ОСС 117 - Тревожное ожидание

Она положила трубку. Арриго Нера выругался сквозь зубы и поставил аппарат на стол. Все-таки она услышала главное...

12

Артур Ламм больше не мог выдержать. От последнего удара Паоло он потерял сознание.

– Ну вот, – заметил Паоло, повернувшись к Джованни, – хлопнулся в обморок.

Джованни пожал тощими плечами и презрительно плюнул.

– Это не мужик, а какая-то девка! Больно нежный... Помню, мною занималось гестапо. Три дня и три ночи без передышки. Ванна, спички под ногти, удары палкой...

Он соединил сжатые кулаки и договорил:

– Да, сказать нечего, гестаповцы умели работать. И все-таки они меня не раскололи! Я им ничего не сказал. Как язык проглотил. Только орал. Как я орал! От этого мне становилось легче, а кроме того, я заглушал их бесконечные вопросы: «Кто твой начальник? Кто твой начальник? Назови имя, и мы оставим тебя в покое...» Как же! Они бы меня шлепнули, открой я только рот, и уж тогда бы я лежал в полном покое! Черт! А все-таки славное было времечко...

Он встал со стула, потянулся, сделал два шага к Артуру Ламму, лежавшему на полу, выложенном красной плиткой, и в ярости пнул его мыском ботинка.

– Да очухаешься ты, мразь?

Паоло прикусил губу.

– Потише, Джованни. Хирурго не хочет, чтобы мы его изувечили...

Худое лицо Джованни исказилось. Он резко обернулся и заорал:

– Хирурго! Тогда пусть сам работает! Всегда одно и то же: мы все делаем, а Хирурго только снимает сливки! Приходит, когда клиент доведен до нужной кондиции, и выслушивает признания, а потом составляет рапорт. Как будто это его заслуга... Это несправедливо!

Паоло снова прикусил губу, и его по-детски пухлое лицо вытянулось от страха. Он приложил палец к потрескавшимся губам и шепотом посоветовал:

– Тсс! Не кричи, Джованни. Хирурго может тебя услышать. Я схожу за водой, чтобы привести этого парня в чувство...

Он пересек пустую комнату, открыл дверь и столкнулся нос к носу с Хирурго.

– О черт! Вы были здесь, патрон?

Хирурго не ответил. Его лицо осталось невозмутимым. Слышал он или нет? Не поймешь. Чтобы скрыть свое смущение, Джованни достал из кармана сигарету и закурил. Его рука, похожая на костлявую колотушку, дрожала. Он повернулся спиной к двери, словно защищаясь от несуществующего ветра.

– Он потерял сознание?

Паоло, стоявший у порога, вздрогнул.

– Да, патрон, потерял сознание из-за пустяка. Я как раз собирался идти за водой, чтобы привести его в чувство...

Хирурго достал из кармана газету и спросил:

– Ну и чего ты ждешь?

Паоло моментально исчез. Хирурго повернулся к Джованни, чьи уши стали ярко-красными.

– Я же тебе говорил, чтобы ты не очень усердствовал.

Джованни пробурчал:

– Гестапо со мной не церемонилось. За мной остался должок.

Хирурго мягко заметил:

– Этот тип никогда не служил в гестапо.

Джованни взорвался:

– Ну и что! Все, кто не с нами, – фашисты! Вы сами это говорили, и в партийной газете каждый день пишут о том же...

Хирурго не нашел, что сказать. Он отнюдь не всегда был согласен с пропагандой, но был вынужден молчать, видя ее эффективность. Только одно чувство может заставить людей действовать слепо: ненависть.

Это была не его, Хирурго, вина, и он считал, что можно использовать любые методы ради осуществления идей, в правоте которых он был убежден. Цель оправдывает средства.

Он мягко ответил:

– Ты прав, Джованни, этот человек фашист, грязный фашист, но высшие интересы народа и мира требуют, чтобы мы не изувечили его. Ты должен подчиняться, не пытаясь понять...

– Я не собака, – огрызнулся Джованни, явно пребывавший в плохом настроении.

Хирурго привык к этому. Всю свою жизнь он руководил людьми. Он распрямился, воинственно топорща усы и зло глядя на подчиненного.

– Повтори!

Джованни отступил на шаг и повторил:

– Я не собака. Я хочу понять, прежде чем подчиняться.

Кулак Хирурго вылетел, как ядро. Джованни не успел уклониться и, получив удар в челюсть, растянулся на полу.

Вошел Паоло, с трудом неся полное ведро воды. Хирурго взял его у подчиненного, вылил воду на Артура Ламма и вернул ведро со словами:

– Сходи еще за одним для твоего дурака напарника.

Только тут Паоло увидел на полу Джованни.

– Черт! – вырвалось у него.

И, схватив ведро, он улетел стрелой.

У Паоло была собачья душа, и он с ней прекрасно жил, тем более что он обожал собак.

Артур Ламм со стоном перевернулся и остался лежать на спине, раскинув руки крестом.

Через несколько секунд он открыл глаза. Второй остался закрытым. Он распух и посинел: в него неудачно попал кулак Джованни.

Хирурго наклонился, развернул газету и приблизил статью о «тарелках» к здоровому глазу Артура Ламма.

– Почему ты скрыл это от нас?

Его голос дрожал, но злобы в нем не было. Артур Ламм посмотрел на статью. Он очень хотел бы прочесть ее полностью, чтобы узнать, не слишком ли ее сократили, когда редактировали. Перед глазами все плыло. Он поднес руку к горлу и сказал:

– Я задыхаюсь.

Артур промок до костей, но это было даже приятно. Мокрая одежда образовала большой компресс на синяках, покрывавших все его тело. Он провел несколько очень неприятных минут между кулаками Джованни и ногами Паоло.

Хирурго выпрямился и пошел открывать окно, находившееся в поле зрения журналиста.

– Можешь орать, тебя никто не услышит, – сказал Хирурго, повысив голос, чтобы перекрыть вой бури.

Артур Ламм долго смотрел на высокие зеленые деревья, сгибающиеся под сильными порывами ветра, и косые струи дождя. Из водосточной трубы хлестала вода.

Хирурго вернулся, взял его под мышки, подтащил к стене и прислонил к ней.

– Ты можешь сидеть?

Артур не ответил. Его взгляд упал на очнувшегося Джованни. У того был странный вид. Казалось, он был заворожен широкой спиной Хирурго, в темных остановившихся глазах застыла ненависть. Еще не совсем пришедший в себя Артур увидел, как он достал из-под мышки большой пистолет и дрожащей рукой наставил его на Хирурго...

– Берегись! – крикнул журналист.

Хирурго бросился на пол. Грохнул выстрел. В маленькой комнате он показался раскатом грома. Отлетевшие от стены куски штукатурки посыпались на Артура. Он сразу же упал плашмя, закрыв голову руками.

Грохот двух новых выстрелов, одного за другим, и разъяренный голос Хирурго:

– Ты мне за это заплатишь, сука!

Удар тяжелого металлического предмета о плитку пола. Крик ужаса, наверняка вырвавшийся из горла Джованни.

Кажется, роли поменялись.

Артур Ламм приподнял голову, чтобы посмотреть поверх рук. Сидя верхом на Джованни, Хирурго душил его.

Джованни, видимо, уже понял, что совершил ошибку. Искаженное ужасом лицо, распахнутый в немом крике рот, безумные, молящие глаза...

Но Хирурго в подобных случаях был глух. Люди, желавшие понять, прежде чем выполнить приказ, были опасны. Их следовало уничтожать без колебаний...

Он продолжал сжимать горло Джованни.

Артур Ламм удивился своему равнодушию. У него на глазах один человек убивал другого, а у него это не вызывало никаких эмоций.

Он увидел пистолет, выпавший из рук Джованни. Хирурго сидел к нему спиной... Бесшумно подползти – о том, чтобы подбежать, не могло быть и речи из-за полученных побоев, – схватить оружие и положить конец этой сцене, перестреляв обоих.

Он находился в состоянии законной самозащиты.

Артур начал отодвигаться от стены, опираясь на руки.

Шаги, лязг металла. Дверь открылась. Паоло, с ведром воды в руках, замер с открытым ртом, увидев, как патрон душит его напарника. От изумления пальцы у него разжались, ведро выпало и опрокинулось, залив ему ноги.

Хирурго поднял голову и крикнул, не разжимая смертельных тисков:

– Возьми кирку и вырой в саду яму. Для этой свиньи сойдет...

Паоло взглянул в окно, поморщился, повернулся, но спохватился и вернулся за ведром, а потом вышел, не интересуясь больше судьбой Джованни.

Он знал, что Хирурго всегда прав, а Джованни сделал ошибку, забыв об этом или пытаясь поставить это под сомнение. И вот тому доказательство...

Хирурго продолжал сжимать горло Джованни. Он любил хорошо выполненную работу и никогда не бросал дело незаконченным, каким бы это дело ни было.

Три метра.

Если бы не боль во всем теле, он бы рискнул прыгнуть к пистолету...

Три метра.

Артур сумел проползти только половину. Хирурго разжал руки и встал.

– Думаю, на этот раз, – сказал он с иронией, – он все понял... Дурак!

Обернувшись, он увидел журналиста, пытающегося дотянуться до оружия. Ударом ноги он отправил пистолет в другой конец комнаты. Артур Ламм сжался, уверенный, что следующий удар достанется ему.

Но он ошибался.

Хирурго нисколько не рассердился. На месте Ламма он сделал бы то же самое.

Он нагнулся, взял его под руку и сказал:

– Пошли ко мне в кабинет. Там нам будет удобнее разговаривать.

Ошеломленный Артур с трудом встал, морщась от боли, и поплелся следом за Хирурго.

Коридор. По обеим сторонам закрытые двери. Полупустой вестибюль. Входная дверь, стонущая под напором ветра. Большая двустворчатая дверь в просторную комнату, обставленную дешевой казенной мебелью. На стене добродушное усатое лицо Отца Народов.

Хирурго посадил журналиста в неудобное жесткое кресло и сам сел за стол.

– Почему ты предупредил меня, когда та свинья собиралась выстрелить?

Артур Ламм сдержал улыбку. Хирурго был не такой, как все. Сам он хотел знать, почему...

Журналист пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он. – Я не раздумывал... Наверное, естественный порыв. Может быть, потому что он собирался трусливо выстрелить вам в спину?..

Хирурго хохотнул. Эти буржуа не переставали его удивлять! Какая разница: напасть на человека спереди или сзади? Почему, например, он, Хирурго, стал бы предупреждать противника перед тем как убить его, и подходить спереди? Это означало идти на ненужный риск, а человек, нужный Народному Делу, не имеет права подвергать себя риску без необходимости. Его жизнь нужна партии, и он стал бы преступником, если бы не принимал все меры для ее сохранения.

Нет, эти буржуа не переставали его удивлять!

Он снисходительно пожал своими широкими плечами и лицемерно спросил:

– А если бы ты смог взять пистолет, пока я находился к тебе спиной, разве ты не застрелил бы меня сразу?

Артур Ламм покачал своей избитой головой, что вызвало у него гримасу.

– Нет, – ответил он, – я бы держал вас под прицелом, чтобы выйти. А если бы вы попытались помешать... тогда я бы выстрелил... Да, я бы выстрелил.

Хирурго хмыкнул:

– Пф! Я думал, ты смелее!

Журналист спросил:

– Я свободен? Я могу уйти?

Лицо Хирурго вытянулось от изумления.

– Чего?! Что это на тебя нашло? Почему это ты вдруг свободен?

Артур развел руками.

– Черт! Я же спас вам жизнь... Жизнь за жизнь, разве это не справедливо?

Хирурго явно не понимал подобных рассуждений.

– Совсем ненормальный, – совершенно искренне прошептал он. – Чего ты несешь? Ты воображаешь, что я обязан быть благодарен какому-то дураку за то, что он спас мне жизнь? Черт возьми! Так можно далеко зайти... Об этом и речи быть не может, приятель. Если бы ты предложил мне сделку заранее, я не говорю, что отказался бы. А если бы я дал обещание, то сдержал бы его... хоть это и было бы неразумно. Но разве я тебя о чем-нибудь просил? То, что ты сделал, ты сделал для себя, а не для меня. Что? Разве не так? Если бы ты не предупредил меня, то всю жизнь мучился бы угрызениями совести! Знаю я вас, буржуа. Угрызения совести, жалость – это все ваши выдумки. Вы их собрали в своды правил; вы точно знаете, когда их нужно испытывать. А я не прогнил, как вы. Я не нуждаюсь в совести и жалости. Жалость унизительна. Никто не имеет права унижать народ. Народу не нужна ваша жалость, народу нужны вожди.

– Вроде вас?

– Да, – уверенно подтвердил Хирурго, – вожди вроде меня...

Он заметил, что позволил увести себя от темы.

– Вернемся к нашим баранам... Как ты сумел переправить в «Уорлд Пресс Эдженси» статью, которую я тебе показывал?

Артур улыбнулся. Зачем скрывать?

– Я написал ее вчера вечером, в «Гарибальди». Потом, возвращаясь домой, бросил в почтовый ящик. Я предвидел, что со мной может случиться нечто подобное. Теперь у вас больше нет причин держать меня здесь, раз все раскрыто...

Хирурго жестко улыбнулся:

– Верно, у меня больше нет причин держать тебя. – И неожиданно заорал: – Где Менцель?! Или ты скажешь...

– Не скажу. Вы все равно меня убьете; я только что понял это. У вас есть для этого веские причины. Я ведь могу рассказать, что со мной произошло, а кроме того, я был свидетелем убийства Джованни...

Хирурго замер с открытым ртом.

– Убийства?! – повторил он.

И расхохотался.

– Ну и словечки у тебя!

Оборвав смех, он покопался в кармане, вынул оттуда белый платок и бросил его журналисту, который поймал его на лету.

– Узнаешь?

Лицо Артура Ламма стало таким же бледным, как этот кусочек батиста. Он с первого взгляда узнал платок Эстер. Один из подаренных им.

– Ты слышал ее по телефону сегодня утром, – продолжал Хирурго. – Я был рядом с ней. Мы немного побеседовали, и она очень захотела узнать, жив ли ты, потому что...

Он понизил тон и улыбнулся.

– ...потому что, если бы ты был мертв, у нее не было бы ни малейшей причины даже пальцем шевельнуть ради твоего спасения...

Артур Ламм стиснул зубы.

– Мерзавец, – прошептал он. – Гнусный мерзавец!

Хирурго махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.

– Слова, – сказал он, – одни слова! Убийство, мерзавец, гнусный... Что они значат? Будь любезен, объясни! Твоя сестра...

– Что вы с ней сделали?! – закричал Артур, не в силах больше сдерживаться. – Она ведь калека! Несчастная калека...

Его голос оборвался. Хирурго холодно возразил:

– Ну и что? Что это означает: калека?

Он смягчил тон, чтобы добавить:

– Твоя сестра в моей власти. Ее жизнь зависит...

Он замолчал и презрительно покачал головой. Нервы Артура Ламма не выдержали, он потерял сознание.

– Тряпка, – буркнул Хирурго, – одни тряпки! Невозможно серьезно поговорить!

13

Юбер Бониссор де Ла Бат в последний раз повернул диск телефона и поднес трубку к уху. Короткая пауза, потом послышались гудки.

Юбер, сам не зная почему, чувствовал себя неуютно. Может быть, из-за того дурацкого инцидента в «Уорлд Пресс Эдженси»? Арриго Нера не вызывал у него антипатии, но его поведение оставалось неясным. Почему он отказался дать адрес Ламма, если тот действительно уехал? Юбер спросил адрес просто так, на всякий случай, уверенный, что найдет его в справочнике. Неожиданный отказ итальянца насторожил его, и он пошел на риск, чтобы получить эту информацию. И правильно сделал: в справочнике имени Артура Ламма не было. Дом девятнадцать по виа Г. Маркони был записан на другую фамилию. Может быть, журналист снимал его?

Гудки продолжались.

Очевидно, Нера сказал правду. Он хотел было положить трубку, но не сделал этого, подчиняясь своему инстинкту. Он чувствовал постороннее присутствие на линии... Присутствие... Он не успел сделать вывод. Щелчок. Гудки прекратились, и зазвучал голос:

– Алло? Кто говорит?

Чудесный, потрясающий голос, проникший в мозг Юбера, как колдовское зелье. Господи! У кого же был такой волшебный голос? Он спросил:

– Алло? Это Лили Понс?

Голос спокойно ответил:

– Нет, синьор, вы ошиблись.

Женщина собиралась положить трубку. Он быстро сказал:

– Э, одну секундочку, пожалуйста. Я пошутил... У вас такой чудесный голос! Артур дома?

Молчание. Чуть слышное прерывистое дыхание. Что там происходит?

– Артура нет, – произнесла женщина. – Он вернется не раньше чем через два дня.

Так-так! Кажется, все сговорились.

– Кто вы? – спросил он.

– Его сестра, Эстер. А вы?

Он счел нужным извиниться:

– Простите, я очень плохо воспитан. Мое имя Гарри Брассел. Вы, кажется, уже слышали обо мне?

– Да, – честно ответила она почти шепотом.

У него перехватило дыхание, но он продолжал настаивать:

– От вашего брата?

– Какая разница? А кто-то еще мог рассказать мне о вас?

Он перебил:

– Мне нужно вас увидеть.

Молчание. Потом приглушенный голос:

– Это невозможно, синьор. Я никого не принимаю...

– Почему?

– Я калека и нахожусь в доме одна.

– Я не сексуальный маньяк.

– Я не могу быть в этом уверена. Не настаивайте, синьор...

Он настойчиво произнес:

– Через десять минут я позвоню в вашу дверь, и вы мне откроете.

– Нет, синьор, не открою. В отсутствие брата я никому не открываю.

Странное сопротивление. Он подчеркнул:

– Речь идет о будущем вашего брата, а следовательно, и о вашем...

– Вполне возможно, синьор, но я не открою...

Он резко спросил:

– Кто находится рядом с вами?

Молчание. Тревожный голос:

– Никого, синьор.

– Честное слово?

– Честное слово.

– Нас кто-то слушает...

– Прощайте, синьор. Нет смысла звонить снова. Я буду класть трубку, как только узнаю ваш голос...

Щелчок. Конец. Охваченный подозрением, Юбер стукнул трубкой об аппарат, имитируя, будто повесил на рычаг, и быстро поднес ее к уху. Он услышал шепот: «Надо срочно предупредить Хирур...»

И тишина. Это был мужской голос. Юбер подождал еще тридцать секунд, но без результата, и повесил трубку. Он простить себе не мог, что не доверился своему первому впечатлению. Линия Артура Ламма была на прослушивании...

Непрофессионал ничего бы не заметил, но он давно привык к таким вещам, давно привык жить настороже, в постоянном напряжении.

В конце концов, в том, что власти взяли под наблюдение такого осведомленного человека, как Артур Ламм, ничего удивительного не было.

Теперь Юбер знал, как себя вести. Прослушивание телефона означало, что за домом обязательно ведется наружное наблюдение.

Если хорошенько подумать, то все к лучшему.

Он вспомнил завораживающий голос.

– Эстер, – шептал он. – Ее зовут Эстер... Эстер Ламм.

Он вышел из кабины, думая, что хорошо было бы познакомиться с женщиной, обладающей таким голосом. Калека? Может быть, она сказала это только для того, чтобы побыстрее отделаться от него? Странный предлог...

Он представил себе лежащую молодую, очень красивую женщину, одетую в белое, с пепельными волосами и большими зелеными глазами. У больных всегда большие глаза.

Он снова вошел в телефонную кабину небольшого ресторанчика, позвонил в миссию и попросил Бага. Тот сразу же подошел.

– Хелло, – сказал Юбер. – Это твоя кузина из Калифорнии. Как дела?

– Так себе, – невнятно ответил Баг, жевавший свою вечную жвачку. – Что с тобой случилось, дорогая? Потеряла свою сексапильность?

– Угу, – ответил Юбер. – Я кое-кого подозреваю. Того журналистишку... Да, виа Маркони, девятнадцать. Кажется, его нет дома. Его сестра отвечает на телефонные звонки, но никому не открывает. Надо этим заняться.

– Чем «этим»?

– Нужны люди для наблюдения за домом. Пусть будут осторожны; кажется, за ним уже следят.

Баг, видимо, размышлял. Юбер услышал, как он жует.

– Я пошлю Тито, – сказал Баг. – Если окажешься там и тебе понадобится с ним встретиться, насвистывай Моцарта, он тебя...

Юбер перебил:

– Моцарта? Не знаю. Я не меломан.

– Тогда, – примирительно предложил Баг, – «Мадлон». Он попросит огня. Ты станешь чиркать другим концом спички. Он спросит, не кузина ли из Калифорнии научила тебя так зажигать спички. Понятно?

– О'кей. Есть что-нибудь новое?

– Есть. Фотография Менцеля. Можешь зайти завтра утром...

– О'кей, – ответил Юбер. – Хорошо бы еще разузнать насчет агентства печати. Трудно сказать заранее, может, это что-то даст.

– Я уже сделал все необходимое. Не надо так много болтать. Тебе платят не за разговоры.

– А тебе, как я погляжу, платят за брюзжание. Черт, как от тебя воняет мятой!

Он повесил трубку и заметил, что перед кабиной нетерпеливо ждет хорошенькая девушка. Он неторопливо вышел и сказал:

– Зачем так нервничать? Он обязательно вас дождется.

Она пожала плечами, и упругая грудь соблазнительно выступила в вырезе платья. Юберу захотелось коснуться ее, но он этого не сделал.

– Одну секунду! – воскликнул он.

Она остановилась в дверях. Он наклонился, положил руку на ее ляжку, напрягшуюся под тонкой юбкой, ухватился за резинку подвязки, чуть оттянул ее и отпустил. Хлоп!

– О! – воскликнула она, задохнувшись.

Он из осторожности отступил на шаг и сказал с ослепительной улыбкой:

– Теперь можете идти. Все в порядке!

Он повернулся, прошел по коридору в зал ресторанчика и направился к бару.

– Белый чинзано с джином и цедрой.

– Чего еще, синьор? – слащаво улыбнулся бармен.

– Побыстрее!

– Какой ужас! Все торопятся... Они умрут раньше меня...

Он принес заказ. Юбер заплатил, выпил и ушел. «Мерседес» стоял на прежнем месте. Он скользнул за руль, быстро захлопнул дверцу, чтобы уберечь салон от дождя, включил «дворники» и, осторожно тронувшись с места, влился в поток машин, двигавшийся по проспекту.

Хотя он и купил план Триеста, но все-таки заблудился и был вынужден прижаться к тротуару, чтобы сориентироваться.

* * *

Хирурго вышел из машины перед домом сорок три по виа Джулия и втянул голову в плечи от резкого порыва дождя. Непрекращающийся вой ветра в ветвях деревьев парка звучал по-настоящему зловеще.

Хирурго прижался к двери и нажал толстым пальцем на кнопку звонка. Три длинных, четыре коротких...

Несколько секунд ожидания, дверь открылась, и Хирурго, войдя в дом, заворчал:

– Вы не торопитесь! На улице ведь такая благодать!

Человек, открывший ему, не ответил. Он взял шляпу своего начальника, повесил ее на крючок, потом спросил:

– Плащ?

– Нет... Хотя да, лучше снять...

Хирурго стащил с себя зеленый плащ из плотной непромокаемой ткани и пошел к открытой двери, ведущей в ярко освещенную комнату.

Хилый подросток с худым лицом стоял перед лежащей на мраморной подставке камина передающе-принимающей рацией типа «уоки-токи», размером не больше шкатулки для сигар.

– Что нового, Данило?

Взгляд подростка загорелся. Этот был готов на все ради Хирурго.

– Ничего, патрон. Клаудиус сказал, что не сможет дольше сидеть на дереве, если не стихнет буря.

Хирурго нахмурил брови:

– Будет сидеть столько, сколько нужно. Ночью отнесете ему поесть.

Человек, открывший дверь, остался стоять на пороге комнаты. Услышав последние слова, он хмуро проговорил:

– Кстати, о еде. Мне нужно нести корзинку девчонке. Сегодня днем она меня отчитала: ей, видите ли, этого мало. У нее, должно быть, зверский аппетит...

Хирурго не слушал. Он обратился к Данило:

– Вызови Клаудиуса. Я должен передать ему новые инструкции.

Данило наклонился к микрофону, встроенному в корпус маленькой рации:

– Алло, Данило вызывает Клаудиуса. Надо лить воду в вино?

Тут же ответил приглушенный гнусавый голос:

– Алло, Клаудиус вызывает Данило. Надо лить вино в воду, а не воду в вино.

– С тобой будет говорить Номер Первый, – сказал Данило.

Он отодвинулся, давая Хирурго возможность подойти. Шеф спросил:

– Ты меня слышишь, Клаудиус?

– Да, шеф, но говорите четче. Этот ветер...

Действительно, голос Клаудиуса заглушал шум ветра. Хирурго продолжил:

– Наши телефонисты перехватили два интересных звонка. Высокий, хорошо сложенный тип, возможно американец, пытается войти в контакт с домом девятнадцать. Он наверняка придет туда и постарается, чтобы ему открыли. Как только увидишь его, дай знать Данило, чтобы Витторио мог взять его под наблюдение, когда он уйдет. Ясно?

– Ясно, шеф. Знаете, тут, наверху, не очень удобно!

– Знаю, – сказал Хирурго. – Обещаю, что ты получишь соответствующую компенсацию. Но не забудь, что сейчас все зависит от тебя. Я на тебя рассчитываю, Клаудиус.

– Можете на меня положиться, шеф, я выдержу. Я тут привязался покрепче на всякий случай...

Хирурго распрямился, сделал Данило знак выключить рацию и повернулся к Витторио:

– Ты слышал? Этот тип меня беспокоит... Вне всяких сомнений, он американский агент. Постарайся проследить, что он делает и с кем встречается. Если появятся опасения, что он от тебя оторвется, или если он заметит за собой «хвост», убери без колебаний. Обычным способом; план ухода тот же. Укрытие подготовлено. Я на тебя рассчитываю, Витторио...

14

Гостиница «Гарибальди», 22 часа:

За стойкой дремала толстая матрона. Антонио стоял, прислонившись плечом к двери. За этой дверью была лестница, по которой можно было подняться в номера, и коридор, ведущий на кухню.

Десяток клиентов, по большей части моряки, все итальянцы, вели бесконечный разговор о своей работе, потягивая виноградную водку.

Тяжелая задымленная атмосфера, вонь разлитого дешевого вина и человеческого пота.

Юбер допил последние капли кофе, поданного ему в конце ужина, и сделал вид, что углубился в чтение газеты.

Зазвонил телефон. Матрона неторопливо повернула свою тушу, пробурчала несколько слов, вынула один из штекеров маленького коммутатора, воткнула его в другую ячейку, положила трубку и вновь приняла позу Будды.

Вошел человек, вместе с ним в помещение ворвался порыв ветра с дождем. Сняв фуражку моряка торгового флота, он отряхнул плащ, обвел зал холодным взглядом и облокотился о стойку бара.

Этот тоже был итальянец.

Клиентура была исключительно итальянской.

Юбер немного опустил газету, чтобы иметь возможность наблюдать за Антонио. Служащий гостиницы, выполнявший всякую работу, казалось, мечтал. Тощий, сутулый, лысый, с длинными, как у обезьяны, руками и косым жуликоватым взглядом. Неприятная внешность.

Их глаза встретились. Юбер сделал ему знак подойти. Тот двинулся развинченной походкой и со скучающим видом.

– Слушайте, Антонио, – тихо проговорил Юбер, давая понять, что хочет, чтобы его никто не слышал. – Вы кажетесь мне сообразительным, и, как и всем, вам нужны деньги...

В глазах Антонио скука сменилась жадностью.

– Десять долларов никогда не лишние, – продолжал Юбер, подмигнув.

– Конечно, синьор. Весь вопрос в том, что вы хотите получить взамен.

– Простую информацию.

Он сделал паузу и для большей убедительности достал из кармана десятидолларовую бумажку.

– У меня была назначена здесь встреча с другом, Франсисом Альбрехтом. Он должен был приехать вчера...

Костлявое лицо Антонио напряглось. Юбер это заметил и продолжил фальшиво-непринужденным тоном:

– Он здесь?

Антонио прикусил губу, незаметно бросил взгляд на матрону, без смущения рассматривавшую их, и тихо ответил:

– Нет, синьор, уехал и даже не заплатил по счету!

– О! – произнес Юбер, изображая, что это его шокировало. – Ну-ка, расскажите...

– Он приехал вчера вечером, синьор, с одним чемоданом. Мы дали ему шестой номер. Утром я постучал в его дверь, чтобы сказать, что принес завтрак. В комнате никого не было. Он убежал через окно, наверняка ночью. Хозяйка подала жалобу. Все-таки так вести себя непорядочно...

Он наклонился и лицемерно спросил:

– Вы говорили, он ваш друг?

Юбер, как отличный актер, изобразил смущенное отступление:

– Ну, друг это слишком громко сказано... Скажем, он мой знакомый. – И добавил, притворяясь, что пребывает в нерешительности: – Однако, если завтра вы не получите от него известий, я... возможно, я оплачу его счет, но при условии, что вы дадите мне расписку.

Антонио выпрямился:

– Я скажу об этом хозяйке.

Юбер удержал его за рукав и пошуршал в пальцах десяткой.

– Секундочку. Я не тороплюсь.

Он еще больше понизил голос:

– Этот побег через окно посреди ночи как-то не вяжется с синьором Альбрехтом. У вас не создалось впечатление, что он чего-то боялся? Может быть, он здесь с кем-нибудь поссорился?

Антонио поморщился и ответил:

– Не знаю.

Юбер еще выразительнее пошуршал купюрой.

– Подумайте получше...

Антонио вздохнул, отер со лба пот и мысленно решил, что не стоит компрометировать себя из-за десяти долларов. Он принял обычный вид и равнодушно произнес перед тем, как отойти:

– Я уже подумал, синьор.

Юбера это не обмануло, но он ничего не мог вытянуть из этого типа, который наверняка знал больше, чем старался показать.

– Счет, – крикнул Юбер вслед Антонио.

– Сейчас, синьор.

Антонио подошел к матроне, которая стала ему что-то тихо говорить, с подозрением глядя на Юбера. Он ей коротко ответил. Она написала счет на карточке. Антонио положил ее на тарелку и принес Юберу.

Тот расплатился и оставил десять долларов в качестве чаевых. Антонио проводил его до тротуара, несмотря на дождь, посмотрел, как он садится в «мерседес» и уезжает, потом сунул голову в оставшуюся приоткрытой дверь и крикнул хозяйке: