триста долларов.
      – Тебе не нужно было делать этого, – сказал Коннор. – Я бы помог им.
      – Хорошо, – откликнулась Кэт. – Ты можешь купить им мебель.
      – Она ведь не твоя дочь.
      – Да, не моя, – печально согласилась Кэт.
      – Хотя… – Коннор пристально взглянул на Кэт. – Насчет того, что сказала Дженни… Ты когда-нибудь думала о… о том, чтобы нам пожениться?
      Что она должна была ответить? «Я никогда не думала ни о чем ином?» Или: «Как ты считаешь, почему я три раза была с тобой, если не от большой любви?» Или: «Пожалуйста, женись на мне, Коннор?» Кэт не осмелилась. Она могла войти в публичный дом, чего не сделала бы ни одна порядочная женщина. Могла спорить с епископом о предоставлении права голоса женщинам, на что не отважилась бы ни одна католичка. Могла решительно вторгнуться в салун, ратуя за закрытие питейных заведений по воскресеньям, чего не сделали бы многие из методисток. Но не могла сама предложить Коннору взять ее в жены.
      – Кэт… – Он медленно протянул руку и приподнял ее подбородок.
      Кэт проглотила комок в горле и сделала шаг навстречу Коннору.
      – Ты такая красивая, Кэт.
      Он действительно так думает? Вот она здесь в простом домашнем платье. Никакого декольте. Никаких лент в волосах. Коннор приблизился и наклонил голову. От прикосновения его губ волна наслаждения охватила тело Кэт.
      Неожиданно кто-то постучал в окно, и они отскочили друг от друга, одновременно обернувшись. В окно смотрел хмурый Дидерик, как раз в это время спускавшийся по приставной лестнице.
      – Опять этот проклятый плотник!
      Коннор устремился к входной двери, когда в комнату с воплем ввалился Дидерик.
      – Ты не сметь целовать ее!
      – Отто, о чем ты говоришь? – И почему плотник пытается вмешаться в ее личную жизнь?
      – Фы приглашать меня на чай.
      – Я пригласила тебя ради Гретель, – удивленно объяснила Кэт.
      – Гретель? Зачем мне Гретель?
      – Разве тебе не нравится Гретель?
      – Он не Гретель любит, Кэт, – сказал Коннор. – Этот идиот любит тебя.
      – Не может быть.
      – Да, и фы тоже любить меня, миссус. А зачем тогда фы дафать мне фесь эфтот работ и приглашать на чай?
      – Ну, что ж, недоразумение с работой уладить легко, – сказал Коннор. – Ты уволен. Сколько мы тебе должны? Семнадцать пятьдесят? Держи. – Коннор сосчитал деньги и сунул их Дидерику. – А теперь выметайся.
      – Я рапоталь на миссус, а не на фас.
      – Может быть, лучше было бы… ну, если бы ты больше не работал на нас, – согласилась Кэт. Дидерик считал, что она его любит? Ей стало жаль бедного парня. Но ведь она никогда не давала ему повода думать, что любит его. Какая жуткая мысль! Теперь Кэт и сама не могла понять, зачем предназначала его бедной Гретель, которая стояла тут же на пороге, залившись краской и теребя передник.
      – Я бы все равно не вышла за него замуж, – сказала Гретель. – Не надо беспокоиться обо мне, мисс Кэт. Есть сколько угодно мужчин, гораздо лучше его, которым я нравлюсь.
      – Я уверена, что ты действительно им нравишься, Гретель, – постаралась утешить девушку Кэт. Всегда такая спокойная, Гретель была в ярости. Все обернулось так ужасно. Дидерик смотрел на деньги в своей руке так, словно они могли укусить его; потом перевел взгляд на Кэт, как будто она его предала. Не говоря ни слова, он повернулся и ушел, прихватив лестницу. Кэт пришлось закрыть дверь, так как Дидерик оставил ее открытой.
      Коннор направился в свою комнату, схватил пальто, объявил, что не будет ужинать дома и вышел, хлопнув дверью.
      – Не плачьте, мисс Кэт, – сказала Гретель. – Есть мужчины и получше его. Все, кто не хочет жениться на мне, хотят жениться на вас.
      Может и есть мужчины лучше Коннора, но Кэт их не знает. Тот поцелуй – перед тем, как Дидерик заглянул в окно – был таким приятным. И прервал его этот идиот плотник. Кэт захотелось надавать ему пинков. Она не пиналась с тех пор, как ей было восемь лет и Мэри-Элис О'Брайен забросала грязью ее фартук в монастырской школе Святой Схоластики. Ну и болван этот Дидерик! Еще дурнее, чем Мэри-Элис О'Брайен. Пусть даже не показывается ей на глаза!

* * *

      Уже давно Коннор не напивался – со дня смерти Розы Лорел. Однако в тот вечер, когда он чуть не сделал предложение Кэт, Коннор напился до умопомрачения, рухнул на чью-то койку в спальном помещении рудника «Кольцо Ингрид» и проснулся лишь наутро с дикой головной болью и в глубоком убеждении, что должен привести себя в порядок, пойти домой, извиниться перед Кэт за то, что вел себя как мальчишка – все-таки не ее вина, что каждый, кто видел Кэт, тут же в нее влюблялся – и, отбросив все сомнения, сделать ей предложение. Она, конечно, может сказать «нет», и это разобьет его сердце, но по крайней мере Коннор перестанет напрасно надеяться.
      Приехав в Брекенридж, он уже чувствовал себя получше. Разумеется, Кэт права насчет выпивки. Эта гадость настоящий яд. Коннор привязал лошадь перед домом и открыл дверь.
      – Кэт! – Никакого ответа. – «Наверное, пошла в город по своим делам», – решил Коннор. – Гретель! – Гретель должна знать, где Кэт. Тишина. Господи, уж не взяла ли Кэт служанку и не уехала ли из городе? – Джимми? – Джимми должен быть в школе. Нет, сегодня суббота, и мальчик ночевал у Флетчеров. Теперь Коннор вспомнил об этом.
      Ему стало не по себе в пустом доме. Он медленно прошел на половину Кэт. Дверь ее спальни была распахнута, в комнате страшный беспорядок, что совсем не похоже на Кэт. Как будто кто-то устроил здесь разгром. Или она сама все перевернула вверх дном в припадке ярости? Или… паника охватила Коннора при этой мысли, и он бросился в комнату Гретель. Служанка была здесь – связанная, с кляпом во рту, глаза широко открыты.
      – Кто это сделал? – спросил Коннор, как только освободил рот девушки. Гретель не знала. Ей заткнули рот кляпом и связали сонную. Она слышала шум борьбы, доносящийся из комнаты Кэт, но ничего не могла поделать.
      – Кто бы это ни был, мисс Кэт задала ему трепку, – сказала Гретель.
      – Но ее нет в доме. – Коннор освободил служанку и выбежал из дома на поиски Кэт.

* * *

      – Обещайте не убегать, и я развязать фам руки. И обещайте, что не будете больше кусать меня.
      Кэт была вне себя от ярости.
      – Да я тебе и теплого пальто в метель не пообещаю, – злобно бросила она. Нос у Дидерика распух, на лице виднелись следы укусов и два синяка: один на щеке, другой на лбу. Кулак у нее до сих пор болел, но так и надо этому негодяю плотнику. Кэт была готова убить его.
      – Теперь фы выходить за меня замуж. У меня есть триста доллар.
      – Откуда у тебя триста долларов? – презрительно спросила Кэт.
      – Получать, чтоб фас уфести.
      – Значит, тебе кто-то заплатил за мое похищение?
      – Я и сам хотеть. Только никому деньги не повредить.
      – Кто тебя нанял? – Дидерик не ответил. – Три сотни… Медфорд Флеминг? – осенило Кэт.
      – Я эфто не говорить.
      – Оба вы подлые негодяи, – заявила Кэт.
      – Теперь фы любить меня, раз у меня есть триста доллар.
      – Да я бы не полюбила, будь у тебя денег больше, чем у Гугенхейма и генерала Пальмера вместе взятых.
      – Нет, теперь фы любить меня, и мы жениться.
      – Никогда. Ты упустил свой шанс, Дидерик. Я просила прислать Гретель специально для тебя.
      – Я не хотеть Гретель.
      – Теперь у тебя уже никого не будет.
      – У меня есть фы.
      – Тебя ждет каторга. – Кэт оглядела жалкую хижину без окон, пытаясь сообразить, где находится. Ее привезли сюда с завязанными глазами под грудой одеял на дне фургона. Ладно, неважно. Она найдет способ освободиться. Не так уж Дидерик сообразителен, чтобы удержать ее здесь надолго. Если понадобится, Кэт наврет ему с три короба, лишь бы выбраться отсюда. Раз уж она смогла сочинить описание жизни святой, то этому болвану как-нибудь соврет. Мама, конечно, не одобрила бы этого, но ее-то никогда не похищали. – Мне нужно в туалет, Дидерик, – пошла на хитрость Кэт. – «Ну, погоди, – подумала она. – Я тебе задам».

* * *

      – Как ты и предполагал, Коннор, – подтвердил шериф Айлиф, – Дидерика нет в городе. Ты видел его последним. А еще уехал Медфорд Флеминг с женой. Они закрыли дом и сели на вечерний поезд. Может, это и ничего не значит, но парень, который на него работает, говорит, что Флеминг рвал и метал, когда узнал, что мисс Кэт выиграла тот процесс.
      – Я пошлю на поиски людей с «Розы Лорел» и «Кольца Ингрид», – сказал Коннор.
      – А я соберу всех в городе, – пообещал Уилл. – Мы их найдем. Стоило Коннору подумать о Кэт, оставшейся наедине с этим безумным плотником, как его бросало в дрожь.

* * *

      Уловка с туалетом не сработала. Кэт стукнула похитителя поленом по голове, но у Дидерика оказался крепкий череп. Он обернулся и сбил ее с ног. Потом затащил в дом и привязал к стулу.
      Кэт вздохнула. У нее болела каждая косточка. Она так устала и замерзла. Интересно, как поведет себя Дидерик, если Кэт расплачется? Нет, это уж слишком. Такого чувства удовлетворения она ему не доставит.

* * *

      – Итак, – сказал шериф собравшимся мужчинам, – мы знаем, что Отто Дидерик нанял фургон, при этом сорил деньгами и истратил больше, чем ему заплатил Коннор. Если он похитил мисс Кэт, то значит, кто-то нанял его для этого.
      – Похоже, это Флеминг, – мрачно заметил Коннор.
      – Похоже на то. Один горняк видел парня с волосами как солома, который вчера вечером вел фургон на перевал Гузиер. Это наша главная зацепка. Поэтому Коннор и его группа поедут этим путем. Остальные разделятся на группы и поедут в разных направлениях, на тот случай, если мисс Кэт увез не Дидерик. Спрашивайте каждого, кого встретите. Сдается, нам надо искать человека с синяками и царапинами на физиономии и женщину, которая ему их поставила.
      – Бьюсь об заклад, он уже пожалел, что увез мисс Кэт, – сказал один из горняков. – Помню, сидел я у Энглов в тот день, когда она пришла отговаривать нас от выпивки, и уверен, поперек дороги ей лучше не становиться.
      Коннор бросил на него хмурый взгляд.
      – Не вижу ничего смешного.
      – Мы найдем их, Коннор, – успокоил его Септимус Эмбри. – Отто Дидерик не слишком сообразительный малый.

* * *

      – Так фы готовы фыйти за меня замуж? – спросил Дидерик.
      Кэт решила не разговаривать с ним, что, кажется, злило его еще больше, чем удар поленом по голове.
      – Хотите ужинать?
      Кэт злобно глядела на своего похитителя.
      – В таулет? Хотите в туалет? Кэт молчала.
      – Как же мы будем жениться, если фы ничего не говорить?
      Дидерик развязал Кэт, и она вышла за дверь, в туалет, где молча притаилась, ожидая, что предпримет ее похититель. Минут через пятнадцать он позвал ее, но ответа не последовало. Достоинство Кэт страдало от того, что приходилось сидеть в засаде в таком отвратительном месте, и от этого она злилась еще больше. Наконец, Дидерику надоело звать Кэт, и он осторожно открыл дверь. Как только он вошел в пристройку, Кэт сильно толкнула его и выбежала из дома. Дидерик настиг беглянку на краю поляны. Для такого увальня немец оказался слишком проворным.
      «Ну, ладно, это не последняя попытка», – решила Кэт, пока Дидерик волок ее в хижину.
      – Это было отшень плохо, – посетовал он, снова связывая пленницу. – Жена должен лучше относиться к мужьям. С уфажений.
      Кэт взглянула на него с таким нескрываемым отвращением, что Дидерик отвернулся.

* * *

      – Я Септимус Эмбри, а это мисс Августина Макклауд. Я встретил ее на станции, когда возвращался в город.
      – Вы нашли мисс Кэт? – с беспокойством спросила Гретель.
      – Нет. Эй, а вы хорошенькая, как я погляжу. Гретель улыбнулась.
      – Не желаете ли чашку кофе после ваших трудов, мистер Эмбри?
      – Не откажусь. Мисс Макклауд тоже из Чикаго. Ее прислала мать миссис Фицджеральд. Мисс Макклауд учительница.
      Непрестанно болтая, Гретель повела Августину показать ей комнату.
      – Здесь уже жила одна учительница, но она сбежала с адвокатом. Никому она не нравилась. Надеюсь, вы не из тех зазнаек, что дерут нос перед простыми людьми. Я тут осталась одна, особенно с тех пор, как похитили мисс Кэт. Мистер Маклод и другие мужчины ищут ее. Все думают, что это сделал плотник.
      Августина Макклауд оторопело смотрела на Гретель, в то время как ее захлестывал поток необычных сведений, однако последовала за служанкой на кухню, чтобы подать кофе мистеру Септимусу Эмбри, порадовавшему их рассказом о раскинутой шерифом сети поисковых групп, которые обшаривают округу в поисках Кэт.

* * *

      Дидерик услышал голоса раньше Кэт. Он мигом подскочил к ней и заткнул ей рот кляпом. Потом поднял стул, к которому она была привязана, затащил его в пристройку и набросил на Кэт одеяло. Как ни старалась Кэт, она никак не могла привлечь к себе внимание. До нее доносились голоса всадников, однако, Кэт не слышала, что именно они говорят. Что им сказал Дидерик? Почему они не обыскали дом, а поверили на слово этому негодяю? Слезы потекли по щекам Кэт, когда она услышала удаляющийся стук копыт.
      «Я здесь, – хотелось крикнуть ей. – Я совсем рядом». Как же они не поняли?
      – Фидите, – сказал Дидерик, затащив ее обратно в хижину. – Они уехать. Уходить. Теперь мы жениться.
      Кэт лишь устало покачала головой.

* * *

      Вернувшись домой после двух дней бесплодных поисков, Коннор обнаружил, что остальным повезло не больше, чем ему. Около пятидесяти мужчин отправились на поиски, но не нашли никаких следов ни Кэт, ни Дидерика. Пошатываясь от недосыпания, Коннор направился домой, чтобы поесть и отдохнуть пару часов. Здесь он застал еще одну девушку из Чикаго, еще одну учительницу. К счастью, эта не читала ему лекций об овощах и не приставала ко всем с исправлением грамматических ошибок. Но Коннор решил, что поговорит с ней потом, и оставил девушку на попечение Джимми и Гретель.
      Через пару часов мужчины, принимавшие участие в поисках, собрались обсудить последние новости, но не выяснили ничего нового, за исключением того, что двое горняков видели глухонемого, который рубил дрова возле хижины на отдаленном озере Мохаук-Лейк. Они заглянули в хижину, но там было пусто.
      – На голове у парня было что-то вроде вязаной шапки, – припомнил один из горняков. – Поэтому мы не видели его волосы. Он не снимал шапку, Пенроуз?
      – Нет, – ответил его напарник.
      – Какого он роста? – спросил Коннор. – Какие у него глаза?
      – Да он их не поднимал, – сказал Пенроуз, – так что мы не знаем. Так ведь, Малькольм?
      Коннор не думал, что Дидерик настолько сообразителен, чтобы притвориться глухонемым, но следов Кэт нигде не обнаружено, и никто не знал никакого глухонемого в округе.
      – Я поеду на Мохаук-Лейк, – сказал Коннор шерифу. – Если там ее нет, то на что еще надеяться?
      – А я останусь здесь и прослежу за поисками. Коннор кивнул.

* * *

      – Зафтра сфадьба, – сообщил Дидерик.
      За два дня Кэт не проронила ни слова, и теперь смотрела на него с ненавистью и презрением.
      – Фы должен меня бояться, – сказал он, и его жуткие, почти бесцветные глаза зловеще блеснули в свете очага. – Я поджигал фаш дом. Если фы не фыходить за меня, может, и эфтот сожгу.
      Кэт судорожно сглотнула. Она привязана к стулу. Не собирается ли он поджечь дом и оставить ее в нем?
      – Он мне хорошо платить. Дфе сотня доллар. Я хотел сжечь там Маклод. Был такой ужас, что фы фернуться вместо него.
      Этот человек собирался убить Коннора? Почти погубил Дженни? Кэт поразилась, как могла считать Дидерика таким безобидным.
      – Я говорить герр Флеминг о фас, что фы хотеть женщины голософать тоже. Женщин не надо голософать. Я не хочу иметь жена, который голософать. Плохо, что он не умирать, эфтот Маклод. Он финоат, что фы меня не любить.
      Кэт поняла, что Дидерик, помешавшийся на любви, вполне мог убить ее. Еще вчера она не поверила бы, что немец способен на такое. Сегодня он уже не дал ей воды. Пересохшее горло Кэт сжалось от страха. А что, если он действительно подожжет дом и оставит ее здесь?
      – У фас есть фремя до зафтрашний утро, чтоб передумать. Фыходить за меня или сгореть ф эфта хижина. – Он завернулся в одеяло и улегся между Кэт и дверью. Через несколько минут Дидерик заснул. С тех пор, как он похитил ее, Кэт приходилось спать сидя на стуле. Если бы удалось поспать хотя бы несколько часов, она бы что-нибудь придумала.

* * *

      Сначала Кэт услышала звук открываемой двери, скрипнувшей на ржавых петлях. Дидерик моментально встрепенулся. Взгляд Кэт перебегал с темной тени, замершей в дверном проеме, к просыпающемуся похитителю. «Пусть он снова заснет», – молилась Кэт, но Дидерик окончательно проснулся и сел на полу.
      – Дидерик, – громко произнесла Кэт. – Проснись.
      Плотник перестал тереть глаза и повернулся к ней, отвернувшись от двери. Кэт старалась не смотреть на незнакомца, тихо продвигавшегося к ее похитителю.
      – Я согласна выйти за тебя. Завтра. Только не поджигай дом.
      – Сегодня… – начал было Дидерик, но шестое чувство предупредило его об опасности. Немец повернул голову, но в тот же момент на него обрушился приклад винтовки.
      Кэт перевела дыхание. Кто это? И что он собирается делать?
      – Сначала я свяжу его… – раздался в тишине голос Коннора.
      Кэт облегченно вздохнула. Это Коннор! Он спас ее!
      – Как ты меня нашел? – пробормотала Кэт.
      – Мы не знали ни о каком глухонемом в горах, – ответил Коннор, связывая Дидерика.
      Кэт ничего не поняла, но Коннор уже развязывал ее, помогая встать.
      – Можешь подержать винтовку, пока я посмотрю, где его лошади?
      Кэт взяла винтовку из рук Коннора, осмотрела спусковой механизм.
      – Если он вздумает шевелиться, нажимай на крючок, – проинструктировал ее Коннор и вышел. Вернулся он очень быстро и, взяв плотника за ноги, поволок его из хижины.
      – Помочь тебе? – спросила Кэт, плетясь следом.
      – Не надо. – Коннор затащил Дидерика в фургон. – Тебе придется держать винтовку, пока я буду править. В случае чего – стреляй.
      Кэт кивнула и позволила Коннору помочь ей вскарабкаться на сиденье фургона. Потом Коннор принес из хижины одеяла и укутал ее, так как все это время на Кэт была лишь фланелевая ночная рубашка и носки, связанные много лет назад ее матерью.
      – А как быть с ним? – спросила Кэт. – Дать ему одеяло?
      – Раз он использовал все одеяла только для себя, когда был хозяином положения, теперь, когда он у нас в руках, заставим его померзнуть. – Коннор ловко забрался на козлы и, помедлив, сказал: – У меня к тебе есть один вопрос, Кэт.
      – Да? «Если он спросит, не изнасиловал ли меня Дидерик, я ужасно рассержусь», – решила Кэт. Однако, вопрос Коннора застал ее врасплох.
      – Ты выйдешь за меня замуж? Повернувшись на сиденье, Кэт пристально посмотрела на своего спасителя, не в силах поверить, что, наконец-то, он сделал ей предложение.
      – А как насчет Юстасии Флеминг? – осторожно спросила она.
      – Что насчет нее? – У Коннора был удивленный вид.
      – Все в городе знают, что у тебя с ней роман.
      – Разрази меня гром! Она же замужем.
      – Она хотела тебя соблазнить.
      – Может быть, – согласился Коннор. – Но я не позволил поймать себя в эти сети. Кроме того, я всегда предполагал, что Флеминг использовал жену для какого-то своего гнусного замысла.
      Кэт решила, что получила исчерпывающий ответ, напомнила себе, что Коннор человек правдивый, и сказала:
      – В таком случае, я выйду за тебя.
      – Вот и отлично. – Коннор щелкнул кнутом по спине лошади и направил фургон в сторону Брекенриджа. – Ты не представляешь, Кэт, как я рад слышать это.

      Пока они удалялись от хижины, над горами, покрытыми снегом, поднялся серый рассвет. Потом появилось несколько матово-розовых штрихов, словно жемчужины на внутренней стороне тусклой серой раковины. Перед ними показалось озеро; его таинственные сине-черные глубины окаймляли высокие сосны. Коннор направил лошадей вдоль берега, потом свернул на узкую тропинку через лес.
      Хотя Кэт почти не спала за эти двое суток, сейчас ей было не до сна. Она смотрела вокруг, остро ощущая, что могла умереть, так и не увидев этой красоты. Почти год прожила Кэт в суровых горах Колорадо, но хорошо узнала лишь дома, улицы, магазинчики и, конечно, людей, населявших этот удивительный край.
      Теперь она восхищалась огромными шапками снега вдоль русла ручья. Заметила оленя с большими ушами, который осторожно раздвигал темным носом тонкие ростки молодых сосен. Только что он был здесь, и вот уже его белый хвостик исчез в тумане.
      На заснеженном лугу неподалеку от реки, протекавшей через Брекенридж, Кэт увидела лося с огромными рогами, которые покачивались на его голове. Он стоял неподвижно, в картинной позе, словно один из экспонатов музея профессора Картера. Позади него среди деревьев расстилался туман, поднимавшийся вверх по холму и сливавшийся с серым небом.
      – Пойдет снег, – решил Коннор.
      Кэт наслаждалась каждой минутой пути к дому. Все, что она видела, казалось ей прекрасным и дорогим ее сердцу, но глаза стали закрываться сами собой. Наконец она сдалась и заснула, прижавшись к Коннору. Лишь один раз Кэт приоткрыла глаза, услышав, как Коннор предупредил Дидерика, что тот окончит свои дни в шахте затопленного рудника, если будет шуметь и разбудит Кэт. Потом она снова заснула под поскрипывание сбруи, фырканье лошадей и громыхание колес, да свист холодного декабрьского ветра в верхушках высоких деревьев.
      Проснулась Кэт, только когда они подъехали к городу.
      – Пока тебя не было, приехала еще одна девушка из Чикаго, – сказал Коннор, увидев, что Кэт окончательно пробудилась ото сна. – Еще одна школьная учительница.
      Кэт издала стон, вспомнив Мэри-Маргарет Хаббл.
      – Успокойся, Кэт. Эта гораздо приятнее. Миловидная худенькая девушка, ни единым словом не поминает ни овощи, ни грамматику. – Коннор улыбнулся, искоса взглянув на Кэт, и заметил слезинку на ее щеке. – В чем дело, милая?
      – Ни в чем, – пробормотала Кэт. Ей не нравилось, когда Коннор говорил о хорошеньких девушках. – Я до сих пор не выдала замуж Гретель.
      – Если тебя это так беспокоит, то, кажется, Гретель и Сеп Эмбри очень понравились друг другу. Есть и еще одна новость, Кэт, – добавил Коннор, в то время как они въезжали на Главную улицу, чтобы сдать Дидерика шерифу. – Мейв подарила нам сестренку.
      – Но ведь я собиралась быть там! – воскликнула Кэт. – Что ты сказал маме?
      – Телеграфировал, будто погода слишком плохая, чтобы пускаться в дорогу.
      – Я должна немедленно ехать в Денвер.
      – Черта с два ты поедешь. Останешься дома в целости и сохранности, а то я поседею раньше времени от беспокойства. В любом случае, начинается снегопад. Надеюсь, ты не забыла лавину, накрывшую наш поезд прошлой зимой? – Действительно, снежинки уже кружились в воздухе. – Отец позаботится о Мейв и о малышке, – добавил Коннор и крикнул: – Шериф!
      – Ну, мисс Кэт, вот и вы, – проговорил Уилл Айлиф, выходя на крыльцо, чтобы поприветствовать их. – А тут все парни ищут вас, надеясь заполучить вашу руку и повести вас к венцу. Теперь они будут разочарованы.
      – Ее рука уже завоевана, – отрезал Коннор. – Ты можешь вытащить Дидерика из фургона? Он там слегка закоченел, но вполне в состоянии предстать перед судом по обвинению в поджоге моего дома и похищении мисс Кэт.
      Едва они добрались до дому, как по всему городу мигом разнеслась весть о спасении Кэт. Не успела Кэт принять ванну и переодеться, как в их дом, несмотря на усиливающийся снегопад, потянулись горожане. Женщины приходили с лакомыми блюдами и добрыми пожеланиями, а мужчины – с рассказами о поисках Кэт, в которых большинство из них принимало участие. Все с негодованием обсуждали преступления Отто Дидерика. Августину Макклауд познакомили с гостями, в то время как она предлагала угощение. Из проходной комнаты вынесли мебель. Нашлось место и скрипачу, а в перерыве между танцами Гретель и Септимус Эмбри объявили о своей помолвке.
      – Хочешь, мы тоже скажем о нашей? – спросил Коннор, когда закончился очередной танец.
      – Мы же еще не договорились о дне свадьбы, не оповестили священника и не определились с церковью, – застенчиво заметила Кэт.
      – Церковь? Кэт, мы не можем венчаться в той церкви.
      – Ну, а я нигде, кроме как в этой церкви, венчаться не желаю. Часовня в монастыре у сестер недостаточно большая, чтобы вместить всех гостей.
      – А церковь слишком холодная. Наши гости простудятся, да и мы тоже.
      – Где же ты хочешь венчаться? – спросила Кэт.
      – В зале пожарной команды. Я с начала восьмидесятых член добровольной пожарной команды.
      – Побойся Бога, Коннор. Я не смогла придать этому залу приличный вид, даже когда было много летних цветов.
      – Ладно, значит, мы должны подождать следующего лета, чтобы в церкви стало достаточно тепло. – Он упрямо сжал губы.
      – Я невеста. У меня должно быть…
      – Ты устала, – перебил ее Коннор. – Мы обсудим это, когда ты выспишься. Почему бы тебе не лечь пораньше?
      – Сам ложись пораньше. Я возвращаюсь танцевать. – «Уж не пытается ли он отсрочить свадьбу?» – сердито раздумывала Кэт.
      – Мисс Кэт, вы уже знаете, что выиграли выборы в школьный совет, пока вас не было в городе? – спросил Фред Макнафт. – Могу поспорить, вы первая католичка в школьном совете нашего города.
      – Ты ж скажи ей, Фред, – крикнула миссис Макнафт. – Она же будет первой женщиной в совете. Вот что важно.
      – Ой, правда? – расцвела в улыбке Кэт. – Я победила? Коннор, ты слышал? Почему ты не сказал мне?
      – Я совершенно забыл об этом. – Он нахмурился и прошептал ей на ухо: – Теперь, когда мы собираемся пожениться, может быть, тебе стоит отказаться от этого поста?
      – Почему? – удивилась Кэт.
      – Потому что ты будешь занята. У тебя может не остаться времени на…
      – Коннор! – Кэт недовольно посмотрела на своего новообретенного жениха. Он рассуждает в точности, как Мики, когда Кэт заявила, что собирается два раза в неделю заниматься церковной благотворительностью. Тогда он сказал, что ее место дома и нечего шляться по городу, разыгрывая из себя Леди Щедрость. Или как ее отец. Когда Мейв привела в дом первых двух девушек-работниц и поделилась с мужем соображениями насчет того, что можно получать прибыль, предоставляя бедняжкам кров, а заодно делать доброе дело, Лайам Фицпатрик сказал, что женщинам не подобает добывать деньги, если у них есть мужья. И отослал двух первых пансионерок.
      Но Коннор не такой; он и не пытался препятствовать Кэт заниматься теми делами, которыми она увлекалась. Кэт улыбнулась ему и со смехом умчалась танцевать, так как Чарли Максвелл пригласил ее на вальс.
      – Ты слышал, я выиграла выборы, Чарли?
      – Конечно, слышал, – сказал Чарли. – А ты слышала, что Флеминг в конце концов заплатил по иску о клевете?
      – О, чудесно! – с воодушевлением воскликнула Кэт и перешла к следующему танцору, Томасу Зинтермуту, банкиру, который улыбаясь выслушал ее новость о школьном совете, но расстроился при сообщении Кэт о том, что они с Коннором обручились. Наверное, не стоило упоминать о свадьбе. Томас все еще скорбел о своей жене, умершей около года назад.

* * *

      Гретель венчалась в церкви, и Коннор нарочито поеживался от холода во время церемонии. Выходя из церкви, он спросил отца Эузебиуса:
      – Вам обязательно венчать людей в этом здании, святой отец? Не могли бы вы провести церемонию где-нибудь еще? В более теплом месте?
      Отец Эузебиус чихнул.
      – В аду было бы теплее, – ласково заметила Кэт. Почему Коннор проявляет такую несговорчивость насчет того, где им венчаться?

* * *

      – Кэт, ты можешь посидеть минуту?
      – У меня нет ни минуты, Коннор. – Кэт заматывала шарф вокруг шеи, собираясь отправиться в город. – Я уже опаздываю на заседание школьного совета.
      – Черт побери, Кэт…
      – Коннор Маклод, следи за своим языком!
      – Послушай, завтра утром мне нужно ехать в Десятимильный каньон, а перед поездкой я хотел бы поговорить с тобой.
      – Но совет…
      – Что важнее: этот проклятый школьный совет или дом, в котором мы собираемся жить после того, как поженимся?
      – Я начинаю думать, что на самом деле ты не хочешь жениться, – сказала Кэт. – Если бы ты хотел…
      – Это ТЫ не хочешь идти на компромисс. Но где бы мы ни венчались, нужно что-то решать с этой комнатой в башне.
      Кэт сцепила пальцы рук, чтобы скрыть охватившую ее дрожь.
      – Тогда снеси ее, – прошептала она. – Я никогда больше не войду в эту комнату. Она… она напоминает мне о Дидерике. – Лицо у нее побледнело, но все же Кэт взяла свою накидку и направилась к двери. – А теперь мне пора на заседание школьного совета, – сказала она и вышла, с беспокойством размышляя, что именно Коннор ставит на первое место.
      Он считает, что какой-то пустячный домашний вопрос важнее, чем ее обязанности официального лица, избранного обществом – единственной женщины Высокогорного графства, выдвинутой на должность в общественной организации. Может, в этом все дело? Как многие другие мужчины, Коннор не считает, что женщины, даже его будущая жена – или в особенности его будущая жена? – должны получить право голосовать или занимать официальную должность. Неужели Кэт собирается выйти замуж за человека, который предпочел бы, чтобы она оставалась дома и смахивала пыль с безделушек? Но нет, Коннор не такой. Или такой?

* * *

      Коннор был потрясен, увидев выражение ужаса на ее лице. Кэт никогда не рассказывала о том времени, которое она провела в обществе Дидерика, но, очевидно, плотник ее ужасно напугал. А теперь они зашли в тупик с этой комнатой, которую Кэт хотела снести. Это было бы потерей затраченных денег, не говоря уже о крушении его плана, так как Коннор намеревался превратить эту комнату в уединенное место для них двоих после того, как они поженятся. Место, где они могли бы укрыться от их слишком многочисленных домочадцев.
      Коннор почесал затылок. Идея была неплохая, но вряд ли он один справится с обустройством комнаты. Коннор не представлял себе, когда Кэт могла бы заняться этим. Она постоянно в каких-то делах: то школьный совет, то духовные визиты к Марси и всей компании, церковные дела, бизнес, борьба за трезвость и право голоса для женщин. «Наверное, излишне оптимистично было бы полагать, что Кэт найдет время, чтобы обставить и украсить комнату», – признался Коннор сам себе и усмехнулся.
      – Над чем это вы смеетесь, мистер Маклод? – спросила Августина, вошедшая в комнату с ведром и тряпкой.
      – Скажите, Августина, – увидел в девушке Коннор решение своей проблемы, – вы могли бы помочь мне? Я подумываю о том, чтобы обустроить комнату в башне – что-то вроде сюрприза для Кэт к Рождеству. Как вы смотрите на то, чтобы выбрать мебель, занавески и все такое, чтобы комната выглядела красиво?
      – Ну, я считаю, вкус у меня неплохой, – сказала Августина. – Это ведь будет секрет? Мисс Кэт всегда так занята, что мы, вероятно, успеем управиться к Рождеству.
      Коннор улыбнулся ей.
      – Я уезжаю в Десятимильный каньон, но зайду во все магазины в городе и предупрежу, что вы можете делать покупки за мой счет.

* * *

      Сначала Кэт с подозрением отнеслась к изобретателю машины для сбивания масла, тщедушному человечку с редеющими волосами, тщательно причесанными, но распадающимися на пряди поперек выпуклого лба, под которым розовели щеки и сверкали энтузиазмом глаза добродушного фанатика своего дела.
      – Это прорыв в будущее для молочного бизнеса, миссис Фицджеральд.
      Кэт подумала о миссис Лендиз и ее старшей дочери на ранчо близ Диллона, сбивавших масло вручную. Если бы у них была маслобойная машина, они могли бы увеличить количество получаемого масла и снабжать им все рудничные поселки графства. Чем больше Кэт думала об этом, тем более грандиозной казалась ей эта идея. Она припомнила, как однажды в шутку предсказала, что в один прекрасный день станет королевой молочного и рудничного бизнеса западного склона Скалистых гор. Но не следовало покупать кота в мешке, как любила говорить Мейв, поэтому Кэт сказала мистеру Халби, что обдумает весьма высокую цену приобретения, если он в ближайшее время доставит свою машину на диллонское ранчо, чтобы она могла видеть маслобойку в работе. Изобретатель немедленно ухватился за предоставленный ему шанс.
      – Вы какую хотите? – спросил он. – С мотором, который работает от сжигания дров, или тот, что приводится в действие тягловыми животными?
      Кэт не слишком хорошо разбиралась в механике моторов, но точно знала: в долине реки вокруг Диллона мало деревьев, и закупать их, а потом и перевозить срубленные деревья с близлежащих гор, будет стоить слишком дорого. Поэтому она спросила изобретателя:
      – А какими именно животными?
      – Ну, это может быть любое животное, которое вы заставите ходить по кругу, приводя в движение машину, – сказал мистер Халби. – Например, вы можете использовать одну из коров, хотя я никогда не пробовал. А уж лошадь или мул без труда выполнят этот трюк. В прежние времена именно так работали прессы для хлопка.
      Это не служило достаточно убедительным доказательством для Кэт, но она кивнула и напустила на себя знающий вид, а когда мистер Халби ушел организовывать доставку своей машины в Диллон, Кэт отправилась на поиски Коннора, чтобы рассказать ему о головокружительных перспективах производства масла.
      – Никогда не слышал о машине для сбивания масла, – сказал Коннор, когда Кэт объяснила ему ситуацию. – Думаю, ты взвалишь на себя огромную работу и множество огорчений, если возьмешься за такой рискованный проект.
      Кэт негодующе взглянула на него.
      – Именно так люди и делают деньги, – бросила она, – берясь за неопробованные проекты. Разве ты сам не считаешь хорошей идею электрифицировать наши подъемники и транспортеры?
      – Это была всего лишь идея. Ведь у нас до сих пор нет электричества.
      – А мне, чтобы получать масло в больших количествах, нужна лишь машина и какое-нибудь животное, чтобы вертеть ее. – Столкнувшись с возражениями Коннора, Кэт все больше и больше верила, что изобретение мистера Халби докажет свою способность делать большие деньги.
      – И понадобится еще больше коров, чтобы делать масло из их молока, – напомнил Коннор. – А коровы стоят дорого. И тебе придется нанять работников, чтобы доить коров.
      – Каждый из Лендизов знает, как доить корову, – сказала Кэт. – Почему ты относишься к этому так отрицательно, Коннор? Ладно, можешь не говорить, потому что завтра я еду в Диллон с мистером Халби смотреть машину для сбивания масла в работе.
      – В Диллон? – Сначала на лице у Коннора появилось удивленные выражение, потом оно сменилось на задумчивое. – Ну, что ж, думаю, это правильно. Не повредит посмотреть, раз уж он проводит испытания за свой счет.
      – Да, это так, – подтвердила Кэт. Не захочет ли Коннор поехать с нею? Последнее посещение ранчо она вспоминала с дрожью возбуждения.
      – Ну, счастливого путешествия, – сказал Коннор.
      Кэт с подозрением посмотрела на своего жениха. Почему он вдруг передумал? Почему отправляет ее смотреть маслобойку, если не верит в эту машину и в возможность широкого сбыта масла в этих краях? Тем не менее, следующим утром Кэт уже направлялась в Диллон с мистером Халби, а надежно упакованная машина находилась в товарном вагоне поезда. Кэт собиралась переночевать в Диллоне и вернуться на следующий день.

* * *

      – Мебель уже здесь, Августина? – спросил Коннор, едва Кэт вышла из дома.
      – Да, сэр. Только вчера прибыла из Денвера. Как я понимаю, следует пока оставить ее на складе?
      – Не нужно, – сказал Коннор. – Кэт уехала в Диллон и вернется только завтра утром.
      – В таком случае, я договорюсь, чтобы мебель немедленно привезли, если вы уверены, что мисс Кэт не будет подниматься в ту комнату.
      – Нам нужно совершенно преобразить комнату в башне, чтобы Кэт не узнала ее, когда вздумает подняться туда.
      – У меня есть несколько превосходных задумок, – призналась Августина. – Мне всегда нравилось украшать дом, хотя я всегда была стеснена в средствах. Хотите послушать, что я придумала?
      – Оставляю все на твое усмотрение, – сказал Коннор. – Я очень ценю твои усилия, Августина.
      – О, мне это нетрудно, сэр. Вечерами все равно нечего делать. – Девушка надела теплую накидку и отправилась на вокзал договариваться насчет доставки мебели, в то время как Коннор, довольный тем, как он сообразил выпроводить Кэт из города, пошел в свою контору.

* * *

      Мистер Лендиз питал большие сомнения насчет маслобоечной машины. Он никогда прежде не слышал о такой штуке. Миссис Лендиз, напротив, была уверена, что машина ей понравится, так как ни она сама, ни ее старшая дочь не питали большой любви к сбиванию масла вручную. Однако, машина не захотела работать с помощью коровы; глупое животное не удалось убедить ходить по кругу. Потом к шестам привязали рабочую лошадь мистера Лендиза. И вдруг, о чудо! Машина сбила масло. Много масла. Однако, мистер Лендиз заявил, что его лошадь предназначена для других дел, тогда как у жены полно свободного времени для взбивания масла. От взгляда, который бросила на мужа миссис Лендиз, скисло бы молоко.
      – Как я поеду в город с готовой продукцией, если моя лошадь привязана к шесту и сбивает масло? – вопрошал он. – А как перегонять стадо с одного пастбища на другое и привозить припасы из города? Нет, ничего из этого не выйдет. Коров к этому не приспособишь, а у лошади нет времени. – Он упрямо уставился на трех женщин.
      – Тогда мы купим мула, – сказала Кэт, – и нескольких коров. – Она заспорила с мистером Лендизом насчет его доли в дополнительной прибыли, если он не вкладывает средства в это дело, а Кэт вкладывает.
      – Я буду вкладывать больше труда, – заявил он.
      – Мул будет вкладывать больше труда, – уточнила миссис Лендиз. – А что касается тебя, когда это ты сбивал масло?
      – Но ведь масло надо куда-то доставлять, – упрямился ее супруг.
      – Только до Диллона, – решительно осадила его Кэт, – потому что я собираюсь создать систему сбыта и найти новых покупателей.
      Мистер Лендиз насупился, но за ужином они пришли к соглашению. Кэт и мистер Халби скрепили рукопожатием договоренность о том, что она покупает его машину для сбивания масла. Кэт добилась значительной скидки, предложив рекламировать всюду изобретение мистера Халби, что поможет ему продавать машины другим фермерам на западном склоне Скалистых гор, если, конечно, он сумеет найти таких же дальновидных предпринимателей, как Кэт.
      Таким образом, Кэт отправилась назад в Брекенридж, довольная выгодной сделкой и радуясь столь полезному для ее бизнеса приобретению. Когда она прибыла в город и сошла с поезда, подчинившись условностям, на той стороне платформы, что отводилась приличным дамам, пошел густой снег, и ей пришлось просить разрешения присесть на край саней бакалейной лавки Кайзера, иначе она никогда не добралась бы до дому. Кэт открыла дверь проходной комнаты и вошла, но никто не вышел встретить ее. По всему дому разносился шепот, топот ног; наблюдалась какая-то странная суета. К тому времени, как Кэт освободилась от зимних одежек, появились запыхавшиеся и раскрасневшиеся Августина и Коннор. Она недовольно взглянула на них.
      – Ну, Кэт, как поездка? – спросил Коннор, а Августина умчалась на кухню, едва поздоровавшись с хозяйкой.
      – Очень хорошо, – ответила Кэт. – Я купила машину.
      – Что?
      – Ну, согласилась купить ее.
      Коннор хмурился все больше, пока Кэт рассказывала, сколько это будет стоить, не говоря уже о стоимости мула.
      – Скажи пожалуйста, откуда ты собираешься взять эти деньги? – осторожно поинтересовался Коннор.
      По правде говоря, Кэт еще не думала об этом. Она предполагала, что Коннор каким-то образом уладит этот вопрос, но, взглянув на его лицо, поняла, что он не собирается делать этого. Но если ему так не нравится ее идея насчет маслобойки, то почему он так поспешно отправил Кэт в Диллон? Потом она вспомнила, с каким смущенным видом появились перед ней ее жених и служанка.
      «То, о чем ты думаешь, ужасная глупость», – сказала Кэт самой себе. Решив испытать, насколько горяча любовь ее избранника, она спросила: – Ты подумал, на какой день договориться о венчании в церкви?
      – Не подумал, – решительно ответил Коннор, – потому что не собираюсь венчаться в церкви. Уж не намерена ли ты шантажировать меня, заставив финансировать проект, в который я не верю, если напоминаешь, что мы с тобой собираемся пожениться?
      «Так я и знала! – с горечью подумала Кэт. – Он откладывает свадьбу. Может быть, даже передумал жениться на мне». Кэт так рассердилась от подобных мыслей и обвинений в свой адрес, что, гордо вздернув подбородок, сказала: – Не волнуйся, я сама найду деньги и на машину, и на мула.
      – Как же ты собираешься сделать это? – крикнул ей вслед Коннор, так как Кэт, едва сдерживая подступившие к глазам слезы, уже направлялась в свою комнату.
      – Это не твое дело, – важно ответила она, не поворачивая головы. – Как будто у меня нет прибыли от «Девушки из Чикаго».
      – Эту прибыль мы вкладываем в рудник. Еще по крайней мере шесть месяцев у нас не будет отдачи от вложенных средств.
      Кэт резко обернулась и метнула на него гневный взгляд.
      – Тогда я возьму деньги в кредит.
      – Банки не дают ссуды женщинам, – заметил Коннор.
      – Это мы еще посмотрим! – воскликнула Кэт, кипя от негодования.

* * *

      – Так когда же свадьба? – спросила Марси, когда они уютно устроились в ее апартаментах после того, как Кэт за завтраком изложила обитательницам «Клуба джентльменов» очередную волнующую историю об отчаянной храбрости святых.
      – Мы даже не можем договориться, где венчаться, – посетовала Кэт, – хотя не могу представить, почему он думает, что я, истинная католичка, соглашусь венчаться в каком-либо другом месте, а не в церкви.
      – А где Коннор хочет устроить свадьбу?
      – В зале пожарной команды.
      – Ну и нормально, – легкомысленно заявила Марси. – На вашем месте я бы его не упустила. Черт побери, все мои уроки пропали даром. – Она искоса взглянула на Кэт, у которой был совсем не веселый вид. – Вы не передумали… Насчет того чтобы выйти замуж за Коннора?
      – Нет… конечно, нет, – сказала Кэт. – «Или передумала?» – спросила она саму себя, хотя такое предположение показалось бы безумным. Кэт так долго мечтала выйти замуж за Коннора, прежде чем он сделал ей предложение. – Просто я не считаю, что муж должен главенствовать во всем. Что за семейная жизнь будет у нас, если он ждет именно этого?
      – Большинство мужчин хотят, чтобы их воля была законом, – сказала Марси, – а большинство женщин находят всяческие уловки, чтобы обвести их вокруг пальца.
      – Уловки! Не такой семейной жизни я хочу с Коннором.
      Марси покачала головой.
      – Я не считала вас женщиной, не имеющей никакого представления о браке. Может быть, есть еще какие-то обстоятельства? Он не очень хорош в постели?
      – Слишком хорош, – пробормотала Кэт.
      – Но не можете же вы продолжать спать с ним, не выходя за него замуж. Рано или поздно, вы забеременеете.
      «Уж этого бояться нечего», – успокоила себя Кэт, вспомнив, что с тех пор, как они обручились, Коннор не так уж и часто целовал ее. Может быть, в глубине души он считал, что Кэт не совсем обычная женщина, чтобы вести с ней спокойную семейную жизнь; что она слишком самостоятельна, независимо от того, замужем она или нет. Вот в чем загвоздка.
      – Тогда вам лучше подумать как следует, хотите вы его или нет, – посоветовала Марси. – Но если вам интересно мое мнение, то Коннор Маклод замечательный мужчина, какого вы вряд ли еще когда-нибудь найдете.
      Кэт знала это, но с тех пор, как они обручились, Коннор, казалось, изменился. И если он не возражал против бурной деятельности Кэт, сестры своего лучшего друга Шона и компаньона по бизнесу, то, наверняка, будет возражать против неженских занятий Кэт, когда она станет его женой.

* * *

      Коннор, который должен был зайти за нею к Марси, не появился в назначенное время, поэтому Кэт сердито шагала по снегу, посеревшему и потерявшему свою красоту из-за отвалов плавильни. Переходя по обледеневшему мосту, она дважды упала и имела жалкий вид, когда, наконец, добралась до Главной улицы, где к ней пристал щеголеватый молодой человек, очевидно, не проживающий в Брекенридже, судя по красивому меховому пальто, которое спасало его от холода.
      – Я имею удовольствие говорить с миссис Фицджеральд? – обратился он к ней.
      – Да, – резко ответила Кэт. Настроение ее окончательно испортилось, потому что она терпеть не могла, когда ее заставили в таком неприглядном виде, промокшую и окоченевшую.
      – Мадам, позвольте представиться. Я Эммет Статлер. У меня к вам деловое предложение.
      – В самом деле? – Кэт не замедлила шага, решительно продвигаясь по Главной улице.
      – Может быть, мы где-нибудь посидим? В «Сэдл Рок Кафе»?
      – Я не обедаю в публичных местах с посторонними джентльменами, – сурово заявила Кэт.
      – Но, мадам, я надеюсь лучше познакомиться с вами.
      Кэт метнула на него презрительный взгляд.
      – В связи с бизнесом, – торопливо добавил молодой человек.
      Кэт сошла с тротуара, перебралась через сугроб у края дороги и направилась к углу Линкольн-авеню и Главной улицы, в то время как мистер Статлер поспешал следом.
      – Мое предложение принесет вам много денег, мэм.
      Кэт замедлила шаг, подумала о маслобойной машине, вскарабкалась на тротуар перед скобяной лавкой Филдинга и повернулась к мистеру Статлеру.
      – За что деньги? – спросила она.
      – За вашу долю в руднике «Девушка из Чикаго», – ответил Статлер. – Мы могли бы предложить вам… двадцать пять тысяч.
      Кэт смерила его презрительным взглядом. Они уже вложили в два раза больше средств в развитие рудника, и, кроме того, Коннор никогда не простил бы ей, продай она свою долю. И все-таки было о чем подумать. Кэт решила, что стоит подружиться с мистером Статлером, улыбающимся ей змеиной улыбочкой. Пока они продвигались по Линкольн-стрит, он повышал предлагаемую цену на десять тысяч долларов через каждую сотню метров. Еще один мужчина, который думает, что может перехитрить ее, потому что она женщина.
      – Убирайтесь, – приказала Кэт, сворачивая на Френч-стрит. Всегда можно снова найти мистера Эммета Статлера, если Томас Зинтермут откажет ей в займе, хотя, что бы там ни говорил Коннор, Кэт сомневалась в подобном исходе. А если придется иметь дело с мистером Эмметом Статлером, она заставит его заплатить за попытку одурачить ее. Кэт оставила Статлера на углу, растерянного и сконфуженного.

* * *

      Каждый день Коннор сообщал Кэт о температуре воздуха. Невыносимо было видеть самодовольное выражение его лица, когда двадцать первого декабря он объявил, что за окном сорок два градуса ниже нуля.
      – Сегодня чудесный день для венчания в церкви, – заметил он, – даже вино для причастия замерзнет.
      – Вино не замерзает, – урезонила его Кэт и отправилась в банк, где у нее была назначена встреча с Томасом Зинтермутом. Томас потерял свою горячо любимую молодую жену до приезда Кэт в Брекенридж. Кэт случайно выяснила это на одном из балов. Бедняга умирал от желания поговорить о своей Кларе, а его друзья, из ложного сочувствия, отказывали ему в этом, уклоняясь от таких разговоров. Однако, Кэт, встречаясь с ним по разным поводам, слушала его горестные излияния и одобряла его стремление сохранить эти воспоминания об утраченной любви.
      – Как вы, должно быть, счастливы, храня такие чудесные воспоминания, – заметила Кэт во время одной из таких бесед. Томас, казалось, сильно удивился, что она может считать его счастливым, но изменил свое мнение, когда Кэт привела страдальцу образец своих собственных воспоминаний о семейной жизни с Мики.
      – Кэтлин! – воскликнул Томас Зинтермут, и улыбка осветила его серьезное лицо, когда Кэт появилась в его конторе. – Как я рад тебя видеть!
      – Как поживаешь, Томас? Надеюсь, тебе лучше?
      – Не совсем. – Его лицо снова приняло мрачное выражение. – Но с твоей стороны очень мило, что ты зашла ко мне.
      – На самом деле я пришла к тебе с предложением, которое может стать весьма выгодным для нас обоих.
      – Правда? – удивился Томас, но внимательно выслушал Кэт. Когда она закончила, банкир с сомнением произнес: – Обычно, мы не ссужаем денег женщинам. Как к этому относится Коннор?
      – Томас, ты меня разочаровал! – воскликнула Кэт, одаривая собеседника притворно неодобрительной улыбкой. На самом деле ей хотелось зарычать на него. Мужчины поистине несносны. – Я являюсь владелицей ранчо неподалеку от Диллона, – продолжала она. – Коннору это неинтересно, так что ты должен оценить мое предложение по достоинству, принимая во внимание, что Я разведала месторождение «Девушка из Чикаго» и МНЕ принадлежит половина этого рудника.
      – Это верно, – задумчиво произнес Зинтермут.
      – Полагаю, я могла бы предложить тебе процент от доходов рудника или ранчо, но сначала скажи мне, как по-твоему, смогу я продать масло или нет.
      – О, Господи, – сказал Томас Зинтермут, – масла всегда не хватает. Я сам стану первым покупателем. Честно говоря, не пойму, почему до сих пор колеблюсь. – Его лицо осветила радостная улыбка. – Наши фонды в твоем распоряжении, моя дорогая Кэтлин.
      Кэт не только получила заем, но и сам президент банка Томас Зинтермут лично провел ее, как королеву, по банковскому залу, пол в котором был выложен красивой плиткой. По пути домой Кэт беспокойно размышляла, что помогло ей получить кредит: ее хитроумный план использовать пристрастие горняков к маслу или способность сочувственно выслушать человека, который мог одолжить ей деньги. Теперь Кэт припомнила, что на вечеринке «добро-пожаловать-домой-после-похищения» Томас явно расстроился, узнав, что они с Коннором решили пожениться, но, разумеется, это ей всего лишь показалось.
      «Дареному коню в зубы не смотрят», – говаривала ее мать, и Кэт вовсе не думала поступать так по отношению к банковскому кредиту. Если Зинтермут дал ей денег потому, что страдал от неразделенной любви, она все равно возьмет их. Теперь нужно начинать обзаводиться покупателями масла на каждой рудничной кухне, в каждом пансионе, в каждой бакалейной лавке графства. Коннор, конечно, будет возражать, так как погода неподходящая для путешествий, но Кэт собиралась воплотить свой проект в жизнь, что бы он там ни говорил. Этот самоуверенный индюк думал, что она не получит заем. Ха!

* * *

      – Том дал тебе денег?
      – Конечно, ведь мы хорошие друзья, – с важным видом ответила Кэт.
      – Ты и Томас Зинтермут? – сказал Коннор.
      – А почему бы и нет? Он приятный молодой человек. С хорошими манерами. И он видит большие возможности в развитии рынка масла, который, кстати, я собираюсь незамедлительно исследовать. Думаю начать с Десятимильного каньона.
      Коннор кивнул, и Кэт заметила, как он переглянулся с Августиной Макклауд, словно они были рады, что Кэт уезжает. С большим трудом удалось ей затушить пламя ревности, вспыхнувшее в ее сердце. Она уезжает на три дня, а Коннор ведет себя так, будто ему все равно. Наверное, он только плечами пожал бы, скажи Кэт, что не приедет на Рождество.

      Кэт вернулась домой двадцать четвертого декабря. Стоял прекрасный зимний день; пощипывал морозец, но никакого снегопада не ожидалось. Тот снег, что выпал днем раньше, утоптался и лежал плотным слоем. Никто не откликнулся на ее зов из проходной комнаты. Тогда Кэт, решив, что никого нет дома, сняла теплую накидку и прошла в кабинет Коннора, чтобы написать за его письменным стулом коротенькое письмецо Мейв с рассказом о ее новом проекте по производству масла и ответить на вопрос матери, что даты венчания еще не назначили из-за упрямства Коннора, возражавшего, чтобы церемония проходила в церкви.
      – Ну, пожалуй, пора.
      Кэт подпрыгнула. Она не думала, что в это время Коннор может быть дома, и с досадой ждала критических замечаний по поводу производства масла и банкира, который согласился финансировать такое гиблое дело. В то утро, когда Кэт уезжала, Коннор пробормотал, что со времени смерти Клары деловое чутье стало изменять Томасу Зинтермуту.
      Кэт безмерно удивилась, когда Коннор схватил ее за руку и потащил через весь дом, обронив лишь:
      – Пошли.
      – Я наверх не пойду, – запротестовала, она. – Ты ведь знаешь, эта башня напоминает мне… о нем.
      – Сделай милость, не перечь мне, – сказал Коннор, увлекая ее за собой вверх по лестнице. Здесь Кэт обнаружила, что комната совершенно преобразилась. Темные рамы и двери были выкрашены белой краской. Обои, наклеенные Дидериком, заменены шелковистыми бледно-зелеными. Подержанная мебель, которую она сюда поставила, исчезла. Теперь здесь стояли резные шкафы: из золотистого дуба, а на окнах и на балконной двери висели белые кружевные занавески и темно-зеленые гардины с золотой бахромой и с золотыми кистями. Большая кровать с пологом на четырех столбиках такого же дуба, что и шкафы, покрытая покрывалом, в котором сочетались зеленый, белый и золотистый цвета, стояла наискосок от приоконной скамьи с подушками, обтянутыми такой же материей. На полу лежал красивый ковер, а для освещения предназначались лампы с цветными стеклами и подсвечником. Кэт медленно поворачивалась, потрясенная красотой комнаты, потом вопросительно посмотрела на Коннора.
      – Это мой рождественский сюрприз, подарок тебе, – объяснил он. – Я все-таки думаю, что мы тут будем мерзнуть, но мне хотелось, чтобы эта комната понравилась тебе и больше не напоминала о Дидерике.
      «Как же ему удалось устроить все так, чтобы я ничего не знала?» – удивилась Кэт.
      – Может быть, поставить здесь печку? – размышлял Коннор, раздвигая занавески и открывая вид на заснеженные горы. Потом он повернулся к Кэт и сказал: – Наконец-то мы одни. – Ладонями он обхватил ее талию и наклонился, чтобы поцеловать. Застигнутая врасплох, Кэт попыталась уклониться. – В чем дело? – спросил Коннор.
      – Ни в чем, – последовал краткий ответ. От поцелуя у Кэт перехватило дыхание и по телу пробежала дрожь.
      – Хорошо. Давай ляжем.
      – Коннор, среди бела дня!
      – Ну и что?
      – В любую минуту кто-нибудь может войти…
      – Не войдет.
      – Но не можем же мы…
      – Почему нет? Ведь смогли же три раза до этого. Если ты не хочешь выходить за меня замуж, то должна удовлетворять мои мужские желания без благословения церкви.
      – Ничего такого я делать не буду, – сказала Кэт слабым голосом, теряя решимость из-за его насмешливого тона.
      – И потом, есть еще и твои женские желания. – Коннор поднял ее на руки и понес к новой кровати. – Охотно признаю, что они меня удивили, когда я впервые обнаружил их.
      – Ты пытаешься меня смутить.
      – Я пытаюсь овладеть тобой или позволить тебе овладеть мной. – Он уложил Кэт на шелковое покрывало, окидывая ее насмешливо-решительным взглядом.
      «Он шутит», – решила Кэт, но Коннор снова поцеловал ее, убеждая, что настроен серьезно. Его руки были повсюду, распутывая завязки, шнурки, расстегивая пуговицы, его поцелуи воспламеняли до тех пор, пока у Кэт не осталась лишь одна мысль – о том, чтобы как можно быстрее слиться с его телом.
      – Так-то лучше, – вздохнул Коннор. Они плыли по волнам любви, но взрыв страсти захватил влюбленных раньше, чем те успели насладиться прикосновениями и поцелуями друг друга. – Это всего лишь проба, любимая, – прошептал Коннор. – Так ты не захочешь слишком долго ждать.
      Кэт открыла глаза и улыбнулась ему, надеясь, что теперь-то Коннор согласится венчаться в церкви. Что же еще ему остается делать, если здание пожарной команды собираются перемещать на новое место на Главной улице? Неужели он хочет праздновать свадьбу в доме, который окажется где-нибудь на перекрестке?
      К большому разочарованию Кэт, Коннор ни слова не сказал о женитьбе. Кэт, по мере того, как рассеивалось сияние любовной страсти, попыталась утешиться роскошью такого дорогого рождественского подарка.
      – Как же тебе удалось осуществить все это так, чтобы я ничего не узнала? Никогда в жизни я не видела более красивой комнаты.
      – Все выбрала Августина, – вздохнул Коннор, – не говоря уже о шитье.
      Кэт нахмурилась и села на кровати. Это объясняло перешептывания между Коннором и Августиной, но как девушке удалось выкроить время?
      – Как же она ухитрилась справиться со своей работой и сделать все это?
      – Потратила несколько вечеров, – признался Коннор.
      – В таком случае, надеюсь, ты заплатил ей?
      Коннор, казалось, удивился.
      – Она же сама вызвалась помочь мне, милая. Ей хотелось сделать тебе приятное. Не сомневаюсь, Августина обиделась бы, предложи я ей деньги.
      Кэт спустила ноги с кровати, думая, что труды Августины – это тот вид неоплаченной работы, которую и сама Кэт выполняла всю свою жизнь. Если бы во время болезни отца его салуном управлял мужчина, то он, конечно, получил бы плату, а Кэт не только ничего не получила, но даже не была упомянута в завещании. Как несправедливо, что труд женщины считается само собой разумеющимся, а труд мужчины вознаграждается. Только Шон назвал Кэт одной из наследниц своего состояния, признав тем самым ее вклад в семейное дело. «Ладно, я сама заплачу Августине», – решила Кэт и стала одеваться. Коннор, несколько озадаченный, последовал ее примеру.
      Спускаясь по лестнице, Кот вспомнила слова Марси: «Вы не можете продолжать спать с ним. Рано или поздно, вы забеременеете». Эта мысль казалась Кэт пугающей, хотя всего месяц назад она с радостью думала о своих собственных детях, которые могут быть у них с Коннором. Мрачное настроение не оставляло Кэт до тех пор, пока на пороге не появился Шон с детьми, лепечущими рождественские поздравления. И праздник, обещавший быть унылым, превратился в радостный, благодаря веселому детскому смеху.

* * *

      Двадцать пятого декабря на рождественской службе Коннор прошептал на ухо Кэт:
      – Ты действительно думаешь, что можно венчаться в этом леднике? С тем же успехом мы могли бы провести церемонию на углу Линкольн-стрит и Главной улицы или же просто посреди дороги…
      – …где скоро окажется здание пожарной команды, – прервала его Кэт.
      – …или еще лучше, на мосту, где все мы будем мерзнуть: порядочные леди на восточном берегу, а твои протеже из «Клуба джентльменов» – на западном.
      Кэт поджала губы и ничего не ответила.

* * *

      – Августина, – сказала Кэт, когда они вместе наводили порядок после праздника, – я хочу заплатить тебе за работу, которую ты проделала в комнате наверху.
      – Не нужно, мисс Кэт, – улыбаясь ответила Августина. – Я работала с удовольствием.
      – Я тебе верю, – согласилась Кэт, – но все-таки это труд, которым ты могла бы зарабатывать себе на жизнь.
      Августина изумленно взглянула на хозяйку.
      – Не понимаю, каким образом, – заметила она, споласкивая фарфоровый сервиз Кэт.
      – В городе полно людей, у которых больше денег, чем вкуса. Почему бы им не заплатить тебе за то, что ты сделаешь их жилище красивым и уютным? Возьмем, к примеру, ту гостиную, что на моей половине дома. У Шона было достаточно денег, чтобы купить приличную мебель, однако он позволил своей жене обставить гостиную. Поверь мне, сейчас она гораздо лучше, чем когда я впервые увидела ее, и все равно, это ужасная комната. А если Ингрид возвратится, я уверена, она вернет ее в первоначальное безвкусное состояние.
      Облако грусти легко на личико Августины.
      – Я думала, его жена умерла.
      – Нет, – сказала Кэт. – Она сбежала. Никто не знает куда.
      – Понимаю. – Девушка снова занялась посудой. – И все-таки я никогда не слышала, чтобы постороннему человеку платили за обустройство дома, если он не плотник и не маляр.
      – Так делается в больших городах, – пояснила Кэт. – Может быть, ты захочешь попробовать?
      Августина терялась в сомнениях.
      – Ты могла бы дать объявление в газету, а потом показать возможным заказчикам комнату, которую обставила здесь.
      – Если они придут, – заметила девушка.
      – Ну, если не придут, ты почти ничего не потеряешь, а в случае успеха ты сможешь продавать мебель и драпировки за цену, немного превышающую первоначальную стоимость товара.
      – У меня нет денег, чтобы купить мебель и ткани.
      – Я тебе дам в долг, – пообещала Кэт. – Недавно я размышляла обо всех девушках, которым нашла мужей. Однако, вряд ли все они хотели выйти замуж. Мне пришла в голову мысль, что я проявила близорукость. По-моему, у женщины должен быть и другой выбор, кроме замужества, и в будущем я хочу создать возможность заняться каким-то делом для тех женщин, что приезжают сюда из Чикаго.
      – Замужество не такая уж плохая участь, – мудро рассудила девушка, но потом, вздохнув, добавила: – Наверное, мне все же следует принять ваше любезное предложение, мисс Кэт.
      – Хорошо, – ответила Кэт, несколько озадаченная отсутствием энтузиазма со стороны Августины. Такая талантливая женщина должна была прийти в восторг от перспективы иметь свое собственное дело. – Завтра же поместим объявление в «Лидере».
      Августина кивнула и протянула Кэт мокрый соусник.
      Вытирая его, Кэт не переставала размышлять о предложении, которое только что сделала Августине, и о причинах, побудивших ее к этому. Не думала ли она о самой себе и о своем выборе? В последнее время Коннор, казалось, был так недоволен ее деятельностью. Например, когда Кэт сказала ему, что не сможет присутствовать на званом ужине, потому что у нее заседание школьного совета, он встретил это сообщение с нескрываемой холодностью. Неужели им придется все время быть в натянутых отношениях из-за того, что Коннор убежден, будто его дела важнее?
      Однако, когда они осматривали новую комнату в башне, Кэт почувствовала, что могла бы отказаться от всех возможностей выбора, стоявших перед ней, кроме одного – замужества. От этой мысли сжалось сердце, и она с грустью поняла, что душа ее в смятении разрывается между любовью и стремлением к независимости. «Почему женщинам выпадает такая доля?» – с грустью подумала Кэт. Она ведь действительно любит Коннора и хочет быть с ним до конца жизни, но не за счет тех надежд, которые питает на будущее.

* * *

      – А это фотография малышки. Джеймс сфотографировал ее, – сказал Шоп.
      – Какая хорошенькая! – прошептала Кэт. Ей так хотелось иметь ребенка. Кэт понимала, что в этом и заключается проблема: она хочет всего – осуществить все свои проекты, выйти замуж за любимого человека, иметь от него ребенка… но они с Коннором так и не стали ближе к соглашению, чем в тот день, когда он отказался венчаться в ледяной церкви. В сущности, трения между ними усиливались с каждым днем. Когда появился первый заказчик Августины, Коннор обиделся и сказал Кэт, что вдохновляя Августину на новый проект, она заставляет его выглядеть скрягой, раз он не заплатил девушке за работу.
      – Я ей заплатила, – уверила его Кэт, думая, что Коннор с облегчением услышит это.
      – Понятно, – холодно проговорил он. – Ты заплатила за свой рождественский подарок.
      Кэт ужасно расстроилась. Что бы она ни сделала, все, на взгляд Коннора, было неправильно.
      – Шон, – нерешительно обратилась к брату Кэт, – ты знаешь, что Коннор отказывается венчаться в церкви?
      – А ты хочешь, чтобы я встал на твою сторону, верно?
      – Конечно.
      – Разбирайтесь сами, – посоветовал Шон. – Я не собираюсь проводить остаток дней в метаниях между двумя такими тупоголовыми мулами, как вы с Коннором. Откровенно говоря, я не одобряю эту женитьбу. В принципе, я планировал…
      – Ты что делал?
      – Вы с Коннором просто созданы друг для друга. Я понял это в прошлом году, в январе.
      – Ты невыносимая тупица! – выкрикнула Кэт и, засмеявшись, бросила в брата подушку, как когда они были детьми. Потом всхлипнула и обиженно спросила: – Если мы созданы друг для друга, то почему тогда не женимся?
      – Только ты можешь ответить на этот вопрос, сестренка. Если вас обвенчает священник, не вижу разницы, где будет проходить эта церемония. Ты ведь не хочешь простудиться, венчаясь в ледяной церкви?
      – Почему ты во всем обвиняешь меня? – защищалась Кэт. – Коннор все время придирается. Не хочет, чтобы я была в школьном совете, не хочет, чтобы занималась делами…
      – Может быть, он ревнует.
      – Глупости. Я никогда не интересовалась другими мужчинами.
      – Ревнует ко всем, кто претендует на твое внимание.
      – Но это же глупо. Я ведь не жалуюсь, что он проводит большую часть времени, занимаясь делами.
      – Коннор хочет обеспечить тебе хорошую жизнь, – сказал Шон.
      – Я могу сама себя обеспечить, – рассердилась Кэт.
      Шон нахмурился.
      – Ты случайно не заметила, что в твоем «да» было больше страсти, чем любви?
      – Тот, кто знает разницу между тем и другим, уверил меня, что я влюблена, – сухо обронила Кэт.
      – И кто же это мог быть? – Шон говорил еще серьезнее, чем когда спрашивал Кэт об истинной природе ее чувства, будто сам не допустил подобной ошибки. Думал ли он об Ингрид? Теперь Шон подшучивает над ней, но Кэт не собирается рассказывать ему, что источником ее знаний о любви является Марселла Вебер. Она не станет расстраивать брата, упоминая бывшую хозяйку Ингрид. И все-таки Кэт не удержалась, чтобы не спросить:
      – Полагаю, ты ничего не слышал об Ингрид?
      – Ни единого слова, – ответил он. – А ты? Кэт покачала головой.
      – Ну тогда, думаю, надо избавиться от ее одежды, – мрачно сказал Шон. – Как ты думаешь, Августине понравятся ее платья? Она почти одного роста с Ингрид.
      Кэт не хотела говорить, что Августине Макклауд, похожей на настоящую леди, безвкусные яркие наряды Ингрид будут совсем не к лицу.
      – Нет, пожалуй, не подойдут, – ответил Шон на собственный вопрос и переменил тему. – Я уже два месяца не кашляю. Доктор говорит, что я вылечился.
      – Шон, я так рада… – Кэт поколебалась с минуту, потом добавила: – Мама говорит, ты должен развестись с Ингрид, но церковь, конечно, не допустит этого. Я понимаю, это неправильно…
      – Не беспокойся, сестренка. Я уже занялся этим. – Шон замялся. – Дело в том, что мы не венчались в церкви, поэтому ни Мейв, ни церковь не могут воспрепятствовать разводу.
      Почему Шон увлекся Ингрид? Страсть? Одиночество? Кэт не хотелось обсуждать эту тему со своим братом, тем более, что теперь ей было известно, чем раньше занималась Ингрид.
      – Ну, ладно, – сказал Шон, направляясь к своей спальне, – пойду посмотрю одежду Ингрид.
      Несколько минут спустя Кэт услышала, как он кашляет, и сердце у нее похолодело от страха.
      – Это было из-за нее, – сказал Шон, появляясь в дверях. – Я открыл ее гардероб, сделал глубокий вдох и начал кашлять. – Он поднял руку с зажатым в ней платьем, зарылся лицом в ткань и упал в кресло-качалку, заходясь в безудержном кашле.
      – Духи! – догадалась Кэт, отбирая у брата платье Ингрид. – Она всегда была пропитана духами.
      – Господи! – воскликнул Шон. – Все это время я думал, что умираю, что у меня неизлечимая болезнь легких, а причина была в этом проклятом запахе. Просто не верится!
      – Я проветрю все эти платья, – сказала Кэт, – и отдам их в церковь. – Потом ей в голову пришла мысль, что лучше отдать их девушкам Марси, а церкви пожертвовать деньги.

* * *

      – Куда ты идешь, Кэт? – спросил Коннор, собиравшийся вместе с Шоном уладить кое-какие дела. – Полагаю, если тебя нет дома, то, значит, ты выступаешь за закрытие салунов, борешься за право голоса для женщин, присутствуешь на заседании школьного совета или пытаешься превратить свой маслобойный бизнес в национальную корпорацию.
      Кэт собиралась в монастырь Св. Гертруды повидаться с сестрой Фредди, которая прислала записку, что им надо поговорить о венчании. Однако, раз Коннор заговорил таким саркастическим тоном, Кэт решила не упоминать о свадьбе.
      – На тот случай, если ты не заметила, напоминаю, что в доме двое детей, за которыми нужен присмотр, – продолжал он, заматывая вокруг шеи теплый шарф, который подарила ему Кэт. – Кто присмотрит за ними, пока ты…
      – Не беда, – вмешался Шон, – Августина может присмотреть за Фибой и Шоном-Майклом.
      – У Августины нет времени смотреть за детьми, – сказал Коннор. – Кэт наладила ей бизнес.
      – Ну, не настолько уж я и занята, – ответила Августина, улыбаясь Шону.
      Кэт во все глаза смотрела на этих двоих, озадаченная их выразительными взглядами друг на друга. Потом, вспомнив о деле, она вышла из дома. Преподобная мать Хильда не разрешила Кэт сделать Фредди подружкой невесты. Не было еще случая, чтобы монахиня принимала участие в свадебной церемонии. Впрочем теперь это не имело значения. Не похоже, что им с Коннором когда-нибудь понадобятся свидетели на свадьбе. Об этом Кэт и сказала Фредди, когда они сидели на койке в ее келье в монастыре Святой Гертруды.
      – Скажи на милость, Кэтлин, зачем мне навлекать на свою голову гнев матери настоятельницы, если вы с Коннором никак не можете договориться?
      – Коннор хочет, чтобы все было так, как он сказал, – сердито жаловалась Кэт. – Говорит, в церкви слишком холодно и мы должны венчаться в здании пожарной команды. А еще он хочет, чтобы я бросила свои деловые начинания, мои политические воззрения и мои…
      – Но такова женская доля, разве не правда? – спросила Фредди.
      – Тебя это не касается, – вздохнула Кэт. – Ты когда-нибудь будешь управлять монастырем. Ну почему я не способна жить вот так?
      – Ну почему же нет? Если поступишь в послушницы сейчас, то к пятидесяти годам будешь помощницей настоятельницы.
      Кэт бросила на подругу изумленный взгляд, полный ужаса.

* * *

      Тридцать первого декабря приехала Мейв с Джеймсом и малышкой Бриджит. Кэт была удивлена и с беспокойством гадала, что явилось причиной такого визита. Она радостно встретила мать и поместила ее в комнате Шона, сказав брату, что тот может пожить в комнатушке Дженни на половине Коннора, а детей она возьмет в свою спальню.
      – Скажи, Кэтлин, – заявила Мейв, уложив Бриджит, – почему вы с Коннором до сих пор не назначили день свадьбы? Сколько времени ты собираешься жить незамужней в одном доме с мужчиной? Пока не…
      – Мы не живем вместе в этом смысле, мама, – прервала ее Кэт, скрестив при этом пальцы, так как был все же плотский грех.
      – Ты говоришь, все дело в выборе места, – настаивала Мейв, не обращая внимания на восклицание Кэт. – Ладно, церковь, действительно, неважная, тут Коннор прав, но кто из священников будет вас венчать? Коннор отказывается пригласить отца Эузебиуса?
      – Нет, мама, и дело даже совсем не в церкви, – призналась Кэт. – Я не уверена, что Коннор до сих пор хочет на мне жениться. Если бы хотел, то не был бы таким несговорчивым. – Хотя раньше ей казалось, что комната в башне – это выражение его любви, теперь Кэт поняла, что это просто уединенное место, где он может быть с нею наедине, не соглашаясь на ее условия.
      – А почему он вдруг передумал? – спросила Мейв. – Из твоего письма я поняла, что Коннор сделал тебе предложение не по каким-то рассудочным соображениям, а подчиняясь чувству.
      – Кроме того, есть еще я, – сердито выпалила Кэт. – Я не уверена, что хочу выйти замуж.
      – Кэтлин Фицджеральд! – воскликнула Мейв. – Ты опять за свое! Сколько раз тебе повторять: женщина должна выйти замуж, чтобы у нее был хлеб на столе, если только она не хорошо обеспеченная мужем вдова.
      – Мне не нужен мужчина, чтобы содержать меня, – сердито сказала Кэт. – Я вполне способна делать это сама.
      – Как? Твоим маслобойным бизнесом? Вряд ли это можно считать верным источником доходов.
      – Я владею половиной рудника, за которую мне перед Рождеством предлагали пятьдесят тысяч долларов, – заявила Кэт.
      – Пятьдесят тысяч долларов! – Мейв с минуту обдумывала эту новость. – И все-таки рудники требуют вложения средств, а потом истощаются. И что ты будешь делать тогда? Одинокая, обнищавшая старая дева. И я надеюсь, ты не собираешься вечно жить с Шоном. Он уже предпринял шаги, чтобы освободиться от этой ужасной женщины, которая его бросила. И он, кончено, будет искать себе новую жену. Зачем же, по-твоему, Шон женился в первый раз, если он не из тех мужчин, которым нужна хозяйка в доме? Так вот, Кэтлин. Ты должна выйти замуж за Коннора, как угодно, даже если священник соединит ваши руки в твоей собственной гостиной, как какой-нибудь безбожной протестантской паре.
      Кэт в отчаянии взглянула на мать. Она сама не знала, чего хочет. Не знала, чего хочет Коннор. Единственное, что Кэт знала наверняка, это то, что она не допустит, чтобы мать принимала решение вместо нее.
      – Мама, – сказала Кэт, – мы говорим о моей жизни, о той жизни, которая мне еще осталась. На этот раз я сама должна принять решение.
      – НА ЭТОТ РАЗ? – переспросила Мейв. – Как будто я несу ответственность за тот безумный выбор, что ты сделала в прошлом – вышла замуж за Мики. Разве это была моя идея?
      – Нет, – ответила Кэт, – но можешь быть уверена, я извлекла урок из моей ошибки.
      – Сдается мне, Кэтлин, что ты плохо выучила урок.

      Встречая первый день нового года, все подняли стаканы с некрепким пивом за 1888-й год, и Кэт с грустью вспомнила, какой доверчивой и счастливой она была всего месяц тому назад, когда приняла предложение Коннора. Теперь все смешалось в ее душе. Кэт подозревала, что Коннор, не сказавший ни слова о свадьбе с того самого дня, когда они вдвоем были в комнате наверху, теперь хочет отказаться от своего предложения, но не решается, так как это поставит в неудобное положение сестру его лучшего друга.
      Кэт оглядела комнату, еще с Рождества украшенную зелеными сосновыми ветками. Украшала гостиную, конечно же, Августина. Сейчас девушка стояла вместе с Шоном у печки. Они вели какой-то задушевный разговор. Джимми пригласил друга, и они, как все подростки, пользуясь случаем, уничтожали остатки угощения. Возле двери, которая вела на половину Коннора, бывший жених Кэт беседовал с Мейв и Джеймсом. Джеймс смеялся, наверное, рассказывал какую-нибудь историю. Мейв разрумянилась от удовольствия. Коннор положил руку отцу на плечо.
      «Какие они все счастливые, – подумала Кэт. – А я как призрак на этом празднике».
      Заметив, что Коннор направляется к ней, Кэт улыбнулась.
      – Если бы у меня не было никакого соображения, я бы тебя похитил, – прошептал он ей на ухо. – Все эти дни мы ни одной минуты не побыли наедине. Не успели мы избавиться от Гретель, как появилась Августина. Потом вернулся твой брат, и…
      – Половина этого дома принадлежит ему, Коннор.
      – Наверное, надо поехать в Диллон и выгнать тех людей из твоего домика на ранчо.
      Кэт закусила губу. Кажется, будто Коннор еще что-то чувствует к ней. Но это не любовь, а похоть.
      – Нам пришлось бы самим доить коров в холодном амбаре, – напомнила Кэт, решив отвергать все планы, которые он мог бы строить, чтобы снова затащить ее в постель.
      – И заниматься любовью перед теплым очагом. Или ты забыла нашу ночь на ранчо? – прошептал он.
      Кэт покачала головой. Нет, она не забыла – ни ту ночь, ни день в комнате наверху. По правде говоря, сердце ее трепетало при этих воспоминаниях. Если бы Кэт не была уверена, что не беременна, она попросила бы Коннора жениться на ней, и не важно где состоится церемония и насколько он сам хочет этой женитьбы.
      – Я согласен, чтобы нас обвенчал отец Эузебиус, – сказал Коннор, – но не собираюсь уступать тебе во всем.
      «Ты вообще ни в чем не хочешь уступать, – подумала Кэт. – Относишься к женитьбе с такой же опаской, как и год назад». – Здание пожарной команды собираются передвинуть: скатить на Линкольн-авеню, а потом переместить на Главную улицу, – сообщила Кэт. – Не можем же мы устраивать свадьбу в доме, который тянут по городу канатами.
      – Хорошо. Как насчет зала мэрии?
      – Церковь, – настаивала Кэт. Это был ее долг как настоящей католички, и Коннор знал это. Просто он хотел взять над нею верх.
      – Зал пожарной команды, и мне все равно, в каком месте находится здание, – заявил Коннор.
      «Неужели он и вправду хочет разорвать помолвку?» – подумала Кэт.
      – Все ссоритесь, дети? – поинтересовался Шон. – Что за манера так начинать новый год.

* * *

      Второго января Джеймс и Мейв взяли ребенка и отправились в Брэддок, где намеревались провести ночь и воспроизвести, как предполагала Кэт, сцену соблазнения Мейв.
      – Это будет второй медовый месяц, дорогая! – заявил Джеймс.
      Первый предшествовал их свадьбе. Кэт призналась самой себе, что они с Коннором не лучше, а вот для них, быть может, не уготовано свадьбы.
      Когда родители уехали, а Шон и Августина взяли с собой детей и отправились наносить новогодние визиты, Кэт оказалась одна с Коннором, который улыбнулся и сказал:
      – Посмотрим снова комнату в башне, дорогая?
      – Нет, – решительно отказалась Кэт.
      – Нет? – Вид у него был расстроенный. – Кэт, ты больше не любишь меня?
      – Почему ты об этом спрашиваешь?
      – По-моему, ты не очень хочешь замуж.
      – Ты тоже не торопишься жениться, – выпалила Кэт.
      – Да, не хочу. С радостью сбежал бы в этот день. Накинул бы пальто и….
      Кэт опустилась в кресло. Так и есть: он хотел жениться на ней, но на своих условиях, а Кэт не знала, как сказать то, что давно вертелось у нее на языке.
      – Коннор, – нерешительно перебила она его. – Я уже не уверена, что ты должен жениться именно на такой женщине, как я. Мне хотелось бы кое-чего добиться в жизни, а ты, кажется, против.
      – Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказал Коннор. – Чему я противился из того, что ты делала?
      – Лучше спроси, поддержал ли ты хоть что-нибудь из того, чем я занималась, – пробормотала она, потом твердо заявила: – Я люблю тебя, Коннор, и хочу провести жизнь рядом с тобой, но не хочу прожить ее в качестве твоей служанки.
      – Ну, а кто тебя просит ею быть? – возмутился Коннор. – Для этого у нас есть девушки из Чикаго. Не думаю, что твоя мать перестанет направлять их сюда после того, как мы поженимся.
      – Да, я тоже считаю, что они впредь будут приезжать, – согласилась Кэт, – но каждый раз, как я пытаюсь сделать что-то интересное, ты возражаешь.
      – Что, например?
      – Все. Тебе не нравится моя борьба за трезвость. Потом, школьный совет. Ты думаешь, я должна бросить это дело, потому что мы намерены пожениться. И борьба женщин за право голоса. Я считаю, что женщины должны иметь право голосовать, и собираюсь сделать для этого все, что в моих силах.
      – Насчет этого я не возражал, – запротестовал Коннор.
      – Неужто? А если мне понадобится работать в официальной должности? Что если я захочу стать мэром Брекенриджа или губернатором Колорадо? Как бы ты отнесся к этому?
      – Я был бы чрезвычайно удивлен, – сказал Коннор, – если бы услышал, что ты или еще какая-то женщина получили такой пост.
      – А если бы получила? – сердито настаивала Кэт.
      – Не знаю, Кэт… правда… Боже милостливый, сомневаюсь, что на свете есть мужчина, способный представить себя… супругом губернатора. Какое место я бы занял? Стал бы подавать чай женам законодателей?
      Кэт не смогла удержаться от смеха, и Коннор почувствовал облегчение.
      – Я говорю серьезно, Коннор, – быстро добавила она. – Я серьезно отношусь к праву женщин голосовать и заниматься бизнесом. Я намерена продолжать развивать свои проекты, в том числе продажу масла и работу Августины по оформлению интерьеров, а ты критиковал и то, и другое. Из Чикаго будут приезжать новые женщины, которым я захочу помочь и предложить еще какой-то выбор, кроме замужества.
      – Ну, хорошо, пусть, так, – сказал Коннор. – Но ты ведь не передумала насчет нашей свадьбы?
      – Я просто не хочу отказываться от всего в жизни ради замужества, – умоляюще проговорила Кэт. – А ты? Ты бы захотел продать все, что у тебя есть, чтобы посвятить все свое время мне?
      – Ты хочешь сказать, продать «Девушку из Чикаго» и рудники вверх по Десятимильному каньону и…
      – Все рудники, – подтвердила Кэт.
      – Господи, милая, мужчины не делают этого. Они работают и содержат свои семьи.
      Кэт кивнула и отвернулась со слезами на глазах. Она получила ясное представление о том, к каким выводам пришел ее возлюбленный.

* * *

      На следующее утро Коннор уехал, оставив записку, что у него дела в Денвере. Мейв, Джеймс и малышка отправлялись домой вечером этого же дня. Перед посадкой на поезд Мейв сказала дочери, беседуя с ней с глазу на глаз:
      – Неблагодарное дело, девочка моя, восставать против общественных устоев. Такие новомодные идеи лишь принесут тебе несчастье. – Она взяла маленькую Бриджит, которую Кэт держала на руках, и добавила: – Если будешь продолжать в том же духе, то никогда не родишь такое милое дитя, как это.
      Кэт сглотнула комок, застрявший в горле, и помахала вслед отходящему поезду. Совет матери запоздал. Кэт была уверена, что по возвращении в Брекенридж Коннор разорвет помолвку. Он уже девять лет остается неженатым; без сомнения, решит и дальше вести такую же жизнь, а не связываться с женщиной, у которой возникают совсем не свойственные женщинам идеи.
      «Ладно, – с грустью подумала Кэт, – лучше снова заняться делами». Она отправилась домой и упаковала дорожную сумку, собираясь в очередную поездку по привлечению покупателей «Вкусного Сливочного Масла Фицджеральд». «Может быть, – размышляла Кэт, укладывая вещи, – стоит продавать не только масло, но и яйца», – хотя она знала, что куры подвержены болезням и могут внезапно подохнуть. Слеза покатилась по щеке, когда Кэт закрыла за собой дверь спальни. – Августина! – позвала Кэт, заглядывая в кухню. – Августина, я еду в Робинсон. Ты присмотришь за детьми?
      – Конечно, мисс Кэт. Я обожаю этих малышей. – Августина задумчиво улыбнулась. – Боюсь, я никогда не смогу стать такой деловой женщиной, как вы. Кажется, у меня больше склонности к домашнему хозяйству, чем я думала в те времена, когда работала в школе.

* * *

      Горькие мысли посещали Коннора на пути в Денвер. Почему он едет в такую плохую погоду улаживать дела с рудниками, которые сделают Кэт богаче; достаточно богатой, чтобы она могла отвергнуть его предложение выйти за него замуж? Предполагается, что женщины хотят выйти замуж, и при этом не предъявляют целый список условий своему избраннику. Кэт вела себя так, будто замужество – тюрьма, а он предлагает ей идти на каторгу. Коннор негодовал всю дорогу до перевала, потом задремал, а проснувшись обдумал доводы Кэт и признал, что она, возможно, высказала ряд ценных замечаний.
      Может быть, в будущем ему и удастся сделать Кэт «идеальной женой». Но что такое «идеальная жена»? Коннор никогда раньше не задумывался об этом. К тому времени, как он сошел с поезда в Денвере, в его голове уже возникли некоторые идеи по этому поводу. Например, Коннор считал, что «идеальная жена» должна быть набожной и отдающей много сил благотворительности – как Кэт – но не до такой степени, чтобы пытаться закрыть салуны или направить на путь истинный девиц легкого поведения. Хотя, поразмыслив об этом, Коннор так и не смог понять, что натолкнуло Кэт на мысль постучаться в дверь Марселлы Вебер.
      «И, разумеется, – рассуждал он, регистрируясь в отеле, – «идеальная жена» не пожелала бы получить официальный выборный пост; ей было бы все равно, есть у нее право голоса или нет, и уж, конечно, не стала бы говорить мужу, что если тот хочет, чтобы она отказалась от своих занятий, пусть сам сделает то же самое». Господи, он же описывает Розу Лорел! Это она-то «идеальная жена», с которой Коннор был так несчастен! Он уронил дорожную сумку на пол гостиничного номера и уставился на запруженные народом улицы Денвера за окном.
      Может быть, «идеальная жена» – как раз то, чего ему хотелось меньше всего? И может, он влюбился в Кэт потому, что она так непохожа на этот образ? Нужна ли ему жена, которая, как выразилась Кэт, «сидит дома и смахивает пыль с безделушек»?
      Чем больше Коннор размышлял об этом, тем больше убеждался в том, что соскучится до смерти, если ему удастся изменить Кэт. А она будет с ним еще несчастнее, чем была Роза Лорел. Ни он, ни Кэт не подходили под те критерии семейной пары, на которые ориентировались их современники.
      Садясь на поезд, чтобы ехать обратно в Брекенридж, Коннор уже не мог дождаться того момента, когда доберется до дому и уверит Кэт, что они смогут прекрасно ужиться вместе, и ей не понадобится меняться ни на йоту. И нужно будет поторопиться со свадьбой, пока здание пожарной команды не начало свое путешествие на Главную улицу. Коннор улыбнулся сам себе. Все-таки даже от такого человека с передовыми воззрениями, как он, нельзя было ожидать всех этих уступок, а эту холодную, жалкую церковь он просто ненавидит. Может быть, потом они с Кэт сделают пожертвование на ее ремонт.

* * *

      – Где Кэт? – спросил Коннор первым делом, вернувшись из Денвера.
      – Она поехала в Робинсон, – ответил Шон.
      – Проклятие, – посетовал Коннор. – Ты не знаешь, твоя сестра не передумала выходить за меня замуж?
      – Боюсь, друг мой, дело идет к этому. Кэт считает, что ты не способен ее понять…
      – …и собираюсь запереть ее на кухне, – добавил Коннор. – Я и не думал внушать ей такие мысли.
      – Ты не забывай, – сказал Шон, – жизнь научила Кэт, что этим кончается всякое ухаживание.
      – Жизнь и меня научила тому же, – задумчиво проговорил Коннор, – и я хочу воспользоваться шансом. И, ей-богу, Шон, я собираюсь жениться на твоей сестре и сделать ее счастливой. – Коннор сунул руки в карманы брюк и взглянул на лестницу, ведущую в комнату их медового месяца, которую они с Августиной обставили для Кэт. Да, черт побери, он намерен провести свой медовый месяц именно там и именно с Кэт! – Я знаю, как заставить ее передумать! – воскликнул Коннор и, бросив сумку на пол, выбежал из дома.
      Шон покачал головой. Что это нашло на Коннора? Эти двое упрямы как мулы. Бог знает, смогут ли они когда-нибудь поладить или же вечно будут спорить, смогут ли остаться вместе и не поубивать друг друга? Может быть, мысль о том, чтобы свести их, оказалась не такой уж блестящей, как он думал раньше.

* * *

      – Ты шутишь, Коннор, – не поверил Чарли Максвелл.
      – Нет, не шучу, – заявил Коннор. – Теперь я хочу, чтобы ты изложил все это на бумаге, а я подпишу в присутствии свидетелей.
      Чарли покачал головой.
      – Никогда ни о чем подобном не слышал.

* * *

      – Доброе утро, – сказал отец Эузебиус. – Вы готовы?
      «О, Боже мой, о каком заседании я забыла? – разволновалась Кэт. Что сегодня? Двенадцатое января. Наверное, комитет по обновлению церкви!» – Одну минуточку, я только переоденусь, отец Эузебиус. – Торопливо направляясь в свою комнату, Кэт гадала, почему вдруг он так удивился. Неужели священник думает, что она пойдет на заседание в старом домашнем платье? Для такого случая у нее есть новое платье из золотистой саржи с сапфирово-голубым жакетом и туникой, а юбка и отвороты отстрочены косичкой из такого же яркого мохера. Кэт быстро надела этот наряд и вышла в гостиную.
      – Вы пойдете вот в этом? – спросил отец Эузебиус.
      Кэт оглядела свое платье. Очень симпатичное, даже слишком нарядное для заседания комитета.
      – Да. А почему бы и нет? – ответила она, удивившись, с каких это пор священник стал интересоваться дамскими нарядами. Кэт надела пальто, обмотала голову шарфом, натянула теплые перчатки. – Это не в церкви? – поинтересовалась она, когда они повернули на Линкольн-авеню.
      Отец Эузебиус бросил на нее озадаченный взгляд.
      – Я думал, вы обо всем договорились, ведь в церкви так сквозит.
      – Да, отец, вы правы, – согласилась Кэт. – Этой зимой стоит очень холодная погода.
      – А я и не понял, что так решили из-за меня. Это очень мило с вашей стороны, Кэтлин.
      «Какая странная беседа», – подумала Кэт. Завидев здание пожарной команды, она сказала: – Как странно, что этот дом стоит здесь, будто огромный заснеженный великан, уснувший летаргическим сном. Надо бы им побыстрее его передвинуть. – Здание временно разместилось посреди Главной улицы, создавая большие неудобства.
      – Ну, надеюсь, сегодня его не будут двигать, – сказал отец Эузебиус.
      – Почему бы и нет? На мой взгляд, чем скорее, тем лучше. Опасно оставлять его посреди улицы.
      Отец Эузебиус, казалось, был чем-то смущен. Он опять покачал головой и пропустил Кэт вперед по узкой тропинке.
      – Боже мой, мы уже думали, вы не придете! – воскликнула сестра Фредди, поджидавшая их у входа.
      – По правде говоря, я совершенно забыла об этом.
      – Конечно, забыла, – рассмеялась молодая монахиня.
      – А вот и ты, Кэти. – Шон помог Кэт подняться на крыльцо, а потом протянул руку и Фредди.
      Когда Кэт обернулась, не переставая удивляться, почему Шон и Фредди присутствуют на заседании, и почему само заседание будет проходить в доме, который перевозят с места на место, ее брат уже помогал отцу Эузебиусу, а потом поднялся и сам.
      – Весьма необычно, – высказал свое мнение священник, направляясь по лестнице на второй этаж. Фредди пропустила Кэт вперед, а Шон замыкал шествие.
      – Какой неудачный выбор, – сказала Кэт. – А что, если дом упадет, в то время как мы будем в нем находиться?
      – Полгорода набилось сюда, как селедки в бочке, – сказал Шон. Они уже вошли в зал на втором этаже и увидели все собрание – даже больше, чем половина горожан разместились по рядам, разделенным широким проходом. Перед собравшимися был сооружен алтарь, у которого ее ждал Коннор. Мейв плакала в первом ряду с маленькой Бриджит на коленях, а Джеймс расположился рядом со своей треногой и фотокамерой. В боковом проходе стояли Дженни и Том. Джимми держался рядом с отцом.
      – Шон, – шепотом спросила Кэт, – что это еще за обман? Я не давала согласия…
      – Вот, – сказал он и вложил ей в руку тяжелый свиток. – Коннор отдал тебе все, о чем ты просила. Если сейчас ты не выйдешь за него замуж, значит, ты его не любишь.
      Все, о чем она просила? Кэт в смятении смотрела на документ, который держала в руке.
      – Прочти, – прошептал Шон, – пока гости совсем не потеряли терпение.
      Кэт медленно развернула документ и стала читать:
      «Я, КОННОР МАКЛОД-МЛАДШИЙ, БУДУЧИ В ЗДРАВОМ УМЕ И ТВЕРДОЙ ПАМЯТИ, ПОДТВЕРЖДАЮ В ОЖИДАНИИ ЖЕНИТЬБЫ НА КЭТЛИН МАРГАРЕТ ФИЦ-ПАТРИК ФИЦДЖЕРАЛЬД СЛЕДУЮЩЕЕ:
      ЧТО Я БУДУ ЛЮБИТЬ ЕЕ ВСЮ ЖИЗНЬ».
      Слезы навернулись на глаза Кэт, когда она прочитала эти слова.
      «ЧТО Я НЕ БУДУ ОЖИДАТЬ ОТ НЕЕ ВЫПОЛНЕНИЯ ДОМАШНИХ ОБЯЗАННОСТЕЙ ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТЕХ, ЧТО ПОТРЕБУЮТСЯ В СЛУЧАЕ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ.
      ЧТО Я НЕ БУДУ ОСУЖДАТЬ ЕЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ И СДЕРЖИВАТЬ ЕЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ УСТРЕМЛЕНИЯ.
      ЧТО Я НЕ БУДУ ВМЕШИВАТЬСЯ В ЕЕ РЕЛИГИОЗНУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИЛИ В БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЕ ПРОЕКТЫ, ЕСЛИ ТОЛЬКО ДАННЫЕ ПРОЕКТЫ НЕ УГРОЖАЮТ ФИНАНСОВОМУ РАЗОРЕНИЮ НАС ОБОИХ».
      Кэт нахмурилась, прочитав этот пункт, но все же не могла не увидеть определенную правоту и практичность такого решения.
      «ЧТО Я БУДУ ПОМОГАТЬ И ПОДДЕРЖИВАТЬ ЕЕ В ДЕЛОВЫХ ПРОЕКТАХ, ЕСЛИ В МОИХ СИЛАХ СПОСОБСТВОВАТЬ ЭТИМ ЗАМЫСЛАМ.
      И ЧТО БУДУ ПОСЕЩАТЬ ВМЕСТЕ С НЕЮ ВОСКРЕСНУЮ СЛУЖБУ, КОГДА ЦЕРКОВЬ ОТКРЫТА, А ТОЛЩИНА СНЕЖНОГО ПОКРОВА НЕ ПРЕВЫШАЕТ ВОСЕМНАДЦАТИ ДЮЙМОВ И ТЕМПЕРАТУРА ВОЗДУХА НЕ ОПУСКАЕТСЯ НИЖЕ НУЛЯ.
      СКАЗАННОЕ ВЕРНО».
      Внизу стояла подпись, смелый и решительный росчерк:
      «ДЖЕЙМС КОННОР МАКЛОД», – а еще ниже: – «ПОДТВЕРЖДЕНО ДВЕНАДЦАТОГО ЯНВАРЯ 1888-го ГОДА, БРЕКЕНРИДЖ, КОЛОРАДО».
      Потом шли подписи Чарльза Максвелла и Септимуса Эмбри, и стояла печать графства.
      – Довольна? – спросил Шон.
      Кэт осторожно свернула свиток и протянула его сестре Фредди вместе со своим пальто. Потом подняла глаза и встретилась взглядом с Коннором, ожидавшим ее на другом конце зала, вложила свою руку в руку брата и начала короткий путь к алтарю, который должен был закончиться ее замужеством.
      Отец Эузебиус, уже занявший свое место у алтаря, одарил новобрачных сияющей улыбкой.
      – Восемнадцать дюймов? – прошептала Кэт Коннору. – Снег здесь бывает глубиной в девятнадцать дюймов в течение всей зимы.
      Он улыбнулся в ответ на заслуженный упрек.
      – Но должен же я иметь какие-то уступки.
      – Я ведь венчаюсь в зале пожарной команды, так ведь?
      – Какие-нибудь проблемы? – забеспокоился отец Эузебиус.
      – Никаких проблем, отец. – Кэт подала руку Коннору и принесла свои брачные обеты в зале пожарной команды. После церемонии подали прохладительные напитки и некрепкое пиво, убрали стулья, и начались танцы. Обе местные газеты сочли событие достойным внимания, хотя полковник Финчер посетовал на отсутствие подходящих напитков для джентльменов. Шон объявил о своей помолвке с Августиной Макклауд, а Кэт поспешно прошептала ему: – Ты не можешь обручиться. Ты еще женат.
      – Это моя забота, – ответил Шон также шепотом.
      Так сложилась судьба девушек из Чикаго, прибывших в Брекенридж 1887-м году. Во время праздника двадцать семь неженатых мужчин обратились к Мейв с просьбой подыскать им хороших девушек в 1888-м году, а она строго приказала самым нетерпеливым ждать своей очереди.
      Коннор шепнул Кэт, когда они по обычаю поцеловались над свадебным тортом, разрезая его:
      – Ты чувствуешь, земля уходит из-под ног?
      – Это дом движется, – ответила она, – и должна сказать, здесь гораздо теплее, чем в церкви.
      – А в нашей комнате стоит чудесная печка.
      Кэт улыбнулась про себя. Она с нетерпением ждала, когда же можно будет снова осмотреть комнату в башне.