ОСС 117 - Тревожное ожидание

Ручка медленно двигалась, опустилась до самой нижней точки и остановилась в этом положении на несколько секунд... Дерево двери хрустнуло под чьим-то нажимом. Менцель почувствовал, как по его лбу струится пот. Если задвижка не выдержит... Ее легко можно вышибить ударом плеча...

Ручка поднялась, но без щелчка.

Конец?

Нет. Человек стоял за дверью... Менцель это чувствовал. Ему казалось, что он слышит спокойные удары его сердца... Сердца хищника, уверенного, что выбранная жертва никуда от него не уйдет.

Менцелю показалось, что он просидел неподвижно несколько часов, хотя с того момента, как неизвестный постучал в первый раз, прошло не больше двух минут. Он хотел поднять руку и вытереть пот, стекавший по лбу, но сил не хватило даже на это. Он почти не удивился. Он понял, что вся его энергия сосредоточена на двери... На двери, за которой стоит враг...

Враг? Почему враг?

В конце концов, Стефан Менцель ничего не знал об этом человеке...

Вдруг до него донесся шепот:

– Я знаю, что вы там, Менцель. Я понимаю, что вы боитесь... Но вы заблуждаетесь на мой счет... Я вам не враг, Менцель... Я ваш друг... Я был другом Франца Халлейна...

Менцель вздрогнул. Сердце перестало биться... Он затаил дыхание...

– Они прикончили Франца Халлейна и доберутся и до вас тоже, если вы не доверитесь мне... Они знают, что вы должны приехать в Триест. Они ждут вас, Менцель. И убьют в тот момент, который выберут сами. Убьют без церемоний. Вы знаете, почему...

Менцель нахмурил брови, его взгляд стал более осмысленным. Он панически боялся смерти, но никогда не думал всерьез, что его могут убить. Похитить – да... Но убить... Зачем его убивать? Он мог оказать неоценимые услуги тем, кто захотел бы взять его на работу... точнее, тем, кто стал бы его использовать...

Менцель явственно услышал немного свистящее дыхание неизвестного. Тот начинал нервничать.

– Послушайте, Менцель... я видел Франца Халлейна перед его исчезновением... и разговаривал с ним. Он знал, что в любую секунду может умереть, и объяснил мне кое-что относительно вас. Вам могу помочь только я, Менцель.

Менцель задрожал. Как поверить в то, что рассказывает этот незнакомец? Наверняка это ловушка... Да если бы Халлейн говорил с ним, как он утверждает, то рассказал бы об условном сигнале в рубрике объявлений в газете. Этот человек врет. Это совершенно очевидно.

– Отвечайте, Менцель... Скажите хоть что-нибудь. В любой момент сюда могут прийти, я рискую. Говорите.

Главное не отвечать. Менцель чувствовал себя почти в безопасности, пока молчал. Ему казалось, что, если он вступит с неизвестным в контакт, если скажет хоть слово, рухнет какая-то преграда и опасность станет стократ острее.

В голосе зазвучало разочарование:

– Тем хуже для вас, Менцель. Я сделаю все, что смогу. Я оставляю вам мою карточку с именем и номером телефона... Сожгите ее, как только прочтете. Так вы сможете проверить, кто я такой...

Взгляд Менцеля машинально опустился на пол. Из-под двери выскочил белый картонный прямоугольник, наверное, выброшенный вперед сильным щелчком.

Менцель не шевелился. Он ждал, пока тот человек уйдет. Прошло несколько тревожных секунд, послышалось легкое поскрипывание паркета. Наверняка звук шагов. Менцель догадался, что человек ушел, и ощутил способность свободно дышать.

Не вставая с кровати, он нагнулся и прочитал, повернув голову:

Артур ЛАММ

Журналист

Триест, виа Г. Маркони, 19

Тел.: 95.124

Он поднял карточку кончиками пальцев, словно боясь обжечься, перевернул ее и внимательно осмотрел. Она была напечатана не вчера...

Виа Г. Маркони... Менцель попытался вспомнить, где находится эта улица, но не смог. Впрочем, это не имело никакого значения.

Он раз десять повторил чуть слышным голосом текст визитки и убедился, что запомнил его совершенно точно. Удостоверившись в этом, он встал и подошел к столу, на котором стояла большая желтая пепельница. Достав зажигалку, он сжег карточку, тщательно раздавил пепел, потом отнес пепельницу к крану и включил воду.

«Девяносто пять – сто двадцать четыре».

Он снял трубку с рычага старого телефонного аппарата, висевшего на стене, и набрал номер. Долго слышались лишь длинные гудки... Менцель уже собрался повесить трубку, когда на том конце провода раздалось:

– Алло, слушаю. Кто говорит?

Менцель остолбенел. Этот голос... Необыкновенно нежный и мелодичный женский голос... Волшебный голос... Он сразу попытался представить себе ту, кто говорила таким голосом.

– Я слушаю... Кто говорит?

Он вздрогнул и быстро произнес:

– Девяносто пять – сто двадцать четыре?

– Да, синьор...

– Я бы хотел поговорить с Артуром Ламмом.

– Его сейчас нет, синьор, и я не знаю, когда он вернется. Вы можете передать мне то, что хотели сказать ему?

Менцель перестал бояться. Женщина с таким голосом не может знаться с убийцами. Это невозможно... Он пробормотал:

– Ваш муж действительно журналист?

Пауза. Несомненно, удивление. Волшебный голос зазвучал снова, но с ноткой сдержанности:

– Артур Ламм мне не муж, синьор, он мой брат. Но он действительно журналист. Что вы хотели?

Менцель с трудом проглотил слюну.

– На какую газету он работает?

Новая пауза. В голосе прибавилось сдержанности:

– На какую газету? Ни на какую. Он работает в крупном агентстве печати... Но вам лучше поговорить об этом с ним самим при встрече. Хотите, я назначу вам время?

Менцель медленно повесил трубку на рычаг, чтобы до последней секунды слышать очаровавшие его звуки голоса этой женщины... Она должна быть блондинкой с большими голубыми... нет, с зелеными глазами; скулы немного выступающие, очень длинные ресницы, восхитительный рот, томный вид. Тело должно быть прекрасным, гибким и волнующим; ноги... Менцель совершенно ясно видел ее ноги... Это было нечто необыкновенное...

Значит, этот Артур Ламм действительно журналист. Но что он хотел от Менделя?.. Возможно ли, чтобы Франц Халлейн, даже зная, что за ним идет охота, открыл репортеру такую опасную тайну?

Чудесный голос молодой женщины – а она могла быть только молодой, не больше тридцати – все еще звучал в ушах Менцеля. Комната показалась ему менее мрачной, а жуткие обои и убогая обстановка – не такими безобразными.

Сегодня вечером никуда выходить нельзя. Менцель был уверен, что днем ему будет грозить куда меньшая опасность, чем сейчас, когда уже стемнело.

Ему захотелось есть. После ужина он примет снотворное и завтра утром проснется свежим и отдохнувшим. А там будет видно; возможно, он сходит на виа Г. Маркони...

Он снова снял трубку телефона и попросил подать ему ужин в комнату. Матрона, вершившая судьбами гостиницы, немного поломалась, но в конце концов согласилась, правда, перед этим громко спросила мнение Антонио.

Менцель подошел к умывальнику, где горячая вода почти остыла, быстро развязал галстук, стащил через голову рубашку и стал умываться.

Он энергично вытирался, а в ушах у него продолжал звучать чудесный голос...

В дверь постучали.

* * *

Артур Ламм почти закончил редактировать свою статью, когда услышал шаги в коридоре. Шаги приблизились к его двери и замерли перед соседним номером. Он услышал стук и отложил ручку.

Ламм бесшумно встал, обошел стол, выключил свет, отодвинул задвижку и без звука приоткрыл дверь...

Антонио стоял перед дверью номера Менцеля, держа в руке полный поднос. Чуть наклонив голову, чтобы лучше слышать, служащий гостиницы простоял так несколько секунд, потом постучал снова.

Шаги за стеной, приглушенный голос:

– Кто там?

– Антонио, синьор.

Сухой щелчок задвижки. Дверь приоткрылась, пропуская Антонио, и закрылась снова.

Артур Ламм секунду стоял неподвижно, потом поднял руку и почесал затылок. У него было сильное искушение воспользоваться случаем и ворваться к Менцелю. И что из этого выйдет? Артур Ламм совсем не хотел, чтобы их знакомство произошло при свидетелях. Он закрыл дверь. Ждать дольше бессмысленно. Менцель велел принести ужин, следовательно, твердо намеревался не покидать свою комнату этим вечером...

Артур Ламм включил свет, снова сел за стол и продолжил прерванную работу.

* * *

Прислонившись к двери, Стефан Менцель смотрел не на Антонио, расставлявшего на столе тарелки, а на черную кошку, незаметно проскользнувшую в номер, и спрашивал себя, выгнать ему кошку или оставить?..

Если Антонио ее заметит, вопрос будет сразу решен... А если не заметит?

Антонио обернулся. Кошка проворно нырнула под кровать.

– Вам больше ничего не нужно, синьор?

– Нет, – ответил Менцель. – Спасибо, Антонио.

Он посторонился, пропуская его, и снова запер дверь на задвижку.

Кошка составит ему компанию.

Он опустился на колени и заглянул под кровать. Кот попятился и зашипел.

– Кис-кис-кис...

В ответ еще более грозное шипение. Да, ласковым этого зверя не назовешь, Менцель, улыбаясь, встал. Присутствие кошки, пусть даже шипящей, было приятно. Это как-то успокаивало... Он уже был не один...

Он открыл чемодан, несколько секунд покопался в нем, ища пузырек со снотворным. Найдя его, вынул две таблетки и пошел к умывальнику.

Он налил в стакан воды, сунул таблетки в рот и сделал большой глоток. Потом допил воду, поставил пустой стакан и посмотрел в зеркало. Бледное лицо, широкие круги под глазами... Эти волнения не шли ему на пользу. Ничего, ночь спокойного сна придаст ему сил.

Он обернулся. Кошка, взобравшись на стол, пожирала макароны с томатным соусом.

– Черт возьми! А ну, брысь!

Ему пришлось ее ударить, чтобы согнать со стола. Животное спрыгнуло на пол, метнулось в угол и обернулось, облизываясь и глядя на Менцеля зелеными глазами.

– Грязная тварь!

Стефан Менцель сел за стол, отодвинул начатые кошкой макароны и принялся за закуски.

Он замер от ужасного хрипа и обернулся с вилкой в руке и с полным ртом.

Кошка, вздыбив шерсть, извивалась на полу в конвульсиях, жалобно крича и глядя безумными глазами. На ее морде выступила пена.

Ошеломленный Менцель окаменел. Он увидел, как животное несколько раз судорожно дернулось, свернулось в клубок, вытянулось, выпустив когти, и замерло.

Кошка сдохла.

«Черт!»

Его горло сжалось, не давая проглотить пищу, оставшуюся во рту. Он неуверенно встал, отодвинув стул в сторону, и подошел к кошке.

Сдохла.

И вдруг в мозгу Менцеля блеснул яркий свет: она сдохла от яда!.. Отравилась макаронами. Теми самыми, которые должен был есть он сам, Стефан Менцель...

Господи!

Он страшно побледнел, подбежал к умывальнику, выплюнул все, что оставалось во рту, прополоскал рот водой, опять выплюнул...

Отравить! Его пытались отравить!

Он медленно повернулся и снова посмотрел на кошку. Она лежала так же неподвижно.

Он не мог в это поверить: его пытались отравить!

Однако надо было признать очевидное, признать то, что противник хотел убрать его, убить хладнокровно и без колебаний.

И признать то, что в гостинице у его врага был сообщник.

Может быть, на его врагов работал Антонио?

Охваченный паникой, Менцель не мог сидеть здесь и безучастно ждать незаслуженной смерти...

Почему те, кто пытались его убить, не подумали, что он может быть им полезен?

Почему? Ну почему, черт бы их побрал?

ЕГО ПЫТАЛИСЬ ОТРАВИТЬ!

Он резко отвернулся, чтобы не видеть больше труп кошки. Если бы не случайность, если бы все прошло так, как было задумано, сейчас кошка смотрела бы на его, Стефана Менцеля, труп...

Что же это могло значить? Кто?..

Он подумал о журналисте или о том, кто выдавал себя за журналиста. Как его зовут?

Ах да. Артур Ламм.

Он горько засмеялся, в памяти всплыло эхо волшебного голоса: «Артур Ламм мне не муж, синьор, он мой брат...»

Сестра! Такая же шпионка, как и он; грязная шпионка, использующая свой голос, чтобы заманивать несчастных, вроде Менцеля, в смертельные ловушки. Сука!

Его охватила неожиданная ярость. Он не заслужил такой участи. Он пойдет к этой девке и выскажет ей все, что думает о ее голосе и гнусной роли, которую она играет...

Да, он ей все выскажет!

Он перестал бессмысленно размахивать руками и, смутившись, посмотрел по сторонам, словно испугавшись, что за ним следят.

Ему уже не было страшно.

Теперь, когда опасность стала реальной, он чувствовал себя лучше. Больше всего на свете Менцель боялся неопределенности. Его математический мозг требовал четких решений и однозначных формул.

Вдруг он вспомнил о выпитом снотворном. Нет! Не может быть и речи о том, чтобы заснуть, провести ночь в этой гостинице, в руках врагов. Надо бежать, замести следы, найти укромное место, где можно будет спокойно подумать...

Он вернулся к умывальнику и сунул два пальца в рот. Надо было вызвать спасительную рвоту.

От мучительных, судорожных спазмов из глаз потекли слезы...

«Артур Ламм мне не муж, синьор, он мой брат».

Сука!

Он ей это выскажет. Обязательно выскажет.

4

Четыре листа были густо исписаны крупным уверенным почерком. Артур Ламм сложил их, сунул в конверт, тщательно заклеил его и надписал адрес:

Арриго НЕРА

«Уорлд Пресс Эдженси»

Пьяцца делль 'Унита, 5

Триест

Достав из бумажника марку, он приклеил ее к конверту, убрал его в карман и встал.

Он бесшумно подошел к стене, отделявшей его от номера Стефана Менцеля, и прижался ухом к обоям отвратительного гранатового цвета. Бульканье... Да, именно так. Менцеля рвало. Сильный страх подействовал на его желудок. Артур Ламм недовольно пожал плечами.

Он злился на себя за то, что не подошел к немцу при выходе из здания морского вокзала. Он хотел сделать как лучше, узнать, куда физик поедет и что предпримет, чтобы связаться с Францем Халлейном, о смерти которого не мог знать.

Теперь ничего нельзя поделать, нужно ждать, пока тот не решится выйти. Невозможно устраивать переполох в гостинице.

Артур Ламм надел плащ, надвинул на голову шляпу, подошел к двери и, прежде чем открыть ее, обернулся и грустным взглядом окинул жалкую обстановку номера.

Он запер дверь на ключ, на секунду остановился перед соседней дверью. Менцеля продолжало рвать, и, кажется, он испытывал при этом изрядные мучения.

Ламм спустился по лестнице.

Зал был полон шума и дыма. Матрона дремала за грязной стойкой.

Артур Ламм отдал ей ключ, заказал чинзано-драй и предупредил:

– Возможно, я вернуть очень поздно.

– Мне на это наплевать, мой мальчик, – ответила она. – Если будет заперто, нажмешь на звонок и Тонио тебе откроет. Дашь ему монетку. Желаю хорошо повеселиться.

Он поблагодарил ее взмахом руки, выпил чинзано и вышел. Совсем стемнело, но дождь продолжал идти с той же равномерностью.

Он свернул налево, в сторону пьяцца Сан Антонио. Там он сядет в автобус, чтобы вернуться домой, где его ждет Эстер.

Он поднял воротник плаща, поглубже надвинул шляпу, которую сдувал ветер. Мерзкая погода. Он дошел до угла виа Рома, бросил быстрый взгляд вправо. К площади медленно ехала машина. Он сошел с тротуара, чтобы перейти улицу... Редкие пешеходы торопились вернуться по домам.

– Берегись!

Он не понял, кто закричал, но резко отскочил назад, получил сильный удар по кисти правой руки, увидел пулей уносящуюся машину, поскользнулся на мокрой мостовой и сел в сточную канаву.

Машина на полной скорости и свернула налево, на виа Маккиавели.

– Вы ранены, синьор?

Он поднялся, совершенно оглушенный.

– Нет, спасибо, со мной ничего не случилось... Совершенно ничего... Глупо. Мне надо было посмотреть по сторонам, прежде чем переходить.

Мужчина понизил голос:

– Вы посмотрели, синьор. Я видел... Машина вдруг рванулась вперед... Такое впечатление, что водитель хотел вас сбить... К сожалению, я не сумел заметить номер.

Собралась небольшая толпа. По меньшей мере человек десять крыли шоферюгу на чем свет стоит. Артур Ламм вдруг осознал, что происшедшее – не случайность, и ему стало плохо. Неужели водитель той машины правда хотел его сбить?

Бррр!

– Вы все еще дрожите, синьор... Это нервы. Вы бы зашли в кафе чего-нибудь выпить.

Артур Ламм увидел идущего к нему полицейского в форме.

– Что случилось, синьор?

– Ничего, – поспешно ответил Артур. – Я сам виноват... Стал переходить улицу, не посмотрев. Водитель, наверное, даже не заметил, что задел меня.

Он поднял ушибленную руку, помассировал ее.

– В любом случае, ничего страшного. В следующий раз буду внимательнее...

– В следующий раз, – сказал мужчина, обратившийся к нему первым, – вас раздавят насмерть.

– Вполне возможно, – ответил журналист.

И перешел улицу, держась начеку и не теряя времени.

На Пьяцца Сан Антонио он вошел в автобус, проезжавший рядом с его домом, и сел рядом с аббатом. Соседнее сиденье занимали солдаты сил ООН, рассказывавшие друг другу сальные анекдоты, приглушив голос из уважения к священнику.

Артур Ламм задумчиво массировал запястье. Все-таки эта история была странной...

Бросаясь в эту авантюру, он понимал, что подвергнется определенному риску. Теперь он знал, чего следует ждать.

Он подумал о Стефане Менцеле. Если те пытались убить его, Артура Ламма, они должны были знать, что немец остановился в гостинице «Гарибальди». Значит, Менцель тоже находится в опасности...

Надо как можно скорее предупредить его.

В конце виа Баттисти автобус остановился. Журналист вышел и торопливо направился к виа Маркони, а автобус свернул направо, на виа Джулия, идущую по другую сторону парка, затопленного дождем.

Почтовый ящик.

Артур Ламм остановился, удостоверился, что на него никто не смотрит, вынул из кармана письмо, адресованное Арриго Нера, и сунул его в прорезь.

На душе полегчало. Теперь в любом случае письмо придет в агентство завтра утром, и даже если с ним самим что-то случится за ночь, дело все равно станет достоянием общественности. Арриго Нера не дурак!

Дом девятнадцать. Артур Ламм прошел еще метров десять. Мимо проехал, разбрызгивая воду, автобус. Поравнявшись с журналистом, шедшая навстречу девушка улыбнулась ему.

Он резко развернулся и стал рассматривать тех, кто секунду назад шел следом за ним, а теперь навстречу. Ни одной подозрительной личности.

Он остановился перед своим домом. Сквозь закрытые ставни гостиной пробивался свет. Эстер ждала его.

Бедная Эстер! Только бы она не пострадала от этого...

Он вошел в калитку, тихо закрыл ее, пересек маленький дворик, поднялся по ступенькам крыльца и в последний раз обернулся, прежде чем открыть дверь.

Тень на противоположной стороне улицы, там, где парк... Нет, показалось, это ствол дерева, темнеющий сквозь пелену дождя.

Он вставил ключ в замок, повернул его.

Его встретил мелодичный голос Эстер:

– Это ты, Артур?

Он весело ответил, закрывая задвижку:

– Да, сестренка, я!

Он снял шляпу, потом плащ с мокрыми пятнами на плечах и ягодицах и прошел из прихожей в просторную и комфортабельную гостиную в стиле ампир.

В камине из красного кирпича горели дрова. Свернувшаяся калачиком на диване Эстер протягивала к огню белые руки, повернув голову к двери, чтобы видеть, как войдет Артур. Ее длинные светлые волосы тяжелыми волнами падали на плечи. Очки в тонкой оправе, за которыми сияли огромные сине-зеленые глаза, нисколько ее не портили. На полных губах играла самая прекрасная в мире улыбка, а зубы были ослепительны...

Пола теплого домашнего халата из белой фланели, чуть приоткрывала поджатые под себя ноги.

Артур нагнулся и поцеловал мокрыми от дождя губами подставленную ему розовую щеку.

– Здравствуй, сестренка! Какая сегодня мерзкая погода!

Его голос сорвался на последнем слоге, и лицо Эстер застыло.

– Что случилось? Ты чем-то встревожен? – озабоченно спросила она.

Он распрямился и встал перед камином.

– Нет. Со мной все в порядке. Это из-за погоды. Просто дождь нагоняет тоску.

Наступило молчание, нарушаемое только треском горящего в камине дерева и едва слышным шорохом капель по оконному стеклу. Неожиданно Эстер сказала, не сводя с него внимательного взгляда:

– Тебе звонили...

Он вздрогнул, увидел, что она смотрит на него, сделал над собой усилие, чтобы улыбнуться, и повернулся к ней:

– А! Ну, рассказывай... Кто звонил?

Она помолчала, потом ответила очень мягким голосом:

– Не знаю... Звонили дважды... и оба раза не представлялись.

– А! – произнес он и несколько секунд переминался с ноги на ногу, как пойманный на шалости мальчишка.

– Ты хочешь, чтобы я тебе рассказала, как это было?

Он вздрогнул и сумел улыбнуться.

– Ну, конечно. Я тебя слушаю.

– Садись.

Он раздраженно пожал плечами:

– Нет, я лучше постою. Я...

Он замолчал, и она договорила за него:

– Ты страшно взвинчен... потому что боишься... Я хотела бы знать, чего.

– Оставь меня в покое! – чуть ли не крикнул он, но тут же разозлился сам на себя и извинился со смущенной улыбкой: – Прости меня...

Она тоже улыбнулась ему, доверчиво и успокаивающе, что доставило ему радость. Он решил все ей рассказать, перед тем как снова уйти. Она достаточно сильная, чтобы сохранить тайну; сильнее, чем он.

– В первый раз, – начала она, – мужчина попросил подтвердить ему наш номер, потом спросил, дома ли ты, и захотел узнать, действительно ли ты журналист...

Артур Ламм внимательно слушал. Она фыркнула:

– Он решил, что я твоя жена. Я ему ответила, что всего лишь твоя сестра, а ты действительно журналист. Не знаю почему, но я подумала, что это перебежчик, захотевший продать свою историю прессе. Я спросила его, стоит ли назначить время встречи с тобой, а он повесил трубку, не ответив.

– А! – Артур провел рукой по черным, слабо вьющимся волосам.

У Эстер был задумчивый вид, большие глаза блестели за стеклами очков.

– Я думаю, – сказала она, – что это был немец, но не военный...

Он снова вздрогнул.

– Почему ты так решила?

– Из-за его акцента... Акцент, вне всяких сомнений, был немецким. А потом, по голосу. Он говорил мягко. И не только потому, что ему это было нужно в данном случае, если ты понимаешь меня... Нет, у него в голосе была естественная сдержанность, характерная для людей, не любящих производить шум...

Он кивнул:

– Понимаю.

Он догадался, что это был Менцель. Немец проверил адрес и профессию Артура Ламма. Прекрасно. Теперь будет легче.

– А второй звонок? – спросил он, не проявляя особого интереса.

И удивился тревожному выражению, появившемуся во взгляде сестры.

– Второй, – ответила она чуть дрогнувшим голосом, – второй человек только произнес твое имя... Он, наверное, говорил через платок... Больше он ничего не сказал. Когда я ответила, что ты еще не вернулся, он некоторое время не клал трубку. Я слышала его дыхание. Это было... очень тревожно.

Его снова охватил страх. Он взглянул на взволнованную Эстер и почувствовал, что бледнеет.

– В котором часу был второй звонок?

– Примерно пять минут назад. Как раз перед твоим приходом.

– А!

Она переменила позу и, чуть замявшись, мягко спросила:

– Скажи мне, Артур, в какой улей ты влез?

Он сходил за стулом, сел на него верхом, закурил две сигареты, протянул одну Эстер и ответил:

– Сейчас я тебе все расскажу. Лучше, чтобы ты знала...

5

Стефан Менцель смотрел на дохлую кошку и грыз ногти.

Одевшись, он снова сел на край кровати. Время тянулось невероятно медленно.

Один за другим Менцель обдумал добрый десяток планов незаметно уйти из гостиницы «Гарибальди», но ни один его не устроил.

Он перевел взгляд с дохлой кошки на стол, где стоял отравленный ужин. Удивительно, что отравитель еще не пришел посмотреть на результат...

Может быть, он вообще не собирался приходить? Он ведь не мог предусмотреть вмешательство кошки и должен быть уверен, что тело Стефана Менделя найдет завтра утром слуга, как обычно находят трупы в гостиничных номерах.

Ну и что с того? И вдруг Стефана Менцеля пронзила одна мысль: сейчас враги считают его мертвым!

Они будут так считать до завтра.

Надо воспользоваться сложившимися обстоятельствами, чтобы убежать. Да, но как узнать, не находится ли отравитель в самой гостинице?

Мендель встал, проверил задвижку на двери и выключил свет. Ориентируясь по полоске света, пробивавшейся между ставнями, он дошел до окна, не наткнувшись на стол, и рискнул выглянуть в косую щель.

Мокрое шоссе, мокрый тротуар, радужные лучи, разбегающиеся от фонаря напротив, на противоположной стороне улицы, рядом с каналом. Чуть дальше – мутные, чуть колышущиеся воды канала. Несколько тяжеловесных силуэтов спящих судов.

Медленно проехала машина. Такси.

Мендель открыл окно и медленно отодвинул один ставень на несколько сантиметров...

Улица казалась пустынной.

Он еще шире открыл ставень, осторожно высунулся наружу... Внизу света не было. Интересно, который час? Он совершенно потерял представление о времени.

Менцель взглянул на светящийся циферблат своих часов. Час ночи. Поздно.

Он, кажется, нашел выход. Его номер на втором этаже – до тротуара максимум пять метров.

Улица была пустынна. Чтобы спуститься, ему потребуется десять секунд.

Приняв решение, он закрыл ставни, вернулся к кровати, снял простыни, связал их вместе, вернулся к окну, крепко привязал конец одной из простыней к оконной перекладине.

Прекрасно...

Он надел плащ, продел пояс в ручку своего маленького чемодана, сдвинул его назад и нахлобучил на уши шляпу. Потом снова открыл ставень, высунулся из окна. Мимо дома проезжала машина. Он отступил. Луч света скользнул по потолку. Переждав несколько секунд, он снова выглянул. Слева, в сторону пьяцца Сан Антонио, удалялись шаги.

Ждать дольше не имело смысла. Он выбросил наружу связанные между собой простыни и перекинул ногу через подоконник, нащупывая опору. Чемодан, висевший на спине, стукнулся об оконное стекло.

От оглушительного звона Менцеля охватила паника, и он, ни о чем не думая, скользнул в черную пустоту. Первые секунды ему удавалось контролировать свои движения, потом показалось, что он слышит крики. Он увидел свет на фасаде гостиницы и разжал руки.

Чемодан спас ему жизнь, послужив амортизатором. Упав на спину, Менцель в первое мгновение был совершенно оглушен, потом поднялся и со всех ног побежал в сторону порта.

Лишь добежав до причалов и свернув направо, на пьяцца Дука д'Абруцци, Менцель понял свою ошибку. Метнувшись под козырек подъезда, он стал развязывать пояс плаща, чтобы взять чемодан в руку, как все нормальные люди, и только тогда обратил внимание, что дождь продолжает идти.

– Зараза! – громко сказал он.

Он прижался к стене, задыхаясь. До него донесся топот погони, возбужденные голоса перебивали друг друга: «Сюда!» – «Нет, туда!» « Я вам говорю, сержант, что он свернул налево!»

"Менцель перевел дыхание. Это была всего лишь полиция. Несомненно, патруль, который, проходя по набережной, увидел, как он убегает.

Мнение первого возобладало, и они скрылись за углом.

Менцель спокойно дождался, пока окончательно восстановится дыхание и беспорядочные удары сердца войдут в норму.

Прижимаясь к стенам, он пошел направо и почти тотчас свернул на виа Маккиавели.

Что делать? Куда идти? Владелица гостиницы «Гарибальди» обязательно подаст завтра утром заявление в полицию на некоего Франсиса Альбрехта, обвиняя его в мошенничестве. Стефану Менцелю придется отказаться от этого удобного прикрытия, избавиться от паспорта. А что, если... Да, не стоит создавать себе новых врагов. Как только откроются почтовые отделения, он пошлет в гостиницу «Гарибальди» перевод на достаточную сумму. Что тогда ему смогут предъявить? Ничего. Нет закона, запрещающего выходить но ночам через окно. Лестницы и двери не являются обязательными для всех выходами. Кому как удобнее...

На ходу он размышлял.

«Артур Ламм мне не муж, синьор, он мой брат...»

Артур Ламм ей не муж. Невероятно, как четко звучало в ушах Менделя эхо этого потрясающего голоса...

Виа Маркони, дом девятнадцать.

Артур Ламм ей не муж. Зато он, может быть, отравитель?

Сомнительно. Отравитель обязательно должен был иметь сообщников в гостинице. Зачем же Артуру Ламму было тайком подходить к двери, если он мог воспользоваться приходом Антонио, если...

В конце концов, почему Франц Халлейн, зная, что может в любую минуту погибнуть, не доверился бы журналисту?

Это было возможно, вполне возможно.

Он решил сходить на виа Маркони, не признаваясь себе в том, сколь сильно на это решение повлияло неотвязное желание увидеть женщину с чарующим голосом...

* * *

Эстер подняла глаза на часы в стиле ампир, стоявшие на камине.

– Час десять, – заметила она. – Думаю, ты можешь идти.

Артур Ламм раздавил свою сигарету в хрустальной пепельнице и нехотя поднялся.

– Что за работа! – бросил он.