ОСС 117 - Тревожное ожидание

Вид у него был усталый. Эстер подбодрила его:

– Не надо было начинать. Теперь твой долг идти до конца. Я убеждена, что убийцы Франца Халлейна узнали, что ты был с ним знаком. Скорее всего, теперь ты вывел их на Менцеля. Ты должен исправить свою ошибку.

Ламм распечатал бутылку коньяка и наполнил стакан. Эстер хотела было призвать его к умеренности, но передумала. Ему был необходим стимулятор. Он выпил коньяк одним глотком и секунду постоял, откинув голову назад и показывая сестре пересекавший горло шрам – напоминание о «беседе» с гестаповцами, не понимавшими, как это австриец может дезертировать из германской армии.

Мучительные воспоминания. И вот теперь все начиналось сначала... Кошмар, казалось закончившийся навсегда, возвращался.

Артур посмотрел на себя в зеркало, висевшее над камином, причесался, подтянул узел галстука, надел и застегнул пиджак. Потом взглянул на сестру:

– Тебе бы следовало лечь... – И тут же перебил сам себя: – Я идиот. Ты должна позвонить...

Она озабоченно свела брови:

– Повтори наш план. Я боюсь, ты забудешь.

Он послушно повторил:

– В час сорок пять я позвоню в дверь гостиницы. Допустим, слуга откроет мне через две минуты. Я задержу его еще на три минуты, поставив выпивку. В час пятьдесят ты позвонишь по телефону и попросишь соединить тебя с клиентом из шестого номера. Антонио позвонит ему. Когда Антонио вас соединит, я его отвлеку, чтобы не дать подслушать. Ты положишь трубку, перезвонишь и скажешь Антонио, что слышала, как в комнате кто-то кричал и что там, должно быть, произошло что-то страшное. Попросишь его сходить посмотреть... Я пойду вместе с ним и воспользуюсь случаем, чтобы войти в комнату. Сделаю вид, что узнал Менцеля, закричу от радости, будто нашел старого приятеля, и отпущу Антонио с щедрыми чаевыми, чтобы заглушить подозрения, если они у него возникнут.

Эстер заколола волосы на затылке, поправила очки и ободряюще кивнула:

– Все правильно, Артур. Тебе надо уходить немедленно.

Ламм вывалил из карманов все содержимое за исключением платка и ножа.

– Никогда не знаешь, как все повернется, – объяснил он. – Если они меня схватят, незачем давать им наш адрес...

– Они должны его уже знать, – очень спокойно заметила его сестра.

– Возможно, но это не точно... Я оставлю ключи. Когда мы придем, ты нам откроешь.

Эстер покачала головой:

– Позвонить в дверь может кто угодно. Надо придумать сигнал.

– Ты права. Подожди... придумал: я просигналю МЕНЦЕЛЬ азбукой Морзе... Таа-таа-ти-таат-... и так далее.

– Прекрасно. Беги, ты все провалишь, если опоздаешь.

Он наклонился поцеловать ее. Она подставила ему щеку, отведя глаза, чтобы он не заметил внезапно охватившую ее тревогу.

– Иди! – Ее голос дрогнул.

Неловким движением он уронил эбеновую трость с перламутровой рукояткой, на которую ей приходилось опираться при ходьбе, поднял ее и прислонил к подлокотнику дивана.

– До скорого, сестренка.

Его голос звучал ничуть не спокойнее, чем голос Эстер. Она услышала хлопок двери в прихожей и закрыла глаза, внезапно осознав, на какой риск он шел. Смертельная бледность разлилась по ее лицу.

– Это моя вина, – прошептала она. – Если с ним случится несчастье, то только из-за меня. Я должна была его...

Она подалась вперед, готовая позвать его. Стук калитки заставил ее вздрогнуть.

Слишком поздно...

Она нащупала свою трость, повернулась, раздвинула полы халата, чтобы поставить ноги на ковер, и, помогая себе свободной рукой, встала. Хромая, она прошла в прихожую и повернула ключ в замке.

Искалеченная нога болела сильнее, чем обычно. Сжимая зубы, она пошла назад, тяжело опираясь на трость и жалко переваливаясь.

6

Дождь, все время дождь.

Закрыв калитку, Артур Ламм широким шагом пошел в сторону виа Баттисти. Слева деревья парка тянулись темной непроницаемой стеной, на которую он старался не смотреть.

Теперь он жалел, что ввязался в эту историю. Сначала он увидел в ней только возможность сделать сенсационный репортаж, огромную удачу, не так часто встречающуюся в работе журналиста, которая позволит ему перескочить через несколько ступенек карьеры и взлететь на вершину популярности.

Сейчас он понимал, что по-дурацки влез в адский улей, откуда вполне мог не выбраться живым.

Глупо!

Шорох шин за спиной, урчание мотора. Он нервно обернулся.

Свободное такси...

Артур посмотрел на часы. Пешком он едва ли успевает добраться до гостиницы «Гарибальди» в назначенное время.

Он тут же принял решение, подошел к краю тротуара и поднял руку. Такси свернуло к нему, остановилось рядом. Шофер наклонился, опустил стекло.

– Пьяцца Сан Антонио, – бросил Артур.

Приехав на площадь, он дойдет до гостиницы за две минуты. Ламм открыл дверцу, согнулся, чтобы сесть... и замер, вдруг ощутив еще неясную опасность. Он медленно поднял глаза и увидел блестящий ствол пистолета, направленный прямо на него... В дальнем углу машины сидел плотный мужчина.

– Садись!

Все его существо возмутилось. Не задумываясь, он отскочил назад, изо всех сил захлопнул дверцу, метнулся в сторону, пробежал за машиной и стрелой метнулся через улицу к парку.

"Бах! Бах! Бах!

Он даже не сразу понял, что в него стреляют. Парк окружала решетка ограды. Он на бегу вцепился в верхушку забора, рывком подтянулся на руках, перемахнул через препятствие и упал на залитый водой газон.

Он упал на колени, поднялся, побежал, петляя, под деревья, получил в лицо удар веткой пихты и продолжал нестись, как сумасшедший.

Споткнувшись о бордюр цветочной клумбы, он рухнул на нее и остался лежать, раскинув руки крестом, задыхаясь, перепуганный, уверенный, что настал его последний час...

Прикосновение холодных мокрых цветов к лицу несколько успокоило его. Он подумал об Эстер... Наверняка ее тоже попытаются убить. Как она сможет защититься? Увечье делало ее совершенно беспомощной.

Он с трудом поднялся, секунду стоял неподвижно, вслушиваясь в тишину, снова окутавшую парк.

Где были напавшие на него? Вне всяких сомнений, они не остались на месте... Может быть, поехали на виа Джулия по другую сторону парка, рассчитывая, что он выйдет там?

Он решил выйти из парка в том же месте, в котором перемахнул через забор, и осторожно двинулся назад.

Под дождем парк выглядел мрачно. Артур Ламм не скрывал от себя, что буквально болен от страха. Его зубы стучали, а сердце замирало. Он вздрагивал при малейшем хрусте, готовый снова удирать со всех ног...

Он вышел на угол парка и внимательно оглядел улицу, слабо освещенную рядом замутненных дождем фонарей. Потом перелез через низкую ограду, пересек пустынную виа Маркони и осторожно двинулся вперед. Перед домом девятнадцать машины не было.

Ему захотелось все бросить, вернуться домой, забаррикадироваться там, а утром пойти в полицию, все рассказать и попросить защиту для себя и Эстер.

Эстер... Он с испугом представил себе упрек в ее огромных глазах... Она не поверит в историю, которую он рассказал, решит, что он просто струсил...

СТРУСИЛ.

Да, струсил! Но он не хотел, чтобы Эстер узнала об этом. Бегом он, может быть, еще успеет в гостиницу «Гарибальди».

Он свернул направо, на виа Рисмондо, потом налево, на виа Сан Франческо, пробежал мимо синагоги...

Виа Маккиавели. Слева виа Рома... Он чуть не остановился, прежде чем свернуть на виа Россини, где несколько часов назад его едва не сбила машина...

На колокольне церкви Сан Антонио прозвонило три четверти часа.

Он сбавил ход и свернул за угол улицы нормальным шагом. На одной из барок, пришвартованных с другой стороны причала, горел желтый свет. В небе летел самолет.

На его часах было 1.47. Через три минуты позвонит Эстер.

Три минуты... Три минуты это долго... Может быть, лучше подождать?.. Нет. Антонио может не сразу проснуться.

Он решительно нажал на кнопку звонка слева от двери.

Его взгляд не отрывался от циферблата хронометра. Одна минута, две... От напряженного ожидания перехватило горло.

Наконец-то шаги. Шум отодвигаемого засова. Дверь открылась. На фоне зала, тускло освещенного одной лампочкой, темнела длинная фигура Антонио.

– Добрый вечер, – пробормотал Артур заплетающимся языком, притворяясь пьяным.

Он, шатаясь, перешагнул через порог и направился к стойке.

– С-ставлю тебе стаканчик за беспокойство, Антонио.

Дверь за спиной закрылась. Защелкали запоры. Звонок телефона.

Не говоря ни слова, Антонио снял трубку маленького коммутатора, стоявшего справа от стойки.

– Алло, я слушаю...

Артур Ламм скрестил пальцы, призывая удачу, и закрыл глаза. Ему казалось, что он слышит чудесный голос своей сестры.

Антонио ответил:

– Сожалею, синьора, но клиент из шестого номера уехал поздно вечером... Куда? Этого я не знаю, синьора... Уходя, он ничего не сказал. Спокойной ночи, синьора.

Он положил трубку, повернулся к ошеломленному Артуру и произнес ледяным голосом:

– Я не хочу пить, синьор. Берите ваш ключ и идите спать.

Артур остолбенел, не зная, что делать. Что случилось? Его охватило паническое желание убежать. Прочь отсюда! Да, но дверь заперта. Он продолжал изображать пьяного, правда, теперь его голос дрожал по-настоящему:

– Пойду выпью еще где-нибудь. Открой мне... Я не хочу спать...

Антонио пожал плечами:

– Как вам угодно.

Он прошел за спиной Артура, направляясь к двери. Артур не успел обернуться достаточно быстро, однако увидел его движение в зеркале, висевшем на стене за рядом бутылок. Ему показалось, что на голову рухнул потолок. Он без чувств повалился на пол.

Антонио спокойно убрал дубинку в карман, вернулся к коммутатору, вставил штекер в ячейку с цифрой десять, повернул рычаг, пару секунд подождал ответа и хладнокровно объявил:

– Сверток готов, синьор, можете его забрать. И не забудьте захватить деньги...

* * *

Дождь прекратился разом, и его тут же сменил густой туман, еще более неприятный.

Где-то очень далеко колокола церкви прозвонили четверть третьего. Им ответила сирена корабля. Внезапно из тумана вынырнула большая американская машина и тотчас снова скрылась в густой пелене. Насколько сумел рассмотреть Менцель, она была полна веселых людей, певших и смеявшихся.

Ему, Стефану Менцелю, не хотелось ни петь, ни смеяться.

Он остановился на углу виа Баттисти и виа Рисмондо. Над перекрестком висел молочный шар фонаря, замутненный туманом. С того места, где стоял Менцель, был виден темный парк, и именно это заставляло его колебаться.

К Артуру Ламму он решил сходить ровно час назад. Сейчас, остановившись под фонарем на пустынной улице, он достал из чемодана план Триеста и карманный фонарик. Включив фонарь и проведя лучом по стене дома, он нашел название улицы, идущей влево: «Виа Ф. Рисмондо».

Менцель сверился с планом и увидел, что почти пришел. Было достаточно пересечь улицу, чтобы выйти на виа Маркони. Эта улица была застроена домами только с одной стороны, а с другой шел парк. Ему даже не придется искать, на какой стороне находятся нечетные номера, на левой или на правой...

Он перешел дорогу и стал считать дома.

Девятнадцать.

Низкая стена, за ней кусты с блестящей от дождя листвой. Железная калитка с почтовым ящиком. Двухэтажный дом стоит в глубине двора. В окне первого этажа горит свет.

Сердце Стефана Менцеля безумно колотилось. Он не решался шевельнуться, рука повисла в воздухе на полпути к ручке калитки.

Господи, что он делает?.. Не сует ли он сам голову в петлю? Он стал в который уже раз перебирать в уме аргументы в пользу добрых намерений Артура Ламма.

Их оказалось немного. Но что делать? В любом случае Менцель не мог оставаться мишенью для невидимого врага. Лучше взять быка за рога. Артур Ламм, по всей очевидности, не ждет его визита в столь поздний час. Менцель воспользуется преимуществом внезапности и заставит его выложить свои карты...

Шаги... Тяжелые, решительные. Они быстро приближались. Не раздумывая, Менцель схватился за ручку, повернул ее и толкнул калитку, которая со скрипом открылась.

Он скользнул в щель, быстро закрыл тяжелую железную дверцу и сел на корточки за кустом, прижав чемодан к коленям.

Две гигантские тени медленно прошли мимо забора. Двое военных полицейских с оружием на плече.

Левую ногу свела судорога, Менцель хотел немного распрямить ее, но поскользнулся на гравии, оперся о чемодан, и он выпал из рук.

Шум падения показался фантастически громким.

Охваченный паникой, он бросился вглубь двора, забился в темный проход между стеной и кустами и замер. Чемодан он не бросил.

Конечно, полицейские услышали. Вернувшись, они остановились перед калиткой. Один из них включил электрический фонарь, достаточно мощный, чтобы пронзить туман. Широкий круг света прошелся по дорожке, сломался на четырех ступеньках крыльца, покачался на входной двери, пробежал по фасаду на уровне человеческого роста, вернулся в центр, пошарил по углам...

Если они не войдут во двор, то не смогут обнаружить Менцеля.

Они вошли.

Калитка снова скрипнула на петлях, по гравию зашуршали шаги.

– Ты тоже слышал? – спросил один из них.

– Да, – ответил второй. – Может быть, это пустяки? ... Кошка, например?..

Тот, кто заговорил первым, держал в руке фонарь. Он осветил левую часть двора и буркнул:

– Кошка не может устроить столько шума.

– Может, она что-нибудь опрокинула?

Человек с фонарем повернулся на каблуках. Луч света упал на стену в метре от Менцеля, съежившегося в кустах, приблизился, почти коснулся ног и снова ушел к дому.

– Если бы кошка что-нибудь опрокинула, – заметил патрульный, – мы бы увидели то, что она опрокинула. Что ты видишь? Ничего, как и я...

Он перевел луч на входную дверь.

– Слева есть свет, – сказал второй, понизив голос.

Они подошли к крыльцу. Мендель вытянул шею, чтобы увидеть, что они делают. Эти болваны, кажется, не собирались уходить.

– Раз есть свет, я позвоню. Они не спят.

Он поднялся по четырем ступенькам, вдавив пальцем кнопку звонка. Послышался мелодичный звук... Полицейский звонил долго.

– Никого нет.

– Но ведь свет горит...

– Это ничего не значит.

Он позвонил снова.

Менцель почувствовал, что его охватывает бешенство; неужели эти идиоты никогда не уйдут? Потом мелькнула мысль: если полицейские не могли заставить открыть им дверь, то как сможет это сделать он, Менцель?

Наконец полицейские решили уйти.

– В конце концов, мы все осмотрели, но ничего не увидели. Мы сделали то, что должны... Не можем же мы заставлять людей вставать в такой час. Скорее всего, ничего и не случилось.

– Да наверняка.

Они вышли со двора, тихо закрыли калитку и ушли.

Снова наступила тишина, слышался только шорох ветра в листве парка. Туман показался Менцелю еще более густым.

Он медленно выпрямился, опираясь на стену, машинально взял чемодан в руку и тихо пошел вдоль кустов, где не было гравия.

Он собирался идти к калитке, но его взгляд, остановившийся на освещенном окне, заметил поднимающуюся тень. Он тут же пригнулся, чтобы его не было видно из-за кустов. Тень человека долго оставалась у окна, потом отошла.

Менцель задумался. В доме кто-то был, и этот кто-то не посчитал нужным открыть дверь, несмотря на требовательные звонки.

Теперь Менцель твердо решил увидеть Артура Ламма.

Что делать?

Ему в голову пришла идея, возможно неплохая. Журналист Ламм вполне мог знать азбуку Морзе. Менцель медленно передаст знаком свою фамилию... В первый раз Ламм, возможно, не поймет, но после нескольких повторений обязательно догадается... Любой человек, даже не умеющий читать, способен узнать сигналы Морзе.

Он пересек дворик, поднялся по ступенькам, нажал пальцем на звонок и начал передавать:

– Дрр...Дрррр...Дрр...

Закончив, он решил сосчитать до тридцати, прежде чем повторить. Он дошел до двадцати, пяти, когда послышался шум отодвигаемого запора, и Эстер Ламм открыла дверь, опираясь другой рукой на трость.

Она прищурила глаза за стеклами очков и вытянула шею, вглядываясь в темноту поверх головы Менцеля, стоявшего неподвижно, словно окаменев.

– Где Артур? – прошептала она.

Какой волшебный голос! Стефан Менцель слегка вздрогнул.

– Не знаю, – ответил он совершенно равнодушным тоном.

Она выглядела огорченной, красивый выпуклый лоб пересекли морщины.

– Не знаете...

Эстер секунду заколебалась, потом, покачнувшись, отступила.

– Входите. Не стойте здесь. Пять минут назад кто-то звонил в дверь.

Он перешагнул через порог, обернулся, чтобы посмотреть, как она запирает замок, и объяснил:

– Это были полицейские. Мне пришлось спрятаться от них в кустах.

– Чего они хотели?

– Ничего. Я сел на корточки, чтобы пропустить их, и уронил чемодан. Шум привлек их внимание...

Он пожирал ее глазами. Она была точно такой, какой он ее себе представлял, только в очках. Она повернулась и пошла в гостиную, опираясь на трость и с трудом переставляя ноги.

– Проходите... Вы мне объясните, что произошло с моим братом.

Он остался стоять неподвижно, увидев, с каким трудом она передвигается. Вывих? Нет, она бы так не хромала. Шагнув следом за ней, он не удержался от вопроса:

– Вы ранены? Это серьезно?

Его голос упал почти до шепота.

– Несчастный случай. Десять лет назад. Я стала калекой до конца моих дней...

– О! – произнес он. – Мне очень жаль...

Она тихо засмеялась:

– Не так сильно, как мне...

Она его смущала.

– Помогите мне.

Он поддержал ее под руку, пока она садилась на диван. Он снял шляпу, поставил чемодан на ковер, развязал пояс плаща и протянул руку к огню, все еще горевшему в камине.

Она натянула полу халата на ноги и заговорила вновь:

– Скажите, почему Артур не пришел вместе с вами?

Он посмотрел на нее, не понимая.

– Артур? Я не видел Артура, – ответил он.

Она нахмурила брови и с упреком сказала:

– Прошу вас, сейчас не время шутить. Он пошел к вам, и вы его видели, раз позвонили условным сигналом...

Он мягко повторил:

– Я не видел Артура.

7

Нестерпимая тишина, густая, хоть режь ножом.

Они пристально смотрели друг на друга, стараясь не обнаружить давивший на них страх.

Часы, стоявшие на камине, начали вызванивать половину третьего.

Они одновременно глубоко вздохнули. Она прошептала, как бы про себя:

– Полный идиотизм. Почему вы это делаете?

Его горло перехватило от внезапного волнения. Ему захотелось встать перед ней на колени, заключить в объятия и поклясться, что он говорит правду. Господи, какая она красивая!.. И какая трогательная! Он чувствовал безумную потребность защитить ее... хотя даже не знал, нуждается ли она в защите... Он еще не был уверен, что она не играет комедию, не окажется его врагом.

Невыносимо.

Он сказал охрипшим голосом:

– Это я звонил вам вечером. Вспомните... Я подумал, что вы его жена... А вы мне ответили, что он ваш брат...

Он увидел, что она дрожит, и ему снова захотелось прижать ее к себе, успокоить... Он понимал, что это невозможно: она начнет кричать.

Их разделяло непонимание.

– Вы сейчас позвонили так, как должен был звонить он, – повторила Эстер взволнованным голосом.

Менцель попытался объяснить:

– Я видел, что полицейские настойчиво звонили, но им так и не открыли... Потом я увидел вашу тень в этом окне... – он указал на окно рукой, – ...и понял, что, если буду звонить обычным образом, мне тоже не откроют. Ваш брат знает мою фамилию. Он называл меня моим настоящим именем сегодня днем, когда обращался ко мне через дверь номера в гостинице «Гарибальди». Я попытался наудачу передать свою фамилию этим способом...

Эстер вздохнула, почувствовав облегчение, но не успокоившись.

– Мой брат должен был пойти за вами в гостиницу, – объяснила она.

– Когда?

– Без десяти два.

– Меня там уже не было.

Она побледнела.

– Но тогда... почему же он не вернулся?

Менцель повернул голову, чтобы посмотреть на часы.

– Сейчас всего лишь половина третьего, – заметил он. – Если идти пешком...

Она перевела дыхание. Ее щеки немного порозовели.

– Да, вы правы... Я схожу с ума.

– Он действительно ваш брат?

Он пожалел об этом вопросе, едва задав его. Глупо. Она удивилась:

– Почему это вас так интересует?

Менцель густо покраснел. Она тоже покраснела и жестко ответила:

– Я вам наврала... только что... Моя нога... это не несчастный случай. Я обязана этим вашим соотечественникам. Гестапо. В сорок третьем...

Он вздрогнул, как от удара, на высоком лбу выступили капли пота, челюсти сжались. Несмотря на пересохшее горло, он сумел пробормотать:

– Прошу вас простить меня...

Она закрыла лицо руками. Странно, но Мендель почувствовал облегчение, ощутив ее враждебность. Он тоже не будет нежничать. Достав из кармана сигарету, он закурил.

Когда Мендель снова решился посмотреть на нее, она уже опустила руки. Лицо было жестким, горькая складка кривила рот.

Стараясь казаться непринужденным, он спросил:

– Можно узнать, что от меня хотел ваш брат?

Вместо ответа она протянула руку:

– Вы мне дадите сигарету?

Он извинился:

– Табак черный...

Она нетерпеливо махнула рукой:

– Не имеет значения.

Мендель дал ей сигарету, зажег спичку.

– Садитесь.

– Я предпочитаю...

– Я не могу допустить, чтобы стояли.

Он послушно опустился на стул по другую сторону камина. Она пошевелилась, сделала несколько затяжек. Задумчиво произнесла:

– Это сложно.

Это он прекрасно понимал. Они не доверяли друг другу. Он предложил:

– Рассказывайте первая. Вы... Как это сказать?.. – Потом поправился: – Я беглец. Точнее, дичь, на которую идет охота. А вы нет. Я рискую больше, чем вы...

Эстер секунду подумала, потом посмотрела ему прямо в глаза:

– А если вы не Мендель?

Стефан нервно затянулся и так же нервно ответил:

– Не говорите глупости. Если бы я был не Менцель, то пришел бы сюда не один и сейчас вас бы уже везли в какое-нибудь укромное место...

Он замолчал, глядя на тлеющий кончик сигареты, потом поднял глаза и мягко добавил:

– Я ведь тоже не уверен, что вы не играете комедию...

Эстер побледнела, выпрямилась, но сразу же откинулась на спинку дивана.

– Так мы ни к чему не придем, – сказала она. – Ну где же Артур?

Менцель решился. Чем он рисковал?

– Я вылез из окна гостиницы примерно в час десять. Меня пытались отравить... К счастью для меня, в номер забежала кошка и попробовала мой ужин раньше меня. Я видел, как она тут же сдохла...

Эстер стала белее мела и приподнялась, задыхаясь от ужаса:

– Но тогда... О Господи!.. Я не могу вам объяснить, это слишком долго... Я должна была позвонить вам в гостиницу ровно без десяти два и вызвать вас, чтобы помочь Артуру... чтобы он мог увидеться с вами. Служащий сказал, что вы ушли... Съехали, не оставив адреса...

Менцель бросил свою сигарету в огонь камина и принялся грызть ногти.

– Они уже знали, – пробормотал он.

Эстер срывающимся голосом проговорила:

– Тот служащий работает на ваших врагов. Артур бросился прямо в волчье логово...

Это было очевидно, и он не нашел ничего, чтобы утешить ее. Растерявшись, он встал и сказал:

– Я ухожу. Я не хочу, чтобы из-за меня с вами случилось несчастье...

Он был уже у двери, когда она окликнула его:

– Не валяйте дурака. Это ничего не даст... Я тоже не хочу...

У нее перехватило горло. Менцель обернулся и взглянул на нее с глубоким состраданием.

– Мои соотечественники причинили вам много горя. Я с радостью отдал бы жизнь, чтобы вы стали такой, какой были прежде. Вы... вы такая красивая...

Он сильно покраснел, понимая, что ведет себя как дурак. Она вздрогнула. От лица отлила кровь.

– У меня нет политических убеждений, – сказала Эстер глухим голосом, – поэтому я не питаю ни к кому ненависти... Тех, кто им верит, можно упрекнуть только в глупости... А глупцы – те же калеки... Вы же не ненавидите меня только за то, что я хромая...

В ее расширившихся от волнения глазах заблестели слезы.

– Останьтесь, – добавила она. – Артур мне никогда не простит... Оставайтесь у нас, сколько захотите. Мы ведь в Триесте, в свободном городе. Ваши враги не могут вломиться в этот дом, чтобы силой похитить вас.

Он вернулся.

– Ваш брат вам все рассказал?

Эстер кивнула головой и отбросила назад тяжелую массу волос. – Да, перед тем как уйти.

Менцель снова сел.

– Через дверь моего номера он говорил мне о Франце Халлейне... – Я знаю, – подтвердила она. – Они убили его, и Артур считает, что им удалось заставить его все рассказать...

Менцель неопределенно махнул рукой. Со смертью этого человека он уже свыкся. Он видел слишком много смертей, слишком много слышал о смерти, чтобы чья-то смерть могла его долго волновать. За годы войны понятие «смерть» затерлось от частого употребления и потеряло свой смысл. Сам он боялся не столько смерти – его пугали пытки, иногда предшествующие ей. Он обладал гиперчувствительностью к боли, с которой не мог бороться. Менцель никогда не мог решиться войти в кабинет дантиста, а от одной мысли об уколе ему становилось плохо за несколько часов... Он ничего не мог с этим поделать.

– Снимайте плащ.

Увидев, что он повесил влажную одежду на спинку стула, она хотела запротестовать, но передумала. В подобных обстоятельствах забота о мебели не имела значения. Он кивнул на бутылку коньяка, стоявшую на низком столике.

– Можно?

– Конечно. Простите, что не догадалась вам предложить.

Эстер посмотрела, как он наполняет стакан Артура, и спросила:

– Что вы собираетесь делать?

Он выпил, поставил пустой стакан и пожал плечами:

– Не знаю. В конце концов, я ищу одно: приличное положение. Я готов работать на любого, кто захочет меня нанять.

Она, казалось, была разочарована:

– Вы пассивный...

– У меня нет убеждений. Как и у вас...

– Я другое дело. Мне нечего принести в этот мир.

– А то, что могу принести в мир я, некоторые уже имеют.

Она выдержала паузу. Ее голос стал еще более мелодичным.

– Я знаю, – сказала она. – Тогда вы должны дать это тем, кто этого не имеет...

Он удивился:

– Зачем?

– Чтобы восстановить равновесие. – И тут же добавил: – Если, конечно, вы не желаете новой войны.

Он вздрогнул:

– Нет!

Сколько ужаса было в его голосе! Она улыбнулась:

– Вы меня успокоили. Тогда вам нельзя колебаться... Равновесие сил – единственная гарантия мира, которую могут получить люди. Если русские действительно владеют секретом «летающих тарелок», то могут поддаться искушению в любой момент начать непоправимое. То же самое может случиться в противоположном случае. Оба блока слишком боятся друг друга... Страх плохой советчик...

На лице его читалась неуверенность.

– Не знаю, правильно ли поддерживать равновесие, – ответил он. – Я в этом вовсе не убежден. Оба блока продолжают существование... Пусть уж они столкнутся и победит сильнейший! А потом будет мир...

Она запротестовала со сдерживаемой яростью:

– Вы рассуждаете, как ребенок! Два блока, говорите? Ладно... Допустим, американцы или русские начали войну и одни полностью победили других и заняли столицу врага... Разве это урегулирует проблему четырехсот миллионов китайцев, пятисот миллионов индусов и стран Арабской лиги? Смотрите, какие массы останутся неподконтрольными, отвергающими всякую ассимиляцию... Нет, поверьте мне, следующая война не будет последней... До тех пор, пока на Земле останутся хотя бы два человека, они будут драться между собой... Все животные борются между собой, чтобы выжить. Таков закон природы. Неудобство в том, что люди стали цивилизованными, испорчены моралью, а цивилизация и мораль плохо сочетаются с борьбой за выживание... Если подумать пару минут, то кажется чудовищным и бессмысленным, что на Земле опять может разразиться война... Однако это факт...

Она замолчала, вся дрожа, потом вдруг взорвалась:

– Да перестаньте вы грызть ногти! В конце концов, это отвратительно!

Он стал красным, как помидор, спрятал руку под пиджак и неуверенным голосом спросил:

– Что вы хотите, чтобы я сделал?

Она смотрела на часы. Почти три, а Артура все еще нет. Совладав со своим беспокойством, она ответила:

– Я не могу ничего хотеть от вас. Вы должны решить сами... Пока будет сохраняться баланс сил, пока ни одна из сторон не сможет быть уверена, что сумеет раздавить другую с относительной легкостью, мир сохранится! А даже пять лет, выигранных для мира, стоят трудов, поверьте мне...

Он встал и повернулся к ней спиной. Она подумала, что он очень нескладный, сутулый, с покатыми плечами, одет безвкусно...

– Я не герой, – сказал он глухим голосом, – и боюсь физической боли... Если бы я мог прийти к русским, все наверняка прошло бы хорошо... А так...

Она мягко возразила:

– Русским вы не нужны. Доказательство – они пытались вас убить сегодня вечером. Они повторят свою попытку. Единственное, что их интересует...

Она замолчала, чтобы не напугать его еще больше. Но он угадал ее мысль.