XV

При перелете через Атлантику почти все пассажиры заснули во время демонстрации идиотского фильма. Диллон не мог спать. Сиденья в самолете не соответствовали его телосложению. Оставалось только откинуться в кресле и закрыть глаза.

Услышав, как зашевелилась Дебра, он повернулся посмотреть, что она делает. Она прикрывала одеялом спящего сына, затем подняла глаза на Диллона и улыбнулась.

– Он просто молодец, – прошептала она. – И не подумаешь, что это его первое путешествие.

Шестимесячный Чарли лежал на спине в переносной люльке. Когда он засопел во сне, любящие родители посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Постарайся заснуть, – заботливо сказал Диллон. Он протянул руку и погладил ее по волосам. – Как только мы окажемся в Атланте, у тебя не будет ни минуты покоя.

– Ты шутишь? Мои будут так очарованы Чарли, что на нас и внимания не обратят. – Она послала ему воздушный поцелуй и уютно примостилась на своем сиденье под казенным пледом, затем закрыла глаза.

Диллон продолжал смотреть на нее. Сердце его начинало ныть, когда он вспоминал, что чуть было не потерял ее полтора года назад. В течение нескольких месяцев после болезни, из-за которой они потеряли ребенка, у Дебры была тяжелая депрессия. Ее родители прилетели во Францию и помогли выходить ее. Они пробыли с ней столько, сколько смогли, затем оставили на попечении Диллона, который не знал, как справиться с ее подавленным состоянием.

Дебра потеряла всякий интерес к тому, чем занималась раньше, включая и занятия по кулинарии, перестала убирать квартиру. Когда Диллон приходил вечером с работы, ему приходилось выполнять всю домашнюю работу. Грязное белье накапливалось до тех пор, пока он не выкраивал время для стирки. Дебра целыми днями спала. Казалось, это был единственный способ забыть о горе.

Диллон справлялся с ним, целиком уйдя в работу. Физическое изнеможение, до которого он себя доводил, было лучшим лекарством. Усталость давала возможность ненадолго забыться. Дебра никак не могла справиться со своей бедой. Она даже отказывалась говорить на эту тему, если Диллон начинал это делать, чтобы как-то снять напряжение Он советовался с ее врачом, и тот сказал, что необходимо время.

– У мадам Берк был сильный эмоциональный срыв. Нужно проявить терпение.

Диллон был воплощением терпения в отношениях с Деброй, но ему явно не хватало терпения с так называемыми специалистами.

Когда через несколько недель не наступило никакого улучшения, он решил отправить ее ненадолго домой. Думал, что большая семья немного поднимет ее настроение и вернет веру в жизнь.

Диллон никак не мог заставить себя начать этот разговор. Ему было тяжело смотреть, как Дебра сидит, уставившись в одну точку, но ему будет еще тяжелее не видеть ее совсем. Не имея другого выбора, он проявлял то самое терпение, о котором говорил врач.

Все это время Дебру интересовал только секс. Как только она оправилась физически, то она настояла, чтобы он выполнял свои супружеские обязанности. Но неистовые совокупления не были тем, что Диллон считал любовными отношениями. В них не было ни страсти, ни нежности – только отчаяние. Не было в их объятиях и радости или удовольствия. Он стремился достучаться до нее, разорвать эту завесу самоизоляции. Но Дебра хотела только забеременеть как можно скорее.

Они не тратили время на ласки. Каждую ночь они вцеплялись друг в друга, раскачивая кровать.

Потом Диллон чувствовал себя опустошенным и разочарованным, но продолжал это делать, поскольку эти несколько минут были единственными за сутки, когда Дебра проявляла интерес к жизни.

Иногда, когда Диллону хотелось рвать на себе волосы от отчаяния, он утешал себя: «По крайней мере, мне не нужно постоянно бороться с Хаскелом Сканланом». Форрест Пилот отменил приказ Диллона об увольнении бухгалтера, однако направил того на какую-то должность в Штаты. Диллона это устраивало. Ему было плевать, чем занимается Сканлан и где он находится, лишь бы подальше от него. Человек, сменивший Сканлана, был француз, прекрасно говоривший по-английски и гораздо более приятный, чем его предшественник.

В день, когда Дебра узнала о своей беременности, с ней произошла разительная перемена. Лишь только Диллон пришел домой, она кинулась к нему в объятия. Такое бурное проявление чувств было настолько необычным, что он упал на спину. Она плюхнулась на него сверху, хохоча, как в прежние времена до их трагической поездки в Церматт.

– У меня будет ребенок, Диллон. Я беременна.

Пока он приходил в себя от удивления, она разрывала его рубашку, страстно целуя в шею и грудь. Она отдалась ему прямо на полу, и снова, как раньше, – здесь были и страсть, и ласки, и любовь.

– Боже, как я счастлив, что ты снова со мной, – прошептал он, обнимая руками ее бедра и входя в нее.

В их жизнь снова вошло солнце, и она стала прекрасна. Но в течение всего срока беременности Дебры Диллон был в постоянном страхе. Вдруг что-нибудь произойдет или у Дебры опять случится приступ депрессии? У них может не хватить сил выдержать это еще раз. Когда подошел срок, при котором она потеряла своего первого ребенка, нервы Диллона оказались на пределе. Однажды вечером он безапелляционно заявил:

– Ты поедешь рожать домой, и никаких возражений.

– Я и так дома.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Поедешь в Джорджию, к маме. Она проследит, чтобы все было хорошо. Во всяком случае, я хочу, чтобы наш ребенок родился на американской земле.

Она пронзила его взглядом.

– Наконец она у тебя появилась.

– Кто появился?

– Любовница. Как говорит наша соседка снизу, у каждого француза есть по крайней мере одна. Она предупредила меня, что это лишь вопрос времени и что ты тоже будешь соблюдать эти обычаи, тем более сейчас моя фигура уже не такая стройная и соблазнительная.

– Ты чертовски соблазнительна! – зарычал он, положив ладонь на ее живот. Он опрокинул ее и стал целовать упругую кожу. Его губы коснулись ее не прикрытых бюстгальтером грудей. – Ты сама переняла кое-какие французские обычаи, – промычал он, лаская языком темные соски.

– Просто все мои бюстгальтеры мне малы. – Она обхватила свои груди ладонями и подставила их ему. Он ласкал ее до тех пор, пока их прерывистое дыхание не опровергло утверждения соседки снизу.

Чуть позже, когда она лежала спиной на его груди, а его рука осторожно поддерживала ее живот, она спросила сонным голосом:

– И когда ты собираешься меня отправить к маме?

– Никогда, – вздохнул он, целуя ее в ухо. – Никуда ты не поедешь.

И только когда его новорожденный сын заорал в его руках, он почувствовал, как тревога, мучившая его в последнее время, уходит. В глазах своего отца Чарлз Диллон Берк был чудом. С того самого момента, как он увидел своего ребенка, Диллон стал самым любящим из отцов.

На работе дела шли как нельзя лучше. Здание страховой компании было завершено, и оно действительно было великолепно. Сам Форрест Дж. Пилот прилетел из Флориды, чтобы все осмотреть лично. Как показалось Диллону, он заметно постарел, кроме того, казалось, что его что-то гнетет. Однако он отметил хорошую работу Диллона и подтвердил свою оценку денежной премией.

– Я даю вам полтора месяца оплачиваемого отпуска. Вам хватит времени на переезд, потом приступите к работе.

До отъезда в Таллахасси Диллон и Дебра намеревались провести недели две в Атланте, у родителей Дебры, и познакомить их с самым юным внуком. Диллон был уверен, что у Форреста Пилота относительно него имеются серьезные планы. Он не только оправдал надежды старика, но и сумел добиться большего.

Откинув голову на жесткий подголовник, Диллон умиротворенно прикрыл глаза. Сквозь шум реактивных двигателей он услышал спокойное дыхание Дебры и нежное сопение и причмокивание Чарли.

– Черт подери, что здесь происходит? – заорал Диллон. – Где Форрест? Что вы делаете здесь за столом?

Хаскел Сканлан развалился в шикарном кожаном кресле и самодовольно посмотрел на Диллона.

– Имею честь сообщить вам, что мистер Пилот больше здесь не работает.

Диллону потребовалось все самообладание, чтобы не опрокинуть стол, не схватить Сканлана за тощую шею и не вытряхнуть из него мозги. Такого удара в первый день он не ожидал.

Когда он заметил непривычную вывеску у стоянки машин, то подумал, что это просто новое название или новая эмблема головной компании. Однако войдя в помещение, некогда бывшее директорским кабинетом Форреста Пилота, был неприятно удивлен. У фирмы «Пилот Инжениринг Индастриз» поменялся владелец и директор – теперь у руля стоял Хаскел Сканлан.

Диллон уставился на своего давнего врага.

– Что случилось с Форрестом?

Длинные пальцы Сканлана забегали взад и вперед по краю полированного стола.

– Ваш покровитель ушел в отставку.

Диллон насмешливо посмотрел на него.

– Он бы не освободил это кресло без борьбы.

– Были определенные сложности, – признал Сканлан с фальшивой гримасой. – Я удивлен, что вы ничего не читали об этом в газетах.

– Мне было не до того. Я устраивал семью на новом месте. Что произошло?

– Учитывая все имеющиеся активы, компания, в которой вы работаете, решила, что она может делать большее, чем делает мистер Пилот.

– Другими словами, его компанию проглотили. Навалился какой-нибудь синдикат и сожрал. – Глаза Диллона сузились. – Интересно, кто дал им сведения по нашей фирме?

Усмешка Сканлана была такой же отвратительной, как звук железа по стеклу.

– Я сделал все, что мог, чтобы помочь новому руководству.

– Не сомневаюсь, – фыркнул Диллон. – Задницу им так целовал, что губы опухли!

Сканлан вскочил со стула, глаза его сверкали от ярости, щеки раздулись, как у кобры. Диллон перепрыгнул через стол.

– Давай, Сканлан, ударь меня. Сделай одолжение. Дай мне повод вытряхнуть из тебя кишки.

Сканлан отступил на шаг.

– Если вам дорога ваша работа, то разговаривайте со мной повежливей, мистер Берк. С тех пор, как мы взяли бразды правления в свои руки, мы не уволили ни одного человека, однако нам придется это сделать. И я не буду возражать, если мы начнем с вас.

Диллон еле сдержался, чтобы не послать Сканлана как можно дальше и выскочить из комнаты. А дальше что? У него остались кое-какие деньги от премии Форреста Пилота. Однако переезд обошелся ему недешево. В Таллахасси не так уж много возможностей устроиться на работу, и он не может заставлять Де-бру с Чарли еще раз переехать в другое место: они только-только расположились в новом доме.

Они решили не покупать дом, пока не узнают этот городок получше, и сняли дом в чистеньком уютном квартале. Дворик был меньше, чем хотелось бы Диллону: в нем росло только одно дерево. Однако Дебре он нравился.

Сейчас было бы глупо кусать руку, дающую корм.

– Что вы можете мне предложить? – буркнули.

Сканлан аккуратно расправил складки брюк, усаживаясь в свое кресло. Он взял папку, открыл ее и провел пальцем по колонке цифр сверху вниз.

– Ага, на втором этаже есть мастерская, она еще не занята. Номер 1120. Сегодня можешь перенести туда свои вещи и завтра приступить к работе.

– Ты что, хочешь посадить меня за чертежную доску? – спросил Диллон. – Ты что, издеваешься?!

– Другой работы у меня нет. Соглашайтесь или можете считать себя свободным.

Диллон разразился потоком французской брани.

– Само собой разумеется, что работа конструктора оплачивается не так высоко, как работа на площадке, поэтому ваш оклад будет соответственно пересчитан.

– Тебе действительно все это доставляет удовольствие? – сказал Диллон. Сканлан довольно улыбнулся.

– Еще какое.

– Я не могу снова работать конструктором. Должно же быть еще что-нибудь.

Сканлан некоторое время оценивающе смотрел на него, затем повернулся в своем вращающемся кресле и из картотеки вытащил какую-то папку.

– Я только что вспомнил одну вещь. Мы недавно приобрели собственность в Миссисипи, но прежде чем ее можно будет использовать, там необходимо провести капитальный ремонт. Это вам подходит?

Диллон рассказал о положении дел Дебре.

– Либо соглашаться на эту работу в Миссисипи, либо опять работать конструктором. – Он с силой ударил кулаком по ладони. – И не знаю, почему я не врезал этому ублюдку и не ушел сразу.

– Ты прекрасно знаешь: ты же не уличный драчун, а семейный человек, специалист высокого класса. Ты не позволишь скользкому типу Сканлану одержать над тобой верх.

– Однако у этого скользкого типа на руках все козыри, и он прекрасно это знает. После нашего разговора я пытался искать работу. Сделал около тридцати звонков, и ответ всюду был один: нет вакансий, нет работы.

– Поскольку тебе не удалось оторвать Сканлану голову, то что ты намерен делать?

– Не знаю, Дебра. – Он устало опустился на диван и потер глаза. – Знаю только одно – я не хочу больше работать за доской.

– Тогда согласись на другую работу, и мы переедем в Миссисипи.

Диллон взял Чарли с колен Дебры и устроил его у себя на согнутой руке. Малыш крепко вцепился в отцовский палец.

– У меня есть выбор. Это, конечно, не царский подарок, но нужно вспомнить, что это лишь временно.

Когда он изложил ей план, Дебра спросила:

– А где ты будешь жить?

– В вагончике на стройплощадке. Мне вполне достаточно иметь раскладушку, небольшой холодильник и плитку.

– А как насчет удобств?

– Буду пользоваться экологическим унитазом, а в здании, которое надо отремонтировать, есть душ. Сканлан дал мне чертежи и планы, чтобы я изучил и принял решение.

Ее лицо не выражало особого энтузиазма.

– И ты будешь приезжать каждую пятницу?

– Обязательно. Клянусь.

– Не понимаю, почему мы не можем переехать в Миссисипи всей семьей.

– Потому что как только мы устроимся на новом месте, Сканлан тут же переведет меня в другое. Он так и будет заставлять нас скакать с места на место, неизвестно сколько времени.

– Но сейчас тоже все не ясно, – сказала она жалобно. – Он может продержать тебя там целую вечность.

Диллон упрямо покачал головой.

– Я не буду так же привязан к той работе, как в Версале, и уйду оттуда, как только мне предложат что-нибудь другое. Я по всему городу оставил заявления. Рано или поздно что-нибудь подвернется. Сканлан никогда не простит того, что я давил на него во Франции. Он отомстил Форресту Пилоту, а теперь предлагает мне выбор между этой дерьмовой стройкой и доской в стеклянном аквариуме. Он думает, что я соглашусь, потому что это легче. Но я не хочу доставлять удовольствие этому ублюдку.

Держа Чарли на руках, он привлек к себе жену и поцеловал ее в висок.

– Поверь мне, Дебра, это самый лучший выход. Будни летят быстро, ты даже не будешь успевать соскучиться.

К сожалению, эта вахтовая работа оказалась не столь временной и не столь легкой, как Диллон надеялся. Условия его жизни в Миссисипи были ужасными, однако он не говорил об этом Дебре: ей и так было трудно примириться с такой жизнью.

Конца этому не было видно. Из-за необычайно дождливой осени по всему Югу жизнь на строительных площадках замерла. Прошла волна увольнений. Никому не был нужен инженер-строитель, пусть даже прекрасный, честолюбивый, любящий и знающий свое дело.

Еще в Атланте Диллон купил новую машину. Он оставил ее Дебре, а сам ездил из Миссисипи и обратно на старом мотоцикле. Он приезжал домой, поздно вечером в пятницу и уезжал днем в воскресенье. У него практически не было времени отдохнуть перед новой рабочей неделей после изнуряющих выходных.

Работа была малоинтересной. Нужно было отремонтировать внутренние помещения, переложить рухнувшие потолки, перестроить покосившиеся стены, настелить новые полы. Здание было старым и безобразным, и после ремонта оно все равно останется старым и безобразным. Тем не менее Диллон следовал тем же жестким нормам, как и при строительстве нового здания. У него был небольшой коллектив рабочих, и он требовал, чтобы каждый выкладывался полностью. Это было для него делом чести. Кроме того, он не хотел давать Сканлану ни малейшего повода придраться к нему. Пусть понизит его в должности или уволит по злобе, но ни в коем случае не из-за плохой работы.

Все это осложняло семейную жизнь Диллона. На выходные дни скапливалось так много дел, что у них не хватало времени просто отдохнуть и пообщаться. Диллон выполнял ту домашнюю работу, которая была не под силу Дебре. Обычно он не возражал, но было жалко тратить драгоценные часы субботнего утра на черную работу, вместо того чтобы как следует выспаться, понежиться в постели с женой и полюбоваться тем, как быстро растет его сынишка.

Хотя рядом с ними жили и другие молодые семьи, они ни с кем не общались. Это стало сказываться на Дебре. Неделями она проводила время одна с ребенком, которому не было еще и года. Она обожала Чарли и была прекрасной матерью, но у нее не было возможности для самовыражения, не было желания заняться какой-либо общественной деятельностью. Диллон начал замечать признаки нарастающей депрессии, и это его пугало.

Однажды воскресным вечером, собираясь в утомительную поездку в Миссисипи, Диллон привлек ее к себе.

– Я возьму выходной на следующую пятницу и приеду на день раньше. Ты это переживешь?

Она улыбнулась неуверенной, но счастливой улыбкой.

– Ой, Диллон, неужели? Это было бы здорово.

– Я не успел сделать все, что ты мне поручила за эти выходные. Но уж на следующей неделе у меня будет достаточно времени, я еще смогу немного отдохнуть. Договорись с няней на субботний вечер. Мы разоденемся и пойдем развлекаться – в ресторан, на танцы, в кино. Куда захочешь.

– Я люблю тебя, – сказала Дебра, тычась носом в ворот его сорочки. Они стояли, обнявшись, и долго целовались. Оставалось или потянуть ее опять в постель, или уезжать. Со вздохом он взял свой мотоциклетный шлем. Дебра проводила его до дверей, держа на руках Чарли, который уже научился махать ему ручкой на прощанье.

Диллон не решился официально попросить о дополнительном выходном дне у Сканлана. Он попросту за ящик пива попросил одного из субподрядчиков присмотреть за работой, пока будет отсутствовать.

В четверг после обеда он позвонил Дебре:

– Надеюсь, ты не хочешь сказать, что не приедешь, – с тревогой спросила она.

– Ну что же ты мне совсем не веришь? Конечно, приеду. – Он понизил голос и сказал с нарочитым мексиканским акцентом: – В эти выходные я приеду будь здоров. – Она засмеялась. – А чем ты занимаешься?

– Готовлю для тебя кое-какие сюрпризы.

– Не могу дождаться. Это не своего ли сына я слышу?

– Он визжит, потому что знает, что я говорю с тобой.

– Передай ему, что через несколько часов я буду у вас.

– Только поосторожней, Диллон. Погода ужасная.

Ненастье не могло помешать ему отправиться в путь, но значительно задержало его. Погода во Флориде была самой холодной за многие годы. Проливной дождь лил не переставая. Иногда по стеклу шлема бил мокрый снег. Пальцы в кожаных перчатках просто закоченели на руле. Когда Диллон приехал, Таллахасси казался ему желанным как никогда.

Лишь только он открыл дверь, как его встретили аппетитнейшие запахи из кухни. В центре стола стояла ваза со свежими цветами и шоколадный торт с его именем, выведенным глазурью. В духовке истекало соком жаркое.

– Дебра? – Он бросил перчатки и шлем на стул в прихожей и пошел вглубь дома, где располагались спальни. – Ты в ванной? – Он заглянул в комнату Чарли, но его кроватка была пуста. – Эй, где вы там? Это и есть ваш сюрприз?

Диллон открыл дверь спальни и остановился на пороге, чтобы полюбоваться на жену и сына, мирно спящих на кровати. Чарли уютно устроился под мышкой у Дебры. Ее золотистые волосы разметались по подушке. Сердце Диллона заныло от любви и нежности: она измучилась, ожидая его. Он подошел к кровати, и сев на краешек, провел рукой по ее гладкой щеке.

И только теперь он понял, что они не спали.

Хаскел Сканлан часто задерживался на работе, но однажды он задержался позже обычного. Он вышел, когда уже совсем стемнело. На стоянке была только его машина.

На пути встала высокая фигура, лица в темноте не было видно. Прежде чем Сканлан успел удивиться, сокрушительный удар в челюсть выбил все его передние зубы и с такой силой отбросил назад его голову, что в течение двух месяцев он носил специальную шину. Он не успел упасть на землю: невидимая рука подняла за воротник и обрушила на него еще один удар. Второй удар раздробил ему челюсть. Последний удар в живот разорвал ему селезенку.

Сканлан пролежал в больнице в полубессознательном состоянии почти неделю, прежде чем мог сказать, кого он подозревает в зверском и неспровоцированном нападении.

Полицейская машина подъехала к дому, указанному им. Никто не откликнулся на звонок. Полицейские обратились к соседке.

– После похорон, – сказала она, – он пробыл здесь всего несколько дней.

– Каких похорон?

– Его жена и сынишка умерли три недели назад от угара. Помните ту ужасную метель? А миссис Берк, прежде чем прилегла отдохнуть, включила первый раз за сезон печку. Там что-то было не в порядке с вытяжкой, и они умерли во сне. Мистер Берк обнаружил их, когда приехал домой.

– Вы не знаете, где он сейчас?

– Я не видела его больше недели. Думаю, он вернулся на работу.

Полицейские с ордером на обыск вошли в дом. Насколько они могли судить, в доме ничего не было тронуто со дня трагедии. На столе в протухшей воде стоял букет засохших цветов.

Рядом с ним – остатки шоколадного торта, который доедали муравьи.

Никто не видел мистера Берка на строительной площадке в Миссисипи с тех пор, как он уехал оттуда вечером в четверг повидать семью. Люди, работавшие с ним, выражали сочувствие по поводу постигшего его горя.

– Он так обожал своего малыша, – произнес один из них. – Только о нем и говорил.

– А как он относился к жене?

– Ее фотография все еще здесь в его вагончике. Он не очень трепался насчет нее, если вас это интересует.

Дело о нападении на Хаскела Сканлана так и не было возбуждено. Единственный возможный подозреваемый исчез. Казалось, он просто растворился.

XVI

– Вонючий пачкун! Просто не верится! – Нил Патчетт покачал головой, словно не веря собственным ушам, и отхлебнул виски с содовой.

Хатч Джолли был не менее Нила поражен известием о Ламаре. Он был несколько сдержаннее в своих высказываниях.

– Я не очень-то часто общался с ними за последние годы, – заметил он. – Не так, как ты.

– Что ты этим хочешь сказать? – возмущенно поинтересовался Нил.

– Иди ты к черту! Я ничего не хочу сказать, кроме того, что я давно с ним не виделся. А ты замечал в нем какие-нибудь перемены в последнее время?

– Нет, и это может значить только одно.

– Что именно?

– То, что он всегда был педиком, – сказал Нил. – Все эти годы, что он крутился возле нас, он был им. Меня просто в дрожь бросает, когда я думаю об этом. Я жил вместе с гомиком! О Боже!

До сих пор Донна Ди не вмешивалась в разговор.

– Нехорошо поливать грязью мертвого. Мне наплевать, был ли Ламар голубым, он все равно человек. Он был нашим другом. Мне его очень жаль.

Нил огрызнулся:

– Тебе, Хатч, надо поговорить со своей старухой. Немного вправить ей мозги. Педика жалеет! Может, ей тоже стоит поехать в Сан-Франциско, как Ламару?

– Знаете, – продолжал он, – я уже тогда должен был кое-что заподозрить. Сначала он уехал из дома, в котором мы вместе жили, затем он мне все уши прожужжал о том, как поедет в Калифорнию после колледжа. Ну какой нормальный человек захочет жить среди всех этих гомиков, если сам не такой? Мне бы раньше догадаться, что он голубой.

Донна Ди раскрыла рот, желая что-то сказать, однако Хатч взглядом остановил ее и спросил:

– У нас там не осталось еще немного соуса?

С недовольным видом она резко поднялась и пошла на кухню. У нее часто бывало плохое настроение. Последнее время она терзала мужа, требуя переехать в дом побольше. Они купили этот дом после возвращения с Гавайев, где Хатч проходил службу. Он был не намного лучше, чем прежний, на базе, но ничего другого они не могли себе позволить.

Кроме того, Донна Ди использовала этот дом – кроме еще целого ряда вещей – как предлог для оправдания дурного расположения духа. Хатч не обращал внимания на то, как она гремела посудой на кухне и хлопала дверцами шкафчиков, и еще раз наполнил бокал своему гостю.

Нил еще никак не мог отойти от темы недавней смерти Ламара.

– Как называется эта болезнь, от которой он помер?

– СПИД, – произнесла Донна Ди, входя в комнату с подносом, на котором была миска с соусом и жареный картофель.