Глава 26

— И явлю славу мою между народами, и все народы увидят суд мой, который я произведу, и руку мою, которую я наложу на них!

Иезекииль проревел эти слова, продолжая топтать Мило. Джен кинулась было к ним, но тут же остановилась: ясно, что помочь она ничем не сможет. Тело Мило уже превратилось в бесформенную кровавую массу. Он мертв.

Мило-бессмертный. Мертв.

Иезекииль прекратил топтать жуткие останки. Бинокль на металлическом стебле повернулся в сторону Джен. Трубки на голове кибероида тоже обратились к ней. Джен бросилась на землю. Красный луч прорезал воздух. Она перекатилась, вскочила на ноги и скользнула за кучу камней.

— Я Иезекииль, молот Господень! — ревел Иезекииль, и она услышала приближающийся топот его огромных ног.

Стараясь, чтобы куча камней всякий раз оставалась между ней и Иезекиилем, Джен стала пробираться в развалины. Она ныряла и кружила среди камней, надеясь, что кибероид потеряет ее в лабиринте, но рев Иезекииля становился все громче:

— За это живу я, говорит Господь Бог, сделаю тебя кровью, и кровь будет преследовать тебя, так как ты не ненавидела крови, то кровь и будет преследовать тебя!

Джен побежала быстрее. Она завернула за другой угол…

…. и оказалась в тупике.

Разбитые стены и камни образовывали проход, который заканчивался глухой каменной стеной, слишком высокой, чтобы Джен могла перелезть. Бежать назад поздно: Иезекииль был слишком близко. Она оказалась в ловушке.

Разум, следивший за Джен, не был человеческим, и наблюдал он за ней с холодной объективностью. Хотя в его системе имелись органические компоненты, они были целиком синтетическими — и в них не было ничего, свойственного естественной жизни. Сознание это не имело ни эмоций, ни страхов, ни желаний, ни любопытства, ни симпатии к миру, за которым оно наблюдало с помощью множества сенсоров. В нем было запрограммировано самосохранение, но не было природного импульса, как у всех природных организмов, закаленных в печи эволюции. Это было просто сознание, чистое и ясное, и поэтому действительно неживое.

Но внутри его системы электронных и органических компонентов жило другое сознание, и оно было человеческим. Точнее, было прежде. Первое сознание раздумывало над проблемой несколько долей секунды и в конце концов разбудило второе сознание.

— Эшли. Проснись.

— Что такое? (Раздраженно. )

— Смотри.

Второе сознание посмотрело. Потом «сказало»:

— Господи, чего же ты, бестолочь, ждешь? (Взволнованно. ) Впусти ее!

Когда Джен увидела, что в стене чудесным образом открылось отверстие, она даже не задумалась — и почти тут же натолкнулась на другую стену. К своему ужасу, она очутилась в маленькой узкой комнате, и единственной дверью была та, в которую она вошла. Повернувшись, она увидела, как по проходу движется Иезекииль.

— И сказал ему Господь: пройди посреди города, посреди Иерусалима, и на челах людей скорбящих, воздыхающих о всех мерзостях, совершавшихся среди него, сделай знак!

Джен стала отчаянно искать выход, но не нашла.

Иезекииль остановился снаружи и нагнулся.

— А тем сказал в слух мой: идите за ним по городу и поражайте; пусть не жалеет око ваше, и не щадите!

Джен прижалась к стене.

— Нет! — крикнула она. — Оставь меня в покое!

Отверстие внезапно захлопнулось, и отрезанная рука Иезекииля упала на пол. Затем пол начал быстро уходить из-под ног Джен, и она поняла, что вся комната опускается под землю, подобно лифту на «Властелине Панглоте». Прежде чем остановиться, комната, как показалось Джен, проделала длиннейший путь. Она затаила дыхание, когда снова появилось отверстие, в которое хлынул яркий свет. Через несколько секунд глаза Джен привыкли к свету, и она увидела, что перед ней большая комната, обставленная не хуже, чем королевские покои на «Панглоте».

— Извини. Свет, наверное, слишком ярок для тебя. Сейчас я притушу его. Его так давно не включали.

Это был голос девушки, дружеский и успокаивающий. Джен вошла в комнату, но никого не увидела. Свет действительно померк, и как-то вдруг оказалось, что девушка стоит посреди комнаты. Джен не понимала, как она не заметила ее раньше. Когда девушка приблизилась, Джен была потрясена: на миг ей показалось, что это Цери, но потом увидела, что девушка не была двойником — глаза у девушки были не голубые, а карие, и волосы гораздо светлее.

Она остановилась футах в пяти от Джен и ласково улыбнулась. На ней была странная одежда: очень узкие синие брюки, сидящие низко на бедрах, такая же облегающая желтая рубашка, полы которой были завязаны спереди узлом, так что открывался голый живот. Девушка была босиком.

— Привет, я Эшли. А как тебя зовут? — весело сказала девушка.

Джен назвала свое имя и попросила разрешения сесть. Ее начало трясти. Сказывалась реакция на все, что с ней случилось.

— Ну конечно, — сказала Эшли. — Располагайся, Джен.

Джен плюхнулась на тахту с красивой обивкой и обхватила руками плечи. Эшли, как она заметила, осталась стоять.

— Почему этот кибероид хотел тебя убить? — спросила она Джен.

Джен устало покачала головой.

— Не знаю. Наверное, он сумасшедший. Так сказал Мило по дороге сюда… что он свихнулся за многие годы… Мило сказал, что он очень-очень старый… Мило… — Она никак не могла свыкнуться с тем, что Мило умер. Непостижимо!

— Мило — это человек, которого кибероид убил?

— Да. Ты видела это? — удивленно спросила Джен.

— Нет. Я видела запись. Он был твоим мужем?

— Нет… не мужем, — сказала Джен и кисло улыбнулась. Она не поняла, что означает «запись».

— Твой любовник? Или дружок?

Джен вздохнула.

— Нет. Он не был мне даже другом. Он был просто… Мило, а теперь его нет. Я никак в себя не приду. И не знаю, что мне теперь делать. — К своему удивлению Джен начала плакать. Она знала, что плачет не о Мило, а о себе. — Я без него не выживу в опустошенных землях.

— Ты можешь остаться здесь, Джен, — сказала Эшли. — Сколько хочешь. У меня давно не было собеседника.

— Ты живешь одна?

— Да. Есть, правда, Карл, но он не в счет. Он на самом деле не человек, а компьютерная программа, но я зову его Карлом, чтобы хоть как-то очеловечить. Правда, это мало помогает… — Она печально вздохнула, но ее лицо тут же прояснилось. — Пожалуйста, скажи, что останешься! Я буду так счастлива!

Джен вытерла глаза и оглядела большую комнату с низким потолком. Потом она снова посмотрела на Эшли. Она чувствовала, что в девушке что-то не так, но не могла понять, что именно.

— А куда я попала? — спросила она.

— В убежище, — ответила девушка. — Когда-то здесь было убежище от ядерных бомб, но потом родители перестроили его, и оно стало убежищем от Генных войн. — Лицо Эшли омрачилось. — Правда, им это не помогло. Один из позднейших искусственных вирусов чумы пробрался сюда через все фильтры и защитные барьеры, и они умерли. Здесь… — Эшли повернулась и указала на две запертые двери.

— Но ты выжила, — сказала Джен, все больше, удивляясь. Ее чувство, что в Эшли есть какая-то странность, усилилось.

— Ну да, я выжила. И, наверное, навсегда. — Казалось, эта перспектива ее не радовала.

Джен осенило.

— Ты бессмертная? — вскричала она. — Как Мило!

— Твой приятель был бессмертным? — удивилась Эшли. — Я думала, их всех истребили много веков назад. Ну, теперь-то он уже не бессмертный, верно?

Сбитая с толку, Джен сказала:

— Но ты, наверное, бессмертная. Ты говоришь, твои родители умерли во время Генных войн. А на вид ты не старше меня.

— Сколько же тебе лет? — В голосе Эшли слышался неподдельный интерес.

Сожалея, что девушка скачет с предмета на предмет и не удается поговорить подробнее, Джен ответила:

— Мне восемнадцать… нет, наверное, уже девятнадцать.

Она сообразила, что месяца два назад у нее был день рождения, но она потеряла представление о времени.

— Значит, я младше тебя. Мне семнадцать. И всегда будет семнадцать. Чудесные семнадцать лет. — Она снова грустно вздохнула.

Джен подумала, не сумасшедшая ли Эшли. Может быть, она просто бежала с опустошенных земель, как сама Джен, случайно попала в это странное подземелье и теперь выдумывает себе прошлое. Решив, что лучше всего смотреть на Эшли именно как на сумасшедшую, она спросила:

— А где ты берешь еду и воду? И хватит ли на двоих, если я останусь здесь?

— О, — сказала Эшли и приложила палец к губам. — Об этом-то я и не подумала. Подожди, я спрошу у Карла. — На миг ее глаза утратили всякое выражение, потом она улыбнулась. — Карл говорит, что он снова может ввести в строй синтезатор пищи. Основные органические вещества находятся в глубокой заморозке, и их надо оттаять, это займет некоторое время, но воды он тебе может дать прямо сейчас. Здесь есть подземный ключ. — Она указала на пол.

Джен уставилась на Эшли. Она действительно сумасшедшая.

— Э-э… это Карл с тобой говорил? — спросила она.

Эшли кивнула.

— У нас прямая связь.

— Понятно, — сказала Джен, как будто это что-то ей объясняло. — Значит, здесь есть вода и пища.

Само слово «вода» вызвало прилив отчаянной жажды, и Джен надеялась, что вода — не очередная фантазия Эшли. Но девушка выглядела вполне сносно и, стало быть, откуда-то брала еду и воду. Однако, как ни странно, она ни слова не сказала о том, где и когда питается.

— А что, тебе и Карлу не нужна вода и пища? — словно бы в шутку спросила Джен.

— Я же говорю, Карл — это компьютерная программа. Программы не едят и не пьют. — Эшли нервно хихикнула.

— Ну, а ты?

Эшли прикусила губу; вид у нее был смущенный.

— Так что же? — настаивала Джен.

— Наверное, лучше тебе рассказать, — с грустью сказала Эшли. — Ты бы все равно рано или поздно все узнала.

— Что узнала?

— Вот что. — Эшли подошла к Джен и протянула ей правую руку. Джен озадаченно взяла ее…

… и рука ее легко прошла сквозь руку Эшли, как будто там ничего и не было.

— Видишь? — сказала Эшли и вздохнула. Джен забилась в самый угол кушетки и с ужасом смотрела на нее оттуда.

— Ты призрак! — воскликнула она.

— Да, вроде того.

Джен лихорадочно озиралась. Роскошная комната вдруг превратилась в кошмар. Она была в ловушке, глубоко под землей, рядом с привидением.

— Я хочу уйти. Пожалуйста, отпусти меня! — взмолилась она.

— Ох, черт побери, этого-то я и боялась, — сказала Эшли, отходя от кушетки. — Слушай, я вовсе не такой призрак, как ты думаешь.

— Ты не мертвая? — обеспокоенно спросила Джен.

— Конечно, я мертвая, — весело ответила Эшли. — Точнее, мой оригинал. А я — запись.

— Что-что?

— Понимаешь, запись. Копия. Когда-то много столетий назад была живая девушка по имени Эшли Ви, и с ее сознания сделали копию и заложили в компьютер. Я и есть эта копия.

— Но я тебя вижу, — возразила Джен.

— Ты видишь голографическую проекцию, которую создает компьютер. Ты ведь знаешь, что такое голограмма?

Джен вспомнила развлечения аристов. Мило называл их голографическими проекциями, и они тоже были как живые. Она слегка успокоилась.

— Значит, ты не призрак?

— Во всяком случае, не настоящий. Только электронный. Так что, пожалуйста, не уходи. Тебе нечего бояться. Ну, пообещай, что останешься.

Джен не знала, что делать. То, что Эшли не сверхъестественное существо, успокоило ее, но в то же время ей было не по себе. Голографические люди в фильмах тоже были как живые, но с ними нельзя было разговаривать.

— А кто это с тобой сделал… и зачем? — неуверенно спросила Джен.

— Мои родители, — ответила Эшли. — У меня было опасное увлечение, понимаешь? Глайдеры. Ты знаешь, что такое глайдер?

Джен уныло ответила:

— Слишком хорошо. — И рассказала о своем побеге на глайдере.

— Нет, я имею в виду не такие глайдеры. Мой был совсем как самолет, с рубкой управления, все как полагается. Он назывался «Пегас», и размах крыльев у него был больше ста футов. Но родители были правы. Я разбилась. Насмерть.

— Как, ты помнишь, как ты погибла? — спросила потрясенная Джен.

— О нет. Последняя запись была сделана за две недели до моей гибели, так что я не помню последних двух недель своей жизни, включая катастрофу. В общем, родители боялись, что я убьюсь, и хотели как-то сохранить меня. Первоначально они собирались пересадить мои воспоминания и личность в мой клон, но для этого они были хоть и достаточно богаты, но недостаточно могущественны. Когда я была жива, клонирование запрещалось законом. И они выбрали вариант попроще. Голограмму. То есть меня.

Джен молча смотрела на Эшли. Иллюзия была полной. Трудно было поверить, что она не из плоти и крови. Потом она сказала:

— А как ты себя… ну, ощущаешь? То есть как это — быть такой, как ты?

Эшли нахмурилась.

— Ну, словами это выразить трудно. Но точно скажу: это не то же самое, что быть живой… настоящей.

— Но ведь ты думаешь и чувствуешь, правда?

— О да, думать я могу. По крайней мере, я так думаю. То же самое с чувствами. Я думаю, что у меня есть чувства, но они не те же самые, что были, когда я была жива. Понимаешь?

— Нет, — созналась Джен.

Эшли вздохнула.

— Трудно объяснить… это как будто у меня не чувства, а имитация чувств. Они не настоящие. Да, — она кивнула, — я чувствую себя ненастоящей. Но тут ничего удивительного… я же, в конце концов, только собственная электронная копия. — Она улыбнулась Джен и добавила: — Но я знаю, что я увядаю — человеческое во мне стирается. Боюсь, скоро я стану такой, как Карл. А Карл такой зануда.

Джен попыталась представить, как себя чувствует Эшли, но это оказалось ей не под силу.

— А ты уже давно… такая?

— Секунду, спрошу у Карла. — И тут же ответила: — Четыреста тридцать девять лет.

— Так долго? Какой ужас! А как ты проводишь время? Тебе, наверное, до смерти скучно?

— Скучно, когда бодрствуешь. Но я почти все время сплю. То есть не сплю по-настоящему — а просто отключаюсь. Но когда я бодрствую, я моту сделать так, чтобы время шло быстрее, и это помогает. Чтобы говорить с тобой, я должна была замедлить свои мыслительные процессы. Я ни разу не замедляла так свое субъективное время с тех пор, как у меня был последний посетитель.

— А когда это было? — спросила Джен.

— О, что-то около восьмидесяти лет назад. Его звали Вик. Очень красивый парень. Он спрятался в развалинах от каких-то мародеров, преследовавших его. Он провел здесь десять лет, а потом заболел и умер. Ему здесь не нравилось — очень жаль. Вот все, что от него остались. — Эшли повернулась и указала в дальний конец комнаты.

В это время свет стал ярче, и Джен увидела у стены кучу костей.

Она была потрясена.

— И ты оставила его здесь?

— А что я могла сделать? Как тебе уже известно, я не материальна, — со смехом сказала Эшли. — Раньше здесь были механические слуги, которые убирали помещение, но они давно сломались.

Джен в голову пришла тревожная мысль.

— Ты говоришь, что Вику здесь не нравилось. Почему же он не ушел?

— Потому что Карл его не выпустил. Видишь ли, Карл — мой защитник. Он не хочет, чтобы об убежище узнали снаружи, поэтому он никогда не выпускает моих посетителей.

Джен спросила:

— То есть он и меня не выпустит?

Эшли серьезно кивнула.

— Боюсь, что так. Но ты ведь не огорчишься, правда?

Глава 27

— Знаешь, чего мне больше всего недостает? — спросила Эшли.

— Чего?

— Полетов. Как здорово было летать на глайдере! Я просто обожала небо.

— Все лучше, чем торчать здесь, — с чувством сказала Джен.

Она провела в убежище только двенадцать дней, и это место уже нагоняло на нее глубокую тоску. Сначала она обрадовалась укрытию от опасностей опустошенных земель, особенно от Иезекииля, а также пище и воде, какими бы безвкусными они ни оказались, но очень скоро она стала ощущать нетерпение и беспокойство. Ее неприязнь к этому неожиданно обретенному убежищу усугублялась сознанием, что она не может отсюда выйти. Будь у нее свободный выбор, она бы, может, с удовольствием прожила здесь месяц-другой. А теперь Джен отчаянно хотела вернуться на поверхность, хотя не представляла, что будет делать там, даже если ей удастся вырваться. Она вздохнула.

Эшли с тревогой посмотрела на нее.

— Жаль, что тебе здесь не нравится. — Сегодня на Эшли были очень короткие брючки, которые она называла шортами, белый жакет, белые носки и туфли. Она называла эту одежду «теннисный костюм». Пару дней назад Джен спросила ее, зачем она каждый день появляется в другой одежде. Эшли пожала плечами и ответила: