– И вы ведь не брали ее с собой сюда?

– Нет, Хоппи.

– Тогда, – логически рассуждая, продолжал мистер Униатц, – как она оказалась здесь на дереве?

Галлиполис вытер лоб насквозь пропитанным потом носовым платком и сказал:

– Это уже, черт побери, слишком.

– У кого-нибудь есть сигарета? – спокойно спросила Карина.

Саймон достал пачку. Сигареты были сухие. Он дал ей одну, вторую взял себе. Он заметил, что руки у нее грязные, в царапинах и тем не менее не дрожали, – он пристально вглядывался, чтобы в этом удостовериться.

– Итак, – сказал он после того, как дал ей прикурить, – я знаю, что наша грешная жизнь полна таинственности, но Хоппи, по-видимому, чем-то интересуется.

Ее темно-синие глаза остановились на слегах Марча, затем она перевела взгляд на четверых мужчин: Хоппи, Галлиполиса, Чарли Холвука и, наконец, Святого. Саймон понимал, что у всех них, включая Карину, вид довольно непрезентабельный. Только что ее положение было отчаянным, но она сохраняла спокойствие и была хладнокровнее, чем когда-либо раньше.

– Похоже на то, – сказала она, – что мы в буквальном смысле слова находимся в одной лодке.

– Не совсем, – поправил ее Саймон, – слеги ходят и по земле, хочешь верь, хочешь нет. Это, конечно, не «роллс-ройс», но для Эверглейдза – лучше не придумаешь.

– По земле? – Она оживилась. – Ты хочешь сказать, что на этой машине мы можем выбраться из болот?

– Но мы на ней приехали сюда.

– Саймон, – произнесла она, – благодарю Бога, что ты приехал на ней. Не надо терять времени, я должна выбраться на дорогу...

Саймон присел рядом с машиной, положив руки на колени; выпустил изо рта большое облако дыма. Он насторожился, словно одевшись в холодную броню отчужденности. Таким она никогда прежде его не видела.

– Я думаю, что ты неадекватно оцениваешь ситуацию, дорогая, – сказал он решительным тоном. – Вопрос стоит так: взять ли нам тебя с собой туда, куда мы сейчас направляемся, или оставить здесь, предоставив тебе возможность идти пешком к намеченной цели.

Саймон читал в ее глазах мучительную боль, но она продолжала не мигая, в упор глядеть на него.

– Понимаю, – сказала она, – я должна была начать сначала.

– Попытайся это сделать, – бесстрастным тоном предложил Саймон.

Ее сигарета разгорелась.

– Хорошо, – сказала она, стараясь подделаться под его тон. – Думаю, вам известно, что капитан Генрих Фрэд является одним из главных секретных агентов фашистской организации в Соединенных Штатах?

– Я догадался об этом. – Саймон стряхнул пепел с сигареты в бегущий ручеек. – А ваш дорогой Рэндолф Марч – марионетка или своего рода повеса-финансист пятой колонны. Продолжай.

– Ты знаешь, что у Рэндолфа Марча здесь имеется гавань, которую он называет охотничьим домиком или как-то еще в этом роде.

– Хоппи догадался об этом. Сам. Могу сообщить тебе еще кое-что. У Фрэда есть немецкая подлодка, они выходят в море и торпедируют танкеры.

– Правильно.

– А ты в этом уверена? Ты видела эту подлодку?

– Видела сегодня в первый раз. Она сейчас там.

– И что еще?

– Яхта «Марч хэер».

– Мы тоже немножко в курсе дел. Ты знаешь об этом, так как была тогда на яхте. Как бы там ни было, но я видел тебя там.

– На яхте еще два человека.

– Знаю. Это мои друзья. Их арестовали подставные лица, переодетые в полицейскую форму. – Голос Святого резанул как острая бритва. – Как они себя чувствовали, когда ты уходила с яхты?

– Нормально. Все будет в порядке, судя по тому, как ты действуешь. Их взяли в качестве заложников.

– Но разговор еще не окончен. Когда ты, в конце концов, расскажешь нам все, чего пока мы не знаем?

Она изо всех сил старалась держать себя в руках.

– Что еще вас интересует?

– Маленькая деталь: твоя роль во всем этом карнавале. – Голос Саймона не выражал никаких эмоций, бронзовое лицо – словно высечено из мрамора. – Мы постоянно сталкиваемся с тобой повсюду, в самых неожиданных местах, и, как правило, поблизости от Рэндолфа Марча. Впервые встретил тебя в обществе Марча и Фрэда. Ты явилась в дом Лоуренса Джилбека, когда их наемник пытался убить меня, и с этого момента за мной по пятам идет смерть. Ты ничего не говорила о Роджерсе, пока я не представил свидетельства их заговора против меня. Ты отправилась со мной в «Палмлиф фэн», чтобы быть свидетельницей моего смертного часа. А когда моя смерть не состоялась, ты, опять-таки в обществе Рэнди с Фрэдом, отчалила в неизвестном направлении. Я сам провел расследование, так как все это представлялось мне весьма забавным. Но теперь пришел конец твоим хитростям, дорогуша. Теперь изволь честно отвечать на мои вопросы, иначе...

Ее губы скривились в усмешке.

– Дорогой мой, – сказала она, – кто, ты думаешь, предупредил Роджерса?

Он поднял на нее глаза.

– Если верить шерифу, – ответил он, – то некто, назвавшийся «другом». Но если это была ты, то скажи об этом прямо.

– Да, я.

– Тогда почему ты не сказала об этом мне?

– Я предупредила тебя вчера вечером, что тебе придется пройти через все это, если ты узнаешь еще кое-что. И потом, если бы я тебе рассказала все в «Палмлиф фэн», тебе все равно пришлось бы пойти к Роджерсу, и тогда заговор сработал бы. Но я знал, что он сотрудничает с Федеральным бюро расследований и потому будет более осторожен. Я надеялась, что если я предупрежу его, это спасет тебе жизнь.

– Очень любезно с твоей стороны, – вежливо заметил Святой. – Следовательно, после того как ты все это проделала, ты вернулась к Марчу и Фрэду и помогла им похитить моих друзей.

– Нет. Я должна была реабилитировать себя в их глазах. Поэтому и сказала, что совершенно не соображаю, что происходит, но из твоих слов кое-что поняла, в частности, будто бы тебе уже известно о ловушке и ты принял защитные меры. Через пару минут подошел официант и прошептал что-то на ухо Фрэду. И тот заметил, что я была права. Фрэд впал в бешенство. Отдал несколько распоряжений на немецком языке, которых я не расслышала, после чего мы все удалились. Пока готовили «Марч хэер» к отплытию, привели твоих друзей.

– Я видел, как ты веселилась с Рэнди, когда яхта проходила мимо Козуэя.

– Мне пришлось остаться с ним. Мне нужно было узнать, куда они направляются.

– У тебя есть еще один шанс выйти незапятнанной, – сказал Саймон безжалостно. – На кого ты работаешь?

После, казалось, бесполезной внутренней борьбы она наконец решилась:

– На Британскую секретную службу.

Саймон на мгновение дольше, чем следовало, задержал на ней взгляд.

Затем закрыл лицо руками.

Прошло некоторое время, прежде чем он опустил руки. Выражение его лица изменилось до неузнаваемости. Впечатление было такое, словно он сбросил безобразную маску.

Теперь все встало на свои места. Абсолютно все. Словно он сделал последний шаг и из удушающей темноты вышел на свежий воздух ясного дня. Ему даже не пришлось спрашивать себя, говорила ли она ему правду. Если откровенного взгляда ее ясных глаз было ему недостаточно, то имелось другое очевидное свидетельство. Ни одна ложь не могла бы так удачно заполнить нишу в его проекте. Его удивляло только одно: как он сам раньше не мог об этом догадаться.

Непроизвольно он взял ее за руку.

– Карина, – сказал он, – почему ты не рассказала мне об этом раньше?

– А как я могла? – Ее лицо не выражало затаенной злобы. – От меня не было бы никакой пользы, если бы я попала под подозрение. Я слишком много вложила сил, чтобы занять то положение, в котором нахожусь сейчас. Даже ради тебя я не имела права рисковать. Я знала, что ты считаешься романтиком, этаким современным Робин Гудом, но откуда мне было знать, что я могу довериться тебе? Я не могла этого сделать. Ну а теперь – у меня просто нет другого выхода.

– Рассказывай до конца, – тихо сказал Саймон.

Она опять поднесла сигарету ко рту и затянулась глубже, чем обычно. Жребий был брошен, и выбор сделан, и как будто впервые в жизни она вздохнула легко и доверилась воле волн.

– Началось все с обычного соглашения, – продолжила она. – Иностранному отделу было многое известно о Рэндолфе Марче, как и о многих других, кто в свое время доставлял им много хлопот. Например, что в 1933 году он жил в Германии и у него было много друзей среди влиятельных нацистов, а также о его симпатии к ним. Но он – не единственный миллионер, считающий, что фашистский режим представляет собой удобную систему государственного устройства. Вам известна вся технология: вы толкаете богатого человека в объятия фашистов, пугая его коммунизмом, а он озабочен сохранностью своего богатства, бедного же человека вы толкаете в объятия коммунистов, пугая его капитализмом; затем коммунисты и фашисты заключают между собой союз и освобождают... Короче, после Чехословакии[16] они узнали, что Марч спекулирует на нацистской бирже.

– Через Международный инвестиционный фонд?

Она утвердительно кивнула.

– Поэтому, когда началась настоящая война, за ним нужно было установить наблюдение. Сначала это просто была обычная работа, пока я не вышла на Фрэда. Конечно, мне пришлось прикидываться, что я разделяю фашистские взгляды, но прошло много времени, прежде чем представилась возможность доказать это. Но даже и тогда они не доверяли мне самых важных дел – большинство сведений, которые мне удавалось раздобыть, я получила в результате подслушиваний через замочную скважину. Пока прошлой ночью... Хотя однажды мне случилось услышать слово «подлодка». Думаю, что я добыла о танкере такие же сведения, как и ты. Но если моя догадка была верна, то мне необходимо было разыскать стоянку этой подводной лодки. Вот почему я не могла упустить такую возможность и, бросив вас в ресторане, присоединилась к ним. Я была уверена, что они направятся именно туда. И я оказалась права. Поэтому, когда Я выяснила то, что меня интересовало, я убежала. Сегодня утром... По карте я рассчитала, что это недалеко, и я уже преодолела бы весь этот путь, если бы на меня не напали дикие кабаны.

Святой вспомнил путь, проделанный ими, и усмехнулся.

– Думаю, что они даже не станут пытаться тебя догнать, – сказал он. – Мы толкали эту тачку по болотам в течение четырнадцати часов, к тому же у нас есть и сопровождающий – индеец, у которого глаза как рентгеновские лучи, и тем не менее пока не добрались до цели.

– Но мне нужно отсюда выбраться! – сказала она с отчаянием в голосе. – Вы можете взять меня с собой, и я явлюсь к британскому послу в Вашингтоне. Главное для меня – добраться до телефона. Посол передаст мою информацию в Госдепартамент, и через полчаса здесь будут военные корабли и береговая охрана.

– Которые будут искать укрывшуюся здесь немецкую подводную лодку, – добавил Святой, – но которым абсолютно неинтересна судьба двух моих друзей.

Она посмотрела на него, не веря своим ушам:

– Ты все еще думаешь о них?

– Это моя слабость, – сказал он.

Она некоторое время молча продолжала курить, потом бросила окурок в ручей; сунула руку в его карман и сама достала портсигар; взяла сигарету и подождала, пока он зажжет спичку. И только потом сказала:

– В течение трех месяцев я позволяла Рэндолфу Марчу лапать меня и Генриху Фрэду смотреть на меня с вожделением. Я притворялась, что исповедую философию, которая мне отвратительна. Я делала вид, что радуюсь, когда фашистские войска вторгались в мирные страны, когда падали бомбы на беззащитных женщин и детей, когда один народ за другим оказывался под фашистским сапогом. Я через силу должна была изображать радость, когда убивали мой собственный народ, уничтожали евреев и мучили пленных в концентрационных лагерях. Я даже, любя тебя, позволила тебе слепо идти навстречу смерти, потому что не мне решать, кто должен уцелеть, а кто – умереть, в то время как цивилизация пытается не дать погибнуть разуму. А ты думаешь только о своих друзьях!

Саймон Темплер долго смотрел на нее взглядом, полным горечи. А ее ровный голос, разрезая тяжелый знойный воздух, проникал до глубин его сознания.

Автоматически он закурил новую сигарету и убрал портсигар в карман. В изрядно затянувшемся молчании его лицо, казалось, стало абсолютно бесстрастным, как простой серый камень.

Безжизненная маска обратилась к Хоппи Униатцу.

– Как ты думаешь, справишься с этой машиной?

– Конечно, босс, – с готовностью откликнулся мистер Униатц. – В исправительной колонии я работал шофером на ферме.

Святой чуть заметно нахмурил брови.

– Ты, конечно, и не думал, что тебе придется еще раз сесть за руль, но уже добровольно. – Он говорил, четко выговаривая каждое слово. – Ты сможешь отвести эту машину назад, если дорогу тебе покажет Чарли Холвук? – Потом Саймон обратился к застывшему на месте индейцу: – Нам куда ехать, Чарли?

Индеец поднял руку:

– Прямо на солнце. Не заблудитесь.

Саймон встал, отстранил ветку над головой и быстро пошел к берегу.

– Спасибо... Карина, – произнес он.

У нее побелели губы.

– Что ты собираешься делать? – спросила она дрожащим голосом.

– Тут достаточно мужчин, они позаботятся о тебе, дорогая. Я намерен попытаться встретиться с Патрицией и Питером до того, как туда прибудут нацисты. Передай привет послу. – Он помахал рукой. – Поезжай, Хоппи, и позаботься обо всех.

– О'кей, босс, – искренне заверил его мистер Униатц, взявшись за рычаги. Гигантские колеса развернулись на четверть оборота и застряли в грязи. Хоппи снова завел мотор и включил скорость. Но слишком поздно. Святой увидел, что случилось. Бревно, которое катилось вниз, пока они разговаривали, попало в задние колеса машины и преградило течение ручья. Но когда он это заметил, было уже поздно. Можно было только потерять время на всякого рода ухищрения. Муфту поворота заклинило, в то время как мотор продолжал работать на полную мощь. Послышался оглушительный скрежет металла, а затем все стихло – несомненно, навсегда.

Мистер Униатц самоотверженно возился со стартером, ему удалось выжать искру, за ней последовало облачко дыма.

– Оставь ее в покое, – устало произнес Святой и снова посмотрел на Карину. – Я сделал все, что мог, дорогая, но, вероятно, судьба решила распорядиться по-своему.

– Придется идти пешком, – сказала девушка. – Как я и предполагала с самого начала. Если бы у меня был проводник...

– А как насчет Чарли? – прервал ее Саймон.

Чарли отрицательно покачал головой:

– Индеец пройдет. Может быть, три-четыре дня. Белый человек не пройдет. Белый человек умрет.

Карина закрыла глаза, но только на несколько секунд.

Святой осторожно коснулся ее плеча.

– Нам, может быть, удастся украсть лодку и протащить тебя через островки, – сказал он. – Но для этого нам необходимо добраться до базы.

Идти ночью по бездорожью, без света, который раньше давали фары машины, было делом безнадежным, обреченным на провал. А времени было мало. Сумерки во Флориде длятся недолго, и после захода солнца очень быстро наступает темнота, окрашивая все в черный цвет.

Саймон поднялся:

– Чарли, ты поведешь нас. Мы дотемна должны добраться до Лостменз-Ривер. Будем двигаться бесшумно, но как можно быстрее.

Индеец кивнул в знак согласия и встал. Грязь хлюпала под ногами Саймона, но мокасины Чарли Холвука, казалось, были неуязвимы для сырости. Он легко передвигался по болоту, не проваливаясь в воду.

– Ты тоже лучше смотри в оба, – сказала Карина нарочито спокойно. – За мной может быть погоня, хотя они, кажется, и не собирались меня ловить.

– Если появится посторонний человек, я услышу, – заверил их Чарли Холвук.

Он раздвинул ветки и продолжил путь. За ним потянулись цепочкой остальные.

За направлением движения индейца следить было трудно: оно напоминало скачки зайца. Он нырял в ветки деревьев, нащупывая путь в густой листве, наступал на корни или едва заметные кочки, поросшие травой. За Саймоном и Кариной плелся Галлиполис, без устали исторгавший ругательства на своем родном языке. Замыкал шествие Хоппи Униатц, который, вопреки своему имени[17], свидетельствующему о пристрастии его носителя к прыжкам, никогда в жизни к такому способу передвижения не прибегал.

Вскоре они снова вышли к ручью.

– Будем переходить вброд, – пояснил Чарли Холвук и по колени вошел в воду.

Остальные последовали за ним. Они вышли на противоположный берег точно в намеченном месте, и тут Саймон увидел, что плотная стена зарослей преградила им путь. Индеец быстро скользнул вверх по течению ручья, затем поднял руку, постоял и вернулся к Саймону.

– Пойдем вниз по течению, – сказал он невозмутимым тоном. – Там крокодил. Может выскочить.

– Крокодил! – Пальцы девушки крепко сжали руку Саймона, и он понял, что совсем недавно она пересекала этот же ручей одна. – Я понятия не имела, что они все еще водятся во Флориде.

– Их здесь очень много, – подтвердил Чарли.

Чарли, бесшумно двигаясь по воде, отыскал куст, внешне ничем не отличавшийся, с точки зрения Саймона, от остальных, и решительно раздвинул его ветки, как бы открывая калитку. Перед ними оказался берег. Святой вскарабкался за ним следом на чуть заметный холмик, поросший мхом и прикрытый сплетенными как кружева ветками и такой темный, что казалось, уже наступила ночь. Они шли дальше.

Путешествие превратилось в бешеное соревнование с бегущим временем, когда им приходилось преодолевать разного рода комбинации из почвы и воды. Галлиполис продолжал бормотать свои монотонные проклятья, а мистер Униатц, шасси которого были приспособлены для того, чтобы носить тяжести, продвигался вперед, шумно дыша. И только индеец без устали шагал, подобно блуждающему огоньку, который постоянно маячил чуть впереди, но который никак нельзя было обогнать, даже когда земля становилась твердой и колючие заросли отступали. Карина то и дело натыкалась на Саймона, и тогда ему приходилось поддерживать ее. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке.

Но вот наконец Чарли Холвук остановился и оглянулся на Саймона, а когда тот приблизился к нему, то заметил, что кое-где сквозь зелень проглядывал розовый луч заходящего солнца. Налетевший бриз взбудоражил поверхность воды, образуя рябь. Индеец показал рукой куда-то в сторону.

– Лостменз-Ривер, – сказал он.

Саймон посмотрел в ту сторону, куда указал индеец. Тени сгущались. Карина Лейс подошла к нему и повисла у него на руке, но он не замечал ее. Он ощущал необыкновенную слабость, равную приливу новых сил, когда позволил себе окунуться в счастливое сознание того, что, несмотря ни на что, они дошли. Дошли.

Вот где была секретная штаб-квартира Марча и Фрэда. Он нашел их.

Яхта «Марч хэер» была там же, она стояла на якоре, и ее серый силуэт смутно выделялся на фоне реки; свет из иллюминаторов отбрасывал зыбкие полосы на темную поверхность воды. Между берегом и яхтой покачивалось серое, мрачное судно, напоминавшее по форме кита и большей своей частью скрытое под водой: только коническая башня да перископ выступали над поверхностью воды.

Справа находились причалы в виде буквы Т, упиравшиеся своим основанием в берег, по которому были разбросаны несколько построек из гофрированного железа, – вероятно, склады, а также нефтехранилища. К причалу была привязана небольшая моторная лодка, тихо колыхавшаяся на воде. Чуть поодаль виднелось еще одно длинное строение с двумя светившимися окнами. И все это находилось не более чем в сотне ярдов от них.

Хоппи, тяжело дыша, опустошил до последней капли бутылку, которую он прихватил из оставленной ими машины, и бросил ее в кусты. Однако виски не оказало ожидаемого воздействия, так как, охваченный ужасом, он все-таки сумел кое-что понять.

– Это что, босс, и есть то самое место? – спросил он с благоговением.

– Да, – ответил Святой, – то самое.

– Босс, – начал мистер Униатц, горя нетерпением, – могу я попробовать?

– Нет, – ответил Саймон жестко. – Ты останешься здесь вместе со всеми. Я пойду на разведку. Вы оставайтесь здесь и сидите тихо, пока я не подам сигнал. Галлиполис, дайте ваш фонарик. Когда я им посигналю, идите за мной.

Он пожал Карине руку, осторожно высвободил свою ладонь. И ушел.

Саймон стоял на краю зарослей, там, где река отступала от берега, образуя небольшое пространство. Грязь налипла на подошвах его ботинок, при каждом его движении тучами поднимались москиты; но он уже овладел искусством передвижения по болотам и радовался своим успехам, как мальчишка.

Он пробирался вдоль рукава реки, которая пересекала местность, прокладывая путь вперед. Вскоре он оказался позади дома. Там, где стоял дом, река была шире, изгибаясь аркой в сторону бухты. Противоположный берег казался угрожающе черным, он был прорезан узкими канавками, служившими дренажными стоками для Эверглейдза. Саймон понял, что место для базы было выбрано профессионально правильно и с тактическим прицелом. Если не знать секретных пометок, оставленных при углублении дна канала, невозможно догадаться, что здесь способно пройти судно большее по размеру, чем ялик. И только индейцу было по силам не заблудиться в мириадах островков и заводей, которыми изобиловало все это пространство между берегом и морем.

Очень тихо, как крадущаяся пантера, Саймон вышел из-под укрытия джунглей и пересек небольшую полянку, чтобы пробраться в тень, падающую от постройки. Одно из светившихся окон напоминало квадратное отверстие, пересеченное черными линиями. Когда он подошел ближе, то увидел, что это была решетка; сердце у него забилось. Но внутри висели занавески, и разглядеть ничего было нельзя.

Саймон прокрался к углу дома, за которым могла быть дверь.

Где-то в зарослях послышалось уханье совы, перекрывшее пронзительное жужжание бесчисленных насекомых, на фоне которого, казалось бы, нельзя было расслышать больше никаких звуков. И тем не менее, когда Саймон завернул за угол, он услышал новый звук: громкое шуршание, заставившее его вздрогнуть, предупреждало о приближении змеи.

Но это была не змея, а человек, прятавшийся в тени деревьев.

Они застыли от неожиданности, столкнувшись друг с другом.

Скудное освещение позволило Саймону рассмотреть незнакомца. Это был огромного роста мужчина, с коротко подстриженной головой и бычьей шеей, голый по пояс и в грязных брюках; широкая грудь заросла волосами. На ремне сбоку болтался пистолет в кобуре, за который он схватился было одной своей ручищей, а второй намеревался вцепиться в Саймона.

Но он опоздал.

Святой подскочил к нему на долю секунды раньше. Для салонных церемоний времени не было, и Саймон не собирался давать шанс горилле таких размеров. Левым коленом Саймон ударил ему в пах и одновременно кулаком в солнечное сплетение. Это был удар, не уступавший по силе удару резиновой дубинки; человек согнулся, и Саймон набросился на него. Он повалил его на землю, скрутил руки и стал душить. Вскоре охранник обмяк и затих.

Саймон поднялся и перекатил его в тень.

В течение нескольких секунд он стоял молча, вслушиваясь в тишину. По-прежнему ухала сова и жужжали насекомые. Успокоенный тем, что их возня ни у кого не вызвала тревоги, он попробовал открыть дверь, из которой появился мужчина. Она оказалась запертой, но, пошарив в карманах поверженного, Саймон нашел ключ, отпер дверь и вошел внутрь.

Он оказался в маленькой, душной, почти без всякой мебели комнате, освещенной единственной лампочкой, свисавшей с потолка. Худенькая девушка лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. При появлении Саймона она вздрогнула и подняла голову. Это была шатенка с карими глазами и лицом капризной Мадонны, выражавшим страх и беспомощность.

Седовласый мужчина хрупкого телосложения, сидевший на дешевеньком деревянном стуле рядом с кроватью, поднял морщинистое, небритое лицо, резко протянул свою тонкую руку в сторону девушки, как бы защищая ее от возможной опасности.

– В чем дело? – спросил он устало, пытаясь рассмотреть Саймона своими близорукими глазами.

Саймон обратил к нему взгляд, в котором читались и триумф победы, и горечь, и жалость.

– Предполагаю, что вы Лоуренс Джилбек, – сказал он. – Меня зовут Саймон Темплер. За мной послала Юстина.

Слабый огонек надежды, вспыхнувший было в глазах Юстины, сменился еще более глубоким отчаянием.

– Так, значит, вы пришли, – сказала она тихим голосом. – Я втянула вас в эту историю – и вас и Пат. Теперь вы погибнете вместе с нами.

– Все бесполезно, – вторил ей Джилбек. – Юстина рассказала мне о вас; вам не следовало приходить сюда. Вы не представляете себе, с кем вам предстоит здесь столкнуться. Вы ничего не сможете сделать.

– Посмотрим, – мрачно заметил Святой.

Он погасил свет и вскоре отыскал серый проем окна. Раздвинув занавески, он направил свой фонарик туда, где оставались его друзья. С яхты «Марч хэер» лучи фонарика вряд ли могли быть замечены. Он снова задернул занавески и обратился в темноту:

– Следуйте за мной и старайтесь не шуметь.

Он подошел к двери и открыл ее. Теперь наступила ночь, но луна еще не взошла. Саймон пропустил их вперед, высвободив из этой душной тюрьмы, закрыл дверь, запер ее и выбросил ключ.

Саймон повел их в тень, падающую от постройки в конце пирса, а оттуда в заросли джунглей прямо напротив, откуда, он знал, Чарли Холвук поведет всю группу, когда получит его сигнал. Он остановился, когда они достигли более или менее безопасного места – места, где он сел на ствол упавшего дерева и откуда можно было наблюдать за домом с одной стороны и за складами – с другой, а также держать в поле зрения яхту «Марч хэер». Старым солдатским способом он зажег сигарету так, что мелькнул только малюсенький огонек.

– Юстина, ты видела Пат? – спросил он.

– Нет. – Голос у нее дрожал, от волнения. – А разве она не с вами?

– Они забрали ее, – ответил Святой с грустью. – Вместе с моим другом Питером Квентином, который также для меня много значит... Возможно, они все еще на яхте. По крайней мере, я на это надеюсь. Фрэд будет держать их как можно ближе к себе для большей безопасности.

В кустах раздался треск, но он исходил не от Чарли Холвука, который, подобно тени, уже находился рядом со Святым. Шум создавали Карина, Хоппи и грек, следовавший за ним.

Уже поднималась в небе луна, освещая лица людей, так что теперь они могли видеть друг друга.

– Мисс Лейс, мистер Униатц, мистер Галлиполис и мистер Холвук, – представил он своих спутников. – Наша путешествующая Лига Наций... А вот и Джилбеки, которых я пришел спасти, кроме всего прочего.

Обе девушки молча изучали друг друга, потом Юстина сказала робким голосом:

– Я так боюсь.

Карина обняла ее, но та все еще продолжала смотреть на Саймона.

Лоуренс Джилбек покачал головой, словно борец, завоевавший в спортивной борьбе медаль, и сказал:

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь подвергался из-за меня риску, но мне хотелось бы спасти дочь.

– С возрастом вы становитесь сентиментальным, а? – заметил Саймон, не скрывая сарказма. – Вы бросили все свое состояние к ногам этих проходимцев, которые грабят мир. Вы не беспокоились о сотнях американских матросов, которые гибли в результате торпедирования танкера подводной лодкой Фрэда. Но вы беспокоитесь о вашей дорогой дочери. Вы втянули ее в свою авантюру – вы играли с огнем и обожглись. Что же заставило вас стать таким сентиментальным?

– Подводная лодка, Боже, помоги мне! – выдавил из себя Джилбек со стоном. – Сначала я о ней ничего не знал. Я вступил в Международный инвестиционный фонд Марча с обычным деловым предложением. Я знал, что они покупают нацистские акции, но в этом нет никакой опасности, вернее, не было. Америка была нейтральным государством, и нет ничего плохого в том, что вы покупаете что-то на рынке, зная, что это что-то сулит вам прибыль. Я уже с головой был во всем этом деле, когда узнал о намерениях Марча.

– И в чем же заключается истина? – безжалостно спросил Саймон.

Дрожащими пальцами Джилбек пригладил волосы. В этот момент он меньше всего был похож на матерого волка с Уолл-стрит.

– Истина заключается в том, что они не остановятся ни перед чем, чтобы попытаться отторгнуть Америку от союзников.

– Мы тоже так поняли, – заметил Святой. – И я все еще надеюсь услышать истинную правду о вас самом.

– Да, я виноват, – признался миллионер взволнованно. – Виноват, как черт. Но я ничего не знал. Клянусь, ничего не знал. Я только сейчас все понял. Посмотрите. – Он говорил быстро, преодолевая отвращение. – Мы собирались сделать большие деньги, так как Марч убедил меня в том, что нацистские акции возрастут в цене. Потом началась война. Акции упали. А мы вложили в них деньги. И мы просто обязаны были сделать все возможное, чтобы акции возросли в цене. Следовательно, это могло произойти только при одном условии: если Германия победит. И мы были заинтересованы в этом, чтобы вернуть свои деньги. Так могли ли мы не содействовать немцам? Они нуждались в нашей помощи, и мы им помогали. Поэтому мы не могли не поддерживать нацистскую организацию в Америке. А коль скоро поддерживали организацию, то помогали и распространению фашистской пропаганды, чуши вроде того, что «шесть и полдюжины – одно и то же», или «мы уже однажды помогли Объединенным силам, и они не вернули свой долг», или «посмотрите, что Британия сотворила в Индии и Южной Африке». Ну, вам это известно. А самая умная пропаганда состоит в том, чтобы не принимать в расчет факты, говорящие в пользу Объединенных сил, внушая, что с их стороны это тоже является пропагандой. Отсюда все и пошло. Вашингтон. Дальше – больше. И вот уже парламентское лобби. Поддержка конгрессменов-изоляционистов. Критика внешней политики Рузвельта. Попытки заблокировать отмену эмбарго на поставку оружия и законопроект Джонсона, в общем, все, что будет препятствовать американской помощи Объединенным силам. Вы это знаете.