ГЛАВА 2

Большой начальник не в своей тарелке. — Забудем прошлое. — Плохие дни миновали. — Доберемся ли до Кайенны? — Мустик вместо Железной Руки. — Умыкнули. — В воде. — История подделывателя. — Священник и сын каторжника. — Голос свыше. — Поцелуй монахини. — С Богом в душе.

Что произошло, и почему славный Мустик оказался в руках Короля каторги?

Железная Рука, спасенный Мадьяной, не смог сразу покинуть больницу. Его могучий организм, отравленный ядом, очень ослабел; необходимы были несколько дней отдыха. Поль не был обделен заботами: девушка не отходила от его изголовья.

В то самое утро, когда каторжники бежали, к нему с визитом пришел комендант и принес свои извинения за чудовищное недоразумение, жертвой коего стал молодой человек.

— Хотя последствия моей ошибки чуть было не обернулись трагедией, — говорил комендант жалостным голосом, который так не вязался с его обычной мужественностью, — прошу снисхождения… Знаю, как вас уважает министр, и сейчас, когда я оказался в столь сложной ситуации, моя судьба зависит…

— Будьте спокойны, месье, — прервал его Железная Рука. — Мне не ведомы ни дикая злоба, ни низкая мстительность; презренный человек, введший вас в заблуждение, — бандит такого калибра [239], что не только вы могли попасться в расставленные им сети.

— Да, потребовались свидетели, которые указали мне на ужасное мошенничество, только тогда у меня открылись глаза; ведь этот страшный человек представил мне все официальные документы.

— …которые он выкрал у меня. — Да, я знаю! Бумажник у вас?

— Вот он, — сказал комендант, протягивая его Железной Руке.

Тот взял бумажник, открыл и нервно перелистал содержавшиеся в нем бумаги. На его лице появилось выражение разочарования.

— Чего-то не хватает? — комендант.

— Официальные документы все на месте, — ответил Железная Рука, печально улыбнувшись, — но… одного документа, которым я дорожил больше жизни, нет.

Его взгляд перехватила Мадьяна, все поняла и улыбнулась.

Речь шла о песенке, услышанной в Неймлессе в первый день их встречи. Поль попросил копию — и девушка сама ее переписала. Эти слова очень поддерживали его в тюрьме.

Железная Рука обратился с вопросами к коменданту:

— Вы наконец обуздали мятежников?

— Абсолютно. Наши доблестные солдаты быстро привели их в чувство.

— А о беглецах есть какие-нибудь новости?

— Да, и очень неплохие. Вы, наверное, слышали, что две сотни из них захватили сторожевое судно и отправились на нем к устью Марони?

— Вот как!

— Но их нагнал и обстрелял из пушек сторожевой корабль.

Железная Рука не смог удержаться от восклицания:

— Несчастные! Двести человек!

— Не забывайте, что это худшие враги общества.

— Конечно, — молвил Поль, — но все же они — люди! Последовало молчание. Комендант, немного смущенный, продолжал:

— Прежде всего нам надо заняться вашими планами… располагайте мной полностью.

— Благодарю вас. Но я еще пока сам не знаю, на каком решении остановиться. Отец мадемуазель де Сен-Клер поручил мне сопровождать его дочь в Кайенну.

— Мой друг, — прервала его девушка, — что бы вы ни предприняли, можете рассчитывать на меня.

— Мы поговорим об этом через несколько дней, когда пройдут последствия моей болезни. Как бы то ни было, комендант, я вам признателен за великодушие. Обязуюсь от своего имени и от имени мадемуазель де Сен-Клер, — не правда ли, дорогая? — вас не скомпрометировать.

— Да, конечно, — подтвердила девушка. — Как и месье Жермон, Мадьяна не держит на вас зла и не сердится.

Ободренный этими добрыми словами, комендант, рассыпавшись в благодарностях, удалился.

Настоятельница монастыря Сен-Лорана тоже пришла подбодрить молодых людей. Плохие дни миновали, и вскоре они смогут насладиться счастьем, которого заслужили.

Мустик и Фишало, привязанные к молодой паре силой печальных обстоятельств, не стояли на месте от радости.

— Скажите, хозяин, — спросил Мустик, — вы возьмете меня с собой в кругосветное путешествие?

— А если его не будет? — задал встречный вопрос Железная Рука, улыбаясь мальчугану.

— Ну что ж, все равно. Я все равно могу понадобиться. Вот ты, Фишало, хотел бы вернуться на свои виноградники в Божанси?

— Еще бы, разумеется. Но только когда у патрона не будет больше во мне нужды. Хотя, кажется, у меня также появляется вкус к путешествиям…

— Как, тебе не надоело? — прыснул Мустик. — Железная Рука будет отдыхать еще, может быть, два-три дня, а потом окончательно станет на ноги, и я отправлюсь с ним хоть на край света!

Прошло двое суток. Поль Жермен окончательно оправился после болезни, покинул больницу и вернулся в дом славного Франсуа Реми — комфортабельное жилище, построенное на европейский манер. Мадьяна перебралась к настоятельнице, но решила провести несколько часов подле своего возлюбленного. Это было и отдыхом, и осуществленной надеждой. Молодых людей захватили мечты.

Мустик и Фишало сторожили дом.

— Видишь ли, малыш, — говорил мальчик приятелю, — я, по сравнению с тобой, человек высшего порядка.

— Может быть… но хотелось бы-узнать — почему?

— Сейчас скажу… Ты слишком ленив.

— Я? Ну вот еще!

— Ну да! Ты только и думаешь о том, чтобы сажать, окапывать, возиться со своими виноградниками на берегу Луары.

— Черт возьми! Это же моя родина.

— Твоя родина! Вот это я и ставлю тебе в упрек. Я прекрасно понимаю, что у каждого есть свои места, которые называются родиной. Мой родной край — Париж. Но он, как и Божанси, стоит на земле. А земля — это тоже наши края. По отношению к луне земля — наша родина.

— Да, это так!

— Так вот, если у человека течет кровь в жилах, он ведь должен знать всю свою родину… Разве не нужно объезжать свои владения?

— Как хорошо ты говоришь, Мустик!

— Хочу знать все, даже в самых отдаленных уголках. Ведь я — настоящий человек. И вот я надеюсь, что Железная Рука не будет сидеть на одном месте, не станет простым буржуа в Кайенне или в Париже.

— Ты верно говоришь, такой опасности нет.

— Я рассчитываю, что он отправится в Индию, а может, и в Австралию или в Томбукту [240]. Я, естественно, последую за ним, в то время как ты, бездельник, осядешь в своем захолустье и застрянешь там…

Тут голос Мустика зазвенел, он разволновался:

— Бросишь своего приятеля, своего друга, своего брата…

Фишало почувствовал, как у него сжалось сердце:

— Нет, не говори так! Это неправда! Я не покину тебя никогда… никогда!

Всех, кто окружал Железную Руку, связывали узы дружбы, которые никто не мог порвать.

Генипа тоже был озабочен. Он, индеец, не смог бы устроиться в Кайенне… или в Париже.

Так же, как и двое верных его друзей, Башелико и Ломи, преданных своему родному краю, он не мог бы жить в стране белых…

С тех пор как индеец увидел Железную Руку в деле, он испытывал к нему чувство сильной привязанности, которое иногда вступало в нем в единоборство с традициями и законами родного племени, с любовью к лесам и таинственным бухточкам.

Время шло. И вот уже Железная Рука заговорил о своем близком отъезде; он распрощался с комендантом, который поблагодарил его за великодушие. А Мадьяна думала о переезде в места, рекомендованные ее отцом. Девушка надеялась узнать там новости о нем и время его прибытия.

Наступил канун отъезда в Кайенну. В маленьком саду возле дома Франсуа Реми — этом великолепном букете тропических растений, который спускался к берегу Марони, — Железная Рука и Мадьяна делились своими чувствами.

Они тоже были не в силах побороть горестный осадок оттого, что надо покидать этот чудесный край, необъятные леса, где природа так богата и красива. Влюбленные говорили о Неймлессе, едва родившемся городе, в котором они пережили самые благословенные минуты, когда впервые встретились их взгляды. Неспешным шагом молодые люди шли по берегу, очарованные шепотом спокойной, но многоводной реки.

Быстро наступила ночь. Непроглядная темнота усилила сладость чувств, объявших их сердца. Мустик, стоявший подле, понял, что он лишний, и вмиг исчез. Ему тоже хотелось помечтать; из любви к романтике он закутался в длинный индейский плащ. Широким шагом он прогуливался, как говорил старик Корнель [241], при бледном свете звезд. Ночь окончательно вошла в свои права. Вдруг Мустик вздрогнул. Ему послышались странные шорохи. Он спрятался за стволом бананового дерева, впился глазами в темноту и увидел загадочные силуэты.

Кто-то очень тихо сказал:

— Это здесь… Проклятая ночь… Так быстро наступает. Он только что был тут.

— Один?

— Нет, с той противной девчонкой, из-за которой пришлось столько повозиться.

— Можно было бы одним ударом поразить двоих. Даб был бы очень доволен, если б мы ему доставили красотку вместе с этим дьяволом — Железной Рукой.

Железная Рука! Мустик не ослышался.

Что это еще за заговор?.. Даб — это Король каторги, заклятый враг Поля Жермона!

«Минуточку, — сказал про себя Мустик. — Надо предупредить патрона. Но успею ли я?»

Славный мальчуган вышел из своего укрытия и побежал в том направлении, где предполагал встретить влюбленных. Но он плохо рассчитал свои силы. Преследователи заметили его. Один из них загородил дорогу мальчику. Мустик отпрыгнул назад и попал в руки к другому.

— Железная Рука! Мы тобой завладели!

Мальчуган собрался было позвать на помощь… Но его детский голос узнают и поймут, что схватили не Железную Руку! Прежде всего надо спасти хозяина.

Бандиты ошиблись, подумав, что завладели Полем Жермоном, и подросток решил создать иллюзию [242] сильного противника. Он отбивался, пуская в ход кулаки и ноги, бил, колотил; однако, несмотря на все усилия, ему было далеко до Железной Руки. Мустика схватили за горло, скрутили руки и ноги, — ему заткнули рот и набросили что-то вроде капюшона на голову. И вот его уже несут куда-то.

У причала стояла лодка, поджидавшая извергов, которые осыпали пленника ударами, ругаясь и кляня по-прежнему Железную Руку, что придавало сил мальчику. Его бросили в лодку, завязали во что-то, похожее на мешок, и сразу же сковавшее все его движения. Лодка отчалила по сигналу и с невероятной скоростью устремилась вверх по Марони.

И тут на берег выбежал человек. В сверкании волн он увидел удалявшийся челнок. Это был Железная Рука. Он услышал шум драки и, поняв, что это Мустик и что ему что-то угрожает, со всех ног кинулся на помощь. Не колеблясь ни секунды, он бросился в воду и, напрягая сильные, мускулистые руки, поплыл за лодкой.

Сначала презренные каторжники ничего не видели, ни о чем не догадывались. Они были слишком заняты тем, чтобы пригвоздить жертву к дну лодки, а двое других гребли изо всей мочи. Но что они могли против удивительной силы того, кто их преследовал?

Железная Рука догнал лодку и уцепился за борт. Тогда один из гребцов, заметив появившуюся тень, замахнулся веслом… Железная Рука перехватил весло, вырвал его из рук гребца, обхватил запястье бандита и увлек негодяя за собой с такой силой, что тот сорвался со скамьи, перевернулся в воздухе и упал в воду.

Все это произошло с молниеносной быстротой. Человек обрушился на Железную Руку и, почти в беспамятстве, потащил его за собой ко дну… Оба барахтались в воде, но Поль не выпускал добычу, держа негодяя за горло. Мощным усилием он всплыл на поверхность и вытащил за собой тело, которое больше не сопротивлялось.

Но лодка! Железная Рука огляделся вокруг, однако ничего не увидел. Она исчезла, унесенная стремительным течением Марони.

Поль не хотел отпускать человека, понимая, что похитителей не догнать. Смекнув, что надо делать дальше, он решил вернуться к берегу.

У причала суетились люди с факелами: их позвала Мадьяна.

Внезапно появился Железная Рука, он тащил кого-то из воды.

— Поль! Мой Поль! Жив! Что случилось? Молодой человек вышел на берег и бросил на землю тело, казавшееся бездыханным…

Любопытная деталь: люди в лодке не заметили разыгравшейся сцены. Правда, не оказалось одного гребца, но они подумали, что произошел несчастный случай. Теперь бандиты были уже далеко.

Подошел Фишало и, наклонившись над утопленником, воскликнул:

— Я знаю этого типа, это каторжник Симонне, приятель Короля каторги! Ах негодяй! Пусть скажет, что они намереваются сделать с нашим бедным Мустиком…

— Ты тоже понял, что это он попал в беду, да? — спросил Железная Рука.

— Да, да! И я побежал, но у причала оказался слишком поздно. Однако мы отыщем его, ведь правда, патрон? Что я буду делать без моего славного Мустика…

Юноша не докончил фразы и, уткнувшись лицом в ладони, разрыдался.

Между тем люди подняли тело каторжника и направились к дому Франсуа Реми.

— Этого человека надо спасти! — Железная Рука.

Врач, пользующий моряков, проживал в соседнем доме. Поспешили за ним.

Тело положили на кровать. Медик обследовал его и покачал головой:

— Он еще жив, но у презренного каторжника болезнь сердца. И это «купание» станет для него роковым. Он не проживет и часа.

— Однако он должен заговорить! — Железная Рука.

Были отданы приказания. Три лодки отошли от берега и стали рыскать по Марони в поисках судна бандитов. Однако все оказалось напрасно.

Человек по-прежнему лежал недвижим, глаза его были закрыты, дыхание едва уловимо.

Врач сделал пациенту вливание сыворотки. По распростертому телу пробежала дрожь. Каторжник открыл глаза, испуганно огляделся вокруг и заметил Поля, который сурово смотрел на него.

— Железная Рука! Нет, нет, это невозможно! — пролепетал утопленник. — Это призрак! Даб говорил… Мы же схватили его. И выдадим Королю. Он убьет его… Но сперва помучаем!

Мерзкая усмешка искривила губы бандита.

— Слушай, — громко сказал Железная Рука. — Ты умрешь. Твоей жизни, полной преступлений и гнусности, через несколько минут придет конец. А сейчас, в это мгновение, не пора ли подумать о раскаянии?

— Раскаяние! О! Это все красивые слова. После двадцати лет каторги, двадцати лет страданий и лишений, что мне смерть? Да, я раскаиваюсь, что не убил тебя, не задушил своими руками, проклятый Железная Рука! Ты меня вновь бросил на каторгу, откуда меня вытащил наш Король! Будь ты проклят! Проклят!

На губах негодяя выступила красноватая пена.

Мадьяна умоляла бандита искупить все плохое, что он совершил в жизни, сделав признание, которое позволило бы найти, спасти Мустика. Каторжник отвечал грязными ругательствами.

Внезапно дверь отворилась, и на пороге появилась настоятельница, одетая в свое обычное платье из грубой шерсти, в белом чепце, обрамлявшем ее лицо. Очень прямая, она подошла к постели каторжника и устремила на него свой взор, соединив руки и шепча молитву. Бандит откинулся на подушку, широко открытыми глазами глядя на это видение — свидетельство доброты и сострадания.

Женщина сказала:

— Симонне, я узнала, что ты со своими дружками по каторге сделал еще одно недостойное дело. Так слушай меня!

Крупная дрожь сотрясла тело презренного: он отворачивался, словно желая избежать этого взгляда, который проникал в самую глубину его души.

— Симонне, вспомни! Сюда ты прибыл погрязшим в преступлениях, но прежде всего ты был просто несчастным человеком и попросил разрешения говорить со мной. Помнишь, ты рассказал мне о своей жизни, увлечениях, падении… О том, как из достойного уважения человека ты превратился в вора, в мошенника и, наконец, в убийцу.

Я утешала, подбадривала тебя, и тогда, признавшись во всем, ты доверил мне выполнение одной миссии… Далеко во Франции осталось твое дитя, почти сирота, ведь его мать, твоя жена, умерла от отчаяния. Ты умолял меня не оставлять ребенка моим вниманием, спасти малыша. Это так, Симонне?

Симонне, ничего не говоря, захлопал веками.

— В грязи каторги ты, несчастный, опускался все ниже и ниже. Однако в твоей душе горел свет, который не потухал. И все шесть месяцев я приходила, верная своему слову, чтобы поговорить с тобой о сыне, который выбрал карьеру священника, учится, ведет праведную жизнь. Симонне, я видела слезы в твоих глазах. Слезы радости и сожаления оттого, что ты не можешь прижать его к своей груди.

— Замолчи! — прохрипел каторжник. — Не говори мне о сыне.

— Я буду говорить тебе о нем, заблудшая душа. Это от его имени я прошу тебя быть добрым, великодушным человечком. Ты участвовал в похищении ребенка, юноши, который чуть старше твоего сына, и ты знаешь, какая страшная участь его ждет. Подумай о сыне, ведь на него может пасть невольная ответственность за преступление… За все надо платить! Из жалости к тому, кого ты любишь, говори. Говори, помоги честным людям освободить невинного.

— Нет и нет, — снова прорычал каторжник.

— А я обещаю написать твоему сыну и сказать ему, что в минуту доброго просветления ты искупил все ошибки, и его душа расцветет… И если Бог призовет тебя к себе, сын произнесет твое имя с почтением и любовью… Скажи, Симонне, разве тебе не радостно знать, что сын благословляет тебя?

Едва монахиня произнесла эти слова, как Симонне вскочил на своем ложе и с просветленным лицом, блестящими глазами, преображенный, воскликнул:

— Хорошо! Да, да! Матушка, вы нашли слова, которые заставили отозваться мое сердце. Быть добрым, получить благословение! Ах, мне кажется, я возрождаюсь. Бандита больше нет, каторжника нет, есть лишь отец, который хочет быть любимым. О, достанет ли у меня сил?.. Здесь присутствует врач? Пусть поможет мне, я буду говорить.

Врач приблизился и дал несчастному сильное подкрепляющее лекарство.

Симонне одним махом выпил его.

— Слушайте меня теперь! Да, нас послал сюда Король каторги, чтобы похитить Железную Руку. Из-за темноты мы допустили промашку… и взяли Мустика.

— Куда вы должны были его доставить?

— В верховья Марони, на остров Нассон, где расположился первый лагерь каторжников.

— Как! Они уходят в глубь Гвианы!

— Да, да, они уходят далеко, очень далеко, чтобы получить золото, много золота.

— Чтобы ограбить прииск Сен-Клер! — вскричал Железная Рука.

— Чтобы поставить под угрозу жизнь моего отца! Мадьяна упала на колени и протянула к умирающему руки.

— О, умоляю вас! Говорите, говорите! Чтобы я смогла, по крайней мере, умереть подле него…

Симонне прислушался к этому чистому голосу, слабая улыбка коснулась его губ.

— Быть добрым! Быть добрым! — повторял он. — Да, я хочу говорить. Ведь вы еще не все знаете. Я — обманщик, совершивший еще одно мошенничество.

— Какое?

— По приказу Короля я написал письмо… подложное письмо.

Ему не хватало дыхания. Чувствовалось, что только воля удерживает в этом разбитом болезнью человеке остаток жизни.

— Письмо? — настоятельница. — Адресованное кому?

— Отцу… Мадьяны. Месье де Сен-Клеру… чтобы заманить его… в ловушку…

— Но от чьего имени оно написано? Кому доверяет месье де Сен-Клер, кто его подписал?..

— Я подделал… руку его дочери… и подписался ее именем. Я внушаю вам ужас! — несчастный. — Да, я сделал это… Прошу простить меня. В моем бумажнике вы найдете черновик письма.

Умирающий не мог говорить дальше: сильная конвульсия сотрясла все его тело.

Монахиня подошла к нему и обняла.

— Спасибо, Симонне, — сказала она. — Вы совершили акт доброты и справедливости. От имени сына благословляю и целую вас.

Каторжник пошевелил губами. Ему хотелось вернуть поцелуй, предназначенный его ребенку, но силы покинули тело.

С лицом, освещенным радостью, он умер.

Все склонили головы. Торжественная и раздирающая душу сцена. Всех сердец коснулось дыхание жалости и прощения.

Бумажник покойного легко нашли. В нем оказалось много разных бумаг, не представлявших никакой ценности, но обнаружился написанный рукой Мадьяны текст песни, которую она дала Железной Руке в Неймлессе. В этом же конверте лежало письмо, адресованное месье де Сен-Клеру.

Сходство было разительное. Шедевр криминальной ловкости.

Железная Рука принялся громко читать послание:

— «Дорогой отец, извините меня, но я не могу дольше оставаться вдали от вас. Мой жених, Поль Жермон, стал жертвой новых преступных нападок, к тому же его тревожат те опасности, которым я могу подвергнуться. Он хочет, чтобы дочь была рядом с отцом. И я одобряю его решение.

Поскольку вы пока еще не можете приехать ко мне, дорогой отец, я сама отправляюсь к вам. Сегодня же выезжаю в Верхнюю Марони. Но так как мы не знаем, где точно расположен прииск, мы бы воспользовались услугами гидов, которые проводили бы нас до истоков Аламы у подножия горы Митарака. Выезжайте нам навстречу, мы будем жить на старом прииске Сан-Эспуар, неподалеку от Неймлесса. О, отец! Как я была бы счастлива упасть в ваши объятия! Уверена, что вы будете любить моего друга, защитника и жениха. До скорой встречи. Ваша дочь Мадьяна».

Презренные! — воскликнул Железная Рука. — Поистине дьявольская затея. Заманить месье де Сен-Клера в ловушку, убить его и разграбить его прииск… Но я не дам исполниться злому умыслу. Обещаю, что найду Мустика! Мадьяна, клянусь, я спасу вашего отца. Я немедленно выезжаю.

— Вы полагаете, мой друг, — в свою очередь воскликнула Мадьяна, — что я позволю вам в одиночку рисковать ради меня жизнью? Я еду с вами!

— Мадьяна!

— Я умру вдали от вас, каждый день тревожась за жизнь друга. Ведь вы не хотите, чтобы я умерла?

— Моя дорогая суженая! [243]

— Да, суженая. И в жизни, и в смерти. Согласны вы, чтобы я вас сопровождала?

— Конечно.

— А я? — раздался плаксивый голос. Это был Фишало.

— Если вы меня не возьмете с собой, я утоплюсь. Я люблю Мустика больше себя самого.

Тогда Железная Рука обратился к индейцу, который бесстрастно наблюдал всю эту сцену.

— Твое мнение, Генипа?

— Куда идет Железная Рука, туда идет Генипа… Наши пироги готовы. Оба мои бони, Башелико и Ломи, ждут приказаний. Когда соберетесь уезжать, только дайте сигнал…

— О, славные люди! — Железная Рука. — Рядом с вами невольно начинаешь всем доверять. Да будет так! Вперед! И да поможет нам Бог!

ГЛАВА 3

Фрике, воодушеви меня! — Счастливое падение. — Камуфль и Ла Грифай. — Рухнувшая крыша. — Курс на жизнь. — В пропасти! — В затруднительном положении. — Незваный гость — тигр. — Гуанаки. — Не очень крепкая ветка. — Эй, лошадка! — Первоклассный бег.

— Ой! Ой! Ай! Ай!… Черт побери! Как хорошо внутри! И однако, надо выходить! Плечи! Грудь! Бедра! А, ладно! Я же хотел приключений! Вот они! И такой тычок в физиономию, что искры из глаз посыпались. Наброситься с кулаками на человека, который не может защититься. Это не по-королевски! Он мне заплатит за это, каторжник! — ворчал Мустик, оплетенный лианами, делавшими его похожим на египетскую мумию [244].

Он находился один в хижине Даба, который бросился наружу вместе со всеми дружками. Слышались выстрелы, вой.

— Прекрасно! — шептал Мустик. — Эти негодяи затеяли потасовку. Они перестреляют друг друга. Отлично! У меня есть немножко времени. Ну-ка, ну-ка! Пораскинем мозгами. Кто может послужить мне примером? Чьи чудесные подвиги помогли выявиться моему призванию? Это Фрике, чудесный Фрике, парижский мальчишка, который странствовал по всему свету. Его могли убить сотни раз, как кролика. Но он всегда показывал смерти язык, и она не успевала его ущипнуть. Так вот! Предположим, Мустик, что ты Фрике. Поставь себе такой простой вопрос: «Если бы Фрике оказался упакованным, как сосиска, что бы он сделал?? Фрике, воодушеви меня! Раз Богу угодно, чтобы здесь была лампа, Фрике осмотрелся бы, призадумался и нашел бы какой-нибудь инструмент или оружие. Правильно, тут есть нож! Но я связан по рукам и ногам. Что мне остается? Голова и спина. Клянусь, Фрике сказал бы, что это больше, чем нужно. Когда нельзя ходить, можно кататься.

И Мустик, сделав невероятное усилие, попробовал пошевелиться, помогая себе головой и лопатками.

Он несколько раз крикнул «Ой!» и столько же раз «Ай!».

— Эй, Фрике, ты был бы доволен мной. Дело идет. Я уже чувствую свои пятки и опираюсь на них. Теперь могу повернуться. Смелее, смелей!..

Тут мальчуган вскрикнул, не зная, что он лежал на доске, поддерживаемой двумя деревянными чурками: Мустик скатился на твердую утоптанную землю.

Это непредвиденное падение имело неожиданный эффект. Его тело так сильно напряглось, что одна из веревок-лиан лопнула и обоими концами ударила по лицу.

Сначала он не понял, что произошло, и был неприятно удивлен. Но вдруг он почувствовал, что его левое плечо свободно. Мальчик некоторое время оставался неподвижным, так как с трудом верил в пришедшее спасение. Затем, призвав на помощь все свое хладнокровие, начал медленно высвобождать руку. И это ему удалось!

— О Фрике! — Мустик восторженно. — Как правильно я сделал, что обратился мыслями к тебе! Ты всегда преуспевал, сражаясь с бандитами на суше и на море. Вперед, двигайся дальше, безногий калека!

Мальчик опустил на землю свободную руку, уперся всем телом и подтянулся.

Ему удалось продвинуться на два метра и ухватиться за ручку ножа. Одним ударом мальчик разрубил сверху донизу все опутывавшие его лианы. Он был свободен, стоял на ногах и издавал победный клич!

Инстинктивно Мустик бросился к двери. Но в тот момент, когда малыш собирался переступить порог, перед ним возникли две тени.

Это были те двое каторжников, что принесли его и бросили к ногам Короля, те презренные негодяи, которые вместе с Маль-Крепи и Симонне получили приказание захватить Железную Руку. Пока пленник пытался освободиться от пут, Даб крушил одних, душил других, наводил, как мог, порядок среди разбушевавшихся и обезумевших пьяных каторжников. Тут он вспомнил, что Мустик остался в хижине один.

Сторожить пленника должны были Камуфль и Ла Грифай! Король отдал им приказ. Они жизнью своей отвечали за пленника. Поэтому те сразу же прибежали в хижину. Надо сказать, подоспели вовремя.

Пленник стоял на ногах и уже готов был бежать. Если ему удастся ускользнуть, бандитам не будет ни снисхождения, ни пощады. Они бросились к мальчугану и протянули руки, чтобы схватить его… Но тот быстро отпрыгнул назад, и каторжники остались с носом.

Однако, в хижине было очень мало места. Другого выхода, кроме того, что прикрывали бандиты, не было. Мустик понял, что погиб. К тому же тело паренька одеревенело от долго сковывавших его пут, и он почувствовал, что не может наносить удары ногой.

— Ну ты, грязный матросишка, сдавайся! — закричали бандиты, которые хотели взять паренька живым.

— Вы обознались! — последовал ответ. — Матросишка умер и не вернется.

Вдруг у мальчика мелькнула оригинальная мысль: крышу лачуги поддерживал центральный брус, лишенный ветвей, неустойчивый, прикрепленный к земле дишь лианами.

Мустик отскочил и стал хватать все, что попадалось ему под руку: доски, бревна, щепки, — и бросать в негодяев, целясь им в головы. Оглушенные, бандиты на некоторое время потеряли ориентиры [245].

Они в ярости оглашали хижину проклятиями.

— Берегись! —кричал Мустик.

Засунув нож за пояс, пленник ухватился обеими руками за центральный брус и изо всех сил толкнул его. На какое-то время он, сам того не подозревая, уподобился Самсону [246], мальчик тоже раскачал столб и вырвал его из земли. Раздался шум ветвей, листьев, переплетенных лиан — крыша рухнула.

Мустик закачался под тяжестью этого хлама. Упершись ногами в землю, он стал резать, ломать, крушить растения, опутавшие его. Сначала показалась его голова, затем торс. Паренек увидел небо над головой… Еще одно усилие — и он выпрямился, твердо встав на ноги. Между тем двое его врагов беспомощно барахтались под обломками рухнувшего жилья.

Мустик, выиграв время, выскочил на свободный участок земли и со всех ног бросился наутек. Он был великолепным бегуном и всегда выигрывал соревнования у мальчишек из Благотворительного общества.

Быстрые ноги вынесли паренька на покатый спуск. Он не знал, куда бежать, но старался не думать об этом: не важно, ведь он остался жив, а это главное.

Перед ним показалась длинная аллея, которая напоминала под лунным светом парк. Беглец устремился туда. И напрасно: его силуэт явственно выделялся на светлом фоне…

Раздался выстрел. Мустик покачнулся: ему задело плечо.

Он услышал тяжелые шаги преследователей. Надо уйти от каторжников любой ценой. Мальчишка бросился в темноту и побежал изо всех сил. Но рана мешала ему, и бег замедлился.

Вокруг свистели пули, и это подгоняло беглеца, мобилизуя всю его энергию, всю волю. Огромными прыжками он пересек пустое пространство. Грунт под ним был твердым… Стреляли беспрестанно, пули застревали в деревьях, от которых отскакивала кора, царапая паренька.

Аллея вела прямо к Марони, к причалу, куда его недавно доставили. Но путь был незнаком Мустику, поскольку он не мог его видеть.

Внезапно послышался плеск быстрой воды.

Мальчик наступил на сваи, обернулся и увидел, что каторжники от него метрах в тридцати.

Он бросился в реку. Уж лучше утонуть, чем быть замученным Королем каторги. Пирога, на которой его привезли, все еще стояла у берега. Каторжники больше не стреляли: они считали, что им стоит только руку протянуть — и беглец в их власти. Беглец прыгнул в пирогу, оборвал канат, которым она была привязана к стояку, лег на дно. Лодку подхватило стремительное течение…