Железная рука

— Хорошо. Забирайся на любую лошадь. Ну, что ж ты медлишь? Ты ведь знаешь, мы не можем терять времени.

Мустик замялся.

— Извините… простите, — вымолвил он наконец. — Прежде чем отбыть отсюда, я хотел бы кое-что вам сказать.

— Что ж, говори! Кто тебе мешает?..

— Да дело-то уж больно деликатное… Вы давно знаете месье, которого называете де Тресмом?

— Вот уж целый год, как он не покидает меня ни на один день.

— Ни на один день?

— Ну да, конечно. Какого черта ты меня об этом спрашиваешь?

— Вы так уверены в себе и в нем, что я не осмеливаюсь…

— Ты не осмеливаешься? Что именно? Почему у тебя такой растерянный вид? Кончится тем, что я не буду доверять тебе.

— Ах нет! Это было бы несправедливо.

— Тогда объяснись.

— Ну хорошо. Думайте как хотите, но клянусь, и я бы не отрекся от этого…

— Ну, давай! Из тебя слова надо клещами вытягивать?

— Я бы поклялся, что ваш месье де Тресм поразительно похож на человека без имени… на Короля каторги!

— Ты с ума сошел!

— Вовсе нет. У меня с глазами все в порядке. Я отлично вижу. Мне не померещилось. Те же черты, те же повадки, тот же взгляд. Месье де Тресм — это Король каторги или его чистое подобие.

Сен-Клер не мог сомневаться в доброй воле мальчика и невольно забеспокоился.

— Вы мне не верите? — Мустик.

— Тебе нет смысла меня обманывать. Мы поговорим об этом позже. Сейчас будем думать лишь о Мадьяне. Эй, друзья! Зарядите ружья! Будем готовы ко всему. Поехали!

Лошадей пустили в галоп, и они поскакали по широкой равнине.

Слова Мустика заставили Сен-Клера задуматься. Конечно, он очень доверял де Тресму, но тайное предчувствие говорило ему, что надо все прояснить, разгадать загадку друга, которая угнетала его. Ведь судьба могла подвергнуть их новым испытаниям.

ГЛАВА 5

На прииске Сан-Эспуар. — Казино Тома Канона. — Нашествие бандитов. — Мустик-разведчик. — Свистки и удары клинка. — Нападение и резня. — Имя Пьера де Тресма. — Кто Король каторги? — За золотом.

— Эй, старая развалина! Бутылку тащи!

— Две, три, десять бутылок!

— Поторапливайся же! Теперь, когда у тебя лишь одна лапа, ты стал ленивее болотной черепахи!

По столу стучали кулаки, крики усиливались. Глухой хриплый голос ответил словно из-под земли:

— Сейчас!

— Если ты так неповоротлив, — сказал кто-то, — то можешь закрыть свою проклятую таверну.

— Было бы жаль, дело выгодное.

Из-за стойки появилась огромная взлохмаченная голова.

Человек-колосс [270], косая сажень в плечах, а шея сделала бы честь быку… Однако поднимался человек медленно, с трудом. Когда гигант показался весь целиком, стало заметно, что он покалечен: одна рука прижимала к груди бутылку с ликером, а другая висела вдоль тела безжизненная, бесполезная.

— Возьмите бутылки из-под моей руки, чтобы они не упали, — попросил он.

— Эх, бедный Том Канон, — прохрипел кто-то. — Ты уж больше не пиратствуешь? Однако как с тобой случилось это дело-то?

— Это вас не касается.

— Ведь тогда в Сен-Лоране тебя лишь легонько задели кулаком. А еще раньше, во время побега, ты свалил ударами кулака двух надсмотрщиков.

— Возможно.

Все что-то пили. Мерзкие лица, косые взгляды.

— А почему ты решил устроиться здесь?

— Расскажу. Я был в Неймлессе и видел, как Джек нажил состояние. Когда у меня вышла из строя одна лапа, решил рискнуть, основав таверну, что-то вроде постоялого двора. Прошел слух, что на прииске Сан-Эспуар, где многие столько мучились и откинули копыта, так ничего и не открыв, другие, более удачливые, стали находить золото. Подумалось: стоит попытать счастья! Вот я и приехал сюда. Не для того, чтобы искать золото… Просто сделать в меньших размерах то, что патрон Джек поставил на широкую ногу в Неймлессе.

— У тебя будет казино? Певицы?

— Сделаю, что будет возможно, и увидите: я не так уж и не прав. Тут уже есть двадцать изыскателей… да и вы сами приехали сюда же. Черт возьми! Тебя, Ла Грифай, я знал еще там, поэтому тебе и известно мое имя. Другим — нет. Но достаточно посмотреть на вас, чтобы догадаться: вы все — сбежавшие каторжники — приехали сюда за богатством.

— Эй! Старина Том! Ты не лишен здравого смысла, толстяк этакий. Хорошо сделаешь, если пошаришь у себя в погребе… Мы ждем друзей.

— Друзей такого же качества? — растерянно спросил Том.

— Ты воротишь от нас морду? Месье краснеет, он стесняется старых знакомств. Однако будь уверен, робкий кабатчик: те, кого мы ждем, очень важные люди, шикарные, я бы сказал…

— Они приедут, чтобы работать на прииске?

— Именно: у них есть и капитал и руки! Увидишь… Через два месяца тут будет город. Сможешь продать все, что захочешь, и умрешь миллионером.

Том Канон пожал плечами: он действительно обосновался в Сан-Эспуаре, чтобы зарабатывать на жизнь. На миллион он не рассчитывал, ибо бандит в нем уже умер.

После того, как Тома победил Железная Рука, сломав правую руку, а Мадьяна подобрала его и вылечила, в голове каторжника произошла настоящая революция. Он ужаснулся, вспомнив свое жестокое прошлое. Но надо было жить. Оставаться в Неймлессе, где все грубо насмехались над ним из-за его поражения, оскорбляли и провоцировали, было нельзя. Почувствовав себя вдруг как бы уменьшенным в размерах, Канон понял, что никогда не образумит своих бывших подельщиков.

Он покинул Неймлесс и обосновался здесь в надежде зарабатывать себе на жизнь, приютив несколько сумасшедших парней, привлеченных шумихой. Они мечтали открыть тайну старого покинутого прииска.

А теперь Том стал бояться своей клиентуры. Здешней, и особенно той, о приезде которой ему объявили. Он опасался этих мерзких банд, у них было лишь одно на уме: грабить и убивать.

Домик, который построил Канон, обошелся ему недорого, был он снабжен лишь двумя длинными столами и скамьями, а освещался дымившим фонарем, подвешенным к одной из балок.

Шестеро мужчин, среди которых был и Ла Грифай, сидели за столом и время от времени прислушивались к шуму, доносившемуся снаружи. И действительно, поднялся ветер, глухой шепот мало-помалу ширился и постепенно превратился в рокот. И вот уже лес загудел, прогрохотал гром, красные сполохи прорезали небо и бросали в окна таверны адские отсветы. Дождя не было. Но такие сухие бури еще страшнее: яркие вспышки, громовые раскаты, похожие на щелканье гигантских пулеметов, — это впечатляло.

Каторжники интуитивно замолчали, охваченные мистической [271] тревогой.

Раздался сильный удар, сотрясший землю до самых ее недр.

Дверь отворилась, словно вырванная невидимой рукой. В проеме появился человек. Его зловещий силуэт четко выделялся на темном фоне при свете молний.

Король каторги!

— Встать, проклятые пьяницы! — крикнул он страшным голосом. — Всем выйти! Час настал!

— Я проломлю башку первому, кто посмеет не повиноваться! — пронзительно выкрикнул Маль-Крепи.

Каторжники вскочили, услышав голос вожака, и бросились наружу.

Оцепеневший Том Канон не шелохнулся, понимая, что готовится страшное преступление. Но что он мог сделать? При вспышке молнии бывший боксер увидел во дворе группу людей более чем в пятьдесят человек, их карабины сверкали сталью. Канон выглянул наружу. Толпа уже исчезла, спрятавшись в лесу, что окружал таверну… Это была засада. Но для кого?

Вдруг кто-то коснулся его руки. Он живо обернулся и увидел худенькое существо, которое тоненьким голоском спросило:

— Месье, вы — негодяй?

И так как Том ответил лишь удивленным вскриком, человечек быстро продолжал:

— Те бандиты хотят убить честных людей. Вы с ними заодно или нет?

— Я никого не собираюсь убивать, — ответил ошеломленный хозяин таверны.

В это время свет фонаря упал на лицо человечка.

— Мустик! —узнал его Том.

— Как! Ты знаешь меня? Это могло бы помочь. А ты кто? Том Канон?

— Да, да, это я!.. Но скажи быстрее, зачем ты здесь? Уходи, спасайся! Сейчас начнется ужасная резня!

— Знаю. А кто эти подонки?

— Беглые каторжники под предводительством Короля каторги.

— А-а! Я так и думал. И правильно сделал, что опередил.

— Опередил кого?

— Ах, это слишком долго объяснять: почему да как… Скажи-ка, ты знаешь Мадьяну?

— Конечно. Прекрасное, доброе создание, она заботилась обо мне как о порядочном человеке.

— А Железную Руку?

— Да, и его знаю. Это он покалечил меня. Но я больше не сержусь на него. Наоборот…

— А-а! Тогда скажи, нет ли тут Железной Руки или Мадьяны?

— Нет!

— Уф, это уже хорошо. Теперь скажу тебе, что достославные убийцы ждут месье де Сен-Клера, отца Мадьяны.

— Отца Мадьяны? Как? Хозяина Митараки?..

— Да. Они вызвали его сюда поддельным письмом. Король каторги заманивает его в ловушку.

— Надо помешать его появлению здесь. Сколько человек у Сен-Клера?

— Двенадцать, но стоят двадцати.

— Да, но не стоят пятидесяти, а может, и сотни… Дом окружен. Если Сен-Клер придет сюда, ему грозит смерть.

— О, они еще далеко! На просеке. Там пока в безопасности. Мы условились, что они не продвинутся ни на шаг без моего сигнала. Я должен им свистнуть один раз, если можно прийти, и два, если они должны ждать моего возвращения.

— Тогда ты можешь еще спасти их! Свистни два раза. Но погоди. Еще одно слово. Ты мне говорил про Мадьяну и Железную Руку.

— А! Их, без сомнения, тоже заманили в ловушку. С минуты на минуту они могут появиться здесь.

— Тогда они погибли! Ах, черт! Я, Том Канон, должник мадемуазель Мадьяны, не хочу этого! И как бы я ни был глуп, но проведу этих чудовищ! Давай свисти два раза и беги что есть мочи.

— Да, Канон! Какая все-таки удача, что я тебя встретил! Ладно, вперед, мои ноги!

Подросток подбежал к двери, вышел из дома и свистнул так пронзительно, что ночной воздух задрожал.

— Теперь второй раз.

Мальчик собирался свистнуть еще раз, но тут появилась чья-то тень с ножом в руке… Мустик, получивший удар в грудь, раскинув руки, опрокинулся навзничь.

Убийцей был Король каторги.

Он услышал шум в доме, прислушался и узнал об условленном сигнале. Два свистка, чтобы спасти Сен-Клера, один — заманить его и бросить на съедение врагам. Мустик успел свистнуть лишь раз!

Сзади бандита толпились люди.

— А этого скота, который предал нас, — сказал человек без имени, — схватите его и размозжите eму голову камнями! Но ни одного выстрела!

Четверо бандитов бросились к Тому Канону. Но он успел отбежать назад, к нему будто вновь вернулись прежние силы. Своим единственным кулаком он убил двоих из нападавших. Двое других повисли на нем, пытаясь опрокинуть. Однако в Каноне опять пробудился атлет. Он встряхнулся, как делает кабан, когда на него нападает свора собак.

Невдалеке послышался стук копыт. Это Сен-Клер со своими людьми, невольно обманутый Мустиком, выехал из леса.

Однако Том поклялся спасти отца Мадьяны! И он спасет его!

Круша всех, кто повис на нем, богатырь добрался до двери.

— Месье Сен-Клер! — крикнул он во всю силу своих легких. — Спасайтесь! Здесь Король каторги…

Выстрел прервал его. Человек без имени размозжил Тому голову.

Гигант покачнулся и упал как подкошенный.

Король каторги бросился наружу. Он вытащил из кармана электрический фонарь, который тремя слабыми белыми полосами прочертил темноту ночи.

При свете фонаря бандит увидел в нескольких метрах от себя группу Сен-Клера… Отец Мадьяны слышал голос Тома Канона, но в шуме грозы, которая все еще не прекратилась, не понял обращенных к нему слов. Решив, что путь свободен, группа двинулась к дому.

Вдруг со всех сторон показались люди-демоны [272], они накинулись на всадников, и началась резня.

Удивленные спутники Сен-Клера пытались защищаться, но нападающих было пять на одного… Ужасные крики, хрипы, вой…

Сен-Клер отъехал от основной группы на несколько шагов вперед. На него накинулись четыре человека; выстрелом из револьвера он уложил одного, но его опутали веревками, скрутили, стащили с лошади… Король каторги бесстрастно наблюдал эту ужасную сцену расправы. Десять человек Сен-Клера лежали на земле: одни уже были убиты, другие — агонизировали… Человек без имени вошел в дом.

Отца Мадьяны крепко привязали к столбу, ведь каторжники — мастера в играх с веревками.

— Ха, ха, ха! Мэтр Сен-Клер! — воскликнул Король каторги. — Наконец он в моей власти. Сен-Клер, отец прекрасной девушки. На этот раз ты не ускользнешь. Наконец мы с тобой — лицом к лицу.

Главарь бандитов вновь зажег электрический фонарь и поставил его на стол. Бледный свет осветил комнату. Стала видна голова Сен-Клера, благородная, с энергичными чертами и длинной, шелковистой бородой.

Король каторги подошел к нему как бы для того, чтобы лучше его рассмотреть, а на самом деле — с целью потешиться над противником.

Сен-Клер воскликнул:

— Вы мой друг, мой компаньон, мой брат! Возможно ли, чтобы вы предали меня? Де Тресм, это гнусно!

— Де Тресм? — бандит, лицо его искривилось и стало бледным, как у мертвеца. — Кто произнес это имя? Это ложь! Меня зовут Король каторги.

Его словно обуяло безумие: блуждающий взгляд, несвязные движения.

— Король каторги! Ха, ха, ха! Это мое настоящее лицо, моя слава. Я человек без имени, проклятый демон!.. Я — сама ненависть, само преступление.

И, бросившись к Сен-Клеру, он схватил его за горло.

— Мерзкий старик, зачем ты произнес имя де Тресма?..

Сен-Клер во время этого приступа ярости не отводил глаз от лица убийцы.

Да, Мустик сказал правду: Король каторги — живой портрет Пьера де Тресма, но сейчас перед пленником был не он! Извивающийся человек, с лихорадочным блеском глаз… Это маска не того человека, которого он знал и любил. И Сен-Клер сказал:

— Я ошибся, месье, сходство разительное, но вы не Пьер де Тресм, не тот достойный человек…

— Пьер де Тресм! Вы его знаете? И подумали, что это я?

— Пьер де Тресм — мой самый надежный друг, компаньон и участник в деле. И я прошу у него прощения за то, что хоть только на секунду, но усомнился в нем!..

Король каторги расхохотался зловещим смехом.

— Да, да, он — честный человек! Полубог. А меня зовут Жан де Тресм. Я его брат, но — чудовище. Да, чудовище! Принимаю это прозвище и горжусь им. С самых нежных, юных лет я ненавижу брата. Ненавижу его, кроткого, мягкого, с охотой подчиняющегося всем требованиям отцовской воли. Да, я — чудовище, ненавижу своего отца!

— Ваш отец умер! — сурово сказал Сен-Клер.

— Умер. И что же? Вы думаете, я буду оплакивать его? Зачем он хотел связать меня, загубить мою свободу? Зачем вмешивался в мою жизнь? Да, я люблю золото, хочу жить широко и весело. Меня хотели обуздать, лишали пищи. Надеялись привести к повиновению, заставив голодать. И тогда, чтобы удовлетворить свои желания, я начал красть, убивать! Подло, постыдно, испытывая высшее наслаждение оттого, что я им чужой! Я совершенно забыл их… Будто никогда не знал своей семьи. С презрением к ним на суде присяжных я не захотел назваться их именем.

Мне достаточно было сказать лишь несколько слов: сын месье де Тресма, одного из наиболее высокопоставленных лиц Франции — и следователь, прокуратура склонили бы перед этим именем головы. Меня отпустили бы, но я не захотел от них милостыни, не пожелал никакой протекции [273]. Я остался человеком без имени, каторжником. Я хотел быть обязанным только самому себе и стать номером таким-то, перестав быть человеком. Я поклялся, что возвышусь, покорю общество, которое меня преследовало. Мой брат тоже решил попытать счастья! И преуспел. У него есть теперь золото. И что же? Раз он стоит на моем пути, тем хуже для него. Остаюсь человеком без имени, зато Королем каторги. А теперь — довольно разговоров! Вы в моей власти. И посмотрим, сможет ли мой брат, этот честный человек, вырвать вас из моих когтей!

— Презренный! — Сен-Клер.

— Глупец! — грубо ответил бандит.

Он вышел за дверь и несколько раз свистнул. Потом, возвысив голос, крикнул:

— Десять человек, чтобы сопровождать пленника! Все на лошадей! И во весь опор… на прииск Митарака.

Ему ответили радостными восклицаниями. Сен-Клера схватили и посадили на лошадь, привязав к ней.

Вскоре воцарилась тишина. Каторжники уехали завоевывать золото…

ГЛАВА 6

Железная Рука и Мадьяна. — Слишком поздно! — Мустик не умер. — Бедный Сен-Клер. — Вперед!

Гроза прошла. Гром умолк, облака почти тотчас же рассеялись. Вслед за конвульсиями природы наступил абсолютный покой.

На полу хижины в луже крови лежало бездыханное тело. Ничего не могло быть мрачнее этой темной ночи, где все было мертво. Прошел час, другой… Вдруг вспыхнул свет. Казалось, лес вдруг ожил; легкий шелест пробежал по деревьям, чей-то голос раздался в тишине, жизнь возвращалась, начинался новый день.

День! Заря как-то сразу разорвала темную кисею неба, и хлынул свет. Это как будто послужило сигналом; раздался конский топот. Уж не бандиты ли вернулись? Может, они подумали, что не завершили свое темное дело?

Топот приближался. И вот на опушке — на засеке, как говорят в Гвиане, — у которой стояла хижина, показались всадники.

— Прииск Сан-Эспуар! — крикнул кто-то. — Наконец-то! Мы прибыли вовремя! Может, нам позволят отдохнуть здесь немного?

— Ах, хорошо бы! — жалобный голос. — У меня совершенно затекли ноги.

Один из всадников соскочил с лошади и подбежал к другому со словами:

— Мадьяна! Моя дорогая Мадьяна! Идите ко мне! — И он протянул к девушке руки. — Наверное, измучились?

— Нет, нет, мой друг! — ответила девушка, легко спрыгивая на землю.

Она была одета в мужской костюм: трапперский [274] камзол [275], на ногах — высокие гамаши [276], черные волосы подвязаны индейским платком.

Фишало, любуясь красотой девушки, воскликнул:

— Поглядите! Как мадемуазель была бы эффектна на Итальянском бульваре!

И вот уже все соскочили на землю: Генипа, Башелико и Ломи, превратившиеся из лодочников в бесстрашных наездников. А во главе — Железная Рука, вновь обретший свою силу, исполненный счастья и доверия к тем, кого любил.

— Эй, — крикнул он своим сильным, звучным голосом, — есть кто-нибудь в доме? Хорошо ли здесь принимают путников?

Ответа не последовало. Вдруг Генипа воскликнул:

— Хозяин! Боюсь, мы приехали слишком поздно.

— Что ты хочешь сказать?

— Глаза никогда меня не обманывают. Поглядите: следы ног множества людей. Они еще свежие.

Железная Рука наклонился к земле и вздрогнул:

— Да, это правда, друг! Не свершилось ли тут преступление?

— Мой отец! Мой бедный отец! — воскликнула Мадьяна.

Железная Рука устремился в глубь дома, и крик ужаса вырвался из его груди. На полу ничком лежало два трупа. У одного из них была разбита голова, а на лице лежала словно кровавая маска. Железная Рука приподнял его, прислонил к стене.

— Я знаю этого человека, — сказал он. — Я дрался с ним в Неймлессе.

Мадьяна подошла ближе.

— Том Канон! —воскликнула она. — О, несчастный!

И в это время прозвучал другой крик, крик-рыдание. Это был голос Фишало:

— О, несчастье из несчастий! Это же Мустик! Бедный Мустик! Мой приятель! Мой друг! Мой младший брат!

Железная Рука подбежал к лежавшему на полу подростку, страшная тоска сдавила грудь. Да, да, это был Мустик, славный мальчуган, который столько раз выказывал себя настоящим героем.

Поль положил юного друга на скамью, расстегнул одежду и приложил ухо к груди. Фишало топтался рядом, сжав кулаки и скрипя зубами. Он всем сердцем любил своего товарища, они даже поклялись умереть одновременно.

— Кто убил его? — он. — Мустик, назови своего убийцу, я найду его и прикончу!

— Тише! — проговорил Железная Рука. — Мустик не умер.

— Не умер?

Фишало застыл, широко раскрыв глаза.

По знаку Железной Руки подошел Генипа, ощупал Мустика, осмотрел.

— Хозяин прав, — сказал он своим глубоким, спокойным голосом.

— Удар нанесен кинжалом, но клинок соскользнул, — пояснил Железная Рука. — Смотри, Генипа, он наткнулся на медаль, которой наградил Мустика комендант Сен-Лорана. Лезвие только порезало грудь, поэтому так много крови. Но оно не проникло настолько глубоко, чтобы задеть жизненно важные органы. Воды! Воды!

А в это время Мадьяна обмывала лицо Тома Канона, освобождая его от сгустков крови. О! Этот был уже точно мертв. Она подбежала на крик Железной Руки и стала обмывать рану Мустика, напоминавшую красный бант на белой груди ребенка. Малыш ничего не чувствовал, глаза были закрыты, цвет лица — мертвенно-бледный. Железная Рука, стоя на коленях, вытащил из кармана пузырек с водкой; кончиком ножа он разжал зубы раненого мальчика и влил ему в горло несколько капель крепкого напитка. По телу мальчика прошла дрожь… Он жив! Жив!..

Генипа тихонько отстранил хозяина и своими руками, легкими, как у опытного врача, начал массировать ребенка, пытаясь восстановить дыхание. Раздался долгий стон. Глаза мальчугана открылись.

Фишало больше не мог сдерживаться: он кинулся к другу, обнял его и стал горячо целовать.

— Мустик! — кричал он. — Это я, Фишало! Назови меня дураком, скажи что-нибудь, чтобы я только знал: ты жив! Мой малыш Мустик!

— Фишало! — прошептали бледные губы.

— Да, да. Здесь Железная Рука, Мадьяна и все другие, славные, храбрые люди!

Еще одна порция водки и сильное растирание вывели бедного мальчугана из сковавшего его оцепенения.

Он приподнялся, огляделся вокруг, кровь прилила к его щекам.

— Железная Рука! — вскрикнул мальчик. — Ах, я не виноват! Бедный месье де Сен-Клер!

— Мой отец? Говори, Мустик! Где мой отец?

Паренек сделал какой-то неопределенный жест. Мало-помалу память возвращалась к нему, и он прерывающимся голосом рассказал, как встретил Сен-Клера, как его послали разведчиком, как на него накинулся и ударил кинжалом Король каторги… Том Канон должен все знать. Где он?

— Разве не он нас предал? — Железная Рука.

— Ах нет же! Он был слишком хорошим человеком для этого. Благодаря мадемуазель Мадьяне, которая его вылечила, спасла. Но где он?

— Увы! — сказал Железная Рука. — Он мертв.

— Мертв. Еще одно преступление проклятого Короля!

В течение нескольких минут состоялся военный совет.

Сомнений не было: дьявольский замысел бандита осуществился. Он увез с собой Сен-Клера, дабы сделать из него заложника.

Генипа обошел вокруг дома и через минуту вернулся. Он увидел трупы: люди Сен-Клера были захвачены врасплох и убиты. Погибло десять человек.

— Ни один не спасся, — сказал Мустик. — Месье Железная Рука, только вы можете вызволить месье де Сен-Клера.

Поль на мгновение задумался, огляделся вокруг, увидел Мадьяну, чьи глаза сверкали решимостью и отчаянием. Он понял, что она тоже возлагала на него надежды.

Молодой человек простер руки к небу:

— Клянусь, что спасу вашего отца или умру вместе с ним!

— И я клянусь выполнить мой долг! — Мадьяна.

— Дорогая подруга, борьба предстоит ужасная.

— Там, где будете вы, друг моей души, там рядом буду и я.

— Пусть будет так! — сказал Железная Рука, сжимая подругу в объятиях и целуя в лоб. — Генипа! Башелико! Ломи! Вы готовы?

— Хозяин скажет, мы повинуемся, — бесстрастно молвил Генипа.

— А ты, Фишало, оставайся рядом с Мустиком. Доверяю его тебе.

— Как? Что вы говорите, патрон? —возмутился Мустик. — Вы хотите, чтобы я умер здесь? Меня немного распороли, но это ничего не значит.

— Ты же не сможешь подняться на коня.

— Ну что ж! Меня привяжут к нему вдоль, поперек или наискось. И потом я быстро поправлюсь, увидите. Я был немного дохлым, но с этим покончено. Не правда ли, месье Генипа, я справлюсь?

— Молодой белый крепок, — проговорил индеец, — и он нравится Гаду…

Как известно. Гаду — бог индейцев. После военного совета немного подкрепились. Фишало занялся Мустиком и усадил его на лошадь перед собой.

— Вперед! — крикнул Железная Рука.

— Вперед! — повторила Мадьяна. — Я спасу отца!

ГЛАВА 7

Прииск Митарака. — Осада, битва. — Четверо против одного. — Свидание! — Долой маску! — На помощь. Железная Рука! — Разбитый череп. — Генипа идет на выручку. — Спасены!

Вот уже два дня, как прииск Митарака находился в осаде. Король каторги разделил свое войско на две группы, в каждой — по сотне человек. Одна должна была идти с ним к дому, где останавливался Сен-Клер, а другая — атаковать прииск; второй группой командовал Маль-Крепи, такой же преступник, как и его хозяин, и такой же жестокий. Он получил инструкции: до нового приказа ни под каким предлогом не предпринимать решительных действий. Его задача — не дать успокоиться врагу, держать его в постоянном страхе, изнурять.

Сперва каторжники спрятались в лесу, а именно в тех местах, что выходили к выступу Тумук-Умак. Их присутствие там выдавали лишь кражи и пожары. Сгорело несколько зданий. Жители фактории [277] подумали сперва, что это несчастный случай, набег бродяг, скрывавшихся в лесной глуши и всегда искавших легкой поживы.

Прииск Митарака представлял собой нечто вроде небольшого городка. Хотя Сен-Клер еще не успел внедрить современные механизмы и все операции выполнялись по старинке простейшими методами промывки и просеивания, шахта была столь продуктивна, что пришлось выстроить несколько зданий для рабочих, администрации и складов.

Еще несколько недель — и Сен-Клер вернулся бы в Кайенну с грузом золота. Там он намеревался встретить свою горячо любимую дочь и обсудить с ней их дальнейшие действия, их будущее. Поддельное письмо изменило его планы. Но мог ли он догадаться о грозящей ему ужасной опасности?..

Де Тресм, покинув Сен-Клера, поспешил вернуться на прииск и там узнал о страшных делах озверевших бандитов. Он не был слишком удивлен, ибо последние события заставили его предположить, что существует заговор против нарождающейся колонии. Обследовав окрестность и не найдя ничего подозрительного (каторжники соблюдали предписанные им меры предосторожности), он, однако, поспешил кое-что предпринять: отослал на левый берег Аламы женщин и детей индейцев, а поскольку он не слишком доверял этому племени, то отобрал людей, на которых мог положиться, среди негров, бони и юкас.

Стены, окружавшие прииск, были укреплены, боеприпасы — приготовлены. Митарака мог выдержать осаду. Де Тресм ждал. Прошло еще два дня, подобных тем, что предшествуют большим катастрофам. Инженер только что закончил обход. Он убедился, что все люди на своих местах, готовые к энергичной защите, особенно потому, что узнали, кто собирается на них напасть: беглые каторжники, то есть жестокие бандиты, для которых привычны любые преступления и злодеяния.

— Завтра, — говорил де Тресм верным людям, — сюда приедет Сен-Клер и все наши опасения рассеются.

Но слова застряли у него в горле. Красное пламя, какое бывает при извержении вулкана, осветило округу… Раздался страшный взрыв, из земли вырвался сноп огня, разорвавший пространство со свистом ураганного ветра. На землю стали падать балки, деревья, чугунные осколки.

— Взорвался пороховой погреб! — прокричал де Тресм.

В это же время послышались яростные крики, ужасные удары сотрясали ограждение, словно то были удары катапульт… [278] Начался приступ. Маль-Крепи только что получил приказ действовать. Короля каторги окружили его свирепые сподвижники: пусть передовой отряд начнет наступление — они готовы его поддержать.

Одному из каторжников удалось проникнуть на прииск, он забрался в здание, где находились боеприпасы, предназначенные для защитников города. Его затея удалась. Огонь пожирал здание, земля разверзлась.

— Проклятие! — крикнул де Тресм. — Эй, друзья! Нам навязывают бой!

Повсюду свистели пули. Люди де Тресма перескакивали с крыши на крышу, с позиции на позицию, стреляли в атакующих, которые нападали сразу с четырех сторон. Однако де Тресм все предвидел. Несмотря на стремительность атаки, на безумную ярость бандитов, их первый натиск захлебнулся.

Выстрелы со стороны осажденных были точно выверены и часто поражали нападающих. Де Тресм успевал повсюду, он ободрял людей, объединял их, командовал боем. В стене открылась брешь — и инженер мелькал уже там, с топором в руке. Он разил, убивал преступников. Слышались гнусные проклятия, стоны. Каждый делал свое дело. Ряды каторжников редели.

С уст Маль-Крепи срывались мерзкие ругательства. Каким образом эти золотодобытчики оказались так подготовленными? Какой изменник предупредил их? Бандит собирал атакующих вокруг себя и отдавал быстрые приказы командирам. В один миг у частокола, который каторжники не смогли взять приступом, выросла груда веток и вспыхнуло пламя.

— Мы зажарим их в логове! —крикнул Маль-Крепи.

Но осажденные отчаянно сопротивлялись… Де Тресм топором разрубил затвор, который удерживал поток воды, несшийся с горы, и повернул его в искусственное ложе. Вода играла, кружила и неслась, снося все на своем пути. Сама природа помогла защитникам прииска.

У де Тресма появилась надежда. Он увидел, что бандиты испугались и начали сдавать.

Но что это? Уж не разверзлись ли врата ада? Земля задрожала под ногами сотни лошадей, мчавшихся яростным галопом. Перестрелка возобновилась. Засвистели пули. Де Тресм, раненный в плечо, еле держался на ногах. Он понимал, какая ужасная опасность грозила ему и его товарищам, которых испугала новая атака. К нападавшим подоспело большое подкрепление. Взрыв оружейного арсенала [279] лишил осажденных необходимых боеприпасов. Патронташи почти опустели. Близился неизбежный разгром. О Сен-Клер, Сен-Клер! Где ты?